За воротами нас встретил дежурный, лицо которого выглядело так, словно по нему долго хлестали плеткой. Было заметно, что парень к своей внешности давно привык и с ней смирился, хотя безобразные рубцы делали его похожим на грешника, списанного из преисподней по состоянию здоровья. Рядом с ним стоял Гридин.

— Добро пожаловать, — сказал он. — Не успел к себе зайти, как Артем уже сообщает — идут. Ну, вернулся. Люблю решительных людей.

— Интересно, избавимся мы когда-нибудь от вас? — не шибко вежливо спросила Даша.

— Теперь — вряд ли. Я директор центра, инструктор здесь же, и командир одной из разведгрупп. Что делать, специалистов не хватает. Хотите ко мне в группу? Как раз формирую.

— Годится, — сказал я. — Только сперва вытащите еще нам последнюю занозу из души. Где Машка?

— Эта?.. — почему-то удивился Гридин. — Да она давно дома, в своей избушке в Ивановке. Ей позволили поселиться по прежнему месту жительства и под собственным именем. Решили так: все равно, что бы она кому ни рассказала, никто ей не поверит. Мало ли что болтает деревенская алкоголичка… Да только Машка оказалась умницей, и вообще ничего не рассказывает. На счет того, где столько времени пропадала, у нее один ответ: где пропадала, там и пропадала, не ваша забота. Или просто матюгами обложит, да и все дела.

Целый год нас тренировали по системе спецназа ОСП, с уклоном в нашу специфику. Задачи скаутов в случае появления двусторонних хоулов были просты: уйти на ту сторону, собрать максимум полезной информации в минимальный срок и вернуться обратно. Половину времени мы проводили в центре подготовки, половину — в полевых тренировочных лагерях по всему миру. Специалистов у ОСП действительно не хватало, и на второй год мы уже сами работали инструкторами, продолжая учиться. Выживание в горах, джунглях, пустыне, тайге, саванне и на плотах посреди океана; рукопашный бой, стрельба из всех видов оружия, десантирование с большой и малой высоты; управление самолетами, вертолетами, катерами — и всем, чем только можно управлять; тренировка навыков пользования полевыми комплексными лабораториями до такой степени, чтоб ты мог взять все пробы ослепший, оглохший, потерявший одну руку, и выбраться потом хоть из ада с этой лабораторией на горбу. И всегда и везде рядом с нами был Гридин. Как он при этом находил время на выполнение своих директорских обязанностей, оставалось тайной.

Всего на нашем курсе было четыре группы по десять человек, по пять двоек в каждой группе. Мы с Дашей с самого начала оказались в одной двойке и спали в одной комнате, чему никто не препятствовал. Порядки в центре вообще были достаточно свободными: хочешь выпить — выпей, хочешь — сексом занимайся, только будь готов к тому, что в следующую минуту придется прыгнуть в самолет, а потом недельку пожить на ледовом щите Гренландии. После чего тебя без всякой передышки сунут в болота Индокитая. Где бы мы ни находились — в центре или полевом лагере, — в любое время дня и ночи могла взвыть сирена; и выла она гораздо чаще, чем нам хотелось бы. Опять тревога, опять мы хватаем оружие и снаряжение, которое рядом всегда — в классе, в столовой, в твоей комнате в спальном отсеке, — и бегом на взлетно-посадочную…

Интересоваться тем, что происходит в мире и чем он живет, тоже никто не запрещал, однако мы имели об этом весьма смутные представления. Конечно, были у нас и выходные, и короткие отпуска каждые три месяца, но ведь никогда не лишне подучить теорию, а то вдруг внезапный экзамен, — ну или требовалось просто тупо отлежаться и отоспаться. Никто не спрашивал, можешь ты чего или не можешь. Есть задача — должен выполнить, а как — твои трудности. Справляешься — так и должно быть, а если что не нравится — вперед к воротам, дальше по главной аллее и в другие ворота.

Однако уходили немногие. Все понимали — такой подготовки больше нигде не пройдешь и таких знаний нигде не получишь. А что случится после начала интеграции — будешь ты работать на «Противодействие» и благо человечества, или воспользуешься накопленным багажом, чтобы элементарно уцелеть в условиях полной разрухи и анархии, — этого никто не мог сказать. Ну и оклады в ОСП были будь здоров — в самый раз для выхода на покой лет через двадцать и безбедной жизни хоть до ста.

Официальными языками школы были английский, испанский, арабский и русский, а неофициально еще и китайский. Учить их приходилось все, причем на ходу, что было далеко не каждому по силам, особенно если ты изначально ни один из них не знал. Поэтому на практике инструктора и курсанты общались между собой на жутком многоязычном жаргоне, который не понимали нигде за пределами ОСП, а в обстановке, близкой к боевой, его большей частью заменяла такая же многоязычная нецензурщина.

На нашу группу в десять человек приходилось в общей сложности тридцать девять разных планет, на которых мы побывали. По сравнению с опытом отдельных курсантов мой и Дашин показался бы смешным: в нашей группе был Артем, который с Земли попал на Сатанаил и умудрился там выжить, а потом прошел еще четырнадцать разных миров. Видно, кое-где интеграция уже достигла пика из пиков, рассказывал он; на некоторых планетах стабильные хоулы находятся в одной — двух сотнях километров друг от друга.

Особняком от нас, но здесь же, в центре, жили консультанты. Ими становились те из возвращенцев, кто хотел сотрудничать с ОСП, но не годился в скауты по возрасту или здоровью. Они рассказывали нам о мирах, в которых не бывал никто, кроме них, и учились сами — на операторов, диспетчеров, лаборантов-микробиологов…

И, конечно, экологов. Экология была у нас излюбленной хохмой — стоило о ней упомянуть, как все принимались дружно ржать. «Противодействие» успело отстроить по всему миру сотни станций, необходимых якобы для отслеживания изменений климата и изучения влияния этих изменений на все живое. На самом деле работали на них исключительно специалисты ОСП, вооруженные как армия вторжения. Состоящих у них на балансе ударных беспилотников хватило бы для уничтожения нескольких не слишком крупных государств. Самолетов-разведчиков насчитывалось в разы больше — правда, в случае открытия хоулов, скаутов они заменить никак не могли. Из опыта возвращенцев было известно, что при проезде и пролете сквозь хоулы всех видов глохнут двигатели любых транспортных средств — что наших, что инопланетных. И решить эту проблему не представлялось возможным до появления двусторонних хоулов на Земле.

К концу второго года мы задумали потратить один из очередных отпусков на то, чтобы повидать Эпштейна. Он до сих пор был засекречен, но только не внутри ОСП, и уже дважды приезжал к нам в центр читать лекции. Так что получить допуск на однодневный визит в его институт труда не составило. «Противодействие» таки отобрало Борю у России, и работал он в Англии. Институт оказался небольшим закрытым научным городком, очень опрятным, с зелеными лужайками, — и первой, с кем мы столкнулись на его территории, была Машка Ситуация с метлой в руках.

Вот тут-то мы и поняли, что нам еще учиться и учиться, — все успешно пройденные курсы психологической подготовки не помогли нам справиться с обалдением от встречи. Будь тут кто из инструкторов, они бы нас живо заминусовали. Что касается Машки, она не растерялась ничуть, швырнула метлу на ближайшую лужайку и полезла обниматься:

— Сережка, Дашка!.. Э-эх, матерь вашу! Какая пара — загляденье! Детишек-то еще не завели?

Прожив год в Ивановке, Машка затосковала. А так как при расставании в ОСП ей вручили смартфон с номерами для связи — ну мало ли что? — она принялась названивать по этим номерам и слать письма в ближайшее отделение Сил противодействия с требованиями взять ее на работу. Ну вот хоть дворником. Или техничкой. Что, не надо? А почему не надо?.. В ОСП Машкины звонки и письма игнорировали, но она не сдавалась. В итоге это стало известно Эпштейну: освоившись в своем новом положении и настроившись с научными делами, он заинтересовался, как поживает его ненаглядная Мария Федоровна. А тут как раз подоспел его перевод в Англию, и Боря выставил условие: или его берут на работу вместе с Машкой, или он никуда не поедет. Через неделю переговоров англичане прониклись пониманием, что это серьезно, и в результате институт на туманном Альбионе получил Машку в нагрузку к Эпштейну.

— Замучилась я здесь, — пожаловалась она. — Знала б, как будет, ни за что не поехала бы. Но теперь назад сдавать — перед Борькой неудобно же… Метелку несчастную месяц у тутошнего завхоза выбивала. Выдали мне сперва какой-то пылесос — это какой же дурак придумал улицу пылесосить? Местные по-нашему ни бельмеса, да и по-своему не шибко, знают только «хэллоу Мэри!», а так все больше мычат. А какая я им к черту Мэри? Так и хочется метлой огреть.

Мы с Дашей переглянулись, сдерживая смех. Машка при случае могла отколоть такое, что и русские только мычали бы, — а уж англичане…

— С одним Борей здесь и можно поболтать, — продолжала сетовать Машка. — У нас с ним винопития по вторникам и субботам. Правда, выпивоха из него никакой — нальет себе кружку пива и цедит ее весь вечер. Но все равно — компания. А уж рассказывает он — заслушаешься. А великобританцы эти… Эх, жаль, гранатомета нет. А то б я им…

— Задолбали? — участливо спросил я.

— Еще как, Сережка!

Однако выглядела Машка вполне счастливой. По-настоящему портило ей настроение только одно: ученые мужи никогда не кидали мусор мимо урн, не сидели на спинках скамеек поставив ноги на сиденье, не били бутылки об асфальт, и обматерить кого-нибудь конкретно и по делу поводов не находилось. В конце концов Машка успешно освоила и «пылесос», и газонокосилку, и много чего еще. Но добытую немалой кровью метлу себе оставила: она была для нее примерно тем же, что штандарт с орлом для римских легионеров. Потеря метлы считалась бесчестьем.

Подобрав ее сейчас с лужайки, Машка проводила нас до главного корпуса в три этажа и заорала по направлению открытого окна на последнем:

— Эй, Боря! Встречай гостей! Наши приехали!

— Да я знаю, знаю, Мария Федоровна! — высунулся в окно Эпштейн. — Мы ведь заранее договорились на сегодня. И мне уже сообщили…

— А чего не выходишь тогда?

Не дожидаясь, пока Машка своими воплями вытащит директора института на улицу, мы поднялись к нему. Одну стену кабинета полностью занимала интерактивная карта мира с разноцветными стрелками разной длины, отмечающими прихотливые пути блужданий односторонних хоулов. «Противодействие» начало составлять эту карту еще до попадания Эпштейна на Гилею: вначале хоулы отслеживали по статистике без вести пропавших, места бесследного исчезновения которых подозрительно совпадали. Попутно разрабатывались более совершенные методы. У нас в центре была точно такая же карта, и число стрелок на ней постоянно увеличивалось.

— Ну, здравствуйте! — сказал Эпштейн. — Чай, кофе — что хотите?

Он ничуть не изменился на своей высокой должности, говорил все так же тихо и вкрадчиво. Однако было заметно, что сегодня наш Боря в приподнятом настроении.

— У меня хорошие новости, — сказал он. — Едва меня сюда перевели, как я начал бодаться с «Противодействием» по поводу снятия секретности с темы хоулов. Ситуация, должен сказать, отвратительная: большие боссы из «Противодействия» больше всего озабочены собственным благополучием и сохранением существующей экономической системы, главными выгодополучателями которой они и являются. Власти всех стран думают лишь о том, как остаться у власти. Потуги тех и других напрасны, но они просто не хотят верить, что в условиях интеграции миров поддержание прежних порядков окажется невозможным, — разве что с помощью жестких репрессий, да и то ненадолго. Человечество держат в неведении относительно надвигающейся угрозы, несмотря на то, что впоследствии это лишь все усугубит. Надо уже сейчас готовить население к тому, что его ждет, иначе повсеместные бунты под вопли: «От нас все скрывали!» — станут нашим неизбежным будущим. Представьте себе это на фоне пандемий, глобального экономического кризиса, возможной инопланетной агрессии, массового вторжения в экосистему планеты и появления прямо на улицах наших городов тысяч внеземных существ, в том числе хищных, — ясно же, что любого из этих факторов может оказаться достаточно для развала цивилизации. Собственно, всестороннюю подготовку людей надо было начинать еще вчера, потому что без поддержки и активного участия населения с грядущими проблемами не справятся ни Силы противодействия, ни армии всех государств вместе взятые. И вот наконец я добился крохотной уступки — мне разрешили выступить по телевиденью.

— Да ну? — изумилась Даша.

— О, не думайте, никаких громких заявлений не будет. Просто цикл научно-популярных передач, в которых я буду отвечать на вопросы ведущего касательно моей теории. О том, что я самолично побывал на других планетах, — конечно же, ни слова.

— Но как ты объяснишь свое отсутствие? — спросил я. — Столько тебя не было — и вдруг нарисовался!

— Да не придется мне ничего объяснять, — поморщился Эпштейн. — Именно это я и доказывал «Противодействию» столько времени. Ну, был такой ученый, ну, создал теорию и выдвинул на ее основании несколько гипотез. Ну, осмеяли его за эти гипотезы — он обиделся и в расстроенных чувствах залег на дно… А затем научное сообщество осознало ценность теории и обнаружило, что на самом-то деле в выдвинутых ученым гипотезах ничего смешного нет. Я же не мировая знаменитость — до исчезновения был известен лишь в узких кругах специалистов. И вот теперь эти специалисты меня поддержат. Для начала — те из них, кто уже сотрудничает с «Противодействием» и в курсе всех дел. Чуть позже научно-популярный фильм снимем — на тему «что было бы если бы». Потом Голливуд подключится — и почва для раскрытия имеющихся фактов будет полностью подготовлена.

— Ну что ж, удачи тебе, — сказал я.

— Она мне необходима, — ответил Эпштейн. — Загвоздка ведь была вовсе не в моей легализации, хотя формально все упиралось в это. А в том, о чем я уже сказал: «Противодействие» и власти всех уровней боятся народных волнений и стараются оттянуть момент истины до последнего. И не зря боятся: трудно даже представить, что может случиться, если репортеры и блоггеры начнут преподносить каждую новую мутацию гриппа как инопланетную инфекцию, любого пропавшего без вести — как переселенца в другие миры, и галлюцинации первого попавшегося сумасшедшего — как свидетельство наличия инопланетных существ на Земле. Но полное замалчивание еще хуже. Пока «Противодействию» удается достаточно эффективно блокировать ведущие на Землю односторонние хоулы, а двусторонних нет вовсе. Почти все инопланетные существа отлавливаются, и у нас их уже на хороший зоопарк. Слухи о тех, что отловить не удалось, активно высмеиваются в подконтрольных «Противодействию» СМИ, свидетельства очевидцев объявляют вымыслами, материальные доказательства опровергаются видными учеными или просто исчезают. Совершенно новые болезни преподносятся как давно существовавшие, просто где-то далеко и в обособленных районах. Изменения климата приписывают исключительно хозяйственной деятельности людей и природным процессам на самой Земле. Но долго так продолжаться не может: с увеличением числа хоулов Объединенные силы просто перестанут справляться с их блокировкой. Или собственная численность подразделений ОСП вырастет настолько, что их существование и цели станет невозможно скрывать. И тогда сегодняшняя ложь аукнется тотальным недоверием людей и «Противодействию», и собственным правительствам.

— Мы с Дашей тоже об этом думали, — сказал я. — Понятно, что рядовых скаутов в стратегические планы не посвящают, однако не могут не раскрывать их хотя бы в общих чертах. После начала полномасштабной интеграции «Противодействию» волей-неволей придется вводить самые строгие ограничения — не исключено, что и военное положение по всему миру. Гайки закрутят повсеместно, причем так, чтоб только резьбу не сорвать. При этом, конечно, непременно где-нибудь сорвут. И в совокупности с тем, о чем ты сейчас говорил, это мигом превратит ОСП в глазах людей из защитника человечества в мирового жандарма. Всенародная ненависть нам гарантирована. Может, даже и не успеем в защитниках походить.

— Правильно, — подтвердил Эпштейн.

— Но пока мы решили оставаться в рядах, — сказала Даша. — Из разведчиков жандармов никак не сделать, а если «Противодействие» попробует провернуть с нами что-то неподобающее… Мы с Сережкой давно решили: в случае чего — уйдем через хоулы куда глаза глядят. А у тебя какие планы? Я имею в виду — помимо общественно-полезной деятельности?

— Мне очень хочется подтвердить или опровергнуть свою гипотезу об осевых мирах, — ответил Эпштейн. — Однако для этого в них надо попасть.

— Подробности не раскроешь? — спросила Даша. — Или секрет?

— Никакого секрета — скоро приеду к вам в центр читать лекцию по теме. После того, как мы побывали на Сатанаиле, я предположил, что в нашей Вселенной существуют потенциально бесконечные миры. В том числе со свойствами, близкими к земным. Собственно, именно их взаимодействие между собой и будет управлять циклами интеграции обычных планет с похожими параметрами. Вот так, если коротко. Коллеги меня поддерживать не спешат, потому что гипотеза ставит под сомнение наши представления о пространстве, да и не только о нем. Если я окажусь прав, третья часть физики, если не половина, накроется медным тазом. Зато мы окажемся в состоянии предсказывать появление хоулов. А так как «Противодействие» просто одержимо идеями предсказания хода интеграции ради принятия упреждающих мер, деньги на экспедицию и все необходимые исследования мне, скорее всего, дадут. Дело за малым — обнаружить потенциально бесконечный мир, в котором не было бы настолько опасно, как на Сатанаиле. Пока я не нахожу надежных свидетельств его существования в показаниях возвращенцев. Возможно, в будущем положение изменится…

Эпштейн замолчал.

— А если нет? — спросил я. — Неужели попробуешь вернуться на Сатанаил?

— С вами я бы пошел, — серьезно ответил он.

Мы с Дашей переглянулись. Конечно, он пошел бы. И при необходимости пойдет. С нами, без нас — не важно.

— Боря, ты маньяк, — со вздохом сказала Даша.

Эпштейн даже не стал отрицать.

— Мы теперь люди подневольные, — сказал я. — Но если хочешь, можешь попробовать пробить нас у «Противодействия» в придачу к финансированию.

— А не получится — Машку с собой возьми, — добавила Даша. — Скаута лучше нее не найдешь. Да и она все равно от тебя теперь не отстанет — вот увидишь, потащится за тобой хоть в осевые миры, хоть в какие.

Эпштейн рассмеялся, и мы сменили тему. Говорили обо всем на свете еще долго, и расстались лишь через несколько часов. На прощанье Боря сказал, что после легализации начнет добиваться перевода обратно в Россию.

— Не нравится мне на Западе, — вздохнул он. — Я, если б хотел, давно уехал бы — еще до этой своей… э-э-э… затеи с поисками хоулов. Меня не раз приглашали — и работать, и насовсем. Но я всегда отказывался. Дома лучше…

Только тут я заметил, что выглядит Эпштейн хронически усталым. Видно, великобританцы его задолбали не меньше чем Машку. Может, и не настолько, чтоб стрелять по ним из гранатомета, но где-то близко к этому.

Перед самым уходом я нашел на карте хоулов тот, через который мы попали на Гилею, и запросил увеличение. Сейчас он находился примерно на полдороге между Ивановкой и городом, и должен был в будущем пройти мимо. Но рядом с ним недавно образовался другой — пока никто не знал, куда он ведет. Стрелка, обозначающая его путь, нацелилась точно в центр моего родного Ильинского района.

На третий год обучения теория осталась позади. Теперь мы тренировались исключительно на местности, «проникая» в условные хоулы по всему миру. Обстановка и ситуации «на той стороне» моделировались спецами ОСП с большой изобретательностью и при каких-то совершенно невероятных финансовых затратах. Просматривая записи собственных действий, мы сходились во мнении, что после небольшой обработки их запросто можно выдавать в кинопрокат в качестве готовых фильмов ужасов и боевой фантастики.

Окончательно превратившись в кочевников, мы бесконечно странствовали по планете, перебираясь с одной базы скаутов на другую. Всего их пока было отстроено двенадцать: каждая предназначалась для одной разведгруппы и трех подразделений спецназа ОСП, которые должны были поддерживать нас в особо тяжелых реальных ситуациях. Их планировали использовать в качестве ударных частей, когда само проникновение в чужой мир представляло такую задачу, при выполнении которой могли погибнуть все скауты, — ну и для прикрытия при отходе. Однако пока весь этот замечательный порядок находился на стадии обкатки, и спецназовцев не хватало точно так же, как и скаутов.

Как-то мы сидели с Гридиным в столовой на базе в Австралии. Все уже поели, но расходиться не спешили: время пообщаться по-человечески у нас находилось только после обеда и ужина, и только здесь. Третий год подготовки шел к концу, близился выпуск.

— А кто будет командиром нашей группы после тебя? — спросил Артем. — Уже известно?

— Я и буду, — ответил Гридин.

— Шутишь? — не поверил я. — А как же следующий курс? Ты ведь директор центра.

— Как раз до вашего выпуска. А потом мое место займет заместитель.

— Но погоди… Постой… За что тебя из директоров — с таким понижением?

— Для меня это не понижение, — сказал Гридин. — Давно просил — и вот наконец удовлетворили. Не люблю я административную работу — все равно ею заместитель и занимался. А вы думали, кто ее делает, пока я с вами нянчусь? Нет, ребята: если надеялись отвязаться от меня хотя бы после выпуска, то напрасно. Так и будем теперь вместе. И в первые хоулы пойдем тоже вместе. Честное слово: не могу представить, как вы пойдете, а я останусь в кабинете сидеть.

— Для нас это здорово, конечно, — сказал Артем. — А то я все думал — чего тянут со сменой командира? Как потом привыкать, если вдруг интеграция прямо вот завтра…

Тут мне словно по голове стукнуло.

— Погоди-ка, — перебил я Артема и уставился на Гридина. — Погоди-ка… Я понял! Ты ведь тоже возвращенец, точно?

— Только ты был в связанных мирах и вернулся оттуда еще до Эпштейна с его теорией, — добавила Даша.

— А ну заткнулись вы оба! — рявкнул Гридин. — Ясновидцы, блин, либеры доморощенные!.. — И добавил сердито, но уже спокойнее: — Может, когда-нибудь и расскажу.

Выпуск состоялся через три недели, на базе в Пакистане, — скромно, с минимумом спиртного и торжественных речей. Мы опять сидели в столовой — ну а где еще? — только на сей раз в виде исключения на одной базе собрались все четыре разведгруппы. Гридин и трое других командиров посидели с нами и ушли, а через полчаса взвыла сирена.

— Ну!.. — возмутился Артем. — Вот хоть сегодня без этого обойтись могли бы?

Никто не тронулся с места. Ребята переглядывались между собой, и в их глазах ясно читался назревающий бунт.

— Боевая тревога! — раздался из динамиков голос Гридина. — Боевая тревога! Для дебильных повторяю: не учебная!

— Началось! — крикнула Даша, вскакивая со стула.

Похватав оружие и снаряжение, мы замерли в ожидании приказа на вылет. Где хоул, куда летим, на чем? Самолет, вертолеты?.. Кто летит, какая группа?.. Приказ не поступал. Напряжение росло. Началась движуха, и вскоре весь выпуск столпился в центре управления и ведущих в него коридорах.

— Где хоул? — крикнул кто-то сзади. — Эй, операторы?..

— Африка, Танзания, — ответили ему спереди. — Национальный парк Серенгети. А операторов ты не отвлекай.

— Картинка есть?

— Есть, есть. Пока со спутника.

— Нет, почему? Вот с беспилотников пошла передача — там наша экостанция рядом.

— Подвиньтесь, эй!

— Счас, ага.

— Нет, правда! Ничего не вижу!

— Да пропустите вы уже вперед этого любителя картинок…

Мы с Дашей оказались в первых рядах и хорошо видели все, что выводилось на экраны. Саванна вокруг хоула была на полкилометра завалена будто бы кусками черных сот с ячейками в метр или около того. Дальше горела трава, еще дальше мчались в клубах дыма и пыли обезумевшие слоны, жирафы и антилопы. Некоторые животные тоже горели, падали, бились в агонии, а между ними метались какие-то твари, похожие на гигантских скорпионов. Сам хоул выглядел совсем не так, как мы привыкли: это была просто дыра, большая черная дыра в никуда, а из нее одно за другим медленно выбирались огромные существа, похожие на марсианские боевые треножники. Сбоку из дыма вынырнул вертолет, ударил из пулеметов, и одно из существ со стоном и ревом начало заваливаться на бок. Чудище рядом разинуло пасть, по вертолету хлестнула струя огня, и он взорвался.

Что же там за мир такой — по ту сторону дыры? Неужели Сатанаил? Первый же хоул — и сразу туда? Чье это гнездо там разворотило?..

Вокруг хоула кружили два беспилотника ОСП, один ближе, другой дальше. Но это были всего лишь наблюдатели, и поддержать военных они не могли.

— Кто там сейчас?

— Танзанийская армия.

— А наши?

— Пока нет. Пока на подходе.

— А мы чего?..

— А ничего. Должны уже лететь давно.

В центр управления протиснулся Гридин:

— А ну живо все отсюда! Все, кроме моей группы!

Скауты начали вытягиваться в коридоры. Остались только мы.

— И коридоры освободили! — крикнул вслед уходящим Гридин. — Чего возбудились-то? Ну как новички, ей богу. Всем по выговору!

— Почему тормозим? — спросил Артем.

— А я знаю? — ответил Гридин. — Общемировой сводки пока не было. Может, десять хоулов разом по всей планете открылись. И «Противодействие» еще не решило, в какие нас надо засунуть в первую очередь.

В двух километрах от хоула в далекой Танзании гигантские скорпионы валили и рвали в лоскутья палатки туристического лагеря. В трех километрах они гнались за виляющей по саванне машиной. Еще дальше их расстреливали из пулеметов и давили колесами бронетранспортеры. Хоул медленно рос в размерах — в первые часы жизни он пропускал сквозь себя что угодно и сразу помногу, и это «что угодно и много» перло из него на Землю. Откуда-то сверху по большим трехногим монстрам били ракетами подоспевшие боевые беспилотники Сил противодействия. Откуда-то издалека по чудовищам лупили пушки. Мы думали об одном: сейчас в проблемный район стягивают общевойсковые части ОСП; для того, чтобы надежно блокировать хоул, им нужны плацдармы на той стороне; обеспечить разведку плацдармов должны мы, а мы торчим здесь, хотя буквально в двух шагах для нас давно готов самолет. Кто в Серенгети пойдет на ту сторону? Разведчики танзанийской армии? Но они не подготовлены. Тем более — к такому. Никто из них не вернется назад.

— Что-то мне кажется, не из-за десяти хоулов задержка, — сказала Даша. — Наверно, просто кто-то где-то облажался.

Мы посмотрели на нее, потом друг на друга. Ну да, скорее всего. Готовились-готовились — и облажались. Как обычно и бывает.

— Летим без приказа, — сказал я. — Может, в дороге поступит. А если что, здесь еще три группы останутся в резерве.

Все посмотрели на Гридина.

— Летим, — решился он.

— Есть глобальная сводка! — повернулся от пульта один из операторов. — Этот хоул единственный…

— Есть приказ на вылет! — перебил его другой. — Группа — пошла!

— Гвардию — в огонь! — крикнул Артем, и мы побежали к самолету.