Перетащив на плоты припасы, вещи и оружие, мы установили на носовые треножники арбалеты и без всяких церемоний тронулись в путь, бросая поселок, в котором прожили целый год.

Шли то на шестах, то на веслах, и вскоре выбрались в незнакомые протоки, по которым плыли четыре дня. Витя сразу сказал: на реке часто невозможно сориентироваться, где главное русло, а где боковые рукава. Девчонки на ходу доплетали паруса. Мы то гребли, то бросали это дело и готовили древки для стрел, рыбачили, осматривались. Штурманом нашей флотилии единодушно назначили Ингу. Только она знала, куда вообще плывем, и могла ориентироваться на реке без карт и компаса. Который, кстати, у Вити был, но он его даже из рюкзака не вытаскивал. А вот на команды мы как-то не разбились и постоянно переходили с плота на плот, не в силах наговориться с новенькими и друг с другом. Витя старался держаться на том плоту, где не было Инги с Эпштейном.

— Устал я от них, — признался он мне. — Оба помешаны на своем и больше ничего знать не хотят.

Ну это кто бы говорил. Сам Витя был помешан на летающих тарелках так, что по сравнению с его увлеченностью интерес Эпштейна к хоулам казался невинным хобби. Потом я догадался, что Витя отчаянно влюблен в Ингу, но надежду на взаимность давно потерял и находиться рядом с ней ему нелегко. В то же время я заметил, что Даша всеми силами пытается отжать меня подальше от Инги, когда мы втроем оказываемся на одном плоту. И все время мы с Дашей были рядом, как бы я ни прыгал туда-сюда с одного плавсредства на другое. Вот те на! Сколько раз ведь пытался к ней подъехать, пока жили в поселке, но Даша отвечала на мои поползновения более чем прохладно, принимая хуже только ухаживания Лысого. А теперь, значит, когда конкурентка объявилась, она меня вдруг заревновала. Ну ладно, чертовка рыжая, курносая, конопатая, покажу я тебе… Однако что предпринять, как-то не придумывалось. Я только злился без толку, не зная, как теперь себя вести, и завидовал Валере с Таней, у которых с самого начала все было легко и просто.

Когда появилась Инга, я совсем уже было собрался поухаживать за ней, махнув рукой на Дашу; но теперь, если Инга меня отошьет, Даша ведь мне припомнит эту попытку. Или не припомнит?.. А если я сделаю вид, что Инга мне без разницы? Тогда зловредная рыжая стервочка моментом успокоится, и все у нас с нею пойдет по-старому.

Или не успокоится, а будет у нас наконец хорошо?

Э, нет, брат, тут торопиться не надо. Долго ты ждал — еще подождешь. Неспроста ведь Дашка тебя сторонится — что-то ей мешает, а сказать она не хочет. Вот и догадайся — что.

Инга поглядывала на меня нежно, почти страстно, когда это видела Даша, и лукаво — когда та этого не видела: опять решила мне подыграть. Даша принимала все за чистую монету, злилась и сжимала губы, однако их отношения с Ингой чудесным образом не портились. Витя во время подобных уроков актерского мастерства начинал сопеть так, что было слышно с соседнего плота, но в итоге его природное добродушие всегда побеждало раздражение, и наши с ним отношения не портились тоже.

Эпштейн неожиданно нашел внимательного слушателя в лице Машки: при помощи какой-то невероятной интуиции она единственная понимала любые его рассуждения до конца. Остальные быстро ломались — вроде, и понятно он говорил, и простыми словами, однако вскоре собеседник начинал чувствовать себя как первоклассник, попавший на университетскую лекцию. Но только не Машка Ситуация. Эпштейн уважительно величал ее Марией Федоровной и скорбно говорил нам, что в ней пропал гениальный ученый.

Мы плыли меж бесконечных островов, стараясь выбирать протоки пошире и старательно избегая участков затопленного леса, где можно было застрять. Нередко выбранную протоку перегораживало упавшее дерево или она кончалась тупиком, забитым мелким плавучим валежником, травой и лианами. Мы возвращались, направляли плоты по другому курсу, шли вперед, иногда легко, иногда нудно цепляясь за коряги, снова возвращались, шли вперед… И на пятый день попали в главное русло, которое было шириной в полкилометра.

Река текла неспешно, неся по течению целые островки водорослей и поваленные деревья, на которых сидели похожие на цапель и пеликанов птицы, — и другие, ни на кого не похожие. Мы выбрались на стрежень, и скорость плотов даже без использования весел сразу заметно увеличилась. Дул попутный ветер, и мы подняли паруса. Справа были джунгли и слева стояли они же; прямо над головой висели два солнца — большое красное и маленькое голубое. Нас несла река, бурая от ила. Полдень, жарко, другая планета; обжившись в лесу у болота, мы часто забывали, что не на Земле, а теперь снова остро ощутили себя чужаками.

— Красиво здесь, — сказала Даша.

— Только красота какая-то мрачноватая, — добавила Таня.

— Просто непривычная, — сказал я.

— Ночью же не поплывем? — спросил Лысый. — Вдруг эта река задумает повернуть и упасть с обрыва водопадом.

— Ну да, если и услышим шум, в темноте берегов не найдем, — согласился Валера. — Луны-то здесь нет.

— Инга, ты сможешь почувствовать водопад? — спросил я.

— Это так не делается, Сереж, — ответила она. — То есть — захотела я, и почувствовала что хочешь, и сразу определила, что там впереди. Вспомни, сколько раз мы возвращались назад в протоках, а ведь я старалась. Представь, что ты почти слеп и глух, видишь только тени, слышишь только неясные звуки, а надо идти по незнакомым местам и находить дорогу… Понял, каково тебе придется? Нам лучше плыть только днем.

Вечером мы высадились на берег — вернее, наши плоты завязли в двадцати метрах от него, и пришлось брести по колено в грязи до относительно сухого места.

— Ночевать на плотах будем? — спросила Машка, когда мы развели костер.

— Лучше на плотах, — ответил Витя. — Там сухо, и ни одна дрянь по такой грязи к нам тихо не подберется.

— А если из воды вынырнет? — спросила Таня.

— Из воды — да, вынырнуть может. Поэтому на каждом из плотов должен стоять часовой, и крутиться он будет во все стороны как флюгер.

— А если плоты вместе свести?

— И так сведем. Но дежурить все равно лучше по двое.

Я взял Витин карабин и пошел побродить по окрестностям. У Вити был нарезной «Тигр» с хорошей оптикой — я планировал купить себе такой, когда жил на Земле, но так и не собрался. Теперь представился случай опробовать эту машинку. Однако я никого не подстрелил, не нашел ничего интересного, только измазался в грязи, уткнулся в протоку и повернул назад.

— Что-то тут колючки в лесу не видно, — сказал я возвратившись.

— По берегам последних проток ее уже почти не было, — отозвалась Даша. — Вить, вы когда впервые увидели колючку?

— Эти кусты без листьев? Из которых у вас изгородь была?

— Ну да.

— Вот как раз на подходе к обрыву, за неделю перед тем, как вас нашли.

— Наверно, она действительно нездешняя, — сказала Даша. — Боря, мог быть раньше хоул с другой планеты на том самом месте, где потом появился наш?

— Это не исключено, — ответил Эпштейн. — Но вы учтите, что механизм формирования хоулов мне пока не вполне ясен. Блуждающие хоулы, согласно моим расчетам, могут существовать от долей секунды до нескольких месяцев и даже лет. И чаще всего должны встречаться хоулы первой категории, то есть короткоживущие. Стабильные хоулы способны существовать подолгу, но появляются они только на пике очередной интеграции миров.

— И как далеко мы от пика?

— На этот вопрос ответа у меня тоже пока нет, — вздохнул Эпштейн. — Если судить по косвенным признакам, например, по участившимся исчезновениям людей, пик уже близко. Но тут легко ошибиться. Статистика — вещь обманчивая, резкий рост каких-то показателей может быть связан просто с улучшением методов сбора данных в той или иной области.

Ночь прошла спокойно, как и несколько следующих дней и ночей. Однако мы постоянно держались настороже, ожидая появления предсказанных Ингой местных жителей, против которых потребуются щиты. Похожих на крокодилов животных в реке не было, но Витя сказал, что в ней водятся гигантские сомы и водоплавающие ящеры длиной до десяти метров. Этих, последних, мы вскоре увидели: смахивающие на варанов звери с трудом выползали из воды на слабых коротких лапах, грелись на илистых отмелях, иногда дрались друг с другом и сползали обратно в воду.

Рыба ловилась плохо, и мы охотились на птиц, отдыхавших на плывущих деревьях и носившихся над водой. Речные птицы оказались пугливее лесных. Многие из них явно знали, что такое луки со стрелами и существа на двух ногах, не подпускали плоты близко и не летали над ними. Однако кое-что мы все же добывали, и заготовленные припасы расходовались умеренно. Инга на привалах разыскивала съедобные травы и учила это делать нас; Мартышка скакала по деревьям, обеспечивая пропитание себе, а заодно давала нам наводку на поспевшие и пригодные в пищу фрукты.

С первым поселением местных нам повезло. Когда мы подплывали к нему, как раз смеркалось, и Витя заметил далеко впереди слабое зарево: сквозь листву береговых зарослей просвечивали костры. Мы поспешно направили плоты к тому же берегу, потому что он оказался ближе, хоть это и было не самым лучшим вариантом.

— Давайте подождем, пока совсем стемнеет, а потом переправимся на ту сторону, — предложил Валера.

— Раз уж мы здесь, лучше сперва сходить на разведку и узнать, кто это такие, — возразил Лысый. — В темноте можно подобраться к ним незаметно.

— А если они видят ночью? — спросил я. — Вот будет невезуха.

— Подождите, — сказал Витя. — Сперва послушаем, что Инга посоветует.

Инга сидела на носу одного из сведенных вместе плотов, обхватив руками колени, и смотрела в лес. Торопиться с советами она не собиралась. Я попытался представить, каково это: вглядываться в информационные потоки и выуживать из них знания. Или я все не так понимаю? Зациклился на образах, связанных с рыбалкой? Скорее, Инга как-то через себя пропускает эти потоки. Должно быть, она не рыбак, а сеть…

— На разведку лучше не ходить, — сказала Инга, поднимаясь на ноги. — Не смогу объяснить, почему, но нам лучше не ходить в деревню.

— А там деревня? — спросила Машка.

— Не знаю. Но мне кажется, это не временная стоянка.

Дождавшись темноты, мы переправились на другой берег, оказавшись тремя или четырьмя километрами ниже таинственного селения, бросили якоря и заночевали на плотах не разводя костров. Перед рассветом позавтракали вяленым мясом и тронулись в путь еще при свете звезд. Когда взошли солнца, так и не увиденная нами деревня осталась далеко позади.

Через три дня, вечером, оглядывая берег в поисках места, где плоты могли бы пристать без особых трудностей, мы увидели узкую илистую отмель, испещренную следами.

— Похоже, водопой, — сказал Витя. — Надо остановиться чуть ниже на пару дней и настрелять дичи.

— Постой-ка, — сказал я. — Давайте подплывем ближе.

Шесты не доставали до дна почти до самой отмели, пришлось к ней подгребать. Отпечатки на подсохшем иле свидетельствовали о том, что мы пристали тут не первыми.

— Что тут такое вытаскивали? — спросил Валера, вглядываясь в отчетливые широкие полосы на берегу.

— Что-то большое, — сказала Даша.

— Не уверен, но я бы сказал, что тростниковые лодки, — пробормотал Витя. — Правда ведь, Борь? Помнишь, в Африке, на этом озере — как его?..

— Озеро и сами лодки я помню, — ответил Эпштейн.

— Смотрите, какие следы вокруг, — сказал Валера. — Интересно.

— Высаживаемся, иначе не разглядим.

Некоторые следы на отмели напоминали человеческие, но их оставили очень широкие ступни. Я подумал, что на таких ногах удобно ходить по вязкому прибрежному илу и по окружающим реку болотам. Другие следы оказались похожи на крысиные, только крупнее. Их было гораздо больше. Раньше мы часто видели почти такие же следы у своего поселка, когда выслеживали больших водяных крыс. Правда, те передвигались на четырех лапах, а не на двух. Дальше, за отмелью, в лесу нашлись потухшие кострища с множеством дочиста обглоданных костей вокруг. Лысый наклонился и поднял с земли пару черепов.

— Гляньте, как у людей, — сказал он.

Мы долго рассматривали следы пирушки и пришли к единодушному выводу: крысоподобные существа привезли сюда человекоподобных, убили их, зажарили и съели.

— Похоже, пленников сперва пытали возле тех деревьев, — сказал Витя. — Там кровь кое-где на стволах. И обрывки лиан валяются.

— Сколько у тебя патронов к карабину? — спросил я.

— Чуть больше трехсот. Я четыреста брал, расходовал экономно. Теперь жалею, что не взял тысячу.

— Давайте уплывем отсюда, — предложила Таня. — Зачем нам на это смотреть?

— Наоборот, останемся, — сказал я. — Безопаснее места не найти. Если люди-крысы постоянно устраивают здесь праздники, мы их издалека заметим, — они наверняка попрут сюда с факелами, песнями и бубнами. Но, скорее, они на эту отмель разово завернули, чтобы пообедать большеногими, и в ближайшем будущем не заглянут.

Машка показала нам найденную ею примитивную стрелу с обожженным наконечником. Древко стрелы от сырости повело, и владелец ее выкинул. Судя по длине древка, луком он владел не слишком дальнобойным и мощным.

— Если у дикарей все оружие того же качества, мы с ними справимся, — сказал Валера.

— Да, но только на воде и если их будет не слишком много, — ответил я. — В лесу они нас забьют. Вся наша стратегия, думаю, должна сводиться вот к чему: не подпускать их близко, не доводить дело до рукопашной.

Спрятав плоты в камышах ниже по течению, мы до ночи укрепляли их на случай схватки, а утром продолжили начатое. К полудню по периметру каждого плота появился фальшборт из бамбука, сквозь который наружу торчали заостренные колья. Мы не знали, как далеко и высоко способны прыгать люди-крысы, но в любом случае у них теперь возникли бы немалые трудности с этими кольями, реши они взять нас на абордаж.

Металлических щитов, чтоб закрыться ими вокруг, не хватало даже на один плот, поэтому мы поделили их пополам и взяли с собой побольше бамбука, решив наделать щитов из него. Положение требовало наконец разбиться на команды, и мы разбились. Главным нашим оружием был карабин, а потому Витя вместе с ним ушел на один плот, забрав с собой Эпштейна и Таню, не отличавшихся особыми бойцовскими качествами. Впрочем, луком и пращой Таня владеть умела и пообещала натаскать Борю по основам. Арбалетчиком у Вити стал Валера.

Мы с Дашей делили первое место по точности попадания в цель из лука и оказались на другом плоту — вместе с Лысым, ставшим после смерти Васи лучшим пращником. Ингу мы надеялись всему научить, а решительности ей было не занимать. Кроме того, она когда-то брала уроки фехтования, и мы отдали ей единственное фабричное мачете. Арбалетом у нас заведовала Машка, еще в поселке демонстрировавшая чудеса скорострельности из этого оружия.

Теперь прыгать с плота на плот продолжала только Мартышка, пользуясь тем, что ее везде охотно принимали. А мы сходились вместе лишь на привалах у берега, но на всякий случай заготовили легкие мостки из бамбука, чтобы в случае чего быстро перебросить их между плотами на ходу и прийти на помощь соседней команде.

Через пару дней мы обнаружили сожженную деревню большеногих. Здесь бедняг съели прямо на месте, никуда не перевозя.

— Видно, тех, первых, люди-крысы наловили в лесу или на реке, — сказал Витя. — Они могли сбежать после нападения на эту деревню. Как считаете?

— Да тут наверняка не одна такая деревня, — ответил я.

И оказался прав. Вторую деревню мы нашли на следующий же день. Здесь несколько хижин уцелело: построены они были мастерски, а вот ограда вокруг никуда не годилась, и жителей она не защитила.

— Кажется, в здешних джунглях идет большая война, — сказал я. — И перевес пока на стороне людей-крыс.

— Нихрена себе ситуация! — буркнула Машка.

Побродив между целых и сгоревших хижин, мы нашли пять разбитых щитов, когда-то искусно обтянутых кожей, а теперь ни на что не годных, хороший лук с порванной тетивой и несколько стрел — с обожженными остриями и другие, с костяными наконечниками. Лысый тут же натянул на лук новую тетиву и опробовал оба вида стрел по нашим щитам. На металлических только отколупывалась краска и оставались вмятины. Сырой бамбук стрелы с костяными наконечниками пробивали, но тут же вязли в нем, едва высунув острие с другой стороны. Лишь одна прошла навылет.

— Сплетем на бамбуковые щиты циновки потолще, и получатся у нас из плотов броненосцы, — заключил я.

— Можно и металлические обтянуть, — сказал Валера. — Для надежности.

Два дня мы этим и занимались, понадеявшись, что крысолюди в сожженную деревню не вернутся. Циновки крепили на щиты в три слоя, так как сообразили, что после первой же серьезной стычки противники насобирают пущенных в них наших стрел с железными наконечниками.

Дополнительной защитой мы озаботились очень вовремя: когда тронулись в путь, почти сразу заметили позади большие тростниковые лодки, выворачивающие в главное русло из бокового рукава. Их было пять; целый час мы оставались незамеченными, потому что успели зарулить за плывшее по реке огромное дерево. Однако лодочная флотилия слишком быстро сокращала расстояние между собой и этим деревом, само оно медленно ворочалось в воде, грозя зацепить плоты ветками, и в конце концов мы плюнули на секретность и взялись за весла, стараясь далеко не расходиться. С лодок донеслись резкие лающие крики — сперва неуверенные. Там пытались рассмотреть, кто плывет на плотах. Витя тоже рассматривал флотилию — в оптический прицел.

— Вроде бы это те самые крысолюди! — сказал он. — Рожи мерзкие, вытянутые. Уши остроконечные. Ростом в среднем пониже нас. Набедренные повязки из травы… ну и ожерелья еще, вот и вся одежда.

На лодках снова залаяли и завизжали, уже по-боевому, и налегли на весла. Вскоре мы хорошо видели крысолюдей без всякой оптики. Они были вооружены луками и копьями. А еще — каменными топорами. Ну или чем-то похожим.

— Пугнуть их? — спросил Витя. — Огнестрельного оружия-то поди не знают.

— Только пугай сразу насмерть, — посоветовал я.

— Не жалей их, Витя, — сказала Инга. — Вечно ты всех жалеешь.

— А кого это я жалел? Помимо вас с Борей?

— Да вот этих крысомордых ты сейчас жалеешь. Давно пора стрелять.

Витя неуверенно поднял карабин. Дикарей, даже такого звероподобного вида, убивать ему явно не хотелось.

— Если сомневаешься, отдай карабин Валере, — сказал я. — Или перекидывай мостки — я возьму.

В двадцати метрах за нами в воду плюхнулась первая стрела. Витя выстрелил, и лучник, отброшенный пулей с носа лодки, свалился на головы гребцов. Звук выстрела заставил крысолюдей бросить весла, но ненадолго. Кое-кто из них испуганно заметался, один даже прыгнул за борт, но остальные дикари пришли в себя удивительно быстро. Самый рослый заскакал по лодке, что-то выкрикивая и размахивая над головой каменным топором. Он указывал то на нас, то на небо, то на берег, и его речь произвела впечатление. Крысолюди на всех лодках забесновались, яростно загавкали, пустили в нас тучу стрел с небольшим недолетом и принялись отчаянно грести.

— Стреляй, Витя, мать твою! — заорал Лысый. — Их там больше сотни, они же сожрут нас, как большеногих!

Витя аккуратно выстрелил четыре раза, результатом чего стали четыре трупа. Но дикарей это, кажется, не взволновало.

— Стреляй по рулевым! — крикнул Валера.

— Да вообще по всем! Ты чего тянешь?..

Витя пятью выстрелами снял всех рулевых, но их места тут же заняли другие крысолюди. Стрелы уже вонзались в щиты плотов и проносились над нашими головами. Витя сменил магазин и продолжал методично расстреливать дикарей на всех лодках по очереди.

— Разворачиваем плоты! — крикнул я. — Разворачиваем!

Когда плоты развернулись носами к течению, передовая лодка оказалась уже в полусотне метров от нас. Машка выстрелила из арбалета — дротик пробил насквозь продолжавшего орать предводителя и еще двух крысолюдей сразу за ним. Валера выстрелил по другой лодке — с тем же результатом, так была плотна толпа на носу. Лысый и Таня без остановки крутили пращи, мы с Дашей стреляли из луков, непрерывно грохотал карабин. Валера и Машка, растянув тетивы арбалетов, выпустили каждый по второму дротику. Две лодки из пяти потеряли управление — на одной вообще не осталось никого, кроме раненых и убитых, а на соседней — почти никого. Витю ранило стрелой в плечо, Лысого — в ногу, зато крысолюди на трех лодках стали поворачивать.

Мы тоже повернули плоты и подняли паруса.

— Отбились, — сказал Лысый, когда между нами и разгромленной флотилией дикарей было уже метров триста.

— Давай я тебя перевяжу, — предложила Инга. — И плоты сводим, мне надо потом Витю перевязать.

— Я сделаю! — сказала Таня.

— Спасибо, Тань, но ты так не справишься, — прокряхтел Витя. — Пусть Инга лучше.

Меня, Машку и Валеру тоже поцарапало, но то были именно царапины. Мы повыдергивали из щитов и насобирали на плотах больше сотни стрел и шесть копий — четыре с обожженными наконечниками и два с великолепными костяными.

— У них все оружие двух сортов, — заметила Даша. — И один гораздо хуже второго.

— Повезло, что они плохо стреляют, — сказал Лысый.

— Они и плавают хреново, — отозвался со своего плота Валера. — Кто так рулит?

— А это не их лодки, — догадался я. — Они плавать на таких и стрелять с них не привыкли. Лодки — они ведь качаются, особенно если так погано грести. Наверно, захватили их у большеногих, как и хорошее оружие.

— Чего делать будем? — спросил Витя.

— Посмотрим, что они делать станут, — ответил я.

Две лодки дикарей шли за нами на почтительном расстоянии, а одна обгоняла вдоль берега.

— Решили нас окружить? — спросила Машка.

— Скорее, хотят предупредить своих ниже по течению, — сказал Витя. — И если их там много, нам труба. Надо что-то придумать.

— Тростник на лодках сухой, — сказал я. — Подожжем их.

— Главное, чтоб самим не сгореть.

— Ну, с этим проще.

Впереди на реке был остров, и мы направили плоты к нему. Лодка дикарей к острову пристать не попыталась, и можно было надеяться, что там чисто. Однако мы все равно соблюли все мыслимые меры предосторожности на подходе, а когда пошли искать смолистые деревья, снарядились как на битву.

Горючей смолой прибрежный лес оказался не богат, и собирать ее пришлось по капле, а из сухой растительности в местном парнике нам удалось найти единственную тощую лиану. Зато я подстрелил жирную водяную крысу рекордного веса, килограмм на шестьдесят пять, а еще мы нарубили огромные охапки лопухов. Меж тем Лысый и Витя, несмотря на раны, готовили грубые дротики для арбалетов. Наконечники даже не предполагалось обжигать — древки просто заострили.

Трофейные копья — те, что похуже, — тоже пошли на дротики. Машка разделала крысу и вытапливала жир, а мы с Дашей сняли с навесов старые кровли, успевшие высохнуть под солнцем, и накрутили из этого материала жгутов. Эпштейн с Ингой под руководством Тани заново покрыли навесы принесенными из джунглей лопухами.

Все работали упорно и сосредоточенно, понимая: не справимся с крысоподобными ублюдками — пощады не будет. Витя выдохся первым, и Инга загнала его отдыхать под навес. Лысый, подготавливая дротики, заодно смастерил себе костыль. Эпштейн учился стрелять из лука — поглядев на него, мы решили, что в мишень размером с лодку он попадет.

Когда Машка покончила с крысой, мы стали тренироваться в стрельбе из арбалетов и луков горючими снарядами. Обмотанные жгутами у наконечников, дротики и стрелы летели немного не так, как им полагалось, но сделать необходимые поправки было несложно. Труднее оказалось с самими жгутами — даже пропитанные жиром или смолой, они часто гасли в полете. Нужную толщину и плотность обмотки долго подбирали путем экспериментов, однако в итоге добились, что горящими до цели стали долетать восемь — девять снарядов из каждого десятка.

К вечеру мы спустились до нижней оконечности острова и встали на ночевку так далеко от берега, как только позволяли якоря. На правом берегу горело несколько костров — там остановились наши преследователи. Утром они двинулись за нами, держа приличную дистанцию. К полудню к двум лодкам присоединились еще две.

— Много же их на реке, — сказала Машка. — И что, Инга, в верховьях вы их не видели?

— Нет. Сразу бы сказали. И никаких большеногих там не было тоже.

Река впереди поворачивала влево, огибая поросший лесом мыс. Лодки сзади нагоняли и заходили справа, прижимая нас к нему.

— Вот за мысом они нас и ждут, — сказал я. — Сводим плоты, готовимся.

Мы убрали рулевые весла и поставили плоты корма к корме, связав их лианами, чем обеспечили себе возможность перебежек с плота на плот и круговой обстрел из арбалетов. Маневренность в предстоящем бою для нас была не важна, так как мы все равно не могли соревноваться в этом с лодками. Карабин у Вити я забрал.

— Ты что, Серега, я же из лука со своим плечом стрелять не смогу! — попытался воспротивиться он.

— Но из карабина ты тоже не сможешь стрелять точно. А кто победит, будет решать именно он и горящие стрелы. Так что сегодня тиром заведую я. А ты будешь поджигать дротики.

Плоты несло в обход мыса, медленно разворачивая их поперек течения. Мы черпали воду из реки и обливали помосты, стойки навесов и циновки на щитах. Инга и Витя развели огонь в обоих очагах. За поворотом оказалась большая бухта, на берегу ее стояла деревня и лежали лодки — шесть, восемь… двенадцать. Едва завидев нас, бродившие рядом крысолюди закричали, завыли и принялись сталкивать их на воду. Четыре лодки на реке круто повернули и пошли на наши плоты.

— Упорные, сволочи, — пробормотал Лысый.

— И бесстрашные, — добавила Инга. — После вчерашней-то бойни — и столько решительности.

— Значит, сегодня надо устроить им бойню покруче, — сказал я, поднимая карабин. — Такую, чтоб навсегда запомнили.

Как только первая из четырех лодок справа от нас оказалась на расстоянии выстрела из арбалета, Машка выпустила по ней первый горящий дротик. Выстрел оказался удачным: острие глубоко вонзилось в задранный нос, а жгут съехал дальше по древку, продолжая гореть, как и было задумано. Бормоча похвалы в адрес собственной меткости, Машка быстро растягивала тетиву, лязгая рычагом и механизмом из шестеренок. Инга подала новый дротик, и Машка пустила его в следующую лодку.

Подождав, когда отчалившая от берега флотилия окажется в пределах досягаемости дротиков из арбалета Валеры, я принялся расстреливать крысолюдей из карабина. Оптика у «Тигра» была отличная, расстояние — небольшим, ни одна пуля не пропадала даром. В жизни мне не случалось выполнять такой тошнотворной работы. На тридцатом выстреле я уже сильно жалел, что забрал оружие у Вити. На пятидесятом отупел, и мне стало все равно. Эпштейн, присев рядом, заряжал мне магазины. Таня и Даша подруливали боковыми веслами, чтобы плоты не кружило.

Крысолюди бессильно орали в нашу сторону, однако их стрелы нас пока достать не могли. Справа пылали две лодки — третья поначалу хорошо занялась от Машкиного дротика, но дикарям удалось ее потушить. Валера тоже поджег две штуки, и тут мы наконец сплылись на выстрел из лука. Теперь дикари смогли по нам стрелять, чем тут же воспользовались; зато и сами оказались под ливнем огненных стрел, которые можно было пускать куда быстрее дротиков. Вскоре им стало ясно: если не хотят поголовно сгореть, пора поворачивать.

Уцелевшие лодки принимали пловцов с тех, что потушить не удалось, и отгребали к берегу. Плоты несло течением вместе с шестью кострами на воде; один подошел слишком близко, но нам удалось оттолкнуть его от себя, просунув шесты между щитов. Лысый сидел на помосте, прижимая ладонь к лицу: стрела выбила ему левый глаз. Валера лежал у своего арбалета с двумя стрелами в животе и одной в шее. Даше проткнуло руку, Машке — тоже руку, мне оцарапало голову и порвало ухо. Всех остальных крысолюди тоже попятнали. Даже Мартышку зацепило, и она жалобно поджимала пораненную лапку.

— Вот суки! — сказал Лысый, не отрывая ладони от лица. — Как я теперь без глаза?

— Второй же целый, — утешила его Машка. — И левый ведь выбили, не правый.

— А левый, он что — не мой был, арендованный?

— Ты выдержишь, Лысый, ты сможешь, ты у нас железный, — сказала Машка, готовясь вырвать стрелу у себя из руки. — И я выдержу…

Витя сидел у стойки навеса весь серый — драка ему тяжело далась. Я помог избавиться от стрелы Даше. Инга перевязывала всех нас по очереди. Таня глухо, по-звериному, выла над Валерой. Он умирал, и помочь ему было нельзя.