Рассматривая представления предков-язычников о загробной жизни души, мы невольно сталкиваемся с вопросом: а было ли у предка язычника представление об аде с его муками как о месте наказания за дурные поступки на земле?
Этот вопрос приходится решить отрицательно. Идеи ада в представлениях предка-язычника не находим. Ад с его муками мог явиться у предка только тогда, когда у него могли составиться известная сумма нравственных убеждений, когда он резко мог различать порок от добродетели, следствием чего должна была бы явиться Ш'ол возмездия за дурные дела, но З'"ой идеи у предка-я. а-шника мы не замечаем11.
Правда, у предка было представление о стране отцов как о стране мрачной, темной и кчк е стране зной ной, жаркой, где души терпят некоторого родя мучения: было у нею даже представление, что страна отцов находится пот; землей на далеком западе, но эти представления предка мало говорят о существовании у него представления об аде с его муками. Его мергзе-цы только, подобно природе, испытывали различного
11 Здроь я не отрицаю, что \ предка не было вообще никаких нраве гьеикы\ убеждений, но говорю точьт о том, что > него че бьпо тех iipir.(-венных \6еждений, которые мы у него встречаем — в христинсте.
рода состояния, но не в собственном смысле мучения, которые обыкновенно соединяются с идеей ада, и предок, говоря, что мертвый удалился в страну отцов, нисколько не думал, что ему предстоят там мучения. Действительно, во всех описаниях погребальных обрядов, существовавших у наших язычников, нет намека на то, что души умерших в загробном мире бу-дгг мучиться. Они. по представлению предка, могли там терпеть горе и нужду, как терпели их на земле, но это не есть мука, какую рисуют себе в загробном мире христиане. Мука назначается тому, кто, по христианскому выражению, «грешил» на земле. Предок же язычник, живя на земле, не имел о «грехе» понятия. «Грех»
— это христианское слово. Предок же имел понятие «зла, порока», но злых и порочных он поселял там же, где поселял и добродетельных.
Что у предков-язычников не было возмездия в загробном мире, на это нам указывает их представление о своих богах. Их Перун, Волос, или Белес, Даж-бог, он же Хоре, Мокош, Мора и др., не исключая и Стри-бога, которого Глинка несправедливо называет «божеством, наказывающим беззаконных в преисподней и бичем злодеяний в сем мире» [163, 21LL", были боги скорее добра, даже зла, но отнюдь не боги-каратели за грехи. Если бы у предков-язычников был ад с его муками, то естественным является предположение, что они имели бы бога, который заведовал бы этим жилищем душ и управлял бы ими в этом жилище, что мы и находим у других языческих народов (напр, греков,
ИЗО богах см. [168]. Стрибог у предков был богом петров. В «Слове о полку Игореве» говорится: «Се ветри, Стрибожи внуци, веют с мс>ря стрелами на храбрый пелкы Игоревы». Олова «веют е моря стрелами» ничуть не указывают, как думает Глинка, на какое-либо наказание, а просто указывают, что на полки Игоревы дул вегер с моря [169, 4, 33, i6]. Отсюда же (т. е. из Слова) видно, что Стрибо! 5ыя v предков богом ветров, но не 6orovi карате 1ем в преисподней.
римлян), но не встречаем у наших предков даже намека на существование такого бога119.
Кроме того, в русском язычестве мы встречаем культ предков. Усопшие становились для предка — язычника личностями священными, богами. Доказательство этой мысли мы находим в словах древних проповедников, обличавших народ в двоеверии. Так, в одном памятнике XII в. читаем: «Аще се Роду и Рожанице кра-ют хлебы и сиры и мед? Бороняше велми (Епископ): негде, рече, молвить: горе пьющим рожанице [13, 9, 141, 416]. В Паремийнике 1271 г. (Публич. библ.) 11–12 стихи LXV глав. Исайи читаются так: «Вы же ос-тавлыпеи мя и забывьшеи гороу стоую мою и готоваю-щеи рожаницам трапезу и исполнающе демонови чьрпа-нию, аз предам вы во оружию» [9]. В «Слове некоего холюбца ревнителя по правой вере», находящемся в Поисиевском сборнике, относящемся к концу XIV или началу XV века, находим (лист 28 обор.) такое место: «Не подобает крестьяном игор бесовских играти, иже есть плясьба, губьба, песни бесовьскыя и жертва идольская, иже огневи молятся под овином: и Перуну, и Роду, и Рожаницам, и всем иже суть им подобна» [9, 103]. В сборнике Троицком XVI в. встречаем: «То иже служат Богу и волю Его творят, а не роду, и рожаницам кумиром суетным, а вы поете песнь бесовскую и роду и рожаницам [9, 102]. Из приведенных мест мы видим, что на Руси, даже при христианстве, почитались Род и Рожаница как божества. Мы уже знаем, кто такой Род — это умерший родоначальник. Сделаем небольшое отступление и постараемся сказать, кого разумели проповедники под Рожанцами.
119 У родственных нам балтийских славян существовало божество «Чернобог» — представитель всякого зла, но и это божество здесь не управляло преисподней, а было только злым существом, вмешивающимся в управление «Белобога» (доброго божества), отсюда видим, что вообще у славян, а не только у русских, не было представителя загробного мира [49, 171–178; 211, 219].
По мнению Афанасьева, рожаницы — это вещие, страшные судицы, девы судьбы — стихийные божества [13, 418–328, ЭИ — 340, 360, 388–389, 416–420]. Так же думает и Срезневский. По его мнению, Рожаницами все славяне называли Мойр-Парк, а эти существа были у греков и римлян богинями судьбы — стихийными божествами [9]. Но Рожаница была не дева судьбы, а обоготворенная родоначальница. Рожаницы — это Mataras индусов — богини родоначальницы, так как родоначальники были некогда многоженцами. Уже то обстоятельство, что в «Роде» мы видим обоготворенного предка, заставляет нас признать Рожаниц за обоготворенных предков-праматерей. Ведь в приведенных памятниках, упоминающих о Рожанице или Рожаницах, наряду с ними упоминается и Род. Род и Рожаница — слова одного корня. В «Слове св. Григория» проповедником Рожаницы сближаются с Артемидой. Если Рожаница — греческая Артемида, богиня плодовитости, — этим ей приписывается плодотво-рящая возрождающая к жизни сила. Обладателем такой силы могла быть и родоначальница, праматерь. Значит, и с этой точки зрения под Рожаницей можно понимать обоготворенную праматерь. Но главным основанием, на котором мы можем построить свое предположение о Рожанице или Рожаницах как о боготворенной праматери, является то обстоятельство, что с усилением христианства законная трапеза в честь Рожаниц стала совершаться в честь Пресвятой Богородицы. В «Слове св. Григория» мы читаем: «По стем крещении чревоу работни Попове оуставиша трепарь прикладати ржтва Бци к рожаничьне тряпезе Оклады деюче» [136, 245; 103, 101]. Конечно, само по себе пение тропаря Богородицы при рожаничной трапезе не говорит еще о том, что под Рожаницами разумели обоготворенных праматерей-родоначальниц, но для нас важно древнее толкование этой рожаничной трапезы с тропарем Богородице. В сборнике Новгородской Софийской библиотеки XV в. трапеза в честь Рожаниц толкуется так: «Се буди ведомо всем, яко Несторий еретик научи трапезу класти рожаницкую, мня Богородицу человекородицу» [136, 252]. Что это значит? И при чем тут Несторий? Если мы будем смотреть на Рожаниц как на стихийные существа, мы не объясним, почему на ро-жаничную трапезу пастыри древней церкви смотрели как на ересь Нестория. Но коль скоро под Рожаницей мы будем разуметь обоготворенную праматерь, для нас станет понятно сопоставление поклонения Рожанице с Несторианством. Несторий считал Богородицу Христо — родицею, т. е. человекородицею, и люди, ноклонящис-ся Рожанице, припевая в то же время тропарь Пресв. Богородице, кажутся проповеднику несторианами, ибо они Богородицу — Божию Матерь сопоставляют вместе с Рожаницами — человеческими праматерями. Только при таком взгляде на Рожаниц как на обожаемых родоначальниц понятно это известие, что рожаничную трапезу научил совершать оретик Несторий. Словарь Павмы Берынды прямо толкует рожаницу: «матица, породеля, пороженица», т. е. рождающая. Вес JTO такие названия, которые с большим удобством могут быть приложимы к родоначальнице, праматери. Древний взгляд русского народа на Рожаниц как на повивальных бабок и помощниц при разрешении беременных женщин [13J тоже говорит в пользу того, что Рожаницы — праматери. В самом деле, к кому более пристойно было бы обратиться за помощью во время родов, как не к душам праматерей? Кто лучше всего может помочь при родах, в таком серьезном положении, как не те, которые сами имели опыт рождения, положив начало роду? Итак, Рожаница — это праматерь, душа умершей родоначальницы [43, 51, 87, 175]. И эта умершая родоначальница BMecie с умершим родоначальником почитаются за богов даже при христианстве, не говоря уже про времена языческие, когда культ предков был во всей силе.
Но не один родоначальник и родоначальница почитались предком личностями священными, по и все души умерших. Их даже доселе народ называет «святыми родителями», а в древнее время их чествованию посвящались особые дни, каковыми были праздники: Купалы, Масляница, Красная горка, Радуница и др.
Почитая умерших священными личностями, богами, предок считал их жизнь образцом для жизни земной. К ним он обращался за утехой в трудные минуты своей жизни и ждал от них помощи. Даже в христианстве верили, что умершие, как святые, уйдя из этого мира, могут помогать оставшимся живым своими молитвами леред Богом. Так, в Ипатьевской летописи иод 1173 С. мы находим: «И поможе Бог Михалкови и Всеволоду на поганей дедьня и отьня молитва», или в полном собрании русских летописей говорится: «Михалка князя (Юрьевича) удариша рат-нии двема копьи в стегно, а третьим в руку, но Бог молктсою отца (умершего) его избави от смерти [144, 104]. Князь же Юрий Долгорукий никогда не был причтен церковью к лику святых. Здесь, как видим, успех в предприятиях и избавление от опасности приписываются кроме милости Божией и молитвам предков, но в язычестве, где души умерших сами были богами, верование в их могущество и помощь было сильнее. Считая умерших богами, покровителями, предок приносил им различные жертвы и старался их приблизить к себе. Такое представление предков язычников о умерших душах дает возможность сделать нам заключение, что в языческой Руси не было представления об аде с его муками, иначе трудно было бы предположить, что предки, види душу во аде, считали ее священной, божеством, а тем более могучей покровительницей, видя эту могучую покровительницу саму связанной муками ада за ее греховную земную жизнь и саму нуждающуюся в усиленной помощи.
Итак, ада с его муками мы в представлениях предка не находим. У него не было возмездия за греховную земную жизнь в загробном мире. Но у предка-язычника не было и награды за добродетельное житие. Правда, умершие являются для предка священными, богами, но эти боги, подобно природе, испытывают различные состояния: в зимний период приходят в состояние, подобное сну и смерти, подвергаются оцепенению, пробуждаясь только с весной. Они терпят также горе и нужду, как терпели их на земле, к чему неизбежно вело представление предка о загробной жизни как о продолжении жизни земной. Все души у него одинаково могли находиться в той стране, которая у него носила названия: рая, нави и пекла, и все это потому, что в сознании предка понятие добродетели и греха не успело еще вылиться и стать определяющим началом блаженства и мучения. Этот пробел у него уже пополняется с принятием христианства, где представления о загробной жизни принимают более определенный характер и где идея возмездия является господствующей.
Таково было воззрение наших предков-язычников на загробный мир.
Теперь мы обратимся к Руси христианской и посмотрим: уничтожила ли совсем богодуховная религия языческие представления предка о загробном мире; если нет, то как под влиянием новой религии наш предок, но уже христианин, стал представлять себе загробный мир.
Представления о загробном мире по принятии христианства
Христианство, явившись на русской равнине, принесло с собой понятие добродетели и греха. Эти понятия были новы для предка, и, принимая их, он должен был признать идею награды в загробном миро и идею ада как наказания за грех. Таким образом, приняв христианские понятия добродетели и греха, предок должен был переменить свое прежнее воззрение на загробный мир, по которому все души умерших у него могли находиться в одном каком-либо месте, и они вели или одинаковый образ жизни, или жизнь их там различалась только материальным благосостоянием и положением, как различалась она на земле. Теперь у него уже является представление, что души умерших живут в двух различных местах: рае и аде, из которых в первом живут души праведных и ведут блаженную жизнь, а во втором — души грешников, которые терпят здесь различные мучения.
Ставя себя в близкое отношение к умершим, почитая их личностями священными, личностями, мо — гущими помогать живым, народное сознание, однако, не вдруг должно было установить такое определенное понятие о загробной жизни. Оно некоторое время должно было колебаться между представлениями блаженства и понятием муки. Это колебание видно еще и поныне.
Видно нет тебе там вольной этой волюшки, Знать за тридевять за крепкими замками находишься [IS, 31].
Обыкновенно так теперь причитают но умершим на севере. Слова «видно» и «знать» прямо ука — зывают на неопределенность в представлении загробной участи умершего. Это происходит оттого, что понятие добродетели и греха не успели в народе, как видится, еще выясниться и стать определяющим началом блаженства и мучения, тем более они не могли быстро выясниться у предка, только что принявшего христианскую религию. Связанному крепкими узами с умершим предку трудно было сразу переменить свое воззрение на загробный мир и провести быстро строгую грань между жизнью добродетельных и грешных. Но время шло вперед, а с ним шло и воспитательное начало христианской религии. В человеке глубже запечатлевалось христианское учение, рельефнее в сознании выступали понятия добродетели и греха и представления о загробной жизни у него принимают уже определенный характер.
Итак, мы должны признать, что представление о рае как месте блаженства добродетельных и об аде как месте мучения грешников у предка появляется не вдруг по принятии христианства, а должен был пройти известный период, в который у предка постепенно выяснялось, что человек, «рожденный на смерть», в загробном мире должен получить «по заслуге почет», «по работе плату» [8, 74], что «чья душа в грехе, та и в ответе [57, 143], или «каково до Бога, таково и от Бога» [8, 74].
О рае предок имел еще представление в язычестве. Рай ему казался страной света, зеленым са — дом. Он представлялся язычнику то лежащим на небе, то находящимся где — то там, где скрывается солнце, и в нем, по представлению предка-язычника, могли находиться души всех его усопших. Приняв христианство, русский человек уже видит рай находящимся только на небе; «в чистом небе, — говорит он, — рай населен» [22, 258]. Видя рай на небе, предок, однако, в представлении его сохраняет прежние чувственные языческие черты. В христианстве рай представляется ему тем же прекрасным, светлым садом, как и в язычестве, но здесь прибавляются некоторые детали. Так, в духовных стихах находим указание, что
В раю — винограды-дерева зеленые; Стоят дерева кипарисовы [35, 164]; На деревьях сидят птицы райския, Поют песни царския, И гласы гласят архангельски [22, № 477].
Этот рай предок-христианин считает местом блаженных. В нем уже он, приняв христианство, не поселяет всех своих умерших, как это было в язычестве, а поселяет только тех, которые
Когда жили на вольном свету121.
Охочи были ходить в Божий церкви,
Утрени не простывали.
Обедни в обедах не прогуливали;
На исповедь к отцу духовному хаживали.
Грехов своих не утаивали,
Святыя Тайны приимывали (486);
Посты и молитвы соблюдали (509);
Божьи книги читывали,
Ушами слушивали (479);
Голодного накормили,
Жаждущего воспоили,
Нагого приодели;
В горах, в вертепах, в пустынях
Бога находили;
Во темных во темницах Бога просвещали (478);
Терпели слова неудобным
Ото всякого злого человека [35, 164].
Во гробе умерших со свечами спровождали До Божьей до церкви, до сырой земли (V, 479)
И клали низкие поклоны полуночные (509).
Проще говоря, рай в христианстве предок населяет только теми душами, которые вели добродетель — ную жизнь на земле.
Населяя рай добродетельными душами, предок представляет их жизнь там такой же чувственной, как и в язычестве. У него для души в раю христианском
Будет пища райская различная, Одежда-риза вовекнеизносимая [22, № 478, 486, 494; 35, 171], а Ангелы Архангелы будут «веселить души праведных» [35, 142]. Но такая жизнь у христианина-предка уже считается наградой. «То вам, — говорит он, — награда вечная [21, 22].
Из сказанного видим, что русский человек, приняв христианство, не далеко отошел в своих пред — ставлениях рая и жизни в нем умерших от язычества. Изменение у него произошло только в том, что он установил определенное для рая место — небо, представление о нем у него становится более рельефнее, и считает он его местом только блаженных, признавая жизнь в нем наградой за добрые дела.
Страна неземной жизни — рай отделялась у предка-язычника от мира живых водным пространством, через которое души умерших, по его представлению, переправлялись при помощи проводника или перевозились на ладье перевозчиком. Это представление предок сохранил и с принятием христианства. Так, в одном духовном стихе говорится, что ангелы, присутствовавшие при выходе души из тела великой грешницы, плывут по водному пространству:
По морю, по синему Хвалынскому, Тут и шли пробегали через кораблики, В этих корабликах святые ангелы сидят [35, 144].
Очевидно, говорит Буслаев, что страна светлых духов — рай отделялась и в христианстве у предка водным пространством, когда эти духи должны переплывать «море Хвалынское», сообщаясь с людьми [32, 437]. Здесь «море Хвалынское» и есть остаток представления о прежнем водном пространстве. В другом стихе «о Михаиле Архангеле» говорится:
Протекала тут река огненная, Да тут ездит Михайло Архангел-царь, Перевозит он души, да души праведные, Через огненну реку ко пресветлому раю [35, 148].
И в этом стихе мы видим прежнее мифическое одное пространство, это — огненная река, представление о которой, говорит Афанасьев, было и в язычестве, где материал для представления ее предок находил в дождевых тучах, пронизываемых молниями (11, 557; 13]. Эта огненная река преимущественно фигурирует в представлениях предка-христианина, но здесь она уже является как преграда к раю для душ грешных. Через нее могут свободно проходить только праведные, только те, кто с принятием христианства у предка могли населять рай. Эти «праведные идут, — говорит духовный стих, — через огненну реку,
Идут они ровно посуху и ровно по земле. Огнем их, пламенем лице не пожирает [22, 228; 35, 1381.
К ним на помощь при переходе через огненную реку по-прежнему приходят проводники, которыми в христианстве являются у предка ангелы, посылаемые Господом:
Подойдут праведные к сшешисй реке, —
говорят духовные стихи, —
Сошлет Господь святых ангелов,
Ангелы возьмут душу за правую за руку,
Переведут через реку огненную [22, 150],
Провожают их до раю до пресветлаго,
До раю до лресвеглаю, до царства до небеснаго [22, 234].
Праведные не только проводятся проводником через огненную реку, но они свободно перевозятся и перевозчиком, который из прежнего мифического перевозчика является в представлении предка — христианина Архангелом Михаилом.
Да тут ездит Михаиле Архандель-царь, Перевозит он души, да души праведныя, Цереэъ огненну реку ко пресвеглсму раю. Ко пресвеглсму раю, да ко пресолнысьнгму.
Грешным же огненная река является преградой. Они не могут через нее попасть в рай, ставший в христианстве местом награды для добродетельных, а грешные должны нести наказание. Для них, по представлению предка-христианина, не будет проводников, хотя они и будут просить:
Святой Михаил архангел со архангелами! Перевезите нас через реку оненную [22, 151]
Их не будет перевозить и перевозчик, хотя они принесут за перевоз плату, которая в духовных сти — хах рисуется как неправильный подкуп.
Подойдут грешные к реке огненной, —
говорят духовные стихи, —
Уж грешныя те души да расплацютсе [35, 149].
Они вопят и кричат — перевозу хотят [22, 162].
Увидали эти грешники Михаила Архангела,
Закричали эти грешные [22, 226]:
«Уж ты ой ecu Михаиле Архандель-царь!
Уж ты шго нас не перевозишь церезь огнен ну реку,
Церезь сшеншу реку, да ко лресвеглсmу раю, Ко лресвеглсту раю, да ко лресслныcьнетy?» [35, 149]
Они сами то к Михаиле приближаются, Золотой казной спосуляются «О свет, грозен наш Михаиле, судья правед ная [22, 229],
Перевези ты нас церезь сшеншy реку, Церез сшеншy реку да ко пресветлому раю [35, 150],
Возми с нас злата и серебра, И силья наши имения и богатство»» Отвечал им Михаиле Архангел судья правед ная:
«Ах вы грешные, беззаконные рабы! На что же вы ко мне приближаетесь И золотой казной своей спосуляетесь? Не надобно нам ваше золото, серебро, Ни силья, ни именья, ни богатества» [22, 229].
Грешным душам предлагается Архангелом Михаилом только искать «броду мелкого».
А идите вы, души грешныл, да у низ по реке. Ищите себе броду мелкаго, Броду мелкаго, переходу себе цястаго [22, 231].
Во время искания «мелкаго броду» души грешных, по духовным стихам, идут Все плацюци, узридаюци, На себе й одежду обрываюци и, не пройдя переходу, они предаются отчаянию, бросаются на землю, осуждая родителей за то, что те плохо учили их уму-разуму; осуждают и самих себя за свою греховную жизнь. Однако они не могут остаться на берегу. Михаил Архангел велит ангелам и архангелам «брать прутья железные и гнать злых-окаянных через огненную реку» [22, 241], но, не имея помощи от высшей силы, души грешные не могут перейти реку, как бы этого ни хотели, — их ждет здесь гибель.
Побрели, как души грешны церезь огненну реку, —
так говорит об этом ходе один из духовных стихов, —
Тела те у них да опаляются,
А власы те на главах да загораютсе [22, 165; 35, 149, 151],
Не мусуть яны перейти церез огненну реку, и
Идут же яны, гре1ш1ыя, на веки вечцьныя. На вечки вечцьныя яны мучитися [22, № 150].
Сохраняя в христианстве представление о водном пространстве, предок сохранил представление и о мосте, ведущем в рай, что мы и видели из сказания Пафнутия Боровского. Хотя это сказание в христианстве и явилось поздно, но уже одно то, что оно сохранилось даже в позднейшее время, дает нам право предполагать, что предок, приняв христианство, не оставил этого представления.
Сохранил предок в христианстве и представление о сторожах, охраняющих царство мертвых. Так, ныне существует суеверное представление, что рай охраняется апостолом Петром, который его запирает ключами на ночь, чтобы как-нибудь не пробралась в него грешная душа. Этот же апостол хранит и ключи ада, но ад им не запирается122. Такое представление можно отнести и к первым векам христианства на Руси, ибо предок слышал слова Евангелия: «Дам тебе ключи царства небеснаго», сказанные Спасителем своему апостолу, и эти слова еще тогда могли ему дать возможность видеть в роли сторожа страны отцов уже определенное христианское лицо — апостола Петра.
Другим местом, куда уходят души умерших, с принятием христианства у предка является ад. Идеи ада прежде не было у русского славянина. Она является новым наростом в его представлениях загробного мира. Этот нарост в представлениях предком загробного мира должен был явиться, так как души грешных, с принятием понятия греха, предок уже не мог помещать вместе с душами добродетельными. Он, естественно, должен был для них отвести другое жилище и притом жилище противоположное тому, в котором должны были находиться праведные, и вот у него появляется ад — место мучения. Однако образ ада у предка в христианстве носит на себе пережитки языческих представлений. Предок не сразу расстается со стариной. Он сильно сжился с нею, и эта старина всюду проникает и в христианские его представления о загробном мире.
Еще в языческий период у предка было представление, что души умерших кроме рая живут также в какой-то жаркой, знойной стране и вместе с тем в стране тьмы, тумана и холода. Еще тогда ему казалось, что эта страна дает мало отрады и находится где-то там, где скрывается, уходя на покой, дневное светило — солнце. Это языческое представление предок кладет в основу ада. Он называет его местом тьмы [22, 66, 235], пеклом [21, 64; 22, 235], с каковым именем у язычника, как мы знаем, сочеталось представление о стране знойной, жаркой, и видит место ада на западе. «В западной стороне, — говорит один духовный стих, — место адовое» [35, 173]. Но краски в христианстве предком уже сгущаются. Ад обрисовывается им более мрачно: он помещается в земляных пропас-тях, там владычествует вечная тьма и нестерпимый холод, текут смоляные реки, пылает страшное пламя и пр., и с адом предок соединяет идею возмездия за греховную жизнь. В ад у него идут души тех, которые
Как жили на вольном на свете [22]123,
Воли Господней не творили,
Заповедь Божию преступали (78),
За хрест, за молитву не стояли (80);
Ко Божьей церкви не прихаживали (239),
Колокольного звона не слыхивали (98),
Заутреню просыпывали,
Обедни в обедах проведывали,
Вечерни на улицах прогуливали,
К отцам духовным на исповедь не хаживали,
Грехов своих не объявлевали (160–161),
Себе вольнаго причастия не сприемливали (217);
Со слезами Богу не маливалисъ (239),
Постов, молитв не знавали (161),
Земляных поклонов не кладывали (80),
На Божий престол свечей не приуэнашивали
(233);
Не имели ни среды, ни пятницы, —
Великаго дня — понедельничка,
Ни того воскресенья тридневнаго (239–240);
Великаго говенья не гавливали (217);
Пенья церковнаго не понимали (98),
Писанью Вожию не веровали (239),
Божье писанье ложно читали (243);
Попов и дьяконов ни во что чтили (124);
Отца духовного в дом не водили (243);
Отца с матерью не почитали (80),
Друг друга не любили.
Нищую братью обижали (78),
Святой милостыни не сдавали (80),
Нагого не одели,
Босого не обули,
Гладнаго не накормили,
Жадного не напоили (78),
В темной темнице не просвещали (83),
Заблудящим дорогу не показали;
Умертваго тела не сиживали,
И мертвых в гробах не провожали (142);
Красную девицу из стыда не выводили (56),
Свою волю творили (98),
Дьявольския помышления
Завсегда помышляли;
В гусли, во свирели играли,
Скакали, плясали (130),
Сатону спо^тали[35, 160]. Проще говоря, в ад идут те души, которые, в противоположность душам добродетельным, грешили на земле.
Здесь грешные души за свою порочную земную жизнь не будут иметь никакой награды, а их жизнь, по представлению предка-христианина, будет состоять в различных мучениях [22, № 494; 35, 171] которые его живой фантазией рисуются чувственными чертами, ибо неразвитый ум и огрубелое чувство предка еще не в силах были представить себе, чтобы муки душевные могли быть нестерпимее телесных, и он был убежден, что в аду Иным будет грешникам
Огни неугасимые [22, № 494], огнилютые [22, № 495],
Иным будет грешникам зима зла — студеная [22, № 494]
Сы морозами с лютыми [22, № 500],
С морозами все тлящими [22, № 495];
Иным будет грешникам смола зла кипящая [22, № 494],
Которым грешникам Печи будут медны,
Заслоны железные [22, № 495];
Иным будут грешникам черви ядовитые [22, № 495],
Черви лютые [22, № 478];
Иным будет грешникам — тьма несве-тимая,
Иным будет грешникам — пропасти глубокия [35, 172] и место темное [22, № 478],
Иным будет грешникам — скрежет зубовный [35, 172].
Иных же грешников посадят в котел с кипящею смолою, повесят за язык, ребро или ногу, станут бить раскаленными прутьями и мучить на страшном ложе, составленном из острых игл и ножей, снизу которого пылает жгучий огонь, а сверху капает растопленная сера [10, 27; 22, 65 -260], а иные из них будут ввержены в колодца, наполненные змеями, жабами, лягушками и другими гадами [22, 124, 128].
Назначая мучения грешникам в аду, предок вместе с тем старался распределить эти мучения между грешниками соответственно их грехам. И он, как это видно из духовных стихов, змеи ядовитым лоедаю-щия предназначает:
Мyжam-бeззaкoииикam,
Жeиaт-бeззaкoиницaт И' младенческим душегубцам [22, 181,185,187,193,201, 203].
а также «чародеям» [22, 195], клеветникам и еретикам [22, 104];
«неусыпный червь, червилютые» — сребролюбцам-ростовщикам, барышникам и пьяницам [22, 180, 181, 187, 195, 202, 206, 213];
реку огненную — прелюбодеям и блудникам [22, 187, 195, 206, 213], волхвам [22, 187], чародеям и пьяницам [22, 100], ворам и разбойникам [22, 104];
смолу кипучую — глумотворцам-просмешникам [22, 179, 112,115, 180], сквернословцам [22, 181], пьяницам [22, 181, 206, 213], душегубцам [22, 193];
пропасти неисповедимЕм; глубокий— сребролюбцам-грабителям, [22, 179, 195, 201, 206], душегубцам, пьяницам, еретикам, клеветникам [22, 178];
лрииcлoдиий ад земле — еретикам-колдунам [22, 193, 201, 213];
смрад-чад горький— пьяницам [22, 180, 185, 201, 206, 213], корчемникам [22, 180], чародеям [22, 180, 206, 213];
жаркий огонь неугасаемый, терзание пламени — священникам-сводникам [22, 187], ворам и разбойникам, подорожным грабителям [22, 185, 193], скоморохам и плясунам [22, 202], гудочникам [22, 174];
Печи каменныя Затворы железные:
Тятям, разойниом.
Ворам и грабителям» [22, 187],
а также недостойным попам и дьяконам; полки горячие: субботникам-банщикам [22, 193];
Морозы лютые,
Места все студеныя,
Погреба глубие:
Нeмmоcтивым-mрцым [22, 187,213]
Душегубцам-разбойникам [22, 201]
Иереям-священникам И судиям неправедным [22, 179];
зубовное скрежетание: двуязычникам [22, 187], глумотворцам, смехотворцам [22, 179, 187, 201], убийцам [22, 206, 213],
Книжникам и учителям,
Да неправедным читаелям [22,193];
повешение за язык: клеветникам, ябедникам, доносчикам, злоязычникам и язычникам [22, / 79, 185]; повешение за хребты над калеными плитами и нагвоздье железное: плясунам и волынщикам [22, 180, 185];
плач, рыдание — свирельщикам [22, 187],
Плясунам-гудочникамИ'веселым волынщикам [22, 185], Смехотворцам и тлумотmрщaм [22,179,
195, 201,206, 213];
выгребание из печи жара голыми руками — ростовщикам, а возку дров для подтопки адских горнов и воды для приготовления кипятка — предназначает опойцам, т. е. опившимся от пьянства [81, 212–213].
Таковым рисуется христианином-предком «место адовое» и пребывание в нем душ грешных. Нельзя, однако, здесь не отметить того факта, что большую часть адских мучений предок заимствовал из тех эсхатологических сказаний, преимущественно апокрифов, которые с христианством распространялись по Русской земле. Фантастические по преимуществу, эти сказания близко подходили к младенческому уму предка и производили на него своей наглядностью в представлении загробного мира сильное впечатление. Предок невольно поддавался их обаянию и многое из них заимствовал для своих представлений о загроб ной участи умерших. Так, например, в апокрифах: «Хождение Богородицы по мукам» и в «Хождении апостола Павла по мукам» [195, 23–30; 195, 40–58], в которых особенно подробно рассказывается, за какие грехи какие будут муки, мы находим следующие виды адских мучений:
змеи ядовитым [195] будут: для блудников (26), блудниц (36) и для читавших св. книги и объяснявших их другим, но не творящих волю Божию (26);
черви лютые: для ростовщиков (24, 51), калуге-ров, творящих блуд и оскверняющих св. Крест (36), дьяконов, берущих недостойные приносы (51), для немилующих вдов, сирот и нищих (52), для отрицающих Воскресение Христово (55);
река огненная: до верха погружены в нее — «иже крьест чьнъш держаще кльноуться лъжами» (24); до шеи — евшие человеческое мясо (24); до пояса — дети, проклятые своими родителями (24, 33); до колен погружены — разговаривающие в церкви, рано выходящие из нее, а также епископы, не ходившие в благочестии, не творившие праведного суда, не миловавшие вдов и сирот и непризиравшие странных и убогих (50);
огненное озеро: для крестившихся, но делающих дела дьявольские (27);
смола кипучая: для жидов, мучивших Иисуса Христа (27, 37), для блудивших с кумами, матерями и детьми, для отравителей, разбойников и детоубийц (27);
повешение за язык: для клеветников и для тех, которые разлучают брата от брата, мужа от ЖРНЫ (25, 35); пропасть огненная: для поганых, сотворивших милость, но не признавших Бога (53);
пекло, преисподняя, жаркий огонь: для черноризцев неправедных, похотников и не миловавших си — рот (53);
одр огненный: для тех, которые в святую неделю к заутрени не вставали по лености (25, 34); столы огненные: для тех, «иже попов не чьтоут, то ни встают им, егда приходят от церкве Божые» (25, 34),
Как видим, мучения, которые назначаются грешникам в приведенных апокрифах, мы встречали и в представлениях предка, выраженных в тех духовных стихах, которые он сложил по принятии христианства, которые распевал сам и которые еще и поныне распеваются на Руси «калеками перехожими». Как там, так и здесь из видов мучений указываются: змеи ядовитые, черви лютые, река огненная, смола кипучая, повешение за язык, пропасти огненные и преисподняя; видно даже сходство в распределении адских мук между грешниками. Так, блудникам, как там так и здесь назначаются — змеи ядовитые, ростовщикам — черви лютые, клеветникам — повешение за язык. Однако, заимствуя многое из апокрифов, предок давал много и своего. Его фантазия находила помимо апокрифов новые виды мучений: морозы лютые, смрад-чад, терзание пламени, повешение за хребет, полки горячие, возка дров для подтопки адских горнов, выгребание из печки жара руками и проч. Кроме того, как видно из духовных стихов, предок чаще останавливался на грехах против ближних: убийстве, воровстве, чародействе, клевете, ябеде и т. д., чем апокрифы, в которых хотя и указываются грехи против ближних, но на первый план преимущественно выдвигались грехи против Бога — грехи веры: неверование в Бога, отрицание воскресения и Иисуса Христа, непризнание Его Богом, нехождение и нестояние в церкви и т. п.
Внося в свои прежние представления о загробной жизни представление об аде с его мучениями, предок вносил в свои понятия и идею о загробном суде, которой в язычестве у него не было.
Идея загробного суда явилась у предка не случайно — она явилась как плод принятых им хрис — тианских понятий о добродетели и о грехе. Добродетель должна быть вознаграждена — грех наказан. Очевидно, что должно быть и то, что могло бы дать правильную оценку и определить соответствующее вознаграждение или наказание, т. е. должен быть суд над душами. Распространявшиеся с христианством по русской земле различные эсхатологические сказания, говорившие о всеобщем суде и о частном124, давали фантазии предка обильный материал для представления этого суда. Народ воспользовался их сюжетами, облек идею загробного суда в чувственные образы, и у него сложилось представление, по которому душа по смерти восходит на небеса к Богу,
К Самому Христу, Сыну Божию, К Сыну Божию, к Судье Праведному [22, № 490].
Здесь над ней происходит суд. Христос — «Судья Праведный» — спрашивает явившуюся душу:
Слышала-ль она звону колокольнаго, Перенимала-ль читальице церковное, Слышала-ль пение Господнее, Почигала-ль отца духовнаго.
"Из сочинений, изображающих суд Божий, особенно были распространены в Древней Руги: Слова св. Ефрема Сирина, Слово Палладия Мниха и Житие Василия Нового.
Имела-ль среду и пятницу,
Великаго дня — понедельничка?
Одевалаль нагаго,
Обувалалъ босаго.
Кормила ль голодного.
Укалывала ль слепому дороженьку?
[22, № 490]
Иначе: Судья-Христос спрашивает явившуюся душу, творила ли она, живя на земле, добрые дела? Душа держит ответ [22], причем ей приходится го- ворить правду, ибо каждая ее неправда будет изобличена, так как каждый грех каждой души, по представлению предка, «записан в книги святые», в «книги евангельские» [22, 156, 158, 171] и «нельзя грешным грехов потаить» [22, 171].
Сам же суд над душой происходит через взвешивание добрых и дурных дел души. Добрые дела души, го представлению предка, полагаются на одну чашку весов, а на другую — злые; и, смотря по тому, которая чашка перевешивала, душа определялась «Судьей Праведным» или на жительство в рай, или изгонялась в ад, «в места темныя»,
Во тьму во кромешную,
В пропасти глубокий [22, 178].
Такое представление предка сохранили нам духовные стихи и лубочные картины, изображающие частный суд, из каковых одной из древнейших считается картина, написанная Авраамием Смоленским, умершим в 1221 году125.
Однако прежде совершения над душою суда она, по древнерусскому представлению, должна была
'-5 Буслаев в своих «Исторических очерках» говорит, что сюжет картинызaимcтвoвaшЛвраамиемиз Жития Василия Нового [33, /19], но мне кажется, что не только Жигис давало Авраамию материал, но и народное представление частного суда, ибо здесь видна более простая форма представления частного суда, а древнерусский человек, говорит Буслаев, отличался неподвижностью в идеях [33, 149].
пройти мытарства. Представление о мытарствах предок низвел до уровня своего наивного понимания и прежнего материального способа представления. После смерти душа, по представлению предка, не сразу отправляется на суд к Богу. Она первые два дня блуждает по земле «ищущи, яко горлица гнезда» [142, 361]. В третий же день по своем исходе из тела, душа идет на поклонение к Богу, и после этого она водится по мытарствам, где истязуется показанием всех дурных дел, совершенных человеком при его земной жизни. Во время всего путешествия души по разлучении ее с телом ее сопровождает светлый дух. На мытарствах светлый дух старается защитить душу показанием добрых ее дел. На четвертый день душа снова является к Богу для поклонения Ему. После этого поклонения душе показывается рай, по которому она ходит до двадцатого дня. В 20-й день душа в третий раз является на поклонение Богу и затем ей показывается ад, где она видит различные мучения грешников. Это хождение по аду продолжается до сорокового дня, в который душа в последний раз поклоняется Богу и по Его суду определяется ей местом жительства рай или ад, смотря по тому, что «уготовала душа себе при жизни» [142, 369].
Представления мытарств, хотя и даны были предкам книжной литературой, преимущественно Житием Василия Нового, которое в Древней Руси особенно было распространено, о чем свидетельствует множество списков этого сочинения, рассеянных по всем концам нашего отечества126, однако они получили у них право гражданственности и как отображение их
126 О влиянии Жития В. Нового, а также и других, перешедших на Русь эсхатологических памятников, на русскую письменность и на народные воззрения подробнее смотри: [162, 148\.
взгляда явились в русских синодиках, а также и в духовных стихах.
Возьмут душу грозные ангелы, —
говорится в духовных стихах, —
Понесут они душу грешную Да по воздуху по небесному —
Пронесут мытарства многий [21, 148, 153],
Пронесут ее по мукам по разным,
По мытарствам различным [35, 148, 153].
Здесь душу встречают враги-демоны:
На первую ступень (мытарств) ступила (душа):
И вот встретили душу грешную Полтораста врагов, -
говорит стих «О грешной душе», —
На вторую ступень ступила —
Вот и двести врагов;
Вот на третью ступень ступила,
Вот две тысячи врагов возрадовалися:
Ты была наша потешница!
Ты была паша наставница! [21, № 22]
Эти враги, встретивши душу, рассказывают все ее грехи.
Вот несут они письма, да раскатывают,
Да раскатывают, все грехи рассказывают [21, № 22; 35, 143–114]
«Постой, — говорят (они), — душа грешная:
Ты наша сродница:
Ты. нашу во гю творила,
Бранилася, да не простилася» [35, 144]
Потом сопровождающие душу ангелы ей
Покажут царство небесное, Праведным радость и веселие неизреченное; Потом покажут муки вечньы — Грешным плач неутешный [81, № 20].
Если душа была праведная, то после мытарств, говорят духовные стихи:
Господь душеньку встречает,
Златой ризой оболокает,
Злат венец на голову ей надевает.
Грешную же душу
Велел Господь Бог Сверзить-Сверзили душу грешную, Засадили душу грешную Во тьму во кромешную [22, 139, 142, 148, 156].
Но принятии христианства предок не оставил своего прежнего представления и о жизни душ на земле.
Ему трудно было поселить дути своих предков в аду за одно то, что они не знали новой веры. Эта мысль казалась ему тяжелой тем более, что он привык благоговеть перед душами умерших. Поэтому он не отправляет их в ад, но оставляет на земле. Они перевоплощаются в прежних русалок, мар, кикимор. Теперь народ так и смотрит на них как на души некрещеных младенцев, убийц, утопленников [43, 43; 134, 63; 192, 125].
Таким стало с принятием христианства представление предков о загробном мире.
Из сказанного мы видим, что предок хотя и принял новую религию с ее новым учением, но сущность его представления о загробном мире мало изменилась. Он полнее стал представлять себе загробный мир, но в этих представлениях виден еще язычник. Кроме того, у предка много осталось и чисто языческих представлений о загробном мире, которые дожили даже до сего времени и хранятся в народных обрядах и их представлениях загробного мира, что мы и видели, когда рассматривали чисто языческое представление наших предков-язычников о загробном мире.
В чем же надо усматривать причину такой жизненности язычества в христианстве?
Чтобы ответить на этот вопрос, посмотрим: не было ли каких причин, которые бы способствовали жизненности в христианстве языческих представлений, и этим закончим свое изложение.