– Не понимаю я тебя, дорогая.

Яна повторила эту фразу уже трижды, а Женя всё так же не реагировала – сидела на табуретке, поджав ноги, и маленькими глоточками пила кофе. На смешных кухонных часах в виде избушки стрелки минутная и часовая сошлись на цифре «3», а электронные на микроволновке показывали «03-10». Кухня утопала в клубах дыма – так и не смогла себя приучить Янка разговаривать без сигарет, и без коньяка не обошлось – вот он, стоит на столе, бутылка Хеннеси, и бокалы рядом – один полупустой – Янкин, другой полный – Женькин.

– Нет, правда, зачем тебе это? Ведь она же недавно предлагала тебе руку и сердце, ты сама отказалась, а теперь едешь черт знает куда искать её. Не понимаю.

Окно открыто, и в него то и дело проникает ветер с финского – пресный, яркий, с запахом грозы и тумана. А кухня у Янки с Серегой огромная – на такой половина Жениной квартиры поместилась бы – с большим столом, вокруг которого стоит добрый десяток стульев, и с трехкамерным холодильником, и с двумя мисками для собачьего корма.

– А где твой пес? – Спросила вдруг Женька, отрываясь от созерцания мисок.

– Дорогая, – укоризненно ответила Яна, качая головой, – в три часа ночи Рексик, как и остальные члены моей семьи, мирно спит. Подозреваю, что делает он это рядом с Серегой, заняв случайно освободившееся место. И утром получит за это по первое число. Мы достаточно отклонились от темы, чтобы ты перестала убегать и ответила на вопрос?

– Достаточно, – улыбнулась Женя, – только дай мне еще кофе.

Пока Яна включала кофеварку и ополаскивала чашки, она подошла к окну и, отодвинув тяжелую штору, посмотрела вдаль. Там, освещенный ночными фонарями, виднелся кусочек парка, и если всмотреться, можно было увидеть маленькую полоску набережной. Однажды, очень давно, они гуляли там вчетвером – Макс, Сергей, Олеся и она, Женя. Приехали после работы, и бегали по траве, швыряя друг другу фрисби и бесконечно объедаясь сливочным мороженым. Наверное, тогда все прохожие решили, что они – две семейные пары, выбравшиеся на прогулку в этот чудный весенний день. Серега то и дело принимался таскать Женю на руках, угрожая сбросить в море, а Макс с Олесей бегали вокруг них и подбадривали то одного, то другую.

– О чем ты думаешь, Жень?

Она обернулась и увидела, что на столе уже стоят большие чашки с кофе, и порезанный дольками грейпфрут. А над всем этим – Яна – смотрит грустно и понимающе.

– О том, что в этом городе слишком много воспоминаний.

Кофе оказался даже вкуснее, чем первый раз – что-то такое Яна в него добавляет, от чего вкус становится мягким, и совсем не горьким. Женя сделала еще глоток, заулыбалась на подругу, и наконец ответила на её вопрос:

– Я не знаю, зачем мне это.

– Тогда почему ты это делаешь? – Удивилась Яна. – Если даже не знаешь, зачем?

– Потому что мне кажется, что пришло время перестать знать и начать чувствовать, – Женя поставила чашку на стол и громко выдохнула, – знаешь, я вдруг поняла, что слишком много знаю. Знаю, что можно делать, и чего нельзя. Куда надо идти, а куда не надо. Но за всеми этими знаниями я перестала понимать, а чего же я хочу? Ведь знать и хотеть – это совсем разное, понимаешь?

Яна кивнула. Она слушала очень внимательно, даже о коньяке забыла.

– Ты права, она многое мне предлагала тогда. Не руку и сердце, конечно же, но всё равно очень много – возможно, она предлагала максимум из того, на что была способна. А я отказалась. Отказалась, потому что не захотела снова лезть в это болото бесперспективных отношений, потому что не захотела становиться заменителем, лекарством от одиночества, и тому подобным шлаком.

– Я хорошо тебя понимаю, – заметила Яна, – дорогая, это было правильное решение.

– Возможно, – Женя кивнула, и вдруг посмотрела на подругу совсем другим, особенным взглядом, в котором было так много от старой Женьки! – Возможно. Только это не было правдой.

– Как?

– А вот так. Всё это было правильно, и мудро, и честно, и по-взрослому, но правда заключалась в том, что я просто испугалась, Янка. Я любила её пятнадцать лет. Пятнадцать чертовых лет эта чертова Ленка постоянно жила в моем сердце. И я приучилась любить её, ничего не ожидая, ни на что не надеясь. И вдруг по прошествии этих лет она снова появляется в моей жизни. И – более того – появляется с… надеждой? Нет, Ян, я не была к этому готова. Какая, к черту, надежда? Что – всё сначала? Снова позволить себе любить, открываться, чувствовать? Я испугалась как девчонка, и прогнала её от этого испуга.

– И правильно сделала. Мы обе знаем, чем бы это кончилось. Она бы ушла, а ты бы снова страдала.

– Нет, Янка. Фокус в том, что нет.

– Что нет?

– Мы не знаем. Я – не знаю. Я могу догадываться, придумывать, фантазировать, но я, черт побери всё на свете, не знаю!

Она вскочила и начала ходить туда-сюда по кухне, иногда останавливаясь и, выдыхая, глядя на Яну.

– Понимаешь? У меня был шанс снова чувствовать, снова стать живой, но я испугалась. Испугалась, потому что все прошлые разы это мое оживление кончалось очередной смертью. А вот сейчас я думаю – может, в этом и есть смысл? Может быть, без смерти жизнь вообще невозможна? И счастья без страдания не бывает?

– Дорогая, ты обалдела? Ты что, ищешь ее, чтобы снова быть с ней?

– Я ищу её для того, чтобы встретиться с ней настоящей.

Яна вздохнула и отпила еще немного коньяка. В её глазах ясно читался вопрос «Зачем тогда тебе Марина?», и он не замедлил последовать.

– Зачем ты тащишь с собой Кошару? Чтобы добавить экшена в процесс?

– Нет, – Женя засмеялась и присела на подоконник, – просто вдвоем найти её будет проще. А дальше увидим, как сложится.

– Не боишься, что захочешь быть с Лёкой, а она выберет эту…?

Женя молча посмотрела на подругу. Нет, она не боялась. Уж чего-чего, но только не этого.

– Ладно, – кивнула Яна, – я поняла. Ты хочешь правды, хочешь посмотреть на неё без страха, а дальше уже решить, так?

– Так.

– Но где ты собираешься её искать?

– Погоди, – Женька растерялась и удивленно приподняла брови, – мне казалось, ты по телефону намекнула, что знаешь, где она.

Теперь пришла очередь Яны смущенно отвернуться. Она с преувеличенным старанием полезла в холодильник, и долго искала там что-то, нагнувшись. Женька молча ждала.

– Она была здесь, – решилась, наконец, Яна, и снова села за стол, – я не хотела тебе говорить, но раз уж так – скажу. Она была здесь год назад, недолго, всего пару дней – заезжала в гости.

– Она сказала, куда поедет? – Голос Жени звучал очень спокойно, но внутри она натянулась как струна от волнения.

– Нет. Жень, дело в том, что она была… не в себе.

– Как это – не в себе?

Воображение тут же нарисовало всё страшное, что только можно представить – снова подсела на наркотики, опять начала пить, окончательно изменила себе сознание и сошла с ума?

Яна опять помялась.

– Знаешь, дорогая, она… была очень спокойна. У неё зрачки были будто внутрь повернуты, если ты понимаешь, о чем я. Она улыбалась, постоянно. И у меня было чувство, что извне в неё ничего не проникает.

Черт. Очень похоже на наркотики.

– Ян, а она была… под чем-то?

– Нет, – отмахнулась Яна, – я сразу об этом подумала, но нет. Она просто была странная, но без наркоты.

– Ладно, – выдохнула, – и куда она уехала?

– Да кто ж её знает? Погостила, погуляла по Питеру, и через пару дней прислала смс «Спасибо за всё, я отправляюсь дальше». Я спросила тогда, куда её черти несут. Она ответила – «Туда, где мое сердце». И пойди пойми, что это значит.

Значит, туда, где сердце. И оно явно не в Таганроге, потому что туда Лёка точно не возвращалась. Ну что же, это хоть что-то. Какая-то зацепка.