…и свое отраженье в мутной глади воды

Я прицельно разрушу белой пеной слюны…

Ты приходишь в этот мир чистым, и все, что ты делаешь потом – покрываешь себя грязью, и пытаешься от нее отмыться.

Лека все поняла. Она превратилась в сомнамбулу, парящую между явью и памятью. Теперь она знала, что должна быть одна, чтобы не осквернить никого своей грязью, своей болью. Она знала так же и то, что за осознанием обычно следует освобождение. Но освобождения не было. И это означало, что до дна она еще не достала.

Она больше не искала ответов, теперь для нее пришло время искать вопросы. Часами она сидела перед зеркалом, разговаривала с собой, то и дело срываясь то в крик, то в слезы.

– Зачем мне нужна была Лиза? Чтобы не бить одной, чтобы спрятаться от темноты и страха. Я никогда не любила ее, но она была той, кто будет рядом, кто никогда не бросит.

– И кто никогда не сможет заменить мне Женьку.

– Но я пыталась. Снова начала лгать себе, старательно изображая из себя пай-девочку. Вела себя прилично, шла домой после работы и умирала от тоски и бессмысленности.

– Зачем была Светка?

– Затем же, зачем и все прочие Светки до нее и после. Я никто, пока мною не восхищаются. Сама по себе – я никто. Я есть только когда есть кто-то, говорящий мне, что я хорошая, умная, красивая. Это как наркотик – попробуешь раз, и невозможно остановиться.

– А еще она была нужна для побега. Я снова испугалась, и снова того же – а вдруг я привяжусь по-настоящему? А вдруг Лиза станет по-настоящему мне нужна? Я не была к этому готова.

Вся жизнь псу под хвост. Вся жизнь – беготня за теми, кто сможет объяснить, кто я и зачем я. Полжизни прожито, а рядом нет ни единого человека, которому я была бы дорога и который был бы дорог мне. Я сбежала от всех.

Потому что мне не нужны были трудности. Я не хотела их, я хотела только чтобы мне рассказывали, какая я. Ни в одном человеке я не видела человека. Кроме нее. Кроме нее одной.

Она знала, что должна сказать дальше. Слова нависали на губах будто пули, готовые выстрелить, и размозжить все в кровь, в хлам, в пепел. Она знала, но не могла сказать. Не могла заставить себя произнести это вслух, потому что произнеси – и вторая часть жизни тоже останется бессмысленным фарсом и погоней за химерой.

И все же она произнесла.

Сжав зубы, изжевав губы в кровь, распухшим языком:

– Даже…

Запнулась и все же продолжила.

– …даже Саша была всего лишь функцией.

И зарыдала опять, царапая пальцы, надрывая кожу на ладонях, подвывая и крича от подступившего горя.

Даже Саша. Даже она. Даже она была нужна не сама по себе, а как проводник, учитель, черт знает кто еще…

А следом пришла еще одна мысль, не менее страшная.

– …наверное, если бы она не умерла, ее я бы тоже бросила…

Пережевав и выплюнув. Взяв от нее все, что она могла дать. Выбросила бы на помойку и забыла навсегда.

О Марине Лека даже не вспомнила. С ней все было честно – обе использовали друг друга в равной степени. А вот все остальные заставляли сердце то и дело обливаться кровью. Открытия были сделаны, встреча случилась, и – черт, пророчица Ксюха, Леку не обрадовало то, что она увидела.

Сколько прожито лет, сколько прожито дней?

Это кто как считает, для кого как важней.

Что-то сделано мною, или сделано что-то

И что для себя, ну а что для кого-то…

Оставалось решить, что делать дальше. Больше всего на свете Леке хотелось просить прощения, но она понимала, что это снова будет бегством. Она решила испить свою чашу до самого дна, пройти до конца и муки совести, и чувство вины, и отчаяние.

Но она понимала – это займет немало времени. Теперь, когда острая боль прошла и теперь только вспышками пронзала тело, отвлекая от ноющей тоски, Лека знала: это надолго. Возможно, даже навсегда.

И она начала думать, где бы ей хотелось провести это "навсегда". Таганрог, Питер, Москва отметались сразу. Никаких знакомых – она должна быть одна в своей боли. Совсем одна, без никого.

Значит, заграница. Но какая? Куда она хочет поехать? Это было самым сложным.

Лека попыталась вспомнить, о чем мечтала в детстве, пока еще не обросла грязью с ног до головы и не превратилась в чудовище.

Стать космонавтом? Милиционером? Не то, не то… Звездой? О, ею она уже была, и назад не хотела совершенно точно. Что же тогда?

Серфинг. Это слово пришло в голову неожиданно, будто ниоткуда. Да, серфинг и правда был мечтой – еще со времен просмотренного в юности "на гребне волны". Но реальности в этой мечте было чуть…

– Какого черта? – спросила себя Лека. – вопрос не в том, реально ли это. Вопрос в том, чтобы сделать это реальным. Если это правда то, чего я хочу.

Ровно через 5 дней она улетела в Денпасар.