Тихой поступью, осторожно и медленно в Таганрог пришла осень. Забегали по улицам школьники с огромными ранцами и сумками, потянулись к общежитию веселые студенты, и незаметно набережная укрылась желтизной не песка, но опавших листьев.

И казалось, что все хорошо, что жизнь вошла в привычную колею, но по-прежнему давило под ложечкой странное чувство – то ли тоски, то ли сомнения…

Женька каждое утро ходила на работу. Отказалась от классного руководства, оставила себе только уроки русского и литературы, но зачастую посреди урока замолкала вдруг и под удивленными взглядами учеников подолгу смотрела в окно.

Теперь вечерами она часто сидела с Лизой за чашкой чаю – пока их дети играли в комнате, или смотрели мультфильмы. Говорить было особенно не о чем, но они все же говорили – лениво, грустно, в тысячный раз обсуждая одни и те же мысли и чувства.

Ольга так не сдавала оборону – она по-прежнему принимала от Лизы приглашения в театр или кино, по-прежнему была нежна в интернете и холодна в реальности. Лиза же не уставала надеяться, и снова и снова то сбегала от нее, то возвращалась вновь.

Инна теперь почти не общалась с ней – виделись на работе, кивали друг другу, и расходились каждая в свою сторону.

И было во всем этом что-то неправильное, глупое и нелепое, но такое, на какое до поры до времени все почему-то закрывали глаза.

Иногда Женька писала письма. Сочиняла стихи, короткие нелепицы, и отправляла Леке – почти не надеясь на ответ, потому что отвечала та редко и односложно. Да и не приносили радости эти ответы, как не приносило ее теперь ничего вокруг.

Время как будто стерло свои границы, и иногда казалось, что за окном снова девяностые, и снова юная и несчастная Женька идет по улицам, грустя и напевая под нос тогда еще любимых "снайперов".

Я не знаю, кто ты

Я не знаю, кто ты

Мне и не надо…

Как-то в октябре Женька сидела рядом с кроваткой спящей Леки, смотрела на ее лицо, волосы, аккуратные красивые брови, и думала: как хорошо, что ты есть у меня. А то…

Что "а то" додумать не успела – в дверь позвонили, и на пороге оказалась – кто бы мог подумать – Лиза.

– Я решила, – заявила она, влетая в квартиру и стряхивая с плаща дождевые капли, – я все решила!

– Не ори, сумасшедшая. Иди на кухню, там расскажешь, что еще за безумство пришло в твою неутомимую голову.

Лиза фурией пронеслась мимо, влетела на кухню, уселась на подоконник и заявила:

– Я решила ее бросить.

– Кого? – Удивилась Женька.

– А ты что, не понимаешь? Ольгу, конечно.

Женя только головой покачала. На ее памяти, Лиза принимала это решение раз двести, и ничем хорошим это до сих пор не заканчивалось. Нет, она, конечно, в каком-то смысле и правда ее бросала… До первого звонка.

– На этот раз я правда это сделаю, – возбужденно продолжила Лиза, – я скажу ей, что либо что-то меняется, либо я ухожу.

– Это не называется "бросить", – заявила Женя, забирая у нее сигарету и поворачиваясь чтобы включить чайник, – это называется "шантажировать".

– А мне наплевать!

Похоже было, что ей и правда наплевать. Женька только одного не понимала – зачем? Ну зачем? Зачем бегать за человеком, которому ты, совершенно очевидно, совсем не нужна? Зачем?

– Напишу ей прямо сейчас, – решила Лиза за чаем, и немедленно принялась строчить смс.

Женька только головой покачала.

– Что ты пишешь-то хоть?

Лиза нажала еще несколько кнопок и поднесла экран телефона к Жениному лицу.

Я больше так не могу. Устала. Если я правда тебе нужна – приезжай немедленно и забери меня отсюда. Если нет – то прощай навсегда.

– Лиз… Я бы после такой фигни точно никуда не поехала.

– Ну и пусть.

У Лизы на лице появилось знакомое ранее и почти забытое упрямое выражение. Словно она за секунду сбросила тень тряпки, которой была все эти месяцы, и вернулась к себе старой.

– Сколько можно мне голову морочить? – Возмущенно спросила она. – Хватит уже. Пусть что-то решает, или идет к чертовой матери.

Телефон запищал, оповещая о пришедшем сообщении. И куда только делась Лизина смелость? Она замерла, напряглась и дрожащими пальцами открыла крышку. Женька подошла сзади и заглянула в экран.

Ты ставишь мне ультиматумы? Зря.

– Убедилась? – Сочувственно сказала Женька. – Убери телефон и хватит уже этого цирка.

– Ну уж нет.

Это не ультиматум. Но раз ты так это видишь – то иди к черту. Хватит с меня.

Лизину пальцы ударяли по кнопкам, лицо раскраснелось, и даже шея из-под воротника блузки казалась красной.

– После этого точно стоит убрать телефон и успокоиться, – сказала Женя.

Но, не успела она договорить, как сигнал снова прозвучал. На этот раз сообщение было коротким: "где ты?"

Лиза торжествовала победу. Написала Ольге Женькин адрес, и то и дело выглядывала в окно в ожидании знакомой красной машины. И когда наконец увидела – выскочила из квартиры, забыв попрощаться, и понеслась по лужам навстречу своему счастью.

***

Ольга встретила ее молчаливо-холодным взглядом. Стоило двери захлопнуться, как она завела мотор и рванула с места. Глядя на ее ледяной профиль, Лиза побоялась и рта открыть. Ее целиком переполняло волнение и предвкушение. Она знала, что это произойдет. Сегодня или никогда.

Машина неслась по лужам, поднимая тучи брызг, радио наигрывало какой-то блюз, и только когда Лиза различила за окном знакомые пейзажи, ее осенило:

– А куда мы едем?

– К тебе, – коротко ответила Ольга.

Это была плохая, очень плохая идея. Правда, квартира была свободна – Дашу еще утром забрал Алексей, но бардак, оставшийся после сборов, Лиза так и не собралась убрать, намереваясь сделать это вечером. Конечно, будь это Кристина или Женька, проблем бы не было, но приглашать Ольгу в такой беспорядок показалось ей просто кощунственным.

– Но я… У меня там… В общем, я не готова пригласить тебя в гости.

Ольга ничего не сказала – только скорость увеличила. Лиза почему-то снова боялась на нее смотреть. Уставилась на ветровое стекло и вся сжалась от страха и предвкушения.

Наконец, машина остановилась у подъезда. Лиза сидела молча, в ожидании, но Ольга не двигалась.

– Скажи мне, – заговорила вдруг она, – что у тебя происходит с Инной?

Лиза вздрогнула. Об Инне они до этого ни разу не говорили. Кроме того, все шло как-то не так. Совсем не так, как предполагалось и как надеялось.

– Почему ты сейчас меня об этом спрашиваешь? Разве нам больше нечего обсудить?

– Спрашиваю то, на что хочу услышать ответ.

Лизу начало трясти. Дрожь прошлась от кончиков пальцев к ладоням и начала распространяться по всему телу.

– Она твоя бывшая, так ведь? – Снова спросила Ольга.

Почему-то это слово по отношению к Инне ее покоробило. Как это "бывшая"? Что значит "бывшая"?

– Мы… Мы сейчас не вместе.

– Почему?

– Это сложно объяснить.

Лиза открыла сумку и начала рыться в ней в поисках сигарет. Она и правда не знала, что ответить. Почему они не вместе? Потому что прошли чувства? Но это было не совсем правдой. Потому что появилась Ольга? Но и это было не совсем правдой тоже. Проблема была в том, что всю правду она сказать не могла.

– Иди, – велела Ольга, так и не дождавшись ответа.

Лизу будто ушатом воды окатило.

– Что?

– Иди домой. Мне нужно ехать.

Она щелчком разблокировала двери и переключила волну радио. Вела себя так, будто Лизы уже не было в машине, а может, и в ее жизни тоже.

– Зачем ты это делаешь? – Лиза повернулась на сиденье и взяла Ольгу за руку. – Ответь, зачем?

Их пальцы сплелись, и принялись нежно поглаживать друг друга. Ольга вдруг наклонилась вперед и прилегла на руль.

– Погладь меня по спине, – глухо попросила она.

Левая рука Лизы скользнула на ее спину, и погладила – осторожно, только самыми кончиками пальцев. Она потрогала острые лопатки, впадину между ними, пощекотала ногтями шею и запустила ладонь в волосы на затылке.

Она слышала, как участилось Ольгино дыхание, как забилось ее сердце. Она была очень нежной – ласкала затылок, пропуская волосы между пальцами, гладила за ушком, щекотала основание шеи. Горячая волна прокатилась по ее телу. Она наклонилась и поцеловала Ольгино плечо – прямо через шелковую ткань рубашки.

Тут уже и Ольга не смогла сдержаться – откинулась назад, взяла Лизину руку и опустила себе на грудь, в глубокий вырез. Лиза ахнула, ощутив под пальцами твердость сосков и мягкую нежность белья. Она нежно погладила идеальную окружность груди, все еще боясь поднять взгляд и посмотреть Ольге в глаза.

И вдруг все кончилось. Ольга отстранилась, застегнула рубашку, и положила руки на руль.

– Иди, – хрипло сказала она, – ничего не спрашивай, просто иди.

И Лиза не смогла ослушаться. Вылезла из машины, махнула на прощание рукой, и только и успела, что заметить, как автомобиль красным вихрем пронесся мимо, унося в себе женщину, от которой сейчас так билось сердце и такими тяжелыми стали ноги.

***

– Откровенно говоря, они меня немного…

– Достали? – Понимающе усмехнулась Женька. – Называй уж вещи своими именами.

– Да, – согласно кивнула Инна, – я немного от них устала. Каждый почему-то считает, что гораздо лучше чем я знает о том, как мне жить и что мне делать.

Женька улыбнулась, подавая Инне поднос с очередной партией пельменей. Сегодня утром Инна позвонила с сообщением, что у нее день рождения, и она вопреки всему собирается созвать друзей, чтобы отпраздновать. Женька тут же рассыпалась в извинениях и предложила во-первых устроить праздник у нее ("в твоей маленькой квартирке и трех человек не соберешь"), а во-вторых, налепить настоящих сибирских пельменей к столу ("сколько можно уже собираться под Оливье и селедку под шубой?").

И вот теперь они все утро возились на кухне, краем уха слушая, как маленькая Лека крушит что-то в своей комнате.

– У Кристины в этом плане вообще тормозов нет, – продолжила Женя, раскатывая пласт теста, – но вот Леха меня удивляет. Не замечала за ним склонности лезть в чужие дела.

– Он беспокоится, и это естественно, – пожала плечами Инна, – но я правда от этого очень устаю.

– А в чем хоть суть их претензий?

Инна разложила по заголовкам комочки мяса и откинула со лба светлые пряди волос. Она казалась совсем измученной и вялой.

– Понимаешь, они почему-то считают, что мне пора выходить из траура и начинать жить какой-то новой жизнью.

– А ты с ними не согласна?

Инна рассмеялась вдруг.

– Женя, и ты туда же? Скажи, когда ты теряешь близкого человека – какая в этом случае самая естественная реакция?

– Страдать, – не задумываясь, ответила Женя.

– Вот я и страдаю. Любую потерю нужно отгоревать, отплакать, и лишь потом у тебя появятся силы и желание жить дальше. Слова Кристины и Леши очень похожи на предложение станцевать лезгинку на могиле погибшего друга.

– Но может быть, они имеют ввиду, что твое страдание затянулось?

– Ох, Женя…

Инна вытерла руки полотенцем, снова поправила волосы и посмотрела на Женьку своим обычным спокойным взглядом.

– Оно затянулось только для них, потому что очень тяжело находиться рядом с другом, который горюет. Это почти непереносимо – видеть, как близкий человек страдает, и не иметь возможности ему помочь. Но сколько горевать и сколько страдать – может решить только тот, кто страдает. Понимаешь?

– Да, – Женька сглотнула подступивший к горлу комок, – от чужого страдания хочется убежать так же как от своего собственного. Наверное, это высшее проявление дружбы – быть рядом с тем кому плохо, и не пытаться ничего изменить. Просто быть рядом.

Ей вдруг вспомнился Питер. Как забирали ее из больницы Сергей и Макс, как неслышной тенью каждую ночь и каждый день была рядом Олеся. Как они приезжали вечерами, наливали чай, и держали за руку. Кто знает – может, если бы потом они не сдались, все сложилось бы иначе…

– О чем ты задумалась? – Спросила Инна.

– О Марине, – ответила вдруг Женька, – знаешь… Я почему-то вспоминаю о ней гораздо чаще чем о Леке.

– Наверное потому, что за время вашего путешествия, ты смогла ее узнать. А Леку так и не сумела.

Женька только кивнула и вернулась к тесту. Да, Инна была права – наверное, дело было именно в этом. А, может, и в чем-то еще – в чем-то, в чем она до сих пор боялась себе признаться.

– Лиза придет сегодня? – Спросила она, чтобы отвлечься от непрошенных мыслей.

– Думаю, да. Я ее пригласила.

– А не боишься, что ей здесь устроят варфоломеевскую ночь?

Инна снова засмеялась.

– Жень, ну что ты как ребенок, честное слово? Почему меня это должно волновать? Это мой день рождения, и я хочу видеть на нем самых родных и близких, а дальше уж им решать – смогут ли они вести себя адекватно, или захотят испортить праздник. Лиза большая девочка, и сама решит, приходить ей или нет.

– Но ты же понимаешь, что Кристина захочет?

– Ну и пускай. Это будет на ее совести.

Инна накрыла марлей очередную порцию пельменей и кинула взгляд на часы.

– Думаю, пора накрывать на стол. Осталось два часа.

– Давай. А я пока дорежу салаты.

К разговоры они вернулись позже – когда стол украсился приборами и бокалами, а замотанная приготовлениями Женя усадила Леку на стульчик и принялась кормить кашей.

– Скажи мне, – попросила она, отправляя дочке в рот очередную порцию, – после всего, что произошло… Неужели ты все еще ее любишь?

– А что тебя удивляет? – Инна, в халате и с накрученными на бигуди волосами, сидела рядом и пила чай. – Ты же любишь Лену, несмотря на все, что она тебе сделала?

– Но это же другое…

– Почему? Жень, кому как тебе не знать, что любить бочонок с медом – это очень легко и приятно. А любить его, обнаружив в нем несколько ложек дегтя – вот это, по-моему, и есть самая суть любви.

– То есть ты все про нее понимаешь, и все равно любишь?

– Конечно, – Инна сделала еще глоток, – я знаю, что Лиза слабая, увлекающаяся, и что она способна на ветренные поступки. Ну и что? Думаешь, я идеальная?

– Думаю, да, – честно ответила Женька, чем вызвала новый приступ смеха и бурное веселье Леки.

– Ты ошибаешься, – отсмеявшись, сказала Инна и встала из-за стола, – знаешь, думаю, мне пора одеваться.

Женька кивнула, провожая взглядом ее спину. Она снова впала в знакомое в последнее время состояние задумчивости. А что, если Инна права? А что, если суть любви и правда просто в том, чтобы любить и плохое, и хорошее? Любить настоящего человека, а не пасхальную открытку? А что, если…

Она уже закончила кормить Леку, когда на кухне снова появилась Инна.

– Ну как? – Спросила, остановившись в проходе.

Женька только рот раскрыла. Она была… Нет, не то чтобы даже красивой, и не то чтобы даже сексуальной… Она была обворожительна, волшебна, словно принцесса из детской сказки. По открытым плечам рассыпались белые кудри завитых волос, тонкие бретельки белого же платья плавно переходили в изящный вырез на груди, а стройные бедра облегала мягкая нежная ткань, заканчивающаяся на середине голени. Изящные кисти рук были украшены браслетами, а на безымянном пальце – словно в пику всем несчастьям – красовалось платиной обручальное кольцо.

– Ты потрясающая, – искренне сказала Женька, глядя прямо в огромные, мягко накрашенные, голубые глаза, – правда, ты… У меня нет слов.

Инна улыбнулась своей теплой, мягкой улыбкой, и в этот момент в дверь позвонили.

– Иди открывай, – кивнула Женька, прогоняя мурашки, рассыпавшиеся вдруг по спине, – думаю, это гости.

И это были действительно они. Первым пришел Леша – с огромным букетом белых роз, и в галстуке. Он так обалдел от непривычного вида Инны, что двух слов связать не мог. Следующей принеслась Леля – с новой татуировкой на плече и корзиной хризантем. Она сходу принялась очаровывать Лешу, от чего он скоро забился в самый угол стола и перестал вообще подавать голос. Следующими приехали Иннины родители с Дашей – их сопровождал почему-то Славик, он же и нес за ними сразу три букета и три коробки с подарками. И, наконец, приехала Лиза.

Она неуверенно вошла в квартиру, улыбнулась смущенной улыбкой, и вдруг изо всех сил обняла Инну, что-то шепча ей в ухо. Наблюдающая за этой сценой Женька подумала вдруг, что не все у них так уж просто. И, может быть, на самом деле ничего еще не кончено.

Она смотрела, как они стоят, обнявшись – долго-долго, крепко-крепко, как доверчиво придирается Лизина щека к плечу Инны, как нежно гладит она ее спину, и это было так трогательно и так тепло, что Женька тихонько ушла в комнату и прикрыла за собой дверь.

– Кто там пришел? – Спросил из своего угла Леша. На одном его колене уютно устроилась Лека, а на другом Даша, и обе они с удовольствием дергали папу за уши.

– Лиза, – задумчиво ответила Женька и увидев, как сверкнули его глаза, встрепенулась, – Леш, я очень тебя прошу – веди себя прилично. Это праздник Инны, и не надо его портить.

Леша буркнул в ответ что-то неразборчивое, и принялся играть с дочками в "ехали по лесу".

Женька поправляла салфетки, когда в комнату наконец вошли Инна и Лиза. Удивительное дело – они держались за руки, и Инна словно защищала ее собой от всех присутствующих. Лиза тихо поздоровалась и села за стол. И начался праздник.

Веселье било фонтанами брызг смеха и радости. Леля и Славик непрерывно шутили, Иннин папа произносил красивые тосты, Леша играл с детьми, и только Лиза молчала и – как показалось Женьке – держала под столом Иннину руку. А потом были пельмени, и снова тосты, и еще порция безудержного веселья.

А потом пришла Кристина.

Она ввалилась в квартиру с Толиком под руку и Женькой-младшим подмышкой, громогласно извинилась за опоздание, вручила имениннице очередной букет и коробку, смерила презрительным взглядом Лизу, и полезла за стол.

– Штрафную! – Заявила Леля немедленно. – Славик, давай налей им. И тост! Требуем тост!

Женька внутренне сжалась, когда Кристина поднялась на ноги, взяла бокал и снова – с непередаваемым выражением лица – сморщилась на Лизу.

– Инночка, наша семья поздравляет тебя с днем рождения. Мы желаем тебе в первую очередь поскорее забыть о недостойных тебя людях, выйти из своей депрессии, и найти себе достойную женщину. А мы всегда будем рядом и поможем, если что.

Мучительно-красная Лиза не знала, куда себя деть. Она вместе со всеми соприкоснулась бокалами и принялась пить мощными глотками. А довольная собой Кристина уселась обратно и принялась за пельмени.

Женька во все глаза смотрела на Инну. Та улыбалась, медленными глотками цедила вино, но рука ее по-прежнему была под столом, а во взгляде – вопреки всему! – ясно читалось "не тронь".

Прошел час, веселье стало затихать, Леля уже активно клеилась к Славику, и настал момент, когда алкоголь в крови побудил начать серьезные, важные разговоры.

Солировала, конечно, Кристина.

– Не надо сопротивляться обстоятельствам, – вещала она, одной рукой обнимая Толика, а другой – бокал коньяка, – зачем биться лбом о стену, если можно поискать другой путь?

– А если за стеной скрывается нечто важное, к чему иначе не добраться? – Спросил Иннин папа.

– Тогда стоит поискать себе другую цель. Вот бросил тебя человек, например. Кинул. Предал. И можно, конечно, пытаться его вернуть любой ценой, но есть ли смысл? Проще найти другого, не такого предателя.

– Кристина, у вас интересный подход, – улыбнулся папа, – но что вы будете делать, если и новый человек вас бросит? А за ним новый, и новый? Снова искать другого? Зная, что ни минуты не потратили на то, чтобы сражаться за свою любовь?

– Минуту потрачу, – Возразила Кристина, – неделю – возможно. А больше – увольте.

– Даже если вы любите?

– А как можно любить предателя?

– Кристин, не нужно, – попросила Инна, – не скатывайся на личности. Если я верно тебя слышу, речь идет вообще о том, стоит ли прикладывать усилия к тому, чтобы добиться цели. И где грань между усилием и битьем головы о стену. Так?

– Так, – Кристина недовольно кивнула.

– А если так – мой ответ таков: если ты действительно чего-то хочешь, если это правда тебе очень нужно – иди до конца. Бейся ногами, руками, ищи обходные пути, но помни: путь к чему-то важному никогда не бывает прост. Можно всю жизнь бегать от стенки к стенке, отказываясь от борьбы, а можно проломить одну, и идти туда, куда зовет тебя твое сердце.

Женя, ошеломленная, смотрела, как Инна переглянулись с отцом. Дальше она уже не слушала. Господи, как просто. Как просто и сложно одовременно. Идти туда, куда зовет тебя сердце. Боясь, сомневаясь, разбивая в кровь кулаки, но идти. А не бегать от одной стены к другой.

Она вдруг все поняла. И голос, столько месяцев шепчущий что-то, превратился в крик.

"Забери меня отсюда. Я хочу к тебе. Просто к тебе. Прижаться губами к твоим волосам и ни о чем не думать. К черту будущее. К черту прошлое. Есть только один момент, момент, в котором я хочу быть рядом с тобой. И это и есть то главное, чего желает мое сердце".

Спор продолжался – Женька видела, как Кристина доказывает что-то Инне и ее папе одновременно, как продолжает то краснеть, то бледнеть Инна, но ей было уже все равно.

Мысленно она уже собирала вещи.