Кто-то плясал в закрытых зрачках. Танцевал ламбаду или что-то вроде того – знакомого, но полузабытого. Кажется, это был ребенок, то ли мальчик, то ли девочка, то ли вообще нечто бесполое.

– Похоже, что я умерла, – проговорил кто-то в районе переносицы. И стало страшно. Страшно было открыть глаза и увидеть нечто непривычное. И осознать, что ты в аду было тоже страшно.

Тьма накрывала всё сильнее. Укутывала шерстяным одеялом и не давала вздохнуть. Думать не хотелось. Закрытые глаза словно закрывались еще раз – теперь уже навсегда.

И вдруг всё залил свет. Темно-коричневый, цвета молочного шоколада. Он разрезал темень ножиком и прорывался вперед.

– Держись, малыш, – прозвучало в затылке, – Держись. Ты справишься. Давай же, открой глазки. Давай.

Лёка промычала что-то про себя, осознавая, что не издала ни звука. Её веки с трудом приподнялись, впуская в зрачки свет. И она увидела только глаза. Спокойные, карие, теплые.

– Вот так, малыш, – снова голос шептал что-то, – Вот так. Теперь так. Только так.

Веки снова стеной обрушились вниз. Но теперь темнота не была пугающей. Она стала… успокоением.

Новое утро пришло неожиданно. Глаза как-то сами собой открылись и увидели белый потолок.

– Неужели опять нажралась? – подумала Лена и снова закрыла глаза. В районе живота плотным куском гранита поселилась боль. – Твою мать, когда же я брошу пить…

– Малыш, открой глазки, – раздался рядом нежный голос. Он проник прямиком вглубь тела и запульсировал в груди, – Давай, малыш… Ты сможешь.

Удивительно, но веки послушно приподнялись, впуская в зрачки яркий свет. Чье-то лицо расплылось и задрожало, словно изображение на испорченной кассете.

Лёка сжала правую руку в кулак и сфокусировала взгляд.

Глаза цвета переспелой черешни смотрели на неё с незнакомого лица и в них было нечто, что вдруг на мгновение вернуло в душу ощущение детской безмятежности и защищенности.

– Ты кто? – прохрипела Лена. – Я где?

– Ты в больнице, – нежный голос легким ветерком коснулся ушей и растворился вдалеке, – Всё хорошо, малыш. Ты жива.

– Кто ты?

– Меня зовут Саша. А тебя?

– Л… Лёка… – неожиданно звуки вырвались из горла девушки лающим кашлем. От этого усилия тело как будто придавило бетонной плитой.

– А настоящее имя? – снова мимолетная ласка коснулась ушей.

– Лен… Лена…

– Вот и хорошо, – холодная ладошка опустилась на Лёкин лоб и веки сомкнулись удовлетворенно, – Не нужно больше собачих кличек. Елена. Леночка. Малыш… Поспи немного. Тебе это сейчас необходимо.

Так странно… Бывает, что в жизни появляются люди, появления которых ты меньше всего ждешь, на приход которых даже не надеешься.

***

Саша стала для Лёки спасением. Каждый день она появлялась в палате, улыбалась теплой нежной улыбкой и присаживалась на край постели.

От неё Лена узнала, что на самом деле между вечером, проведенным с Мариной и её попыткой самоубийства прошло целых две недели. Эти дни выпали из памяти девушки, растворившись в алкогольном анабиозе.

Саша рассказала, что когда Лёку на скорой привезли в больницу, надежды почти не было – девушка не дышала, снотворное успело впитаться в кровь и дойти до сердца. Но она ожила. И это было чудом.

– Этот подарок тебе сделали только для того, чтобы ты никогда не повторяла своих ошибок, – тепло говорила Саша, сжимая слабую Лёкину ладошку, – Бог дал тебе жизнь не для того, чтобы ты так легко от неё отказывалась.

Лена не могла говорить. Она была еще слишком слаба, и на худом, измученном лице, ярким цветом расплывались все чувства, которые невозможно было облечь в слова.

Саша рассказывала ей о жизни, о любви, о счастье. О том, как много в мире есть замечательных людей, которых Бог при рождении поцеловал в лобик, но они сами не понимают этого.

Она была загадкой. Она ничего не говорила о себе, о своем прошлом и настоящем. Но в огромных карих глазах жила целая вселенная добра и понимания.

Через неделю Лёка потихоньку начала говорить. Делала попытки встать с постели и проходила несколько шагов, ведомая сильным плечом и нежными руками. Её организм постепенно приучался получать еду не из капельницы, а обычным способом, а ноги снова наливались силой.

Первое время в больницу приходили Ксения, Марина, Денис и все остальные. Но Лёка жестом руки просила их уйти. В её сознании не мог ужиться новый – чистый – мир с тем, что было до этого.

– Кто ты? – спросила однажды Лена, когда уже в конце лета они с Сашей медленно прогуливались по больничному скверу.

– Я человек, – улыбнулась женщина, – Разве тебе что-то еще нужно знать?

– Но я хочу! Хочу знать, откуда ты, как ты жила и живешь.

– Зачем тебе это? Такая информация всё равно не даст тебе возможности узнать меня по-настоящему.

– А как я могу узнать тебя?

– Только слушать. И слышать.

И Лена слушала. Иногда она даже не разбирала слов, но особый тембр голоса, звучащий всегда только на одной октаве, объяснял ей больше, чем сотни и тысячи предложений.

– Почему ты в больнице? От чего ты лечишься здесь?

– Я не лечусь.

– Тогда почему ты здесь?

– Здесь мне помогают найти гармонию между душой и телом. Часто бывает, что когда здорова душа – болит тело. И наоборот. Это разрывает связь и делает жизнь иной.

– Разве можно вылечить душу? – удивлялась Лена.

– Конечно, малыш. Но вылечить её можешь только ты сама.

– Но ведь ты мне помогаешь!

– Я могу помочь найти путь, – улыбалась Саша, – Но лечить себя сможешь только ты.

Так – в тихих прогулках и беседах – проходили их дни. Иногда Саша исчезала на несколько часов и Лена знала – ей делают какие-то процедуры, колют уколы. Однажды она спросила медсестру:

– От чего лечится здесь эта женщина?

Но ответа не получила.

Странно – казалось, все в больнице были знакомы с Сашей. Каждому она успевала улыбнуться, сказать какие-то слова или о чем-то спросить.

– Она словно призрак, – думала ночами Лена, водя взглядом по белому пололку, – Призрак, который есть и одновременно которого нет.

Но она не была призраком. Она была живым человеком, который давал каждому так много тепла, что порой казалось – еще чуть-чуть и она просто растает, отдав всё и улыбнется этому.

– Куда ты поедешь когда выпишешься отсюда? – спросила однажды Саша. Они сидели на лавочке в сквере, одетые в свои обычные халаты с наброшенными сверху куртками.

– Не знаю… Я не хочу уезжать.

– Ты хочешь. Просто пока еще не понимаешь этого. У тебя ведь есть место, где всегда тебя ждут и где всегда будут тебе рады?

– Нет… Такого места нет, – сумрачно покачала головой Лена и посмотрела на верхушки деревьев. В её душе было всё так спокойно и хорошо, что не хотелось ничем омрачать это тепло и негу.

– Есть, малыш. Твои мама и папа ждут тебя.

– Откуда тебе это знать? Я ведь не сказала им ни слова когда уехала! Я их не видела очень-очень давно.

– Я знаю, – улыбнулась Саша и обняла Лену за плечи. Девушка сразу согрелась в этих объятиях и сжала в ответ ладонь, накрывшую её руку, – Конечно, они тебя ждут. Ведь ты их ребенок, ты свет в их жизни.

– Я делала им больно.

– Да. И они тоже причиняли тебе боль. Ты стала меньше любить их от этого?

– Нет, – всхлипнула Лена, – Я люблю их, но…

– И они не стали меньше тебя любить, малыш. Поверь, я знаю, они ждут тебя и когда бы ты ни появилась – они будут тебе рады.

– Но я не могу уехать в Таганрог. Там… Лиза.

– Ты любишь её?

– Не знаю… Наверное, нет. Но она меня любит. И с ней мне было хорошо. Так хорошо, как ни с кем до этого.

– Ты любила кого-нибудь в своей жизни, Леночка?

Лёка вздрогнула от этого вопроса. Вынырнула из Сашиных объятий и посмотрела прямо ей в глаза. Синий океан ворвался в этот взгляд и сердце ёкнуло от силы, что была в этом океане.

– Я тебя люблю, – прошептала Лена, – Но я знаю, что у этой любви нет будущего.

– Почему? – Саша ласково погладила девушку по щеке и вытерла след от слез.

– Потому что как только я уеду, то больше не увижу тебя. Я это чувствую и знаю.

– Малыш, неужели любовь, что есть в твоем сердце живет только когда ты видишь меня?

– Нет! – вспыхнула. – Конечно, нет, но…

– Подожди, – мягким движением голоса Саша остановила Лёку, – Глупо думать, что любовь между двумя людьми живет лишь когда они рядом друг с другом. Любовь – более глубокое чувство и оно наполняет твою душу всегда, где бы ты ни была и с кем бы ни была.

– Но я хочу быть рядом с тобой!

– «Хочу» – это не любовь, малыш.

– Я знаю… Саш, я запуталась. Я вижу тебя перед глазами всегда, каждую секунду когда тебя нет рядом. И я всегда чувствую тепло. Иногда это доходит до безумия – я просыпаюсь и ощущаю твою ладонь в своей. Я сошла с ума, да?

– Нет, – женщина снова обняла Лену и легонько погладила её по голове, – Ты не сошла с ума. Ты оживаешь, малыш. И это очень хорошо.

И это было действительно так. Каждое утро Лена просыпалась с улыбкой на лице. Одевала спортивный костюм, разминала мышцы и спешила в соседний корпус на завтрак. Овсянка и жидкий чай казались ей очень вкусными блюдами, и она торопилась съесть всё до капельки, чтобы широкими шагами вырулить в сквер.

Когда бы она ни приходила, Саша всегда была там. И загорались нежным светом глаза, и сжимались ладони, и всё тело наполняла безграничная нежность.

Иногда они сидели на лавочке и Саша пальцем рисовала на Лёкиной ладошке какие-то узоры. Девушка дрожала от каждого прикосновения, каждая дорожка была словно выжжена чем-то родным и близким, любимым, счастливым.

Конечно, в чем-то Лена еще оставалась ребенком. Она частенько убегала из больницы чтобы нарвать на склоне полевых осенних цветов и тайно уложить их на подоконник Сашиной палаты. Сочиняла какие-то бессмысленные невнятицы и, краснея и смущаясь, зачитывала их вслух. Однажды она даже вырезала ножом на лавочке слова: «Вместе. Навсегда».

Саша принимала всё это ребячество с улыбкой. Теплым светом сияющие глаза отвечали Лёке больше, нежели любые слова.

Девушка была счастлива.