А в кухне мерила шагами линолеум Лёка. Закуривала сигарету и тут же тушила. И снова закуривала. Не остановилась даже когда Женька осторожно села на стул и закрыла глаза.

– Лена, сядь, пожалуйста, – виновато получилось…

– Не сяду. Что это было? Ответь мне.

– В смысле?, – огромная усталость накрыла девушку с головой и не давала дышать.

– Что Кристина мне тут говорила? Всё это действительно так?

– Нет, Леночка. Всё не так. Я люблю тебя.

– Не отделывайся общими фразами. Ты что, действительно жаловалась ей на меня?

– Я не жаловалась. Я делилась. Советовалась.

– А кто давал тебе право обсуждать меня с какими-то посторонними людьми?, – Лёка, наконец, села и уставилась на Женю. А та даже не пыталась выдержать взгляд.

– Кристина не посторонний человек. Она мой друг.

– А я?

– А тебя я люблю. Лен, я очень устала, правда. Пойдем спать?

– Она устала. Здорово. Она устала. А как ты думаешь, как после всего этого Я себя чувствую? Мне наговорили целый вагон гадостей, а ты говоришь, что устала. А мне что теперь с этим делать?

– Забыть. Я прошу тебя, пойдем спать…

– Да не пойду я спать!, – заорала, откидывая ногой табуретку, – Хватит так со мной разговаривать! Я тебе не игрушка, чтобы вот так себя вести! Отвечай немедленно, что из того, что говорила Кристина – правда. Или я уйду сейчас. Ну?

Не смогла Женька ответить. Опустила голову на сложенные руки и заплакала. Тихонько – чтобы не видно было. А Лёка постояла, буравя её взглядом, и вылетела, хлопнув дверью. Рыдания словно наполнили Женю целиком, она уже не сопротивлялась им. Всхлипывала, стонала, иногда почти рычала даже. Сквозь пелену слёз видела чьи-то руки, сующие таблетку, потом стакан с водой. Как-то неожиданно очутилась на диване в большой комнате. И прижимаясь к теплому плечу, потихоньку успокаиваясь. Только через несколько часов отступила жесткая боль, стягивающая сердце. Только через несколько часов Женька смогла открыть глаза и спросить:

– Почему ты вернулась?

– Ну, я же знала, чем всё это кончится, – Кристина деловито достала из шкафа плед, укутала девушку, села рядом и взяла за руку, – Тебе легче?

– Да, легче. Кристь, спасибо тебе. Но… Зачем ты всё это затеяла?

– Я не сдержалась. Эта её самоуверенность сводит меня с ума. Она же искренне считает себя центром вселенной! Что она говорила тебе после того, как я ушла?

– Потребовала сказать, что в твоих словах было правдой.

– А ты что ответила?

– Ничего.

– Почему?

– Потому что в твоих словах ВСЁ было правдой, – вдруг совершенно спокойно сказала Женя, -Всё, понимаешь? И про цветы, и про эгоизм… И про то, что я поползу за ней куда угодно. А она даже после этого говорила только о том, что ОНА чувствует и переживает. А знаешь, почему?

– Почему?

– Потому что знает, что в моем сердце есть место только для неё… И прощения завтра буду просить я у неё, а не она у меня.

– Ты что, с ума сошла?, – Кристинка аж заискрилась вся от ужаса, – Ты еще и прощения собираешься у неё просить? Да она на коленях приползет завтра – увидишь!

– Не приползет… Никуда она не приползет.

Права оказалась, конечно, Женя. Только через неделю ей удалось поговорить с Лёкой – та изображала из себя неприступную стену. Не помогали ни извинения, ни признания в любви. Даже обещания никогда не пересекать их с Кристей не помогли. Потребовался еще месяц, чтобы пробить эту стену. И всё пошло по-старому.

***

Но постепенно подкатывала усталость.

Хуже всего было ночами, когда не спалось, и нельзя было включить компьютер из-за отключенного электричества. Тогда Женька расставляла по комнате свечи, зажигала их медленно, подходила к зеркалу и долго стояла, упершись лбом в равнодушное стекло. А потом усаживалась поближе к батарее, доставала блокнот и составляла из слов-строчек бессмысленные и бездумные стихи. И летал в наушниках плеера голос Арбениной, и яркая луна светила даже сквозь задернутые шторы, и пальцы крепко сжимали ручку, и не получалось, не получалось даже в рифмованных бессмыслицах выразить всё то, что камнем оседало в душе и не давало вздохнуть, и хотелось просто заснуть… И уже не просыпаться.

Но звонил телефон, или настойчивый звук в дверь заставлял выключить плеер и потихоньку шлепать к входной двери. А там – друзья, знакомые и просто люди. И нужно было улыбаться, рассказывать что-то смешное и ждать, когда же все оставят в покое, чтобы снова зажечь свечи, завернуться в плед и устроиться поближе к батарее…

– Жек, как ты думаешь, чего она от меня хочет?, – Янка смотрела вопросительно, сидя напротив Жени и раскачиваясь на табуретке.

– Не знаю, Яночка. Тебе виднее. Это же тебя она… любит.

Женька разлила по кружкам чай и пристроилась на подоконник, поджав ноги. Они сидели на Яниной кухне, и уже около часа длился этот бессмысленный и никому не нужный разговор. Всё повторялось до смешного похоже: Лёка познакомилась с Янкой в Жениной школе, пообщалась немножко, и, конечно, моментально влюбилась. Да и как же можно было не влюбиться в маленькую смешливую девчонку, душу компании и великую тусовщицу?

Женя на всю жизнь запомнила свой первый разговор с Яной. Обе они были учительницами литературы и беседа, конечно же, шла о писателях и книгах.

– В этом плане мне, конечно, безумно повезло, – вещала Янка, помешивая кофе, – Родители родили меня с зелеными, как и положено, глазами. Но вот с волосами получился недосмотр – до «копны золотистых вьющихся волос» мне было далеко. Волосы были темные, прямые и как я ни пыталась их изменить – толку было мало. Правда, однажды я даже купила банку перекиси водорода, которая вполне могла исправить ситуацию, но вместе с мамиными воплями вся надежда о светлых волосах утекла в унитаз. Вместе с ней утекла и мечта стать одной из принцесс типа Анжелики из одноименного романа. Хотя, ты знаешь, я не обольщалась. Если с волосами еще был шанс что-то сделать, то грудь и ноги отрастить никак не представлялось возможным.

Янка хохотала, глядя на едва сдерживающую смех Женьку.

– Ну да, да! Вот так повлияла на меня эта литература. Знаешь, я во времена своей прыщавой юности вообще была свято уверена, что «Анжелика» – это прямое руководство к действию. Ты бы меня видела, когда я как в «Анжелике» пыталась посмотреть на одного мальчика из своего класса «томным взглядом, уносящим своей глубиной в обещания вечного блаженства и безрассудной страсти».

– И что было?, – давясь смехом, спрашивала Женя.

– А что было… Пацан ничего не понял и с испуга треснул меня по голове пеналом. С тех пор свой «изумрудный взгляд» я не использовала. Хотя о Жофрее мечтала еще долго. Знаешь, я не так давно пыталась перечитать заветные несколько «Анжеликиных» томов. И удивилась просто безмерно.

– Чему?

– А тому, как часто Анжелика прыгала туда-сюда: то королева, то рабыня. То служанка, то опять королева… Прикинь, я всю «Анжелику» первый раз в пятом классе прочитала. А «Тимура и его команду» на втором курсе.

– Почему так?, – Женя уже не могла удержаться от хохота.

– А фиг знает, – сохраняя серьезное выражение лица, отвечала Яна, – Мне в детстве как-то однофигственен был и Тимур с его командой, и Незнайка с его луной. Вот тоненькие брошюрки любовных романов – это было да! Всем классом перечитывали.

Янка не была как-то особенно красива. Вот глаза – с этим Женька соглашалась – действительно, были особенные. Изумрудные, блестящие. И очень большие. А в остальном… Невысокого роста крашеная блондинка, одетая всегда безумно и необычно, она брала в основном своим бесконечным обаянием. Рядом с ней всегда хотелось улыбаться и радоваться жизни. И шутить, и смеяться бесконечным Янкиным шуткам.

Неудивительно, что Лёка влюбилась. И неудивительно, что именно с Женей обсуждала Яна эту дикую и ненужную никому влюбленность.

– Жень, ну я не знаю, – закатила глаза Яна, вырывая Женьку из воспоминаний, – Какая еще любовь? Я вообще не по тому делу.

– Не по какому?, – устало спросила Женя, заранее зная ответ.

– Я только с мальчиками, – смущенно прошептала Янка, пряча в глазах усмешку. Она любила играть, эта забавная и в общем-то очень хорошая девушка.

– Значит, так ей это и скажи.

– Я говорила! А она сидит и смотрит. И молчит. Так молчит, что мурашки по коже… Ну я не знаю, Жень! Меня нельзя так любить!

– А как можно?

– Ну… Попроще как-нибудь, знаешь? Жень! Ну скажи, что мне делать?

И Женька говорила. Успокаивала. Гладила по голове и говорила, что всё у Лёки пройдет – перебесится, мол. Говорила и сама в это не верила.

А на следующий день уже Лёку успокаивала. Подбадривала, поддерживала. И говорила, что всё обязательно будет хорошо, что она добьется, и что Яна рано или поздно сдаст позиции…

Чувствовала Женька: все повторяется. И еще повторится. И еще.

И снова будет у Лёки безответная любовь, и снова Женя окажется рядом, и снова станет впитывать в себя чужие проблемы и искать поводы для надежды. И снова Лена воспрянет духом и уйдет с новыми силами для новых побед. И снова придется остаться одной, перезваниваться вечерами с Кристиной и тихо выть, с ненавистью глядя в зеркало.

И всё было бы просто, если бы не огромная, бесконечная любовь, граничащая по своей глупости и ничтожеству с банальным мазохизмом.

Самое смешное, что больше всего на свете Жене хотелось, чтобы Лёка была счастлива. Ей хотелось подарить целый мир. Поднять в небо, закружить и показать огромную вселенную, в которой нет места боли. И как только появлялся кто-то, в кого Лёка влюблялась, ревности не было. Было бескорыстное желание счастья. Женька уже давно научилась любить не для себя, и не для Лёки. Просто любить. Это было ни с чем не сравнимое чувство. Кристально чистое. Оторванное от земли. Она готова была отдать все за то, чтобы увидеть блеск счастья в Лёкиных глазах. Но видела только отблеск. Она молилась, чтобы появился человек, тот самый, настоящий, который согреет ее душу, очистит от накипи будней, раздует огромный костер любви. Но он не появлялся. Были только победы. Влюбленности. Увлечения.

И ничего больше.

Как-то зимой Женя написала Лёке письмо. Она пыталась описать в нём все свои эмоции и чувства, все радости и горести. Сидела долго, а в итоге на листке бумаге осталась только одна строчка: «Я люблю тебя, Ленка».

В этом-то и было всё дело.

Когда однажды Лёка позвонила и радостно закричала, что Янка теперь всегда будет с ней и что у них всё хорошо, Женя приняла решение. Пора было что-то менять. И теперь Женька знала, как.

Первая беседа с психотерапевтом прошла тяжело. Женя не ожидала увидеть в этом качестве молодую интересную женщину – она думала, что все врачи либо бородатые интеллигентные мужчины, либо взрослые серьезные женщины в строгих костюмах. Девушка в джинсах и модном пиджаке на месте психотерапевта застала её врасплох.

Но почему-то через неделю Женька снова спешила на прием. И снова. И снова. Постепенно она начала доверять этой улыбчивой теплой женщине, которая с таким вниманием её слушала и так сопереживала её проблемам.

– Здравствуйте, – Женька смущенно просовывала голову в дверной проем и блестела глазами навстречу врачу, – Можно?

– Да, Женечка, заходите, – Настя улыбалась в ответ на Женькину радость и указывала на кресло. Девушка усаживалась, откидывалась на мягкую спинку и вздыхала спокойно и уверенно.

Настя перебрала какие-то листки на столе, а потом отложила их в сторону и внимательным взглядом посмотрела на Женю.

– Давайте с Вами сегодня поговорим о том, какого человека Вы смогли бы полюбить. И в первую очередь кто это должен быть: мужчина или женщина?

– Я не знаю. Кроме Лёки у меня не было никаких женщин. А мужчины… Кроме Виталика я никого из них не любила. Сравнивать не с чем.

– А давайте не будем сравнивать. А просто попробуем представить себе ваш идеал человека.

– Ну, он должен быть добрым. С понимающими глазами. Чтобы слушал меня. Чтобы мои проблемы были для него важны так же, как свои собственные. Чтобы всегда можно было опереться. Надежный чтобы был. Вроде, всё.

– Всего-навсего? А Вы не заметили, Женя, что перечислили разными словами очень похожие качества.

– Заметила…, – прошептала Женька, – Мне очень хочется, чтобы обо МНЕ думали. Чтобы не только я о ком-то, но и обо мне тоже.

– Хорошо, – Настя заулыбалась, делая какие-то пометки в блокноте, – Теперь давайте подумаем о внешности.

– Внешность никакого значения не имеет. Мне всё равно.

– А если это будет безногий карлик?, – засмеялась доктор.

– Пусть даже безрукий – лишь бы любил меня. И чтобы я любила.

– Очень хорошо! Но ведь с ним будет сложно заниматься сексом, верно?

– Да, – Женька неожиданно погрустнела, – Но это же Вы так… Абстрактно.

– Не совсем, Женечка. Раз мы выяснили, что внешность не имеет для Вас принципиального значения, а характер такой подходит как мужчине, так и женщине, то давайте попробуем рассмотреть сексуальную сторону вопроса.

– Мне никогда ни с кем не было так хорошо, как с ней, – выпалила девушка и покраснела.

– Не стесняйтесь, Женя. Мы же договорились, что стесняться не будем.

– Да, конечно. Просто трудно, понимаете? Одним словом, после Лёки у меня были связи с мужчинами. Это было не так противно, как с Виталиком. И физически было неплохо. Но морально – никак. А с Лёкой – это было море эмоций, прежде всего именно эмоций, а не физическое влечение… Ну, физическое тоже было, только… Вы понимаете?

– Понимаю, конечно. После Виталика Лена стала первой, с кем Вы сблизились?

– Да. Она… Она была такая нежная, заботливая. Первые месяцы мы вообще только целовались… И руками там чуть-чуть… И она не настаивала никогда ни на чём. И я перестала бояться. И вообще, вышло, что в первый раз, когда мы по-настоящему занимались любовью – это я была инициатором.

– Значит, таких чувств, как с Леной, Вы ни с одним мужчиной не испытывали?

– Нет. Хотела… Я же очень хочу семью, Настя. Я детей хочу. Хочу мужа с тетей познакомить. Но при этом… Мне страшно.

– Чего Вы боитесь?

– Мне же придется с ним спать… С мужем. А смогу ли я всю жизнь терпеть?

– Ну, а если у Вас будет девушка – Вы её не сможете с тетей познакомить?

– Рассказать ей правду? Что Вы! Она никогда не поймет…

– Правду о чём, Женечка?

– Ну, Вы понимаете…, – Женька опустила глаза, – О том, что я… Лесбиянка.

– А Вы считаете себя лесбиянкой?, – спокойно спросила Настя.

– Не знаю. Нет, наверное.

– Тогда зачем так себя называете?

– Вырвалось просто.

Женька сжала руки между колен и упорно старалась не смотреть Насте в глаза. А та, напротив, всё время пыталась поймать взгляд девушки.

– Женечка, ты стесняешься обсуждать это со мной?, – видимо, психолог решила, что пора переступить барьер и перейти на «ты».

– Да.

– Почему?

– Вы сами знаете, почему. Потому что мы сейчас обсуждаем мою любовь к… женщинам. А Вы – женщина. И можете неправильно меня понять, и…, – Женька осеклась под откровенно смеющимся взглядом Насти, – Что? Что я говорю… не так?

– Я тебе нравлюсь?, – улыбка не сходила с лица женщины, – И если нравлюсь, то как – как собеседник, как друг или как женщина?

– Как друг, – выпалила Женя, – Меня еще никогда никто так… не слушал.

– И ты мне очень нравишься как друг. А раз так – давай договоримся, что ты будешь делиться со мной всем, чем захочешь. Не боясь того, как я на это отреагирую. Хорошо?

– Хорошо!, – девушка прямо-таки засияла улыбкой, – Я рада, что Вы всё понимаете. Я попробую рассказать, только в другой раз, хорошо?

– Конечно. Как захочешь. В следующий раз, или через неделю – не так важно.

Неделю ждать не пришлось. Уже через два дня Женька прилетела на приём взбудораженная, вся в слезах. Оказалось, что сегодня Лёка приняла решение. Поскольку Яне не слишком нравилось их с Женей общение, Лена решила исключить Женю из своей жизни. Странно, но очередной удар не показался не то, что смертельным – даже сильным не показался. Привыкать начала Женя, чтоли…

И только после этого из неё бурным потоком полились слова. Она рассказывала Насте о страхе быть осмеянной из-за того, что она встречается с девушкой. О страхе перед тетей и дядей – вдруг узнают, такой позор будет. О страхе перед будущим – ведь никакого будущего у этих отношений никогда не было и быть не могло. О том, как тяжело изо дня в день только отдавать, и принимать любой поступок, любые слова, только мыча иногда сквозь слезы: «Лена-Леночка… Маленькая… Глупая… Злая… Что ж ты делаешь-то…»

И постепенно Женька начала понимать, что для того, чтобы что-то изменить в своей жизни, приходится жертвовать. Жертвовать любовью, дружбой, или еще чем-то. И если ей хочется спокойствия, семьи, и чтобы всё было как у людей – придётся забыть, выкинуть из головы эту сумасшедшую девчонку с ярко-синими глазами и смешными чертиками…

В эти тяжелые недели девушка окончательно увлеклась интернетом. Просиживала ночи напролет в одном и том же чате, общаясь с разными людьми, знакомясь и прощаясь. Перестала видеться с Лёкой, с Яной. Только Кристине был открыт доступ в новую Женькину душу. И как прежде проводили они вечера, укутываясь в сигаретный дым, и ставшие уже ненужными слова.

А потом случилось то, что в один миг перевернуло всю жизнь девушки и вдруг в одночасье наполнило её новыми, невиданными ранее красками.