АЛЕКСАНДРА СОКОЛОВА

Я НЕ СМОГЛА, И ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ ТОЖЕ

 

— Послушай меня очень внимательно. Ты должна быть самой лучшей! Лучшей во всем. Это единственный смысл, который бывает в жизни.

— Но мам…

— Никаких «но». Твой дед был лучшим хирургом, его именем назвали больницу. Твоя бабушка написала несколько монографий, которые вошли в учебники. Ты должна быть достойна их фамилии.

— Но у меня папина фамилия!

— Это временно. Когда тебе исполнится восемнадцать, ты ее поменяешь.

— Но мам…

— Будет так, как я сказала. Не спорь со мной больше. Просто слушай и делай то, что должна.

Пролог.

— Вы понимаете, что каждый последующий аборт — это риск того, что вы больше никогда не сможете иметь детей?

Этот милый доктор смотрел на нее так дружелюбно, так ласково и немного осуждающе, что ей даже стало его жалко. Но сидение в гинекологическом кресле в позе «ноги выше головы» не слишком располагает к сочувствию, поэтому Ольга только улыбнулась, покачала туда-сюда ногами на специальных подставках, и ничего не ответила.

Доктор вздохнул и сдался.

— Я выпишу вам направление, на завтра. Можете одеваться.

Он очень забавно прятал глаза и смущался, и Ольге захотелось немного пошалить.

— Как же? — Возмутилась она. — А разве вы не будете делать мне процедуру… Такую, знаете, когда врач вводит во влагалище пластиковый прибор…

Она, конечно же, прекрасно знала, как называется этот прибор, и как называется сама процедура, но смотреть на краснеющего доктора было слишком приятно и весело.

— Нет, УЗИ сегодня не будет, — он с большим трудом взял в себя в руки и ушел к столу, оставив ее за ширмой — одеваться.

Ольга грациозно (насколько это вообще возможно в сложившейся ситуации) слезла с кресла, и принялась надевать одежду. Сначала кружевные невесомые трусики, потом — пояс от чулок и короткую черную, с небольшим разрезом, юбку. Завершили ансамбль туфли на высоком каблуке — фиолетовые, с зелеными заплатами — самые модные этой осенью.

Накинув на плечи тонкую курточку и поправив прическу, Ольга подмигнула доктору, забрала направление и вышла в коридор. Несколько дней назад она впервые за долгое время коротко подстриглась и даже перекрасила рыжие волосы в кипельно-белый, так что теперь постоянно хотелось трогать голову — то ли руки никак не могли поверить в изменения, то ли им настолько нравился новый Ольгин стиль.

На улице ее ждал сверкающий Фольксваген кабриолет — красный, с красными же кожаными сиденьями и матово-черной приборной панелью.

— Стоило переехать в эту Тмутаракань, чтобы заиметь такую машину, — в сто сорок восьмой раз за последний месяц подумала Ольга, щелкая брелоком сигнализации.

Она села в машину, бросила сумку на сиденье рядом с собой, и выехала с парковки, посигналив на ходу зазевавшейся «Хонде».

По Петровской улице доехала до конца, вывернула к порту, и инстинктивно увеличила скорость. В памяти всплыл старый разговор — она всегда вспоминала о нем, когда проезжала здесь, и всегда недовольно морщилась.

— Ты ошиблась, — сказала она вслух, когда порт остался позади. — Я здесь, красная машина здесь, и никто не умер. Кроме тебя — никто.

Кроме тебя — никто.

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1. Москва.

Стать руководителем отдела в двадцать пять лет. О да, мама вполне могла бы гордиться ею, если бы в принципе была на это способна. Ольга выросла под ее вечные «ты можешь лучше», и даже сейчас, когда лучше, казалось бы, некуда, мама все равно считала, что она старается недостаточно.

Сегодня она наконец уехала из Москвы, проведя в ней две недели, в которые Ольга вынуждена была выслушивать пожелания, наставления, ехидные замечания и откровенные насмешки. И вот — поезд скрылся за горизонтом, и стоящая на перроне Ольга ощутила, как пали оковы, и воздух снова проник в легкие.

Она вышла с перрона на Комсомольскую площадь и пошла пешком — до офиса компании Find, в которой она работала уже третий год, было всего десять минут неспешной ходьбы.

— Это мама еще не знает про развод, — подумала Ольга, постукивая каблучками от летних босоножек по горячему от солнца асфальту. — Когда узнает — будет мне Варфоломеевская ночь.

У дверей офиса стояла группа людей с сигаретами. Ольга прошла мимо них, кивнув на ходу, и внутренне поежившись. Не все в компании одобряли ее быстрое продвижение по службе, и, говоря откровенно, отношения с коллегами это повышение только усложнило.

Зато у нее теперь был отдельный кабинет! Ольга замирала от восторга каждый раз, когда открывала дверь своим ключом, и заходила в эту маленькую комнату с большим окном, в которой помещался только стол, кресло, стеллаж и небольшая тумбочка.

Пусть маленький, пусть не очень уютный — но «отдельный кабинет» как будто добавляло к ее статусу очков, делало ее еще пусть немножечко, но лучше. Ах, если бы еще в эту жару в кабинет наконец поставили кондиционер…

Ольга улыбнулась и включила компьютер. Кондиционеров не было ни у кого, кроме ТОПов, и мечтать о них было глупо и бессмысленно.

Пока компьютер загружался и принимал новую почту, Ольга успела выложить из сумочки мобильный телефон, пачку «Парламента» и стильную зажигалку. Еще одним преимуществом отдельного кабинета была возможность курить на рабочем месте, и она очень ценила эту возможность.

Среди писем по работе не оказалось ничего интересного, а вот одно из личных заставило немедленно открыть окно и закурить.

От кого: Алиса

Кому: Ольга Будина

Тема: И почему я так по тебе скучаю?

Привет! Знаю, что ты сейчас провожаешь маму, и все равно не сможешь мне ответить, но почему-то совершенно не представляю, как заставить себя взяться за работу, поэтому решила сначала написать письмо, а потом уже браться. Или просто написать потом еще одно ☺

Вчера до поздней ночи гуляла по Питеру. Белые ночи это волшебство, которому не перестаю удивляться. Солнце давно село, небо немного сумеречное, но все равно светло и только фонари горят, забыв о том, что они не нужны сейчас.

Когда мне было восемь, я мечтала о том, чтобы у меня был собственный корабль. Огромный, с белыми парусами и командой матросов. И чтобы я на этом корабле плавала по Неве и махала оттуда всем туристам, гуляющим по Питеру. Класс, правда? «Прогулки по Неве с Алисой» ☺

А ты бы плавала на этом корабле со мной? Знаю-знаю, я не должна об этом писать, не должна спрашивать, но что же делать, если так хочется? С твоим появлением очень многое стало нельзя, а я не очень люблю, когда мне чего-либо нельзя, но это ты и так уже знаешь.

Напиши мне, да? Обнимаю.

Ольга вздохнула и перечитала письмо еще раз. На лице ее против воли расплылась улыбка. Они переписывались вот так уже месяц, и каждый раз, получая очередное письмо, Ольга думала о том, что нужно все это прекратить, и каждый раз не могла.

Почта пиликнула сообщением об еще одном пришедшем письме.

От кого: Алиса

Кому: Ольга Будина

Тема: Re: И почему я так по тебе скучаю?

Проверяю почту по 5 раз в минуту. Как считаешь, это психоз?:)

— Не выйдет у нас никакой дружбы, — подумала Ольга прежде чем нажать на кнопку «ответить». — Как можно дружить с человеком, который отправляет тебе по десятку писем в день, и ты радуешься каждому из них как девчонка?

Тем не менее они пытались. Пытались удерживать свою переписку в рамках нежной дружбы, почти не позволяли себе нежностей и намеков, но именно это «почти» и сводило с ума еще сильнее, чем если бы они говорили прямо.

А как все начиналось! Они познакомились на форуме, посвященном любимому сериалу. Ольга иногда заходила туда, чтобы оставить рецензию на очередную серию, а Алиса раз за разом оставляла к ее рецензиям едкие и смешные комментарии. Это было мило, забавно и трогательно — ровно до того дня, когда на очередную рецензию комментария не появилось.

Ольга терпела неделю прежде чем написать в личные сообщения. Она долго придумывала, ЧТО написать, и совершенно не ожидала, что Алиса откликнется целым письмом. С тех пор так и повелось — сначала было несколько писем в неделю, потом стало — по пять, по десять в день. Ольга успокаивала себя тем, что им просто нравится общаться друг с другом, но практически сразу начала понимать, что на самом деле это совсем не так.

Проблема усугублялась еще и тем, что Алиса была лесбиянкой. Такой — откровенной, открытой, распахнутой всему миру лесбиянкой. Она вот уже несколько лет жила с девушкой, не скрывала этого, и даже, наверное, гордилась.

Ольга рассказывала ей о муже, о неудавшемся браке, о своих чувствах к ставшему вдруг в один миг чужим человеку. И Алиса выслушивала, откликалась, шутила, и никак не показывала, что и для нее это тоже может быть немного странно.

С недавних пор Ольга начала думать, что, возможно, не все знает о себе и своей сексуальности. Ее горизонты вдруг расширились и она стала обращать внимание на женщин.

— Это все ты виновата, — смеясь, писала она в очередном письме. — Раньше, идя по улице, я смотрела только на красивые мужские задницы, а теперь стала находить, что женская задница тоже может выглядеть сексуально. Что это? Ты отравляешь меня этим? Это передается через килобайты?

— Это передается при более тесном контакте, — отвечала Алиса. — Например, когда мой большой палец лежит на женском клиторе — это очень даже передается!:)

Ольга краснела, читая это, но отвечала в тон, стараясь не показать смущения: — В таком случае я рада, что мы друзья. Мне бы не хотелось, чтобы моего клитора касались чьи-то пальцы.

Она лгала: на самом деле ей хотелось. Несколько раз она уже вплотную подошла к тому, чтобы снять кого-нибудь и просто попробовать. Но что-то останавливало, что-то тайное и немного постыдное.

— Это просто влечение, — говорила она себе. — И, конечно, это пройдет. Просто я никогда не думала о сексе в таком ключе, и не общалась с геями…

«И не лгала себе так глупо и нелепо»

От кого: Ольга Будина

Кому: Алиса

Тема: Re: И почему я так по тебе скучаю?

Привет тебе из пыльно-жаркой Москвы.

Я проводила маму, отряхнулась как мокрая кошка (мама удивительно ловко умеет обливать меня помоями), и теперь сижу в своем кабинете, курю «Вог» и печатаю эти глупые буковки.

Сколько писем мы уже написали друг другу? Мне кажется, из них вполне можно было бы сложить роман, вот только романа нет и не будет.

Давай сменим тональность, ладно? Меня слегка пугает то, что я чувствую, и мне бы не хотелось это развивать.

Обнимаю.

Она нажала кнопку «отправить» и заставила себя взяться за работу. Кабинет кабинетом, но новая должность предполагала и некий объем дел, за которые так или иначе пора было браться.

Просмотреть письма от коллег и начальства оказалось легко. Сложнее стало, когда дело дошло до фотографий. Очень скучных фотографий, из которых следовало выбрать те, что будут использованы в макетах стенда грядущей выставки. Ольга перебирала снимки, гладила пальцами их глянцевую поверхность, и думала о том, что Алиса — фотограф, что она каждый день берет в руки фотоаппарат, гладит его, нажимает кончиком пальца на кнопки.

— Да что ты будешь делать, — возмутилась Ольга, бросая фотографии на стол. — Какая тут дружба, если я думать о ней спокойно не могу? И будто ответом на ее вопрос компьютер пиликнул новым пришедшим сообщением.

От кого: Алиса

Кому: Ольга Будина

Тема: Не смей.

Послушай, я знаю, что ситуация дурацкая, но ведь никто из нас этого не планировал, верно? Это просто происходит, и я не хочу останавливаться, менять тональность и делать прочие глупые правильные вещи.

Тебя всю жизнь загоняют в рамки, неужели тебе не хочется хоть раз из них выскочить — легко, будто одежду сбрасывая? (Прости, не удержалась.) Хочешь менять тональность? Но даже если я стану писать тебе о природе, погоде и политической ситуации в Сомали — ты все равно прочтешь это с сексуальным окрасом, разве нет? Давай попробуем!

На выходные мы ездили на Ладогу, взяли там маленькую лодочку и, отплыв от берега, бросили весла и лежали, глядя в небо. Было ветрено и холодно, но ветер почему-то касался только верхней части тела, холодил и обжигал одновременно.

Получилось сменить тональность, а? То-то же.

Я хочу…

Номер скайпа дай, а?

Ольга с трудом заставила себя перестать улыбаться. Это письмо было настолько в Алисином стиле, что даже пахло ею, и дышало ею, и прямо поверх строчек выглядело ею. Выглядело как то, единственное, присланное в самом начале фото. На этом фото не было, наверное, ничего особенного, но почему-то черты лица женщины, запечатленной на нем, вызывали острое желание залить снимок чем-нибудь сладко-алкогольным, например шампанским, и смотреть, как блестят через невесомые пузырьки голубые глаза, как сверкают на солнце темно-русые, подстриженные в стиле «каре по плечи» волосы, как сгибаются в улыбке губы, оставляя по краям тонкие паутинки морщинок.

— Мне нужно кого-нибудь трахнуть, — решила Ольга, оставляя письмо без ответа. — Сегодня же. Может быть, даже девушку — раз уж пришла в голову такая блажь.

Принятое решение помогло, и Ольга, окончательно успокоившись, принялась за работу. Она торопилась закончить поскорее, ведь придуманный план требовал некоторой подготовки. Как минимум нужно было позвонить Илюше, как максимум — заехать домой и переодеться.

Она вышла из офиса ровно в семь вечера, наплевав на регламент, по которому опоздавшие сотрудники должны были «досиживать» потерянное рабочее время. На забитой машинами парковке с трудом обнаружила свой старый «Форд», бросила на заднее сиденье сумку, и, выруливая на проспект, позвонила Илье.

— Привет, мой сладкий, — проворковала она, услышав в трубке сонное «алло». — Проснись и пой, уже восьмой час! Даже таким богемным созданиям как ты, давно пора вставать.

— Ну тебя в задницу, — голос Ильи из сонного тут же стал раздраженным, — я лег два часа назад.

— А меня это мало волнует, — улыбнулась Ольга, выезжая на Садовое и сигналя зазевавшемуся деду на «шестерке». — Девочка хочет развлекаться, пить коктейли и кого-нибудь снять.

— Так это меняет дело! — Илья немедленно проснулся, в трубке послышался звук сработавшей зажигалки. — Поедем в «Фабрик»?

Ольга снисходительно улыбнулась. Для молодого мальчика из российской глубинки, вот уже десять лет покорявшего Москву, старый добрый «Фабрик» до сих пор оставался вершиной мира. Что ж, пусть будет «Фабрик».

До десяти вечера она успела не только заехать домой, но и сделать свежий маникюр и даже слегка обновить прическу. Теперь рыжие волосы свободно падали на плечи, оттеняя белое коктейльное платье и придавая Ольге вид эдакой экс-крестьянки, которая обрела стиль, но сохранила в себе простоту и нежность.

Илюша ждал ее у VIP входа — курил очередную сигарету, подмигивал проходящим мимо барышням и демонстративно поглядывал на часы.

— Ну ты и вырядилась, — заявил он, целуя Ольгу в подставленную щеку. — Париж-Версаль, япона мать.

— Зато ты как был колхозником, так и остался, — парировала Ольга, оглядывая его с ног до головы. Драные джинсы, драная майка — странно, что драные кроссовки не надел. Впрочем, в кроссовках его в клуб, пожалуй, и не пустили бы.

В клубе уже вовсю громыхал «Хаус». Проталкиваясь через плотные ряды танцующих, Илья прокладывал дорогу Ольге и одновременно делился с ней новостями.

— Эти пидорасы опять зарубили мою статью. Ладно было бы что рубить! А то — глупость какая-то про фестиваль в Юрмале. Представляешь? Сказали — недостаточно вольно написано. Это мне-то «недостаточно вольно», а? На следующей статье я им нарисую огромный половой член с лицом Киркорова и крылышками — может, это будет «достаточно вольно».

Ольга снисходительно улыбалась, слушая вполуха и оглядываясь по сторонам. Сегодня в «Фабрике» было не слишком людно, но она сразу заметила нескольких симпатичных барышень, одна из которых была даже очень похожа на…

Они заняли диванчик на двоих с низким столиком — чуть в стороне от танцпола. Илья сразу заказал два «Мохито», и обнял Ольгу за плечи.

— Отвали, — велела Ольга, скидывая его руку. — Я же сказала: хочу кого-нибудь снять. А ты мне всю малину портишь.

— Слушай, — Илья повернулся к ней лицом. Он умел моментально переключаться, и это качество Ольга, пожалуй, ценила в нем больше всех остальных. — А как продвигается твой виртуальный романчик?

Она чуть не застонала вслух. Господи, и этот туда же.

— Никак не продвигается.

— Да ладно! — Продолжил воодушевленную речь Илья. — Это же так круто — трансатлантический роман «Москва-Питер». Слышала присказку? У каждой приличной москвички хоть раз в жизни должен случиться роман с питерцем.

— Во-первых, — Ольга начала злиться, и официант, поставивший перед ней бокал, был незаслуженно награжден злобным взглядом. — Никакого романа нет. Во-вторых, она не питерец, а питерка, если уж на то пошло, хотя я даже не уверена, что такое слово существует. А в-третьих — посмотри вон на ту.

Она кончиком мизинца указала Илюше на столик, за которым сидела божественно красивая блондинка. Она будто сошла с обложки женского журнала, смахнула пыльцу с подошв туфель и царственно приземлилась на сделанный «под старину» стул.

— Миленькая, — оценил Илюша, и Ольга хмыкнула. Она уже два раза успела поймать взгляд блондинки и улыбнуться ей.

— У тебя телефон пищит, — третий раз сорвался из-за Ильи, который как всегда не вовремя сунул Ольге сумочку. Правда, сумочка действительно пищала, и это несколько примирило ее с действительностью.

«Ты так и не ответила на мое письмо. Что-то случилось?»

Она перечитала смс трижды, и спрятала улыбку. Да, она ждала этого. Да, черт возьми, ей хотелось, чтобы Алиса написала эту смс. Будь оно все проклято!

«Нет, просто я пораньше сбежала с работы, чтобы успеть переодеться перед клубом. Все хорошо». Под понимающе-ехидным взглядом Ильи Ольга положила телефон на столик экраном вниз. А через секунду перевернула обратно.

— Если ты собираешься весь вечер смситься, то я пойду поищу себе другую компанию, — предупредил Илья.

— Не собираюсь, — ответила Ольга, провожая взглядом вставшую из-за столика блондинку. Стоя та выглядела еще лучше — на ней были черные длинные шорты, белая маечка с узкими бретельками, и — это было видно даже на таком расстоянии — никакого лифчика.

«В клуууб? Ух ты! Не думала, что ты так любишь ночную жизнь. И как тебе… в клубе?»

Она побарабанила кончиками ногтей по крышке телефона и ответила: «Мне прекрасно. Сидим с Илюшей, пьем «Мохито», строим глазки одной симпатичной барышне».

На этот раз ответа пришлось ждать долго. Официант успел принести вторую порцию коктейлей, блондинка вернулась за свой столик, по дороге оглянувшись на уже откровенно не спускающую с нее глаз Ольгу, а Илюша отправился танцевать.

«Ты же знаешь, что я ревную, правда? Так же как знаешь, что я не имею на это никакого права».

Ольга кивнула экрану телефона. Конечно, она знала. Еще бы ей было не знать.

Телефон остался брошенным на столе, когда Ольга, помахав Илье, встала с диванчика, незаметным движением одернула на бедрах платье, и двинулась прямиком к столику блондинки.

 

Глава 2. Не будет.

— Послушай, — Ольга подошла к блондинке со спины, нагнулась и изобразила сексуальный шепот, громкости которого оказалось достаточно, чтобы перекричать громыхающую музыку.

Блондинка испуганно обернулась и их лица оказались очень близко друг к другу. Ольга увидела глаза, оказавшиеся и правда голубыми, и длинные темные ресницы, и покрытые блеском губы.

— Может, мы уже перестанем переглядываться, и наконец познакомимся?

Она увидела, как блондинка резко втягивает в себя воздух и похвалила себя за то, что сегодня воспользовалась более стойким парфюмом, чем обычно.

— Идем, — взяла за руку, и, преодолев легкое сопротивление, повела к своему столику.

Блондинка оказалась немного выше Ольги, но скорее всего это было связано не с природным ростом, а с высотой каблуков. Ольга была сегодня в сандалиях на плоской подошве, на блондинке же были надеты туфли на высоких каблуках.

Стоило им присесть на диванчик, как разница в росте моментально исчезла.

— Как тебя зовут? — Спросила Ольга, снова наклоняясь к уху блондинки.

— Лана.

Ольга засмеялась.

— Лана? Что за имя такое «Лана»? Таких не бывает!

Она услышала короткий вздох и скорее различила, чем услышала ответ.

— Светлана, если полностью.

Телефон, лежащий на столе, блеснул загоревшимся экраном. Ольга кинула на него взгляд, но тут же вернулась к Светлане.

— Давай так. Ты будешь Света, я буду Ольга, а этот раздолбайского вида мальчик, пробирающийся к нам от бара, будет Илюшей. Иначе веселого отдыха у нас точно не получится.

Света посмотрела на нее из-под длинной челки и вдруг — впервые за вечер — улыбнулась.

— А ты планируешь веселый вечер?

— Конечно.

Илюша наконец добрался до них, и даже притащил бутылку белого холодного вина и три бокала. Лед был сломлен — после бокала вина Света расслабилась, перестала пугаться Ольгиных шуток, и оказалась вполне симпатичной барышней.

— Ты знаешь, кто она? — Спросил Илюша быстро, когда Света, извинившись, отправилась в туалет.

— Нет, — пожала плечами Ольга, поглядывая на снова загоревшийся экран телефона.

— Она жена председателя правления банка, в котором ты хранишь остатки своей зарплаты.

Он назвал фамилию, и Ольга подумала: наверное, не врет. Фамилия была знакомая, она регулярно встречалась в журналах «Деньги» и «Финансист», которые Ольга с упоением читала за утренним кофе.

— Ну и что это меняет? — Пожала плечами она. — Жена и жена, я же не жениться на ней собираюсь.

Они засмеялись от обилия «же» в ее фразе, но Илюша тут же стал серьезным.

— Слушай, это правда плохая идея, — сказал он, умоляюще глядя на Ольгу. — Он же тебя с землей смешает, если что.

— Да перестань! — Ольга засмеялась и кончиком ногтя выразительно постучала по пустому бокалу. — Если у пятидесятилетнего борова такая жена, это значит, что она ему постоянно изменяет — и его скорее всего это вполне устраивает. Так что не вижу проблемы. Я не собираюсь заводить роман, просто славно проведу ночь, только и всего.

Илюша вздохнул, пожал плечами и наполнил Ольгин бокал.

Вечер продолжился. Ольга все ближе и ближе придвигалась к Свете, касалась ее бедром и то и дело поправляла ей падающие на лоб волосы. Света улыбалась, но отодвинуться не пыталась — напротив, ей очевидно были приятны эти знаки внимания, этот ненавязчивый легкий флирт.

А телефон тем временем снова и снова загорался экраном, и каждый раз, когда это происходило, Ольга против воли вздрагивала, но усилием воли заставляла себя отвернуться.

— От тебя замечательно пахнет, — шептала она, нагнувшись к Свете еще ближе и касаясь кончиком носа ее уха. — Удивительно встретить здесь девушку, пахнущую такой свежестью.

Несколько раз она чувствовала, что Света тянется ей навстречу, до соприкосновения их губ оставалось всего несколько миллиметров, и в этот момент Ольга отступала, брала в руки бокал и делала глоток, облизывая губы кончиком языка.

Во втором часу ночи они наконец вышли из клуба. Илюша отправился ловить такси, а Ольга и Света стояли лицом к лицу и улыбались друг другу.

— Я не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась, — тихо сказала Света, глядя на Ольгу сверху вниз.

— Ей не обязательно это делать, — Ольгины пальцы легли на ее щеку и погладили ласкающим движением.

И в тот момент, когда Света склонила голову, и до поцелуя оставалось всего мгновение, Ольгин телефон зазвонил — да так громко в тишине улицы, что они отпрянули друг от друга будто нашкодившие школьники.

Ольга выругалась про себя, достала телефон из сумки и, не глядя на экран, ответила.

— Пожалуйста, — услышала она, не успев даже сказать «алло». — Пожалуйста, не надо. Я знаю, что не имею права просить, и вообще ни на что не имею права, но прошу тебя — не делай этого.

— Откуда ты… — начала Ольга и запнулась. Голос Алисы обжег ее посильнее Светиного «почти поцелуя», и заставил сердце забиться чаще. — Почему ты не спишь?

— Не могу, — выдохнула Алиса в трубку. — Сижу на кухне как идиотка, пишу тебе эти дурацкие смски и не могу остановиться.

Ольга посмотрела на деликатно отвернувшуюся Свету. Где-то рядом засигналила машина — видимо, Илюша все-таки нашел такси. В телефонной трубке тяжело и волнительно дышала Алиса.

— Ложись спать, — сдаваясь, сказала Ольга. — Я не стану ничего делать. Обсудим это завтра, ладно?

— Уже сегодня, — в голосе Алисы прозвучала такая радость и такое облегчение, что Ольга против воли улыбнулась. — Обнимаю тебя. Пока.

Такси остановилось совсем рядом, Илюша вышел и распахнул заднюю дверь.

— Прошу, девочки.

Света посмотрела на Ольгу.

— Езжай первая, — сказала она. — Я… Илья поймает мне другую машину.

Ольга кивнула, и, потрепав недоумевающего Илюшу за щеку, села рядом с водителем.

— Едем на Коломенскую, — сказала она устало, услышала, как хлопнула задняя дверь, и закрыла глаза.

Машина тронулась, водитель — молодой парень в спортивных шортах и обтягивающей мускулистые руки футболке — включил магнитолу и машина наполнилась звуками русской поп-музыки.

Только теперь, прикрыв глаза, Ольга наконец поняла, как сильно она устала. День выдался не из простых — сначала проводы мамы, потом эта изматывающая, дурацкая переписка, а теперь еще вот это. Отказаться от секса, потому что так попросила барышня, которую она даже в глаза не видела — это было сильно. Сильно и глупо.

А самое забавное, что Ольга прекрасно понимала: она-то отказалась от секса, а вот барышня, успокоившись, отправилась под бочок к своей девушке, и спокойно заснула рядом с ней, а может, и не сразу заснула.

— Феерическая глупость, — сказала она вслух. — Просто феерический парад идиотизма.

— Согласна, — раздался сзади грустный голос. — Но что поделаешь?

Ольга испуганно обернулась и не смогла сдержать смеха. На заднем сиденье сидела смущенная до глубины души Света, сложившая на коленях ладони будто девочка-институтка.

— Ого, — только и нашлась, что сказать, Ольга.

Она не стала спрашивать, как Света оказалась здесь, и зачем, и почему. Ей было все равно. Нахлынувшая усталость ушла так же быстро, как и появилась, и ей снова стало весело.

Дальнейшая ночь слилась для нее в один миг. Сначала они познакомились с водителем и принялись подпевать Киркорову, громыхающему из колонок. Затем заехали в круглосуточный супермаркет и купили две бутылки шампанского и почему-то пачку плавленого сыра. После этого долго играли в карты у Ольги дома, пили шампанское и размазывали сыр по губам друг друга.

Обнимаясь со Светой, подмигивая водителю и выпивая все новые и новые бокалы шампанского, Ольга ни о чем не думала.

А наутро они проснулись втроем. В Ольгиной постели.

 

Глава 3. Просто.

Голова болела так, будто в ее центре что-то взорвалось и разлетелось по стенкам черепа. Ольга с трудом смогла пошевелиться — при каждом движении ее начинало тошнить. Попытка слезть с кровати тоже не увенчалась успехом — слева от нее лежала уютно свернувшаяся клубочком Света, по детски надувшая во сне губы, справа — давешний водитель, лежащий на животе и занявший собой полкровати.

По счастью, лежали они все поверх одеяла, и полностью одетые, из чего Ольга сделала вывод, что веселой групповушки не произошло. Если бы она могла, то порадовалась бы этому, но прежде следовало заняться разваливающейся на части головой.

Кое-как переползя через Свету, Ольга, держась за стены, дошла до ванной, нашла на полке аспирин, запила его водой из-под крана и, скинув с себя помятое и заляпанное плавленым сыром платье, влезла под душ.

Холодный — горячий — холодный — горячий. После двадцати минут таких процедур боль в голове съежилась и практически растворилась окончательно. Ольга вылезла из ванны, глянула на себя в зеркало и улыбнулась. Раскрасневшаяся, с мокрыми волосами, со стекающими по лицу каплями воды, она была очаровательна.

Где-то в комнате зазвонил будильник, и через минуту в ванную зашла Света. Она успела по дороге скинуть с себя майку и теперь была полуголая — мятые шорты по-прежнему облегали идеальные ноги, но наверху ничего не было, кроме небольшой аккуратной груди.

— Ой, привет, — сказала она, инстинктивно закрывая грудь ладонями, но Ольгу не обмануло это «инстинктивно» — короткая пауза между взглядом и жестом говорила сама за себя.

— Доброе утро, — улыбнулась Ольга, откровенно разглядывая Светины плечи и шею. — Хочешь принять душ?

Она стояла рядом с раковиной, завернутая в длинное белое полотенце, и не делала ни шага. Запах, исходящий от Светы — запах вчерашнего шампанского, ночного пота, остатков аромата духов — почему-то волновал ее куда больше, чем вчерашняя прилизанная «свежесть».

Их тянуло друг к другу, и только слепой мог этого не заметить. Светины пальцы, лежащие на груди, сами собой немного подергивались, будто сомневаясь — отпустить или не стоит, и одновременно с этим немного поглаживая разгоряченную кожу.

Ольга не была уверена, что это стоит делать, но жар, передающийся от ее освежающе-чистого тела к Светиному — хранящему запахи вчерашней ночи — был приятен и побуждал действовать.

— Да какого черта, — подумала Ольга, опуская ладонь на Светины пальцы и притягивая ее к себе.

Она не стала целовать ее сразу — только прошлась легонько губами по щеке, лизнула кончиком языка мочку уха и шепнула полу утвердительно: «Хочешь меня?».

Света дрожала в ее руках и выгибала спину. Это было интересное ощущение — мужчины обычно реагировали несколько по-другому. Впрочем, будь на месте Светы мужчина — он бы уже триста раз нагнул Ольгу и вставил бы ей по первое число, и уж точно не стал бы закрывать руками грудь или что-либо еще.

Эта покорность, с которой Света выгибалась, подставляла под поцелуи шею и искала губами Ольгины губы, эта доверчивость заводила гораздо сильнее, чем можно было бы себе представить.

Она прошлась ладонями по Светиным бокам — снизу вверх, наслаждаясь ощущением нежной кожи и, наконец, накрыла губами ищущий поцелуя рот. Стоило их губам соприкоснуться, как Света застонала и сжала пальцами Ольгины волосы на затылке. Ее язык немедленно вошел между Ольгиных губ и тут же спрятался обратно.

— Ого, — подумала Ольга, погружаясь в новые для себя ощущения. — Неплохо.

Она развернула Свету спиной к себе, прижала к двери ванной и, опустившись на корточки, стянула с нее шорты вместе с бельем. Перед ее глазами открылись белокожие ягодицы, гладкие, будто отглаженные заботливыми руками.

Схватив Свету за бедра, она прошлась по этим ягодицам языком, изредка прикусывая кожу, услышала сверху грудной стон и сильным движением раздвинула Светины ноги.

Она оказалась чисто выбритой, мягкой и нежной — только узкая полоска светлых волос жесткими волосками ощущалась на Ольгиных пальцах.

— Вполне неплохо, — снова подумала Ольга, вставая на ноги и прижимаясь к Свете сзади. И вслух сказала: «Расслабься, сладкая моя. Чем мягче ты будешь, тем приятнее будет тебя трахать».

С этими словами она снова прошлась пальцами и с силой вдавила их внутрь, удивляясь еще одному новому для себя ощущению. А после нескольких движений и удивляться перестала.

Это было так, будто она приняла на себя другую роль, и из отдающей стала берущей, и ей это нравилось. Света стонала, насаживаясь на ее пальцы, оттопыривая попку, а Ольга с наслаждением входила в нее с каждым разом глубже и глубже, и держала другой рукой за волосы, и кусала шею.

Через несколько секунд Света сжалась в оргазме, и Ольга помогла ей — еще активнее двигая рукой, еще сильнее прикусывая кожу. А потом вынула пальцы, и, рассмотрев, лизнула кончиком языка.

Ничего неприятного в этом не было. Напротив — женский запах кружил голову и заставлял улыбаться в предвкушении.

Света обернулась к ней и обняла за шею. Глаза ее были пьяными, гораздо пьянее, чем вчера. Она неловко ткнулась носом в Ольгину щеку и нашла-таки губами ее губы.

— Хочешь еще? — Спросила Ольга, разрывая поцелуй и заглядывая в голубые с поволокой глаза.

Вместо ответа Света потянулась пальцами к узлу полотенца на Ольгином теле.

— В другой раз, — улыбнулась Ольга, делая шаг назад. — Иначе я опоздаю на работу.

И выскользнула из ванной.

Через час она была уже на работе. Сходила на утреннее совещание, разобрала пришедшую рабочую почту, и только после этого позволила себе открыть письмо от Алисы.

От кого: Алиса

Кому: Ольга Будина

Тема: ☹(((((((((

Я знаю, что все это глупо было и неправильно, и прости меня пожалуйста, дуру. Я не должна была тебе звонить и все это говорить, а ты, уж конечно, совершенно не должна была меня слушать. Не знаю даже, что за ревность во мне заговорила. Ты свободный человек и можешь поступать так, как тебе хочется.

…Но мне бесконечно приятно, что ты сделала, как я просила.

Сотри то, что я сейчас напишу, и не читай больше никогда, но я должна сказать, а то меня разорвет на сотню маленьких Алисок.

В общем, это глупо и смешно, но я, кажется, влюбилась в тебя.

Вот.

По Ольгиному лицу расплылась усмешка. Влюбилась? В буковки на экране?

И тут же усмешка пропала. А ты сама лучше? Вчера глазами этот телефон поедала как умалишенная, на работе к почте бросаешься первым делом, и даже трахаясь, все время порывалась подумать вовсе не о той, кого трахала. Ужас, а? Влюбиться в буковки на экране.

Вздохнув, она нажала «ответить», и отправила Алисе приглашение в свой скайп. Пора было завязывать со всем этим, и прямой разговор — Ольга знала — был единственным выходом.

Алиса не заставила себя ждать. Уже через десять минут Ольгин скайп мигнул пришедшим запросом, а еще через минуту — раздался звонок.

— Привет, — ласковый голос растекся по Ольгиным жилам, превращая их в липко-сладкое варенье. — Я так рада, что наконец-то могу с тобой поговорить, а не стирать и переписывать эти бесконечные оправдания.

— Оправдания? — Удивилась Ольга. — Я думала, ты не ищешь оправданий.

Алиса засмеялась.

— Конечно, ищу, что ты. Влюбляться, будучи в паре — это само по себе подразумевает некоторый набор оправданий, разве нет?

Ольга замялась, и потянулась за сигаретами. Закурила, глубоко втягивая в себя дым и пожалела, что этот разговор не сложился вчера — на пьяную голову говорить то, что она собиралась, было бы проще.

— Послушай, — сказала она. — Мы же взрослые люди, и хорошо понимаем, что влюбиться в буквы на экране и нежный голос невозможно. Ты даже не видела меня ни разу, кроме фотографий. Ты не знаешь, как я двигаюсь, как говорю, как одеваюсь, ты вообще ничего обо мне не знаешь.

— Думаю, больше всего мне хотелось бы узнать, как ты раздеваешься… — начала Алиса, но Ольга не дала ей продолжить.

— У нас с тобой есть два выхода. Мы можем продолжать балансировать на грани, заряжаться этим и получать удовольствие, но тогда это рано или поздно перерастет в здоровенное чувство вины с твоей стороны. Или мы можем прекратить все это, пока еще не поздно.

Алиса долго молчала — Ольга успела докурить сигарету и прикурить следующую.

— Ты считаешь, что еще не поздно? — Голос ее дрогнул, и эта дрожь отдалась в Ольгином животе.

Боже мой, ее голос был так близко, так рядом. Его хотелось пить, им хотелось упиваться до полусмерти, наслаждаться, впиваться в него и растекаться в нем до последней капли.

— Да черт его знает, — честно ответила Ольга. — Но я полагаю, что попытаться стоит.

Скайп вдруг мигнул, пошел рябью, и — Ольга инстинктивно даже отпрянула — на экране появилось Алисино лицо.

Такое же, как на фото — только волосы чуть длиннее, только глаза чуть больше и ярче, и улыбка чуть более смущенная.

Судя по пейзажу позади, Алиса была в своей студии — наверное, позвонила в перерывах между фотосессиями. Она была одета в легкую маечку со смайликом на груди и надписью «Fuck my Love».

— Надпись очень подходит случаю, — заметила Ольга.

— Включи камеру, — хрипло попросила Алиса.

Никакой камеры на Ольгином компьютере не было, и даже если бы была — она не стала бы соглашаться.

— Нет.

— Почему?

— Потому что тогда это будет еще сложнее, — честно ответила она.

Алиса пожала плечами и заправила волосы за уши.

— Значит, будем дружить? — Обреченно спросила она.

— Значит, будем, — кивнула Ольга.

Честно говоря, дружить ей уже не хотелось. Она против воли представила, как вместо Светы в ее руках оказывается эта — далеко не красавица, но что-то в ней было такое, очень цепляющее взгляд и заставляющее дыхание сбиваться.

— Как все прошло вчера? — Спросила Алиса, сдаваясь. Ольга едва успела спрятать улыбку.

— Хорошо прошло, — сказала она. — После клуба мы поймали такси, поехали ко мне и проснулись втроем в моей постели.

Она с удовольствием посмотрела, как поднимаются Алисины брови и как мрачнеет на глазах ее лицо.

— Одетые, — добавила она, насладившись вдоволь. — И, кажется, я после вчерашних возлияний до сих пор пьяная.

Алиса засмеялась, тут же приходя в хорошее расположение духа.

— Что же ты сразу не сказала? — Спросила она. — Раз ты еще пьяная, то должна быть податливая и на все готовая.

Ольгин телефон пиликнул, помешав ей ответить. Она скосила глаза на экран. Смс от Светы: «Я оставила ключи у охранника и уехала домой. Ты — самое лучше, что случалось в моей жизни».

Ее передернуло.

— Что? — Сразу же среагировала Алиса, и Ольга удивилась: ведь камеры-то по-прежнему не было.

— Любовник пишет, — практически честно ответила она. — Говорит, что я — это лучшее, что случалось в его жизни.

Алиса снова помрачнела и посмотрела исподлобья.

— Тебе нравится меня дразнить, правда? — Ее голос снова стал хриплым. — Ты же понимаешь, что от таких слов мне хочется все здесь разнести?

Ольге вдруг надоел весь этот маскарад.

— Слушай, — сказала она. — Может быть, нам просто встретиться, а? Приезжай в Москву — сходим в клуб, напьемся, пощупаем друг друга в темном углу, и вернемся каждая в свою жизнь?

Она говорила грубо, и понимала это, но понимала так же, что это единственный способ охладить Алису и вернуть ее с небес на землю. Однако, фокус не сработал.

— Я не смогу приехать, — сказала она. — Не смогу объяснить Кате, зачем это мне понадобилось ехать в Москву. Может быть, приедешь ты?

Значит, девочку зовут Катя. Очень трогательно. Ольга подумала, что должна была, наверное, теперь испытать нечто вроде стыда, но никакого стыда не было. Была абстрактная Катя и очень-очень реальная Алиса, и больше ничего.

— Хорошо, — сказала она, подумав. — Я приеду в выходные. Постарайся пожалуйста освободить для меня день.

— И ночь? — Улыбнулась Алиса, и эта улыбка была последним, что она увидела прежде чем выключила скайп.

Значит, Питер. Трансатлантический роман. Что ж, пускай. По крайней мере, не мытьем, так катаньем она все это завершит.

 

Глава 4. Раскаянье.

— Ну и за каким чертом тебя туда понесет? — Спросила Юлька, оглядывая сидящую напротив Ольгу и ехидно ухмыляясь. — Поближе баб что ли нет?

— Я тебе уже объяснила, — Ольга десертной ложечкой аккуратно отломила кусочек пирожного и отправила его в рот. — Вопрос не в абстрактных бабах, вопрос в данной конкретной.

— А что особенного в данной конкретной? — Удивилась Юлька. — Она даже не красивая.

Ольга пожала плечами. Кто знает, что в ней особенного? Пожалуй даже, что и ничего. Просто какая-то, как модно нынче говорить, «химия», только и всего.

— Когда я выходила замуж, я чувствовала нечто похожее, — сказала она. Юлька испуганно на нее покосилась, и она решила объяснить. — Нет, замуж я за нее не собираюсь, не переживай. Просто ощущения похожи. Смотришь на человека и не понимаешь, чем он тебя так зацепил. Вроде не Аполлон, и умом не блещет, трахается хоть и хорошо, но бывало и лучше. Но почему-то он за плечи обнимает — и ты таешь в его руках. Глупость несусветная, но что-то в этом есть, от конкретных качеств не зависящее.

— Ну да, — согласилась Юлька, вытягивая сигарету из Ольгиной пачки. — Сначала ты в его руках таешь, потом вы женитесь, через полгода от таяния ничего не остается, зато внешность не Аполлона, отсутствие ума и посредственность в постели — вот она, во всей красе.

— Это уже другой вопрос, — кивнула Ольга. — Что не нужно выходить замуж за всякого, в чьих руках ты имеешь несчастье таять. Но, как я уже сказала, замуж за нее я не собираюсь.

Официант принес им еще по чашке кофе, и Юлька моментально сделала стойку. Мальчик был высок, плечист, и очень симпатичен. Ольга немедленно пнула ее под столом носком туфли.

— Не отвлекайся, — велела в ответ на возмущенный взгляд. — Позже займешься своей личной жизнью. Сейчас мы занимаемся моей.

Юлька проводила взглядом спину мальчика и повиновалась.

— Ладно, — сказала она, — значит, замуж не хочешь. А чего хочешь?

Ольга пожала плечами.

— Встретимся в живую, может быть, потрахаемся, и я со спокойной душой вернусь в Москву.

— А если душа на этом не успокоится?

— Значит, потрахаемся еще раз.

Она увидела сомнение в Юлькиных глазах. Та всю жизнь считала, что секс — это всего лишь приятное дополнение к разного рода отношениям, Ольга же придерживалась идеи о том, что секс может быть так же решением немалого спектра проблем. Например, такой.

— Давай пофантазируем, — сказала она вслух. — Допустим, мы встретились и правда влюбились. И что? Она должна бросить свою барышню, я должна наплевать на карьеру и планы, и далее мы сливаемся в экстазе совместного будущего?

— Например, — согласилась Юлька.

— Да боже упаси. — Ольга рассмеялась. — Ты знаешь, что у меня вполне определенные планы на жизнь, и никакая дама из Питера в эти планы никак не вписывается. Кроме того, не забывай, что она в другом городе. Это значит — либо ездить друг к другу по выходным, либо кто-то бросает свой город и свою жизнь. Я из Москвы никуда не уеду — выходит, она приедет ко мне. А нужна она мне тут? Ее не сводишь на корпоратив, не познакомишь с нужными людьми, она не сможет играть роль хозяйки дома, и отпуск скорее всего нам тоже придется проводить отдельно. И зачем мне все это? Ради прелестных поебушек, от которых через полгода все равно ничего не останется? Вот уж нет, увольте.

Она договорила и снова занялась десертом, не обращая внимания на внимательный Юлькин взгляд.

— Оль, — сказала та после продолжительного молчания. — Я и раньше замечала, что ты страшно цинична, но чтобы настолько…

— Это не цинизм, милая, — Ольга попыталась улыбкой смягчить сказанное. — Просто я довольно много знаю о жизни, и на сто процентов знаю, чего хочу. У меня большое будущее, и никакой питерской дамочки в этом будущем нет и быть не может.

— Но разве твое будущее не предполагает семью? — Сделала еще одну попытку Юлька. — Нам пока по двадцать пять, но пройдет немного времени — и станет тридцать, а потом и больше. Как же семья, дети?

— Дети — точно нет, — засмеялась Ольга. — Я убеждена, что никаких детей не хочу и не захочу в будущем. А семья — конечно. Хороший, надежный, статусный муж, который поможет мне получить то, чего я хочу. Но уж никак не ни на что не годная питерская барышня.

Она отодвинула от себя тарелку с десертом, и закурила, задумавшись. Правду ли она сейчас сказала? Пожалуй, да. Если разложить все по полочкам, а именно так Ольга Будина обычно и делала, получится, что все совершенно точно так и никак иначе.

— В детстве ты была совсем другой, — сказала вдруг Юлька грустно. — И как это я умудрилась не заметить, насколько ты изменилась?

Ольга вдруг разозлилась.

— В детстве? — Ехидно спросила она. — В детстве, Юлечка, я была глупой и страшной. И все, кто хотел, вытирали об меня ноги — начиная от мамы и заканчивая одноклассниками. Мама хотела золотую медаль, и слушать не желала ни о чем другом. Одноклассники хотели, чтобы я была такой же как они. И никому дела не было до того, чего же хочу я. А теперь я знаю, чего хочу. И буду добиваться этого любой ценой.

— Работа? Карьера? — Уточнила Юлька. — Трехкомнатная квартира с видом на Красную площадь? Мерседес под задницей и платиновая карта в сумке?

— Нет, — улыбнулась Ольга. — Не так. Париж, Брюссель, Рим, Берлин, Швейцария. Красивые платья и костюмы. Красивые люди рядом, и красивая еда на тарелке. Рассвет на Эйфелевой башне и ночь любви в люксе на Елисейских полях. «Вдова Клико» в бокале и кольцо с бриллиантом на пальце. Это несколько больше, чем квартира с видом на Кремль, ты не находишь?

— Наверное, — загрустила Юлька, думая о том, что Ольга, пожалуй, и правда сможет всего это добиться. — Но в эту схему не вписывается поездка в Питер к дамочке, которую ты в глаза не видела.

— Почему же, вполне вписывается. Я точно знаю, что чем больше затягивать процесс флирта, тем сложнее потом будет закончить отношения. Это как бутерброд, понимаешь? Если ты его чуть-чуть откусила, тебе понравилось, и ты съела его целиком — то все хорошо, ты съела и тут же об этом забыла. А если ты несколько месяцев позволяешь себе отщипнуть по кусочку, коришь себя за каждый из них и мучаешься от невозможности, то тем самым возводишь этот несчастный бутерброд в абсолютную степень желания. Ты думаешь только бутерброде, мечтаешь только о нем, и когда, наконец, тебе выдают его полностью, тебе становится мало. И ты хочешь еще и еще. Так не легче ли сразу его съесть и успокоиться?

Звонок телефона не дал Юльке ничего ответить на этот пассаж. Ольга мгновенно отвлеклась, вынула аппарат из сумки и приложила к уху. Звонила Света.

— Чем ты занята? — Проворковала она с нежными интонациями в голосе, и, не дожидаясь ответа, предложила. — Приезжай ко мне, а? Муж укатил до конца недели в Мюнхен, можем на лошадках покататься, в теннис поиграть и всякое такое.

Ольга поморщилась. «Всякое такое» ей, конечно, было по душе, как и теннис с лошадками, но одно дело трахать жену человека такого уровня у себя дома и один раз, и совсем другое — ввязываться с ней в отношения.

— Прости, милая, но я сегодня улетаю в Питер, и вернусь только через две недели, — сказала она. — Я позвоню.

И выключила телефон.

— Ты же улетаешь не сегодня, а послезавтра, — медленно уточнила Юлька.

— Конечно, — согласилась Ольга. — И вернусь не через две недели, а уже в воскресенье. Просто это — не тот бутерброд, который я хочу съесть, вот и все.

 

Глава 5. И лед.

От кого: Алиса

Кому: Ольга Будина

Тема: Расскажи мне о себе.

Я представляю тебя себе высокой, тонкой, в серых брюках в полоску и приталенном пиджаке. Ты должна быть обязательно строгая, с аккуратной прической и маникюром. И начищенными туфлями. Ты такая? Или нет? Расскажи мне.

Вчера я снимала свадьбу. Ненавижу подобные мероприятия, даже если это великосветская свадьба — с аркой, эксклюзивным платьем и не потасканным женихом. Я носилась колбасой с фотоаппаратом (Как тебе? Колбаса с фотоаппаратом — звучит, а?) вокруг всех этих великосветских гостей и думала, что с удовольствием придушила бы каждого из них в темном углу. Они были настолько снобы, настолько лучились величием собственного существования — бррр. Ты же не такая, правда?

Я представляю себе тебя в джинсах и рубашке. Таких старых потертых джинсах и такой узкой клетчатой рубашке, завязанной узлом на животе. На голове — обязательно кепка, на шее — платок, и между платком и вырезом рубашки можно разглядеть… Ты такая? Или нет?

В последнее время мне стало тяжело с Катей. Четыре года — шутка ли, и все четыре сейчас как дамоклов меч. Мы почти не разговариваем, только о том, что приготовить на ужин и куда поедем в отпуск. Спим как соседи, под разными одеялами, а если и открываем рот, то только чтобы поругаться.

Как так выходит? Почему самые близкие становятся самыми далекими? Риторическое, оставим…

Какая ты, Ольга, а?

От кого: Ольга Будина

Кому: Алиса

Тема: Re: Расскажи мне о себе.

Когда мне было 16, я была жутко толстой и прыщавой. Меня не любили одноклассники, впрочем, кажется, меня тогда вообще никто не любил. Много лет ушло на то, чтобы сделать из себя то, чем я хотела быть и чем стала.

Почему я так много о тебе думаю? Что ты сделала со мной? Приворожила? Возможно ли это через интернет?

Моя жизнь была простой и ясной, и сейчас она такая же, только ты занозой торчишь в ней, закрывая обзор. Почему так?

Из-за тебя мне в голову лезут странные мысли. Гулять по Питеру, держась за руки — а? Каково? Ни за что бы не стала этого делать — реноме, и все такое, но почему-то думаю об этом, думаю, думаю, как заведенная.

Ты знаешь, что заводишь меня, да? Пишешь глупости, а я возбуждаюсь и готова прямо на рабочем месте, перед компьютером, снять с себя серые в полоску брюки, расстегнуть приталенный пиджак, и гладить себя, представляя, что это твои руки.

Слишком откровенно для гетеросексуальной разведенной женщины, не правда ли?

Я знаю, как люди становятся чужими. Просто встречая человека мы слишком верим в любовь и прочие эфемерные глупости, а затем глупости уходят и не остается ничего — только чужой человек, кидающий грязные носки мимо стиральной машины.

Проза жизни. Как хочется поменьше этой прозы.

Моя питерская подруга как-то сказала, что этот город навевает меланхолию. Это правда так? Я не ощущала, но я и бывала там всего раз или два, и каждый раз по делу. Впервые еду просто так. Или не просто?

Осталось меньше суток, и мы встретимся. Как это будет? Презираю себя за то, что думаю об этом, не могу перестать думать.

До скорого.

 

Глава 6. Ответов нет.

Ольга приехала в субботу рано утром. Когда поезд замедлил ход и за окном показался перрон Московского вокзала, она сразу увидела Ингу. Та стояла рядом с каким-то парнем, хихикала и объясняла что-то на пальцах.

Они были знакомы всего несколько лет, но Ингу Ольга любила больше всех своих друзей вместе взятых. В первую очередь за то, что Инга ей никогда не лгала.

— Будина, — говорила она по телефону, выслушав очередную слезную историю о неудавшемся повышении. — Я тебе давно говорю: засунь в жопу свои понты и живи как нормальный человек. Тебе платят хорошие деньги, у тебя интересная работа, какого рожна тебе еще надо?

Понты Ольга, конечно, никуда не засовывала, но услышать точку зрения, так радикально отличающуюся от ее собственной, было все же приятно. Кроме того, если не считать постоянных упоминаний слова «жопа», которое Инга обожала, и вставляла везде к месту и не к месту, она выражалась на очень правильном русском языке, читала английские сонеты в оригинале и работала искусствоведом в Эрмитаже.

— Олечка! — Закричала она, едва Ольга ступила на перрон, и кинулась обниматься. — Как я рада тебе! Ты хорошо доехала?

Она силой отобрала у Ольги стильную дорожную сумку, взвесила ее на руке и рассмеялась.

— Кто вы, девушка? Я не узнаю вас в гриме. Ольга Будина, которую знаю я, не ездит в двухдневные поездки с легкой сумкой. Она берет с собой три чемодана.

По дороге в отель Инга правой рукой вела машину, левой держала сигарету, и при этом болтала без остановки.

— Лучше бы остановилась у меня. Не понимаю, зачем тратить деньги, да еще и на такую дорогую гостиницу?

— Понты, милая, — улыбнулась Ольга. — Куда ж без них?

Они быстро доехали до Адмиралтейской набережной и повернули к Исаакию. В столь ранний час Питер еще спал — только редких прохожих можно было увидеть за окном.

— Ты знаешь, что в этой гостинице умер Есенин? — Спросила Инга, паркуясь.

— Об этом знают все, кто хотя бы раз ездил на обзорную экскурсию по Петербургу.

Ольга едва успела насладиться видом из окна номера (окна выходили на Исаакиевский собор), как получила очередную смс от восторженной Алисы.

«Поверить не могу, что ты уже здесь. Не могу дождаться вечера».

— Девочка твоя пишет? — Хихикнула Инга, уютно устроившись в одном из двух кресел у окна и доставая из рюкзака бутылку вина.

— Она не девочка, и не моя, — ответила Ольга, присаживаясь в другое кресло — напротив. — Приедет вечером, так что у нас есть с тобой весь день.

— И чем займемся? — Подняла бровь Инга. — Надеюсь, то, что ты стала лесбиянкой, не означает, что теперь от девушек тебя интересует только секс?

— Не означает, — засмеялась Ольга, наблюдая, как подруга разливает по бокалам вино. — И я не стала лесбиянкой.

— А помнишь девушку, которая ухаживала за тобой в прошлом году? — Спросила Инга. — Очень интересно, почему ты не среагировала тогда, но реагируешь сейчас?

Ольга расхохоталась, откидываясь на спинку кресла. Еще бы она не помнила эту девушку! Впрочем, девушкой ее можно было бы назвать с большой натяжкой — Наташа носила мужские джинсы, мужские футболки, мужские туфли, мужскую прическу и, кажется, была бы не прочь вырастить себе мужские усы (По крайней мере, она регулярно чесала пальцем у себя под носом, и казалось, что тем самым и правда хочет добиться, чтобы что-то там выросло).

Да и ухаживание весь этот цирк тоже едва ли напоминал. Нет, все атрибуты присутствовали — Наташа томно вздыхала, дарила цветы, присылала смски, но стоило ей понять, что Ольга совершенно не готова идти на встречу, как из воздыхателя она превратилась во врага.

— Она была слишком уверена в своей неотразимости, — сказала Ольга в ответ на вопросительный Ингин взгляд. — И очень оскорблялась, когда я позволяла себе не принимать ее ухаживаний. А я смотрела на все это и чувствовала себя зрителем в театре абсурда. Какая-то совершенно незнакомая и неприятная мне женщина действительно считала, что благодаря ее букетам и нелепым стихотворениям я должна упасть к ее ногам.

Она задумчиво сделала глоток вина. Да, пожалуй, в том случае проблема была не в том, что ухаживала женщина. Проблема была в непомерной навязчивости и попытках навязать что-то. Что-то, чего Ольге совсем не хотелось.

— Интересно, — заметила Инга. — А вообще, как по-твоему, разница есть?

— В чем?

— В отношениях гетеро и гомосексуальных. Ты же знаешь, что у Цветаевой была любовница? Возможно, не одна, но про Парнок всем известно, про остальных — только догадки. И при этом она любила мужа.

Ольга улыбнулась. Инга в своем репертуаре — даже в беседу о лесбиянках умудрилась впихнуть свой любимый серебряный век.

— Мне кажется, разница есть. Во всем, кроме секса. Ты знаешь — у меня было много мужчин, недавно случилась и женщина, и в этом отношении разницы совершенно никакой.

— Чисто в физическом? — Уточнила Инга. — Впрочем, понятное дело — жопа есть жопа, хоть мужская, хоть женская. И всем прочим органам можно найти достойное замещение, было бы желание. А в чем все-таки есть разница?

Ольга пожала плечами. Не то чтобы она вдруг стала экспертом по однополым отношениям, но за последнее время эта тема так или иначе возникала в ее мыслях.

— Мне кажется, разница в доминировании. Если отбросить все социальные аспекты, то останется только это.

— Объясни, — попросила Инга.

— С мужчиной женщина априори стоит на более низкой ступеньке. Мужчина — самец, глава, доминанта по определению.

— Если это мужчина, а не жопа в брюках, — подсказала Инга.

— Верно, — Ольга улыбнулась и сделала еще глоток вина. — А две женщины изначально равны по положению. Это потом уже одна может стать выше, и превратиться доминанту. Либо же эти роли у них будут меняться, но смысл в том, что изначально они равны. И это весьма привлекает, если быть до конца честной.

— У тебя проблемы с доминированием? — Удивилась Инга. — Вот уж бы никогда не подумала.

Ольга рассмеялась. Нет, у нее не было проблем с доминированием, но ее всегда бесила изначально проигрышная позиция. Мужчине для того, чтобы выиграть, нужно было сделать один шаг, а женщине — два. И это было нечестно, всегда было нечестно.

— Проблема в том, что как только я становлюсь доминантой в отношениях с мужчиной — он сразу перестает мне быть интересен, — объяснила она. — Какой смысл продолжать, если я уже главная, а он — уже нет? А с женщиной… Тут продолжение теоретически может быть.

Она сказала это и вздрогнула, испугавшись. О чем, черт возьми, она говорит? Какое продолжение? Она что, всерьез рассматривает возможность…

— Ты испугалась, — сказала наблюдательная Инга. — Чего?

А Ольга молча и лихорадочно принялась искать в сумке телефон. Мысленно она проклинала себя, Алису, и дурацкую идею встретиться лично. Какие, к черту, отношения? Господи, где был ее мозг?

Под пристальным взглядом подруги, она добыла, наконец, телефон и быстро напечатала смс: «Прости, милая, но встретиться у нас не выйдет. Я улетаю в Москву сегодня же».

— Струсила? — Спросила настойчивая Инга. — И сразу драпать?

«Драпать» — это было не из ее лексикона, и выдавало волнение.

— Просто поняла, что не хочу рисковать, — ответила Ольга, пытаясь успокоиться. Ее потрясывало, даже пальцы, зажавшие ножку бокала, дрожали.

— Чем рисковать? — Спросила Инга, и в этот момент пришла ответная смс.

«Пожалуйста, не делай этого. Мы в одном шаге от того, чтобы увидеться. Пожалуйста».

— Как объяснить то, что я не хочу встречаться? — Вместо ответа Ольга задала свой вопрос. — Я не хочу говорить о настоящих мотивах и мне нужен подходящий, любой.

Инга пристально посмотрела на нее и пожала плечами.

— Скажи, что не хочешь семью разбивать, — посоветовала она, — это самое простое.

Ольга кивнула и напечатала: «Я приехала и поняла, ЧТО делаю. Не хочу лезть в чужие отношения. Каждая из нас знает, чем это кончится, и я не хочу делать больно человеку, которого даже не знаю и который этого не заслужил».

Она нажала «отправить», встала с кресла и принялась ходить по номеру, тесно сжимая губы.

— Ну ты и дура, — думала она, сердито нарезая шаги. — На что рассчитывала? На зов разума? Ха-ха. Помог он тебе, когда замуж выходила? Расписались — и все, даже на секунду мозг не включила. А здесь? Поперлась в этот идиотский Питер, то же мне еще — стратег и тактик. Но как обманула-то себя! А? Как обманула!

Последние слова она неожиданно произнесла вслух, и Инга, все это время провожающая ее взглядом, встрепенулась.

— Кого обманула?

Телефон зазвонил, задребезжал на столике, и Ольга метнулась к нему, схватила, размахнулась, чтобы выбросить в окно, но удержала себя усилием воли и просто выключила звук.

— Себя обманула, кого же еще? — Крикнула она удивленной Инге. — Вся такая умная-разумная, поеду в Питер, пересплю с ней и забуду. Да как бы не так! Не жрать надо этот бутерброд, а выплюнуть то, что успела откусить, и бежать от него куда подальше!

Она видела, что Инга совершенно перестала понимать, что происходит, и о чем она говорит, но Ольгу уже было не остановить.

На этот раз телефон завибрировал — коротко, оповещая о пришедшей смс.

«Катя здесь вообще ни при чем. Это наши с тобой отношения, и только наши. Умоляю тебя, не лишай нас этой встречи. Я так ждала этого. Пожалуйста».

Она зарычала сквозь зубы.

«Нет».

Посмотрела на Ингу и упала обратно в кресло.

— Давай напьемся, — предложила хмуро. — Поговорим о поэзии, об Эрмитаже, о вашем чокнутом Питере, и завтра ты отвезешь меня в аэропорт и я улечу отсюда самолетом.

— Олечка, — вкрадчиво сказала Инга. — А тебе не кажется, что…

— Нет, мне не кажется, — отрезала Ольга, глядя на подругу протрезвевшими глазами. — Либо делаем так, как я сказала, либо вези меня в аэропорт прямо сейчас.

Инга долго молчала прежде чем встать на ноги и улыбнуться.

— Нет, милая. Мы сделаем по-другому. Я поеду домой, а ты, если уж так хочешь праздновать труса, езжай в свой аэропорт сама.

Ольга на секунду потеряла дар речи. Да что она себе позволяет? Какое право она имеет руководить тем, как Ольга Будина будет поступать? Кто она вообще такая?

Она не успела сказать ни слова — Инга ласково поцеловала ее в лоб и вышла из номера, оставив Ольгу беситься в одиночестве.

Телефон продолжал вибрировать, оповещая о все новых смс, и Ольга просто выключила его и двумя глотками допила вино из бокала. Подумала, и допила и из Ингиного тоже.

— Плевать, — сказала она бутылке. — Поеду на такси, вот и все. На работе попрошу админа завести мне новую почту и новый скайп. И поменяю номер телефона.

Дрожа от ярости, она покидала в сумку вещи, которые уже успела достать, переоделась в привезенные с собой брюки и легкую блузку, сунула в сумку молчащий телефон, и вышла из номера.

Мужчина на ресепшене никак не показал своего удивления, когда Ольга подлетела к нему, словно фурия, и велела вызвать такси до аэропорта.

— Вы уже не вернетесь? — Спросил он вежливо.

— Нет, — отрезала Ольга.

Ей пришлось ждать двадцать минут, и эти минуты превратились в одни из самых тяжелых в ее жизни. Она то садилась, то снова вставала, то принималась постукивать каблуком по мраморному полу. Закуривала, и тут же гасила сигарету.

Наконец, ей сообщили, что машина подана, и она, на ходу подхватив сумку, рванулась к дверям отеля. Оттолкнула швейцара, сама толкнула тяжелую створку, и тут же налетела на кого-то, едва не сбив с ног.

— Да какого дьявола! — Крикнула она, подбирая выпавшую сумку и выпрямляясь.

Прямо на нее, с расстояния всего нескольких сантиметров, смотрела Алиса.

— Ты правда думала, что я позволю тебе уехать так просто?

 

Глава 7. Вопросов.

Они стояли лицом к лицу, не обращая внимания на пыхтевшего рядом швейцара и на то, что мешают каким-то иностранцам войти внутрь.

Алиса смотрела на Ольгу, Ольга смотрела на Алису. В реальности она оказалась немного другой, чем на фотографии и даже чем в скайпе. Обведенные серыми полосками глаза были ярче и настырнее, пухлая нижняя губа немного выпятилась вперед, а пальцы, которыми она заправила за ухо волосы, были длинными и тонкими.

— Идем обедать, — сказала вдруг Алиса, и голос ее прошелся по октавам Ольгиных вен. — Просто поговорим, ладно? Я не стану к тебе приставать или что-то вроде.

Ольга пыталась заставить себя мыслить внятно, и не могла. Надкушенный бутерброд, говорите? Похоже было, что она уже оттяпала половину, и теперь всерьез примеривалась ко второй.

Она заставила себя осмотреть Алису с ног до головы. Это всегда работало — от вдумчивого Ольгино взгляда люди смущались и опускали глаза. Но Алиса встретила осмотр с теплой улыбкой на лице, смело глядела в ответ и даже немного развела руки в стороны — смотри, мол.

И Ольга смотрела. Тонкие щиколотки, перетянутые ремнями причудливых босоножек, короткая юбка, облегающая бедра, выше — футболка с очередной говорящей надписью «Kiss my ass», еще выше — серебряная цепочка со странным кулоном на ней. Подбородок, губы, нос, глаза, растрепанные от быстрой ходьбы волосы.

— Нормально? — Спросила Алиса. — Я прошла тест-контроль?

Ольга растерянно улыбнулась. Стоять дальше в проходе было невозможно — иностранцы проявляли все больше нетерпения и лепетали что-то по-немецки. Нужно было либо возвращаться, либо выходить наружу.

— Черт с тобой, — сдалась Ольга. — Заходи.

Не глядя на Алису, она вернулась к стойке регистрации, бросила сумку под ноги и сказала:

— Отнесите обратно в мой номер. Я еще у вас задержусь.

— Где будем обедать? — Раздался сзади мягкий Алисин голос. — Здесь, или еще куда-нибудь пойдем?

Ольга пожала плечами. Ей было все равно.

— Тогда здесь. — Алиса собственническим движением схватила ее за руку, и потащила за собой — в ресторан. Ольга шла следом — покорная и растерянная, и пыталась хоть как-то собраться.

«Просто обед. Ты просто пообедаешь с ней, попрощаешься, вызовешь такси, и уедешь в аэропорт».

Но она знала, что будет иначе.

В ресторане кроме них почти никого не было. Хостесс проводила их к столику у окна, разложила меню и винную карту, пожелала приятного обеда, и удалилась.

Алиса к меню даже не прикоснулась. Едва присев на стул с высокой спинкой, она поставила локти на столик, оперлась подбородком на ладони, и принялась с улыбкой смотреть на Ольгу.

— Что? — Грубо спросила Ольга.

— Ничего, — улыбнулась Алиса. — Рада видеть тебя наконец.

Чтобы успокоиться, Ольга принялась листать винную карту. Сейчас бы двойную порцию коньяка, да хорошего мужика рядом. Чтобы оттрахал по самые гланды, и помог выбросить всю эту дурь из головы.

Она почувствовала, как Алисина нога касается ее под столом. Это было легкое прикосновение, едва заметное, но от него по Ольгиной спине пробежали мурашки.

— Ты сказала, что мы просто пообедаем, — недовольно сказала она, пряча ноги подальше.

— Так и будет, — кивнула Алиса, продолжая улыбаться. — Если только ты перестанешь так страшно нервничать и поговоришь со мной наконец.

Ольге вдруг стало неловко. Что же она? Растеклась как размазня, ведет себя будто влюбленная пятиклассница.

— О чем будем говорить? — Она заставила себя раздвинуть губы в улыбке. — Как насчет твоей девушки? Она знает, что ты сейчас здесь?

Алиса, против ожидания, не смутилась.

— Знает, — грустно сказала она. — Я ей сказала.

Ого! Ольга была удивлена. Сказала своей девушке, что идет на свидание с другой? Влюбленность в буковки зашла слишком далеко, не правда ли?

— Зачем? — Спросила она вслух. — Все равно ничего не будет, а ты только человеку больно сделала.

Алиса отвернулась и помахала рукой официанту.

— Потому что не хочу, чтобы наши с тобой отношения начинались с обмана, — сказала она, показывая подошедшему юноше какие-то строчки в меню. — Хочу, чтобы все было честно.

Ольга не нашлась, что ответить.

— Сто граммов коньяка, — проговорила она в ответ на вопросительный взгляд официанта.

— Будем напиваться? — Улыбнулась Алиса. — Тогда мне тоже коньяк.

В ожидании напитков обе молчали. Ольга думала о том, что все выходит даже еще глупее, чем она предполагала, а Алиса просто поглаживала кончиками пальцев скатерть на столе.

Когда их отношения с будущим мужем только начинались, было так же. Невозможно было смотреть друг на друга спокойно, ладони тянулись к ладоням, а губы к губам. И чем все закончилось?

— За встречу? — Предложила Алиса, когда официант поставил на стол широкие бокалы.

— Ладно, — Ольга кивнула и сделала глоток. Она не задумываясь облизнула влажные губы и опомнилась только заметив расширившиеся Алисины зрачки.

— Как дела? — Спросила, несколько обретя почву под ногами. — Как работа, семья, и все такое?

Алиса засмеялась, оценив шутку и отсалютовала бокалом.

— Неслась на свидание, не успев даже переодеться — боялась, что не успею и ты уже уедешь. Планировала, что если не застану тебя в отеле, поеду в аэропорт.

Ольга пожала плечами.

— Я все равно не понимаю настолько оголтелого интереса с твоей стороны. Ты меня совсем не знаешь.

— Конечно, — согласилась Алиса. — Только я очень хорошо чувствую людей. Моя бабушка была цыганкой, это у меня от нее.

Цыганкой? Удивление на Ольгином лице было столь явным, что Алиса засмеялась снова.

— Ага, цыганкой. С бубном, цветастой юбкой и всем прочим. От нее у меня чутье, а от деда мозги.

— Дед тоже был цыганом? — Спросила Ольга.

— Нет, — она снова засмеялась, обнажая белоснежные зубы. — Дед был бойцом красной армии. Он влюбился в нее накануне войны, и каждому из них пришлось покончить с любимым делом ради любви.

— Бабка перестала быть цыганкой, а дед бойцом?

— Ага, — Алиса озорно подмигнула Ольге. — Семьдесят лет вместе прожили. И не жалели ни минуты.

История была трогательной, но Ольга не верила ни единому слову. Боец красной армии влюбился в цыганку — в это еще можно было поверить, но цыганка в бойца…

— Так вот, — продолжила Алиса. — Чутье говорит мне, что ты — это очень важно, и можешь сколько угодно рассказывать о влюбленности в буковки — я не в них влюблена, а в тебя.

Ольга судорожно сглотнула и потянулась за сигаретами. В словах Алисы была такая обезоруживающая откровенность, такое доверие… Сказать что-то злое в ответ было как котенка пнуть. А сказать доброе было страшно.

Прикуривая, она неосторожно вытянула ноги вперед, и Алиса моментально этим воспользовалась и принялась поглаживать ее щиколотку. Маленькие брызги волнения наполнили Ольгину кожу. Каждое касание было будто прикосновением губ к персику — самым первым прикосновением, когда нежная кожица еще на месте и ты медлишь прежде чем разорвать зубами ее целостность.

— Я буду тебя снимать, — сказала Алиса еле слышно, без улыбки, глядя на Ольгины губы. — Сначала сниму с тебя всю одежду, потом мы займемся любовью, а после я буду тебя снимать. Много раз, очень много.

— И когда ты уйдешь, мне на память останется кипа фотографий? — Хрипло спросила Ольга.

— Нет, — Алисина нога поднялась выше и гладила уже голень, приподнимая Ольгины брюки под столом. — Потому что я никуда не уйду.

— Почему ты называешь это любовью? — Выдавила из себя Ольга. Она не в силах была снова задвинуть ногу под стул. Ее кожа, ее мышцы целиком подчинились этим легким поглаживаниям, которые становились с каждой секундой все откровеннее.

— Потому что так оно и есть, — сказала Алиса, наморщив лоб, — я смотрю на тебя, и растекаюсь, расплываюсь на этом стуле. Ты как будто пришелец с другой планеты, недоступный и притягательный. И ты ровно такая, какой я тебя себе представляла из писем.

Ольга вздохнула. Убрала ногу. Встала. И, протянув Алисе руку, велела:

— Идем.

Алиса покорно вложила свою ладонь в Ольгину и встала тоже. Вспышкой в голове пронеслась картинка: Алиса сидит на краю этого красиво накрытого стола, ноги ее — на Ольгиных плечах, а губы кривятся от крика.

Ольга покачала головой и, крепко сжав Алисину ладонь, повела ее за собой к выходу из отеля. Ей хотелось уйти подальше от номера, подальше от огромной кровати, накрытой золотым покрывалом, подальше от любой горизонтальной поверхности, рядом с которой они были бы одни.

Шумная улица оглушила ее, заставила оглянуться беспомощно. Справа от выхода из отеля блестел куполом Исаакий, слева проезжали автомобили и туристические автобусы. Алиса вдруг перехватила инициативу — не выпуская Ольгиной руки, потянула ее за собой. И Ольга пошла.

— Туристический маршрут? — Засмеялась она, когда они достигли очередного мостика через канал, и перешли его, и пошли дальше. — Набережная реки Мойки, Гребной канал, что там еще?

Алиса оглянулась по сторонам, за руку притянула Ольгу к себе и прильнула к ее губам. Только на секундочку, на одно мгновение, но это мгновение обожгло обеих.

— Нет, — выдохнула она в Ольгины губы, — мне совершенно все равно, куда идти.

Ольгина голова кружилась, и только Алисина рука помогала ей идти дальше. Они снова куда-то свернули, оказались в маленьком дворе-колодце, и Алиса поцеловала ее снова.

— Что за чертовщина? — Спросила Ольга, когда их губы разомкнулись. — Почему это происходит? Как так?

Алиса потерлась щекой о ее щеку. Ее ладонь, не та, которая по-прежнему сжимала Ольгину руку, другая — легла на спину и сжала в кулаке легкую ткань блузки.

— Хочешь, я возьму тебя прямо здесь? — Шепнула она в Ольгино ухо. — Отдаться мне прямо в Питерском дворе-колодце. А? Каково?

Ольга засмеялась и, дернув Алису за руку, увлекла ее к выходу из двора.

— Ну уж нет, — сказала она, чувствуя, как волна веселья наполняет тело. Веселья и какой-то юношеской безбашенности. — Я же говорила, что трахаться мы не будем. Будем гулять и держаться за руки.

— Хорошо, — Алиса не стала спорить, она послушно пошла за Ольгой по узкой улице, и не отпускала ее руки даже когда навстречу шли группы прохожих. — Но запомни: последнее, что меня сейчас интересует — это прогулки по Питеру.

Они дошли до Казанского собора, пересекли Невский, и двинулись дальше вдоль Гребного канала. На одном из очередных мостов Алиса остановила Ольгу и прижала ее к металлической решетке.

— А здесь? — Спросила, поблескивая смеющимися глазами. — Что, если я возьму тебя здесь? Это будет достаточно интеллигентно? Достаточно по-питерски?

Ольга расхохоталась, уворачиваясь от жадных Алисиных рук. На них смотрели со всех сторон — прохожие, туристы, какая-то группа студентов хохотала и показывала большие пальцы. Но впервые в жизни Ольге было все равно, кто на нее смотрит и что они при этом думают.

Она чувствовала себя подростком, отправившимся на свидание с девочкой, и ищущим, где бы с этой девочкой уединиться. Она ощущала себя соблазняемой, растерянной и слабой, и удивлялась, почему это так приятно? Она держалась за Алисину ладонь как за спасательный круг, единственный доступный маяк в этом новом пугающем мире.

У Фонтанки Алиса потащила ее на туристический корабль. Небольшого размера катер, вмещающий всего человек пятнадцать, со стульями, расставленными на палубе и валяющимися на полу спасательными жилетами.

— Ты сумасшедшая, — засмеялась Ольга, — посмотри на небо. Скоро пойдет дождь.

И правда — небо за последние несколько минут заволокло тучами, солнце спряталось, и воздух наполнился запахом влаги.

— Мы сядем на корме, — велела Алиса, утягивая Ольгу на одиноко стоящие задние стулья — туда, где рядом с ними никто бы не сел. — Ты же хотела экскурсию. Будет тебе экскурсия.

Катер быстро наполнялся людьми и вскоре отчалил. Женский голос экскурсовода принялся рассказывать про Коней Клода и Аничков дворец, и тут крупные капли забарабанили по крыше катера, превращаясь в ливень.

Группа туристов, неосмотрительно занявших места на верхней палубе, опережая друг друга рванула вниз — под навес. Ольга и Алиса остались сидеть.

Теперь на палубе не было никого кроме них двоих и большого синего пледа, который им вынес сердобольный юнга. Вынес, покачал головой, глядя на их сцепленные руки, и ушел обратно в рубку.

Алиса укрыла пледом обеих — накинула на плечи, расправила, и, не говоря ни слова, проникла рукой в вырез Ольгиной блузки.

— Ты… — Вспыхнула Ольга, и замолчала. Капли дождя, бьющие в лицо, увлажняющие губы, растекающиеся по макушке — они как будто ласкали горячую Ольгину кожу, ласкали будто изощренный и страстный любовник, будто прикосновения самого бога, черта или чего-то подобного, недоступного пониманию. А под пледом разгорался пожар. Алисина рука справилась с лифчиком и вовсю ласкала напряженные Ольгины соски. Другой рукой она вытащила блузку из Ольгиных брюк и гладила спину.

— Ты чокнутая, — прошептала Ольга, поворачиваясь к Алисе и разглядывая ее залитое дождем лицо. Вся косметика расплылась вокруг глаз, образовав черные круги, и Алиса казалась дьяволом, чертом, демоном, со своими разомкнутыми губами, иссиня-черными зрачками и тяжелым дыханием.

Ольга потянулась и поцеловала ее — с силой завладевая губами, вталкивая язык между них, и нащупывая небо. Ладони ее легли на Алисину грудь и сжали через футболку. Плед съехал с их плеч, и майка моментально стала мокрой и очень прозрачной.

— Остановись, — хрипло выдохнула Ольга, разрывая поцелуй и глядя в Алисины глаза. — Иначе я трахну тебя прямо здесь.

— Расскажи мне, как это будет — Алиса обхватила ее за шею и прижала к себе, возвращая плед на место. Ольга чувствовала через мокрую футболку ее грудь на своей, ощущала твердые соски, трущиеся о ткань. Она обняла Алисину спину и прижала ее еще теснее.

— Это будет быстро, — зашептала она в ее ухо, — потому что долго ждать я не смогу. Быстро и сильно. Я буду целовать тебя, ласкать языком твой язык, прикусывать его и всасывать в себя. Я разорву к чертям твою футболку, а затем юбку, и все остальное тоже. Посажу тебя на подоконник и раздвину твои чертовы ноги. И возьму тебя пальцами — сначала их будет два, потом три, а потом ты примешь и четыре. Ты будешь мокрая — вся мокрая, желанная и моя. Будешь двигаться мне навстречу, кусаться, орать как последняя сучка, и просить еще и еще. А когда ты будешь готова кончить, я встану на колени, и доведу тебя до оргазма языком. Чтобы ты стекла в мои ладони, стекала полностью, растворилась во мне. Вот как это будет.

Катер проплыл мимо Дворцовой набережной и свернул к причалу. Ольга чувствовала, как дрожит Алиса в ее руках, как не может сказать ни слова, как задыхается от бессилия. Власть. Да, это была власть в чистом виде — она владела сейчас этой женщиной целиком и полностью, она вся принадлежала ей.

Ольга больше не пыталась думать, не пыталась остановиться. Ее разумом сейчас владела только одна мысль, одна идея, одно желание. Они почти бегом бежали к отелю, останавливались, запыхавшиеся, сливались в поцелуе, и бежали снова.

Дождь распугал туристов, и навстречу им почти никто не попадался. И когда они уже практически дошли, когда до отеля осталось каких-то пять сотен метров, Алиса не выдержала. Ольга даже не поняла, куда она ее затащила. Там были строительные леса, была прибитая к асфальту дождем пыль, там упоительно пахло деревом и страстью.

Алиса прижалась спиной к стене и, не отрываясь губами от Ольгиных губ, потянула вверх юбку.

— Пожалуйста, — шептала она хрипло. — Я не могу больше. Пожалуйста.

Юбка задралась до талии, съежилась там неаккуратными складками, обнажая розового цвета белье, которое Ольга немедленно разорвала жадными руками. Алиса закинула ногу ей за бедра, и Ольгины пальцы легли на ее лобок.

— Попроси меня, — велела Ольга, задыхаясь. Алисины глаза горели таким огнем, что от него все кругом плавилось и дымилось.

— Господи, да давай же уже! — Выкрикнула Алиса, за шею притягивая Ольгу к себе и двигая бедрами навстречу ее пальцам.

Ее стоны полились сладкой музыкой, ее кожа была влажной и холодной, а нога сильнее и сильнее вжималась в Ольгины бедра.

Они двигались вместе — одна навстречу другой, глубже и сильнее, кусали губы, выкрикивали какие-то слова.

Все кончилось очень быстро. Алиса вскрикнула, сжимаясь вокруг Ольгиных пальцев, и обмякла в ее руках.

— А теперь скажи мне, что это не любовь, — прошептала она, глядя в испуганные Ольгины глаза. — Давай, скажи. Я хочу услышать.

Она обнимала Ольгу за плечи, а Ольга держала ее талию. Они смотрели друг на друга в этой питерской подворотне, на Ольгиных пальцах до сих пор была Алисина влага, и Ольга совершенно, категорически не знала, что ей ответить.

 

Глава 8. Кружится хоровод.

— Мне нравится, когда ты так делаешь, — прошептала Алиса, покорно выгибаясь под Ольгиным руками.

Они лежали на кровати, обнаженные и счастливые. Ольгина ладонь лениво поглаживала изгибы Алисиной спины.

Позади были эти несколько часов, целиком наполненные сексом и страстью. Ольга с удивлением посматривала на свои искусанные плечи и всерьез опасалась, что в понедельник на работу ей придется идти в водолазке.

— Когда ты поняла, что ты лесбиянка? — Спросила вдруг Ольга. Алиса удивленно посмотрела на нее.

— Я всегда это знала.

— Так уж и всегда? Даже в детском саду?

Они засмеялись. Ольга перекатилась на кровати, укладываясь на спину, Алиса немедленно последовала за ней и прижалась щекой к плечу.

— В детском саду у меня даже была любимая девочка, — улыбнулась она. — Так что да, я всегда это знала.

Ольга задумчиво посмотрела на потолок. Как это, наверное, просто — знать все о себе с самого начала. Знать, кто ты, зачем ты, и чего ты хочешь. Ей это знание пришлось не просто зарабатывать, а бороться за него, грызть зубами, вырывать когтями.

Она прислушалась к себе и поняла, что сердце, ранее никогда не доставлявшее проблем, вдруг заныло немного. Как будто раньше его вовсе не было, или было, но она не ощущала его присутствия, а теперь вот — на тебе, ощутила.

— А через интернет ты уже знакомилась? — Спросила она.

Алиса приподнялась на локте и коснулась губами Ольгиной щеки.

— Вот так, да? — Спросила она. — Несколько часов назад ты мечтала улететь в Москву, а теперь хочешь подтверждения того, что ты — единственная?

Ольга смутилась.

— Нет, я не про это спрашиваю, — попыталась оправдаться она. — Просто у меня это впервые.

— Впервые что? Знакомство через интернет, или такие сильные чувства?

Она явно напрашивалась на признание, но Ольга к этому совершенно не была готова. Ее разум включился, и сейчас пытался переварить все, что произошло. Никакие признания в его планы, конечно же, не входили.

Ольга не стала отвечать, а Алиса не стала настаивать. Она вдруг потянулась к тумбочке, нашла мобильный телефон, и вздохнула.

— Мне пора.

Ольгины брови поднялись вверх. Пора?

— Да, уже семь, и я обещала Кате, что буду дома в восемь.

Она слезла с кровати и принялась собирать разбросанную по номеру одежду. Ольга молча наблюдала за этими поисками, лежа на кровати и закинув руку за голову.

— Я приду к тебе завтра, — сказала вдруг полуодетая Алиса, присаживаясь на кровать. — Хочешь?

Ольга кивнула. Больше они ни о чем не говорили. Алиса быстро собралась, поцеловала Ольгу в щеку и убежала, захлопнув за собой дверь.

Это было странно. Странное ощущение — как будто засосало под ложечкой, как будто в животе появился маленький вакуумный насос, втягивающий в себя кровь и плоть. Ольга почувствовала себя очень одинокой, и ей не понравилось это чувство.

Она посмотрела на телефон, валяющийся на столике, посмотрела на царапину на животе, и пошла одеваться.

Через три часа Ольга уже была в Москве.

Прямо из аэропорта позвонила Илюше, написала смс Юльке, поймала такси, и даже немного поспала в привычной пробке на Ленинградке. Когда она доехала до дома, было уже за полночь. Ольга даже сумку не стала разбирать — бросила ее в прихожей, приняла душ, налила себе бокал вина и — как была, замотанная в полотенце, присела на подоконник.

За окном шумела и развлекалась субботняя Москва. Кутузовский проспект переливался всеми огнями автомобилей и ночных клубов. Вот только в клуб не хотелось.

Телефон пропищал что-то. Ольга увидела смс от Алисы.

«Я не могу заснуть. Думаю о твоих губах, руках, о твоей коже. Мечтаю о завтрашнем дне, будто о манне небесной. Напиши мне что-нибудь теплое, а?».

— Батарея, — со злостью сказала Ольга вслух и посмотрела на телефон, будто удивляясь, почему он не отвечает. — Поняла? Ба-та-ре-я.

Через полчаса приехал Илюша. Ольга с порога схватила его за ремень джинсов и потащила в спальню. Ей сейчас не нужен был друг. Ей нужен был хороший, доброкачественный секс.

И она его получила.

 

Глава 9. Мне холодно.

Воскресенье она провела загородом. Оставила телефон дома, наплевав на приличия, и отправилась с Юлькой в спа-центр. Огромный оздоровительный комплекс располагался прямо посреди соснового бора, и в нем было все, что было нужно: массажи, обертывания, маски, пять видов бань и огромный открытый бассейн.

Ольга получила все, что хотела. Она лежала на массажном столе, ощущая, как по ее спине скользят сильные мужские руки, наслаждалась запахом, исходящим от ее тела после шоколадного обертывания, и ни о чем не думала.

Вчерашний секс с Илюшей поставил точку в истории с Питером и Алисой. Трахая друга, Ольга как будто отрекалась от всего, что произошло, делала это неважным, делала это таким же рядовым, как и любой секс до этого.

И помогло. Сегодня она уже практически не думала об Алисе, не вспоминала об оставленном дома телефоне. Ей было все равно.

— Ты расскажешь мне, как в Питер съездила? — Спросила Юлька, когда сеанс массажа был закончен и они вдвоем сидели в сауне — обе обнаженные и распаренные. — По засосам на твоей шее видно, что бутерброд ты съела.

— Отстань, — лениво посоветовала Ольга. — Засосы мне вчера Илюша оставил, за что сегодня утром и получил по первое число.

— Ты опять с ним спишь? — Удивилась Юлька. — Я думала, вы теперь друзья, и все.

— Друзья — не друзья — какая разница? Друзьями нас делает не то, трахаем ли мы друг друга.

— Ну не знаю, — протянула Юлька, потягиваясь и пряча зевок. — По-моему, трахаться с друзьями — это как-то пошло.

— А ты когда-нибудь это делала? — Поинтересовалась Ольга. Дождалась испуганного «нет, конечно» и добавила. — Приезжай как-нибудь вечером в гости, проверим, как это.

В понедельник весь офис был взбудоражен. На Черкизовском рынке прогремел взрыв, и все могли говорить только об этом. Ольга бесконечно выслушивала предположения и догадки, пила с коллегами кофе, и делала все для того, чтобы отложить уход в свой собственный кабинет.

Но уйти пришлось. Открывая почту, она не удивилась, увидев в ней сразу несколько писем. И она прочитала их все.

От кого: Алиса

Кому: Ольга Будина

Тема: Скучаю.

Помнишь, когда мы наконец дошли до номера, ты швырнула меня на кровать и сама упала сверху? Я тогда первый раз назвала тебя своей девочкой. Теперь мне хочется повторять это снова и снова. «Моя девочка» так сладко перекатывается на языке, будто твой язык все еще во мне, внутри меня.

Я ехала домой, сидела в метро, и что-то в глубине моего сердца разрывалось от жалости к самой себе. Я ехала оттуда, куда хотела до безумия, туда, куда не хотела вовсе.

Ты такая близкая и такая далекая… Хочется забраться тебе в голову, растечься по тебе изнутри, и все выведать, все узнать. Но ты же не позволишь мне этого, правда?

Я буду узнавать тебя по чуть-чуть, по капельке. В том ритме, который будет хорош для тебя.

Ох уж этот ритм… Когда ты трахала меня, ты делала это ровно так, как я хотела. Будто не я, а ты залезла ко мне в голову и узнала, что и как мне нравится.

На следующую встречу я надену чулки. Хочу, чтобы мои ноги лежали на твоих плечах.

Хочу тебя.

Хочу.

От кого: Алиса

Кому: Ольга Будина

Тема: Re: Скучаю.

Я не буду спрашивать, почему ты уехала, даже не надейся:)

От кого: Алиса

Кому: Ольга Будина

Тема: Re: Скучаю.

Хочу разговаривать с тобой. Так же, как это происходит у нас в переписке — медленно и сладко, слушать твой голос, рассказывать тебе дурацкие истории.

Все, что происходит, происходит не случайно, согласна? Какие шансы были у нас начать общаться друг с другом? Ведь ты могла мне так и не написать, а я могла не заметить твоего сообщения. Но все случилось иначе, и мы встретились, и мир вокруг немножко изменился.

Немножко… Это слово тоже вкусно перекатывать языком во рту. Немножко влюбилась, немножко страшно, немножко грустно.

Помнишь песню у Снайперов? Зву-чи. Так и мне хочется тебе говорить снова и снова — зву-чи. Зву-чи в моей жизни.

Моя девочка.

От кого: Алиса

Кому: Ольга Будина

Тема: Re: Скучаю.

Тебя же не было там, на этом рынке? Напиши мне одно слово, одну букву, чтобы я успокоилась, ладно? Места себе не нахожу.

Ольга вздохнула и быстро набрала ответ: «Все ок, не волнуйся».

И принялась за работу.

В течение дня письма от Алисы приходили снова и снова, но она их больше не читала. Целиком погрузилась в дела — подписывала документы, отправляла письма, составляла планы и правила планы подчиненных. Курила, задумчиво глядя на взвихряющийся к потолку сигаретный дым.

К вечеру, устав бороться с собой, просто удалила все письма одним махом и поехала домой. По дороге заехала в магазин, и с двумя пакетами продуктов выбралась из машины.

И — кто бы мог подумать? — у подъезда на лавочке увидела Свету.

 

Глава 10. Согреешь?

Она выглядела несчастной и одинокой, Ольге даже жалко ее стало на какое-то мгновение.

— Привет, — сказала она, сгружая свои пакеты на лавочку. — Какими судьбами?

Света посмотрела на нее снизу вверх и захлопала ресницами.

— Ты же должна быть еще в Питере, — с обидой сказала она.

— Должна, — согласилась Ольга. — Так какими судьбами?

Оказалось, Света не поверила ни единому ее слову и решила убедиться собственными глазами, что Ольга никуда не уехала и просто не хочет ее больше видеть. В субботу и воскресенье ей не повезло, да она и на понедельник не очень надеялась, но именно понедельник, выходит, прошел под знаком везения.

— Ладно, — улыбнулась Ольга, осознав, что в бессмысленном потоке обиженных слов разобрать что-то невозможно. — Давай зайдем ко мне, кинем продукты, и поедем куда-нибудь танцевать.

Света радостно и с готовностью вскочила на ноги и Ольга ухмыльнулась про себя. Господи, какой она еще ребенок. Маленький глупый ребенок.

Они прошли мимо охранника, поднялись на лифте на последний — двенадцатый — этаж, и вошли в квартиру.

— А у тебя красиво, — сказала Света. — В прошлый раз я как-то не разглядела.

И спрятала глаза.

Ольга засмеялась, скидывая туфли с уставших ног и проходя на кухню. «Красиво», как же… Маленькая двухкомнатная квартира с большими окнами, выходящими на Кутузовский проспект. Крохотная семиметровая кухня, большая комната с шкафами, креслами и низким столиком, и маленькая — с кроватью. Купив эту квартиру, Ольга первым делом превратила «гостиную» в «большую комнату». Она органически не выносила наследия советского союза — «стенок», «горок» и прочей ерунды, превращающей жилье разных в людей в совершенно одинаковое, будто под копирку созданное.

Теперь у нее было уютно и мило, но уж никак не «красиво».

Пока Ольга разбирала пакеты, Света по-хозяйски сходила в ванную, пошумела там водой и, вернувшись, уселась на один из высоких Ольгиных табуретов.

— Хочешь есть? — Спросила Ольга, открывая холодильник. — Я купила хорошую рыбу, могу приготовить.

— Ты еще и готовить умеешь? — Изумилась Света и Ольга засмеялась ее удивлению.

— Что значит «еще и»? Да, кроме того, что я классно трахаюсь, я умею еще много всего. В том числе и готовить.

Она решила больше не спрашивать, и принялась хозяйничать. Достала рыбу, натянула поверх офисного платья фартук, и зажгла газ на плите. Света наблюдала за ней так, будто на ее глазах показывали удивительные фокусы.

— Что-то я размякла, — подумала Ольга, нарезая рыбу на куски и окуная ее в панировку. — Вместо того, чтобы просто поехать в клуб и поужинать, зачем-то готовить начала.

— Помидоры сумеешь нарезать? — Спросила она Свету. — Тонкими колечками.

Света с сомнением встала на ноги и взяла предложенный пакет с помидорами.

— Нарезать смогу, конечно, но за тонкость не ручаюсь.

Совместными усилиями они приготовили ужин, Ольга накрыла на стол — положила льняные салфетки, приборы, поставила графин с водой и бутылку белого сухого. Она делала так каждый раз. Даже когда просто собиралась перекусить бутербродом — стол накрывала обязательно. Это была одна из привычек «будущей жизни», которые она старательно в себе вырабатывала.

Еда на тарелках смотрелась очень красиво. Рыба лежала на салатных листьях, помидоры блестели красно-спелыми краями, и капли соуса «Базилик» поверх композиции делали ее законченной и утонченной.

— Даже есть жалко, — улыбнулась Света, будто нехотя беря в руки вилку.

— Да перестань, — засмеялась Ольга. — Это всего лишь рыба и овощи. Вино будешь?

После глотка белого сухого дело пошло лучше. Света перестала стесняться и съела всю свою порцию, с трудом удерживаясь от того, чтобы не облизать тарелку. Ольга рассказывала истории из своей студенческой юности, Света хохотала и расплескивала вино по столу.

— Ты просто чокнутая, — заявила она, когда Ольга рассказала про очередную свою выходку. — Странно, что ты вообще институт закончила с таким отношением.

— Вовсе не странно, — возразила Ольга. — Я всегда умела сочетать дело и развлечения, поэтому мне хорошо удается и то, и другое.

— А я? — Света вдруг стала серьезной. — Я — что? Дело или развлечение?

Ольга улыбнулась, и ласково погладила лежащую поверх столешницы Светину ладонь.

— А кем ты хочешь быть? — Мягко спросила она.

Она совсем не ожидала того, что последовало за этим вполне невинным вопросом. Света вдруг вскочила на ноги, забегала туда-сюда по кухне, заламывая руки и встряхивая волосами.

— Я не понимаю, что ты со мной сделала! — Заговорила она жалобно и обиженно. — Я думала, мы просто развлечемся, переспим, и все. Но ты такая классная, смешная, добрая, что я захотела продолжения. Знаешь, как тяжело было решиться тебе позвонить? Я как дура перед зеркалом репетировала, что тебе буду говорить в том или ином случае. Только вариант, что ты меня пошлешь, не подготовила почему-то.

Ольга сидела и спокойно наблюдала за этой истерикой. Забавная девочка. Что в уме — то и на языке, ни о чем не думает и ничего не стесняется.

Поскольку Ольга ничего не говорила, Света быстро начала повторяться, смешалась и замолкла совсем.

— Ты что-нибудь ответишь? — Спросила она с вызовом.

Ольга пожала плечами.

— Ты не задавала вопроса. На что я должна ответить?

Она ожидала, что Света сейчас всплеснет руками, выскочит из кухни и уйдет, хлопнув дверью. Но вышло иначе. Она устало присела рядом с Ольгой на стул и вздохнула.

— Я тебе хоть нравлюсь?

— Да, — искренне ответила Ольга.

— Уже хорошо.

Она подумала и погладила Ольгу по плечу.

— Чего ты хочешь? — Устало спросила та. — Я услышала, что ты хочешь продолжения. Какого?

Мелькнула мысль о том, что может быть, именно со Светой и стоит начать отношения? По крайней мере, это было бы безопаснее. А еще Ольга подумала, что количество женщин в ее жизни, намеревающихся завести с ней отношения, стало в последние дни превышать допустимое количество на квадратный метр.

— Хочу просто общаться, — сказала Света, и Ольга снова поняла, что недооценила ее. — Ты мне нравишься, вот и все. Не прячься и не ври мне, не хочешь — так и скажи.

И продолжила:

— Я понимаю, что до тебя не дотягиваю. У меня нет никакого образования, и интересы слишком узкие, конечно. Но я добрая, я читаю много книг, и люблю выращивать цветы на террасе. Может быть, этого недостаточно, но мне правда больше нечего и предложить.

Ольга улыбнулась.

— Забыла упомянуть о богатом муже, доме на Рублевке, «лошадках» и теннисе, — подумала она.

А вслух сказала:

— Хорошо. Прятаться я больше не стану. Но имей ввиду, что если я не захочу увидеться — я так и скажу, и это может быть обиднее, чем ложный, но вполне благовидный предлог.

— Я справлюсь, — серьезно пообещала Света, и Ольга, неожиданно для себя самой, ей поверила.

Остаток вечера они провели сидя на кухне, потягивая белое вино и лениво беседуя. Ольга не рассказывала ей ничего важного, но то, с каким вниманием слушала ее Света, было очень приятным и теплым.

Когда пришла пора прощаться и Света остановилась в прихожей, чтобы улыбнуться напоследок, Ольга сказала:

— Спасибо тебе. Сегодня мне было очень тепло.

И это действительно было так.

 

Глава 11. Мне страшно.

На то, чтобы принять решение снова поехать в Питер, у Ольги ушло три недели.

Все это время она старалась убедить себя, что все в порядке и ничего особенного не происходит. Ходила на работу, общалась с друзьями, периодически — когда становилось совсем не по себе — звала в гости Илюшу или Свету. Но ничего не помогало.

Эта девочка с понимающим взглядом и нежным голосом никак не хотела уходить у нее из головы.

И продолжала присылать письма.

От кого: Алиса

Кому: Ольга Будина

Тема: Re: Скучаю.

Дождь пошел. Я сижу одна в студии, последний на сегодня клиент уже ушел, и смотрю на капли, бьющиеся в стекло.

Твое молчание практически невыносимо, но я же обещала, что буду двигаться в том ритме, который нужен тебе, поэтому мне придется из непереносимого сделать переносимое. Иначе я просто сдохну.

У меня никогда не было ТАК. Было по-всякому — ты не первая женщина, в которую я влюбилась, но с тобой все иначе. Я чувствую тебя каждой раскаленной клеточкой своего тела, каждой каплей крови — несмотря на чертовы километры между нами.

Впрочем, километры — не самая большая проблема, самая большая — это то, что ты не хочешь сейчас меня видеть.

Как заставить поверить человека в то, что он имеет права на счастье? Хочется уткнуться носом в твою шею и мурчать как котенок.

А я похожа на кошку? А?

От кого: Алиса

Кому: Ольга Будина

Тема: Re: Скучаю.

Ты только не смейся, но я каждый раз чувствую, когда твои руки касаются кого-то другого. Это, наверное, от бабушки — иногда иду по улице, и останавливаюсь как от шлепка по груди, и точно знаю: сейчас ты к кому-то прикоснулась. И я рвать готова зубами и ногтями все, что попадается под руку, потому что твои руки — мои, и только я имею право наслаждаться ими.

Глупо? Согласна. Но вот так происходит, и ничего не могу с собой поделать.

С кем ты спишь ночами, моя девочка? С мужчиной, женщиной, с обоими сразу? Веселишься или делаешь это от тоски? Хочу все о тебе знать, даже это.

С тех пор как ты уехала, я не позволяла Кате меня касаться. И я точно знаю, что тебе на это не наплевать. Не знаю, как, но знаю точно.

От кого: Алиса

Кому: Ольга Будина

Тема: Re: Скучаю.

Сижу и смотрю на твой никнэйм в скайпе. Он зеленый, иногда становится желтым, и снова зеленым. И я представляю, как ты то сидишь за компьютером, пишешь документы, отвечаешь на письма, то уходишь куда-то с кипой бумаг и возвращаешься с чашкой кофе.

Я люблю кофе. Черный, ароматный, правильный сорт и сваренный правильным образом. Он должен обжигать губы, немного горчить и исторгать сильный запах адреналина.

Ты — мой лучший сорт кофе, знаешь?

И я подожду. Я терпеливая-терпеливая. Я подожду.

Иногда, танцуя в клубе, или покоряя беговую дорожку в тренажерном зале, Ольга позволяла себе на секунду закрыть глаза и повспоминать. И каждый раз ее оглушала сила чувств, приходящих за картинками. Эти чувства сливались, растекались потоками, скручивались в клубок. И Ольга пугалась и открывала глаза.

Ее не смущал тот факт, что все эти чувства она испытывала к женщине. Открыв в себе эту тягу, она приняла ее с такой же легкостью, как приняла бы новость о том, что теперь вместо чая ей нравится исключительно кофе. Смущал скорее сам факт возможности испытать такие сильные чувства.

Оформляя развод, она решила для себя, что сильные эмоции — это прекрасно, но создавать на их основе отношения — провальный путь, ведущий в никуда. Кто бы мог подумать, что пройдет так мало времени, и ей будет хотеться именно этого?

С усмешкой и иронией к самой себе, она понимала: да, хочет. Хочет разговаривать, хочет гулять, держась за руки, хочет дарить подарки и получать их в ответ, хочет заниматься любовью так же, как это было первый раз.

— После одной ночи? — Удивился Илюша, когда Ольга озвучила ему свои желания.

— Я бы даже сказала, после одного дня.

В конце концов Ольге надоело сходить с ума и заставлять себя не думать об Алисе. Она решила так: почему бы не дать себе то, что хочется? Ведь она по-прежнему не собирается жить с ней, выходить замуж (Или жениться? Как это вообще у лесбиянок называется?) или что-то вроде. Приезжать иногда в Питер, гулять — раз уж ей так приперло, трахаться и уезжать обратно.

Илюша смеялся над ней, называл влюбленной дурочкой, но Ольге было все равно.

В этот раз в Санкт-Петербург она прилетела на самолете, теплым пятничным вечером. Выходя из автобуса в зону прилета, зачем-то оглядывала лица встречающих. Знала, что Алисы не будет здесь, да и не может ее здесь быть — еще вчера они договорились увидеться в субботу, но почему-то все равно смотрела.

Прямо из аэропорта поехала к Инге. Та жила на Петроградской стороне, в старом сером доме с лепниной и колоннами. В ее однокомнатной квартирке, помимо самой Инги, обитало три кота, черепаха и странного вида насекомые в банке. Ольга не любила животных и ни за что не стала бы останавливаться у подруги, если бы не денежный вопрос, который в последнее время стал весьма и весьма напряженным. Из-за того, что мысли ее постоянно были заняты Алисой, Ольга стала хуже работать и не получила обычную ежемесячную премию. А кредиты за квартиру и машину, тем не менее, хотели получить свой ежемесячный взнос незамедлительно и в полном объеме.

Так и вышло, что она оказалась здесь, сидящей на табуретке в тесной кухне и с отвращением поглядывающей на маленького котенка, пытающегося покуситься когтями на ее колготки.

— Ну? — Спросила Инга, когда чай был разлит по чашкам, а привезенный Ольгой торт разрезан на куски.

Ольга посмотрела и пожала плечами.

— Да ладно! — Не поверила Инга. — Раз уж ты сюда второй раз приехала за какой-то месяц — то что-то явно произошло. Влюбилась?

Ольга хотела снова пожать плечами, а потом передумала и кивнула. Пусть будет «влюбилась», раз уж всем так нравится это слово. Сама она себя влюбленной не считала.

— Так, — Инга продолжила допрос. Даже про чай забыла. — А как же ее девушка? Она от нее уйдет?

Пожимать плечами еще раз было бы глупо, и Ольга решила заговорить.

— Понятия не имею, — хмыкнула она. — Мы это не обсуждали, и обсуждать не будем. Мне совершенно все равно, есть у нее какая-то там девушка или нет.

— И тебя не смущает, что ты сделаешь больно хорошему человеку?

— А почему меня это должно смущать? — Удивилась Ольга. — Пусть это Алису смущает — это она делает девочке больно, не я.

Пока Инга переваривала сказанное, Ольга сделала глоток из старой кружки, которую покупала еще, наверное, Ингина бабушка, и с отвращением посмотрела на торт. Сладкого она не ела с девятнадцати лет, но каждый раз приезжая в гости исправно покупала торт или пирожные, следуя правилам этикета, привитым мамой с детства.

— Ну-ка объясни, — потребовала Инга, наконец, переварив.

— А что тут объяснять? Я свободный человек и трахаю кого хочу. Это Алисина ответственность — думать, сделает ли она больно своей девушке, при чем тут я-то? Я эту девушку не выбирала, ничего ей не обещала и отношений с ней не строила. Так что — мимо кассы, милая. Все эти интеллигентские интерлюдии меня ни капли не интересуют.

Инга покачала ногой и помешала ложкой в чашке.

— У меня есть подружка в Питере, которая имела все, что шевелится и считала, что она ни за что ответственность не несет.

— А потом встретила любовь всей своей жизни и изменилась? — Рассмеялась Ольга.

— Да нет, как раз не изменилась. Продолжила гулять направо и налево, только от девушки своей скрывала. Потом правда выплыла наружу и они расстались.

— И?

— И наступила полная жопа. Теперь она почти каждый день ко мне приезжает, рыдает как умалишотка, и рассказывает, что у ее девушки теперь новая девушка — хорошая, а она кроме нее никого не хочет и как жить дальше не знает.

Ольга улыбнулась и достала из сумки пачку сигарет. Сначала долго закуривала, потом по чуть-чуть отпивала чай, и только потом сказала.

— Ну и дура эта твоя подружка.

— Почему дура? — Удивилась Инга.

— А потому что если ты дрянь, и точно знаешь, что ты — дрянь, не нужно заводить отношения с хорошими людьми. Ищи таких же, как ты сама, и будешь в выигрыше. Хорошие девочки не бывают счастливы с плохими мальчиками. То есть, в данном конкретном случае — с девочками, конечно. Не бывают. Это так не работает.

— Твой муж был хорошим, — возразила Инга.

— И что? — Засмеялась Ольга. — Это только подтверждает то, что я сказала. Он был хорошим, я была плохой, и чем все кончилось? Нет уж, милая, это действительно должно работать по-другому. Либо вы оба хорошие, и тогда — белое платье, кольцо на палец, шанс дожить вместе до старости. Либо вы оба плохие — в этом случае развлечения, радость, полет, и никому не больно. Во всех прочих случаях — это бездарно потраченное время в попытке совместить несовместимое.

— Но люди могут меняться, — сказала Инга. На ее лице было написано такое изумление, что Ольга засмеялась снова.

— Люди, которые могут меняться — это такой же миф, как снежный человек. Никто его не видел, но всякий считает, что он существует. Да и что значит «меняться»? Если ты дожила до двадцати пяти — у тебя уже сформировался четкий взгляд на мир, а если не сформировался — тогда сначала сформируй, осознай, хорошая ты или плохая, а потом уже отношения заводи. А после того, как взгляд сформирован — он уже глобально не изменится.

Она отодвинула от себя пустую чашку и наклонилась к Инге, почти касаясь грудью стола.

— Пойми, для меня например вполне нормально соблазнить тебя прямо сейчас и трахнуть, а наутро пойти на встречу с Алисой и признаваться ей в вечной любви. Если мне нужны будут деньги, и будет возможность украсть их и остаться непойманной — я это сделаю. Если я собью пешехода и смогу скрыться незамеченной — это я тоже смогу, с легкостью. Понимаешь? Я не лгу себе, я все о себе знаю, и знаю, как далеко готова зайти.

Она говорила и видела, как Инга испуганно отодвигается дальше и дальше.

— Или вот ты. Ты хороший друг, ты очень добрый и честный человек, который говорит людям правду в глаза. Ведь ты часто понимаешь, что твоя правда может причинить боль, верно? Но все равно говоришь. Потому что это — твое мировоззрение, это опора, на которой ты держишься. И ты это про себя знаешь.

— И какая я по-твоему? — Перебила Инга. — Плохая или хорошая?

— Ты бы стала переживать, если бы изменила своему Паше? — Спросила Ольга. — Стала бы нервничать, если бы пришлось солгать близкому другу?

— Да.

— Значит, условно хорошая.

— Почему условно? — Инга удивилась, но придвинулась назад.

— Да потому что в чем-то хорошая, в чем-то, наверное, плохая. Это же не черное и белое, это скорее разные оттенки.

— А какая твоя Алиса?

Ольга запнулась, будто споткнувшись и задумалась. Какая Алиса? Да черт бы ее знал, какая. В ней было столько всего намешано — и хорошего, и плохого, что Ольга никак не могла понять, что именно берет верх.

— Когда разберусь — я тебе скажу, — пообещала она Инге.

Тогда она не знала, как не скоро и с каким трудом сможет выполнить обещанное. Не знала о том, что в будущем ей придется не раз менять свое мнение, и не знала, как сильно, как удивительно сильно изменится за ближайшие годы она сама.

 

Глава 12. Успокой?

В сентябре Ольга приезжала в Питер трижды. Останавливалась у Инги, дни проводила в Алисиной студии, а на ночь возвращалась обратно. Они почти не разговаривали — прямо с порога бросались друг к другу, скидывали одежду и падали на надувной матрас за ширмой.

Один раз за все это время вышли из дома — прогулялись по Невскому, посетили какой-то музей (Ольга даже не запомнила названия), и, сгорая от нетерпения, вернулись обратно.

— Однажды ты затрахаешь меня до смерти, — призналась Алиса после очередного акта безумства, лежа головой на Ольгиных бедрах.

— Не самая плохая смерть, верно? — лениво ответила Ольга.

Она заставила себя слезть с матраса, завернуться в лиловую простынь и поискала взглядом сигареты.

— Что с тобой? — Спросила Алиса у ее спины.

— Ничего.

Сигареты нашлись в кармане рубашки — Ольга в последнее время стала иногда одеваться в сельско-колхозном стиле. Носила джинсы, футболки, рубашки. Юлька смеялась над ней и говорила, что она окончательно превращается в лесбиянку.

Ольга присела на подоконник и закурила.

— Позавчера ко мне приезжала Светка, — сказала она. — Хочет познакомить меня с мужем и узаконить мое присутствие в их доме.

— Зачем? — Удивилась Алиса.

— Не знаю. Наверное, чтобы можно было спать со мной без зазрения совести.

Она впервые открыто сказала Алисе, что та — не единственная в ее жизни, и очень ждала ответной реакции.

— О… — Выдавила из себя Алиса и отвернулась.

Ольга сделала еще несколько затяжек.

— Я, наверное, соглашусь, — сказала она. — Ее муж обладает большими связями, они бы мне пригодились в дальнейшем.

Алиса хранила молчание, и Ольга, затушив сигарету, принялась одеваться. Нашла на полу белье, натянула джинсы, накинула на плечи рубашку.

Подошла к большому — в пол — зеркалу и осмотрела себя с ног до головы.

— До встречи с тобой я никогда подобным образом не одевалась, — сказала она. — Наверное, не стоило и начинать.

— Ну почему, — услышала она сзади, — тебе очень идет.

Ольга усмехнулась и оглянулась в поисках сумки. Алиса сидела на матрасе совершенно обнаженная, прижимала ладони к животу и пристально смотрела на Ольгу.

— Может быть, вместо того, чтобы убегать, ты поговоришь со мной? — Предложила она.

— О чем? — Удивилась Ольга.

Алиса слезла с матраса и подошла к ней. Обняла за шею, поцеловала в кончик носа.

— О нас.

Ольга рассмеялась.

— Никаких «нас» нет, — сказала она. — Через час ты в любом случае поедешь домой к своей Кате, я поеду к Инге, и выходные закончатся. Каждая отправится в свою жизнь.

Алиса смотрела на нее, не отрывая глаз.

— Вроде бы раньше тебя это не беспокоило.

— Меня это и сейчас не беспокоит.

Она видела, что в Алисиных глазах заблестели слезы, но ей было все равно. Она ощущала себя уставшей и опустошенной, и больше всего ей хотелось зайти в какой-нибудь бар и как следует выпить.

— У тебя есть алкоголь здесь? — Спросила она у Алисы.

Та молча подошла к маленькому холодильнику, спрятанному за занавеской в углу студии, и достала бутылку.

— Коньяк? — Удивилась Ольга. — Ого.

Пить пришлось из реквизита — огромных серебряных бокалов, которые обычно использовались для фотосъемки. Ольга снова присела на подоконник, Алиса осталась стоять.

— Если тебя это не беспокоит, тогда почему ты убегаешь? — Спросила она.

Ольга молча пригубила коньяк. По правде говоря, она сама не очень понимала, почему. Ведь все шло ровно так, как она хотела — много секса, мало разговоров, прекрасные совместные выходные, между которыми — потоки писем туда-обратно, разговоры по скайпу, окрашенные эротическим оттенком. Все было так хорошо и одновременно с этим так плохо.

— Ты собираешься сказать Кате правду? — Спросила она, не особенно надеясь на ответ — скорее чтобы просто спросить.

— А что, уже пора?

Что значит «пора»? Ольга подумала, что Алиса, наверное, ждет от нее каких-то слов, каких-то обещаний, но она не готова была дать ни то, ни другое.

— Извини, — сказала она, допивая коньяк и ощущая, как острые края бокала царапают ей нос. — Глупый вопрос.

— Вовсе нет, — Алиса смотрела на нее исподлобья, заинтересованным взглядом исследователя. — Неужели тебя это начало волновать?

Ольга не знала. В последнее время мысли о том, что Алиса возвращается домой к другой женщине стали из нейтральных весьма неприятными, но чтобы волновать…

— Ты ни разу не провела со мной ночь, — сказала Ольга вслух. — Из этого я делаю вывод, что Катя по-прежнему ничего не знает. Отсюда и вопрос.

В этом «ты ни разу не провела со мной ночь» не было ничего особенного, просто констатация факта, но отчего-то сердце при этих словах защемило и принялось ныть.

— Перестань, — приказала себе Ольга. — Тебе это не нужно.

— А ты бы хотела, чтобы я провела с тобой ночь? — Спросила Алиса.

Ничего кроме простого «да» в голову никак не лезло, и Ольга решила не выдумывать и ответить как есть.

— Я подумаю, как это можно устроить, — пообещала Алиса. — Навру, что ухожу к подруге, например.

А вот это было уже унизительно. Обсуждать с любовницей возможность совместной ночи — еще куда ни шло, но чтобы любовница говорила о том, что она собирается лгать своему партнеру… Это было чересчур.

Ольга почувствовала, как вытягивается ее лицо, как заостряются черты лица, принимая надменное выражение.

— Что? — Испугалась Алиса. — Что такое? Тебе это не нравится? Но что поделать, если пока что вот так складываются наши отношения?

Лицо вытянулось еще сильнее, губы сжались в узкую полоску.

— Девочка, — ласково и холодно сказала Ольга. — Мой дед всегда говорил, что Будины могут голодать, могут работать на износ за кусок хлеба, но никогда не станут подбирать объедки. Не строй иллюзий — у нас нет никаких отношений. Я тебя просто трахаю.

Она ударила, и ударила сильно — это было видно по изменившемуся Алисиному лицу, по ставшей вдруг закрытой позе.

— Что ты хочешь этим сказать?

Ольга пожала плечами и спрыгнула с подоконника. Расправила плечи, сделала глубокий вдох.

— Только то, что уже сказала.

Они стояли друг напротив друга — одетая, надменная Ольга и растерянная голая Алиса, почему-то прикрывающая грудь руками. На ее животе были видны капельки пота, а ниже — светлый пушок волос.

— Зачем ты это делаешь? — Глухо спросила она. — Зачем ломаешь?

— Ломать нечего, — сказала Ольга холодно. — За все это время ты ни разу не приехала ко мне в Москву, мы ни разу не поужинали в ресторане и не сходили в театр. Я приезжаю, мы трахаемся, и я уезжаю. В каком, интересно, месте ты разглядела здесь отношения?

— Для тебя я и Света — это одно и то же? — Спросила вдруг Алиса. — Ответь, только честно.

— Нет, не одно.

— Так в этом же и разница! — Она вдруг сорвалась на крик. — Ты можешь трахать кого угодно и сколько угодно раз, но ко мне ты испытываешь чувства, а к ним — нет.

Ольга засмеялась над логикой Алисиных рассуждений. Какая глупость. Какая несусветная глупость.

— Ты не поняла самого главного, — сказала она, опуская ладони на Алисины руки и убирая их от груди. — У Ольги Будиной нет и не может быть отношений с тем, кто не свободен. Ольга Будина может желать, может брать то, что желает, но ничего большего за этим стоять не может. И не будет.

Алиса закрыла руками лицо и вздохнула — длинно, тяжело.

— Ты хочешь, чтобы я ушла от Кати? — Спросила она, и голос ее из-за ладоней звучал глухо и потеряно.

Ольга растерялась на секунду. Хочет ли она? Нет, наверное, нет.

— Я хочу, чтобы ты здраво оценивала ситуацию.

— Нет.

Алиса убрала руки, и Ольга удивилась, увидев горящие глаза, в которых не было слез. Она предполагала, что Алиса заплачет, но девочка, видимо, оказалась сильнее, чем она думала.

— Ты пытаешься оперировать логикой, — сказала Алиса, — а мне это не подходит. Зачем считать, сколько раз кто к кому приехал? Зачем считать, сколько раз мы трахались, а сколько — выходили на улицу? Что тебе дают эти подсчеты? Я каждый раз вижу тебя и поднимаюсь на небеса от счастья. Я каждое твое письмо и смс до дыр зачитываю. Ты мне снишься каждую ночь, каждую! Разве это не важнее твоих подсчетов? Разве не это говорит об отношениях между нами?

Ольга растерялась. Привычка оценивать людей и отношения с ними в первую очередь по поступкам тут явно не работала — у Алисы была другая система отсчета.

— И ты обижаешь меня, и делаешь это нарочно, — продолжила Алиса. — Зачем? Хочешь сделать мне больно? Почему? Потому что я сделала больно тебе?

Ольгино лицо снова приняло непроницаемый вид. Она улыбнулась — старательно раздвигая губы.

— Нет, не поэтому.

Больше она не ответила ни на один вопрос. Нашла наконец сумку, махнула рукой на прощание, и вышла из студии, не расслышав ничего из того, что Алиса говорила ей на прощание.

На улице недавно прошел дождь — асфальт был влажным, небо затянулось серыми облаками и кругом стоял запах сырости. Ольга пошла по Рубинштейна, сунув руки в карманы джинсов и морща нос от падающих сверху редких капель.

Глупо все вышло с Алисой. Зачем она вообще затеяла этот разговор? Зачем стала задавать вопросы? Ведь дураку же было ясно — это не может привести ни к чему кроме ссоры.

В груди образовалась пустота, в которой молотило-молотило молоточками ноющее сердце. Ольга шла медленно, чеканя шаги, и ей очень хотелось обнять себя за плечи и немного успокоить.

Она достала телефон и посмотрела на экран. Смс не было.

— А чего ты хотела? — Подумала она. — Ты обидела ее, и обидела очень сильно. Думаешь, после этого она захочет с тобой разговаривать?

Впрочем, она знала, что захочет. Не из тех людей была Алиса, чтобы так просто отказываться от задуманного из-за одной ссоры.

А что, если она и правда готова уйти от своей Кати для того, чтобы быть с Ольгой? Эта мысль ошеломила и заставила остановиться. Ольга даже потрогала пальцами кирпичную кладку дома, рядом с которым стояла — чтобы немного вернуться в реальность. Нет. Она не может быть к этому готова, и самой Ольге это совсем не нужно. Нет.

Она прошла еще немного и нырнула во двор, пройдя через огромную арку. Встала посреди двора и замерла, задрав вверх голову. Дом был очень красивый — с овальным окнами, лепниной, длинной аркой с колоннами. Ольга наморщила лоб, пытаясь вспомнить уроки архитектуры, которым щедро кормила ее мама в юности, но не смогла. Посмотрела на свисающие бутоны фонарей, опустила голову и пошла дальше — к Фонтанке.

Тихая гладь воды напомнила ей о первом свидании с Алисой. Прогулка на кораблике, поцелуи под пледом и капли дождя. Должно быть, этот город и правда навевал меланхолию — ничем другим объяснить своего состояния Ольга не могла.

Она зашла в кофейню, попросила чашку кофе навынос, расплатилась идеально гладкими купюрами, вынутыми из кошелька, и отправилась дальше.

Шла долго, бесцельно, не зная, куда идет, и не желая этого знать. Переходила мостики, смотрела с них вниз на воду, останавливала взгляд на храмах и церквях, попадающихся так часто, будто она была не в Санкт-Петербурге, а на каком-то монастырском подворье.

В голову лезли рифмованные строчки, но Ольга никак не могла уловить их целиком — никогда не любила стихотворений, даже в школе учила их через силу и, ответив урок, тут же забывала.

— А что, если я упустила что-то важное? — Подумала она, когда начало темнеть и ноги принялись гореть огнем от долгой прогулки. — Что, если за этой бесконечной гонкой я упустила что-то важное и ценное?

Дружбу? Но у нее были друзья. Любовь? Было и это, и хоть финал оказался печальным, у них с мужем были несколько наполненных счастьем месяцев. Искусство? Она всегда любила театр, и с удовольствием посещала премьеры в «Современнике» и «Ленкоме».

И все это было правдой, да, но назойливая мысль, возникнув, уже не отпускала, и Ольга все пыталась поймать ее, осознать, понять — что же она упустила? Что же в этой жизни прошло мимо нее?

Она снова посмотрела на девственно пустой экран телефона и ясно поняла: Алиса не напишет первая в этот раз. Сколько раз бывало, что Ольга уходила, и уже через несколько минут приходило первое сообщение. А сейчас она не напишет. Действительно не напишет.

Ольга вспомнила тетку — мамину сестру, которую она видела всего несколько раз в жизни. Тетя Лена была отщепенцем в семье, ее не приглашали на праздники, ее не поздравляли с днем рождения. Она была другая. Отличалась от них всех. Носила не платья, а широкие брюки, работала геологом в какой-то разведывательной партии, была замужем третий раз за мужчиной на десять лет себя младше, и не скрываясь обожала его и свой образ жизни.

Однажды тетка привезла Ольге конструктор. Это было странно, потому что мама покупала только развивающие игры, а в подаренной игрушке не было ничего развивающего — только яркие детальки, из которых можно было собрать что угодно: хоть дом, хоть машину, хоть снеговика. Маленькая Ольга с упоением строила, перестраивала, и строила снова. Она забыла обо всем — об уроках музыки, о французском языке, о школе — ее целиком поглотило создание из деталей конструктора настоящего «принцесного» замка.

Она владела конструктором ровно три дня. После этого вернувшаяся из командировки мама тяжелыми шагами вошла в комнату, молча взяла Ольгу за руку, отвела к фортепьяно и открыла нотную тетрадь. Когда Ольга вернулась в комнату, конструктора уже не было.

Тетя Лена и мама тогда очень поругались — Ольга слышала через стенку, как тетка кричит, а мама отвечает ей холодно и отстраненно. Тогда она не понимала, почему мама так разозлилась, поняла гораздо позже. Мама хотела ей добра. Мама хотела, чтобы она развивалась быстрее других и была лучше других. А тетя Лена хотела, чтобы она была как все. А быть как все — это худшее, что может случиться с человеком.

С тех пор прошло лет пятнадцать, но Ольга хорошо помнила этот разговор. Вспомнила она его и теперь, глядя на телефон и осознавая, что никакие «обычные» радости ей недоступны.

Она не может написать Алисе «извини», потому что не считает себя ни в чем виноватой. Не может согласиться на то, что между ними отношения, потому что это не так. Обычный человек, наверное, смог бы и радовался тому, что дают, и наслаждался бы тем, что имеет — пусть малостью. Но Ольга Будина так не могла. И не хотела.

Пусть Алиса стала ее новым «конструктором». Пусть владеть этим конструктором очень хотелось и желалось. Пусть так. Но мама всегда учила, и Ольга хорошо впитала в себя эти уроки, что ничто никому не дается просто так. Хочешь довольствоваться малым? Будешь получать еще меньше. Хочешь убедить себя в том, что это именно то, что тебе нужно? А какой ценой?

Унижением она была платить не готова. А все шло именно к этому.

Погрузившись целиком в свои мысли, Ольга не заметила, как вышла к Эрмитажу. Ее вдруг осенило, что несмотря на выходной, Инга с самого утра сказала, что вечером обязательно должна сходить на работу. С улыбкой и радостью Ольга набрала номер подруги.

— Давай поужинаем? — Предложила она.

Инга замялась, и Ольгино хорошее настроение испарилось, как не бывало.

— Оль, я Пашке обещала, что мы сегодня съездим к его родителям, — грустно сказала она. — Они нас ждут очень.

— Нет проблем, — спокойно ответила Ольга. — Увидимся ночью у тебя дома.

Инга пролепетала еще что-то извинительное и повесила трубку. Ольга засмеялась над собой, глядя снизу вверх на скульптуры, украшающие Зимний дворец, и, вздохнув, пошла к набережной. К сожалению, больше позвонить ей было некому.

Алиса сейчас, наверное, ужинает на кухне вместе со своей Катей. Врет ей о том, как напряженно работала сегодня, и выслушивает Катины скучные новости. В том, что Катя скучная, Ольга не сомневалась ни на секунду. Неделю назад она потратила несколько часов на то, чтобы найти в интернете ее фотографии, и выводы сделала сразу. Ничего особенного. Обычная девочка, с обычным лицом и обычной прической. Ничего особенного.

— Может быть, в клуб? — Подумала Ольга. — Потанцевать, снять кого-нибудь, и…

А вот что дальше — она не понимала. Снимать никого не хотелось, секса не хотелось тоже. Хотелось сидеть на берегу Невы, смотреть на блестящую верхушку Петропавловки и разговаривать о вечном.

Какой-то парень пристально посмотрел на нее, когда она проходила мимо очередного питерского моста. Она, было, ушла вперед, но вдруг остановилась. Подумала секунду, и вернулась обратно.

— А я уж, было, подумал, что вы — это прекрасное видение, — улыбнулся парень, который вблизи оказался вовсе даже не парнем, а молодым мужчиной в строгих черных брюках и рубашке с коротким рукавом.

Ольгин придирчивый взгляд сразу же оценил и стоимость одежды, и чистоту туфель, и поблескивание часов на запястье — не «Ролекс», конечно, но и не дешевка. Очень мужская модель — простой круг на кожаном ремешке, ничего вычурного и показного. Пахло от мужчины дорогим парфюмом, а в голосе Ольга различила легкий акцент.

— Интересно, — сказал он, — сколько всего вы успели подумать обо мне за эти три секунды?

Ольга улыбнулась в ответ.

— Не так уж много.

Она ждала, и он оправдал ожидания.

— Игорь Александрович Бантыш-Каменский, — представился он, лихо наклонив голову. Не хватало только щелкнуть каблуками, — подумала Ольга.

— Ольга Яковлевна Будина.

Она первой протянула руку, которую он с готовностью пожал. Рукопожатие было сильным и очень мужским.

— У вас интересная фамилия, — сказала Ольга. — Бантыш-Каменский… Из тех?

— Если вы про историков — то да, из тех, — улыбнулся Игорь. — Очень странно встретить на улице Петербурга женщину, которая знает о моих предках.

— Как раз на улице Петербурга в этом нет ничего удивительного, — парировала Ольга. — Здесь сам бог велел разбираться в истории, живописи и архитектуре.

— А вы разбираетесь?

Игорь легко и естественно взял ее под руку и повел по набережной — в том же направлении, в котором Ольга шла до встречи с ним.

— Честно говоря, нет, — призналась Ольга, с удовольствием опираясь на его руку. — В истории побольше, в живописи поменьше, в архитектуре — совсем нет. Но я москвичка, так что мне простительно.

Они прошли до Марсова поля, беседуя легко и непринужденно. Игорь рассказал, что в Петербурге он по делам бизнеса, и что обычно живет здесь по нескольку месяцев в году. Ольга отказалась назвать свое место работы, но поведала о семье, традициях, знаменитых предках.

Сам собой разговор перешел в область семейных отношений, семейных ценностей и семейных правил. Неудивительно, что Игорь пригласил ее на ужин, и тем более неудивительно, что Ольга приглашение приняла.

Это было не совсем то, чего она хотела — он привел ее в дорогой ресторан, и провел к столику с таким видом, будто она была одета не в джинсы — пусть и очень дорогие — а как минимум в черное коктейльное платье. Ухаживал красиво, даже аристократически, улыбался в нужных местах и идеально наклонял голову, слушая.

— Вот оно, — думала Ольга, смеясь его шуткам и позволяя себе слегка пококетничать. — Вот то, что тебе нужно. Хороший мужик из хорошей семьи, со связями и деньгами. И неженатый, судя по всему. Умный, интеллигентный. Наверняка, в нем целая толпа своих мозговых тараканов, но с этим ты как-то справишься.

Думала она так, но телом постоянно прислушивалась к висящей на спинке стула сумке — не вибрирует ли. Ей казалось, что она ощутит вибрацию кожей, мышцами, нервами. Но вибрации не было.

После ужина Игорь вызвал шофера и отвез Ольгу домой. Поцеловал ладонь, оставил визитку, и скрылся с темноте питерской ночи.

Смс так и не пришло.

 

Глава 13. Прошу, посмей.

— Ольга, ты помнишь, что на следующей неделе день рождения у бабушки и ты обязательно должна на нем присутствовать?

— Да, мама.

— Оденься, пожалуйста, прилично. И не забудь сходить в парикмахерскую обновить прическу и маникюр. На приеме будут наши друзья.

— Хорошо, мама.

— И, кстати, если ты хочешь взять с собой мужа — я категорически против этого, этот человек совершенно не умеет вести себя в приличном обществе.

— Я поняла, мама. Сделаю так, как ты сказала.

Ольга повесила трубку и закрыла глаза, прислонившись затылком к холодной стенке. Мало было проблем — теперь еще и это.

— Что случилось? — Спросила Света, и глаза пришлось снова открыть.

— Ничего, — Ольга встала из-за стола и принялась убирать посуду после ужина. — Не обращай внимания, это просто моя мама.

— Воспитывала?

Ольга улыбнулась. Нет, почему же воспитывала? Скорее руководила. Всегда так было: не воспитание, а руководство. Не совет, а приказ.

— Идем в постель? — Предложила она ожидающей ответа Свете.

— Может, лучше поболтаем? — Та мгновенно смутилась и опустила глаза.

Поболтаем так поболтаем. Ольга послушно загрузила посудомоечную машину, накрыла стой для чаепития и включила чайник. Стоило ей присесть, как Света тут же оказалась у нее на коленях — села лицом к лицу, обняла за плечи и поцеловала в макушку.

— Я думала, ты не хочешь секса, — удивленно сказала Ольга. Светина грудь была очень близко от ее губ и она не удержалась — поцеловала выступающий через майку сосок.

— Я хочу тебя немного утешить, — услышала она сверху, и почувствовала поглаживания по голове. — Ты выглядишь очень несчастной в последнее время.

Еще бы ей было не выглядеть несчастной… Алиса хранила молчание, работа валилась из рук, и как будто этого было мало — Ольга завела дурацкую привычку думать о том, что, кажется, совершила большую ошибку.

— Расскажи, — попросила Света, продолжая гладить ее затылок. — Когда рассказываешь о своих бедах, всегда становится легче. Выговорись просто, ты же знаешь — я никому не скажу.

Ольга вздохнула, обняла Свету за талию и прижалась щекой в груди. Она бы и рада была рассказать, но как? Говорить с девушкой, которой ты очень нравишься, о другой — в которую ты, похоже, все-таки влюбилась? Верх цинизма. Верх подлости. Какой бы ни была Ольга Будина, на это она оказалась не способна.

Ей не хотелось причинять Свете боль. Девочка не сделала ей ничего плохого — напротив, всегда приезжала по первому зову, готовая подставить плечо, посмеяться вместе или просто посмотреть хороший фильм по телевизору. Она то и дело приглашала Ольгу на прогулки, научила кататься на лошадях, и отлично трахалась. И пусть за всем этим не стояло никакой великой любви, но при этом — Ольга знала — за этим стояло нечто куда более важное. Честное и теплое, спокойное и доверчивое. Детское, возможно, но такое привлекательное.

— Светка, — позвала она еле слышно, дождалась вопросительного «мм?» и спросила. — Скажи, а что тебе во мне нравится? Почему ты проводишь со мной время?

Света недолго думала, прежде чем ответить и ответила со своей обычной искренностью и теплотой.

— Ты хорошая. Прячешь это где-то глубоко, но все равно хорошая. Я с тобой могу не притворяться, ничего из себя не изображать, а просто сидеть рядом и молчать. У тебя очень нежные руки, когда ты гладишь мою спину. До тебя никто почему-то так не делал, а ты не просто трахаешься со мной, а еще и думаешь о том, как сделать мне приятно.

Ольга хмыкнула. Ну да. Как же.

Света чуть отодвинулась, взялась ладонями за Ольгины щеки и поцеловала ее в лоб.

— А еще ты просто стерва и сучка, и с тобой правда бывает страшно весело.

Они засмеялись обе. Ольга подумала, что, собираясь снять девочку на одну ночь, кажется, получила в итоге друга.

— Знаешь, что, — ее вдруг осенило. — А поехали со мной?

— Куда? — Удивилась Света. До сих пор все приглашения поехать куда-либо исходили от нее, и ни разу от Ольги.

— На бабушкин день рождения, — объяснила Ольга. — Это будет в Петергофе, мама арендует ресторан, и соберет целую толпу напомаженных идиотов.

Света улыбнулась и посмотрела, прищурившись.

— Очень соблазнительно. А что я-то там буду делать?

Ольге с каждой секундой нравилась эта идея все больше и больше.

— Веселиться, что же еще. Возьмем с собой Илюшу, поедем втроем на машине — в пятницу вечером уедем, в понедельник утром вернемся. Отпустит тебя твой на выходные?

Света пожала плечами, но было видно, что она уже почти согласна.

— Брось, поехали, — настаивала Ольга. — Оденемся втроем в рваную джинсу, притащим с собой кокос или что-то вроде, и испортим им весь праздник.

Она представила, как они вваливаются втроем — пьяные, веселые — в эту напыщенную толпу. Представила, как мамины брови поднимаются высоко ко лбу, как бабушка качает головой, сидя в своем кресле, а дядя Анатолий презрительно морщит нос.

Не хочешь мужа, мамочка? Так я привезу с собой любовников. Любовников? Или все же друзей?

— Я не хочу портить праздник твоей бабушке, — сказала Света. — Но поехать с тобой хочу. Давай сделаем так: мы поедем, но портить ничего не будем, а просто поучаствуем в банкете, а потом отправимся покорять ночные питерские клубы.

Ольга улыбнулась, глядя на серьезное выражение Светиного лица.

— И ты будешь танцевать со мной, целоваться и спать в одном номере?

— Обещаю.

Уговорить Илюшу не составило никакого труда.

— Конечно, — воскликнул он, едва Ольга озвучила свои планы. — Я в теме. Только у меня нет ни смокинга, ни пиджака.

— Возьмешь напрокат, — пообещала Ольга. — Я знаю человека, который очень похож на тебя по комплекции, и который не откажется помочь.

Они выехали из Москвы поздно ночью, чтобы не попасть в пробку на Ленинградке. Поехали на машине Светиного мужа — он не только отпустил ее с ними, но и с удовольствием одолжил свой огромный Ленд-Крузер, в котором они и разместились с комфортом — Ольга за рулем, Света и Илюша — сзади, с бутылкой коллекционного виски и порезанным лимоном.

— Нам нужна кока-кола, — заявил Илюша, сделав первый глоток.

— Плебей, — засмеялась Ольга, выжимая педаль газа. — Какой же идиот пьет такой дорогой виски с пошлой колой?

— Ну и пусть идиот, — неожиданно вступилась Света. — Мы и так уже совершаем самый идиотский поступок в своей жизни, так почему бы не приправить его пошлой и плебейской кока-колой?

Дальнейшая ночь в пути превратилась в сплошной угар. Ольга практически не пила — только на заправке пьяные и веселые Илюша и Света уговорили ее сделать глоток. Зато она с удовольствием болтала с ними, делала погромче радио «Хит-ФМ» и подпевала старым песням.

— Как-то раз мама решила, что отца пора привести в нормальный вид и отвела его в салон красоты. Его подстригли на лысо, сказав, что с этими ужасными волосами ничего невозможно сделать. Папа вернулся домой злой, страшный, вошел в мою комнату и сказал: «Оля, до встречи с твоей мамой я думал, что видел в этой жизни все. Оказалось, что нет». И показал мне накрашенные бесцветным лаком ногти на ногах.

— Интересно, как ей удалось его заставить? Я по триста раз прошу Мишу не то что маникюр сделать, а хотя бы ногти подстричь — а он все равно делает это раз в месяц, после бани.

— Глупые вы девочки, стриженные ногти — это такая проза! Мне, когда я только в Москву приехал, друзья рассказали, что все москвичи обязательно бреют задницу и грудь — это как входной билет в московскую тусовку. И я побрил. Потом неделю из дома выйти не мог — кололо все и чесалось.

К утру Света и Илюша уснули, трогательно обняв друг друга за плечи. Ольга, ведя машину, поглядывала на них в зеркало заднего вида и улыбалась.

Игоря вместе с двумя смокингами они забрали, когда шел уже одиннадцатый час. Смокинги отправились на вешалку — туда, где уже висели Ольгино и Светино платье, а сам Игорь сел на переднее сиденье рядом с Ольгой.

— Хочешь, я поведу? — Предложил он, когда все перезнакомились. — У тебя на лице видно потрясающе веселую, но бессонную ночь.

— Не нужно, — отказалась Ольга. — В любом случае, у нас полно времени до начала приема, так что поедем куда-нибудь завтракать и пить кофе.

Завтракать решили в ресторане на Крестовском острове — несмотря на наступившую осень, летняя веранда еще работала, и Ольга с друзьями сумели занять прекрасный столик под белым тентом недалеко от воды.

Пока все изучали меню, она смотрела на Игоря. Сегодня он был одет иначе, чем в первую их встречу — серые слаксы, хорошей вязки бордовый свитер и выглядывающий из-под него воротничок голубой рубашки. Все это очень шло ему, создавая налет интеллигентности и аристократизма.

— Ты когда-нибудь носишь джинсы? — Спросила Ольга, когда Игорь поймал ее изучающий взгляд и вопросительно улыбнулся.

— Конечно, — признался он. — Когда сажаю картошку на даче.

Все посмеялись шутке, сделали заказ, и вскоре стол был уставлен сырниками, омлетами, фруктовыми салатами и бесчисленными чашками крепкого кофе.

— Как мы будем делиться на пары? — Спросил Илюша, закуривая. — И как ты собираешься нас представить?

Ольга наморщила лоб.

— Дай подумать… Может быть, так: дорогие родственники, позвольте представить вам моих друзей. Со Светой я сплю, с Илюшей тоже иногда сплю, с Игорем — пока нет, но как знать, что будет в будущем.

Света расхохоталась, Игорь подавился кофе и закашлялся. Он явно не был привычен к подобной откровенности.

— Не пугайся, — улыбнулась ему Ольга. — Это просто шутка. На самом деле Света и Илюша будут моими друзьями, а ты — моим кавалером. Если ты не против, конечно.

Игорь откашлялся наконец и сказал:

— Я не против. Однажды я сопровождал шестнадцатилетнюю дочь маминой подруги на ее первый бал. Чертова корова оттоптала мне все ноги, а потом я весь вечер ходил за ней и таскал сумочку. После этого я могу пережить что угодно.

Они провели в ресторане полдня. Завтрак плавно перешел в обед и грозился перейти в ужин. Ольга много смеялась, много курила, и постоянно — будто случайно — смотрела по сторонам. Она хорошо знала, что шансы увидеть Алису у нее минимальны, но почему-то все равно оглядывалась.

В Петергоф они приехали за полчаса до начала мероприятия. Переодевались прямо в машине — хохоча и подкалывая друг друга. Зато, выйдя на улицу, тут же разбились на пары и приняли, по выражению Илюши, «очень достойный вид».

Смокинг Игоря идеально ему подошел, а наличие рядом Светланы в красивом платье добавляло уверенности.

К ресторану нужно было идти через парк, и Ольга, лавируя между наставленными машинами, пошла в сторону входа. Кругом было слишком много людей, слишком много машин, всего — слишком много.

Она шла, держа Игоря под руку, и думала о том, что снова пошла на поводу у мамы и ведет себя как дрессированная собачка. Але-оп, прыжок, получи награду.

У входа гостей встречал Александр — то ли мамин двоюродный племянник, то ли еще какая седьмая вода на киселе. Он вручал гостям открытки с указанием мест за столом, и улыбался вымученной улыбкой.

— Привет, — поздоровалась Ольга, подходя поближе. — Нас вместе посади, пожалуйста.

— А вы есть в списке?

Ей захотелось немедленно его стукнуть, но она просто посмотрела, да так, что им немедленно выдали четыре открытки с портретом бабули на обороте.

— Господи, дай мне сил пережить этот вечер, — подумала Ольга, заходя внутрь ресторана, и застыла.

Рядом с ней, буквально в двух метрах, стояла Алиса с огромным фотоаппаратом в руках и делала какие-то знаки. Ольга заставила себя высоко поднять голову и расправить плечи. Они с Игорем подошли к Алисе и встали там, где она указала. Она ничем не выдавала своего удивления, по ее лицу даже невозможно было сказать, что они вообще знакомы.

— Немного ближе, пожалуйста, — попросила она, глядя на них поверх фотоаппарата. — Еще немного. Благодарю.

В Ольгиной груди разгорался пожар. Она была взбешена, расстроена, и обижена, но ничем этого не показала. Кинула равнодушный взгляд на Алису, которая принялась снимать Свету с Илюшей, и вместе с Игорем прошла в зал.

— Ты познакомишь меня с родителями? — Спросил Игорь.

— Конечно.

Сука. Ну какая сука! Не позвонить и ни разу не написать за все это время, а теперь вообще сделать вид, что мы незнакомы! Сука!

Мать с отцом стояли рядом с царственно сидящей в кресле бабушкой. Ольга подвела к ним Игоря, дождалась, пока мать осмотрит их с ног до головы, и вручила бабуле свой подарок.

— В прошлый раз твой муж выглядел иначе, — заметила бабуля, и Ольга чуть не зарычала вслух.

— Это не мой муж, — сказала она. — Бабушка, познакомься. Игорь Александрович Бантыш-Каменский. Игорь, моя бабушка — Анжелика Генриховна Будина.

Мама покашляла демонстративно, но Ольге было все равно. Она и так нарушила все правила приличия, и еще успеет получить за это по полной программе, а пока она просто утащила Игоря к бару и попросила бармена налить ей выпить.

— Похоже, у тебя не самые теплые отношения с семьей, — заметил Игорь, принимая из рук бармена бокал с вином и передавая его Ольге.

— Не самые, — согласилась Ольга, глазами выискивая в толпе гостей Алису. — Мама так кичится своим общественным положением, что забывает из-за этого обо всем остальном. Честно говоря, все эти правила, этикеты и прочая хрень затрахали меня еще в шестнадцатилетнем возрасте.

Она думала, что Игорь удивится изящности ее речи, но он только улыбнулся и, наклонившись, прошептал ей на ухо:

— Я носил галстук с четырех лет. На моем детском горшке — герб Бантыш-Каменских. Поверь, я хорошо понимаю, о чем ты.

Ольга увидела, как Алиса входит в зал, и придвинулась к Игорю еще ближе.

— У вас и герб имеется? — Нежно спросила она, тем особым тембром голоса, который использовала обычно только в спальне.

Алиса смотрела на них без улыбки. Но именно смотрела! Не делала вид, что они незнакомы, а, казалось, застыла на месте.

— А как же, — Игорь аккуратно коснулся губами Ольгиной щеки. — Всадник, бычья голова и орел — правда, не двуглавый, но все-таки орел.

Ольга опустила глаза и улыбнулась. Боковым зрением она увидела, как Алиса скрывается в гуще гостей, и сделала шаг назад. И как раз вовремя — к ним наконец пробились несколько напуганные Илюша и Света.

— Твоя мама только что устроила нам допрос, — сказал Илюша, забирая у Ольги бокал и выпивая его двумя глотками. — Я сказал, что меня зовут граф Ильинский, а Светка — моя жена, графиня.

— И она поверила? — Удивился Игорь.

— Он от испуга заговорил очень убедительно и надменно, — пояснила Света. — Так что да, она поверила. Оль, я очень надеюсь, что твоя мама не читает журнал «Семь дней», потому что иначе она очень удивится, увидев «графиню Ильинскую», запечатленную со своим мужем-банкиром в интерьере их загородного дома.

Это было очень забавно, и все четверо с радостью расхохотались. Подошел официант с подносом и выдал каждому по бокалу шампанского.

К Ольге то и дело подходили знакомые — кого-то она помнила хорошо, кого-то даже не узнавала в лицо, но с каждым расшаркивалась, вежливо интересовалась здоровьем, и вежливо раскланивалась. Игорь подыгрывал ей — широко улыбался, в нужных местах наклонял голову, придерживал Ольгу под руку. Света и Илюша смотрели на все это, держась поблизости, и хихикали. Их по-прежнему забавляла ситуация, вот только для Ольги в этой ситуации ничего смешного не было.

Она по-прежнему искала глазами Алису, бешено злилась на себя за это, но ничего не могла поделать. Всякий раз, когда их взгляды пересекались, Ольгино тело будто током пронзало, сбивалось дыхание, надсадно стучало сердце.

Перед самым началом банкета к ней подошла мать и велела проследовать с ними для семейного фото. Ольгу поставили за бабушкой, вокруг встали остальные родственники. Алиса долго руководила расстановкой, просила поднять подбородок повыше, расправить платок в кармане смокинга или складку на платье. На Ольгу она не смотрела.

Наконец, фото было сделано, Ольга рванулась обратно к Игорю, но не успела — Алиса перехватила ее на полдороге, схватила за руку, и затащила в темный угол.

— Ты кто? — Спросила она, прижимая Ольгу к стене. — Герцогиня Ангальтцербская что ли?

— Боже упаси, — ответила Ольга, пьянея от близости Алисиного тела, от ее рук, сжавших ее талию. — Это мама любит поиграть в аристократов, но на самом деле наш род скорее профессорский, никаких герцогов в нем не было.

Алиса кивнула, будто получив ответы на все животрепещущие вопросы, но никуда не ушла. Ее дыхание обжигало Ольгины щеки, фотоаппарат, висевший на шее, давил в живот, и было непонятно, что делать, и нужно ли что-либо делать вообще.

— Я так рада тебя видеть, — сказала Алиса, по-прежнему не шевелясь.

Рада? Ну, конечно! Ольга вдруг снова впала в ярость.

— Расскажи об этом Кате, — посоветовала она, отпихивая Алису руками. — А мне не нужно.

Рядом раздалось интеллигентное покашливание, и Ольга кинулась к Свете, как к спасительнице. Схватила ее за руку и крепко сжала.

— Я так понимаю, вы — Светлана? — Спросила рядом Алиса, и Ольге ничего не оставалось делать, кроме как повернуться к ней лицом.

— Да, — растерянно ответила Света. — А откуда вы…

— Меня зовут Алиса. Ольга рассказывала мне о вас.

По правилам, нужно было немедленно что-то сказать, но Ольга почему-то не могла. Близость Алисы, ее голос, ее запах — все это мешало мыслить внятно, мешало взять себя наконец в руки и выйти хоть как-то из этой идиотской ситуации.

Поэтому Ольга поступила просто — она сбежала. Потянула за собой Свету, дошла до выделенного им столика, и упала на стул рядом с хохочущими Игорем и Илюшей.

— Мы тут обсуждаем варианты побега, — объяснил ей Игорь, отсмеявшись. — Оказывается, ребята никогда не бывали в лучшем закрытом клубе Питера, и я предложил отправиться туда сразу же, как будет возможность.

— Почему бы не сейчас? — Предложила Ольга в отчаянии, но Света пнула ее ногой под столом и заставила остаться на месте.

Они благополучно высидели всю официальную часть банкета. Ольга пила бокал за бокалом, слушая поздравительные речи, наблюдая августейшую бабушку, которая царственно подавала руку для поцелуя и принимала подарки. Смотрела на Алису, которая со своим фотоаппаратом то и дело возникала в поле зрения.

— С этой ты тоже спишь? — Услышала она тихое рядом, и вздрогнула, поворачиваясь. Игорь смотрел на нее с понимающей улыбкой и хитрым взглядом.

— С чего ты взял? — Надменно спросила она.

— Я же не слепой. С тех пор, как мы пришли, ты глаз с нее не сводишь. Никогда бы не подумал, что ты — лесбиянка.

— А я и не лесбиянка, — пожала плечами Ольга. — Просто в последний год начала спать и с женщинами тоже, только и всего.

Игорь покачал головой.

— Ты смотришь на нее не как на сексуального партнера. По-другому.

Ей вдруг захотелось треснуть его по голове. Откуда, черт возьми, берутся такие проницательные? Злость, обуревающая Ольгу весь вечер, все-таки вышла за критическую отметку и затопила собой все.

— Пробирайтесь к выходу, — велела она друзьям, встала из-за столика, дождалась, пока Алиса окажется рядом, и за руку потащила ее к выходу.

— Что ты делаешь? — Возмутилась Алиса, но следом пошла.

— Увожу тебя отсюда, — в ярости ответила Ольга. — А что?

— Но мне нужно закончить работу…

— В задницу твою работу.

Они выскочили на улицу, едва не натолкнувшись на Игоря и Илюшу со Светой.

— Познакомимся позже, — объяснила Ольга. — Сейчас нужно успеть уехать, пока маман нас не застукала.

И, по-прежнему таща за собой Алису, кинулась по парку в сторону машины.

Она не думала, ЧТО делает, и не думала, ЗАЧЕМ. Остатки разума как будто остались на этом жутком приеме, среди этих мерзких и отвратительных ей людей. Она думала только о том, как поскорее оказаться подальше отсюда. Чем дальше — тем лучше.

Пикнула брелоком сигнализации, запихнула Алису на переднее сиденье, и села за руль.

— Ты же пила, — попробовала возразить Света, но, встретив яростный Ольгин взгляд, предпочла заткнуться.

— Куда ехать? — Прорычала Ольга, заводя мотор. — Где находится твой супер-тайный закрытый клуб?

— Доедешь до Лиговского, а там покажу, — ответил слегка растерянный Игорь, и Ольга нажала на педаль газа.

До Питера они донеслись за рекордное время. Ольга вела агрессивно — обгоняла по встречке, подрезала, сигналила тем, кто, по ее мнению, ехал слишком медленно. Алиса молча сидела рядом и смотрела вперед, сзади тоже не доносилось ни звука.

Доехав при помощи указаний Игоря до клуба, Ольга разблокировала двери. Все, кроме Алисы, вышли на улицу.

— Приятно провести время, — сказала Ольга друзьям, опустив стекло. — Позвоните, когда нужно будет вас отсюда забрать.

И, переключив передачу, задним ходом выскочила обратно на проспект.

— Куда мы едем? — Спросила Алиса, и Ольга покосилась на нее.

— А тебе не все равно?

Больше Алиса спрашивать не рисковала. А Ольга просто вела машину, не задумываясь, куда едет, и почти не глядя на знаки. Пролетала на красный, разворачивалась не там, где было можно, а там, где ей хотелось, и с мстительным удовольствием думала, когда же ее наконец остановят чтобы оштрафовать.

Они заехали в какой-то темный переулок, когда Алиса, переложив фотоаппарат на заднее сиденье, положила руку на Ольгино колено.

— Остановись, — попросила своим манящим, хрипловатым и таким сексуальным голосом.

Ольга послушно нажала на тормоз. Машина остановилась посреди дороги, но вокруг все равно никого не было, так что это было неважно.

— Зачем? — Спросила Алиса, мягко поглаживая Ольгину ногу, забираясь пальцами под платье и касаясь кожи.

— Зачем что? — Ольга сидела как каменная, вцепившись в руль обеими руками.

— Зачем ты привезла меня сюда?

И тут ярость снова прорвалась наружу. Ольга повернулась на сиденье, впилась пальцами в Алисины волосы и дернула ее к себе. Она поцеловала ее сильно, остро, кусая губы и втягивая их в себя. В этом поцелуе собралось воедино все ее недовольство, вся грусть этих недель, все сомнения и все страхи.

Алиса отпихнула ее обеими руками. На ее лице было что угодно, но только не возбуждение. Злость? Ненависть?

— Что? — Выкрикнула она Ольге в лицо. — Теперь тебе снова стало все равно, есть у меня Катя или нет? Или ты решила приехать трахнуть меня, вот и все?

Ольгины скулы сделали движение вверх-вниз. Она смотрела на Алису и ненавидела ее всей душой.

— Выметайся, — велела она сквозь зубы.

— Ни за что.

И что было делать? Выкинуть ее из машины, как последнюю сучку? Ольга решила иначе. Она завела мотор и поехала вперед. Алиса отвернулась, глядя в окно.

Через полчаса машина остановилась. Ольга вышла, захлопнула дверь, обошла машину спереди и за руку вытащила Алису наружу.

— Дай ключи, — велела холодно.

— Ты так хорошо знаешь Питер? — Прищурилась Алиса.

Ольга только рукой махнула, засунула руку в карман Алисиных брюк, и вытащила ключи от студии. Схватила Алису и потащила за собой.

Ярость колотилась молоточками в виски. Ольга открыла дверь, зашла внутрь и с силой толкнула Алису на матрас. Та испуганно смотрела на нее, но Ольге было все равно.

Она упала сверху, прижала ее своим телом, накрыла губы поцелуем, но Алиса вывернулась и ударила Ольгу по лицу. Теперь Ольга лежала на спине, а Алиса нависала сверху. Она отодвинулась назад, посмотрела на Ольгу и велела своим бархатным теплым голосом:

— Раздевайся.

Никто никогда так не разговаривал с Ольгой Будиной. Никто не смел ей приказывать.

— Извини? — Начала она, но в голосе Алисы зазвучали металлические нотки.

— Я сказала тебе раздеться.

Она как будто загипнотизировала Ольгу своим взглядом. Сопротивляться, казалось, просто невозможно. И Ольга не стала сопротивляться. Она села, через голову стащила платье, стянула трусики, приподнимая бедра, и легла снова.

Мгновение они смотрели друг на друга, а потом Алиса навалилась на нее сверху.

Ураган — дичайший, сумасшедший ураган подхватил их и понес, не оставляя ничего вокруг. Алиса укусила ее в шею, лизнула ключицу и, глядя в глаза, велела:

— Раздвинь ноги.

Ольга послушно раздвинула. Она ощущала ткань Алисиной футболки, трущуюся о ее соски, ощущала ее сильные — и совсем не ласковые — руки, и улетала все выше и выше.

Алиса с силой закинула Ольгины ноги на свои плечи и наклонилась вперед. Посмотрела в глаза. И вошла в нее резко, сильно и больно.

Ольга закричала от адской смеси боли и наслаждения. Она попыталась поднять бедра, но Алиса придавила ее обратно к матрасу. Ее движения становились все сильнее и резче, острее и непереносимее.

— Значит, ты меня только трахаешь? — Шипела она, на мгновение касаясь Ольгиных губ своими и отодвигаясь, не давая поцеловать. — Значит, никаких отношений?

Ее пальцы не ласкали — они врывались, ударяли, выходили на секунду и врывались снова. Ритмическими толчками, и каждый из них — с болью. Ольга была вся открыта для нее — более открытую позу сложно было себе представить, и — самое ужасное — ей нравилась эта открытость. Алиса как будто была завоевателем, а Ольга жертвой. Бессильной, беспомощной, способной только на то, чтобы выполнять приказы и отдаваться снова и снова.

Кто знает, сколько времени продолжалась эта пытка. Ольга понимала, что она не сможет получить оргазм в таком сексе, понимала, что эта беспомощная поза, это положение полного подчинения — это ужасно, это отвратительно. Но вместе с тем это так возбуждало, что тело горело и плавилось в Алисиных руках, и бедра невольно двигались навстречу ее пальцам.

Ольга уже плохо видела. Алисино лицо расплывалось в ее глазах, сползало вниз растопленной лавой, и утекало куда-то. Слышно было только ее собственные крики и стоны, и больше ничего.

А в следующую секунду Алиса повернула голову и поцеловала Ольгину щиколотку, прижатую к ее шее. Поцеловала нежно, ласково, едва коснувшись губами. И от этого контраста — силы того, что происходило внизу, и нежности поцелуя, Ольга закричала еще громче и задвигала бедрами сильнее.

— Кончай, — велела ей Алиса, глядя в глаза и ускоряя движения. — Кончай, сучка.

И добавила еще несколько слов, от которых безудержный взрыв пронзил Ольгу с ног до головы, раскидывая в ошметки сознание, разум, ее собственное тело — все на свете. Она крикнула еще раз и затихла, закрыв глаза.

Алиса мгновенно оказалась рядом. Стянула с себя футболку, брюки, что-то еще, легла с Ольгой и обняла ее, прижимая к своему холодящему телу. Она целовала ее глаза, губы, щеки — легкими, невесомыми поцелуями, гладила спину и зализывала языком укусы на шее и плечах.

И когда Ольга наконец смогла соображать, она встретила ее взгляд тепло и нежно.

— Просто трахаемся, да? — Улыбнулась она, обнимая Ольгу еще крепче. И от тепла, от простоты, от нежности этих звуков, этих волшебных звуков голоса волшебной женщины, Ольга Будина чуть не заплакала.

Нет. Она ошибалась. Это был не просто секс. Это было нечто большее.

 

Глава 14. Посмеешь?

— Разве тебе не нужно домой?

— Нет. А тебе разве не нужно в клуб?

— Нет. Ты хочешь меня?

— Да. Ты хочешь меня?

— Конечно.

Каждой своей клеточкой Ольга ощущала Алисино тело. Она гладила его, трогала, изучала, и гладила снова. Но едва она попробовала пошевелиться — перевернуться на другой бок, как между ног будто ножом резанули.

Ольга расхохоталась, глядя на испуганное Алисино лицо.

— Если бы мы каждую ночь так трахались, я бы вряд ли смогла ходить на работу. Разве что работала бы стоя.

Алиса встревожилась и, опрокинув Ольгу на спину, раздвинула ее ноги.

— Я посмотрю, — объяснила в ответ на недоуменный взгляд.

Ее язык коснулся Ольги и заставил с силой выгнуться навстречу. Это нежное прикосновение было таким контрастным, таким отличающимся от того, что они делали до этого. Но Ольга не была к этому готова.

Она схватила Алису за плечи и потянула ее вверх, но та не далась — отпихнула Ольгины руки и вернулась к своему неторопливому занятию.

Это было как взбираться постепенно по отвесной стене. Шажочек, еще один, еще. Хватаешься за камень, подтягиваешься, еще шажок, еще, еще… Падение.

Когда Алиса отпустила ее — растерянную и промокшую от пота, Ольга перевернулась на живот и закрыла лицо руками. Сексуальный угар прошел. Теперь ей снова было страшно.

Да что там страшно! Оказалось, что раньше — это была просто легкая разминка, по сравнению с тем ужасом, что охватил ее сейчас.

— Опять лыжи намыливаешь? — Спросила Алиса, устраиваясь рядом, но не пытаясь больше прикасаться к Ольге. — Будешь говорить мне, что это просто секс, и я тебе не нужна, и прочую чушь?

— Не буду, — глухо ответила Ольга.

Помолчали.

— Ты никогда не отдавалась женщине, верно? — Спросила Алиса.

— Да.

Сейчас ей казалось, что она и мужчинам-то не слишком отдавалась. Так, как сегодня — полностью, откровенно, с какой-то животной похотью, вся словно на ладони, открытая и беззащитная — нет. Никогда.

И вот теперь это произошло. И это было ужасно. Потому что Ольга Будина — не отдается, Ольга Будина идет и берет то, что ей нужно.

— Послушай, — услышала она спокойное. — В этом нет ничего страшного, честно. Просто первый раз это очень остро. Это как довериться человеку целиком и полностью. Но когда все заканчивается — ты можешь снова надеть свои доспехи и спрятаться в них. Правда, мне бы этого не хотелось, но…

Ольга одним движением перевернулась на бок и посмотрела на Алису.

— Ты не то говоришь, — сказала она и вздрогнула: в валяющейся рядом сумке зазвонил телефон.

— Наверное, ребята, — пробормотала она, доставая мобильный, и ошиблась. Звонила мама.

Прежде чем ответить на звонок, Ольга села ровно, выпрямила спину и внутренне собралась.

— Слушаю.

Мама на этот раз решила обойтись без церемоний.

— Ольга, объясни мне пожалуйста, зачем ты устроила этот цирк? — Ледяным арктическим голосом спросила она. — Как ты посмела явиться, притащив с собой этот сброд, а потом демонстративно уйти и прихватить с собой фотографа, которого мы наняли? Объяснись немедленно.

Ольга вздохнула.

— Мам, тебя больше беспокоит то, что я явилась, то, что ушла или то, что я умыкнула вашего фотографа?

— Меня беспокоит то, как ты смеешь себя вести, — не растерялась мать. — У твой родной бабушки день рождения, а ты позволила себе испортить ее праздник!

Кто знает, что случилось с Ольгой в этот момент — может быть, близость Алисы, гладящей ее по спине, сыграла роль, а может общая усталость этих тянущихся бесконечно двух суток, но она вдруг разозлилась. Разозлилась на собственную мать.

— Значит, так, — отчеканила она в трубку. — Во-первых, ничей праздник я не испортила. Уверена, что кроме тебя никто даже не заметил, что я ушла. Во-вторых, я имела полное право пригласить с собой друзей, на том простом основании, что я бабушкина внучка и имею к ее банкету некоторое отношение. В-третьих, фотограф, которого вы наняли, прямо сейчас лежит голая в моей постели, и ты отвлекаешь меня от гораздо более приятного занятия, нежели опять выслушивать всю эту чушь.

В телефоне что-то булькнуло. Алиса позади Ольги охнула.

— Так что хорошего тебе вечера, мама. И не звони мне больше, я сама позвоню. Позже.

Она отключила связь и посмотрела на экран телефона. Пальцы, в которых он был зажат, дрожали. Руки тряслись.

— Ты что… с ума сошла? — Тихо спросила Алиса.

— Нет, — отрезала Ольга. — Мне просто надоело. Кроме того, можешь особенно не волноваться — в понедельник я все равно позвоню ей, и буду долго извиняться, и она вдоволь надо мной покуражится. Так что — неважно.

Она поднялась на ноги и принялась собирать с пола одежду. Одеваться на несвежее тело было противно, но выбора не было.

— Я не сбегаю, — пояснила она в ответ на вопросительный Алисин взгляд. — Если ты хочешь, можешь поехать со мной.

— Я…

Алиса растерялась, и Ольга шестым, звериным чувством, поняла, ЧТО она сейчас скажет. Поняла, и сжала губы в узкую полоску.

— Тебе нужно домой, к Кате. Я поняла.

Платье, конечно же, помялось. Ольга попыталась разгладить его руками, но это, конечно, не помогло. Алиса по-прежнему сидела на матрасе и смотрела на нее.

— Ты опять теперь исчезнешь надолго? — Обреченно спросила она.

Ольга сделала шаг и присела рядом. Ей было очень грустно.

— Послушай, — сказала она, глядя в Алисины испуганные глаза. — Что ты хочешь? Чтобы я признала, что между нами есть отношения? Хорошо, они есть. Чтобы я признала, что что-то чувствую к тебе? Я чувствую. Что дальше?

Алиса вздохнула, и Ольга поняла, что ответить ей нечего.

— Это не сработает, ясно? Не сработает между нами. Ты — хорошая девочка, ты никогда не уйдешь от своей Кати. А я — не хорошая. И я не стану просить.

— Но мы могли бы…

— Что мы могли бы? Продолжать встречаться вот так? Могли бы, конечно. Вот только то, что ты заставила меня испытать, помешает этому. Я могу быть сволочью, тварью и кем угодно, но я тоже испытываю боль. Ты хочешь знать, плевать ли мне на то, что все это время ты уходила домой к своей женщине? Нет, мне не плевать. И не будет плевать — сегодня это стало совершенно ясно.

Она замолчала, глядя на собственные, сложенные в замок, руки.

— Мне нужно время, — тихо сказала Алиса. — Оль, я правда больше всего на свете хочу быть с тобой. Но мне нужно время.

Ольга улыбнулась жалко и растерянно.

— Ты не понимаешь, о чем просишь, — сказала она. — Ты предлагаешь мне вовлечься в отношения, в которых шансов на успех даже меньше, чем обычно. Хочешь, чтобы я привязалась к тебе еще крепче, не имея особой надежды на то, чтобы что-то изменилось в твоей семейной ситуации. Нет, Алиса. Мой ответ — нет.

Она подумала немного, ощущая только глубокую, острую и жалкую тоску в груди.

— Я не верю, что ты когда-либо уйдешь от Кати. Я не верю в то, что между нами возможно что-то серьезное. Я не верю в Деда Мороза и Зубную Фею. Я слишком взрослая для этого, только и всего.

Алиса прикоснулась к ней, но Ольга отодвинула ее руку.

— Мне пора.

— Подожди.

Это было неожиданно. Ольга обернулась и посмотрела на серьезное Алисино лицо.

— Подожди меня на улице, — попросила та. — Я хочу поехать с тобой, но мне нужно позвонить Кате и объяснить ей.

— Снова будешь врать? — Усмехнулась Ольга.

— Нет, — покачала головой Алиса, — не буду.

 

Глава 15. Укрой меня собой.

Разговор Алисы с Катей занял немало времени. Ольга сидела в машине, переключая радиоволны и покуривая в приоткрытое окно.

— Интересно, скажет или нет? — Думала она. — Судя по тому, как долго ее нет, видимо, скажет.

Ольга усмехнулась собственным мыслям. Все это оказалось гораздо легче, чем она думала. Утащить Алису с приема, позволить ей чуть больше, чем позволяла обычно и намекнуть на отношения. И все — дело сделано. Ну хорошо, пусть не дело целиком, но хотя бы первый шаг.

Следующим будет время, проводимое вместе. Потом — признание в любви. А дальше Алиса окончательно уходит от Кати и скорее всего становится совершенно неинтересной и скучной.

— Инга сказала бы, что это нечестно, — улыбнулась про себя Ольга.

Но что есть честность в этом мире? Глупые заповеди и законы, которым следуют люди, даже не давая себе труда задуматься, что за ними стоит? Это был не Ольгин сценарий, совсем нет.

— Ты просто кусок льда! — Кричал ей муж перед разводом. — Ты хотя бы что-нибудь способна почувствовать?

Конечно, она была способна. Она умела испытывать и грусть, и радость. И сладость и горечь. И влечение и отторжение. Но правда была в том, что на первом месте всегда был разум. Ольга умела выключать его, когда ей это было нужно, но потом с легкостью включала обратно.

Так было проще. Так было понятнее и правильнее.

Дверь хлопнула и Алиса забралась на переднее сиденье. Ольга посмотрела на нее и не стала ничего спрашивать. Надавила на газ и поехала к клубу.

Игорь встретил их у входа. Он был уже изрядно навеселе — воротничок рубашки расстегнут, галстук-бабочка болтается на честном слове, а брюки держатся на бедрах.

— Куда ты дел свой пояс? — Засмеялась Ольга, обнимая Игоря за плечи.

— Отдал Илюхе, — заплетающимся голосом заявил Игорь. — Идемте! Там Светка… Там такая Светка!

Алиса смотрела исподлобья и без улыбки. Ольга взяла ее за руку и вместе с Игорем прошла через неприметную черную дверь, обитую дермантином. Общий вид самого здания, и двери, говорил о том, что внутри их ждет адский притон, но оказалось, что это не совсем так.

Ольга вошла внутрь и обомлела. Вот это и правда был клуб, куда там Илюшиному «Фабрику». Стойки танцовщиц гоу-гоу образовывали собой ломаной формы шестиугольник, в рамках которого парил над землей танцпол. Именно парил — без преувеличений, потому что в клубах дыма не было видно ни единой опоры.

Потолок клуба был украшен сталактитами — возникало ощущение, будто ты попал в огромную бескрайнюю пещеру, наполненную звуками транса и полуобнаженными телами.

— Это сказка, — подумала Ольга, крепко сжимая Алисину руку. — Настоящая сказка.

Через толпу к ним уже пробирались Света и Илюша — они выглядели еще пьянее Игоря, но похоже было, что пьяны они вовсе не от алкоголя.

— Олечка! — Света бросилась ей на шею и поцеловала в губы. — Наконец-то ты пришла! Идем! У нас там такое сказочное место!

Ольга покосилась на недовольную Алису, но руку ее не отпустила — повела за собой, протискиваясь через танцующих.

Сказочным местом оказался островок над танцполом — неправильной формы платформа, подниматься на которую нужно было по круговой лестнице. На платформе стоял столик и несколько диванов, и с нее прекрасно было видно весь клуб.

— Это просто безумие! — Кричал Илюша, падая на один из диванов и увлекая за собой Свету и Игоря. — Это лучшая ночь в моей жизни! Питер, волшебство, сказка!

Ольга толкнула Алису на второй диван и упала рядом.

— Интересно, чего они нанюхались? — Шепнула она в Алисино ухо и, не удержавшись, поцеловала.

Алиса пожала плечами. Недовольное выражение никак не хотело сходить с ее лица.

— Что с тобой? — Спросила Ольга.

— Ничего.

Игорь разлил шампанское, и все ухватили по бокалу.

— За лучшую ночь! — Провозгласил Игорь, и бокалы соприкоснулись, легко позвякивая, и как будто рассыпая вокруг себя искры безудержного веселья.

Ольга снова посмотрела на Алису. Та сделала небольшой глоток и вернула бокал на столик. Она косилась куда-то в сторону и явно чувствовала себя здесь не в своей тарелке.

— Ну и пусть, — решила Ольга, и сама себе не смогла объяснить, что значит это холодное «ну и пусть».

Потом она танцевала со Светой — «ты же обещала мне, помнишь?», снова пила шампанское, откусывала маленькие кусочки клубники из рук Игоря, хохотала над Илюшиными шутками. Это было словно возвращение домой — туда, где все вокруг правильно и хорошо, где ты на своем месте и люди вокруг тебя на своем месте тоже.

Рано утром они вышли из клуба — шумной толпой, пьяные и смеющиеся. Шли по Лиговскому, пели песни, порывались целоваться с прохожими и допивали прихваченную в клубе бутылку шампанского.

— Ты пойдешь со мной? — Спросила Ольга мрачную Алису, когда они дошли, наконец, до Невского.

Алиса долго смотрела на нее, стоя на месте. Игорь, Света и Илюша ушли дальше — Ольга видела их впереди, идущих в обнимку и продолжающих что-то петь.

Светало. Питер просыпался, уже погасли уличные огни Невского, уже стали открываться кафешки и появились официанты, вытаскивающие столики на веранды. Больше стало машин, больше шума и куда меньше сказки.

— Что ты хотела мне этим показать? — Спросила вдруг Алиса. Это были первые слова, произнесенные ею за всю эту долгую ночь.

— Ничего, — улыбнулась Ольга. — Просто хорошо провели время с друзьями.

Алиса покачала головой.

— Я не верю, что это было просто так.

Ольга сердито сжала губы.

— Ты правда хочешь выяснять отношения прямо сейчас? Может быть, мы просто пойдем в отель, потрахаемся и поговорим когда проснемся?

Алиса качнула головой, и Ольга внутренне сжалась.

— Нет, — услышала она. — Я, пожалуй, поеду домой.

Ольга усмехнулась.

— А что, собственно, произошло? — Спросила она. — Ты увидела меня не такой, какой представляла? Я сразу говорила тебе: я не хорошая девочка, и никогда ею не буду. То, что ты видела сегодня — это я. Не нравлюсь?

Она говорила спокойно, но один бог знал, как тяжело ей далось это спокойствие.

— Никаких иллюзий, да? — Серьезно сказала Алиса. — Я поняла. И ты права — лучше мы поговорим об этом, когда ты проснешься.

Ольга не верила своим глазам. Эта девочка действительно собиралась уйти, оставив за собой последнее слово! Она кивнула на прощание и пошла к дороге — видимо, ловить машину.

— Стой, — приказала Ольга, и Алиса остановилась, не оборачиваясь. — Мы поговорим сейчас. Или не будем больше говорить вовсе.

Это было глупо, и она понимала, что это было глупо, но шестое чувство внутри нее твердило: «Пусть глупо. Но это — эмоция. Это ровно то, чего она от тебя хочет».

— Говори, — сказала Алиса, не оборачиваясь. — Мне сказать больше нечего.

Ольга глубоко вдохнула и позволила себе на секунду расслабиться. Посмотреть на Алисин затылок, на ее шею, спрятанную под волосами, на плечи, на спину, на бедра.

— Решай, — подумала она быстро. — Если она тебе нужна — тебе придется это сказать. Если нет — избавься от нее сейчас.

Никогда в жизни решать не было так сложно. Никогда в жизни перед ней не стоял настолько трудный выбор.

Она шагнула следом, обняла Алису за талию, притянула к себе.

— Мне просто страшно, — сказала тихо, и услышала, как дрогнул ее голос. — Я так сильно боюсь, что автоматически начинаю все разрушать.

Алисино тело в ее руках стало мягче. Руки легли поверх Ольгиных. Сжали.

— Чего ты боишься? — Спросила она, по-прежнему не оборачиваясь.

— Решай, — велела себе Ольга молча. И, решившись, сказала вслух. — Того, что я, кажется, правда люблю тебя.

Гром не грянул и мир не перевернулся. Ольга спросила себя — а правду ли она сказала сейчас? И поняла, что да — кажется, правду. То, что она испытала этой ночью, то, что она продолжала испытывать прямо сейчас — это было мучительно похоже на любовь, это дышало любовью и пахло ею.

Алиса повернулась в ее руках. Голубые, широко открытые, глаза смотрели пристально и внимательно.

— Ты… уверена? — Спросила она тихо, и Ольга физически ощутила, насколько она сейчас слаба, насколько беззащитна, насколько открыта и закрыта одновременно. Пьянящая, щемящая нежность расплавила ее сердце. Она как будто прикоснулась душой к новорожденному котенку, она как будто тронула кончиком пальца идеально ровную гладь воды и теперь, завороженная, смотрела, как расходятся круги.

— Да. Это очень глупо, и так не бывает, и невозможно полюбить заочно, не зная, и черт знает что еще. Но я так чувствую. Просто чувствую и знаю.

— Оль… — Прошептала Алиса. — Я знаю, что это страшно. Но я точно знаю, что я — для тебя, а ты — для меня. И ничто в мире этого не изменит. Ты можешь прятаться, убегать, ломать и крушить, но в конечном счете мы все равно останемся вместе.

— Бабушка-цыганка? — Улыбнулась Ольга.

— Наверное.

Они стояли, обнявшись, прямо посреди тротуара, смотрели друг на друга и не двигались. Ольга подумала, что для циничных и все о себе знающих это, видимо, еще сложнее. Еще острее. Еще горче.

— Ты пойдешь со мной? — Спросила она, впервые в жизни не зная, какой ответ получит.

— Не сейчас, — тихо сказала Алиса. — Мои отношения с Катей нужно закончить по-человечески, понимаешь? Я должна поступить правильно. Но — чтоб ты знала — больше всего на свете я хочу сейчас остаться с тобой.

Ольга кивнула. Коснулась губами Алисиного лба.

— Иди, — выдавила она с трудом. — Только иди сейчас, еще секунда — и я не смогу тебя отпустить.

Она смотрела, как Алиса машет рукой, как садится в остановившуюся машину. Автоматически запомнила номер. Постояла еще немного, глядя как машина скрывается вдалеке, и, вздохнув, поплелась в отель.

 

Глава 16. Потеряна для мира.

— Попрощалась? — Спросил Игорь, едва Ольга переступила порог номера и сбросила туфли с усталых ног.

Он полулежал в кресле, с сигаретой в одной руке и чашкой кофе в другой. Взгляд был больше не пьяным — скорее понимающим.

— Не смогла, — честно призналась Ольга, стягивая через голову платье и оставаясь в одном белье. Под пристальным взглядом Игоря она дошла до кровати и легла поверх покрывала. — Попыталась, но… Не вышло.

— Будешь кофе?

Не дожидаясь ответа, он подошел к столику, открыл крышку кофейника, зачем-то понюхал и налил кофе в чашку. Присел рядом с Ольгой на кровать.

Она лежала, глядя в потолок, и закинув руки за голову. Грудь ее поднималась и опускалась — и это движение будто отражало поток тяжелых мыслей, забивающих голову.

— Она тебе не пара, — сказал Игорь и поставил Ольгину чашку на пол, перед кроватью. Затянулся сигаретным дымом и прилег рядом. — И ты знаешь это еще лучше, чем я.

Ольга только вздохнула. Грудь снова сделала движение вверх-вниз.

— Света, Илья — это всего лишь развлечение, а она — нет, — продолжил Игорь. — Таких не трахают, на таких женятся.

— Я знаю.

Она заставила себя перевернуться и дотянуться до чашки. Сделала глоток и поморщилась — кофе был слишком крепким и еле теплым.

— Может, я смогу что-то придумать? — Предположила, глядя на участливо смотрящего Игоря.

— Что именно? — Спросил тот.

— Не знаю.

Да и что здесь придумаешь? Ольга наперед знала все, что их ждет, если она и правда решится на эти отношения. Сначала все будет неплохо — бесконечные поездки на «Красной стреле», много любви и много секса. Потом захочется просыпаться рядом не только по воскресеньям, и она уговорит Алису переехать в Москву. На этом будут закончены все случайные связи, веселые тусовки в клубе и отвязные выходные на Светиной даче. После работы Ольга будет спешить домой, чтобы приготовить ужин и посмотреть кино, сидя на диване. Два раза в год они будут ездить в Европу, покупать путеводители и обмениваться впечатлениями. Потом встанет вопрос о знакомстве с родителями — и, допустим, Ольга правда это сделает. Мать отречется от нее окончательно, отцу будет все равно, бабуля ехидно выскажется на тему, что в ее времена мужа себе выбирали с яйцами, а не сиськами, и на этом семейные связи будут порваны окончательно. Потом Алиса обязательно захочет официального статуса и придется либо бесконечно ругаться, либо все-таки привести ее на работу в статусе… кого? Жены? Но это незаконно и так не бывает. «Моей девушки»? И прощай авторитет, который она нарабатывала годами. Все станут шептаться и показывать пальцем — вон, мол, Будина-то, а. И при всем этом Алиса, конечно, не будет сидеть дома и вязать носки. Она будет работать — допустим, арендует студию в Москве и продолжит заниматься фотографией. И она, Ольга, будет вынуждена каждый вечер думать о том, кого она снимает сегодня — не симпатичную ли барышню, готовую раздвинуть ноги перед симпатичным фотографом. Потом начнутся ссоры и выяснения отношений. Потом исчезнет секс. Им будет не о чем говорить и нечем заниматься вместе. Но на тот момент за плечами будет уже не один год и расстаться станет очень, очень сложно. Но они расстанутся. И Ольга останется ни с чем. Ни работы, ни карьеры, ни семьи. Одни только воспоминания о том, как прекрасно было любить волшебного питерского фотографа по имени Алиса.

Картинка, которую она представила, была такой яркой и такой жуткой, что Ольга чуть не заплакала. Она знала, что это правда, что именно так все и будет, но что-то внутри нее категорически отказывалось эту правду принимать.

— У меня была похожая история, — сказал Игорь и Ольга обрадовалась, услышав снова его голос. Он будто за ноги вырвал ее из кошмара. — Я был влюблен в однокурсницу. Милая хорошая девочка из Пскова. Я влюбился так сильно первый раз в жизни и был готов предложить ей руку, сердце и все остальное.

— Я так понимаю, ничего не вышло? — Спросила Ольга.

— Отец не позволил. Он очень внятно и четко объяснил, что ждет меня с этой девочкой. И сейчас, когда прошло лет десять, я точно знаю, что он был прав.

— И что же тебя ждало?

Ольга допила кофе, поставила чашку на пол и посмотрела на Игоря. Он выглядел очень грустным и несчастным.

— Меня ждал год счастливого брака, после которого все скатилось бы к чертям и мы перестали бы понимать друг друга. Она была пришельцем в моем мире, а я был пришельцем в ее вселенной. Человек может трахаться с инопланетянином, но никакой семьи у них не выйдет.

Ольга замерла от того, как просто Игорь выразил то, о чем думала она сама. Алиса… Она и правда была пришельцем. Она иначе устроена, иначе думает, иначе чувствует. Может быть, именно поэтому она стала такой притягательной и волнующей?

А Игорь продолжил:

— Первый год мне было бы все равно, я бы не видел различий, а если и видел бы — они бы лишь умиляли. Вот только правда в том, что реальная жизнь с этим первым годом не имеет ничего общего. Она не смогла бы жить моей жизнью, я бы не смог жить ее жизнью. Ничего бы не вышло, Оль. И у тебя не выйдет.

— Откуда ты знаешь? — Спросила со злостью Ольга. — Может быть, мы с ней не такие уж разные.

— Я ее видел, — объяснил Игорь, — мне достаточно двух минут, чтобы понять о человеке если не все, то хотя бы основное. Она с другой планеты. Мы с тобой — с одной, Светка и Илья — с другой, но на нашей они хотя бы могут иногда находиться. А эта твоя девочка — ей на нашей планете даже дышать нечем. И это очень видно.

Ольга закрыла лицо руками. Ей хотелось плакать.

— Она захочет детей и дачу, — продолжил добивать ее Игорь. — Захочет верности и разговоров за ужином. Захочет общих друзей, с которыми вы будете вместе гулять и играть в «Монополию». Захочет, чтобы ты пораньше приходила домой. Ей будет наплевать на твою работу, твою карьеру и твои мечты. Конечно, сейчас для нее твоя жизнь выглядит притягательной. Высшее общество, коктейльные платья, смокинги, выходные в Париже, в перспективе — хорошая машина и большая квартира в центре Москвы. Но впишется ли она в эту жизнь? Сможет ли стать для тебя той крепостью, на которую ты сможешь опереться, осуществляя свои планы на жизнь? Сможет ли?

— Нет, — коротко ответила Ольга, убирая руки от лица. — Конечно, нет.

Игорь был прав. Он был во всем прав, и от его правоты становилось тошно и тяжело в груди. Она снова это сделала. Попыталась совместить несовместимое.

— Хочешь совет? — Спросил он, придвигаясь поближе и опуская Ольге руку на плечо.

Она посмотрела на него, подняв брови.

— Беги, — без улыбки сказал он. — Беги от нее, пока еще можешь убежать. Иначе оглянуться не успеешь, как она поманит тебя иллюзией своей — необычной для тебя — вселенной. И тогда спастись ты уже не сможешь.

Его сильная крепкая рука лежала на ее плечах. Его узкие — очень мужские — губы были темно-красными и, наверное, холодными. Едва заметная щетина на щеках и подбородке делала его лицо сильным и как будто нарисованным черным карандашом. А глаза смотрели тепло и участливо.

Ольга помолчала немного, рассматривая его, и скинула руку с плеч. Встала с кровати, нашла взглядом полотенце и обернула его вокруг тела.

— Я не буду сегодня с тобой спать, — сказала она, улыбнувшись. — Не потому, что я не хочу. Просто я обещала Светке.

Игорь улыбнулся ей в ответ, и по этой улыбке она осознала, что он понял. Он хорошо ее понял, и не будет ничего предлагать, или — боже упаси — требовать.

— Вот что значит быть с одной вселенной, — подумала Ольга, выходя из номера. — Это когда вы правда друг друга понимаете. И для этого не нужно прикладывать никаких усилий.

Света уже спала, когда она вошла в ее номер и аккуратно прикрыла за собой дверь. Она лежала на кровати, съежившись в комочек и укрыв ноги Илюшиным смокингом. Ольга остановилась, глядя на нее сверху вниз.

Очень красивая. Очень милая и очень теплая. Светлые волосы разбросаны по подушке, ладошки сложены вместе и подсунуты под щечку. Сопит во сне, подергивает ресницами — наверное, снится что-то плохое, или, наоборот, хорошее. Поеживается — вся спина и плечи в мурашках. Видимо, замерзла, а смокинга хватило только на ноги.

Это тоже была нежность. Не та, что часом раньше — нет. Другая. Но Ольга улыбалась, глядя на спящую Свету. Улыбалась, убирая с ее лба прядь волос. Улыбалась, целуя этот лоб легко и едва заметно. Улыбалась, укладываясь рядом и обнимая Свету сзади.

— Спокойной ночи, моя девочка, — шепнула она еле слышно.

Света пошевелилась в ее руках и устроилась поудобнее.

Спокойной ночи.

 

Глава 17. Одна среди людей.

— Я хочу объяснить, — написала Ольга в скайпе, ненавидя себя и едва удерживаясь от того, чтобы не вылить себе на голову стоящий рядом стакан воды.

Алиса ничего не отвечала. С момента, когда вчера утром она зашла в номер и увидела Ольгу, лежащую на кровати в объятиях обнаженной Светы, прошли всего-то сутки, но сколько всего уместилось в эти сутки!

— Впрочем, нет, — написала Ольга, подумав. — Пожалуй, не хочу.

Она откинулась в кресле и закурила. Все произошедшее было глупым, отвратительным и безвкусным. И — самое ужасное — Ольга совершенно не понимала, как ей со всем этим быть.

Они не договаривались о соблюдении верности. Боже мой, да Алиса же по-прежнему жила со своей девушкой, о какой верности здесь вообще можно было говорить? Но Ольга почему-то почувствовала себя виноватой, когда увидела распахнутые Алисины глаза, сжавшиеся в кулаки пальцы и искривленные от боли губы.

Ситуация напоминала сцену из плохого любовного романа — одна девочка застала другую девочку в объятиях третьей. Ну и что? Ну и что, черт побери все на свете? Она трахалась со Светой и до этого, и Алиса прекрасно об этом знала. Неужели она решила, что неосторожное признание около дороги должно немедленно что-то изменить?

Ольга с отвращением смяла сигарету в пепельнице.

Видимо, это как раз то, о чем говорил Игорь. Еще ничего толком не началось, а она уже требует слишком многого. Впрочем, «требует» — не совсем то слово. Она даже ничего не сказала — просто посмотрела на Ольгу, очень выразительно посмотрела, и вышла из номера.

— Тебе нужно пойти за ней, — тут же сказала проснувшаяся Света. — Нехорошо вышло.

Ольга, конечно же, никуда не пошла, но следующий час ей пришлось выслушивать миллион сентенций на тему, почему она не права и почему так нельзя обращаться с людьми. А когда она уже дошла до крайности и готова была послать Свету далеко и надолго, к ней приехала мама.

Они спустились обедать в ресторан отеля. Мама царственно разместила себя на стуле, сделала заказ и, посмотрев на Ольгу, сказала:

— Ты выглядишь отвратительно.

Очень хотелось спрятаться под стол. Спрятаться, накрыться скатертью и никогда не вылезать.

— Вчера ты была пьяна, верно? — Продолжила мама. — Мне бы не хотелось думать, что моя дочь способна совершать такие глупости и говорить такие отвратительные слова в здравом рассудке.

Ольга пожала плечами.

— Мне хотелось бы знать, что из сказанного тобой было правдой, Ольга. Если ты действительно позволила себе опуститься столь низко, что завела роман с девушкой, тогда…

Она не договорила, а лишь показала лицом, что «тогда», но Ольга прекрасно ее поняла. Тогда ты больше не будешь достойна нашей фамилии. Тогда ты можешь забыть о семье. Тогда в моих глазах ты упадешь так низко, что не поднимешься уже никогда.

— Я была зла и расстроена, мама, — сказала Ольга, ненавидя себя. — И наговорила глупостей. Извини меня за это.

Мать долго и внимательно смотрела на нее, будто прожигая взглядом насквозь, но вдруг смягчилась.

— Хорошо, — сказала она. — Мне бы не хотелось думать, что одна из Будиных способна на такие поступки, и уж тем более — никаких извращенцев в нашем роду не было и быть не может.

Ольга ковыряла вилкой салат, мать изящно отпивала воду из красивого бокала, обе молчали.

— Ты развелась с мужем? — Спросила вдруг мать, и Ольга удивилась — как она умудряется все узнавать так быстро?

В голове ее быстро пронеслось: «солгать — не солгать». И она решилась на правду.

— Да, мама.

— Хорошо, — мать склонила голову и одобряюще улыбнулась. — Этот брак был ошибкой и я рада, что ты это поняла. Мы найдем тебе партию гораздо лучше.

Она поправила кольцо на безымянном пальце, а Ольга сидела и представляла, как берет со стола нож для рыбы, замахивается и изо всех сил втыкает его в эту холеную гладкую ладонь. Во все стороны брызжет кровь, мама орет, официанты суетятся вокруг…

К счастью, у матери было не так много времени и вскоре они распрощались. Она ушла, сообщив, что отправляется на благотворительный аукцион, а Ольга отправилась в номер к Игорю и напилась как последняя тварь. Впрочем, именно таковой она себя и ощущала.

Скайп мигнул пришедшим сообщением.

— Знаешь, это было ужасно — увидеть тебя с другой женщиной после того, что мне пришлось пережить тем утром с Катей, — написала Алиса. — Я не ждала, что ты немедленно принесешь мне брачные клятвы, но рассчитывала на то, что стала действительно важна для тебя. Оказалось, это не так.

Ольга улыбнулась. Уж что-что, а эту игру она знала наизусть и умела в нее играть.

— Ты важна, — набрала она быстро. — И никакого секса не было.

Это было практически правдой, потому что секс начинался, но из-за усталости обеих, так и не случился. Они заснули на полдороге, не успев толком ничего сделать.

— Правда? — Написала Алиса, и Ольга снова улыбнулась.

— Конечно.

Она подумала, что Игорь бы не одобрил этого, но при этом точно знала, что воспользоваться его советом уже не сможет. Он был прав, когда говорил «беги», но было уже слишком поздно. Эта девочка стала нужна ей, из надкусанного бутерброда она превратилась в нечто куда более важное, и остановить это было невозможно.

— Это будет непросто, — набрала она в окне сообщений. — И мы обе с самого начала знали, что это будет непросто. Но я хочу тебя. Хочу быть с тобой. Столько, сколько получится.

Алиса откликнулась почти сразу. Видимо, набирала свое сообщение одновременно с Ольгой.

— Мне сегодня снился сон о нас с тобой. Как будто мы давно вместе, и любим друг друга. У нас был маленький домик где-то в горах и кролики, представляешь? Я будила тебя по утрам поцелуями, и мы занимались любовью. Это было очень красиво.

Ольга прочитала это и перечитала еще раз. Раздражения не было. Злости не было. Даже ощущения нереальности не было.

— Добавь к пейзажу море и хорошую машину — и я согласна, — напечатала она. — Можно еще завести корову и продавать молоко деревенским жителям.

Алиса откликнулась «смайликами». Ольга закурила.

— Когда ты теперь приедешь? — Прочитала она следующее сообщение. — Я уже скучаю по тебе.

Когда? Да черт бы знал, когда. В последнее время сложностей на работе стало куда больше чем приятностей — еще бы, ведь она постоянно была занята либо мыслями об Алисе, либо перепиской с Алисой. Поэтому ближайшие выходные Ольга намеревалась провести в офисе.

— Как прошел разговор с Катей? — Спросила она, не отвечая на вопрос. — Ты так и не рассказала.

На этот раз ответа не было долго. Но когда пришел, Ольга поняла, почему. Алиса написала ей целый рассказ.

— Тяжело прошел… Ой как тяжело. Все-таки, несмотря ни на что, она близкий и родной мне человек, и делать ей больно — невыносимо. Я сказала ей, что влюблена в тебя. Она плакала, потом начала собирать вещи, я остановила ее с большим трудом.

«Остановила? Зачем?», — подумала Ольга.

— Ей некуда идти, понимаешь? Это наша общая квартира, мы снимали ее вместе, и куда она пойдет? Кроме того, мне кажется, что, расставаясь, нужно много говорить, чтобы не осталось никаких нерешенных и невысказанных вещей, пусть даже это и тяжело, и трудно. Потом мы очень долго ругались, она кричала на меня, обзывала по-всякому, а мне и возразить-то было нечего. Швырнула в меня кольцом, которое я когда-то ей подарила. Утихомирилась и начала плакать. В общем, это был ужасный кошмар, и вчера вечером он продолжился. Она то кричит, то умоляет не бросать ее. И я чувствую себя последней тварью…

Ольга подумала — а что, собственно, можно на это ответить? Сказать, что ей жаль? Но ей не было жаль. Сказать, что это пройдет? Это она и так знает.

— Приезжай ко мне, — написала она. — Придумай повод и приезжай. Я хочу показать тебе Москву.

— Ночные клубы? — Спросила Алиса в ответ. — Боюсь, такая поездка мне не понравится.

Ольга засмеялась.

— Нет, глупенькая. Я покажу тебе МОЮ Москву. А она не сводится к ночным клубам и вечеринкам, можешь мне поверить. МОЯ Москва — это нечто совсем другое.

Она написала это и испуганно отпрянула от компьютера. Господи, она что, серьезно? Она действительно сказала это? Сначала «глупенькая» — будто полоснуло нежностью по сердцу, потом «моя Москва» — ведь это подразумевало те места, в которых Ольга всегда была одна, только одна, никогда с кем-то.

— Я приеду, — прочла она на экране. — Я придумаю, как. И приеду. Потому что больше всего на свете я хочу тебя обнять. Обнять крепко-крепко и больше никуда не отпускать.

И она действительно приехала.

 

Глава 18. Проклятая квартира.

Сегодня на Чистых Прудах было ветрено и холодно. Ольга шла по бульвару пешком, кутая руки в длинный теплый шарф, и все равно мерзла. Ее длинное узкое пальто тесно облегало бедра, сжимало широким воротником грудь, но тепла, к сожалению, добавляло мало.

В сумочке уже несколько минут надрывался телефон, но представить себе, как вытащить руки из-под шарфа, снять перчатки, коснуться кожей холодного пластика, было невозможно. Да и не хотелось, честно говоря.

Сегодня утром они снова поругались. В этом не было ничего необычного — в последний месяц со скандала начинался практически каждый день, и заканчивался он обычно так же. Они ругались, потом у одной не выдерживали нервы и она звонила извиниться, потом кое-как мирились, а потом начинали ругаться снова.

Давно уже был пройден рубеж, на котором у Ольги были сомнения. После того, как Алиса второй раз приехала к ней в Москву, сомнений больше не осталось: ей нужна была эта женщина. Нужна целиком, полностью, и навсегда. Вот только сама женщина с решениями не спешила…

Она по-прежнему жила с Катей, по-прежнему работала в фото-студии Петербурга, по-прежнему целыми днями писала Ольге смс и сообщения в скайпе, и, похоже, просто не хотела ничего менять.

Ольга не настаивала. Она спасалась старыми способами: сексом со Светой, танцами с Ильей, редкими встречами с Игорем. Вот только все эти способы постепенно начинали работать все хуже и хуже, а новых Ольга никак не могла найти.

Она сама не заметила, как дошла до Покровки. Вздохнув, нырнула в ресторан и сбросила пальто вместе с шарфом на руки гардеробщика.

— У вас телефон звонит, — доверительно сообщил он.

— Я знаю.

Прошла в зал, присела за маленький столик у окна, заказала кофе, и только после этого ответила на звонок.

— Прости меня, — услышала она мягкое, теплое, даже горячее — от Алисиного голоса будто шел легкий пар, растекающийся по коже и укутывающий ее блаженным теплом. — Я была не права.

Ольга молчала.

— Просто для меня невыносимо каждый раз проходить через это. Я говорила, что всякий раз чувствую, когда ты с кем-то еще. И у меня сносит крышу. Прости.

Официант постелил на столик салфетку, расставил чашку, сахарницу, кофейник. Наполнил чашку, улыбнулся и отошел. Ольга продолжала молчать.

— Скажи мне что-нибудь, — попросила Алиса в трубке.

— Нечего говорить, — слова вырвались с трудом, как будто не хотели выходить наружу. — Я тебя услышала. Ты извиняешься. Ладно.

— Оль…

Все это — все эти звонки, извинения, даже идиотское «Оль» вместо привычного «Ольга», все это было глупо, неправильно, странно, отвратительно, и ужасно.

— Как я умудрилась во все это вляпаться, — подумала Ольга, делая первый глоток ожигающего кофе. — Как, черт возьми?

Впрочем, она прекрасно знала, как. То, что начиналось, как легкий виртуальный роман, переросло в нечто совсем другое. Не в настоящий роман, вовсе нет. В какой-то «роман на пятьдесят процентов». Как будто половинкой своей он и правда вышел в реальность, а вторая половина осталась где-то среди букв форума, среди символов смс, смайликов, и прочих виртуальных глупостей.

— Я так тебя люблю, — выдохнула Алиса в трубку. — Пожалуйста, поговори со мной.

— О чем? — Равнодушно спросила Ольга. — Мы бегаем по кругу, милая. Ты хочешь сделать еще кружок?

— Нет. Я хочу, чтобы ты меня поняла, только и всего.

Ольга вздохнула. Да разве она не пыталась ее понять? Еще как пыталась. Выслушивала триста тысяч аргументов, почему Алиса пока не может окончательно уйти от Кати, соглашалась, не давила, доверяла. Но всему же в этой жизни есть предел!

— Да нечего тут понимать, — сказала она вслух, одним глотком допивая кофе и делая знак официанту, чтобы принес еще. — Я сама ввязалась в эти дурацкие отношения, мне самой и расхлебывать. Однако, я бы попросила тебя прекратить эти никому не нужные сцены ревности. Ты хорошо знаешь, что пока ты живешь с Катей — ты не имеешь права ревновать.

— Я с ней хотя бы не сплю, — сказала Алиса. — А ты…

Спит — не спит… Ольге, по большому счету, было все равно. Тело — это просто тело, а вот то, что они вместе ужинают, вместе ездят к родителям, вместе ходят в театр — это обижало гораздо сильнее.

— Хорошо, — сказала Ольга. — Ты с ней не спишь. Тогда какого черта ты до сих пор живешь с ней? Какого черта вы так и не расстались?

Это вырвалось неожиданно, и Ольга немного опешила от собственных слов. Так она раньше никогда не говорила. Никогда не задавала настолько прямых вопросов. И никогда в этих вопросах не было столько боли.

— Ты давишь, — грустно сказала Алиса. — Ты все-таки начала на меня давить.

Ольга почувствовала вдруг, что ее словно посадили в клетку. Она не должна давить, не должна спрашивать, она должна принимать то, что ей дают с радостью, и наслаждаться этим. Чего еще она должна?

— Мне пора, — проговорила она холодно. — Светка уже пришла.

И повесила трубку.

Пришла, конечно, вовсе не Светка. Но Ольге очень хотелось ударить напоследок. Или даже не ударить, а так… Легонько расцарапать щеку. Не до крови, но чтобы царапина поныла немного и поболела, будто назойливое насекомое.

С того дня, как Алиса первый раз трахнула ее в темноте своей студии, Ольга то и дело ощущала себя слабой. Слабой, ведомой, подчиненной… И ей совсем не нравилось это ощущение. Это как будто была не она, совсем не она, а какой-то другой человек.

— Что случилось? — Рявкнула Юлька, падая на стул рядом с Ольгой. — Ты вечно как на пожар. А меня, между прочим, в кроватке милый ждет с шампанским, тортиком и цветами.

— Подождет, никуда не денется, — улыбнулась Ольга, кивая подруге. — Мне нужно, чтобы ты дала оценку происходящему со стороны. Похоже, что у меня немного едет голова, и я теряюсь.

Юлька удивленно на нее посмотрела.

— У тебя едет голова? — Протянула она. — Ого… Никогда бы не подумала.

Ольга со злостью стукнула о стол пачкой сигарет и, вынув одну, закурила.

— Ты будешь слушать или издеваться? — Спросила она. Дождалась, пока Юлька извиняюще качнет головой, и начала рассказывать. — Алиса так и не уходит от своей девушки. Придумывает разные объяснения, но за ними ясно видно: уходить она просто не хочет, только и всего. При этом она старательно склоняет меня к соблюдению верности. По ее мнению, это нормально.

— Шутишь? — Перебила ее Юлька. — Ольга, ты сейчас шутишь, правда?

Ольга на мгновение как будто увидела себя со стороны. Сидит в ресторане, на лице — мировая скорбь, курит одну за другой и жалуется подруге, что женатый мужик (ладно-ладно, не мужик — какая разница?) не хочет уходить к ней от жены.

— Поверить не могу, — ошарашенно сказала она. — Просто поверить не могу.

— Я тоже, — согласилась Юлька. — Ты что, Будина? Охренела? Ты правда позволила себя НАСТОЛЬКО унизить?

Это был болезненный удар, но Ольга как будто встряхнулась. Ощутила, как заостряются черты лица, как вытягиваются в полоску губы.

— Какого черта эта ведьма сделала со мной? — Спросила она. — Как вообще так вышло?

Юлька пожала плечами. Она смотрела на Ольгу, и в ее глазах была жалость.

Телефон просигналил пришедшей смс. Ольга дернулась и посмотрела на экран.

«Прости. Я не хотела тебе говорить, потому что Катя просила этого не делать. Она… Болеет. Сильно. Это единственная причина, почему я не могу сейчас от нее уйти. Поверь, я люблю тебя, очень люблю. Мне просто нужно время».

Она вздохнула и показала смс Юльке. Та прочитала и перевела взгляд на Ольгу.

— А вдруг это правда? — С вызовом спросила та, ненавидя себя в душе.

Юлька молча смотрела.

— Но это же может быть правдой! И тогда она просто хороший человек, вот и все. Который не хочет… не хочет…

Юлька продолжала смотреть, и у Ольги вдруг куда-то пропали все слова. Все аргументы. Все мысли. Осталась только одна: «Боже, во что я превратилась?».

Телефон снова просигналил.

«Мне нужен месяц. Хорошо? Через месяц мы будем вместе. Столько ты сможешь подождать?».

— Да, — сказала Ольга вслух и, опомнившись, написала то же самое в смс. — Конечно, да.

Юлька только пальцем у виска покрутила. А Ольга, улыбаясь, принялась звонить в аэропорт и бронировать билет. На следующий день она улетела в Питер.

Сидя в самолете и кутаясь в теплый плед, Ольга потягивала вино из пластикового бокала и мысленно подгоняла время.

— Влюбилась как кошка, — сказала она себе, и рассмеялась тихонько.

Это определение и правда подходило. Как кошка — безоглядно, без остатка, вся полностью. И стало плевать на Игоря с его предупреждениями, на разные миры — вообще на все. Весь мир теперь сосредоточился в этой девочке с горящими глазами, с нежными руками и хриплым голосом. Что бы ни было — теперь во всем и всех была только она.

— Почему нет, — думала Ольга, глядя как проплывают за иллюминатором густые ноябрьские облака. — Мы справимся со сложностями, боже мой — их уже столько было в моей жизни! Мама просто пойдет к черту, разрыв с семьей я переживу, а работа… Что же, ради того, что я сейчас чувствую, я смогу чем-то и поступиться. Почему нет? Разве это счастье, эта наполненность, не стоит того?

Она думала о месяце, от которого осталось всего двадцать девять дней. Думала о том, что сегодня первый раз за все время Алиса будет встречать ее в аэропорту. О том, что впереди у них — два дня, в которые они и правда будут вместе. Без призрака Кати, без напоминания, что нужно возвращаться, только они вдвоем и больше ничего.

Ольга выскочила из автобуса первой. Влетела в здание аэропорта, пробежалась до выхода и оглянулась по сторонам. И через секунду оказалась в Алисиных объятиях.

— Привет, — шептала она, не в силах разомкнуть руки и сжимая все крепче и крепче. — Привет.

Алиса поцеловала ее прямо здесь — на глазах изумленной публики. Поцеловала, кусая губы и забираясь между ними языком.

— Я люблю тебя, — сказала она, оторвавшись. — Идем.

Ольга не помнила, как они добрались до такси. В ее груди метался ураган чувств и эмоций, застилающий зрение. Очнулась она только упав на заднее сиденье и засунув руку под Алисину куртку.

— Ты мне снилась, — сказала та, улыбаясь и глядя на Ольгу исподлобья. — На самом деле, ты снишься мне почти каждую ночь.

— В развратных эротических снах? — Ольгина рука уже расстегнула рубашку и нащупывала спрятанную в гладкую ткань грудь.

— В разных, — выдохнула Алиса в ее приоткрытые губы, — иногда в эротических, иногда нет. Я так люблю эти сны. Они про тебя. А я люблю все, что про тебя.

Из машины они вылезли уже полураздетые — на Ольгиных пальто и блузке не осталось ни одной застегнутой пуговицы, а Алисин лифчик болтался где-то на талии. Забежали в студию, закрыли дверь и наконец упали на матрас.

— Однажды ты затрахаешь меня до смерти, — сказала Алиса, когда все было закончено и они лежали, обнаженные, сплетясь в тесных объятиях.

— Кажется, однажды я уже слышала нечто подобное, — улыбнулась Ольга.

— Очень сомневаюсь, что только однажды, — Алиса перевернулась, улеглась на нее сверху и поцеловала кончик носа. — Думаю, ты слышишь это довольно часто.

— Мы снова будем это обсуждать? — Ольгины руки прошлись по Алисиной спине и остановились на ягодицах. — Вот прямо сейчас мы будем это обсуждать, да?

Наверное, Алиса что-то прочитала в ее глазах, потому что настаивать она не стала. Улыбнулась примиряюще, и поцеловала еще раз.

— Давай поговорим? — Предложила она, снова скатываясь с Ольги и пристраиваясь рядом с ней. — Хочу послушать твой голос. Расскажешь мне про себя?

Это «про себя» прозвучало очень трогательно, у Ольги даже сердце защемило на секунду.

— Что ты хочешь знать?

Алиса задумалась на секунду.

— Расскажи о своей семье. Я очень удивилась тогда, поняв, что снобы-заказчики — это твои родители. Ты не производила на меня впечатления…

— Аристократки? — Улыбнулась Ольга. — Очень жаль. Мама была бы недовольна.

— Нет, как раз что-то аристократическое в тебе всегда было, конечно. Правильная речь, осанка, манеры. Но я не думала, что ты из такой семьи.

Ольга зевнула, прикрыв ладонью рот.

— Моя семья — это толпа идиотов и придурков, — сказала она равнодушно. — Началось все с пра-прадеда, который был хирургом от бога и создал собственную хирургическую школу. Во время революции он героически остался на родине и погиб, а его сын решил продолжить дело отца. Так что прадед тоже был хирургом, и дед пошел по его стопам. Именем деда назвали больницу, и современные студенты постигают азы хирургии по его учебникам.

— Странно, что ты выбрала другую профессию, — заметила Алиса.

— Ничего странного, — засмеялась Ольга. — Ты не представляешь, что это такое — расти в семье, где на стенах гостиной висят портреты знаменитых предков. Я с рождения должна была соответствовать, но у меня никак не получалось. Более того — мамин старший брат вопреки воле отца не стал врачом, а сбежал из дома и поступил в летное училище. Теперь он летчик-испытатель, а его имя в нашей семье придано анафеме.

— А сама мама?

Она засмеялась снова.

— С мамой вообще вышло смешно. Пока дед пытался образумить старшего сына, на маму внимания не обращали и профессия искусствоведа казалась вполне подходящей для нее. Как только дядя Лева сбежал, дед принялся за маму, но было уже поздно — она хорошо разбиралась в литературе, живописи, но была абсолютным нулем в химии. А тут еще бабушка выступила с первым инфарктом, и от мамы отстали окончательно.

— А твой отец?

— Отец… — Ольга покачала головой. Ей было очень смешно. — Отец был рабочим на заводе, милым московским евреем, которого однажды понесло на выставку изобразительного искусства, где он и встретил маму. Она, скорее всего, собиралась просто с ним переспать, но получилась я и им пришлось пожениться. Отцу не позавидуешь, конечно — его все ненавидят, и маменька, и бабушка, и все прочие придурки. Он побарахтался несколько лет, даже высшее образование получил, чтобы хоть как-то соответствовать, а потом бросил это бессмысленное занятие и прочно осел у телевизора.

— У вас с ним… хорошие отношения?

— Отношения? — Ольга даже села на матрасе, и посмотрела на Алису. — Какие отношения, о чем ты? Я с первого класса ходила в англоязычную школу, музыкальную, художественную, кружок юных химиков и на танцы. У меня идеально прямая спина из-за многолетнего сидения за фортепьяно. Бабушка вместо сказок читала мне истории про всемирно известных врачей, а дед — пока был жив — водил в институт на вскрытия, чтобы я приучалась к профессии. Я же говорю: отцу никогда не было места в нашей семье. До седьмого класса я даже думала, что он не очень-то знает, как меня зовут.

Она потянулась за сигаретами и закурила, глядя на потолок.

— Я долго думала, почему они не развелись. Потом поняла — для бабки и деда развод в семье был бы еще более неприемлемым вариантом, чем жизнь с таким валенком, как мой папа. Поэтому я была очень удивлена, что мама не стала орать из-за моего развода. Видимо, все-таки времена меняются, и мама способна хоть немного меняться вместе с ними.

— Ого, — пробормотала Алиса и отобрала у Ольги сигарету. — Как ты вообще умудрилась от них сбежать?

— Примерно как дядя Лева, — ответила Ольга, провожая взглядом фильтр, обхваченный Алисиными пальцами. — Просто уехала, и все. Мне повезло, что я единственный ребенок — у них не было шансов отказаться от меня совсем, потому что тогда чертов род Будиных прервался бы. Так что мне многое простили и еще многое простят. Пока не поймут, что никакого продолжения рода не будет.

— Ты настолько сильно не хочешь детей?

— Ни за что, — это получилось быстро и сильно, и Ольга даже опешила от ненависти, прозвучавшей в ее собственном голосе. — Никаких детей. Эти придурки почти сломали мою собственную жизнь, а плодить уродов я не хочу.

Алиса смяла сигарету в пепельнице и обняла Ольгу. От ее рук, ласково погладивших плечи и спину, стало теплее и ненависть немного притупилась.

— Почему? — Услышала она ласковое. — Ведь ты же можешь совсем по-другому построить жизнь в своей семье. Ты можешь дать своему ребенку главное — то, чего у тебя не было.

Ольга вопросительно подняла брови.

— Любовь. Ты можешь дать ему любовь.

Ну, конечно. Она с трудом удержалась чтобы не рассмеяться. Для Алисы, наверное, это и впрямь просто — люби своего ребенка, и все у него будет хорошо. Вот только Ольга знала: она так не сможет. Никогда не сможет. Даже если скрутит себя в тугой узел, все равно ничего не выйдет. Рано или поздно в ней проснется впитанное с молоком матери «ты должен быть лучшим», и она просто размажет по страницам учебника жизнь еще одного человека.

— На мне род Будиных закончится, — сказала Ольга, отстраняясь от Алисы и глядя в ее глаза. — Так что если ты собираешься иметь потомство — с этим точно не ко мне.

Алиса расстроилась — это было очень видно, и Ольге даже стало жалко ее на секунду. Но в своем решении она была тверда.

— А если рожу я? — Спросила вдруг Алиса, и Ольга вспыхнула. — Что, если рожу я?

Это было неожиданно. С такого ракурса Ольга никогда об этом не думала. В последнее время она как-то примирилась с возможностью строить отношения с женщиной, но дети?

— Я не буду иметь к твоему ребенку никакого отношения, — вырвалось у Ольги. — Только и всего.

Она встала на ноги и поискала взглядом одежду. Ей вдруг стало очевидно, что по пути в Питер она снова придумала себе нечто неосуществимое. И невыносимо захотелось обратно в свою жизнь.

— Хорошо, — сказала вдруг Алиса и Ольга замерла с брюками в руках. — У нас не будет детей. Хорошо.

Брюки упали на пол, а Ольга подошла и снова села рядом с Алисой.

— Ты серьезно? — Спросила она упавшим голосом.

— Да. Если ты не хочешь — у нас не будет детей.

Это было странно и неожиданно. Неужели? Неужели она правда готова отказаться от этого, чтобы быть с ней, с Ольгой? Неужели она правда настолько ей нужна?

Наверное, в этот момент она выглядела слишком ошарашенной. Алиса не стала больше ничего говорить — поцеловала ее в ставший вдруг мокрым лоб, и ушла в душ. Ольга осталась сидеть.

А еще через секунду где-то за матрасом зазвонил телефон. Ольга нагнулась, чтобы посмотреть.

«КАТенок» — вот что было отражено на экране, и Ольгу чуть не стошнило от пошлости этой клички. Телефон позвонил еще немного и перестал, а Ольга все смотрела на его потухший экран и молчала.

— Двадцать девять дней, — напомнила она себе. — И никакой Кати больше не будет.

Но вышло иначе.

 

Глава 19. Двенадцать этажей.

Ольга сидела на диване, пристроив на колени ноутбук. Света лежала рядом на спине, скрестив ноги и покуривая.

— Что ты там ищешь? — Спросила она.

— Билеты, — ответила Ольга, щелкая по клавишам. — Хочу на новый год слетать в Париж.

— Ого, в Париж, — Света потянулась, выгибая спину. — С Алисой? А она в курсе твоих планов?

Ольга улыбнулась, вводя на экране данные своей кредитной карточки. Нет, она не в курсе, но через несколько дней заканчиваются отведенные тридцать, и эта поездка станет символом начала их новых отношений. Нормальных отношений, в которых не будет места ни Кате, ни…

Процесс покупки билетов был завершен, Ольга закрыла крышку ноутбука, поставила его на пол и повернулась к Свете.

— Мы больше не сможем трахаться, — сказала она, глядя на Свету сверху вниз. — Я хочу попробовать построить моногамные отношения. Но если ты хочешь — мы могли бы продолжать дружить.

Ей показалось, или в Светиных глаза мелькнула боль?

— Ладно, — равнодушно ответила та. — Дружить так дружить, в любом случае дружба с тобой мне важнее, чем все прочее. Только разрешит ли она тебе со мной дружить?

Ольга рассмеялась, отобрала у Светы сигарету и стянула ее с дивана на пол. Забралась сверху, оседлав бедра, и ладонями погладила щеки.

— А я и спрашивать не буду, — сказала, прижимаясь ближе и целуя Светины губы.

Света откликнулась мгновенно. Судорожно вдохнула, обнимая Ольгу за талию и отвечая на поцелуй. Она всегда так откликалась — на малейшую ласку, на минимальное прикосновение. Заводилась с полоборота, и готова была тут же отдаться Ольге до последней капельки.

— Подожди, — сказала вдруг Света, когда Ольга уже почти стянула с нее футболку и целовала грудь. — Постой.

— Что такое? — Удивилась Ольга.

— А ты уверена, что… Не совершаешь ошибку?

Ольга засмеялась.

— Может быть, мы просто потрахаемся и не будем играть в психоанализ? — Предложила она. — Ведь решение уже принято, и обсуждать тут нечего.

Света слезла с ее колен и одернула майку.

— Я боюсь за тебя, — сказала она, глядя в Ольгины глаза. — Почему-то мне кажется, что ты совершаешь большую ошибку.

Вот так. Забавно. Что-то многовато в последнее время стало провидиц рядом с Ольгой.

— Свет, ну чего ты боишься? — Спросила она. — Что такого может случиться?

— Не знаю… А вдруг она сделает тебе больно? Мне бы этого совсем не хотелось.

Она присела рядом с Ольгой на диван и уткнулась носом в ее плечо. Ольгино сердце снова полоснуло нежностью. Она подумала, что так часто бывает в жизни — влюбляешься вовсе не в тех, кто способен вот так тепло, трепетно заботиться о тебе.

— Ты такая родная, — сказала она вдруг. — Такая… теплая.

Света только засопела ей в шею. А Ольга, обнимая ее за плечи, старалась не дышать, чтобы не спугнуть это ощущение тихого, спокойного и нежного счастья.

 

Глава 20. Двенадцать дней проклятья.

И этот день настал. Ольга проснулась с ощущением великолепного праздника — как будто все дни рождения за эти двадцать пять лет собрали в один и выдали ей в цветастой коробочке с бантиком из эмоций.

Она напевала в душе, напевала по дороге на работу, напевала, идя по коридору в свой кабинет. Едва войдя, включила скайп и, постукивая от нетерпения пальцами, ждала, когда значок с именем «Алиса» загорится зеленым цветом.

— Спокойнее, — скомандовала она себе, готовясь написать первое сообщение. — Для тебя это праздник, а для нее, наверное, очень нелегко. Так что без фонтана радости, Будина.

Она закурила, чтобы успокоиться, и написала просто:

— Привет, милая.

Алиса долго не отвечала. Ольга успела поработать, разобрать почту, назначить встречи на ближайшие два дня, а ответа все не было. Наконец, сообщение пришло:

— Привет, любовь моя.

Ольга улыбнулась.

— Как ты?

Алиса ответила что-то о работе, о том, как сегодня попала под дождь и сломала каблук на сапоге. И Ольга поняла, что о Кате она говорить не хочет.

— У меня для тебя сюрприз, — написала она, постукивая под столом ногой. — Посмотри в почте.

И в ту же секунду отправила Алисе письмо с приложенными к нему билетами.

Через несколько минут скайп зазвенел, и Ольга рассмеялась от счастья.

— Так поражена, что даже решила позвонить? — Спросила она, нажимая «ответить». — Я бы хотела, чтобы ты приехала в Москву двадцать седьмого. Тогда мы могли бы до отъезда походить по новогоднему городу — здесь правда будет очень красиво.

— Оль… — Алисин голос не был радостным. Он не был счастливым. Он был тусклым и виноватым. — Я не смогу.

Ольга ощутила, как натягивается кожа на ее лице. Пальцы, лежащие на «мышке» задрожали.

— В каком смысле? — Холодно спросила она.

— Я должна провести новогодние каникулы с Катей.

Ей показалось, что небо упало на голову, что потолок осыпался огромными камнями, что ее с ног до головы засыпало пылью и штукатуркой. Сердце скрутилось в безумный клубок, сжалось будто кулаком и забилось еле-еле, едва заметно.

— Я поняла, — сказала Ольга. — Очень трогательно, что ты говоришь мне об этом именно сейчас.

— Прости, — прошептала Алиса. Она, кажется, плакала, но Ольга не чувствовала ничего. Вообще ничего. Даже злости — и той не было. — Я хотела сказать раньше, но не могла себя заставить. Оль, пожалуйста… Это же только новогодние праздники. Пожалуйста.

— Ну да, — согласилась Ольга, сжимая губами сигарету и бестолково тыкаясь зажигалкой. — А потом будут весенние, летние и осенние. Я поняла.

Алиса молчала. Ольга втягивала в себя горький дым и выдыхала его наружу вместе с горькими мыслями. Все было ясно. Нужно было закрывать скайп, тушить сигарету и как-то начинать жить дальше. Но она не могла.

В ее душе сейчас заново проходили все последние месяцы — месяцы, в которых была Алиса, была страсть, был ураган из эмоций, сомнения, сожаления, неуверенность, и весь остальной компот, из которого и складывались их отношения.

Она снова чувствовала бессилие. То бессилие, от которого иногда просыпалась ночами и понимала, что та единственная, которая ей нужна — сейчас в Питере, спит рядом со свой девушкой, и может быть даже обнимает ее теплой рукой.

Она снова ощущала себя униженной. Когда Алиса уходила вечером домой — с виноватым лицом, с опущенными плечами, но уходила, уходила же!

И все эти смс, которые — как она сама призналась — удалялись сразу же, как только были прочитаны. И подарки, которые Ольга однажды обнаружила в студии, спрятанными в коробку. И раздельно проведенные праздники и каникулы.

Все это сейчас лупило Ольгу изнутри по нервам, разрывало и не давало вдохнуть полной грудью. А Алиса продолжала молчать.

— Ладно, милая, — сказала вдруг Ольга, толчков затушив сигарету и тут же закурив новую. — Давай прощаться.

— Прощаться? — Тут же откликнулась Алиса. — В смысле?

— В том смысле, что скажем друг другу спасибо за хорошо проведенное время вместе, и попрощаемся навсегда.

Ольга почувствовала, что задыхается. Больше всего на свете она сейчас хотела услышать: «Нет, мы не будем прощаться. Мы же летим в Париж, разве ты забыла?», но она услышала другое.

— Оль, пожалуйста, не делай этого. Я люблю тебя. Я не хочу тебя потерять.

— Судя по всему, ее ты любишь тоже, — горько сказала Ольга ту правду, которую так старательно и сильно прятала от себя последние месяцы. — Иначе все сложилось бы по-другому.

— Господи, пожалуйста, — закричала Алиса, и в голосе ее звучала неподдельная боль. — Я прошу тебя, только не уходи. Ты нужна мне. Я хочу прожить с тобой всю жизнь. Что такое эти несчастные семь дней по сравнению с целой жизнью? Пожалуйста, Оля. Я люблю тебя… Я так тебя люблю…

Ольга покачала головой. Она смотрела на экран монитора, но не видела на нем ничего. Даже самой себе она не смогла бы объяснить, почему эти семь дней — это так важно. Но это правда было важно! Так важно, что она хорошо понимала: если с Катей — значит, пусть будет с Катей. Значит, больше просто ничего не будет, только и всего.

— Переживу, — сказала она, даже не замечая, что говорит вслух. — Я как-то это переживу, вот и все.

— Что? — Спросила Алиса. Судя по звукам, доносящимся из динамиков, она плакала.

— Я не знаю, почему все так, — сказала Ольга и поразилась, насколько спокойно прозвучал ее голос. — И не хочу знать. Но никаких семи дней не будет, милая. Я устала от того, что ты делаешь из меня дурочку. Я ввязалась в отношения, из которых нет и не может быть достойного выхода, но почему-то мне казалось, что это не так. Но чудес не бывает. И русалочка — это просто полурыба, полубаба, только и всего. Тебе удалось то, что не удавалось до тебя никому — сделать из меня любовницу. Любовницу, которая ждет звонка, но не имеет права позвонить сама. Любовницу, которая ведет себя идеально, чтобы однажды ее любовник стал мужем. Но так не бывает. И я устала. Устала надеяться и ждать, когда ты наконец хоть что-то решишь. Решать ты не хочешь. Ну а я больше не хочу ждать.

— Но я люблю тебя! — Крикнула Алиса сквозь слезы.

— Я тоже тебя люблю, — сказала Ольга с горечью. — Но на этом, пожалуй, все.

Она молча слушала, как плачет Алиса, курила одну сигарету за другой, и поражалась образовавшейся внутри пустоте.

А потом вздохнула, улыбнулась жалко, сказала короткое:

— Прощай.

И выключила скайп.

Она знала, что это действительно конец. Знала, что Алиса больше никогда не позвонит, что они никогда больше не увидятся.

Она только не знала, что это окажется настолько больно.

 

Глава 21. Мне плохо быть одной.

День сменялся ночью, а ночь — новым днем. Вот только ничего нового в этих днях уже давно не было. Они были будто срисованными под копирку, совершенно одинаковыми и одинаково-пустыми.

Двенадцать дней без нее. Двенадцать дней слез, отчаяния, бесконечных взглядов на экран телефона и пустоты в сердце. Двенадцать дней алкогольного отупения и бессмысленного смотрения в потолок.

— Что-то пошло не так, — сказала себя Ольга, когда настал двенадцатый. — Что-то просто пошло не так.

Она знала, что к этому просто нужно привыкнуть. Что еще несколько дней — и станет немного легче. А потом еще легче, и еще. Она не ходила на работу, не отвечала на звонки друзей, просто спряталась где-то в глубине самой себя и раз за разом погружалась в эту глубину сильнее и сильнее.

Однажды, еще осенью, Алиса рассказала ей очередной свой сон. Она тогда позвонила рано утром, разбудив Ольгу, и почти кричала от ужаса.

— Это было так реально, — захлебываясь, говорила она. — Так реально, что я даже не понимала, снится мне это или нет. Ты была в каком-то маленьком городе, там почему-то была набережная и памятник Петру. Ты ехала на красной машине, дорога уходила вниз, впереди был порт, и…

Она сделала паузу и все-таки закричала.

— И ты на этой машине пробила ограждение! И улетела в море! И я видела, как ты тонешь, как машина уходит под воду и ты умираешь! Умираешь!

Тогда Ольга успокоила ее, сказав, что никогда не купит себе красную машину. А теперь… А теперь она не прочь была бы проехаться на ней по маленькому городу, втопить педаль в пол, и перелететь ограждение, и окунуться в холодную морскую воду. И чтобы все это просто закончилось.

В дверь позвонили. Наверное, это был курьер — все эти двенадцать дней Ольга практически ничего не ела, и сегодня все же решилась заказать хоть какой-то еды. Она поняла, что ошиблась, едва приоткрыв дверь. Это не был курьер. Это была Светка.

Зареванная, красная, несчастная Светка.

Она ногой толкнула дверь и влетела в квартиру, на ходу обняв Ольгу за плечи и уткнувшись в нее мокрым носом. Она рыдала так горько и так сильно, что Ольге ничего не оставалось кроме как закрыть дверь и затащить Свету в гостиную.

— Что случилось? — Спросила она, падая вместе с ней на диван.

— Я… Беременна.

Она ожидала чего угодно, но только не этого. Беременна? Да как такое возможно?

— От Илюши, — прорыдала Светка в ответ на удивленный Ольгин взгляд. — Господи, что я наделала… Что я наделала…

Вот уж правда. Ольга даже не знала, что между ними что-то было. Когда? В тот совместный приезд в Питер? Или позже? Странно, что Светка не сказала.

— Уверена, что не от мужа? — Спросила она.

Света в ответ только заплакала еще горче.

— Ну и ну, — подумала Ольга, обнимая ее и поглаживая по голове. — И правда, ситуация… Судя по Светкиному отчаянию, аборт делать уже поздно. А Михаил хоть и смотрит довольно спокойно на шалости жены, вряд ли обрадуется такому пополнению в семействе.

— Что мне делать, Оль? — Спросила Света, продолжая рыдать. — Что же мне теперь делать?

— А ты Илюше сказала? — Ольга не нашла ничего лучшего, кроме спросить это. Это был глупый вопрос, и она хорошо понимала это.

— Сказала. А что он может сделать? Денег вот предложил на аборт, но у меня их и без него достаточно. Но я не могу, не могу..

— Не можешь что?

— Не могу убить своего ребенка!

Ольга опешила. Значит, все-таки после Питера. Значит, время для аборта еще есть. Но тогда какого черта?

— Свет, ты с ума сошла? Конечно, тебе нужно сделать аборт и забыть обо всей этой истории. Михаил никогда не простит тебя, если узнает.

— Я знаю! — Выкрикнула Света. — Но я не могу… Не могу… У меня никогда не будет с ним детей. Он не хочет больше никаких детей, понимаешь? А я теперь чувствую, что внутри меня маленький ребеночек. Как я могу его убить?

Ольга покачала головой.

— Милая моя, но как ты собираешься с этим справиться? Уйти от мужа? Илюше ты не нужна, тем более с потомством. Будешь жить одна? Работать? Отдашь ребенка в ясли?

Света посмотрела на нее, и в ее глазах Ольга вдруг увидела нечто новое, невиданное раньше.

— А если и так? — Со злостью спросила она. — Ты считаешь, что я не справлюсь?

Никто не смог бы в эту секунду ответить «да», потому что на Светином лице была такая сила, такая уверенность, такая злость, что Ольга даже подумала — а так ли хорошо она знала ее все это время? Может быть, эта девочка и правда способна на большее, чем просто быть украшением быта богатого банкира?

— Ты хорошо подумала? — Тихо спросила она. — Уверена?

Света кивнула и снова разрыдалась, уткнувшись в Ольгино плечо.

— Удивительно, — подумала Ольга, прижимая ее к себе. — Светка… глупенькая маленькая Светка оказалась сильнее, чем я. Она поняла, чего хочет, и собирается добиваться этого всеми силами, и ей плевать на унижение, на боль, на все. Хотя нет, не плевать… Вот как рыдает — знает, что ей предстоит нелегкая жизнь. Но тем не менее, она все-таки собирается это сделать. А я? А как же я?

И она вдруг поняла, что просто струсила. Что Алисины «семь дней» оказались просто поводом к тому, чтобы закончить то, что так сильно и так остро пугало ее. Что она воспользовалась поводом, и просто сбежала, потому что остаться значило бы изменить всю свою жизнь — от начала и до конца.

— Светка, — сказала она, глядя ей в глаза. — Ты молодец. Ты правда молодец. И я верю, что ты справишься.

Света улыбнулась сквозь слезы и снова зарылась лицом в Ольгино плечо.

Девочка выросла. А Ольга даже этого не заметила.

 

Глава 22. Я отравилась счастьем.

Часы на приборной панели автомобиля показывали пятнадцать минут десятого. Ольга зевнула, делая глоток из стакана с кофе и с силой потянулась. Игорь был очень удивлен, когда она позвонила ему в шесть утра из Пулково, но послушно приехал за ней, и даже машину одолжил. Ольга ожидала, что он будет задавать вопросы, а потом пытаться ее остановить, но он лишь плечами пожал, отдавая ключи.

Алиса все не появлялась. Мимо двери в студию проходили разные люди — кто-то кутался в шарф, кто-то прятался под зонтом — сегодня в Питере шел мокрый снег. Но Алисы не было.

— Скажу ей, что готова ждать, — в сто тысячный раз сказала себе Ольга. — Скажу, что люблю ее больше всего на свете, и что подожду столько, сколько будет нужно. Скажу, что она нужна мне целиком и полностью, со всеми проблемами и тараканами, и что все проблемы мы теперь будем решать вместе.

На переднем сиденье рядом с ней лежали цветы. Она с трудом нашла в спящем Питере цветочный ларек, уже готова была взломать его хлипкую дверь, но продавщица появилась и избавила Ольгу от участи объяснений в милиции.

Зеленый автомобиль припарковался рядом со студией и Ольга вся подалась вперед. Предчувствие ее не обмануло: из машины вышла Алиса. Обошла ее спереди, нагнулась к водителю, поцеловала его и скрылась в студии.

Ольга сидела, будто громом пораженная. Водителем была девушка. Милая коротко стриженная девушка. Не Катя.

Едва захлопнулась за Алисой дверь, Ольга выскочила из машины, на ходу схватила букет, и в несколько прыжков оказалась у входа. Толкнулась, влетела внутрь, и с разгона наскочила на пораженную Алису.

На Алису, которая смотрела на нее удивленно, но без радости.

— Кто это? — Спросила Ольга холодно, сжимая холодной рукой букет. — Кто тебя привез?

— Что ты здесь делаешь? — Спросила Алиса в ответ, не двигаясь с места. Они стояли очень близко — капли с Ольгиного пальто падали на Алисины сапоги, и было слышно дыхание друг друга и колотящееся сердце.

— Ответь, — приказала Ольга, прищурившись. — Кто это?

— Это Ира, — сказала Алиса глухо и отвернулась.

Ольга улыбнулась, ощущая, как сворачиваются внутренности в кипящий клубок — как будто все внутри превратилось в змей, в отвратительных ядовитых змей.

— Ира, — повторила она и снова улыбнулась. — Понятно.

— Зачем ты приехала, Оль? — Спросила Алиса, не оборачиваясь. — Чего ты хочешь?

И это «чего ты хочешь» стало последней каплей. Ольга удивленно посмотрела на букет в своей руке, подошла к ведру и бросила его, брезгливо отряхивая ладонь. Сделала шаг к Алисе, за плечо развернула ее к себе и посмотрела в глаза.

— Ты заставила меня поверить в то, что это возможно, — сказала она, улыбаясь. — Ты заставила меня поверить в то, что ты любишь меня. Я потратила на тебя шесть месяцев своей жизни. И ты заплатишь за каждый из них.

Алиса приоткрыла рот, но слов не было. Под Ольгиным взглядом она как будто становилась меньше и меньше, усыхала на глазах, съеживалась.

— Двенадцать дней. Двенадцать чертовых дней. И — Ира. Не Катя. Это я бы еще хоть как-то поняла. А Ира.

Ольга засмеялась. Она хохотала долго, с наслаждением, почти не глядя на испуганную, ошарашенную Алису.

— Одного только не могу понять. Если ты не хотела уходить от Кати, если не хотела ничего серьезного — какого же тогда черта ты подталкивала меня к этому? Какого черта не соглашалась на обычные поебушки?

Она качнула головой на попытку Алисы что-то сказать.

— Нет-нет. Не нужно. Мне не нужен ответ. Все ответы у меня уже есть.

Улыбаясь, она ладонями взяла Алису за щеки и тесно сжала, искажая черты ее лица.

— Ты заплатишь, сучка. За все заплатишь. И очень скоро.

Она развернулась и вышла из студии. Села за руль. Посмотрела на себя в зеркало.

Боли не было. Обиды не было. Даже злости, и той не было.

— Месть — это блюдо, которое подают холодным? — Радостно спросила она у зеркала. — Ну что же, в таком случае — предлагаю начать накрывать стол.

 

Глава 23. Такой большой ценой.

— Ты понимаешь, о чем просишь? — Спросил Игорь. — Это не так-то просто.

— Милый, — Ольга улыбнулась, опуская руки на его плечи. — Если бы это было просто, я бы сделала все сама. Но ты же мужчина. Ты не откажешь в помощи слабой женщине?

Ее пальцы взялись за пуговицы его рубашки. Одну за другой высвободили их из тесных петелек, обнажая грудь.

— У тебя здесь седые волосы, — сказала Ольга, поглаживая колечки кончиками пальцев. — Я думала, тебе лет тридцать, не больше.

Сильные руки Игоря легли на ее ладони. Он смотрел на нее сверху вниз и улыбался.

— А есть разница? — Спросил он прежде чем поцеловать ее. — С возвращением, детка. Добро пожаловать домой.

Первый звонок он сделал, когда Ольга наконец слезла с него, обессиленного, потного, и прилегла щекой на его живот.

— Фотостудия, да. — Говорил он в трубку, пока Ольгины пальцы ласкали его пах, опускаясь ниже — к лобку. — Да-да, именно эта. Нет, не просто отобрать. Да, я хочу, чтобы через неделю единственным заказом, который она сможет когда-либо получить, была съемка колхозной свадьбы в Ленинградской области.

Потом он долго лежал на спине, закинув руки за голову, и почти кричал от удовольствия. Подождав, пока его тело еще раз содрогнется в судорогах оргазма, Ольга облизала губы и снова дала ему телефон. Они молча посмотрели друг на друга и Игорь сделал еще один звонок.

— Не просто выселить, а как следует напугать. Нет, статью не нужно — это перебор уже. Просто напугать. И пусть заплатит. Сколько? Ну откуда я знаю, сколько — вряд ли у нее много денег, так что решай сам. Конечно.

Он бросил трубку на кровать и повернулся к Ольге.

— Что дальше? — Спросил, улыбнувшись.

— Помнишь, ты говорил, что тебе нужен свой человек в Москве? — Ответила она. — Думаю, я готова принять твое предложение, если оно будет очень-очень вкусным.

Игорь толчком опрокинул ее на кровать и забрался сверху. От его губ приятно пахло мятой и лаймом.

— Мне нужен не просто человек в Москве, — сказал он, поглаживая Ольгины бока. — Мне нужен человек, который будет готов для меня на очень многое.

Ольга выгнулась, обнимая ногами его бедра.

— Я готова дать тебе так много, как ты захочешь, — улыбнулась она, впуская его в себя и начиная двигаться. — Кроме того, думаю, я получу от этого «многого» бездну удовольствия.

С Катей она встретилась в понедельник. Приехала к ней на работу, зашла в офис, безошибочно нашла глазами ее стол, и остановилась рядом, глядя сверху вниз.

— Чем могу помочь? — Спросила Катя удивленно.

Ольга улыбнулась, присаживаясь на край стола и обнажая под короткой юбкой краешек чулка.

— Так уж вышло, что мы с тобой шесть месяцев трахали одну и ту же женщину, — сказала она просто. — Пришла обменяться впечатлениями.

Катя побледнела. Она хватала ртом воздух, а Ольга смотрела на нее с улыбкой, и наслаждалась.

— Я об Алисе, да, — сказала она ласково. — Не тешь себя иллюзиями, милочка, я не пытаюсь оговорить твою благоверную, или что-то вроде. Просто терпеть не могу, когда мне лгут. А она лгала не только мне, но и тебе, верно? Ты же ничего о нас не знала?

Катя с усилием помотала головой.

— Правильно, — кивнула Ольга. — Я так и думала. А чтобы у тебя больше не осталось сомнений, можешь полюбоваться.

Достала из сумочки телефон и показала Кате фотографию — они с Алисой, слившиеся в поцелуе. Видно было только лица, но и этого оказалось достаточно. Катя побледнела еще сильнее.

— Когда ты придешь к ней с этим — она будет врать, — сказала Ольга, забирая телефон. — Говорить, что это случайный поцелуй, и ничего не значит. Мы встречались шесть месяцев. Когда она говорила, что ночует у друзей — она ночевала со мной. В те два дня, на которые она уезжала по работе — она ездила ко мне в Москву. Она говорила мне, что ты больна и поэтому она не может тебя бросить. В ее студии коробка с моими подарками, и тот кулон, который она носит — тоже подарила я.

Катю била мелкая дрожь. Она по-прежнему не говорила ни слова, и Ольга, спрыгнув со стола, наклонилась к ней и вдруг поцеловала долгим поцелуем, держа в левой руке телефон. Посмотрела на получившееся фото, удовлетворенно кивнула, и пошла прочь, на ходу отправляя фотографию контакту «Алиса».

— Может, достаточно? — Спросил вечером Игорь, когда они лежали в постели и Ольга закончила рассказывать, как провела день. — Ты достаточно ее наказала, разве нет?

Ольга улыбнулась.

— Не совсем, — сказала она. — Остался только один маленький штришок.

Она достала телефон и позвонила маме.

— Помнишь фотографа, которая работала на юбилее бабушки? — Спросила она. — Я тогда была очень пьяна, и позволила ей сфотографировать себя обнаженной. А теперь она требует, чтобы я занималась с ней сексом, угрожая иначе отдать снимки прессе. Мам, я не стала бы звонить, если бы могла справиться с этим сама. Ты мне поможешь?

Выслушала ответ, кивнула и отбросила трубку.

— Вот теперь все, — сказала она, блестящими глазами глядя на Игоря. — Предлагаю как следует отпраздновать. Выпить шампанского, потрахаться до звездочек в глазах, и завтра лететь в Москву. В этом городе мне делать больше нечего.

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1. Из дыма в дым.

Ольга страшно нервничала перед этой встречей. Легко было Игорю говорить «это не сложнее, чем то, что ты делала до этого». Но все, что она делала раньше, было проще, легче, понятнее. Может быть, потому, что последние годы ей было не до дешевых сантиментов? Может быть, потому, что ей было просто наплевать?

Дверь ресторана в очередной раз распахнулась и Ольга внутреннее собралась. Сидящий рядом Игорь улыбнулся ей и подмигнул. К их столику легкой походкой приближалась женщина. Худая, будто высеченная из камня — острые черты лица, острый изгиб губ, острый нос. Даже плечи почему-то были острыми, хотя их и облегал хорошего кроя дорогой пиджак. Вот только глаза… Глаза были зелеными и очень большими. И благодаря им женщину даже можно было назвать красивой.

— Добрый день, — бросила она, останавливаясь и глядя на Игоря. Тот немедленно поднялся и помог ей сесть. Ольга оценила: не так уж легко взглядом заставить Бантыш-Каменского настолько резко встать с места. А девочка-то явно не подарок.

— Ксения Михайловна Ковальская, — девочка тем временем легко качнула головой в Ольгину сторону и, изящно повернувшись, жестом позвала официанта.

— Ольга Яковлевна Будина. Очень приятно.

Больше ее даже взглядом не удостоили. Ксения сделала заказ, улыбнулась официанту, а Ольга сидела и думала, что по ее спине, кажется, текут капли пота. Надо же… Неужели испугалась?

Она посмотрела на Игоря. Тот выглядел будто довольный кот, объевшийся сметаной, и Ольга который раз подумала, что это ее он слопал. Ам — и нету Ольги Будиной, будто и не было никогда.

— Думаю, вы обе хотите знать, зачем я вас здесь собрал, — заговорил Игорь наконец, поигрывая часами на запястье. — Скажу коротко: Ксения возглавит новое направление деятельности нашего холдинга. Ольга же выступит независимым консультантом-аудитором.

Ольга ждала, когда он скажет это и внимательно смотрела на Ксению, надеясь по ее реакции хоть что-то о ней понять. Но ее лицо не изменилось ни на мгновение.

— В моем штате не предусмотрена ставка консультанта, — равнодушно сказала она.

— Ольга будет работать в штате руководства холдинга, — объяснил Игорь. — И подчиняться напрямую мне.

— Ну? — Подумала Ольга, подавшись вперед. — Ну отреагируй хоть как-то! Он же в глаза говорит тебе о том, что не доверяет! Неужели ты не видишь?

Похоже, не видела. Заговорила о должностных обязанностях, о разделении сфер влияния, а Ольга почему-то засмотрелась на ее руки. Сильные, крепкие, ухоженные руки. Даже под пиджаком было видно, какие у нее добротные мышцы. Что это? Спортзал? Или бурное прошлое?

В возникшей паузе она поняла, что они оба — и Игорь, и Ксения, смотрят на нее. Он — с изумлением, она — насмешливо. И вдруг ощутила, что краснеет.

— Да что со мной такое? — Подумала она, прячась за чашкой с кофе.

Обед продолжился, но Ольга окончательно перестала вникать в происходящее. Она старалась не смотреть на Ксению, но взгляд то и дело падал то на ее тонкие пальцы, то на острый подбородок, то на серебристую цепочку на шее, обтекающую ключицы.

Когда, наконец, все закончилось, Ольга вздохнула с облегчением. Поймала Ксению на выходе из ресторана и сказала:

— Я хочу, чтобы вы понимали. Я совсем не собираюсь вам мешать.

Ксения смотрела на нее мгновение, но этого мгновения было достаточно, чтобы Ольга поняла: она не считает ее противником. Она вообще ее никем не считает. Так, пыль под ногами, смахни — и ничего не останется.

— А вам этого никто и не позволит, — весело ответила она и ушла, оставив Ольгу стоять.

Она выждала пять минут и вышла на улицу. Села в машину. Достала сигареты.

— Ну как? — Спросил нетерпеливо барабанящий пальцами по рулю Игорь. — Что думаешь?

Ольга покачала головой.

— С ней будет очень непросто, — задумчиво сказала она. — В ней есть что-то, очень глубоко спрятанное, чем она не захочет делиться, а без этого подобраться к ней будет невероятно сложно.

Она посмотрела на фильтр сигареты и потрогала кончиком пальца едва заметный след от помады.

— И потом, я не понимаю. Ты ведь только что назначил ее на эту должность. Зачем тебе убирать ее так сразу?

Игорь пожал плечами.

— Это не я ее назначил. Мне ее навязали. И тебе не обязательно знать причины, по которым я хочу ее убрать. Разве тебе не хочется занять ее должность?

По правде говоря, Ольге не хотелось. Она грустно подумала, что пять лет назад Игорь не посмел бы с ней так разговаривать. Да, многое изменилось за эти годы… Слишком многое.

Первым его поручением было соблазнить директора одной из московских компаний и выведать у него план внедрения новой технологии производства. Прося ее об этом, он стеснялся и уверял, что никогда не стал бы, но это так важно, и ему больше некого попросить… Сейчас Ольга понимала, что это была лишь игра, но тогда ей казалось, что он вполне искренен.

Она только не ожидала, что через неделю после выполнения задания директора снимут с должности, предъявят обвинение, и он будет вынужден следующие несколько лет провести где-то в Мордовии, занимаясь изготовлением спецовок и ватников.

А дальше задания потекли одно за другим. Она лгала, она притворялась, она изображала из себя черт знает что, и раздвигала ноги перед людьми, которые ей даже не нравились. Остановиться было невозможно, да и не хотелось останавливаться.

Тем, что она делала, она как будто продолжала мстить. Вот только мстить уже было некому.

— Ладно, — сказала она Игорю. — Я попробую. Но ты должен знать: это последний раз, когда я тебе помогаю. Я сделаю все, чтобы соскочить с крючка.

Он усмехнулся и погладил ее колено.

— Конечно, милая. Даже не сомневаюсь, что так и будет.

 

Глава 2. Сомнений больше нет.

Новая Ольгина квартира была раза в три больше старой. Она располагалась в старом доме в Камергерском переулке, рядом с театром Чехова.

— Мечты сбываются, — каждый раз думала Ольга, входя в квартиру и кидая сумку на антикварную тумбочку, стоящую в прихожей. — Вот только когда они сбудутся — волком выть хочется.

Да, теперь у нее было все, о чем она мечтала. Хорошая квартира, дорогая машина, поездки в Европу и Азию — только лучшие отели, только лучший сервис. Вот только как-то незаметно ушло из груди ощущение праздника, молодости, радости. Вот только все чаще Ольга оставалась вечерами одна и смотрела часами в окно, где блестел и переливался праздничный Камергерский, где ходили люди и звучала музыка.

И телефон звонил все реже. Инга давно вышла замуж и уехала с мужем в Израиль, откуда теперь раз в месяц присылала смешные открытки. Илюшу в прошлом году зарезал у входа в ночной клуб какой-то неудавшийся диджей — его, конечно, тут же поймали, но, протрезвев, он так и не смог объяснить, зачем это сделал. Ольга тогда была единственной, кто пришел на похороны, и до сих пор помнила охвативший ее ужас от мысли о том, что, возможно, и на ее последнее прощание просто некому будет прийти.

Иногда звонила Юлька. Но и с ней все стало как-то слишком сложно. После рождения второго ребенка она могла говорить только о сыновьях, о муже, о том, нужно ли делать прививки и как вводить прикорм. Ольга зевала от этих разговоров, но покорно слушала, потому что Юлька, по сути, осталась единственным человеком, который хоть как-то связывал ее со старым миром.

Жизнь кругом изменилась, и только Ольга пошла в какую-то другую сторону, не в ту, что все остальные.

Она переоделась в удобные слаксы и футболку, включила музыку и принялась готовить ужин. Из головы никак не хотела выходить Ксения Михайловна Ковальская, с которой ей предстояло теперь работать. В ее глазах Ольга легко читала застарелую боль — может быть, чем-то похожую на ее собственную. И от этого, от этой похожести, хотелось оказаться ближе, проникнуть в эту загадку, разгадать, и, возможно, однажды рассказать о своей.

Ольга улыбнулась собственному отражению в блестящем боку чайника и вздохнула.

Почему-то в последнее время она чаще вспоминала о бывшем муже, нежели о ком-то другом. Они не виделись все эти годы, но его призрак все время незримо витал где-то поблизости. В этом призраке больше не было унылых скандалов совместного бытия, в нем была Венеция, чайки над мостом, площадь Сан-Марко и поцелуи на высокой башне с запахом итальянских багетов.

Она усмехнулась, накрывая на стол, и посмотрела на свои пальцы. На одном из них до сих пор блестело обручальное кольцо. Она надела его снова, когда впервые вспомнила о муже, и с тех пор уже не снимала. Оно было напоминанием. Напоминанием о том, что прошлое — было, и был холодный сладкий ветер в лицо, и безудержный хохот, и театр Ла Фениче, и белый уголок платка, выглядывающий из кармашка его смокинга.

Было, и прошло.

Теперь ее жизнь — это игры, интриги, махинации. Разрушенные ее руками судьбы. Потные мужики, над которыми нужно немало поработать, чтобы у них хоть что-то получилось. И выжженная пустыня на месте грудной клетки.

— Как давно я не была с женщиной? — Попыталась вспомнить Ольга, скучно разрезая ножом бифштекс на тарелке. — Пожалуй, уже года два, не меньше. Последней была нимфоманка, которую я подцепила в Питерском клубе, приехав туда на пару дней по делам. После секса она сказала мне «ты затрахаешь меня до смерти», и я ударила ее по лицу. Сильно ударила, кулаком, не ладонью. Слава богу, хоть челюсть не сломала. Да, последней была она. А после — только мужики, одни сплошные мужики и больше ничего.

И больше ничего.

В понедельник Ольга приехала на работу первой. Шикарно припарковалась рядом с офисом, поставив свой Миникупер рядом с чьим-то Шевроле. Привычно осмотрела себя в отражении машинного стекла. Новый брючный костюм светло-бежевого цвета смотрелся шикарно, но почему-то очень странно ощущался на теле. Ольге постоянно хотелось поправлять пояс и одергивать полы пиджака. Но она не позволяла себе этого делать.

Вошла в дверь, проведя карточкой по пропускному автомату. Осмотрела огромный «опен-спейс», в котором маленькие клетушки были отделены друг от друга пластиковыми панелями, не доходящими до потолка. Где-то была и ее клетушка. Знать бы только, где…

— Потерялись? — Услышала она совсем рядом насмешливое и резко обернулась.

Ого. Никто из сотрудников еще не пришел, а начальница — вот она, стоит с чашкой кофе в руке, прищуривает глаза, и нетерпеливо постукивает каблуком дорогой туфли, едва выглядывающей из-под серых брюк.

— Да, я, видимо, рановато приехала, — Ольга постаралась вложить в улыбку максимум очарования, но видела — это не сработало. Только глаза, зеленые глаза, прищурились еще сильнее.

— Идемте, госпожа Будина, — сказала Ксения, помолчав. — Покажу вам ваше рабочее место.

Ольга шла за ней по пустому офису и любовалась на прямую спину, на бедра, едва прикрытые пиджаком и спрятанные под брюками.

— Интересно, — подумала она, — эта девочка всегда такая… запакованная? Или она бывает другой?

Она попыталась представить себе Ксению в купальнике, или в драных джинсах, и не смогла. Снежная королева, черт бы ее побрал. Похоже, это и правда будет довольно сложно.

Ксения остановилась неожиданно, и Ольга едва не налетела на нее сзади.

— Прошу, — услышала она. — Ваш… кабинет.

«Кабинет» — это, конечно, было громко сказано. Скорее отделение размером три на три метра, вмещающее в себя только стол, кресло и тумбочку. Да вешалку для верхней одежды, видимо, придуманную для того, чтобы сотрудники не бросали свои пальто и куртки где попало.

Ольга бросила сумку рядом с компьютером, присела на край стола и посмотрела Ксении в глаза.

— Ваш кабинет, наверное, выглядит иначе? — Спросила, улыбнувшись.

Ксения на улыбку не ответила. Она рассматривала Ольгино лицо, опустилась взглядом к шее, и — Ольга точно заметила! — еще немного ниже.

— Конечно, — сказала она, наконец. — А что? Вы хотите такой же?

Ольга покачала головой.

— Меня уже давно не интересует метраж и стоимость мебели в рабочем пространстве. И у меня совсем другие задачи.

А вот теперь ее проняло! Взгляд из равнодушного стал заинтересованным, и уходить она, кажется, передумала. По-прежнему стояла рядом с Ольгой и смотрела на нее.

— Какие? — Спросила спокойно.

Ольга пожала плечами. Ей вдруг стало очень весело.

— Ну как же, — ласково сказала она, добавляя сексуальности в голос. — Я должна следить за тем, как вы выстраиваете работу, и при любом удобном случае стучать на вас Игорю.

Ксения вдруг улыбнулась, и Ольга удивилась, насколько сильно изменилось ее лицо. Оно за мгновение стало мягким, как будто одним мазком художник стер все угловатости и неровности.

— Очень трогательно, — сказала она, оборачиваясь чтобы уйти. — И я не верю ни единому слову.

В следующие дни они практически не разговаривали. Игорь звонил каждый вечер, торопил, спрашивал новости, но отвечать было нечего. Ольга старательно ходила на работу, весь день перебирала документы, но найти что-либо, за что можно бы прижать эту Снежную Королеву, не могла.

— Если бы это было так просто — я не стал бы просить тебя, — сказал ей однажды Игорь. — Твоя задача — не в бумажках рыться, а пролезть к ней в душу. Поняла?

О да, она понимала. Все понимала, кроме одного — как, черт возьми, это сделать?

Она дважды попыталась пригласить Ксению на обед, и оба раза получила вежливый и твердый отказ. На совещаниях Ксения не смотрела на нее, а встретив в офисе — равнодушно кивала и шла дальше.

Наконец, в один из унылых и однообразных рабочих дней, ее секретарша пригласила Ольгу в ее кабинет и Ольга впервые оказалась в святая святых.

Она вошла без стука и присела в кресло, положив ногу на ногу. Огляделась. Кабинет был каким-то… никаким. Он бы больше подошел менеджеру среднего звена, впервые поставленному на начальственную должность, чем утонченной и холодной Ксении.

Мебель, по-видимому, выбиралась по принципу «беру то, что есть в наличии», на стенах — никаких картин, ни фотографий, вообще ничего. Только на рабочем столе Ольга заметила фото в дешевой рамке, купленной в Икеа. Само фото видно не было, но стояло оно так, чтобы с Ксениного места всегда можно было его увидеть — а это уже о многом говорило.

— Знакомьтесь, — сказала Ксения, и в ее глазах Ольга увидела уже не насмешку, а откровенное веселье. — Ира, это Ольга — независимый консультант-аудитор. Ольга, это Ирина — зависимый аудитор-консультант.

Только тут Ольга поняла, что в кабинете они не одни. Она повернула голову и увидела вжавшуюся в кресло, но от этого не перестающую быть высокой барышню. У барышни был нагловатый вид, который совсем не сочетался с испуганными глазами.

— И что это значит? — Спросила Ольга, переводя взгляд на Ксению. Она уже все поняла, но ей нужна была секунда, чтобы определиться с тем, как себя вести.

Снежная Королева боится ее, и подсунула вместо себя эту барышню. Интересно… Может быть, в этом и будет Ольгин шанс подобраться поближе?

— Ира, согласуйте с госпожой Будиной график отчетности и договоритесь о схеме взаимодействия, — услышала она, и поняла, что пора вступать в игру.

— Не волнуйтесь, госпожа Ковальская, — их взгляды встретились, и Ксения первой опустила глаза. — Думаю, мы с Ириной найдем общий язык.

Она повернулась к выходу и подмигнула ошарашенной барышне.

Готовься, милочка. Тебе предстоит стать разменной монетой в этой игре.

 

Глава 3. Устала отвечать.

В воскресенье рано утром ей позвонила мама. Ольга спала, завернувшись в теплое — предназначенное специально для осенних холодных ночей — одеяло, и с трудом различила сквозь сон звонок мобильного.

— Черт бы побрал эти айфоны, — пробормотала она, с усилием вытаскивая руку из-под одеяла — рука тут же покрылась мурашками от холода. — На старом телефоне звонок был потише.

— Ольга, ты что, спишь? — Возмущенно спросила мама в ответ на сонное Ольгино «слушаю».

— Нет, объезжаю арабских скакунов в Дубаи, — пробормотала Ольга, зажмурившись. — Мам, чего ты хотела?

Мама помолчала немного, давая Ольге осознать всю глупость сказанного и заговорила снисходительно-ласково:

— Ты помнишь о приеме сегодня вечером? Мы приедем вместе с бабушкой, она очень хочет тебя видеть.

Ольга зевнула и перевернулась на спину. Она не помнила ни о каком приеме, и ей было абсолютно наплевать на бабушкины желания. Весь прошедший месяц она работала как проклятая, в свободное время очаровывала Иру и пыталась подобраться к Снежной Королеве — впрочем, пока безуспешно. И до приема ей не было никакого дела.

Кстати, а что за прием-то?

Последнюю фразу она неожиданно произнесла вслух и тут же проснулась. Села на кровати, сморщилась от маминых интонаций в трубке.

— Как ты могла забыть? Половина Москвы соберется чествовать память твоего прадеда, а ты забыла? Ольга, ты меня разочаровываешь!

— Я разочаровала тебя давным-давно, — пробормотала Ольга, выбираясь из кровати и нащупывая ногами ковер. И сказала громче. — Мама, успокойся, пожалуйста. Я приду. Скажи только, где и во сколько будет это радостное событие.

Прежде чем ответить на вопрос, мама вдоволь насладилась, высказывая Ольге все, что она о ней думает. Пока она говорила, Ольга успела умыться, собрать волосы на затылке заколкой, включить кофеварку и закурить первую за сегодня сигарету.

Она присела на подоконник, покрепче завернулась в теплый махровый халат и принялась зажженной сигаретой дирижировать маминому голосу.

— Тра-та-та-тата. Тра-тата. Тра-тра-тра-та.

В смысл она не вслушивалась — зачем? Ничего нового она все равно не услышит, а настроение себе испортит.

Наконец, мама выдохлась и назвала время и место. Ольга вежливо попрощалась и изо всех сил швырнула телефон на пол.

— Чтоб ты сдох, — посоветовала она ему и глубоко затянулась.

Значит, прием. Очень мило. Придется просить Игоря — в последние годы он единственный сопровождал ее на все светские мероприятия, организованные матерью. Она даже спрашивала, когда они поженятся, вызывая этими вопросами истерический смех со стороны Ольги и интеллигентное пожатие плечами у Игоря.

Поженятся они, как же. Жди, мамочка. Жди и надейся. Бантыш-Каменский и Будина — отличная партия, чудесная семья, кудрявая девочка и светловолосый мальчик, семейные фото в журнале Эсквайр и загородный дом в Барвихе.

Так все и будет. Кроме Бантыш-Каменского. И кроме Будиной.

— Как можно было умудриться превратить свою жизнь в ЭТО? — Спросила Ольга у отражения в серебряной чашке. — Ну как, а?

Чашка безмолвствовала. Ольга вздохнула, сделала глоток кофе и открыла холодильник. Йогурты, сыр, какие-то мерзкие кусочки чего-то желтого в желтом же рассоле, цветные коробочки с желе и целые грозди разнообразных фруктов.

Еду покупала домработница. Она приходила два раза в неделю, пока Ольги не было дома, привозила целые сумки еды и убирала квартиру. Работа у нее была непыльная — от одной Ольги грязи все равно было мало, а продукты она выбирала на свое усмотрение.

Пусть будет банан. Банан и кофе — чем не аристократический завтрак? И сигареты, конечно, куда ж без них.

Со всем набором Ольга уютно устроилась на подоконнике, и принялась есть, поглядывая вниз на спящий Камергерский. Сидеть было тепло и комфортно — за окном вовсю бушевал осенний ветер, от него даже окна слегка потрескивали, а у Ольги был теплый халат, купленный за бешеные деньги в Германии, серебряная чашка кофе, банан и сигарета. И жизнь уже не казалась такой уж отвратительной штукой.

— Может, дачу купить? — Спросила Ольга у чашки. — Хотя зачем мне дача? Огурцы зажать?

Она представила, как стоит над грядкой, согнувшись — в руке тяпка (Или что там еще бывает? Грабли?), на голове косынка, по спине — капли пота. Дачница.

Их дача, на которой Ольга была от силы раз десять за все детство, не предполагала ни грабель, ни тяпок. Она была под Тверью, где-то между Москвой и Питером — большой участок с соснами, деревянный дом, дорожки, выложенные плиткой и — газон, газон, один сплошной газон.

По газону ходить было нельзя. Пятилетняя Ольга один раз попробовала — интересно было ощутить пятками траву. Она встала прямо на газон, босая, и завороженно высунула язык — ощущения были волшебные, фантастические, трава щекотала голые подошвы и пахла чем-то до ужаса приятным.

— Ты должна соблюдать правила, — сказала мама, обнаружив счастливую Ольгу на газоне и за ухо ведя ее в дом. — Если сказано «нельзя» — это означает именно «нельзя», и ничего другого. Есть этикет, Ольга, и его нужно соблюдать.

От маминого «этикета» хотелось немедленно разрыдаться, а позже — когда Ольга стала постарше — застрелиться. Шашлыков на даче никто не жарил — это было плебейство, на речку купаться не ходил — «С ума сошла? С деревенскими на один пляж?», огурцов не выращивал и падающие с редких деревьев яблоки не собирал.

На даче устраивали «приемы», принимали гостей, наряжались в смокинги и пили шампанское из высоких бокалов. И дышали воздухом. Это так и называлось — «поехать подышать воздухом». Дышать следовало сидя на веранде с прямой спиной и читая умную книжку. И так целыми днями.

Ольга одним глотком допила кофе и закурила.

— Что это ты так разозлилась? — Подумала она. — Тебе тридцать лет, и если хочется завести дачу и стоять на ней задом кверху — пожалуйста, никто не мешает.

Никто не мешает. Ну да.

Она еще раз вздохнула и пошла одеваться и звонить Игорю.

Прием в честь прадеда оказался традиционно скучным и не менее традиционно глупым. Ольга с Игорем опоздали на полтора часа, и все равно еще ничего толком не началось. Группы людей толпились кругом — часть групп у входа в особняк на Покровке, часть — уже внутри, в большом зале.

Ольга огляделась. Ей хотелось быстро подойти к бабушке, быстро поговорить с мамой и немедленно смыться отсюда. Подальше от огромного портрета прадеда, стоящего на столе и украшенного цветами — как будто тут похороны! Подальше от натянутых улыбок родственников, подальше от этой напомажено-искрящейся толпы.

— Потерпи, — шепнул Игорь, крепко держа ее под руку. — Это все быстро закончится.

Она улыбнулась в ответ. Когда-то она была бы благодарна за поддержку, но теперь хорошо знала — грош цена этим словам, и этой руке, зажавшей ее локоть, и даже очень дорогому костюму — тоже грош.

— Игорь? — Какая-то странного вида тетка бросилась им навстречу, сильной рукой отстранила Ольгу в сторону и обняла Бантыш-Каменского за шею. — Вот уж не ожидала тебя здесь встретить!

Ольга с интересом смотрела, как тетка крепко обнимает ее кавалера, как треплет его идеально уложенные волосы и даже целует в чисто выбритую щеку. Странно, но Игорь, кажется, тоже обрадовался — обнял в ответ, расцвел улыбкой, даже — похоже — искренней.

Тетка была… странная. Вот если есть странные — то они должны выглядеть именно так. Коротко стриженная, какой-то белесый ежик на макушке, одетая в длинное черное платье из прошлогодней коллекции D&G и в ужасные белые туфли на высоком каблуке. На открытом плече — татуировка в виде какой-то неведомой зверушки, а на голени еще одна — змея или нечто подобное.

Она повернулась к Ольге и та смогла рассмотреть лицо. Обычное лицо, ничего особенного — брови не белые, значит ежик на макушке — крашеный. Глаза тоже обычные — темно-коричневые, обрамленные слегка подкрашенными ресницами. И губы, губы! Ольга готова была простить все, даже татуировки, но ярко-красная помада на и без того полных губах — это уже было слишком.

— Ольга, разреши представить тебе Ларису Андрееву — мою старинную подругу. Лара, это Ольга Будина — моя коллега по работе.

Ольга почувствовала, как дергается уголок ее рта. Коллега по работе. Ну-ну.

— Очень приятно, — она легко кивнула Ларе, вцепившейся в руку Игоря.

— Ага, — согласилась та, осматривая ее с ног до головы. — Коллега, значит. Ну-ну.

Ольга подняла брови. Игорь засмеялся.

— Извини, — сказал он Ольге доверительно. — У Лары с юности большие проблемы с политесом.

— Нет у меня никаких проблем, — возразила Лара. — Политеса нет и проблем нет. Так кто вы на самом деле? Подруга жизни?

Ольга смотрела на нее и молчала. Она не любила таких людей и не понимала, как себя с ними вести.

— Нет, на подругу жизни вы не тянете, — продолжила тем временем Лара. — Просто подружка? Тоже вряд ли. Любовница?

Игорь улыбался, а Ольга скинула с себя оцепенение, повела плечами и, указывая подбородком направление, показала на портрет.

— Это мой прадед, — сказала она холодно. — Я Ольга Будина, и раз уж вы явились на этот прием, то эта фамилия должна о чем-то вам говорить.

Лара должна была смутиться, обязательно должна, но не смутилась. Она прищурилась на Ольгу, перевела взгляд на портрет, и снова на Ольгу. И вдруг схватила ее за руку и потащила за собой, на ходу бросив Игорю: «Я попозже ее тебе верну».

Ольга окончательно перестала понимать происходящее. Она вынуждена была идти быстро — Лара крепко вцепилась в ее руку, и если бы Ольга попыталась снизить скорость, то унизительно споткнулась бы — и скорее всего, даже после этого Лара продолжала бы тащить ее за собой.

— Что вы себе позволяете? — Возмутилась Ольга, когда Лара наконец затащила ее на балкон и почти швырнула к стене.

— Извини, — улыбнулась она. — У меня руки сильные, не всегда могу рассчитать прилагаемое усилие.

— Ты кто? — Ольга вытряхнула из сумочки сигареты и со злостью посмотрела на обладательницу сильных рук. — Дворник, что ли?

Лара расхохоталась. Она смеялась долго, красиво и вкусно — Ольга даже засмотрелась.

— Я врач, — сказала она, оборвав смех. Пока она смеялась, Ольга успела найти наконец зажигалку в сумке и закурить. — Хирург.

И жестами показала нечто, похожее на распиливание досок.

— Хирург, — повторила Ольга удивленно. — И что ты здесь делаешь, в таком случае?

— А что? — Улыбнулась Лара и вытащила из Ольгиной пачки сигарету. — Чтобы попасть на такой прием, надо быть обязательно Ксенией Собчак? Твой прадед был как раз хирургом, а вовсе не Собчаком. Ты что-нибудь об этом слышала?

Ольга смутилась. Она-то привыкла видеть на маминых тусовках отнюдь не врачей, и ей даже в голову не пришло, что чествовать память прадеда придут именно врачи.

— Ладно, — сказала она. — Ты хирург, прадед был хирургом, но я-то не хирург. Зачем ты меня сюда притащила?

Лара сложила губы трубочкой и с силой втянула в себя дым. А потом так же, трубочкой, выдохнула его обратно.

— Я консультирую твою бабушку. Ну как консультирую… На самом деле они с твоей мамой, похоже, просто морочат мне голову и не дают уехать домой. Вот я и решила спросить у тебя — бабка действительно больна или придуривается?

Никто. Никогда. Не называл Ольгину бабушку бабкой. Никто. Никогда. Не применял к ней термин «придуривается». Никто и никогда.

Все это пронеслось в Ольгиной голове за одной мгновение, а потом она вдруг вздрогнула — от живота к горлу, и рассмеялась. Хохотала, держась одной рукой за ограждение балкона, а другой — за Лару, задыхалась, но не могла остановиться.

Бабка. Придуривается.

Это бабушка-то, которая спать ложится не в ночнушке, а в пеньюаре? Это бабушка-то, ежедневно читающая сайт «Светские новости», чтобы быть в курсе? Это бабушка-то, которую почтальон называет исключительно госпожа Будина? Придуривается?

Лара спокойно ждала, пока она прекратит смеяться. Докурила и тут же достала еще одну сигарету из Ольгиной пачки.

— Ну так что? — Спросила она, когда позывы смеха стихли. — Придуривается или нет?

— Не знаю, — честно ответила раскрасневшаяся Ольга. — Я с ними давно не живу, и совершенно не в курсе бабушкиных болезней. Но если ты зачем-то им нужна — то вполне может и… придуриваться.

Лара кивнула.

— Жаль, — сказала она доверительно. — Устала я от этой поездки, как собака. А послать их и уехать — как-то не по-человечески. Этика и все такое, понимаешь?

Ольга понимала. Вся ее жизнь была наполнена этикой и всем таким. Или этика и этикет — это разное?

— Откуда ты? — Спросила она, окончательно успокоившись. — И зачем им понадобилось тащить тебя в Москву? Тут что, своих врачей нет?

— Они меня не в Москву притащили, а в Питер, — объяснила Лара. — И нет, там таких врачей нет. Я уже много лет успешно лечу определенный тип заболеваний, и у твоей бабушки, по официальной версии, как раз такое. Поэтому меня и вызвали. А вчера с собой в Москву потащили, потому что бабке, видите ли, может стать плохо. Платье, вон, выдали. И туфли.

А ларчик-то просто открывался. То-то Ольге показалось, что платье это она уже на ком-то видела. Значит, не пожалела маменька, с барского плеча подкинула.

— А что за заболевание-то? — Спросила Ольга. После упоминания о Питере ей стало скучно и захотелось поскорее уйти.

— Не скажу, — ответила Лара и вдруг показала ей язык. — Врачебная этика, ежовьи яйца.

И добавила еще несколько слов, от которых Ольгу снова потянуло на хохот.

— Я замерзла, — сказала она, отсмеявшись. — Давай пойдем внутрь?

— И чего мы там не видели? — Возразила Лара. — Ты речи маман наизусть небось знаешь, а мне она за последний месяц и вовсе остохерела. Давай лучше упрем бутылку вискаря и тут посидим.

Ольга подумала секунду. Идти в зал, сохранять реноме, натягивать на лицо улыбку, кивать, выдавливать из себя слова? Или и правда посидеть здесь, пусть даже на холоде, выпить виски и поговорить? По-настоящему поговорить — с человеком, который, похоже, все еще на это способен.

— Ладно, — решилась она. — Только за виски идешь ты, а я заберу наши пальто.

Через пятнадцать минут они уже сидели на стульях с мягкой обивкой и потягивали из широких стаканов виски. Лара сразу налила по полстакана, а на слабые возражения Ольги ответила, что она все еще врач и в случае алкогольной интоксикации всех спасет.

Она была похожа на лесоруба — коротко стриженная, со своим нелепым макияжем, утонувшая в толстой, как будто надутой, куртке. Ольга очень удивилась, забрав эту куртку в гардеробе — по ее представлениям, в ней даже за хлебом не стоило ходить, не то, что на прием.

— Ну давай, — велела Лара после нескольких глотков.

— Что давать? — Удивилась Ольга.

— Как что? — Лара тоже удивилась и пожала огромными из-за куртки плечами. — Рассказывай, что тебя связывает с этим говнюком, конечно.

Говнюком, очевидно, был Игорь. Ольге стало интересно.

— Почему ты так его называешь? — Спросила она.

— Потому что это так и есть. Ты давно его знаешь? Судя по твоему слоновьему взгляду — лет пять-семь, не меньше.

Она вдруг засмеялась.

— Ну чего ты на меня так смотришь? Что, не угадала? Угадала, по глазам вижу. Знаешь, как его в школе называли? Бэ-Ка. А знаешь, что это значило?

Ольга не знала, но вполне могла предположить. Лара немедленно подтвердила ее догадки.

— Ага, именно это. Блядский козел. Еще был вариант блядина косоглазая, но не прижилось. Он был манерный, мерзкий, отвратительный интриган. Впрочем, с тех пор мало что изменилось.

Да уж, подумала Ольга устало. И права — мало что.

— Как-то раз математичка влепила ему трояк. Даже папаши всесильного не испугалась — поставила оценку по совести. Этот говнюк мило улыбался и благодарил ее за науку, а через неделю написал самому себе письмо от ее имени и ее почерком, показал письмо директору и бедную тетку без объяснений уволили к чертовой матери.

Ольга улыбнулась. Для нынешнего Б-Ка это было мелковато, но для школьника — вполне неплохо. Вполне.

— Чего улыбаешься? — Без улыбки спросила Лара. — У тетки, между прочим, был муж инвалид и трое детей. А Питер не такой большой город, как кажется — на работу ее после этого ни в одну школу не взяли.

Пассаж про тетку Ольга благополучно пропустила мимо ушей, а вот за Питер зацепилась.

— Ты что, тоже оттуда? — Спросила, делая быстрый глоток.

Лара только рукой махнула.

— Я отовсюду. Три года в Питере, два — во Владивостоке, еще три — в Самаре.

— Папа-военный? — Понимающе кивнула Ольга.

— И папа, и мама. Им повезло — поженились в девятнадцать лет по великой любви, и потом всю жизнь вместе мотылялись по гарнизонам. Ну и я с ними.

Лара вдруг внимательно посмотрела на Ольгу, и ту неожиданно пробрала дрожь. Взгляд был очень острым, пронизывающим и понимающим.

— А какие у тебя проблемы с Питером? — Услышала она и не поверила своим ушам.

— Никаких… — Прошептала растерянно.

— Да ладно, — хмыкнула Лара. — Я же вижу. Стоит сказать «Питер» — и тебя передергивает. Вот и сейчас, видишь? Хочешь еще раз убедиться? Питер!

Ольга засмеялась. Ее и правду передергивало, но она не представляла, что это так заметно со стороны.

— У меня был роман, — неожиданно для самой себя сказала она. — Москва-Питер, все как полагается. И закончился он тоже как полагается.

— Она любила его, а он любил Родину? — Хохотнула Лара.

— Нет, — улыбнулась Ольга, внимательно глядя в ее глаза. — Я любила ее, а она любила свою постоянную девушку. Впрочем, может и не любила, но жила с ней и уходить не собиралась, хотя и лгала, что собирается.

Она ждала реакции, но реакции никакой не было. Лара только нос сморщила, потянулась к бутылке и добавила в оба стакана щедрую порцию виски.

— Детеныш, — сказала она ласково, и от этого «ныш» у Ольги похолодело в животе. — Ты слишком мало знаешь о любви, если думаешь, что это повод вздрагивать от слова Питер.

Дальше должна была последовать длинная лекция от умной опытной тетки тетке помладше, но почему-то не последовала. Лара еще раз наморщила нос и салютнула Ольге стаканом.

Ольга тоже сделала глоток и достала сигареты. Надо же… На какую-то секунду ей показалось… Впрочем, почему нет?

— Поехали ко мне? — Предложила она неожиданно хриплым голосом.

Лара моргнула и снова сморщила нос.

— Зачем? — Спросила, и ее голос впервые за весь вечер прозвучал серьезно, без издевки, без юмора, без насмешки.

Ольга вся подалась в ее сторону, даже пальто немного съехало с плеч.

— Выпьем, поболтаем, поужинаем, — перечислила она, по-прежнему глядя в Ларины глаза. Странно, но они уже не казались обычными. — Может быть, потрахаемся. Утром отвезу тебя к маман, или на вокзал — куда захочешь.

Лара долго молчала, обдумывая предложение. Ольга старательно следила за ее лицом, но по нему невозможно было ничего разобрать. Хочет? Не хочет?

— Нет, детеныш, — вердикт был вынесен, и Ольга вздохнула, осознав, что ее надежды не оправдались. — Я с тобой никуда не поеду.

Ольга ждала объяснений, но их не последовало. Лара только еще раз салютнула бокалом, одним глотком допила виски и встала на ноги.

— Пойду к пациентке, — сказала она весело. — Чует мое сердце, она там тоже бухает, а это значит что?

— Что? — Глупо повторила Ольга.

— Что ей может понадобиться помощь врача, конечно!

Она еще раз улыбнулась Ольге, содрала с плеч куртку, бросила ее на опустевший стул и ушла с балкона, ни разу не оглянувшись.

Ольга еще немного посидела, потом встала и погладила ладонями балконное ограждение.

— Тебя все ищут, — услышала она сзади, но оборачиваться не стала.

— Ну и черт с ними, — сказала тихо. — Переживут.

Игорь подошел и встал рядом. Он держал в руках тарелку с какими-то закусками и бокал коньяка. Из бокала он сделал глоток, а тарелку предложил Ольге.

— Съешь что-нибудь и иди к бабушке. Иначе получится, что наш поход сюда был бессмысленным.

Ольга вдруг повернулась к нему вполоборота и оттолкнула руку.

— А ты всегда делаешь только то, в чем есть смысл? — Спросила она со злостью.

Игорь поднял брови.

— Может быть, не во всем он должен быть, этот чертов смысл? — Еще раз спросила Ольга и вдруг, будто разом остыв, махнула рукой. — Впрочем, забудь. Неважно.

Они немного постояли молча.

— Давай поговорим о работе, — предложил Игорь. — Как продвигаются дела?

— Никак.

Ольга стояла, уставившись на тротуар, по которому то и дело спешили домой обычные — не элитные — прохожие со своими обычными — не элитными — сумками и обычными же — не элитными — проблемами. Вот этот мужик, например. Тащит два пакета из супермаркета — наверное, у него есть семья, и они ждут, когда придет папа и принесет что-нибудь вкусное. И ужин уже готов, и телевизор орет на всю квартиру, а дети дерутся из-за компьютера…

— Ольга.

Она развернулась и в гневе посмотрела на Игоря.

— Ну что? — Почти крикнула. — Что? Что ты ко мне пристал? Я не хочу разговаривать о работе на приеме в честь моего прадеда. Не хочу объясняться перед тобой, как будто ты великий начальник, а я — нашкодившая секретарша. Понимаешь ты или нет? Я всего этого не хочу!

Она не сорвалась на крик только благодаря долгими годами вырабатываемой выдержке. Глянула на Игоря и отвернулась.

— Ольга.

Господи, если бы он знал, как она его ненавидела! Ненавидела его холеное лицо, его узкие губы, его сильные мужские руки. Все то, что раньше так нравилось, теперь вызывало отвращение. И только понимание того, что она почти, почти придумала, как выскользнуть из его тисков, помогало не вцепиться прямо сейчас ему в глотку.

— Не торопись, милый, — сказала она ласково, старательно контролируя каждое произносимое слово. — Все развивается медленно, но иначе здесь и не получится.

— Я хочу подробностей, — услышала она. — Эта сука очень агрессивно себя ведет. Хочу, чтобы все закончилось как можно скорее.

Ольга стиснула зубы.

— Чем она тебя так раздражает? — Спросила вдруг она, повернувшись к нему — так, что пальто соскользнуло с плеч. — Ответь.

Игорь качнул головой и, обойдя Ольгу, подобрал пальто. Накинул ей на плечи. Она стояла, сжавшись в комок от ненависти.

— Если ты не скажешь — я вряд ли смогу что-то здесь сделать, — сказала она спокойно. — Я спрашиваю не из пошлого любопытства. Мне нужно понять.

— Забудь об этом, — сквозь зубы сказал Игорь. — Я все равно не скажу.

Она поняла: да, правда не скажет. И записала себе в уголок памяти: интересный момент. Хорошо бы выяснить.

— Ладно, — сказала она вслух. — К делу.

Ольга Будина всегда умела успокаиваться. Вот и сейчас — стоит рядом с Игорем, улыбается, словно и не было этой волны ненависти и гнева, словно Игорь снова — просто заказчик, без прошлого, и — что важнее — без будущего.

— Она подсунула мне свою шавку, чтобы не контактировать со мной, или контактировать как можно меньше. — Ольга забрала у Игоря бокал и сделала глоток коньяка. — Это стратегическая ошибка с ее стороны, потому что барышня эта — из ее прошлой жизни, она довольно много о ней знает, и я довольно скоро буду все о ней знать.

— Ты с ней спишь? — Сверкнул глазами Игорь.

— Нет.

На самом деле все было, конечно, совсем по-другому. Но ему об этом знать не полагалось.

Ольга задумчиво посмотрела на прохожих под ногами. Она больше не думала о том, кто они и куда идут. Ей снова было все равно.

— Я нашла кое-что, — добавила она. — Ерунду, но мне бы хотелось, чтобы у нее больше не осталось сомнений. Поэтому ты должен устроить ей колоссальный разгон, завтра же.

Игорь с интересом принял из ее рук извлеченную из сумки тонкую папку, свернутую в трубку, развернул и быстро пролистал. На его лице отразилось разочарование.

— Нет-нет, этим ты ее не прижмешь, я же сказала. Но она окончательно убедится, что я работаю против нее. А именно это мне сейчас и нужно.

— Зачем? — На его лице Ольга разглядела неподдельное удивление. — Зачем открывать карты?

Она засмеялась.

— Да перестань. Ты правда думаешь, что я настолько глупа? Она и без того подозревает меня во всех смертных грехах, пусть убедится, что ее интуиция ее не обманывает. Это называется не открыть карты, милый. Это называется подразнить.

Игорь пожал плечами и смял папку в кулаке.

— Расскажешь, где ты это взяла? — Спросил он.

Ольга покачала головой, сделала шаг и прошла мимо него в зал. Среди танцующих, жующих, общающихся людей, Лару видно не было. Зато маменьку она увидела сразу же — она стояла у портрета прадеда, величественно-прекрасная, с идеальной прической и в идеальном платье, и беседовала с Яковом Кондратьевичем Гольц — старым другом семьи.

— Ольга!

Мама коснулась ее щеки своей, а потом еще раз — с другой стороны. Все в лучших традициях Парижа и Брюсселя, чтоб они оба провалились.

— Привет, дядя Яша, — Ольга проигнорировала гневный мамин взгляд и обняла Гольца за шею. Из всего зоопарка он был одним из немногих, кто ей нравился. — А где бабуля?

За ее спиной раздалось покашливание. Ольга обернулась и увидела бабушку, сидящую почему-то в инвалидной коляске и стоящую позади нее Лару.

— Здравствуй, бабуля.

Бабушка насмешливо прищурилась.

— А где муж? Который не муж, но в принципе вполне мог бы им стать?

Ольга проигнорировала удивленный Ларин взгляд и ответила:

— Где-то здесь. Почему ты в коляске? Что случилось?

Ответила, конечно же, мама.

— Анжелика Генриховна совсем себя не бережет, — доверительно сообщила она одновременно всем присутствующим. — И вот результат: пришлось приставить к ней доктора, иначе дело кончилось бы плохо.

«Приставленный» доктор поморщилась, но ничего не сказала. А Ольге вдруг расхотелось дальше задавать вопросы.

— Ладно, — сказала она громко, и все удивленно на нее посмотрели. — На прием я пришла, дань памяти отдала. Засим разрешите откланяться.

— Ольга!

— Оля!

— Ольга!

Они заговорили одновременно — бабушка, мама и Яков Кондратьевич. Но Ольге было все равно — она уже шла по залу, полы пальто развевались за ней будто средневековый плащ, и ей на все, абсолютно на все, было наплевать.

Выйдя на улицу, она беспомощно огляделась по сторонам и, вздохнув, двинулась в сторону садового кольца. Плевать. Плевать. На всех них. На весь этот маразм, на весь этот пафос, вообще — на все. Вот сейчас она поймает машину — и пусть ей не повезет, пусть водителем окажется маньяк, который ограбит ее, изнасилует, убьет и выкинет тело куда-нибудь в подворотню. Пусть.

Ей не повезло. Водителем оказался рязанского вида парнишка, который быстро довез ее до Тверской и махнул рукой в ответ на предложенные деньги. Ольга буквально вывалилась из машины на улицу и пошла, цокая каблуками, и с ума сходя от злости.

Ночная Тверская вокруг блестела и переливалась огнями. Магазины были уже закрыты, настало время ресторанов и ночных клубов — из них то и дело выходили нарядные девушки под руку с парнями в джинсах и теплых куртках, а на смену им немедленно приходили новые.

Ольга шла, проникая в эту праздничную толпу, и проходила по ней незамеченной. Ей хотелось исчезнуть, раствориться в этом никогда не спящем городе, разлететься на атомы и слиться в вечном экстазе с сумасшедшей ночью.

Вот только куда они делись, эти сумасшедшие ночи?

Она дошла до метро, свернула на бульвар и вдруг остановилась. Пойти или не пойти? Она не была там очень долго, слишком долго для того, чтобы надеяться, что все осталось по-прежнему. Но все-таки… А вдруг?

И повинуясь этому дурацкому «вдруг», Ольга решительно свернула на Дмитровку, обогнула «Ленком» и подошла ко входу в клуб.

Фейсконтрольщик приветливо распахнул перед ней дверь. Внутри за прошедшие годы ничего не изменилось: все тот же кичеватый стиль «как у царей», огромные мягкие диваны, старинные столики и лепнина на потолке.

У Ольги забрали пальто, проводили за столик у самой сцены, предложили меню, но она только рукой махнула.

— Маргариту и пачку «Вога».

Ее глаза смотрели за происходящем на сцене. Две девушки в блестящих купальниках извивались вокруг шеста под радостные возгласы преимущественно мужской публики. Минута такого зрелища — и Ольге стало мучительно скучно. Зря она пришла.

— Разрешите составить вам компанию? — Над ней склонился какой-то мужик в белых брюках и черной рубашке. От него отвратительно пахло виски — видимо, выпит был уже не один бокал.

Ольга покачала головой и помахала менеджеру. Мужик мгновенно исчез, будто и не было его.

— Я хочу приватный танец, — сказала Ольга подошедшему юноше. — Покажите, что у вас есть.

Через пятнадцать минут она уже сидела — или, вернее, полулежала в кожаном кресле отдельного кабинета. Здесь не было музыки, и эта тишина почему-то оглушила ее. В ней было слышно, как скрипит под бедрами кожа кресла, как колотится в груди сердце, как постукивают друг о друга искусственные камни ширмы.

Откуда-то подул холодный ветерок, и заиграла тихая музыка. Ольга ждала этого момента, но оказалась совершенно к нему не готова. Ширма отодвинулась, и в кабинет легко, мягко, почти перетекая с ноги на ногу, вошла Света.

Она ничем не показала, что узнала Ольгу. Улыбнулась ей вполне профессионально, коснулась ладонью плеча, задела бедром. Она танцевала, глядя куда-то поверх Ольгиной головы, стоя так, что внутренняя сторона ее ног касалась Ольгиных бедер. И от этих прикосновений разгорался уже забытый, но такой приятный, пожар.

Ольга протянула руку, чтобы коснуться, но Света привычным жестом отстранила ее и продолжила танцевать.

Ее ладони легли на грудь, и сжали ее, обнимая пальцами соски. Она выгнулась назад, окончательно усаживаясь Ольге на колени, и тесно сжимая ее бедрами. Она двигалась так, будто уже готова, давно готова отдаться, и только одно маленькое мгновение отделяет ее от такого желанного, такого восхитительного, такого волшебного слияния.

Ольга смотрела на нее, почти не дыша. Она и забыла, какой красивой была Светка, как красиво рассыпались по плечам ее белые волосы, как грациозно изгибались руки, как отражался свет на загорелой коже ее живота.

Она почувствовала ее ладони на своих плечах. Ощутила прикосновение груди через тонкую ткань платья. И скорее угадала, чем услышала, тихий шепот:

— Я закончу через полтора часа. Дождись меня у входа.

Музыка оборвалась, и все закончилось. Света снова улыбнулась ненавистной профессиональной улыбкой, послала Ольге воздушный поцелуй и исчезла, будто ее и не было.

Через несколько минут в кабинет вошел менеджер.

— Понравилось ли вам? — Спросил он, улыбаясь.

— Да, — хрипло сказала Ольга и удивилась собственному голосу. — Я хочу забрать ее с собой. Это возможно?

Менеджер не растерялся — видимо, такие просьбы часто звучали в этом заведении.

— Да, но это будет стоить…

— Не важно.

Ольга достала из сумочки кредитную карту и бросила ее в сторону менеджера. Усмехнулась, глядя, как он опускается на колени, чтобы ее поднять.

— Скажите ей, чтобы вышла к бару. Я буду ждать ее там.

Ждать пришлось долго. Ольга успела выпить еще две Маргариты, выкурить почти полпачки сигарет и отшить еще нескольких назойливых мужиков. Она злилась, и не могла понять, почему. В ее венах как будто толчками колотилась кровь, растягивая кожу изнутри и делая ее жесткой и натянутой.

Света появилась из ниоткуда. Секунду назад Ольга смотрела в левую сторону, и там никого не было, а потом посмотрела еще раз — и там уже стояла она.

Высокая, в синих джинсах и белой рубашке. Волосы уложены на затылке в «узел», а на ногах — пошлые «конверсы».

— Не могла подождать полтора часа? — Спросила, усмехнувшись. — Получила бы все то же самое, только бесплатно.

— Откуда ты знаешь, что именно я хочу получить? — Холодно спросила Ольга. — Может быть, как раз это бесплатно и не получится?

Света посмотрела на нее с жалостью, взяла за руку и вывела из клуба. На улице оглянулась в поисках машины.

— Я сегодня без колес, — объяснила Ольга. — Во всех смыслах.

Пока она развлекалась в клубе, на улице похолодало. Тело мгновенно покрылось мурашками.

— Я живу здесь, недалеко, — сказала она в ответ на вопросительный Светин взгляд. — Идем?

Всю дорогу они молчали. Когда вышли на Тверскую, Света вдруг взяла ее под руку, и Ольга ощутила, как приятно идти вдвоем с кем-то, с кем-то, кому от тебя ничего не нужно, и от кого ничего не нужно тебе.

Даже самой себе она не смогла бы объяснить, зачем пошла сегодня в этот клуб, зачем устроила этот балаган, зачем сейчас ведет Свету к себе домой. Знала только: ей это нужно. Очень нужно. Как воздух, как вода, как спасение от… одиночества?

Она ключом открыла дверь и сразу прошла на кухню. Достала с полки бутылку вина, разлила по бокалам. Света пристроилась на барном стуле, поджав под себя ноги — она была сейчас похожа на воробушка, серого и несчастного.

— Давно не виделись, — сказала Ольга, подавая ей бокал.

— Слишком давно, — согласилась Света.

Говорить было не о чем. Они молча цедили вино, глядя друг на друга. Иногда закуривали, и так же молча тушили сигареты.

— Так чего же ты хотела? — Спросила наконец Света. — Зачем все это? Выпить вина со старой знакомой?

«Старая знакомая» обожгла даже сильнее, чем профессиональная улыбка. Ольга снова разозлилась.

— А тебе не все равно? — Ледяным голосом спросила она. — Это ведь твоя работа, так?

— Так, — согласилась Света, улыбнувшись. — Только никто из любовников меня до сих пор не снимал. Правда, их было не так уж и много, но…

Да, Ольга об этом знала. Она и Илюша — вот и все любовники, которые у нее были. Один умер, а вторая… Возможно, тоже отчасти умерла?

Света протянула руку и провела пальцами по Ольгиным волосам.

— Рыжая-бесстыжая, — сказала она тихо. — Чего же ты хочешь от меня, а?

И Ольга не выдержала. Она рванулась вперед, обхватила Свету за талию, вжалась лицом в ее шею и застыла так, ожидая, что сейчас, вот сейчас придут слезы. Но они не приходили.

А Света молча гладила ее по голове, целовала макушку, и снова гладила.

— Ну что, плохо все? — Шепнула она вдруг, и Ольга отстранилась, чтобы посмотреть ей в глаза.

Господи, та ли это Светка, которая больше всего на свете ценила дорогие шмотки и заграничные поездки? Откуда в ее глазах такая вселенская мудрость, такое понимание? Откуда на ее лице эти маленькие сеточки морщин?

Ольга улыбнулась как-то растерянно и сказала:

— Ты изменилась, милая.

Светины губы дрогнули.

— Я раньше думала, что воспоминания помогают жить дальше, — сказала она. — Оказалось, нет. Они будто якоря, дающие ложные надежды. Ты погружаешься в них и начинаешь вопреки любой логике верить, что прошлое может вернуться. И только когда ты отказываешься от воспоминаний — только тогда ты начинаешь взрослеть.

Она снова притянула Ольгу к себе и обняла. Ее пальцы были теплыми, а руки — бесконечно нежными.

— Я скучала по тебе, моя бесстыжая, — сказала она. — Я очень по тебе скучала.

Ольга тяжело дышала в ее шею, и не находила в себе сил разомкнуть объятия. Эта, какая-то новая, Света — она тоже была воспоминанием. И получалось, что нужно отказаться от нее, отказаться от надежды на то, что все еще можно вернуть. Но никак не получалось.

Она вдыхала Светин запах и вспоминала, как однажды они сидели вдвоем на одной лошади — Ольга впереди, Света — сзади. Она обнимала Ольгу за талию, и сжимала ладонями поводья.

— Не бойся, — говорила она тогда ей в ухо, обжигая его своим дыханием. — Лошадь чувствует все, что чувствуешь ты. Если ты не станешь бояться — она понесет тебя на себе легко и мягко, так, будто вы с ней — единое целое. Главное — просто не бойся.

Они были одни тогда. Вокруг яркой зеленью бушевало лето, и в ноздри проникал запах степной травы и каких-то диких цветов. И Ольга позволила себе не бояться. Она прижалась спиной к Светиному животу, и почувствовала, будто лошадь и правда стала ее продолжением, будто это она весело скачет по залитому солнцем полю, ударяясь пятками о сухую землю и с восторгом вздымаясь вверх.

Как отказаться от этих воспоминаний? Как поверить в то, что все это прошло, и никогда уже не вернется обратно?

— Как твой сын? — Спросила Ольга, выныривая одновременно из мыслей и из Светиных объятий. Она отошла к подоконнику и нащупала пальцами пачку сигарет.

— Все хорошо, — улыбнулась Света понимающе. — Он очень похож на Илюшку. Даже мимика такая же.

— Ты совсем не злишься на него? — Ольга закурила и прижалась ягодицами к подоконнику.

— Нет. Мне не за что на него злиться. Благодаря ему моя жизнь изменилась так, как я и мечтать не могла.

Ну конечно. Ольга подавила усмешку. Уйти от мужа банкира в никуда, одной растить ребенка, снимать квартиру и работать стриптизершей. Да уж, жизнь достойная того, чтобы о ней помечтать.

Света как будто прочитала ее мысли.

— Это правда, — сказала она изумленной Ольге. — До того, как родился сын, я жила будто в вакууме, в пустоте, в которой только иногда появлялись всполохи чего-то настоящего. А потом моя жизнь стала настоящей целиком. Я не говорю, что она легкая. Я только хочу сказать, что она счастливая.

Ольгу как магнитом потянуло к этому слову. «Счастливая». Правда? Но как? Как?

— Я просто поняла, что когда у тебя есть все — ты не можешь быть счастлив, — добавила Света. — Как можно получить удовольствие от шоколадки, если у тебя их полный холодильник? То есть ты, конечно, съешь одну из них, и тебе будет вкусно, но уже вторая будет не такой вкусной, а третья — и вовсе просто шоколадкой. Мы становимся счастливы, когда получаем то, чего у нас долго и мучительно не было. За что мы боролись, чего добивались. Это как разница между «заработать» и «найти», понимаешь?

Ольга покачала головой.

— Это позиция голодранца, — сказала она. — Прости, конечно, но я слабо в это верю. Купишь ты квартиру, или получишь ее бесплатно — радость будет одинакова.

— Она будет одинакова только в том случае, если ты мечтала об этой квартире, — возразила Света. — Если она снилась тебе ночами, если ты представляла, какую мебель купишь и какие обои поклеишь. Тогда да. А если тебе просто дали квартиру — какая тут радость? Дали — и дали, только и всего.

Она подумала секунду и продолжила.

— Или возьмем стакан воды. Ты пьешь каждый день, и часто, но помнишь ли ты вкус воды, которая попадает в твой рот после долгой жажды? Она же идеальная! Она чудесная, волшебная, она очищает и утоляет жажду. А без жажды, рыжая моя, удовлетворение невозможно.

Ольга задумалась, глядя куда-то мимо Светы. Может и так? Может, в этом правда есть смысл? Может быть, именно поэтому ей в последнее время так скучно жить?

— Ты получила все, что хотела, — сказала Света. — Я вижу: ты добилась всего. И ответь — ты счастлива?

— Нет.

— Конечно, нет. А я хочу очень многого. И иду к этому — медленно, трудно, но иду. И поэтому каждая моя победа, каждая маленькая победа — это уже счастье.

Она подошла к Ольге и осторожно погладила ее по щеке.

— Я когда-то была безумно в тебя влюблена, — улыбнулась ласково. — И, наверное, именно то, что ты не чувствовала ко мне ничего подобного, и делало меня очень счастливой. Мне было во что верить, и было на что надеяться.

Ольгино сердце сделало кульбит и застучало где-то в горле.

— Когда-то? — Хрипло спросила она.

— Да, — Кивнула Света. — И нет. Теперь — нет. Ты сказала, что я изменилась, но ты изменилась еще сильнее. Все эти годы ты словно убивала в себе то, что можно было в тебе любить. И теперь я вижу — от этого важного практически ничего не осталось.

Ольга молчала. Ей нечего было сказать, потому что Светка, глупенькая Светка, была права. Она действительно убила в себе то, что можно было бы полюбить. И то, чем любить было возможно.

— Ты придешь еще? — Спросила она, ненавидя себя за просительные нотки в голосе.

— Нет, — покачала головой Света. — Завтра ты будешь презирать себя за то, что слушала все это. Найдешь миллион возражений тому, что я сказала, и вернешься в свой кокон обратно. А я не хотела бы, чтобы ты меня ненавидела. Просто, если захочешь, приходи сама. Познакомлю тебя с сыном.

Поцеловала Ольгу в холодный лоб, и ушла, захлопнув за собой дверь.

Ольга осталась сидеть.

 

Глава 4. И спрашивать устала.

Всю следующую неделю она думала о Светиных словах. Она оказалась права — Ольга и правда злилась. Раздраженно придумывала достойные ответы, которые размазали бы Светину теорию по асфальту, ничего от нее не оставив. Но со временем злость проходила, а вопросы возникали снова и снова, и Ольга начала думать, что, возможно — только возможно! — Света права.

Она была счастливее раньше, пока у нее не было всего того, что было сейчас. Было нечто другое. Цель. Смысл. Точка, к которой нужно было идти. И в какой-то момент Ольга поняла: нужно просто придумать себе новую цель, только и всего. И она точно знала, какую.

В этот день она одевалась особенно тщательно. Долго выбирала костюм — решала, юбка или брюки. Задумчиво смотрела на длинные полки с туфлями. Укладывала свои длинные рыжие волосы в затейливую прическу — пряди собраны наверху заколкой, и опускаются от нее вниз водопадом. Даже надела любимое белье — невесомые черные трусики и бюстгальтер.

Выходя из дома, чувствовала себя как никогда хорошо. Ольга Будина снова в строю. И мы еще посмотрим, у кого из нас будет более счастливая жизнь.

До работы она заехала в Старбакс, прихватила два стакана кофе с имбирным сиропом и один черный. Сладкий кофе предназначался Ксениной секретарше и Ирине, а черный — самой Ольге.

Инга радостно расцвела улыбкой ей навстречу, стоило только Ольге поставить стакан на ее стойку.

— Ой, какая прелесть, — заулыбалась она. — Спасибо, Олечка!

Ольга улыбнулась в ответ и кивнула на дверь кабинета.

— Злобный начальник на месте?

Инга сверкнула глазами.

— Нет, она умотала в Питер, вернется только через пару дней. Тебе что-то нужно? Я могу ей позвонить!

— Да боже упаси, — честно ответила Ольга. — Приходи лучше попозже на кухню, кофе выпьем.

Она оставила абсолютно счастливую Ингу и двинулась к Ириному кабинету. Спряталась за перегородкой, вытянув руку со стаканом кофе.

— Дед мороз? — Услышала она. — Вроде новый год еще не скоро.

Посмеялись. Ира забрала стакан и блестящими глазами посмотрела на Ольгу.

— Как дела? — Спросила та, усаживаясь на край ее стола — так, что они теперь практически касались друг друга бедрами.

— Хорошо, — улыбнулась Ира. — Дел по горло, но не хочется ничем заниматься.

— Так уж и ничем? — Ольга грациозно потянулась и провела кончиком ногтя по Ириному подбородку, спустившись к шее. — Вот горло, но никаких дел я на нем не вижу.

Ира покраснела, но не отодвинулась.

— Как дома? — Спросила Ольга. — Жена, ребенок, и все такое?

Да, у Иры была какая-то невразумительная жена и еще менее вразумительный ребенок. Их совместное фото было предъявлено Ольге на второй день знакомства с огромной гордостью и одновременно просьбой «никому не говорить».

— Все… хорошо.

Ольга кивнула, словно получив все нужные ответы, еще раз царапнула ногтем Ирину шею, и, кивнув на прощание, удалилась.

Значит, Ксения уехала в Питер. Интересно. Явно не по работе — иначе Ольга бы знала. С мужем? Официально никакого мужа не было, это она точно знала, но кто в наше время обращает внимание на штампы в паспорте?

Она проводила на работе слишком много времени. Она всегда приходила первой и почти всегда уходила последней. Ольга постоянно видела ее то на совещаниях, то несущейся вперед по офису и разговаривающей по телефону. Может ли столько работать человек, у которого все в порядке дома? Едва ли. Значит, не в порядке?

Вопросов было гораздо больше, чем ответов, и это означало, что пора переходить к куда более активным действиям, чем те, что она вела до этого.

Этим же вечером она пригласила Иру на ужин.

Они отправились в уютный ресторанчик рядом с метро Маяковская — никакой романтики, немецкая кухня и темное нефильтрованное пиво. Ольге хотелось создать обстановку не свидания, но почти свидания. И ей это удалось.

Ира, конечно, смущалась и поминутно краснела, пряча глаза от пристального Ольгиного взгляда. Она почти не задавала вопросов, и только после нескольких бокалов пива наконец осмелилась открыть рот.

— Как вы познакомились с великим и злобным начальником? — Спросила Ольга, увидев, что пациент готов и пора действовать.

Ира вздохнула, снова пряча глаза.

— Мы учились вместе, жили в одной общаге.

— В одной общаге или в одной кровати? — Засмеялась Ольга и по изменившемуся Ириному лицу сразу же поняла ответ.

Ого. Значит, не муж? Значит, лесбиянка? Не поэтому ли Игорь решил поручить это дело именно ей, Ольге?

— Брось, — сказала она как можно более равнодушно. — По вам за сто метров видно, что у вас были отношения. Не такая уж это и страшная тайна.

— Были, да сплыли, — неожиданно злобно ответила Ира и сделала несколько быстрый глотков. — То, что ты видишь сейчас — это финальный вариант Ковальской, раньше она была еще хуже.

— Интересно, — Ольга протянула руку и погладила Ирины пальцы. — Расскажешь?

То ли алкоголя было выпито недостаточно, то ли Ольга переборщила немного, но Ира вдруг замкнулась. Бабах — и будто дверь захлопнулась с оглушительным стуком.

— Ты меня позвала, чтобы говорить о Ксюхе? — Спросила она, впервые за вечер глядя в Ольгины глаза.

— Нет, — улыбнулась та, отступая. — Мне интереснее про тебя.

После этого вечера у Ольги сложилось вполне определенное впечатление об Ире и их отношениях со Снежной Королевой. Судя по всему, она не раз бывала ею бита, и бита довольно серьезно. Но когда отношениям столько лет, волей-неволей будешь искать человеку оправдания и объяснять себе, что он вовсе не такой уж плохой, просто так сложилось.

— Что ж, — улыбалась Ольга, краем уха слушая рассказы Иры о ее молодости. — Значит, нужно просто подтолкнуть ее к осознанию, что Ксения и правда плохая. Что оправдывать ее нечем и незачем.

Ее целиком и полностью захватила новая задача. Она даже сама не ожидала, что это будет так интересно и весело. Ира пока еще сопротивлялась, но было видно — это ненадолго. Нужно только надавить немножко — и сопротивление падет, но Ольга была уверена, что спешить с этим не стоит.

Ксения вернулась из Питера еще более замороженной, чем была, когда туда уезжала. Ольга видела, что струна в ней натянулась еще сильнее, хотя казалось бы — куда еще. Она рявкала на подчиненных, то и дело кричала на кого-то в телефон, и была смурнее тучи.

На Ольгу она не смотрела, но Ольга понимала: видит. Наблюдает. И что-то в ней происходит такое, пока не очень понятное.

В один из вечеров Ольга задержалась на работе. Уже давно закончила мытье полов уборщица, давно уже погасили свет, а она все сидела на кухне с чашкой кофе в руках и ждала.

Когда-то давно такое ожидание было бы сладко-тягучим, думала она. Когда-то давно ее сердце билось бы в предвкушении, а кончики пальцев подрагивали. Она посмотрела на свои руки. Нет. Никакой дрожи. Вообще ничего, будь оно все проклято.

Телефон в сумке проиграл звуковой сигнал. Игорь? Мама? И то и другое было бы одинаково отвратительно, но Ольга все-таки достала телефон и посмотрела на экран.

— Слышала про Дакини? — Прочитала она. — В индуизме это такие злобные духи, которые пьют кровь младенцев. А в буддизме они — воплощение женского начала.

Ольга подняла брови. Она ничего не поняла. Но тут же пришла еще одна смс, которая все объяснила.

— В общем, твоя бабушка — это Дакини.

Лара. Беловолосый призрак, который слишком многое понимает. И который отверг Ольгу в ту же секунду, как она понадеялась на хорошую — по-настоящему хорошую — ночь.

— А ты слышала про динамо? — Быстро набрала Ольга. — Так называют хирургов, которые раздают авансы, а потом сваливают.

Она нажала «отправить» и забарабанила кончиками ногтей по столу в ожидании ответа.

— Бесит, что не все в этом мире хотят с тобой спать? — Написала Лара. — У меня есть знакомый сексопатолог — хочешь, запишу тебя к нему на прием?

Ольга перечитала, не веря своим глазам. Да как она смеет! К сожалению, ничего кроме «Не очень-то и хотелось» в качестве ответа в голову не приходило, а Ольга скорее убила бы себя, нежели написала такое.

— Ты милая, правда, — прочитала она в новой смс. — Но я старомодна. Сначала свидания, потом поцелуй, потом потрогать сиськи, и только потом секс.

Ну конечно. Свидание. Ольга спрятала телефон в сумку и потянулась. Она не ходила на свидания уже очень давно, и не собиралась делать этого в будущем. Никаких свиданий, никаких поцелуев, никаких «потрогать». Ни за что.

— Что ты здесь делаешь так поздно?

Снежная Королева появилась, как всегда, неожиданно. Встала у двери, и сверху вниз смотрела на Ольгу.

А Ольга вдруг ощутила себя ужасно уставшей. Как будто все волнения последних лет прижали ее к земле и вздохнуть не давали. Она опустила глаза. Играть не было сил. Вообще ни на что сил не было.

— Я тебе мешаю? — Тихо спросила она. — Могу уйти.

Она услышала щелчок кофемашины и вдруг ощутила Ксенину ладонь на своей макушке. Дернулась инстинктивно, но усилием воли вернулась обратно.

— Погладь еще.

Ксения гладила, Ольга молчала, и обе даже внимания не обратили на то, как легко и просто перешли от «Госпожа Ковальская» к «Погладь еще». Это были секунды, в которых растворилось время, растворилось прошлое и будущее растворилось тоже. Просто уставшая женщина, просто теплая рука в ее волосах. Просто тихий вечер, и можно никуда не спешить.

Кофемашина снова щелкнула, и это разрушило иллюзию. Ольга тряхнула головой и сказала, по-прежнему глядя в свою чашку.

— Спасибо. Достаточно.

Она подождала, пока Ксения заберет кофе и шагнет к выходу, и только тогда посмотрела на нее.

— За что ты меня так ненавидишь? — Спросила тихо.

Это не было игрой. Ольга могла бы поклясться, что в эту секунду, в эти слова — никакой игры не было. Ей правда хотелось знать.

— Я тебя не ненавижу, — ответила Ксения спокойно. — Мою ненависть нужно заслужить. Ты пока не заслужила.

Это «пока» резануло по нервам, но Ольга не подала вида.

— Пока? А если когда-нибудь заслужу?

Ксения долго молчала, а Ольга с удивлением к самой себе ожидала ответа. Неужели для нее это правда важно?

— Не думаю, что так случится, — наконец услышала она. — Думаю, я избавлюсь от тебя раньше.

Ольга не стала ничего говорить. Все верно. Ее задача — избавиться от меня как можно раньше. Моя задача — избавиться как можно раньше от нее. Все честно. Все справедливо. Непонятно только, почему так тошно?

— Оставь Ирку в покое, — сказала вдруг Ксения и Ольга удивленно посмотрела на нее. — Все равно ты через нее ничего не добьешься. Не ломай ей жизнь.

— Она так важна для тебя? — Спросила Ольга, чтобы выиграть для себя еще секунду. Она знала ответ, прекрасно знала, и совсем не удивилась, услышав «Да».

Ксения допила кофе и пошла к выходу.

— Подожди, — попросила Ольга. Она одним движением оказалась рядом с Ксенией, встала совсем близко, погладила по щеке. — Спасибо.

И ушла. Да что там ушла — убежала, торопясь выйти из этого темного помещения, из этого пространства, в котором, как оказалось, настолько легко и просто оживают призраки. Да не просто оживают, а хватают тебя холодными пальцами за кожу, и давят, давят, торопясь проникнуть в самую суть.

Беда была в том, что сегодня она что-то почувствовала. А это меняло слишком многое. Почти все.

 

Глава 5. Проклятье.

Соблазнить Иру оказалось даже легче, чем Ольга ожидала. Она просто пригласила ее в гости, напоила вином, немного погладила по плечу — и вот уже Ира, обнаженная, лежит на диване, а Ольга, оставшись в платье, целует ее плечи, грудь, живот, и ласкает ладонями бедра.

Она пыталась. Правда, пыталась что-то ощутить, поймать хотя бы какой-то драйв или удовольствие, но под ее губами была просто кожа, просто обычная женская кожа, и больше ничего.

Проникая в Иру пальцами и лаская ее губами, Ольга попыталась представить на ее месте Светку. Черт знает, откуда это взялось, но почему-то в памяти всплывала именно она — горячая, с раздвинутыми ногами, с искаженным криком лицом. Ольга хорошо помнила ощущение ее бедер на своих плечах, маленькую родинку над пупком, и светлые, едва заметные взгляду, волоски на бедрах. Даже не волоски, а скорее пушок — легкий пушок, которого так приятно было касаться языком и собирать с него пробежавшиеся мурашки.

Больше ничего не вспоминалось. И Ольга усилила свои движения, чтобы закончить все скорее. В эти секунды она почти ненавидела Иру, потому что той было явно хорошо, и она вовсе не хотела, чтобы это заканчивалось.

Потом она должно лежала рядом, целовала мокрый лоб, изображала тихую нежность. И плавилась, плавилась внутри от ненависти и злобы.

— Ты долго сопротивлялась, — сказала она, улыбаясь, когда поняла, что дальше молчать невозможно и Ира сейчас просто испугается и уйдет. — Я думала, ты сдашься раньше.

Ира потянулась в ее руках, грудь ее качнулась от этого движения.

— Это было непросто, — грустно сказала она. — В конце концов, то, что мы сейчас сделали называется изменой.

Ольга была благодарна ей за то, что она не стала развивать эту тему. Но в следующую секунду Ира потянулась к ней, попыталась поймать пальцами застежку платья.

— Ну уж нет, — рассмеялась Ольга, вставая с дивана и одергивая подол. — Не сегодня, милая.

Пока Ира мылась в душе, она достала из холодильника блюдо с закусками, быстро накрыла на стол, поставила новую бутылку вина. И закурила, сидя на подоконнике.

— Ладно, Ксения Ковальская, — подумала она, прислушиваясь к шуму воды за стенкой. — Попробуем узнать о вас побольше.

К утру она знала если не все, то почти все. Ира рассказала ей об их отношениях, о том, какой жестокой и холодной была Ксения, о том, как ее мотало между мужчинами и женщинами, и даже о том, как по-сучьи она поступила с Ириным мужем.

Ольга была поражена. Снежная Королева, говорите? Вот так-так. Значит, девочка еще сложнее, чем ей казалось. Три раза приближать к себе подругу, три раза делать ей так больно, практически стать причиной самоубийства ее мужа — и они продолжают дружить? На месте Иры Ольга давным-давно бы растоптала бы эту тварь, и выбросила из своей жизни. Почему же она осталась?

Не любовь, нет. Какая может быть любовь, если об тебя на протяжении стольких лет вытирают ноги? Глупость? Тоже вряд ли — Ира, конечно, не светочь разума, но и не наивная идиотка. Тогда почему?

Ей было безумно интересно. Она автоматически продолжала заигрывать с Ирой, улыбаться ей, но взглядом теперь искала одну только Ксению, и больше никого.

Что с ней произошло? Почему она стала такой? Что заставляет ее постоянно быть в напряжении, ходить натянутой, смотреть только прямо и никогда по сторонам?

Интерес все возрастал, а вместе с ним как-то вдруг появилось желание. Ольга поразилась сама себе, когда на одном из совещаний заметила, что не может усидеть на месте, что соски на ее груди, спрятанные под узкий пиджак, царапают нежную ткань и набухают.

Это было неожиданно и страшно. Она сидела, откинувшись в кресле, смотрела на стоящую во главе стола для совещаний Ксению, и покрывалась холодным потом.

ТАК не было давно. Очень давно. Слишком давно для того, чтобы спокойно воспринять эти возбуждающие сигналы собственного тела. И это осознание как будто открывало наглухо закрытый шлюз фантазий и желания, и Ольга больше не могла им противиться.

Ксения склонилась над столом, объясняя техдиру что-то, водя пальцем по плану-графику, а Ольга скользнула взглядом в вырез ее рубашки, ощупала грудь, даже представила себе ее вкус на своем языке.

И — как будто все вдруг исчезли из переговорной, и остались только они вдвоем, и она подходит к Ксении, запускает ладонь в ее волосы, сжимает крепко-крепко и, прижавшись губами, погружается языком в ее рот.

Кажется, в сказках Снежную Королеву оживил как раз поцелуй? Или это была не Снежная Королева, а кто-то другой? Но Ольга представила, как оживает Ксения, как покрывается румянцем, как тянется ей навстречу, шепчет что-то искусанными губами.

— Госпожа Будина.

Ольга очнулась. На нее пристально смотрели все участники совещания, во главе с начальницей, и взгляд ее был отнюдь не добрым.

— Простите… — растерянно пробормотала Ольга.

— Вы на совещания спать приходите? — Спросила Ксения, глядя исподлобья своими сумасшедшими зелеными глазами. — Если так — то лучше больше не приходите.

И снова склонилась над планом.

Ольга тяжело дышала. Да как она смеет? Как смеет кто-либо ТАК разговаривать с ней? Если бы взглядом можно было убивать — Ксения бы в следующую секунду упала замертво. Но Ольга заставила себя успокоиться.

Еще не время. Еще не сейчас. Она отомстит, и сильно. Но — не сейчас.

После совещания она долго слонялась туда-сюда по офису, и никак не могла придумать, чем заняться. Грубо отшила подошедшую Иру, рявкнула на мальчика-курьера. И только когда все разошлись, а в офисе снова погасили свет, решилась.

Отстукивая шаги, подошла к Ксениному кабинету и подняла руку, чтобы постучать.

Но в следующую секунду дверь распахнулась и Ксения — красивая, удивленная, зеленоглазая Ксения — оказалась прямо перед Ольгой.

— Ты… что здесь делаешь? — Спросила она. — Напугала.

И снова «ты», а не «госпожа Будина». Это «напугала» было искренним, честным, открытым. Как будто на мгновение она расслабилась и забыла, что нужно держать себя в руках, рамках и черт знает в чем еще.

Ольге не понадобилось даже мгновения чтобы принять решение.

— Идем, — велела она, хватая Ксению за руку и ведя ее за собой.

Они шли по темному офису, от руки к руке передавались удары тока, и Ольга даже глаза прикрыла от наслаждения и предвкушения того, чем совсем скоро будет обладать.

Она зашла в какой-то закуток, присела на чей-то стол и отпустила Ксенину руку.

— Ну? — Злобно спросила та, буравя Ольгу взглядом, но эта злость больше не могла никого обмануть.

— Подойди ближе, — приказала Ольга, и Ксения послушно сделала шаг.

— Ну и? — Повторила она, а в следующий миг Ольга просто схватила ее за лацканы пиджака, притянула к себе и впилась губами в непослушный рот.

Они упали в кресло — Ксения, а сверху — не отрывающаяся от нее ни на секунду Ольга. Их губы и языки творили нечто невообразимое, отнимая последнее дыхание и мешая мыслить. И когда Ольга ощутила Ксенины пальцы, с силой впившиеся в ее бока, она все поняла. Окончательно все поняла.

— Я хочу тебя, — шепнула она, кусая ухо и зализывая укус жадным языком. — Хочу, чтобы ты трахнула меня прямо здесь. А потом я тебя. На полу. Сильно, и без всяких сантиментов.

Без сантиментов, да. Ни одной из них в эту секунду не нужны были чувства, не нужна была нежность. Они были — будто две одинокие волчицы, вцепившиеся друг другу в глотки в последнем желании ощутить вкус крови на губах. Они были — будто два расплавленных круга, которые никогда не сольются в один, но которым так важно, так нужно ощутить чье-то прикосновение.

Это было очень больно. Но что такое физическая боль по сравнению с той, что сжирала их обеих длинными, бесконечно длинными ночами?

Ксения содрала с нее юбку и Ольга успела подумать: как хорошо, что сегодня она не стала надевать трусики. Ее тело молило, жаждало, раскалялось от желания, неутоленного желания, которому не было выхода.

Она ощутила спиной холодный офисный пол. Ксения навалилась на нее сверху — как медведь, как дикий зверь, и впивалась зубами, и царапала когтями, и снова впивалась.

И взяла она Ольгу по-звериному. Перевернула, рукой подхватила под живот и подняла, поставив на колени. И наконец-то заполнила ее целиком — с силой, с болью, разрывая на части.

— Да… — шептала Ольга при каждом толчке, чувствуя, как из ее глаз текут долгожданные слезы. — Да. Сильнее. Сильнее, черт бы побрал все на свете. Сделай мне больно. Накажи меня за все, что я натворила в этой жизни. Только от такой твари как ты я могу принять это наказание.

Когда до оргазма оставалось совсем чуть-чуть, в Ольгиной голове что-то словно взорвалось. Она вырвалась из тисков Ксениных рук, опрокинула ее на спину и легла сверху, держа одной рукой кисти ее рук.

— Хочешь меня? — Спросила, оскалившись, ощущая, как снова и снова текут по щекам соленые дорожки. — Скажи мне.

Ксения замотала головой, но это было все равно. Ольга видела ее лицо — красное, искаженное, почти уродливое. И она точно знала, ощущала чем-то звериным внутри себя: сейчас Ксения ненавидит себя не меньше, чем сама Ольга.

В этой ненависти они и соединились окончательно. Ольга коленом раздвинула ее ноги и вошла сразу тремя пальцами, зная, что ей хватит и нескольких толчков, и нескольких движений.

А потом, когда Ксения выгнулась в оргазме, Ольга теми же пальцами вошла в саму себя.

Это не было любовью. Это не было даже похотью. Это было так, будто ты миллионы лет блуждал по миру в поисках того, что сможет на одну секунду, на одно мгновение тебя понять. И нашел. И вы встретились. Один миг, один чертов миг, но этого оказалось достаточно, чтобы понять: все еще не кончено. Нет, не кончено. И жить с этим — можно. С собой, такой, такой жуткой, такой мерзкой, можно жить.

Ольга не помнила, как Ксения уходила. Когда она смогла смотреть — и видеть! — рядом уже не было никого. Только разбросанная всюду одежда и соленые дорожки на щеках напоминали, что только что здесь произошло.

 

Глава 6. Бесконечно долгих лет.

На следующее утро Ольга рассказала обо всем Ире.

Мизансцена была построена идеально — мама вполне могла бы ею гордиться. Она пришла на работу поздно, без макияжа, в длинной юбке и водолазке под горло, скрывающей следы укусов. Прошла на свое рабочее место молча, глядя в пол, и ни на кого не обращая внимания. Присела за стол и закрыла ладонями лицо.

— Что случилось?

Ольга спрятала усмешку под ладонями и ничего не ответила.

— Оля, что с тобой?

В Ирином голосе звучала неподдельная тревога. Ольга подняла на нее глаза и отвернулась.

— Не скажу, — еле слышно шепнула она.

Ира положила руки ей на плечи и рывком развернула к себе. Нагнулась, заглядывая в глаза.

— Что?

Ольгины плечи затряслись от еле сдерживаемых рыданий. Она мотала головой, отпихивала Ирины руки, и только когда та собралась бежать за валокордином, сказала:

— Она… Мы переспали.

Ира отпрянула от нее так, будто ее в живот ударили.

— Как? — Ошарашенно пробормотала она. — Зачем?

— Я не хотела, — прошептала Ольга, снизу вверх заглядывая в ее глаза. — Ирка, клянусь, я не хотела. Я думала, я одна в офисе, а она пришла, и… И я не смогла сопротивляться.

Она трясущимися пальцами отодвинула ворот водолазки и показала Ире следы, глядя как меняется ее лицо, как вытягиваются губы и выпячивается подбородок.

Ира сглотнула и вдруг, развернувшись, пошла к кабинету Ксении. И Ольга не стала ее останавливать.

Она не знала, о чем они говорили — Иры не было очень долго, Ольга даже успела перебраться на кухню и спрятаться там в уголке между столом и барной стойкой. Но когда Ира нашла ее там, она хорошо поняла: сработало. Сработало даже лучше, чем можно было ожидать. Теперь из Иры можно было вытянуть все, что угодно.

Вот только Ольга не была уверена, что она хочет продолжать что-то вытягивать.

На следующий день она встретилась с Игорем и передала ему первый набор документов, полученных от Иры.

— Этого недостаточно, — сказал он, быстро просмотрев содержимое папки.

— Я работаю, — огрызнулась она. — Я предупреждала, что это будет не так уж легко.

— Плохо работаешь, — в его голосе зазвучала насмешка. — По моим расчетам, вы давно уже должны были стать с ней любовницами, а на моем столе должен был лежать не этот мусор. — Он потряс папкой. — А целый набор компромата.

Вот так-то, Будина. Маски сняты. Больше он не считает нужным притворяться — просто говорит все как есть, только и всего. Он — руководитель. А ты — его дешевая подстилка, только и всего.

Она нашла в себе силы улыбнуться.

— А ты не допускаешь, что она просто не хочет со мной спать? — Спросила она ласково. — Может быть, она даже не лесбиянка, а?

— Да перестань, — Игорь отмахнулся от нее, как от назойливой мухи. — Когда тебя это останавливало? Ты можешь трахнуть любую, кого только захочешь.

— Да, — Ольга кивнула и встала с кресла. Подошла к его столу, наклонилась. — Только возможно… Просто представь на секунду. Что ЕЕ я не хочу.

Развернулась и вышла из кабинета, оставив его с приоткрытым от удивления ртом.

С Ксенией после ночного секса подвижек никаких не было. Она вела себя как обычно — сухо кивала при встрече, не обращала никакого внимания на совещаниях. Иногда Ольга видела, что она смотрит на них с Ирой, воркующих на кухне, но дальше взглядов дело не шло.

Пока в один из дней Ксения — виданное ли дело, сама! — пригласила Ольгу в свой кабинет.

Она подождала, пока Ольга устроится в кресле, и закрыла кабинет на ключ. Повернулась словно солдат — четко, через левое плечо. И спросила:

— Что все это значит?

— А что все это значит? — Улыбаясь, парировала Ольга. И удивилась, услышав:

— Какого черта ты делаешь?

Это было необычно, но, честно говоря, на Ксению и без того было жалко смотреть. Она еще сильнее похудела, осунулась, офисный костюм болтался на ней как на вешалке. Видно было, что она устала, очень устала, и держится из последних сил.

— Ты ввязалась в игру, в которую не сможешь играть, — честно сказала Ольга. — Мой тебе совет: уходи, пока можешь.

Это было действительно честно, и ей правда жаль было эту женщину, загнавшую себя до такого состояния. Но Ксения жалость не приняла.

— Ты для этого со мной спала? — Спросила она. — Чтобы оставить меня позади?

Ольга засмеялась. Ей жаль было добивать Ксению, но что поделать?

— Ты и так была сзади, когда мы занимались сексом. А если тебя интересует, зачем я это сделала, ответ такой: я всегда получаю то, что хочу. Советую тебе этому поучиться.

Она подмигнула застывшей Ксении и пошла к выходу из кабинета, ожидая момента, когда ее остановят.

— Я тебя еще не отпускала, — момент настал слишком быстро. Ксения перекрыла ей дорогу и уставилась на нее ненавидящими глазами.

— Да что ты? — Засмеялась Ольга. — Интересно посмотреть, как ты меня остановишь?

Провокация сработала на все сто. У Ксении окончательно отказали тормоза. Она рывком толкнула Ольгу к столу и заломила назад руку.

— Ооо, — протянула Ольга задумчиво, лежа грудью на гладкой поверхности стола. — Наша девочка может быть страстной?

И снова от Снежной Королевы ничего не осталось. Ксения рывком сорвала с нее юбку, сдернула белье, и всунулась бедром между ее раздвинутых ног. Ольга выгнулась ей навстречу, оглянулась и вздрогнула, обнаружив на ее лице слезы.

Сердце ее сжалось от странной смеси жалости и нежности. Ксения плакала, вжимаясь бедром между ее ног. Плакала, стискивая пальцами ее грудь. Плакала, наматывая на кулак ее волосы.

Что же с ней произошло такое страшное? От чего она никак не может себя отпустить, просто отпустить и обрести прощение? Что случилось с этой сильной, твердой и горячей женщиной?

Ольга почувствовала, что Ксения больше не здесь. Что она двигается машинально, а мысли ее, и чувства, и вся ее суть с головой погрузилась в огромную, бесконечную, непроходящую боль.

И повинуясь безотчетному желанию помочь, вырвать ее оттуда, она выкрикнула:

— Ох, какая ты! Ирка тебе в подметки не годится.

Получилось. Ольга поняла это сразу — по усилившимся движениям, которые теперь стремились не доставить удовольствие, но причинить боль. По прижавшейся к ее спине груди. По зубам, прикусившим плечо.

— Я знаю, что ты использовала Ирку, — услышала она ледяное. — Знаю, что ты рассказала ей о нашем сексе. Знаю, что теперь она сливает тебе всю информацию, которую только может найти. Я все это знаю.

Ольга рассмеялась беззвучно. Ну конечно, ты знаешь, милая. На то и был расчет — что ты обязательно это поймешь.

— Ты хотела убрать меня из руководства компанией, чтобы самой занять мое место. Это я знаю тоже. Но у тебя ничего не получится. Я знаю, во что ты играешь.

Ольгино тело содрогнулось в оргазме. Она почувствовала, как Ксения отступила, и развернулась на столе — дрожащая, полуобнаженная. Теперь все зависело от того, как она сыграет свою партию. Поверит ли ей Ксения? Поверит ли в то, что она сейчас скажет?

— Дурочка, — ласково прошептала она, глядя на взъерошенную Ксению. — Неужели ты думаешь, что я стала бы все это делать, не заручившись ничьей поддержкой?

— Александрович, — тихо сказала ошарашенная Ксения.

— Конечно, он, — согласилась Ольга. — Он велел мне копать под тебя. Он велел трахнуть Ирку, чтобы заполучить ее в союзники. Ты не нужна ему сильной. Ты нужна ему контролируемой.

Ксения отшатнулась и Ольга с большим трудом спрятала торжествующую усмешку. Она поверила. Дальше она все додумает сама.

— Тебе не нужно мое место. — Прошептала Ксения. — Тебе нужна я, но на поводке.

Интересная мысль. Если бы Ольга правда делала все так, как сказала — это даже могло бы сработать. Но Ксения не знала главного. Ольга не собиралась под нее копать. И секс с Ирой… Игорь даже не знал о том, что это произошло. Их задачи больше не были одинаковыми, и Ольга больше не собиралась выполнять его поручений. Теперь у нее была своя игра. Игра, из которой она выйдет победителем.

— Зачем убирать того, кто умеет хорошо работать? — Спросила она, поглаживая собственную грудь, наслаждаясь ощущением горячей кожи и спускаясь ниже и ниже. — Его нужно просто приручить, вот и все.

Ладонь легла на лобок и Ольга с удовольствием закрыла глаза, лаская себя кончиками пальцев.

— Но… зачем? — Услышала она. — Зачем ты мне все это рассказываешь?

«Потому что ты — мой единственный шанс вырваться на свободу», — хотелось сказать ей. — «Я так завязла в этих играх, что просто так он меня не отпустит. И остается только сыграть на том, что для него важнее: ненависть к тебе или желание сохранить меня на привязи. И исходя из того, что я вижу и знаю, ненависть окажется важнее. Ты потеряешь работу, а я получу свободу. Но тебе не нужно этого знать. Ты еще не до конца сыграла свою роль».

— Потому что Игорь — старый мудак, — сказала она вслух. — И я не верю ни единому из его обещаний.

Она засмеялась, убыстряя движения между своих ног. Надо же — фактически сказала правду.

— Бред, — Откликнулась Ксения. — Я вообще тебе ничего не обещала. Смысл менять нечто на ничего?

Ольга выгнулась последний раз и, поднеся пальцы к губам, лизнула их языком. Спрыгнула со стола, подошла к Ксении и улыбнулась в ее ошарашенное лицо.

— Мне не нужны от тебя никакие обещания. Я знаю, что все это время ты сливала мне через Ирку полную фигню. Только такой идиот как Игорь мог на это повестись. Так что, когда он захочет прижать тебя к ногтю, ты уделаешь его под орех, но…

«Давай же!», — мысленно кричала она, — «Думай! Делай вывод! Не правильный, а тот, который нужен мне!»

— Но это мне ничего не даст, — грустно сказала Ксения, и Ольга поняла, что победила.

— Именно, — сказала она, улыбаясь и пытаясь привести в порядок свою одежду. — Они хотели слить тебя из компании, но пока ты была в структуре — это было невозможно.

— И они вывели меня в отдельный проект, чтобы закрыть его вместе со мной.

Ксения сделала несколько неуверенных шагов и упала в кресло. Ольга одернула юбку и посмотрела на нее с жалостью.

Прости, милая. Ты никогда не узнаешь, что закрывать проект никто не собирается, да и никаких «они» нет. Есть только Игорь, у которого к тебе личные счеты, только и всего.

Но для того, чтобы ты сделала следующий шаг, и сделала его верно — ты должна думать именно так, как думаешь сейчас.

Прости.

 

Глава 7. Всегда одна.

Ольга нервничала. Она надеялась, что Ксения поймет, как нужно действовать дальше, но тем не менее оставался малюсенький шанс на то, что она решит иначе, и это сломает всю игру к чертовой матери.

Ей даже хотелось намекнуть, но она хорошо осознавала, что один намек — и игра будет раскрыта. И оставалось только ждать.

После объяснения в кабинете Ксения выскочила будто ошпаренная, и больше в офис уже не вернулась. Ольга с трудом досидела до конца рабочего дня, отмахнулась от Иры, и уехала домой.

— Ответ на поверхности, — убеждала она себя, сидя в ванне и смывая с себя остатки жаркого секса. — Ей просто нужно успокоиться, и она найдет его, этот ответ. Потому что сейчас — либо так, либо сдаться.

Но это не успокаивало.

Ольга вылезла из ванны, замоталась в белое мягкое полотенце, и прошлась по комнатам. Одна, вторая, третья…

— Интересно, зачем мне столько?

Она вдруг поняла, что этим вечером, в ожидании завтрашнего дня, ей совершенно нечего делать. Как так вышло, что вся ее жизнь свелась к работе, интригам, играм? Не осталось больше ничего. Совсем ничего.

Она вздохнула тяжело и вытащила из шкафа старые широкие джинсы. Они едва держались на ее бедрах, но вкупе с любимой футболкой хоть как-то успокоили, снова напомнив, что прошлое — было. Как ни крути — было. И значит, есть шанс хоть на какое-то будущее.

Эти джинсы ей подарила когда-то Светка. Притащила большой пакет, торжественно вручила и сказала: «Хочу посмотреть на тебя в этом». Они потом долго хохотали — стоило Ольге немного сжать ягодицы, как джинсы немедленно сваливались на пол и лежали там вокруг ног неаккуратной кучей.

Почему вспоминалось именно это? Не отдельный (настоящий) кабинет, не великосветские тусовки, на которые не попадешь в платье дешевле чем за несколько тысяч долларов, не изящные сигареты в мундштуках, которые вдруг снова входили в моду? Все это было будто в тумане, далеко и неправда, а джинсы и хохот почему-то оказались единственным, что на самом деле стоило вспоминать.

У нее не было Светиного нового номера. Но после получаса разговоров с администратором стрип-клуба, ей его все-таки дали. И она позвонила.

— Ты не представляешь, что на мне сейчас надето, — сказала, забыв поздороваться и мучительно думая: узнает ли?

— Какой-нибудь секс-наряд в стиле красной шапочки? — Засмеялась Света и Ольга с облегчением выдохнула.

— Нет. Штаны, которые ты мне подарила. Помнишь? Широкие, драные и с вышивкой. Я стою в них как идиотка и поддерживаю одной рукой, чтобы не свалились.

Света снова засмеялась, и этот смех был как глоток чистой воды, чистейшего воздуха.

— Интересно на это посмотреть, — сказала она.

— Приходи — посмотришь, — предложила Ольга и затаила дыхание.

Откажется. Конечно, откажется. Вечер четверга — мало ли у нее дел! С сыном уроки учить, к косметологу сходить, еще что-то…

Но Света как-то просто согласилась — без паузы, без раздумий. И уже через час переступала порог Ольгиной квартиры.

— Ну? — Сказала она, едва закрыв за собой дверь.

Ольга приняла сексуальную позу и медленно подняла руки вверх. Джинсы немедленно соскользнули с бедер и упали к лодыжкам.

Они захохотали разом — громко и с удовольствием. Ольга смеялась и не могла остановиться.

— Лучше бы ты хоть чуть-чуть поправилась за эти годы, — сквозь хохот сказала Света. — А ты, получается, еще похудела. Раньше они хоть как-то держались.

Она подошла к Ольге и обняла ее — за плечи, крепко прижав к себе. Поцеловала холодными губами щеку.

— Больше не злишься? — Спросила.

— Нет, — улыбнулась Ольга. — Даже ужин тебе приготовила. Как раньше, помнишь?

Джинсы пришлось перетянуть ремнем — иначе накрывать на стол было бы невозможно. Ольга расстелила салфетки, поставила тарелки и бокалы. Света традиционно приткнулась в углу и курила, рассматривая дым от собственной сигареты.

— Ну что, рыжая? — Спросила она, когда вино было разлито по бокалам. — Одиночество совсем заело?

Ольга улыбнулась.

— Ты никогда так меня не называла.

Света салютнула бокалом и сделала долгий глоток.

— Все когда-то случается в первый раз.

Она поставила бокал и посмотрела на Ольгину шею.

— Я смотрю, твоя сексуальная жизнь по-прежнему бьет ключом?

— Это не совсем сексуальная жизнь… — Честно ответила Ольга. — Но ключом — да. Это ты верно подметила.

Она отрезала кусочек лежащей на тарелке рыбы, посмотрела на него и оставила лежать.

— Что с тобой произошло? — Спросила Света и Ольга вздрогнула. — Как так вышло, что ты стала такой?

— Неужели я так сильно изменилась? — Ольга посмотрела на Свету и улыбнулась. — Ладно, сильно, признаю. Но я не стану рассказывать, не проси.

Света задумчиво покачала в руках бокал.

— Она все-таки сделала тебе тогда больно. Я знала, что так будет.

Ольга качнула головой, будто говоря — нет-нет, ты можешь знать все, что угодно, но я не стану это обсуждать. Но Света не остановилась.

— Ты держишь это в себе и оно выжигает тебя изнутри, рыжая. Посмотри, во что ты превратилась. Неужели ты хочешь продолжить?

Хотела ли она? Ольга не знала. Но точно знала, что не хочет это обсуждать, не хочет вспоминать этот чертов период своей жизни.

— Почему ты выбрала стриптиз? — Спросила она, игнорируя понимающий Светин взгляд. — Не самая лучшая работа для молодой матери.

— Наверное, — послушно согласилась Света. — Но на текущий момент это единственное, что я умею. Трясти голой задницей перед мужиками.

— А тебе никогда не хотелось…

Света расхохоталась.

— Оль, ты смешная такая. Ну конечно, я не собираюсь заниматься этим до конца своих дней. Я учусь, уже два года учусь на заочном. Закончу — и прощай прокуренный клуб, похотливые дядьки и прочие прелести моей жизни. Я же говорила: у меня много целей. Поменять работу — одна из них.

Ольге очень хотелось спросить, но она не знала, как. Боялась, наверное. Боялась задать вопрос и услышать ответ, который, как она подозревала, совершенно ей не понравится. Но задавать не пришлось — проницательная Светка ответила сама.

— Хочешь спросить, не проститутка ли я? — Хмыкнула она, наливая себе еще вина. — Отвечу так: за все эти годы ты была первой из клиентов, с кем я ушла из клуба.

Отпустило. Ольга заулыбалась. Она была рада, что все оказалось не так плохо, как она думала.

— Если хочешь — я могу тебе помочь, — предложила она. — Дать денег, чтобы ты хоть квартиру себе купила. У меня этих чертовых денег теперь полно — девать некуда.

Еще до того, как Света открыла рот, она уже поняла: откажется. Не обиженно, не оскорбленно, просто откажется. И сделает это так, что она, Ольга, окончательно поймет: ей нет места в новой Светиной жизни.

— Спасибо, но я сама, — сказала Света. — Мне не нужна помощь.

Ольга вздохнула и провела ладонью по жесткой ткани джинсов. Ну что, Будина? И Светке ты, оказывается, тоже не нужна. Куда же, в какую неведомую задницу укатилась твоя жизнь?

Ей вдруг очень захотелось, чтобы все стало как раньше. Чтобы, закончив ужин, они вдвоем отправились в спальню, разделись и упали в постель. Не секс, нет, не обязательно секс — иногда они спали рядом просто так, обнявшись, уткнувшись друг в друга и держась за руки. И все было так легко, и так просто, и так правильно.

— Спасибо за ужин, — сказала Света, и Ольга испуганно посмотрела на нее. — Мне пора. Обещала няне долго не задерживаться.

Ольга кивнула. Она представила, как Светка возвращается домой, как ее за ноги обнимает маленький мальчик с Илюшиным лицом и вопит что-то от восторга.

— Я тебя отвезу, — предложила она в прихожей, пока Света одевалась и наматывала шарф на шею.

— Не нужно. Я больше не езжу с нетрезвыми водителями. Пока, рыжая. Звони, если снова тоска заест.

И ушла, поцеловав Ольгу в щеку на прощание.

 

Глава 8. Под тонким одеялом.

Едва прочитав письмо, в котором ее приглашали на совещание, Ольга поняла: вот оно. Сегодня станет ясно, правильный ли путь выбрала Ксения, поняла ли она, как надо действовать.

До совещания оставалось еще несколько часов, и было совершенно непонятно, чем занять это время, чтобы не сойти с ума от тревоги и предвкушения.

Походив по офису и выпив двадцатую за сегодня чашку кофе, Ольга зашла к Ире. Она уже сыграла свою роль и была больше не нужна, но не к Ксении же идти в самом-то деле.

Ира выглядела злой и раздраженной. Сидела в кресле, насупившись, и рвала на кусочки какие-то бумажки.

— Бесишься? — Улыбнулась Ольга, присаживаясь на край ее стола.

— Бешусь, — согласилась Ира. — А ты?

Ольга покачала головой и погладила Иру по щеке. Ей даже было немного жалко эту барышню, так некстати попавшую под раздачу. Но что поделать? Слабые всегда страдают больше прочих.

— А я готовлюсь к разборкам, — сказала она. — Видела, кто стоит в копии? Весь бомонд.

— Бомонд?

Она видела, что от ее прикосновений Ира поплыла, и еще чуть-чуть — просто стечет с кресла Ольге под ноги. И убрала руку.

— Руководство холдинга. Похоже, наша девочка решила пойти ва-банк. Впрочем, так даже интереснее.

Ира заволновалась. Положила руки Ольге на колени и посмотрела в глаза.

— Но она же… проиграет, правда?

— Надеюсь, что нет, — хотелось ответить Ольге. — Потому что если она проиграет, то весь план провалится и мне придется начинать сначала. А я слишком устала, чтобы готовить еще одну комбинацию.

— Послушай, — сказала Ира, не дождавшись ответа и покраснела. — Я… Мне нужно с тобой поговорить.

— Говори, — разрешила Ольга, почти не слушая.

— Я ухожу от Нели. Больше не могу ей врать.

Что-то лопнуло в Ольгиной груди и разлилось радостью по жилам. Не чистой радостью, а какой-то черной, соленой и горькой одновременно. Уходишь от Нели? Как трогательно.

— Я хочу сказать… играть на два фронта — это нечестно, и…

Она бормотала что-то еще, а Ольга смотрела на нее и улыбалась. Как мило. Как замечательно. Она уходит от Нели, потому что больше не хочет ей врать. А чего хочет? Вместе с ребеночком переехать к Ольге и строить «нормальные отношения»? Кажется, когда-то мы уже проходили нечто подобное.

Она едва удерживалась, чтобы не рассмеяться. И каждой клеточкой своего существа получала наслаждение от происходящего.

— Что ты об этом думаешь? — Ира, наконец, осмелилась спросить.

— Твой выход, Будина, — улыбнулась Ольга. А вслух сказала, ласково и тягуче. — А почему я должна об этом думать? Это не имеет ко мне никакого отношения.

Она внимательно смотрела на Иру и видела, как изменилось ее лицо. Окаменело, раскраснелось еще сильнее, и сморщилось.

— То есть как не касается? — Пробормотала Ира. — Мы же с тобой…

И Ольга не выдержала. Она смеялась долго, вкусно, с удовольствием. Смотрела на окончательно растоптанную Иру и смеялась снова.

— Деточка, — сказала она сквозь хохот. — Если ты намереваешься бросить семью из-за меня — не стоит. Я не имею к этому никакого отношения. И я бы совсем не стала бросать жену из-за милых, но одноразовых поебушек.

— Значит, для тебя это всего лишь…

Веселье ушло, будто и не бывало. Ира оказалась глупее, чем она думала.

Ольгино лицо вытянулось, а голос покрылся искрами льда.

— Ну хорошо, — сказала она. — Я объясню.

Но едва она сказала первое слово, как сзади послышалось грозное: «Госпожа Будина», и Ольга против воли обернулась. У кабинета стояла Ксения — рассерженная, яростная, метающая громы и молнии Ксения.

Ольга подняла брови в ожидании продолжения.

— Зайдите ко мне на минуту, — велела Ксения. И добавила. — Прямо сейчас.

Ольга бросила взгляд на Иру. Та сидела — ни живая, ни мертвая, и была в одном шаге от того, чтобы разрыдаться. Ну хорошо. Значит, позже.

Она послушно прошла за Ксенией в ее кабинет, без спроса присела на краешек кресла и вопросительно подняла брови.

— Не смей этого делать, — сказала Ксения, останавливаясь у своего стола и сверху вниз глядя на Ольгу.

— Что делать, милая? — Промурлыкала Ольга. Она уже все поняла — наша девочка решила защитить старую подружку. Забавно.

— Ты знаешь, что, — хмуро ответила «наша девочка». — Не смей говорить ей, что использовала. Она этого не переживет.

— Да что ты? — Искренне восхитилась Ольга. — Значит, тебе можно, а мне — нет?

Зеленые глаза сверкнули, но молния в этот раз была так себе, средняя — густо замешанная на чувстве вины.

— Она тебе рассказала. Черт. Трепло несчастное.

Ольга с улыбкой смотрела, как заволновалась Ксения, как принялась перебирать лежащие на столе ненужные бумажки и ручки. Не ожидала, да? А об этом нужно было подумать в первую очередь, прежде чем подсовывать мне свою старую подружку. Это же старое правило: не знакомь старых друзей с новыми, если не хочешь, чтобы новые знали о тебе все.

— Она очень многое мне рассказала. Можно сказать, теперь я знаю о тебе практически все.

Ольга внимательно наблюдала за Ксениным лицом и от нее не ускользнула легкая усмешка, проскочившая едва заметно. Что же, наша девочка не такая глупая, как казалось. Значит, Ира знает не все. Будем иметь ввиду.

— Чего ты хочешь? — Услышала она. — Давай только без игр, ладно? Просто скажи, чего хочешь.

А вот это было неожиданно. Как подарок, внезапно свалившийся на тебя посреди года — вне праздничных дней. По плану вопрос «чего ты хочешь» должен был прозвучать позже, гораздо позже, а теперь получалось, что всю вторую часть можно просто не реализовывать.

— Ты знаешь, чего я хочу, — сказала Ольга, чтобы выиграть время. Мысли в ее голове неслись потоком, образуя цепочки вариантов и последствий.

Ксения только плечами пожала.

— Хорошо, — решение было принято. — Если ты выиграешь, то оставишь меня в системе на хорошей должности и с хорошими перспективами.

— А если проиграю? — Мрачно спросила Ксения.

Ольга улыбнулась, встала с кресла и подошла поближе.

— Ты не можешь позволить себе проиграть, — сказала она, глядя в Ксенины глаза. И добавила. — Никак не можешь.

Секунду они смотрели друг на друга. А потом Ольга, повинуясь какому-то безотчетному желанию, протянула руку и погладила Ксению по щеке. Та, как ни странно, не отодвинулась. Только вздохнула тяжело.

— Устала? — Спросила Ольга тихо, не убирая ладонь.

— Устала, — согласилась Ксения. — Моя жизнь и так не очень простая, а ты только усложнила ее, вот и все.

В дверь постучали. Ольга убрала ладонь, но осталась стоять на месте. Ксения только усмехнулась.

— Ксения Михайловна, тут почта, и еще несколько факсов, — Инга просунула голову между дверью и дверным косяком, и было странно, как ей удается не упасть при этом на пол?

— Я пойду, пожалуй, — сказала Ольга.

— Нет, — Ксения как будто разом взяла себя в руки, потрясла головой и сфокусировала взгляд. — Останься еще на два слова.

Посмотрела на Ингу.

— Позже занесешь.

Стоило двери закрыться, как Ольга с готовностью положила руки на Ксенины плечи, но та немедленно сделала шаг назад, и руки вернулись обратно.

Вопреки ожиданию, Ксения ничего не говорила. Сунула руки в карманы пиджака, покачалась с носка на пятку и с пятки на носок. Ольга смотрела на нее молча, но в душе ее зрело удивление. Что она хочет сказать? Почему мнется?

— Если сегодня я проиграю, — выпалила наконец она. — Это будет означать, что победа осталась за Игорем.

Ольга покачала головой. Ксения сейчас была такой слабой, такой беззащитной. Даже немного растерянной.

— Я же сказала. Ты не проиграешь.

Она протянула руку и положила ее на Ксенино плечо. На этот раз та возражать не стала. Моргнула, шмыгнула носом и посмотрела в Ольгины глаза.

— Почему я не проиграю?

Ольга улыбнулась. И сказала чистую правду:

— Потому что я на твоей стороне.

Они дошли до переговорной вместе. Ксения распахнула перед Ольгой дверь, но следом не пошла — улыбнулась еле заметно и скрылась с глаз.

Ольга устроилась на своем привычном месте за овальным столом, подмигнула мрачной и зареванной Ире, и улыбнулась Игорю. Он смотрел на нее, не отводя взгляда, и всячески демонстрировал «Какого черта?».

— Сегодня буду наслаждаться, — думала Ольга, осматривая его лицо, подбородок, шею. — Я буду смотреть, как ты тонешь, ублюдок, и радоваться тому, что это сделала я. Конечно, ты выплывешь — такое дерьмо как ты всегда выплывает. Но воды ты нахлебаешься порядочно. И я — именно я — буду этому причиной.

Ксения вошла в переговорную и Ольга ощутила вдруг гордость за нее. Девочка явно взяла себя в руки — вошла спокойно, четко чеканя шаг. Красивая, костюм сидит идеально, макияж почти незаметен, прическа — выше всяких похвал. Встала во главе стола, поздоровалась — голос холодно-приветлив, спокоен.

Она говорила приветственную речь, Ольга почти не слушала. Она представляла, как галстук Игоря сужается вокруг его шеи, превращаясь в удавку. И нужен один рывок, один маленький рывок, чтобы сломать эту шею к чертовой матери.

— Ксения, огласи пожалуйста повестку совещания, — велел Игорь, прерывая Ксению на полуслове.

Ольга напряглась. Вот оно. Вот сейчас. Еще мгновение.

И она услышала. Услышала слова, музыкой проникшие в ее уши, растекшиеся по Игореву галстуку и наконец затянувшие его одним сильным рывком.

— Я собрала вас здесь, чтобы представить вам нового инвестора Promo Media Group. С сегодняшнего дня я владею опционом в размере 30 % компании. Таким образом…

Она победила. Игорь побагровел. Он смотрел на Ольгу и если бы взглядом можно было убить, она, безусловно, уже валялась бы на полу бездыханная. Ольга едва удержалась от того, чтобы зааплодировать.

Умница девочка. Умница. Все правильно поняла и все правильно сделала. Ну что, Бэ-Ка? Каково это — быть на другой стороне? Каково это — оказаться среди тех, кого предали? Каково это — стать проигравшим?

Дальше Ольге было неинтересно. Она первой вышла из переговорной, и прошла прямиком в Ксенин кабинет. Присела на директорское кресло, и принялась ждать.

Он влетел в кабинет словно разъяренный зверь. Громыхнул дверью, пинком отбросил попавшееся под ноги кресло.

— Какого черта? — Заорал, хватая Ольгу за плечи и красными от ярости глазами заглядывая в ее лицо. — Будина, твою мать, какого черта?

Она смотрела на него и улыбалась. А потом легким движением руки оттолкнула от себя.

— Руки убери.

Она не знала, как шипят змеи, но, должно быть, именно так. Тихо, с присвистом, полным неведомой угрозы.

— Объясни, — Игорь больше не орал. Не тряс ее за плечи. Он стоял и смотрел на нее сверху вниз, но как-то так получалось, что несмотря на это она словно оказалась выше.

— Нечего объяснять, — пожала плечами Ольга. — Я победила. Ты проиграл. Только и всего.

Он схватил со стола стакан с ручками и швырнул его об стену.

— Думаешь, эта сука будет теперь тебя прикрывать? — Спросил яростно. — Думаешь, я не найду способа до тебя добраться?

— Думаю, найдешь, — согласилась Ольга. На первый вопрос она предпочла не отвечать. — Но это неважно. Мне не нужна была абсолютная победа. Я хотела, чтобы ты на своей шкуре почувствовал, что это такое — когда тобой играют, будто шелудивым котенком. Когда из тебя делают идиота.

Она встала на ноги — высокая, красивая, молодая. И позволила ярости и гневу выйти наружу.

Она не кричала, нет. Но в словах, которые она произносила, шаг за шагом заставляя Игоря пятиться, были наполнены такой болью, такой злостью, что он отступал и как будто становился меньше.

— Ты думал, что я никогда не проверю? Думал, что я удовлетворюсь маленьким спектаклем с телефонными звонками из постели? Думал, что я не захочу узнать, как все было на самом деле?

Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но Ольга не дала. Ее глаза сузились, а рука сделала неуловимое движение.

— Я узнала правду уже через два месяца. Всю, до последней секунды. Я знаю все, что ты сделал. И все, что сделала она. И все эти годы я знала.

Игорь смотрел на нее с ужасом, а Ольга старалась удержать дыхание. Ей хотелось смеяться. Хохотать — в его искаженное страхом лицо, в его мерзкое, гадкое, испуганное лицо.

— Так что пошел ты к черту, Бэ-Кашечка, — сказала она, когда его спина наконец коснулась стены. — Я знаю, что теперь твоя очередь мстить, и ты отомстишь — я уверена, ты хотя бы попытаешься. Но имей ввиду.

Ее руки легли на его щеки. Он мотнул головой, но она вцепилась крепко, ногтями. Посмотрела на него еще раз и поцеловала в губы — длинным, долгим поцелуем.

Оторвалась от его губ и закончила:

— Имей ввиду. Ольга Будина — не Ксения Ковальская. Я знаю, за что ты ее ненавидишь. За то, что однажды она не стала тебе мстить, а взяла и простила тебя, ублюдка. А я — не прощу. И на каждый удар я буду отвечать ударом. Даже если однажды этот удар станет последним, что я сделаю в своей жизни.

Игорь молча стоял и смотрел, как она отходит в сторону, как берет со стола сумочку, как аккуратно вынимает из нее ключи от машины.

— Как ты узнала? — Спросил он вдруг, и она удивилась слабости, прозвучавшей в его голосе. Она поняла: он спрашивал не о Питере. Совсем не о Питере.

Улыбнулась. Пожала плечами.

— А ты подумай, — посоветовала весело. — И на будущее имей ввиду: если уж трахаешь бедную бабу на глазах своих друзей, бери с них слово молчать о том, что они видели.

Подмигнула ему и ушла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

 

Глава 9. Недолюбила.

«Знаешь, а я все-таки размазала твоего Бэ-Ка по стенке, в прямом смысле этого слова. Если сможешь, передай той учительнице, что она отомщена».

«Ты бы хотела родиться в серебряный век? У меня была подруга, которая с ума сходила по этому времени. Она часто говорила, что легко может представить меня, гуляющей по парку в шляпке и с ридикюлем. И под ручку с Ахматовой».

«В Москве сегодня выпал первый снег. Он как индикатор одиночества. Если ты ему радуешься — ты не одинок. Ну а если нет…»

«Я давным-давно ничему не удивляюсь. А иногда так хочется».

«Завела себе страницу В контакте. Глупо, правда? Уже сто сорок три друга. Если бы и в жизни друзья заводились так же просто…»

«Вчера разбила машину. Какой-то идиот пролетел на красный и смял мне весь правый бок. Жизнь перед глазами не проносилась, но бренность бытия я ощутила. Даже подумала, не отправить ли тебе весь этот ванильный бред одним махом? Представляю, как бы ты удивилась».

— Что ты там пишешь? — Спросила Ксения. Ольга даже не заметила, как она вернулась — обнаженная, мокрая, только на волосы полотенце намотано.

— Тебе интересно? — Улыбнулась Ольга, бросая телефон и потягиваясь.

— Нет.

Ну конечно, нет. За все эти месяцы, в которые они то и дело встречались в разнообразных номерах отелей, трахались в машине, целовались в кабинете, Ксения не задала ей ни единого вопроса, ни разу ничем не поинтересовалась. Сначала Ольгу это полностью устраивало — она получала то, что ей нужно — дикий, безумный, практически животный секс, и ничем не должна была за это платить. Но со временем захотелось чего-то другого. Захотелось внутрь — нет, не так, как она проникала внутрь сейчас, а иначе. Как-то совсем иначе.

Ксения присела на край кровати и принялась застегивать сапоги. Она уже успела надеть слегка помятое платье с длинным рукавом, и даже шелковый платок повязала на шею. Ольга села сзади, обнимая ее бедра своими, и зарылась лицом во влажные волосы.

Конечно, Ксения немедленно фыркнула и дернула плечом, но Ольге было наплевать. Она только сильнее обняла ее за талию и прижалась голой грудью к жесткой ткани платья.

— Мне нужно домой, — мрачно сказала Ксения.

— Посиди еще десять минут, — попросила Ольга. — Обещаю, я не стану к тебе приставать.

Она потерлась носом о Ксенин затылок и прижалась к нему щекой. Время — безумное, безудержное время, остановило свое движение и замерло от эрзаца нежности. Ольга подумала: зачем? Ну зачем я снова и снова соблазняю ее? Зачем снова и снова отдаюсь ей, ничего не прося взамен? Неужели это все, на что теперь я могу рассчитывать? Неужели ничего больше?

Она не знала. Но этот секс, это животное слияние, в котором они на мгновение становились близки друг другу — она не могла от этого отказаться. И не хотела.

— Кто-то ждет тебя дома? — Спросила она тихо. — Поэтому ты всегда убегаешь?

— Нет, — ответила Ксения. — Не поэтому.

Ольга ожидала, что ее сейчас оттолкнут — боже мой, да она уверена была! — но вышло иначе. Ксения вдруг развернулась вполоборота и коснулась пальцами Ольгиных губ.

— Тебе-то это зачем? — Спросила она полным усталости голосом. — Ладно я… А тебе это зачем?

И Ольга испугалась. Зеленые глаза смотрели так тепло и так спокойно, что ей вдруг почудилось — а вдруг и она ощущает то же самое? Вдруг и она так фатально, так бесконечно, так глубоко одинока? А вдруг и она тоже?..

Ксения ждала ответа. Она не торопила, не подгоняла — только гладила тихонько Ольгину щеку, ласково и очень заботливо.

А что ответить? Сказать, как невыносимо тяжело осознавать прошедшие впустую годы жизни? Сказать, что очень трудно в тридцать лет понять, что ты ошибалась? Фатально, ужасно ошибалась, думая, что знаешь, как жить и как эту жизнь строить. Сказать, что отдала бы все на свете, только бы снова оказаться в Москве пять лет назад, и чтобы Илюша был жив, и чтобы Светка приходила на ужин — просто так! И чтобы ездить на выходные в Питер к Инге, гулять с ней по Александровскому саду, слушать стихи Ахматовой, пить кофе из высокого стакана и курить не для того чтобы хоть как-то заглушить привкус желчи во рту, а по-другому — свободно, в удовольствие, наслаждаясь запахом и вкуса дыма. И чтобы строить потихоньку свою чертову карьеру, а не класть в угоду ей все, что — оказывается! — было так важно: свое тело, свою душу, свое сердце наконец.

Сказать, что этот секс, этот дурацкий секс — единственное, что заставляет ее сейчас почувствовать себя живой? По-настоящему живой, не напомаженной с ног до головы дурой, бряцающей дорогими побрякушками, а просто женщиной — голой, свободной, открытой женщиной.

Сказать… А она ответит — «А что тебе мешает?». И это будет означать, что слова улетели впустую, и что права старая как мир истина — один человек никогда не поймет другого.

— Не ищи смысла там, где его нет, — улыбнулась Ольга, и Ксения мгновенно убрала руку. — Мне просто нравится с тобой трахаться, вот и все.

Ксения кивнула и встала с постели. Через минуту ее уже не было в номере — только запах духов напоминал о том, что все это не приснилось, что это правда было, и было с Ольгой.

Она еще немного повалялась в кровати — не хотелось одеваться, не хотелось выходить на улицу, где несмотря на март месяц все еще бушевала зима. Телефон ткнулся в бок холодком металла и Ольга взяла его в руки, согревая. И дописала смс. Очередную неотправленную смс.

«Что было бы, если бы тогда ты согласилась поехать ко мне? Сумела бы я превратить тебя в очередное одноразовое приключение, или ты не дала бы мне сделать этого? Как думаешь?»

Она улыбнулась, перечитала еще раз и вдруг нажала кнопку «отправить».

Почему нет? На сотню неотправленных одно отправленное. Вполне допустимая погрешность.

Засмеялась высокопарности собственных мыслей, и пошла одеваться.

Через два дня она улетела в Париж.

Лара встречала ее в аэропорту Шарль де Голль — Ольга сразу увидела ее: высокую, одетую в джинсы и короткую куртку. Подбежала, коснулась щекой холодной щеки.

— Привет.

Пока ждали багаж, пока блуждали по аэропорту в поисках такси — не разговаривали. Лара косилась на Ольгино грандиозной красоты пальто, купленное специально для этой поездки, а Ольга ощупывала взглядом отросшие волосы на ее макушке.

— Значит, все-таки свидание? — Спросила Лара, когда они наконец сели на заднее сиденье белого «Рено» и кудрявый араб-водитель тронул автомобиль с места.

— С чего бы? — Удивилась Ольга. — Просто соскучилась по Парижу.

— Ну конечно.

Лара засмеялась и вдруг положила руку на спинку сиденья — как будто обняла.

— Давай проследим хронологию событий, — предложила она. — Ты не ответила на десяток моих смс, потом на полгода я о тебе и думать забыла, потом вдруг ты написала мне какую-то ерунду, я в ответ сообщила, что я в Париже на конференции и мы можем обсудить твою ерунду, когда я вернусь. Пока все верно?

— Верно, — согласилась Ольга, поежившись от этого «и думать о тебе забыла», но не подавая вида. — Я же в ответ написала, что прилечу в Париж послезавтра, и ты вполне можешь меня встретить. Где ты тут свидание-то увидела?

Ларина рука соскользнула со спинки сидения и опустилась на Ольгины плечи. Это было так тепло и приятно — сильная рука, очень сильная рука. Рука хирурга, так ведь?

— Значит, не свидание? — Спросила Лара, и Ольга подумала, что ее голос, когда звучит так тихо, очень похож на французское вино — острое, терпкое, ярко-красное. — Уверена, детеныш?

Господи, «детеныш» этот еще. Она сказала это, и Ольге немедленно захотелось поцеловать ее, слизать с губ это сладкое «ыш», вобрать его в себя, и на языке размягчить еще больше.

— Я хочу к Мулен Руж, — сказала она. — Сводишь меня?

Лара засмеялась и отвернулась в сторону.

— Будь что будет? Я буду любить тебя до самой смерти?

Ольга опешила.

— В… В смысле?

— Это из песни, — объяснила Лара. — Песня из фильма «Мулен Руж». Называется «Будь что будет».

Тиски, сжавшие грудь, разжались, будто их и не было.

— Нет, — ответила Ольга на незаданный вопрос. — Не поэтому. Меня интересует площадь Бланш. Мулен Руж как раз находится на ней.

— Почему именно туда? — Удивилась Лара. — Почему не Нотр-дам, Лувр и все такое?

Ольга пожала плечами. Ей не хотелось объяснять. Хотелось сидеть рядом, бок в бок, смотреть в окно, дышать французским воздухом и готовиться ко встрече с Парижем.

И Лара поняла. Она не стала больше ничего спрашивать — только вернула руку на Ольгины плечи, и не убирала ее, пока такси не остановилось у входа в отель.

К ним немедленно кинулся швейцар, выхватил у таксиста Ольгин чемодан и с достоинством проводил их внутрь.

Лара в своих простеньких джинсах и еще более простенькой курточке смотрелась здесь так, будто случайно забежала в Большой театр вместо обеденного перерыва. Пока Ольга заполняла документы и улыбалась администратору, она стояла посреди огромного зала и вертела головой во все стороны.

— Версаль! — Одобрительно резюмировала она, когда процедура заселения была окончена и Ольга за рукав куртки потянула ее за собой к лестнице. Она была рада, что Лара не растерялась, рада, что она чувствовала себя здесь спокойно и уверенно — впрочем, у Ольги были подозрения, что на свете не было места, где бы эта женщина чувствовала себя иначе.

Красота номера тоже не смогла ее ошеломить.

— Сколько же все это стоит? — Только и спросила она, глядя на огромную двуспальную кровать под балдахином и стыдливо заглядывающие в окно башни Собора Парижской Богоматери.

— Разве это этичный вопрос? — Ольга движением плеч сбросила пальто на пол и обняла Лару за шею. Она не стала подходить слишком близко — их тела не касались друг друга, но между ними оставалось всего несколько миллиметров, и каждый из них сейчас был наполнен электрическими разрядами.

Ольга просто смотрела. Она видела, как дрогнули Ларины губы, как сбилось на секунду дыхание, и хорошо знала, что это значит. Но поцелуя не случилось.

— Сначала свидание, — напомнила Лара, делая шаг назад. — Давай надевай что-нибудь менее изысканное и пойдем гулять, пока у меня есть время.

Ольга удивленно подняла брови. «Есть время»?

— Ну конечно, — объяснила Лара. — Я здесь на конференции, забыла? Завтра я буду сидеть и весь день слушать доклады хирургов, из которых добрая половина — великие. А вечером они будут слушать меня.

— А ты тоже великий хирург? — С усмешкой спросила Ольга.

— Пока нет. — Серьезно ответила Лара. — Но я планирую им стать.

Когда они вышли из отеля, над Парижем вовсю сияло солнце. Лара немедленно взяла Ольгу за руку, и тепло ее ладони чувствовалось даже сквозь тонкую замшевую перчатку. Она шла уверенно — так, будто не раз уже бывала в этом городе, и Ольга подумала, что ей очень хочется сейчас подчиниться — просто идти куда ведут, смотреть по сторонам, и улыбаться проходящим мимо французам.

— Я вчера весь день провела в Лувре, — говорила Лара. — Ничего не понимаю в живописи, но ходила туда-сюда как зачарованная, и просто смотрела. Ты знаешь, что в Лувре жил сначала Франциск I, а потом Людовик XIV?

— По-моему, там так или иначе жили практически все французские короли, — отвечала Ольга. — Но на самом деле, мне все равно.

Лара улыбалась и легонько сжимала ее ладонь.

— Я знаю, что тебе все равно.

Когда тротуар вдруг сужался, а навстречу кто-то шел, Лара уходила вперед, не отпуская Ольгиной руки, и Ольга могла смотреть на ее спину — широкую спину, обтянутую красной тканью куртки. И большой черный ремень на поясе джинсов — чуть ниже.

И ей казалось, что не может быть большего счастья, кроме как сунуть ладони в карманы этих джинсов, и идти вот так — следом, путаясь ногами и спотыкаясь друг о друга.

У витрины какого-то магазина они долго стояли и смотрели на свое отражение.

— Я рядом с тобой выгляжу лесорубом, — смеялась Лара, туже затягивая на шее теплый шарф.

— Нет. Я так не думаю, — говорила Ольга.

В своих черных брюках, в сапогах на плоской подошве, в белом свитере и накинутом поверх полупальто она идеально подходила Ларе — будто полная противоположность, которая встала рядом — и картинка вдруг обрела гармонию.

Рыжие волосы свободно растрепались вокруг головы и по плечам, лицо блестело от солнца и запаха Парижа, и все в эти секунды казалось правильным и точным.

— Почему ты написала мне именно теперь? — Спросила вдруг Лара, отворачиваясь от отражения и нависая над Ольгой. — Почему не месяц назад? Или не через полгода?

И правда — почему? Потому что было много работы? Потому что я спала со Снежной Королевой и сама покрывалась коркой льда? Потому что после победы над Игорем из моей жизни ушел последний, самый завалящий, смысл?

— Потому что я не хожу на свидания, — слова пришли ниоткуда и Ольга испугалась, когда они вырвались. — А с тобой это было бы именно свидание.

Лара пожала плечами и крепче сжала Ольгину ладонь.

— Это ответ на вопрос «почему ты мне не писала», а не на тот, что я задала.

Ольга вздохнула и вытащила ладонь из ее руки.

— Для того, чтобы ответить, пришлось бы рассказать тебе всю мою жизнь, — сказала она. — А это невозможно.

Лара засмеялась, и вернула Ольгину ладонь на место. Более того — свободной рукой она стащила с нее перчатку и сунула в карман своей куртки.

— Тогда я тебе расскажу, — сказала она, практически таща Ольгу за собой по улице. — Будем идти по набережной и разговаривать. Почему нет, верно?

— Верно, — согласилась Ольга. — Только без интимных подробностей, ладно?

Лара вдруг толкнула ее к гранитному ограждению набережной и на мгновение прижалась к ней всем телом.

— Почему это без интимных? — Выдохнула она в Ольгины губы. — А если я хочу с интимными?

Засмеялась, и пошла дальше, в сторону музея д’Орсе. Ольга послушно плелась следом.

— Итак, моя жизнь. Про детство ты знаешь — я сменила семь разных школ, у меня было семь комплектов школьных друзей и семь первых свиданий — в каждой школе по одному. Потом медицинский — интернатура, ординатура, и все такое. Сплошная работа и диссертация.

Она на ходу глянула на сосредоточенно слушающую Ольгу и продолжила.

— Хочешь спросить, встречаюсь ли я с девочками? До двадцати пяти считала себя исключительно гетеросексуальной — институтские эксперименты не в счет. В двадцать пять влюбилась в анестезиолога из нашего отделения, роман был грандиозный и грандиозно же закончился. После этого — иногда ходила на свидания, иногда они чем-то интересным заканчивались, но как-то не складывалось.

Ольга только губы разомкнула, чтобы задать вопрос, но Лара не дала.

— Со мной очень трудно, — сказала она серьезно. — Это я тебя сразу предупреждаю, чтобы без иллюзий. Я своеобразный человек, девяносто процентов моей жизни занимает работа, а оставшиеся десять — саморефлексия. Для того, чтобы потеснить часть вышесказанного, нужно приложить немало усилий, и не факт, что получится.

Ольга оторопела. Господи, она что, серьезно? Серьезно предупреждает, что ничего серьезного у них не получится? Ей захотелось то ли смеяться, то ли плакать — не разберешь.

— Послушай, — сказала она, останавливаясь и отбирая у Лары руку. — Я всего лишь прилетела в Париж на несколько дней. Почему ты делаешь из этого такие странные… выводы?

Лара улыбнулась. Когда она улыбалась, у Ольги почему-то сердце замирало и тесно сжимались бедра.

— Детеныш, — сказала она ласково. — Я хорошо разбираюсь в людях. Ты прилетела не в Париж. Ты прилетела ко мне. И не смей больше мне врать.

В полном молчании они дошли до музея, свернули в переулок и, не сговариваясь, зашли на летнюю веранду Caf'e de l’Empire. Заказали кофе, попросили пепельницу. Ольга немедленно закурила. Лара сидела напротив и молча смотрела на нее.

— Это глупо, — сказала Ольга. — Все это — очень глупо, ты понимаешь?

— Конечно, — согласилась Лара. — Врать — всегда глупо. Только время тратить.

Официант поставил перед ними две чашки кофе и улыбнулся доброжелательной французской улыбкой. Почему-то в Париже — Ольга не раз замечала — официантами работали исключительно мужчины за сорок — седые, стройные, в черных брюках и белых рубашках.

— Ладно, — решилась Ольга, сделав глоток кофе и махнув официанту, чтобы принес еще. — Что еще ты про меня понимаешь?

Лара усмехнулась.

— Тебе одиноко, — сказала она. — Тебе так одиноко, что ты готова пойти за первым человеком, к которому хоть что-то почувствуешь. Но проблема в том, что от одиночества ты убегаешь в секс, а это не работает.

— Почему не работает? — Улыбнулась Ольга.

— Потому что секс без близости — это акробатика. А ты все этапы, на которых близость может возникнуть, перешагиваешь. Вот сколько раз ты уже могла бы меня поцеловать? Раз пять, как минимум. Не поцеловала. Почему?

Ольга пожала плечами.

— Правильно, — согласилась Лара. — Потому что для тебя поцелуй — это так, прелюдия перед быстрым сексом. А я на это не согласна, и ты своим женским чутьем хорошо это чувствуешь. И знаешь, что поцелуй со мной будет чем-то совсем другим. И трусишь, детеныш. Просто трусишь.

— Глупости, — перебила Ольга, разозлившись. — Тебе не кажется, что я просто не хочу с тобой целоваться, вот и все?

Она не ожидала того, что случится дальше. Никак не ожидала, что Лара встанет, перегнется через столик, и коснется губами ее щеки. Что подышит горячо в ее ухо. Что губы потянутся ей навстречу, а веки сами собой прикроют глаза.

— Не хочешь, да? — Услышала она, а когда открыла глаза, Лары рядом уже не было — она снова сидела на своем кресле, невозмутимо закуривая сигарету из Ольгиной пачки.

— И что? — Спросила Ольга хрипло. — То, что я хочу тебя трахнуть, еще ничего не значит.

— Детеныш, — улыбнулась Лара. — Про «трахнуть» еще даже речи не было. Только про поцелуй. Чего ты так испугалась?

Ольга не стала отвечать. До вечера она вообще больше ничего не говорила. Молча гуляла с Ларой по Парижу, молча позволила проводить себя до отеля, молча кивнула на прощание и ушла в свой номер.

И только после душа, забравшись в кровать, позвонила Ксении.

— Поговори со мной, — попросила почти ласково, почти нежно.

— Будина, — услышала она в ответ злое. — Ты обалдела? В Москве два часа ночи. Какие, к черту, разговоры?

И — быстрые гудки в трубке.

Ольга несколько секунд глупо смотрела на экран телефона. А потом вздрогнула всем телом и расплакалась — словно маленький обиженный ребенок.

 

Глава 10. Не смогла.

Улицу и дом она нашла легко. Больше часа кружила пешком по Парижским улицам и переулкам, радуясь, что не стала надевать сапоги на каблуках. Наконец, вышла на маленькую улочку с односторонним движением и желтыми невысокими домами.

— Rue du Docteur Roux? — Спросила у старенького продавца цветов.

— Oui, oiu, — дедушка обрадовался и залопотал что-то по-французски. Ольга улыбнулась ему дежурной улыбкой и пошла дальше.

Перед нужным домом толпилось человек двадцать. Они были одеты преимущественно в старые костюмы с засаленными рукавами, и выглядели как типичные ученые. Ольга тронула одного из них — по виду безумного профессора — за рукав и спросила по-английски:

— Простите, не подскажете, где мне найти Лару?

Спросила и поняла, что категорически не помнит ее фамилии. Профессор смотрел на нее и энергично мотал головой.

— Mademoiselle Lara? — Сделала еще одну попытку Ольга. — Chirurgien?

— Ты бы еще врача попросила, — раздался где-то за спиной насмешливый голос, и Ольга резко обернулась. — Их тут как раз сотни две.

Это была она — улыбающаяся, с зажатой между пальцев сигаретой, одетая в длинную юбку и светлую рубашку, с тонкого стекла очками на сморщенном носу.

— Что ты здесь делаешь? — Нос перестал морщиться, и очки немного съехали к кончику. — Пришла поглядеть, как я буду читать доклад?

Ольга молча смотрела на нее и понимала, что если она скажет еще слово — все развалится окончательно. Она просто сделает шаг, обнимет ее за сильную шею, прижмется к холодной щеке, пахнущей утренним Парижем, и поцелует. Поцелует, и все. И плевать, что дальше.

Лара как будто прочитала в глазах ее намерения, и немного отступила. Быстро сказала на французском несколько слов безумному профессору, потушила сигарету, привычным уже движением взяла Ольгу за руку, и повела за собой внутрь.

— Сиди тут, — велела, проведя ее в огромный зал и показывая на стул в третьем ряду от президиума. — Предупреждаю: сидеть придется долго.

Ольга кивнула как послушная девочка, и долго провожала взглядом удаляющуюся Ларину спину.

Из докладов она ничего не поняла и ничего не запомнила. Мало того, что все говорили только по-английски или по-французски, так еще и трещали быстро-быстро, видимо торопясь уложиться в регламент.

Когда на сцену наконец вышла Лара, Ольга замерла. Она говорила громко, уверенно и… сильно. Ее руки — руки лесоруба — то и дело принимались жестикулировать, видимо, показывая то, что она объясняла на словах. Какая-то девочка стояла рядом и переключала слайды презентации.

Зрители слушали доклад молча. Только пощелкивал пульт переключения в руках девочки, да Лара иногда постукивала о пол кончиком туфли. Ольга видела, как она собрана сейчас, как напряжена. Видела, как дергается жилка на ее ключице, как стекает с шеи в вырез капля пота. Знала, что бедра ее тоже напряжены — как у породистой лошади, приготовившейся к прыжку.

Когда доклад был окончен, и Лара поклонилась публике, Ольга была уже на грани безумия.

— Идем, — сказала она, протискиваясь сквозь толпу ученых к Ларе и хватая ее за руку. — Идем немедленно!

— Куда? — Лара смеялась, но подчинялась Ольгиному напору — не обращая внимания на удивленные лица коллег, на летящие со всех сторон вопросы.

Они выскочили на улицу, и Ольга поняла, что они забыли Ларино пальто. Или куртку? Это жуткое надутое чудовище из Москвы? Или красную глупость, в которой она была вчера? Плевать. Ей и правда было плевать.

Ее хватило еще метров на двести, не больше. Почти бегом они добежали до какого-то переулка, Ольга с силой толкнула Лару к стене и наконец поцеловала — с силой, вжимаясь губами, лаская языком. Ей что-то мешало, и осознав, что именно, она сорвала с Лариного носа очки и бросила их в сторону. И поцеловала снова.

Ольгины локти уютно разместились на ее плечах. Ее отросшие волосы были как будто предназначены для того, чтобы Ольга запустила в них пальцы. И губы, холодные губы, отвечали на ее поцелуй — откликались, подчинялись и сминались под ее напором.

Она почувствовала Ларины руки под своим пальто. Крепкие сильные руки, которые сжали ее бока и прижали еще сильнее. Вся эта одежда — все эти чертовы слои одежды — мешали Ольге, и она даже зарычала от того, как сильно они ей мешали.

Хотелось сорвать все эти тряпки к чертовой матери, прижаться к горячей коже, целовать ее, царапать ногтями, оставляя синяки и ссадины. И зализывать языком — каждую.

От мысли об обнаженной Ларе Ольге снова стало жарко. Впиваясь языком в ее рот, она непослушными пальцами то ли расстегнула, то ли оторвала пуговицы на ее блузке. Рванула ткань в разные стороны и наконец нащупала кожу.

И все закончилось в одно мгновение. Лара схватила ее за кисти рук и крепко сжала, отстраняя. Ольга чуть не задохнулась от возмущения. Как? Почему?

Они смотрели друг на друга, и она видела — господи, да она это чувствовала! — что Лара возбуждена не меньше, чем она сама. Ее глаза сузились, она вдыхала и выдыхала тяжелыми толчками, а губы против воли тянулись продолжить поцелуй.

— Нет, — услышала Ольга и чуть не закричала. — Не так быстро.

Не так быстро? Да черт бы тебя побрал!

Она попыталась снова поцеловать, но Лара не дала — за руки отодвинула еще чуть дальше, покачала головой и только увидев, как Ольга обмякла в ее руках, отпустила.

— Дай мне секунду, — попросила она, тяжело дыша и не глядя на Ольгу. — Мне нужна секунда, чтобы немного прийти в себя.

Ольга — послушная девочка! — стояла и смотрела на нее исподлобья. К чему все это? К чему все эти «не сейчас», если обе знают, что это все равно произойдет? Зачем все эти правила? Зачем рамки? Почему бы не заняться сексом прямо здесь, в узком переулке, с риском быть застигнутыми? Почему бы не дать друг другу наконец то, о чем каждой уже несколько месяцев снились непристойные сны? Почему?

— И что? — Слова вырвались со злостью. — Ты придешь в себя, я приду в себя, а дальше что?

Лара смотрела на нее непонимающим взглядом, а Ольга с каждой секундой закипала все сильнее и сильнее.

— Что дальше, я спрашиваю? — Крикнула она, ощущая, как собирается складка на лбу, как кривятся от гнева губы. — Ты пойдешь к себе в номер, я пойду к себе в номер? И каждая из нас — каждая, даже не смей убеждать меня в обратном! — проведет бессонную ночь, лаская себя и не понимая, почему ее гладят ее собственные руки, а не другие? Да?

Она наступала, а Лара пятилась. Она часто моргала, как будто пытаясь привыкнуть к новому для себя виду разъяренной Ольги. А Ольгу уже было не остановить.

— А завтра мы снова встретимся и будем гулять, держась за руки? И все это время я буду думать, как бы мне затащить куда-нибудь в подворотню вроде этой и трахнуть тебя, чтоб ты провалилась? Да? Так все будет?

Лара моргнула еще раз и вдруг остановилась.

— Найди мои очки, — попросила тихо, и от неожиданности услышанного Ольга вдруг остыла. Она будто увидела себя со стороны: стоит в каком-то переулке, наседает на испуганную тетку, и орет как сумасшедшая, как будто эта тетка ей что-то должна. Кошмар. Господи, какой кошмар.

Стыдно почему-то не стало. Ольга пошарила глазами по асфальту, подняла очки и посмотрела на стекла.

— Разбились, — сказала она, протягивая очки Ларе.

Та немедленно нацепила их на нос и улыбнулась. Улыбнулась так, что Ольге немедленно захотелось улыбнуться в ответ. И взять назад все слова, которые она в запале кричала минуту назад.

— Я без них ничего не вижу, — сказала Лара. — Совсем ничего. Обычно хожу в линзах, но вчера очень глаза устали и решила надеть очки. И вот… Результат.

Они секунду посмотрели друг на друга — растрепанная, раскрасневшаяся Ольга и Лара в разбитых очках и разорванной блузке — и захохотали. Смеясь, обнялись, и постояли так немного — вздрагивая в объятиях друг друга.

— Я хочу есть, — сказала Лара, отсмеявшись. — Но ни в одно приличное место меня в таком виде не пустят.

— Я дам тебе свое пальто, — предложила Ольга. И действительно дала.

Сказать, что Лара смешно смотрелась в ее одежде — было бы не сказать ничего. Пальто, свободно разлетающееся вокруг Ольгиной фигуры, Ларе было впритык. Она выглядела теперь как колхозная тетка, впервые приехавшая в столицу и нарядившаяся в кардиган богатой родственницы.

Зато их пустили в ресторан. Огромный ресторан в форме корабля на берегу Сены — без стен, зато с газовыми обогревателями, приделанными к потолку. Им сразу же выдали по пледу, и Ольга, проигнорировав Ларин возмущенный возглас, села рядом с ней на узкий диванчик, накрылась обоими пледами сразу, и вытащила две сигареты. Одну для себя, другую для Лары.

— Давай выпьем? — Предложила, под пледом гладя Ларино бедро. — Горячего вина, да? Согреться.

Лара дрожала, сидя рядом с ней, и Ольга хорошо знала — это не холод. Нет, не он. Совсем нет.

Официант принес два бокала с глинтвейном и поставил рядом тарелку с нарезанными кубиками сыра. Ольга сделала глоток и замычала от удовольствия, чувствуя, как горячее вино разливается по жилам, согревая и опьяняя сверх меры.

— Я и не думала, что ты настолько сумасшедшая, — сказала Лара, тоже делая глоток. — Прямо не знаю, что с тобой делать.

— Хочешь, расскажу? — С готовностью предложила Ольга, наклоняясь и касаясь губами ее уха. — В подробностях?

Лара засмеялась и отодвинулась немного.

— Перестань, — попросила серьезно. — Ладно? Это действительно… Слишком быстро для меня.

Ольга смотрела на нее и силилась понять. Почему? Ну почему?

— Как давно? — Спросила она, холодея от пришедшей в голову догадки.

И Лара поняла. И ответила:

— Лет пять, кажется. Не то чтобы я считала…

Теперь пришла очередь Ольги отодвигаться. Пять лет… Она бы так не смогла. Пять лет не ощущать на своем теле чужих рук? Пять лет…

— Вся эта история с Питером произошла пять лет назад, — сказала вдруг она, и Лара посмотрела на нее изумленно. — У меня был секс с тех пор. Много секса. Но это был…

— Просто секс.

— Да.

Она взялась за бокал обеими руками и покрутила, согревая ладони.

— Даже не секс, а… Похоть. Случка. Черт знает, как еще это назвать.

— Не надо, — Ларина рука легла поверх Ольгиного колена. — Не говори так.

— Но это правда! — Удивленно воскликнула Ольга и опустила глаза. — За эти пять лет я сделала много такого, чем невозможно гордиться. Я спала с людьми, которые мне даже не нравились. Спала, потому что…

— Потому что так нужно было Игорю.

Ольга в очередной раз поразилась ее проницательности. Надо же, и здесь угадала.

— Да. У нас сложился хороший союз. Он подкладывал меня под нужных людей, а я получала деньги и статус. Много денег и высокий статус.

Даже самой себе она не смогла бы объяснить, зачем говорит все это сейчас. Это не было исповедью — да ей и не нужно было отпущение грехов. Это не было признанием — судя по всему, Лара все понимала и так. Это было просто… честно?

— Без иллюзий, да? — Спросила вдруг Лара, и Ольга с удивлением осознала, что она, кажется, и правда понимает. Правда, без дураков.

— Да, — сказала она, глядя на переливающееся в бокале вино. — Без иллюзий.

Что делать дальше, не знали ни одна, ни вторая. Официант принес заказанные блюда, но есть уже не хотелось.

— Почему так вышло? — Спросила вдруг Лара. — Я имею ввиду, почему после Питера ты выбрала жить так?

Ольга усмехнулась.

— Потому что хорошо поняла, что все в этом мире продается и покупается. А раз так — почему бы не продать себя подороже.

Она поймала на себе недоуменный Ларин взгляд и объяснила:

— Все это подстроил Игорь. Я узнала потом, когда все уже закончилось и началась эта новая жизнь. Он заплатил той девушке, чтобы она лгала мне. Чтобы бросила меня изощренно-красиво — очень больно бросила, чтобы я от этой боли еще не скоро опомнилась.

Ольга прикрыла глаза. Сколько раз она вспоминала об этом? Сколько раз перебирала в памяти все события, связанные с Алисой, и не могла, никак не могла найти ответ на главный вопрос — в какой момент? В какой момент это перестало быть правдой и стало игрой?

— Самое ужасное, что я до сих пор не знаю, на каком конкретно моменте он ее… купил. Не знаю, что из ее слов было правдой, а что — ложью. И ее саму уже не спросишь.

Лара вздохнула рядом, но Ольга все равно не стала открывать глаза. Вот она и сказала. Сказала это вслух. И ничего, ничего не изменилось.

— Детеныш, — услышала она ласковое. — Не вини себя. То, что ты не распознала лжи, еще не делает тебя глупой и беспомощной. Она просто врала, а ты просто поверила. Так бывает.

Ольга покачала головой.

— Только не со мной. Со мной так больше не будет. Никогда.

Она почувствовала, как Ларина ладонь касается ее щеки. Ощутила прикосновение губ в уголке рта. И услышала:

— Я никогда не буду тебе лгать. Обещаю.

Это было ощущение, как будто кто-то забрался в Ольгины внутренности, намотал их на кулак и рванул вверх. Не будешь лгать? А как я могу знать, что ты не врешь прямо сейчас? Как я могу знать, что твои слова — не набор якорей, на которые нужно меня зацепить, чтобы потом отдирать было очень больно? Как я могу это знать?

И тут она вспомнила. Лара отказалась спать с ней в ночь знакомства. Она не закидывала ее смс и предложениями встретиться. Она отказала ей вчера, и сегодня, по сути, тоже отказала.

Но кто может знать, что это не новый способ поиграть? Кто может знать, что это не игра, из которой Ольга Будина снова может выйти только проигравшей?

— Детеныш, — Лара успокаивающе погладила ее по плечу. — Успокойся. Правда, успокойся. Иногда нужно просто верить. По-другому это не работает.

Из ресторана они вышли, замотанные в шерстяные синие пледы. Когда Ольга попросила включить их в счет, официант ничем не выказал своего удивления. Посовещался с менеджером и сообщил, что пледы можно забирать, и это — подарок таким очаровательным дамам от их заведения.

— Проводишь меня? — Спросила Ольга, когда они остановились на набережной и посмотрели друг на друга. — Я не буду предлагать зайти, обещаю.

— Хорошо, — серьезно кивнула Лара. — Конечно, провожу.

Было холодно. Было ужасно, страшно холодно — ветер пронизывал их насквозь, даже сквозь теплые пледы. Холоднее всего было рукам — но ни одна, ни другая не хотели и не пытались разжать этот замок сплетенных вместе пальцев.

К дверям отеля они практически подбежали — настолько подгонял холод.

— Послушай, — сказала Ольга, постукивая зубами. — Я обещала, что не буду приглашать. Но давай хотя бы вызовем тебе такси. Ты не дойдешь до своего отеля.

Лара посмотрела на нее мгновение, и кивнула.

Внутри Ольга сразу двинулась к стойке ресепшена, но Лара не дала. Дернула за руку, покачала головой и повела вверх по лестнице.

— Мне нужен душ, — объяснила у двери в номер. — Горячий душ и теплое одеяло. Ладно?

Ольга знала, что это значит. Хорошо знала. И секунда, которая потребовалась на то, чтобы принять решение, была самой долгой в ее жизни.

— Конечно, — сказала она без улыбки. И повторила зачем-то. — Конечно.

Потом она лежала на кровати, укутавшись в одеяло, и смотрела на стеклянную дверь в ванную, за которой было видно неясный силуэт. Из-за двери доносилось не то бормотание, не то пение — было не разобрать. Наконец Лара вышла из ванной и Ольга улыбнулась, глядя на нее.

Сильное большое тело — оказалось, что от лесоруба у нее были не только руки. Всклокоченные на макушке мокрые волосы. Полотенце, закрывающее все от подмышек до середины бедер. И очки — разбитые очки на кончике носа.

— Я выгляжу как идиотка, правда? — Спросила Лара, присаживаясь на край кровати и глядя на улыбающуюся Ольгу.

— Нет, — ответила та, и это было истинной правдой. — Совсем нет.

Еще секунду они молча смотрели друг на друга. А потом Ольга махнула рукой в сторону кресла.

— Я положила там тебе футболку. Самую большую, какую только нашла.

Лара кивнула и встала с кровати. Ольга честно старалась не смотреть, но ничего не вышло. Стоило Ларе повернуться спиной и сбросить полотенце на пол, как жадный Ольгин взгляд ощупал ее тело от шеи до пяток. И рельефную спину с торчащими лопатками, и удивительно женственный изгиб талии, и ягодицы, и сильные — как у лесоруба? — ноги.

Лара натянула футболку и повернулась.

— Тест-контроль прошла? — Спросила она, выключая свет и забираясь под одеяло.

— Прошла, — согласилась Ольга, подвигаясь, чтобы дать Ларе место. — Только у меня к тебе будет просьба.

В темноте ее не было видно, но по шевелению Ольга поняла, что ее внимательно слушают.

— Не обнимай меня ночью, ладно? — Выпалила она. — И вообще не трогай. Не потому что я не хочу, а…

— Я не буду, — перебила Лара, и даже в темноте Ольга разглядела что она улыбается. — И не потому что я не хочу.

 

Глава 11. И что?

Совещание длилось уже третий час. Технический директор что-то бубнил, стоя у экрана проектора, Ксения то и дело задавала ему вопросы, а Ольга сидела на другом конце стола для переговоров и грезила о Париже.

Она вспоминала брусчатку, теплую от Парижского яркого солнца, и синее небо, отражающееся в стеклах парижских окон.

— Ты шла со мной рядом, и постоянно поднимала голову, чтобы посмотреть наверх. Я ужасно боялась, что ты споткнешься, а потом устала бояться, и стала тоже смотреть на небо. Почему-то в тот момент небо было важнее, чем шумный Монмартр вокруг нас, но я все равно замечала и старые улицы, и художников в беретах, и запах — запах багетов, смешанный с ароматом ранних цветов.

Мы дошли до Сакре-кер, и ты тащила меня куда-то, а у меня перехватывало дух то ли от белой кладки собора, то ли от горячей кожи твоей руки. А потом ты показала мне это. Закрыла глаза ладонями, заставила сесть, и убрала руки. И под нашими ногами оказался Париж.

Париж уютный и солнечный — как длинный коричневый шарф, согревающий шею. Париж забавный и радостный — как котенок, с визгом бегающий вокруг качающейся ветки смородины. Париж озорной и шаловливый — как твои пальцы, ласкающие кисти моих рук.

А потом был Père Lachaise — Эдит Пиаф, Сара Бернар, Шопен, Бальзак — их призраки оживали от прикосновения наших взглядов, и кружились вокруг хороводами, шепча на уши какие-то великие откровения.

Никого не было вокруг. Ни одного человека. И ты поцеловала меня. Наклонила голову и коснулась губами моих губ.

Мы танцевали среди этих призраков, и стали их частью, и превратились в одних из них.

— Госпожа Будина.

Ольга с сожалением открыла глаза и посмотрела на Ксению. Та выглядела недовольной, да и с чего бы ей быть довольной, когда заместитель вместо того, чтобы вникать в процесс, позволяет себе мечтать о чем-то явно постороннем?

— Извини, — коротко сказала Ольга. — Я задумалась.

Когда совещание наконец закончилось, Ксения махнула рукой, чтобы Ольга задержалась.

— Что с тобой происходит? — Спросила она сурово, едва за техдиром закрылась дверь переговорной. — Влюбилась, что ли?

Ольга немедленно расцвела улыбкой и подошла поближе. Кончиком пальца поводила по Ксениной щеке.

— А что? — Ласково спросила. — Ревнуешь?

Ксения недовольно дернула головой.

— Нет, но мне не нравится, что ты совершенно перестала работать.

Ольга пожала плечами. Ну не нравится — и не нравится. Это не моя проблема. Все равно ничего ты со мной сделать не сможешь, и мы обе хорошо это знаем.

Она уже повернулась, чтобы идти, но Ксения вдруг заговорила снова.

— У меня была беседа с Игорем по твоему поводу.

Ольга оглянулась и подняла брови.

— Он хочет, чтобы я тебя уволила, — объяснила Ксения. — Я сказала, что не стану этого делать, конечно, но имей ввиду — похоже, теперь враг номер один — это ты.

В этом не было ничего нового, но Ольга почему-то поежилась.

— Что он может сделать? — То ли спросила, то ли просто сказала она. — Я подчиняюсь тебе, а не ему.

Она заметила, как дернулось Ксенино лицо от слова «подчиняюсь». Вот так-так. А девочка-то, похоже, соскучилась?

— У тебя есть планы на сегодняшний вечер? — Спросила она, подходя поближе и опуская ладонь на Ксенину грудь. — Можем провести пару часов вместе.

Ксения молчала, и Ольга, приняв это за разрешение, погладила колючую ткань пиджака, поднялась повыше и забралась пальцами в вырез. Но Ксения убрала ее руку.

— Не сегодня.

Ну, не сегодня — так не сегодня. Ольга пожала плечами и вышла из переговорной. Она найдет, чем заняться. Конечно, найдет.

«Детеныш, ты там как? Пришли мне весточку с полей, а то паранойя окончательно меня доконает».

«Я проснулась утром и сразу увидела тебя. Ты стояла у окна, на бедрах — простыня, а выше — ничего, только обнаженная спина и открытая шея. Твоя рука с сигаретой двигалась, и с каждым движением что-то отрывалось у меня в горле и падало вниз, к животу. А потом ты обернулась и посмотрела на меня».

«Мне всю ночь не давали покоя твои волосы. Ты просила не трогать, и я не трогала, но ты же не запрещала смотреть, верно?»

«Мне хочется как-то тебя называть. Я подхожу к зеркалу в ванной и говорю «Лара». Твое имя очень приятно ощущается языком и губами. Оно мягкое. И теплое».

Свету она подкараулила у клуба. Пришлось два часа сидеть в машине, глядя на неприметную дверь служебного входа, слушать радио «Монте-карло» и курить одну сигарету за другой в приоткрытое окно новой машины.

Наконец, дверь открылась и Света вышла на улицу. С ней рядом шел какой-то мужчина, но Ольге было все равно. Она выскочила из машины и махнула рукой.

— Привет, — Света, казалось, совсем не удивилась. А вот мужчина рядом с ней — весьма.

— Вы кто? — Спросил он, буравя Ольгу пристальным взглядом.

— Сереж, это моя подруга, — Света ласково потрепала его по щеке и поцеловала в губы. — Ты иди, ладно? Ольга меня отвезет.

Он явно был недоволен, но спорить не стал. Еще раз мрачно посмотрел на Ольгу, кивнул и пошел к парковке. Света же проводила его взглядом, и вдруг обняла Ольгу за шею.

— Привет, рыжая.

Ее руки были теплыми, а от шеи и волос приятно пахло. Ольга позволила себе на секунду расслабиться и просто постоять вот так, вдыхая тепло Светкиной кожи и наслаждаясь прикосновением ее рук.

— Отвезти тебя домой? — Спросила она, когда секунда закончилась. — Или найдешь время выпить со мной кофе?

— А что случилось? — Испугалась почему-то Света. — Ты хочешь о чем-то поговорить или просто соскучилась?

Ольга улыбнулась и покачала головой.

— И то, и другое. На самом деле, я хочу пригласить тебя съездить со мной в Питер, и еще мне нужен твой совет.

Света думала недолго.

— Ладно, — решила она, — только мне нужно позвонить домой.

— Из машины позвонишь.

Ольга взяла ее за руку и повела за собой, мимолетно вспомнив о Ларе и улыбнувшись этому воспоминанию. Щелкнула брелоком сигнализации, распахнула дверь.

— Ого, — прокомментировала Света, садясь на пассажирское сиденье. — Ты поменяла машину?

— Я попала в аварию, — объяснила Ольга. — Ремонтировать было долго, и я решила просто купить новую.

Света почему-то засмеялась. Наверное, для нее это и правда было забавно. Пока Ольга выруливала с парковки, она набрала на мобильном номер и быстро раздала указания няне. А потом няня позвала к телефону ее сына. И Ольга поразилась, как изменился Светкин голос — он стал мягче мягкого, теплее теплого.

— Зайчик, ты почему еще не спишь? Книжку читаете? Какую? Про Муми-троллей? Здорово! Малыш, я скоро приеду, но ты к моему приезду уже будешь спать, ладно? Конечно, зайду и поцелую. Завтра я не работаю, так что поедем с тобой в парк уток кормить. Да. Да. И я тебя очень люблю, мое солнышко.

Света выключила телефон и посмотрела на сосредоточенную Ольгу.

— Давай только не в кофейню, ладно? — Попросила она. — Я очень хочу есть, и пошлый пончик меня не устроит.

Ольга кивнула, и снова вспомнила о Ларе. В Париже она почему-то почти все время хотела есть — за два дня они обошли десяток ресторанов, и в каждом пробовали новые блюда.

В «Жан-Жаке» благодаря позднему вечеру людей было многовато, но для них нашелся свободный столик. Едва сделав заказ, Света оперлась подбородком и ладони и посмотрела на Ольгу.

— Излагай, — весело велела она, — какой совет тебе нужен и зачем тебя снова несет в Питер?

Ольга вздохнула и решила начать со второго вопроса — так было проще.

— На этот раз это мамин день рождения, — сказала она. — Она собирается устроить прием не в самом Питере, а на даче — это недалеко от Твери. Я не хочу ехать туда с… кавалером. И хочу, чтобы ты поехала со мной.

— В качестве кавалера? — Удивилась Света. — Ты что? Твою маму разобьет кондратий. Или как он у вас, интеллигентов, называется?

Ольга расхохоталась. От этого «кондратий» пахнуло полузабытым «придуривается», и градус ее настроения тут же пошел вверх.

— Да нет, почему в качестве кавалера? — Сказала она. — Просто как подруга. Мы же ездили уже на бабушкин юбилей, так почему бы сейчас не поехать вместе?

Она увидела, как Светино лицо на мгновение стало грустным, и поняла, что она вспомнила про Илюшу. Забавного, бестолкового Илюшу, от которого теперь совсем ничего не осталось.

— Я подумаю, — сказала Света и Ольга радостно глянула на нее. — Ничего не обещаю, но подумаю. А что за совет? Какой совет тебе нужен, рыжая?

Вот с этим было уже сложнее. Ольга подождала, пока официант накроет на стол, разложит приборы и салфетки. Потом подождала, пока Света начнет есть. И только потом решилась.

— Я познакомилась с женщиной. Познакомилась уже довольно давно, но на прошлой неделе мы провели вместе несколько дней. И я не знаю… — Она запнулась на секунду. — Не знаю, что мне с ней делать.

Света прожевала кусочек стейка и улыбнулась понимающе.

— А что ты хочешь с ней делать? — Спросила.

Ольга пожала плечами. Она и сама не понимала, что. Кроме очевидного — но проблема была в том, что на это очевидное Лара не была согласна. Она ясно дала понять, что просто секс ее не устроит. А если не секс — то что?

— Отношения? — Предположила Света и вдруг засмеялась. — Боже, рыжая, эта несчастная женщина правда хочет с тобой отношений?

Ольга вдруг оскорбилась.

— А почему нет? — Холодно спросила она. — Со мной невозможно хотеть отношений?

— Почему же, — возразила тут же посерьезневшая Света. — Хотеть — можно. Весь вопрос в том, чем ей придется заплатить за эти отношения.

Она положила вилку на тарелку и сделала глоток воды из стакана. Ольга молча смотрела.

— Чем заплатила та девочка из Питера? — Продолжила Света. — Зная тебя, могу предположить, что ты размазала ее по асфальту тонким слоем, и еще прошлась сверху, цокая каблуками. Чем заплатил твой бывший муж? Потерей веры в женщин в целом и в человечество в частности?

— Чем заплатила ты? — В тон ей продолжила разозленная Ольга, но Света перебила.

— Я — ничем. Я не платила, потому что в долг не брала. Все остальные, кто пытался что-то с тобой построить, брали, а я — нет.

— Как это? — Сквозь зубы спросила Ольга.

— А так. Каждый из них что-то такое себе про тебя представлял. Кому-то казалось, что тебя можно изменить, кому-то привиделось, что ты и так подходишь для отношений. Это и было взять в долг. А потом приходила реальность, и приходилось платить по счетам. Так что мне было проще — я ничего не занимала, я сразу все про тебя понимала и ни на что не надеялась.

Ольгу вдруг затошнило. Да что же это такое? Сидит здесь, улыбается, смотрит в глаза — и говорит такие ужасные вещи? Неужели она и правда настолько плоха? Неужели настолько не предназначена для отношений?

В эту секунду Ольга совсем забыла о том, как думала об этом сама. Забыла о том, как разрывалась между Алисой и своим образом жизни, отдавая предпочтение последнему, но мечтая при этом о первой. Забыла, как, вернувшись из Парижа, первым делом зашла в кабинет Ковальской, закрыла его на замок, и отдалась ей — холодно и расчетливо. Она обо всем этом забыла, и сейчас в ее душе возмущенно кричала женщина.

Как? Я — не способна? Как? Почему?

— Во мне что, нет ничего хорошего? — Спросила она, перебив Свету на полуслове. — Тебя послушать — так я получаюсь кем-то вроде Медузы Горгоны.

— Нет, — покачала головой Света. — Не Медузы. Ты скорее похожа на самку богомола, которая после секса просто откусывает партнеру голову, и все.

— Твоя голова на месте, — теперь из Ольгиных губ вырвались не слова, а шипение. Но Света ничего не замечала.

— Моя на месте. А остальные — давным-давно в твоей коллекции. Хочешь прибавить к ним еще одну? Валяй. Только предупреди бедную тетку о том, какая судьба ее ждет.

Ольга была уверена, что Света сейчас встанет и уйдет. Она даже представила, как хватает со стола сахарницу и кидает ей в спину. Изо всех сил кидает.

Но вышло не так. Света закончила говорить и спокойно придвинула к себе чашку кофе. Сделала глоток. Закурила.

— Ну что? — Спросила весело. — Все еще хочешь позвать меня с собой в Питер? Или куда там? В Тверь?

Ольга почувствовала, как быстро бьется жилка на ее виске. Короткими ударами, будто язык о внутренности колокола.

— Все еще хочу.

— Хорошо, — сказала вдруг Света и Ольга с изумлением посмотрела на нее. — Я поеду.

И она правда поехала.

«Вчера во время операции случайно задела артерию. Зашила, слава богу, и пациент скорее жив, чем мертв, но видела бы ты мое лицо — все в кровище, и только белая полоска от маски осталась. Ни дать, ни взять — Рембо местного разлива. Я скучаю по тебе, детеныш. Очень».

«Я стащила у тебя шарф. Помнишь, ты все бегала по номеру и не могла его найти? Так вот — это была я. Я загнала его под кровать — глубоко-глубоко, а потом вытащила и уложила в свой чемодан. Он так и лежит, в чемодане».

«Детеныш-детеныш…»

«Завтра у мамы день рождения. Я приеду, и буду два дня ходить по струнке, улыбаться и вести светские беседы. И каждый раз, когда под окнами будет раздаваться шум подъезжающего автомобиля, я стану оглядываться. Я буду ждать. Я буду очень ждать».

На этот раз Ольга попросила машину у Ксении. Ее новая кокетливая «Тойота» вряд ли выдержала бы раздолбанные тверские дороги, а вот Ксенина «Хонда» оказалась для этого в самый раз.

Ксения немного удивилась просьбе, но машину дала. Впрочем, по ее лицу было видно, что ей совершенно все равно — казалось, попроси у нее Ольга ключи от квартиры, она отдала бы и их тоже.

Выехали рано, с рассветом. Немного постояли в пробке на Ленинградке, а дальше Ольга вдавила наконец газ в пол и набрала приличные 110. Светка сладко посапывала рядом, из динамиков медленно лилась музыка радио «Монте-карло», и жизнь казалась не такой уж отвратительной штукой.

I'll never let you know I rather let you go

The feelings that I've got is just so "damn right now"

This can not be for real

Can't tell you how I feel

I want you so damn much

I can't believe it's real

I can not help I'm loving you

О да. Ольга усмехнулась и покрепче ухватилась за руль. Этот микс был популярен в московских клубах несколько лет назад. Она сама не раз танцевала под него в клубе «Рай». Это так и называлось — «сегодня мы отрываемся в раю». И все понимали, о чем речь.

Интересно, что сейчас на месте этого клуба? Что-то новое? Что-то, черт бы его побрал, более современное?

— Ностальгируешь? — Спросила Света, и Ольга от неожиданности чуть не въехала в притормозившую фуру. Выругалась, дернула руль и обогнала фуру по встречной, еле-еле протиснувшись между ней и мчавшимися навстречу машинами.

— Чувства, которые я испытываю — прокляты изначально, — задумчиво продолжила Света, будто и не заметив ее маневра. — Очень актуально, правда?

— Не знаю, — прорычала Ольга. — Для меня — нет.

Она старалась не думать о том, что чувствует. Если начинала — получалась какая-то ерунда. И потом, зачем думать о том, что никогда не сбудется?

На дачу они приехали даже раньше, чем планировали. На веранде суетились какие-то люди в форменной одежде — устанавливали столы, носили туда-сюда подносы с бокалами.

— Это ваша дача? — Спросила пораженная Света. И добавила совершенно неинтеллигентно. — Ни фига себе.

Ольга пожала плечами и помахала одному из юношей в форме — юноша стоял и откровенно пялился на нее со ступенек.

— Отнесите вещи в мою комнату, — велела она и прошлась по дорожке за дом — туда, где высились старые сосны.

— Я буду жить с тобой? — Спросила Света, идя следом.

Ольга даже отвечать не стала. Прошла еще немного, пока дом окончательно не спрятался за зарослями, прислонилась к дереву и достала сигареты. Света подошла и встала рядом.

— Ты чего?

Ольга вздохнула. В этот раз это было даже труднее, чем обычно. Еще ничего не началось, а ее глаза уже наливались кровью, а сердце — яростью.

— Почему все так? — Спросила она у Светы. — Почему все так, а не по-другому? Почему мама воспитала меня такой? Почему отец не помешал ей? Почему, Светка?

Теперь была Светина очередь вздыхать. Она обняла Ольгу за плечи и ласково погладила волосы.

— Милая, ты задаешь вопросы, на которые человечество еще не придумало ответов. Твои родители — такие, и это данность. Ничего не поделаешь.

Ольга мотнула головой и глубоко затянулась. Ее изнутри разъедала обида и горечь.

— Я часто думаю — почему все не сложилось по-другому? Если бы у меня было другое детство, если бы мама не пыталась сделать из меня продолжателя рода, а просто… любила бы меня? Может быть, тогда и потом все вышло бы иначе?

— Может, — легко согласилась Света. — А может, и нет. Кроме того, я уверена, что она тебя любила.

Ольга засмеялась. Со злостью, пережевывая зубами желчь.

— Любила она, как же. Она любила свое творение, а не меня. Любила ту, кем я так и не смогла стать.

— Ну почему не смогла? — Света обеими руками взялась за Ольгины щеки и заставила ее посмотреть на себя. — Ты смогла, рыжая. Я думаю, ты как раз и стала такой, какой она хотела тебя видеть. Но правда в том, что ты, похоже, хочешь чего-то совсем другого. Вот только знаешь ли ты, чего именно?

— Нет, — послушно согласилась Ольга. — Не знаю. В этом и есть основная беда — я не знаю, чего я хочу. Если признать, что маме я уже все доказала, то не останется ничего. Да ничего уже не осталось.

Света помолчала немного и вдруг положила ладонь на Ольгину грудь. Ольга вздрогнула.

— Помнишь, я тебе сказала, что в тебе умерло то, что можно любить? — Услышала она ласковое. — Кажется, я ошиблась. Оно не умерло. Оно просто заснуло, а теперь просыпается. И именно поэтому тебе сейчас так больно.

Когда они вернулись в дом, гости уже начали собираться. На ступеньках Ольга лицом к лицу столкнулась с мамой.

— Привет, — пробормотала она, попытавшись проскочить мимо, но мама остановила ее холодным «Ольга».

Она была великолепна, эта прекрасная и величественная мама. В длинном жемчужного цвета платье, с идеально уложенной прической волос, с ярким — вечерним — макияжем и двумя кольцами на пальцах — одно обручальное, одно фамильное. Все как полагается.

Не успевшая переодеться Ольга тут же почувствовала себя Золушкой.

— Почему ты так одета? — Не спросила, вопросила мама, оглядывая ее с ног до головы. — Что это за ужасные брюки, Ольга?

— Это джинсы, мам, — пробормотала Ольга, сделав еще одну попытку сбежать. Она провалилась, как и первая.

— Не смей мне дерзить. Я прекрасно вижу, что это джинсы. Почему ты позволяешь себе появляться на приеме в таком виде?

Она так искренне была возмущена, так искренне негодовала, что Ольге вдруг стало не страшно, а смешно.

— Потому что это дача, мама, — сказала она, смело глядя матери в глаза. — И потому что мы не успели переодеться.

— «Мы»? — Мама так обрадовалась, что даже пропустила первую часть Ольгиного пассажа. — А где Игорь? Почему он не подходит поздороваться?

— Потому что я приехала не с ним.

Третья попытка оказалась удачной. Воспользовавшись секундным замешательством мамы, Ольга проскользнула мимо нее в дом, взбежала на второй этаж, влетела в свою комнату и захлопнула дверь. Она тяжело дышала, и сидящая на кровати Света с удивлением на нее смотрела.

— Сбежала от маман, — пояснила Ольга. — Она устроила мне очередной допрос, а я взяла и сбежала.

— Молодец, — одобрила Света. — Давно пора.

Ольга не стала уточнять, что именно она имела ввиду. Ей предстояло нелегкое дело — переодеться к приему всего за двадцать-тридцать минут. И она с успехом выполнила задачу.

Вниз они спустились вместе. Ольга отметила про себя, что Света явно стала смелее: она не жалась к Ольгиному плечу, как в прошлый раз, а входила в зал твердо, уверенно и немного нахально.

Гостей в этот раз было немного — всего человек двадцать. Ольга знала каждого из них в лицо, но совершенно не помнила имен. Они стояли небольшими группами, то и дело оглядывали красиво украшенную цветами гостиную, и Ольге вдруг очень захотелось на виду у всех подойти к огромным окнам, взять в руки тяжелую портьеру и сделать с ней что-нибудь ужасное. Высморкаться, например.

— Когда мы будем дарить подарок? — Спросила не подозревающая об этих мыслях Света, выхватывая с подноса два бокала шампанского и передавая один из них Ольге.

— Шутишь? — Хмыкнула та. — Подарок следует не дарить, а передать специально обученному человеку, чтобы он положил его в специально предназначенное место.

Она подбородком показала это место, и Света принялась хихикать. «Местом» был круглый стол, уставленный разномастными коробками, украшенными кокетливыми бантами.

— Прямо рождество, — заметила Света.

Ольга кивнула. Она не отрываясь смотрела на сидящую в кресле бабушку. Рядом с бабушкой никого не было.

Она ни за что не призналась бы, что разочарована, но это было именно так. И в тот момент, когда она уже практически решила плюнуть на приличия и просто уехать, она увидела Лару.

Та стояла, окруженная группой людей, и рассказывала что-то, отчаянно жестикулируя. От ее жестов зажатый между пальцами бокал расплескивался вином на лацканы пиджаков мужчин, но они не обращали на это никакого внимания.

— Это она? — Спросила Света, и Ольга испуганно посмотрела на нее. — Ты пялишься на нее, почти раскрыв рот. Иди и подойти к ней.

Еще чего. Ольга недовольно дернула плечом и отправилась к бабушке. Та встретила ее внимательным взглядом и ироничной улыбкой на испещренными морщинами лице.

— Привет, бабуля.

— Здравствуй.

Ольга ждала комментариев о муже, но их почему-то не последовало. Более того — бабушка смотрела на нее как-то странно, будто хотела что-то сказать и не могла.

— Что случилось? — Спросила Ольга. — Ты какая-то необычная.

— Это ты необычная, — парировала бабушка. — Откровенно говоря, я не ожидала, что ты приедешь.

— Почему же? — Улыбаясь, протянула Ольга. — Ты же знаешь, я с детства обожаю нашу дачу.

Бабушка покивала, то ли соглашаясь, то ли снова иронизируя.

— Ольга, — сказала вдруг она. — Если тебе здесь не нравится — ты вполне можешь уехать.

А вот это было что-то новенькое. Уехать? Нарушить этикет? А как же гости? Как же правила приличия?

Все эти вопросы так явно отразились на Ольгином лице, что бабушка все легко прочитала.

— Я тут имела разговор со своим доктором, — сказала она, и Ольгины брови против воли поднялись вверх. — Она очень умная женщина, и кое-что мне объяснила.

Объяснила? Бабушке? Господи, да что же здесь происходит?

— Кстати, она спрашивала о тебе, не единожды. Сходи, поговори с ней.

Ольга честно пыталась закрыт рот, но не могла. Что это? Внезапное просветление? Или наоборот помрачение? Бабушка — ее бабушка! — говорит о том, что ей что-то там объяснила провинциальный доктор? Бабушка — ее бабушка! — советует с ней поговорить?

— Ольга, — бабушка протянула руку и ухватила Ольгины пальцы. Сжала их холодной рукой и посмотрела снизу вверх. — Я, конечно, старая дура, но я не вчера родилась. Она приехала сюда не для того, чтобы меня консультировать, а ты приехала не для того, чтобы поздравить маму. Хватит хлопать глазами и делать вид, что ты ничего не понимаешь. Иди и поговори с ней!

Даже если бы крыша дома сейчас полыхнула пожаром и упала Ольге на голову, она бы поразилась меньше.

— Бабуля, — пробормотала она, отбирая руку. — Ты что… с ума сошла?

Бабушка посмотрела на нее, и этот взгляд был таким грустным, таким понимающим, что у Ольги сердце сжалось и слезы на глаза навернулись.

— Ольга, — сказала она нетерпеливо. — Не заставляй меня называть вещи своими именами. Не могу сказать, что я это одобряю, но лучше так, чем всю жизнь одной. Поверь уж своей бабке, которая много чего повидала на своем веку.

Она немного подвинулась на кресле и шлепнула Ольгу по бедру.

— Иди.

Ольга поняла, что если сейчас же не найдет сигареты — то просто сойдет с ума. Она кивнула бабушке, вышла на веранду и, через нее — на улицу. Глубоко вдохнула холодный весенний воздух и закурила наконец.

Господи, что она имела ввиду? Она же не могла серьезно говорить о том, что понимает влечение внучки к этой женщине? Она же не могла серьезно благословлять это? Не могла же, правда?

Получалось — могла. Получалось, что несмотря на все эти годы, несмотря на старательное следование традициям и правилам, бабушка все-таки замечала Ольгу? Да не просто замечала, а видела?

Это все меняло. Из этой — новой — теории выходило, что хотя бы одному человеку в этой дурацкой семье Ольга была нужна не просто как флагман достижений и побед, а как обычная живая девочка, со своими обидами, радостями и даже — о, боже! — влюбленностями?

Но тогда почему? Почему бабушка ничего подобного не говорила раньше? Почему она только поддакивала маме и периодически сообщала, что нужно вести себя достойно? Почему?

Ольга сделала последнюю затяжку и мстительно бросила окурок в траву. Прямиком в идеально ровный, подстриженный газон. Развернулась, и пошла в дом.

Пока она курила, диспозиция немного изменилась — толпа, которая ранее стояла вокруг Лары, теперь окружила маму — видимо, настал момент «теплых слов» и прочих поздравлений. А рядом с Ларой теперь стояла Света.

Ольга скрипнула зубами, и остановилась, глядя, как они стоят рядом друг с другом и разговаривают. Лара улыбалась — Ольга хорошо видела теплую улыбку на ее лице, улыбку, которая до сих пор принадлежала только ей одной, а теперь получалось, что не только. И Светка — чертова Светка! — улыбается ей в ответ, что-то говорит, голову наклоняет кокетливо.

Первой ее заметила именно Светка. Оглянулась, махнула рукой — иди, мол, к нам. Ольга величественно пожала плечами и не пошла. Ухватила за рукав проходящего мимо официанта и велела принести виски. Пусть мать сама пьет свое дурацкое шампанское. Пусть Лара улыбается Светке. Ольга Будина собирается провести этот вечер в компании крепкого алкоголя и тяжелых мыслей.

Но вышло иначе. Стоило ей заполучить свой стакан с виски и выйти на веранду, как следом немедленно вышли и Света, и Лара. Они улыбались и, похоже, едва удерживались от того, чтобы не взяться за руки.

— Привет, — Лара заглянула в Ольгин стакан и значительно кивнула. — Хороший выбор. Лучше, чем газированный компот.

Ольга посмотрела на нее и ничего не сказала. Уйти сейчас — значило бы показать, как ее задевает все происходящее, и потому она просто сделала глоток и осталась.

— Мы познакомились, — сообщила ей Светка как о чем-то приятном и радостном.

— Поздравляю, — вырвалось у Ольги.

Она крепче сжала свой стакан и отвернулась к окну — туда, где за длинными шторами виднелись верхушки сосен и ненавистный газон.

— Пусть так, — подумала она со злостью. — Пусть мир катится ко всем чертям, пусть бабушка говорит безумные вещи, пусть Светка заигрывает с Ларой, да пусть хоть взорвется все вокруг к чертовой матери. Буду стоять тут и пить виски. А потом сяду пьяная за руль, разгонюсь по трассе до двух сотен, влечу в какую-нибудь фуру и закончу все это раз и навсегда.

Она посмотрела на свои пальцы, обнимающие стакан. Ногти с полосками французского маникюра, обручальное кольцо на безымянном, тонкая полоска жемчуга выше — на запястье.

Рядом что-то шевельнулось и поверх ее пальцев легли другие. Длинные, сильные, загорелые. С коротко остриженными ногтями. Никаких колец, никакого маникюра — вообще ничего. И Ольга вырвала руку. Она не хотела, она правда не хотела, но это вышло само собой — рука дернулась, жидкость в стакане угрожающе качнулась, а стоящая близко-близко Лара усмехнулась.

— Я так сильно тебя пугаю? — Спросила она, и ее голос снова напомнил Ольге о французском вине. Горячем, пышущим жаром вине.

Она развернулась на каблуках, холодно посмотрела в Ларины глаза и отчеканила:

— Деточка. Ты слишком много о себе думаешь, если считаешь, что я способна кого-то бояться.

Лара смотрела на нее, и улыбка продолжала расплываться на ее губах. Ольге вдруг захотелось ее ударить. А через секунду ей захотелось ударить кое-кого еще.

— Не обращай внимания, — услышала она с другой стороны. — Это она Будину включила.

Лара засмеялась, Светка засмеялась тоже, а Ольга смотрела то на одну, то на другую и чувствовала себя зверем, загнанным в капкан. Куда ни рванись — все равно плохо.

— Идем танцевать, — предложила вдруг Лара, и Ольга чуть в обморок не упала. — Там уже все танцуют. А?

Ольге хотелось кричать. Кричать, царапаться, кусаться, отлупить ее по самодовольному, насмешливому лицу. Из последних сил она заставила себя успокоиться. Из самых-самых последних.

— Прошу прощения, — сказала она холодно и, изо всех сил стараясь идти ровно, подошла к двери и вышла из дома.

Куда? В машину? Но ключи в комнате, а возвращаться назад она ни за что не будет. Разуться и ходить туда-сюда по газону? Чтобы маму точно хватил кондратий, а ее саму свалила с ног простуда? Или просто выйти на дорогу и брести куда-нибудь — авось, кто-то пожалеет и предложит подвезти?

Пока Ольга размышляла, дверь сзади хлопнула, и не успела она обернуться, как Лара уже оказалась рядом, схватила ее за плечи и потащила вперед. Ольга пыталась сопротивляться, но на каблуках это было слишком сложно, да и руки у Лары правда были очень сильными.

Она дотолкала Ольгу до стоянки, открыла дверцу какой-то огромной машины, и пихнула ее внутрь. Обошла машину с другой стороны и села рядом.

Сбежать было невозможно: Лара заблокировала обе двери. Кричать и рваться наружу Ольга не стала. Сидела ровно, как девочка-шестиклассница, сложив руки на коленях.

— Ты не сможешь вечно от меня бегать, — сказала Лара тихо. — Когда-нибудь нам придется поговорить.

Ольга промолчала. Если она не скажет ни слова — то и разговора не получится. Рано или поздно Ларе надоест здесь сидеть, и она откроет двери, вот и все.

Как назло, в машине было не менее холодно, чем на улице. Ольга в своем невесомом платье немедленно покрылась мурашками, а через секунду с ужасом поняла, что дрожит. Она покосилась на Лару. Ей-то было тепло в традиционных джинсах и синем свитере с тяжелым завернутым горлом. Сидит, смотрит вниз, вздыхает.

— Детеныш, — Лара так быстро подняла голову, что Ольга не успела отвернуться. А после уже и не могла. Этот голос, вкупе с этим чертовым понимающим взглядом — от них было никуда не деться, не спрятаться. — Поговори со мной пожалуйста. Я не понимаю, что происходит, а когда я не понимаю — мне становится страшно.

Это было сказано так просто и откровенно, как будто Лара разделась прямо здесь, в машине. Стянула с себя свитер через голову, стащила джинсы, белье, и осталась в чем мать родила — голой и абсолютно беззащитной.

Ольга разомкнула губы, но слова не шли. Она не знала, что сказать и как объяснить.

— Ты не ответила ни на одну из моих смс, — грустно сказала Лара. — Я тебе их отправила десятка два. Безрезультатно. Что произошло? Я чем-то тебя обидела?

Ольга продолжала молчать. Обидела? Господи, да лучше бы обидела, как ты не понимаешь? И я ответила, ответила на каждую твою чертову смс по три раза, вот только ни один из ответов так и не отправила. И я не знаю, почему, не знаю. Не спрашивай меня об этом. Я все равно не смогу ответить.

— Мне казалось, тебе было хорошо в Париже, — продолжила Лара, не обращая внимания на Ольгино состояние. — Получается, что нет? Не хорошо?

Да какое там «хорошо»! Разве этим дурацким словом объяснишь этот жар на коже, который до сих пор преследует меня при одном воспоминании о твоих губах и теле? Он как воздушная подушка — облегает кожу, скользит по ней, плавится и растворяется, чтобы через секунду появиться снова.

— Детеныш… — Окончательно растерянно пробормотала Лара, и Ольга не выдержала.

— Ты что, смеешься? — Спросила она, с трудом выговаривая слова. — Нет, правда? Смеешься надо мной?

Лара покачала головой. Она испугалась Ольгиного напора и даже отодвинулась немного.

— Да я кроме тебя думать ни о чем не могу! — Крикнула Ольга. Это звучало как обвинение, и было именно им. — С момента, как ты помахала мне рукой в этом блядском аэропорту, я хожу, что-то делаю, с кем-то разговариваю — а перед глазами ты одна! И что ты хочешь от меня? Спросить, как я провела время в Париже? Иди бабку мою об этом спрашивай!

Она изо всех сил стукнула кулаком по спинке переднего сиденья, ойкнула и отвернулась. А в следующее мгновение ее с ног до головы затопил пожар — это Лара, она просто подвинулась ближе, просунула руки между Ольгиными руками и боками, сцепила их в замок на животе, и замерла так.

Ольга дернулась, но вырваться было невозможно. И, сдавшись, она просто откинулась назад, прижалась спиной к Лариной груди и закрыла глаза.

— Только не говори ничего, — беззвучно просила она. — Просто молчи, и ничего не говори. Дай мне несколько минут посидеть вот так, без мыслей, без правильности произносимого — просто посидеть, чувствуя твои руки, и твой живот, и твое дыхание на моем затылке. Несколько минут. Пожалуйста.

И она получила свои минуты. Лара молча обнимала ее сзади, слегка поглаживала сцепленными в замок руками живот, и невесомо касалась губами волос. На несколько мгновений она вдруг замерла, и Ольга замерла тоже. Казалось, мир кругом остановился — перестал завывать ветер, перестали поскрипывать дверцы машины, исчезли все звуки и запахи. И само время как будто перестало отсчитывать секунды, стрелки на часах расплавились и встали.

В этом безвременьи даже Ольгино сердце стало биться едва заметно, тихо-тихо. То ли чтобы не мешать, не спугнуть это мгновение, то ли потому, что сердце первым стало чувствовать, но именно оно в конечном счете было ответственно за то, что произошло дальше.

— Ты чувствуешь то же, что и я? — Спросила Ольга еле слышно, но Лара услышала и поняла.

— Не знаю, — ее дыхание снова коснулось волос на затылке. — Но думаю, что да.

Ольга ласковым нажатием ладоней разомкнула замок ее рук и повернулась лицом. Погладила щеку едва заметным касанием. Коснулась пальцами подбородка.

Это было так ново и так необычно — смотреть на женское лицо на расстоянии вдоха, трогать его нежно-нежно, проводить кончиками пальцев по изгибу бровей, и чувствовать, как бьется в груди, разбухает, становится огромным проклятое сердце.

— Я думала, все дело в Париже, — сказала вдруг Ольга растерянно. — Я думала, вернусь в Москву — и все это пройдет и забудется. Думала, если увижу тебя тут, не парижскую, а обычную, то перестану все это чувствовать.

Она говорила словно обиженный ребенок, и в этот момент действительно чувствовала себя именно так.

— Но я увидела, и ничего не прошло. А стало только сильнее. И ты разговаривала с этими людьми, и со Светкой, а я хотела подойти и вырвать им всем волосы — все волосы, вместе с кожей. Понимаешь?

Лара кивнула. Она завороженно следила за движениями Ольгиных пальцев, которые все продолжали и продолжали оглаживать ее лицо.

— Так не должно быть, понимаешь? Я не должна была все это почувствовать снова! Я была уверена, что так больше никогда не случится, ни с кем. Почему? Почему я опять все это чувствую?

Ей хотелось плакать. Хотелось кричать. Хотелось, чтобы Лара немедленно объяснила ей, почему все происходит именно так, и именно сейчас, и именно с ними. Но Лара молчала. Сидела перед Ольгой напряженная, подергивающаяся, и продолжала молчать.

— Ты же понимаешь, что это не сработает, правда? Я не выдержу еще одного такого романа, такого финала. Я просто не смогу. И ты… Господи, я даже не знаю, чувствуешь ли ты ко мне хотя бы часть того, что испытываю к тебе я?

Легкая улыбка тронула уголки Лариных губ. Она вдруг поймала Ольгину ладонь и положила к себе на грудь. Ольга вспыхнула. От ощущения этой груди под слоем вязаной ткани у нее онемели ноги — если бы она не сидела, то немедленно упала бы на землю.

— Послушай, как бьется, — попросила Лара. — Послушай, что оно отстукивает.

Это было глупо, и это было нелепо, и банально, но Ольга послушно закрыла глаза и прислушалась. Тук-тук. Тук-тук.

И ей показалось вдруг, что она понимает. Что за ритмичными ударами сердца, едва слышными от глубины, из которой они раздавались, и правда можно различить слова.

— Я-тоже, я-тоже, я-тоже.

Она убрала руку. Лара смотрела на нее, но в ее взгляде не было ни вопроса, ни приглашения. Она как будто отдавала Ольге право решать — принять или не принять. И Ольга решила.

— Я не могу, — сказала она, выдавливая из себя эти слова с такой болью, что слезы чуть не брызнули из глаз. — Я правда не могу.

Лара кивнула и улыбнулась — жалко и растерянно. Разблокировала двери и вылезла из машины.

Стоило двери открыться, как вернулись и звуки, и запахи. Оказывается, пока они были внутри, на улице пошел дождь. Ольга толкнула дверь со своей стороны и выскочила наружу. Лара стояла в трех шагах от нее, волосы ее уже намокли, и по лицу тоже стекала вода. Она смотрела вниз и даже не пыталась пошевелиться.

Ольга чувствовала, как по ее телу ударяют капли дождя, как намокает платье, как превращается в жидкий поток то, что когда-то было прической. Она подошла к Ларе и посмотрела на нее снизу вверх.

— Я не могу… Понимаешь? Не могу.

Вдохнула в себя запах Лариного свитера, смешанный с запахом дождя, и ушла в дом.

 

Глава 12. Хоть руки потревожь.

Шли третьи сутки, а Ольга все никак не могла успокоиться.

Она придумала триста сорок две причины, почему это плохая идея. Она написала в блокноте сто сорок пять аргументов «против». Она скрупулёзно и досконально восстановила в памяти все, что происходило с ней пять лет назад.

Ничего не помогало. Перед глазами попеременно стояло то Ларино лицо — мокрое от дождя, бесконечно красивое, похожее на картины художников-реалистов, то экран мобильного телефона, на котором горела пятьсот семнадцать раз прочитанная последняя ее смс.

«Детеныш-детеныш…»

В конце концов, когда Ольга озверела от бессилия окончательно, еще и Светка приехала. С порога принялась объяснять, что Лара — чудесный человек, и что Ольга не должна упускать свой шанс, а если Ольга упустит — тут же найдутся другие, которые им непременно воспользуются.

Ольга вытолкала ее из квартиры и захлопнула дверь, сообщив напоследок, что если за пять лет никто не позарился — то, наверное, и за шестой можно не волноваться.

Ей было противно и тошно.

— Я не могу так рисковать, — громко сообщила она закрытой двери. — Не мо-гу! Из этого вообще может ничего не выйти, а может выйти такое, что даже подумать страшно. Мало того, что она совсем другая. Мало того, что я ее совсем не знаю. Мало того, что она пугает меня до остервенения. Я даже до сих пор понятия не имею, в каком городе она живет, черт бы ее побрал!

Стукнула кулаком об обвивку двери, выругалась и ушла на любимое окно.

Но стоило ей забраться на подоконник и закурить, как в дверь снова позвонили.

— Света, я же сказала — иди в задницу! — Заорала Ольга, спрыгивая на пол, в три скачка преодолевая расстояние до двери и с грохотом ее распахивая.

И опешила, споткнувшись на полуслове.

Лара. Высокая, прекрасная, очень серьезная Лара. Все в том же свитере и линялых джинсах. Паника охватила Ольгино сознание и заставила отступить. Она шевелила губами, но сказать ничего не получалось. И Лара снова — который раз — решила за нее.

— Идем, — велела она мрачно. — Запирай свою хату и пошли со мной.

Ольга как завороженная помотала головой. Сначала слева направо, потом справа налево. А в следующую секунду Лара за руку вытащила ее из квартиры на лестничную площадку, захлопнула дверь и потащила вниз по лестнице.

И тут слова пришли.

— Ты с ума сошла? — Крикнула Ольга, спотыкаясь на ступеньках — домашние туфли не были предназначены для быстрой ходьбы. — Ключи внутри остались! Как я теперь домой попаду?

— Никак, — соизволила сообщить Лара, продолжая тащить ее за собой. — Когда вернешься — вызовешь слесаря.

— Но там мой телефон! И я не одета для прогулок!

Впрочем, на улице выяснилось, что прогулка и не предполагается. Лара припарковала свою огромную машину прямо перед входом в подъезд, и вокруг нее уже собрались возмущенный консьерж и двое каких-то мужиков в форме.

Проигнорировав их вопросы и причитания, Лара обогнула машину, затолкала Ольгу на пассажирское сиденье и, сев на водительское место, нажала на газ. Через несколько секунд они уже ехали по Тверской.

Ольга сидела молча, сняв оставшуюся туфлю — одну из них она потеряла, споткнувшись о порожек подъезда. Ситуация была — глупее не придумаешь, и она решила просто молчать. Как тогда, на даче. Впрочем, тогда это, кажется, не очень сработало.

Заговорить пришлось, когда Ольга поняла, что они уже пересекли МКАД и едут по трассе. Тут ей стало страшно.

— Куда ты меня везешь? — Холодно спросила она. — Немедленно разворачивайся и доставь меня домой.

Лара покосилась на нее и хмыкнула.

— Я доставлю тебя домой ровно через три дня, — сказала она, и если бы Ольга не сидела, то наверное упала бы. — А до тех пор расслабься и просто делай то, что я тебе говорю.

Ого. Про три дня — это, конечно, шутка, но сам подход поражал и не давал мыслить внятно. Как она вообще посмела? Явиться в дом, куда ее никто не звал, вот так вытащить Ольгу практически за шкирку, и еще раздавать такие заявления?

— Мне завтра нужно быть на работе, — это было глупо, но Ольге пришли в голову только эти слова.

— Плевать на твою работу, — мрачно заявила Лара. — Позвонишь с моего телефона и скажешь, что заболела.

Господи, она что, серьезно?

Ольга в панике посмотрела в окно. Куда ведет эта чертова трасса? Ольга никогда и никуда по ней не ездила, да и в географии России разбиралась слабо.

— Куда мы едем? — Спросила она, постаравшись успокоиться. Не выпрыгивать же из машины на полном ходу, верно?

Лара вдруг дернула рулем, машина вильнула к обочине и остановилась в стояночном кармане. Ольга немедленно схватилась за дверь. Бесполезно — все заблокировано, и разблокировать можно только с Лариной стороны.

— Детеныш, — услышала она, и повернулась к Ларе. В этот раз «детеныш» не был ни ласковым, ни нежным. Он был очень злым. — Давай сразу договоримся: бежать ты никуда не будешь. Я обещаю, что через трое суток верну тебя обратно — туда, где взяла. Ничего страшного с тобой тоже не случится.

— Куда. Мы. Едем? — Металлическим голосом снова спросила Ольга. Лара смотрела на нее серьезно, без улыбки.

— Мы едем ко мне домой.

Ольга помолчала, переваривая.

— Зачем?

Лара усмехнулась, и впервые за последний час на ее лице появилось что-то человеческое, не каменное.

— Затем, что я устала от твоих игр и страхов. Ты постоянно запакована в какие-то каменные доспехи, а когда в них появляется маленькая дырочка — ты пугаешься как дите, и начинаешь стремительно убегать. У меня нет времени разбираться в том, почему все так и кто умудрился так сильно тебя напугать и обидеть. На дне рождения твоей мамы я очень многое про тебя поняла, но далеко не все. Поэтому съездишь со мной, побываешь в гостях, посмотришь на то, как живут обычные люди — может быть, поговоришь со мной наконец. И все. Я доставлю тебя домой, как обещала.

Это прозвучало еще страшнее, чем все, что было раньше. Домой? В гости? Без подготовки? В домашних слаксах и тонкой футболке? Без обуви?

Да и черт бы с ней, с этой одеждой — но у Ольги не было с собой ни телефона, ни кредитной карты, ни ключей от машины. Захоти она уехать — и не сможет. И вообще ничего не сможет, если Лара ей не позволит.

— Это называется похищение, — сказала она, глядя прямиком в ледяные глаза. — Ты даже не спросила, хочу ли я ехать с тобой.

— Конечно, — согласилась Лара, снова заводя двигатель. — Если бы я спросила — ты бы не поехала.

Машина снова неслась по трассе. Ольга задремала, прислонившись лбом к холодному стеклу. Из динамиков неслась какая-то тихая музыка, а рядом сидела женщина, о которой она думала не переставая последние трое суток.

Ну и пусть, — решила Ольга. — Пусть будет поездка, гости, пусть будут эти три дня. Что я теряю, в конце концов? Душевное спокойствие? От него и так уже давно ничего не осталось. На работе они прекрасно обойдутся без меня — все равно моя должность чисто номинальная, и все прекрасно это понимают. А остальное?

Получалось, что «остального» как раз и нет. У Ольги не было в эти три дня никаких дел в Москве. Не было людей, которых стоило бы предупредить об отъезде. Получалось, что у нее вообще ничего не было.

Через пару часов Лара заехала на автозаправку. Выбралась из машины, сунула «пистолет» в бензобак и ушла к кассе. Ольга потрогала дверь: она была открыта.

Волна нежности затопила ее с ног до головы. Она поняла, хорошо поняла, что это значит: вот так, таким способом, Лара вернула ей немного контроля. Она не могла не понимать, что при открытой двери сбежать будет легче легкого — просто подойти к любому водителю, сделать жалостливое лицо, и уже через пару минут Ольга ехала бы в сторону Москвы, болтая с водителем и обещая ему золотые горы по приезду.

Но она все равно оставила дверь открытой.

— Как так вышло, что она настолько хорошо меня понимает? — Подумала Ольга. — Почему она видит то, чего другие не в состоянии увидеть? Почему?

Лара вернулась, села за руль и сунула Ольге в руки пластиковый стакан кофе и шоколадку.

— Обедать будем часа через два, — сказала, заводя мотор. — Я не стала брать булки или хот-доги — вряд ли ты стала бы их есть.

Ольга сунула стакан в специальное отверстие, шоколадку сунула в бардачок, а потом вдруг протянула руку и погладила Лару по обтянутому джинсами колену.

— Спасибо, — тихо сказала она.

И обе знали, что благодарит она не за кофе.

Обедать остановились в придорожном кафе с поэтичным названием «Лалашка». Стоило Ларе припарковаться, как Ольге стало смешно.

— А внутрь ты меня на руках понесешь? — Спросила она весело. — Или принесешь мне обед сюда?

Лара посмотрела на нее недоумевающе и Ольга подвинулась в кресле, демонстрируя босые ноги и одиноко валяющуюся на полу туфлю.

— Как бы ты предпочла? — Улыбнулась Лара и Ольга засмеялась.

— Неси на руках, — пошутила она. — Будет вполне в стиле женских любовных романов. Похищение, и все такое.

Не успела она договорить, как Лара уже вылезла из машины, открыла дверцу с Ольгиной стороны и вытащила ее наружу.

— Господи, ты правда собираешься меня нести?!

Сопротивляться было поздно. Ольга ощутила, как сильные руки подхватывают ее — одна под коленки, вторая — подмышками, и от близости этого большого тела, этого синего свитера, этой загорелой щеки, окончательно перестала что-либо соображать.

Жаль, что дорога до кафе оказалась такой короткой. Она не отказалась бы еще несколько минут обнимать Лару за шею, смотреть на ее сосредоточенный профиль и чувствовать ее руки на своем теле.

Внутри кафе все оказалось неожиданно мило. Всего несколько столиков, накрытых кипельно-белыми скатертями, уютные мягкие стулья, на один из которых Лара ее и усадила, и старик в брезентовых брюках и свитере, немедленно кинувшийся им навстречу.

— Ларочка, здравствуй.

— Привет, Аркадий Анатольевич.

Они обнялись, похлопали друг друга по плечам. Ольга смотрела на них во все глаза: Лара была выше старика примерно на голову, и чтобы обнять его, ей пришлось наклоняться.

— Домой? — Спросил старик, вдоволь наобнимавшись. — Что-то ты зачастила с поездками.

— Работа, Аркаш, — улыбнулась в ответ Лара. — Мама давно жалуется, что начала забывать, как я выгляжу.

Она кивнула в Ольгину сторону.

— Подругу вот в гости везу, из Москвы. Накормишь нас?

Через несколько минут стол оказался уставлен приборами, мисками с варениками, какими-то плошками, тарелками с блинами и огромным чайником, расписанным под хохлому. В чайнике оказался крепко заваренный кофе, а в плошках — сметана и три вида варенья.

— Ешь, — велела Лара, налив себе и Ольге кофе. — Ужинать будем уже дома.

Ольга с сомнением посмотрела на предложенные блюда. Вареники отмела сразу — неизвестно, из чего они налеплены и что там внутри. Блины выглядели достойно, но в два часа дня есть жареное тесто? А как же банан, горстка черники или на худой конец яблоко?

Пока Ольга размышляла, Лара успела съесть несколько блинов, и приступила к вареникам.

— Послушай, — сказала она весело. — От тебя не убудет, если ты просто поешь, верно? Подумай сама: блины не вреднее, чем французские багеты, а их ты прекрасно ела. Разве нет?

Ольга вздохнула и покорилась. После трех съеденных блинов и двух вареников ее безудержно начало клонить в сон. Стало как-то очень тепло, спокойно и радостно. И захотелось, чтобы Лара снова взяла ее на руки и куда-нибудь несла. Или — еще лучше, не несла, а просто держала так, и чтобы под щекой был колючий свитер, и чтобы закрыть глаза и сладко подремывать.

— Спасибо, Аркаш! Заезжай в гости, когда будешь в наших краях!

Ольга мучительно боролась со сном и не расслышала, что ответил хозяин. Она ощутила, что ее снова подняли и понесли, уткнулась в свитер и перестала думать вообще.

Проснулась она, когда за окном окончательно стемнело. Потянулась, зевнула и посмотрела на Лару.

— Выспалась? — Весело спросила та. Она рулила одной рукой, а другой курила в приоткрытое окно. — Что теперь ночью будешь делать?

О, у Ольги было немало прекрасных идей о том, что можно делать ночью кроме сна. Пока она дремала, к ней не раз являлось видение обнаженной Лары, стоящей у окна и замотанной в простыню. Или лежащей в постели и вовсе ни во что не замотанной.

Ей почему-то страшно хотелось трогать Ларину спину. Просунуть под нее руки, ощутить ладонями ее вес, прижаться сверху и лежать так.

— Не вздумай, — велела себе Ольга, судорожно хватаясь за сигареты. — Еще не хватало с ней переспать. Тогда вообще не выберешься.

Она заметила, что машин на трассе стало гораздо меньше, а пейзаж изменился. Теперь кругом были степи — очень мало деревьев и какие-то огромные, бесконечные поля.

— Где мы? — Спросила она, закуривая. — Теперь-то мне можно сказать.

— В Ростовской области, — улыбнулась Лара. — Уже почти приехали.

Ростовская область. Ну что же, хорошо хоть не Красноярский край. Учитывая то, что они доехали сюда чуть больше чем за десять часов, это не так уж далеко.

— Не замерзла? — Заботливо спросила Лара. — Когда приедем, я найду тебе какую-нибудь одежду.

Ольга засмеялась.

— В твою одежду меня можно будет два раза завернуть и еще место останется.

Лара улыбнулась ей, но ничего не сказала. Смяла окурок в пепельнице, закрыла окно и увеличила скорость.

Ольге было очень уютно. Она смотрела на светлое пятно впереди, от фар, и как будто целиком погружалась в наступившую ночь. И эта ночь, и это поскрипывание машины, и легкий сигаретный запах, и женщина рядом с ней — все это было как будто сказкой, или предчувствием сказки — как знать.

Она подумала: как хорошо. Как хорошо, что Лара забрала ее с собой, как хорошо, что она везет ее куда-то в гости, как хорошо, что впереди целых три дня, когда можно ни о чем не думать. И можно не бояться, потому что бояться уже нет никаких сил, и все это все равно закончится через три дня, а раз так — то ей ничего не угрожает.

Дорога все сужалась, сужалась и превратилась наконец в двухполосную. Лара притормозила и включила левый поворотник.

— Приехали? — Ольга постаралась скрыть разочарование в голосе. Ей уже стало, было, казаться, что поездка будет длиться вечно.

— Да. Сейчас немного потрясет — и мы на месте.

Было похоже, что они свернули из цивилизации в какую-то деревню: огней не было, машину действительно потрясывало на неровной дороге, а кругом были сплошные деревья, и редкие дома.

— Господи, куда ты меня завезла? — Испуганно спросила Ольга. — Я думала, ты живешь в городе.

— В городе я работаю, — пояснила Лара, останавливаясь у высоких металлических ворот. — А живу здесь.

Она выскочила из машины и открыла ворота. В свете фар Ольга увидела небольшой двухэтажный дом. Он был маленьким, деревянным и почему-то с разноцветными окнами.

Лара вернулась, заехала во двор и выключила фары.

— Посиди, — велела она, вылезая снова. — Ворота закрою.

Ольге стало совсем не по себе. Господи, куда она ее привезла? В этом доме, наверное, даже ванны нет, а чтобы сходить в туалет, нужно выходить на улицу.

Не успела она подумать о прочих ожидающих ее ужасах, как дверь распахнулась и Лара снова взяла ее на руки. Только на этот раз Ольга не испытала никакого удовольствия.

Лара прошла несколько шагов, поднялась по трем шатким ступенькам, вошла внутрь и поставила Ольгу на ноги.

— Тихо, — прошептала она в темноте. — Все наверное спят уже.

Все? Ольга с ужасом посмотрела на нее, но лица не разглядела. Они наощупь добрались до лестницы — деревянной лестницы, которая приятно холодила голые Ольгины ноги — и поднялись на второй этаж. Там Лара завела ее в какую-то комнату и включила наконец свет.

— Располагайся, — сказала она, махнув рукой в сторону небольшой деревянной кровати, покрытой цветастым, сшитым из разноцветных кусочков, покрывалом. Ванная — через одну дверь справа, туалет там же, полотенце я тебе сейчас принесу. Хочешь, могу еще чая принести? Или кофе?

Ольга молча оглядывала комнату. Она была похожа на жилище охотника из фильмов о Диком Западе. Деревянные стены, деревянный потолок с очень простой люстрой, белые занавески на окнах, старый комод и не менее старый шкаф в углу.

На комоде валялись грудой медицинские журналы, а на длинной стене размещались бесконечные полки с книгами.

— Это… твоя комната? — Спросила Ольга, поджимая пальцы на ногах. На полу лежал пушистый ковер и ногам должно было быть тепло, но она почему-то все равно мерзла.

— Нет, — улыбнулась Лара. — Здесь я прячусь, когда любящие родственники достают, или когда мне нужно поработать.

Она погладила Ольгу по щеке и вдруг коснулась губами лба.

— Не бойся ты так. Я буду спать у себя.

Ольга не знала, радоваться ей или огорчаться. А пока она думала, Лара исчезла на несколько минут, принесла большое зеленое полотенце, сложенную аккуратно белую футболку, пожелала ей спокойной ночи и ушла, закрыв за собой дверь.

Эта дверь окончательно отрезала Ольгу от внешнего мира. Не осталось совершенно никаких звуков. Дом спал.

Она повздыхала, удивляясь, как умудрилась оказаться в такой идиотской ситуации, брезгливо осмотрела полотенце и повздыхав еще раз, пошла искать ванную.

Под ее ногами тихо поскрипывал пол, кругом упоительно пахло деревом. Ванная оказалась вполне современной — душевая кабина, длинная раковина с зеркалом и очередной пушистый ковер на полу. Ольга с удовольствием смыла с себя дорожную пыль, поискала фен и, не найдя, решила, что и так сойдет. Подошла к зеркалу и посмотрела.

С глянцевой поверхности на нее смотрела испуганная женщина с мокрыми завитками рыжих волос, кажущихся сейчас темно-коричневыми и рассыпанными по плечам. Ольга показала женщине язык и осмотрела раковину.

По-видимому, этой ванной пользовалась только Лара — зубная щетка, одиноко стоящая в стакане, могла принадлежать только ей: простая, крепкая, темно-синего цвета. Рядом лежали зубная паста, мыльница в форме лягушки и коробочка для контактных линз.

Шкафчик над раковиной тоже не радовал разнообразием. Один ночной крем, один дневной, три разных крема для рук — конечно, хирург же, руки всегда должны быть ухожены, и флакон духов. Ольга посмотрела на пузырек — наверное, какая-то дешевая ерунда: марку она опознать не смогла.

На верхней полке она нашла запечатанную зубную щетку, распаковала и вычистила зубы. На нее снова навалился морок сна — захотелось вернуться в пахнущую деревом комнату, забраться под цветастое покрывало и закрыть глаза.

Сжимая в руках ком из грязных вещей, она покрепче намотала на себя полотенце, погасила свет и наощупь пошла обратно. Толкнула дверь, и остановилась на пороге.

Она знала, чья эта дверь и знала, что обнаружит за ней, но не ожидала, что не сможет сыграть ни удивление, ни неловкость. Просто замерла и смотрела на сидящую за столом Лару.

По-видимому, она села работать — это во втором часу ночи! Перед ней на столе были разложены множество папок с какими-то бумагами, на одной из которых она что-то быстро писала. Сидела, полностью погрузившись в работу — на Ольгу даже глаз не подняла.

Очки — не те, разбитые, а какие-то другие, съехали на кончик носа, лоб под упавшими на него прядями светлых волос наморщился, а губы были сосредоточенно сжаты в полоску.

Ольга перевела взгляд на комнату. Тут было намного просторнее — кровать оказалась больше, окна — огромные, от пола до потолка, ничем не прикрытые. И снова — полки, полки, бесконечные полки с книгами.

— Ты когда-нибудь вообще отдыхаешь? — Неожиданно для себя самой спросила Ольга, делая шаг в комнату. Лара испуганно подняла на нее взгляд и улыбнулась.

— Подожди секунду, — попросила ласково. — Садись пока, я допишу и отвечу.

Ольга послушно села на краешек кровати, продолжая прижимать к груди ком из одежды. Она слышала тяжелое Ларино дыхание, слышала как поскрипывает стержень от ручки, как шелестят листы бумаги под ее руками.

Ей подумалось вдруг, что она могла бы сидеть так очень долго — просто смотреть и прислушиваться к этим уютным домашним звукам. Это было похоже на редкие хорошие моменты из Ольгиного детства. Она — совсем маленькая — пробиралась иногда в кабинет деда, тихонько садилась на диван и смотрела, как он бесконечно пишет что-то, по привычке пользуясь не шариковой ручкой, а перьевой. В этом была особая магия — он макал ручкой в чернильницу, быстро что-то писал, промокал салфеткой, и снова макал. И перо скрипело, а дед иногда ругался сквозь зубы.

— Ну что, детеныш? — Оказывается, пока она погружалась в воспоминания, Лара уже дописала свой лист и теперь смотрела на нее, опершись подбородком о ладонь. — Не спится?

— Не знаю, — честно сказала Ольга. — Я еще не пробовала заснуть.

Лара смотрела на нее выжидающе, а Ольга не знала, что еще сказать. Зачем она пришла сюда? Чего хочет? Она и сама не знала.

Лара вдруг встала со стула, потянулась во всю длину своих прекрасных рук, и подошла к Ольге. Села рядом и притянула к себе.

Ольга судорожно вдохнула, устраиваясь в ее объятиях. Пожалуй, именно этого ей и хотелось — прильнуть к сильному плечу, втянуть в себя запах свитера, пропахшего дорогой и сигаретами, закрыть глаза и ни о чем не думать.

Проснулась она от яркого солнца, светившего прямо в глаза. Недовольно повозилась, пытаясь спрятаться и продолжить спать, но ничего не вышло — от солнца было не убежать, оно целиком наполняло комнату, да и под одеялом, пожалуй, было уже жарковато.

Ольга вспомнила, как Лара привела ее вчера сюда — сонную, зевающую. Уложила в кровать, накрыла одеялом и, поцеловав в лоб, ушла.

Сев на кровати и потягиваясь, Ольга поискала взглядом свою одежду. От мысли, что придется надевать на себя эти грязные тряпки, ее замутило. Но одежды не было. Вместо нее пришлось натягивать на себя вчерашнюю белую футболку, доходящую примерно до середины бедер. Ольга критически осмотрела себя сверху вниз и поняла, что в таком виде из комнаты ни за что не выйдет. Лара вчера обмолвилась, что «все спят», а это значило, что в доме они не одни и спускаться, сверкая голой попой, было никак нельзя.

Поразмыслив, она обмотала бедра полотенцем на манер юбки, ладонями кое-как пригладила растрепанные после сна волосы, и вышла из комнаты.

Внизу слышался какой-то шум. Ольга с ужасом представила, сколько же людей должно быть в этом доме, чтобы создавать такую какофонию? Она спустилась по лестнице, оглянулась и пошла на звуки.

Людей оказалось совсем немного. В большой — деревянной, конечно же — кухне за длинным столом сидела Лара, рядом с ней — безумно похожий на нее мужчина, а стоящая спиной к Ольге женщина колдовала над газовой плитой. В углу кухни верещал телевизор — наверное, именно он и создавал не понравившийся Ольге шум, потому что из людей никто не произносил ни слова.

— Детеныш, — Лара улыбнулась ей навстречу и встала из-за стола. — Доброе утро.

Ольга кивнула и растерянно посмотрела на двинувшегося ей навстречу мужчину.

— Это мой папа, — озвучила Лара вслух то, что и так было понятно. — А это мама. Мам, пап, это Ольга. Знакомьтесь.

Все было не по правилам, все было вообще неверно! Следовало представлять не родителей Ольге, а Ольгу родителям. Кроме того, нужно было назвать имена, полностью, а желательно и фамилии тоже.

— Привет, — похоже, Лариному папе было плевать на политес. Он взял Ольгу за руку и тряхнул немного. — Можешь звать меня дядей Вовой. Или Володей — как тебе удобнее.

— А меня тетей Наташей! — Откликнулась Ларина мать, на секунду оглянувшись и снова вернувшись к плите. — Девочки, садитесь за стол, сейчас кофе будет готов и позавтракаем наконец.

Дядя Вова? Тетя Наташа? О, Господи.

Ольга, подпихиваемая Ларой, послушно пролезла к дальней стене и упала на стул. Теперь между ней и Ларой был… дядя Володя? Да, видимо, так.

— Лариска, а почему ты не выдала Оле штаны? — Спросила мама, по-прежнему стоя к ним спиной. — Она же не будет три дня ходить в полотенце!

— Мам, я съезжу после завтрака в магазин и куплю ей брюки, — ответила Лара, подмигивая изумленной Ольге. — В моих она просто утонет.

— Ничего не утонет, — возразил дядя Володя, оглядывая Ольгу с головы до поясницы — он бы и ниже оглядел, но под столом не было видно. — Можно подпоясать ремнем, и все. Хотя бы до магазина сможете вместе доехать. Вряд ли ты согласишься носить брюки, купленные без примерки, верно?

Он смотрел на Ольгу и явно ждал ответа, а она окончательно растерялась.

В их семье так не разговаривали. В их семье не говорили «штаны». В их семье не завтракали, сидя за столом на кухне и уж конечно не перекрикивали телевизор!

— Пап, отстань от ребенка, — велела Лара весело. — Она еще не проснулась, а ты со своими ремнями. Дай лучше сигареты.

— Курить вредно! — Сообщила тетя Наташа, переместившаяся от плиты в сторону и разливающая кофе из огромной турки по большим чашкам.

— Я знаю, мам. Я врач. Ты что-нибудь об этом слышала?

Они засмеялись — все трое, как будто прозвучала понятная только им одним шутка. Лара забрала у отца сигареты, вытащила одну и протянула пачку Ольге.

От дыма, проникшего в легкие, стало как-то легче. А когда перед ней поставили большую желтую чашку с рифленым солнышком на боку, Ольга подумала, что, пожалуй, все не так плохо.

— Что будем есть? — Спросила тетя Наташа, пока Ольга пробовала кофе — очень вкусный, потрясающе вкусный кофе. — Кашу, яйца или тосты?

— Яйца!

— Кашу!

Лара и дядя Володя ответили одновременно и снова засмеялись.

— Пусть сама ест свою кашу, — приказал дядя Володя. — Нормальные люди не могут дожить до обеда, подкрепившись с утра кашкой.

— Ну конечно, — согласилась Лара. — Тебе как обычно подавай два вареных яйца и кусок масла на хлебе?

Дядя Володя посмотрел на Ольгу и объяснил:

— Когда Лариска была маленькой, мы часто ели в гарнизонных столовых. А там какая еда — сама понимаешь. И она до сих пор не может мне простить этого дурацкого масла на хлебе.

— Глупости, — немедленно заявила Лара, встала и поцеловала отца в макушку. — Нет ничего такого, чего бы я не могла тебе простить.

— А как же кукла? — Спросила тетя Наташа и поставила на стол огромную сковороду, под крышкой которой что-то шипело и шкворчало. — Я думала, куклу ты ему не простишь.

Дядя Володя немедленно сделался пунцовым — Ольга могла поклясться, что у него даже уши покраснели. Он снял крышку со сковороды и принялся раскладывать по тарелкам куски омлета, а тетя Наташа рассказала Ольге:

— Они однажды очень поссорились. Ларе было лет десять, и она явилась домой на два часа позже договоренного. Вообще у нас в военном городке было спокойно, но правила есть правила — сказано вернуться в девять, значит в девять.

— Мам, может, не надо? — Попросила смеющаяся Лара. — Триста раз уже это рассказывала.

— А Оля не слышала! Так вот, возвращается она мало того, что поздно, так еще и вся какая-то побитая-поцарапанная. Вова сразу же разбираться, а она сидит и хранит гордое молчание. Он уж ее и так просил, и сяк уговаривал — ни за что не признавалась, где была и что случилось. Тогда пошел он в комнату, нашел ее любимую куклу, встал перед ней и говорит: «Сознавайся, где была, а то сейчас твоей кукле голову откручу». Ну, она встала перед ним — маленькая, побитая вся, глаза горят, и говорит: «Папа! Угрожать расправой с заложниками — это низко и подло!».

Ольга захохотала. Она воочию представила себе маленькую Лару, произносящую серьезно эти слова, и растерянного папу, у которого не было другого выбора, кроме как вернуть эту несчастную куклу на место.

— В общем, она мне эту куклу постоянно вспоминает, — сказал дядя Володя, подвигая Ольге тарелку. — Ешь давай. Небось вчера как у Артема поели — так больше и не случилось.

Ольга вдруг поняла, что очень голодна. Она с удовольствием съела омлет, отщипнула кусочек от лепешки, лежащей посередине стола на блюде, и даже не отказалась от печенья к кофе.

Ей было очень уютно на этой большой кухне, с этими странными людьми, и не хотелось, чтобы завтрак кончался. Она боялась, что вот сейчас, еще немного — и все поставят кружки, чинно поблагодарят маму, и с идеально ровными спинами выйдут из-за стола.

— Ладно, девочки, я пошел, — дядя Володя допил остатки кофе и, словно медведь, вылез из-за стола. — Ларка, вы за штанами в Ростов поедете? Купи мне там тогда черенок новый для лопаты, а то я вчера сломал один.

— Ладно, пап. — Лара закурила вторую за это утро сигарету и посмотрела на Ольгу. — Сейчас поедем или потом?

Ольга не знала, сейчас или потом. Она вообще не хотела никуда ехать. Век бы так сидела — забившись в угол, с чашкой кофе и сигаретой в руках.

— Лучшей езжайте сейчас, — посоветовала тетя Наташа. — И чтобы к обеду вернулись. Лариска, а на работу будешь заезжать?

— Буду, — с сожалением призналась Лара. — Мне нужно истории отвезти. Но я туда и обратно.

— Знаю я твое «туда и обратно». Заскочи тогда к Армену и возьми мяса. Вечером шашлыки пожарим.

Когда они наконец вышли из дома, время уже близилось к одиннадцати. Сначала долго выбирали самые маленькие из Лариных брюк, потом кололи новую дырку в ремне, потом искали подходящую обувь — «До магазина ты ее тоже на руках понесешь?».

Наконец, Ольга, выглядящая как Гаврош в широких джинсах и кроссовках на два размера больше, спустилась по ступенькам и вышла во двор.

Газона не было. Она специально посмотрела вокруг, но не нашла никакого намека на него. Было много цветов — дом как будто утопал в них, высаженных вокруг. Какие-то уже распустились, а какие-то радовали глаз зеленью и крепкими бутонами.

Слева от дома росли деревья. Много деревьев — видно было только голые ветки, но каждый ствол был заботливо обмазан чем-то белым, и это белое создавало ощущение праздничности и нарядности.

Справа — небольшой пятачок для двух машин. За ним — сарай и — О, господи! — колодец. Еще правее — небольшой огороженный палисадник, похожий на детскую площадку — какой-то кустарно сделанный из досок домик, конь-качалка и дырявый мяч, видимо, пролежавший здесь всю зиму.

— А гамак? — Спросила вдруг Ольга. — Гамака не хватает.

Лара посмотрела на нее, открывая дверцу машины.

— Гамак обычно позже вешаем, когда теплее становится. Но если тебе так хочется — вечером могу достать.

Ольга не знала, хотелось ли ей. Все это было странно и нереально — как будто она попала на другую планету и никак не может понять, как нужно себя вести. Она забралась в машину и посмотрела в окно. Прямо перед ней, за высоким забором, оказалось море.

Она даже глазам своим не поверила. Море? Откуда здесь может взяться море?

Но оно было там — широкое, зелено-голубое, блестящее на солнце миллионами световых вспышек.

— Лара, — пробормотала ошеломленная Ольга. — Ты куда меня привезла? Откуда здесь море?

Лара засмеялась, высунулась из окна машины и закричала:

— Пап, ворота открой!

Вернулась назад и весело глянула на Ольгу.

— Я же сказала тебе вчера — Ростовская область. А это Азовский залив, только и всего.

Только и всего? Почему-то наличие моря ошеломило Ольгу до глубины души. Нет, она, конечно, знала, что в России есть моря, но почему-то не ожидала, что у этого моря можно жить. Вот так — в деревянном доме, с омлетом на завтрак, с большими разномастными кружками, с гамаком, который достают только когда станет теплее.

Дядя Володя открыл ворота, и Лара вырулила на узкую дорогу. Ольга смотрела в окно. При свете дня поселок оказался довольно большим — много домов, много деревьев. Только людей не было видно.

— Все на работе, — объяснила Лара. — А кто не на работе, тот на участке ковыряется. Здесь вообще тихо.

— А мы что… поедем к тебе на работу? — Спросила Ольга. — В больницу?

— Да. Завезем документы, это дело на полчаса. Ну, на час, если я там срочно кому-нибудь понадоблюсь.

Больше Ольга ни о чем не спрашивала. Они доехали до города очень быстро — не прошло и получаса, припарковались у огромного торгового центра и вошли внутрь. И только тут Ольгу осенило.

— Слушай, — сказала она, хватая Лару за руку. — У меня же деньги и карточки в Москве остались.

— Не переживай, — рассмеялась та. — Раз уж я оставила тебя без одежды, я и куплю тебе новую.

Ну да. Ольга немедленно опустила глаза, осознав, что Лара едва ли представляет себе, какую одежду она привыкла носить и сколько она стоит. Впрочем, ходит же она уже полдня в футболке и старых джинсах? Значит, походит и в брюках из «Зары».

— Три дня, — напомнила она себе. — Всего лишь три дня.

В итоге они купили две пары джинсов, высокие ботинки, несколько футболок, рубашку и куртку.

Ольгу поразило, что Лара совершенно не смотрела на марки. Она заглядывала в магазин, осматривала ассортимент и либо тащила Ольгу дальше, либо безошибочно подводила ее к вещам ее размера.

— Ты всегда так одеваешься? — Спросила Ольга после очередной быстрой примерки и быстрой же покупки.

— Как так?

— Быстро.

Лара засмеялась.

— Мне жалко тратить время на выбор одежды. Плюс у меня наметанный взгляд, это позволяет действовать быстро и решительно.

В последнем магазине Ольга наконец скинула с себя всю одежду и надела новую. Посмотрела в зеркало. Без макияжа, с растрепанными волосами, в голубых джинсах и коричневой кожаной куртки она смотрелась как юная девочка-ковбой, неожиданно заехавшая в гости на ранчо.

— Тебе очень идет, — сказала заглянувшая за занавеску Лара. — Правда. Не понимаю, зачем ты красишься, если у тебя без косметики настолько красивое лицо?

После магазинов они отправились в «Кастораму» и купили черенок для лопаты. Ольга смотрела во все глаза: могла ли она подумать еще вчера, что будет стоять в очереди у кассы, держа в руках эту деревянную палку, и чувствовать себя при этом так… хорошо?

— Ну все, — сказала Лара, когда палка была засунута в машину, и закурила. — Теперь заедем на работу и можем ехать домой.

— А что мы будем делать дома? — Спросила Ольга.

— Обедать. Читать книжки. Спать. Можно, конечно, помочь отцу с огородом, если хочешь, но я бы не стала — не люблю копаться в земле.

Она откровенно насмехалась над Ольгой, но почему-то обидным это не было. Пришелец, ведь так? А раз пришелец — почему бы не поудивляться этой странной, необычной жизни.

Вскоре они подъехали к огромному зданию, скрытому среди деревьев. Лара опустила стекло и показала охраннику какой-то документ. Шлагбаум поднялся и машина проехала на парковку.

Пока Ольга вылезала наружу, Лара уже успела забрать с заднего сиденья все свои папки и, ухватив Ольгу свободой рукой за ладонь, широким шагом поспешила внутрь.

В здании к ним навстречу немедленно бросилась молодая девочка в белом халате и шапочке.

— Ой, Лариса Владимировна! Я думала, вас сегодня не будет.

— А меня и нет, — не останавливаясь, ответила Лара. — Я на минутку только.

Медсестра засеменила за ними.

— Ой, а вас спрашивал Виктор Геннадьевич — может быть, вы к нему зайдете? Там у Бобрикова что-то не то с анализами, и он хотел посоветоваться.

— Зайду. Люсь, давай-ка брысь отсюда, а то знаю я вас — зашла на минутку и застряну до вечера.

Они остановились у кабинета с бежевой дверью, и пока Лара доставала ключи, Ольга успела прочитать: «Андреева Лариса Владимировна. К. м. н.»

— Что такое «кмн»? — Спросила она, поспешая за стремительно влетевшей внутрь Ларой.

— Кандидат медицинских наук.

Папки грудой упали на стол, а Лара вдруг принялась раздеваться. Ольга смотрела на нее, открыв рот.

Она быстро стянула через голову свитер, оставшись в майке без рукавов, скинула ботинки, расстегнула джинсы и переступила через них, оставшись в одном белье.

— Не пугайся, детеныш, — усмехнулась, глянув на Ольгу. — Мне нужно в отделение, а туда в обычной одежде нельзя.

В шкафу, куда залезла Лара, оказались сложенные стопками светло-зеленые костюмы: брюки и широкие кофты с коротким рукавом и вырезом. Вынув одну, Лара надела ее и стала немедленно похожа на доктора из сериала «Скорая помощь». Она нагнулась, вытащила какие-то мягкие белые туфли, натянула их и кивнула Ольге.

— Идем.

— А разве мне не нужно переодеться? — Ошарашенно спросила Ольга.

— Нет, — улыбнулась Лара. — На входе тебе дадут халат, а внутрь тебе в любом случае нельзя.

Она снова подобрала папки со стола одной рукой, другой ухватила Ольгу и потащила ее за собой. В коридоре с ней то и дело здоровались какие-то люди, но она не останавливалась ни на секунду. Пролетела стеклянный коридор, кивнула очередной медсестре, схватила один из лежащих в стопке халатов и бросила Ольге.

— Держи. Можешь просто на плечи накинуть.

— Лариса Владимировна!

— Виктор Геннадьевич!

Они обнялись и расцеловались как старые друзья. Теперь они шли вдвоем, а Ольга семенила сзади. Виктор Геннадьевич на ходу показывал Ларе какую-то открытую папку, а она просматривала и что-то говорила. Из ее слов Ольга не понимала ни единого.

— Я поняла, — сказала Лара, остановившись перед очередной дверью и вернула папку. — Перенесите операцию на следующую неделю, а пока подавайте ему антибиотики и антибактериальное. И сделайте еще одну рентгенографию — пока мы не поймем, в чем проблема, оперировать нет никакого смысла.

Виктор Геннадьевич забрал папку и спросил про Париж.

— Потом, все потом расскажу, — отмахнулась Лара. — Детеныш, посиди тут пока, я скоро приду.

«Скоро» превратилось в полтора часа. Все это время Ольга послушно сидела на кушетке у стены, смотрела на то и дело пробегающих мимо врачей, и пыталась понять, что это и куда она попала.

Лара в своей естественной среде обитания поразила ее. Нет, она, конечно и раньше видела в ней эту непробиваемую уверенность и силу, но здесь… Она была абсолютно в своей стихии, она точно знала, что делать, куда идти и что говорить. Она заряжала всех кругом своей настойчивостью и уверенностью в правоте.

Ольге подумалось, что если бы она заболела — то хотела бы попасть именно к такому доктору. Который все знает, и все понимает. И умеет брать на себя ответственность. А уж в том, что Лара умеет — сомнений никаких не было.

Наконец, дверь, за которой скрылась Лара, распахнулась и она вышла оттуда — окруженная группой людей в таких же зеленых костюмах. Руки ее были мокрыми, а на рубашке Ольга разглядела несколько пятен.

— Да Михалыч сам доделает, — говорила Лара одному из сопровождающих, недовольно качая головой. — Вечно с вами так — зайдешь на минуту, и понеслась. Красивый случай, красивый случай… А меня тут детеныш ждет.

Все как по команде посмотрели на Ольгу. Она ответила прямым открытым взглядом, и смотреть перестали.

— Все, брысь. Увидимся во вторник, девочки и мальчики.

Она подошла к Ольге и улыбнулась ей, глядя сверху вниз.

— Извини. Вышло несколько дольше, чем я думала.

Ольга смотрела на нее и едва удерживала собственные руки. Они будто с ума сошли — сами собой тянулись вперед, чтобы вцепиться в Ларины плечи и прижать ее к себе изо всех сил.

— Мы можем ехать? — Спросила она, напустив в голос побольше льда. Но Лару это не смутило.

— Конечно. Только переоденусь.

В этот раз Ольга не стала рисковать — она осталась ждать в коридоре, пока Лара стягивала с себя хирургический наряд и надевала обычную одежду. После этого они вышли из больницы, сели в машину, заехали в какой-то жуткий ларек за мясом («Этот папин сослуживец, мы всегда у него мясо берем») и поехали наконец домой.

 

Глава 13. Хоть расцарапай сердце.

Ночь подкралась незаметно и как-то стремительно. Только-только еще было светло, и Ларин папа, хохоча, рассказывал армейские байки, и мама подливала всем вина в кружки, а потом — раз, и осталась только стоящая посреди стола походная лампа, и холод надвинулся со всех сторон, и темнота.

Родители давно ушли в дом, а Ольга и Лара все сидели на скамейке во дворе, потягивали из кружек подогретое вино и курили, задумчиво провожая взглядами улетающий в сумерки дым.

Ольге было очень тепло. С одной стороны ее обнимала Ларина рука, а с другой — большое ватное одеяло, которое тетя Наташа накинула им на плечи.

— Знаешь, — сказала Ольга тихо. — У вас здесь все ровно так, как я хотела, чтобы было у меня в детстве. Любящие родители, беседка, шашлык по вечерам. И когда приходят гости — вы не наряжаетесь в смокинги, ведь правда?

— Правда, — усмехнулась Лара. — Когда приходят гости, мы ходим гулять на море, делаем большой казан плова на костре и поем песни под гитару. Папа очень хорошо поет старые песни.

Ольга вздохнула. И Лара поняла ее вздох.

— Послушай, детеныш, — сказала она мягко, — я видела твою семью. Они не такие плохие, как тебе кажется. Просто почему-то решили жить в футляре, вот и живут — как умеют. Но это же не значит, что и ты должна так же.

— У меня нет никакого футляра, — возразила Ольга. — Я живу так, как хочу.

Это было неправдой, и обе они хорошо это знали. «Не так, как они» еще не значило «так, как хочу».

— Что в твоей жизни самое ценное? — Спросила вдруг Лара, крепче обнимая Ольгины плечи. — Самое-самое, без чего ты не смогла бы жить?

Ольга задумалась. И правда — что? Работа? Не смешите, без работы она прекрасно обойдется, тем более что от ее присутствия или отсутствия на работе все равно ничего не изменится. Друзья? У нее больше нет друзей. Были, и куда-то подевались. Семья? Увлечения?

Получалось, что ничего.

— Вот в этом и нужно искать ответы, — сказала Лара. — Ты можешь сколько угодно обвинять родителей, детство и мировую революцию, но правда в том, что ты живешь той жизнью, которую сама себе создаешь.

Ольга покачала головой.

— Это не совсем так. Я думаю, что они просто убили во мне желание хотеть. Понимаешь? Они научили меня доказывать — бесконечно, сначала маме, потом бабушке, потом всему миру что-то доказывать. Вот я и доказываю. Уже лет пятнадцать.

— Не надоело?

— Не знаю. Светка говорила мне нечто похожее на твои слова. Но вы упускаете самое важное — вам все кажется, что на самом деле я другая, что где-то внутри меня живет что-то совсем другое. Но это не так.

Она повернулась к Ларе и посмотрела ей в глаза. Близко-близко.

— Я не умею иначе. Я не знаю, как это — иначе. Доказывать, добиваться — да. Быть лучшей — да. Это я умею. А больше… Больше просто ничего нет.

— Есть то, что ты чувствуешь, — возразила Лара. — Почему ты все время говоришь о том, что делаешь? Разве то, что вот здесь — не важнее?

Ее ладонь коснулась Ольгиной груди. Тихо, трепетно и немного нежно. Как будто перышко легло поверх футболки и осталось так.

Но Ольга убрала ее руку.

— Там ничего нет, — с горечью сказала она. — Я не знаю, что вы все там ищете, но там действительно ничего нет.

Это было не совсем правдой. На самом деле, там, под футболкой, и ниже — под кожей и мышцами, билось и сходило с ума что-то горячее, яркое, омытое свежей кровью. Но Ольга слишком хорошо знала, что это, и чем это закончится.

Плохие девочки не могут любить хороших. Они могут хотеть их, желать до потери рассудка, но… не любить. Плохим девочкам предназначены такие же плохие. Которые никогда не залезут под кожу, никогда не станут сидеть под теплым одеялом, никогда не назовут «детенышем» и никогда не поцелуют на ночь перед сном. Они могут возбуждать, могут трахать, могут смотреть холодными глазами и в два слова ставить на место. Все это они могут, да. Но не любить.

— У меня было сотни две мужиков, — сказала вдруг Ольга вслух. — Может, даже больше. Из них только к двум или трем я испытывала хотя бы какие-то чувства. За одного из них я даже вышла замуж.

Лара молча смотрела на нее, ожидая продолжения.

— Я не знаю, что такое ты увидела во мне, или что тебе померещилось, но ты ошибаешься. Я не хорошая. Я дрянь. Дрянь и сволочь, которой доставляет удовольствие ломать чужие жизни, перемалывать их в труху и выбрасывать в мусор. Это — я. А вовсе не то, что ты во мне видишь.

Лара усмехнулась и покачала головой.

— Это то, что ТЫ в себе видишь, детеныш, — сказала она грустно. — Вернее, ты видишь ТОЛЬКО это. А я не думаю, что это все.

— А что еще? — Ольга посмотрела на нее, прищурившись. — Что еще, скажи? Красивая обложка? Ровная спинка? Изящная походка? Это то, во что я заворачиваю все это дерьмо, чтобы была возможность впарить его наивным идиотам. У меня нет друзей, у меня нет семьи. Я была сегодня с тобой на твоей работе и, знаешь, я отчаянно тебе завидовала. Потому что ты там действительно нужна. Без тебя там не обойтись. Думаешь, когда я вернусь в Москву — на моем телефоне будет хоть один не отвеченный вызов? Нет, Лара. Не будет. Потому что красивая обложка — это всего лишь красивая обложка. И пропади она — в мире совершенно ничего не изменится.

Она потянулась за сигаретами, но Лара перехватила ее руку. Сжала крепко, сильными пальцами. Потянула к себе.

— Ты кое-что забыла, — тихо сказала она, наклоняясь к Ольге. — Вчера и сегодня я видела тебя без обложки. Значит, что-то все-таки есть. Ведь я же все еще здесь, верно?

Ласковый поцелуй поглотил Ольгины возражения и не оставил от них ни следа. Холодные губы мягко касались ее губ, легонько прижимались и отступали. И нежность… Невероятная, невесомая нежность вдруг залила все кругом призрачным светом.

В этом поцелуе не было никакой страсти и никакого желания — только тепло, распускающееся бутонами где-то в горле, только дрожащие кончики пальцев, которые вдруг начали чувствовать все слишком остро.

Каждой клеточкой своего лица Ольга ощущала Ларины губы. Они касались то щеки, то подбородка, то кончика носа. А потом вдруг прикусили мочку уха, и от этого невинного движения Ольга вздрогнула всем телом и почувствовала, что растекается. Растекается прямо здесь, на лавочке, во дворе провинциального дома, рядом с женщиной, которая так изумительно пахнет, так волшебно дышит, так потрясающе прикасается.

— Детеныш, — услышала она тихий шепот, и, повернув голову, нашла губами Ларины губы. Ей хотелось ласкать их, зализывать языком, вбирать в себя и выпускать на свободу. Ей хотелось владеть ими, наслаждаться ими и не думать. Больше никогда. Ни о чем. Не думать.

Лара первая разорвала поцелуй. Она смотрела на Ольгу, тяжело дыша, и силилась улыбнуться.

— Идем в дом? — Предложила она.

— Зачем? — Глупо спросила Ольга. Ее все еще потрясывало, и совершенно не хотелось вылезать из-под одеяла.

Лара шевельнула бровями и улыбнулась.

— Ну как же. Поужинаем, выпьем. Может быть, потрахаемся.

Ольга хотела засмеяться, но не могла. Она услышала в этих словах что-то гораздо более серьезное, чем то, чем они хотели казаться.

— Я старомодна, — сказала она тихо. — Сначала свидание, потом поцелуй, потом потрогать грудь, и только потом секс.

Лара не успела ответить. Сзади них раздался какой-то шум, и тетя Наташа громко закричала:

— Девочки, целоваться можно и в доме! Идите сюда немедленно, а то замерзнете там совсем!

Ольга решила, что ей послышалось. Но Лара — смеющаяся Лара, которая на секунду коснулась щекой ее плеча, подтвердила:

— Мама иногда бывает не воздержана на язык. Не обращай внимания.

— Не воздержана? — Ольга в изумлении посмотрела на нее и вылезла из-под одеяла. Ее с ног до головы наполнило что-то веселое, искрящееся, радостное. — Господи, Лара, да твои родители — самые чудесные люди в мире!

Она схватила одеяло в охапку и понесла в дом. Впереди — она точно знала! — был тихий уютный вечер на кухне, с шумящим телевизором, с огромными чашками мятного чая, с печеньем, лежащим в плетеной сухарнице. А потом придет пора идти спать, и она уж постарается сделать так, чтобы Лара провела эту ночь с ней. Не трахаться, нет. Просто лежать рядом, как в Париже, смотреть на нее — спящую, караулить рассвет и изо всех сил бороться со сном.

В конце концов, что здесь такого? Может ведь она всего на три дня притвориться, что это правда — ее? Что она здесь своя, а не пришелец с другой планеты. Что она имеет право быть здесь, и чувствовать все это.

Всего три дня. После которых она вернется на свою планету. И все закончится.

 

Глава 14. В сомненьях вечности.

Машина остановилась у подъезда. Ольга сидела, не шевелясь. Лара тоже не двигалась — вцепилась в руль обеими руками, смотрела в одну точку и молчала.

Один шаг. Один шаг — и новая жизнь превратится в старую, или старая в новую. Невозможно смешать масло с водой, и Юпитер не может соединиться с Марсом. Они только могут притвориться, что это возможно. Всего на три дня.

— Я хочу, чтобы ты знала, — сказала Лара, по-прежнему глядя перед собой. — Я бы все отдала сейчас за то, чтобы развернуть машину и увезти тебя обратно.

— Я знаю.

Пора было выходить, отправляться в свою старую жизнь, вызывать слесаря, вскрывать дверь, звонить на работу. Вот только непонятно было, как? Сказать «спасибо за все» и захлопнуть дверь снаружи? Сказать «это были самые прекрасные дни в моей жизни» и все равно захлопнуть дверь?

В последний раз посмотреть на Лару, и уйти, зная, что когда они встретятся в следующий раз — она будет ее ненавидеть?

— Иди, детеныш, — сказал вдруг Лара и посмотрела на Ольгу. Ее лицо, ее глаза, ее губы — все это вспышками отпечатывалось в Ольгиной памяти. Она хотела запомнить ее, запомнить навсегда, на всю оставшуюся жизнь. Запомнить такую — печальную, сжавшую губы, с поникшими плечами и сумасшедшим, безумным, яростным огнем в глазах.

И Ольга кивнула. И вышла из машины.

Она шла, не оглядываясь. Шла, точно зная, что Лара смотрит ей в спину, что сжимается от боли, что на глазах ее каплями появляются слезы.

Параллельные вселенные не пересекаются. Хорошие и плохие девочки не любят друг друга вечно. И пришелец — на то и пришелец, чтобы однажды сесть в свой звездолет и улететь к чертовой матери, разбивая душу на осколки.

Оказалось, что у консьержа есть запасные ключи. Ольга забрала их, вошла в квартиру, бросила пол пакет с вещами. Вещами, которые купила для нее Лара. Сжимая зубы, разделась догола — остервенело сдирала с себя одежду, не щадя ее, отрывая пуговицы и застежки. Ногой собрала все скинутое в неаккуратную кучу и ушла в душ.

Там, стоя под холодными струями воды, она ладонями стирала со своего тела память об этих трех днях. Терла кожу, царапала ее ногтями, намыливала и снова принималась тереть.

Кожа горела огнем. Зубы стучали от холода. Но этот холод, проникающий снаружи, как будто уменьшал пожар, которым горела грудь изнутри. И не давал слезам прорваться на свободу.

Ольга вылезла из душа окончательно замерзшая, дрожащая. Натянула халат, намазала лицо кремом.

— Ты справишься, — сказала она зеркалу. — Ты должна быть самой лучшей, помнишь? Лучшей из всех. И ты справишься.

На телефоне не отвеченных сообщений и правда не было. Одна смс от Снежной Королевы — «Где тебя черти носят?» и больше ничего.

Ольга села на подоконник и закрыла глаза.

Почему люди называют это «разбитое сердце»? Разве сердце можно разбить? Вот оно, в груди, бьется в одном ритме, перекачивает кровь туда-сюда, по всему телу. Разбивается не сердце, разбивается душа. На осколки, маленькие острые осколки, впивающиеся в живую плоть и раздирающую ее на части. Еще недавно душа была целой, а теперь — одни обрывки. И с этими обрывками нужно как-то жизнь, как-то идти вперед, вот только не хочется никуда идти. И жить не хочется тоже.

— На второй день ты отвезла меня в какой-то маленький город. Ты говорила, как он называется, но я не запомнила. Я вообще ничего не запоминала в эти дни, только тебя, только твое лицо, только маленькие морщинки, сеткой разбегающиеся от твоих глаз и губ.

Мы гуляли у моря. Ты смеялась, доказывая мне, что это не море, а всего лишь залив, а настоящее море дальше, и что если приглядеться, можно увидеть далеко-далеко где оно начинается. Но для меня это было морем. Я знала это так же хорошо, как то, что ты идешь рядом.

Ты целовала меня, стоя у парапета. Твои ладони упирались в него с обеих сторон от меня, а губы раз за разом сминали все мои возражения и все страхи. Я спросила «Ты не боишься, что нас увидит кто-то из твоих знакомых?». А ты ответила: «Конечно, боюсь. Ведь тогда мне придется с ними разговаривать, придется потратить на них несколько драгоценных минут. А их у нас и без того мало».

Непостижимая. Не-постижимая. Почему ты все время знала, что делать, и что говорить? Ты вела меня в кафе, когда я хотела есть, хотя я не говорила об этом ни слова. Ты хватала меня под коленки, поднимала и кружила в весеннем парке. Ты покупала мне сладкую вату и целовала мой вымазанный сахаром нос.

Ла-ра. Ла-ра. Знаешь, после Парижа я думала, что тебе нужно было родиться именно там. Это Mademoiselle Lara, с ударением на втором слоге, очень подходило тебе, придавало шарма, изящества. Но проведя с тобой эти три дня, я хорошо поняла — ты там, где должна быть. Этот поселок, и этот дом, и твоя больница, и маленький город с длинной набережной — все это было как будто частью тебя, и ты была частью этого. Вы вросли друг в друга намертво и невозможно представить, как одно может существовать без другого.

Как я смогу сделать то, что собираюсь? Хватит ли у меня сил? Не знаю… Эта поездка одновременно добавила мне их и лишила последних. Я поняла, что мне нужно просто попробовать. Попробовать начать заново. Забыть о матери, отце, забыть об этих бесконечных годах бестолкового доказывания, и просто начать заново. Табула раса, да? С чистого листа.

Смогу ли я? Сумею ли? Ла-ра. Ла-ра. Ла-ра.

«Я уже почти доехала до Воронежа. Тороплюсь, стараюсь ехать как можно быстрее, чтобы перевалить тот рубеж, за которым возвращаться будет просто глупо. Только где он, этот рубеж? И есть ли он вообще?»

Ольга прочитала смс, улыбнулась и прочитала ее еще раз.

— Еще немного, — попросила она вслух. — Пожалуйста, еще немного. Я сделаю все, что нужно, но только не прямо сейчас. Мне нужно еще совсем немного… Совсем немного.

 

Глава 15. Торопится авто.

Она зашла в кабинет и остановилась на пороге. Игорь смотрел на нее молча — ждал, что скажет. Но слова не шли, заготовки оказались никуда не годными, и Ольга вдруг подумала: а сумеет ли она? Сумеет ли и в этот раз отыграть все правильно, верно?

— Ты все еще хочешь убрать Ковальскую из компании? — Спросила Ольга, решившись. Она прошла внутрь, подчеркнуто покачивая бедрами и присела на край стола.

— Аттракцион невиданной щедрости? — Недоверчиво спросил Игорь. — С чего бы вдруг?

Ольга засмеялась. Один бог знал, чего ей стоило исторгнуть из себя этот смех, и выражение лица изобразить подходящее, и чтобы веселье было не только в звуках, но и в глазах.

— Мне совсем не хочется иметь такого врага, как ты. Мне это не нужно.

— Интересно, — Игорь покачал головой. — Почему же ты тогда раньше не пришла?

Вот это был самый опасный момент. У Ольги не было подходящего объяснения — она перебрала в голове миллион вариантов, и ни один из них не подошел.

— Есть разница? — Спросила она насмешливо. — Я же здесь, так? И я пришла с предложением.

Теперь все зависело от него. Кого он ненавидит больше? Ледяную женщину с зелеными глазами или ее — Ольгу? Если ее, то все это зря, и она проиграет. Пятьдесят на пятьдесят.

— Излагай, — велел Игорь и Ольга улыбнулась ему в ответ.

— Я сделаю так, что она уйдет сама. Тебе, конечно, придется заплатить ей отступные и все прочее, но она уйдет.

Судя по Игореву лицу, на отступные ему было плевать. Он уставился на Ольгу с жадностью во взгляде. И она поняла: все-таки Ковальскую он ненавидит больше.

— За это я хочу две вещи, — продолжила Ольга. — Первая. Ты исчезнешь из моей жизни навсегда. Никогда больше не проявишься, не позвонишь, и — самое главное — не станешь мне мстить.

Он нетерпеливо кивнул.

— Вторая — я хочу нормальную работу. В той же сфере, что сейчас. Меня устроит небольшая должность, на которой я смогу потом вырасти. Но ты не должен иметь к этой работе никакого отношения. И твои друзья и знакомые тоже. Я бы нашла ее сама, но ты хорошо знаешь, как все узко в этом городе и этом бизнесе. Не хочу случайно попасть в зону твоих интересов.

Игорь посмотрел на нее исподлобья и вдруг засмеялся.

— Да ладно? — Спросил он весело. — И все?

— И все, — улыбаясь, подтвердила Ольга. — Считай, что одним махом убьешь двух зайцев. Избавишься и от нее, и от меня.

Он встал, подошел к Ольге и погладил ее по плечу. Она едва не зарыдала от этого жеста — настолько было противно, но улыбку на лице удержала.

— Ты что? — Спросил коротко. — Решила зажить правильной жизнью?

Ольга пожала плечами. Она ни за что не стала бы обсуждать это с ним, и он хорошо это знал. Но все равно спрашивал. Зачем?

— Ладно, — сказал Игорь, не дождавшись ответа. — Но у меня будет встречное условие. Когда ты передумаешь — а ты обязательно передумаешь! — у тебя уже не будет возможности отказаться от той работы, которую я тебе найду. Отработаешь там год. Потом можешь делать что хочешь.

Ольга лихорадочно соображала. В чем подвох? Собирается устроить ее в эскорт сервис? Но она явно обозначила, что работа должна быть в той же сфере. Или просто думает, что посидев пару месяцев на зарплате, являющейся эквивалентом стоимости одной ее юбки, она решит все бросить? Нет. Скорее всего, просто хочет пнуть напоследок, показать, что главный — он, и победитель — тоже он.

— Хорошо, — сказала она. — Я согласна.

Выходя из его кабинета, она оглянулась и посмотрела на него, стоящего у стола. Вот и еще один кусок еще жизни отваливается и улетает в пропасть. Последняя связь, связь с жизнью, которой она не гордилась. Скоро и она разорвется. Навсегда.

До офиса доехала быстро. Летняя Москва традиционно освободилась от части автомобилистов и пробок на пыльных дорогах почти не было. Бросила машину поперек парковки, расправила юбку сарафана и поспешила к зданию.

У кабинета ей навстречу попалась Ира.

— Оль, можно тебя на минуту? — Попросила, но Ольга только отмахнулась, влетела в кабинет и захлопнула дверь.

Ира. Она тоже станет частью прошлого. И Ольга будет о ней навсегда.

Она села в кресло и набрала номер. Пока слушала гудки, попыталась успокоиться. Она всегда нервничала, когда говорила с этим человеком. Особенно когда просила об услуге.

— Слушаю.

Ольга подобралась вся, распрямила плечи и глубоко вдохнула.

— Привет, Родион.

— Привет. — Его голос звучал ласково и немного удивленно. — Давно не звонила.

— Давно, — согласилась она. — Звоню, потому что мне нужна твоя помощь.

Родион усмехнулся — она хорошо расслышала эту усмешку.

— Я думал, с тех пор, как я выяснил для тебя все про девушку из Санкт-Петербурга, все твои проблемы решает Игорь. А ты решаешь его проблемы.

— Это так, — согласилась Ольга. Ее била дрожь, коленки под столом отстукивали друг от друга чечетку. — Но теперь у меня есть вопрос, который он не сможет решить. Его сможешь решить только ты.

Он долго молчал. Ольга не торопила — знала, что сейчас он обдумывает миллион цепочек вариантов развития событий. Обдумывает, чтобы выбрать лучший для себя и худший для нее.

— Это последний раз, — напомнила она себе мысленно. — Последний.

— Когда ты позвонила в прошлый раз, я помог, — услышала она в трубке. — Ты хотела знать, что связывает Игоря и одну из его подчиненных. Ты использовала эту информацию?

Ей очень хотелось соврать. Потому что если бы соврала, получилось бы, что за ним должок. И то, что ей нужно было получить сегодня, она получила бы просто так.

Но Родион был не тем человеком, которому можно было врать.

— Да, — сказала она, обреченно. — Использовала.

— Хорошо. — В его голосе она услышала удовлетворение. — В таком случае твою сегодняшнюю просьбу я выполню бесплатно. Но имей ввиду…

Он замолчал, и Ольга продолжила.

— Я знаю. В следующий раз ты возьмешь с меня вдвойне. И возьмешь то, что мне тяжелее всего будет отдать.

Она подумала немного, прикидывая варианты. Какие шансы, что последний раз и правда будет последним, и ей больше никогда не понадобится его помощь? Нет. Неверный вопрос. Готова ли она остаться в должниках у такого человека? Вот это был вопрос правильный, и ответ на него был однозначным.

— Нет, — сказала Ольга вслух. — Я хочу расплатиться сразу.

Родион засмеялся — на этот раз в его смехе было слышно удивление.

— А ты растешь, девочка. Молодец. Излагай, что тебе нужно на этот раз. Потом я назову свою цену.

— Ковальская, — выдохнула Ольга в трубку. — Мне нужно знать о ней все. Не прошлое — про него я и так знаю, а настоящее. Чем живет, чем дышит. На чем…

— Ее можно поймать, — закончил Родион вместо нее. — Интересная просьба. Почему ты не спросила об этом в прошлый раз? Ведь тогда речь тоже шла о ней.

— Тогда мне не было это нужно.

Он снова помолчал. Ольга чертила на листке блокнота какие-то неразборчивые символы. Ждала.

— Хорошо, — сказал он наконец. И озвучил цену.

Теперь Ольга молчала — пораженная. Она знала, всегда знала, что Родион видит людей насквозь, что он и правда берет то, что очень трудно отдать, но почему-то надеялась, что в данном случае будет иначе.

Она тесно сжала зубы. Ну что, Будина? Что выберешь? В последний раз побыть тварью или остаться в капкане надолго — возможно, навсегда? Кто на этот раз будет платить? Ты или кто-то другой?

— Я согласна, — выдохнула она, приняв решение. Попрощалась, и вернула трубку на место.

— Прости, Ксюша, — сказала вслух, сглатывая комок в горле. — Ты станешь последней жертвой в этой игре.

К вечеру она знала все, что было нужно. Сидела дома, на диване, просматривала бумаги и фотографии, и качала головой.

Ксения Ковальская оказалась не совсем тем, что она себе представляла. Да ладно, что там — совсем не тем.

Оказалось, что живет она все-таки с женщиной, а не мужчиной — живет давно, семь-восемь лет. Женщина эта — Ольга посмотрела на фото — явно старше, лет на десять-пятнадцать, ничего особенного — симпатичная, но совершенно обычная.

— Интересно, — прошептала Ольга, рассматривая фотографию. — Откуда тогда такая боль в глазах? И главное — зачем тогда я?

Она посмотрела на еще одно фото. Они вместе — гуляют где-то, держатся за руки, в глазах Ксении — немое обожание, а на лице женщины — нежность. Еще интереснее.

— А Родион-то затейник, — Ольга хмыкнула, рассматривая снег на фотографиях. — Похоже, добывать ничего не пришлось. Вся эта информация и так лежала у него в ящиках.

Ей на секунду стало жаль Снежную Королеву. Как и когда ты попалась на его пути, девочка? И знаешь ли ты, что теперь ты никуда от него не денешься?

Она тряхнула головой, прогоняя ненужную жалость. К черту. Решение принято, а раз так — дешевые сантименты здесь не помогут, а только помешают. Итак, что здесь еще?

Счета. Много счетов — за цветы, билеты в театр, поездки на выходные. И это после восьми лет совместной жизни? Странно. С девочками явно что-то не то, и видимо в этом и кроется разгадка.

По какой причине можно спустя восемь лет продолжать ухаживать за женщиной? За женщиной, которая живет с тобой, которая спит в твоей постели, которую ты видишь без макияжа, уставшую, с синяками под глазами?

Ответ был очевиден. Настолько очевиден, что Ольга даже вскрикнула. Как она раньше не поняла?

— Это не любовный союз, — прошептала она пораженно. — Ксения ее любит, а она, видимо, нет. Только так можно объяснить и боль в глазах, и сумасшедший звериный секс, и ее вечную ненависть к самой себе после этого секса. Ухаживать за женщиной после восьми лет совместной жизни можно только по одной причине — если эта женщина еще не завоевана. Только и всего.

Она отбросила фотографии и походила туда-сюда по комнате.

— Господи, девочка, как ты умудрилась в это вляпаться? — Думала она, отмеряя шаги. — Ты же славная, ты интересный человек, неужели ты не могла найти себе получше?

Она остановилась. А хороший вопрос! Почему за восемь лет она не нашла кого-то получше? Потому что эта женщина для нее — самое лучшее, и лучше просто быть не может. И это значит, что в этом и есть ее слабое место. Она сделает все для того, чтобы эта женщина никуда не делась.

Ольга подошла к открытому окну и посмотрела вниз, на Камергерский. Он уже зажигал свои огни, странно смотревшиеся на фоне летнего неба.

— Какая ты все-таки сволочь, Будина, — подумала она, вздохнув. — Мало того, что собираешься лишить ее работы — а работа, похоже, единственное, в чем она находит удовлетворение. Так еще и платить за это хочешь заставить тоже ее.

Телефон зазвонил, вырывая Ольгу из мрачных мыслей. Она кинула взгляд на экран и улыбнулась Лариному фото. Забралась с ногами на подоконник, закурила быстро и ответила.

— Привет, детеныш. — Лара звучала устало и как-то отрешенно. — Я после суток совершенно никакая, поэтому если вдруг услышишь в трубке мой храп — не удивляйся.

«Еще немного, — подумала Ольга. — Пожалуйста. Еще самую малость».

— Я тебе покричу, — пообещала она вслух. — Или ложись сразу в постель, чтобы не пришлось тебя будить.

Лара посмеялась устало.

— Тебе так хочется уложить меня в постель?

«Хочется» — было не совсем то слово. Все эти три месяца вечерних звонков, бесконечных смс, отправленных туда-сюда фотографий, Ольге больше всего на свете хотелось сесть в машину, вбить в навигатор эту чертову ростовскую область, и поехать туда, выжимая газ до предела.

Доехать до знакомого дома, бросить машину у ворот, влететь внутрь, видя, как всплескивает руками тетя Наташа и таращит глаза дядя Володя. И наконец увидеть Лару. Сидящую за столом, над кучей бумаг, с очками на кончике носа и неверящей улыбкой.

Забраться к ней на колени, выбросить очки, стянуть с себя дорожный свитер, и наконец поцеловать — с силой, кусая губы, врываясь и отступая обратно. И чтобы руки Ларины коснулись наконец обнаженной кожи ее спины, чтобы она прижала ее к себе так сильно, как только может. И ощущать обнаженной грудью ткань ее футболки, и рычать от нетерпения, потому что футболка эта мешает, но чтобы снять ее, нужно разорвать поцелуй, а это невозможно, совсем никак невозможно.

— Детеныш! — Ольга встрепенулась и открыла глаза. — В итоге заснула не я, а ты, да?

— Извини, — улыбнулась Ольга ласково. — Я просто в красках представила себе эту твою постель, и обнаженную тебя в ней, и замечталась.

Ларино дыхание в трубке немного сбилось с привычного ритма.

— Не дразни меня, — попросила она. — Мне нельзя сейчас произносить слова типа «обнаженная».

— Почему это? — Ольга, конечно, не смогла удержаться. — Ты хочешь сделать со мной что-то такое, для чего я должна быть обнаженной?

Она услышала громкий выдох и не менее громкий вдох. Как будто Лара с силой втянула в себя воздух и замерла.

— Я тебя убью, — хрипло сказала она. — Приеду и убью. Имей ввиду.

Ольга засмеялась. Она воочию представила себе Лару в гневе и ей очень понравилось то, что она увидела.

— Ты же врач, — напомнила она, смеясь. — Ты точно должна знать, как помочь себе в такой ситуации.

Она представила, как Лара «помогает себе в такой ситуации» и едва удержалась от того, чтобы снова закрыть глаза. Картинка была яркой, сочной, очень реалистичной.

— Детеныш, — в голосе Лары послышалась угроза. — Прекрати.

Ага. Как же.

— Хочешь, расскажу, во что я сейчас одета? На мне нет бюстгальтера, и если немного отодвинуть край рубашки, можно увидеть…

— Ольга.

На этот раз угроза не послышалась, а прозвучала очень явно. Даже не угроза, а предупреждение — такое четкое и ясное, что Ольга поняла и остановилась.

— Извини, — прошептала она, улыбаясь. — Просто я соскучилась.

Лара немедленно сменила гнев на милость. Она все еще тяжело дышала, но звучала уже гораздо более ласково.

— Когда я говорила, что старомодна, я вовсе не имела ввиду три месяца ожидания. Почему ты не разрешаешь мне приехать? Мне кажется, мы слишком затянули с первой брачной ночью.

Ольга вздохнула. Затянули… Будь ее воля, все бы случилось еще в первую совместную ночь в Ларином доме. Они тогда были немного пьяны, немного влюблены и очень сильно возбуждены, конечно. Пока целовались в темных углах дома, пока трогали друг друга через одежду и шептали неразборчиво горячими губами, все было в порядке. Но стоило войти в комнату и упасть на кровать — на Ольгу накатила паника. Один бог знает, сколько усилий ей стоило все остановить. Остановить — и лежать без сна рядом с самой желанной женщиной на свете, и бояться даже ее потрогать.

Брачная ночь. Эти слова в последние недели разлуки все чаще звучали из Лариных уст, и были словно гвозди, которыми Ольга забивала крышку их отношений. Она знала, хорошо знала: никакой ночи не будет. И чем сильнее Лара станет подталкивать ее к этому, тем скорее настанет конец. Пришелец оседлает свой звездолет и улетит домой. На далекую планету.

— Ты хоть сама себе можешь объяснить, почему? — Спросила Лара грустно. — Ты готова была трахнуть меня в Парижской подворотне, но отказываешься встретиться в Москве. Почему?

Вот и что отвечать? Ольга знала, с самого начала знала, что однажды Лара задаст прямой вопрос, и ей просто нечего будет ответить. Правду она сказать все равно не сможет.

— Приезжай, — сказала она, решившись и чуть не заплакала от этого слова. Все тело напряглось, белые пальцы впились в жесткие края телефона. — Приезжай в субботу. Сможешь?

Лара сразу радостно что-то заговорила, но Ольга не слушала. Она думала. Сегодня понедельник. До субботы она должна все успеть. Иначе ничего не выйдет.

— Я приеду утром, — услышала она наконец. — Если выехать в пятницу вечером, то утром я буду в Москве.

Ольгу корежило и выкручивало — каждую мышцу, каждое сухожилие сопротивлялось тому, что она делала. Но разум победил. Он всегда побеждал.

— Я буду тебя ждать, — сказала она и выключила телефон.

Эту ночь Ольга Будина провела без сна. Она как зомби лежала на диване — даже в спальню не перешла — и смотрела в потолок. У нее не было сомнений в правильности выбранного пути, не было сожалений, ни капли. Но что-то в душе назойливой занозой не давало выдохнуть весь воздух из легких и набрать свежий. Он, этот воздух, как будто застаивался, протухал, делался отвратительным и гадким. И оседал внутри.

Она закуривала и через две затяжки гасила сигарету. Даже табачным дымом невозможно было заглушить этот воздух, перебить его.

— Если бы ты знала, что я собираюсь сделать — ты бы никогда со мной больше не заговорила, — сказала она вдруг и удивилась, как громко в ночной тишине прозвучал ее голос. — И никто на свете не смог бы тебя за это осудить.

В семь утра одетая и накрашенная Ольга уже выходила из дома. Она надела сегодня белый летний сарафан, старательно увязала волосы на затылке белой косынкой, а на плечи для тепла накинула шарф.

Вся поездка, включая заезд в «Старбакс» и покупку двух стаканов кофе, заняла у нее минут двадцать — в столь ранний час Москва только просыпалась, пробок практически не было.

Припарковавшись и выйдя из машины, Ольга помедлила. Она не так себе представляла дом Снежной Королевы. Ей казалось, что это непременно должен быть элитный дом, с закрытым двором, с молодым охранником, мнущимся у шлагбаума. Оказалось — нет, самый обычный старый дом, каких много еще осталось в старом центре, обычный двор, обычный подъезд — разве что только оснащенный домофоном и видеокамерой над дверью.

Домофон Ольга в своем плане не учла. И долго стояла у подъезда, ожидая, когда кто-нибудь выйдет из него и откроет ей путь внутрь. Она курила одну за другой и вздрагивала при каждом звуке.

Наконец, пожилой мужчина с овчаркой на поводке вышли из подъезда, почтительно придержали перед Ольгой дверь, и отправились дальше по своим утренним делам. Уже поднимаясь наверх по ступенькам, Ольга видела их спины и отчаянно им завидовала.

Перед дверью в квартиру снова остановилась. Глубоко вдохнула. Расправила спину. И нажала на звонок.

Ксения открыла быстро. Растрепанная, косметика размазалась вокруг глаз, но — в офисных брюках и блузке. На работу собралась? Вряд ли — с таким лицом первое, что надо сделать, это душ принять. Гуляла всю ночь? Тоже сомнительно.

Ольга без приглашения вошла в квартиру, улыбаясь показала Ксении кофе на подставке и, шагнув еще раз, коснулась губами ее губ. Только после этого она заметила рядом другую женщину. Женщину, которая смотрела на нее, открыв рот и, кажется, готовилась зарыдать.

— Привет, дорогая, — поздоровалась Ольга и все отмерли.

— Ксюшка, я не буду вам мешать, — сказала женщина и стремительно принялась отступать, но Ксения поймала ее за руку и прикрыла своим телом.

И посмотрела на Ольгу. На ее лице, в ее огромных зеленых глазах была такая неприкрытая ярость, такая злость, что Ольга непроизвольно сделала шаг назад. Сейчас она не была Снежной Королевой, нет — она выглядела, как волчица-мать, защищающая своих детенышей. Ощетинившаяся, яростная, готовая в любой момент вцепиться в глотку.

— Господи, — подумала Ольга. — Как же она ее любит!

— Еще раз так сделаешь — и я тебя убью, — сквозь зубы процедила Ксения, и Ольга поняла, как трудно ей сейчас сдержаться и не выкинуть ее за порог силой. — Еще раз появишься у меня дома — и я тебя убью. Пошла вон отсюда.

И Ольга поняла. Поняла, что сейчас для Ксении это — война, битва. Что в этой битве не может быть ни победителей, ни проигравших. Потому что самим своим приходом сюда она, Ольга, взяла и все разрушила. И теперь, сидя на обломках, волчица воет на того, кто тронул ее детей, и трясется от бессилия, и не может ничего сделать.

Она развернулась и вышла из квартиры. Потрясенная, дошла до машины и села за руль.

— Разве можно так любить? — Спросила она саму себя. — Разве это вообще возможно?

У нее перед глазами стояла эта женщина. Не Ксения, нет — вторая. Она смотрела на нее полными слез глазами, спрятавшись за Ксениным плечом, и — боже мой! — она все понимала. Ольга видела: она сразу поняла, кто она и зачем пришла. И отдавала это — отдавала смиренно, покорно.

Как? Как же так? Ну как же так?

Трясущимися пальцами Ольга нашла в сумке телефон и быстро набрала смс: «Не приезжай в субботу. Вообще больше не приезжай. И не звони. Ничего не случилось, просто я так решила».

Отправила и выключила звук, зная, что Лара все-таки будет звонить. И, положив руки на руль, коснулась их лбом.

Рядом хлопнула дверь.

— Извини, — сказала Ксения, присевшая рядом. Ольга не стала на нее смотреть. Просто не могла.

— Это было… унизительно, — сказала она первое, что пришло в голову. Просто потому что надо было что-то сказать, а сказать правду она не могла.

— Я знаю, — откликнулась Ксения, и в голосе ее было слышно раскаяние. — Тебе не стоило приходить ко мне домой.

— Кто ж знал…

Помолчали. Ольга всеми капельками своего тела ощущала, как беззвучно звонит ее телефон, как безнадежно выводится на экране Ларина фотография — смеющейся, счастливой Лары. Перестает на секунду и снова начинает звонить.

Она заставила себя выпрямиться. Из последних сил. В груди так остро болело, что казалось — шевельнешься, и острая палка, дырявящая сердце, проткнет насквозь.

— Это твоя жена? — Она снова спросила первое, что пришло в голову. И не стала слушать ответ.

Достала кофе, отдала один из стаканов Ксении.

— Зачем ты пришла? — Спросила вдруг та, и Ольгу передернуло. Она засмеялась, но, боже мой, что это был за смех! Этим смехом она как будто оплакивала последние месяцы своей жизни, прощалась с ними, прощалась навсегда. Господи, почему она решила, что через три месяца это будет проще? Дура! Просто дура! Не нужно было ездить тогда с Ларой, нужно было выскочить из машины еще на заправке, уехать в Москву и вернуться в свою жизнь. И тогда не было бы этих трех дней, а за ними — трех месяцев, и телефон бы сейчас не звонил сто сорок пятым вызовом, а осколки, в которые давным-давно превратилась Ольгина душа, не разрывались бы снова — на еще более мелкие.

— Знаешь, — сказала она, глядя на Ксению. — Я почти всегда живу по принципу «Сто раз подумай — один раз сделай». Никогда не делаю того, что мне не выгодно. Но раз в год случается, что я вдруг делаю что-то, не задумываясь, зачем и почему. И каждый раз огребаю, представляешь?

Ксения кивнула. А Ольга снова засмеялась и спросила:

— Не знаешь, почему так?

— Не знаю.

— Вот и я не знаю. Иногда мне кажется, что вот я сделаю сейчас этот безумный поступок, и все станет по-другому, и жизнь изменится, и я увижу, что в детских сказках есть доля правды. Но я делаю, жизнь не меняется, а русалочка по-прежнему остается полурыбой-полубабой.

Ксения кивнула.

— Знакомо.

Больше говорить было не о чем. Ольга по-прежнему молча прислушивалась к неслышным звонкам телефона, и думала почему-то о муже. Если бы она любила его хотя бы на четверть так, как любит Ксения свою женщину — все закончилось бы иначе. Совсем иначе.

— У меня тоже есть партнер, — сказала вдруг она. — Ну как партнер… муж. Только я давно его не люблю.

В этом «давно его не люблю» было так много тоски по старой жизни, по Ларе, по самой Ольге — той, которая еще умела хоть во что-то верить. Нынешняя Ольга больше не верила. Ни во что.

— Мне казалось, что ты…

— Лесбиянка? — Ольга посмотрела на Ксению. Та сидела будто изваяние, и шестым чувством Ольга хорошо понимала, что именно с ней сейчас происходит. — Нет, не думаю. Просто люблю сильных людей, вот и все.

Она глубоко втянула в себя воздух и взяла Ксению за руку.

— Сейчас тебе нужно или идти домой, или поехать со мной и трахнуть меня так жестко, как только сможешь, — сказала она, и в этих словах не было ни грамма фальши.

— Я знаю, — глухо ответила Ксения.

— Она не может тебе этого дать, верно?

— Нет. Не может.

Ольга подождала секунду, убрала руку и нажала на газ. Ксения тихо плакала рядом.

 

Глава 16. И скорость, дым.

Она привезла ее в квартиру, ключи от которой ей дал Родион. Прежде чем войти, помедлила мгновение: это было то самое мгновение, в которое все еще можно было изменить. Можно исправить. Но Ольга щелкнула ключом и открыла дверь.

Каждая сняла одежду сама. Глядя на другую, медленно стягивая все до единого куски ткани, сжимая зубы — то ли от желания, то ли от ненависти.

— Ты знаешь, что она сейчас чувствует? — Спросила себя Ольга, впиваясь зубами в Ксенино плечо. — Знаешь, что она чувствует, прочитав твою смс и сотый раз набирая твой номер? Слушая гудки в чертовой трубке? Раз за разом. Ты знаешь, ЧТО она сейчас чувствует?

Это «ты знаешь, что она сейчас чувствует?» лишило ее остатков воздуха. Она больше не могла дышать — могла только рвать на части Ксенино тело, впиваться ногтями в ее кожу, кусать, царапать, сжимать, оставляя синяки.

Бросила на кровать, размахнулась и ударила по лицу.

— Еще, — приказала Ксения, распластавшаяся под ней — обнаженная Ксения, даже не думающая сопротивляться.

И Ольга ударила снова. Она сидела на Ксении верхом — голени тесно сжали бедра по бокам, а ладони гладили воспаленное тело, гладили долго — прежде чем ударить еще раз.

— А я? — Спросила она себя, рывком раздвигая Ксенины ноги и опускаясь на нее сверху. — Знаю ли, что чувствую сейчас я? Трахая ее здесь, трахая без чувств, без эмоций, зная, что он смотрит. Сидит в соседней комнате, у зеркала — и смотрит на двух женщин, которые наивно думали, что от него можно уйти, и ошибались.

ЭТО я должна предложить Ларе? ЭТУ жизнь?

Она ощутила, как Ксения хватает ее волосы и тянет, пытаясь оторвать от себя. Но не позволила ей этого. Отпихнула назад, на спину, коленом двинула бедро дальше — в сторону, и взяла ее наконец — кричащую, пытающуюся вырваться.

Глубоко, очень глубоко — до боли, до слез из глаз у обеих. Цепляясь зубами за нежную кожу плеча. Не разбирая слов — а слова были, еще как были, она выкрикивала их в Ольгино ухо, и в них было столько боли, столько горя, сколько невозможно было вынести.

Она двигала бедрами, помогая руке, она забирала Ксению себе для того, чтобы в следующую секунду оттолкнуть ее снова. Как качели. Как свалиться с разбега в ад и, отскочив от раскаленной лавы, вернуться обратно. Как вся ее чертова жизнь.

Это длилось долго. Очень долго. Мучительно долго. И когда все наконец закончилось, когда они смогли остановиться и Ксения откатилась от нее — мокрая, что-то шепчущая, с заплаканным и красным лицом, Ольга наконец поняла.

Она не вырвется. Что бы она себе там ни придумала — она никогда не вырвется из этого круга. Может притворяться, может изменить свою жизнь, но то, что она увидела в себе сейчас было слишком глубоко, слишком честно для того, чтобы это менять.

Мыслей о телефоне и зеркале больше не было. Ей снова стало все равно. Все равно, что чувствует и думает Лара. Все равно, что чувствует и думает она сама. Все это было неважным раньше и стало неважным снова.

— Опять страдать будешь? — Насмешливо спросила она, нагнувшись к Ксении и коснувшись губами ее уха. — Не надоело еще?

Ксения немедленно вывернулась и попыталась сесть, но Ольга не дала — положила руки ей на плечи, заставила лечь снова.

— Теперь тебе нужно придумать оправдание, почему ты уехала на полдня с женщиной, по замашкам очень напоминающей твою любовницу?

Она видела, как исказилось Ксенино лицо. Было просто растерянным, а стало злым.

— Ситуация вышла из-под контроля, — сказала она. — И как загнать ее обратно — большой вопрос.

Что ты, милая. Никакого вопроса на самом деле нет. Ты просто должна снова — еще один раз — принять верное решение, только и всего.

Ольга снова забралась на Ксению, ладонями прижала ее руки к матрасу и заглянула в злые глаза.

— Меня тут посетила интересная идея, милая, — промурлыкала она. — Поправь меня, если я ошибаюсь, но по-моему, твоей жене совершенно все равно, где и с кем ты проводишь свое время.

Она ожидала вспышки, но Ксения только плечами пожала.

— Интересно, — пробормотала Ольга. — А тебе тоже все равно, с кем она проводит время?

Новое пожатие плечами не обмануло ее ни на грамм: она видела, как вспыхнули зеленые глаза, загорелись от ненависти. Нет. Ей явно не все равно.

— Еще интереснее. Знаешь, милая, я тут подумала, что у нас с тобой вполне могло бы что-нибудь получиться.

На этот раз Ксения среагировала как надо. Отпихнула, вырвалась. Принялась одеваться. Ольга следила за ней с кровати и думала: что еще? Что еще нужно сказать, чтобы она решилась?

Они вышли из квартиры уже днем. Дошли до первого попавшегося кафе и упали на стулья. Ольга заказала кофе, Ксения — травяной чай.

— Тебе не надоело быть такой идеальной? — Спросила Ольга. Ей действительно было интересно.

Не пьет. Не курит. На работе — кофе, вне работы — только эта вода на травах. Идеально выглядит, идеально говорит, идеально работает. А внутри — ураган. Вон они, следы от урагана — на шее, на плечах. Интересно, как она будет объяснять это своей женщине?

— Тебе будет легче, если я закурю? — Спросила в ответ Ксения и Ольга улыбнулась. Она не поняла вопроса. Ответила совсем не на то, что Ольга спрашивала.

— Мне будет легче, если ты хоть на полчаса расслабишься и мы нормально поговорим.

Куда там. Только спина стала еще ровнее, а глаза еще сильнее сузились. Сидит, смотрит на нее как на врага, как на змею, которая неизвестно когда ужалит. И правильно, милая, правильно. Потому что змея ужалит. И защититься ты не сумеешь.

— Нам нужно договориться… — начала, было, Ксения, но Ольга перебила.

— Ну конечно! Сейчас ты и меня захочешь засунуть в свои дурацкие рамки. Даже не думай, милая. Я не стану играть по твоим правилам.

Ксения долго смотрела на нее прежде чем вынести вердикт.

— Тогда я от тебя избавлюсь, — просто сказала она и Ольга едва сумела скрыть торжествующую улыбку. — Мне не нужна пороховая бочка в непосредственной близости.

— Валяй, — разрешила Ольга, закуривая новую сигарету. — Только не забудь об уговоре. Ты должна оставить меня в системе с хорошей должностью и хорошими перспективами.

— Ты так доверяешь моему слову? — Спросила Ксения, и Ольге вдруг стало ее жалко.

Очень жалко. Как крысу, которую через пару минут накачают новым лекарством, чтобы посмотреть, как быстро она сдохнет. Жалко, но не останавливать же эксперимент.

— Конечно, доверяю. — Сказала она. — Тебе только кажется, что я о тебе ничего не знаю. На самом деле это не так.

— Интересно, — равнодушно бросила Ксения, делая глоток чая.

— Хочешь послушать?

— Нет.

Странный это был разговор, да и ненужный — Ольга сказала и услышала все, что хотела, и пора было прощаться и уходить, но она почему-то оставалась на месте. Как будто несмотря на решимость, несмотря на уверенность в том, что она поступает верно, ей хотелось хоть что-то оставить Ксении, хоть что-то отдать ей взамен. Взамен того, что она очень скоро у нее отберет.

И Ольга просто вытянула ногу и погладила Ксенину лодыжку. Легонько, через брюки. Едва касаясь.

— Какого черта ты делаешь? — Прохрипела Ксения.

Ольга улыбнулась и, перегнувшись через стол, коснулась пальцами Ксениной шеи, а потом провела ими чуть ниже.

— Только со мной ты можешь позволить себе немного расслабиться, — сказала она манящим шепотом. — Только со мной ты можешь быть настоящей. Я вижу, какая ты настоящая, и не убегаю в ужасе. Я знаю, что ты — дрянь, и меня это не пугает. И ты хочешь сказать, что готова добровольно от этого отказаться? Нет, милая, я так не думаю.

Она села обратно и сделала глоток из чашки. Ксения сидела напротив — бледная, как смерть, и молча смотрела на нее.

— Чего ты хочешь? — Спросила она со злостью. — Допустим, у тебя есть иллюзия, что ты что-то там про меня понимаешь. И чего ты хочешь?

И правда — чего? Зачем она затеяла этот разговор? Цель же достигнута, это ясно. Неужели и правда ей стало жаль? Неужели и правда?

— Послушай, — сказала Ольга быстро. — Давай без игр, серьезно. У тебя скоро крыша поедет от той жизни, что ты себе создала. И ты прекрасно это понимаешь. Нельзя двадцать четыре часа в сутки быть тем, кем ты не являешься. Ты не хорошая девочка, милая, и никогда ею не была. Я не знаю, кто тебя так переломал и научил притворяться, но это — не ты. Ты нормальный живой человек, понимаешь?

Ксения открыла рот, чтобы остановить Ольгу, но та только рукой махнула. Начав говорить, она хотела договорить до конца. Может, хоть это успокоит взбрыкнувшую вдруг совесть?

— Дослушай, — велела она. — Я не пытаюсь сказать тебе, что ты — великое дерьмо, хотя вполне возможно так и есть, но…

Она запнулась. До нее внезапно дошло. Она поняла то, что никак не укладывалось в голове вчера — после прочтения всех Родионовых бумажек. Она поняла, что именно не укладывалось в картинку. Что именно выбивалось. О, Господи.

— Погоди… — прошептала она, с ужасом глядя на Ксению и не веря в свою догадку. — Погоди… Она что… может любить тебя только такую?

Ксения вскочила так быстро, что с силой толкнула стол и ударила им Ольгу. Она в несколько прыжков достигла выхода из кафе и скрылась из вида. Ольга кинулась за ней.

У нее в висках колотилось ужасное «она может любить тебя только такую». Господи, девочка! Восемь лет изображать из себя черт знает что просто для того, чтобы быть рядом? Без близости, без секса, вообще без ничего? Запаковать себя в футляр, нарисовать красивые узоры и сидеть там столько лет, ощущая, как атрофируются мышцы, как сморщивается кожа? О, господи!

Это было так похоже на нее саму. Только она потратила не восемь лет, а восемнадцать. И тоже ничего. Ничего не получила взамен.

День за днем. День за днем хорошо учиться, хорошо выглядеть, хорошо говорить, хорошо улыбаться, да гори оно огнем все это «хорошо»!

Она догнала Ксению у входа в метро. Поймала за плечи, развернула к себе и закричала, не сдерживаясь, прямо в лицо.

— Ты дура! Ты живешь жизнью совсем другого человека, потому что однажды решила, что ей нужно именно это! Сделала из себя манекен в дорогом костюме, потому что думаешь, что она может любить тебя только такую! А ты ее спрашивала? Она тебя хоть раз настоящую видела? Видела?

Сильный удар отбросил Ольгу к стене. Она ударилась затылком и тихо сползла вниз, мутным взглядом провожая убегающую в метро Ксению.

Бедная девочка. Боже мой. Бедная девочка.

«Я не стану перезванивать, чтобы выслушать вслух ту ересь, что ты мне написала. В субботу я приеду, и если не найду тебя дома — значит, найду там, где ты будешь прятаться».

Ольга перечитала смс. В глазах почему-то двоилось, буквы на экране прыгали зайцами. Врач, к которому ее отвезла Света, диагностировал сотрясение мозга и велел как минимум две недели провести в постели.

— Тебе есть кому позвонить? — Спросила Света, привезя ее домой. И, не дождавшись ответа, вздохнула и позвонила няне.

Она устроила Ольгу на диване в гостиной — застелила диван, задернула шторы, создав в комнате полумрак, выдала таблетки и запретила курить. Позволила прочитать смс, отобрала телефон, села рядом и вздохнула еще раз.

— Кто тебя треснул-то? — Спросила грустно. — Любовник?

— Любовница, — ответила Ольга, не открывая глаза. Лежа ей было гораздо легче — по крайней мере, прыгать все кругом перестало. — Впрочем, я это заслужила.

— Даже не сомневаюсь. — Судя по тону, Света злилась, и собственно было на что. Ей предстояло провести с Ольгой не один день вместо того, чтобы ходить на работу и заботиться о сыне.

— Послушай, — Ольга открыла глаза и подняла голову. Это оказалось очень плохой идеей — голова немедленно закружилась, а в глазах снова стало двоиться. — Ты можешь ехать, правда. Я сама справлюсь.

— Даже не сомневаюсь, — повторила Света, но тон ее голоса помягчел, стал более ласковым. — Ложись обратно. Хочешь, книжку тебе почитаю?

Книжку Ольга не хотела. Хотела лежать так, уютно устроившись под легким пледом, и знать, что Светка сидит рядом — она даже чувствовала через тонкую ткань тепло ее бедра.

— За что получила? — Спросила вдруг Светка. — Любовница застукала тебя с любовником? Или ты придумала что-то позатейливее?

Ольга обязательно засмеялась бы, если бы могла.

— Нет, — сказала тихо. — Просто озвучила ей правду. Такую, которую она не готова была услышать.

Перед глазами у нее возникла убегающая Ксения. И Ксения за секунды до побега: изумленная, растерянная, напуганная. Миллиард оттенков эмоций на одном лице. Ольга подумала, что в эту секунду все отдала бы за то, чтобы Ксения никогда не узнала о том, кто их видел сегодня через стекло.

— Я спала с ней, а один из моих мужиков смотрел на это, — сказала она вслух. — Она об этом не знает, но… Знаешь, Светка, это, наверное, худшее, что я сделала в своей жизни.

Света снова вздохнула и ничего не сказала. Не стала утешать, поддерживать — и Ольга была благодарна ей за это. В этой тишине она постепенно задремала, а когда проснулась — услышала, как в коридоре кто-то громко ругается.

Открыла глаза. Голова кружилась, но не так сильно, как раньше. Ольга даже смогла вылезти из-под пледа и, держась за предметы мебели, доковылять до коридора. Там — возвышаясь над Светкой, нависая над ней, стоял Игорь.

— …совершенно не твое дело! — Ольга услышала конец гневной фразы, и они оба посмотрели на нее как на привидение.

— Я сказала ему, что ты больна и чтобы он ушел, — объяснила Света. — Но он настаивает.

Ольга покрепче оперлась об стену и попыталась выпрямить спину. Похоже, все сработало даже быстрее, чем она ожидала.

— Ничего, Свет. Пусть.

Света упрямо покачала головой, подошла к Ольге и обняла ее за талию.

— Я пришел чтобы сообщить, что твоя часть сделки выполнена, — сказал Игорь, глядя на них смеющимися глазами. — Ковальская увольняется.

Ольга молча смотрела на него. Он пришел не для этого, конечно, не для этого. Для чего же?

— И свою часть сделки я выполнил тоже. Тебя ждет место директора в таганрогской компании «Гарант плюс».

Если бы Света не придерживала ее, она бы, наверное, упала. Голова закружилась еще сильнее, чем до этого, и налилась тяжелой болью.

Таганрог? О боже. Он, должно быть, шутит? Ольгины мысли заметались, она вспомнила детали их последнего разговора и поняла, что ошиблась, не заметила, не обратила внимания. Она не называла город. И он это запомнил.

— Один год, — улыбаясь, добавил Игорь. — Потом можешь быть свободна.

Ольга посмотрела по сторонам. Чем бы его ударить? Вот, например, лампа на длинной ножке — схватить ее, размахнуться и заехать изо всех сил по нахальной, ухмыляющейся физиономии. Он снова ее обыграл. Он взял и снова ее обыграл.

— Впрочем, если не хочешь в Таганрог — можешь остаться в Москве. Я готов предложить тебе место Ковальской.

Скотина. Ольга засмеялась с усилием. Сначала мордой об пол, а потом предлагает пряник. Пряник, который вернет все на свои места и сделает прежним. Нет уж, милый. Не в этот раз.

— Я согласна, — сказала она и снова засмеялась — на этот раз искренне. Такого ответа он не ожидал. Совсем не ожидал. — А теперь разворачивайся и выполняй вторую часть сделки. Исчезни из моей жизни.

Игорь молча пожал плечами и посмотрел на нее с жалостью. В этом взгляде читалось все, что Ольга не единожды говорила сама себе: «Ты дура. Ты ломаешь свою карьеру. Ты не сможешь жить иначе. Ты — стерва, и в этом твое главное достоинство».

И она ответила ему тоже глазами: «Да. Все так. Все верно, и скорее всего у меня не выйдет. Но я собираюсь попытаться».

Кто знает, можно ли из разбитой души склеить новую? Кто знает, возможно ли из осколков собрать нечто иное, отличное от того, что было сначала? Кто знает, можно ли перечеркнуть и забыть годы, наполненные ненавистью, чтобы превратить их в годы, наполненные чем-то иным?

Кто знает. Но Ольга собиралась узнать.

 

Глава 17. И никуда не деться.

Лара приехала в субботу утром. За два часа до ее приезда Ольга переспала со Светой.

Соблазнить ее было просто — Ольга с самого начала не очень-то верила в ее «ты мне больше не нравишься». Можно говорить все, что угодно, но движениям тела Ольга всегда доверяла больше. Завести откровенный разговор, повспоминать прошлое, приласкаться несколько раз, лежа рядом — и вот уже в глазах вспыхивают огоньки, кожа становится горячей, а глаза — влажными. Прижаться всем телом, будто обнимая — только обнимая, конечно, что вы, ничего большего. Потереться грудью о грудь. А потом — как будто не выдержав — приникнуть губами к губам, и наслаждаться, чувствуя отклик, слыша тихие стоны и ощущая в своих руках обнаженное тело.

Когда раздался звонок в дверь, Ольга помедлила прежде чем вылезти из кровати. Ее охватило чувство, похожее на то, что посетило ее у квартиры Снежной Королевы. Ощущение, что ей не обязательно это делать, и что она еще может все остановить.

— Кто там? — Сонно спросила зарывшаяся в одеяло Света.

— Не знаю, — солгала Ольга, наматывая на себя простыню. — Схожу посмотрю.

Нетерпеливый звонок снова ворвался в квартиру. Ольга медленно — как на эшафот — подошла к двери, щелкнула замком и наконец открыла.

Лара стояла перед ней — уставшая, какая-то серая — то ли от долгой дороги, то ли неделя и без того была тяжелой. Ее волосы за это время еще немного отросли, и теперь они были вовсе не белыми, а темными — падали на лоб, прятались за уши, кудрявились немного на висках. Все те же джинсы — голубые, потертые, держащиеся на бедрах. Вместо свитера — по случаю летней погоды — футболка без рукавов, открывающая татуировку на сильном плече.

— Привет, — Ольга посторонилась, пропуская Лару внутрь квартиры. Отпрянула от протянутых рук и прикрыла дверь.

Лара смотрела на нее, и было понятно, как трудно, как сложно, как невыносимо тяжело будет говорить ей все, что Ольга собиралась сказать — вот так, стоя совсем рядом, близко, слишком близко.

— Нальешь мне кофе? — Спросила Лара. — Чувствую, разговор нам предстоит долгий, а я практически без сил.

Ольга пожала плечами и пошла на кухню, придерживая спадающую простыню. Включила кофеварку, нашла сигареты.

— Я так понимаю, в твоей кровати сейчас кто-то есть?

Она оглянулась — поспешнее, чем хотела бы. Оказывается, Лара успела присесть на край подоконника и теперь смотрела вниз, на Камергерский. Волосы ее окончательно закрыли лоб, и во всей позе была какая-то обреченность.

— В моей постели почти всегда кто-то есть, — ответила Ольга. — Сегодняшний день — не исключение.

Она разлила кофе по чашкам. Подумала, и достала тарелку с фруктами из холодильника. Постелила салфетки, положила приборы, поставила пепельницу.

— Присаживайся.

Лара послушно переместилась с подоконника за стол. Теперь они сидели друг напротив друга. Одновременно потянулись к пачке сигарет и отдернули руки.

— Ну давай, — сказала вдруг Лара. — Излагай.

Ольга посильнее замоталась в простыню. Несмотря на то, что из приоткрытого окна веяло теплом, она почему-то мерзла.

— Нечего излагать, — сказала она, — я уже все сказала.

Лара покачала головой.

— Нет, детеныш, я имею ввиду не ту ересь, которую ты написала мне в смс, а то, что ты думаешь и чувствуешь на самом деле.

Это «детеныш» стало последней каплей. Больше сдерживать себя Ольга не могла. Она вытряхнула из пачки сигарету, закурила и прищурилась на Лару.

— Хорошо, — сказала она холодно. — Я отвечу. Но после этого ты встанешь и уйдешь отсюда, и больше никогда не будешь мне звонить.

Лара молча смотрела на нее.

— Последние три месяца я пытаюсь изменить свою жизнь. Я благодарна тебе за то, что ты стала катализатором этих изменений. Если бы не ты — я бы, наверное, не решилась. Но…

— Мавр сделал свое дело? — Перебила ее Лара. — Мавр может уходить?

— Нет, — Ольга покачала головой и сделала быструю затяжку. — Не в этом дело. Просто я не хочу отношений, из которых ничего не выйдет. Однажды я уже это пробовала, и это не сработало — не сработает и теперь. Мы слишком разные, пойми. Может быть, именно поэтому нас так тянет друг к другу, но притяжение — это еще не все.

Она посмотрела Ларе в глаза.

— Ты верно заметила: в моей кровати сейчас спит женщина. Тебя это устроит? Устроит знать, что сегодня там женщина, завтра мужчина, послезавтра — ты?

И сама себе ответила:

— Нет. Конечно, нет. Ты почему-то продолжаешь врать себе и надеяться, что я способна на нормальные отношения, но как быть, если я сама в это не верю? Я была замужем, я жила с мужем, и — поверь — никакого удовольствия от этой жизни я не испытывала. Я стала изменять ему в первый месяц после брака. И не потому, что мне так уж сильно хотелось другого человека — нет! Просто мне очень быстро стало скучно. Мучительно скучно.

Она встала со стула, натянула на груди простыню.

— С тобой не получится просто потрахаться. Я поняла это еще в Париже, а все, что было потом, только убедило меня в этом. Ты из другой породы — не из моего круга, пойми. Нельзя совместить то, что невозможно совместить в принципе. Для этого мне придется стать слишком другой, и тебе тоже. Готова ли ты на такие жертвы?

Ольга чувствовала, что еще немного — и расплачется. Ее с ума сводило то, как спокойно ее слушала Лара — молча курила, провожала взглядом, стряхивала пепел и затягивалась снова.

— Несколько дней назад я переспала со своей начальницей. В этом не было бы ничего особенного — я спала с ней и до этого, но в этот раз я осознанно привела ее в квартиру, где за нами мог наблюдать мужчина. И он наблюдал. Я трахала ее, а он смотрел на это.

Она неосознанно говорила все быстрее и быстрее, громче и громче.

— Я все пыталась понять — стыдно ли мне за это? И знаешь, что самое ужасное? Нет! Мне не стыдно. Ни капли. Мне все равно — потому что я просто пошла и получила то, чего хотела, только и всего. Я не испытываю жалости, не испытываю сострадания, не испытываю сочувствия. Я ничего этого не умею!

Ольга даже не поняла, как Лара оказалась рядом. Только что сидела на стуле, курила, прятала взгляд, и вдруг — стоит близко-близко, смотрит в глаза и улыбается — понимающей, теплой улыбкой.

— Детеныш, — сказала она тихо. — Если все так, как ты только что сказала… Ответь, почему ты тогда плачешь?

Она с силой притянула Ольгу к себе и прижала — крепко, не вырвешься. Гладила по спине, целовала мокрые щеки, прижималась ко лбу подбородком. Ольга пыталась, честно пыталась вырваться — и отталкивала, и головой мотала, но ничего не помогало. Кольцо рук было слишком крепким, слишком сильным.

— Это ничего, — услышала она сквозь рыдания. — Слышишь, детеныш? Все это ничего. Все еще можно исправить.

Исправить… Ольга изо всех сил вжалась в Лару и зарыдала еще сильнее. Как это можно исправить? Как? Она не хотела ощущать всего того, что испытывала сейчас, но она ощущала! Перед глазами немым укором стояла Ковальская — и то, что она с ней сделала. Как так вышло, что из средства Ксения вдруг стала человеком? Как так вышло, когда она перестала быть всего лишь промежуточным звеном между Ольгой и Ольгиной целью? Почему ей не было жалко никого из тех, кто был раньше, а эту женщину — стало? Почему?

— Нет, — сказала она, отстраняясь, и Лара отпустила ее. — Исправить уже ничего нельзя. Но я хочу попробовать жить иначе.

Отошла подальше, завязала сползшую с груди простыню узлом.

— Я поняла, чего ты хочешь, — сказала Лара. — Но ты ни разу не спросила, чего хочу я. Тебе не интересно?

Ольга усмехнулась с горечью.

— Нет, не интересно. Я и так знаю, чего ты хочешь.

Она вышла из кухни, заглянула в спальню и разбудила Свету. Скинула наконец эту дурацкую простыню и надела старые джинсы и футболку. Старательно причесала волосы.

— Рыжая, что случилось?

Проигнорировала Светин вопрос и вернулась на кухню.

Черт бы вас всех побрал. У одной — детеныш, у другой — рыжая. Кто вам вообще позволил придумывать эти идиотские клички? Кто дал вам право думать, что вы что-то обо мне знаете и можете как-то влиять на мою жизнь?

На кухне Лара допивала остывший кофе и докуривала последнюю сигарету.

— Я сейчас уеду, — сказала она, едва Ольга переступила порог. И голос ее был чужим и холодным. — Мне интересно только одно — ты правда чувствовала ко мне что-то, или это тоже было развлечением?

Ольга вздрогнула.

— Что?

— Ты слышала, что я спросила. Ты так старательно доказываешь мне, какое ты дерьмо, что я вдруг подумала — а что, если и я оказалась втянута в одну из твоих игр. Поиметь с меня особенно нечего, но это же так забавно — влюбить в себя провинциальную женщину, которую и лесбиянкой-то сложно назвать. Морочить ей голову несколько месяцев, а потом послать — и пускай она валит в свой Таганрог, лелеет там свои ожившие комплексы и съедает себе мозг вопросом: «А что, черт побери, все это было»?

Ольга застыла на месте. Она даже не знала, что сильнее ее поразило — Таганрог или комплексы?

— О чем ты? — Выдавила она. — Какие еще комплексы?

Лара ответила сразу, но смотрела по-прежнему не на Ольгу, а за окно.

— Обыкновенные. Думаешь, у тебя одной есть сомнения? Думаешь, ты одна беспокоишься? У тебя было сто сорок пять разнообразных баб, а у меня — только одна. Я больше пяти лет занимаюсь только работой, снова работой и опять работой. И вот появляешься ты — такая необычная, яркая, интересная. Я страшно испугалась, когда поняла, что влюбилась в тебя.

Она вдруг изо всех сил стукнула ладонью по подоконнику и развернулась к Ольге.

— Думаешь, это все было так легко, да? Ты пришла на тот банкет с Игорем — и это сразу мне многое о тебе рассказало. Потом выяснилось, что ты — одна из Будиных, и это сказало мне еще больше. Потом ты предложила мне одноразовый секс и смылась сразу после того, как я отказалась.

Ее глаза прищурились, а зубы на мгновение прикусили нижнюю губу.

— Как думаешь, легко было просить твой номер у твоей бабушки? Легко было писать тебе все эти идиотские смс, не получая ответа?

Ольгу качнуло. Она в изумлении посмотрела на Лару.

— Ты что… Хочешь сказать?..

Лара нервно засмеялась.

— Нет. Я не влюбилась с первого взгляда. Но ты мне понравилась, очень. Мне кажется, я влюбилась, когда увидела тебя в Париже, в ту, первую ночь. Рассказать, как все было? Кафе около музея D’Orсey. Кресла из дерева, старый бармен, у которого вместо одного обручального кольца было почему-то два. Ты сидела напротив меня и твое лицо было каменным, совершенно каменным. Как детские раскраски, знаешь? В них красивые картинки, но ты смотришь и понимаешь: это только контур. Ему не хватает красок, света, гармонии сочетания. Вот и ты была такая же — вся из контуров. А потом ты вдруг тряхнула головой и заправила волосы за уши. И твое лицо изменилось.

Ольга слушала молча. Лара говорила так спокойно и так тепло, что нарисованные ею картинки оживали в глазах, превращаясь во французское черно-белое кино.

— Барышня в осеннем пальто, кудряшки выбиваются из-под шарфа, на щеках — румянец, губы — полные, раскрасневшиеся, слегка разомкнутые. След губной помады на фильтре от сигареты, нервно сжатые пальцы, напряженные плечи. Ты смотрела на меня так, будто меня там вовсе не было, будто я — это какой-то случайный статист, проходящий мимо, спросивший, как пройти к Лувру и тем самым вырвавший тебя из долгой задумчивости. Ты была вся — внутри себя. И ничего — снаружи.

Она улыбнулась, и от этой улыбки Ольга вздрогнула всем телом.

— А потом я заметила, что у тебя немного размазалась помада. Совсем чуть-чуть, в уголке губ, но это было первым человечным, что я в тебе увидела. И я ухватилась за это человечное всем сердцем, и втянула его в себя, и оставила. И оно до сих пор здесь.

Лара вздохнула и пожала плечами.

— Потом ты опять предложила мне секс. Я удивлялась — как ты умудряешься все сворачивать в его сторону? Испытала что-то — сразу секс. Не испытала — опять секс. Но как его-то мне хотелось в последнюю очередь.

— А чего хотелось? — Тихо спросила Ольга.

— Ты же и так знаешь, чего. — Ответила Лара, и в ее голосе прозвучала злость. — Зачем спрашиваешь? Ты же все решила и для себя, и для меня, и для всего человечества. Видела я в своей жизни контролеров, но им до тебя — как до Луны на поезде. Ты ни разу не спросила, каково все это мне. Ни разу не спросила, куда я двигаюсь и чего хочу. Ты все решила за меня.

Она отошла к окну, порылась в карманах джинсов и вытянула пачку сигарет. Закурила, отвернулась от Ольги.

— То, что случилось в Париже, могло стать необыкновенным началом. Началом близости, началом чего-то важного и ценного. Но ты и это умудрилась испортить. Как думаешь. — Она оглянулась и посмотрела на Ольгу. — Легко мне было напроситься на день рождения твоей мамы после двух тонн неотвеченных смс? Я боялась тебя увидеть и хотела этого. Меня разрывало от противоречия, но я выбрала шанс. Которого после твоего долгого молчания фактически не было.

Лара снова засмеялась, и снова в ее смехе была слышна горечь.

— И что в итоге? Я являюсь на вашу чертову дачу, слушаю очередную порцию ахинеи, которой меня кормит твоя мать, развлекаю гостей, расшаркиваюсь и раскланиваюсь, а ты появляешься — и даже не смотришь в мою сторону.

— Я смотрела! — Крик вырвался сам собой и сам же заглох, словно Ольга рукой сдавила собственное горло. — Смотрела…

— Не знаю, — покачала головой Лара. — Я видела только твое надменное лицо и царственную походку, которой ты дефилировала куда угодно, но только не в мою сторону. Но ладно, я снова убираю гордость на дальнюю полку и делаю еще одну попытку. Что делаешь ты? Отшиваешь меня. Я пытаюсь снова. Черта с два. Я затаскиваю тебя в машину, и у нас опять случаются эти секунды, в которые ты превращаешься в человека, а я смотрю на тебя и плавлюсь от нежности и счастья. Секунды, детеныш! Понимаешь?

Ольга понимала. Она из последних сил сдерживалась чтобы не сказать ничего в ответ. Лара говорила очень просто, и в этой простоте перед Ольгой раскрывалось то, чего она никогда не видела раньше.

Ты знаешь, ЧТО она чувствует? А что она чувствовала тогда?

— И вот эта близость, эта волшебная близость, и мы рядом, и ты — теплая, настоящая, и…

Лара махнула рукой и усмехнулась, демонстрируя неприличный жест.

— И опять ничего! Ты говоришь мне, что не можешь, и сбегаешь к чертовой матери. Но на этот раз было проще. В те секунды, которые я успела ухватить в машине, ты сказала многое из того, что перевесило это твое «не могу». Но, черт, я задам тебе тот же вопрос, который уже задавала не раз сегодня. Как ты думаешь, мне легко было поехать за тобой? Легко было решиться?

Ольга покачала головой. Она знала, что нет. Нелегко. Всегда знала — и тогда, и теперь. Но почему-то тогда это не имело никакого значения. Важна была только она, Ольга, и никак не Лара.

— И финал, — продолжила та, снова подходя к Ольге. — Финал совершенно в духе предыдущей картины. Ты три месяца не даешь нам увидеться, три месяца дразнишь меня по телефону — то нежностью, то холодом. А в итоге что? В итоге — имеем то, что имеем.

Ольга попятилась, но Лара ухватила ее ладонями за щеки и приблизила к себе.

— А теперь ответь мне, — потребовала она. — Ответь честно и откровенно. Все это было игрой? Тебе просто нравилось приближать и отдалять меня? Нравилось, что я бегаю за тобой? Ответь.

Ольга медленно покачала головой. Она должна была, обязана была кивнуть, но почему-то не смогла. Подумала: нельзя. Сейчас нельзя лгать, невозможно, неправильно. И она ответила «нет».

Лара отпустила ее щеки и вздохнула. Из нее будто воздух выпустили — только что ходила по кухне, почти кричала, махала руками, а тут — раз, и погасла, плечи опустились, пальцы разжались.

— Ты говорила мне, что та девушка из Питера лгала и теперь ты боишься лжи, — грустно сказала она. — Но в нашей истории лгу не я, а ты. Ты настолько привыкла прятаться и изображать из себя нечто другое, что совсем забыла, какая ты настоящая. Я готова была ждать, готова была быть рядом, молча поддерживать и ничего не просить. Но похоже, что тебе хорошо так, как есть. Ты так старательно доказываешь всем кругом, что ты — дерьмо, что, кажется, сама в это веришь. И я не спорю — дерьмо в тебе есть, и его много. Но вместо того, чтобы разгрести его в стороны и посмотреть, что за ним, ты просто плаваешь по поверхности и боишься нырнуть.

Лара снова усмехнулась.

— Черт с тобой, Ольга. В конце концов, это твоя жизнь и твой выбор. Тащи дальше свою дурацкую фамилию как знамя, прикрывайся ею как щитом, оправдывай ею свои поступки и свою похеренную жизнь. Я сдаюсь. Мне больше ничего от тебя не нужно.

И Ольга поняла, ощутила если не шестым, то десятым чувством: это правда. Все, что она сказала сейчас — правда. Она пыталась, она хотела, но больше не хочет. И уйдет сейчас — заберет сигареты, хлопком ладони проверит ключи от машины в кармане джинсов, и уйдет, больше ничего не сказав.

— Я переезжаю в Таганрог, — быстро сказала Ольга в Ларину спину. — И проживу там год.

Лара обернулась. Пожала плечами.

— Меня это больше не интересует.

И вышла из квартиры, тихо прикрыв за собой дверь.

Ольга осталась стоять.

Я знаю, что ты чувствуешь.

В это трудно поверить.

Их дом — в миллионах световых лет отсюда.

Выстроим звезды в линию,

Превратим воду в вино.

Разбитые души снова станут целыми сегодня.

Да, сегодня.

Ты знаешь, что это правда.

Подними глаза и впусти меня.

Я пришелец. И ты — тоже.

Может быть, однажды ты позволишь мне

Быть пришельцем рядом с тобой.

 

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 1. Попробуй рассказать.

Телефон звонил, разрываясь громкими трелями — настойчиво и неприятно. Ольга едва успела влететь в квартиру, захлопнуть дверь и взять трубку. Господи, в этом дурацком городе до сих пор пользуются городскими телефонами! Кому они нужны в наш век мобильной связи? Но нет — пользуются, и на визитках печатают, и вон звонят даже.

— Привет, рыжая.

Ольга едва удержалась от того, чтобы не швырнуть пластмассовую трубку об стену. Светка. Неделю назад выслушала Ольгин рассказ про городской номер, попросила произнести его вслух, и теперь звонит периодически — скорее всего, чтобы над Ольгой посмеяться.

— Свет, что тебе надо? — Грубо спросила она, прыгая на одной ноге, чтобы снять прилипшую к потной коже туфлю. — Говори быстро, я только пришла и скоро опять уйду.

— Я хотела спросить, где у тебя перекрывается горячая вода, — быстро ответила Света. — Мы на выходные уедем, хочу перестраховаться.

Ольга засмеялась — туфли наконец слезли с потных ног и ей сразу полегчало. Черт бы побрал эти южные города, эту ужасную жару, и всю затею, приведшую ее сюда.

— Свет, я понятия не имею, где перекрывать воду, и никогда этого не делала. Что ты так переживаешь? Краны закрой — и езжай себе, ничего страшного не будет.

— Конечно, — согласилась Света в трубке. — А потом мы случайно зальем твоих высокопоставленных соседей, и всю оставшуюся жизнь я буду трясти на сцене задницей, чтобы с ними расплатиться.

Пять минут ушло на то, чтобы успокоить Свету, еще две — на то, чтобы стянуть с себя мокрую одежду и забраться наконец под душ. Ольга включила только холодную воду, но даже она была тепловатой и какой-то противной наощупь.

Она с грустью подумала о своей прекрасной квартире в Камергерском переулке, где ближайший год будут жить Светка и ее сын. Уговорить ее было непросто, но Ольга уговорила. Решающим аргументом было то, что квартира в любом случае целый год будет стоять пустая, а так Света за ней присмотрит.

Их последний разговор Ольга вспоминала со странной смесью веселья и горечи. Когда Лара ушла, Света долго не выходила из спальни, а когда вышла — с порога высказала Ольге все, что она думает об идиотках, упускающих свой шанс.

— Свет, она ушла, — только и сказала Ольга, когда Светка перестала наконец орать. — Ушла, и уже не вернется. Я ничего не могу сделать.

Больше того — она не хотела ничего делать. Все вышло так, как она хотела. Ей не нужны были эти отношения, она хотела избавить Лару от своего присутствия в ее жизни — и она избавила.

Ольга выключила душ и обнаженная прошла в гостиную, оставляя за собой мокрые разводы и потеки. Включила кондиционер, встала под струю холодного воздуха и блаженно закрыла глаза.

Открытый ноутбук на рабочем столе просигналил коротко о пришедшем сообщении. Ольга взяла его в руки и повернулась к кондиционеру спиной — чтобы холод теперь овевал ее сзади.

«Я скучаю по тебе, очень».

Ольга покачала головой. Сообщение было от местной девочки, с которой она переписывалась иногда, флиртовала немного и слегка заигрывала.

Но это «я скучаю по тебе»… Глупо, но у Ольги защемило немного в груди. Она ни разу не призналась себе, что скучает по Ларе — более того, еще в Москве удалила отовсюду ее номер телефона, чтобы не дать себе возможность позвонить. Собирала вещи, выбирала по фотографиям квартиру в Таганроге, перезванивалась с бывшим директором — выбивалась из сил, только для того, чтобы не думать, не ощущать, не вспоминать.

Едва приехав в Таганрог, завела себе любовника. Юный мальчик — лет двадцать пять, не больше, чем-то неуловимо похожий на Илюшу и жадный до сексуальных радостей. Она нигде с ним не бывала, не созванивалась даже — раз в неделю приглашала к себе и забывалась в его объятиях.

Пальцы сами собой застучали по клавиатуре. Ольга писала, не задумываясь, без пауз.

«Я хочу смотреть на тебя. Сидеть напротив, и чтобы кругом был Париж, а за моей спиной — герани. И чувствовать, что до тебя — меньше метра, но это расстояние далеко и непреодолимо. И снова смотреть».

Она улыбнулась и закрыла глаза. Ноутбук снова просигналил.

«Да. Курить тонкие сигареты, пить горячее вино — такого же цвета, как твои губы. И смотреть. Бесконечно долго смотреть».

Ольга кинула взгляд на часы в углу экрана и захлопнула крышку ноутбука. Не сейчас, милая. Позже. Все будет позже.

Быстро оделась, привела в порядок лицо и выскочила из дома.

Одним из немногих плюсов Таганрога было то, что в этом городе все было близко. От Ольгиной квартиры на Петровской улице до ресторана «Волна» можно было бы пешком дойти минут за десять, но по такой жаре ходить пешком было совершенно невозможно и Ольга, конечно, выбрала машину.

Когда она вошла на открытую террасу ресторана, Инна уже сидела за столиком и маленькими глоточками отпивала из высокого стакана лимонад. Увидев Ольгу, она улыбнулась и кивнула.

— Привет, — Ольга бросила сумку на стол и упала в объятия плетеного кресла. — Прости, что опоздала. Ужасная жара. Решила, что без душа не проживу больше ни одной секунды.

Инна засмеялась.

— Жары ты еще не видела. Подожди, вот придет август — тогда будет настоящая жара.

Ольга застонала сквозь зубы.

— Шутишь? У меня пряжки на босоножках расплавились.

Она вытянула ногу и продемонстрировала Инне лодыжку. Инна отвела взгляд — посмотрела на простирающее на парапетом террасы море. Их столик был крайним, и с него хорошо было видно бесконечную гладь, поблескивающую от солнца.

Они обедали здесь почти каждый рабочий день. Поначалу Ольга приглашала Инну, а потом как-то само собой сложилось так, что приглашения стали не нужны. Они просто приходили сюда в одно и то же время, занимали один и тот же столик и вели тихие неспешные разговоры.

Инна была одним из руководителей отделов «Гарант плюс» — компании, которая теперь стала практически Ольгиной. Они занимались продажей и установкой программного обеспечения юридическим лицам. «Заводам и пароходам», — как любила шутить Инна, и была недалека от истины.

Всего в компании работало около двухсот человек, из них около пятнадцати Ольга знала в лицо, и лишь с одной проводила время за обедом.

— Скажи, где в этом городе можно проводить вечера? — Спросила Ольга, когда заказ был сделан и улыбчивая официантка удалилась на кухню. — Кроме набережной, от которой меня уже слегка подташнивает.

— Все зависит от того, как именно ты любишь их проводить, — ответила Инна. — В театре Чехова случаются неплохие постановки, на Русском Поле есть ночные клубы. Что тебе ближе?

Она смотрела так открыто, так просто, что у Ольги дыхание перехватывало. Интересно, она и правда такая? Или притворяется?

— Давай посмотрим. Я люблю интересные мероприятия, с интеллигентной публикой, насыщенные чем-то скорее интеллектуальным, нежели развлекательным.

Инна улыбнулась. Когда она улыбалась, кожа у разреза ее глаз собиралась в сеточку морщинок.

— Интеллигентная публика — это юноши в смокингах и барышни в вечерних платьях? Боюсь, что за этим тебе придется ехать как минимум в Ростов, как максимум — в Москву, а то и еще дальше.

Ростов. Улыбка сползла с Ольгиного лица на мгновение, и тут же вернулась обратно.

— А где проводишь вечера ты? — Быстро спросила она и потянулась за сигаретами. Инна проводила ее руку неодобрительным взглядом.

— Я люблю гулять. По набережной в том числе, или просто по улицам. Поздно вечером, когда становится немного прохладно и пахнет морем.

Ольга закурила и сквозь дым смотрела, как официантка расставляет на их столике тарелки и приборы. Инна снова загляделась на залив — от порыва ветра ее светлые волосы, до этого идеально уложенные, разметались по плечам и защекотали шею.

С ней было спокойно. Наверное, именно поэтому Ольге так нравились эти неторопливые обеды — с ней можно было сидеть рядом и говорить, или молчать, или как сейчас — покуривать сигарету, потягивать кофе из белой чашки и смотреть, как она барабанит тонкими пальцами по столешнице, как чуть наклоняет голову, подставляя ветру лоб.

С ней было безопасно. Никаких чувств. Никакого притяжения. Только спокойствие — и больше ничего.

 

Глава 2. Как бесконечен мир.

— Разве тебе не нужно спать?

— Нет. Я так ждала тебя..

— Зачем? Зачем ждала?

— Не знаю. Все это — какое-то безумие, и я понимаю, что это безумие, но не могу остановиться. С тех пор, как увидела твое фото на экране — жду и жду, постоянно жду. Тебя.

Жду… Ольга закрыла на секунду глаза и увидела Лару. Лару — весеннюю, улыбающуюся ей навстречу, обнимающую своими сильными руками.

— Бывает, что ожидание ничем не кончается, — набрала она на клавиатуре. — Ты знаешь это?

— Знаю. Я же говорила, что это — безумие.

Ольга улыбнулась горящему в темноте экрану ноутбука. Для нее это не было безумием, это было попыткой согреться, согреться не снаружи, а изнутри, немного дать себе волю, немного отпустить поводок, немного.

— Ты веришь в то, что можно влюбиться в фотографию? — Спросила она и еще раз — уже, наверное, сотый — посмотрела на ник на экране. Она все время забывала, как зовут эту девочку. Лиза. Конечно, Лиза.

— Нет. Влюбиться в фотографию — нет. Влюбиться в то, что за ней — да.

Она засмеялась. Девочка-девочка, знала бы ты, ЧТО скрывается за этими красивыми снимками. Знала бы ты, сколько за ними бездарно прожитых лет и разбитых к чертям жизней. Если бы карму можно было поймать в объектив камеры — на этих фотографиях была бы только чернота, и больше ничего.

— Как ты можешь знать, что за ней? — Набрала Ольга. — Может быть, за ней и вовсе ничего нет?

Лиза ответила быстро, она всегда отвечала быстро — как будто на любой вопрос у нее был готов ответ.

— Я не знаю. Я верю.

Ольга покачала головой. Еще одна жвачка для людей, не умеющих управиться с собственной жизнью самостоятельно — вера. Вот только то, что они называли верой, Ольга называла фантазией.

— Мой муж был очень верующим, — написала она. — Не до фанатизма, конечно, но все же очень. Именно поэтому я отказалась с ним венчаться — не хотела принимать участие в обряде, который забирает на себя ответственность.

— Ответственность за что? — Спросила Лиза. — За ваш брак?

— Да. Обвенчавшись, мы бы передали эту ответственность из своих рук в чьи-то другие, и как будто сказали бы этим: «Эй, товарищ на небесах! Теперь твоя задача сделать так, чтобы у нас все получилось».

Лиза прислала улыбающийся «смайлик».

— Вы оставили ответственность себе и это не очень помогло. Может, у бога бы лучше получилось?

Ольга засмеялась. А девочка не такая глупая, как казалось.

— Может, — согласилась она. — А что разрушило твой брак?

На этот раз Лиза замолчала надолго. Ольга успела просмотреть почту, выкурить сигарету, а ответа все не было. Наконец, ноутбук просигналил пришедшим сообщением.

— Мой брак разрушила я, — прочитала она на экране. — Причем разрушила с самого начала, в ту секунду, когда согласилась выйти за Лешку замуж. Я знала, что это — не мое, всегда знала, но решила, что если я буду стараться — все сложится. Не сложилось.

— Что именно не твое? — Спросила Ольга.

И снова — улыбающийся «смайлик».

— Я лесбиянка, Оль. Думаю, ты уже это поняла и так. А я вот почему-то надеялась, что если постараюсь — смогу это исправить. Наивная дурочка.

Ольга пожала плечами. Лесбиянка — не лесбиянка — какая разница? Ты же живешь с человеком, а не с его половыми отличиями. И либо тебе этот человек подходит, либо нет — только и всего.

— Может, он просто тебе не подходил? — Написала она. — Может, другой мужчина подошел бы больше?

— Не думаю, — ответила Лиза. — Отношения — это само по себе сложно, а я лгала и этим делала все еще сложнее.

Интересно. Ольга даже подвинулась поближе к ноутбуку. Отношения, да?

— Почему сложно? — Набрала она. — Ты разве не веришь в то, что если есть любовь — остальное приложится? Я встречала немало адептов этой версии.

— Я верю в то, что любовь — необходимый компонент. Но помимо нее есть еще очень много всего, что влияет на отношения.

Не успела Ольга прочитать сообщение, как пришло новое.

— А ты не веришь в любовь?

Она пожала плечами. Как можно верить в то, чего сам не испытывал? Она пыталась — дважды, один раз с мужем, второй — с питерской девочкой по имени Алиса, и каждый раз понимала: нет. Это не было похоже на ту любовь, которую описывают в книгах и о которой рассказывают люди. Влюбленность — да, но любовь ли?

— Меня никогда никто не любил. — Написала Ольга. — И я никогда никого не любила. Поэтому верю я или нет — не важно.

Она вздохнула и захлопнула крышку ноутбука. Прощаться не стала — в разговорах с Лизой она никогда не прощалась и никогда не здоровалась, каждая беседа начиналась и заканчивалась так, будто никогда и не прерывалась.

Походив туда-сюда по квартире, она поняла, что хочет воздуха. Что не может больше ни секунды здесь находиться. Надела сарафан, сунула ноги в босоножки и выскочила из дома.

— Что вы там говорили, госпожа Рубина? — Думала Ольга, шагая к каменной лестнице и вдыхая прохладный ночной воздух. — Гулять вечерами, когда воздух пахнет морем и кругом никого нет? Интересно, знаете ли вы, что это довольно опасно?

Она дошла до солнечных часов, коснулась их кончиками пальцев и шагнула вниз по лестнице. Впереди — далеко внизу, за деревьями, угадывалось море. Жара отступила, и для морского запаха и правда появилось место в этом душном городе. Впрочем, душным он сейчас как раз не был.

— Если бы я была сентиментальна, я бы пошла сейчас на ту часть набережной, где мы были с тобой. — Сказала вдруг Ольга вслух. — Но я другая, и поэтому я не пойду.

Спустившись вниз, она повернула направо. Пустынная дорожка была еле видна под тусклым светом фонарей. Слева, на горизонте, виднелись огоньки — наверное, корабли или рыбацкие лодки. Ольга дошла до скамейки и присела, пожав под себя ноги.

— Будь мне восемнадцать — я бы, наверное смогла. Во всяком случае, я рискнула бы, конечно, рискнула, но мои восемнадцать остались в далеком прошлом.

Она вспомнила Алису. С ней-то она готова была рискнуть, несмотря на то, что и тогда восемнадцать были только воспоминанием. Почему? Что изменилось с тех пор?

Ольга рассмеялась. Достала из сумочки телефон, открыла старую переписку.

«Я сойду с ума, если не прикоснусь к тебе. Я сойду с ума, если не буду прикасаться к тебе каждую секунду. Хочу врасти в тебя, и чтобы ты вросла в меня, и мы стали — неделимое целое».

Когда все так ужасно и глупо закончилось с Алисой, когда она узнала, что было всему виной, она перечитала все по нескольку раз. Она вспомнила каждый разговор, каждый жест, каждый взгляд. Ей было больно, но боль отступала перед желанием — истовым, оголтелым желанием узнать правду. В какой момент она начала лгать? В какой момент это перестало быть честным и стало развлечением, игрой?

Она так и не узнала. Но в бессмысленных поисках ответа поняла нечто куда более важное: главное — не то, что ты чувствуешь и не то, что чувствуют к тебе. Главное — это контроль. Контроль, который в конечном счете делает тебя победителем.

Безопасность приходит вместе с властью. Этот урок Ольга усвоила хорошо. А уж каким образом получить власть — ложью ли, сексом ли, или чем-то другим — было не так уж важно. Кто владеет ситуацией — тот владеет миром.

Вот только ничего из этого не вышло.

Она встала со скамейки и пошла дальше. Власть она получила, безопасность — как следствие — получила тоже, но почему-то это не принесло удовлетворения. Оказалось, что все это — просто игры, которые наскучивают однажды, и ты идешь по маленькому провинциальному городу и понимаешь, что одна игра закончилась, а другая так и не началась.

— Но я и не хочу начинать новую! — Подумала Ольга, постукивая каблучками по мощеной камнями тропинке вдоль набережной. — Я уехала сюда не для того, чтобы снова играть, а для того, чтобы попытаться жить иначе!

Вот только пока у нее не очень получалось.

Директорская должность. Получив ее, Ольга принялась учиться. Впервые в жизни ей хотелось не казаться, а быть — но выходило так, что это было по-настоящему сложным. Она читала книги, статьи, взялась учить второй язык — но дело двигалось медленно, а изменений хотелось прямо сейчас, немедленно!

Завела себе мальчика для секса. Ладно, хорошо, почему нет? Но зачем тогда Лиза? В том, что они рано или поздно увидятся и это будет иметь продолжение, Ольга не сомневалась, но начала задумываться — зачем?

Поиграть? Нет. Она же решила, что играть не будет. Потрахаться? Но ей хватало мальчика. Тогда зачем? Пощекотать осколки души и напомнить им, что они еще способны что-то чувствовать?

Она остановилась вдруг, постояла мгновение, развернулась и пошла обратно — все увеличивая и увеличивая скорость. В конце концов она уже просто бежала — задыхаясь, чувствуя, как рассыпаются по спине и плечам кудри волос, как колотится сердце.

Добежала до ограждения и остановилась — будто наткнувшись на него грудью.

— А может, все дело в том, что до тебя теперь — всего несколько километров? — Громко спросила она у темной морской воды. — Может, это легче было переносить, когда их была тысяча? Может, все кажется неважным и глупым, потому что важное и неглупое я прогнала сама? Может быть, в этом дело?

Она вытащила сигарету и прикусила ее губами. Прикурила, пряча огонек зажигалки в ладонях.

— Ла-ра, — тихо сказала. — Ла-ра.

И продолжила неожиданно для самой себя:

— Я бы все равно не смогла, понимаешь? Не смогла бы быть тебе… Кем? Любимой? Любовницей? И ты вынуждена была бы тащить эти отношения за нас обеих, потому что чему-то я бы со временем научилась, конечно, но этого всегда, всегда было бы мало! Я знала, сразу знала, что тебе нужно то, чего я не смогу тебе дать. И не потому что не захочу, а просто потому что у меня этого нет.

Я говорила Алисе, что люблю ее. Это было нетрудно, потому что это не было правдой. Я говорила мужу, что люблю его. Потому что считала, что говорить это — важно и необходимо. Но тебя я бы не смогла обмануть, никогда не могла тебя обмануть, не могла.

Я могла бы дать тебе нежность — господи, у меня столько этой нежности, что я бы залила тебя ею с ног до головы, и еще бы осталось. Могла бы дать страсть — это я тоже умею, могу. Наверное, дала бы дружбу — ведь я когда-то умела дружить! Пусть это была дружба, остро замешанная на сексе, но она была же, была! И все. И больше ничего. Больше ничего я бы тебе дать не смогла.

Ольга выбросила сигарету. Пусть так. Пусть. Новый путь не бывает легким, верно? И глупо было бы надеяться, что переезд разом подарит ей новую, другую жизнь. Эту жизнь она создаст себе сама. Как только поймет, какой она должна быть. Как только успокоится и перестанет плакать по сильному ростовскому хирургу, который так неожиданно и странно пришел в ее жизнь и расцарапал к чертям ее замерзшее однажды сердце.

 

Глава 3. Попробуй объяснить.

Дни в Таганроге тянулись долго и однообразно. Ольга каждый день приезжала на работу, кивала секретарше, усаживалась за огромный рабочий стол и трудилась — трудилась на совесть, стараясь, наверстывая упущенное. В редкие часы, когда текущие дела были сделаны, она или принималась за учебники, или заходила в социальную сеть и отвечала на многочисленные Лизины послания.

Однажды она попросила Лизу прислать ей фотографию. В профиле у нее вместо фото стояла картинка щенка с цветком в зубах и Ольге вдруг захотелось узнать, как же она выглядит на самом деле. Результат ошеломил: девочка оказалась красивой, ухоженной, обладательницей больших грустных глаз, и — Ольга поняла это сразу: одной из сотрудниц ее компании.

Первым порывом было прекратить общение. Но подумав, Ольга не стала этого делать.

— Я просто не стану с ней спать, — решила она, просматривая километры их переписки. — Флиртовать, заигрывать — да. Но спать не стану.

Она не раз задавалась вопросом, не станет ли эта девочка новой игрой, в которую она, Ольга, втянется автоматически, подсознательно, даже не желая этого? И понимала: нет. Не станет.

— Скажи, как давно ты знаешь, что мы работаем в одной компании? — Спросила она Лизу на следующий день после получения фотографии.

— Давно, — ответила Лиза тут же. — А что? Это важно?

Черт его знает. Может быть, и нет, и этой ситуации Ольге было важнее другое.

— Ты поэтому общаешься со мной?

— Нет. Не поэтому.

Так ничего и не решив, она назначила Лизе встречу. Все в том же ресторане, где обедала каждый день с Инной Рубиной — решила не изменять традициям. Назначила на утро, чтобы сразу дать понять: не свидание. Тест-контроль — да. Свидание — нет.

Они столкнулись у входа в ресторан. Ольга на ходу убирала телефон в сумку и налетела на Лизу, едва не сбив ее с ног. Засмеялась, оглядывая. В жизни девочка выглядела даже лучше, чем на фото — невысокая, длинные волосы — в Таганроге вообще было очень мало коротко стриженных женщин, это Ольга давно заметила — и очень красивые губы. Ольга даже засмотрелась — губы правда были хороши. Полные, изящные, с красивым изгибом.

Они прошли за столик и заказали кофе.

Ольга курила, держа сигарету кончиками пальцев. Лиза молча, без улыбки, смотрела на нее. В ее глазах читалось: «Незнакомка», и это было правдой.

— Ты боишься меня? — Спросила Ольга, делая первый глоток раскаленного кофе. — Не нужно.

— А мне кажется, нужно. — Лиза по-прежнему смотрела серьезно. — Тебя стоит бояться, разве нет?

Ольга улыбнулась и сделала изящный жест рукой. Он мог означать что угодно, но в данной ситуации означал — как хочешь. Хочешь — бойся.

— Ты совсем другая в жизни. — Добавила Лиза. — Не такая, как в переписке. В ней ты мягче. Теплее.

— Конечно, — согласилась Ольга. — Либо — что скорее — это ты наделила такими качествами те слова, что я тебе писала. Это ведь очень удобно: берешь буквы и вкладываешь в них смысл.

— А разве сейчас не так? — Спросила Лиза. — Сейчас мы делаем то же самое: слушаем слова и вкладываем в них какой-то смысл.

Ольга кивнула, признавая ее правоту. Ей вдруг стало интересно.

— Почему ты вообще мне написала? — Спросила она. — Посмотрела фотографии, сочла симпатичной? Или была какая-то другая причина?

Лиза опустила глаза. Отпила немного из чашки.

— Я же говорила, что это безумие, — прошептала она. — Так оно и есть. Я не знаю, зачем тебе написала.

Она была такой милой и трогательной — смущалась, отводила взгляд, то и дело сплетала пальцы на руках. А когда все-таки рисковала заглянуть Ольге в глаза, вся покрывалась наивным светло-розовым румянцем.

— Еще одна хорошая девочка, — подумала Ольга, заказывая вторую чашку кофе. — Которой не повезло познакомиться со мной.

А впрочем, почему не повезло? Раз уж она не собирается играть, раз уж никакого плана в этот раз нет — возможно, благодаря этому девочка окажется в безопасности? Может быть, хотя бы в этот раз все закончится без жертв, слез и страданий?

— У тебя когда-нибудь были отношения с женщинами? — Спросила Лиза, и Ольга с изумлением посмотрела на нее. Лиза немедленно покраснела.

— Были, — согласилась Ольга. — А ты с какой целью интересуешься?

Лиза пробормотала что-то невнятное и Ольга мысленно выругала себя. Дразнить — не лучший способ расслабить смущенного человека, ведь так? Но она не смогла удержаться.

— Я не делаю разницы, — объяснила она, доверительно наклоняясь к столу. — Мужчина или женщина — мне все равно, на самом деле. Да и глупо было бы оценивать человека по половому признаку, верно?

Лиза подняла голову. Ее глаза вдруг стали грустными.

— Я думаю иначе, — объяснила она в ответ на вопросительный Ольгин взгляд. — Думаю, что мы с самого начала рождаемся предназначенными тому или иному полу. И то, что тебе удается выбирать… Это большое счастье. Если это на самом деле так.

Ольга подняла брови.

— Что значит «если это на самом деле так»?

— Я тоже раньше думала, что бисексуальна, — сказала Лиза. — Но оказалось, что я просто врала себе, вот и все. Я могу спать с мужчиной, могу тепло к нему относиться, но любить могу только женщину.

Снова эта дурацкая любовь. Ольга откинулась в кресле и закурила сигарету. Интерес пропал — пережевывать снова одну и ту же жвачку про чувства ей не хотелось. В ее мире все было просто, а в мире тех, кто верил в любовь — ужасно сложно. И в их мир ей не хотелось.

После этого — первого — завтрака их встречи вошли в привычку. Но если Ольге куда больше нравилось общаться через интернет, то Лиза с каждым новым днем все больше стремилась видеться «живьем». Постепенно она становилась смелее, раскованнее.

— Как это происходит у лесбиянок? — Спрашивала ее Ольга, заглядывая в глаза и дразняще улыбаясь. — Не случайный секс, а ежедневный, рутинный?

— Так же, как и у натуралов, — парировала Лиза. — Сначала я тебя, потом ты меня, а потом дружно радуемся, что следующий раз — только через неделю.

Ольга хохотала, гладила Лизину ладонь и радовалась тому, что она эту ладонь не забирает.

В один из дней, когда они — по одиночке, конечно — пришли после завтрака в офис, Ольгу поймала у дверей кабинета Инна Рубина.

— Есть минутка? — Спросила, игнорируя возмущенный взгляд секретарши. — Мне нужно обсудить с тобой срочный вопрос.

Ольга распахнула дверь кабинета и кивнула — заходи.

Прошла за рабочий стол, бросила сумку, присела в кресло и посмотрела на Инну.

— У меня на завтра назначена встреча с главврачом одной ростовской больницы, — сказала та, присаживаясь напротив. — Хочу попробовать предложить ему наши услуги. Решила встретиться сама, не отправляя пока продажников и хочу, чтобы ты поехала со мной.

— Зачем? — Удивилась Ольга. Обычно к предпродажной подготовке ее не привлекали.

Инна улыбнулась.

— Рынок новый, мы на него еще не заходили, и мне бы не помешала поддержка руководства.

Руководство — это, надо полагать, Ольга, потому что никакого другого руководства у Инны не было. Ольга задумчиво покачалась в кресле. И что это, интересно? Действительно рабочий момент или предлог? Но предлог для чего?

— Я действительно нужна тебе там по работе? — Прямо спросила она.

Инна удивилась.

— Да. Зачем еще?

И Ольга поверила. Засмеялась, и кивнула в Иннину сторону.

— Мало ли, — отшутилась она. — Может, ты решила провести со мной побольше времени вне работы.

Инна приняла шутку и встала на ноги.

— Если бы мне это было нужно — я бы предложила прямо, — сказала она улыбаясь, и вышла из Ольгиного кабинета. Но через мгновение вернулась и подмигнула.

— Выезжаем завтра в три. Я зайду за тобой.

Дверь захлопнулась, а Ольга все сидела и смотрела на нее, улыбаясь. Ей определенно нравилась эта женщина.

Однако, на следующий день, когда они вышли из офиса и сели в машину, Инна уже не выглядела такой уж веселой. Молча села за руль, пристегнулась и выехала с парковки на дорогу. Ольга сидела рядом и, повернувшись, смотрела на ее точеный профиль.

Интересное лицо. Красивое, но красивых много, а в этом чувствовалась порода. Очень изящные черты, острые скулы, ласковый изгиб щек. Ольга перевела взгляд на спину: прямая. Всегда прямая. Но без холодности, без отстраненности — может быть, только немного.

— Почему ты на меня так смотришь? — Инна наконец заметила, что ее рассматривают, но голову не повернула — смотрела на дорогу.

Ольга улыбнулась. Она сидела на переднем кресле вполоборота, согнув колени и придерживая накинутый ремень безопасности.

— У тебя лицо аристократки, — сказала она. — И манеры соответствующие. Откуда?

И снова Инна не повернула головы. И голос звучал грустно.

— Не знаю. Возможно, я слишком любила в детстве фильмы о царской России.

Ольга подавила в себе желание протянуть руку и погладить Инну по длинным, прямым, аккуратно уложенным волосам. Интересно, что у нее произошло? Почему такие грустные глаза, такие односложные ответы? Еще вчера она выглядела веселой.

— Встреча будет в ресторане? — Спросила она, поворачиваясь так, чтобы смотреть не на Инну, а прямо. — Я была в Ростове только один раз, кстати. Интересно, куда мы пойдем.

— Нет, — удивленно ответила Инна. — Встречаемся у них в больнице. Я не знала, что ты уже бывала здесь.

Ольга мысленно выругала себя за оговорку.

— Это было давно, — сказала она, чтобы пресечь дальнейшие вопросы, но их и не последовало.

Инна молча вела машину по трассе, справа и слева от которой располагались бесконечные поля — слева подсолнухи, блестящие от солнца желтыми лепестками, справа — пшеница.

Ольга старалась не думать об этом, но, конечно, она узнала поворот. Они проехали его быстро — за секунду, но ее память услужливо воспроизвела картинку: ночь, запах сигарет в большой машине, и Лара, вцепившаяся в баранку руля.

А что, если они едут в ту самую больницу? Что, если машина подъедет к пропускному пункту и Ольга узнает его? Что, если она снова пройдет по тому же коридору, и дойдет до кабинета с табличкой, и из него — ну а вдруг? — выйдет Лара?

— У тебя в машине можно курить? — Спросила она быстро.

— Можно. Только окно открой, чтобы запах не впитался.

Ольга судорожно порылась в сумочке и достала пачку. Ей не понравился этот всплеск собственной нервозности. Лара — прошлое, так? Почему тогда у нее трясутся руки? Почему опять все это стало так близко?

Ее состояние не ускользнуло от внимания Инны. Как она только заметила? Вроде на дорогу смотрела, ан нет — покосилась несколько раз, и задала свой вопрос.

— Почему ты нервничаешь?

Ольга не ожидала вопроса, и поэтому ответила сразу и почти честно.

— Я боюсь этой встречи. Не должна бояться, не имею права, но все-таки боюсь.

И тут произошло то, что заставило ее изумиться так, как никогда до этого. Инна, по-прежнему глядя на дорогу, протянула руку и погладила Ольгу по бедру. Просто так погладила, без какого-то сексуального подтекста. И сказала:

— Не переживай. Все будет в порядке.

Ольгу с головы до ног окатило теплом. Господи, это было так приятно, так удивительно приятно — просто мимолетная поддержка, просто теплая ладонь на ее бедре — успокаивающая ладонь, не возбуждающая.

Остаток пути они провели в молчании. Одна — глядя на дорогу, другая — погрузившись в собственные мысли.

Когда они доехали до места, оказалось, что больница и вправду та самая. Интуиция Ольгу не подвела. Вот и будка охранника, и шлагбаум, и парковка — вот здесь, в этом закутке, Лара тогда поставила машину и помогла Ольге выйти из нее. Боже мой. Тридцать раз Боже мой.

Инна припарковалась и, выйдя наружу, достала с заднего сиденья портфель. Расправила складки пиджака, пригладила чуть растрепавшиеся на затылке волосы.

— Идем?

Она смотрела на Ольгу, и та понимала, что нельзя продолжать стоять и смотреть на здание. Что нужно сделать шаг, а потом еще один, и еще. Но она не могла. Дыхание перехватило, ноги налились тяжестью, и было невозможно даже пошевелиться.

Она как во сне почувствовала, как Инна берет ее за руку и заглядывает в лицо.

— Идем, — услышала она мягкое. — Это волнительно только в первый раз, в следующий даже нервничать не будешь.

Ольга послушно вошла за ней следом в главное здание больницы и только там пришла в себя. Коридор был другой. Никто не кинулся к ним навстречу с криком «Лариса Владимировна!», никто не тащил Ольгу за собой и запаха — того самого, терпкого, запаха не было тоже.

Была переговорная комната — похожая на их собственную, таганрогскую. Овальный стол, десяток стульев вокруг, большой экран для проектора. Улыбающаяся девочка в наряде медсестры предложила чай. Ольга попросила кофе.

— Как мы построим встречу? — Спросила она у Инны, ругая себя за то, что не сделала этого раньше.

Но Инна не удивилась вопросу. Разложила на столе отпечатанные материалы, приготовила диск с презентацией.

— Вначале я расскажу о наших услугах, потом ответим на вопросы. — Сказала она. — А дальше по ситуации.

Но из этого «по ситуации» ровным счетом ничего не вышло.

Все шло хорошо сначала — Инна рассказывала, переключала слайды, трое бородатых мужиков с уставшими лицами слушали. Потом презентация закончилась и двое из бородатых ушли, остался только один. А еще через минуту в переговорную вошла Лара.

Она вошла не одна — с нею была еще какая-то женщина, но Ольга даже не заметила, как она выглядит. Ее взгляд был направлен только на одного человека.

— Борис Иванович, ну сколько можно? — Спросила громко Лара, едва переступив порог. — Вчера два часа потратили на разговоры, сегодня опять зовете. Работать-то когда?

Она посмотрела на Инну и Ольгу и подняла брови.

— Ого. — Сказала, перебивая бородатого мужика, который попытался ответить. — Вчерашние докладчики были менее симпатичными.

— Извините, — сказал Борис Иванович, но было видно, что ему ни капли не стыдно. — Это Лариса Андреева, одна из наших заведующих отделениями. У нее большие проблемы с тактичностью.

— Ну почему? — Спросила вдруг Ольга. — Тактичности нет — и проблем нет, верно?

Лара посмотрела на нее и ничего не сказала. Это был взгляд незнакомки, чужого человека, в нем не было ни тепла, ни радости, ни даже интереса.

— Давайте, докладывайте побыстрее, — велела она, присаживаясь за стол. — У меня три операции сегодня, скоро нужно размываться идти.

Инна снова заговорила, в переговорной притушили свет, оставили только ярко светящийся проектор. Лара слушала внимательно, не сводила взгляда с экрана, а Ольга не сводила взгляда с нее.

Проклятое сердце тарахтело как безумное.

Она в хирургической шапочке. Волос не видно, но они наверняка еще немного отросли. Теплые карие глаза сегодня наполнены холодом. Похудела немного, осунулась — врачебная рубашка болтается на теле, слишком широка стала. И руки — ладони спокойно лежат на столе, пальцы расслаблены, кисти тоже.

Неужели ей и правда все равно?

Даже на расстоянии, которое было между ними, Ольга всем телом ощущала Ларино присутствие рядом. Она не могла чувствовать запах — было слишком далеко, но она чувствовала. И этот голос, наполненный гранатовыми переливами горячего красного вина — он проникал в память, возбуждая ее, дергая за нервные окончания.

В эти секунды Ольга отдала бы полжизни только для того, чтобы еще раз услышать ласково-шепчущее «детеныш».

Но сказка закончилась, не успев начаться. Инна завершила презентацию, включила свет. Развела руками, будто говоря: вот так, дамы и господа. Я рассказала вам все, теперь ваш ход.

— Это интересно, — сказала Лара, глядя на Инну и ее губы вдруг тронула улыбка. — Если ваши программы избавят нас хотя бы от половины писанины — то я целиком и полностью «за».

Ольга сжала зубы, чтобы не зарычать от ярости. Инна улыбнулась Ларе в ответ.

— Борис Иванович?

— Согласен. — Он поднялся из-за стола, пригладил зачем-то бороду и кивнул. — Как поступим дальше?

— Нужно назначить еще одну встречу, — сказала вдруг Ольга, и все присутствующие изумленно на нее посмотрели. — Мы подготовим для вас эксклюзивное предложение и рады будем его обсудить.

Ларины губы дернулись едва заметно. Ольга смотрела только на нее — злобно, с вызовом.

— Хорошо, — подытожил Борис Иванович. — До пятницы управитесь? Вот и славно. Тогда жду вас здесь в пятницу в то же время. Спасибо всем за плодотворную встречу. И всего доброго.

Он стремительно вышел из переговорной, на ходу достав из кармана мобильный телефон и набирая на нем чей-то номер.

Инна повернулась к Ларе.

— Инна Рубина, — сказала она, протягивая руку. — Нас так и не представили.

— Лара.

Они пожали друг другу руки. Ольга стиснула зубы еще сильнее.

Теперь Инна посмотрела на нее, будто ожидая, что и она представится, но Ольга была слишком зла для того, чтобы соблюдать политес.

— Мы с Ларисой Владимировной уже знакомы, — холодно сказала она, по-прежнему глядя на Лару.

На ее лице не дрогнула ни единая черточка. Она только кивнула слегка, будто признавая факт знакомства, попрощалась и вышла из переговорной.

У Ольги была только секунда для того, чтобы принять решение.

— Подожди меня здесь, — бросила она Инне и выскочила следом. В коридоре оглянулась по сторонам, заметила удаляющуюся Ларину спину. Та шла медленно, очень устало — плечи поникли, руки болтаются как плети.

Ольга догнала ее и схватила за плечо. Лара обернулась — так же медленно, как шла. И первый раз за сегодня посмотрела Ольге в глаза. По-настоящему посмотрела, пристально, а не проехавшись взглядом.

— Я что, даже слова «привет» теперь не стою? — Со злостью спросила Ольга, убирая руку.

Лара вздохнула, губы ее снова дернулись.

— Привет.

Больше говорить было нечего. Ольга сама не знала, зачем бежала за ней, зачем догоняла. Чего она хотела? Поздороваться? Глупо, черт возьми, ужасно глупо!

— Лара… — Растерянно прошептала она, и увидела, как теплеет немного Ларин взгляд. Эта искорка немедленно пронеслась мурашками по Ольгиному телу. — Лара…

Ей до безумия хотелось коснуться. Взять за руку, погладить ладонь. Кончиками пальцев писать на коже: «Ла-ра», «Ла-ра». С ударением на второй слог, с ударением на… новую попытку?

Ольга сделала шаг назад.

— Извини, — сказала, глядя вниз. — Мне не нужно было.

Развернулась и пошла по коридору, не оглядываясь.

 

Глава 4. То, что необъяснимо.

— Как ты поступаешь, когда хочешь чего-то, но знаешь, что не сможешь этого получить? — Спросила Ольга.

Они с Инной шли по улице Чехова — вечерняя прогулка длилась уже второй час, но ни одной, ни другой не хотелось ее прекращать. Было пасмурно, иногда с неба летели редкие капли дождя, приятно охлаждающие кожу лица. И воздух наполнялся запахом этих капель, становился плотным, чарующим.

— Никак, — ответила Инна грустно. — Не могу — так не могу. Что ж поделаешь?

Ольга обогнала ее, остановилась и заглянула в глаза. Упоительно-грустные, несчастные глаза.

— Что с тобой? — Спросила она тихо. — Ты уже второй день сама не своя.

Инна была чуть выше, и получалось, что она смотрела на Ольгу немного сверху. Улыбнулась, но, боже мой, какой же печальной была эта улыбка, какой грустной.

— Я бы не хотела сейчас это обсуждать, — призналась она. — Откровенно говоря, у меня нет на это сил.

И Ольга поняла. Отступила, кивнув. Взяла Инну под руку. И пошла дальше — по узкому тротуару, мимо старых, местами разрушенных, зданий, мимо зеленеющих летом деревьев.

— Ты поедешь со мной в пятницу в Ростов? — Спросила Инна. Ольга засмеялась.

— Зачем? От меня было немного толка на этой встрече.

— Да, но мы обещали, что приедем вдвоем. Будет глупо, если после этого я явлюсь в одиночестве.

Ольга вздохнула, крепче сжимая Иннин локоть. Ехать туда снова, смотреть на Лару, быть рядом с ней — зачем? Чтобы еще раз перевернуть вверх ногами чертово сердце? Чтобы потом снова не спать всю ночь, представляя себе, как могла бы пройти эта встреча, если бы все сложилось иначе?

— Хорошо, — сказала она вслух. — Я поеду. Но это будет последний раз.

Инна промолчала, принимая ее решение. Они прошли еще немного — молча вдыхая в себя свежесть преддождевой погоды, молча постукивая каблуками по асфальтовым дорожкам.

— Ты замужем? — Спросила вдруг Ольга, и теперь Инна остановилась, удивленная.

— У тебя на пальце кольцо, — пояснила Ольга. — Значит, или замужем, или была замужем. Так как?

Инна вздохнула.

— Ты все-таки хочешь это обсудить, да? — Спросила она, и тут же ответила. — Да, я была замужем. Сейчас живу в гражданском браке.

— Почему вы развелись? — Ольга с интересом смотрела на Инну. Наверное, она сама ушла от мужа — таких женщин, как она, не бросают.

Инна засмеялась вдруг.

— Потому что перестали соответствовать ожиданиям друг друга. Когда женились, казалось, что мы оба — идеальны. А потом оказалось, что если соединить два идеала вместе, получится одна большая банальность.

Это было так похоже на то, что чувствовала Ольга, так близко. Ей хотелось подробностей.

— Андрей чудесный человек, — объяснила Инна. — И я тоже. Но со временем нам обоим стало понятно, что до свадьбы нам было лучше. Мы любили друг друга, мы уважали друг друга, но за всем этим недоставало чего-то еще.

— Чего? — Быстро спросила Ольга.

Инна пожала плечами.

— Может быть, уверенности в том, что он — тот самый человек, с которым я хочу прожить всю жизнь.

Она порывисто взяла Ольгу за руки и заглянула ей в лицо.

— Брак ведь — это не только любовь, правда? Это миллион мелочей, которые мы должны будем пройти вместе, вдвоем. И без уверенности в том, что ты — тот самый человек, это практически невозможно. Я люблю своих друзей, люблю разных людей. Но это же не значит, что я должна выходить за них за всех замуж. Нет. Замуж — это вместе в любой ситуации. И когда тебе хорошо, и когда тебе плохо. Брачные клятвы католиков очень отражают суть — в болезни и здравии, в богатстве и бедности. А иначе какой смысл?

Ольга слушала молча. Сердце ее снова колотилось как безумное. Инна была очень красива сейчас — увлеченная, но при этом мягкая и умиротворяющая. Она держала Ольгины ладони, очень ласково, трепетно. Смотрела в глаза своим удивительным взглядом голубых глаз.

— И было еще кое-что. В какой-то момент мы поняли, что больше не растем рядом друг с другом. Каждый из нас остановился в какой-то точке и замер там. Не стало долгих разговоров вечером на кухне, не стало утренней лени, когда валяешься в кровати и смотришь вместе кино, я перестала хотеть для него готовить, а он перестал хотеть вытирать мои волосы после душа. И стало ясно: мы можем прожить так еще очень долго, очень. Но зачем? Для чего? Только для того, чтобы не погружаться снова в одиночество? Это был очень слабый аргумент, и мы развелись.

Инна замолчала, а Ольга все смотрела на нее. Господи, какая женщина. Красивая, мудрая, тактичная и воспитанная так, как воспитаны были все люди из Ольгиного окружения. Ей даже пришла на секунду мысль, что Инна понравилась бы маме.

Она улыбнулась и отняла руки. Нет. Ни в коем случае. Инна натуральна до мозга костей — это ясно как божий день. И потом, устраивать еще один роман, который закончится так же, как два предыдущих? И снова с женщиной? Нет.

— Твоему новому мужу повезло, — сказала Ольга вслух, делая шаг и приглашая Инну продолжить прогулку.

Инна улыбнулась и повиновалась — снова пошла рядом.

— А твоя несчастная история? — Спросила она. — На твоем пальце тоже кольцо.

Ольга покачала головой. Нет. Она не станет рассказывать. Не теперь. Пусть они пока побудут на равных — успешные молодые женщины, разведенные, но сохранившие очарование и имеющие успех у мужчин. Пусть все это не совсем так, но сейчас, еще несколько минут ведь это может побыть именно таким?

В пятницу они приехали в Ростов немного раньше, чем планировали. Инна припарковала машину в том же месте и посмотрела на Ольгу.

— Внутри подождем или здесь? — Спросила она.

Ольга посмотрела на нее непонимающим взглядом. Снова — стоило им пересечь шлагбаум — она с головой свалилась в воспоминания.

— Знаешь, — сказала она с вызовом, приняв про себя решение. — Я схожу, пожалуй, найду дамскую комнату. Встретимся в переговорной через полчаса.

И вышла из машины. По коридору шла быстро — не давая себе времени задуматься. Нашла Ларин кабинет и постучала. Подождала. Постучала еще.

В кабинете никого не было. Ольга обессиленно прижалась спиной к стене, едва удерживаясь от того, чтобы не сползти по ней вниз. Ее разом покинула вся уверенность, вся энергия. Ее нет. Она занята — на операции, или в отделении, или еще где.

И — как молния пришла в голову мысль — а если ее сегодня вообще не будет?

Что, если на совещание снова придут бородатые дядьки, а Лару вовсе не позовут, или позовут, но она откажется? Это будет означать, что Ольга больше никогда, совсем никогда ее не увидит?

Странно: ведь именно этого она и хотела там, в Москве. Чтобы Лара ушла и больше не возвращалась, чтобы больше никогда ее не видеть, забыть ее, забыть навсегда. Встреча, которая произошла между ними в этой больнице, все изменила. Теперь Лара не была больше призраком, она снова стала реальной, и оказалось, что потерять навсегда реального человека — гораздо страшнее, чем потерять навсегда призрака.

— Поздороваться зашла?

Ольга дернулась, споткнулась, чуть не упала — в последний момент удержала равновесие, выпрямилась и тесно сжала зубы. Она даже не заметила, что Лара стоит рядом уже несколько секунд — или минут? Стоит — и смотрит хмуро, без улыбки.

— Я… Да.

Лара пожала плечами, извлекла из огромного кармана на рубашке ключ и отперла кабинет. Кивнула — заходи, мол.

Ольга зашла, успев заметить, что на табличке поменялись буквы. Вместо «к.м. н» там теперь значилось «д.м. н».

— Ты защитила докторскую? — Спросила Ольга, стоя посреди кабинета и сжимая обеими руками сумку. Лара в этот момент перебирала лежащую кипу бумаг на столе. Она рывком стянула с себя докторскую шапочку и обеими руками взъерошила волосы, став мгновенно похожей на сумасшедшего профессора.

— Защитила, — сквозь зубы ответила она, возвращаясь к своим бумагам. Просмотрела несколько, выбрала две — видимо, подходящие, и посмотрела наконец на Ольгу. — Что тебе нужно? Давай только быстро, у меня традиционно много дел.

Ольга сглотнула. Она не знала, что ей было нужно. Идя сюда, она точно знала, что ей важно, нужно, жизненно необходимо еще раз увидеть Лару, но она совершенно не учла, что свое появление нужно будет как-то объяснять.

— Соскучилась, — глупо сказала она и ощутила, как краска заливает лицо и шею.

Это испугало ее до безумия. Ольга Будина краснеет? Господи, да этого быть не может!

Неимоверным усилием воли она оттолкнула от себя мысли о том, чтобы немедленно сбежать, и осталась стоять на месте. Задержала дыхание, когда Лара подошла к ней и остановилась близко-близко. Задрала голову, чтобы смотреть на нее снизу вверх.

— Зачем ты мучаешь меня? — Спросила Лара. — Мы же все решили еще в Москве. Ты недостаточно наигралась? Хочешь еще?

Это было обидно, но в целом справедливо. Ольга тяжело вздохнула. Нужно было что-то говорить, что-то отвечать, но она совершенно не знала, что именно должна говорить. Близость этого большого усталого тела лишила ее остатков воли. Ей хотелось, чтобы Лара немедленно обняла ее, а еще лучше — взяла на руки и снова понесла куда-нибудь — из машины, или в машину, или еще куда — неважно! Чтобы чувствовать ее ладони на своих спине и бедрах, чтобы вдыхать ее запах, чтобы…

— Ольга.

Да черт бы тебя побрал! Краска схлынула с лица, делая его абсолютно белым. Ольга сама не поняла, как так вышло, но руки ее сжались в кулаки, а в следующую секунду она ударила этим кулаком по Лариной груди.

— Не смей меня так называть! — Выкрикнула она голосом обиженного ребенка. — Не смей!

Лара попятилась, изумленная.

— Зачем ты делаешь вид, что тебе все равно? — Кричала Ольга, наступая на нее следом. — Зачем? Что тебе с этого? Тебе не может быть наплевать, я точно знаю, не может! Зачем ты это делаешь?

Ее руки вдруг оказались зажаты в тиски — это Лара схватила ее за запястья и замерла так. Кожа на ее щеках дергалась, будто пульсировала.

— Что. Тебе. Нужно? — Раздельно, чеканя слова, спросила Лара.

— Я не знаю! — Выкрикнула Ольга ей в лицо. — Я шла сюда, не зная, зачем иду! Мне нужно было тебя увидеть еще раз, вот и все! Я представила, что будет, если ты не придешь на эту встречу, и поняла, что мне нужно увидеть тебя еще раз! Еще один чертов раз! А ты стоишь тут и делаешь вид, что тебе плевать!

Лара одним движением отпустила ее руки и отодвинулась подальше. Взяла шапочку и снова натянула ее на голову, спрятав волосы.

— Мне не плевать, — глухо сказала она. — Но я прошу тебя: в следующий раз перед тем, как прийти вот так, постарайся подумать не только о себе, но и обо мне тоже.

Ольга всплеснула руками.

— И что я должна была подумать в этот раз? — Спросила она, добавив в голос столько ехидства, сколько смогла.

Лара вздохнула и без улыбки посмотрела на нее.

— Что мне все еще больно. Что я все еще скучаю. Что я все еще не верю, что все закончилось вот так.

Ольга двинулась к ней, но она снова попятилась.

— Ты расцарапываешь то, что еще не зажило, понимаешь? Ты же пришла не предложить мне свидание, верно? Ты пришла просто посмотреть. А это больно.

И Ольга поняла вдруг. Она остановилась, потерла глаза пальцами, не заботясь о макияже. Дура. Чертова дура.

— Прости… — Прошептала она обессиленно. — Я и правда не подумала.

Лара усмехнулась.

— Ну что ж поделать. Думать о других — не то качество, которым ты обладаешь в полной мере. — Сказала она. — Я могу идти? У меня действительно много дел.

Ольга посторонилась, сдаваясь. Она смотрела, как Лара собирает свои бумажки, как заколкой прикрепляет шапочку на голове к волосам, как открывает дверь и делает приглашающий жест.

— А что, если однажды я приглашу тебя на свидание? — Вырвалось вдруг у Ольги. — Что, если когда-нибудь?

Лара пожала плечами.

— Когда пригласишь — тогда и буду думать. А пока — выходи. Я и так потратила на тебя слишком много времени.

Это прозвучало двусмысленно, и Ольга поняла, что в этой двусмысленности была застарелая боль.

Ей оставалось только покориться.

 

Глава 5. Закрой глаза и спой.

— Рыжая, — сказала Светка в трубке и Ольга поморщилась. — А тебе не кажется, что баб в твоей жизни стало как-то слишком много?

Ольга вздохнула. Она только что закончила свой длинный путанный рассказ о жизни в Таганроге, о встрече с Ларой, об Инне, о Лизе. И — на тебе. Вердикт. Диагноз.

— Какая разница, много их или мало? — Со злостью спросила она. — Я говорю о том, что в попытке все исправить запутываюсь еще больше.

Трубка практически затряслась в ее руке от Светиного смеха.

— А мне кажется, ты вовсе не запуталась. — Сообщила Света радостно. — Просто ты понятия не имеешь, как это — общаться с человеком и при этом не трахаться с ним. Отсюда и твоя растерянность.

Ольга помолчала, покачивая ногой. Может, и верно? Может, все дело в том, что вместо секса в ее жизнь пришло нечто другое?

— Инна натуралка, — сказала она вслух. — С ней у меня секса в принципе быть не может.

Света снова засмеялась.

— Перестань. Я тоже натуралка, но тебя же это не остановило.

И правда — не остановило. Но тогда все было иначе, тогда все было как-то проще и честнее. Захотела человека — предложила это ему, только и всего. С Инной так точно не выйдет — несмотря на совместные обеды, несмотря на разговоры, она цепко сохраняет дистанцию и не собирается ее сокращать.

— Я не понимаю, — продолжила вдруг Света, пока Ольга погружалась в молчание. — Мы обсуждаем Инну или Лару? Или, может быть, Лизу? — Она расхохоталась. — Говорю же, рыжая, слишком много баб на квадратный метр.

Ольга поморщилась.

— Может быть, мне просто нужен хороший парень? — Спросила она и тут же одернула себя. — Хотя нет, никаких хороших парней. Не хочу сломать жизнь еще одному человеку. Но тогда что? Что мне нужно, Светка?

— Тебе нужно поехать в Ростов и поговорить с ней. — Серьезно ответила Света. — Сказать, что ты запуталась, но скучаешь и хочешь попробовать.

— Нет.

Это было сказано быстро, и слишком твердо для того, чтобы быть правдой. Но тем не менее, было именно ею.

— Свет, история с Ларой закончена, — сказала Ольга. — Она ясно дала мне понять, что ее не устраивает то, что я могу предложить. А я не могу предложить того, чего она хочет.

Она плотнее прижала трубку к уху и прошла с нею на кухню. Присела на подоконник. Вместо Камергерского — Петровская, вместо суеты и шума ночной Москвы — безлюдный тихий Таганрог.

— И поэтому тебя снова потянуло туда, где точно ничего не получится? — Спросила Света упрямо. — Рыжая, это не новый способ. Это способ старый.

Ольга вздохнула. Да, она это хорошо понимала и без Светы. Понимала, почему ее тянет к Инне, понимала, почему боится Лары, понимала, почему равнодушна к Лизе. Все понимала.

— Ну и пусть, — сказала она вслух перед тем, как повесить трубку. — Все равно другого способа у меня пока нет.

В понедельник они с Инной вновь встретились за обедом. Все было как обычно — тихие улыбки, спокойные разговоры, вкусный кофе и запах моря поблизости. Пока Ольга не решилась задать свой вопрос.

— Расскажи мне о своей личной жизни, — попросила она. Отметила удивление на Иннином лице, но не остановилась. — Про бывшего мужа я помню, но это в прошлом. А что в настоящем?

Инна долго думала прежде чем ответить.

— До недавних пор я жила вместе с любимой женщиной, — сказала наконец и Ольга с большим трудом сумела скрыть изумление.

Значит, не натуралка? Интересно. Но откуда тогда…

— А дочь? — Не выдержала, спросила. — У тебя же дочь.

— У нас, — поправила Инна и посмотрела на Ольгу с вызовом.

Вызов Ольга не приняла. Засмеялась собственной глупости и сказала абсолютно честно:

— Никогда бы не подумала, что ты лесбиянка.

— А я до сих пор так не думаю, — пожала плечами Инна. — Это мой первый и единственный опыт такого плана.

Ольга улыбнулась про себя и автоматически коснулась губ кончиком языка.

— Уверена?

Она не хотела, честно не хотела, чтобы это прозвучало так сексуально, но оно прозвучало и ничего поделать было нельзя. Инна мгновенно закрылась — как будто двери захлопнулись с оглушительным звоном. Лицо стало серьезным, пальцы напряглись.

— А что у тебя? — Спросила Инна напряженным голосом.

Ольга не стала скрывать веселье.

— Была замужем, развелась. Никаких детей, одна сплошная карьера. А после мужа… — Она усилием воли заставила себя сохранить улыбку на лице. — Миллион случайностей и ни одной закономерности.

Заглянула Инне в глаза и — не удержалась — коснулась под столом ногой.

— Может, я жду нечто особенное?

Реакция была, Ольга хорошо это видела, но какая-то странная. Инна еще больше отодвинулась, еще сильнее напряглась. Даже ногу убрала, хотя Ольга ее уже не касалась.

— Ты кокетничаешь со мной? — Спросила прямо.

— Немножко, — призналась Ольга честно. — Без далеко идущих планов.

— А с какими же?

Да, похоже, этой женщине палец в рот не клади. Не любит ни полутонов, ни недоговоренностей. Любит называть вещи своими именами.

— Ты мне нравишься, — сказала Ольга. — И мне нравится тебя немного смущать.

Она знала, что Инна скажет в ответ, и улыбалась в ожидании этого ответа. Интуиция не подвела: Инна проговорила что-то про деловые рамки в отношениях, Ольга тут же согласилась на это, но продолжила смотреть.

— Я ей нравлюсь, — думала она, глядя на розовеющую Инну. — Нравлюсь, конечно, и от этого она пугается. Вот то, что происходит между мной и Ларой. Только с обратной стороны. Я как будто сейчас — на Ларином месте, а Инна на моем. Может, именно для этого мне это и нужно? Посмотреть, как это — быть на ее месте?

Они вышли из ресторана раньше, чем обычно — до конца обеденного перерыва оставалось еще двадцать минут.

— Давай прогуляем уроки? — Предложила вдруг Ольга. Инна остановилась и посмотрела на нее вопросительно. Ольга продолжила. — Не пойдем сегодня на работу, а пойдем куда-нибудь еще. В парк например. Или в цирк. В Таганроге есть цирк?

Фокус удался — Инна засмеялась.

— Цирка нет, — призналась она. — И я не могу прогуливать, у меня еще дел…

Ольга не дала ей закончить — ухватила пальцами ее руку и потащила за собой.

— Я твой начальник, помнишь? — Веселясь, спросила она. — Я разрешаю тебе взять отгул, или больничный, или что хочешь.

Остановилась на секунду и заглянула Инне в глаза.

— Пожалуйста. Ладно? Я вижу, что с тобой что-то не так, и со мной, честно говоря, тоже что-то не так, и давай просто проведем остаток дня весело. Ладно?

Нечасто в ее жизни бывали такие моменты как этот. Обычно задавая вопрос она уже знала ответ, а тут — нет, не знала. И стояла, заглядывая в Иннины глаза, будто ожидала вердикта.

И дождалась. Инна кивнула чуть заметно и улыбнулась, будто компенсируя суховатый кивок. И Ольге снова стало весело.

Они свернули в переулок и пошли по Греческой улице.

— Расскажи о жене, — попросила Ольга. — Не ту часть, где все стало плохо, а ту, где было хорошо.

Идущая рядом Инна усмехнулась.

— Долго придется рассказывать, потому что не считая последних событий все всегда было хорошо, даже очень хорошо.

— Как вы познакомились? — Не отставала Ольга.

— Когда мы познакомились, они с мужем ждали ребенка, — сказала Инна грустно. — Так что мое появление мало того, что было не вовремя, так еще и семью разбило. Но мы ничего не могли с собой поделать — я влюбилась так, как никогда до этого. И она тоже. Пытались, старались… Но в конечном свете все равно остались вместе.

— Съехались? — С интересом спросила Ольга. — И?

Инна улыбнулась.

— Мы были очень счастливы. Знаешь, такое тихое спокойное счастье, когда ты уверен, что это навсегда, и наслаждаешься каждой секундой, проведенной вместе.

Она поймала удивленный Ольгин взгляд и объяснила.

— Нет, сложности были, конечно, куда без них. Объяснения с родителями, попытки организовать жизнь так, чтобы нам обеим это было удобно… Но все это отходило на второй план по сравнению с тем, что я чувствовала и продолжаю чувствовать.

Это «продолжаю чувствовать» прозвучало просто и ясно. Ольга подумала: «Ты-то продолжаешь. А она?».

Но Инна заговорила о другом.

— Знаешь, Ольга, меня воспитывали родители так, чтобы приучить находить гармонию в одиночестве. Я никогда не бросалась на человека только оттого, что мне плохо одной, потому что плохо мне не было. Но когда появилась она… Я поняла, что это — недостающая деталь. Маленькая, незаметная, но деталь. Понимаешь?

Конечно, она понимала. В ее жизни было так же: сначала она, Ольга Будина, и только потом все прочие.

— У жены много гомосексуальных подруг, — продолжила Инна. — И я порой смотрю на них и не могу понять: как можно прыгать из одной постели в другую, не давая себе возможности притормозить и понять, чего ты хочешь? Такое ощущение, что они выбирают методом перебора: берут все подряд и пробуют на вкус — понравится ли.

Ольга засмеялась.

— Успешно?

— Нет, конечно, — улыбнулась в ответ Инна. — Во-первых, весь мир не перепробуешь, банально не хватит времени. А во-вторых, прыгая из койки в койку они автоматически теряют возможность встретить того, для кого эта койка будет не самым главным.

Ольга замедлила шаг. Они уже дошли до каменной лестницы и готовились шагнуть на первую из ступенек, но она остановилась и посмотрела на Инну.

Прочитала мысли? Что-то знает? Догадалась?

— Есть люди, для которых постель — это и есть главное, — сказала она, внимательно наблюдая за выражением Инниного лица.

— Нет, — ни одна черточка не дрогнула. — Я не верю, что такие люди есть. Они могут декларировать это, могут искренне в это верить, но я думаю, что таких людей не бывает.

Нет. Не догадалась. Ольга выдохнула, взяла Инну под руку и пошла вместе с ней вниз по ступенькам.

— Расскажу тебе одну историю, — продолжила Инна. — У нас есть подруга, Женя. Очень хороший человек, которого жизнь помотала так, что и врагу не пожелаешь. У нее была любовь в Санкт-Петербурге с женщиной, которая искренне думала, что постель для нее — это самое важное. Знаешь, как это бывает? Десятки любовников, всеобщее обожание, разнообразный секс. Женька оказалась первой, кто разглядел в этой женщине не ее умение… — Инна замялась и тут же нашла слово, — удовлетворить партнера, но и нечто еще. Конечно, история закончилась плохо — Женя испугала ее до безумия своей любовью, но я отчего-то верю, что все это было не просто так, и это была первая искра, которая помогла этой женщине понять, что ее можно любить не только за секс, но и за что-то еще.

— А если ничего нет? — Спросила Ольга быстро. — Если «чего-то еще» просто нет?

Инна улыбнулась и пожала Ольгину руку.

— Всегда есть что-то еще. Даже если с первого взгляда этого не разглядеть.

Ступеньки наконец закончились, они вышли к набережной и повернули направо. Сердце в Ольгиной груди колотилось как сумасшедшее. Значит, всегда есть что-то еще? Значит, это «что-то еще» есть и в ней тоже?

— Хорошо, — сказала она вдруг. — Что главное для тебя? Не секс — это я уже поняла. Тогда что?

— Я уже говорила, — ответила Инна. — Для меня главное — это уверенность в том, что этот человек — на всю жизнь. А на меньшее я не готова согласиться.

Ольга кивнула, подумав: «а вот это мы еще посмотрим». Ее вдруг целиком охватило желание доказать, что Инна не права. Что на всю жизнь — это вовсе не обязательно, потому что чувства могут быть разными и люди могут быть разными тоже.

Это не было планом, она по-прежнему не хотела играть ни в какие игры, но после сегодняшнего разговора ее стало тянуть к Инне еще сильнее, еще острее. Взрывалось в создании: «Значит, только на всю жизнь? Почему же тогда ты вздрагиваешь, когда я прикасаюсь к тебе и покрываешься румянцем? Почему отстраняешься от прикосновений, но при этом всем телом говоришь: коснись еще? Ведь я не на всю жизнь, и мы обе хорошо это знаем. Тогда зачем?».

Она думала об этом весь остаток дня. Думала, когда забиралась в порту на небольшую яхту, думала, вдыхая быстрый морской ветер, думала, смеясь и пытаясь опрокинуть Инну за борт. И провожая ее домой поздним вечером, и в одиночестве идя по пустынной тихой Петровской. И открывая дома переписку с Лизой, думала тоже.

— Интересно, дождусь ли я когда-нибудь того, чего очень хочу от тебя? — Прочитала она написанное Лизой. И закружило, понесло — вспомнился Ларин кабинет, расстроенные глаза и сказанное почти с отчаянием: «Ты же пришла не для того, чтобы пригласить меня на свидание».

— Все зависит от того. — Написала быстро Ольга. — Как долго ты готова ждать.

Она откинулась в кресле и закрыла глаза. Хотелось прочесть, а лучше услышать — «столько, сколько понадобится». Она так ясно представила себе Ларины губы, произносящие это, ее лицо, ее глаза.

— Столько, сколько захочешь.

Улыбнулась. Лиза-Лиза… Прости, милая, но ждать тебе придется слишком долго.

 

Глава 6. В тени чужих квартир.

В конце июля она снова — сама того не желая, или по крайней мере думая так — увидела Лару. Сидела в «Волне», наслаждалась вкусным коктейлем и купалась в обожании Лизиных глаз.

Глаза были хороши, и вся Лиза была в этот день очень хороша — загорелая, смущенная, с идеально накрашенными губами и длинными ресницами. Брала за руку, гладила пальцы. Говорила грудным, низким голосом.

— Почему ты такая робкая, когда мы встречаемся? В сети ты во сто крат смелее.

Ольга смеялась радостно. «Робкая». Пусть так. Лизе не полагалось знать то, что Ольга давно для себя решила — ничего не будет. Эротические шалости в онлайне не в счет, это же просто так — нервы пощекотать. А в реальности ничего не будет.

— Может быть, я просто не хочу торопиться? — Шептала она, с удовольствием наблюдая, как Лиза прячет глаза и тяжело дышит. — Может быть, я хочу насладиться моментом?

Насладилась. Повернула голову, чтобы заказать еще один коктейль, официанта взглядом не нашла, зато увидела другое. Лару.

Она просто шла мимо — в сторону моря, или в парк, или еще куда-то. В легких белых брюках, в футболке без рукавов, туфли — на низком каблуке, волосы собраны на затылке, в одной руке — роза, а другая держит за ладонь какую-то бабу.

Бабу. Окрестив ее так в первое мгновение, Ольга уже не могла думать о ней иначе. Да, бабу. Отвратительную, мерзкую, гадкую бабу, которая имеет нахальство идти рядом с Ларой, держаться за ее руку и заглядывать ей в глаза.

— Оля, ты что?

Она бросила взгляд на Лизу и та испугалась. Испугалась моментально и очевидно — лицо исказилось, отодвинулась. Ольга посмотрела на собственные руки: ногти — прекрасные изящные ногти — впились в столешницу до боли, еще секунда — и кровь бы из-под них потекла.

— Идем, — велела Ольга, не давая себе времени задуматься. Вынула кошелек, бросила на стол какие-то деньги, схватила Лизу и потащила ее за собой.

Впрочем, Лиза отбиваться не стала — шла покорно, не подозревая, что эта покорность распаляет Ольгу еще больше.

— Значит, свидание, да? — Кипела она, ускоряя шаг. — Значит, когда приглашу — тогда и посмотришь? Значит, пять лет никого не было?

Лиза что-то говорила на ходу, но она ничего не слышала. Лару догнала, когда та с «бабой» уже пересекли ворота и вошли в парк. Догнала, и остановилась.

И что делать теперь? Остановить? Похлопать по плечу? Окликнуть голосом? Унизительно. Ужасно. Пройти мимо, будто не видела? Глупо. Что же тогда?

Пока она размышляла, тяжело дыша от ярости, Лара почувствовала их присутствие и обернулась. «Баба» обернулась тоже.

Эти глаза, эти чертовые карие глаза. В них не было ничего, кроме удивления и, пожалуй, легкого разочарования. Как будто Ольга — мусор, ничего не значащий мусор, который хорошо бы спихнуть с пути, да жалко.

— Добрый день, — произнесла она вслух, не отпуская Лизиной руки. Теперь они стояли друг напротив друга — две пары. Ольга резко вдохнула в себя воздух, Будинский стержень в ее позвоночнике даже завибрировал от напряжения. — Не ожидала тебя здесь встретить. Познакомься, это Елизавета Ломакина. Лиза, это Лариса Андреева, моя старая подруга.

Лара молча смотрела на нее. Ольга смотрела в ответ, и могла поклясться, что глаза ее в эти секунды были абсолютно, бесповоротно, исключительно ледяными. Как кристаллы голубого льда. Как застывший фреон. Как впившийся в ледник ледоруб, держащийся крепче крепкого.

«Баба» дергала Лару за руку, но та не реагировала. Продолжала смотреть на Ольгу, будто говоря ей: «Зачем ты это делаешь? Чего ты хочешь?».

О, Ольга хорошо знала, чего хотела. Хотела махнуть рукой и одним движением стереть с лица земли эту молодую сучку, посмевшую держать Лару за руку. Низвергнуть ее в тар-тарары, и чтобы черти — или кто там есть? — жарили ее в огне, пытали, измывались и окончательно уничтожили.

— Меня зовут Катя, — сказала вдруг «баба» тонким голосом, осознав, что никто ее представлять не будет. — Очень приятно.

Ольга посмотрела на Катю сверху вниз. Один взгляд бросила, но этого было достаточно, чтобы та немедленно спряталась за Лару и выглядывала оттуда, с каждой секундой все больше беспокоясь.

Еще одна секунда — и Лара опустила взгляд вниз. Теперь ее лицо больше не было напряженным, оно было несчастным и раздавленным.

— Рада познакомиться, — сказала Ольга, улыбаясь. — И рада была увидеться. Жаль, что не удалось побеседовать. Всего хорошего.

Повернулась и пошла по аллее парка, чеканя шаг и держа спину. Знала: и Лара, и Катя смотрят ей вслед. Знала, что идет идеально — свободно, легко, прекрасная походка, идеально уложенные волосы, изящные плечи и длинные ноги. И бедра — легко покачиваются под облегающей их юбкой.

— Оля.

Повернулась на голос. Увидела Лизу и удивилась — эта-то откуда здесь взялась? А через мгновение отбросила удивление и обняла за талию обеими руками.

— Что такое, милая? — Прошептала ласково, улыбаясь. — Я тебя напугала? Прости. Ты сегодня впервые в жизни увидела, какая я с людьми, которые мне отвратительны.

Наклонила голову и кончиком языка коснулась Лизиной щеки — будто обожгла, уколола.

— Но тебе это не грозит, верно? — Шепнула. — Ты мне совсем не отвратительна, отнюдь.

Лиза всхлипнула и вся потянулась Ольге навстречу. Закинула руки на плечи, потянулась губами к губам, но испугалась и поцеловала щеку. Ольга засмеялась, показывая между зубами кончик языка.

— Кто же так целуется, милая? Идем, я научу тебя.

Одним рывком толкнула Лизу к дереву и прижала к нему спиной. Чувствуешь, милая? Чувствуешь мою ногу между своих бедер? Чувствуешь ладони на ягодицах? Чувствуешь, как гладкость твоих губ сминается под моим языком, превращаясь в нечто припухшее, возбужденное, твердое?

Чувствуешь, как стучит твое сердце от того, как сильно я сжимаю тебя? От того, что твоя грудь прижата к моей, а живот сжимается в попытках отодвинуться? Чувствуешь?

Она слегка прикусила Лизину губу и отодвинулась.

Стоп.

Сделала еще шаг назад.

— Нельзя, — прозвучал в голове чей-то голос, так похожий на Светкин. И добавил, уже точно Светкиным. — Что ж ты делаешь, рыжая? Ты же хотела, чтобы все стало иначе. Что же ты делаешь?

Ольга подышала глубоко, успокаиваясь. Посмотрела на Лизу — та по-прежнему стояла, прижатая к дереву, с приподнятой юбкой и бешеными глазами.

— Она ни в чем не виновата, — сказала себе Ольга, оглядывая Лизу с ног до головы. — Виновата не она. Не надо. Не вымещай.

Шагнула к Лизе и ласково провела по ее щеке ладонью.

— Мы не станем торопиться, ладно? — Для того, чтобы сказать это с нежностью понадобился остаток Ольгиных сил. — Прости, что я так накинулась. Не сдержалась. Слишком уж…

И не стала договаривать, понимая, что Лиза додумает все сама. Додумает как надо, в свою пользу. И уже через несколько часов все произошедшее для нее будет вспышкой страсти, а вовсе не тем, чем это было на самом деле.

 

Глава 7. О том, как тяжело.

Телефон зазвонил ровно в тот момент, когда Коля обессиленно свалился с Ольги на кровать и протяжно простонал, раскинув руки.

— Ты меня когда-нибудь до смерти затрахаешь, — сообщил он, поигрывая мышцами своего совершенного, но теперь покрытого потом тела. — Три часа почти без перерыва — не всякая женщина так может.

Сказал «не всякая женщина», а подразумевал «не всякий мужчина».

Ольга не ответила: лежала животом на кровати и рылась в сумке — искала телефон. Несмотря на работающий во всю мощь кондиционер, ее тело тоже было мокрым, даже кончики пальцев — сенсорный экран не сразу сработал.

— Слушаю, — сказала она. Номер был незнакомый, но с первый звуков она поняла, КТО звонит.

— И что это было?

Ольга перекатилась на спину и положила ногу на ногу. Коля, немедленно оценив диспозицию, принялся гладить ее живот и бедра.

— А что это было? — Весело переспросила она. — Встреча старых друзей, по-моему.

— А по-моему, это была дебильная демонстрация права собственности, — возразила Лара, и голос ее, в отличие от Ольгиного, веселым не был. — Я только не поняла, кому и что ты демонстрировала.

Коля уже добрался до полоски на Ольгином лобке и вовсю гладил там, пытаясь раздвинуть ее бедра. И она поддалась — раздвинула, позволив себе легонько застонать.

— Издеваешься? — Уже с откровенной злостью в голосе спросила Лара. — Сама трахаешь эту свою девочку, а Катю взглядом чуть с землей не смешала?

Ольга посмотрела вниз. Коля зарылся головой между ее бедер и делал движения вверх-вниз.

— Во-первых, я трахаю не девочку, а мальчика, — протянула она нежно. — Вернее, он меня, если тебя интересуют детали.

— Не интересуют, — быстро сказала Лара. Слишком быстро для того, чтобы Ольга ей поверила.

— Конечно, — сказала с иронией. — Ты звонишь, чтобы пожелать мне доброй ночи и сказать спасибо за прекрасную встречу.

Все-таки языком Коля работал не очень. Ольга ладонью оттолкнула его голову и снова перевернулась на живот.

— Ты сама отказалась, — напомнила она молчащей Ларе, не забывая легонько постанывать. — Помнишь? Я предлагала, ты отказалась. Какие претензии?

Она ждала, что Лара бросит трубку, но этого не происходило. Она просто молчала там, на другом конце телефонного сигнала. Молчала, тяжело дыша — в этом дыхании слышалась и злость, и желание, и много чего еще.

— А что касается вашего милого свидания, — продолжила Ольга, не дождавшись ответа. — Не думаю, что я его испортила. Пять лет — большой срок для того, чтобы согласиться на любой предложенный вариант, так что я тебя не осуждаю.

Она услышала в телефоне какой-то звук — было похоже на скрип зубов.

— Удовлетворена? — Спросила Лара, и от интонаций ее голоса Ольгу подкинуло на кровати. — Весь яд вылила? Не себе — так никому, верно? Я первый раз за несколько лет решилась пойти на свидание, решилась отвлечься душой и просто провести хорошо время. Но ты и это у меня отняла.

Ольгино сердце заколотилось под горлом. Она хотела, очень хотела сказать другое. Сказать, что ей жаль, что она это сделала не из вредности, не из злости, а из совсем другого чувства. Но губы не разжимались, будто скованные между собой печатью. Еле-еле удалось разомкнуть.

— Лара…

— Зря я позвонила. Счастливо.

И — короткие гудки.

Ольга долго смотрела на телефон прежде чем швырнуть его на пол. А потом повернулась к Коле, обняла его за плечи и велела: «Давай еще раз. Трахни меня так, чтобы я имя собственное забыла».

Но забыть все никак не удавалось.

В следующие дни она то и дело смотрела на номер, оставшийся в списке вызовов. Не сохраняла, но и удалить не могла. Ждала, когда новые звонки навсегда похоронят его в памяти. Там, откуда его будет уже не достать.

Общалась с Инной. Переписывалась с Лизой. Однажды даже съездила к Инне в гости и познакомилась с ее дочкой. Правда, детей почему-то оказалось двое, а к ним в нагрузку прилагался биологический отец и несколько подруг, но Ольгу это не смутило. Она общалась, улыбалась, немного кокетничала и старательно прятала новые осколки, на которые в очередной раз разлетелась ее душа.

Ла-ра. Ла-ра. Так близко и так невозможно.

В пятницу Ольга получила смс. С незнакомого номера и странного содержания: «Есть важное дело. Нам нужно поговорить. Встречаемся в местном гей-клубе в одиннадцать».

Номер был не Ларин, и возникшая вдруг вопреки всему надежда растаяла практически сразу. Если не Лара, то кто? Лиза? Но номер не ее — ее телефон Ольга прекрасно знала. Тогда кто? И почему в гей-клубе?

Она твердо решила не поддаваться и никуда не ходить, но уже в десять вечера все же вышла из дома и села за руль. В ее Таганрогской жизни было слишком мало развлечений — почему не поучаствовать в еще одном?

Клуб отыскала легко. Припарковала машину, едва найдя место на заполненной стоянке, привычно осмотрела себя с ног до головы в отражении, и гордо прошла мимо юноши, исполнявшего функции фейс-контроля.

Сразу стало понятно: клуб так себе. Пиво за девяносто рублей стакан, узкий танцпол и кругом — куда ни кинь взгляд — обжимающиеся по углам парочки. Ольга прошла к бару, наслаждаясь видом того, как толпа расступается перед ней, как оглядывают, как пытаются поймать взгляд. В баре, на высоком стуле с кожаной спинкой, сидела одна из Инниных подруг.

Вот в чем дело. Значит, решила заступиться за честь подруги? Или как это называется?

Ольга присела рядом и вопросительно посмотрела на подругу. Та молча курила, глядя в ответ.

— Ну? — Пришлось поторопить.

— Я ее привела, — сказала подруга и Ольга от удивления подняла брови. — Рубину. Хочу, чтобы ты помогла ей забыть эту ее отвратительную барышню. Инка возле колонн, слева от входа. Пойди и сделай так, чтобы ей больше было не больно.

Если бы взглядом можно было убить — Ольга бы непременно сейчас это сделала. Да что себе позволяет эта маленькая дрянь!

— Деточка, — холодно сказала она. — Ты меня с кем-то спутала, и зря потратила мое время. Счастливо.

Обратный путь по залу занял куда меньше времени. Ольга больше не смотрела по сторонам — торопилась уйти из этого душного, прокуренного зала. Она ощущала себя униженной — как можно было додуматься позвать ее в ТАКОЕ место и предложить ей ТАКОЕ? КАК?

Пылая от ярости, она не особенно смотрела под ноги и, конечно же, у самого входа, когда до свободы оставалось всего несколько метров, наткнулась на Инну.

— Что ты здесь делаешь? — Хором спросили они друг друга, и Ольга вдруг поняла: не ее идея, нет, не ее. Все это сделала идиотка-подруга. Инна ни при чем.

Злость растаяла, будто ее и не было. Ольга засмеялась и взяла Инну за руку.

— Похоже, твоя подружка решила нас свести, — объяснила она, продолжая смеяться. — Я понятия не имела, зачем она зовет меня сегодня сюда.

— Я тоже, — улыбаясь, призналась Инна. — Леля в своем репертуаре. Ни ума, ни такта.

Ольга кивнула, рассматривая Инну.

— Идем гулять? — Предложила неожиданно для самой себя. — Раз уж нам обеим испортили вечер — давай этим воспользуемся?

Инна вынула из сумки телефон и посмотрела время. Ольга ласково погладила ее по обнаженному плечу, надевая пальцами лямку от сарафана.

— Идем, — попросила мягче. — Недолго. Обещаю.

Вышли из клуба, свернули с освещенной улицы на темную, и пошли — как ходили обычно, рядом, тихо беседуя. Но сегодня в этой прогулке было что-то еще. Ольга ощущала, что начала не просто нравиться Инне. Она видела: сегодня это вышло за рамки симпатии и стало чем-то другим.

— Не буду думать о ней, — приказала себе Ольга. — Буду думать о восхитительной женщине, которая идет рядом со мной.

А вслух сказала:

— Знаете, госпожа Рубина, я бы убила, если бы кто-нибудь из моих друзей решился провернуть такой фокус.

Инна засмеялась.

— Именно этим я завтра и займусь. Но, знаешь, это странно. Совсем не в Лелькином стиле.

— Серьезно? — Улыбнулась Ольга в ответ. — Выкрасть мою визитку, назначить встречу в гей-клубе… У вас замечательные друзья, госпожа Рубина.

Инна остановилась и посмотрела на Ольгу. Близко-близко.

— Гораздо интереснее, почему вы согласились, госпожа Будина, — с легкой хрипотцой в голосе спросила она.

Господи, эта хрипотца, это белеющее в темноте тело, овеваемое светлым сарафаном. Этот запах — изысканных и терпких духов. Ольга ощутила, что поддается, поддается, немного кружится голова, немного тяжелеет грудь.

— Просто я из тех, кто любит все новое и необычное, — шепнула она, и легонько потянулась к Инниным губам.

Но — нет, не позволила, взяла за руку и повела дальше, отстраняясь на ходу.

— Гей-клуб для тебя это необычно? — Спросила, но Ольгу уже не обмануть: в ту секунду она хорошо ощутила, что желание — не только ее. Желание — их общее.

Ольга задержала шаг, чтобы Инна оказалась впереди. Положила руки на ее обнаженные плечи и закусила губу, увидев, что Инна послушно остановилась, замерла.

— Ты совсем замерзла. — Шепнула, обнимая сзади и прижимаясь грудью к спине. Подышала в шею — легонько, едва заметно касаясь губами.

И скорее почувствовала, чем услышала:

— Чего ты добиваешься?

Это прозвучало наивно, и немного фривольно, и сексуально — как будто они две школьницы, впервые трогающие друг друга и теряющие голову от ощущений.

— Ты меня соблазняешь?

Ольга улыбнулась, и поцеловала Инну сзади в шею — с силой поцеловала, но только на одно мгновение. И — провела руками от живота вверх, к груди. Ощутила пальцами соски, погладила их легонько.

— По-моему, я тебя уже соблазнила.

Она гладила грудь, целовала шею и чувствовала, как расслабляется Инна в ее руках, как откидывается назад, все больше и больше опираясь, как растекается по ней самой сладкая горечь желания.

И вдруг все закончилось. Ольга не поняла, как это произошло, но одна секунда — и Инна уже не в ее руках, а стоит напротив, дышит тяжело и смотрит просительно.

— Что? — Выдохнула Ольга. — Почему?

— Я так не могу. — Инна отступила еще на шаг. Ольга с огромным трудом удержалась от того, чтобы шагнуть следом. — Мой брак все еще жив, и я не готова нарушать свои клятвы.

Господи, да что же это такое? Одна не может потому что не хочет секса без обязательств. Вторая не может потому что не хочет нарушать клятвы. Беда с этими женщинами. Бе-да.

— Хорошо, — сказала Ольга, старательно удерживая себя на месте. — В таком случае дай слово, что позвонишь мне первой, когда твой брак скончается окончательно.

Развернулась и пошла к машине, не глядя на Инну.

Чертовы женщины. Чертовы, чертовы женщины.

Только за рулем, почти доехав домой, Ольга немного пришла в себя.

— А чего ты хотела? — Спросила она у зеркала дальнего вида. — Чтобы она кинулась в твои объятия? Но ты уже достаточно хорошо ее знаешь для того, чтобы понять: это не ее сценарий. Тогда чего? Совсем одиночество загрызло? Захотелось придумать и получить хотя бы кусочек Лары?

Это было грубо, но в целом справедливо. Ольга давно поняла: ее тянет не к Инне. Ее тянет к невозможности.

— Хорошо, — сказала она вслух. — Хорошо. Что, если…

Это «если» было пугающим, ужасно пугающим. Но Ольга Будина не привыкла останавливаться на полуслове.

— Что, если мне пригласить ее на свидание?

Не Лару, но Инну? Может быть, и правда выход в этом? Не погружаться с головой, а немного — по колено — зайти в воду? Попробовать, что это. С человеком, который любит другого человека. Ладно, что там — с женщиной, которая любит другую женщину.

Попробовать немного вовлечься. Вовлечься не телом, но… душой? О, Господи!

Ольга нажала на газ. Идиотская затея. Глупая, глупая, идиотская затея.

Она выдержала ровно сутки прежде чем позвонила Инне и пригласила ее на свидание.

Как назло, именно в эти сутки решила активизироваться Лиза. В потоке эротической бессмыслицы, которую она то и дело присылала Ольге в смс и через социальные сети, стали звучать нотки «Когда же?». Ольгу очень тянуло ответить «никогда», но она отшучивалась, отмалчивалась, понимая, что рано или поздно придется что-то делать. Но делать не хотелось.

Она думала о Ларе. Думала, и заставляла себя переключаться мыслями на Инну. С ней проще. С ней безопаснее. С ней спокойнее. Довела себя до крайности и — позвонила.

— Слушаю. — Иннин голос звучал устало и обреченно.

— Что слушаешь? — Весело спросила Ольга. — Оперу?

В трубке послышался смешок.

— Нет, Оль, опера на сегодня уже закончилась. А ты звонишь по делу или просто так?

Ольга засмеялась.

— Госпожа Рубина, даже я не звоню своим подчиненным по делу в столь поздний час. Звоню, чтобы пригласить тебя на свидание.

Вот. Она это сказала. Произнесла вслух, и мир не рухнул, все было по-старому — темная комната таганрогской квартиры, красное вино в бокале, тлеющая в пепельнице сигарета. Значит, это не так страшно?

Инна молчала, и Ольга вдруг поняла, почему.

— И чего мы молчим? — Спросила она. — Я имею ввиду исключительно дружеское свидание, конечно. Твоя невинность останется неприкосновенной, а брак — целым.

Она физически ощутила, как расслабилась Инна на том конце провода.

— Давай не сегодня? — Попросила она. — У меня совершенно нет сил.

Они поболтали еще немного. Инна рассказывала о дочке, о родителях, а Ольга слушала и задумчиво рисовала сигаретой замысловатые узоры в пепельнице.

Опомнилась только услышав: «А твоя семья? Расскажи».

Лгать не хотелось. Вообще ничего не хотелось — только преодолев барьер с приглашением, Ольга поняла, как сильно устала.

Она рассказала о маме, о дурацком отце, о том, как фамилия Будина преследовала ее с детства и накладывала ограничения. Рассказала и о муже — с грустью, с печалью.

— Ты вышла замуж по любви? — Спросила Инна.

— Тогда казалось что по любви. Потом оказалось, что нет.

И — предупреждая дальнейшие расспросы — спросила вдруг:

— Госпожа Рубина. Скажи мне. Ты скучала по мне?

Одно биение сердца коснулось этой стороны трубки и отозвалось с другой. Иннино дыхание взбудоражило Ольгин слух.

— Да, — различила она еле слышное.

Помолчали. Ольга подумала, что Инна сейчас, наверное, в своей домашней одежде — сидит на темной кухне, зажав трубку в пальцах. Дышит тяжело. Сдерживает дыхание.

— Я могу приехать к тебе прямо сейчас. — Вырвалось у Ольги вдруг. Она точно знала, чувствовала: это именно то, чего хотят сейчас они обе. Но Инна сказала «нет».

— Я подожду, — пообещала Ольга, закрывая глаза. — Я терпеливая, знаешь?

— Извини, — услышала ответ. — Но я тебе не верю.

 

Глава 8. О том, как нелюбимо.

Совещание было скучным и унылым. Ольга чуть не засыпала, слушая доклады и рассеянно рисуя в блокноте бездумные линии. Когда, наконец, очередной доклад закончился, она подняла голову и наткнулась взглядом на Лизу.

Та сидела напротив — румяная, задумчивая, и Ольге вдруг захотелось немного пошалить. Она протянула ногу под столом и коснулась Лизиной лодыжки.

Получилось. Встрепенулась, посмотрела испуганно. Ольга улыбнулась и подмигнула.

— Закончим на этом, — сказала вдруг, прерывая на полуслове докладчика. — В следующий раз соберемся, когда вам действительно будет что сказать, а не когда захочется впустую потратить свое и мое время.

Естественно, после такого пассажа все расходились понурые. Ольга не обращала внимания — пересела за свой стол, открыла ноутбук, приготовилась работать.

Бабах — и крышка захлопнулась, а поверх нее обнаружилось Лизино лицо. И это лицо не предвещало ничего хорошего.

Ольга встала, закрыла дверь. Повернулась к Лизе, глядя вопросительно.

— Прекрати это делать! — Лиза обеими руками толкнула ее к столу.

— Что делать? — Улыбаясь, спросила Ольга и тут же поняла, что совершила ошибку: улыбаться не стоило. Это распалило Лизу еще сильнее.

— То, что ты делала только что! — Крикнула она, окончательно розовея.

Ольга пожала плечами. Она стояла, прислонившись бедрами к столу, а прямо перед ней, на расстоянии нескольких сантиметров, бушевала Лиза.

— Прекрати это делать! — Снова крикнула она.

Ольга снова пожала плечами. Лиза всплеснула руками и выбежала из кабинета.

Черт. Трижды черт. Переиграла. Девочка разозлилась, а Ольга хорошо знала цену доведенным до предела девочкам. Нужно было что-то решать, и быстро. Ольга схватилась за телефон.

«Вернись. Пожалуйста».

Пока Лиза читала смс, пока думала, вернуться ли, пока возвращалась обратно — Ольга лихорадочно размышляла. Все зашло слишком далеко. Теперь, только теперь она поняла, какую ошибку совершила, ввязавшись во флирт с подчиненной. Не получив желаемого она может сделать что угодно. Даже — Ольга зажмурилась, представив — рассказать обо всем коллегам. Рассказать Инне.

Когда Лиза вошла в кабинет, Ольга была готова. Схватила за руку, швырнула к столу.

— Что ты себе позволяешь? — Прошипела в сантиметре от Лизиного лица. — Что за фокусы с хлопаньем дверьми?

И — поцеловала. Холодно поцеловала, отстраненно, не испытывая никакого удовольствия, одно только понимание: это нужно сделать. Не для того, чтобы спасти ситуацию, но для того, чтобы отсрочить решение.

Лиза таяла в ее руках. Сжимала плечи. Расстегивая ее блузку, Ольга размышляла о том, как далеко она готова зайти. Не Лиза, нет, она — Ольга. Трахнуть? Ни в коем случае. Раздеть и оставить так? Еще хуже. Хоть бы кто-нибудь пришел, постучал в дверь. Тогда можно было бы просто это отложить — прервали, что поделаешь.

Стука не было. Дверь скрипнула еле слышно и Ольга с запозданием поняла, что вернувшись Лиза ее не заперла. Посмотрела. И — обмерла.

— Привет!

На пороге стояла Инна Рубина, с лица которой медленно стекала улыбка. Раньше, встречая это выражение в книгах, Ольга хмурилась недоверчиво — ну как улыбка может стекать? Как? Сейчас, в эту секунду, она поняла: может. Стекать медленно, постепенно, искажая рот в гримасу, делая его искривленным и страшным.

Первой мыслью было: «она не простит». Не простит измены, не простит того, что, приглашая ее на свидание, Ольга решила вот так скоротать время.

А потом пришла вторая мысль, от которой Ольге стало по-настоящему страшно.

Человек не может смотреть ТАК на женщину, с которой у него ничего не было. Так смотрят только на близкого, на очень близкого, в которого уже давно врос кожей, которого считал и продолжаешь считать своим до самого конца, до самого-самого последнего конца. Так смотрят, когда мир вокруг рушится к чертовой матери, не оставляя от себя даже камня, рассыпаясь в крошку. Так смотрят, когда заканчивается жизнь.

— Прошу прощения, — сказала Инна. — Я не хотела мешать.

Ольга перевела взгляд с нее на Лизу. Увидела ужас в ее глазах. И все поняла.

Она отпрянула назад, будто Лиза вдруг стала прокаженной. Принялась застегивать на себе блузку. Пыталась дышать ровно, но получалось плохо — воздух входил и выходил неравномерными толчками.

— Твою мать… Твою ж мать…

А в висках билось ужасное: «Господи, что я наделала».

Это было хуже. Хуже всего, что она делала в своей жизни. Хуже всего этого вместе взятого, и именно потому — как иронично, господи! — именно потому, что она этого не планировала. И не была готова.

Она оставила Лизу в кабинете без сожалений, без единой мысли о ней. Все ее существо рванулось за Инной. Бежала по коридору — растрепанная, жалкая, и впервые в жизни ей было на это наплевать.

Знала, что не нужно сейчас ее догонять, не нужно разговаривать — и все равно догоняла.

— Инна!

Ольга настигла ее в конце коридора, в нескольких шагах от выхода. Схватила за плечи — с силой, до боли — рванула на себя, заставляя обернуться. Заглянула в лицо.

— Я не знала, — крикнула на выдохе, яростно. — Слышишь? Клянусь тебе, я не знала!

Инна секунду смотрела на нее, и Ольга содрогнулась от того, какая боль, какое горе плескалось в этих синих сейчас глазах. Она надеялась, что Инна ударит ее, но она просто смотрела.

Как объяснить? Как доказать? Как дать понять человеку, что ты не хотела, что ты не думала, что ты правда не знала?

— Я тебе не верю.

Она ушла, а Ольга осталась стоять. Еще несколько минут назад в ее сердце билось что-то теплое, что-то зарождающееся, что-то прекрасное. И она сама уничтожила это. А вместе с этим уничтожила Инну.

Под изумленными взглядами сотрудников она вернулась обратно в кабинет. Шла, отмеряя шаги, и представляла, как входит, как хватает Лизу за волосы, как швыряет ее к стене — сильно, яростно. Как Лиза сползает по этой стене вниз, оставляя на ней кровавые потеки.

Зашла внутрь — и остановилась.

Ищешь виноватых? Хочешь разделить вину пополам? А в чем виновата эта глупая девочка?

Получалось, что ни в чем. Она не знала об Ольгиных отношениях с Инной. Она не знала, что между ними происходит. Она просто влюбилась и добивалась объекта своей влюбленности — так, как могла. Так, как умела.

— Оль…

Стоит в углу, напуганная, белая как мел. Смотрит исподлобья. Ждет удара? Или объяснений?

Ольга прошла мимо и упала в кресло. Закрыла глаза.

— Уходи, — попросила тихо. — Пожалуйста.

Она услышала звуки осторожных шагов, потом — звук закрывающейся двери. Молодец, девочка. Поняла, что объяснений не будет и что сейчас лучше всего — послушаться.

— Что я сделала? — Спросила себя Ольга, не открывая глаз. — Что я, черт побери, опять сделала?

И ответила. Сама.

— Отомстила. Видела боль в ее глазах? Тебе ведь не было ее жалко, ни капли. Ты испугалась от неожиданности, но в ту секунду, когда она увидела вас — вот таких, ты ощутила нечто, очень похожее на счастье.

Картинки в ее воспаленных глазах мелькали, словно кто-то включил ускоренную перемотку. Питер. Алиса. «Я уйду от нее, правда уйду, мне просто нужно немного времени». «Я сказала ей о том, что люблю тебя». «Она знает, что я скоро уйду». «Мне нужно провести с ней еще немного времени».

Это не Инна смотрела на них сегодня полными боли глазами. И это не Лизу обнимала Ольга, прижав к столу. Это было другое, другое — прошлое? Прошлое?

Но почему тогда так больно? Почему больно стало именно сейчас, когда Лиза-Алиса ушла, когда все ушли и она снова — опять! — осталась одна? Почему именно сейчас так больно?

— Потому что даже ты не можешь сейчас притвориться, что все вышло так, как ты хотела.

Ольга закрыла лицо руками. Из ее глаз потекли слезы — слезы горечи, слезы огромного, бесконечного горя.

Нет. Она этого не хотела. Она совсем этого не хотела. И Инна — не призрак из прошлого, она настоящая, она живая, она добрая. И именно Ольга, Ольга сделала ей больно. Сделала больно человеку, который давал ей только хорошее, который никогда не смотрел на нее холодными глазами и не приказывал ей — вербально или не вербально — быть лучшей.

Она старалась быть Ольге другом, и у нее получалось даже! Она была рядом, она поддерживала, она одобряла, она никогда не лгала. И она не заслужила всего этого!

Ольга рыдала, больше не сдерживаясь. Царапала лицо ногтями, вжималась пальцами. Что-то в ее жизненной системе рухнуло сегодня с оглушительным треском и разрушилось — возможно, ненадолго, но — Ольга подозревала, что будет именно так — возможно, что и навсегда.

 

Глава 9. Еще один звонок.

Ольга специально приехала на работу пораньше, чтобы успеть проскользнуть в свой кабинет. Но ей не повезло — стоило ей припарковать машину, как совсем рядом, в метре, остановился темно-синий «Форд» Рубиной.

Смотреть на нее было тяжело, разговаривать с ней было трудно, а стоять рядом — практически невыносимо.

— Привет, — поздоровалась Ольга. Инна кивнула и, щелкнув брелоком сигнализации, пошла к офису.

Ольга стояла и смотрела, как она двигается, как помахивает руками, как рассыпаются светлые волосы по идеальной формы плечам. И только когда Инна скрылась внутри здания, она смогла наконец выдохнуть.

Да, все это было плохой идеей. Очень плохой. Но кто мог знать, что Инна окажется из тех, почти вымерших, которые не ненавидят жену за измену. Вернее — которые ненавидят не жену.

После того, что произошло, она предприняла несколько попыток поговорить. Даже наплевала на гордость и попросила помощи у Инниной подруги. Тщетно. Инна как будто разом вычеркнула ее из своей жизни и смотрела теперь как на пустое место.

А вот с Лизой все было наоборот. Она все чаще писала, все чаще звонила, все чаще приглашала посидеть где-нибудь вечером. Ольга соглашалась — а что ей еще было делать? Получалось так, что кроме Лизы в этом дурацком городе у нее никого не осталось.

Нужно было что-то решать. Ольга не единожды порывалась придумать лицеприятную версию, изложить ее в своей голове четко и ясно — как она это делала всегда — а потом озвучить Инне. Но каждый раз останавливалась.

— Ей не нужна твоя ложь, — говорила она себе, глядя на Иннино имя в телефоне. — Ей теперь вообще ничего от тебя не нужно.

Она все же предприняла еще одну попытку. Велела секретарше пригласить Инну для сдачи отчетности, дождалась, когда она войдет — холодная и красивая, и заперла кабинет, демонстративно спрятав ключ под юбку.

Инна молча смотрела на ее манипуляции. Под ее ледяным взглядом Ольга достала бутылку коньяка, сделала быстрый глоток.

— Теперь тебе придется меня выслушать.

Голос Инны в ответ прозвучал очень, очень тихо. И, боже мой, сколько ненависти было в этом голосе!

— Я не хочу с тобой разговаривать, — сказала она. — Открой дверь и прекрати этот спектакль.

Ольга сделала еще глоток. Прислонилась к краю стола. Вдохнула-выдохнула.

— Я познакомилась с ней в интернете, — начала она и запнулась. Говорить правду оказалось сложно — куда сложнее, чем лгать.

Но она смогла. Рассказала, как познакомилась, как общалась. Как развлекалась, держа возле себя — такую влюбленную и милую. Сказала и о том, что не имела далеко идущих планов, и вообще никаких планов на нее не имела.

Инна слушала молча, ни единая черточка не дрогнула на ее лице. На Ольгу она не смотрела — взгляд был направлен куда-то в сторону.

— А потом появилась ты.

Это было самым сложным. Как объяснить, что поначалу просто было приятно? Как объяснить, что поначалу хотелось немного сбить спесь с самоуверенного лица, и больше ничего? Как объяснить, что потом захотелось совсем другого?

Инна не стала слушать. Она вдруг оказалась рядом с Ольгой, очень близко. По-прежнему глядя в сторону, сунула руку за пояс Ольгиной юбки и достала ключ.

— Посмей только еще раз так сделать, — услышала Ольга ледяное. — И ты узнаешь всю глубину моей самоуверенности.

Развернулась и вышла из кабинета.

С тех пор никакого общения между ними не было. Да что там общение! Инна даже не смотрела на Ольгу — проходила мимо, скосив взгляд, будто обходя им пустое место или — что еще хуже — что-то отвратительно-мерзкое.

И Ольга сдалась. Встречалась с Лизой, иногда — с Колей. Много работала и много читала. А поздними вечерами, как раньше, присаживалась с сигаретой на подоконник и смотрела на до сих пор не стершийся из телефонной памяти Ларин номер.

Она думала о том, что оказалась еще большей дрянью, чем сама предполагала. О том, что даже сейчас, приложив столько усилий к тому чтобы стать другой, не сумела преодолеть собственную натуру. О том, что она никогда не сможет стать достойной милого ростовского доктора, который — после того единственного раза — так больше ей и не позвонил.

Так протянули до октября. Ольга — в своем одиночестве, Лара — наверное, со своей Катей. Лиза — в жалких попытках добиться от Ольги хотя бы чего-то. А Инна — в своей непоколебимой ненависти.

Как-то вечером, когда таганрогская осень окончательно вступила в свои права и Ольга от холода куталась в плед, просматривая очередную книгу, Лиза прислала смс.

«Я больше так не могу. Устала. Если я правда тебе нужна — приезжай и забери меня отсюда. Если нет — прощай навсегда».

Ольга прочитала и вздохнула. Вот и эта девочка уходит из ее жизни. Конечно, так не могло продолжаться вечно и рано или поздно это случилось бы, но почему сейчас?

Ее пальцы быстро застучали по экрану телефона.

«Ты ставишь мне ультиматумы? Зря».

В висках билось: удержать. Хоть как-то, но удержать. Потому что иначе Ольга останется совсем одна, и тогда один бог знает, сколько еще бед она сможет натворить.

«Это не ультиматум. Но если ты так видишь — иди к черту. Хватит с меня».

Вот и все. Еще одна часть жизни отваливается и улетает. Или ее еще можно остановить?

Вздыхая, Ольга сбросила с плеч плед и достала из шкафа джинсы. Написала: «Где ты?», дождалась ответа и принялась одеваться.

Ждать ей пришлось недолго. Стоило подъехать к невысокому кирпичному дому и два раза посигналить, как Лиза выскочила из подъезда и села в машину — радостная, счастливая. Ольга посмотрела на нее и не стала ничего говорить. Нажала на газ и выехала со двора.

Она ехала и думала об Инне. Каково ей сейчас? Знать, что жена по-прежнему без ума от другой женщины. Представлять себе в красках, как это у них происходит. И тихо выть от бессилия.

Хотелось помочь. Хотелось позвонить и крикнуть: «Между нами ничего нет!». Хотелось взять Лизу за шиворот и оттащить домой, к Инне. Вручить, будто подарок, и сказать: «Забирай свое сокровище. Владей». И все это было одинаково невозможно.

Она доехала до Лизиного дома и остановила машину. Посидела секунду, глядя на руль, и спросила:

— Скажи мне. Что у тебя происходит сейчас с Инной?

Лиза испугалась. Ольга молча ждала ответа, начиная понимать, что ответа скорее всего не будет. Наконец Лиза выдавила:

— Почему ты сейчас меня об этом спрашиваешь? Разве нам больше нечего обсудить?

Ольга проглотила ответ «Да, нечего».

— Она твоя бывшая, верно?

Лиза кивнула и полезла в сумку в поисках сигарет. Ольга протянула руку поверх ее колен, открыла бардачок и достала пачку. Дала прикурить и закурила сама.

— Почему вы расстались?

Это было то единственное, чего она не знала. Инна много рассказывала о начале их отношений, об их счастливой жизни вместе, но ни разу не объяснила, из-за чего все закончилось.

Лиза молчала. То ли не хотела отвечать, то ли сама не понимала, почему. Курила, судорожно затягиваясь и стряхивая пепел в приоткрытое окно. Смотрела на приборную панель.

— Иди, — сказала Ольга, выбрасывая окурок в окно. — Иди домой. Мне нужно ехать.

Она щелчком разблокировала двери и включила радио. В салоне разлилась знакомая с юности песня — она играла с середины, но Ольга вдруг сжалась вся от слов, звучащих в ней.

10 light years away to save my soul

10 light years away to change it all

Whatever it may take I gotta try again

Girl it's time to start over

10 light years away

Глаза закрылись сами собой. Теплая рука коснулась ее руки, погладила пальцы. Ольга вдохнула глубоко и опустилась грудью на руль.

— Погладь меня по спине, — попросила тихо.

И — как будто Ларина ладонь легла на ее кожу, касаясь ее сквозь ткань блузки. Как будто это она — сквозь время и расстояние — гладила ласково, осторожно, поддерживая и снимая боль и усталость. Как будто это ее губы в безумное мгновение дотронулись до Ольгиного плеча.

Все кругом исчезло, растворилось. Словно вернулся Париж, и холодный ветер, и жаркие руки, и отчаянно бьющееся в груди сердце. Ольга, не открывая глаз, откинулась назад, прижалась спиной к сиденью и, взяв Ларину руку, опустила ее на грудь. «Послушай, как стучит. Послушай, ЧТО оно отстукивает».

Ладонь сжала грудь и сказка рассыпалась. Ольга открыла глаза и отстранила Лизину руку. Нет. Не то. Не сжимать, а слушать. Не то.

Она застегнула рубашку.

— Иди. Ничего не спрашивай, просто иди.

Дождалась, когда хлопнет дверь, и сразу нажала на газ.

Десять световых лет до спасения моей души.

Десять световых лет на то, чтобы все исправить.

Чего бы это ни стоило, я должна попытаться снова.

Девочка, начнем сначала? На расстоянии в десять световых лет.

Ольга долго кружила по Таганрогу в тщетных попытках успокоиться. Включала музыку на полную громкость, курила, держа руль одной рукой, иногда принималась кричать. Ничего не помогало.

Доехав до дома, она бросила машину во дворе, перекрыв выезд сразу нескольким автомобилям соседей, взлетела вверх по лестнице, роняя ключи открыла дверь и немедленно полезла в холодильник. Там стояла бутылка, подаренная кем-то из подчиненных. Ольга открутила крышку и сделала большой глоток.

Тепло разлилось по телу, успокаивая и умиротворяя. Наконец-то появилась возможность дышать.

Держа в одной руке бутылку, а в другой — пепельницу, Ольга добрела до гостиной, упала в кресло и открыла крышку ноутбука. Прежде чем почта загрузилась, она успела сделать еще несколько глотков. И потому, увидев одно из писем, не поверила своим глазам.

От кого: Алиса

Кому: Ольга Будина

Тема: Прочти пожалуйста.

Ольга отпила еще немного из бутылки и потерла лицо. Надпись не исчезла — она горела синими буквами на белом экране и блестела картинкой в виде нераспечатанного конверта.

И что делать? Прочесть? Потереть лампу, чтобы выпустить из нее джина-призрака, который неизвестно сколько в этой лампе просидел и неизвестно каких дел может наделать? Или сделать движение «мышкой», нажать кнопку и удалить это письмо к чертовой матери?

Слишком много. Слишком много всего — и тоска по Ларе, и ненависть Инны, и жалкая влюбленность Лизы. А теперь еще и это.

А-ли-са.

Ольга закрыла глаза. Алиса — это Санкт-Петербургские ночи, это горячее дыхание на воспаленной коже, это миллион писем туда-сюда по электронной почте, это «Красная стрела» и безудержное ожидание встречи.

Алиса — это ложь. Это тонны вранья, падающего на Ольгину голову, среди которого так трудно, так невыносимо трудно отыскать правду.

Алиса — это легкая и воздушная влюбленность, наполняющая тело воздушными шариками. Алиса — это горечь и яд мести, разжигающей страсть, но превращающей душу в мелкие осколки.

Ольга сделала еще глоток из бутылки. Закурила новую сигарету. Наверное, не стоит больше пить — и так уже пьяная, мысли путаются, ускользают куда-то. Но так легче. Алкогольные пары отравляют кровь, разжижают ее — вон как несется по венам, нарушая, бесконечно нарушая скоростной режим.

Алиса. А-лиса. А-ли-са.

Футболки со смешными надписями, вечный фотоаппарат на шее, затемненные окна студии, шампанское из старинных бокалов. Две пачки выкуренных за ночь сигарет. Запах возбуждения на коже, на губах, на волосах — везде. Никаких границ, никакого контроля. И никакой правды.

Ольга сделала глубокий вдох. Выделила письмо. Нажала «удалить». Нераспечатанный конверт в одно мгновение улетел в корзину. А Ольга с сожалением посмотрела на остатки алкоголя в бутылке и потянулась за телефоном.

 

Глава 10. В проклятье без ответа.

Светка приехала в ближайшие выходные. Ольга встретила ее в аэропорту Ростова, рейс был вечерним, и в Таганрог они приехали уже ночью.

Войдя в квартиру, Света немедленно включила свет, бросила чемодан и пошла осматриваться. Поникшая и несчастная Ольга ходила за ней, но ничего не говорила.

— Миленько, — заявила Светка, заглянув в спальню, оглядев гостиную и кухню. — Не Камергерский, но вполне миленько.

Ольга зарычала сквозь зубы. Светка глянула на нее и подмигнула.

— Вынимай фураж, — велела весело. — Будем напиваться и оплакивать твою лесбийскую долю.

— К… Какую долю? — Возмутилась Ольга. — С ума сошла? Я не лесбиянка!

— Правда? — Светка откровенно смеялась. — Совсем-совсем нет? А когда ты последний раз влюблялась в мужчину, дорогая? И случалось ли это с тобой вообще?

Ольга размахнулась, чтобы ударить, но Светка оказалась быстрее: отскочила, спряталась за диваном, и оттуда, с безопасного расстояния, продолжила:

— Кому ты врешь, рыжая? Сколько-нибудь значимые для тебя люди — поищи среди них мужиков. Нашла хотя бы одного? Ты развелась с мужем и горевала по нему три дня, а питерскую Алису вспоминаешь до сих пор. Увидела Лару с девушкой — и чуть не растерзала обеих, а Колин романчик за своей спиной восприняла спокойно и безразлично. Это не наводит тебя на мысли?

Ольга снова рванулась к Свете, но она снова ее опередила — бегом обогнула диван, оказалась на другой стороне.

— Что, Ольга Будина не может быть лесбиянкой, да? Бисексуальность — еще куда ни шло, это модно, стильно, это как раз для голубой крови. А лесбиянки — фу, не подходит. Лучше просто трахать их и делать вид, что эмоционально не вовлекаешься. Правда?

Ольга наконец догнала Свету и повалила ее на диван. Примерилась стукнуть, но не вышло — Света обхватила ее ладони и зажала крепко-крепко, не выпустишь.

Они тяжело дышали — Ольга сверху, Света под ней.

— Давай, — сказала Света ей в лицо. — Расскажи мне, что ты хотела сделать с этой девочкой, которой не повезло попасться тебе на глаза с Ларой? А? Волосы ей выдрать? Глаза выцарапать? Давай, скажи! Хоть раз побудь настоящей, а не принцессой в высокой башне!

— Мне хотелось ее убить, — прошипела Ольга. — Схватить кирпич, или камень, или еще что — и стукнуть изо всех сил по улыбающемуся лицу. Довольна? Хотелось, да! Но я этого не сделала.

— Умница, — похвалила Светка. — Вместо этого ты молча смешала ее с грязью, и напугала до полусмерти. И что? Будешь мне рассказывать, что тебе плевать, приводить кучу резонов, почему так сделала? Вместо того, чтобы признаться: «Да, Света, я ужасно ее ревновала». Давай-давай, ври! У тебя это прекрасно получается.

Ольга посмотрела на кисти своих рук, крепко зажатые Светкой. Пальцы разжались и освобожденная Ольга сползла с дивана на пол. Прижалась спиной. Закрыла глаза.

— Светка, — сказала она глухо. — Я окончательно запуталась. Я не знаю, что мне делать.

— Тебе надо успокоиться, — сказала Света откуда-то сверху. — И прекратить гнобить себя. Всю жизнь это делала твоя маман, а теперь ты радостно принялась делать это за нее.

Что? Мама? Но при чем тут она?

— Посмотри на меня, — Света слезла с дивана и села рядом с Ольгой на пол. — Чей голос звучит в твоей голове, когда ты ругаешь себя? Твой или твоей мамы? Что бы ты ни делала, ты оцениваешь это с позиции «похвалит мама или снова обругает». Ты превращаешь хоть сколько значимые для тебя отношения в фарс, потому что боишься до ужаса, что из этих отношений что-то выйдет и тебе придется снова слушать этот голос внутри себя. Слабо позвонить маме и сказать ей, что ты влюбилась в женщину? Не трахнула женщину, а именно влюбилась. Слабо?

Ольге было слабо. Она ничего не ответила, только глаза руками закрыла. Влюбилась — это вообще слово не из ее лексикона. Влюбиться можно в хорошего достойного мужчину с деньгами и связями, да вот беда — права Светка — не влюблялась она в таких никогда. Не получалось.

— Верно, — продолжила Света. — И посмотри, что ты сделала со своей жизнью? Одну жизнь похерила, понеслась строить новую. Собрала вокруг себя целый хоровод баб, раздала авансы, а как дело дошло до душевной боли — мне звонишь. Значит, поближе никого не нашлось? Значит, опять — никакого вовлечения, один голый секс и ничего больше?

— Да кому я нужна со своей болью, — вырвалось у Ольги. Она с удивлением ощутила, что глаза ее стали мокрыми.

— Мне нужна, — с горечью сказала Света, и ее рука вдруг обхватила Ольгину кисть. — Почему ты все время отказываешься от того, что у тебя есть? Я же приехала, из Москвы прилетела, между прочим. Значит, мне не все равно, так? Значит, ты мне дорога.

Чушь. Ольга мотнула головой. Ты приехала, потому что не знала, что тебе предстоит. Я не говорила о том, что собираюсь рыдать в твое плечо.

— Ну пошла плясать губерния, — засмеялась Света. — Хочешь, угадаю, о чем ты думаешь? О том, что приехав сюда я преследовала какие-то свои цели, а на тебя мне ровным счетом наплевать. Рыжая, очнись! Если ты нафиг не нужна была собственным родителям, это вовсе не значит, что все остальные тоже хотят всего лишь что-то с тебя поиметь! Я больше чем уверена, что Лара искренне влюблена в тебя. Что эта твоя Инна действительно хотела с тобой подружиться, а ты взяла и сначала испортила все своим соблазнением, а потом и вовсе зачем-то трахнула ее жену. Оглянись по сторонам! Мир создан не для того, чтобы поставить тебя раком. И люди кругом — не обязательно козлы и уроды.

Ольга судорожно сглотнула. Она старалась, честно старалась не рыдать, но выходило плохо. Слезы рвались наружу судорожными толчками, мысли расплывались в стороны.

А Света вдруг потянулась, схватила со столика телефон и сунула его Ольге.

— На, — велела без улыбки, жестко. — Позвони ей.

Господи, кому позвонить? И она сразу поняла, кому. И покачала головой. Нет. Ни за что.

— Позвони, — настаивала Света. — Скажи ей, что тебе больно, что ты скучаешь, что влюблена в нее как дура. Сделай шаг.

— Я уже делала! — Крикнула Ольга, отталкивая Светину руку. — Я пыталась, но…

— Да ни хрена ты не пыталась! — Закричала в ответ Света. — Явиться к ней в кабинет и стоять, опустив глаза — это не пытаться. Это называется «напомнить ей, что я существую». А я предлагаю тебе хоть раз побыть искренней и сделать то, чего тебе правда хочется. Позвони ей, поговори — просто, по-человечески. Убедись, что и ей тоже не все равно.

— Я не могу.

Ольга встала, пересела на диван. Закурила, судорожно втягивая дым. Хороша она сейчас, наверное — лицо заплаканное, волосы растрепались. Прекрасная встреча старых друзей.

— Почему не можешь? — Света посмотрела на нее снизу вверх. — Что в этом такого ужасного?

Как объяснить? Как можно объяснить другому человеку свою жизнь? Даже если все расскажешь — не поймет, потому что не придумали еще способа даже на секунду показать, что ты чувствовала все эти годы, о чем думала, про что плакала.

— Я не могу, — повторила Ольга. — Просто не могу, и все.

Света вздохнула и села рядом. Вытащила сигарету из Ольгиной пачки. А Ольга вдруг сказала:

— Перед тем как тебе позвонить… — Она сбилась, собралась с силами и продолжила. — Я получила письмо от Алисы.

Света всплеснула руками, едва не задев Ольгу по лицу.

— Еще одна! — С иронией сказала она. — Замечательно. Весь набор.

Ольга покачала головой.

— Не в этом дело, — сказала она. — Я не стала читать письмо, удалила его. Но я сделала это не сразу, долго смотрела и думала.

— Почему? — Удивилась Света. — Разве там не все ясно?

— Я тоже думала, что все. Оказалось — нет. Понимаешь, я смотрела и вспоминала то время, когда все было иначе. Когда мы с тобой познакомились, когда был жив Илюха, были Инга и Юлька. Я тогда была какая-то другая, более живая, более чувствующая. Потом пять лет — ничего. А теперь такое ощущение, что я снова ожила, и мир принялся мстить мне за эти несчастные пять лет. Я чувствую столько всего, что теряюсь и не могу понять, куда мне это деть.

Она говорила все тише и тише, постепенно успокаиваясь. Бешено колотящееся в груди сердце как будто пришло в себя и возвращалось в привычный ритм.

— Ты говоришь «позвони Ларе». А что я ей скажу? Я по-прежнему не уверена, что готова к отношениям. Морочить ей голову дальше? Не хочу. Кроме того, она, по-видимому, так и встречается с этой… девочкой. И мне нечего предложить ей взамен.

— Дура ты, рыжая, — Света дослушала до конца и покачала головой. — Я тебе про одно, а ты мне — про другое. Это же отношения, а не бизнес-проект. Тебе хочется видеть ее, разговаривать с ней? Вот и встреться и поговори. Сложится — хорошо, а нет — так нет. Умоешься и дальше пойдешь.

Ольга молчала. Сложится — не сложится… Это же риск. Огромный риск. А если Лара и вовсе не захочет с ней разговаривать? Что, если она просто пошлет ее, да и все? Унизит. Растопчет. Что, если…

— Звони. Не думай. Звони.

Света снова сунула ей телефон, и на этот раз Ольга взяла. Подержала в руке, ощущая кожей его металлическую гладкость. Посмотрела на номер. И вдруг нажала, зажмурившись.

Гудки длились долго, очень долго, бесконечно долго. И каждый новый будто забивал еще один гвоздь в крышку несбывшихся надежд. Пока наконец гудки не кончились.

— Слушаю.

Ольгино сердце сделало кульбит и двойной переворот. К горлу подступил комок возбуждения и страха. Нужно говорить. Нужно что-то сказать. Но что?

— Светка велела мне тебе позвонить, — выдавила Ольга и сжалась от ужаса, осознав, ЧТО сказала. Но против ожиданий Лара не повесила немедленно трубку, а усмехнулась — эту усмешку хорошо было слышно.

— Зачем? — Спросила она. — И передавай ей привет, кстати.

Ольга втянула в себя воздух.

— Передам. Затем, чтобы я хоть раз поговорила с тобой искренне, не прячась.

Это оказалось еще труднее, в тысячу раз труднее, чем она себе представляла. Она открыла глаза и увидела перед собой сосредоточенно кивающую Свету. Но это было неважно, все на свете было неважно кроме льющегося через телефонную связь прямиком в Ольгину душу голоса.

— И что, ты готова послушать ее совета? — Спросила Лара. — Я-то подумала, что ты звонишь снова наговорить мне гадостей.

— Нет, — торопливо сказала Ольга. — Не хочу говорить гадости. Я…

Она снова зажмурилась и вдруг выпалила:

— Я хочу пригласить тебя на свидание.

Теперь замолчала Лара. Ольга понимала, что она удивлена, поражена и, возможно, растеряна. Это хотя бы немного уравнивало их в этом странном и пугающем разговоре.

Лара молчала, а Ольга снова вспоминала Париж. Холодный воздух, проникающий под одежду, морозящий кожу, но почему-то разогревающий все внутри. Челка волос, упавшая на лоб, понимающая теплая улыбка, и запах, и ее джинсы, и задние карманы, в которые так хотелось засунуть ладони.

А ведь я действительно уже тогда была в нее влюблена, — поняла вдруг Ольга. Ведь уже тогда я хотела не столько затащить ее в кровать, сколько затащить ее в свою жизнь — хоть краешком, хоть кусочком.

— Ты дома? — Услышала она и кивнула, забыв, что Лара не может ее видеть. — Детеныш? Ты дома?

И Ольга поняла, что все вернулось. Нет, не вернулось — никуда не уходило, жило все это время где-то поблизости, спрятавшись в осенней таганрогской листве, в свежем дыхании моря, в белых парусах яхт.

— Да, — выдохнула она. — Я дома.

Она практически видела, как Лара, прижавшая телефон к уху плечом, хватает со стула небрежно болтающиеся джинсы, как натягивает их на ноги, прыгает, застегивая молнию. Вот скрипнула дверь — это она вышла из комнаты. Шебуршание о дерево — спускается вниз по ступенькам. Еще один хлопок — вышла на улицу.

— Я поеду к тебе навстречу, — сказала Ольга, открывая глаза. — Хорошо?

Лара засмеялась.

— Нет. Я заеду за тобой. Скажи только адрес.

Час, который понадобился Ларе чтобы доехать, показался Ольге вечностью. Собралась она за десять минут, еще пять ушло на выслушивание Светиных комментариев, остальные сорок пять пришлось стоять у подъезда, курить одну сигарету за другой и ежеминутно смотреть на часы.

Наконец во двор въехала огромная Ларина машина, мигнула фарами и остановилась. Ольга подбежала, дернула дверь, забралась внутрь. Ее сердце бешено колотилось, ноги были будто ватные. В машине пахло сигаретами и Ларой — молчащей, вцепившейся обеими руками в руль, Ларой. Ольге достаточно было одно мгновение посмотреть на нее, чтобы понять: все правда. Ничего не ушло. Этот разрыв длиной в несколько мучительных месяцев — он ничего не изменил, абсолютно ничего.

— Ла-ра, — сказала Ольга вслух, и удивилась силе наслаждения, с которым эти незамысловатые слоги перекатились по ее языку и расплылись по губам. — Ла-ра.

Легкая улыбка тронула Ларины губы. Она по-прежнему не смотрела на Ольгу, и Ольга, кажется, понимала, почему.

— Куда ты меня повезешь? — Спросила она, едва удерживаясь от того, чтобы протянуть руку и потрогать обтянутое джинсами бедро.

Лара молчала. А Ольга продолжила:

— Мы можем никуда не ехать. Зайдем в дом, я отправлю Светку в дальнюю комнату, и…

Она остановилась, потому что увидела, как Лара вздрогнула от ее слов. И выругала себя: да что ж такое? Ты снова про секс, снова про физику, она же может подумать, что…

— Не трахаться, — быстро сказала Ольга, волнуясь. — Нет, не трахаться. Я не за этим позвонила. Просто хочу посидеть с тобой рядом, разговаривать, смотреть. Не трахаться.

Лара усмехнулась. И наконец заговорила.

— Если ты еще раз произнесешь это слово, нам не понадобится никуда идти, — сказала она просто, по-прежнему глядя прямо перед собой. — Все случится прямо здесь, и плевать на тех, кто может нас увидеть.

Ольга с трудом подавила стон. Перед ее глазами ясно и четко пронеслась картинка: она на Лариных коленях, упирается спиной в руль машины, одежда расстегнута — или разорвана, какая разница! — колени упираются в сиденье, а бедра двигаются — вверх-вниз, вверх-вниз.

— Нам нужно в безопасное место, — сказала Ольга, усилием прогоняя видение. — Туда, где у меня не будет возможности тебя…

Она не успела договорить. На мгновение увидела Ларины глаза — только на мгновение, потому что в следующую секунду все расплылось и осталось только ощущение мягких губ, прижавшихся к губам, и сильных рук, обхвативших талию.

Затылок налился холодом, а ладони — жаром. Ольга явственно слышала звон и не понимала, кажется ли ей, или что-то в ушах действительно разливается колоколами. Она вдыхала в себя воздух из Лариных губ, пила его, упивалась им, и возвращала обратно. Она гладила Ларины плечи и вжималась кончиками пальцев в шею. Пыталась остановиться, честно пыталась, и не могла.

В этой машине, стоящий посреди обычного таганрогского двора, в эти секунды жил и дышал Париж. Французский поцелуй, в котором их губы и языки сплетались, сжимались, проникали друг в друга. Запах французских духов, который Ольга слизывала с раскаленной кожи. И французская же нежность, затапливающая тело, превращающая его в вату, в стекающий с плеч дурман.

И становилось неважно, что это — женщина, что именно женщина так целует ее, Ольгу, так ласково гладит ее спину, так остро проникает между губ языком. Ну и пусть женщина, что же? Разве не важнее это ощущение гладкости волос под ладонями, раскрасневшиеся щеки, закрытые глаза? Разве не важнее, что они наконец встретились?

Забыв о том, что давала себе слово не торопиться, Ольга нащупала Ларину грудь под свитером. Гладила ее через мягкую вязаную ткань, обхватывала пальцами, упиваясь этим ощущением. Она сама не поняла, как это произошло, но вторая ее ладонь вдруг опустилась вниз и схватилась за застежку джинсов.

Лара засмеялась, разрывая поцелуй. И Ольга смутилась, убрала руки, отпрянула.

— Извини.

Ну вот, опять. Опять она за свое. Не сдержалась. Да как тут сдержишься?

— Не извиняйся, — сказала Лара. — Я же сама начала. Не сумела себя удержать.

Она не двигаясь сидела на водительском кресле, снова положив руки на руль. Ольга достала сигареты и закурила, хотя не стоило бы — горечь никотина до сих пор ощущалась на губах и небе.

— Светка считает, что я влюблена в тебя, — сказала она, не глядя на Лару. — Она приехала и… Велела, чтобы я тебе позвонила.

Она услышала рядом смешок.

— Предлагаешь сходить сказать ей спасибо?

— Нет, — Ольга улыбнулась, затягиваясь. Ей было трудно говорить, но она понимала: сказать нужно. — Я просто удивляюсь, почему самые важные вещи я не могу осознавать сама. Почему для этого обязательно нужен кто-то, кто пнет меня сзади и отправит в нужном направлении.

Она выбросила окурок за окно и повернулась к Ларе.

— Я влюблена в тебя, — сказала, глядя ей в глаза. — Это так. И главное, что я хочу сейчас знать — чувствуешь ли ты то же самое ко мне?

Лара улыбнулась, и кожа вокруг ее глаз собралась в тоненькие сеточки морщинок. Она смотрела так ласково, так тепло, что Ольга таяла под этим взглядом. Ей больше не нужен был ответ, она и так его знала. Но вздрогнула, услышав:

— Детеныш. Мой ответ — да. Конечно, да.

Что делать дальше, Ольга не знала. Обычно за признанием должен был последовать жаркий и яркий секс, после него — тонны смс туда-сюда эротического содержания, и снова секс. Но в этот раз было иначе.

— Я не знаю, что мне с этим делать, — призналась она. — По-прежнему не понимаю.

Лара вздохнула. Улыбка на ее лице исчезла, будто ее и не было никогда. Теперь ее лицо было нахмуренным и немного злым.

— Когда ты сказала, что хочешь пригласить меня на свидание…

— Подожди, — перебила Ольга. — Я позвала тебя вовсе не затем, чтобы опять морочить тебе голову. Я просто хочу поговорить об этом, понимаешь? Мне все время кажется, что ты что-то такое обо мне представляешь, не понимая, как все есть на самом деле. И я… Хочу рассказать тебе.

Она с трудом верила в то, что говорила. Рассказать? Правда? Взять и рассказать как есть, не приукрашивая и не преуменьшая? Но что-то внутри нее говорило: да. Рассказать. Честно и открыто. И пусть Лара знает, на что идет.

— Все началось с мужа. Когда мы встретились, я видимо решила, что пора. Пора влюбиться, пора завести отношения, пора выйти замуж. Я не отдавала себе отчета в том, что тех чувств, которые я испытываю, достаточно для секса, но недостаточно для всего остального. И мне хотелось… Хотелось сделать маме больно. Доказать ей, что я могу что-то в этой жизни и без ее участия. Возможно, именно это и было главным аргументом к тому чтобы ответить ему «да». Но мама смирилась со временем, и от протеста не осталось ничего, а вот муж… Он остался. И деть его было некуда.

Вдохнула-выдохнула. Сжала ладони.

— Мы развелись, и вскоре появилась Алиса. Не знаю… Возможно, к ней чувств было больше, а возможно, все дело снова было в протесте. Дочь-лесбиянка… Этого мама точно не пережила бы. Но я струсила, и от протеста снова ничего не осталось. Знаешь, иногда мне кажется, что она задела меня так сильно и больно только потому, что на самом деле я ничего особенного к ней не чувствовала.

— Подожди, — Лара повернулась к ней и положила руку на колено. — Не торопись. Ты же знаешь, что где много боли — там точно было много любви. Иначе и боли бы не было.

— Верно, — согласилась Ольга. — Но я не знаю, к кому или к чему была эта любовь. К Алисе? Очень сомневаюсь. К возможности снова сделать все наперекор маме? Вот это больше похоже на правду.

Она вздохнула и убрала Ларину руку. Говорить то, о чем она собиралась сказать, чувствуя прикосновение ладони через ткань платья, было невозможно и невыносимо.

— Я пошла дальше, ломая и круша все вокруг. Я обвиняла в этом Алису, но сейчас я думаю, что она была лишь поводом. Она дала мне возможность выбрать такую дорогу, и сняла ответственность. Как будто я не виновата, как будто это кто-то другой сделал из меня такую… Тварь. Да, тварь. Не мотай головой, ты не знаешь всего, что я сделала. Сколько жизней разбила, скольких людей уничтожила.

Сглотнула. Сжала пальцы.

— У меня была иллюзия, что если я уеду, если я вырвусь из этого круга, то все будет иначе. Но я приехала сюда и продолжила делать то же самое. Не нарочно, но это не снимает с меня ответственности ни на грамм. Мне трудно это говорить, но похоже, что я не способна измениться. Похоже, гниль во мне сильнее, чем все прочее. И мне придется с этим как-то жить.

Ольга договорила и посмотрела на Лару. И ничего не смогла прочесть на ее лице. Ни отвращения, ни сожаления — ничего.

— И мои чувства к тебе, — продолжила она. — Они смущают и сбивают с толку, потому что это нечто новое для меня. Я все чаще представляю себе, как все могло бы сложиться, будь я немного другой. Мы могли бы встречаться, могли бы проводить вместе тысячи влюбленных часов. Могли бы… — Она засмеялась с горечью. — Могли бы даже начать жить вместе, и делать друг другу кофе по утрам, и приносить полотенце в ванную. Я чувствую, знаю, что мы могли бы. Будь мы с одной планеты — это могло бы получиться. Но правда в том, что это не так.

— Откуда тебе знать? — Спросила Лара. — Ты же даже не пробовала.

Ольга вздохнула. Темнота, окружающая машину, как будто проникала в нее через кожу и делала все еще больнее, еще грустнее.

— Я боюсь пробовать, — призналась она. — Я могла бы рискнуть, если бы дело касалось только меня. Но я боюсь рисковать тобой. Не хочу, чтобы тебе было больно.

Лара покачала головой.

— Не надо решать за меня, — жестко сказала она. — Я взрослый человек и вполне способна оценить степень риска сама. Неужели ты думаешь, что я не вижу, насколько ты сложный человек? Я вижу и понимаю. Другая вселенная? Да, это я тоже чувствую. Тебе сложно будет принять мою жизнь, а мне будет сложно принять твою. Но, детеныш, неужели то, что за эти месяцы ты не забыла меня, а я не забыла тебя… Неужели это не важнее? Неужели это не стоит того, чтобы попытаться?

У Ольги слезы на глаза навернулись. Она дрожащими пальцами попыталась достать сигарету из пачки, но Лара не дала — взяла за руки, сжала ладони.

— Посмотри на меня, — попросила мягко. Ольга послушно посмотрела. — Ты боишься призраков, химер. Сидишь в темной комнате и не включаешь свет, потому что в углах прячутся чудовища. Включи, попробуй. Возможно, там вовсе никого нет и бояться нечего. А если кто-то и есть — победить это будет куда легче, если ты будешь видеть, с чем имеешь дело.

Ее пальцы мягко гладили Ольгины ладони, ее губы улыбались еле заметно, а глаза смотрели тепло и ласково.

— Давай попробуем? — Еле слышно сказала она. — Просто попробуем, ничего друг другу не обещая и не требуя? Я точно знаю, что за пять лет ты первый человек, к которому я испытываю такие чувства. И я очень хочу попытаться. Хочу попытаться с тобой. И не нужно пугать меня, пожалуйста — я иду на это с открытыми глазами. Знаю, что в тебе много темного и страшного. Но я также знаю, что и света там предостаточно. И кто знает — возможно, если мы постепенно включим свет, тьма отступит? А, детеныш?

Ольга плакала, не сдерживаясь больше. То, что предлагала ей Лара — это было гораздо больше, чем кто-либо предлагал ей за всю ее глупую жизнь. Она говорила, что не боится демонов, она предлагала посмотреть на них вместе.

— Да, — выдохнула Ольга сквозь слезы. — Да.

Лара притянула ее к себе и обняла. И долго-долго они сидели в машине, уткнувшись друг в друга и скрепляя молчаливыми объятиями то, что еще вчера казалось невозможным.

 

Глава 11. Еще один удар.

Ольга вернулась домой рано утром — опьяненная, счастливая и слегка ошалевшая. Светка еще спала, раскинувшись на диване в гостиной и Ольга, повинуясь порыву, забралась к ней под простыню и громко фыркнула в шею.

— Ммм, — прошептала Света, не открывая глаз и сладко потягиваясь. — Кажется, кое-кто нынче получил что хотел.

— И дальше больше, чем хотела, — подтвердила Ольга, переворачиваясь на спину и глядя в потолок. — Я так счастлива. Я так сильно, бесконечно, ярко счастлива.

— Вот и славно, — Света зевнула и обняла Ольгу за талию. — Давай немного поспим.

Но спать было решительно невозможно. Ольгу наполняла любовь к себе, ко всему миру, ко всем людям в нем. Счастья было так много, что им хотелось делиться, раскидывать по сторонам и раздавать прохожим полными охапками.

Она схватила телефон и набрала смс:

— Как кошка. Ясно тебе? Как самая дурацкая влюбленная кошка.

Она закрыла глаза и представила, как Лара засмеется, прочитав это сообщение. И запоздалой мыслью подумала — как же она работать-то будет после бессонной ночи? А, может, и ее сейчас распирает от невыразимого счастья, и спать не хочется, и море по колено?

Она представила, как Лара ведет машину по трассе Таганрог-Ростов, как на ходу кидает взгляд на телефон, как ее губы изгибаются в улыбке.

— Ла-ра. Ла-ра.

Да, лечь спать было решительно невозможно. Ольга сходила в душ, оделась и отправилась на работу. Пусть слишком рано, но по крайней мере там ей есть чем заняться.

Офис был абсолютно пустым. Даже секретарша еще не пришла, и кофемашина не поблескивала как обычно огоньками, а стояла в углу, потухшая и спящая. Ольга понажимала на кнопки, достала из шкафа чашку и улыбалась в ожидании кофе.

— Ты рано сегодня.

Она резко обернулась. Лиза. Почему-то сегодня видеть ее было не то чтобы неприятно, но немного стыдно и неловко.

— Работы много, — холодно ответила Ольга, не желая продолжения разговора. Но Лиза не ушла. Осталась стоять на месте, глядя грустными глазами.

А ведь с ней придется что-то решать, — подумала Ольга, забирая наполнившуюся чашку. — Тем более теперь, когда все так волшебно и прекрасно изменилось. Дружить с ней мы все рано не сможем, а ничего другого теперь просто не будет.

Но пузырьки счастья, булькающие в крови, не дали ей возможности объясниться сейчас. И она трусливо сбежала в кабинет, отложив разговор и кивнув на прощание.

Через несколько часов офис наконец ожил. Секретарша зашла уточнить график, а Ольга, почти не слушая ее, все смотрела на молчащий телефон. Лара так ей и не ответила. Это пугало, настораживало, удивляло. И это было куда важнее, чем все, что пыталась донести до нее секретарь.

— День рождения… — услышала она отрывок и подняла глаза. — Мне нужен бюджет на подарок и я хотела уточнить, на какое время назначить поздравление.

— У кого день рождения? — Глупо переспросила Ольга, но секретарша не удивилась — видимо, заметила, что ее не слушают.

— У Инны Рубиной, — повторила она. — Сегодня. Мы обычно собираемся в переговорной, чтобы поздравить, и…

— Я поняла, — перебила Ольга. В ее голове вдруг созрел план. — Сделаем иначе. Арендуйте на завтра ресторан «Якорь» и пригласите всех сотрудников. Я выделю на это деньги из… Неважно, просто выделю. Назначьте празднование на вечер.

Вот так, госпожа Рубина. На вечеринке в вашу честь мы и поговорим. Я попрошу у вас прощения, попрошу так, чтобы вы поняли, насколько мне жаль. И вот еще что…

— Позаботьтесь, чтобы Ломакина присутствовала там обязательно, — добавила Ольга.

Все нужно вернуть на свои места. И возможно, именно это все окончательно изменит.

Весь остаток дня Ольга думала то о Ларе, то о завтрашнем празднике. Дотерпела до дома и только оттуда набрала номер. Послушала длинные гудки, и выключила телефон. Что происходит? Что, черт возьми, происходит? Передумала? Не хочет разговаривать? Что?

Больше всего Ольге хотелось сесть за руль и поехать в знакомый дом у моря, но она понимала: нельзя. Если Лара действительно передумала, то таким шагом она только унизит себя и ничего более. Поэтому весь вечер Ольга отбрыкивалась от попыток Светки поговорить, ближе к ночи вызвала ей такси, поцеловала на прощание и отправила в аэропорт.

Ночь и весь следующий день тянулись целую вечность. Лара так и не перезвонила, а Ольга больше не стала ничего ей писать. Зачем? Если не звонит — значит, не хочет. Если не хочет — значит…

Значит, чудес не бывает, и люди из разных вселенных не могут быть вместе. Значит, все слова снова были просто словами. Она поддалась моменту, она пошла за моментом, а когда все закончилось и голова стала трезвой — передумала, только и всего.

Ольге хотелось кричать. Ее целиком переполняло ощущение провала, самого большого провала в ее жизни. Она сделала этот шаг, она пошла навстречу, она попыталась. Не вышло. Что же — запишем в список неудач и будем жить дальше.

На празднование Инниного дня рождения она шла уставшая, не выспавшаяся и очень грустная. Ей больше не хотелось мирить их с Лизой, не хотелось извиняться, вообще ничего не хотелось — закрыться бы дома на ключ, лечь на диван и выть собакой.

Но пришлось надевать вечернее платье, делать макияж, прическу. Стоять посреди украшенного зала, улыбаться сквозь зубы и разговаривать, разговаривать, разговаривать, поглядывая на вход, через который — Ольга знала и ждала — должна была появиться Инна.

Но она не появилась. И клапан прорвало окончательно.

Не помня себя, Ольга выскочила из ресторана, села за руль и поехала по знакомому адресу. Полыхая от ярости, бегом поднялась по ступенькам. Она понимала, что делает глупость, что это сейчас никому не нужно, но остановиться уже не могла.

Инна открыла дверь и то, что она стояла напротив в пижамных шортах и футболке — растрепанная со сна, удивленная, взбесило Ольгу еще больше.

— Что ты себе позволяешь? — Спросила она ледяным голосом, вталкивая Инну в квартиру и шагая следом. — Как ты посмела не явиться на собственный день рождения?

Инна равнодушно смотрела на нее, не понимая, что это равнодушие для Ольги сейчас — как красная тряпка для быка.

— Свой день рождения я отпраздновала вчера, — сказала она коротко.

— Но я устроила это для тебя! — Выкрикнула Ольга, толкая Инну в плечо. Ей страшно хотелось размахнуться и ударить, чтобы на этом лице появилась хоть какая-то эмоция.

— Всего доброго.

Инна выразительно показала Ольге на дверь. Ольге Будиной. На дверь.

Через секунду Ольга уже крепкой хваткой держала Иннин локоть в своей и говорила ей в лицо — в холодное, безразличное лицо:

— Ты пожалеешь. Клянусь тебе, ты пожалеешь.

Инна скосила взгляд, и Ольга вздрогнула.

— Отпусти.

Отпустила руку, сделала шаг назад.

— Пошла вон.

Еще секунду они смотрели друг на друга, и если бы взглядом можно было убивать — Инна без сомнения уже лежала бы мертвой.

— Ты пожалеешь, — повторила Ольга прежде чем развернуться и выйти из квартиры.

Ненависть застила собой все. И больше ничего не осталось.

Ее сердце замерзло, а мысли обрели невиданную четкость. Сев за руль и выехав на дорогу, она была уже практически спокойна. Доехала до Лизиного дома, набрала смс:

— Спускайся, я жду тебя внизу.

И в ту же секунду передумала. Нет. Не ждать. Не везти к себе — это лишнее и ни к чему. Пусть все произойдет здесь, в ее доме. Так будет больнее.

Забыв закрыть машину, Ольга рванулась к подъезду. Не успела одолеть и двух пролетов, как навстречу выскочила Лиза. И в затуманенном Ольгином взгляде она снова — который раз — соединилась с кем-то другим, с кем-то из прошлой жизни. Ярость снова вышла на свободу.

— Идем, — велела Ольга и не слушая Лизу потащила ее за собой наверх. Втолкнула в квартиру, посмотрела по сторонам, и приказала. — Раздевайся.

Когда-то давно, может быть, в прошлой жизни, то же самое делала с ней Алиса. На несколько минут она забрала себе всю власть, власть над Ольгой. Сейчас пришло время вернуть власть себе.

Ольга схватила полураздетую Лизу за плечо и толкнула ее на кровать. Упала сверху, коленом раздвинула ее ноги и вошла пальцами. Крик, толкнувшийся в ее уши, прозвучал музыкой.

— Ты этого хотела? — Думала она, раз за разом двигаясь внутри Лизы. — Ты хотела этого, правда, маленькая мерзкая сучка? С самого начала ты хотела именно этого.

Она не смотрела на Лизино лицо — оно не было ей нужно. Она двигала кистью руки, не испытывая ни возбуждения, ни желания — вообще ничего.

— Вот так. И мы — на равных, да? Вот только власть останется у меня, только я буду решать, когда это произойдет и как. И не мне, слышишь, не мне на этот раз будет больно! Не мне!

Голос в ее голове перешел в крик и он как будто соединился с другим — вполне реальным — криком Лизы. Ольга вытащила из нее пальцы и, не глядя на ее распростертое на кровати тело, пошла мыть руки.

Остаток вечера слился для нее в одну секунду. Она трахала Лизу снова и снова, она повелевала ее телом, распоряжалась им так, как хотела. И все ждала — ну когда? Когда она почувствует хоть что-то?

Когда Ольга поняла, что ничего не выйдет, она остановилась. Села в кресло — обнаженная, прекрасная. Закурила сигарету, глядя на сжавшуюся на кровати в клубок Лизу.

— Ты хотела знать, что я к тебе чувствую, — начала она холодно. — Поначалу ты была маленькой глупой поклонницей, с которой весело было поиграть. Потом я хотела тебя — в тебе бездна секса, и это очень чувствовалось. А потом я познакомилась с твоей женой и все стало еще забавней. Кого из вас трахнуть первой? Ее или тебя? Лучше бы ее, но она не сдавала позиций и поэтому приходилось тебя отталкивать. Но ты миленькая. В итоге все вышло довольно возбуждающе.

Она смотрела на Лизу и улыбалась. Улыбалась, глядя как та одевается, как идет к двери. И только тогда опомнилась.

— Куда ты собралась? — Ольга вскочила и за плечо швырнула Лизу обратно в комнату.

Только теперь она увидела. Увидела пустые Лизины глаза, увидела наливающиеся краснотой синяки на ее шее. Увидела, как опустились плечи и плетьми повисли руки.

— Господи… Что я наделала?

От живота до горла прошел разряд тока. Ольга зажмурилась, но когда открыла глаза — ничего не изменилось. Она и правда сделала это. Она и правда это сделала.

Ночь они провели вдвоем. Ольга с трудом уложила Лизу в кровать и легла рядом, но каждую секунду из этих восьми часов она знала: не спит. Смотрит в потолок, а из глаз — слезы, тихие горькие слезы.

— Что я наделала…

Утром она отвезла Лизу на работу. Заставила себя не думать, просто вести машину, не обращая внимания на женщину, сидящую рядом. И только припарковавшись осмелилась сказать:

— Лиза.

Господи, что это было за лицо! Белое, осунувшееся, неживое. Как будто за одну ночь Ольга забрала у нее больше чем жизнь.

— Мне жаль. Лиза, мне правда жаль. И я хочу попробовать все исправить.

Ответа не было. Лиза молча вышла из машины и пошла в офис. Ольга осталась сидеть.

И в тот момент, когда она почти набралась решимости пойти следом, пришла смс:

— Детеныш, прости, я доехала до больницы и сразу две срочные операции. Потом спала в ординаторской — сил не было до дома доехать. Как ты, моя золотая? Я скучаю по тебе, очень. Когда мы увидимся?

Где-то вдалеке послышался звук вдребезги разбитого стекла.

Все было кончено. Она снова это сделала.

 

Глава 12. По трепетной судьбе.

— Ударь меня, — попросила Ольга и Коля с удивлением посмотрел на нее. — Ударь по лицу. Сильно.

Он послушно ударил. Но нет — не то. Щеку обожгло, но в груди по-прежнему было больно, безумно больно, безудержно больно.

Ольга перевернулась на живот и раздвинула ноги.

— Давай, — сказала она глухо. — Ты давно хотел. Давай.

Коля навалился сверху, но облегчения снова не настало. К одной боли добавилась другая, но первая от этого ни на грамм не стала меньше.

Ольга тяжело дышала под его толчками, сжимала пальцы от острой боли, и ненавидела себя так, как никогда до этого.

Она понимала, что все, что она делала до этого — пустяк по сравнению с тем, что произошло вчера. Разрушать жизни, ломать судьбы… Но не так! Не так! Не растаптывая в хлам сердце и душу искренне влюбленной девочки. Девочки, которая вообще не была ни в чем виновата.

И Лара. Как она скажет ей о том, что произошло? Как сможет теперь смотреть ей в глаза? Как?

Звонок в дверь прозвучал, когда Коля уже был на грани — его движения стали быстрее, сильнее, и боль усилилась вместе с ними.

— Не открывай, — прохрипел он в Ольгино ухо, но она дернулась, вывернулась из-под него и как была — голая — прошла через комнату в гостиную, а потом и к входной двери.

Внутри было пусто и глухо. И она распахнула дверь.

Синие джинсы, белый свитер. Улыбка, медленно сползающая с лица. Букет осенних цветов в сильных пальцах. И — будто увидела себя ее глазами — голая, мокрая, растрепанная женщина, смотрящая холодно и с вызовом.

Лара моргнула. Ольга улыбнулась через силу.

— У меня был дурацкий день, — сказала она, двинув бедрами. — И мы с Колей решили украсить его хорошим сексом. Присоединишься?

Ларино лицо в мгновение стало белым, с синеватым оттенком. Ольга смотрела на нее и чувствовала, как уходит, ускользает в прошлое, убегает в небытие то, что могло стать самым важным и самым сильным в ее жизни.

Она согнула руки в локтях и опустила ладони на собственную грудь.

— Нет? — Снова улыбнулась. — Не соблазнишься?

Ей очень хотелось, чтобы Лара ее ударила. Но та лишь медленно положила свой букет на пол и пожала плечами. А потом развернулась и пошла прочь.

Ольга будто приросла к полу. Она не могла шевелиться, не могла плакать — ничего не могла. Все было кончено раз и навсегда.

На следующий день в ее кабинет пришла Инна. Ольга едва успела натянуть на лицо выражение равнодушия и спрятать боль — настолько стремительно она ворвалась. По ее глазам, по ее лицу, по ее яростному «Что ты с ней сделала?» Ольга поняла: знает. Все знает.

— С кем сделала? — Подняла бровь Ольга.

— С Лизой, — крикнула Инна. — Что между вами произошло?

Собрав волю в кулак, Ольга потянулась всем телом и улыбнулась.

— Между нами произошел секс. А что? Твоя дорогая так впечатлилась, что отправила тебя выяснять со мной отношения?

— Только секс? Или что-то еще?

Ольга нагнулась, укладываясь грудью на стол и снизу-вверх посмотрела на Инну.

— А что еще? Ах, да. Она задавала мне вопросы, а я на них отвечала. Кстати, а почему ты не спросишь ее саму?

Инна выскочила из кабинета, оглушительно захлопнув за собой дверь. А Ольга посмотрела на свое отражение в стеклянной рамке стоящей на столе фотографии.

— Тварь. Просто тварь, и больше ничего.

Она откинулась назад в кресле и посмотрела в экран открытого ноутбука. Щелкнула мышкой на папку «Корзина». Нажала «восстановить». И — прочла.

От кого: Алиса

Кому: Ольга Будина

Тема: Прочти пожалуйста.

Я не могу тебя забыть. Можешь ли ты себе такое представить? Столько прошло лет, столько событий, а я никак не могу тебя забыть. После всего, что произошло, я не посмела бы писать (да я и не смела) или звонить, но в последний месяц ты снишься мне каждый чертов день, и почему-то мне все время кажется, что если я не попытаюсь, если не сделаю еще одну попытку — то потом станет уже поздно.

Ты уже там, верно? В приморском городе, и ездишь на красной машине. Если это так — умоляю, продай ее, забудь о ней, ходи пешком, или не ходи вовсе. Я не хочу, чтобы тебя не стало.

Зачем мне все это? Мне даже объяснить нечего, потому что я поступила с тобой как самая настоящая тварь и жизнь с лихвой наказала меня за это. По-видимому, я только притворялась хорошей, притворялась перед самой собой, чтобы не видеть очевидного: я тварь, да, тварь.

Я хочу увидеть тебя снова. Какая ты стала? Сколько морщинок прибавилось на твоем красивом лице? Сколько мудрости прибавилось в глазах?

Я хочу. Столько лет прошло, а я все еще хочу.

Ольга перечитала письмо дважды. Хорошие девочки не могут быть счастливы с плохими. А как насчет двух плохих? Как насчет двух тварей, между которыми больше не осталось секретов?

Нет. Нет. Она чуть не закричала, впиваясь пальцами в столешницу. Нельзя. Нельзя снова скатиться вниз по той же дороге, делая вид, что она единственно правильная. Может быть… Может быть, что-то еще можно исправить?

Лиза долго не отвечала. Ольга так прижимала к уху трубку телефона, что в ухе было больно. Наконец она услышала:

— Да.

Голос был тусклым и безжизненным. Ольга закрыла глаза от отвращения к себе.

— Ты как? Плохо?

— Нормально. — Последовал ответ.

— Я… — Ольга замялась. — Нам нужно поговорить.

— О чем? — Спросила Лиза. И тут же, не дожидаясь ответа, добавила. — Хорошо, приезжай вечером, если хочешь.

И повесила трубку.

Но вечером дома ее не оказалось. Как не оказалось и утром следующего дня.

Ольга сидела на лавочке у подъезда и курила одну за другой. Лиза-Лиза… Почему так вышло? Как так вышло, что она, Ольга, оказалась способна на такое? Неужели совсем отказали тормоза? Неужели все это время она просто искусственно их сдерживала, и в итоге машина полетела под откос, неконтролируемая в своей скорости?

И главное — как? Как говорить с ней теперь, какие слова смогут исправить то, что она натворила?

Лиза появилась неожиданно. Увидела Ольгу и остановилась, напуганная.

— Не убегай, — попросила Ольга, вставая. — Я только хочу поговорить.

Молча вошли в подъезд, поднялись по ступенькам. Ольга поверить не могла, что все это произошло всего несколько дней назад, казалось — прошли месяцы или даже годы.

— Прости меня, — сказала Ольга, когда они прошли в кухню и сели друг напротив друга. — Я… Не хотела.

— Зачем ты это сделала? Ответь мне честно: зачем?

Рука потянулась за сигаретами и сумка от этого движения упала на пол, рассыпая содержимое. Ольга нащупала пачку и наконец закурила.

— Я скажу, только выслушай, потому что это будет непросто. Я начала влюбляться и испугалась этого до безумия. Иногда мне казалось, что в тебя, иногда — что в нее, иногда — что в вас обеих. Это было ужасно, потому что мне не было это нужно, я этого не хотела! Не знаю, кому я мстила в эту ночь, но это была не я. Я не такая, Лиза, правда. Клянусь, я совсем не такая!

Лиза помолчала, не глядя на Ольгу. И заговорила тихо и отчаянно:

— Ты даже не поцеловала меня… И мыла руки, будто я… Будто я грязная…

Ольга сжалась от боли. Каждое произнесенное Лизой слово было будто очередной удар ножом под сердце.

— Мне жаль! — Крикнула она, не сдержавшись. — Если бы ты знала, как мне жаль!

Ей очень хотелось плакать, но было нельзя. Она должна была до конца пройти через это, прожить это так же, как проживала эти дни Лиза.

— Мы с Инной расстались, — сказала Лиза. — Но не потому, что я хочу быть с тобой. Я не хочу. Единственное, что мне сейчас нужно — это спрятаться куда-нибудь, где меня никто не увидит.

Помолчали. Рядом засвистел закипевший чайник. А Лиза вдруг посмотрела на него и перевела взгляд на Ольгу.

— Ты пришла за прощением? Забирай. Забирай его с собой и уходи, потому что больше мне тебе дать нечего.

 

Глава 13. Я выключаю свет.

От кого: Ольга Будина

Кому: Алиса

Черновик.

Что еще должно произойти для того, чтобы я поняла бессмысленность и глупость борьбы с собой? До какого дна в своей душе я должна дойти, чтобы понять: обычная человеческая жизнь не для меня, и обычные человеческие люди — не для меня тоже? Сколько еще жизней будет разбито мною прежде чем я осознаю, что я просто не вижу в людях людей? А? Сколько?

Ты — такое же дерьмо, как и я. Чуть лучше или чуть хуже — это не играет роли, потому что понятие это абсолютное, и от этого никуда не денешься.

Может, все дело в смирении? Может, я должна, как мама однажды, смириться с тем, что вот это — мой путь, и другого не будет? Может, я должна принять себя вот такой и успокоиться наконец? Надеясь только на то, что на том свете (если он, конечно, существует) мне наконец воздадут по заслугам?

А?

Ольга позвонила в дверь. Глубоко вдохнула и позвонила снова. Из квартиры послышался шум, дверь открылась и на пороге Ольга увидела Иннину подругу.

— Ты что здесь делаешь? — Спросила она в лоб, забыв поздороваться.

— Мне нужна Инна.

Ольга отстранила подругу со своего пути и прошла в квартиру. Инна лежала на диване, завернувшись в плед — бледная и несчастная.

— Привет, — сказала Ольга тихо. — Мы можем поговорить?

Взгляд, которым ее наградили, был красноречивей любых слов. Инна молча отвернулась, уткнувшись носом в подушку.

— Мне очень стыдно за то, что я сделала, — сказала Ольга, глядя на ее затылок. — Сегодня я просила у Лизы прощения. Она меня простила.

Она увидела, как судорога проходит по Инниному телу, и поспешила объяснить:

— Нет. Ты не поняла. Никаких отношений — да я никогда их с ней и не хотела. Если откровенно, я сказала ей, что влюблена, а она меня прогнала.

— Зачем? — Тихо спросила Инна, повернувшись наконец к Ольге.

Ольга пожала плечами.

— Считай это ложью во благо, если хочешь.

Она сделала шаг и присела на край Инниного дивана. Нащупала пальцами холодную руку, сжала.

— Дай мне шанс, — сказала тихо, замирая сердцем. — Я не такая, какой ты меня видишь, правда. Ведь у тебя что-то ко мне было — я это видела и чувствовала. Дай мне шанс все сделать иначе, и может быть у нас получится?

Инна села на диване и отняла у Ольги руку. Посмотрела внимательно. И по этому взгляду Ольга поняла: нет. Нет. Ничего не будет. Ничего и никогда уже не будет.

— Она любит тебя, — обреченно произнесла Ольга, отвечая на незаданный вопрос. И улыбнулась. — Знаешь… Ты самый непостижимый человек, которого я встречала в этой жизни. Дорого бы я отдала за то, чтобы ты любила меня так, как любишь ее.

От кого: Ольга Будина

Кому: Алиса

Черновик.

Все прошло, и ничего не осталось. Одни сожаления о бездарно и глупо растраченном времени, когда я пыталась что-то доказать самой себе. Даже маме было доказывать проще — был шанс, что сработает. Себе же доказать ничего невозможно. Ты либо можешь, либо нет. А пытаться врать, что можешь — глупо и бессмысленно.

Я не уверена, что могу и должна отправить тебе все это. Но ты была первой, и… Впрочем, нет. Не первой. Первой была Светка. Помнишь, когда мы еще не встречались лично, ты однажды звонила мне и просила «не делать этого»? Так вот, я сделала. И первой моей женщиной была она, а не ты.

В чем разница между любовью и болью? И от той, и от другой сердце раздирает на куски, по интенсивности эти чувства очень похожи. Так в чем разница, ответь? Может быть, удар по лицу ничем не отличается от поцелуя? А?

Ненавижу себя и ненавижу свою жизнь. Как можно было дойти до такого? Как?

Лара не звонила. Не писала. И Ольга не звонила и не писала ей тоже. После того, что она сделала — какое право она имела? Но мыслям и чувствам бесполезно было рассказывать про права — и каждую секунду, каждый миг Ольга думала о Ларе.

Белый свитер и синие джинсы. Крепкий чай на холодной улице, завернувшись в одно на двоих одеяло. Запах сигарет от кожи, волос. Сильные руки, сжимающие плечи. Ладонь на груди и тихое «послушай, как бьется».

От кого: Ольга Будина

Кому: Алиса

Черновик.

Любила ли я тебя? Нет, конечно, нет. Наверное, в тебе я чувствовала нечто, что было и во мне самой. И бросалась на тебя как на пришельца того же вида, той же планеты. Бросалась, сочиняя сказочки про плохих и хороших девочек, которые не могут быть вместе.

Мне казалось, что я — плохая, а ты — хорошая. Но самое смешное, что тогда все было ровно наоборот.

В ноябре в Таганрог прилетела Ковальская. Они встретились в «Старом замке» на Петровской, и Ольга удивилась, как сильно Ксения изменилась за прошедшие несколько месяцев.

— Паршиво выглядишь, — сказала Ольга, целуя ее в заострившуюся еще больше щеку. — Не ожидала так скоро тебя увидеть.

— Я и сама не ожидала, — ответила Ксения, усаживаясь напротив и заказывая бокал виски. — Впрочем, я по делу. Хочу предложить тебе свое место в компании.

Ольга засмеялась. Игорь. Года не прошло — а вот он, зовет обратно, намекает, приманивает. Вот уж нет, милый. Вот уж нет.

— Давай так, — сказала она вслух. — Твое предложение меня не интересует, и абсолютно уверена, что приехала ты не за этим. Переходи к настоящему делу, или я пойду.

Она видела, что Ксения колеблется. Пьет свой виски, рассматривает ногти на пальцах, снова пьет.

— Да говори уже, — вырвалось у Ольги.

И Ксения начала рассказывать.

Многое Ольга и так уже знала, но — как оказалось — далеко не все. Значит, женщина, которую Ксения так трепетно и нежно любит — школьная учительница? Да разве ж так бывает? Разве можно любить так долго?

А Ксения тем временем рассказывала о том, сколько она сделала плохого, чтобы эта учительница осталась с ней. Сколько сделала ужасного, чтобы обеспечить своей женщине призрачное счастье.

— Я поняла, — сказала Ольга, когда Ксения закончила. — Ты то еще дерьмо. И что дальше?

— А дальше, — Ксения усмехнулась. — Дальше я должна ее отпустить. Потому что только так у нее будет шанс построить настоящие отношения и быть счастливой.

Ольга покачала головой.

— Но если ты так ее любишь… Если она так тебя любит… Почему ты лишаешь вас возможности?

Она не успела договорить. Ксения посмотрела на нее волчьим взглядом и зашипела:

— Да потому что я так больше не могу! Я чертовы двадцать лет ощущаю все это настолько сильно, что странно, почему у меня до сих пор не разорвалось к чертовой матери сердце. Слишком сильная любовь, слишком сильная боль… Думаешь, я хочу этого для нее? Нет. Не хочу.

Ольга протянула руку и успокаивающе погладила Ксенину ладонь.

— Знаешь… — сказала она тихо. — Я тут успела слегка влюбиться.

Она поймала удивленный Ксенин взгляд и улыбнулась.

— Нет, это не стало взаимным, но… Но я задумалась. Что со мной не так? Почему я вечно выбираю людей, с которыми у меня априори ничего не может получиться? Вот ты сейчас рассказывала мне свою историю, а я думала, что не смогла бы так. Любить без взаимности двадцать лет. Знать, что ничего никогда не будет — и все равно любить. Быть рядом, защищать, и опять любить…

Нагнулась, посмотрела Ксении в глаза.

— Что ты теряешь? А? Ну скажи, что ты теряешь, если она уйдет? Ты так долго была без нее, одна, и вполне умеешь самостоятельно справляться с компотом своих чувств.

— Ты хочешь сказать…

— Да. Пусть идет. Ты не ее должна отпустить в первую очередь, а себя. Выйди из этого замкнутого круга, вздохни свободнее. Поживи для себя. Может, ничего из этого не выйдет, а может, ты удивишься, как много всего появится в твоей жизни с ее уходом. Кто знает?

— Кто знает… — Тихо повторила Ксения. — Кто знает…

Она молчала, разглядывая бокал с виски, а Ольга улыбалась и думала. Похоже, она только что произнесла вслух рецепт. Рецепт, который, возможно, совсем не подойдет Ксении, но который подойдет ей самой.

 

Глава 14. Прости, я не одета.

— Вы понимаете, что каждый последующий аборт — это риск того, что вы больше никогда не сможете иметь детей?

Этот милый доктор смотрел на нее так дружелюбно, так ласково и немного осуждающе, что ей даже стало его жалко. Но сидение в гинекологическом кресле в позе «ноги выше головы» не слишком располагает к сочувствию, поэтому Ольга только улыбнулась, покачала туда-сюда ногами на специальных подставках, и ничего не ответила.

Доктор вздохнул и сдался.

— Я выпишу вам направление, на завтра. Можете одеваться.

Он очень забавно прятал глаза и смущался, и Ольге захотелось немного пошалить.

— Как же? — Возмутилась она. — А разве вы не будете делать мне процедуру… Такую, знаете, когда врач вводит во влагалище пластиковый прибор…

Она, конечно же, прекрасно знала, как называется этот прибор, и как называется сама процедура, но смотреть на краснеющего доктора было слишком приятно и весело.

— Нет, УЗИ сегодня не будет, — он с большим трудом взял в себя в руки и ушел к столу, оставив ее за ширмой — одеваться.

Ольга грациозно (насколько это вообще возможно в сложившейся ситуации) слезла с кресла, и принялась надевать одежду. Сначала кружевные невесомые трусики, потом — пояс от чулок и короткую черную, с небольшим разрезом, юбку. Завершили ансамбль туфли на высоком каблуке — фиолетовые, с зелеными заплатами — самые модные этой осенью.

Накинув на плечи тонкую курточку и поправив прическу, Ольга подмигнула доктору, забрала направление и вышла в коридор. Несколько дней назад она впервые за долгое время коротко подстриглась и даже перекрасила рыжие волосы в кипельно-белый, так что теперь постоянно хотелось трогать голову — то ли руки никак не могли поверить в изменения, то ли им настолько нравился новый Ольгин стиль.

На улице ее ждал сверкающий Фольксваген кабриолет — красный, с красными же кожаными сиденьями и матово-черной приборной панелью.

— Стоило переехать в эту Тмутаракань, чтобы заиметь такую машину, — в сто сорок восьмой раз за последний месяц подумала Ольга, щелкая брелоком сигнализации.

Она села в машину, бросила сумку на сиденье рядом с собой, и выехала с парковки, посигналив на ходу зазевавшейся «Хонде».

По Петровской улице доехала до конца, вывернула к порту, и инстинктивно увеличила скорость. В памяти всплыл старый разговор — она всегда вспоминала о нем, когда проезжала здесь, и всегда недовольно морщилась.

— Ты ошиблась, — сказала она вслух, когда порт остался позади. — Я здесь, красная машина здесь, и никто не умер. Кроме тебя — никто.

Машину бросила на парковке возле памятника Петру. Пешком дошла до кофейни, морщась от холодного осеннего ветра, проникающего под кожу и развевающего юбку. Вошла внутрь, осмотрелась по сторонам.

Инна уже сидела за столиком у окна и грела руки о чашку. Ольга улыбнулась ей и присела напротив.

— Интересная прическа, — сказала Инна, оглядывая Ольгу. — Необычно видеть тебя…

— Какой? — Засмеялась Ольга. — Не врагом? Не рыжей?

— Не рыжей. Врагом я тебя никогда не считала.

Подошла официантка. Ольга не глядя заказала кофе и попросила принести пепельницу.

— Когда ты уже бросишь курить? — Спросила Инна. — Ужас просто, дымишь и дымишь как паровоз. А тебе ведь еще рожать.

Ольга пожала плечами, подумав о направлении в сумке. Рожать? Вот уж вряд ли.

— Ты сказала Лизе, что встречаешься со мной? — Спросила она.

Инна удивленно подняла брови.

— Конечно. Не то чтобы она обрадовалась, но…

Все было ясно без слов. Они помирились, они снова месте и любят друг друга, но все произошло слишком недавно для того, чтобы просто забыть об этом и жить дальше. Внешне все хорошо, а как скоро заживет рана в душе — большой вопрос.

Так и с Ольгой. Вырулила, успокоилась. Удалила неотправленные Алисе письма, а адрес ее занесла в черный список. Волосы вот перекрасила, машину новую купила. И вроде все в порядке, и все наладилось, вот только до сих пор болит в груди, и жжется, и давит памятью.

Тяжело объяснить себе, что все кончено, когда сердце отказывается в это верить.

Принесли кофе. Ольга сделала глоток и закурила, глядя на Инну. Та смотрела на нее тепло и немного настороженно.

— Я все думаю о прощении, — сказала Ольга, затягиваясь. — Что должно произойти для того, чтобы один человек мог простить другого?

— Ничего, — пожала плечами Инна. — Нужно просто любить. Если есть любовь — придет и прощение, а если нет — прощения не будет.

Ольга покачала головой.

— Не годится. Ты же меня простила, а любви ко мне у тебя нет и не было никогда.

Она удивилась, когда Инна вдруг протянула руку и отобрала у нее сигарету. Брезгливо затушила ее в пепельнице и дотронулась до Ольгиных пальцев.

— С чего ты взяла, что я тебя не люблю? — Спросила она просто. — Любить же можно по-разному. У меня были к тебе разные чувства за это время — и влечение, и желание, и нежность, и много еще. Сейчас я чувствую благодарность как ни странно, и сочувствие. Этого достаточно для того, чтобы простить.

— Сочувствие? — Нахмурилась Ольга. — Хочешь сказать, что жалеешь меня?

Инна засмеялась и убрала руку.

— Это не одно и то же. Сочувствовать — это значит понимать, как тяжело и трудно может быть другому человеку. А жалеть — это ставить себя выше другого, мол, я-то в лучшей ситуации, а тебе, бедняге, не повезло.

Она сделала глоток из своей чашки и продолжила.

— Ты маленький запутавшийся в себе ребенок, Оль. Только дети могут вот так легко, из-за вспышки, переломать все свои игрушки, а потом сидеть над ними и плакать горючими слезами. Только вырастая, можно понять, что всплески злобы и отчаяния — это нормально, и из-за них не обязательно рушить то хорошее, что у тебя есть.

Ольга вздохнула.

— Да, наверное, так. В том, что я сделала с ней, с вами… Все сплелось в какой-то безумный клубок — и прошлое, и настоящее, и будущее. Я не оправдываюсь, я просто думаю, что даже будь я взрослее — едва ли я смогла бы с этим справиться.

— С ней? — Переспросила Инна, и Ольга вздрогнула.

С ней, да. С ростовским доктором, которого она снова впечатала лицом в грязь. Которого снова — наверняка — заставила плакать. К которому шла так долго и так мучительно, а дойдя — испугалась и сломала к чертовой матери все то, что еще можно было построить.

— Лара, — сказала она вслух удивленной Инне. — Помнишь ее? Мы ездили в Ростов, и…

— Да, — перебила Инна. — Да. Я еще тогда удивилась, почему ты так остро на нее среагировала. Значит, она?

— Она. Никогда в жизни я не встречала таких людей, никогда ни к кому не испытывала таких чувств. И я все испортила. Прогнала ее снова, да так, что теперь она уже больше не вернется.

Инна покачала головой.

— Оль, ты говоришь глупости, — сказала она. — Что значит «вернется — не вернется»? Это же отношения, а не детский сад.

— О чем ты?

Она улыбнулась тепло и ласково.

— О том, что для того, чтобы тебя простили, нужно для начала хотя бы попросить прощения. Иначе как она узнает, что тебе жаль?

Ольга покачала головой.

— Это мы уже проходили. Просить прощения — значит, дать слово, что больше никогда так не сделаешь. А я вовсе не уверена, что не сделаю.

— Почему?

— Потому что это чертово проклятие Будиных никуда не делось. Я такая, какая есть — и я знаю, что способна на ужасные поступки. Я не изменилась, хоть и пыталась. По-видимому, это просто невозможно.

Инна пожала плечами и сузила глаза.

— И снова глупости, — сказала она. — Ты же нашла в себе силы прийти к Лизе, прийти ко мне. Извиняться, будучи уверенной, что тебя не простят. Разве это не называется «измениться»?

Что ж, возможно, и так. Но Лара… Лара, которой она раз за разом причиняла боль. Лара, которая сносила это терпеливо и молча. Нет, только не с ней. Не еще раз.

— Как ты сама-то ее простила? — Спросила Ольга. — И меня? Но со мной ладно — я чужой тебе человек, а ее? Она же предала тебя, и еще как предала.

Инна покачала головой.

— Мне проще, — улыбнулась она. — Я не делаю фокуса на конкретном поступке человека, я вижу ситуацию в целом. Я люблю Лизу, у нас было очень много хорошего и чудесного, и я вполне способна увидеть причины и поводы, из-за которых она поступила так как поступила. А ты…

Она нагнулась, заглянула Ольге в глаза.

— Ты не такая плохая, какой хочешь казаться. И ты по-прежнему мне нравишься. Только и всего.

Еще одна. Еще одна считает, что она «не такая плохая». Несмотря на все, что она сделала, несмотря на все, что натворила.

Они вышли из кафе и дошли до Ольгиной машины. Ольга собиралась кивнуть на прощание, но Инна вдруг обняла ее за шею и прижала к себе.

— Извинись перед ней, — шепнула она удивленной Ольге. — Съезди к ней, извинись и посмотри, что будет. Может быть, и она достаточно любит тебя для того, чтобы простить.

 

Глава 15. Я отключаю звук.

Инна ушла, а Ольга села в машину и крепко сжала руль. Поехать к ней? Но как? Как снова заглянуть ей в глаза? Какими словами объяснить то, что она натворила? Как?

Она глубоко вдохнула, вывернула руль и нажала на газ. А вот так, милая. Так и будешь смотреть, так и будешь объяснять. Думаешь, ей было легко смотреть на тебя — голую, только что вылезшую из постели, где ты мило проводила время с мужчиной? Думаешь, ей было легко слышать ту чушь, которую ты ей говорила? Теперь твоя очередь. Езжай, и выслушай все, что она тебе скажет. И пусть это только добавит боли, пусть. Ты это заслужила.

Машина неслась по трассе со скоростью выше 100 километров в час. Опущенный верх не слишком спасал от ветра, и Ольгины — короткие теперь — волосы щекотали уши и шею сзади. Она рывками выворачивала руль, чтобы по встречной обогнать тихоходов и рывками же возвращала его обратно.

Возле поворота на Мержаново притормозила. Что, если у Лары сегодня выходной? Что, если она не на работе, а дома?

Не успев подумать, крутанула руль и съехала с трассы на бетонную дорогу.

Где же этот чертов дом? Этот поворот? Или следующий? Или вообще нужно было свернуть раньше?

Но нет — вот он, яркий, блестит на осеннем солнышке, ворота открыты, и машина — огромная Ларина машина — кажется, стоит во дворе.

Ольга остановилась и зажмурилась. Так. Она здесь. Теперь что? Она совершенно не учла в своем плане Лариных родителей — а вдруг они дома, и знают? Что, если с ними придется разговаривать? ЧТО она им скажет?

В стекло постучали снаружи. Ольга испуганно дернулась и открыла глаза. Рядом с ней, нагнувшись и заглядывая через стекло, стоял Ларин отец.

Путаясь в ремнях и кнопках Ольга наконец открыла дверь и вылезла из машины.

— Здравствуйте.

И отпрянула. Ларин отец улыбался ей — действительно, улыбался! Не кричал «пошла вон отсюда», не смотрел мрачным лицом, а просто и доверительно улыбался!

— Привет, — сказал он. — Иди, она наверху. Уж который день тебя ждет, а ты все никак не приходишь.

Ждет? Ее?

Ольга ахнула, и бросилась бежать. Проскочила ворота, несколько ступенек, на ходу кивнула Лариной маме и побежала на второй этаж. Эта комната? Нет. Если ждет, то не в своей, а в той, другой — в которой ночевала тогда она, Ольга.

Последняя дверь — Ольга распахнула ее, не останавливаясь ни на секунду. И застыла на месте.

Все было так, как она себе представляла. Лара — в джинсах и широкой футболке — сидела за столом. Очки съехали на кончик носа, волосы закрыли лоб. Пальцы быстро двигаются, управляясь с шариковой ручкой, а возле уголков губ — морщинки, маленькие сеточки морщинок.

Она подняла голову и посмотрела на Ольгу. И будто какая-то неведомая сила толкнула Ольгу вперед, к ней. Она сама не поняла, как оказалась стоящей на коленях рядом с Лариным стулом и вжимающейся лбом в ее раскрытые ладони.

Лара не шевелилась, не делала попыток отнять руки. Молчала.

— Я идиотка, — прошептала Ольга отчаянно. — Самая последняя в мире идиотка. Я приехала потому что… Потому что хочу попросить тебя… Потому что хочу попросить…

Слезы залили глаза и мешали видеть. Она подняла голову и посмотрела на Лару. Больно. Господи, как же больно!

— Я люблю тебя, — сказала она вдруг и Лара вздрогнула от этих слов. — Я просто люблю тебя. Вот что я хотела тебе сказать.

Она поднялась с колен и, отойдя, присела на край кровати. Руки дрожали, сердце билось как чокнутое. Вот она это и сказала. То, что гнала от себя, то, чего боялась до дрожи в коленках. Сказала.

Лара подошла и села рядом.

— А как же Коля? — Спросила она тихо.

Ольга покачала головой.

— Я хотела наказания. Хотела, чтобы он сделал мне больно. Он сделал, но недостаточно. И когда пришла ты — я захотела, чтобы…

— Я поняла.

Помолчали. Ольга сжимала руки чтобы успокоить в себе дикую тягу — ей ужасно хотелось дотронуться до Лары, но было нельзя.

— Я не прошу простить меня, — сказала она глухо. — Я прошу, чтобы ты осталась в моей жизни. Другом, знакомой — неважно. Если ты еще… Если это еще возможно.

Лара повернула голову и посмотрела на Ольгу. Они сидели совсем близко друг к другу, одна — уставшая, измученная. Вторая — полная чувством вины и боли. Чужие? Неужели теперь чужие?

— В общем, так, — заговорила наконец Лара, и голос ее был злым и холодным. — Сегодня ты останешься здесь.

Ольга вздрогнула и подалась к ней, не веря в то, что слышит.

— А завтра мы поедем в Таганрог, заберем все твои вещи, рассчитаемся с арендодателем, и увезем всю твою жизнь сюда. Мне надоело сражаться с твоими призраками на расстоянии. Я устала от того, что ты не даешь мне ни на что влиять. Если ты сама не можешь научиться справляться со своей жизнью — значит, мы будем учить тебя вместе.

Ольга заморгала, пытаясь скрыть подступившие к глазам слезы. Лара смотрела на нее без улыбки и ждала ответа. Ответа?

— Да, — выдохнула Ольга. — Господи, да!

Она не могла поверить, не могла поверить в то, что это происходит на самом деле. Неужели она все еще ей нужна? Неужели даже после такого она ей нужна?

Ларина рука опустилась на ее плечи и притянула ближе. И Ольга рванулась навстречу, зарылась лицом в волосы, обхватила руками спину. Она плакала и сквозь слезы чувствовала, как ласково гладят ее сильные ладони, как стучит по футболкой сердце, как шепчут что-то неразборчивое усталые губы.

Вспомнив, она вдруг отстранилась и посмотрела Ларе в глаза.

— Завтра я поеду одна, — сказала с горечью. — Есть одна вещь, которую я должна сделать, и…

— Нет, — Лара смотрела серьезно. Ее темные глаза были пугающе-глубокими и сердитыми. — Мы поедем вместе. В прошлый раз я оставила тебя меньше чем на двое суток — и что вышло? Я не хочу, чтобы в твоей голове снова что-то съехало на бок и ты решила иначе. Мы поедем вместе.

— Но мне нужно…

— Я поняла, что тебе нужно, — перебила Лара. — И я не стану тебя отговаривать. Но к врачу мы поедем вместе.

Новая судорога пронзила Ольгино тело. Она отчаянно прижалась к Ларе, содрогаясь от рыданий. Все правда. Все так. Она знает. И понимает. И…

— Девочки, у вас там все хорошо? — Громкий стук в дверь заставил их еще теснее прижаться друг к другу. — Выходите потом чай пить, я свежий заварила.

Ольга засмеялась сквозь слезы, и увидела — первый раз за этот день — улыбку на Лариных губах.

— Мама в своем репертуаре, — тихо сказала она, глядя на Ольгу. — Беспокоится, как бы мы не поубивали друг друга.

— Нет, — покачала головой Ольга, уютнее устраиваясь в сильных Лариных руках. — Она беспокоится, как бы я снова не сделала тебе больно. И я не сделаю. Я приложу все свои силы, чтобы никогда больше этого не сделать.

 

Глава 16. Прости. Не о тебе.

Квартира сияла пустотой, зато в углу огромной кучей громоздились коробки. Ольга оглядела все это безобразие и посмотрела на Лару.

— Ты все еще хочешь забрать меня себе? — Смеясь, спросила она. — Наверняка не ожидала, что у меня столько вещей.

Лара отряхнула пыль с джинсов на коленях и бедрах и подошла к Ольге. Она выглядела очень забавно с косынкой на голове и какой-то метелкой в руках.

— Кажется, я сказала кому-то принять горизонтальное положение и не вставать, — сказала она, бросая метелку и обнимая Ольгу за плечи. — Не знаешь таких?

Через мгновение Ольга оказалась в воздухе, поддерживаемая сильными руками, а еще через несколько Лара осторожно уложила ее в кровать и присела рядом.

— Детеныш, — сказала она, трогая ладонью Ольгин лоб. — Побереги себя, ладно?

Но поберечь не получилось. Стоило Ольге прикрыть глаза и задремать, как тишину квартиры пронзил звук дверного звонка. Она дернулась, вскочила с кровати и схватилась за живот от боли. Кое-как доковыляла до гостиной и уже оттуда увидела: Коля. Стоит, по-хозяйски опершись о дверной проем, улыбается Ларе и что-то ей говорит.

Ольга попыталась подойти поближе, но смогла сделать всего несколько шагов. Зато голоса наконец смогла различить.

— Так где она? — Спросил Коля ехидно. — Отсыпается после трудной ночи?

Ольга видела его лицо, видела Ларину спину — обтянутую футболкой, с разводами пота между лопаток. И услышала:

— Молодой человек, Ольга спит, а когда она проснется — я усажу ее в машину и увезу к себе, навсегда. Поэтому, будьте любезны, выкиньте из головы этот адрес и Ольгин номер телефона. Я достаточно понятно объясняю?

Коля смешался, изменил позу — теперь он стоял, положив руки на бедра.

— Ты что, ее новая баба? — Грубо спросил он. — Так это не помешает, можем на троих сообразить.

Ольга съежилась. Господи, как унизительно. Как мерзко. Но Лара, похоже, полностью контролировала ситуацию: она сделала шаг вперед, вынуждая Колю отступить к входной двери. А потом еще шаг. И еще.

Когда он оказался практически одной на выходе, она остановилась и сказала:

— Юноша. Научитесь чистить уши, чтобы слышать, когда с вами разговаривают. Всего хорошего.

И добавила что-то тихим голосом.

Дверь захлопнулась, Лара повернулась назад, а Ольга все стояла и глупо улыбалась.

— Что ты ему сказала? — Спросила она, когда Лара подошла и, покачав головой, повела ее обратно в спальню.

— Сказала, что если еще раз явится — уши оторву. Зачем они ему, если все равно пользоваться не умеет?

Вечером трое мужчин в синей форме погрузили все Ольгины коробки в кузов «Газели», а саму Ольгу Лара усадила в машину. Отъезжая, обе бросили последний взгляд на дом, который больше полугода был Ольгиным домом. Или должен был быть, но так и не стал им.

— Как твои родители отнеслись к этой идее? — Спросила Ольга, когда Лара вывела машину на трассу и прибавила газ.

Лара усмехнулась.

— Мама сказала, что давно пора, а папа выразил надежду, что мне не придется делать следующий шаг.

— Какой следующий шаг? — Удивилась Ольга.

— Приковывать тебя в комнате к батарее, чтоб не сбежала.

Ольга засмеялась и, протянув руку, погладила Ларино бедро. Под ее пальцами мышцы немедленно дернулись в судороге.

— Тебе пока не стоит меня трогать, — объяснила Лара, улыбаясь. — Телу же не объяснишь, что пока нельзя.

Но как остановиться, если рука уже ощутила силу мышц, и грубость джинсовой ткани, и тепло под нею? Как остановиться, если все слова наконец сказаны и решения приняты? И если раньше было нельзя, то теперь-то, теперь-то можно! Хотя бы немножко. Хотя бы чуть-чуть.

Ольга повела рукой выше и забралась под край Лариного свитера. Под пальцами вдруг оказалась горячая кожа живота, и машина вильнула в сторону на мгновение.

— Детеныш!

Плевать. Ольга задрала свитер еще немного и всей ладонью погладила раскаленную нежность кожи. Ощупала твердые мышцы под ней. Пощекотала едва заметные волоски.

— Детеныш!

Голос стал из ласкового угрожающим и Ольга убрала руку. Что ж такое? Как будто заколдовал их кто-то, честное слово. Только выбрались из страхов и сомнений, как теперь новая проблема. Нельзя. Но как же нельзя, когда так хочется?

У ворот дома их встречали дядя Володя и тетя Наташа. Лара помогла Ольге вылезти из машины и явно примеривалась снова взять ее на руки, но Ольга не дала: отпихнула, шагнула сама.

— Здравствуйте…

Ей было ужасно стыдно и еще более неловко. Но Ларины родители, похоже, решили делать вид, что ничего страшного не произошло: тетя Наташа обняла ее и поцеловала в щеку, а дядя Володя одобряюще похлопал по плечу.

— Лариска, идите в дом, — велел он. — Как Газель придет — мы с мужиками сами все разгрузим, а ты лучше Олю в кровать уложи — вон бледная какая.

— Правильно, — подтвердила тетя Наташа. — Идите отдыхайте, я потом ужинать позову. Вова, ты шкаф освободил?

— Освободил и без твоих указаний, — добродушно посмеялся дядя Володя и посмотрел на ошеломленную Ольгу. — Ну что встали? Вперед и с песнями.

Лара хмыкнула что-то неразборчивое и за руку потащила Ольгу в дом.

— Они правда иногда надоедают, — сказала она, поднимаясь по скрипящим ступенькам на второй этаж. — Не обращай внимание.

Прошли по коридору, Лара толкнула дверь и пропустила Ольгу вперед.

Это была ее комната. Она жила и дышала ею. Все в ней было Ларино — и кровать, и книжные полки, и даже темно-синие шторы, прикрывающие большое окно.

— Добро пожаловать, — шепнула Лара в Ольгино ухо, обняв ее сзади и сцепив руки на животе. — Не переживай особенно. Ты привыкнешь.

Ольга улыбнулась, откидывая голову назад. У нее было подозрение, что привыкать и не придется.

Я знаю, что ты чувствуешь.

В это трудно поверить.

Их дом — в миллионах световых лет отсюда.

Выстроим звезды в линию,

Превратим воду в вино.

Разбитые души снова станут целыми сегодня.

Да, сегодня.

Ночью ты проснешься и поймешь,

Откуда ты знаешь меня.

Потому что я — пришелец.

И ты тоже.

Я пришелец. Такой же, как и ты.

Ты устала, и бежишь от самой себя.

Но это бессмысленно — от себя не убежишь.

Так что пусть сияют небеса.

Нам ничего не страшно.

Потому что любовь в этом мире превыше всего.

Она как солнце.

Подними глаза и впусти меня.

Я пришелец. И ты тоже.

Я пришелец. Такой же, как и ты.