Действующие лица

Игорь Сергеевич — человек с большим жизненным опытом

Тамара — женщина, способная ему нравиться

Антонина — другая

Филипп Семеныч — дед

Действие происходит в прицепном вагоне.

Станция Новосокольники. Тупик.

 

Первое

Четверо в одном купе. Трое в карты играют, один спит. Это дед. Больше нет никого… Птички поют за окном; иногда поезд где-то далеко прогрохочет; петух прокукарекает… Отголоски вокзала.

АНТОНИНА. …Плохо дело. Она к сестре. Тот следом, уже в дверь барабанит. Она сестре — прости, говорит, я тебе зла не хотела, сестрица… что так получилось… прыгай в окно, беги в милицию. Сестра прыгнула, а ей не успеть… он дверь выломал, и ножом ее… без объяснений… А потом себе вены… Этим же… которым ее… Так вместе и лежали на полу… Король и дама.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Крыто.

ТАМАРА. Страшная история. У меня козырей нет.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Валет, валет…

АНТОНИНА. И еще валет.

ТАМАРА. Разве мы в переводного?

АНТОНИНА. А как же?

ТАМАРА. Себя-то зачем зарезал? Где логика?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Подкидывайте, подкидывайте.

ТАМАРА. Ага. А я с чем останусь?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. У вас, Тамарочка, туз козырной. Можно я вас Тамарой называть буду, Тамара Ивановна?

ТАМАРА. Тем более, что Алексеевна.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Ну да. Извините. Я… прошу прощения… вышел. Семерка сыграла.

АНТОНИНА. А меня Тоней зовите… А то «Антонина Павловна, Антонина Павловна»… Не такая уж я старая… Меня все Тоней зовут.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вы Антониной Павловной, Тонечка, сами представились… Отбиваетесь, кажется, да?

АНТОНИНА. Туз-то не пригодился.

ТАМАРА. Я опять в дураках.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Еще?

ТАМАРА. Нет, увольте. В подкидного… да еще втроем… Что-нибудь поинтеллектуальнее…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. В козла, например, или девятку… Только тут четвертого надо.

ТАМАРА. Четвертый спит.

АНТОНИНА. Дедуся, ку-ку?

ТАМАРА. Да оставьте его, пусть спит.

АНТОНИНА. Что-то долго он спит… Может, и не спит вовсе…

ТАМАРА. Ну не притворяется же…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Во-во, зашевелился.

АНТОНИНА. Утро доброе, здрасьте.

ТАМАРА. Здрасьте, дедушка, приехали.

ДЕД. Куда приехали?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. В Новосокольники.

ДЕД. В Москву?

АНТОНИНА. В какую Москву… дед? Проснулся…

ТАМАРА. Он прав. В Москве тоже Сокольники.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Нет, в Москве другие Сокольники. Эти Новосокольники. Далеко от Москвы. До Москвы ехать и ехать.

АНТОНИНА. Если вы хотите в Москву, тогда вам надо было сесть в другой вагон… Основной состав в Москву сразу ушел… давно уже мы в Новосокольниках стоим. У нас отцепной вагон.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Прицепной.

ТАМАРА. Отцепной-прицепной. Отцепили от рижско-московского, постоим… и прицепят — с южного направления.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Если прицепят.

АНТОНИНА. Кто подберет, к тому и прицепят… Киевский там или кишиневский…

ТАМАРА. А что, бывает, не прицепляют?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Жить без надежды нельзя.

ДЕД. Я в Питер еду.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Это справедливо. Тогда правильно, в прицепном. Тогда нас вместе прицепят.

АНТОНИНА. Будем надеяться.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. А в картишки сыграть не желаете?

ДЕД. У меня дочь живет… в Санкт-Петербурге. А сын за границей, в Киеве. Одного внука зовут Леня. А другого Вася, Василий. Он в школу пойдет. Сам я живу в Нащекино. Мы, как на пенсию ушли с женой, сразу же в Нащекино переехали. А газет я в этом году не выписывал. Ни одной.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Хорошо, хорошо. На вас… как?.. сдавать?

ДЕД. Нет. Я спать лягу… (Зевает.) Досплю маленько.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вон ведь какой… (Зевает.) Какой несговорчивый.

АНТОНИНА. Да отстаньте от него… пусть выспится… (Зевает.) Может, не выспался человек…

ТАМАРА. Однако, не зевайте, пожалуйста. (Зевает.) У меня скулы сводит.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Ну вот, зазевали… Так нельзя. Опять.

ТАМАРА. Нельзя. Конечно, нельзя.

Все зевают.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Между тем мы и часа не простояли. Меньше часа стоим.

АНТОНИНА. Сидим, слава Богу. Сидим.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. А я бы даже лечь согласился… в проходе. Вот здесь. Лишь бы ехали. Вот тут бы и лег, честное слово.

АНТОНИНА (вздыхая). Новосокольники.

ТАМАРА. Кстати, о чае. Ведь нам чай должны принести.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Чай??

АНТОНИНА. Чего захотела — чай? Тут чая, голубушка, не бывает.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вы, наверное, давно в поездах не ездили.

АНТОНИНА. Чай, говорит…

ТАМАРА. Но ведь он производит впечатление предприимчивого человека.

АНТОНИНА. Проводник-то наш? Этот своего не упустит. Он за проводницами вон как бегал по поезду.

ТАМАРА. То есть как за проводницами? Когда?

АНТОНИНА. Когда ехали, тогда и бегал. Вы же сели в Пустошке, не все видели, а я от самого Себежа еду, только мы от Себежа отъехали, он и давай за проводницами бегать. Сначала за одной, потом за другой. Вы внимания не обратили — он пробегал.

ТАМАРА. Да, действительно, пробегал. Но разве за проводницами? Мне казалось, по делам своим… Разве за проводницами?

АНТОНИНА. По делам… Я тут часто езжу. Я знаю… Он так всегда, проводник. Иногда и к пассажиркам пристает, вроде вас, к таким… помоложе. А то за проводницами бегает… по поезду.

ТАМАРА. Да что же он — маньяк, что ли?

АНТОНИНА. Я уж этого не знаю. Просто на женщин падок.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Не бойтесь, Тамара, я вас защищу.

ТАМАРА Я не из пугливых, Игорь Сергеевич.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. У меня есть пистолет.

ТАМАРА. Покажите.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Он убран далеко. В чемодан.

ТАМАРА. Не тот ли это пистолет, который должен выстрелить во втором действии?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Боюсь, второго не будет, как и первого тоже. Одно бездействие.

ТАМАРА. Не люблю ждать. Очень не люблю.

АНТОНИНА. Когда едешь, еще не так ждется… А когда стоишь…

ДЕД (сквозь сон). Дом пятистенок… Грибы, ягоды… Лес, озеро…

ТАМАРА. А что, бывало такое, чтобы не прицепляли?

АНТОНИНА. Нет, обычно всегда прицепляют. Раньше полтора часа стояли, а теперь можно и сутки простоять… Когда там подойдет с южного направления… киевский… Или кишиневский…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Или другой какой… Лишь бы взял.

АНТОНИНА. Нет, нет, прицепляют, как правило.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Я вам на этот счет вот что скажу. Я по природе своей скрытный человек… Я это никогда не рассказывал. Но вам расскажу. Я ведь высоты боюсь. Не верите? Ехали мы в Кисловодск, мне девять лет было… с бабушкой. Бабушка на нижней полке, а я на верхней… спал. Ну и навернулся. Нос расшиб. Кровь пошла. Бабушка мне все полотенце прикладывала… А потом пришла проводница и говорит, с вас три рубля… за полотенце. Три рубля это деньги были тогда. У вас… Тамара… глаза красивые. Вот.

ТАМАРА. Я знаю.

АНТОНИНА. Три рубля… За три рубля… можно было… килограмм мяса купить.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Никогда никому не рассказывал. Как с полки упал.

АНТОНИНА. А я так наоборот, очень даже часто прыгала, прямо с поезда на ходу.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Кто?

АНТОНИНА. Я.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вы?.. Вы, Тоня, на ходу прыгали?

АНТОНИНА. Сколько раз. И не счесть сколько. Жили мы за Уралом… Если до Первомайска, то еще тридцать километров по железной дороге. Да еще в лес от дороги четыре километра, до Крюков… Деревня Крюки называлась… А поезд там поворачивает… как раз… и немного потише идет, помедленнее… на повороте-то… Вот и спрыгиваешь.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Зачем?

АНТОНИНА. Я же говорю, деревня. Крюки. Когда машинист хороший, он и совсем остановится, знает, что здесь соскакивают… что надо кому-то… Или тихо идет… Тихонечко-тихонечко… безопасно чтобы… А другой шпарит себе как ни в чем не бывало, дескать, его не касается… прыгай как знаешь. И прыгали. А что делать? Я… О!.. У-у, сколько напрыгалась с поездов-то… С мешками, корзинами, сумками… Посмотришь вперед, и — раз вещи… а потом сама… вниз, по насыпи… Ногу вот так однажды вывихнула, а что делать, все прыгали…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Никогда прыгать с поезда не доводилось.

Дед начинает храпеть.

АНТОНИНА. У нас все прыгали… Дед захрапел. Слышите?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Только этого не хватало.

ТАМАРА. Надо на ухо посвистеть. (Свистит.)

АНТОНИНА. Не храпи, дедуся. Хватит храпеть!

Дед перестает храпеть.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вот так.

ТАМАРА. Я себе нарочно пальцы ломала. В первом классе училась.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Себе? Это что значит — себе? Вы меня, Тамарочка, напугать хотите.

ТАМАРА. Пальцы себе ломала… вернее, только пыталась. А вот руку по-настоящему… до трещины. Я музыкой заниматься не хотела. В музыкальной школе училась. Возьму… на лестнице… сквозь перила руку просуну и положу на ступеньку, а сама внизу стою, жду, когда наступит кто-нибудь. Ждешь-ждешь…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вы меня точно пугаете.

ТАМАРА. Дождешься… Наступит кто-нибудь. А тебе освобождение. От музыки. Я на пианино играла. Девчонки мне пошли руку ломать. В туалет. Я его как сейчас, туалет, помню, полотенце грязное такое, намочили его, отжали, и перемотали вот тут, выше запястья… а рука-то у меня тонюсенькая была… в первом классе… ну и палкой со всего размаха… по полотенцу… хрясть! — Ой, мама!.. Ничего, трещина…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Боже милостивый…

АНТОНИНА. За что же ты так музыку не любила?

ТАМАРА. Я и резала их, пальцы… С подружкой вместе… Засунем в сугроб, пальчики наши, и ждем, когда замерзнут, чтобы не больно было… Ну и ножом…

АНТОНИНА. Отрезала?

ТАМАРА. Зачем… отрезать? Порежем и хорошо. Освобождение. У меня родители очень хотели, чтобы я пианисткой стала.

АНТОНИНА. Нет, чтобы себе руки ломать… чтобы себе самой… И, главное, из-за чего…

ТАМАРА. Из-за музыки.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ (со знанием дела). Членовредительство. Я не хотел вам рассказывать, но расскажу. Один мой знакомый, шапочно знакомый, давно это было… косил от армии. Он вот что придумал. Он побрил затылок себе, приложил к затылку свинцовую бляху, надел повязку и ходил с ней дней десять… А бляха вот тут, на затылке… Свинцовая.

ТАМАРА. Что-то оригинальное.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Естественно. Пришел к врачу… уже без бляхи и жалуется на боль в голове… Сил нет, голова замучила, помогите… Его на рентген. А там на снимке пятно, большое… Никакой армии. Да. Можно, Тамара, я вам руку поцелую… Поломанную…

ТАМАРА. Ну что вы, Игорь Сергеевич.

АНТОНИНА. А дальше? А дальше?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. А дальше я не знаю. Дальше о нем ничего не знаю.

Пауза.

Помер, наверное.

Пауза.

АНТОНИНА. Больше там никто не прыгает. Там теперь никто в Крюках не живет. А какая деревня была… Какая деревня была.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Кем же стали вы по профессии?

ТАМАРА. Пианисткой.

АНТОНИНА. Столько вытерпеть… Столько натерпеться…

ТАМАРА. Не совсем пианисткой. Но играю. Играю. Учу. В общем, я учитель музыки. Так называется.

АНТОНИНА. Учительница.

ТАМАРА. Теперь учительниц чаще учителями называют. Учительница мне больше нравится, верно. Учительница — учитель. Писательница — писатель.

АНТОНИНА. Да какие писатели. Теперь и нет писателей.

ТАМАРА. Какие-то есть.

АНТОНИНА. Я слышала, уволили всех писателей.

ТАМАРА. Да нет, оттуда не увольняют.

АНТОНИНА. Уволили, говорю. Им больше денег не платят за то, что писатели.

ТАМАРА. Да им не за то платили… Им гонорары платят. За книги. Вот за что.

АНТОНИНА. Не знаю, больше не платят.

Пауза.

ТАМАРА. Смотрите, проводник по перрону идет.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Жуир.

ТАМАРА. Маньяк.

АНТОНИНА. А мы все сидим.

Дед просыпается.

ДЕД. Это вы тут воркуете? Вы воркуете, а мне тук-тук снятся… тук-тук снятся… стучат.

ТАМАРА. Утро доброе. С пробуждением.

ДЕД. Я ведь, думаете, зачем еду? Я ведь еду в Питер зачем?

АНТОНИНА. Выспался. Повеселел.

ДЕД. На примерку я еду.

ТАМАРА. Костюм примерять?

ДЕД. Хлеборезку, а не костюм.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ (тихо). Что он хочет примерить?

АНТОНИНА (тихо). Хлеборезку какую-то.

ДЕД. Зубы, зубы. Примерка зубов. Последняя. У меня ж ни одного зуба нет. А тут мне бесплатно… бесплатно сделали… ветеранские.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вегетарианские.

ДЕД. Ветеранские сделали…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ (пытается петь).

ТАМАРА. Нет, нет. Не так. Повыше.

Поет.

Кто умеет — подхватывает.

 

Второе

ТАМАРА (читает усталым голосом). «…Последнее нашло отражение в итоговом документе. Коалиция намерена искать опору среди новых региональных политических элит. У нас нет, не было и не будет другой альтернативы, — сказал А. Федулов на встрече с журналистами».

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Все-таки это старая газета.

ТАМАРА. По-моему, свежая.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Нет, очень старая. Позапрошлогодняя. Правда, Антонина Павловна?

АНТОНИНА. Да какая разница… позапрошлогодняя или непозапрошлогодняя. Может, и не позапрошлогодняя. Может, свежая. Откуда я знаю.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Интересное кино. Вы, милые дамы, наверное так рассуждаете: если наш уважаемый попутчик… эээ… простите, а как ваше имя-отчество?..

ДЕД. Мое, что ли?.. Семеныч. Меня в Нащеино все Семеычем называют… А полностью Филипп Семенычем буду… В честь деда… Семена Филиппыча…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Ну вот. Значит, по-вашему, Тамара, если Филипп Семеныч завернул свои замечательные… свежие!.. огурцы в прошлогоднюю газету, то она от этого тоже стала свежей? Так по-вашему?

Едят огурцы.

ДЕД. В этом году я газет не выписывал.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вот видите.

ТАМАРА. Вы же меня сами попросили. Не хотите, я не буду читать.

АНТОНИНА. Читайте, читайте. А то совсем со скуки помрем.

Зевает.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Так! Давайте договоримся. Кто первый зевнет, с того штраф.

АНТОНИНА. Да что вы такой раздражительный, Игорь Сергеевич.

ТАМАРА. Игорь Сергеевич устал ждать. Мы, между прочим, все в одинаковом положении.

АНТОНИНА. Мужчинам всегда невтерпеж. Мужчины — не женщины.

ТАМАРА. Однако Филипп Семеныч находит мужество не хныкать. У вас великолепные огурцы, Филипп Семеныч.

ДЕД. Кушайте, кушайте.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Замечательные огурцы. Только… где же я раздражаюсь. Я не раздражаюсь. Рядом с вами, Тамарочка, я раздражаться никак не могу, вы на меня умиротворяюще действуете. Но… поймите меня правильно, я человек поступка, действия. Ожидание — это не моя стихия… когда нас прицепят… Соль, будьте добры… К другому поезду… ждать….

ДЕД. Это вторые уже. Первые-то померзли. А вторые с пупырышками.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Парниковые?

ДЕД. Еще как парниковые.

АНТОНИНА. Мы тут сами, как парниковые — в прицепном вагоне.

ДЕД. Солнышко сядет — прохладнее будет.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Дочитайте, Тамарочка, не надо сердиться. У вас такой дивный голос.

ТАМАРА (читает). «…Выпуск цветных металлов в России продолжает снижаться. Но внутренний спрос падает еще быстрее, что способствует возрастанию экспортного капитала…»

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Не свежая.

ТАМАРА. «Тем не менее ожидается, что в третьем квартале медь рафинированная…» Неужели ни у кого нет детектива?

АНТОНИНА. Если нас прицепят когда-нибудь…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Киевский должен прицепить. Не может же нас не прицепить киевский…

АНТОНИНА. Да… и если мы поедем, прицепленные… тогда я вам обязательно покажу дом… где я познакомилась… он виден будет… с Мишей Чудаковым. Михаилом Степанычем… Я его очень любила.

ДЕД. Редиска взошла, морковка хорошая… Тыкву посадил, тоже взошла… Кабачки…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Детектив бы действительно не помешал бы. Мы бы его так и читали до вечера….

ТАМАРА. Вслух.

АНТОНИНА. А вы, Игорь Сергеевич, вообще, я думаю, начитанный человек, да?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Похоже?

АНТОНИНА. Очень похоже.

ДЕД. Смородину дрозды склевали. Три куста черной смородины.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. А красной?

ДЕД. Красной нет. Крыжовника много.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Просто я книгами занимался. Имел, так сказать, отношение к литературе. Знаете, у меня какая библиотека была! Я работал в типографии Ивана Федорова. Ну и… сами понимаете… потаскивал.

ТАМАРА. Воровали?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Это не так должно называться. Я ж… просто книге цену знал. Тогда дешевые книги были. А я цену знал. Я их массу тогда перечитал, и другим помог. Профессора Артамонова не знаете? Из Москвы.

АНТОНИНА. Не, не знаем.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Профессора ко мне приходили, искусствоведы. Я многим помогал. Книга друг человека, правильно сказано. Так что, Тамарочка, хорошая вы моя, вы музыку преподаете, а я так даже очень люблю… и Анну Андреевну, и Михаила Афанасьевича, и Марину Ивановну тоже… Я Марину Ивановну еще в гранках читал. Вот так.

АНТОНИНА. Как все быстро меняется. Как время летит.

ТАМАРА. Ну, здесь время не очень быстро летит. Здесь время того гляди остановится.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Это верно.

ДЕД. А по кролиководству у вас ничего нет?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. По кролиководству мы не печатали. (Себе под нос.) Пунш и полночь. Пунш и Пушкин, Пунш и пышущая трубка…

АНТОНИНА. Ой, прочтите, Игорь Сергеевич…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Не умею.

ДЕД. Вон, тележку опять повез. Проводник называется.

АНТОНИНА. А коробок-то сколько!.. Куда он их возит?

ДЕД. Делишки обделывает.

АНТОНИНА. Суетится.

ДЕД. Шустрит.

ТАМАРА. Вот это я понимаю, человек действия. Поступка. А мы тут сидим сложа руки. Так, Игорь Сергеевич?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вы меня с ним не сравнивайте. Это пародия на предпринимателя.

АНТОНИНА. Лучше бы он узнал, когда нас прицепят. Когда мы тронемся.

ДЕД. Четвертую тележку везет. Все мало.

ТАМАРА. А вы считаете?

ДЕД. Проводник… Застряли мы с ним в Новосокольниках. Ешьте, ешьте. У меня их корзина полная.

АНТОНИНА. Объеденье, а не огурцы.

ТАМАРА. Сами-то почему не едите?

ДЕД. Зубов нет.

ТАМАРА. Ах, да.

ДЕД. Мне завтра примерять будут. В Санкт-Петербурге. Последняя примерка. Подойдут или нет.

ТАМАРА. Да, да, вы рассказывали.

Едят, вздыхают.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Суета, знаете, только мешает предпринимательству. Настоящий дилер никогда суетиться не станет. Это я не к тому, чтобы похвастаться. Просто я хочу сказать, что торопливость только вредит в бизнесе.

ТАМАРА. А вы себя этим считаете… дилером?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Ну что значит считаю… Тут не важно, кем ты себя считаешь. Себя можно кем угодно считать. По результатам судят.

ТАМАРА. И что, хорошие результаты?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вполне.

АНТОНИНА. Книги подорожали.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Да при чем тут книги. Я про книги просто так сказал. Дело прошлое. Тут игра покрупнее идет. Месяца через два… лимонов шесть получу… семь. И еще лимон в обороте.

ДЕД. Ну, с лимонами ты загибаешь, дружок. Чтоб лимоны… У нас!.. Это тебе не огурец вырастить, лимон… Не смеши.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ (снисходительно). У Филиппа Семеныча свои представления о лимонах.

ДЕД (смеется). Агроном…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ (серьезно). Так что, работаем, работаем. Вот сейчас прорабатываю один вопрос…

ТАМАРА. Прямо сейчас прорабатываете?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Разумеется, не прямо сейчас. Не в данный момент. Вообще. Это только по одному направлению. У дедушки хорошее настроение.

ТАМАРА. С кем мы едем… то есть сидим? А, Антонина Павловна?

АНТОНИНА. Да… Крутой человек.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Хотя… если о «сейчас» говорить… я тут подсчитал на машинке. Сколько стоит минута жизни… моей. Ничего получилось. Неплохо.

ТАМАРА. Сколько же, интересно?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Один доллар.

ТАМАРА. Минута жизни — один доллар?

АНТОНИНА. Вашей жизни… доллар… минута?..

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Условно, условно. Вы так испугались… Но в принципе — да.

АНТОНИНА. Мы, значит, с вами сидим, сидим… сидим, сидим… и каждая ваша минута… доллар?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Это если обобщенно рассматривать. Но в целом — да. Жизнь идет, счетчик крутится, Оттого, что я тут с вами… жду… столько времени… дела, вы сами понимаете, не останавливаются.

АНТОНИНА. А я так никогда в руках доллара не держала… Все рубли да рубли…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Серьезно? Быть не может!

ДЕД. Ну и что — что рубли? Подумаешь, доллар.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Да я покажу. У меня есть.

АНТОНИНА. Вот здорово.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Щас, щас, подождите… секунду… одну секундочку… Вы-то, Тамарочка, наверняка видели… вам, Тамарочка, кофточка эта очень к лицу… Где же он… А… Вот.

АНТОНИНА. Какой помятый.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Помялся немного. В пути.

АНТОНИНА. А вдруг фальшивый?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Уверяю вас, не фальшивый.

ДЕД. Чей-то даже портрет… Президента, небось.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вашингтона… Или Линкольна.

ТАМАРА. Вашингтона.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Ну да, Вашингтона.

АНТОНИНА. А зачем у него печать на лбу?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Где?

АНТОНИНА. Вот, печать.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Печать?

АНТОНИНА. Кто-то печать поставил.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Банк.

АНТОНИНА. Погасили. Недействительный.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Что значит «недействительный»…

АНТОНИНА. Мы такие на почте ставим. Штемпель называется.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Какой штемпель еще?

АНТОНИНА. А тут что-то написано… Но… Но… Во…

ДЕД. Новосокольники?

АНТОНИНА. Я же говорю, штемпель.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Да ну вас. Там по-английски.

ТАМАРА. Плохо пропечаталось.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Ладно, давайте назад.

АНТОНИНА. Новосокольники.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Нет никаких Новосокольников!

ТАМАРА. Что-то мы подзастряли.

ДЕД. Мне бесплатно… Без долларов… Мне ветеранские… На последнюю еду примерку… Зубов…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Сами вы Новосокольники…

ТАМАРА. Потерпите, нас тоже прицепят.

ДЕД. Будет много яблок в этом году.

АНТОНИНА. Ну еще подождем… Ну немного осталось…

 

Третье

Поменялись местами. Игорь Сергеевич бродит по вагону.

ДЕД…Семь курочек, все несутся… Петух тоже молодец, боевой… Были кролики, последний остался, возьму самочку на развод… С поросенком решил отдохнуть… прошлым летом устал… без кормов… Зубы сделаю, буду крышу чинить… Завтра будет примерка зубная… в Санкт-Петербурге…

ТАМАРА. Вот и он. Что вы там обнаружили, Игорь Сергеевич?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Ничего хорошего. Проводник запер вагон. Что и требовалось доказать.

АНТОНИНА. Я же вам говорила. А вы не верили.

ТАМАРА. Нет, это в самом деле возмутительно. Отцепляют, завозят куда-то в тупик и еще закрывают на ключ. Сколько можно терпеть?

ДЕД. Он… себе на уме… проводник.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Его тоже можно понять. Мы уйдем, а тут матрасы, подушки.

АНТОНИНА. Чтобы мы не ушли с матрасами, он нас и запер.

ТАМАРА. Неужели я матрас унесу?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вы мне нравитесь, Тамарочка. Он же не знает, что вы преподаете музыку,

ДЕД. А я так думаю. Если запер, то, значит, ненадолго. Значит, скоро поедем.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Хотелось бы верить.

АНТОНИНА. Если нас не прицепит к себе кишиневский поезд, как же мы доберемся до Ленинграда?

ДЕД. До Санкт-Петербурга.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. И главное — когда?

АНТОНИНА. Но я все равно покажу. Он будет по эту сторону… вы увидите… В том доме я с ним познакомилась.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. С кем?

АНТОНИНА. С Чудаковым… С Михаилом Степанычем.

ДЕД. Зубы и подождать могут. Крыша не ждет. Надо крыть крышу. Крыть. Крыть.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Почему вы молчите, Тамарочка? Говорите, пожалуйста, не молчите.

ТАМАРА. Я не меньше вас говорю.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вы какую музыку преподаете? Классическую или современную?

ТАМАРА. Просто музыку. Я музыку преподаю.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. У вас такой голос. Вы, наверное, петь умеете?

ТАМАРА. Это моя работа, Игорь Сергеевич. А вы уверены, что мы в Новосокольниках?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вы мне, Тамарочка, все больше и больше нравитесь. Где же мы, как не в Новосокольниках? В тупике. Но в Новосокольниках.

ДЕД. Будем ждать.

АНТОНИНА. Обязательно покажу… Он дачу снимал, а я в совхозе работала… учетчицей… Яблони цветут, настурция… в палисаднике… Он ситцевую рубашку носил… в клеточку… и была у него зажигалка такая… пистолетом… Смешной… А дом-то с балконом, светлый, просторный… вы увидите, я покажу. Там теперь совместное предприятие.

ДЕД. Не берег, был молодым. Берегите, берегите зубы. Я теперь всем говорю.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Здоровье превыше всего.

ДЕД. Я к пенсии потерял.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Зубы?

ДЕД. Да. Потерял к пенсии.

ТАМАРА. А где вы работали, Филипп Семеныч?

ДЕД. В почтовом ящике.

АНТОНИНА. Как я.

ДЕД. Вы на почте работали, Тоня, а я, Тоня, в почтовом ящике. Это разные организации.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Не хотите ли вы сказать, что работали в научно-исследовательском институте?

ДЕД. В НИИ работал. В каком, не скажу.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Не выдумывайте.

ДЕД. На войну работал. На космос и на войну.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вот как? Свежо предание, да верится с трудом.

ДЕД. А теперь можно. Раньше нельзя было. А теперь все можно.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ (недоверчиво). Засекреченный?

ДЕД. Как же… «Двойка» стояла. Вторая форма… Мы с женой дом купили… В Нащекино хорошо… Курочек семь штук, все несутся… петух боевой… молодец… Нет, вторая… Ты что?.. А в городе жить не хочу. В городе плохо.

АНТОНИНА. Я тоже, когда закрываю глаза, все балкон вижу. Яблони цветут… настурция.

ДЕД. Да и зубы пустяк, если по правде сказать. Подумаешь, зубы. Мы тогда изделие потеряли…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Что за изделие?

ДЕД. Э-эээ… Не знаете, что за изделие. А спрашиваете.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Знаю, знаю… Не скучайте, Тамара, скоропоедем. Вы все молчите, молчите… Вы, Тамарочка, спойте… Спойте, пожалуйста… А мы послушаем…

ТАМАРА. Не сейчас.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Жаль, пианино нет, вы бы спели… сыграли…

ТАМАРА. Не приставайте, Игорь Сергеевич.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Ну так что же это за изделие такое?

ДЕД. Изделие… Такое… (Тихо.) Самонаведения.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. А?

ТАМАРА. А-а-а…

АНТОНИНА. Куда наведения?

ДЕД. Вот туда и наведения. Куда спрашивает… Это дело такое… режим! Ни-ни лишнего!.. Даже слов не употребляли…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Каких слов?

ДЕД. А вот как называется. Только «Изделие». Изделие оно и есть изделие… Изделие… Секретность такая…

АНТОНИНА. А… изделие…

ДЕД. Про себя кто как. Мне «поросеночек» нравилось, другие «манюшей»… Но в документах — только «изделие». Болтун — находка для шпиона.

ТАМАРА. За вами шпионы охотились?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Филипп Семенович, вы заливаете.

ДЕД. Испытывали мы как-то изделие… три опытных образца… такие, знаете, самонаведения… поросеночки… Н-да… Очень непростая система… (Почти шепотом.) Антенна там… опять же по инфракрасному следу… система слежения… передатчик… много блоков… я за каналы отвечал…

ТАМАРА. За какие каналы?

ДЕД. Неважно. На Севере месяцами просиживал, на испытаниях. Ну так вот. Отработали мы двух поросят, сняли характеристики… Хорошо… Все в допуске… а третьего поросеночка трогать не стали. Оставили упакованным. Оставили и оставили… Год проходит. Пора списывать. Изделие… Где изделие? На складе нет, нигде нет… Что такое… как корова слизнула… А это дело такое… Ой-ой-ой какое… головы полетят… Туда-сюда. Стали заминать, договариваться… Акт задним числом составили… Дипломатия. По списанию… Будто списано. Уладили. Все хорошо. Обошлось. Еще два года проходят.

ТАМАРА. А когда это было все? В каком году?

ДЕД. Неважно. Было и было. Прошло еще два года, боцман с триста шестнадцатого возьми и на третью площадку пойди… Пошел. А на третьей, там свалка была… вековая. В бухте.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. В чем?

ДЕД. Неважно в чем. Была и была. И находит он там по чистой случайности… совершенно как новенький… с грифом…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. То есть что?

ДЕД. То есть что?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Что находит?

ДЕД. Контейнер. Опечатанный. С грифом. А его и в природе быть не должно.

АНТОНИНА. Почему?

ДЕД. Я же акт подписал. Мы ж списали изделие. Ну, тут дело серьезное… Первый отдел… Дом Большой, понимаешь ли… Комиссия собралась, открыли. Eешкин корень! Лежит!

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Изделие?

ДЕД. Поросеночек. Наш. Лежит, поросенок. Что ты делать будешь… Как хочешь, так и выкручивайся… Да-а-а… Это… Уффф-ф. А ты говоришь.

ТАМАРА. Филипп Семенович, можно вопрос?

ДЕД. Задавайте.

ТАМАРА. Вам с красной ртутью приходилось работать?

ДЕД. Я вам так на это отвечу. Сейчас можно обо всем разговаривать, но о чем-то все же нельзя. Я и сам не знаю сейчас, о чем можно, а о чем нельзя разговаривать.

АНТОНИНА. А как же конверсия? Вы в конверсии не участвовали?

ДЕД. Забудьте все, что я вам рассказал.

ТАМАРА. И все же, Филипп Семеныч, вы со своим огородом… в нашем вагоне… прицепном… как бы ответ на этот вопрос… о конверсии… У вас вкусные огурцы были. Спасибо.

ДЕД. Это упрощение. Там все сложнее.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Я тоже хочу сказать. Я не хотел говорить, но скажу. Я внимательно слушал, Тамара, и вот что подумал. Я, Тамара, вот что подумал. Выходите за меня замуж.

ДЕД. Правильно.

АНТОНИНА. Ах? (Едва ли не обморок.)

ТАМАРА. Тоня, Тоня… что с вами… вам плохо?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ (испуганно). Антонина Павловна… Это я Тамаре сказал… чтобы она выходила…

АНТОНИНА. Извините, извините меня… Так неожиданно.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Это я Тамаре сказал…

АНТОНИНА. Так неожиданно… Мне никто никогда не делал предложения…

ДЕД. Он Тамаре сказал, я слышал, Тамаре.

АНТОНИНА. Да конечно Тамаре… Я сразу поняла, Тамаре… Но это так неожиданно. Мне ведь не делали предложения. Никогда.

ТАМАРА. Потому что от скуки… уверяю вас, он от скуки… делает. Как вам не стыдно, Игорь Сергеевич?

АНТОНИНА. Мне и от скуки никто никогда не делал.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Почему же от скуки? Почему от скуки?

ТАМАРА. По кочану. (Разволновавшись.) Потому что вы меня не знаете совершенно. А я — вас. Вы вот, сами рассказывали, что книги воруете… Как же я могу за такого?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Да ведь я же с работы их воровал, из типографии. А не из библиотеки. Я работал в Ивана Федорова…

ТАМАРА. Ничего не знаю. Филипп Семеныч, когда же нас прицепят, наконец? Вы хоть ответьте.

ДЕД. Мне завтра на примерку… У меня примерка зубов последняя.

АНТОНИНА. Это так славно, когда делают предложение. Тамара, я завидую вам.

ДЕД. Надо лезть в окно.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Зачем?

ДЕД. Идти на станцию надо. К начальнику станции. Нас закрыл проводник.

ТАМАРА. Да, да! Проводник! Он еще пожалеет!.. Чего он боится? Что мы подушки его украдем?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Не ворую я ничего! Не ворую! Я только книги из Ивана Федорова…

ТАМАРА. Вот и прекрасно. Я самая худенькая. Я и полезу.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Подожди, не спеши, успокойся, Тамара.

ДЕД. Она за всех, за нас похлопочет.

АНТОНИНА (задумчиво). Мне же мой предложения так и не сделал. Уж я ему сама потом говорю, выходи за меня замуж… то есть женись… Он и женился.

ТАМАРА. Надо ехать, а не сидеть. Надо ехать, а не сидеть.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Пора. Пора. Пора.

 

Четвертое

Пока без Тамары. Потом с ней. Кажется, все поменялись местами.

ДЕД. В общем, оно, конечно, ни в какие ворота… В общем, да… собственно… Но я вам на это все-таки так скажу… Лучше все-таки так, чтобы был вагон, пускай и отцепленный, чем так, чтобы не был, да хоть и прицепленный…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Извините, Филипп Семеныч, вы слишком умно выражаетесь. Не понять.

ДЕД. Это, понимаешь ли, диалектика, можно сказать. Купишь билет в семнадцатый общий, придешь на платформу, а его и в помине нет. Восемнадцатый есть, шестнадцатый есть, а семнадцатого нет. И никто не знает, где он, семнадцатый — ни проводники, ни бригадир поезда… А другой раз дадут вагон, да не тот… от другого состава… по ошибке прицепят. У него и размеры не те, низенький какой-то, плюгавенький… А номер тот — семнадцатый. И не пускают. Потому что в чужом нельзя. Его надо возвратить в другой город порожним. А то их оштрафуют за это. За то, что в нем пассажиры поедут, в чужом… за эксплуатацию. Так и тянут пустой, представляете?

АНТОНИНА. Да. С прицепными вагонами всяко случается.

ДЕД. Помню, в восемьдесят шестом, уже Горбачев правил, дали нам в нулевой вагон билеты. Тогда Первое Мая надвигалось, билетов не было, и мы бучу возле кассы устроили. Вот нам и дали в нулевой. Думали, что в дополнительный… Поезд пришел… Первый, второй, третий… где нулевой вагон? Нет нулевого, проводники смеются. У вас же написано: нулевой! А знаете, что такое нуль? Нуль это нуль.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Я в детстве миллиарда боялся. У отца книга была с динозаврами… Вот я и думал, что он динозавр, что ли… бронтозавр… Миллиард. Животное доисторическое.

АНТОНИНА. А ваш отец тоже книгами увлекался?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Да. Это у нас семейное. Я… я же… Я вам не хотел говорить этого. Но скажу. Я ведь, можно сказать, писатель. Помните… вы о писателях говорили. Что их нет больше. Есть. Есть, Тонечка, есть.

АНТОНИНА. Вот как? И что же вы написали, Игорь Сергеевич?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. А ничего. Я ничего не писал никогда и не буду писать. Я просто чувствую, что во мне писатель живет, крупный, если хотите. И что я могу сесть за стол и написать роман. Они не могут, а я могу.

АНТОНИНА. Кто «они»?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Ну, эти… которые пишут. Вы посмотрите, какая серятина кругом, сколько бездарности, пошлости… Глупости наконец, неумения… Они не умеют, не могут, но пишут, пишут… А я могу, но не буду. Не хочу. Увольте.

ДЕД. Если не пишешь, то не писатель.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Эх, Филипп Семеныч, писатель — это состояние духа, а не… не бумаговредительство. Хотя… я, конечно… как бы графоман… но наоборот. Не хочу, не буду. Графоман-минус. Вернее, плюс.

АНТОНИНА. Странный вы, Игорь Сергеевич.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Жаль, Тамары нет, она бы меня поняла.

АНТОНИНА. Я вас тоже понимаю, Игорь Сергеевич. Но вот вы… вот нам тут говорили, что вы… человек вы поступка. А сами роман не пишете. Разве это поступок?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Конечно. Еще какой поступок. Не поддаться соблазну.

ДЕД. Где же Тамара? Почему не идет? Не несет нам вестей никаких? Когда нас прицепят? Когда мы тронемся?

АНТОНИНА. А я бы, если бы была писателем… писательницей… обязательно бы роман написала. Как с Чудаковым познакомилась, с Михаилом Степанычем… Как у нас было с ним… об этом роман… весело. Я вам дом показать обещала. Поедем — обязательно покажу.

ДЕД Потерял я лет десять назад зонтик в поезде. Японский. Мне сказали, чтобы я зашел… в это, как называется… ну, служебное помещение их… машинистов… где они собираются… Вдруг подобрали. Вот. Я зашел. Зонтика нет, конечно, с концами… но я это не к тому рассказываю. Там у них «Молния» на стене, стенгазета. Сами себя пропесочивают. Я посмотрел… Машинист такой-то уснул на работе на столько-то времени. Чудом избежал аварии. Выговор. Машинист такой-то уснул. Чудом избежал аварии. Выговор. Машинист такой-то уснул на работе. Выговор. Так что, может, еще и хорошо, что сидим и не едем. Может, и к лучшему.

АНТОНИНА. Игорь Сергеевич, вы начитанный человек. Вы сейчас про миллиард рассказывали. А что скоро солнце погаснет, вы знаете?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Когда?

АНТОНИНА. Через пять миллиардов лет.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Разве это скоро?

АНТОНИНА. Раньше думали, через десять. Оказалось, через пять. В газете писали… Я очень расстроилась.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Почему?

АНТОНИНА. Думали, через десять. Оказалось, через пять. В два раза. Вот такое открытие невеселое. Весь мир взбудоражен.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Что-то не чувствуется. Не волнуйтесь, мы все равно не дождемся.

АНТОНИНА. Лучше бы через десять.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Без разницы, Тоня.

АНТОНИНА. Может, вам и без разницы, а мне не безразлично, через пять или десять…

ДЕД. По радио передавали, что солнце внутри холодное. Оно только снаружи горячее. А внутри — лед.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Не знал. Все-таки мне кажется, мы зря Тамару одну выпустили. Незнакомое место и вокзал далеко.

АНТОНИНА. Да разве такую удержишь? Вон она как в окно выпорхнула… Как циркачка… А все потому, что вы предложение сделали… так неожиданно.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Это и для меня самого так неожиданно. Я это еще сам не осмыслил.

АНТОНИНА. Осмысляйте, осмысляйте. У вас вагон времени.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Хорошо сказано, вагон времени.

ДЕД. Времени вагон.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Надеюсь, не заблудится. Не заблудилась.

ДЕД. Тамара? На железной дороге… Нет, на железной дороге не заблудишься.

АНТОНИНА. Пойдет по шпалам и дойдет до вокзала.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. А если в другую сторону? Это ж куда тогда уйти можно!..

ДЕД. Она в ту пошла. Она ведь туда пошла.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. А мы куда? Туда? Или туда?

ДЕД. Туда. Туда.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Или туда?

АНТОНИНА. Лично я в Ленинград.

ДЕД. В Санкт-Петербург.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Стоп. Еще окажется, мы в разные стороны едем. Только этого не хватало. Между прочим, «времени вагон», у меня часы стоят. Сколько на ваших… Филипп Семеныч?

ДЕД. Не ношу.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Счастливый.

АНТОНИНА. На моих без четверти пять. Но они тоже остановились.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Причем раньше моих остановились. На моих шесть ровно.

ДЕД. Что же это все значит? Ведь уже и киевский прошел… и кишиневский.

АНТОНИНА. Одесский не ходит.

ДЕД. Может быть, вообще ничего не ходит?

АНТОНИНА. Может, все вообще прошло?..

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Нет, нет. Что-нибудь еще не прошло. Что-нибудь обязательно пойдет.

АНТОНИНА. Вот, слышите, Тамара идет.

Снаружи — шаги Тамары.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Тамара? Тамара?

ТАМАРА. Я здесь. Помогите мне. Я так устала. Я стану на ящик.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вот вам моя рука. Мои руки. Тамара. Залезайте в окно.

ДЕД. Я хочу тоже помочь.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Я сам.

Тамара лезет в окно.

АНТОНИНА. Игорь Сергеевич, вы просто силач. И ты, Тамара… как в цирке.

ТАМАРА. Как хорошо. Я снова здесь.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Разрешите, я вас поцелую, Тамара.

ТАМАРА. Опять вы за свое, Игорь Сергеевич.

АНТОНИНА. У нас, Тамара, для вас сюрприз, Игорь Сергеевич оказался писателем. А вы и не знали, Тамара.

ТАМАРА. Я в этом нисколько не сомневалась.

ДЕД. Послушайте, молодежь. Потерпите немного. Отношения потом будете. После. Сейчас пусть нам Тамара все по порядку расскажет. Что там случилось у них? Почему они нас не прицепляют?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Да, да, Тамарочка. Дошла ли ты до вокзала? Почему они нас не прицепляют?

ТАМАРА. Не знаю. Я дошла до вокзала. Я с многими говорила, но как-то все бестолково. Начальника вокзала на месте нет, а дежурная… она сказала, что это недоразумение. Нас нет в графике.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Нас нет в графике, но мы есть в натуре!

ДЕД. У меня примерка зубов. Завтра в Санкт-Петербурге. Последняя.

ТАМАРА. Диспетчер призывал нас к терпению. Надо подождать немного, должны разобраться. А начальник милиции — к выдержке и спокойствию. Не делайте глупостей. Он так сказал.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. А что он еще сказал?

ТАМАРА. А еще он сказал, что после черной полосы всегда наступает светлая.

ДЕД. Не всегда. Иногда после черной полосы уже ничего не наступает.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Но хоть кто-нибудь сказал что-нибудь… оригинальное?

ТАМАРА. Самое оригинальное я увидела сама. Своими глазами. Вот что произвело впечатление.

ДЕД. Говори, Тамара. Говори скорее.

ТАМАРА. Я видела проводника. Я видела собственными глазами, как наш проводник сел в междугородний автобус. И уехал.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Куда?

ТАМАРА. Не знаю. Уехал.

ДЕД. Зачем уехал?

ТАМАРА. Вы меня спрашиваете?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Но этого быть не может.

ТАМАРА. У него был «дипломат». И он был с усами.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Я же сказал, это не он. Наш без усов.

ТАМАРА. Клянусь вам, это был наш проводник.

АНТОНИНА Что же, Тамара, у него усы выросли, пока мы тут сидели?

ДЕД. Усы растут медленно.

ТАМАРА. Но он был с усами. Это факт. Он уехал с усами.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ (задумчиво). И с «дипломатом»…

АНТОНИНА. Скатертью дорога. Значит, дадут нового.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Не очевидно. Могут и никого не дать.

ТАМАРА. Вот именно. По-моему, он что-то знал… что-то знает, чего мы с вами не знаем.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Со временем, конечно, все разъяснится. Тайное становится явным. Так всегда бывает. Со временем.

ДЕД. Столько ждали, еще подождем.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. В любом случае жизнь продолжается.

Выстрел.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Что это?

АНТОНИНА. Игорь Сергеевич, это ваш пистолет!

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ (испуганно). Какой пистолет?

АНТОНИНА. Вы говорили, у вас пистолет есть. В чемодане. Это он выстрелил.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Я пошутил. Это шампанское! У меня в чемодане бутылка шампанского!.. (Бьет себя по лбу.) Вот балда — позабыл! Позабыл! Надо было выпить давно!

АНТОНИНА. Как шампанское?.. Как в чемодане?.. Чтоб само… в чемодане… шампанское?.. Разве это возможно?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ (сокрушенно). Ай-я-яй.

ТАМАРА (неуверенно, но с надеждой). Раз в сто лет, возможно… возможно.

АНТОНИНА. В чемодане?.. Само?.. Раз в сто лет?..

ДЕД. Ничего, ничего. Бог даст, доедем.

Конец