Двадцать первый век.

– Ты когда-нибудь выключишь телевизор? Уроки еще не сделал!

– Мам, иди на работу, я сам разберусь, чем мне заняться.

Хлопнула дверь, завыл встревоженный нажатием кнопки лифт.

Чипсы, разбросанные по полу, пыль на мебели и несложенный диван с грязной постелью не мешали наслаждаться зрелищем.

По телеку показывали потрясное шоу, рейтинг которого не снижался вот уже третий год.

Из сотового телефона, лежащего на столе, послышалось: «Ну, типа, это я звоню… Ну, типа, это я звоню… Ну, типа, это…»

– Чё надо?

– На первый урок не успеваем, – доложил телефон.

– Сам знаю, я чё лох? По стрелкам не вижу?

– На второй идем? Контрошка скоро.

– А мне плевать. Чего учиться? Деньги делать надо уметь.

– Кстати, о деньгах, я тут разжился, может, в клубак смотаемся? Девчонок «снимем».

– Заметано!

Снова зазвонил только что отключенный сотовый.

– Сын, ты в школе?

– Бать, ты школу закончил, а денег имеешь меньше, чем я.

– Мама переживает.

– А ты только при мамкином хвосте держишься! Мужик, называется.

Разговор оборвал отец. Парень кинул трубку на журнальный столик, закинул на стол ноги и захохотал над приколом, показанным по телеку. Там какой-то тип замарал штаны. Смотреть на это было весело. Почему?

Неясно. Ничего смешного, на самом деле, не было в том, что взрослый мужчина, на которого должна равняться молодежь, нелепо пытается избавиться от зловонья.

Взрослая женщина, чья-то мать, ругалась матом на весь экран, пытаясь выяснить отношения с любовником. Над ее мужем-недотепой все смеялись, хотя что смешного в том, что женщина предает свой дом и свой мир?

Юмор, потоками льющийся с экрана телевизора, разрушал все устойчивые основы, понятия о добре и зле, порядочности и распутстве.

То, что зрители видели на экране, становилось нормой, и по-другому уже мало кто мыслил, а тем более жил.

Иссушенные души людей жаждали, но, чтобы наполняться живительной влагой, нужно было отречься себя, отказаться от низких увлечений и привычек, очиститься, смириться, – только никто не желал идти этим путем. Ведь так просто погасить в себе духовную жажду весельем, развлечениями, сжигая в буйстве плоти остатки совести.

Много тысяч лет шла борьба. Борьба между кротким океаном и смерчем-насильником.

Океан не мог поглотить смерч, но время от времени океан позволял смерчу буйствовать в определенных границах, чтобы смерч выявлял себя, свою суть в поступках, и тогда сами люди осуждали смерч и не оставляли ему места в жизни, уничтожая его вихрь за вихрем.

За многие века борьбы практически все внешние стороны смерча были обнаружены и проявления их заблокированы. Осталась самая сердцевина, самая основа этого существа.

И самая суровая битва предстояла именно в этот, двадцать первый век.

Как сохраниться смерчу? Усыпить людей. Отвлечь их от борьбы и стереть все грани между добром и злом, между правдой и ложью, сказав при этом: «А какая разница? Жизнь дана однажды. Наслаждайся!»