Болеть или не болеть – вот в чём вопрос
Как бы мы ни лечились: медицинскими, народными, медитативными или иными методами, – мы всё равно болеем. Сильно или слегка, но болеем. Есть мнение, что болезни – это наши уроки, стимулы совершенствования. Но есть ведь такие болезни, до причин которых не докопаться, значит нельзя понять, отчего и почему заболел человек. А порой они вообще обрушиваются внезапно и необъяснимо. Говорят: «Курил много, потому и умер». Или пил, или ещё что-нибудь неправильное делал. Да ведь кто-то до старости трубку изо рта не вынимает – и ничего, здоров. Иногда говорят: «Сам виноват, беречься надо было». Нет, не всё так прямолинейно.
Расскажу случай. Однажды поздней осенью я добиралась километра два до своей деревни (где у меня был дачный дом) по замёрзшей пашне, легко одетая, в кромешной тьме, под ледяным ветром со снежной колючей крупой, дрожа от страха провалиться куда-нибудь или упасть без сил. Я так замёрзла, что, когда оказалась в родном тёплом доме, сразу заплакала от всего пережитого, а больше от страха, что бронхит или пневмония мне обеспечены. Мама растёрла меня спиртом, напоила малиновым чаем, и под треск горячей печи я уснула. Наутро даже не чихнула и была в абсолютном здравии. А как же панические мысли и страхи? Не сработали? А вот в другой раз в полном позитивном настроении попала под лёгкий дождик – и на тебе, бронхит.
Не всё так просто с этими болезнями. С тем, что срок жизни людей ограничен, как-то ещё можно смириться: жить дольше ста лет скучновато. Но почему бы не жить здоровыми? Царевич Сиддхартха (будущий Будда), впервые покинув свой дворец, тоже был очень удручён, узнав, что люди болеют и умирают.
Человечество болеет на протяжении всей своей истории. Может, люди глупы и невежественны, уроков не извлекают? Вон сколько умных пословиц и поговорок придумали о том же здоровье, о жизни, миллионы томов книг написали, исследуя человеческую природу, – и всё зря? Отдельные представители человечества даже вплотную подошли к тайнам исцеления. И всё же…
Забытая шизофрения
Много лет назад я обратилась к знакомому врачу-психотерапевту по поводу депрессии. Он назначил мне лечение, от которого я становилась вялой и тупой. Но мои ослабевшие внутренние силы поднапряглись и нашли свою дорогу к выздоровлению. А тот психиатр до сих пор об этом не догадывается, хоть мы часто встречаемся, потому что живём рядом. Узнав от своего бывшего сокурсника, что я написала какую-то книгу о здоровье («Рэйки Риохо. Путь к себе»), он любезно попросил её почитать. Однако, возвращая, неожиданно разразился такой нравоучительной лекцией, что я просто онемела. Он говорил, что в психиатрии существуют сотни методов лечения и не надо соваться не в своё дело, что таких, как я, надо изолировать от общества и не подпускать к людям, что он обязательно об этом предупредит одного нашего общего знакомого… Одним словом, запахло серой, костром инквизиции.
Мне вспомнился мой одноклассник В., который когда-то по два раза в году лечился в психиатрической больнице. Красивый, талантливый, с двумя высшими образованиями, он работал в НИИ, где от рутины прозябал и тосковал. Однажды предложил руководству: «То, что делает весь наш институт три года, я могу выполнить за три месяца. Дайте мне этот проект и заплатите соответственно». Ему дали, он сделал, что обещал, но получил только три жалких месячных оклада. Когда он возмутился, вызвали врачей. С тех пор В. с клеймом шизофреника регулярно лежал в психбольнице.
Однажды В. решительно сломал эту бредовую карусель: продал свою уникальную библиотеку, квартиру, вообще, всё, что можно было продать, и с семьёй уехал в Америку. Это случилось 20 лет назад. Он звонил мне оттуда, здоровый и счастливый: ему удачно сделали операцию на сердце, он выиграл конкурс в крупной фирме и занимает престижную должность, жена-художница создала собственный бизнес, оба вполне довольны своей творческой реализацией. Он не восхвалял одну политическую систему и не ругал другую, а говорил, что хорошо человеку там, где уважают его способности и предоставляют возможности для их раскрытия.
Что же произошло с моим другом-одноклассником? Ведь много лет тоталитарная система, используя свой привычный репрессивный способ подавления индивидуальности, стремилась сделать из талантливого человека бесцветного, послушного раба. А он вдруг восстал… Из пепла, как птица Феникс. Что помогло ему? Осмелюсь предположить, что мой друг воспользовался помощью внутреннего источника в себе. Того самого, который один только может спасти и исцелить человека – извлечь силу из Целого, из Бытия, из Творчества. Мы привычно говорим «Бог – Творец». Но ведь в каждом человеке – Бог, в каждом – Творец. Эта сила творчества жизни и спасает человека. Она одна может ис-целить, создать нового человека из-Целого, высвободить «духовного человека» в человеке обычном.
Драма психоанализа Михаила Зощенко
В 1972 году в журнале «Звезда» было опубликовано произведение известного советского писателя-сатирика М. Зощенко «Повесть о разуме». Я тогда ни о каком самопознании не думала и вдруг испытала такое потрясение от этой повести, что она не выходила из головы многие годы. Я искала её в собраниях сочинений писателя, спрашивала в библиотеках – повести с таким названием нигде не было. И вот недавно, проходя мимо обычного букинистического развала, я вдруг остановила взгляд на маленькой книжке с портретом М. Зощенко под названием «Повесть о разуме» (издательство «Педагогика», 1990 год). Я вцепилась в неё, как голодный в кусок хлеба. Оказалось, «хлеба насущного». Сама повесть, описывающая историю изучения автором своей болезни и ряд похожих историй других людей, была снабжена блестящим комментарием. Из него я узнала, что повесть М. Зощенко, написанная им в 20-е годы прошлого века, называлась «Перед восходом солнца» и долго не публиковалась в советское время. Но не это главное. Важнее всего оказалось то, что психолог А.А. Пузырей давал ответы на давно интересовавшие меня вопросы касательно психоанализа и возможностей исцеления.
«Повесть о разуме» можно безоговорочно рекомендовать всем тем, кто избрал путь самопознания. Опыт автора настолько профессиональный, глубокий и последовательный, что может в буквальном смысле служить учебником по самоисследованию. Писатель (не врач, не психолог и не педагог) ведёт дневники наблюдений, записывает и анализирует сны, собирает народные и медицинские рецепты и докапывается до самых глубин своего психоневроза. Не могу не привести небольшой отрывок из повести в качестве образца аналитической работы.
«Я стал вспоминать рассказы моей матери. Она не раз говорила мне о моем детстве, младенчестве, рассказывая о том, какой я был трудный, сложный и капризный ребенок…
Я не мог отказаться от груди. Мать, улыбаясь, говорила, что она бросила меня кормить грудью, когда мне было два года и два месяца.
– Это было уже неприлично, – улыбаясь, говорила мать. – Ты уже ходил, бегал, лепетал наизусть стишки. Тем не менее ни за что не хотел бросить грудь.
Мать смазывала сосок хиной, чтоб я получил наконец отвращение к этому способу еды. Содрогаясь от отвращения и от ужаса, что грудь таит в себе новые беды, я продолжал кормиться.
Это была борьба. Она разгоралась тем сильнее, чем больше было возможности потерять то, что я защищал. Я не мог заснуть, если лежал в постели с матерью. Я засыпал тогда, когда был в постели один. Причем засыпал только в полной темноте. Даже свет лампадки меня раздражал. Мою кроватку завешивали одеялами.
Припоминая эти странности, мать говорила, что все это, вероятно, возникло из-за нее. Когда она меня кормила грудью, она однажды испытала необыкновенный страх, необыкновенное волнение, тревогу. Быть может, эти чувства, говорила мать, «я всосал с ее молоком».
Летом были ужасные грозы. Эти грозы, говорила она, были почти каждый день. И вот однажды разразилась сильнейшая гроза. Молния ударила во двор нашей дачи. Была убита корова. Загорелся сарай. Ужасный гром потряс всю нашу дачу. Это совпало с тем моментом, когда мать начала кормить меня грудью. Удар грома был так силен и неожидан, что мать, потеряв на минуту сознание, выпустила меня из рук. Я упал на постель. Но упал неловко. Повредил руку. Мать тотчас пришла в себя. Но всю ночь она не могла меня успокоить.
Можно представить новое переживание несчастного малыша. Удар грома произошел, быть может, в тот момент, когда ребенок взял сосок в свои губы. Вероятно, не без опаски ребенок прикоснулся к груди – и вдруг адский удар, падение, бесчувственное тело матери. Какое новое доказательство опасности груди! Что такое гром, гроза – это было непонятно младенцу. Ведь он впервые знакомился с миром, впервые сталкивался с вещами. Этот гром мог произойти оттого, что губы прикоснулись к груди. Кто докажет ему противное?
Мать говорила, что все лето продолжались грозы. Стало быть, удары грома могли несколько раз совпадать с моментом кормления младенца. Стало быть, условный рефлекс мог без труда утвердиться в чувствительной психике младенца, в той психике, которая уже была подготовлена к новым бедам от руки и груди».
Вот почему я так настойчиво искала эту книгу. А когда нашла, то в ней оказался ещё и подарок в виде психологического комментария, попавшего в резонанс с моим внутренним убеждением. Но пусть говорит сам А.А. Пузырей:
«Мы должны поставить вопрос со всей возможной прямотой и честностью: действительно ли тот путь самопознания, который предлагает психоанализ, дает, способен дать истинное и полное исцеление человека?
Разве не случается это? Разве не таковы описанные Зощенко случаи, его собственный случай? Здесь мы должны дать вполне определенный отрицательный ответ. Как показывают материалы биографии писателя, в частности, представленные в архивных публикациях последних лет, самоанализ Зощенко, выполненный им в 20-е годы и представленный в повести «Перед восходом солнца», не дал ему полного исцеления. Ни полного, ни окончательного. Болезнь возвращалась. В особенно тяжелой, почти критической форме в последние годы его жизни.
Но дело даже не в этом. Допустим, что случаи полного исцеления в результате психоанализа встречаются. Хотя повторим еще раз: трудно указать во всей огромной психоаналитической литературе до конца убедительные и безусловные примеры подобного рода удачных исходов. Даже самые выдающиеся образцы психоаналитической работы, в частности некоторые случаи из практики Фрейда, оказывается, не способны служить примерами полного излечения.
Сам основатель психоанализа, который, как известно, всю жизнь вел интенсивный и серьезный самоанализ, даже сам Фрейд так и не смог достичь с его помощью своего собственного – полного – освобождения и исцеления!
Но дело, говорим мы, даже не в этом. Пусть случаи полного исцеления в результате психоанализа были возможны, встречались. Как, однако, понять то, что в одних случаях излечение достигается, а в других, подчас как будто бы не менее удачных и, с точки зрения психоанализа, безупречных – нет? Чем обусловлены эти различия в результатах?
Складывается впечатление, что что-то очень важное, быть может, даже самое главное из того, что определяет исход всей работы, не учитывается традиционным психоанализом, лежит за его границами.
Психоанализ является принципиально неполной, нецельной системой терапии. Он или вовсе не хочет видеть и иметь дело с духовным измерением человеческого существования, или же, если и принимает его во внимание, то пытается отнести это измерение к собственно психическому, душевному. В этом смысле классический психоанализ является радикальной формой психологизма.
Еще при жизни Фрейда начала складываться альтернативная концепция психотерапии, которая ставила во главу угла именно духовное измерение в человеке и задачу высвобождения в нём духовного человека. Психотерапия, ориентированная на духовного человека, человека Пути, уже имеет дело с другим человеком. По сравнению с бес-путным, у него другая болезнь и другое здоровье, другие сновидения и другие эмоции, другая память и другая воля, – но это и другая психотерапия».
И вот тут, внимание, речь пойдёт о нас с вами, уважаемые читатели, о тех, кто избрал Путь Рэйки как способ самоисследования. С энергией Рэйки одухотворяются любые психологические практики и понимание человеком себя и других становится иным, отличным от того, когда он был бес-путным, т. е. не знал Пути, не знал способа естественного (подчеркнём это слово) исцеления, близкого Природе, идущего из Природы. Но пусть снова говорит психолог А.А. Пузырей:
«“Природа человека” должна была бы означать теперь, в отличие от обычного смысла, не что-то им преодолеваемое, а, напротив, только нечто человеку предстоящее и на-стоятель-ное, на-сущное – в том евангельском смысле, в котором насущным, т. е. грядущим и обетованным, является его хлеб. “Природа человека” – всегда впереди его… Нечто, только должное прийти, и для чего должно еще быть высвобождено место. Иначе человек приводит к бытию то, что от века дано ему бытием в качестве его при-роды, – творчество.
Трудно оказаться ближе, чем в таком контексте, к тому этимологически изначальному и сокровенному смыслу слова природа, который оно имело (причем не только в русском, но также и в латинском языке). Натура значила прежде всего нечто, связанное с родами и рождением. Мы и сегодня слышим соответствующий смысловой обертон в словах натальный, пренатальный, постнатальный; натус – сын, кроме всего прочего, и в сочетании Сын божий. Природа человека, конечно, всегда именно натура натуранс – родящая, рождающая, творящая природа, а не природа сотворенная – натура натурата. Природа человека и есть та сила в нем, или, правильнее было бы сказать, та сила и есть природа человека, которая рождает его в Новую жизнь, претворяя в вино этой жизни воду прежней. Но это и есть сила творчества.
Не есть ли тогда единственная возможность для психологии быть естественной, т. е. соответствующей действительной природе человека, – попытаться стать сверхъ-естественной. Сопричастной тому чуду творческого преображения самого человека, которое одно только и может вести его к подлинному ис-целению? По нашему убеждению, именно так! Ис-целение ведь и есть вос-становление подлинной целостности человека, его полноты, вос-соединение его со своей истинной при-родой, второе и новое рождение.
Первая публикация “Повести о разуме” в журнале “Звезда” в 1972 году была, по-видимому, попыткой представить повесть как своего рода апологию разума, реализующего себя в той версии современной практической психологии, которую представляет классический психоанализ. Мы склонны видеть в ней, скорее, чрезвычайно характерное и поучительное выражение подлинной драмы этого разума, которую и можно было бы назвать драмой не ис-целенного разума».