"Записки Клуба Мнений" - пожалуй, самое малоизвестное произведение Толкиена (по крайней мере, из 12 томов "Истории Средиземья"). И даже, осмелюсь сказать, самое непопулярное. Причина этому - пожалуй, в том, что упомянутый текст попадает между теми категориям и темами, которым посвящены прочие произведения, касаясь в той или иной степени многих из них. И потому для того, кто интересуется одной определенной темой (скажем, историей Эльфвине или историей Нуменора), "Записки" как целое ускользнут от взгляда, коснувшегося лишь их части, содержащей необходимый материал. Однако в этом докладе авторы ставят своей целью рассмотреть именно "Записки Клуба Мнений" как целое, попытаться выявить, исходя из содержания и развития сюжета и самого текста, тот смысл, который они имели для самого автора, те причины, что привели к появлению произведения.
О времени и самом процессе создания текста нам известно немногое. В середине декабря 1945 г., под впечатлением встречи со Льюисом и разговором о его книгах - уже вышедших и только задуманных, он упоминает о сюжете своей, "смутно намеченной третьей", который может пересекаться с сюжетом одной из книг Льюиса. (Письма, № 92). В конце июня 1946 года, он сообщает Стенли Анвину, что написал на рождественских каникулах "три части еще одной книги", однако она еще не завершена. (Письма, № 105). Значительный объем текста и несколько рукописей говорят о том, что время написания вряд ли ограничивалось именно каникулами, оно могло быть и несколько дольше. Таким образом, время создания записок укладывается в конец 1945 - начало 1946 гг. - время полуторагодового перерыва в написании "ВК", начавшегося годом раньше, когда Толкиен закончил то, что потом станет вторым томом романа, и едва начал первые главы третьего. Время сомнений в том, будет ли закончен роман, будет ли напечатан - подтверждение этому мы находим в тех же Письмах (№ 98, тому же С. Анвину, май 1945 г., например). Тем же сомнениями был рожден и "Лист работы Ниггля" - притча, которая впервые упоминается автором именно в это время, хотя точная дата создания ее неизвестна - возможно, и несколько раньше.
О рукописях "Записок" стоит сказать очень кратко. Сначала пишется первая часть (сохранились 4 последовательных рукописи), причем, когда начинает появляться вторая (2 варианта, рукописный и машинописный), в первую вносится правка (которая будет подробно рассмотрена ниже), пока отметим лишь, что в определенном смысле сюжет развивается неожиданно для автора.
На историю создания текста также проливают некоторый свет письма, хотя и не связанные непосредственно со временем написания "Записок". В 1964 г. он вспоминает, обращаясь у одному из адресатов, как они со Льюисом бросили жребий, поделив между собой сюжеты о "путешествии во времени" и "путешествии в пространстве", первый из которых достался Толкиену. (Письма, № 257). (Так же, "путешествием во времени", кратко обозначает Толкиен содержание сюжета "Утраченного пути" и "Записок" во времена написания последних - см. упомянутые выше письма). Как выполнил обещание Льюис, хорошо известно: в 1937-45 гг. в свет вышла его "Космическая трилогия". В самом конце первой части ("За пределы безмолвной планеты", в ее последней фразе содержится довольно прозрачный намек на второй сюжет , соответственно, завершение книги Толкиена (тогда он начал писать "Утраченный путь") еще казалось Льюису возможным, и их произведения могли составлять своеобразную дилогию. Однако "Утраченный путь" остался незаконченным, Льюис продолжил сюжет , следуя собственной логике, на которую между второй и третьей частями очевидно оказало влияли знакомство с Чарльзом Уильямсом и его произведениями,- и в 1945 г. появляется заключительная часть его трилогии, о которой (возможно, еще на уровне замысла), возможно, и идет речь в толкиеновском письме декабря 1944 г. (упоминание о "вероятном пересечении" с его собственным сюжетом). Действительно, в "Мерзейшей мощи" получают воплощение по крайней мере два мотива, имеющие немалое значение в сюжете "Записок": возможность "истинных снов" (содержащих информацию о будущих или прошлых событиях - мотив, довольно важный в данном сюжете и у Льюиса) и несколько- отрывочных упоминаний "Нуминора" (так! - Люьис предпочитал воспринимать тексты Толкиена на слух, см. Письма, № 276) и Истинного Запада. Впрочем, "Записки" тоже оказываются своеобразным откликом на "Космическую трилогию" в целом: в первой части немало страниц посвящено обсуждению членами Клуба проблемы "путешествия в пространстве" и возможности его достоверного описания (судя по всему, Толкин был не вполне удовлетворен тем, что создал Льюис). Кроме того, при развитии сюжета использован тот же прием, что и в трилогии - вторжение иных пластов реальности в наш мир. Другое дело, что они не внешние (из космоса), они из легендарного прошлого, и воплощаются как сны, видения, память, но влияние их на человека не менее реально, и может в конце концов на самом деле привести к "истинному путешествию" во времени (идея, зерно которой есть уже в "Утраченном пути" - сон с появлением Элендила, который имеет власть отправить героя в Нуменор).
Интересно, что история этой договоренности двух писателей была известна, излагалась биографами обоих и авторами предисловий, книги Льюиса были не раз переизданы, а вот толкиеновские тексты оставались никому не известны до выхода соответствующих томов "Истории Средиземья" - и не обошлось без курьеза: Яков Кротов в предисловии к "Космической трилогии" пишет о книге (!) Толкиена как о "заслуженно забытой ныне" - в то время, как у нее и не было шанса стать известной: обе попытки написать ее не были закончены и - долгие годы - не были соответственно, изданы. Книга-призрак, которая то ли есть, то ли ее нет... Интересно, что именно с такой книгой (и, по-видимому, того же автора) мы еще встретимся - на страницах самих "Записок".
Сами "Записки" представляют собой описания встреч воображаемого "клуба по интересам", заседания которого происходят в Оксфорде в 1980-х годах, а сами бумаги были обнаружены еще позже, в 2012 году. Вниманию читателя представлены лишь несколько встреч из множества, охватывающие период чуть менее года (с 16 ноября 1986 по 2 октября 1987 гг.). Члены клуба читают друг другу свои стихи, романы, научные статьи и обсуждают их: так, 60й вечер занят чтением Михаилом Рамером, профессором финно-угорской филологии и писателем, своего романа и его обширным обсуждением, переходящим в обсуждение проблемы путешествия в пространстве и его достоверного описания в фантастике в целом. Однако когда спорщики возвращаются к забытому было автору и к своей главной претензии к нему, - описание путешествия в некий мир сугубо неубедительно, в то время как описание самого мира живо и достоверно, - и спрашивают его о причине, Рамер произносит фразу, которая и определяет дальнейшее развитие сюжета: "Такой мир существует, и я видел его - однажды". Неудивительно, что изумленные коллеги просят хоть каких-нибудь объяснений, - которым и посвящен следующий вечер.
Содержание следующего вечера практически не продвигает вперед сюжет, но по содержанию чрезвычайно интересно: это лекция того же Рамера о том, что можно было бы назвать "теорией и практикой визионерства". Основные его методы, излагаемые этим персонажем, связаны со снами.
Вторая часть содержит более динамичный сюжет, от теории переходящий к практике и захватывающий еще большее количество персонажей.
После некоторых странностей в поведении и странных совпадений объяснительную лекцию требуют уже от другого члена клуба, - Арри Лаудхема, - мы узнаем историю, во многом схожую с описанной в "Утраченном пути" (но имеющую свои отличия) - о мальчике, отец которого уплыл в море на яхте "Эарендель" и пропал, а сам он с детства слышит во сне слова на нескольких неведомых ему раньше языках. Причем в одном из этих языков встречается слово "Нуменор", совершенно независимо от него известное Рамеру как "его собственное название Атлантиды". Мало того, его "где-то слышал" (и никак не может вспомнить, где), еще один из присутствующих, Уилфрид Джереми. На следующем заседании появляются и записи текстов, услышанных и частично расшифрованных Лаудхемом. Но на Оксфорд в это время надвигаются грозовые тучи, напоминающие по форме гиганского орла, а Джереми начинает говорить так, как будто не узнает никого вокруг, называя Лаудхема "Нимрузир" - тот отвечает ему, и разговор, происходящий между ними (пока они не переходят на непонятный окружающим язык, любой читатель, разбирающийся в истории Нуменора, опознает как разговор Элендила и одного из спутников (здесь они носят имена Нимрузир и Абразан) непосредственно перед отплытием на девяти кораблях и во время плавания. Наконец, они уходят - именно тогда, когда снаружи разражается во всю свою мощь "ужасный ураган 12 июня 1987 года, который погубил больше людей, повалил больше деревьев и разрушил больше башен, мостов и других изделий рук людских, чем сотня лет плохой погоды" ("Записки", пер. Радомира), а позади остаются растерянные товарищи по Клубу.
Через две недели они получают от путешественников письмо без обратного адреса о том, что они живы и здоровы, а в конце сентября наконец появляются и они сами, готовые поведать о своих странствиях. Их рассказ так и не был написан полностью - мы успеваем узнать только о призрачных кораблях, которые сопровождали на побережье вполне реальную непогоду, и прочесть начало древнеанглийской истории Эльфвине и Треовине, имеющую параллели в "Утраченном пути" (согласно отрывочным заметкам, она должна завершаться видением Прямого Пути и Книги историй, написанной Элендилом, которую могут вспоминать его потомки - например, Эльфвине).
Рассматривая произведение, одним из источников которого оказалась современная автору действительность (Оксфорд, академическая среда, научно-литературный кружок), пусть и перенесенная в тексте на 40 лет вперед, мы неизбежно задаёмся вопросом: как именно и насколько полно был использован этот источник? Безусловно, речь идет прежде всего об Инклингах. Однако о том, что соответствий "1 персонаж = 1 человек" здесь практически нет, нас предупреждают и публикатор (Кристофер), и сам автор: в одном из ранних вариантов присутствует небольшое "Предисловие для Инклингов", где он предупреждает, что желающие разглядеть свои лица в этом "зеркале" могут увидеть "свою внешность искаженной и украшенной носом или другими чертами, принадлежащими не вам самим, но кому-то из других членов компании, - если они вообще принадлежат кому-то". (HOME IX, pp. 148-149). Замечание это справедливо и по отношению к самому Толкиену. В тексте нет ни одного его конкретного воплощения, однако не менее чем четырем персонажам отданы те или иные его черты: научные интересы, писательство, взгляды на фантастику и прошлое, сны, интерес к воображаемым языкам и даже перевод значения его фамилии на английский язык.
Помимо собственных черт, Толкиен использует в "Записках" мотивы и материал различных собственных произведений: эссе "О волшебных сказках" (упоминание об эльфийской драме), "Сильмариллион" (ссылки на "непадших эльфов Толкиена"), история Нуменора (тексты очередной стадии пишутся параллельно, так же как более ранние - практически одновременно с написание "Утраченного пути"), история Эриола (первое воплощение которой планировалось еще в "Утраченных сказаниях"...
Но еще более интересны (и по мнению авторов - не менее важны для понимания общего замысла) разбросанные по тексту "Записок" упоминания автором самого себя - именно как Дж.Р.Р. Толкиена или по крайней мере как автора определенных книг. Интересна логика их существования, точнее, исчезновения, - потому что по мере развития текста они становятся все более неопределенными, а затем и вовсе сходят на нет. И эти появления и исчезновения довольно тесно связаны с развитием самого сюжета.
Будет, пожалуй, не слишком сильной натяжкой сказать, что произведение развивается по законам, описанным в тех же "Записках": в начале автор (в тексте - участник событий) не подозревает, что будет дальше. Самое интересное, - развитие это начинается едва ли не до того, как они оказались описаны. Первая часть (на стадии рукописи B) - литературно-критическое размышление в жанре платоновского ученого диалога, с обсуждением современной фантастики и в особенности Льюиса (о значительной нацеленности на него свидетельствуют ранние варианты заглавия "По ту сторону Льюиса [--> "По ту сторону вероятности"] или За пределы разговорчивой планеты" - см. Предисловие). И Льюис упоминается многократно, а на периферии, реже - Инклинги, сам Толкиен и даже Кристофер (как автор двух книг мемуаров).
Но затем (в той же ученой манере) Рамер излагает свои сны и видения - и уже в начале второй части появляются странности в поведении обычного (прежде) шутника Гарри Лаудхема (и в текст вносится правка, чтобы показать его интерес, например, к Атлантиде, о котором раньше и не упоминалось - а он не предполагался одним из центральных персонажей), и он оказывается уже не Гарри, но Арри-Арундель-(Эарендель), а затем, судя по событиям в грозовую ночь 12 июня, и вовсе Элендил-Нимрузир...
Но правка касается не только истории Лаудхема. Рассмотрим ее подробнее, не теряя из виду текст в целом.
Итак, начальная точка (на уровне первой части) - литературно-критическое эссе с элементами игры с действительностью. Именно с действительностью, существующей и известной автору. Повторюсь, упомянут и Льюис, и Толкиен, и Уильямс, и Инклинги в целом. С должной скромностью (как движение, вышедшее в целом из моды, - критики ссылаются только на некоторые их работы, ими занимаются немногие специалисты), но упомянуты. Как нечто известное, упоминаются героями и "все эти эльфийские материалы" "Толкиена-отца" (цитата). Соответственно, эти "материалы" или опубликованы, или, по крайней мере, достаточно известны по мемуарам Кристофера (более точного указания у нас нет) - настолько, чтобы можно было по ним кого-то сравнивать с "непадшими эльфами Толкиена". Достаточно смиренный взгляд на то, что станет с их творчеством через 40 лет?
Но "зеркало криво" (слова - "Предисловие к Инклингам") - и как "сама" вырастает из текста история Нуменора (хотя сначала основным сюжетом прошлого планировалась история Эльфвине - см. заметки, с. 281) так, можно сказать, "сами", вслед развитию сюжета, с которым они, казалось бы, напрямую не связаны, начинают правиться эти упоминания.
Исчезают упоминания не только самого Толкиена - полностью, даже "анонимные": в первоначальном варианте текста упоминание об "эльфийской драме" отнесено к "эссе из этого круга... кого-то из меньших его членов" - в окончательном тексте фраза оборвана и ссылки на источник нет. Мало того, задвигаются на задний план Инклинги в целом, более низкой оказывается их известность и значимость для Оксфорда и литературы.
Исчезает имя Кристофера Толкиена как автора мемуаров, из двух "его" книг воспоминаний создается одна, анонимная, причем в заглавии "Ревущие сороковые" (очевидное указание на годы, которые описываются) становятся "жаждущими". Даже эта замена кажется неслучайной. Да, жажда, этому миру отчаянно не хватает чего-то… того, что было в реальном мире. Может быть, всего одного человека. Того, который и исчезает из текстов.
Зададимся вопросом: есть ли Толкиен в "Записках" поздней редакции? Или перед нами альтернативный мир - "если бы его не было"?
Вот довольно интересный в этом смысле эпизод, заслуживающий несколько более подробного пересказа. 2ая часть "Записок", последний всплеск (единственный в ней) биографических упоминаний - в ранней версии 66-го вечера. Казалось бы, довольно немалый и снова порожденный само-пессимизмом: Уилфрид Джереми, сначала сказав, что где-то видел или слышал название "Нуменор", упомянутое Лаудхемом, вспоминает затем о виденной им у букиниста рукописи Джона Артурсона "Квента Эльдалиен, то есть история эльфов". Не удивительно, что этот пассаж исчезает при последующем развитии текста, о логике развития которого мы уже говорили выше. Интереснее то, что уже при первом своем появлении рукопись носит какой-то полупризрачный характер - к следующему визиту в магазин она бесследно пропадает и продавец не может ничего вспомнить о ней. Что можно было бы объяснить и рациональными причинами (например, большой занятостью продавца), но при этом перед нами словно завязка истории о чем-то чудесном и эфемерном ("зеленой калитке"). Впрочем, история не интерпретирует исчезновение никак… и сама исчезает в более поздней редакции.
И когда в основной версии "видел где-то", сказанное Джереми, вроде бы повисает в воздухе (никакого объяснения так и не следует) - оно смотрится в данном сюжете вполне уместно: читателю естественно предположить, что "видел" это слово Джереми, например, во сне, как и другие визионеры клуба - слова или картины, и его блестящее "нуменорское будущее" (участие в истории с бурей, в который он - именно он, а не тот же Рамер! - уходит вместе с Лаудхемом) только подтверждает такую возможность.
Еще одна деталь этой версии. При обсуждении говорится, что слово "Нуменор" (видимо, имевшее место в рукописи "Джона Артурсона"), упоминает Льюис - "Да, в предисловии", - подтверждает предположение Джереми, продолжая: "Но он цитирует, как я думаю, кого-то, из источника, который не был установлен". В примечаниях к этому месту Кристофер Толкиен выражает свое удивление: как же так, ведь у Льюиса указан именно Толкиен (речь идет о предисловии к "Мерзейшей мощи"), и даже если его произведения не были опубликованы, такие тщательные исследователи, как члены Клуба, могли бы установить, кто это. Эти аргументы совершенно логичны. Следовательно, нам остается предположить, что в мире "Записок" уже существует "альтернативный" Льюис, который в предисловии к "Мерзейшей мощи" цитирует неназванный источник.
Вся эта сцена, как уже говорилось, в наиболее поздней версии текста сильно перерабатывается, ни в ней, ни во всем остальном тексте этой части не остается ни одного намека на то, что прежде визионеров Клуба Мнений существовал на свете человек (как бы его ни звали), что-то писавший о непадших эльфах и Атлантиде, именуемой Нуменор.
Итак, подведем итоги.
Перед нами - 3 этапа "исчезновения автора" из текста:
1ая часть, ранние версии. Упоминается, но как "редкая и малоизвестная книга" (с;-) - т.е. как автор далеко не первого плана, отчасти известный по мемуарам, - но все же известный, - как и то, о чем он писал.
2ая часть, ранняя версия. Упоминается под псевдонимом, как никому не известная и не опубликованная книга. Из этого следует, что упоминания из 1й части должны быть убраны (так предполагает Кристофер Толкиен в примечаниях, и авторы с ним полностью согласны).
1ая и 2ая часть, поздняя версия. Поскольку история с рукописью тоже не вошла в окончательный вариант, упоминаний Толкиена в книге вообще не должно было остаться.
Итак, Толкиен "вычеркивает" себя из мира, стирает даже уже существующие следы (и существующий, но неопубликованный "Сильмариллион", и появившиеся уже "Волшебные истории") - и "Записки" становятся не только полемикой со Льюисом, историей Нуменора и теорией визионерства, но и историей о том, как все, о чем он хотел бы рассказать, все равно было бы рассказано миру - даже без него.
В чем была же была причина? Пожалуй, она довольно ясно проступает в тексте, в его добавлениях и тем более - пропусках: страх автора "не сбыться", не завершить работу, не высказать то, что хотелось. Карпентер полагает, что избавиться от подобных страхов (и именно в это время) Толкиену помогло написание "Листа работы Ниггля". Однако, как мы увидели, те же страхи находят отражение и в "Записках", которые, таким образом, тоже становятся одной из попыток (точнее - одним из средств) избавиться от этого страха, средство оказывается действенным, - и возникает новая версия истории Нуменора и продолжается ВК. Таким образом, "Записки" оказываются в одном ряду с такими произведениями, как уже упомянутый "Лист", "Кузнец из Большого Вуттона" и (вероятно, и в этом отношении также) "Утраченный путь".
...А в 1987 г. упомянутый Толкиеном "ужасный ураган 12 июня 1987 года", сильнейший на памяти живущих, все-таки произошел, причинив немалый ущерб землям южной Англии, только с опозданием на 4 месяца и 4 дня относительно предсказанного - 16 октября вместо 12 июня.