Училище имени Ипполитова-Иванова, которое оканчивали мои старшие дети, на год раньше окончили две девушки — сестры Нина и Вера. Они были детьми друга моих родителей, «кружковца» И. К. Ф-ва. Семья их была глубоко верующая, поэтому девушки не были в комсомоле. Когда они окончили училище, их направили на педагогическую работу. При заполнении ими анкет выяснилось, что сестры — не комсомолки. Девушкам предложили вступить в эту организацию, но они отказались, открыто признав себя верующими в Бога. Тогда разразилась гроза над музыкальным училищем — как посмело оно выпустить и дать дипломы педагогов верующим девушкам?! Попало от властей и директору, и комсоргу, и педагогам, и всем... После такого случая постановили не выпускать студентов, не проверив тщательно их мировоззрение. Преподавателям марксизма-ленинизма велено было опросить всякого выпускника о его отношении к религии.

Коля и Сима были в тот год выпускниками. За три года обучения их все знали как отличников учёбы и как культурных, скромных братьев. Они были одеты в одинаковые чёрные фуфайки с орнаментом из оленей, что убеждало всех в том, что они братья. Мальчики держались вместе и на переменах, и в буфете, и на лекциях, и в оркестре. Сыновья рассказали нам о напряжённой проверке всех в училище, и я была, конечно, встревожена. «Только не отрекайтесь от веры в Бога, ребята, а уж там дальше будь, что будет...» — говорила я им. Батюшка и все мы усердно молились, да пронесёт Господь эту тучу мимо. Но как?

Без получения ответа на вопрос о вере никому не ставили зачёт, то есть не допускали к дальнейшим экзаменам.

Опрашивала педагог студентов по списку, по алфавиту. Подошёл день, когда мальчики сказали: «Сегодня на семинаре нас спросят». — «Помоги, Боже!» Вот тут-то и нужна молитва родителей, которая горами двигает и спасает. Мы молились. Ребята вернулись весёлые и рассказали следующее.

Николая задержали на предыдущем занятии, и он опоздал к началу семинара. Преподаватель вызвала Серафима, задала ему вопросы по теме, которую тогда они проходили. Сима знал материал, отвечал спокойно, обстоятельно, не торопясь, как это соответствовало его характеру. Удовлетворившись его ответом, педагог сказала:

— Хорошо, но теперь я должна задать вам ещё один вопрос, касающийся ваших личных мировоззрений...

В этот момент дверь отворилась, и появился Николай:

— Разрешите присутствовать?

— Да, конечно. Жаль, что вы опоздали. Ваш брат сейчас изложил свои знания на тему... Но я хотела бы его ещё спросить...

Тут Коля оборвал её:

— О, это очень интересная тема! Разрешите мне к ней ещё немножко добавить...

Преподаватель кивнула. И Николай разразился восторженной пышной речью. Он говорил всегда с увлечением, часто уклонялся от темы, но захватывал внимание всех, и слушали его с повышенным интересом.

— Это не по теме, — пробовала остановить его педагог.

— Нет, все к одному, я сейчас перейду к самому главному, — охватывая всех сияющим взором, говорил Коля и продолжал свои философские рассуждения.

Прервать его речь смог только звонок.

Сима говорил мне дома: «Я, как дурак, стоял у доски, а Колька трепался с места, к делу и без дела». Под треск звонка все студенты поднялись с мест и зашумели. Николай развёл руками, как бы жалея, что не успел высказаться. Преподаватель сказала ему:

— Соколов, вы так много читали, так увлечены философией, что вы не в силах сдержать свои знания, которые из вас так и прут... Дайте вашу зачётку. Я вам ставлю «пять» за усердие к нашему предмету, но прошу вас: больше на мои занятия не приходите, вы мешаете мне «прощупать» каждого студента, ведь из них так трудно выудить какие-либо знания философии!

Николай с извинением и любезной улыбкой протянул педагогу свою зачётку. Он раскланялся, поблагодарил за внимание и обещал больше не попадаться ей на глаза. Утомлённая шумом перемены, педагог протянула и Серафиму его зачётную книжечку, спросив:

— Вас устраивает «четыре»?

— Конечно, — кивнул головой Сима.

И братцы отправились домой, благодаря в душе Господа, что больше не встретятся с марксизмом. Так Господь покрыл моих мальчиков. А ведь будь педагог поусерднее к своим обязанностям, да посмотри в анкеты студентов, где записано, что Соколовы — сыновья «служителя культа», ну, тогда не пропустили бы братцев без вопроса об их вере. Конечно, сыграл роль и хитрый характер Коленьки нашего, который сумел так замаскироваться и притвориться увлечённым марксизмом, что «втёр очки» своему педагогу. Да, говорить увлекательно наш первенец умел с детских лет, и это помогло ему в жизни не раз. Слава Богу за все!

Коля и Сима отлично окончили музыкальное училище, после которого Николай стал готовиться в консерваторию, а Серафим — в армию. Получив на руки диплом, Серафим приехал в храм Адриана и Наталии, где служил его отец-Сима вошёл в алтарь, отдал диплом отцу и, взяв Часослов (книжку с молитвами), вышел на середину храма и прочёл шестопсалмие. Читал он громко, с вдохновением. Его будущий педагог (семинарии), священник, служивший в тот час в храме, был в восторге и сказал: «Теперь Серафим мог читать безбоязненно, так как с училищем он расстался. Сын отца Владимира как бы благодарил Бога, вступая на новый путь служения Всевышнему». Но впереди Серафиму, как и всем нашим сыновьям, ещё предстояли годы армейской службы.

Преподаватель оркестра в Музыкальном училище имени Ипполитова-Иванова, которое окончили наши дети, очень ценил Серафима. Преподаватель руководил оркестром в консерватории, поэтому рассчитывал, что и там он будет слышать контрабас Серафима. Ученик не открывал педагогу своих планов, а поэтому всячески избегал встреч с тем, кто сулил ему беспрепятственное поступление в консерваторию, а в дальнейшей жизни — «золотые горы», В те годы «застоя» нельзя было никому поверять своих планов, открыть мечту посвятить жизнь Господу.

А преподаватель оркестра, узнав, когда Серафим должен будет ещё раз по делам посетить стены училища, стерёг выпускника у дверей. «Он не ускользнёт, я не упущу его», — говорил педагог, стоя за дверью канцелярии. Серафиму не оставалось ничего другого, как только вылезти в окно и убежать, что он и сделал. Благо, что канцелярия находилась на первом этаже.

Они встретились лицом к лицу только лет через двадцать. Серафим был уже иеромонахом Сергием. Он был одет в чёрную рясу, с крестом на груди, с окладистой пушистой бородой. И все же бывший педагог узнал его. Встреча произошла ночью, когда лаврский хор записывали на плёнку в зале консерватории. Отец Сергий пел в этом хоре, а педагог пришёл послушать церковное пение.

Подойдя к своему бывшему ученику, он сказал: «Я рад за тебя! Твоя мечта исполнилась? Но как я был убит, когда узнал, что ты служишь в армии. А теперь ты достиг желаемого?»

«Но где же мне было среди ночи пускаться в разговоры о достижении желаемого? — рассказывал мне сын. — Ведь мы, певчие, еле держались на ногах от сильного утомления... А педагог был так растроган нашей встречей. По его глазам я видел, что он обнял бы меня, если б чёрная моя ряса да крест не помешали бы ему проявить свои чувства. Да помилует его Господь за былое расположение ко мне».