Когда мне было тринадцать-четырнадцать лет, я бегала в переулки (за нашими домами), где жила Александра Владимировна Медведищева. Это была уже старушка лет шестидесяти со строгим лицом и огромными чёрными глазами в очках. Александра Владимировна была домашним врачом Патриарха Сергия, который жил от неё поблизости в маленьком деревянном домике в Девкином переулке. В те годы в нашем районе, то есть вблизи Елоховского собора, только на центральных улицах возвышались каменные невысокие строения, а позади них ещё ютились одноэтажные здания с уютными двориками, с палисадниками и кустами. Я с огромным желанием брала у Александры Владимировны уроки французского языка, так как даже пройтись по тихим заснеженным переулкам было для меня большим удовольствием. За уроком я сидела спиной к окну, а предо мной в глубоком кресле — Александра Владимировна. Она часто начинала дремать, голова её свешивалась на грудь, раздавался тихий храп. Тут же ко мне подбегала лохматая собака Джек, а на стол спрыгивала с полок кошка Джонька. Она лапкой хватала моё перо, когда я писала. В общем, я с радостью играла с животными, давая отдохнуть усталой учительнице. А за её спиной предо мною чернела длинная комната, со всех сторон увешанная тёмными иконами. Тогда я ими не интересовалась, не думала, что с ними свяжется моя жизнь. А вышло так.

В начале войны Патриарха Сергия эвакуировали, велели собраться в двадцать четыре часа. Александра Владимировна очень это переживала. Она взяла к себе в дом иконы и святыни Патриарха, так как в Куйбышев он ничего взять с собой не смог. Но недели через две пришёл приказ Александре Владимировне также срочно выехать к Патриарху. Мама моя навещала сестру Александры Владимировны, и та рассказала ей следующее.

Александра Владимировна была остра на язык и терпеть не могла сотрудников НКВД, которые окружали Патриарха. Были там в эвакуации и продажные из духовенства (обновленцы), с которыми Александра Владимировна тоже горячо воевала. Помню, как она говорила: «Я ему в морду плюнула». Или: «Я ему по физиономии дала». Понятно, что за такие вольности Александру Владимировну быстро арестовали, посадили лет на десять. Так вот, в 1952 году, когда я уже ждала третьего ребёнка, к родителям моим пришла сестра Александры Владимировны и сказала: «Ко мне приехала племянница, она неверующая. Все иконы и святыни от Патриарха и сестры мы убрали в чемоданы, корзины, ящики... Все у нас под кроватями, по углам. Вы — люди верующие, возьмите все у нас, а иначе мы сожжём все иконы, держать это в доме опасно».

Родители мои срочно перевезли к себе на квартиру все иконы, но тоже боялись у себя их держать. Папа договорился с моим дьяконом Володей, что тот заберёт все святыни к нам в Гребнево. Решили так: привезут ящики и чемоданы на такси в Гребнево, а обратно в этой же машине поеду в Москву я с детьми. Так было выгоднее, так как в те годы оплачивалась дорога в оба конца. И вот в сентябре месяце я снова в Москве, в своей родной квартире, у любящих нас Родителей.

А по дому уже топают друг за дружкой Коля и Сима. Коле два года и три месяца, а Симе год и два месяца. Коля же начал говорить, а Сима пока только стулья целый день двигает — это его любимое занятие. Володя нас часто навещает. Он рассказывает нам, что стройка движется успешно, что домик уже построен, сложена печь-голландка, а с юга пристраивается небольшая террасочка, через которую мы будем попадать в свою пристройку. Рассказывает Володя и о том, какие удивительно богатые и чудные иконы он обнаружил в чемоданах. Была икона и со святыми мощами Казанских святителей. Но больше всего Володю поразил крест, на подставке которого было выцарапано (на меди): «Сей крест дан св. Иоанном Богословом Авраамию Ростовскому на разрушение идола Велеса».

Николай Евграфович достал житие святого Авраамия Ростовского и прочитал нам о том, как в XII веке апостол Иоанн явился в поле преподобному, как вручил ему жезл, увенчанный большим медным крестом. Этим-то крестом святой Авраамий разрушил идола, который рассыпался от прикосновения к нему сей великой святыни.

Володя говорил, что как скоро оклеит обоями стены, то тут же развесит все иконы, а крест чудотворный поместит на божницу.

«Значит, воля Божия вам иметь у себя эти святыни, -говорил мой папа. — Заметил бы я их, не отдал бы. А я ведь тоже все просматривал, складывая все у себя на шкафу до отправки в Гребнево...»

Так мы мирно сидели у папочки в кабинете, любовались детьми, которые возились у наших ног, не понимая ещё разговора взрослых.