Мили была расстроена: с самого детства троица не расставалась, а тут подруги на целый месяц разъехались практически в разные стороны Королевства Фей. Она раскрыла фолиант, который ей дал Старший Лекарь Соснового Бора, и с интересом углубилась в чтение и рассматривание ярких картинок. Оказалось, большая часть редких трав и кустарников растёт в самой чащобе, именно там, где разгулялась нежить, нечисть и дикие звери.

Мильке, положа руку на сердце, было попросту завидно. У Утар открылись Лунные способности, у Крисиг – Огненные. Только она так ничем удивительным и не отличилась. Ей стало так жалко себя, что, шмыгнув носом, уткнулась лицом в подушку и тихонько заплакала. Ей совсем не хотелось привлекать внимание тётушки Фермопены из-за такой ерунды.

Вдоволь нагрустившись, девчонка решила пойти прогуляться, чтобы дурные мысли не слишком ей докучали. Пара тройка специальных заклинаний, и покрасневшие глаза, нос и припухшие веки вернули свой первоначальный вид. Само лицо стало свежим, как и положено у любой уважающей себя Феи.

Ласково погладив по прохладному боку Талли и заботливо укутав ящерку тёплой шалью, Мили оделась и выскользнула в морозное утро. Крупные снежинки лениво кружились, плавно танцуя в воздухе.

– Как красиво! – восхищённо вздохнула она, и тут кто-то бесцеремонно столкнул её в огромный сугроб.

– Тебе что места мало? – барахтаясь, прошипела феечка, пытаясь выбраться на утоптанную тропинку.

Каждый раз, когда это ей почти удавалось, незнакомец возвращал её обратно, не сказав ни слова. Поняв, что ситуация вышла из-под контроля, Мили решила сама проучить обидчика. Затаившись, она поправила съехавший на глаза треух и, по-пацански засопев, шмыгнула носом. Она очень не любила, когда более сильные задирали внешне хрупких девчонок.

Обидчиком оказался незнакомый молодой орк. Чьи раскосые глазки довольно поблёскивали, а на губах застыла нехорошая ухмылка. Конечно, отфеячивание у неё ещё не достигло профессиональных высот, но в данном случае особо церемониться она не собиралась.

– Ты хорошо подумал, прежде чем заполучить во враги Фею Грёз?

– Да что ты мне сделаешь, ящеркина выползка! Я чихну, – и он демонстративно сморкнулся, – и улетит твоя полупрозрачная тушка на просторы Великой Степи.

– Пади ниц и слёзно проси о прощении будущего специалиста по Грёзовой Магии. Иначе за последствия я не ручаюсь. Потом жалеть поздно будет. Переиграть уже ничего не удастся. – Тут Милька заломила треух на затылок и гордо задрала чуть курносый носик.

– Ну, и наглая нынче мелочь пошла! – взъярился орк.

Милька продолжала сидеть в снегу, призывая всю силу своего основного Дара и мерзко хихикая про себя, представляя, как будет поражён зеленомордый паренёк, когда вся его жизнь пойдёт кувырком. Совсем не зря никто не связывался с феечками, особенно со студентками младших курсов. Выходило настолько себе дороже, что смысл полностью пропадал.

Феечка почувствовала, как по её рукам заструилась приятная прохлада. Ничего подобного с ней до этого никогда не происходило. Дар Грёз и не думал вмешиваться. Тут в голове проскользнула шальная мысль: «Сделать бы ему глазки круглые и синие, носик листиком, зубки белые и ровненькие, а вместо ушей два крыла летучей мышки. Роста чтобы он был невысокого, и пухленький пирожок. Хвостик как ветка сосновая с иголочками и шишечками. Кожа пусть будет оранжевая, а ног три и рук четыре».

Замечтавшись, девчонка пришла в себя только под громкую брань обидчика.

– Сейчас же сделай меня таким, как я был, иначе башку дурную оторву!

– Ах вот ты как! – Набычилась Мили, сам приползёшь и будешь прощения просить на коленях, – пока-пока, чудовище!

Девчонка выпустила полупрозрачные крылышки, отливающие всеми цветами радуги, предварительно проверив, нет ли по близости ещё кого-нибудь. Светить лишний раз подарок Кри ей совсем не хотелось.

Добравшись до дома, девчонка навела в доме порядок, приготовила обед и набросала план для курсовой работы по редким травам и кустарникам Соснового Бора.

– Какие же три зелья мне выбрать? – Мили чуть не плакала от расстройства, в травнике было столько восхитительных рецептур. Печально вздохнув, девчушка снова зашелестела страницами в тщетной попытке сделать правильный выбор.

Тут в комнату вошли Фермопена, эртэ Тавиэль и наглый орк, над которым феечка так мастерски поглумилась.

– Ааа, чудовище! – Взвизгнула студентка и принялась охаживать метлой по голове и спине незадачливое чудо-юдо.

– Тьена, Вахур пожаловался, что вы совсем белены объелись или ещё чего похуже, – в голосе эльфа проскальзывали нотки усталости.

– Ну, так пусть сам и расскажет, за что был наказан, – девчонка упёрла руки в боки и с вызовом посмотрела сначала на орка, а потом и на остальных дознавателей.

Когда жалобщик начал увиливать от ответа, тётка Фермопена применила к нему свои способности, которые заставляли говорить правду честно, какой бы горькой она не была. Вахуру было совестно, что его одолела какая-то тощая малявка, будь она хоть трижды Фея с выдающимися способностями. Просить прощения и вернуть ему прежний облик он отказался наотрез.

– Она должна, вот и всё! – Упёрся орк, не желая признавать, что был не прав.

– С чего ты взял? Ты нашкодил, тебя наказали. Последствия сам расхлёбывай, как умеешь, – эртэ Тавиэль опасался, как бы после купания в сугробе Милисандра простудилась и вскоре расхворается. Большего кошмара, чем хворая Фея с высокой температурой и бредом, придумать было попросту невозможно, особенно учитывая таланты и способности племянницы Главного Лесничего.

– Не буду прощения просить, я оркский воин, а не придворная кисейная эльфийка голубых кровей, – набычился Вахур и зло сплюнул на пол.

Получив подзатыльник от хозяйки дома и свирепый взгляд от Старшего Лекаря, зеленокожий искатель правды был вынужден вымыть пол в гостиной. Как он не ругался и грозил всевозможными карами, девчонка демонстративно села за стол, достала пачку пергамента и занялась написанием «Введение в курсовую работу по теме: „Целебные и бытовые зелья из редких трав и кустарников, произрастающих в окрестностях деревни Сосновый Бор“».

Уйдя не солоно хлебавши, он был вынужден обратиться к оркским шаманам и эльфийским магам. Те только качали головами и бессильно разводили руками. Пришлось Вахуру смириться и идти просить прощения у вредной ехидной поганки.

Эртэ Тавиэль выглядел устало. Он варил какое-то сложное зелье, добавляя в кипящую воду не только травы, почки и тщательно вымытые коренья, но и незнакомые порошки, и какие-то жидкости с резким запахом. Увидев виновника большой проблемы, которая нежданно свалилась не только на жителей деревни, но и на жирующую в лесах нечисть и нежить, эльф, недобро сузив глаза, прошипел тому, кто ещё совсем недавно был вполне симпатичными представителем оркского племени:

– Тьена Милисандра ничем не сможет вам помочь, Вахур. У неё, кажется, начинается двухсторонняя пневмония. Конечно, Феи выздоравливают так же быстро, как эльфы, но минимум двух недель кошмаров с непредсказуемыми последствиями гарантирую всём.

– Да, ладно, вам, всего пару часов в сугробе посидела по шею. Да что ей будет-то. Тоже мне, цаца столичная, нашлась! – Сердито засопел зеленокожий варвар и сплюнул на пол.

– Потрудитесь убрать за собой, молодой человек, и не приближайтесь к этому дому в течение пары недель, если не хотите снова оказаться жертвой феячьего произвола.

Бормоча про себя какие-то явно заковыристые проклятия и ругательства, незваный гость вымыл пол и убрался восвояси, стребовав с эльфа слово чести, что он поговорит с девчонкой и попробует её вернуть ему прежний облик.

– Поговорить-то не сложно, да вот, не уверен, что она сможет исправить последствия. Вы поставили её в ситуацию опасности для здоровья, а то и жизни. При эмоциональных всплесках процесс отфеячивания у молодых фей может стать необратимым… – эртэ Тавиэль неопределённо передёрнул плечами и закрыл за Вахуром добротную дубовую дверь.

Нимирэль, который еле ноги волочил от усталости после очередного дня в обществе скота и таких же проштрафившихся бедолаг, торопливо помылся и сменил одежду на чистую. От запаха навоза аппетит отбивался напрочь, но он прекрасно знал, что отец будет в ярости, если ему доложат, что его сын отказывается принимать пищу. Горестно вздохнув и позавидовав, что орков сегодня прихватили с собой Охотники, поплёлся в общественную столовую.

На ужин была неизменная чечевичная похлёбка с сушёными грибами и пряными травами. Молодой эльф успел уже не один раз пожалеть, что в его дурную голову пришло задевать Фей. Через силу глотая очередную ложку опостылевшего за несколько дней варева, он поклялся сам себе, что больше никогда не будет таким ослом и впредь не будет допускать, чтобы его проказы имели столь далеко идущие последствия. Свою шкуру он любил и ценил, поэтому все пакости за него делали другие, расплачивались за содеянное тоже. Хулиган решил, что впредь будет прорабатывать операции более детально и не станет больше задирать фей. Отдав хмурому слуге пустую глиняную миску, Нимирэль отправился в общий домик из одной комнаты, которую делил с другими парнями примерно своего возраста.

Ощущение, что происходит что-то из ряда вон выходящее, появилось сразу же, как только он вышел за порог и увидел, что массивная и надёжная часть каменной внешней стены вокруг деревни, с печальным вздохом рассыпалась в пыль. В образовавшийся пролом тут же стали просачиваться твари, из-за которых прогулки по окрестным лесам могли закончиться весьма печально для безголового смельчака. Молодой эльф подскочил к небольшому медному гонгу и со всей силы несколько раз ударил по нему, сообщая селянам, что враг внутри. «Надо забаррикадировать окна и двери и постараться отбиться или хотя бы подороже продать свои жизни»… – Выводила зачарованная медная пластинка.

Сам же Нимирэль юркнул в ближайший дом и стал торопливо укрепляться внутри склада с мешками с зерном. Положение их было незавидным. Отряды Охотников вернутся только на рассвете. «Надеюсь, нам удастся продержаться до утра», – отстранённо подумал сын Старшего Лекаря Соснового Бора, покрепче стискивая в руках увесистую чугунную кочергу, которую он обнаружил в ворохе мешковины, из которой шили мешки для муки.

Бардак и не думал оканчиваться, внезапно эльф увидел, как сарай, в котором он скрывался, превратился в рой мотыльков и куда-то умчался. Там, где пролетали странные призрачные насекомые, нежить, нечисть и дикие звери превращались в свои точные каменные копии. «Какое счастье, что чары на меня не подействовали. Не хотелось бы стать ремесленным изделием из розового мрамора или чего похуже», – отстранённо подумал длинноухий проныра, с любопытством рассматривая царящую вокруг суматоху. Ни одна из тварей, проникшей за ограду, не ушла от возмездия. Потом странные бабочки вернулись, где и были, снова став сараем. «Кто же так способен чудить, это не эльфы, не орки и уж, тем более, не люди. Если всё это устроила та тощая племянница Фермопены, то лучше мне наплевать на собственную гордость и извиниться, пока не поздно.

Жители Соснового Бора торопливо восстановили пролом и от греха подальше избавились от статуй, решив, что если до рассвета они не оживут, то разобьют ценное имущество на глыбы и поделят между всеми. Нимирэль тоже внёс свою лепту в устранение угрозы повторного нападения. Впрочем, желающих не было. Вокруг сновали лекари, среди которых Нимирэль увидел и отца. Глубокие тени и лихорадочный взгляд говорили яснее любых слов, насколько он вымотался, но долг для него всегда был превыше всего. Увидев, что сын не пострадал, эртэ Тавиэль кивком поздоровался и снова куда-то побежал. Деревня сейчас больше всего напоминала растревоженный медведем улей. Благо, на этот раз всё обошлось, а до рассвета оставалась всего пару часов.

Восход солнца всё встречали с криками настоящей радости, нежить и нечисть его лучи не выносила категорически, потому можно было перевести дух и даже пару часиков передохнуть. Нимирэль вылез из склада и направился в библиотеку, чтобы восполнить пробелы в своём образовании. Врага лучше знать в лицо, чтобы не пришлось запоздало сожалеть о собственной лопоухости.

Эртэ Тавиэль, застукав сына, склонившегося в три погибели над увесистым томиком «Классификация Фей, их Дары и методы сотрудничества с ними инородцев», впал в глубокий ступор. Бедняга даже уронил на пол книгу про то, как оградить окружающих от спонтанного отфеячивания при наличии больной Феи.

Самоё главное, что вынес из потраченных часов учёбы расстроенный молодой эльф, можно было резюмировать коротенькой фразой: «Не дай тебе Боги поругаться с представителем этого древнего народа»… Мстили они долго и изощрённо именно потому, что их Дар, в отличие от носителей, обид не спускал и справно наказывал любого, кто посмел обидеть такое только с виду хрупкое и безобидное создание.

– Что-то ты бледный стал, сын, не смотря на работу на свежем воздухе и отсутствия проказ. Что случилось? Я стал замечать, что перёд сном ты ищешь отвар и в книгах рыскаешь по разделам, связанным с кошмарами и как от них избавиться. Если ты чем-то обидел Феечек, то тебе остаётся лишь один выход – выполнить условие, необходимое для снятия проклятия. В твоём возрасте я тоже повздорил с девушкой из этого народа. Больше подобной глупости совершать не решился…

– Ты прав, отец, – и Нимирэль рассказал, как всё было, и попросил совета и помощи. Эртэ Тавиэль за голову только схватился, но ругать сына не стал, он знал, что уже сегодня его младший сын будет спать нормально, впервые за две недели.

– А если я помогу тебе и матери ухаживать за Мили, как думаешь, её Дар решит, что я искупил свою вину перёд Феей Грёз?

– Честно говоря, этого никто не знает, Нимирэль, но учтено будет обязательно. У Фей инстинкт Справедливости развит сильнее всех в нашем мире.

– Если бы его у них не было, мы бы получили безжалостных и беспринципных монстров, – Нимирэль даже позеленел от картины, которую нарисовало его пылкое юношеское воображение.

Сын Старшего Лекаря Соснового Бора полночи продежурил у постели Милисандры, ругая, на чём свет стоит, безголового Вахура, из-за которого девчонка и схватила двухстороннюю пневмонию. Температура у племянницы тётки Фермопены была знатная. Приходилось постоянно сбивать её при помощи уксусных примочек.

Орк, по вине которого в Сосновом Бору завелась хворая Фея, не терял надежды вернуть себе привычный облик. Отец сказал, что на порог не пустит такого урода. Тавиэль указал ему единственно доступный путь, но Вахур не желал признавать, что был не прав. Он не умёл извиняться, менять привычки не желал. Именно поэтому сидел в сарае на окраине деревни и ругал бестолковую девчонку, которая оказалась столь хилой, что так некстати заболела. Молодой парень не знал, что не всё спонтанные вспышки Дара удаётся хотя бы немного ослабить. Счастье ещё, что у Фей был уникальный талант: даже сорвавшись с цепи, их способности глумились только над теми, кто чём-то навредил им или окружающим. Плюнув на своё отражение в кожаном вёдре с водой, несчастная жертва собственной глупости тоскливо завыла от безысходности и жалости к себе.

Тут в его ушах раздался высокий мелодичный звук, такой, какой бывает, если разбить хрустальный бокал тонкой эльфийской работы. Потом перёд глазами у Вахура всё померкло, и он потерял сознание.

Варф выслушал отца в мрачном молчании. Он начинал понимать, что зря они повздорили с тремя малявками. Хотя, та, которую звали Крисиг, ему, и правда, понравилась. Боевая оказалась девчонка, хоть и Фея. Он проказливо улыбнулся, вспомнив, как она засветила Нимирэлю прямо в глаз. Никто такого и не ожидал от соплячки. Выхлебав солидную миску мясной похлёбки с кореньями, молодой орк ушёл в свою комнатушку, скинул испачканную за день одежду и нырнул под одеяло.

Так хорошо ему не спалось ещё ни разу в жизни, а вот под утро пришёл странный сон. Его мозг никак не мог понять, к чему его посетило странное видение. Он увидел себя на поляне в лесу. Судя по обилию цветов, была поздняя осень или раннее лето. Потом он увидел, как привычное для него тело осыпалось оранжевыми лепестками, которые закрутил и унёс прочь налетевший порыв ледяного ветра. Орк даже увидел в стылом воздухе сверкающие на солнце снежинки.

Варф проснулся от собственного крика, только вот голос прозвучал как-то странно: по-девчоночьи звонко и чуть визгливо. Родители, тут же поспешившие узнать, в чём дело, так и застыли сразу за порогом. На кровати сына сидела с округлившимися от ужаса глазами черноволосая совсем юная эльфийка с сиреневыми глазищами в пол лица. При этом ругалась она как их старший сын, когда попадал совсем уж в плохие ситуации.

Орочья чета вполголоса посовещалась и решила попросить эртэ Тавиэля взять новоиспечённую дочь в свой дом. Девка получилась очень красивая и сильная, но вот в их доме Варфу больше места не было. Что-то им подсказывало, что обратной метаморфозы ждать не стоит, ведь она произошла без сознательного участия самой Милисандры.

Эртэ Тавиэль принял отфеяченного бывшего друга своего сына, в сердцах сказав:

– Вот что бывает с теми, кто самонадеянно дерёт нос и обижает тех, кто лишь кажется слабее. Это вам обоим наказание за то, что прогуливали уроки по другим расам Королевства Фей. Надеюсь, Вахур избежал подобной участи. Надо бы тебе имя другое дать, милочка.

Варф поморщился, но против правды не попрёшь. Из зеркала на него смотрела угрюмая эльфийская девица. Прекрасное лицо щеголяло тонкими почти чеканными чертами, внушительными острыми ушками и копной волнистых тёмно-каштановых волос почти в пол.

– Каэсс Оуссиал теперь будут тебя звать, – Старший Лекарь Соснового Бора отвёл новую ученицу в отведённую ей комнату, где уже лежало всё необходимое, включая платье из эльфийского шёлка, – Завтра на рассвете я отправлю тебя в Школу Травниц при Академии, от греха подальше. Новый удар взбесившегося Дара больной Феи может тебе сильно не понравится. Помощница мне не помешает, а ты всегда отличался редкой для орка сообразительностью.

Вахур проснулся от бесцеремонного тычка в бок и недовольного ворчания собственного отца:

– Эй, ты, проваливай! Мой сарай – не ночлежка для побродяжек.

– Отец, только-только рассвело, ещё пару часов и я сделаю любую работу, какую ты мне решишь поручить.

– Какая портовая шлюха тебя родила, мальчишка? Я никогда даже по молодости не питал слабости к тощим человеческим девкам! Убирайся, иначе сам вышвырну тебя вон из моего сарая, гнилокровый. Как я могу быть отцом чистокровному человеческому щенку?

Бывший орк рассерженно засопел и закатал рукава полотняной рубахи, показав родовые татуировки на смуглой коже, и, сжав кулаки с угрозой прорычал:

– Ещё раз назовёшь свою жену Дашнак портовой шлюхой, и я не посмотрю, что ты мой отец, взгрею, как любого, кто смеет поносить мою мать!!!

– Пошли скорее к Тавиэлю, пусть отправит тебя подальше отсюда. Ты сам виноват в произошедшем…

Выслушав очередную историю, связанную с обидчиком Милисандры, эльф махнул рукой и сказал, что отправит Вахура получать профессию управляющего и даст ему рекомендации, чтобы он потом смог пристроиться в столице. Взамен ему вменялось на время обучения стать личным телохранителям эльфийки Каэсс. На том и порешили. Едва рассвет окрасил небосвод, эльф активировал портал в столицу и услал отфеяченных бедолаг от греха подальше.

Нимирэлю очень не понравился сухой старикан, которого отец расположил в отдельной комнате. Седые волосы были грязны и неопрятны, как и одежда. Мыться хмурый пришелец отказался напрочь, впрочем, обработать Тавиэлю рваную рану от волчьих зубов всё же позволил. В серых глазах проскальзывало нечто такое, что молодой эльф не стал задерживаться в кабинете отца, удрав с зажатой под мышкой книгой о Феях к своей подопечной.

Милисандра ворочалась с боку на бок и что-то шептала. К сожалению, что она говорила, разобрать не позволили даже хвалёные уши-локаторы. Положил девчонку поудобнее, Нимирэль поправил одеяло, плюхнулся в удобное кресло и снова углубился в увлекательное чтение.

Шёл уже третий день болезни Мили, а она так ни разу глаза и не открыла. Тавиэль послушал очень нехорошие хрипы у неё в лёгких и был вынужден констатировать факт, от которого у любого мало-мальски трезво мыслящего разумного существа волосы дыбом станут не только на затылке:

– Двухстороннее воспаление лёгких, увы. Первые улучшения наступят не раньше, чем дня через четыре, а поправится она дней ещё через семь. Нимирэль, сбивай температуру, если сильно зашкалит и следи, чтобы не раскрывалась.

Младший сын Старшего Лекаря Соснового Бора понятливо кивнул и снова принялся за чтение, периодически отвлекаясь на пациентку. Температура у неё скакала как перепуганный до полусмерти заяц, заслышавший голодный вой волчьей стаи.

Тут девчонка испуганно вскрикнула, разбудив задремавшего над книгой эльфа. Убедившись, что она не в жару, Тавиэль прислушался. Кто-то, стараясь не шуметь, осторожно крался по коридору. «Что за дела, – подумал парень и, подождав пока незнакомец уйдёт достаточно далёко, сотворил Плащ Невидимости и выскользнул за дверь.

Тихонько хлопнула закрываемая входная дверь. Тавиэль шмыгнул в свою комнату, оделся потеплее и бросился догонять странного пациента. «За каким-то демоном ему приспичило вставать с удобной постели и мчаться в зимнюю ночь? – Сердце у молодого человека пропустила один удар, когда он с ужасом понял, что за тьма промелькнула в глазах сероглазого оборванца. – Некромант, ей-ей некромант. Не тот ли самый, по вине которого мы влипли в такую неприятную историю? Если я прав, не завидую этому идиоту. Фейский Дар быстро его обнаружит и вынесет суровый приговор».

Неряшливый старик, не прикасаясь к створкам ворот, исписанных эльфийскими рунами, что-то напевал себе под нос. По ту сторону ограды бесновалась не только волчья стая. Нимирэлю стало жутко: «Если он отопрёт ворота, к утру тут останутся одни развалины, а он пополнит свою армию новой нежитью из бывших жителей Соснового Бора. Отряды Охотников в лесу на очередном рейде. Надо разбудить отца и старост общин, главное, чтобы нас не застали врасплох. До рассвета часа три осталось, может, продержимся до возвращения боевых магов и воинов», – Нимирэль припустил обратно, наступая след в след, чтобы ничем не выдать своё присутствие.

Впрочем, далёко уйти он не успел, поэтому стал невольным свидетелем того, как сурово карает Фейский Дар за малейший вред, который может быть нанесён его носителям. Мысленно он дал себе зарок, что никогда не будет вздорить с Феями.

Раздался тонкий хрустальный звон и из-за ворот донеслись жуткие вопли и визг, полные такой муки, что у сына лекаря кровь от ужаса отхлынула от лица. Он прикрыл глаза и привалился к стене ближайшего сруба, пытаясь успокоиться. За оградой ярилось странное зеленоватое пламя, но при этом сами постройки Соснового Бора не занялись. Это было очень странно: смолистое сухое дерево всегда занималось достаточно быстро от малейшей искры. Хлопья пепла покрыли всё вокруг, кроме защищённого сложным заклинанием парня.

Любопытство оказалось сильнее: вскарабкавшись на ограду, Нимирэль осторожно выглянул снаружи и обомлел. Внутри пространства, по контуру напоминающего лист клёна, бесновались дикие звери, какие-то непонятные твари и поднятые мертвецы. Зеленоватое пламя не слепило, и не было горячим, но пленники гибли в жестоких муках, пытаясь вырваться из колдовской западни. Многие как молитву выкрикивали лишь одно слово: «Витар!!!». Как понял эльф, так звали их липового больного с исполосованной волком левой рукой.

Сам некромант, поняв, что всё пошло совсем не так, как предполагалось, развернулся и бросился в сторону лекарского дома. Он не учёл, что именно сейчас, обнаружив главного виновника здешних бед и горестей, Дар Милисандры разыграется уже на всю катушку, погрузив девчонку в глубокий обморок, чтобы ненароком не повредить хрупкую психику юной Феи.

Далёко уйти Витару не удалось: из его ступнёй выросли корни, которые как-то совсем уж неожиданно зарылись в скованную холодом землю, точно в согретую солнцем почву в конце мая. Из глотки некроманта вырвался звериный вопль, полный ненависти и боли. Дар же церемониться не собирался, решив на свой манер наказать отступника. При этом Нимирэль точно знал, что ему ничего не грозит, а мерзкий старикан доживёт до суда в Королёвском Дворце. Просто так милосердно сдохнуть ему не суждено. Слишком уж много исковерканных жизней оставил он на своём жизненном пути.

Кавардак у главных ворот Соснового Бора выгнал из постелей всех. Увидев, что основные силы некроманта полностью уничтожены, все стали с любопытством наблюдать, на что способен сорвавшийся с цепи Дар хворой Феи.

– Мерзкая девчонка, – взвыл старик, – нежели ты думаешь, что в состоянии сладить с такой мощью, как моя тёмная сила, замешанная на страданиях и смерти? – Он достал нож и сделал небольшой надрез на вене.

Такого чуда не припомнила даже тётушка Фермопена: вместо крови из раны фонтаном хлынул древесный сок. Через минуту появилась смола, которая аккуратно остановила незапланированное безобразие. Глаза у некроманта почти вылезли из орбит, он открыл рот, чтобы сделать ещё какую-нибудь гадость, но из его глотки не донеслось ни одного слова, только шелест листвы, когда с ней забавляется довольно сильный ветер.

– Да, – озадаченно проронил юный Нимирэль, – это как вовремя я загладил свою вину перёд Милисандрой. А то превратили бы меня в зеленокожую орчанку или ещё что похуже сотворили. Эйна Фермопена, смолистый некромант меня впечатлил на всю оставшуюся жизнь.

К слову сказать, Милька выздоровела ровно через две седьмицы, как и предсказывал эртэ Тавиэль. Времени на написание курсовой почти не оставалось, поэтому девчонка засучила рукава и спешно принялась навёрстывать упущенное время практики.