Ты знаешь, конечно, что орденом Боевого Красного Знамени наше правительство награждает героев, отличившихся храбростью на войне. Первым кавалером этого ордена был замечательный полководец — герой гражданской войны Василий Константинович Блюхер. Орденом Боевого Красного Знамени были награждены Михаил Васильевич Фрунзе и Василий Иванович Чапаев, Николай Александрович Щорс и Григорий Иванович Котовский, Климент Ефремович Ворошилов и Семен Михайлович Буденный. Этой боевой наградой были отмечены подвиги многих героев Великой Отечественной войны. И вот этот боевой орден я увидел на груди молодого офицера милиции Ханса Хаависте.

Я познакомился с начальником Пыльтсамаского отделения милиции капитаном Хаависте в Таллине. Мы сидели с ним за столиком в кафе на одной из узких улочек Таллина. Высокий, по-юношески стройный, он выглядел так молодо, что я невольно удивился, увидев на его синем кителе боевой орден. Ну никак нельзя было сказать, что этот молодой офицер успел побывать на войне. И я подумал, что, вероятно, не за военный подвиг получил свою награду капитан милиции.

Да, Ханс Хаависте был еще подростком, когда началась война. Но он хорошо помнил, какой была его родная Эстония до войны, до июля сорокового года, когда эстонский рабочий класс сверг ненавистное фашистское правительство и обратился к своему могучему соседу — Советскому Союзу с просьбой принять Эстонию в дружную семью социалистических республик. И еще помнил капитан милиции Хаависте, как батрачил на помещика его отец. Маленький Ханс и сам был батраком — с пяти лет пас на выгоне свиней, принадлежащих богачу кулаку Сиименсону.

Часто задумывался мальчонка, почему у одного человека — вот, к примеру, у Сиименсона — много земли, много свиней и коров, а у других нет даже малой малости.

Но вот Эстония стала советской. Удрал за границу кулак Сиименсон. А его земли, его стада, его амбары, набитые зерном, стали собственностью бедняков крестьян. То, о чем мечтал маленький Ханс, принесла эстонскому народу новая, Советская власть.

Только недолго радовался Ханс. Началась война. Пришли в Эстонию гитлеровцы. Вернулся Сиименсон. Но крестьяне верили — счастливая жизнь еще придет. Красная Армия прогонит и фашистов, и богачей кулаков. Верил в это и юноша Ханс Хаависте.

И этот день наступил. Громя гитлеровские полчища, ворвались в Эстонию советские танки. Земля, хлеб, заводы, леса, реки — все это вновь стало собственностью народа. Эту собственность, эти богатства надо было защищать от врагов и от нечестных людей. И Ханс решил пойти на службу в милицию.

Это решение пришло к нему не случайно. О, Ханс слышал, с какой злобой говорят о Советской власти бывшие богатеи, не успевшие удрать с гитлеровцами! Они были готовы на любую подлость, лишь бы навредить народу, отобравшему у них богатства. Они мстили представителям народной власти, мстили агитаторам-коммунистам, мстили крестьянам, вступавшим в колхозы. Враги Советской власти, они были и врагами новой жизни, которая сделала счастливыми миллионы бывших батраков, таких, как Ханс и его отец. Они были врагами новых справедливых законов, установленных Советской властью. Защищать эти законы, защищать от расхитителей хлеб, защищать колхозников от убийц Ханс Хаависте считал теперь своим долгом, своей первой обязанностью.

Сидя в кафе на узкой улочке Таллина, я слушал взволнованный рассказ капитана Хаависте. Я слушал его и думал о тех, кто и у нас в России осенью семнадцатого года пошел добровольцем на опасную службу в милицию. Рабочие, по четырнадцать часов гнувшие спину на капиталиста-фабриканта; мастеровые, задыхавшиеся в тесных, душных мастерских; солдаты, в большинстве своем бывшие крестьяне, такие же батраки, каким был в прежней Эстонии мальчонка Ханс, хорошо знающие, что такое голод, холод, долговая кабала… Они пошли служить в милицию, чтобы оберегать революционный порядок, чтобы защитить от врагов богатства, отданные Советской властью в руки всего народа. Это одно из самых главных поручений революции. Так было всюду, куда бы ни пришла на смену власти богачей власть рабочих и крестьян. Так было и в Эстонии.

Однажды осенью, в самую пору уборки урожая, в колхозе «Соосааре» случилась беда. Неизвестные злоумышленники угнали из колхозной конюшни лошадь, похитили телегу и около двухсот килограммов зерна. Недобрая весть всполошила весь колхоз.

— Вчера дотемна работали, — огорченно говорил быстро приехавшему на место происшествия капитану Хаависте председатель колхоза. — Обмолот закончили, столько трудов положили!.. А тут какие-то мерзавцы… — Он не договорил и только махнул рукой.

— Ничего, ничего, — заверил его Хаависте. — Найдем и зерно, и телегу, и лошадь!

В ту ночь над районом прошли дожди. На размытой дороге хорошо были видны следы — глубокая колея и тяжелые отпечатки лошадиных подков. В темный лес, в дремучую чащу уводили они.

Вместе с тремя сотрудниками отделения — лейтенантами Кюттом, Либрихом и участковым уполномоченным Кыре — капитан двинулся в лес по следу грабителей.

Долго пришлось им идти по лесным дорогам, по болотным топям. Часто останавливаясь, Хаависте внимательно осматривал мокрую траву, по надломленным веткам определял, в какую сторону повернула телега. С зоркостью настоящего следопыта капитан находил то клочок сена, то несколько зерен пшеницы, просыпавшихся на дорогу из мешков, которые везли на телеге похитители.

В одном месте телега застряла. Хаависте догадался об этом, увидев глубоко вдавленные следы колес и особый, ложбинками, след лошадиных ног — лошадь с натугой вытягивала застрявшую подводу из грязи, ее копыта скользили, оставляя в глине бороздки.

— Ищите следы сапог! — сказал товарищам капитан. — Похитители здесь должны были подтолкнуть телегу. Надо узнать, сколько их.

Первым отыскал отпечатки больших резиновых сапог лейтенант Либрих. Кыре и Кютт вскоре увидели на обочине еще один след — поменьше, с косыми полосками… Тоже характерный отпечаток резиновых сапог. А вот — на траве — следы башмаков с тупыми носами. Других следов нет. А на телеге никто не мог сидеть, раз ее вытягивали из грязи. Значит, преступников трое… Но что это? Капитан нахмурился и низко наклонился. На мокрой траве отчетливо был виден отпечаток лежавшего тут недавно автомата. Грабители, оказывается, вооружены!

Километров девять или десять прошли по лесу милиционеры. А следы вели все дальше и дальше в лесную чащобу. Внезапно капитан остановился и замер. Он чуть отвел в сторону руку, словно предупреждая идущих за ним офицеров. Впереди слышались приглушенные голоса. Хаависте осторожно приподнял ветку ели и увидел телегу. Чуть поодаль на поляне паслась лошадь. Но на телеге сидел только один человек. Где же остальные преступники?

Лейтенант Либрих молча указал капитану на кусты. Оттуда, прихрамывая, шел бородатый мрачный мужчина, неся охапку хвороста. Спустя минуту у другого края поляны появился и третий похититель: долговязый, сутулый, в шапке-ушанке. Нужно было быстро решить, как захватить грабителей врасплох.

— Товарищ Кютт, — чуть слышным шепотом начал отдавать приказания Хаависте, — вы пойдете в обход. Либрих — слева. Вы, товарищ Кыре, должны зайти справа, вон к тем кустам. Там трудно пройти — место простреливается. Обходить придется дальше. — Капитан смерил взглядом расстояние, затем посмотрел на часы. — Вам понадобится восемь минут. Ровно через восемь минут всем быть на своих местах. Начнем действовать одновременно. Я беру на себя центр.

Лейтенант Кютт бесшумно скрылся в кустах. Быстро, пригибаясь, двинулся в обход Либрих. Исчез в зарослях Кыре. Проводив глазами товарищей, Хаависте стал следить за грабителями, время от времени поглядывая на стрелки часов.

Люди возле телеги складывали в кучу хворост. Вдруг бородатый насторожился и стал вглядываться в кусты. Что случилось? Может быть, Кютт наступил на сухую ветку?..

Все остальное произошло в течение нескольких секунд. Один из преступников кинулся к телеге и выхватил из-под сена автомат. Рванувшись вперед с пистолетом в руке, капитан громко скомандовал: «Руки вверх!» В тот же миг длинная очередь хлестнула по веткам, плеснула по мокрой листве. Пулей с капитана сорвало фуражку. Он ничком упал на землю, начал отстреливаться.

Бандиты уже поняли, что они окружены, что им не уйти, и сопротивлялись отчаянно. Из двух автоматов немецкого образца, оставшихся, видимо, еще с войны, они посылали очередь за очередью. Хаависте сознавал, что никому из его товарищей не удастся подойти близко к вооруженным грабителям. Он был ближе всех к телеге. А преступники, отстреливаясь, начали уже отползать к лесу. И тогда капитан двинулся им наперерез. Он прополз уже половину расстояния, отделявшего его от преступников, когда вдруг почувствовал обжигающий, тяжелый удар в спину.

Собирая последние силы, Ханс приподнялся на локте. Сквозь горячие искры, плясавшие в глазах, он увидел, как упал, будто споткнувшись, бородатый бандит, как другой поднял руки кверху…

Очнулся капитан в больнице. Здесь он узнал, что его товарищи успешно закончили возглавленную им операцию. Сюда, в больницу, пришло радостное известие о том, что за свой подвиг Ханс Хаависте удостоен высокой награды. Сюда, в тихую светлую палату, сестра приносила ему каждый день пачки писем — от друзей, от родных и от совершенно незнакомых людей. И в каждом письме — поздравления, слова благодарности и участия, в каждом письме — пожелания счастья, здоровья, успехов. Здесь же, в больнице, когда Ханс начал уже поправляться, доктор сказал ему, что он, должно быть, родился под счастливой звездой. Пуля прошла навылет между позвонками. Миллиметром выше или ниже — и отважного милиционера уже нельзя было бы спасти.

Хаависте отпил кофе из маленькой чашечки и улыбнулся.

— Я сказал тогда доктору, что он немного ошибается. Родился я как раз без всяких надежд на счастье. Это потом надо мной взошла счастливая звезда. Пятиконечная красная звезда… Надо мной, над всей Эстонией взошла!..

Я смотрел в его ясные глаза, смотрел на его новенький орден и думал о многих-многих героях, которые носят такую же, как на нем, милицейскую форму, которые так же, как он, выполняют клятву, данную Родине. Их не страшат бандитские пули. Им не страшна смерть. Лишь бы спокойно и счастливо жили советские люди! Лишь бы хорошела и богатела год от года родная и прекрасная советская земля!