Власнеч внимательно выслушал, одобрительно кивая. Затем задал десятка два уточняющих вопросов пленникам и сочувственно вздохнул:

– Жаль вас, ребята! Сдайся вы мне сразу, все бы живыми остались, а так… Уж не обессудьте, на чужой земле бросаться на хозяев с оружием непозволительно. И тем не менее… – Он сделал паузу и спросил у десятника: – За своего дозорного можешь поручиться?

– Конечно! – выпалил тот. – Отличный мужик, порядочный, дисциплинированный, мастер на все руки. Мы его собирались с утра в избе оставить на хозяйстве, как обычно. А разве он…

– Живой, живой! Я его только усыпил. Так что давай, Грин, волоки его сюда, не то помрет от переохлаждения.

Василию жутко надоело таскать кого ни попадя, и он возмутился:

– А сам он ножками не может прийти?

– Мм?.. Да может… если в бега не бросится.

– Так я его свяжу на всякий случай.

Власнеч согласился, выдав приятелю какую-то особо перекрученную булавку, инструктируя при этом:

– В каждое плечо по уколу, а потом в шею кольнешь, по центру. Да пару пощечин можешь дать, чтобы быстрей в себя пришел… И вообще, построже с ним! Все-таки преступник, а прощение от барона еще заслужить надо!

И многозначительно взглянул на парочку раненых наемников. Те понуро опустили головы, стараясь не смотреть в глаза громадному колдуну, а когда Шестопер покидал избу, уже вновь отвечали на очередные вопросы.

Дозорного удалось отыскать не сразу, хотя место вроде было указано конкретно. Бедолага лежал под низко нависшими ветвями, да еще прикрытый собственным плащом. Сверху его присыпало хвоей, сбитой грозой, так что со стороны спящий человек выглядел словно холмик.

Руки ему Василий связал спереди и, разбудив, популярно объяснил:

– Два твоих товарища остались в живых и сейчас пытаются искренними ответами на вопросы вымолить у местного барона себе прощение. Колдун Чередыш мертв. Так что, коль хочешь остаться в живых, не делай резких движений и будь готов честно отвечать на любые вопросы.

– Все понял, господин, не сомневайтесь! – заверил мужик, которому на вид было лет тридцать пять. – Нас и нанимали-то лишь для охраны от умертвий. А к владетелю, к его светлости – мы со всем почтением!

– Ладно, тогда вставай и двигай впереди меня! – приказал Грин, приподнимая левой рукой факел повыше, а в правой держа меч на изготовку.

Помогать наемнику подняться он не стал, а вот его меч с поясом повесил пленнику на спину, еще и плащ заставил нести. Не самому же корячиться, тем более что толстенный кусок ткани водой пропитался так, что стал по весу словно из железа.

Ну и, наверное, повезло, что ветер на короткое время стих, поэтому настороженному Василию удалось засечь подозрительный треск, словно мокрая веточка переломилась. Взглянув в ту сторону, он рассмотрел два странных отблеска, вернее, точки, словно там в кустах волк находился.

И в следующий момент зверь бросился на людей. Мохнатый, полусогнутый, вонючий, несуразный, но… вроде как передвигающийся на двух ногах!

Причем атаковал он совсем неграмотно, если судить с позиций воинского искусства. Даже малоопытный мечник при отражении такой атаки запросто упокоит нападающего с одного удара. Так что Грину не составило труда уклониться и тут же ударить нападающего мечом. Судя по отдаче в руку – попал. Да и раздавшийся хруст подсказал, что сломано как минимум два ребра. Иначе говоря, человек после такой раны упал бы и уже не встал.

Но существо лишь прокатилось по корням, остановилось в луже и выскочило из нее, словно подброшенное пружиной. И с воем, парализующим сознание, бросилось теперь уже на наемника. Тот не растерялся и бросил в тварь плащ. Своей массой мокрая ткань не только остановила нападающего, но заставила его озадаченно умолкнуть и отступить на шаг. Быстро опомнившись, существо с рычанием отшвырнуло плащ в сторону.

Этим моментом Шестопер воспользовался великолепно: сделав выпад, проткнул мечом нападающего в районе сердца. После чего резко выдернул меч.

«Отбегался, урод! – мелькнула мысль. – Ну?! Чего не падаешь?..»

Однако жутко заросший волосами человек, одетый в какие-то шкуры, вывернутые шерстью наружу, попросту развернулся и вновь бросился на рыцаря. Получилось несколько неудобно бить, но, отступая в сторону, Грин ударил наискосок, норовя раскроить врагу грудную клетку. Меч встретился на пути к цели с руками и вдруг оказался отброшен в сторону. При этом раздались лязг металла и неприятный скрежет, словно камешком по стеклу.

Противники опять разминулись, а потом не сразу смогли сойтись из-за мешающего им дерева. Зато наемник стал надрывно орать:

– Это же умертвие! Кисти ему руби! Или пальцы! У него когти крепче стали! Полоснет – никакой власнеч тебя не заштопает!

Теперь все встало на свои места. Рыцарь вспомнил рассказ Карлаша, в том числе и о несусветной регенерации чудовищ, и порадовался, что он побрезговал отбивать нападающего боком или бедром. Это помогло избежать ударов самого опасного оружия умертвий: когтей.

Ну и дальше уже действовал с максимальной сосредоточенностью, нанося четкие, выверенные удары. Отсек одну кисть, затем вторую и только потом с безопасного расстояния покромсал тело умертвия на куски. Да и те еще какое-то время дергались, извивались, словно продолжая жить собственной жизнью.

Тогда же и Агап подошел, услышавший дикий вой и рычание. Что характерно, рыцаря он не похвалил, зато весьма печально смотрел на дергающиеся куски плоти и расстроенно вздыхал. Василий догадался, что это умертвие было для власнеча неким подобием цепного пса. И этот пес (а может, и не только он) со всей присущей ему злобой охранял прилегающую к избушке территорию.

Спрашивать, почему умертвие не напало на солдат и их нанимателей, тоже не приходилось. Хитрость и некое благоразумие у этих чудовищ оставались на должном уровне: нападали они только на одиночек, в крайнем случае на двоих. Большего количества воинов остерегались.

Так ничего и не сказав, не обращая внимания на кланяющегося пленника, Гирчин пошел к избе. И только на крыльце, дождавшись рыцаря, шепнул ему на ухо:

– Моя вина, что не предупредил тебя сразу. В следующий раз по возможности просто отскакивай от умертвия, изматывай его и жди меня. Договорились?

Василий все-таки попытался возразить:

– Как можно оставлять такую нечисть в живых?

– Только не надо из себя католика строить! – ухмыльнулся власнеч. – Ты ведь все понимаешь, все соображаешь. Да и знаешь, что даже явное зло порой можно обратить на пользу человеку.

– Лучше бы не знал!.. – проворчал рыцарь ему в спину.

Теперь их компания увеличилась до шести человек. Но если хозяйственник-дозорный не имел ни малейшей царапинки, а Карлаш еще как-то мог передвигаться, то десятника вряд ли можно было назвать транспортабельным. Рана не позволяла.

Но пока Бронислав продолжал отсыпаться, Агап решил эту проблему кардинально.

– Давай так, – обратился он к тяжелораненому. – Даешь мне клятву на крови – и я тебя за час ставлю на ноги. В дальнейшем переходишь на службу к барону с увеличением в полтора раза твоего прежнего жалованья. Но своих вояк при себе оставишь. Тем более что мы постараемся и остальных, которые в пещере, взять живыми. Договорились?

Судя по долгой задумчивости десятника, клятва на крови – это не сахар для свободного человека. Имелись, видимо, особые тонкости, совсем неизвестные Райкалину. Да и как сравнивать-то? Красотки, получающие выздоровление вкупе с возможностью стать матерью, это одно. К тому же они впоследствии получают пожизненную поддержку, неплохие средства и подобранного, заранее сосватанного превосходного мужа.

А тут мужчина в полном расцвете сил. На пике своей воинской мощи и сноровки. Получивший некий авторитет среди себе подобных. Наверняка семейный, и дети есть. Такому жизнь менять всегда сложно. Но, с другой стороны, он тем самым спасает своих людей. Уже только это дорогого стоит.

Да и события этой ночи, можно сказать, указывают на второе рождение. Выжить десятнику удалось случайно – по доброте рыцаря да по необычайной душевности власнеча. Наверное, именно последние рассуждения сыграли главную роль в принятии решения.

– Хорошо! Я готов дать клятву на крови! – заявил десятник.

Василий от всей души за него порадовался. Все-таки каким бы ни был Гирчин порой крутым и озлобленным, все окружающие его люди выглядели счастливыми, нисколько не обиженными судьбой. Да и барон с сыном не походили на тиранов или извергов. Хотя, что у них там в замке творится, какие порядки преобладают, оставалось только догадываться.

Единственное, что не давало покоя Райкалину, так это его странное трехдневное выпадение в сон. Для чего это было сделано?

И куда делся личный смерчень-домовой Агапа? Можно ли об этом спросить напрямик? Или не стоит признаваться, что рассмотрел странное свечение во время попытки открыть засов на двери?

О кольцах, называемых «Дар Макоши», реквизированных у колдуна, Василий тоже решил пока умолчать. Все-таки личные трофеи, по его мнению, остаются личными. Нечего их обсуждать со всеми.

– Грин, поспи хоть полтора часа. Времени совсем не осталось! – В устах Агапа это прозвучало как приказ, да и глаза стали предательски слипаться, так что возражать Шестопер и не подумал. А умащиваясь на лавке, услышал:

– Так, ребятки! Начинаю лечение. Ну и попутно давайте думать, как нам взять второго колдуна без крови и пыли. И чтобы из ваших никто не пострадал.