Может, рыцарь и дольше подпирал бы стенку, но связь неожиданно прервалась. Непроизвольной паники удалось избежать, припомнив утверждения волхва. Дескать, энергия в кольце не бесконечна и накапливается медленно. Желательно общаться не больше одной-двух минут. И при этом должно хватать на двухразовое общение в течение дня.

«А я говорил не менее получаса! – радовался Василий, направляясь к воротам. – Скорей всего причина такой длительности – в надежности наших отношений».

«Зато теперь трое, если не больше суток и словом не перекинешься, – вернул его на землю смерчень. – Следить надо за собой, следить!»

«Почему ты мне не напомнил?»

«До тебя не докричаться было. Словно лопатой пришибленный стоял и лыбился».

Обижаться на домового Шестопер не стал. Попытался отыскать в состоявшемся разговоре самое главное для себя. Вначале не получилось. Помнились лишь томные обертоны и греющая сердце нежность в каждой фразе желанной девушки. Потом логика все-таки заработала, выделяя два важных сообщения. Первое: если все будет идти по плану, то уже завтра ведьма освободится и отправится с сопровождающими в Вищин. Второе: Зареслава призналась, что она прямая родственница князя Алексия Берлюты. Точнее – внучка. Потому что ее мать незаконнорожденная дочь князя. Пусть и не признанная официально, но вполне уважаемая в своей вотчине.

Но к сведениям о родне Грин отнесся наплевательски. Тем более что помнил хорошо: князья в Великой Скифии выборные, и титул по наследству не передается. А вот возможный скорый приезд желанной прелестницы взбудоражил его почище, чем состоявшиеся накануне гулянки.

Таким Гонта и увидел рыцаря, открыв ему дверь своей башни: всклоченные волосы, глаза блестят, щеки красные, губы подрагивают в глупой улыбке.

– Да ты никак пьян? – поразился старик.

– Не-э-эт! Просто удалось связаться с Зареславой и поговорить с ней.

– А-а-а… ну заходи тогда. А у меня две новости, и обе хорошие, – продолжал на ходу хозяин башни. – С какой начать?

– С самой полезной.

Та и в самом деле оказалась полезной во всех смыслах. Час назад прибыл первый обоз с морскими водорослями. Разгрузка уже окончена, и можно начинать первые работы по производству йода. Быстрых прибылей с нового, никому не известного медицинского препарата соратники пока не ждали. Наоборот, требовались дальнейшие, еще более солидные капиталовложения. Благо что оба сейчас не бедствовали. Волхв вообще вроде как в средствах был не ограничен, а рыцарь только в доме держал около полутора тысяч золотых, львиная доля которых поступила от кузнеца Павлентия. Воплощение в жизнь идеи ручной тележки и банальной тачки обернулось полноводным ручьем золота.

Вторая хорошая новость касалась вотчины Гармашей. Несмотря на численное превосходство войск, осадивших вроде бы одинокого барона, штурм с ходу не удался. Двухдневная осада тоже ничего не дала. А потом к Гармашу подошли на помощь колонны столичного легиона, и слаженным ударом с двух сторон союзники разогнали все слетевшееся на поживу воинство агрессоров. При этом больше всех буйствовал ожесточившийся власнеч Агап Гирчин. Применил страшные боевые приемы, выжигая и ослепляя противника в прямом смысле этих слов. Врагов не жалел и в плен не брал. По словам очевидцев, лично зверствовал, добивая мечом раненых или ослепленных.

Но всеобщего осуждения или гневного порицания колдун за это не получил, ибо защищающийся, да еще и победивший, всегда прав. Дальнейшие разбирательства с разбитыми наголову соседями перешли в фазу суда, где третейским судьей выступил сам король.

– Бронислав и не сомневался в победе своего рода, – напомнил Грин. – Даже домой не рвался, а преспокойно гулял с нами и пел песни.

– Да уж! Погуляли вы! – перешел на ворчание старик. – Не скоро Вищин успокоится. Да и князь сделал строгий выговор Молнару, что тот не разрешил вам в один день объединить празднование. Почитай два дня ядро княжеского гарнизона было небоеспособно. Да и до следующего утра не все на ноги встанут. Были стычки, драки, поединки как с местными, так и между собой.

– Ого! Когда это? Ничего не заметил…

– Куда тебе, если ты выпадал в осадок раньше всех и тебя уносили весьма своевременно! Специально людей для такого дела приставил. Ладно, не будем отвлекаться… Что Зареслава сообщила?

Новость о том, что его опекали, как неразумное дитя, больно кольнула самолюбие Райкалина. С высоты своих лет мог бы и сам себя одергивать и направлять буйну силушку куда следует. Видимо, не натешился еще своим резко омоложенным телом. Вот и расслабился… Хорошо хоть под бдительным оком своего опекуна каких бед не натворил.

Рассказал в двух словах главные новости о Зареславе. После чего старик поинтересовался:

– И как тебе ее родословная?

– Без разницы. Мне с ней жить, а не с ее родней.

– Ого! Ты уже настолько серьезно и основательно решил создать с ней семью?

– Да. И у нас получится отличная семья. Думаю, никто не возражает? – Сделав паузу и получив в ответ подчеркнутое пожатие плечами, сменил тему разговора: – Разобрались с письмами и пайцзой?

Разобрались. Обеспечили Тайный Погляд работой не на один день. За адресатами писем установлено скрытное, самое тщательное наблюдение, и брать попытаются резидентов вместе с теми, кто к ним наведается в ближайшие дни. Так сказать, три арестованных, дающих показания, это хорошо, но десяток все-таки лучше.

А вот пайцза для беглых умников из Азии оказалась сродни святыне. Несмотря на то что они в свое время бежали от произвола приближенных хана (читай: и от самого хана), особое почтительное отношение к нему не смогли вытравить из крови даже долгое пребывание на чужбине и ненависть к правителю как таковому. По словам этих умников, обладатель такой своеобразной верительной грамоты считался чуть ли не третьим человеком после самого хана. Ему были обязаны повиноваться под страхом немедленной смерти все без исключения, и обращались к нему не иначе как Сияющий.

Шестопер четко припомнил агрессивное поведение молодого монгола, который заставлял своих земляков броситься на русскую миссию. Того самого, по имени Охтынды. Видимо, по молодости совсем дурной был. В куче себе подобных он находился инкогнито и прямым приказом заставить себя слушаться не мог. Решил увлечь за собой примером и горячими словами. За что и поплатился, словив чуть ли не первую пущенную в его сторону стрелу. А будь он поумнее, осторожничал бы в тылу да светил своей пайцзой – неизвестно, как тогда сложились бы события. Все-таки монголов было больше. Ринься они всей толпой на штурм придорожной корчмы, история этого мира могла сложиться совсем иначе.

«Вот он, наглядный пример безрассудности, тупости и излишнего самомнения! – не преминул влезть с нравоучениями Боджи. – Подобное поведение мальчишки и высокомерного выскочки недостойно зрелого, рассудительного мужа».

«Туда ему и дорога!» – жестко прикрыл прения на эту тему Василий. Ему не нравилось, что оба старика (что колдун, что смерчень ему казались древними дедами) постоянно ворчат и занимаются морализаторством.

И опять вернулся к делу:

– Что решили делать с этим золотым символом власти? Пустить в переплавку?

– Скажешь тоже! – возмутился светлый волхв. – Мало того что она исторически ценна. Мало того что ею при случае можно воспользоваться с огромной выгодой. Так она еще и в плане волшбы весьма занятная вещица. Поэтому я и забрал ее для кое-каких исследований.

– Жаль, – притворно вздохнул рыцарь. – Я-то надеялся, что мы пластинку порубим на части и поделим между собой.

Ох, как строго взглянул на него старик. Но сразу догадался, что парень шутит, и сам заулыбался.

– Тут и без тебя есть между кем делить! Между прочим, я не забыл о твоем обещании поведать мне о чем-то легендарном и жутко интригующем. Условие я твое выполнил: твоя зазноба в безопасности и скоро будет здесь. Так что рассказывай!

Прикрывшись маской озадаченности, Василий лихорадочно пытался решить давно назревшую задачку. Нужному решению способствовала горячая полемика с Боджи:

«Хочется хоть какой-то козырь оставить для себя лично на случай непредвиденных обстоятельств».

«Глупо рассуждаешь, – возражал смерчень. – Все равно артефакт останется только твоим личным козырем, потому что никто иной его не видит. Даже я, сколько по нему ни ползал в последние дни, сколько ни ощупывал, только и могу, что некие флуктуации волшбы ощутить. Его надо солидно исследовать, в лаборатории, лучше всего в союзе Гонта – три Агапа. Выискивать сведения о нем, вылавливать того самого сбежавшего от вас Марача, потому что именно тот колдун наверняка нечто ценное знает об артефакте. Так что для тебя эта легендарная штуковина – лишь ненужный хомут на шее. Пользоваться им ты все равно не сможешь!»

«Ты так считаешь?..»

«Нет, считаю я, как и ты: раз, два, три! А в сказанном я уверен. К тому же напомню тебе еще об одном твоем козыре, про который только мы с тобой знаем. Сокровища князя Балоша! Не факт, что они за стеной твоего дома, но скорей всего они там. Да и твои нехитрые поделки, в том числе и запланированные на будущее, – это постоянный приток денег. Так что голодная старость тебе в любом случае не грозит».

«Все! Убедил, велеречивый ты мой. Начинаю готовить старика…»

– Уважаемый, до меня дошли сведения, что перерожденцы в этот мир не только таким способом попадают, как я. Минимум еще один имеется.

– Мм?.. – недоуменно задвигал бровями Гонта. – Ты встретил себе подобного?

– Если бы! Но зато услышал о легендарной святыне, с помощью которой в мертвое сознанием тело можно перенести сознание другого умершего человека. Знаком с такой сказочкой?

Старик в задумчивости пошамкал губами, явно силясь что-то вспомнить далекое и эфемерное для его памяти. В какой-то момент рыцарю показалось, что так и не вспомнит, но все-таки усиление памяти волшбой дает невероятные результаты:

– Припоминаю… В самом деле легенда… Или сказка? Но говорилось о какой-то вещи, которую с определенной волшбой накладывают на цельное, пригодное для жизни тело и переносят в него иное сознание. Причем сознание не кого попало, а вполне конкретного, специально выбранного человека. Только вот перерожденец должен быть из иного мира, из нашего не подходит.

Оказалось, что светлый волхв знал даже больше, чем трио братьев Гирчин. Хотя они считали совершенно иначе. Следовательно, союз колдунов принесет гораздо больше пользы, чем раздельные исследования. И если прав Гонта и удастся раскопать знания «определенной волшбы», то перспективы открываются невероятные. Список ученых, которых он вызвал бы из своего мира, у Райкалина уже имелся. Те же Тесла и Менделеев в нем стояли на первых местах.

– И как выглядит эта святыня? – продолжал выспрашивать Шестопер.

– Мне помнится количество вариантов: около пяти. А конкретно помню только три: шлем, посох и наручи.

– Ого! – не удержался от восклицания рыцарь. – Тогда получается, что святынь, или, иначе говоря, древних артефактов, не одна, а пять штук?

– Может, и больше. Ведь что в сказке, что в легенде частенько привирают. Порой и в меньшую сторону, для правдоподобности, так сказать.

– А может быть святыня в виде вот такого воротника? – И Василий ладонями обрисовал на себе контуры артефакта, фактически ощупывая его.

– Почему бы и нет? Вполне возможно, что имелся целый комплект одежды, где каждая деталь обладала невероятными свойствами. Может, разными, а может, идентичными. Например, существует легенда, что доспех юного Перуна…

– Стоп-стоп! Не будем поминать бога всуе, тем более что речь не о том. Лучше скажи: кто может видеть и пользоваться этими святынями?

– Кто-кто!.. Да уж наверняка не простые люди. Да и мои коллеги должны быть силы немереной!

– Или все-таки дано сие право лишь перерожденцам из иного мира?

Эта попытка уточнить окончательно уверила Гонту в правильности его предположений. Он решительно выдохнул, потер руки и потребовал:

– Хватит ходить вокруг да около! Признавайся, что нашел и где это находится!

– Да воротник нашел! – похвастался Грин. – И он сейчас на мне!

Старик не поверил и пожелал пощупать. Душить не душил, но шею помял изрядно. Ворчал, ругался, нервно покрикивал, требуя стоять на месте и не шевелиться. Пока не понял, что с наскока эту проблему не решить.

Он усадил рыцаря в кресло и стал применять один за другим научные методы исследования. И процесс этот грозился затянуться до бесконечности.