Я, конечно, все сделала, как задумала. Точно следуя плану. Правда, собственная учебная программа имела один недостаток: у меня теперь была прорва времени. И в нормальном состоянии я бы сто раз придумала, как бы использовать его поинтереснее. А так — ни туда, ни сюда. Вернуться домой и залечь на диван с книгой нельзя. По крайней мере, возможно только каждые третьи сутки, когда папа работает. А остальные двое куда девать? Хорошо еще, если у папы в неделю две рабочих смены получается. А если одна? Оставалось бродить.

Лицей наш устроен так. Если вы сидите в классе, из окна виден зеленый холм. На холме старинная католическая церковь. За ней с одной стороны всякие интересные долины и взгорья (маленькие такие), а вокруг кладбище. С другой трамвай и парковка. Опасное место: оттуда и оттуда учителя на уроки приезжают. Долины и взгорья тоже в этом смысле так себе: так и жди, что какой-нибудь лектор на троллейбусе приехал и решил через них срезать путь.

Что остается?

Ну, во-первых, не высовывать нос с кладбища. Через него-то уж вряд ли кто пойдет. Не потому, что, а просто забор снаружи. Так что в этом смысле на кладбище безопасно. Но высидеть там дольше двадцати минут не выйдет, как ни старайся. Оно, во-первых, маленькое, а во-вторых, через два дня даже надгробные надписи все наизусть помнишь.

Дальше, если за трамвай перейти, будет несколько скучных дворов и сумасшедший дом. Совершенно никчемное место — сплошной глухой забор. Ну, и вообще. Я там однажды была — ничего интересного. Была не потому, что, а просто ключи забыла, а там у меня соседка по квартире работает. Она архивариус. В смысле, сотрудник архива, если кто не понял.

Ехать в город долго — около часа. Плохая идея для того, кто хотел бы пересидеть два урока и вернуться на третий. Правда, зато хорошая для того, кто хотел бы вовсе ни на один не ходить. Но тут есть проблемы.

На вторые сутки (голодающий мужчина в своей книге об этом не предупреждал) я могла не глядя, сказать, где что готовят и у кого с собой какая еда. Вот, например, если ехать в трамвае, то вон у того мужчины в портфеле колбаска копченая. А вот у той тетеньки в пакете два хлеба (черный, «кирпичик», и простой батон за восемнадцать копеек), и еще плюшки. Плетенки с изюмом. Такие, знаете, с сахарной глазурью сверху. А вон та девчонка жует жвачку малиновую. Это и без всякой голодовки чувствуется.

А если выйти на улицу, то вон в том окне варят борщ. В соседнем жарят картошку. Здесь курица. Там пельмени. А тут вообще ресторан, надо поскорее бежать, пока чего-нибудь не вышло.

Ит’с вери импотент фор ми. До победы, но пасаран и всякое такое.

Внезапно открывшийся дурацкий волшебный дар и в классе не давал мне покоя. Пирожки с мясом, капустой и творогом, блинчики с яблоками и бананами, мятное драже (чтоб ты лопнула, Семенова!), и не мятное тоже, шоколад и домашний пирог с рыбой. Бутерброды с сыром. Про то, что у соседа по парте (кстати, он у нас единственный мальчик в классе, мой друг) в мешке половина помидора, а не целый, я поняла внезапно. Смотрите, как просто: целый-то помидор не вынюхаешь! А давать человеку в школу меньше половины — злодейство какое-то, да? Вот, я тоже так думаю!

Ну, я теперь понимаю, как Шерлок Холмс развил свои дедуктивные способности. Он просто, наверное, часто без денег сидел и все время о еде думал.

Ясное дело, что о моем плане быстро узнали все. Я еще и сама подтвердила, чтобы уж точно не отступить. Так что я теперь была просто обязана довести все до конца. Даже, я бы даже сказала, особенно учитывая маму с грушами.

Мама груши взялась покупать все время и еще виноград. Хотя я знаю, что дорого (теперь все дорого!). И папа тоже хорош! Пришел, такой (вечером, ага, когда особенно в животе кошки поют!) и говорит: может, ты кашки поешь гречневой? В ней ничего нет!

Ну, не враг?

Однокласснички еще лучше. Зла на них нет. Экскурсии повадились на меня водить. Из параллельных классов. У нас, тем более, некоторые уроки вместе, так вообще никакой жизни не стало. То говорят «это вредно». То: «а это не вредно?» То: «ух ты, круто!» (а то я сама, можно подумать, не знаю!). А то опять начинают про ту девушку в телевизоре, которая худела-худела и умерла.

Посмотрим-посмотрим.

Я точно бы довела план до конца. Даже несмотря на то, что на третий день у меня изо рта стало вонять ацетоном. Тут просто главное рот не раскрывать, а если очень нужно, рукой прикрыть.

Другое дело, что голодать, наверное, все-таки экстренная мера. Просто надо есть нормально. А не выдумывать всякое. Ну, мне учиться же как-то надо? Надо же это учитывать.

Эта трезвая мысль пришла мне в голову, когда я домой шла, по лестнице поднималась. Утром на трамвай кое-как доползла, с трудом отсидела (хорошо, у нас два урока отменили, всего пять вышло!) и, не приходя в сознание, домой поехала.

Тут, чувствую, в ушах звон какой-то. И голова то ли кружится, то ли тошнит.

И, в общем, если бы не великий прыжок через три ступеньки, который каким-то чудом получилось совершить из последних сил, прямо не знаю, что бы было. Спиной назад на лестнице удачно упасть — это уметь надо, а я еще и спорт не люблю.

Хорошо, эти четыре ступеньки последние были. Я в дверь позвонила, папа открыл и говорит:

— Может, все-таки кашки гречневой? Полмисочки.

А я такая:

— Без масла.

— Ну, конечно, без масла. Может, тебе морковку почистить?

Я говорю, давай. Я тогда твердо решила: каши, морковку — и больше ни крошки! Но потом как-то задумалась, прибрела на кухню и слопала супа полкастрюли. И винегрет (не люблю винегрет, это случайно так вышло). И капустку тушеную с сосиской. Надо же, самая простая еда, а так вкусно!

Ну, и в варенье залезла. Потом, вечером.

Пропало, короче, все.