Однажды П. Осликов открыл тетрадь по английскому и зарыдал. Сразу. Ещё никакого задания не выполнил. Ошибок не сделал. Ещё никто ничего не проверил. И тем более не заругался. И уж тем более оценок никаких не поставили. А П. Осликов уже рыдал. Громко и от души. А поскольку душа у Петечки была довольно большая, то и рыдал он громко и довольно душераздирающе.

А поскольку задание делать всё равно надо было, то он и сел его писать. Писал и рыдал. Одновременно. И написал. Только вся страница в тетради была в мокрых пятнах.

– Ты же задание намочил! – огорчилась мама, которая как раз заглянула в тетрадь, чтобы узнать, в чём дело. Потому что рыдающий П. Осликов на её вопросы не отвечал. Мама спросила, конечно же, что случилось, а П. Осликов не мог нормально ответить, потому что был занят рыданиями.

П. Осликов тоже посмотрел в тетрадь. Задание, на которое упали горькие слёзы, и правда оказалось безнадёжно подмоченным. Буквы расплылись, и вокруг них появились пятна. И П. Осликов зарыдал Ещё хуже.

А мама стала думать, как теперь быть. Сначала ей очень хотелось дать сыну подзатыльник. Потом – надрать ему уши. Потом – закричать. Ненормальным голосом. Что П. Осликов – размазня и тупица. И Ещё что-нибудь такое.

Но это было неконструктивно. В смысле, пользы никакой. Если вы пробовали драть уши и давать подзатыльники человеку, когда он как раз рыдает, то наверняка знаете, что от этого только хуже.

Потом маме захотелось позвонить своей маме, бабушке П. Осликова, и предложить принять в гости любимого внука. Может быть, даже на несколько дней.

Но это означало бы, что мама капитулировала. В смысле, сложила оружие. В смысле, проиграла. Так что и этот вариант никуда не годился.

Оставалось одно: найти в создавшихся обстоятельствах хорошее и тем самым П. Осликова приободрить. Хотя, конечно, на самом деле ничего хорошего тут не было. Но мама не теряла надежды. Она, понимаете ли, считала, что безвыходных ситуаций не бывает. Ну, или бывают, но очень редко.

И поэтому она довольно быстро поняла, что надо делать. Она сказала:

– Твоё задание теперь невозможно прочесть. Одна мокрятина.

Петечка, хоть и знал, что такого слова – «мокрятина» – нет на самом деле, заревел Ещё хуже.

Но всё-таки Петечкина мама была мама не промах. Она придумала не только, как успокоить П. Осликова, но и даже как заставить его сделать одну вещь, которую он раньше делать не хотел, потому что упрямился. Она сказала:

– А я всегда говорила, что сначала надо писать на черновике. Говорила?

П. Осликов прорыдал, что говорила.

– И поскольку ты меня не слушал, – продолжала коварная мама, – то задание, которое ты сейчас испортил, получилось неряшливо. Значит, можно его исправить. Ведь так?

П. Осликов прорыдал, что так. Потом временно прекратил рыдать и произнёс Ещё кое-что. А именно: что задание было сделано не только неряшливо, но и неправильно. Мама обрадовалась и сказала, что раз П. Осликов понимает, какие именно ошибки совершил, то это уже полдела. Теперь их будет легко исправлять.

– Ну-ка, – сказала мама, – покажи мне, какие ошибки ты у себя нашёл.

Про полдела П. Осликов не понял. Но зато очень хорошо понял, что теперь всё задание придётся переделывать. Может быть, даже два раза: сначала на черновике, потом в тетради. И от этого опять заревел. Громче он уже не мог, зато мог хрипеть на одной ноте, как будто его долго мучили изверги и прекращать не собираются. Про извергов П. Осликову дедушка объяснил. Это такие, которые терзают и мучают. Может быть, даже им от этого весело и вообще прекрасно. Правда, никаких извергов рядом не было, зато была мама. И из-за того, что она говорила, оказывалась вполне себе извергом. Потому что разве родная мать будет мучить своего ребёнка? Нет, не будет. А мама мучила. Своего родного ребёнка. Жестоко и бесчеловечно.

Мама думала совсем наоборот: что она никого не мучила, а совсем наоборот, учила П. Осликова делать из лимона лимонад. В смысле, обращать ситуацию себе на пользу. В смысле, чтобы было плохо – стало хорошо. И она не поняла, почему П. Осликов так и не перестал реветь. Особенно когда услышал, что про лимонад мама просто так сказала, образно. И она опять спросила, какие П. Осликов нашёл у себя в тексте ошибки.

А в том-то и было дело, что никаких ошибок П. Осликов не находил! Ну, потому что не искал. Просто он был уверен в том, что они были. Мама услышала это и сказала, что П. Осликов – максималист и что это не слишком хорошо. Потому что быть максималистом хорошо только с одной стороны, а с другой – очень плохо. П. Осликов даже и не думал, что у него сейчас что-то может быть хорошо. Даже если только с одной стороны. И вообще он не понял, что такое ему мама сказала.

И тогда мама объяснила ему, что максималист – это такой человек, который хочет, чтобы всё было идеально.

Бедная мама! Она всё время забывала, что П. Осликов учится всего лишь во втором классе. Поэтому она велела ему применить свой максимализм на деле и убрать в порядке переменки свою комнату.

Когда она вернулась, то обнаружила ужасное.

– Это вот – идеально? – спросила мама, обозревая комнату.

– Ну конечно! – ответил П. Осликов.

Он лично поднял с пола книжки, перенёс их на полку и затолкал за кресло разные носки, которые любили пастись на ковре.

– Ты что, издеваешься, что ли? – спросила мама.

Теперь он сама была готова зареветь. П. Осликов и сам это понял. Вот уж это-то он понял прекрасно. Потому что мамины намерения были прекрасно видны: у неё сделалось такое лицо, что тут уже нельзя было ошибиться. Такое лицо бывает только у человека, который собирается вот-вот зареветь. П. Осликов и сам ревел довольно часто и знал, как это бывает.

И он стал убеждать свою маму, что прекрасно понял, что она ему говорит. Но мама тут же спросила:

– А что ты понял?

От такого П. Осликов сначала остолбенел, а потом зарыдал снова.

Мама поняла, что опять перемудрила, села рядом с сыном и принялась объяснять. Что максималист – это такой человек, который хочет слишком многого. В смысле, чтобы всё было сделано сразу и без малюсенькой ошибочки. А так почти не бывает. Особенно если сразу. Но это возможно, если не реветь, а работать.

Тут П. Осликов действительно всё понял. Но реветь не перестал. Потому что ему на самом деле хотелось, чтобы всё было сделано сразу и без малюсенькой ошибочки. По-другому он не признавал. Ну и конечно, ему не хотелось писать задание два раза: один – в черновике, второй – в беловике.

Но не только П. Осликов всё понял. Его мама тоже поняла. Про черновик. И принесла черновик. И велела П. Осликову сесть и написать задание сначала в черновике.

П. Осликов порыдал, порыдал, да и написал. И мама велела ему перед чистовиком просмотреть ошибки. П. Осликов даже нашёл две сам. И потом мама Ещё одну.

Ну, и стал переписывать на чистовик. И почти что не напачкал. Потому что вообще-то без единой ошибочки и правда бывает довольно редко. Особенно если перед тем, как что-нибудь делать, долго реветь.

Но оценку он получил неплохую – «очень хорошо».