21 ноября 2009 г.

Так вот, Лондон. Сойдя на английскую землю в аэропорту Стэнстед, графиня первым делом развернула бумажку, на которой было записано карандашом:

« Сесть на поезд-экспресс и добраться до станции Ливерпуль-стрит».

Это был первый пункт из четырех.

- О, - сказала графиня и длинно выругалась - кругом был аэропорт, везде аэропорт и ничего кроме.

- M-m-m-m-m-m, - произнесла графиня на чистом английском. И остановила первого попавшегося прохожего, чей облик за обилием впечатлений стерся из памяти: Прохожий выдал нечто длинное, из чего стало понятно, что следует куда-то повернуть, затем спуститься и там должен быть вокзал. Но куда осталось неведомо. Графиня прошлись туда и сюда, размышляя, не выпить ли чашку кофе, посмотрели на цены и чуть не стали заикаться от ужаса. Места, где возникло бы желание присесть за столик, бросив саквояж рядом, не нашлось. Нашелся другой прохожий: мужчина профессорской наружности. Седовласый, в золотых очках и белоснежной улыбке, с зонтом. Он не только говорил, но и махал руками. Один из этих взмахов был особенно удачен, и графиня, прогулявшись еще вперед, и все-таки спустившись - в какой-то туннель, оказались на первом этаже здания, возле железнодорожных касс.

Что-то через час графиня сошли на Лондон Ливерпуль-стрит и снова развернули бумажку. Там значился второй пункт:

«Спуститься в метро. Доехать до станции Ватерлоо».

Автомат, выдающий билеты на метро, был осмотрен со всех сторон в четыре захода. Так герои Уэллса рассматривали машину времени. Следом графиня сделали открытие, потрясшее ее воображение: на монетах, тяжелых английских фунтах, не было цифр! Сбоку монет оказались буквы, из которых удалось разобрать, что над графиней издеваются. Ее сиятельство задумались и довольно скоро пришли к выводу: если купить, к примеру, чашку кофе, по сумме сдачи можно будет хотя бы примерно определить достоинство монет. В кафе не было ни одного, не единого свободного столика. Не было также значков зеленого цвета, с телефонной трубкой и надписью «Top-up», предоставляющей возможность приобрести карточку для телефона. Не было и будок с круглой вывеской «I», в которых ожидалось получить информацию. Но зато было заведение, где продавали на вынос суши. Сдача с двадцати фунтов обнаружила две бумажки, в пять и в десять фунтов, и две монеты без цифр.

Теперь нужно было попасть на вокзал. Через полчаса мучений с автоматом пришел вежливый сотрудник метро. Графиня выразительно развели руками, кстати пытаясь понять, почему заклинило собственный речевой аппарат. В результате этого действия удалось извлечь из себя фразу: «I have just arrived in London...» Окончание заклинания было записано, но там на другую тему. Сотрудник метро улыбнулся, взял у графини бумажку в пять фунтов и показал, как отдать ее автомату. Но автомат не собирался участвовать в демонстрации. Сотрудник попробовал несколько раз с одинаковым результатом. После чего сказал длинное, и показал руками, что следует дойти до угла, повернуть направо и там графиню ожидает нечто хорошее. До угла графиня шла долго, очень долго. Потому что там было много дверей. И в каждой - то магазин, то кафе. Свободных столиков по-прежнему не было, цены вызывали кратковременную потерю сознания. Три или четыре раза графиня прошли мимо угла и столько же - мимо кофейни, пока ужас не заставил ее войти. Просто глупо предаваться отчаянию, не выпив чашку кофе. Хозяин кофейни, ласковый итальянец, сказал не очень длинное. Ну, тут все понятно: чего, мол, изволите, ваше сиятельство.

- Coffee, please.

- Milk? По голосу хозяина само собой подразумевалось, что это вопрос наподобие «How do you do?»

 - No milk, - солнечно улыбнулась графиня.

Хозяин застыл с чашкой в руке.

- No milk? - не поверил он.

- No milk?! - No milk, - подтвердила графиня и, спохватившись, добавила:

- And no sugar. No sugar. No.

Каждое повторение этих простых слов было реакцией слегка испуганной графини на каждую из степеней шока, последовательно отражавшихся на лице хозяина кофейни. Который, очевидно, решив, что графиня страдает каким-либо недугом, не позволяющим в полной мере ценить радости жизни, проявил такое сочувственное внимание, что, даже улыбаясь все солнечней и солнечней, удалось лишь уверить его в собственном мужестве, с которым графиня переносит свои... назовем это «особенности». Сообщение графу был густо замусорено обрывками английских фраз. Благо граф человек понятливый, быстро схватывающий и легко реагирующий на изменения окружающей среды. Суши удалось съесть здесь же, потихоньку вытаскивая их из пакета. Но если вы думаете, что на этом все закончилось, то ха-ха-ха. Автомат у метро вел свою партию, выдавая монеты, приблизительно оцененные графиней как фунтовые, назад. Очередь, собравшаяся сзади, проявляла легкое нетерпение и корректно не лезла не в свое дело. Наконец, графиня обернулась и развела руками. Из очереди решительным шагом вышла маленькая пожилая леди. Она похлопала графиню по плечу, и сгребла монеты своей сухой рукой. Потом - о, вот это запомните, пожалуйста! - послюнила палец, приложила к обратной стороне каждой монеты, затем как следует врезала автомату под дых - и с прекрасной улыбкой вручила графине билет. Затем, выслушав уже несколько более уверенную фразу о месте назначения, столь же решительно, как и раньше, сопроводила графиню к карте метро, оттуда к поезду и вот, наконец, вокзал. По дороге к которому оказалось, что мы едем в обратном направлении. Пришлось вернуться на две станции назад. Здесь маленькая пожилая леди простилась с графиней и исчезла. Согласно пункту третьему полученной от миссис B. инструкции, именно здесь следовало найтись поезду до Уокинга.

Однако, железнодорожная станция была надежно спрятана. Графиня стояли к ней спиной, и ни гул поездов, ни сами поезда, то и дело мелькавшие мимо, совершенно не мешали поискам

Пункт четвертый и последний гласил: «Сесть в поезд и позвонить мне. С.».

Уокинг, два часа спустя.

Это – «Чизли», дом, в котором живут B. Маленький и уютный, в два этажа. А это – сами B.: Дима – служащий банка (разумеется, по компьютерной части) и Света – настоящий британский ученый, доктор философии. Уокинг – южный пригород Лондона, находится, как я уже говорила, в Суррее. Это любопытно до чрезвычайности, и отнюдь не только потому, что именно здесь Герберт Уэллс писал «Войну миров», здесь же разворачивается действие его романа, а на городской площади стоит памятник марсианину. Любопытно, что в моем романе дело касается Конан Дойля, в частности, «Знака четырех». А место действия «Знака четырех», если вы вдруг забыли – именно Суррей. Кроме того, мне необходим сумасшедший дом. По странному совпадению как раз Уокинг, милый, маленький город, в котором я оказалась совершенно случайно, носит прозвище: «Mad, bad and dead».Ибо среди местных достопримечательностей – сумасшедший дом (бывший), тюрьма (бывшая), кладбище и крематорий (действующие). Именно так он и возник: в Лондоне не хватало места для покойников, преступников и безумцев. Кладбище! Ну, конечно, кладбище! Не знаю, что буду с ним делать, но какой же дурак откажется от кладбища?

27 ноября 2009 г.

Сегодня, леди и джентльмены, исторический день: графиня обрела жилье. Не Букингемский дворец, там у меня нет знакомых. Но тоже очень милое место, хотя в наших краях такие называют «общежитие семейного типа». И тем не менее. Wi-fi, стиральная машина, письменный стол... столик, так будет вернее. К деталям мы еще вернемся, а пока о главном.

Лондонский мост находится в пяти минутах ходьбы от моей лондонской резиденции. Станция метро Бермондси - в десяти. И от этой станции, между прочим, не нужно тащиться на автобус (и тратить стремительно тающие фунты), или в течение продолжительного времени пешком любоваться городом до состояния «достигнув финиша, упал и уснул мертвым сном». На улице, пересекающей Лондонский мост снизу, имеется все, что потребно для жизни: магазины (из них один круглосуточный), прачечная, оба рекомендованных банка, и даже тотализатор (ну, мало ли). А также паб «Блю Анчор», лотки с овощамифруктами и впечатляющее количество китайской еды. Еда эта так пахнет, что графиня, сурово отдающая ужин врагу, чуть было не проявила душевную дряблость. Но удержалась и гордится. Хотя и допускает возможность, что местные ароматы прекрасны более всего с голоду, а обед раз в неделю – маловато даже для тех, кто, как я, неусыпно следит за своей линией «Ж». Моя будущая резиденция называется Рамсфорт (тут, по-моему, все дома вместо номера носят имя) и находится на Роузберри-стрит. Не далее как вчера графиня в кромешной темноте металась по городу и натурально приставала к прохожим: «Excuse me! How can I get to Roseberry street?» От этой простой фразы лондонцы отчего-то впадали в растерянность и вежливо просили обратиться к ... такая круглая штука с кнопкой на стене, чтобы помочь тем, кто сам не местный. Графиня эти советы расценивает как тонкий английский юмор. Потому что ничем иным не может быть предложение поговорить по телефону, если и живьем-то английский воспринимаешь как одну длинную, приятную на слух фразу без определенного смысла. В плеере третьи сутки по восемь часов кряду звучит «Дживс и Вустер». Графиня очень радуется, когда каждый следующий день понятных слов становится больше. И все равно, понимаете? Все равно я никого не понимаю! В Рамсфорте меня ждали к семи, а было уже девять, и телефон сел безнадежно, а тут еще и граф. Графу накануне было сообщено буквально вот что:

«Если я не объявлюсь на связи между шестью и семью, значит, что-то пошло не так».

Можете себе представить.

Еще в Путни графиня смотрела другую комнату, как вдруг в кармане предупреждающе запищало. В панике успела она поймать за пальто прохожую, и, тыча пальцем в телефон, где хранилось сообщение с адресом, вымолить карандаш и клок бумаги. На котором, с риском не разобрать написанное никогда, удалось быстро-быстро записать адрес. Сразу после того, как была поставлена последняя точка, экран мобильного потемнел.

- Rose...Rose...what? - ужасались лондонцы неизвестно, чему.

Самые отзывчивые отбирали бумажку, долго смотрели, приходили еще в больший ужас и спешили удалиться, с трудом скрывая смущение. Слава, слава лондонским assistant в метро! Самый прекрасный из них нашел все таки по карте эту самую стрит и зарисовал фрагмент карты твердым понятным почерком. Это уже потом графиня забыла, что надо было свернуть немного направо сразу у моста, пошла прямо, и потерялась.

Там, где она оказалась, было темно, попадались люди и между приличными домами мелькали трущобы. Как известно, большая часть лондонцев говорит с акцентом. За какие-то сорок минут блуждания только в этом месте этих акцентов удалось услышать штук десять. Самым впечатляющим оказался акцент приземистой старой негритянки . У этой дамы была всего одна гласная – «о». Bos stop, - разобрала графиня неожиданно для себя. - А, бас стоп! - вскричала она радостно. - Йос, йос, - согласно кивала негритянка, продолжая водить по бумажке грязным толстым пальцем с обкусанными ногтями. Бумажку она отдавать не хотела, хотя графиня, уловив логику ее соображений, рвалась в бой. - Роузберри-стрит чуть дальше, - настаивала негритянка, - и туда надо немного проехать на автобусе. Пятнадцать минут, не больше. Очень близко, очень. В сообщении, присланном хозяином, указывалось, что до дома минут восемь пешего пути. Тут подошел автобус, негритянка вскочила внутрь, властным жестом остановила водителя, собравшегося уже ехать, и велела сию минуту выдать по возможности полную информацию, где находится Роузберри-стрит. Несчастный долго вертел обе бумажки, игнорируя возмущение куда-то опаздывающих пассажиров, и, наконец, сказал, что нужно не ехать, а идти. В обратном направлении. Недолго, минут пять. До... тут я забыла. Пять минут превратились в двадцать. Пока графиня, тоскливо вглядевшись в очередной указатель с названием, не увидела скромный указатель: «Ramsfort». «Рамсфорт», вообще говоря, бывший социальный дом. Но если не думать об этом сомнительном статусе, то просто представьте не противного вида длинное здание в с маленькими террасами на первом и одним общим балконом на втором этаже. На террасе у входа в номер один романтично обнимались две девушки.

- Girls, - бестактно спросила измученная графиня, - how can I get...

С этими словами развернула бумажку, пытаясь разобрать собственный почерк.

- What? - переспросили девушки.

- А! - додумались они, спустя неловкую паузу. - Вам нужен номер два! Вот же он! Это примерно то, что они сказали, по смыслу. На самом деле я разобрала только second number. Номер два оказался совсем рядом. В окнах было темно. Значило это, что придется тащиться опять к метро, потом на поезд, и от станции пешком в «Чизли», без комнаты. О состоянии его сиятельства, с шести часов не получающего вестей и натыкающегося каждый раз на механический голос, сообщающий, что телефон вне зоны или отключен, думать не хотелось.

Графиня долго смотрела в темные окна. Дверного звонка не было. Девушки, которым очень хотелось по возможности скорее остаться без свидетелей, сказали, что надо стучать. Графиня постучала согнутым пальцем.

- No, no! - засмеялись девицы и защебетали что-то про silver thing, тыкая пальцами куда-то вниз. В самом низу двери обнаружилось нечто вроде окошка, к которому была прикреплена металлическая скобка. Собственно, не что иное, как дверной молоток. Дверь открылась и вышел пожилой приличный немец в халате. Графиня виновато извинилась за опоздание. Немец удивился: он понятия не имел ни о какой сдаче комнат. Я повернулась было уйти и побрести в темноту, проклиная все на свете, но бумажку отобрали.

- Так вот же, - это я опять по смыслу, - вот же у вас написано: «Рамсфорт, номер двадцать». А это – номер двенадцать.

- Where? - пробормотала графиня голосом умирающего лебедя. - Where is it? How can I get to?

То, что сказал немец, было не понятнее остального. Но он потыкал пальцем направо. Прибавил (это я поняла), что не уверен. Повторил раза три, что надо оказаться в поле зрения камеры и что-то там push. Push. Push. Леди и джентльмены, там была единственная на всю дверь кнопка. Я ее только, что внутрь не вдавила. И только четверть часа спустя, измучившись вконец и поняв, что видит меня только камера наблюдения, твердо решила еще раз испортить романтический вечер барышням из первого.

«Это не графиня, а Алиса в стране чудес какая-то», - думала графиня, шагая по тротуару. - Каждый шаг требует обдуманных действий, каждый переход на следующую клетку сопровождают появляющиеся из воздуха загадки, и каждый раз при этом происходит встреча с очередным персонажем.

Было бы чертовски здорово в конце концов выиграть партию и стать королевой».

 Следующего персонажа я не помню вовсе. Но этот человек почти понятно рассказал, что вход в «Рамсфорт» не справа здания, а слева. И что там есть вполне понятная на любом языке панель с цифрами и рисунками. И надо просто набрать «20» и нажать звонок.

Сезам, наконец, открылся. Графиня еще побежали по ступенькам (долго спускался лифт), обнаружили, что выхода нет, и, остыв, спустились обратно, остановившись перед кнопками в другой сезам. С другой стороны. На звонок дверь открылась. Появился небольшой мужчина. Его речь была невнятна без всякой надежды, но это уже не имело значения. Он показывал пальцем: Ваша комната. Кухня. Ванная. Туалет.

- Good, - слабо улыбалась графиня. - Nice. Good. Nice. Good.

К поезду на Уокинг так бежали, так волновались пассажиры, что я ускорила шаг. Побежала. Помчалась. Понеслась прыжками. Вскочила в двери как раз, когда раздался свисток. Больше отвлекаться было не на что. Мысли о графе давили на всю нервную систему одновременно. Демоны совести рвали графиню на куски, сладострастно рыча. И у самого выхода на станцию Бруквуд (от нее ближе идти к дому B.) я столкнулась с Ларисой - это еще одна гостья, у нее в доме ремонт. Как мы не заметили друг друга в вагоне раньше – Бог знает.

Эта встреча была радостной вдвойне: в прошлый раз графиня свернули со станции не туда и дивно прогулялись в потемках до самого крематория. Кладбище молчит в темноте, из освещения только фары редких авто, дождь, ветер, муж в Риге не находит себе места – если бы я была Богом, или хотя бы членом комиссии по обеспечению необходимых жизненных условий, моему возмущению не было бы предела: атмосфера прямо для романа, а она, эта дама, недовольна! А еще писатель.

- Света, - спрашиваю на следующее утро миссис B., - почему они не понимали про Roseberry-street?

- Не Roseberry, - произнесла задумчиво та, - а Roseberry.

Спустя несколько часов графиня бодро шагали к станции. В одной руке саквояж с вещами, в другой - только что купленные подушка с одеялом. На плече сумочка, в ушах «Дживс и Вустер» - не только английского ради, но и потому, что ее сиятельство с открытыми ушами на улице не может: люди.

Рэгтайм, леди и джентльмены. Когда жизнь катастрофически сложна, только рэгтайм сделает ее немножко водевилем. А водевиль, выражаясь словами одного из героев романа (я вас познакомлю, как только придет время) нужен, чтобы быть прекрасно несерьезным. Потому что нельзя же жить в таком странном мире - и с серьезным лицом. Особенно, когда вы в неустойчивом положении стоите в вагоне метро, держа подмышками подушки, и старательно вытягиваете шею, чтобы рассмотреть в темном стекле отражение прекрасных (и очень респектабельных) шотландцев, одни туфли которых стоят примерно столько же, сколько два месяца в вашей резиденции. И как только вам удается выбрать правильный угол наклона головы, двери вагона открываются, и шотландцы оставляют вас любоваться двумя несимпатичными турками, унылого вида азиатскими девушками и еще какими-то нерадостными людьми. Вообще все приятные люди вышли на этой станции. До моей еще довольно далеко, и там пахнет китайской едой и прачечной.

Зато к вечеру выяснилось: сегодня первый день, когда мой английский понимают люди. Не только пятеро обитателей Ramsfort, но и прохожие на улице, и продавец в магазине. И еще я купила два переходника для розетки. Только они оказались обратного действия: адаптируют английскую розетку к европейской.

5 декабря 2009 г.

Теперь, друзья мои, я буду подробна и обстоятельна. Я расскажу вам все. Итак, Рамсфорт. Налево от двери есть маленькая деревянная дверца в стене, в которой торчит такая прекрасная медная ручка, такой прекрасной работы, что, боюсь, я ее все-таки свинчу и стану опять собирать коллекцию, которую забросила во втором классе.

Так вот, номер двадцать в «Рамсфорт Хаус» представляет из себя квартиру из четырех комнат: одна на первом этаже, три – на втором. Уборная и ванная юмористически расположены на разных этажах.

Дверь в первую комнату вечно приоткрыта, являя гостям классический холостяцкий беспорядок. Здесь живет несколько испанцев: Фабиано (где-то учится, работает ночным уборщиком в китайской еде) и Пауль (фотограф, работает тоже где-то уборщиком, и еще где-то официантом). Периодически у них там заводится третий, но они все время меняются, поэтому я помню только одного грузчика, без имени, с толстой золотой цепью на шее. Входить в кухню мы не станем - без крайней необходимости. Во-первых, все, кто хоть раз видел кухню в общежитии и без длинных описаний знают, что это такое, и, во-вторых, там довольно грязно. Домашние работы расписаны по графику, который висит на холодильнике и который никому не интересен. Хотя вот вчера графиня, отчаявшись жить в этом... беспорядке, придала ей приличный вид, сочтя в некоторой мере своей.

Но вот зато уборная у нас отличается чистотой почти образцовой. Мало, что там чисто и даже есть маленький умывальник, устроенный на расстоянии движения плеча, когда вы сидите, так еще и на двери висит кусок ткани с выписанным красивыми буквами стихом: «Caca poema».

Теперь давайте поднимемся по крашеной в белый цвет лестнице. Точнее, белые перила: остальная часть заботливо скрыта зеленым ковром в трогательную желтую крапинку. Его, конечно, не мешало бы пропылесосить хоть раз за прошедшие два года, но чего нет, того нет. Поднявшись, мы, леди и джентльмены, окажемся возле ванной. Если кухня напоминает об общежитиях, то ванная - вещь гораздо более ностальгичная. Она напоминает графине умывальные в пионерских лагерях конца 1980-х. Такие, знаете, гулкие комнаты со скользким полом и дивным деревянным шкафчиком над раковиной. Шкафчик давно отсырел, пользоваться им никто не рискует, зато в дверце есть зеркало. Запах, который он приобрел за годы, станет когда-нибудь запахом ваших воспоминаний. На подоконнике, оставляя круглые цветные следы, жмутся ванные принадлежности. Здесь же стоит чье-то круглое зеркало для бритья, напоминая джентльмена в коровнике. Два крана у раковины, холодный и горячий, как положено, без смесителя, придают обстановке колорит старой, доброй Англии. К стене жмется простая замызганная ванна. Вон даже держатель у душа вчера кто-то сломал. Но зато из большого, хорошего окна (которое нужно специально учиться закрывать), открывается вид на Лондонский мост.

Выйдя из ванной, мы пройдем мимо комнаты управляющего. Это single room, комната с одной кроватью, ничего особенного: паркетный пол, компьютерный стол, в углу - шкаф. В точности так же выглядит комната, в которой живет графиня, только у нас с донной Еленой (которая вот-вот должна прибыть) кроватей две. И точно так же выглядит комната венгра Ласи (Ласло) по соседству. В общем, не стоит упоминания. Зато сам управляющий, испанец по имени Пол, будет упомянут еще не раз. Прежде, чем приступить к рассказу об этом джентльмене, я опишу еще один предмет обстановки номера двадцать: перила. Перила перед нашими комнатами завешаны различными предметами одежды. Нет, не частями туалета графини (весь ее гардероб при сушке помещается на батарее за кроватью): предметами мужского туалета. Справа налево до середины - майки-джинсы-носки Ласи, слева направо до середины - майки-джинсы-носки Пола.

Пол - невысокий, худощавый человек с тонким хрящеватым носом и пирсингом в левой брови. Лет ему что-то в диапазоне «все еще двадцать», и, видимо, давно. И если бы вы, леди и джентльмены, слышали, как он говорит! То есть, нет, английским он владеет весьма хорошо, графине еще учиться и учиться. Но вот акцент... как бы описать этот акцент? А описать его действительно надо, потому что графине для романа нужна живая фактура испанского акцента. Ну, зажмите, например, зубами кончик языка, и попробуйте быстро-быстро сказать что-нибудь вроде «зеленые лимоны катились с колокольни». Но это ничего страшного, потому что чаще всего Пол произносит: «хай!», «ольрайт» и «ноу ворриез».

Справедливость требует признать, что первое время нам было crazy difficult понять друг друга. «Крайзи дификульт», примерно так. Странно, что я чувствую себя неловко: с акцентом в Рамсфорте говорят все, у каждого свой, поэтому у нас довольно весело. На днях, например, Пол водил графиню показывать, как регулировать вентиль на батарее. Он показал пальцем «heating», и потом стал водить по циферблату наручных часов: по часовой стрелке. По стрелке, не против, do you understand? А ранее, например, графиня водила Ласи на кухню, показывать, что ей нужно совсем не pen, чтобы писать, а pan, чтобы жарить сосиски.

В прошлую субботу

Графиня, грызя от нетерпения пальцы, ждала приезда донны Елены. Приезд был назначен на среду и графиня пребывали в нетерпении. До среды оставалось целых два дня. И тут Пол говорит как бы между прочим: - Да, кстати. Сегодня-завтра приедет один парень, так я его устроил в твоей комнате.

- Прости? - оторопела графиня.

- Ну, парень, - Пол сосредоточенно перемешивал овощи в кастрюльке. При этом управляющий переминался с ноги на ногу и почесывал зад в длинных трусах.

- До среды, когда приедет твоя подруга. Ее сиятельство продолжали проявлять деревянность.

- Ну, парень, - повторил Пол, - понимаешь? Две ночи. До среды. No worries.

- Как парень? - глупо переспросила графиня. - В мою комнату?!

Управляющий конфузливо подтянул трусы. (Английская примета: если Пол прогуливается по дома в трусах, значит, у него выходной). Графиня молча перебирали в голове варианты возможных действий.

- Скажи мне, пожалуйста, - приходилось тщательно подбирать слова, - в среду, когда приедет моя подруга, все будет нормально? Мы будем жить вдвоем, в нашей комнате? Точно?

- Точно, точно! - заверил Пол. - No worries. Это хороший парень, мой друг. Завтра на первом этаже съезжает один испанец, и тогда он туда вселится. Ольрайт?

Графиня вздохнула и ушла в свою комнату - жаловаться графу и донне Елене, но никак не пану Поберовски, с которым графине хотелось поговорить о публичных домах. Представьте теперь, что вы: а) граф, б) донна Елена и в) пан Поберовски, которому все-таки проговорилась графиня.

Наутро графиня хандрили. Визит хорошего испанского парня был назначен на вечер понедельника, до которого еще надо было дожить. Без работы, денег и хороших новостей от графа хандра стремительно превращалась в отчаяние. Графиня мрачно спустились в кухню. Мрачно поставили чайник. Тут на лестнице послышался галоп и в кухню ворвался Пол.

- Hi Elena! - жизнерадостно сказал он. - How are you?

- I'm fine, thanks, - графиня сверкнула улыбкой. - And you?

- I'm fine! - заверил Пол. - Слушай, этот парень будет сегодня ночью.

- Сегодня? - уточнила графиня.

- Да. Сегодня.

- Во сколько?

- Понятия не имею, - Пол пожал плечами. - Думаю, что около полуночи. Ну, или позже. Он переночует одну ночь.

- Одну? - графиня встрепенулись. – Не до среды?

- Да, no worries, только одну ночь. Потом ты спокойно дождешься свою подругу, и все будет оль райт.

Тем вечером на связи не было ни графа (он уехал на несколько дней), ни пана Поберовски - тот работал с соавтором. Прождав до начала первого, графиня послала все к чертям, выключила свет, предалась в темноте мрачным мыслям и сама не заметила, как уснула. К пяти утра в комнате шумел за окном дождь. Никаких парней, ни хороших, ни плохих, не было. Графиня обычным порядком сварили овсянку, выпили чаю, сунули в уши Дживса с Вустером и отправились в агентство по трудоустройству. От Бермондси (серая ветка, Jubilee) до ветки District (зеленая) к Вестминстеру, и вот уже графиня в немом ужасе обозревает Тот Самый Вокзал – вокзал Виктория. Слушайте, но это же сардины! Надо было видеть это столпотворение! Это безумие! Эту очередь выйти со станции! По счастью, очередь рассосалась довольно быстро, и глазам графини предстал Вестминстер. Попробуйте родиться и прожить всю жизнь в маленьком городе, который можно объехать за четыре часа весь, добавьте к этому пятисолетнее Westminster Abbey, занимающее ровно полнеба - и вы меня поймете. Вторые полнеба, по левую руку, занимает колесо обозрения – London Eye.

- Простите, как мне пройти на Кенингтон-лейн?

- Честно говоря, не имею представления.

- Простите, как мне пройти на Кенингтон-лейн?

- Ой, не знаю, простите.

- Кенингтон-лейн?- наморщил лоб чернокожий assistant в метро.

- Так это вам к Воксхоллу. И нарисовал все как следует на карте.

Нет, это не я безалаберная. Это карта в Интернете заверила, что ближайшая к пункту назначения станция – Виктория, которая здесь вообще ни причем. Но ведь если бы не этот промах, хандрящая и вдобавок безденежная графиня черта с два увидела бы Вестминстер!

- Станция Воксхолл, - объявил металлический голос. - Поезд следует до Брикстона. Следующая станция – Стокуэлл.

Втискиваюсь в вагон и вдруг понимаю: пальто промокло насквозь. На улице льет, а я не обратила внимания.

Вот так я и увижу Лондон: оставляя себе два часа форы, и приезжая на место за час до назначенного времени.

Если выйти из метро, пройти через туннель, потом перейти дорогу и через ворота, вы, леди джентльмены, окажетесь в парке Vauxhall City Farm. Помимо самого парка с цветущим шиповником и красных ягод, усеивающих кусты, здесь имеется несколько вольеров с домашними животными. Манеж, где обучают верховой езде. Вольеры с индюками и утками, чьи головы украшают желтые помпоны. Загон с овцами.

На одном из заграждений висит плакат: «Беременные женщины не должны входить в период размножения овец».

В агентстве с графиней поговорили по-русски, дали заполнить анкету, объяснили порядок сотрудничества и, вручив на прощание пакет бумаг на прочтение, и отпустили. Для регистрации в агентстве недоставало:

1) прочесть все эти бумаги, принять решение и подписать договор в следующий визит;

2) подтверждение адреса от хозяина моей лондонской резиденции

3) открыть счет в банке

С подтверждением адреса лендлорд (то есть, Пол) ждать не заставил. Утром во вторник графиня отправилась открывать счет. В обоих банках, рекомендованных знающими людьми и находящихся рядом, ее ждали две новости.

1) Графиня почти сносно объясняется с оператором. Оператор понимает графиню, графиня понимает оператора.

2) Банк Barclays не может открыть счет без предоставления bank statement, каковую бумагу должен предоставить не то работодатель графини (которого нет), не то чуть ли National Boarder Agency, в котором регистрируются те, у кого есть работа, получая, как положено, регистрационный номер и регистрационную карточку. Без которых нельзя открыть счет в банке. Устроиться на работу без счета в банке тоже нельзя. Можно, конечно, работать на кэш, но, во-первых, графине не хотелось бы стать нелегалом, а во-вторых, даже эту работу попробуй, найди. Банк Lloyds оказался куда более демократичен и дружествен: для открытия счета он всего лишь требовал депозит в размере 250 фунтов. А деньги от графа приходят с задержкой, и их – увы! – едва хватает на квартиру и транспорт. На следующий же день другой банк, Abbey, открыл графине счет.Вспыхнувшая надежда вернуться на щите, зато под крыло графа, помутнела и расплылась, а графиня, поняв, что случайно совершила подвиг, уверилась в своих силах.

5 декабря 2009 г.

- Hi Paul! How are you?

- I'm fine, thanks, - управляющий сверкнул улыбкой и сделал проколотой бровью восклицательный знак. - And you?

- I'm fine! - заверила графиня. - Слушай, даже не знаю, как сказать. Пол, кажется, решил, что мое затруднение состоит в английском и терпеливо ждал.

- Ты знаешь, - осторожно выговорила графиня, пытаясь перестать истерически улыбаться, - Моя подруга написала, что приедет только первого января. Вот только что написала. Улыбка Пола застыла.

- Э?

Графиня повторила эту фразу еще раза четыре, прежде, чем управляющий поверил, что его не разыгрывают.

- О Боже, - произнес он бледным голосом, - да ты понимаешь, что...

(Следует не разобранная графиней длинная фраза о печальной участи Пола).

И хотя графиня заверяла, что все прекрасно понимает, кричал Пол долго. Отбегал на несколько шагов, прибегал обратно и заглядывал мне в лицо, чтобы увериться, что я понимаю глубину свершившейся трагедии.

- Пол, я понимаю все.

- Да ты понимаешь, что... О Боже!

Сытая сюрпризами по горло и вдобавок отчаянно трусившая графиня не выдержала, плюнула и перешла на русский.

О, эти южные мужчины. О, эти русские женщины.

Пол уже успокаивал меня, держа за локоть. Второй рукой он обнимал себя за плечо, которое периодически поглаживал.

Наконец, графиня с чувством выругалась и умолкла.

- Вот уж точно, по-другому не скажешь, - поддержал Пол и поставил чайник.

Некоторое время спустя

- Здравствуйте, - графиня нервно шагала взад-вперед по комнате, держа телефон около уха, - могу я поговорить с Эммой?

- Здравствуйте, - охотно ответил мужской голос. - Слушаю.

- Нет-нет, я, видимо, ошиблась, - улыбнулась графиня.

- Я звоню по объявлению. Эмме.

- Я Эмма.

Графиня нервно рассмеялась, стараясь не думать, в какую сумму обойдутся подробности, и постаралась объяснить, что, к сожалению, в Лондоне недавно, по-английски говорит неважно, и в данный момент ищет девушку, чтобы делить комнату.

- А, ясно, - сказал мужчина. - Но Эмма - это я. Эммануэль.

Вот уже неделю, четырежды в сутки, графиня давала объявление о срочном поиске flatmate. Однако, все девицы были либо по две, либо по три, либо кучками. К тому же, везде указывалось: «перееду в январе», «готова переехать в конце декабря», «переезд после Рождества». Стояла гробовая тишина.

- Здравствуйте, - мужской голос в трубке отозвался так же охотно, как вчера.

- Эмма? - робко спросила графиня. - Вы точно Эмма?

- Да, - терпеливо ответил мужчина. – Я Эмма. Эммануэль.

- Уже нашли комнату?

- Еще нет. Не теряю надежды.

- Вот что, Эммануэль. Я понимаю, что это звучит странно, но у меня совершенно безнадежная ситуация. Вы не могли бы переехать ко мне жить?

Шли часы. Дорога ведь занимает ужасно много времени, и... - Подумаешь, - легкомысленным тоном оправдывалась графиня перед паном Поберовски, - Мужчина куда полезнее в хозяйстве, чем женщина. Может быть, он понимает в компьютерах. Может, он не болтлив. Может, он тяжелые предметы двигать может, и не болтлив к тому же.

- У меня был знакомый, - ответил на это адский фокусник, - я от него четыре часа однажды отвязаться не мог - случайно в электричке встретил. Он мне успел за это время два велосипеда перебрать, а мне было слово не вставить, чтобы предложить ему отправиться домой. Но Вы всегда можете прикинуться не понимающей. Он что же, будет еще звонить?

- Я дала ему адрес, пан Поберовски. Он должен уже ехать.

- Но как же Ваш муж?! Что же он скажет!

- Его еще нет дома.

Пан Поберовски почему-то молчал.

- Белье на батарее прикрою занавеской, - рассуждала графиня. - Спать можно в халате, одеваться-раздеваться – в ванной. Вы только, пожалуйста, не волнуйтесь. Все будет ольрайт.

Звонок был в два. В восемь графиня послала Эмме последнее сообщение, бросила телефон на кровать и заревела.

НО НИКТО, СЛАВА ТЕБЕ, БОЖЕ, НЕ ОТВЕТИЛ!

- Не думаю, что это хорошая идея, - сказал Пол. - Дольжно же у тебя быть какое-то privacy.

- Да, - сказала графиня.

- И вообще, как-то нехорошо.

- Да, - опять согласилась ее сиятельство.

- В общем, no worries, кого-нибудь найдем.

А пан Поберовски, которому графиня сообщили хорошую новость, сказал:

- Представляю Эмму. Небось, сидит сейчас под диваном и трясется от страха, что за ним вот-вот придет русская мафия, которой так и не удалось заманить его в ловушку.

Ближе к ночи пришла старушка, обыкновенная, с крашеными в красный, с торчащими седыми корнями, волосами, в шали и с сумкой. Пол, с восторженным видом, выскочивший встречать гостью, дал ей пачку денег, которые старушка заботливо пересчитала, присев на наши сомнительные ступеньки. После чего эти двое долго беседовали о жизни и поездках в Тайланд. Наконец, пожилая леди отбыла. - Видела ее? - спросил Пол. - Она из Индии - давно приехала. У нее три тысячи квартир по всему Лондону. И вот она каждый – каждый! день заглядывает в каждый – каждый! из домов. Веришь, чапает себе по городу со своей кошелкой и с полными карманами денег. Чума бабка! Он вдруг улыбнулся и сказал:

- А я, знаешь, на Рождество в Тайланд поеду. Ужасно люблю Тайланд. Вообще люблю путешествовать. Целыми месяцами коплю деньги, чтобы куда-нибудь поехать.

Я стояла и думала: какой, к чертям, Тайланд. Что это? Нет никакого Тайланда.

- В общем, бабка - чума, - сказал Пол. - Но она классная. Очень классная. И Герман ( это мой компаньон) классный парень. И вообще у нас тут ребята - что надо. Так редко везет встретить действительно хороших людей, но как получается действительно трудная ситуация - раз! - и встречаешь кого-нибудь.

- Да, - сказала графиня.

- Кто-то там (Пол показал в потолок) нас охраняет, я думаю. А ты, ты не думаешь, что кто-то нас охраняет?

- Ну конечно, думаю!

- Точно же?

- Еще бы!

Глаза испанца блестели добротой и любовью к ближнему. Это были глаза человека, который едва не впихнул какого-то парня в мою комнату. Потом Пол кивнул, сказал, си ю лейта, и через минуту из-за стены заиграла музыка.

- Мама-а-а, - послышался дрожащий от чувств голос управляющего, исполнявшего а-капелла «Богемскую рапсодию», - у-у-у-у!

Музыка у нас часто, и это так удачно, что у Пола и вкус хоть какой-нибудь имеется, и голос не противный. Мне опять везет!

- Вы знаете анекдот на эту тему? - спросил, перед тем, как пожелать мне спокойной ночи, адский фокусник – Нет? Решил бомж повеситься. Ну, все в жизни стало невозможным. Зашел в общественный сортир, залез на унитаз, накинул веревку на крюк от лампы. Вдруг видит - на подоконнике хабарик недокуренный.Ну, думает, выкурю напоследок, а там и повешусь. Выкурил, залез на толчок обратно. И тут видит - бутылка пива недопитая. Слез, допил. Сидит на горшке и думает: «А чего это я вешаться буду? Ведь жизнь-то налаживается!»

Назавтра графиня опять прибыли в Воксхолл, час погуляли, отдали в агентство недостающие бумаги, и неожиданно быстро оказались в полном своем распоряжении. Пятница - неудачный день для поиска работы. А надо вам сказать, леди и джентльмены, что, гуляючи, графиня обнаружили на своем пути Темзу. Темзу, две штуки мостов, пару доков, медный памятник морякам, изображающий мужчину в каске на носу корабля, и виднеющийся вдалеке Вестминстер.

И вот теперь ее сиятельство легкой походкой шли вдоль берега в направлении моста. Вестминстер высился в голубом небе, памятник Ричарду Львиное Сердце на своем коне бил копытом и суровел лицом, являя собою пример храбрости и мужества, два виконта и один граф возвышались над простыми смертными, глядя медными лицами в вечность. Мелькали сады и парки. Чугунные ограды, зеленая трава, потемневшие от времени и славы здания. За одной из парковых оград стояла тачка, полная черной воды, а в ней отражалось небо и плавали красные листья клена. Довольно скоро графиня оказалась рядом с кафе, на вывеске которого был изображен знакомый. Наш с вами хороший знакомый: хищный нос, пронзительный взгляд, кепка-двукозырка и трубка. Графиня поправила на носу очки и прочла табличку с названием улицы.

- Ой! - вскричала она по-русски. - Скотланд-ярд!

Скотланд-ярд был обойден с особой тщательностью со всех сторон, после чего графиня обнаружили себя на Бонд-стрит, заглянули в магазин подарков, огорчились и побрели к метро Чансери-лейн. Домой. Домой, как это ни странно, хотя ничего противоестественней, чем называть домом Рамсфорт я не знаю. Бермондси, лейдиз энд джентльмен. Направо, как выйдешь из метро, почтовый офис. Пост-офис был полон радостных людей, покупающих марки целыми листами, открытки и конверты. Послать письмо стоит килограмм картофеля, полкило моркови и три жетона на метро. Все, что я могу позволить себе за неделю.

Дома графиня яростно ворвалась на уродливую, погрязшую в безобразии, кухню и принялась наводить порядок.

- Ты чего? - на порог выползло заспанное существо в сером заношенном«кенгуру» и с таким же лицом. – Что с тобой? Что-то случилось?

- Ничего не случилось, мою кухню.

- Зачем?

- Затем, что она грязная. Существо подумало и сказало.

- А.

Было понятно, что оно предпочитает не спорить с чокнутыми.

- Как тебя зовут? - не очень весело спросила графиня.

- Фабиано. Графиня подняла голову.

- Ох, прости.

- Ничего. Это просто у меня работы много. Тяжелая неделя. Потом Фабиано подумал и поинтересовался, что я делаю вечером и не пойду ли с ним в клуб. Очень хороший, дешевый, со скидкой на коктейли. Но какие, к черту, клубы? У меня есть муж, нет денег, а главное, как раз сегодня вечером мы с паном Поберовски изготавливаем шарлатанские средства для увеличения бюста.

Утром не работала одна конфорка, вокруг которой графиня давеча терли порошком. Пол провел у плиты половину своего выходного и все-таки проковырял ее вилкой. А еще приходили люди - смотреть комнату. Очень усталая и худая итальянка, и потом еще мальчик кудрявый. По-прежнему не могу найти roommate, но Пол говорит, no worries.

Из воспоминаний графини:

Клянусь, это был эксперимент. Только проверить. Понимаете, если вы год проработали в журнале под началом одной деловой и очень активной дамы, и вдвоем с Уной Владимировной, с которой вы разрабатывали рубрики, придумывали темы, писали, рисовали, бегали по интервью, участвовали в выставках, шпионили за детьми и взрослыми, и занимались изящным рукоделием, одновременно наблюдая, как ваша активная издатель занимается бизнесом и проводит пиаркомпании, в конце концов уже ничего не исправить: вы делаете себе подарок на новый, 2008, год. Вы увольняетесь. Я сказала: «Лучше буду гладить мужу рубашки. По крайней мере, он будет мне за это благодарен». Глажу я, вообще говоря, неважно. То есть, конечно, теперь гораздо лучше, чем тогда, но все-таки очень не люблю гладить. В те благостные докризисные времена у графини был камин, бескрайнее небо за окнами и муж, который справедливо полагал, что для приведения в порядок костюма существует химчистка. Это не лирическое отступление, это мизансцена. Свою дальнейшую жизнь графиня видела скучновато. Но, полагаясь на свой разработанный постоянным креативом мозг, решила – и пусть. Все равно никому ничего не нужно. Ну, только один рассказ. Последний. Может быть, даже повесть. Страниц на сто. Это будет лебединой песней, и на этом – точно все. Рубашки, супермаркет, книги, семейный выход в кино по выходным - и хватит фанаберий.

К августу 2008 года графиня оказалась в типографии. Она делала вид, что работает менеджером по экспорту. Она писала письма мелким и крупным издателям, кстати удивляясь, как много в этих их заграницах маленьких успешных издательств.

Ах да: графиня практически не знала английского. Но, чтобы никто не догадался, она сделала несколько заготовок для писем клиентам, приобрела «Библию делового общения» килограммов в пять весом, и прекрасно симулировала.

Клиенты потенциальные довольно охотно выражали желание стать клиентами фактическими. Для этого недоставало одного: быстро подсчитать стоимость издания. С сортами и плотностью бумаги получалось хорошо – графиня обладает высокоразвитым чувством осязания и неплохой зрительной памятью. А вот симулировать отсутствующее пространственное мышление выходило плохо. Приходилось опираться на костыли. Справа – Уна Владимировна, складывающая и раскладывающая лист А4 (пока начальство думает, что Елена Федоровна на деловой встрече), слева – рабочая цеха, раскладывающая этот же самый лист в натуральную величину. Клиенты, правда, не ценили стараний графини. Они теряли терпение и обращались к конкурентам. Зато начальство смотрело уважительно: оно знало, что уходит Елена Федоровна в одиннадцатом часу. Но никто не знал, чем она занимается. - Держи, – сказала моя подруга Настя, она же – Райская Фурия, и прислала в аську адрес книжного магазина в Алматы. Клянусь, это был эксперимент. Только узнать. Напоследок. Просто узнать, захочет ли кто-нибудь купить такую кни… да, книгу. Страниц в сто пятьдесят, которые дизайнер и верстальщик Уна Владимировна потом растянет до приемлемой толщины. - О чем книга? – спроси в книжном магазине. Графиня подумала. Книга уже близилась к завершению, а вот о чем она… - Об искателях приключений, – попробовала отбрехаться графиня. Но двое джентльменов немедленно материализовались перед ней.

Краткая справка:

Д.Э. Саммерс

Коммерсант, владелец рекламного агентства и Бюро Коммерческих Расследований. Рыцарь без стыда и совести. Рост 6 футов, 2 дюйма. Телосложения крепкого. Волосы светло-русые, глаза – серые. Родился в 1890 г., в Берлингтоне, США, штат Вермонт, в семье пресвитера баптистов, похоронного церемониймейстера. Паршивая овца в семействе: врал, изворачивался и прогуливал школу, предпочитая болтаться по улицам, навещать чужие чердаки или читать бульварное чтиво в Публичной библиотеке. Обладает обостренным чувством времени, повышенным чувством справедливости и хорошими вокальными данными. Предпочитает рэгтайм всем остальным музыкальным жанрам. Панически боится медицинских процедур. Убежден, что для счастья нужно заниматься любимым делом. Убежден также, что женщины – источник скуки. Коллекционирует сигаретные карточки. Любит сладкое.

М.Р. Маллоу

Коммерсант. Писатель. Поэт. Копирайтер. Совладелец рекламного агентства и Бюро Коммерческих Расследований. Рост 5 футов, 7 дюймов. Телосложение некрупное. Брюнет, волосы вьющиеся, глаза карие. Родился в 1891, в Бордо, в семье физика-изобретателя. В возрасте десяти лет перебрался с родителями в Канаду, где и прожил до 1904 г., когда отцу предложили место в университете Берлингтона. Обучался дома. Умеет свистеть, бренчать на пианино рэгтаймы и прятаться по углам с книгой. Тайно писал стихи. До 1919 г. использовал свое литературное дарование для написания лимериков, рекламы различных ценных вещей и сценариев для неприличных фильмов (на них лучше покупают билеты). В апреле 1905 г. познакомился с Д.Э. Саммерсом, своим будущим компаньоном. Характер мирный, дипломатический. Обладает повышенной чувствительностью к женской красоте.

Итак, двое джентльменов немедленно материализовались перед графиней, которой предстояло ответить на вопрос, о чем же книга, и сокрушенно покачали головами.

- Как? – струсила госпожа писательша. – Нет? Мой роман – не об искателях приключений?

- Не то, чтобы нет, - дипломатично сказал М.Р.

- Но не только, – строго добавил Д.Э. – Это не главное.

- Вы, – возмутилась графиня, – жулик! Шарлатан! Вы же сами сказали: «…как у Жюль Верна. Как у Майн Рида». И так далее! И вдруг поняла: «вы». Перед ней стояли мужчины лет тридцати, тогда как молодым людям в тексте всего пятнадцать. А они, негодяи, рассмеялись и исчезли.

- «Авантюрный роман, – как во сне написала графиня, – о деньгах, о поиске любимого дела, без которого нельзя стать счастливым» И приписала: Америка, 1905 год.

- Сколько позиций? – посуровел магазин. – Мы не можем взять одну книгу. Графиня подумала.

- Пять, – нахально ответила она. – Иронический детектив и две авантюрных повести.

- Шлите! – сказал магазин.

- Настя! – в панике простучала графиня. – Высылай тексты! Надо сказать, что у Насти к тому времени имелось несколько очень неплохих книг в жанре дамского детектива, права на которые вот-вот истекали у одного издательства.

- Э? – слегка оторопела Настя. – А! Сейчас.

Откуда взялись еще двое авторов? Ну, только никому не говорите. Первый фрагмент романа до сих пор не убрал модератор одного форума, тематику которого не разглашают в приличном обществе. Там, понимаете, публика живее. А то на литературных ресурсах пишут такие унылые вещи, что… нет, оправданий вы от меня не дождетесь. Там, в этом не слишком приличном месте, попадаются иногда действительно интересные тексты. Следующие два , принадлежащие перу двух приятелей графини, были несколько специфичны, но Настя, которая, вообще говоря, работает продюсером в рекламном агентстве, быстро сказала, что вот именно такие вещи как раз хорошо продаются.

- Так я же хочу приключенческое издательство, а не порнографическое! – застеснялась графиня.

- А чем это тебе не приключения? – поразилась Фурия.

Дальше я помню неважно. Не то неделей раньше, не то неделей позже, одна подруга, большой знаток «Длинного девятнадцатого века», начала публиковать в своем блоге роман про вампиров. А одна из подруг этой подруги – рисовать к роману картинки.

Спустя что-то около месяца и у графининой книги появились обложка и иллюстрации.

- Ты хоть роман-то закончила? – спросила Уна Владимировна у куда-то очень спешащей графини.

- Почти. Я вот-вот. У меня, понимаешь, неожиданный поворот сюжета.

- Боже, - сказала Уна Владимировна.

- Все сходится, - продолжала бредить графиня. - Я была в банке. У них кредитная программа. Под малый бизнес.

- И что?- грозно спросила Уна Владимировна.

- И почти все. Сегодня беседовали с менеджером проекта. Уже почти составили бизнес-план. Осталось одно: предоставить хотя бы предварительные договора о реализации.

- И что?- в ужасе спросила Уна Владимировна.

- И я написала всюду. Во все магазины, которые показались подходящими.

- А они что?

- Восемь из них ответило: «высылайте», еще два, в Москве, не ответили ничего, и я намерена побеседовать с администрацией лично. Завтра. Уна Владимировна молча встала и ушла в комнату. Спустя некоторое время графиня держала в руках еще теплую обложку своего романа, величиной с карманный календарик, напечатанную на хорошей фотобумаге.

Утром, в день отъезда, лента друзей принесла новость: некая Катюша выложила в своем блоге фотографии из полицейской портретной галереи 1900-1920х гг. Даже, если бы графиню ловили специально, лучшего способа было не найти.

- А вы кто? – спросила Катюша.

Она выложила картинки случайно.

- Писатель, – стыдливо ответила графиня.

- Хороший? – строго спросила Катюша.

- Да! – нагло ответила графиня.

И в оправдание отправила обложку почтою.

Когда я сегодня, сейчас вспоминаю текст в его тогдашнем виде, мне делается плохо. С того времени книга прошла двенадцать или тринадцать редакций, и это только начало. Тогда было другое «сегодня».

Я, повторю, не помню, что мы с Катюшей сказали друг другу дальше. Но скоро я записала номер, по которому следовало позвонить по прибытию в Москву. До автобуса оставалось еще несколько часов, мне нужно было успеть взять у мужа деньги и потерять свой мобильный.

Так вот, октябрь 2008 года, Москва. Минуту, еще не Москва. Рига. Да, да, Рига, автовокзал. По этому вокзалу стремительно движется графиня, а за ней граф. С саквояжем. До отбытия автобуса ровно двадцать минут и эти двое буквально только что, по дороге, совершили поездку на противоположный конец города, чтобы получить из рук доброжелателя потерянный графинин телефон. В таких случаях обыкновенно делают две вещи: либо бегут к телефонному оператору и наскоро приобретают какой-нибудь аппарат, либо одалживают какой-нибудь у знакомых. Но это – когда речь идет о вещах обыкновенных. Волшебные же аппараты – а у графини именно такой, не ищут. Они находятся сами. Графиня знала это прекрасно, но, будучи натурой скептической, собиралась все же задействовать план B., то есть, предпринять то, что предпринимают все нормальные люди. Делать это она собиралась по дороге в офис супруга, но, едва поднявшись по ступенькам, обнаружила: работает. Уже не украли, уже позвонили, и, более того, позвонили собственные соседи, которые как-то ловко забежали домой пообедать, подобрали потерю у подъезда и, руководствуясь контактом «Ego Sijateljstvo» сейчас же дали о себе знать. Так оно действует, понимаете? Стемнело. Графиня мечтательно смотрела в окно автобуса: в темноте мерцали звезды и ехали фуры. Фуры ехали медленно, по освещенному фарами ночному шоссе. «Сантиметры… – думала графиня, глядя на фуры. – Сантиметры на сантиметры, получаются латы, из латов получаются рубли, из рублей доллары и из них опять латы… Стоп, а сколько же это будет ящиков?»

- Простите, – спросила она соседа, – вы не помните формулу площади? Лицо соседа было смуглым, с выступающими скулами, хищным мясистым носом с торчащими из ноздрей волосами и антрацитовым блеском в глазах. От этого вопроса антрацитовый блеск сделался испуганным. Лицо же осталось невозмутимым.

Графиня вздохнула и набрала графу сообщение: « Есть а – ширина, b – высота, c – толщина. Есть расценки склада. Есть стоимость перевозки. Что получается?» «Получается, – ответил граф, – очень дорогая стоимость перевозки и хранения. Постараюсь помочь». Графиня открыла папку.

- Ой, кошмар! – сказала она, и поскорее закрыла папку.

 «Вылетаю послезавтра, – писала тем временем Настя . - Встречаемся под Пушкиным».

До этого «послезавтра» оставалось много времени, и графиня отправилась к офис к своему другу Максу , где для приготовления кофе вместо ручной мельницы и аппарата Нейпера 1894 года использовался аппарат пассатижи. С большим, надо сказать, успехом.

Вечером позвонила Катюша, оказавшаяся маленькой брюнеткой с низким голосом, аристократическим манерами и хрупкой талией, и мы пошли гулять пешком. Звонил граф. Он волновался, что поздно и темно. Но прервать прогулку было никак не возможно: Катюша относится к тем людям, которых трудно перестать слушать.

- Елена, – спросила она, – а чем Вы, собственно говоря, занимаетесь?

- Ну, я… – смутилась графиня.

История, как вы понимаете, получилась долгой. За это время закрылось метро и стало ясно, что возвращаться придется на такси.

- Лена, – сказала Катюша и отпила из фляжки, согревавшей нас весь вечер, – я могу поделиться с Вами адресом одной типографии. Она недалеко от Москвы, Вам очень пригодится.

- Да, знаете, Катя, – с некоторой неловкостью ответила графиня, – вообще-то у меня все схвачено.

- Ну, а Вы все же запишите номер.

- Да я как-то…

- Ну, а Вы запишите, запишите.

Пришлось номер записать. Мы отправились дальше, передавая друг другу фляжку и обсуждая множество важных вещей.

Под Пушкиным

- Как и договаривались – журнал «Огонек», – я передала условный знак Райской Фурии. Райская Фурия тоже оказалась невысокой брюнеткой – со жгучим взглядом и пиратской улыбкой. Мы огляделись по сторонам, поправили прически и отправились в книжный магазин.

- Хотите посмотреть что-нибудь определенное? – спросили нас там.

- Да, – сказали мы, – мы хотим увидеть менеджера по продажам.

Девушка испугалась.

- Не бойтесь, – успокоили мы, – у нас предложение.

Спустя две минуты, когда нас проводили через длинные и запутанные коридоры и привезли на лифте, менеджер по продажам рассматривала обложку. Ту, величиной с карманный календарик. Потом долго читала текст на обороте.

- Сколько, вы говорите, позиций?- поинтересовалась она.

- Пять, – сказали мы.

В конце концов, это было враньем только наполовину.

- ООО? – спросила менеджер.

- Да, – сказала Настя.

Это была беспощадная ложь.

- ****(непонятная аббревиатура).

- Да.

- ****?

- Конечно.

- ****?

- ****

- Хорошо. Счет в банке?

- Не проблема.

Менеджер повернулась на вертящемся кресле.

- Ну, а, технические характеристики?- спросила она.

Тут Настя смутилась. Она не знала, что такое технические характеристики.

Тогда графиня произнесла длинную сложную фразу. Потом еще одну.

- Книга уже готова? – спросила мендежер.

- Заканчиваем верстку, – не моргнула графиня.

- Везите пробный тираж.

Мы уже рассовывали по бумажникам и сумкам добытые честным абордажем бумаги и визитки, как вдруг прозвучал вопрос:

- Откуда везете?

- Из Риги, – сказала графиня.

Осанка менеджера потеряла свою готовность к немедленным действиям.

- Алматы? – предложила Райская Фурия.

- Не пойдет.

Повисла огорчительная пауза.

- Секунду! – спохватилась графиня и подхватила подельницу под руку.

- Вы знаете, Анастасия, я ведь успела договориться с типографией в Подмосковье! На всякий случай.

- Здорово сориентировалась, – оценила Райская Фурия, когда дамы покинули магазин. – Ну что, теперь, как я понимаю, будем искать типографию в Подмосковье?

- Зачем же ее искать? – улыбнулась графиня с лицемерной скромностью. – Сейчас все будет.

И она достала телефон.

- Добрый день, мне дала ваш номер Катя… Да. Да. Очень приятно. Ах, больше не занимаетесь? А как же…как же…

Фурия сделала свирепое лицо.

- А нет ли у вас знакомых, которые бы… – графиня взяла себя в руки. – Да, конечно, подожду. Записываю. Так. Да. Большое спасибо.

- Дер-р-ржи его! – прорычала Фурия, хищно обошла вокруг графини и остановилась в выжидательной позиции.

- Добрый день, – говорила тем временем графиня голосом феи, – мне дал ваш номер N. Скажите пожалуйста… У нас? У нас книги. Пять. Да. Да. Заканчиваем верстку. Да, спасибо, на следующей неделе пришлем макет.

Графиня дала отбой и посмотрела на компаньонку.

- Две-три недели, – сказала Фурия, – даже месяц, погоды не сделают. Отлично. Теперь нужно узнать наценку магазинов – и начнем превращать наше вранье в правду!

9 декабря 2009 г.

- Женщина! – Д.Э. Саммерс схватился за голову. – Да перестаньте же, наконец, рыдать!

- Не могу, – графиня вытерла слезы и, стесняясь, вытащила из кармана искателя приключений платок, который сунула туда минуту назад.

Д.Э. попробовал пройтись туда-сюда, но сделать это в узком проходе между двумя кроватями tween-room сделать это было непросто.

- Это не архитектура, это убийство, – пробормотал Д.Э. и сунул руки в карманы. – С особой жестокостью. Графиня!

- Что! – закричала графиня, отнимая лицо от подушки. – Вы же все знаете!

- Чер-рт! – простонал выведенный из терпения Д.Э. Саммерс. – Два дня я утешаю ее и уговариваю. Вытираю ей сопли. Привожу аргументы. А она все плачет и плачет, как погода в марте!

При этих словах графиня зарыдала в голос.

- Ну вот, – растерял строгость искатель приключений. – Опять. Еще не произошло ничего плохого, и даже наоборот, в кои веки появились шансы на хорошее, а она…

- А если они не-е-е…

Саммерс остановился.

- Ну как вам не стыдно, а? Вы же понимаете, что нужно быть терпеливой, и храброй, и в любой ситуации не терять это пресловутое чувства юмора, которым вы меня уже замучили. Одним словом, кураж. Ну?

- Что «ну»?

- Это же вам положено меня утешать! А вместо этого все наоборот!

- Вы мужчина!

- А вы – автор!

- Скорее, соавтор, – поправила графиня. – Так будет честно. А вы – мужчина и герой!

 Д.Э. опустился на соседнюю кровать и вытянул свои длинные ноги.

- Издеваетесь, как только можете, – сказал он. – Чего только со мной не творили. «Вам на пользу, вам на пользу»! Ну, так и вам, надо полагать, тоже на пользу!

- Имейте совесть, чудовище!

- Не могу, не имею ее в достаточном количестве. Слушайте, честное слово. Вы же сами знаете: ничего не бывает случайно и зря. И вообще, тоже мне, горе: подождать, пока придут ваши чертовы письма.

Графиня написала в одну редакцию, в русскую редакцию в Лондоне, и теперь очень надеялась.

- А если они не придут? – она попробовала привести в порядок волосы. - От них зависит все мое будущее! Второго такого шанса уже не будет!

- Откуда вы знаете?

- Я чувствую! Это было бы лучшее решение! И если оно не удастся, я не переживу!

О Боже, что мне делать, что!

От этого вопроса Д.Э. пришел в некоторое затруднение, но обнаружил, что графиня тянется к ноутбуку, и тихонько рассмеялся. Пан Поберовски опять был сегодня занят: работал с соавтором, и графиню ждал текст.

- Женщины! – сказал коммерсант, прежде, чем исчезнуть. – «Что мне делать, что мне делать!» Спрашивали-то зачем?

8 декабря 2009 г.

Никакого письма из редакции не последовало. Просидев три недели кряду на сайтах объявлений, написав этих объявлений штук десять, и обойдя пешком всю округу своей резиденции на Roseberry street, графиня совершали многочасовые прогулки по улицам Лондона.

- I'd like to find out about some vacanсies.

- I'm sorry, m'am. We have no vacancies.

Магазины, киоски, супермаркеты и кафе. Химчистки и парикмахерские. Бары и уличные лотки. Только в одном магазине сказали, что могут взять продавцом, но, к сожалению, желающих очень много, так что своей очереди придется ждать месяцев шесть. То же самое сообщил разносчик «Evening Standard». У графини дергался левый глаз. От отчаяния она едва не задала тот же вопрос в ladies на вокзале Ватерлоо. Но не решилась. Если бы мне отказали еще и в дамской уборной...

Ночь с субботы на воскресенье графиня провела... ах, да что интриговать, провела она ночь на сайте объявлений. И проснувшись утром, в восьмом часу по местному времени, с некоторым удивлением обнаружила в электронной почте письмо с приглашением явиться на интервью. Письмо, правда, было подписано блистающим лиловыми звездами «Таша», но осатаневшую от безденежья графиню не смутило ни это, ни перспектива фигурировать в русской ресторации в качестве официантки. Ее сиятельство пришли в такой восторг, что неожиданно для себя договорились еще об одном собеседовании, в Clapham Commons на юге Лондона. Улицы здесь чрезвычайно длинные, горбатые - то в гору, то под гору, и не имеют углов, плавно закругляясь и предоставляя вам возможность идти и идти без остановки. Вход в станцию метро расположен в круглой чугунной будке с узорным верхом и шишечкой на остроконечной башне, чрезвычайно напоминающей викторианский уринал. Направо от станции находится Clapham parк. Вам сообщить, что он тоже имеет круглые очертания, или вы уже так догадались? Деревья, у которых ствол выглядит так, словно они проглотили гигантскую репу, а листья похожи на ивовые, растут редко и раскидисто. Правда, где-то дальше они сгущаются, и там, очевидно, есть еще что-то, помимо аккуратно расчерченных дорожек, но графиня со своего места видела только толстобрюхие стволы на зеленой траве под синим небом, и в который раз чувствовала себя Алисой. Никаких, впрочем, видений вроде Чеширского кота не последовало (если не считать таковым несколько белоснежных резиденций), и графиня пошли искать заведение, где через час ее ждали на интервью. Clapham Common - район невысокий, сплошь особнячки в два-три этажа. Ах, какие это особнячки! Красного или серого кирпича, с белыми кружевами и маленьким садом! То состояния самого респектабельного, то прекрасно запущенные, облезлые. И каждый четвертый сдается или продается .

Пан Поберовски говорит, в викторианские времена здесь жили отставные детективы , а также Адам Уорт, преступник, которого некоторые исследователи считают прототипом Мориарти. Факт, безусловно, любопытный, но нужный ли? Не знаю.

- Can I see a manager? - вежливо спросила графиня через час.

Худенькая девушка за прилавком кафе (кафе находится совсем не там, где особнячки, а на затрапезной автобусной остановке) пробормотала, что никого нет. Но графиня были настойчивы. В ходе разговора неожиданно образовалась пауза.

- Рашн? Девица вытаращила большие подрисованные глаза. Так только наши и умеют.

- Ой, рашн! - взвизгнула она. - Настей меня зовут! Кофе хотите?

Мне не хотелось бы вышибать слезу из леди и джентльменов, но в тот момент графиня уже две недели, как не видели кофе.

- Да-а-а... – против воли протянули ее сиятельство.

В ее воображении с металлическим звоном и грохотом заработал кассовый аппарат, но ему было сказано, что это расходы на представительство.

Спустя еще четверть часа

- Ну и вот, - Настя помешала в своей чашке, - он (хозяин) ушел по делам, сказал, чтобы я сама встретилась со всеми, и выбрала, кого поближе. Вон, смотри, рядом живут.

Неподалеку сидели за столиком три грузные дамы, и смотрели в нашу сторону.

- Ладно, - сказала графиня философски и тоже помешала в чашке. - Что дают-то у вас? Хоть узнаю, какие миллионы потеряла.

- 165 фунтов в неделю, - призналась Настя. - Шесть дней в неделю по девять часов.

Тут я сделаю лирическое отступление: в Англии запрещено работать более пяти дней в неделю и более восьми часов в день. Минимальная установленная зарплата 5, 80 фунтов в час. И если вы вдруг решите посчитать и сравнить информацию, которая дала Настя, вам может прийти в голову, что графиня как-то не сумели расстроиться, узнав, что не получат здесь места kitchen assistant.

- Где-где, говоришь, у тебя второе интервью? В Сохо? – спросила Настя.

- «Borshch&Tears»?

Она хлопнула себя по коленке.

- Я там раньше работала. Хозяина Биби зовут, увидишь - передавай привет. И добавила уже серьезно:

- Хорошее место, весело.

- Что же это ты ушла из такого хорошего места?

- Ну, ты знаешь, музыка там веселая, все дела. Как русские гости приедут… Она изобразила народное гуляние в русском ресторане, изо всех сил сохраняя веселое лицо.

- Нет, ты не подумай, место очень хорошее. Просто ты же знаешь наших.

Вы, надеюсь, не забыли, что я собираю материалы для романа? Ну, тогда пришло время познакомить вас с его героями. Итак, Алекс Фокс – блестящий жулик. Как все блестящие жулики, в душе артист.

Краткая справка

Алекс Фокс, рост 6 футов, 1 дюйм. Телосложение худощавое. Брюнет. Глаза темно-карие. Родился около 1878 г. где-то во Франции. Матерью была незамужняя певичка кафешантана. Мечтала стать звездой сцены, второй. Дузе, а стала, увы, тем, кем стала. Своего отца Алекс никогда не знал. Когда ему было три года, мать умерла. Пневмония. Приют он помните плохо, точнее, совсем не помнит. Но в тот день, когда за ним приехала тетка, шел дождь. Тетка опекала мальчика, считала слишком болезненным. В доме постоянно были доктора, Алекс почти все время читал, и, - вероятно, еще больше мечтал. К десяти годам стало понятно: жулик он большой. Может вытащить из чужого кармана любой предмет, не будучи пойманным за руку. Может виртуозно лгать, не говоря ни слова неправды. После того, как какой-то модный франт из теткиных гостей (впрочем, на вкус самого Алекса он был довольно вульгарен) показал ему несколько фокусов, круг интересов юноши существенно расширился. С одной стороны, он мечтал о цирке. Стать великим иллюзионистом. С другой – химия. Стать великим химиком. Кроме того, Фокса всегда интересовали люди. Будучи честным с самими собой и лгуном с другими, к 17-ти годам Фокс стал блестящим психологом. Этому немало способствовали откровения тети. Она была сентиментальна - когда была в настроении. Наверное, ей стоило послать все к чертям и пойти на сцену, как она мечтала в молодости. Но она этого не сделала, побоявшись остаться без семьи и считая сценическую карьеру предосудительной. Замужем она, однако, пробыла недолго. К тридцати уже овдовела. Фоксу не исполнилось и восемнадцати, когда он уехал с бродячим цирком. Он очень страдал, имея большую привычку к комфорту. Впрочем, сила духа, а еще больше - гордость заставили его стать выносливым. Он всегда были одинок. Или не так: всегда считали себя одиноким. Все потому, что его эстетство и любовь к эффектам, и желание жить по правилам собственным, а не общим привели к тому, что люди, как правило, его сторонились. Или, может быть, он их? Но у Алекса был один близкий друг: профессор химии. Благодаря ему Алекс поступил в Мюнхенский (или Лейпцигский?) университет и успешно его окончил. Ему было двадцать восемь или двадцать девять лет, когда тетя умерла, оставив племяннику все, что у нее было. Довольно значительный капитал. Впрочем, к этому моменту Фокс уже были человеком состоятельным. Хотя с точки зрения закона - просто напросто жуликом, аферистом. Ему пришлось уехать. В Швейцарию, где он и прожил всю оставшуюся жизнь под чужим именем. Что заставило его в 1905 году пересечь Атлантику - на свой страх и риск? Величина наследства или как раз чувство опасности? Далее. В Лозанне он вел вполне добропорядочную жизнь. Ну, почти добропорядочную, но зачем же придираться к мелочам, верно? Его энергия была направлена в иное русло. Не вдаваясь в долгое повествование - он стал шерлокианцем. Это безобидное с виду хобби содержало куда более опасности, чем это может подумать кто угодно. Фокс вел некий поиск. Впрочем, закончить его не успел, потому что умер около 1920-го года, в возрасте сорока семи лет, от туберкулеза. На пороге смерти , по своему обыкновению, превратиливсе в балаган. Простите, в водевиль. Жизнь ведь становится... как же он тогда сказал? Ах да: "Жизнь приобретает невыразимую прелесть, когда она немножко водевиль." По собственной просьбе кремирован. Прах был развеян на прекрасным голубым Дунаем. Он всегда был верен себе, даже после смерти.

Впрочем, последнее прискорбное обстоятельство отчего-то вовсе нам не мешает.

- Ваше сиятельство, - Фокс внезапно, он всегда так делает, образовался за спиной графини и деликатно тронул ее за плечо, - вы, конечно, помните, что излишняя серьезность вредит любому делу?

- Помню, Алекс, помню, - вздохнула графиня.

- Будемте относиться к этому, как к приключению. Клянусь вам, есть множество вещей, куда худших!

- Все равно другого выхода нет, - промямлила графиня.

- Ерунда! За правым плечом образовался Д.Э. Саммерс.

- Ерунда, - сказал он. - Деньги. Хорошая сумма наличных (ну или по перечислению) укрепляет дух. Ну, и чувство юмора - его тоже.

- Да, - кивнул Фокс. - Что же касается духа, то его надо укреплять всеми возможными способами. Я бы даже добавил: и невозможными.

- И невозможными, - согласился Саммерс. - К таковым пока относятся деньги. Между прочим, а сколько платят в этом вашем «Borshch&Tears»?

- Что вы опять спешите! - набросился на него Фокс. - Потерпите до Сохо, там и узнаем!

Пока герои романа выясняли отношения, девушка Настя расписала веселую жизнь в рашн ресторации и кстати нарисовала подробный план, как найти это место. - Доходишь до «Harrods», - инструктировала она. – Прям так и спросишь прям у метро: как пройти в «Harrods»? Ну, и оттуда прямо, прямо, доходишь до «Макдональдса» и сворачиваешь за угол. Увидишь сразу - там все красное.

Его сиятельство, узнав насчет русской ресторации, загрустили и стали графиню отговаривать. На что ее сиятельство цинично ответили, что в четверг платить за резиденцию.

И вот графиня доехали то ли до Westminster, то ли до Green Park, перешли с Jubilee на Piccadilly-line и сели в вагон до Сохо. Это такое странное чувство - ехать в самый развлекательный район города воскресным вечером, да еще в рашн ресторацию - чтобы устроиться там на работу!

У выхода из метро графиня замедлили шаг. И только выбрали подходящую жертву, как та открыла рот первой:

- Excuse me, - спросила она, - how can I get to...

- ...can I get to «Harrods?» - эхом отозвалась графиня.

Отсмеявшись, девушка махнула рукой толпе позади нас. Говорила она по-испански, но было совершенно понятно:

- Эй, давайте сюда! Она тоже ищет «Харродс»! У нее нарисовано!

И мы пошли искать знаменитый на весь мир универмаг вместе. Он, к счастью, оказался закрыт, и толпа разочарованно отбыла в неизвестном направлении. Графиня остались одна у моргающих зеленым светом окон. «Харродс» незачем огромные вызывающие витрины - он в них не нуждается. Поэтому в средних таких нишах скромно мигает зеленым вокруг названий, приводить которые здесь тоже нет никакой надобности. Зато кругом сияло, мерцало и переливалось. Из соседних кафе-ресторанов вполголоса звучал джаз. Джаз, тоже вполголоса, перебивали рождественские песнопения. Толпа сплошь состояла из людей с восторгом на лицах. Графиня демонстративно отвернулись и сказали, глядя в небеса на пролетающий самолет:

- Господи Ты Боже мой, как же мне надоело чувствовать себя здесь в музее!

До интервью опять оставался час, и графиня пошли вперед. Очень скоро магазины остались позади, и показался какой-то, что ли, жилой квартал. Те же невысокие особнячки, что и в Clapham Commons - красный или серый кирпич, кружевные окна-двери, черепичные крыши. Только стоят на глаз раза в четыре дороже. Редкие и тусклые, кружевные же, лондонские фонари, пустая дорога, луна, плющ на стенах и оградах. Графиня обозрела все это и пошла поскорее прочь.

Фокс еще в самом начале предупреждал: «... делать деньги становится искусством, когда вы, во-первых, любите свое дело, и, во-вторых, любите деньги, которые оно приносит. В равной, я бы сказал, пропорции. В противном случае... »

Наверное, это оно во мне, больше нечему. Графиня не сумела одинаково любить приключения и деньги, поэтому случился перевес в сторону первого. Но уж тут-то никак нельзя жаловаться: приключений мне теперь хватит на… на долгое время.

Из описания «Borshchch&Tears» Его Сиятельству:

«...представь: гламурный район Лондона. Как Старая Рига, только круче раз в сто. И вот, на одной из его улиц, Beaushamp Place, абсолютно красная витрина: «Borschch&Tears». Поднимаешься ты на крыльцо. Официант - два погонных метра ростом, косая сажень в плечах, черты лица правильные, европейские (там все такие) посторонился, давая тебе пройти. Оглушающе играет «Калинка-малинка». Ты пытаешься прокричаться сквозь музыку, официант, склонив голову, пытается услышать. Наконец, показывает: «присядьте на минутку», и убегает на кухню. Воздуха здесь нет. Никакого. А людей много, жуть берет, как можно встолькером находиться в одном помещении. Со своего места за красным-красным столом (цвет борща, да) тебе видно ад на кухне. Официанты - здоровенные высокие парни и худенькие девушки в черном бегают туда-сюда. «Калинку-малинку» сменяет «Барыня». Потом какой-то русский мужчина местного разлива истошно-истерично поет цыганский романс. Кажется, собственного сочинения. Публика наполовину из перепуганных острыми ощущениями англичан (эти подозрительно озираются), наполовину – из радостно орущих и хлопающих наших с тобой соотечественников. Вслед за тобой приходят женщины: с красивыми в недалеком прошлом лицами, обрюзгшие блондинки в помаде и блестящих кофточках. По-английски - ни в зуб ногой. И что-то есть еще во всем этом, что словами не передать. Но чувствуешь ты себя все хуже и хуже. Становится ясно, что если эти коровы ни в зуб ногой с английским, то твой на их фоне выглядит не так плохо. И что заканчивать работу в два ночи и тащиться пешком через полгорода с тремся пересадками – дорого и плохо. И что... ну в общем, русский ресторан, - шумный, разнузданный, с пьяными гостями. Атмосфера, лица – настоящий авантюрист, о каких пишут авантюрные романы, должен устроиться здесь на работу, и потом неожиданно найти возможность добиться всего, о чем мечтал. Все это очень сюжетно, очень, говорю, как писатель. Возможно, именно здесь тебя ждет что-то важное. И, наконец, у тебя нет выбора.

И тогда под сладкие рыдания: «А мы поедем, цыганочка моя, чего-то там, ля-ля-ля, жду тебя!» ты идешь к выходу. Возвращаешься к себе на Бермондси. И на кухне Фабиано спрашивает: О, зис рашн ресторан, ай ноу зис! Хау ду ю лайк зис проститьюшен? Ты фигеешь и говоришь: проститьюшен?? Ай диднт син зем. Оу, диднт ю син? - фигеет Фабиано. - Ха! Фимейл, мейл, бисекшуал, эни! Вери мач дифферент от зем! Ну, и потом ты говоришь: оу, гы-гы, си ю, - и поднимаешься к себе на второй этаж.

А там забился в угол мужчина и смотрит на тебя испуганными и виноватыми глазами. Прямо напротив твоей (то есть моей!) постели». Да, друзья мои, да. Это был сюрприз. Угадайте, от кого. О, эти южные мужчины! Они так переменчивы, это что-то! Знаете, что сказал Пол? «Вы же из одной страны, это здорово. Вам будет, о чем поговорить!»

Сюрприз звался Райтисом. Он ужасно стыдился и все повторял, что никогда бы не принял такое неблагородное решение, если бы не положение.

- Что-о-о? - вышел из себя и пришел в бешенство его сиятельство. - Какой еще Райтис?!

Графиня первый раз видела свою половину в таком состоянии.

- Ну, такой, - трусливо отпечатала она. - Среднего роста, среднего телосложения. Вежливый.

Вежливый соотечественник среднего роста и среднего телосложения чувствовал себя плохо: графиня сидели совершенно молча, держа на коленях ноутбук, лили в бумажный платочек слезы, и печатали.

Граф был обвинен в душевной черствости. Потому, наверное, что он немедленно не угнал вертолет и не бросился спасать, а вместо того предложил как следует обдумать план дальнейших действий. Раз всего равно прямо сейчас ничего предпринять нельзя.

Был вечер. Графиня тихо рыдали, стуча по клавишам. Соотечественник стыдился в углу.

Ближе к ночи сиятельства закончили неуместные выяснения отношений. Графиня закрыла ноутбук, переоделась в ванной в халат, и уснула так крепко, как только может спать человек, нарыдавшийся до полной потери сил.

На следующее же утро миссис B. Решила спросить, как мои дела. Через пять минут я точно знала, что, по крайней мере, вечер пятницы и утро субботы проведу без соотечественника.

Но прежде, чем отправиться к поезду, следующему в Уокинг, графиня завернули на станцию Бейкер-стрит. По тому самому адресу. Снаружи было видно только кусок винного цвета обоев в окошке второго этажа, полицейского, со смущенным видом дежурившего у входа в Тот Самый Дом, да служанку в зеленом, широко шагавшую куда-то на угол. Ну, и пусть. Все равно «тот самый» адрес является «тем самым» только официально, а там, где нужно, уже давно построили совершенно неинтересное офисное здание.

Зато за углом, знаете, что? Представьте, что вы прошли по противоположной 221 b стороне улицы немного вперед, повернули направо, перешли дорогу и оказались в Риджентс-парке.

На улице дождь, в ушах у вас венские вальсы, рядом – молчаливый собеседник. Не то пан Поберовски, не то Алекс Фокс, в вымокшем пальто. А в Риджентс-парке цветы: хризантемы, фиалки и что-то еще, белое, желтое и фиолетовое. Пахнет, как в бабушкином саду в детстве. Посреди реки плавают гуси-лебеди в маниакальном количестве, а сквозь серую дождевую стену просматриваются розовые и белые цветущие ветки на том берегу. И вы бредете по звуки Штрауса вперед и вперед, и под ногами у вас скачут толстые голубые белки с рыжими хвостами, которые дерутся и гоняются друг за другом без всякого стеснения, на расстоянии шага от вас. Деревья на вашем пути упираются в небо: в три обхвата, узловатые, с голыми кривыми ветвями. А между ними – пальмы. Тут река сужается, растительность густеет, и вы видите, что у берега стоят на одной ноге цапли. За мостиком еще остров, заросший, как если бы не ступала там нога человека, только одинокая хижина стоит посредине. И от окружающего мира вас надежно закрывает живая изгородь. Дул попутный ветер. Графиня твердо верила, что это он. Ветер несся по дорожкам Риджентс-парка, приминал кусты и забирался за шиворот. Играли вальсы, плавали лебеди, рядом были то Фокс, то Светозар Чернов – по очереди, потому что в последнее время разница между ними сделалась что-то туманной.

Кстати, Фокс. Как же все, как же... где у меня? А, вот.

- Помните, Джейк, я говорил вам о courage? Это чувство, которое не возникает просто так. Нечто должно его породить. В вашей юности, молодые люди, это были романы о приключениях, большей частью веселые. Почувствовав однажды courage, вы пожелали, чтобы ваша жизнь стала таким романом. И она, как вы, вероятно заметили, ею стала. Вы, учитель, считаете, что больше всего интересуетесь наукой, хотя на деле это тот же авантюрный роман, от науки в нем лишь декорации. Жизнь – такая, какой мы хотим ее видеть, ни больше, ни меньше."

Итак, кураж, леди и джентльмены.

Из воспоминаний графини.

Рига, приблизительно 30-е октября 2008 г.

Графиня сидела перед компьютером мрачная.

- У нас все замечательно! - Настя от восторга кричала в телефон. - Катя прекрасная! Вчера всю ночь гуляли, сегодня идем в кино, потом в ресторан, а потом...

Потом они собирались еще куда-то. На этом хорошее кончалось. Магазины молчали, как партизаны на допросе, как будто наценка на продажу книг - особая тайна, доверять которую нельзя никому. Но потом они все-таки признались, от Насти живым не уйдешь. Наценка делала книги бесценными. Но это было не самое худшее. Менеджер кредитной программы, которая должна была озолотить наше богоугодное заведение, как-то вдруг перестала отвечать на звонки. Сайт банка делал вид, что никакого конкурса бизнес-планов нет и не было.

- Что это? - спросила графиня. - Что это такое?

- Кризис, - ответил граф. - Кризис, ваше сиятельство.

- Какой кризис? – ужаснулась графиня. – Какой, к чертям, кризис?

- Мировой, - бодро ответил граф. - Экономический.

Но ни бесследное исчезновение кредитной программы, ни жадные магазины, ни даже мировой экономический кризис не имели никакого значения. Страшно было другое.

- Мне не нравится! - вскричала графиня с мукой в голосе. - Не нравится вторая часть! Все было не так!

Она третьи сутки редактировала текст, который после вмешательства Светозара Чернова разваливался на глазах.

- Все было не так, - бормотала графиня. - Но как оно было?

- Осенью 1909 года, - повествовал тем временем М.Р. Маллоу, сидя на столе и обняв обеими руками колено, - мы прибыли в...

- Это я знаю, - кивнула графиня в некоторой растерянности. - Но до того? Что было до 1909 года?

Однако, М.Р. увлекся. Он рассказывал, как шли дела искателей приключений в 1919-м, и в 1920-м, и даже в 1921-м... Что же касается Д.Э. Саммерса, тот вдруг стал смущаться, как барышня, и исчезать. То ли его смущало присутствие адского фокусника, то ли яд его соавтора, то ли здесь была какая-то тайна.

Шли дни, недели, месяцы. Мировой финансовый кризис вошел во вкус. Мальчик А. восьми с половиной лет, сын графини, был отправлен к бабушке. Счета, не глядя, складывались в стопку. Почтовый ящик содержал одни угрозы подать в суд. Журналы, где графиня работала исключительно для собственного удовольствия, иссякли. Те, в которых пришлось работать исключительно ради денег, тоже протянули недолго. Долги росли. Однажды позвонила Уна Владимировна и спросила, не желает ли графиня кабанины. Графиня задумалась, стараясь выглядеть правдоподобно, затем отправилась к Уне Владимировне и вернулась под самый вечер с куском кровавого мяса в сумочке. Это был ужин для графа, самой графини и графского компаньона. Компаньона ждала дома жена с тремя детьми, а мужчина, который с семи часов утра отбивался от кредиторов всех мастей, искал деньги и успокаивал бастующих рабочих, не имел моральных сил появиться перед ней вот так, сразу.

У мужчин были мрачные, решительные лица и темные круги вокруг глаз, но они смеялись, пусть и нервным смехом. Графиня тоже бодрилась. Получалось у нее хорошо: она знала, что все плохое рано или поздно кончается, главное - не поддаваться панике. Не поддаваться, даже, если в воскресенье, поздно вечером к вашему мужу примчался бледный компаньон, оба отбыли в неизвестном направлении, отсутствовали часа четыре и все это время жена этого компаньона непрерывно звонила вам с рыданиями. И тем более, если оба прибыли после работы, хохоча, как школьники, опасно блестя глазами и пряча разбитые костяшки.

Предчувствуя тяжелые времена, супруги посетили магазин, где, выбирая с особой тщательностью, приобрели одежду в полтора раза дороже, чем обычно. Чтобы иметь приличный вид все то время, пока не будет возможности покупать новую, и вообще никто ни о чем не догадался. Вещи сидели отлично, поднимали настроение и вселяли оптимизм. Жадная графиня цапнула на последние деньги флакон одеколона. Мужского. Себе. Потому что ей так нравится. И вот, однажды утром, уезжая на работу, граф захватил пакет с мусором, пакет с вещами, предназначенными для химчистки, и еще какой-то пакет. Когда он вернулся, оказалось, что теперь у него нет ни двух пар новых брюк, ни четырех рубашек, ни прочего. За неполных два месяца иссяк графинин одеколон – его тайком вылили на себя граф с компаньоном. То есть, конечно, граф вылил вполне легально, а компаньон графа - тайком. Осталось только название: «Live JAZZ».

- Мыла голову посудным средством,- написала графиня Катюше одним солнечным зимним утром.

- Идея, - согласилась Катюша, и тоже помыла голову посудным средством.

Недели превращались в месяцы. Граф бодро заметил, что кризисный опыт явно идет на пользу: графиня, наконец, научилась готовить. Некоторые блюда. И гладить тоже. Теперь у графских брюк только время от времени случалась двойная стрелка. Больше того, граф обнаружил, что его супруга знает, что, например, молоко стало дороже на пять сантимов, а, например, масло – на двадцать, хотя раньше знала такие вещи только примерно и искренне недоумевала, как они могут быть темой для разговора. Впрочем, стоит отметить, что ее сиятельство и теперь не считала, что цены на еду, на всякие там сыр и колбасу – то, что интересно обсуждать. Если, конечно, речь не идет о 1900-х.

Гораздо важнее были, например, иллюстрации. Иллюстратор, получивший после долгих мучений свой гонорар, прислал ужасные картинки. На просьбу «поправить некоторые изображения» был получен категорический отказ. Впрочем, это уже не исправило бы дела. Люди, которых заставили ждать слишком долго, довольно неуступчивы. Но и это был сущий пустяк: Светозар Чернов обнаружил в тексте романа такое количество нелепостей, и, вдобавок, подарил графине такое количество идей, что теперь нужно было переделывать практически все.

12 декабря 2009 года

Вы знаете, леди и джентльмены, я вот думаю. Ведь я пишу роман. Беспощадно издеваясь (как положено) над героями. И вот если бы я, в конце концов, затруднилась с дальнейшими событиями, и кто-нибудь посоветовал бы:

- А теперь пусть придет какой-нибудь ангел с золотым сердцем и приютит их, голодных, холодных и финансово несостоятельных! После чего им резко ка-ак начнет везти!

Я ответила бы вот что:

- Невозможно. Во-первых, предсказуемо. Во-вторых, слишком невероятно, в жизни так не бывает. А в литературе этот прием избит так, что ей-Богу, становится стыдно. Так делали Шарлотта Бронте, и Чарльз Диккенс, и вообще все. Это, если хотите, составляющая жанра. Формат, как говорят издатели. Банальное, избитое, бесконечно повторяемое всеми везде. Поэтому ваше предложение решительно не годится.

Да-да, я бы так и сказала. Но жизнь, леди и джентльмены, прекрасна в своей непредсказуемости. Графине внезапно стало везти. Причем, совершенно не там, где ждали. Жалко, конечно, что, решив так пошутить, жизнь не отвалила внезапные миллионы британских фунтов (ну или хотя бы тысячи), но... не вдаваясь в долгие разговоры, B. предложили как можно скорее забрать из резиденции «этот твой ридикюль» и жить у них.Теперь наступила моя очередь сделать сюрприз Полу. Южный мужчина отказался возвращать графине депозит за две недели (130 фунтов). И еще прибавил:

- Вот зачем, зачем тебе переезжать? У нас все хорошие люди, мы с компаньоном даже позаботились, чтобы ты жила не с кем попало, а с соотечественником! Объясни ты мне, пожалуйста, зачем тебе уезжать?

Графиня подняли ироническую бровь. Управляющему были перечислены:

а) отсутствующая с наружной стороны комнаты дверная ручка, благодаря чему нет никакой возможности запереть дверь, покидая квартиру;

б) с великим трудом запирающаяся оконная рама; (За незнанием слова «рама»по-английски графиня просто ткнули пальцем и обозначили объект сначала «this», потом «this thing», и, наконец, проявив чудеса догадливости, просто сказали, что невозможно нормально закрыть окно, и всю ночь дует), а также Интернет, пять дней подряд пропадавший с девятнадцати часов вечера и до часу ночи

г) собственно соседство с мужчиной, вне зависимости от его гражданства;

На это Пол дернул серьгой в брови и выложил:

а) что за глупые фантазии - запирать дверь? Тут все прекрасные люди, очень порядочные;

б) окно ведет себя плохо уже давно, и графиня первая жалуется на это пустячное обстоятельство. И, собственно, запереть окно можно, надо только приложить немного усилий;

в) отсутствие интернета по вечерам не входило в планы управляющего, виноват провайдер или климат, или даже они оба. Что касается ущерба, сам управляющий страдал тоже, и ничего, не жалуется.

г) графиня его подставили, облапошили, обжулили и разочаровали в жизни.

Графиня на чистом русском сказали на это: «Ха-ха-ха!» и продолжили, что тоже весьма сильно подставлены, облапошены, обжулены и разочарованы. Только не в жизни, а в неком управляющем некоего дома. И что от несостоявшегося приезда донны Елены пострадали еще хуже.

Пол вздохнул и сделал вид, что его нет в комнате. Графиня подумали, что бы прибавить еще, не нашли, постояли, изящно уронили на стол ключи и покинули Рамсфорт без депозита.

Конец первой части.