Джеймс решает проблемы

– Алло? Добрый день. Кто? «Отдайдолгиреформ»? Мне очень жаль, но мадам не может сейчас уделить вам время. Она не может уделить вам времени уже восемь месяцев и вы намерены подать в суд? Сожалею. По имеющейся у меня информации мадам как раз собиралась внести ясность в ваши дела. Что вы говорите? Она обещает внести ясность последние два года? Мне очень жаль. Да, да. Непременно передам. Непременно. Всего доброго.

Его хозяйка, мадам, в это время сидит в халате и папильотках. Она пьет кофе и кушает овсянку.

– Мадам, – с едва заметной укоризной в голосе обращается к ней Джеймс, – мадам, вам непременно надо разрулить отношения с этим заведением. Они угрожают подать на вас в суд!

– Они угрожают, – невозмутимо ответствует мадам, промокая губы салфеткой, – уже почти год. Ну хорошо, Джеймс! Не смотрите на меня так. Я привезу им эту бумажку. Завтра.

– Осмелюсь напомнить, завтра суббота, мадам.

– Да? Ну хорошо, хорошо. Сегодня. Я сейчас позвоню мужу. Видите, Джеймс, у его сиятельства занято.

– Может быть, мадам желает поставить телефон на дозвон?

– Вы же знаете, Джеймс, что она не умеет.

– Угодно ли будет мадам, чтобы это сделал я?

– Вот спасибо, хорошо, Джеймс! Положите на комод.

– Не понял, мадам. У нас нет комода.

– О Боже, Джеймс! Это цитата.

– А!

Потом Мадам размешивает сахар в своей чашке маленькой серебряной ложечкой – и говорит:

– Вот что, Джеймс. Звоните до тех пор, пока его сиятельство как-нибудь сам не разрешит этот вопрос.

– Непременно, мадам.

– И побыстрее.

– Разумеется, мадам.

– И мне все равно – Джеймс, вы слышите? – мне все равно, что у меня нет мужа!

– Мадам, телефон. Снова «Отдайдолгиреформ», мадам.

– Не хочу я с ними разговаривать.

– Но мадам, что же я им скажу?

– Ничего не говорите, положите трубку.

– Вы же знаете, что они позвонят снова.

– Занесите их в черный список.

– Они подадут на вас в суд.

– Да? Ну, тогда пойте.

– Не понял, мадам?

– Пойте. Пойте песню.

– Песню, мадам?

– Да. «Эх, дороги!» например. Или «Ямщик, не гони лошадей!»

– Но мадам…

– Пойте, вам говорят.

– Как прикажет мадам. Алло? Добрый день. Кто? Снова «Отдайдолгиреформ Компани»? Кхм – кхм. Одну минуту. Эх, дороооооги! Пыль да ту-у-уман! Холода-трево-оги…. да степ-ной буурьян-н-н-н-н-н…

В трубке слышно неразборчивое и гневное бормотание, а Джеймс и Мадам хором поют:

– Вьется пыль под сапогами… степями… полями… А кругом бушует пламя…

В трубке слышно еще более гневное и громкое бормотание.

Но Мадам и ее дворецкий остаются к нему глухи. Они поют:

– А дорога дальше мчится… пылится…клубится…. А кругом земля дымится… да пули свистят…

Голос мадам сникает, становится тише и, наконец, замолкает совсем.

– Эх, дороги… – продолжает петь Джеймс, – пыль да ту-уман-н… холода-тре-во-ги… да степной буурьян-н-н…

Джеймс стоит стеной

– Мадам?

– НУ ЧТО ВАМ?!

– Я только хотел напомнить, что вы собирались работать, мадам. И просили напомнить об этом.

– Идите в баню, Джеймс.

– Очень хорошо, мадам.

– Куда уж лучше! Что вы стоите молчаливым укором?

– Прошу прощения, но вы сказали буквально следующее: «Если я буду сопротивляться, тащите меня за шиворот!» Гм.

– Джеймс, вы болван.

– Очень хорошо, мадам.

– И хам к тому же.

– Сожалею, мадам.

– Уйдите с моих глаз немедленно.

– Очень хорошо, мадам.

– Джеймс, вы куда?

– С глаз ваших долой, мадам.

– Вернитесь сейчас же. Вы должны стоять передо мной молчаливым укором.

– Очень хорошо, мадам.

– Только сначала заварите кофейку.

– Да, мадам.

– Мадам? Кхм-гхм.

– Да, Джеймс?

– Мадам. Позволю себе напомнить, что сегодня первое число.

– На что это вы намекаете?

– Если говорить откровенно, я намекаю на жалованье, мадам.

– Жалованья нет.

– Почему же, мадам?

– Потому что нет денег.

– Гм. А как же счета за эту замечательную квартиру, мадам?

– А никак.

– Но ведь у нас отключат свет, газ, горячую воду! Интернет, наконец.

– Не кричите, Джеймс. Если бы за вопли платили, мы бы с вами страшно разбогатели.

– Вы бы достигли впечатляющих успехов, мадам.

– Вы как всегда галантны.

– Подчиненный перед лицом начальства должен иметь вид лихой и придурковатый, мадам.

– Джеймс! – раздраженно кричит Мадам.

– Да, мадам?

– Я запру от вас книжный шкаф!

– У нас нет шкафа, мадам.

– Что? Ой, правда, мы же его так и не купили, книги до сих пор в ящиках. Боже мой, Джеймс, счета не оплачены, шкафа нет, денег нет, одни долги! Все пропало! Что делать? Что теперь делать?!

– Я полагаю, выпить кофейку, мадам.

– Три ложечки сахара, голубчик.

– Очень хорошо, мадам.

И тут раздается телефонный звонок.

Алло? – говорит Джеймс. – Добрый день, сэр.

Из трубки слышно надоедливое бормотание.

Очень хорошо, сэр, – говорит Джеймс. – Я сейчас доложу мадам.

Идет и докладывает:

– Это редактор беспокоит ваше сиятельство. Угодно ли будет мадам?

– Не угодно.

Джеймс прокашливается. Поправляет бакенбарды и канделябры. И говорит в трубку:

– К сожалению, в данный момент ее сиятельство не располагает возможностью разговаривать.

Из трубки слышно гневное бормотание.

– Увы, сэр, – вежливо говорит Джеймс, – это вся информация, которой я располагаю. Из трубки слышно очень быстрое гневное бормотание.– Очень хорошо, сэр, – говорит Джеймс. – Очень хорошо, сэр. Очень хорошо, сэр. До свидания.– Что он сказал, Джеймс? – Мадам пилит ногти.– Мадам, – говорит Джеймс, – он только выразил неудовольствие.

– Джеймс, что вам опять? – спрашивает мадам, с неудовольствием отвлекаясь от маленького экранчика.

– Мадам, – тактично говорит Джеймс, – там капает.

– Ах, ну, что ты говоришь! Там не может капать. Мы живем в пентхаусе.

– И, тем не менее, там капает. Я уже подставил таз, мадам.

Мадам с неудовольствием отрывается от своего занятия.

– Боже мой, что это за квартира! Два этажа. Две ванные. Балконов четыре. Камин. Теплый пол. А с потолка капает! Это же уму непостижимо! И что? Что теперь делать, интересно? Скакать? Ну, хорошо. Где капает?

– В зале, мадам.

Тогда Мадам со вздохом встает.

– Ладно, пойдем, посмотрим. Хоть я и убеждена, что вы просто старый выдумщик.

Но Джеймс мнется. В этом месте, пожалуйста, вообразите помятого Джеймса.

– Гм, мадам. Я также заметил сырые пятна на потолке душевой, мадам.

– Ну, это я и сама заметила, – отмахивается Мадам. – Это мы когда покупали квартиру, не заметили пятен на потолке душевой. А потом, конечно, мы их сразу заметили.

Теперь, пожалуйста, опять представьте помятого Джеймса.

– Также в кухне без всякой причины срабатывает пожарная сигнализация, мадам.

– Ерунда. Когда я готовлю, это само по себе вполне достаточная причина.

– Если вы не возражаете, я мог бы готовить сам, мадам. Есть вероятность, что тогда пожарная сигнализация будет срабатывать реже, мадам.

– Спасибо, голубчик. Джеймс!

– Да, мадам?

– А потолок сухой… Странно, правда? Обычно, когда с потолка капает, на нем появляются пятна.

– Это потому, мадам, что капает из пожарной сигнализации.

– Какая удача, Джеймс! У нас прекрасная пожарная сигнализация.

– Вот уж повезло, мадам.

– И все-таки – наверху кто-нибудь живет? Кто-то же должен нас заливать!

– Никто не живет. Там крыша, мадам. Нас заливает дождь.

– Да? А если перегорит проводка? – Это будет крайне неприятно, мадам.– Почему крайне?– Потому что короткое замыкание – крайне неприятная вещь, мадам.– А-а, ну ладно. А если вы будете готовить вместо меня, Джеймс?– Что, мадам?– Я говорю, кем же вы тогда будете? Дворецкий-кухарка, что ли?– Видимо, в этом случае я буду мажордом, мадам.– А что это, Джеймс?– А черт его знает, мадам.– Я пойду принесу словарь. Это же нельзя так оставить. Надо выяснить.– Вы бы лучше таз принесли, мадам.

– Джеймс! Где вы?

– Мадам? Я здесь, Что вы делаете с душем?

– Я? Ничего. А вот ОН коварно оторвался от шланга и упал за ванну. Я не могу его достать.

– Но он же привинчен к душевой насадке, мадам?

– На этот счет я ничего сказать не могу. То есть да. Он был привинчен.

– Зачем мадам понадобилось развинчивать душ?

– Не говорите ерунды. Ничего я не развинчивала. Он сам упал. И не смотрите так на меня. На этот раз я действительно не виновата. Шланг уполз под ванну. Поэтому я хочу, чтобы вы отодвинули вот эту штуковину, залезли и достали шланг.

– Да, мадам. Ох, мадам.

– Джеймс? Вы там что?

– А чего бы хотелось мадам?

– Шланга, Джеймс. И еще бы мадам хотелось, чтобы под ванной перестало пропадать то, без чего я не могу обойтись. Джеймс? Я вас имею в виду, между прочим.

– Я очень тронут, мадам! – отвечает Джеймс из-под ванны. – Но к сожалению, шланг уполз слишком далеко. Я не могу его достать.

– А вы попробуйте еще раз. – К сожалению, мадам, чтобы его достать, придется разбирать ванну.Мадам приходит в ужас.– Ванну нельзя разбирать. Она будет выглядеть безобразно. А я как раз собралась мыться.Джеймс, наконец, выбирается из-под ванны.– В таком случае, – говорит он, – я немедленно позвоню его сиятельству и попрошу купить новую насадку для душа. Алло, ваше сиятельство? Мадам просит вас купить новую насадку для душа. К сожалению, это невозможно. Я уже издержал все средства на данный момент. Когда купить? Сегодня, ваше сиятельство. Куда делась старая насадка? Отвинтилась и уползла под ванну, ваше сиятельство. Кто отвинтил? Никто не отвинчивал. Я разделяю вашу точку зрения, само ничего не делается. Да, ваше сиятельство, так не бывает. Но мадам утверждает, что именно так и было. Ах, если мадам утверждает… Это я и хотел сказать вашему сиятельству. Очень хорошо. Да. На ужин курица и тайский суп, как в прошлый раз. Так распорядилась графиня. Отменить суп, сварить пельмени? Очень хорошо, ваше сиятельство.– Я вас ненавижу, Джеймс.– А его сиятельство ненавидит тайский суп, мадам.Джеймс удивляется.– Джеймс, – говорит Мадам, – умоляю вас, перестаньте так на меня смотреть.– Прошу прощения, мадам. Я обратил внимание на ваши ботинки. Меня удивило состояние шнурков.– Каких шнурков?– Вот этих, мадам.И Джеймс предъявляет пару шнурков. Точнее, теперь уже это один, но чрезвычайно длинный шнурок.Мадам передергивает плечами.– Ну, и что вам не нравится? Они в очень хорошем состоянии. Почти новые.– Но они связаны вместе, мадам. Мне неловко спрашивать, но зачем вы это сделали?Мадам теряется, но тут же находится.– А это не я, – говорит она. – Это его сиятельство.– Понял, мадам.– Вы же понимаете, что раз его сиятельство так поступили, значит, была необходимость.– Но зачем, мадам? Какая может быть необходимость связывать вместе шнурки от ботинок?– А вы подумайте.– Не могу вообразить ничего подходящего, мадам.– Ну же, Джеймс. Все очень просто!– Не могу, мадам.– У вас нет воображения, Джеймс, – надувается мадам.– Возможно, мадам. Зато у его сиятельства оно есть, как я смог заметить.– Ха. Это была моя идея.– Так я и думал, мадам. Но с какой целью…?– Его сиятельство искал веревочку.Лицо дворецкого выражает страдание.– Мадам, прошу вас! Я пожилой человек.– Ну ладно, я скажу. Или не так, я покажу. Пойдемте в ванную.И они идут в ванную.– Я не заметил, когда был починен душ, мадам, – с уважением говорит Джеймс.– Вчера ночью. Его сиятельство решил принять душ. У него не осталось выбора.– В котором же часу его сиятельство вернулся домой?– Не помню. Часа в два.– Это очень позднее время, мадам.– Ну да.– Вероятно, связи его сиятельства достаточны, чтобы в два часа ночи пригласить сантехника.– Угрожая задушить его веревочкой?– Я не знаю, мадам. Но полон ожидания. Гхм.Тогда Мадам говорит:– Очень просто, Джеймс. Вот смотрите: если взять веревочку достаточной длины, продеть ее вот сюда… вы смотрите? Потом вот так достать ручкой от швабры шланг от душа… И тащить шланг туда, где он и должен быть!Джеймс опять лезет под ванну. Там он в точности повторяет указания. Затем выпрямляется, успешно стукнувшись лбом о край ванны.– Но ведь сверху будет мешать шайба, мадам? – со знанием предмета говорит он.– Мы с его сиятельством ее отвинтили, – отмахивается Мадам.Джеймс вздыхает. Но, ничего не поделаешь, опять занимает позицию под ванной.– Судя по тому, что привинтили обратно, – говорит он, – его сиятельство делает успехи не только в коммерческих делах, но и в техническом отношении.– А что вас так удивляет? – глядясь в зеркало, говорит Мадам.– Четыре разобранных клавиатуры от компьютера, мадам. Я нашел их в кабинете. Не далее как вчера они еще были в полной исправности.– Ну, как сказать, – Мадам, пользуясь случаем, подкрашивает ресницы. – У них заедает клавиши. Поэтому я их разобрала.Джеймс вылезает из-под ванны.– Мне доводилось слышать, – тактично говорит он, – что детали можно разобрать, вычистить и собрать снова.– Можно, Джеймс, конечно, можно. Кроме «собрать снова» все можно. Поэтому его сиятельство и покупает каждый раз новую клавиатуру.– Я подумал, что раз ни вы, ни его сиятельство не можете собрать клавиатуры, я мог бы сделать это сам.– И что, получилось?– Почти, мадам. Одну из них мне собрать не удалось. Не хватило этих маленьких резиновых предметов.– Они слишком хорошо умеют теряться. У них прямо талант.– Если бы мадам приблизительно указала место утери, думаю, я мог бы помочь.– Ничего не выйдет, Джеймс. Я уже засосала их пылесосом.– Зачем, мадам? – крякает Джеймс.– Но ведь клавиатура все равно не собиралась.– Как жаль, мадам.– Джеймс, вы зануда.– Очень хорошо, мадам. Я только не люблю, когда вещи не приносят пользы.– И вы после этого удивляетесь, что я сделала из шнурков веревочку?– Нет, мадам, напротив. Практичность – прекрасное качество!Джеймс раскланивается.

– Джеймс, вы что, в обуви? В квартире – и в обуви?!

– Это домашние туфли, мадам.

– Такие тапки?

– Домашние туфли, мадам. Я же не могу ходить босиком.

– А я, по-вашему, могу?

– Я не знаю, мадам.

– Что за ерунда этот пентхаус, ничего не понятно! В нормальных квартирах люди ходят в тапках. А мне что делать? В туфлях – неудобно, в тапках – некрасиво, босиком – холодно. Джеймс!

– Да, мадам?

– Посмотрите на мои ноги.

– На ваши ноги?

– Да, на мои ноги! Что вы видите?

– Кхм-гхм. Трудно сказать, мадам.

– У вас близорукость, Джеймс?

– Идеальное зрение, мадам.

– В таком случае скажите, что вы видите.

– Красный лак, мадам?

– Ну почти.

– Мне кажется, я понимаю вашу иронию, мадам. В этом случае мой ответ – ничего. Ничего не вижу на ваших ногах, мадам.

– Вот! А что, по вашему мнению там должно быть?

– Тапочки, мадам?

– Какие тапочки?

– Теплые тапочки, мадам, какого – нибудь приятного цвета.

– Ненавижу тапочки.

– В таком случае, мадам, могу порекомендовать домашние туфли.

– Такие мягкие ковровые, как у вас?

– Скорее открытые туфли из мягкой материи на небольшом каблуке.

– С такой смешной пуховкой на носах?

– Именно.

– Их еще любят показывать в сериалах длиной в половину жизни и в порнографических фильмах?

– Боюсь, что да, мадам.

– Но Джеймс, я же не могу надевать такую обувь к своим драным джинсам?

– Очень хорошо, мадам.

– Джеймс, вы хам.

– Нет, мадам.

– Но мне нравится идея про лебяжьи тапки, Джеймс.

– Домашние туфли, мадам.

– А я привыкла ходить босиком.

– Мадам любит выходить на лоджию, а пол там очень холодный. Мадам может простудиться. Кроме того, хождение босиком имеет еще один недостаток.

– Какой, Джеймс?

– Ваши ноги, мадам.

– Опять мои ноги! Ну, хорошо. Что с ними?

– Они, как бы выразиться корректно, не очень чистые, мадам.

– Знаете что, Джеймс, вы все-таки хам!

– Очень хорошо, мадам. Как вы желаете поступить с вопросом о домашней обуви?

– Никак.

– Я хотел бы порекомендовать мадам все же приобрести домашнюю обувь.

– Да? Ну ладно. Закажите мне по Интернету лебяжьи тапки. (Пауза) Туфли. (Пауза). Домашние.

– Очень хорошо, мадам. По какому адресу делать заказ?

– «Экстаз плюс».

– «Экстаз плюс», мадам? Магазин, гм, товаров?!

– Вы проявляете похвальную осведомленность, Джеймс. Именно магазин гм товаров.

– Но мадам…

– Не спорьте. Я видела там точно такие, как вы описывали. Вот, посмотрите сами.

И Мадам показывает на открывшуюся страницу. Джеймс закрывает глаза ладонью.

– Джеймс! – возмущается Мадам.

Медленно и осторожно дворецкий убирает ладонь от лица.

– Действительно, – удивленно говорит он. – Прошу прощения. Должно быть, моя информация была ошибочна. Какой цвет изволит выбрать мадам?

– Красный.

– Красный?

– Именно красный.

– О господи!

– Не спорьте!

– Но почему именно красный, мадам?

– Во-первых, мне так больше нравится. Во-вторых, какой цвет вы бы выбрали?

– Черный, мадам?

– Фу, как скучно, Джеймс!

– Может быть, белый?

– Вы видали меня в белых тапках, Джеймс?

– В домашних туфлях, мадам.

– Я с вами не разговариваю.

– Простите меня, мадам.

– Ну, ладно. Теперь дальше. Не могу же я покупать розовые или лиловые тапки?

– Не осмеливаюсь спорить, мадам. Но их могу купить я.

– А я хочу красные, и точка.

– Очень хорошо, мадам.

Дворецкий садится за компьютер. Мадам уже чем-то шумит в кухне, что-то роняет и кричит:

– Ну как, Джеймс? Заказали?

– Да, мадам.

– Очень хорошо, Джеймс.

– Курьер, мадам, – говорит Джеймс.

– Давай сюда, – Мадам хватает коробку с бантом. – Это что?

– Ваши домашние туфли, мадам.

– Это не мои туфли, Джеймс. Я хотела красные, а эти темно-синие. Отправьте их назад. Должно быть, на складе перепутали.

– Это я взял на себя смелость, мадам.

– Джеймс!

– Прошу вас, мадам…

– И не просите!

– Вам очень идет. Обратите внимание, как этот цвет подходит к любому предмету вашего гардероба. Кроме того, он подчеркивает, гм, гм. Чрезвычайно хорошо.

– Вы подлиза, Джеймс.

– Очень хорошо, мадам.

– Что?

– Вне всякого сомнения, мадам.

– Вы так неважно выглядите, мадам, – говорит дворецкий. – Что-нибудь произошло?

– Джеймс, я неудачница.

– Неужели? Не будет ли бесцеремонностью с моей стороны узнать, почему мадам так думает?

– Потому что от мадам нет пользы. Я поняла это вчера вечером. От меня нет никакой пользы. Я не приношу в семью денег, как все нормальные люди. Вместо этого я завожу в доме ящериц. Я плохо готовлю!

– А какую пользу желала бы приносить мадам?

– В том-то и дело, что я не знаю! Практическую пользу.

– Мадам пишет очень хорошие тексты.

– И зарабатывает до слез мало денег, Джеймс.

– Позвольте мне выразиться, мадам.

– Выражайтесь.

– Посмотрите на эти цветы, мадам. Они вам нравятся?

– Ну конечно, нравятся! Иначе бы их здесь просто не было. Погодите, вы что же, хотите сказать, что я цветочек?

– С достаточной долей вероятности, мадам, – раскланивается Джеймс.

– Вы знаете, иногда я не понимаю, сделали вы мне изящный комплимент или обозвали. Что это значит – с достаточной долей вероятности?

– Это значит, что если представить мадам цветком, то, вероятно, это будет какая-нибудь необычная орхидея.

– Хм. Почему именно орхидея? Да еще необычная.

– В иную минуту мадам напоминает мне изысканную хризантему.

– Сушеную?

– Как угодно мадам.

– Джеймс, вы мне льстите. Нахально льстите. А что вам напоминает мадам в остальное время?

– Росянку, мадам. Хищный цветок. Если попробовать собрать этот образ в единое целое, получится как раз необычная орхидея. Гхм.

– Джеймс, сказать вам или так поймете?

– Я вовсе не собирался обижать мадам. Я лишь развил свою мысль о вашей так называемой бесполезности.

– Да ну вас. Скажите по-человечески.

– Как пожелает мадам. Вы сказали о ваших гардениях: «Если бы они мне не нравились, их здесь просто не было бы». Полагаю, его сиятельство придерживался… то есть, придерживается такого же мнения о мадам.

– Джеймс! Мнения его сиятельства никто не спрашивает.

– Как это прискорбно, мадам.

– Он купил эту квартиру в кредит.

– Это тоже очень печально, мадам.

– А потом исчез в неизвестном направлении.

– Грущу вместе с вами, мадам.

– А кредит не выплачен.

– Увы, мадам, это так.

– И я хочу сказать вам следующее. Молчите и слушайте. Да, я почти ничего не зарабатываю. На гонорары, знаете, не разбежишься. Но это только пока. Вы меня еще узнаете!

– Мадам пугает меня. А ведь я немолодой человек.

– Вот еще. Слушайте дальше. Может быть, я и рисую на стенах…

– Ох, мадам! Этот факт тоже не вызывает у меня радости.

– …но это было для того, чтобы его сиятельство озаботился ремонтом. Ведь я же не думала, что он исчезнет с горизонта и оставит меня в этой квартире одну!

– Как похвально, мадам.

– Что?! Что похвально?

– Я имею в виду рисунки на стенах. Я не знал намерений мадам, полагая, что ее толкнула на это врожденная склонность к экстравагантным поступкам. Иными словами, к хулиганству.

– Джеймс! Вам должно быть стыдно!

– Увы, мадам.

– Может быть, я плохо готовлю. Но несколько простых блюд вполне в состоянии осилить. По крайней мере, его сиятельство их ел и хвалил. Как вы думаете, о чем это говорит?

– Это может говорить о двух вещах, мадам. Либо его сиятельству нравилось, как вы готовите, либо, приходя домой около полуночи, он уже не был в состоянии выразить свое огорчение.

– Молчите, Джеймс. Его сиятельство достаточно здоров, я имею в виду, был достаточно здоров, чтобы есть мою еду и не бояться моего гнева.

– По второму пункту я бы не стал утверждать со всей определенностью, мадам.

– Почему вы меня все время перебиваете! Может быть, я и завожу животных, которых большинство считает слишком экзотическими…

– Сбитая машиной дворняга, которую мадам принесла домой и потребовала у его сиятельства сейчас же ехать к ветеринару, вряд ли принадлежит к экзотическим животным.

– Я не могла поступить иначе, Джеймс. К тому же, мы ведь вернули ее хозяевам. Это разве плохо? И вы сбили меня с мысли, несносный старик. Я хотела привести совершенно бесспорный аргумент.

– Какой, мадам?

– Я завожу разных животных потому, что не могу завести собаку.

– Простите, мадам. Я совсем забыл про вашу аллергию. До сих пор меня огорчало только, что вы несли то животное в вашем новом пальто.

– Вы не понимаете, Джеймс.

– Понимаю, мадам. Но пальто! Итальянское пальто мериносовой шерсти! – Что же мне было, оставить собаку валяться на проезжей части и бежать домой переодеваться?– Осмелюсь спросить: а как реагировали на случившееся остальные люди?– Я же не остальные люди, а, Джеймс?– Нет, мадам.– Тогда ну их к черту.– Прекрасно, мадам!– Именно, Джеймс. И если вы еще раз посмеете намекнуть на мою якобы бесполезность, я вас уволю!– Прекрасно, мадам.

– Какой кошмар, Джеймс: они там опять говорят, что я их заливаю! В пятый раз, между прочим!

– Мадам, вас просто нельзя оставлять одну в доме! Скорее бросайте на пол все полотенца!

– Джеймс! Что вы делаете? Это же мой купальный халат!

– Я склонен предположить, мадам, что в создавшихся условиях именно купальный халат наилучшим образом впитает воду. Если вас не затруднит, принесите из ванной наверху также и халат его сиятельства.

– Но Джеймс! Это был любимый и к тому же единственный халат его сиятельства! А вдруг его сиятельство вернется?

– Если вы не принесете халат, мадам, у соседей внизу будет залит их любимый и к тому же единственный потолок. Кстати, забыл поинтересоваться: это течет холодная вода или горячая?

– Теплая, Джеймс. Ваши ноги должны это чувствовать.

– А что мадам предполагала делать с водой, пока не забыла выключить кран?

– Купать ящериц, Джеймс.

– Должен заметить, что ваши животные прекрасно себя чувствуют, мадам.

– А соседи, судя по звонку в дверь, чувствуют себя совсем не прекрасно.

– Я пойду открою, мадам.

– Ну как, Джеймс, что вы им сказали?

– Что потоп вот-вот будет ликвидирован.

– И что?

– И все, мадам.

– А о чем вы так долго разговаривали?

– Наша беседа несколько затянулась, мадам. Мы ходили смотреть на их потолок.

– Джеймс!

– Мадам?

– Его сиятельство расстроится… то есть, тьфу. Это я, я расстроюсь!

– От чего же, мадам?

– Какой вы все-таки бесчувственный болван! Да ведь теперь придется оплачивать соседям ремонт. А он у них, наверное, дорогой.

– Очень дорогой, мадам.

– Ох, Джеймс!

– Прекрасный ремонт, мадам. Все отменно продумано.

– Замолчите немедленно!

– Хорошо, мадам. Больше я вам ничего не скажу.

– Хм. Не надейтесь, я не дам вам больше терзать мою нервную систему. А что, вам есть, что добавить?

– Да, мадам.

– Так, Джеймс. Скажите мне все. Я хочу знать правду.

– Я уже сказал, что у наших соседей все продумано, мадам. Поэтому ремонт делать не придется.

– Как?!

– Вся вода вылилась через уже известную вам пожарную сигнализацию.

– Вот, значит, как она работает. И что, их потолок…

– …совершенно сухой, мадам. В этом прекрасном доме строители действительно учли все возможные обстоятельства. Ну, вот и все, мадам. Должен заметить, что полы на этой неделе мыть больше не придется.

– Нам повезло, Джеймс.

– Мадам, уверяю вас, что двадцать будильников – это чересчур.

– А я уверяю вас, Джеймс, что ничего подобного. Вот, пожалуйста: сегодня утром я почему-то проспала. Будильник звонил, а я его не слышала. Впрочем, это к лучшему, потому что я звук будильника ненавижу!

– Но двадцать, мадам! – Более-менее хватит на месяц.– Могу я поинтересоваться, что мадам собирается делать с таким количеством будильников?– Можете, Джеймс. Мадам намерена каждое утро выбрасывать в окно по одному.– Мне кажется, я понимаю вас, мадам.– Думаю, что понимаете. Каждый поймет, какие желания возникают, когда в шесть утра тебе трубят в горн и играют на барабане.– Мадам может установить в качестве будильника что-нибудь более мелодичное.– Джеймс, вот вам лично какая мелодия кажется приятной в шесть утра?– Боюсь, мадам, что такой не найдется.– Ну, вот видите. Вы же все видите, Джеймс! Только из вредности печетесь о каких-то приличиях.– Скорее, борюсь с излишествами, мадам.– Вы хотите, чтобы мне было плохо, Джеймс.– Отнюдь, мадам. Я хотел бы сохранить вашу нервную систему в более или менее хорошем состоянии. А если вы будете идти на поводу у низменных эмоций, это может плохо кончиться.– Интересно! Чем это таким плохим может кончиться?– Мадам интересует мое видение ситуации?– Да, я очень хотела бы узнать, как именно вы видите порчу моих нервов.– Осмелюсь предположить, что качество, которому мадам так опрометчиво хочет дать волю, называется самодурством.– Подумаешь. Ну и что? Чем это грозит?– Испорченным характером мадам. Можете назвать меня хамом.– Вы хам, Джеймс.– Отчего же, мадам?– Вы обозвали меня сумасшедшей старухой.– Отнюдь, мадам. Я лишь рискнул предположить возможные негативные последствия.– Знаете, Джеймс, в качестве самодура я, пожалуй, вас уволю.– Вы останетесь без поддержки по дому, мадам. По обоим этажам и всем балконам.– Вы меня не жалеете, Джеймс. А ведь я встаю в шесть утра. Знаете, как мне тяжело?– Очень хорошо знаю, мадам. Достаточно услышать, какие слова вы употребляете в это время.– Не придирайтесь, Джеймс. Лучше подумайте о том, насколько мне станет легче, если я получу возможность отвести душу. Может быть, тогда я перестану употреблять слова, о которых вы говорите.– Боюсь, что нет, мадам. Но я мог бы предложить другое решение со своей стороны.– Какое?– Вы могли бы не вставать так рано, мадам.– Вот еще. Кто же тогда приготовит завтрак его сиятельству… ой, то есть, мне! Мне!– Это мог бы делать я, мадам.– Бросьте, Джеймс. В вашем возрасте недосып уже слишком вреден.– Кажется, мадам изволит оскорбительно выражаться о моей скромной персоне?– Да вы что, Джеймс?!– Именно так я позволю себе думать, мадам. Вы иносказательно сообщили, что я старый… э… мешок с песком.– Вы просто старый… Знаете, Джеймс, вы ошибаетесь. Я просто хотела сказать, что хотела бы, чтобы вы проработали в моем доме подольше. Вот и забочусь о вашем здоровье.– Я очень тронут вашей заботой. И все-таки, может быть, мадам еще раз обдумает свое намерение?– Мадам обдумывала его со школьной скамьи.– В таком случае, мадам плохо посчитала количество будильников.– Как? Вот смотрите: в месяце четыре недели. Пять дней каждой недели – рабочие. Итого двадцать.– Четыре недели, мадам, это двадцать восемь дней. Тогда как в месяце тридцать или даже тридцать один день.– Ну, это пустяки, Джеймс. Не стоит и возиться.– Как посмотреть, мадам. Отнимите от тридцати одного двадцать восемь.– Ну, три. Три дня получается.– Если эти три дня не приходятся на выходные, мадам, то три дня равняются больше, чем половине рабочей недели. Если же приходятся (а это бывает не так часто), то все равно остается один рабочий день.– Ну, и что?– Я сказал бы, что нужно заказать не двадцать будильников, а двадцать два. И прибавьте десять банок валерьянки. За мой счет, мадам.

– Джеймс, вы все-таки хам.

– Почему, мадам?

Джеймс выныривает из буфета. В руках его сахарница.

– Потому что вы знаете, что я пью чай без сахара! Со вчерашнего дня!

– Но я пью чай с сахаром, мадам.

– Очень плохо, Джеймс.

– Очень хорошо, мадам. Но я все же настаиваю.

– Ну и толстейте себе на здоровье.

– Я буду стараться, мадам.

– Вот и старайтесь.

– Очень хорошо, мадам.

– Очень хорошо, Джеймс.

– Могу ли я поинтересоваться причиной столь плохого настроения мадам?

– Можете. Интересуйтесь.

– В таком случае: интересуюсь. Мадам.

– Значит, вам интересно, да?

– Да, мадам.

– Джеймс, если вам неинтересно, можете не спрашивать!

– Почему, мадам?

– Потому что это не входит в ваши профессиональные обязанности.

– Не уверен, мадам.

– Мне все ясно.

– Что, мадам?

– Все понятно. Джеймс!

– Да, мадам?

– Почему вы не спрашиваете, что мне понятно?

– Я весь в нетерпении.

– В таком случае, отвечаю: я всех ненавижу.

– Вы это уже говорили вчера, мадам.

– Да, говорила. А вы отняли у меня последнюю надежду избавиться от ненависти.

– Они ходят и разговаривают, мадам?

– Да! И вы представить себе не можете, как это бесит!

– Бесит, мадам? Впрочем, вы правы: в вас и вправду словно вселился бес.

– Может быть.

– Что, если я предложу вам кусочек торта?

– Я убью вас, Джеймс. Вы же знаете, что я не ем сладкого. Впрочем, даже если бы я и согласилась, они ведь не перестанут.

– Ходить и разговаривать?

– Именно ходить и разговаривать.

– Боюсь, мадам, они действительно не перестанут.

– Джеймс, какой вы мрачный тип!

– Съешьте кусочек торта, мадам.

– Джеймс, вы уволены.

– За что, мадам?

– За провокацию.

– Но ведь завтра ваше сиятельство отправляются на день рождения.

– Ну и что.

– Если я правильно помню, в гостях мадам позволяет себе скушать немного сладкого.

– Мадам позволяет себе скушать не менее трех кусков торта, полтарелки бутербродов и вазочку конфет.

– На здоровье, мадам.

– Джеймс, кто из нас Джеймс?

– Не совсем понимаю мадам.

– Ну как же. Это же вам положено следить, чтобы все было по правилам.

– Думаю, да, мадам.

– Вот. А вы меня провоцируете.

– В разумных пределах, мадам.

– Ха-ха. В чем же здесь разумность?

– В том, мадам, что я рекомендовал бы скушать один кусочек торта сегодня и один – завтра.

– Джеймс, вы все-таки уволены! Вы же знаете, что я ем сладкое только в гостях!

– В ужасающих количествах, мадам.

– И вообще. У вас редкий дар уговаривать. Отрежьте-ка мне, действительно, кусок торта. И вообще, один кусок – это несерьезно. Раз – и ничего не осталось.

– Если мадам не возражает, я посоветовал бы есть медленно, смакуя каждый кусочек.

– Мадам возражает.

– Отчего же?

– Оттого, что смаковать каждый кусочек во-первых, долго, во-вторых, невкусно. Вкусно набить полный рот и…

– Но ведь это ужасно, мадам!

– Молчите, Джеймс, вы ничего не понимаете. Несите скорее торт, я вам покажу, как надо его есть.

– Нет, мадам.

– Что?!

– Нет, мадам. Я пересмотрел свою точку зрения. К тому же, вы все равно завтра идете в гости. И там сможете предаться этому своему… гастрономическому разгулу.

И Джеймс уходит.

– Что вы мне принесли, Джеймс? Что это?

– Овсянка, мадам.

– Джеймс, вы убийца!

– Нет, мадам.

– Нет? Ладно. А скажите, дорогой Джеймс…

– К вашим услугам, мадам.

– …куда вы денете остальной торт?

– Этот мелкий вопрос не должен волновать мадам.

– Вы его съедите, а? Джеймс! Джеймс, вы это назло!

– Совсем наоборот, мадам.

– Я же есть хочу!

– Приятного аппетита, мадам.

– Сами вы дурак, Джеймс.

– Я склонен относить вспышки раздражения мадам к голоду. Скушайте овсянку, и вам станет гораздо лучше.

– Я сейчас брошу этой кашей вам в голову, Джеймс. – Категорически не согласен, мадам.– Я тоже, Джеймс.– Мадам останется без ужина.– Джеймс, я хочу торт.– Увы, мадам.– Джеймс! Я все равно доберусь до холодильника. Пустите меня!– Мадам, вы ведете себя как ребенок.– А вы – как садист!– Один кусочек, мадам.– А что будет с остальными кусочками?– Вы действительно хотите это знать, мадам? Я их съем.– Как! Вы не можете!– Мадам должна следить за фигурой. Следовательно, я принесу себя в жертву.– Вы так благородны, Джеймс.– Благодарю вас, мадам.

– Джеймс, если бы вы только знали, как меня все раздражает!

– Что – все, мадам?

– Все. Эта дрянная погода… ведь у нас четыре осени в году, Джеймс! И еще летом жара. Я не могу жить в стране, где все время то жара, то осень!

– Прекрасно вас понимаю. Мадам расстраивают только климатические условия?

– Нет, Джеймс, не только. Меня раздражает все. Особенно люди!

– Вот как?

– Они ходят и разговаривают. Сколько ни делай вид, что их нет, сколько ни проходи мимо, они все равно!

– Что мадам имеет в виду под словами «они все равно»?

– Мадам имеет в виду, что люди все равно есть! Они ходят и разговаривают!

– Может быть, мадам расскажет несколько подробнее?

– Джеймс! Прекратите меня перебивать!

– Да, мадам.

– Джеймс, только представьте: вы идете по улице. Представили?

– Представил, мадам.

– А навстречу вам идут люди! Представили?

– Это случается довольно часто, мадам.

– И вот теперь представьте: вы пытаетесь обойти их слева.

– Очень хорошо, мадам.

– А они… они…

– Что, мадам?

– Они сворачивают влево!

– Это не совсем удобно, мадам?

– Именно! Дальше: вы сворачиваете вправо.

– Мне кажется, я понял, мадам.

– Не мешайте мне! Так вот: вы влево – и они влево. Вы вправо – и они вправо.

– Это довольно забавно.

– Да?

– Мне так кажется, мадам.

– А мне нет!

– Это очень печально, мадам.

– Очень, Джеймс. А что же делать?

– Улыбнуться и пройти мимо, мадам?

– Джеймс, вы хам! – кричит Мадам вне себя от возмущения.

– Неужели, мадам? – спрашивает Джеймс.

– Да! Потому что с той стороны, с которой вы собираетесь обойти этих людей, уже появились другие.

– Такой способ передвижения называется «лавировать», мадам.

– Без вас знаю!

– Очень хорошо, мадам. А такой способ разговаривать называется «огрызаться», мадам.

– Простите, Джеймс.

– С удовольствием, мадам.

Мадам вскакивает и начинает ходит из угла в угол, заламывая руки.

– Джеймс, что мне делать. Что мне делать? Боже мой, Джеймс, я не знаю, что мне делать! Почему правила дорожного движения есть, а правил тротуарного – нет? Почему?

– Они есть, мадам, – замечает дворецкий.

– Как?! Где?!

– Кхм-гхм. Этого я не знаю, мадам. Мне приходилось о них слышать.

– Вы непостижимый человек, Джеймс. Признайтесь: вы все это сами сейчас придумали!

– Нет, мадам. Я читал.

– Где это вы читали?

– Стыдно признаться, не помню, мадам. Помню лишь, что это было около двадцати или, может быть, тридцати лет назад. Я учился в школе, мадам.

– Так, ладно, – Мадам плюхается в надувное кресло, потому что других кресел в доме не имеется. – Поверю вам на слово. Что там было написано?

– что-то насчет пешеходов, идущих навстречу друг другу. Кажется, те, кто идет туда, обходят тех, кто идет оттуда, с левой стороны. И наоборот, те, кто идет оттуда, обходят тех, кто идет туда, с правой стороны.

– Так. А как определить, с какой стороны «туда», а с какой «оттуда»?

– Увы, мадам. Боюсь, что даже, если я найду эти правила, вам придется…

– Что мне придется?

– Затрудняюсь сформулировать точно. Вероятнее всего, открыть нечто вроде «Школы пешеходного движения». Чтобы люди могли ознакомиться с правилами.

– Это ерунда, Джеймс.

– Я думаю, вы правы, мадам. У нас не считается хорошим тоном следовать правилам.

Мадам шипит – нечленораздельно, но крайне злобно.

– Мне кажется, я понял вашу мысль, мадам, – говорит Джеймс. – Мизантропия – довольно распространенное явление в наше время.

– А еще пробки, реклама и хамы! – разгоряченно добавляет Мадам. – А обслуживание?! Это же не обслуживание! Это я не знаю, что!

– Кадровые проблемы, мадам.

– Я знаю!

– А также общая перенаселенность города.

– Да, да.

– И общее состояние нервной системы мадам.

– Знаю! – рявкает Мадам. – Все равно ненавижу.

– Что, мадам?

– Все! Все ненавижу!

– Что же вы намерены предпринять по этому поводу?

Мадам долго думает. Потом говорит.

– Ну, вот что. Так дальше жить нельзя. Нет, нельзя! Джеймс, я хочу жить на необитаемом острове.

– Мадам шутит?

– Нет, мадам правда желает жить на необитаемом острове. Хочет. Мечтает. Алчет! Только я – и все. Ну, и вы, Джеймс. Ладно уж.

– Я очень тронут, мадам.

– Ой, какой вы приятный собеседник.

– Благодарю вас. А как же родители, друзья мадам?

– Подумаешь. Я буду звонить им и приезжать по праздникам.

Джеймс задумчиво полирует полотенцем серебряный поднос.

– Позволю себе напомнить мадам, что на необитаемых островах, как правило, нет телефонных операторов.

– Это очень печально. Ну, ничего, тогда я просто буду приезжать. Целых два раза в год. Остальное время мы будем общаться по Интернету.

– Мне неловко огорчать мадам, но на необитаемых островах нет и провайдеров.

– Чего еще там нет?

– Поля деятельности для кипучей натуры мадам.

– Чего-чего?

– Натуральное хозяйство, которым мадам будет вынуждена заниматься, живя на необитаемом острове, на мой взгляд, не лучшим образом подходит, чтобы…

– Джеймс!

– А еще там нет горячей воды, мадам. И ванных. И парикмахерских.

– Джеймс, – говорит Мадам с металлическим звоном в голосе, – вы убийца. Расчетливый и хладнокровный убийца. Вы убили мою мечту. Вы…

– …и кафе, – продолжает Джеймс. – А также кинотеатров.

– Вот это как раз не проблема. Я скачаю с Интерне…. Ах, да. Знаете, Джеймс, вы как никто умеете убить мечту.

– Мне стыдно, мадам. Но позволю себе напомнить, что все эти хорошие вещи имеются в нашем городе. У мадам неплохой провайдер.

– О да, он всегда соглашается подождать с оплатой, – Мадам задумывается. – И сколько угодно горячей воды! Ну и что, что ее отключили за неуплату. Я и в кастрюльке согрею!

– А еще парикмахерские, мадам, – Джеймс держит отполированный поднос, пока Мадам рассматривает свое отражение. (Что вполне понятно, потому что зеркала в этом доме не имеется). – Мне смутно помнится, что вы однажды обещали умереть без парикмахерской.

– И несколько очень хороших друзей.

– И еще вы, Джеймс!

– Мадам, – спрашивает дворецкий, – что с вами? Вы плачете? Не надо, мадам!

Но Мадам рыдает все громче и громче.

– Вы же, – всхлипывает она, – вы же, Джеймс, воображаемый! Воображаемый дворецкий! Я вас выдумала! Вас нет! О-о-о, бедная я, несчастная!

– Нет, мадам? – удивляется Джеймс. – Это довольно странно, поскольку…

Но тут звонят в дверь. Долго и требовательно. Так могут звонить только неприятные люди.

Мадам открывает дверь. Входят трое Неприятных Субъектов.

– Здравствуйте, – говорят они. – Вы должны компании «Отдайдолгиреформ» сто тысяч миллионов.

– Ой! – пугается Мадам. – А у меня денег нет!

– Неважно, – говорят субъекты. – Объект недвижимости был куплен в кредит? Был. Кредитные взносы не выплачены?

– Не выплачены, – вздыхает Мадам. А вы кто?

Тогда Неприятные Субъекты говорят:

– Мы судебные приставы. Мужчина, а вы, случайно, не его сиятельство господин Такой – то?

– Извините, – говорит Джеймс, – нет. Я не его сиятельство.

– Ну, – говорят Судебные Приставы, – тогда отойдите. Мы сейчас будем тут имущество описывать.

Тогда дворецкий смотрит на хозяйку.

– Мадам, – говорит он, – не сварить ли нам кофейку?

И они идут на кухню варить кофе.

– Куда? – говорят им Судебные Приставы. – Вот решение суда. Вам придется освободить занимаемую площадь. Пентхаус переходит в собственность банка.

– Да? – говорит Мадам. – Ну, ладно.

– Мы заберем ваши гардении и ваш серебряный поднос.

– Зачем вам, – голос Мадам дрожит, – мои гардении? Что вы с ними будете делать?

– Мы их продадим. У вас очень красивые гардении, мадам. Их легко будет продать.

– И поднос продадите?

– Поднос, – говорят приставы, – мы продадим в первую очередь. Это самая дорогая вещь в вашей обстановке.

– И, – Мадам чуть не плачет, – и ящериц заберете?

Судебные приставы долго совещаются и, наконец, говорят:

– Нет. Ящериц мы брать не хотим. Поскольку их никто никогда не купит. И вообще они – ай! – кусаются.

– Я, – говорит Мадам, – очень рада.

– Тогда, – говорят Судебные Приставы, – идите собирать вещи.

– Фи, – говорит Мадам, – какие вы.

Судебные Приставы ей говорят:

– Так мы же судебные приставы.

– Ну да, – говорит Мадам. – Но чашку кофе я еще могу выпить?

– Ладно уж, – говорят Судебные Приставы. – Если одну, то можно.

Мадам и ее дворецкий уходят. С кухни слышно, как они хором поют:

– А дорога дальше мчится… пылится… клубится… А кругом земля дымится… да пули свистят…

Конец