Хороши летние вечера в колхозе! Кончен трудовой день, скот загнали в кошары, во дворе варится ужин, и вся семья кузнеца Сарыбая собралась возле дома. Сам он, вернувшись с работы, умылся, переоделся, промочил горло парой тостаганов пахучего кумыса, сел возле окна в тени голоногих тополей и закурил свою старую трубку, задумчиво уставившись на дорогу. Кто сказал, что дедушка постарел? Ведь это его острые глаза раньше всех заметили приезжую гостью?
— Ой, аке, не Аяш ли там идет? — заволновался он и в нетерпении даже вскочил со своего места.
Сколько радости приносят с собой гости! Всех всполошил приезд Аяжан, все хотели обнять ее, расспросить поскорей: и Меруерт-апай, собравшаяся доить корову, и Батима, раздувавшая самовар, и маленькая пятилетняя Заурешка с чумазым Носиком, вечно спорившая с восьмилетним братишкой-непоседой Нурдаулетом. Эти двое никогда еще не видели Аяжан. Но Батима сразу ее узнала и крикнула первая:
— Аяш!
А за ней и малыши завопили наперебой:
— Аяжан, сестреночка!
Аяжан в это время уже попала в объятия дедушки. Сарыкен поднял ее на руки, точно младенца, прижал к себе, поцеловал крепко... И жесткие усы деда, пропахшие табаком, щекотали лицо внучки.
— Душа моя, черноглазка, как же ты приехала? С кем? — удивленно оглядывался дедушка.
— Одна! На автобусе! Мама только посадила меня в машину и дала телеграмму, чтобы вы меня встретили!
— Телеграмму? Не получали...
И все наперебой — Меруерт, Батима, Заурешка с Нурдаулетом — повторяли:
— Телеграммы не было!
— Не приносили телеграммы! Потом вдруг снова вспомнили: как это Аяжан приехала одна!
— Ай, молодец! — восхищался дедушка, а Меруерт ахала и поминутно всплескивала руками, повторяя: «Одну, из Алма-Аты, за двести семьдесят километров! Да как же они тебя отпустили?»
Аяжан чувствовала себя героиней, гордо поглядывая на малышей, тоже восхищавшихся ею, втайне завидуя по-хорошему, мечтая также когда-нибудь стать героями, которыми смогли бы гордиться дедушка, и мама...