В формировании субъективно-модального значения центральная роль принадлежит предложению (высказыванию). Именно здесь сходятся нити всех ярусов языка (лексики, фразеологии, морфологии), участвующих в формировании субъективной модальности (СМ). Именно здесь СМ получает окончательное выражение.

Отражая ситуацию, конструкция предложения отражает и место в ней говорящего (наблюдателя), находящегося внутри ситуации, вне ее и т.д. Обязательное присутствие говорящего в ситуации, отражаемой в предложении-высказывании, обусловливает и обязательное (эксплицитное или имплицитное) выражение говорящим отношения к предмету сообщения и к ситуации. Вот почему любая конструкция предложения помимо объективно-модального содержит и субъективно-модальное значение. Это значение заложено в самой конструкции. На уровне структурной схемы оно представлено как потенциальное, как возможность, на уровне высказывания – как реализация этой возможности.

«Русская грамматика» не предусматривает позицию субъекта речи в структурной схеме, хотя и признает, что «в каждом предложении и, шире, вообще в каждом высказывании, произнесенном или написанном, всегда присутствует лицо, говорящее (или пишущее; далее «говорящий»). Присутствие говорящего выражается в том, что он так или иначе относится к тому, о чем сообщается».

«Русская грамматика» (1980) связывает субъективно-модальные значения и средства их выражения с экспрессивной окраской сообщения и рассматривает их как сопутствующие основному сообщению, факультативные. Однако, как показывает анализ, они не являются чем-то внешним, привходящим, но, напротив, принадлежат самой конструкции, самой структурной схеме, как и объективно-модальное значение.

Любая структурная схема предполагает определенную интенцию, избирательность, точку зрения. Моделируя ситуацию, структурная схема «делает» это с определенной типизированной точки зрения. В принципе невозможна ситуация, представленная в предложении (в языке) вне наблюдателя (его точки зрения). Иными словами, схема структурирует ситуацию, в которой обязательно предусмотрено место для говорящего или отсутствие этого места (но не абсолютное), что тоже значимо.

Источником же субъективно-модального значения является присутствие говорящего, т.е. субъект речи. Он присутствует в любом высказывании. «Во всяком тексте есть тот, кто говорит, субъект речи, хотя бы слово я в нем ни разу не встретилось». Говорящий высказывается сам (я-предложения) или поручает эту роль другому, от имени которого ведется речь.

Присутствие говорящего естественно связано с выражением его эмоций, желаний, оценок и т.д., в конечном счете с выражением его отношения к сообщаемому. Другими словами, оно ведет к появлению субъективно-модального значения.

В структурной схеме предложения субъект речи подразумевается, но эксплицитно не выражен. Однако было бы избыточно включать субъект речи в структурную схему, так как он подразумевается во всех структурных схемах, ибо все они принадлежат всем говорящим. И предельно обобщенный субъект речи не вносит специфики в структурную схему. Он может быть присоединен к любой структурной схеме, например: Sr : N1 – Vf или Sr : Vf3s – Inf. Однако наличие такого обобщенного субъекта речи (Sr) становится значимым при реализации структурной схемы в высказываниях. Обобщенный субъект речи схемы воплощается в конкретные субъекты речи высказываний. И этот процесс совершается в соответствии с формулой схемы. В совокупности высказываний, построенных по той или иной схеме, субъект речи специфичен. Таким образом, обязательным признаком самой структурной схемы является не субъект речи, а субъективно-модальное значение, связанное с его появлением в высказываниях. В структурной схеме субъективно-модальное значение обобщено, в высказываниях оно конкретизируется. Если бы субъективно-модальное значение не было присуще структурной схеме, оно не могло бы появиться и в высказываниях. Конструкция предложения (структурная схема) определяет направление и характер формирования субъективно-модального значения высказываний.

Таким образом, объективную семантику структурной схемы, представленную в «Русской грамматике», следует дополнить субъективной (субъективно-модальной) семантикой. Полная семантика структурной схемы складывается из этих двух слоев синтаксического значения.

Рассмотрим охарактеризованные в общем плане процессы формирования субъективно-модального значения на примере предложений нескольких структурных схем.

 

3.1. Субъективно-модальное значение предложений типа N

1

– V

f

Обратимся к анализу двусоставных предложений типа Ученик пишет; Завод работает; Ребенок радуется; Народ негодует. Они отражают ситуацию, обобщенной моделью которой является структурная схема N1 – Vf. Общая семантика этих предложений, по определению «Русской грамматики», – отношение между субъектом и его предикативным признаком – действием или процессуальным состоянием. Компонентами семантической структуры этих предложений, отражающей ситуацию, являются субъект, с одной стороны, и выполняемое им действие или испытываемое им состояние, с другой. Таков денотативный, или диктальный, по терминологии Ш. Балли, план предложения, его объективная семантика.

Однако данная характеристика значения неполна, так как не отражает позиции субъекта речи. Ведь все приведенные выше предложения, как и вообще любые предложения, произносятся, пишутся говорящим, производителем речи. Субъект речи, выраженный или невыраженный, эксплицитный или имплицитный (подразумеваемый), – непременный компонент семантической структуры любого высказывания, так как речь невозможна без ее производителя, субъекта. Субъект речи, говорящий, находится в определенной позиции, отношении к отображаемой в предложении ситуации. В анализируемых предложениях говорящий в самой структурной схеме не присутствует, не выражен, но он подразумевается, находится «за кадром». Однако отсутствие эксплицитного субъекта речи значимо. Ученик пишет подразумевает: «Я вижу (Мне кажется, я уверен и т.д.), что ученик пишет». Позиция говорящего в этих предложениях – это позиция стороннего наблюдателя. Модальное значение этих предложений: «Говорящий описывает ситуацию со стороны». Иными словами, говорящий находится не внутри ситуации, а вне ее, изображает ее отстраненно, объективно, не обнаруживая своего присутствия. Это подчеркнуто объективированное отображение ситуации. Подразумевается, что и любой другой на месте говорящего описал бы ситуацию точно так же. Синтаксическая форма подчеркивает объективированность отображения, но не исключает полностью и субъективной точки зрения, стремящейся как бы к нулю.

Источник модального значения конструкции предложения – не только двусоставного, но и вообще любого – субъект речи, степень его участия (выраженности) в высказывании, его соотношение с диктальной семантикой, с элементами семантической структуры высказывания. Это видно, в частности, из такого сопоставления: Ученик пишет – Я пишу. В первом предложении говорящий описывает действие, производимое другим лицом – учеником. Ситуация представлена как объективированная, со стороны. Во втором – говорящий называет действие, которое совершает сам. Говорящий находится в центре ситуации, субъект речи и субъект действия совпадают. Это не стороннее описание действия, а его воспроизведение в момент речи. Модальность высказывания резко возрастает.

В принципе структурные схемы предложения можно было бы дополнить компонентом «субъект речи» (Sr). Но в этом, как уже упоминалось, нет необходимости, так как он подразумевается во всех структурных схемах. Реально же присутствие субъекта речи обнаруживается в высказываниях, строящихся по той или иной структурной схеме.

Участие субъекта речи в высказывании, вносящее в него значение модальности, проявляется многообразно и зависит от многих факторов. На уровне структурной схемы можно говорить лишь о потенциальном, хотя и универсальном характере модальности. Реальное же функционирование предложений, строящихся по той или иной структурной схеме, активизирует модальность. К факторам актуализации следует отнести в первую очередь способы (средства) выражения субъекта и предиката высказывания, распространение структурной схемы, лекси ческое наполнение главных и второстепенных членов предложения (преж де всего речь идет об оценочной лексике). Рассмотрим в таком порядке факторы, определяющие модальность высказывания. Позицию N1 (подлежащего, субъекта), в соответствии со структурной схемой, может занимать любой субстантив. Однако с точки зрения модальности наиболее важное значение имеет замещение позиции подлежащего местоимением Я и другими личными местоимениями.

«Русская грамматика» (1980) приводит целый список средств выражения субъективной модальности (СМ). Однако в этом перечне отсутствует главное средство выражения СМ – местоимение Я. Если СМ, по определению, есть отношение говорящего к сообщаемому, то естественно, что говорящий, называющий себя Я, – главный носитель субъективно-модального отношения. Я – центр поля СМ, объединяющий все разнообразные средства СМ в систему. И междометия, и вводные слова, и частицы, и другие средства выражают субъективно-модальное значение благодаря непосредственной связи с Я (говорящим).

Я в позиции подлежащего делает предложение открыто (и максимально) модальным. Я – говорящий, поэтому и отношение его к сообщаемому выражается непосредственно: Я пишу, (говорю, работаю, думаю и т.д.). Говорящий называет (описывает) действие, которое он производит, или состояние, субъектом которого он является. Действие и описание его совпадают – сосредоточены в одном и том же глаголе. Поэтому действие говорящего и есть его отношение к содержанию высказывания. Будучи средоточием, центром поля модальности, Я вносит в любое предложение, текст сильное и открытое модальное значение, связанное с участием говорящего. Особенно рельефно модальность таких предложений ощутима в потоке речи, на фоне других предложений (без Я), когда появление Я в позиции субъекта меняет план изложения на субъективно-модальный. Например: Был душный вечер. Лодка тихо скользила вдоль берега. Вдали я заметил одинокий парус.

Суть субъективно-модального значения, вносимого Я-подлежащим в предложение, заключается в том, что говорящий находится в центре ситуации, отображаемой в предложении, является не сторонним наблюдателем, а активным участником – производителем действия или субъектом состояния. Во всех остальных предложениях структуры N1 – Vf говорящий находится вне отображаемой ситуации и является сторонним наблюдателем. Вот почему Я-подлежащее резко меняет модальный статус предложения.

Учитывая сказанное, все подлежащно-сказуемостные предложения можно разделить с точки зрения модальности на два больших класса: предложения с подлежащим, выраженным Я, и остальные предложения (без Я), условно – Я-предложения и Он-предложения. С точки зрения субъективной модальности между ними существуют принципиальные различия.

«В рамках информативно-экспрессивного подстиля (газет. – Г.С.) существуют два противоположных друг другу, противопоставленных типа субъекта – Я-субъект и Он-субъект. Я-субъект выступает создателем ситуации, [...], создает в тексте особое представление референтной ситуации, в частности, представляет свою версию описываемого. Я-субъект выступает обязательно как говорящий и тем самым действующий субъект, у него есть свое внутреннее «эго», о качестве которого читающий, как правило, осведомлен, наконец, Я-говорящий ориентируется на некоторого арбитра (аудиторию), и эта аудитория размещается вовне дискурса. Он-субъект включен в ситуацию, созданную Я-субъектом. Он-субъект не всегда выступает как говорящий, не всегда реализует ту или иную интенцию. [...] Он-субъект имеет свое внутреннее «эго», о котором читающий часто ничего не знает (цели Он-субъекта, его искренности и т.д.). Он-субъект ориентируется на арбитра (аудиторию), который может быть расположенным как вовне дискурса, так и внутри его».

Если расположить Я– и Он-предложения по степени субъективной модальности, то они займут противоположные полюсы шкалы: наивысшей модальностью обладают Я-предложения, наименьшей – Он-предложения. В промежутке располагаются виды предложений, тяготеющих к тому или иному полюсу. Так, к полюсу наивысшей эксплицитной субъективной модальности приближаются предложения, субъект которых выражен словосочетаниями с притяжательными местоимениями мой (Мой доклад назначен на вторник), предложения с субъектом мы (степень модальности несколько ослабляется, говорящий включает себя в некоторое множество). К предложениям с косвенными средствами выражения модальности следует отнести предложения с субъектом ты (вы) и соответственно с субъектом, выраженным словосочетаниями с притяжательными местоимениями твой, Ваш. Местоимения ты и я настолько тесно координированы в языке, что ты вызывает представление о я. «Ты» может сказать только говорящий.

Распространены предложения, модальность которым придает оценочная лексика, в частности в позиции субъекта, например: Агрессор раздумывает. Разумеется, слово «агрессор» выражает оценку. Оценка же принадлежит говорящему, который квалифицирует субъект действия (состояния) как агрессивный. Говорящий выражает свое отношение к содержанию высказывания, т.е. субъективно-модальное значение.

«Оценку, – пишет Е.М. Вольф, – можно рассматривать как один из видов модальностей, которые накладываются на дескриптивное содержание языкового выражения. Высказывания, включающие оценку или другие модальности, содержат дескриптивную компоненту и недескриптивную, то есть модальную компоненту, причем первая описывает одно или несколько положений дел, а вторая высказывает нечто по их поводу».

По отношению к субъективной модальности оценка предстает как видовое понятие. Субъективная модальность, выражающая отношение говорящего к содержанию высказывания, включает в себя и оценочное отношение (истинность – неистинность, важность – неважность, хорошо – плохо и др.). Специфика же оценки заключается часто в непрямом выражении модальности, косвенно обнаруживающей присутствие субъекта речи.

«Важнейшей особенностью оценки является то, что в ней всегда присутствует субъективный фактор, взаимодействующий с объективным. Оценочное высказывание, даже если в нем прямо не выражен субъект оценки, подразумевает ценностное отношение между субъектом и объектом. Всякое оценочное суждение предполагает субъект суждения, то есть лицо (индивидуум, социум), от которого исходит оценка, и его объект, то есть предмет или явление, к которому оценка относится».

Для формирования и проявления модальности в предложениях рассматриваемой структурной схемы наряду с субъектом большое значение имеет и предикат (способы его выражения). С точки зрения степени модальности здесь прежде всего выделяются высказывания со сказуемыми – глагольными формами 1-го лица настоящего времени, тождественные Я-предложениям и непосредственно обнаруживающие говорящего: Сижу задумчив и один...(Тютчев).

К специфическим для модальных высказываний следует также отнести предикаты считать, полагать, казаться, чувствовать (себя) и свернутые аналоги: по-моему, по мнению кого-либо и др. Такие предикаты вводят в высказывание открытую субъективную модальность, указывают на присутствие оценивающего субъекта: Она считается (кажется мне) хорошим специалистом.

Важную роль играют и косвенные формы личного местоимения 1-го лица, непосредственно называющие субъект восприятия (мне). К способам косвенного выражения модальности в предикатах следует отнести использование оценочной лексики. Оценка как один из основных аспектов взаимодействия человека с внешним миром особенно естественна при характеристике действия. Способы обозначения действия как объекта оценки во многом определяются семантикой оценочных лексем. Характерно при этом, что оценка действия является одновременно оценкой элемента ситуации и самой ситуации. Например: Я люблю над покосной стоянкою слушать вечером гуд комаров (Есенин).

Однако предикат может не содержать оценочных лексем и вносить при этом модальность в высказывание. Можно полагать, как справедливо считают некоторые исследователи, что в глубинной структуре любого высказывания (а не только оценочного суждения) содержится аксиологический предикат.

Лес шумит. Если исходить из того, что это высказывание принадлежит некоему говорящему, то можно приписать цитированному предложению различные цели. Например: Лес шумит. А вчера он был тихий, спокойный, не к добру это. Главное при восприятии этого высказывания, как и любого другого, – что хотел сказать говорящий? Помимо той информации, которая содержится в предложении, оно заключает в себе и речевую интенцию, намерение говорящего. Ничто не говорится просто так. Говорящий может стремиться привлечь внимание к описываемому факту, событию, вызвать какое-либо чувство, изменить что-либо в картине мира адресата, побудить к какому-либо действию. Это речевое намерение говорящего и составляет суть субъективной модальности высказывания, в данном случае не очень определенной из-за отсутствия контекста. Однако эта неопределенность может входить в замысел говорящего (например, создать ту или иную атмосферу; характеризовать состояние говорящего и т.д.). Позиция говорящего в этом высказывании непосредственно не выражена. Она выражена лишь фактом самого высказывания. Значение модальности (и соответственно глубинного аксиологического предиката): говорящий стремится привлечь внимание к ситуации, обозначаемой в предложении, не обнаруживая, не проявляя себя. Он как бы говорит: «Обратите внимание, это немаловажно, это может иметь последствия».

И во многих формах сказуемого, не содержащих оценочных лексем, модальность выражается. Например, сказуемое представлено таким сочетанием глагола или инфинитива, которые означают целостный признак – действие или состояние субъекта: Каштаны зазеленели первые / первыми; Обед стоял нетронутый / нетронутым.

В ситуации, отражаемой предложением Каштаны зазеленели появляется дополнительный признак (первые / первыми). Благодаря этому признаку картина дается не изолированно, а в сравнении: другие деревья зазеленели (или зеленеют) позднее. Ср.: Мальчик рос замкнутый / замкнутым – в сравнении с другим (другими) мальчиком (мальчиками). Введение дополнительного признака (детализация, усложнение картины) сопровождается (так или иначе) характеристикой, сравнением, в конечном счете оценкой ситуации. Оценка же косвенно свидетельствует о более явном присутствии говорящего, о более высокой степени модальности предложения.

Аналогичный характер имеют предложения, сказуемое которых представлено сочетанием знаменательного глагола, означающего бытие, обнаружение, мысль, отношение, восприятие, с существительным в творительном падеже: Он вообразил себя героем; Собеседник прикинулся добряком; Засуха обернулась пожаром. Главная семантическая нагрузка в этих предложениях падает на существительное, которое играет роль опредмеченного признака (Он => герой; Собеседник => добряк; Засуха => пожар), что сближает эти предложения с предложениями первой группы (см. выше) и свидетельствует об их оценочном характере. Оценочность (модальность) возрастает, когда глагол в составе сказуемого имеет оценочный характер: вообразил, прикинулся и др. Ср.: В министерстве он состоит консультантом и слывет, считается консультантом.

Сказуемое может быть представлено сочетанием двух одинаковых личных форм разных глаголов, что характерно для экспрессивной, непринужденной речи. Сюда относятся многообразные случаи. Например: хохочет заливается; стоит не шелохнется; звонит надрывается. Модальное значение, вносимое в предложение такими сказуемыми, связано с характеризующей, квалифицирующей функцией вторых глаголов, что косвенно обнаруживает присутствие говорящего.

Модальны, как правило, сказуемые, выраженные глагольным фразеологическим сочетанием, что связано с их экспрессивностью, оценочностью. У фразеологизмов коннотативный элемент превалирует над денотативным. «Аксиологический компонент отражает человеческий фактор в семантике единицы, входит в структуру значения подавляющего числа идиом и представляет собой важнейшую характеристику фразеологизма».

Экспрессивность, оценочность фразеологизмов предопределяет модальность предложений, в которых они используются. При этом «чем эффективней оценка, тем теснее она связана с индивидуальной позицией субъекта». По-видимому, все экспрессивно окрашенные варианты сказуемого в той или иной степени модальны, так как обнаруживают индивидуальную позицию субъекта.

Сказуемые, представленные формой глагола, вводимой сравнительным союзом, характеризуют признак как кажущийся, подобный тому, что обозначено глаголом: Ты словно спишь; Он будто с ума сошел; Она как будто онемела. Модальность подобных предложений проявляется как рефлексия говорящего в определении предикативного признака. Таким образом, предикат (сказуемое) вносит весомую лепту в модальность предложений, которая зависит от способов (средств) выражения предиката, от его лексического наполнения – прежде всего от экспрессивной, оценочной лексики.

Но не меньшее значение имеет и грамматическая (особенно временная) характеристика сказуемого. Ср.: Лес шумит и Лес шумел. С точки зрения модальности между предложениями в настоящем времени и в прошедшем – глубокая, принципиальная разница. В первом предложении действие совпадает с моментом речи, т.е. моментом речи говорящего, который находится в той же временной ситуации, что и субъект действия, т.е. внутри нее. Можно сказать: Послушай – лес шумит, но нельзя сказать: Послушай – лес шумел. Здесь линии говорящего и субъекта действия расходятся. Говорящий остается в настоящем времени, а действие субъекта относится к прошедшему. Действие не совпадает с моментом речи, говорящий находится вне ситуации, отображаемой в предложении.

Это принципиальное различие сказывается на модальности предложений. Лес шумит – событие изображается как непосредственно наблюдаемое (говорящим). Лес шумел – событие не изображается, а описывается. Уровень непосредственного наблюдения сменяется уровнем описания, обобщения. Говорящий находится вне временной ситуации и описывает ее извне, отстраненно.

Таким образом, временная ось тесно связана с модальностью: настоящее время коррелирует с субъектом речи, помещая его в ту же временную ситуацию, прошедшее – исключает его из временной ситуации. что касается будущего времени, то оно ближе к настоящему, что объясняется реальной возможностью осуществления действия в настоящем. Можно сказать: Послушай – лес будет шуметь. Субъект речи остается внутри временной ситуации.

До сих пор мы рассматривали в основном нераспространенные предложения. Однако большие изменения в модальность предложений вносят распространители – детерминантные и присловные. Для реализации описываемой структурной схемы достаточно обозначить субъект и его предикативный признак. Это, как правило, максимально (но не абсолютно) объективированное предложение (за исключением, разумеется, Я-предложений), например: Плыли облака. Любое же распространение предложения, конкретизируя ситуацию, косвенно свидетельствует в пользу присутствия говорящего (наблюдателя). Конкретизация ситуации – добавление признаков предметов, обстоятельств действия, деталей обстановки и т.п. – показывает, что событие, факт не только обозначаются, называются, но и описываются, изображаются с большей или меньшей полнотой. И сама полнота изображения обнаруживает присутствие наблюдателя (говорящего). Только он, наблюдатель, мог увидеть и назвать детали. чем выше степень детализации, тем модальнее предложение. Ср.: Лес шумит и Мрачный лес шумит или Лес шумит горестно, как будто вздыхает о чем-то. Ясно, что во втором и третьем предложениях модальность выше. Они могут принадлежать только говорящему.

Еще пример (принадлежит О.И. Москальской): Лесорубы работают и Лесорубы рубят деревья. При общем денотативном значении предложений угол зрения в них разный. В первом случае ситуация увидена в целом (крупным планом), во втором – детализировано: говорящий показывает (видит) отдельно и субъект действия, и действие, и объект. Детализация (распространение) меняет угол зрения и соответственно смысловую структуру предложения. Структурную схему можно рассматривать как отражение обобщенной, абстрактной ситуации. Структурная схема принадлежит всем говорящим, ее реализация и распространение – конкретному говорящему.

«Русская грамматика» (1980) рассматривает временные, пространственные, причинные, целевые и др. распространители-детерминанты. Однако с точки зрения модальности предложения релевантно разделение всех детерминантов на пространственные и временные. Референтом высказывания является, как известно, ситуация, т.е. часть отражаемой в языке действительности. Ситуация образуется в результате координации материальных объектов и их состояний. Существуют две общие формы такой координации – пространство и время. Детерминация – как пространственная, так и временная – значительно повышает ресурсы модальности предложения. Если исходить из антропоцентрического текстового хронотопа в определении Ю.С. Степанова, то и пространство (Я – здесь) и время (Я – сейчас) тесно связаны с говорящим. Пространственные детерминанты обязательно, но неявно предполагают наблюдателя. Обозначаемое в высказывании пространство вычленяется и фиксируется именно с точки зрения наблюдателя. Над городом плыли облака. Положение облаков отмечается по отношению к наблюдателю, находящемуся внизу. В случае пространственных детерминантов позиция наблюдателя определяется в зависимости от предлогов, которые можно рассматривать как операторы, определяющие положение предметов в пространстве с точки зрения наблюдателя. За лесом вставало солнце. Наблюдатель находится перед лесом.

«Предлог перед во фразах типа Перед деревом стоял мотоцикл помещает мотоцикл между наблюдателем и деревом и существенно ближе к дереву, чем к наблюдателю. Предлог за во фразах типа За деревом стоял мотоцикл помещает дерево между мотоциклом и наблюдателем, причем расстояние от мотоцикла до дерева представляется существенно меньшим, чем расстояние от дерева до наблюдателя. Глагол вилять (во фразах типа Дорога непрерывно виляла) помещает наблюдателя непосредственно на пространственный объект, по которому он перемещается (часто на транспортном средстве); в ситуации, обозначаемой глаголом виться (Тропа живописно вилась по склону горы), наблюдатель смотрит на пространственный объект со стороны или как бы со стороны».

Точно так же, как пространственные детерминанты, с позицией наблюдателя (говорящего) связаны и временные детерминанты, к которым условно относим причинные, целевые, условия, уступки и др. «След» говорящего улавливается в том, что он объясняет, комментирует и т.п. основное событие, по отношению к которому он занимает особое положение. Объяснение причин, условий, следствий и т.п. непосредственно связано с точкой зрения говорящего (наблюдателя). Комментарий, объяснение могут принадлежать только говорящему. Это иная семантическая плоскость, иной угол зрения по сравнению с семантической сферой основного состава подлежащно-сказуемостного предложения. Детерминанты – и пространственные, и временные – находятся в семантической зоне говорящего. Не случайно детерминант находится как бы «над» событием, отдельно от него, относясь ко всему составу предложения и занимая в нем особое положение. Особый статус детерминанта можно объяснить тем, что он находится в иной семантической плоскости – зоне говорящего, правда, без явных признаков его присутствия. И связь детерминанта с предложением, по-видимому, субъективно-модальной природы. Обе части предложения объединяются принадлежностью говорящему, однако модальность детерминанта выше, отчетливее, что и выделяет его, подчеркивает его особое положение.

Присловные распространители также обладают значительными ресурсами модальности. Ср.:

1.  Ученик рисует.

2. Ученик рисует собаку.

3. Ученик рисует синюю собаку.

От первого предложения к третьему повышается степень детализации, конкретизации и соответственно – модальности. В первом она минимальна (потенциальна). Ситуация обозначена в целом, объективировано. Во втором отражаемая ситуация конкретизируется: обозначен не только субъект, его действие, но и объект. Ситуация предстает расчлененной. Именно такой, какой, в соответствии с целью высказывания, увидел ее наблюдатель. Любая конкретизация обобщенной, типовой ситуации обнаруживает присутствие наблюдателя, производителя речи. Коллективный субъект речи, отражающий общеязыковой опыт, сменяется индивидуальным производителем речи (наблюдателем). Он-то и модифицирует, конкретизирует ситуацию применительно к цели высказывания. Детализация играет индивидуализирующую роль.

В третьем предложении синюю указывает уже более явно на присутствие наблюдателя. Именно такой увидел собаку наблюдатель. По выражению Н.Д. Арутюновой, «определение стремится индивидуализировать предмет». Среди присловных распространителей наибольшими модальными потенциями обладают признаковые части речи – прилагательные и наречия. Признаковая семантика наиболее очевидно проявляется в прилагательных, по сравнению с другими частями речи; она и является источником модальности прилагательных. Прилагательные-определения конкретизируют, индивидуализируют, квалифицируют предмет, и эта квалификация, характеристика косвенно указывает на говорящего. В этой функции выступают практически все прилагательные (в том числе и относительные). Однако наибольшими модальными потенциями обладают качественные прилагательные, в том числе оценочные. «Именно качественные прилагательные вводят в высказывание прагматический аспект, включая в него оценки, исходящие от говорящего».

Как и прилагательные, наречия связаны с прагматическим аспектом высказывания – отражают позицию говорящего. Например: Ученик старательно рисует собаку. Старательно – это оценка, накладывающаяся на основное содержание высказывания и исходящая от говорящего.

По существу можно говорить о двух уровнях коммуникации. Наречие – это своеобразный элемент метатекста по отношению к высказыванию. «Авторы, рассматривающие эту проблему с точки зрения соотношения семантики и прагматики, подчеркивают, что роль наречного модификатора следует понимать в рамках дифференциации семантического и прагматического аспектов высказывания, где сама фактивная фраза является семантической, в то время как наречие отражает позицию говорящего – прагматику».

С синтаксической точки зрения наречие в этих случаях относится к предложению в отличие от приглагольного наречия, определяющего только предикат. В плане модальности наречия сближаются с детерминантами.

Значительной степенью модальности обладают вводно-модальные слова, частицы, междометия, непосредственно выражающие позицию говорящего – его чувства (междометия), отношение к содержанию высказывания (вводно-модальные слова, частицы). И другие части речи в той или иной степени модальны: например, предлоги, указывающие на пространственное расположение предметов, раскрывают свое значение именно благодаря присутствию наблюдателя.

 

3.2. Субъективно-модальное значение предложений типа Запрещается шуметь (структурная схема V

f3s

Inf)

Семантика анализируемой схемы, как ее определяет «Русская грамматика», следующая: «квалификация отвлеченно представленного действия или процессуального состояния с точки зрения его необходимости, предопределенности, предполагаемости или желаемости; во всех случаях в предложении открыта позиция для субъектно детерминирующей формы». Это так называемая объективная семантика схемы. Для определения ее субъективно-модального значения необходимо раскрыть роль, специфику субъекта речи. Сравним:

Запрещаю шуметь.

Запрещается шуметь.

В первом случае запрет исходит непосредственно от говорящего, во втором – принадлежит неопределенному лицу (лицам), он объективирован. В структурной схеме позиция говорящего обобщена, типизирована. Она конкретизируется в предложениях (высказываниях) в рамках общей, типизированной точки зрения.

Итак, какова позиция субъекта речи в структурной схеме? Формально, внешне она не выражена, однако подразумевается и самой структурной схемой, и ее семантикой. Принципиальная конструктивная особенность предложений, строящихся по этой схеме, заключается в том, что во всех случаях остается открытой позиция для субъектно детерминирующей формы. Субъект действия (процессуального состояния) в схеме (но не в ее реализациях) устранен, отсутствует, но позиция его сохраняется, т.е. она может быть заполнена. Такая структурная особенность схемы предопределяет специфику грамматического значения данных предложений – обобщенно-обезличенный (но не абсолютно обезличенный) характер квалификации.

Запрещается шуметь. Сфера действия квалификации (в данном случае запрета) широка, распространяется на любой субъект, любое лицо, если позиция субъектно детерминирующей формы не заполнена. Запрещается шуметь тебе, мне, им – всем. Специфика конструкции заключается именно в том, что субъект хотя и устранен, но предполагается, подразумевается. Предложение как бы обременено субъектностью. И это отличает данные предложения от безличных, в которых субъект устранен и даже не мыслится (Светает; Смеркается). Точнее, по-видимому, говорить не об устраненности субъекта, а о направленности подобных предложений на обобщенный субъект. Незаполненность позиции субъектно детерминирующей формы ведет к обобщению субъектов действия (состояния). Подразумевается любой субъект, в том числе (возможно) и субъект речи.

Такая особенность рассматриваемой схемы предопределяет тесную близость субъекта действия (состояния) и субъекта речи. Во всех, по-видимому, без исключения случаях позиция субъектно детерминирующей формы может быть заполнена субъектом речи (мне, меня): мне хочется...; не имеет смысла...; не мешает...; меня подмывает... и т.д.

Семантика структурной схемы также предполагает субъект речи. Все предложения, строящиеся по данной схеме, квалифицируют, т.е. определяют, отвлеченно представленное действие или состояние. Квалификация же так или иначе связана с оценкой.

Запрещается шуметь. Такое высказывание возможно лишь в ситуации, предупреждающей нарушение запрета, пресекающей это нарушение, и т.д.

Требуется повременить. Тоже предполагает оценку ненормативной в каком-то отношении ситуации. Оценка же всегда в той или иной степени модальна, связана непосредственно с говорящим, субъектом речи.

Модальны и аспекты квалификации, выражаемые структурной схемой (необходимость, желаемость, предопределенность, предполагаемость). Все они подразумевают ту или иную точку зрения, отношение, интенцию говорящего. Запрещать, намечать, требовать и т.д. может лишь говорящий. Все предложения этой схемы субъектны – предполагают действия (состояния), относящиеся к людям, лицам (к их желаниям, намерениям, предположениям). И субъект речи формулирует, квалифицирует ментальные ситуации. В этом заключается специфика данных предложений: их тематика, семантика ограничена ментальными ситуациями.

Квалифицируя ситуацию (давая ей оценку), субъект речи находится вне этой ситуации, что позволяет охватить всю ситуацию в целом. Однако эта позиция не абсолютна. Субъект речи относит квалифицируемую ситуацию и к себе, распространяя ее и на себя, но никак не подчеркивая это (при незаполненной позиции субъектно детерминирующей формы).

В предложении Запрещается шуметь субъект речи явно имеет в виду не себя, но тех, кто нарушает или намерен нарушить запрет. Говорящий ставит себя вне ситуации, имея в виду тех, кто находится внутри нее. Однако вполне может отнести и себя к их числу. Обращенная говорящим к самому себе, фраза лишается смысла или возможна в особой ситуации, например в форме вопроса, обращенного к другим лицам, но подразумевающего говорящего: (Здесь) запрещается шуметь?

В предложении Требуется повременить говорящий относит требование к неизвестным, неназванным адресатам, включая в их число, возможно, и себя, но сознательно не называя, не выявляя себя. В стилистическом отношении это ведет к большей категоричности высказывания: выражается мнение не только говорящего; подчеркивается, что оценка, квалификация объективно вытекает из ситуации.

Здесь выявляется такая важная характеристика субъекта речи, о которой уже упоминалось, как его обобщенность (и в значительной степени неопределенность), что особенно подчеркивается безличной формой глагола (требуется, имеется в виду, тянет и т.д.).

Положение субъекта речи по отношению к отображаемой ситуации можно охарактеризовать как двойственное, амбивалентное. Он находится вне ситуации и в то же время внутри нее. И это связано с открытой позицией конструкции для субъектно детерминирующей формы. Субъект речи оценивает ситуацию со стороны, но не исключает и возможности своего нахождения внутри ситуации.

Требуется повременить. Субъект речи обобщен и неопределенен. Это говорящий. Но подразумевается, что подобная оценка может принадлежать любому, о чем свидетельствует грамматическая обезличенная форма глагола. Так считают, так могут сказать многие. Субъект речи находится вне ситуации, оценивает ее со стороны, однако такую оценку он дал бы, находясь и внутри ситуации.

Здесь мы подходим к очень важному вопросу – взаимодействию субъекта речи и субъекта действия (состояния). Сравним:

Мне пришлось уехать.

Ей пришлось уехать.

В первом случае субъект действия (состояния) и субъект речи полностью совпадают. Позиция субъектно детерминирующей формы занята субъектом речи. Говорящий квалифицирует ситуацию, в которой он сам оказался. Субъект речи находится внутри квалифицируемой ситуации, которую он оценивает в целом. Предложение явно открыто, субъективно-модально.

Во втором предложении перед нами объективированная, отстраненная оценка ситуации, даваемая говорящим, находящимся вне этой ситуации. Субъективная модальность сохраняется, но характер ее существенно меняется.

Здесь проявляется различие между Я– и Он-предложениями, характерное, по-видимому, для предложений всех структурных схем. Личные местоимения 1-го лица, непосредственно обозначающие говорящего (говорящих), будучи средоточием субъективной модальности (так как называют говорящего), вносят в высказывание повышенную субъективную модальность. Он-предложения находятся на другом полюсе шкалы субъективной модальности и тяготеют к снижению субъективной модальности.

что же касается предложений рассматриваемой структурной схемы, то их специфика заключается в особой субъектности, в открытой позиции для субъектно детерминирующей формы. И такая особенность обусловливает довольно сложную диалектику субъекта действия (состояния) и субъекта речи.

Ребенку не нравится сидеть неподвижно.

Заполнение позиции субъектно детерминирующей формы любой лексемой, за исключением личных местоимений 1-го лица, объективирует высказывание, резко снижая его субъективную модальность. Объясняется это прежде всего несовпадением субъекта действия (состояния) и субъекта речи. Производитель речи высказывается о чем-либо отстраненно, не включая себя явно в ситуацию, хотя и не исключая такую возможность. При этом высказывание может быть конкретным или общим в зависимости от контекста. В нашем примере речь может идти о конкретном ребенке или вообще о детях (общее суждение).

Таким образом, субъект речи субъект действия (состояния) могут совпадать или не совпадать, как и в других структурных схемах. Однако специфика субъекта речи в анализируемой структурной схеме заключается в том, что он тесно связан с конструкцией (конструктивно обусловлен), предполагается ею благодаря открытой позиции субъектно детерминирующей формы. Последняя подразумевает возможность заполнения как субъектом действия (состояния), так и субъектом речи. Практически в любую реализацию нашей структурной схемы можно вставить мне, меня, нам и т.д., что свидетельствует о конструктивной обусловленности субъекта речи в данной структурной схеме. Иначе говоря, субъективная модальность присуща самой конструкции, но наиболее сильно и явно проявляется в высказываниях, в которых субъект действия (состояния) и субъект речи совпадают. В остальных случаях субъективная модальность уходит вглубь, на периферию значения, но сохраняется как выражение мнения (оценки) говорящего:

Ему имеет смысл согласиться.

Это именно формулировка мнения, своеобразная оценка («имеет смысл»), принадлежащая говорящему. Ср.: Он соглашается – объективная констатация факта. Ему имеет смысл согласиться – субъективно-модальное выражение мнения говорящего.

Субъективно-модальное значение обусловлено конструктивно и семантически: Vf3s – везде своеобразные предикаты мнения, ментальные предикаты (желаемость, предполагаемость и т.д.). Субъективно-модальное значение структурной схемы и ее реализаций можно определить так: субъект речи дает прямую (при совпадении субъектов речи и действия) или косвенную оценку содержания высказывания, которая может включать и действия (состояния) самого говорящего.

Таким образом, с точки зрения субъективной модальности можно говорить о трех вариантах структурной схемы.

1. Нераспространенная конструкция (собственно структурная схема – Запрещается шуметь).

Предложения косвенно субъективно-модальны. Говорящий дает оценку ситуации, имея в виду те или иные ее аспекты. Однако оценка дается непрямо – косвенно, через глаголы, выражающие опасение, предположение, пожелание и т.д. по поводу отражаемой в предложении ситуации. И семантика этих глаголов свидетельствует о принадлежности оценок субъекту речи. Не меньшее значение имеет открытость конструкции для субъектно детерминирующей формы. Она обусловливает возможность заполнения этой позиции формами субъекта действия (мне, нам запрещается шуметь). Однако позиция субъекта речи также не заполнена. И хотя она может совпадать с позицией субъекта действия (состояния), все же не сливается с ней полностью, что и определяет специ фику данных предложений. Принципиальная незаполненность структурной схемы в известной мере объективирует эти высказывания, повышая их категоричность, распространяя на большое количество неопределенных субъектов.

2. Реализация структурной схемы посредством Я-предложений: Мне не подходит ждать.

Совпадение субъекта действия (состояния) делает эти пред ложения открыто и максимально субъективно-модальными.

3. Реализация структурной схемы посредством Он-предложений: Им не доставляет удовольствия спорить.

В предложениях этого типа степень субъективной модальности наименьшая. Она выражается косвенно – посредством предикатов мнения, обнаруживая говорящего (принадлежность ему этих мнений).

В целом в отличие от многих других структурных схем, в которых субъект речи подразумевается лишь самим фактом высказывания, в анализируемой схеме он подразумевается и самой структурной схемой, ее семантикой, хотя и в обобщенном виде.

Таким образом, структурная схема оказывается изначально обремененной субъективной модальностью, потенциально субъективно-модальной.

Незаполненная позиция субъективно детерминирующей формы предполагает возможность ее заполнения и субъектом действия (состояния), и субъектом речи в этой функции. Возникает сложная диалектика взаимоотношений между подразумеваемым субъектом действия (состояния) и обобщенным субъектом речи.

Общее субъективно-модальное значение схемы: говорящий квалифицирует ситуацию со стороны, прямо не выявляя себя, но считая возможным причислить и себя к числу субъектов квалифицируемой ситуации.

 

3.3. Субъективно-модальное значение предложений типа Воды убывает (структурная схема N

2

V

f3s

)

Место имени в этих предложениях занимает любое существительное или прилагательное (в данной позиции субстантивирующееся), место глагольного компонента – глагол с лексическим значением бытия, наличия, появления, выявления, обнаружения, восприятия, мысли, чувства, наименования, предстояния, требования, необходимости, редко – глаголы конкретного действия (движения).

Семантика структурной схемы, по определению «Русской грамматики», «отношение между субъектом и его предикативным признаком – процессуальным состоянием. Это общее значение принадлежит и конкретным предложениям, в которых, в зависимости от лексической семантики глагола, процессуальный признак конкретизируется как то или иное состояние, не связанное с активной деятельностью».

Для определения субъективно-модального значения структурной схемы необходимо проанализировать положение и функции субъекта речи в этой схеме. Сравним предложения Воды убывает – Вода убывает. Они различаются характером первого компонента, который в первом предложении представлен как объект, а во втором – как определенный и независимый субъект.

Однако субъект речи в обоих предложениях эксплицитно не выражен, это сторонний наблюдатель. Можно сказать: Я вижу, считаю, утверждаю, что Воды убывает и Вода убывает. Однако в подлежащно-сказуемостном предложении вода рассматривается как наблюдаемый независимый предмет. В первом же предложении (Воды убывает) такого отчетливого ощущения наблюдаемого предмета нет. Главный смысл этого предложения – уменьшающееся количество, а то, что уменьшается, занимает периферийную, не главную позицию (как в Вода убывает). Ср.: убывает воды, света, песка и т.п. Субъективно-модальное значение в предложении Вода убывает выше, так как оно более предметно, предмет более наблюдаем – он находится в центре семантической структуры. В предложении же Воды убывает в центре семантической структуры находится значение уменьшения количества, что труднее поддается наблюдению. Значение более абстрактно.

Будучи представлен в структурной схеме потенциально, субъект речи может появляться в конкретных предложениях при наличии обстоятельственных и особенно субъектных детерминантов. Субъектная детерминация весьма разнообразна, причем субъектные детерминанты (кому, у кого, для кого, с кем, за кем, между кем, на кого, со стороны кого, от кого) вступают, как правило, в отношения взаимозамещения, например: У меня / со мной этого больше не повторится. Субъект состояния это вступает во взаимодействие с субъектом речи Я, придавая всему высказыванию субъективно-модальный характер.

Сама конструкция (Воды убывает) воспринимается как коммуникативно незаконченная и требует распространения: Не минуло и году (после чего?); Грибов не попадается (где?); Жалоб не поступало (от кого?); Мест не имеется (для кого?). Все эти распространители (обстоятельственные и субъектные детерминанты) подразумевают субъект речи. Именно распространители формируют субъективно-модальное значение высказывания: в Я-предложениях – высокое, в Он-предложениях – гораздо более низкое. Точка зрения субъекта речи определяет возможность и часто необходимость распространителей имени и глагола. Субъект речи потенциально присутствует в структурной схеме. Реализация же его осуществляется по мере конкретизации компонентов структурной схемы в высказывании: Воды убывает – Воды в реке убывает – Воды в реке убывает на глазах (на наших глазах). Распространение – уточнение, пояснение, добавление и т.п. – осуществляется с точки зрения субъекта речи. Его присутствие из имплицитного становится более или менее эксплицитным.

Разумеется, распространение связано непосредственно с субъектом речи: Воды (в реке, в этой реке, в этой и без того мелкой реке, в нашей реке и т.п.) убывает. Конкретизация обнаруживает реальное присутствие субъекта речи. Детали, обстоятельства и т.п. описываемой ситуации может знать наблюдатель или участник ситуации, т.е. субъект речи. Поэтому любая конкретизация, реализация структурной схемы (сопровождаемая ее распространением) ведет к проявлению субъекта речи, т.е. к появлению субъективно-модального значения.

Таким образом, субъективно-модальное значение появляется на стадии реализации структурной схемы предложения, т.е. в конкретных предложениях, в высказываниях. Самой структурной схеме субъективно-модальное значение свойственно потенциально.

что касается степени субъективно-модального значения, то можно отметить как закономерность: чем детальнее, подробнее конкретизация, тем выше степень субъективно-модального значения, тем более заметно присутствие субъекта речи. Ср.: Воды в реке, по которой мы плывем, убывает.

В целом во всех предложениях данной структурной схемы позиция субъекта речи выражена слабее, чем в сопоставимых с ними подлежащно-сказуемостных предложениях. Это связано с тем, что субъект действия (состояния) выражен в них родительным падежом, значение которого более зависимое по сравнению с именительным падежом в подлежащно-сказуемостных предложениях. Для говорящего (субъекта речи) в предложениях описываемой схемы смысл содержания сосредоточен на количественном изменении и в меньшей степени на самом субъекте. Для говорящего субъект в именительном падеже более значим, более подчеркнут и потому обладает большим субъективно-модальным значением.

Таким образом, субъективно-модальное значение предложений, строящихся по анализируемой схеме, можно определить следующим образом: субъект речи рассматривает отношение между субъектом и его предикативным признаком как изменение действия (состояния) субъекта, которое значимо в каком-либо отношении для всей описываемой ситуации с точки зрения говорящего.

* * *

Анализ трех структурных схем и предложений-высказываний, строящихся по этим схемам, показывает, что главное по ле действия субъективной модальности – предложение-высказывание. Именно здесь при участии практически всех ярусов языка формируется субъективно-модальное значение высказывания. Потенциально присущее структурной схеме, оно реализуется в предложениях-высказываниях. При этом источник субъективно-модального значения – субъект речи. Структурный синтаксис представляет синтаксические единицы по отношению к миру вещей (действительности), но безотносительно к миру человека. Отсюда односторонность, неполнота описания синтаксиса. Более или менее полное описание достигается, когда мы вводим в него человека: рассматриваем синтаксические единицы по отношению к субъекту речи, с точки зрения говорящего.

Такой аспект анализа исключительно важен. Он объективен, ибо в значении синтаксических единиц не может не отразиться точка зрения говорящего. Он важен и потому, что соединяет статику и динамику, структуру и ее функционирование, язык и речь. Именно в модальном синтаксисе совершается превращение языковой единицы в речевую, предложения в высказывание. Подробно этот процесс будет показан в следующем разделе.

Категория субъекта речи – одна из важнейших в синтаксисе. Помимо исключительной роли в реализации структурных образцов субъект речи участвует в формировании речи. Здесь очень важно соотношение субъекта речи и ее производителя (см. главу 4).

 

3.4. Формирование высказывания как речевой единицы. Типизация – важнейший процесс речеобразования

Конечная цель модального синтаксиса – изучение речи, в которой проблема субъективной модальности является одной из центральных. Субъективная модальность выступает одним из главных факторов речеобразования. Высказывание составляет важнейшую единицу речи. Субъективная модальность организует семантический план соединения высказываний в более крупные целые – речевые произведения (подробнее см. главу 4).

Однако и само высказывание как главная составляющая речи требует анализа с точки зрения процесса речеобразования. Структурная схема – это языковая модель, которая реализуется в высказываниях. Однако формирование высказывания не сводится к реализации структурной схемы, не ограничивается ею. Будучи сформированы (по моделям), высказывания включаются в речь, текст. Процесс включения в речь – это важная, особая стадия формирования высказываний, требующая специального анализа. Речь играет важнейшую роль в конституировании высказываний как ее главных единиц. Именно в речи высказывание приобретает окончательную характеристику, оформление. Речь – это, как правило, речь конкретного человека, который не только оценивает сообщаемое, но и выбирает определенную манеру, средства выражения. Говорящий может использовать готовые обороты или попытаться выразить мысль по-новому, индивидуально. Индивидуальность как один из признаков речи близка проблематике субъективной модальности, можно сказать, включается в нее. Оценочный аспект речи, его типизация очень продуктивны во многих функциональных стилях.

Однако и с более широкой точки зрения фонд готовых средств выражения, их соотношение с производимыми единицами характеризуют говорящего (субъект речи), в конечном счете выражают определенную интенцию, т.е. субъективную модальность.

Анализ речевой сущности высказывания, ее формирования – важная сторона общего процесса речеобразования. Поэтому анализу структуры текста (речи) должно предшествовать исследование структуры и формирования высказывания.

Коммуникация осуществляется успешно прежде всего благодаря тому, что у говорящего и адресата есть не только фонд общих знаний и представлений о некотором фрагменте действительности, но и общий фонд выражений. Речь функционирует в коллективе и следует его традициям. Поэтому мера индивидуальности, во всяком случае для многих видов речи, довольно низка. И главная тенденция речи заключается в типизации речевых явлений для отражения тех или иных фрагментов действительности, для выполнения тех или иных функций. Именно слабая типизация речи подразумевается в нередких сетованиях писателей, поэтов на неразработанность языка.

Выразить в речи уникальное, новое, нетипичное довольно трудно. Пресловутые муки слова – это не что иное, как попытка через общее, языковое передать индивидуальное, единичное. Однако цель выразить единичное, уникальное ставится далеко не всегда. Очень часто возникает необходимость в выражении повторяющихся ситуаций, явлений, мыслей. Именно в этих случаях и нужны прежде всего типизированные элементы. Речь не только индивидуальна, но и социальна по своей природе. Если брать аспект развития, формирования речи, то главная ее тенденция – тенденция к типизации, которой противостоит тенденция к индивидуализации, уникальности. Взаимодействие этих тенденций и определяет характер функционирования, развития, форму речи, движущейся между двумя полюсами: уникальное, индивидуальное – общее, массовое. Однако главной в этом процессе является тенденция к типизации, унификации.

Попытаемся на конкретном примере показать действие названных тенденций, выявить в тексте типизированные и индивидуальные элементы, языковые и речевые.

«Молодой инженер, стоя под одним из платанов, росших вдоль шоссейной дороги, дожидался автобуса, чтобы поехать в свою контору. С утра стояла подоблачная духота. Дышать было трудно. Море замерло.

Молодой инженер был высоким, крепким, интересным мужчиной. Ему было тридцать лет, он был удачлив, и, казалось, есть все основания радоваться и радоваться жизни» (Ф. Искандер).

Трудно сказать, что в этом отрывке от языка и что от речи. Скорее всего в каждом отрезке, в каждой единице проявляются и язык, и речь. Например, молодой инженер – словосочетание, построенное по модели «существительное + прилагательное» – единица языка. Но это и единица речи, потому что наполнение модели индивидуально для данного текста. Обращает на себя внимание оборот подоблачная духота – несколько необычный, но точный и яркий, воплощающий индивидуальность речи.

Итак, текст состоит из единиц, которые воплощают в себе и язык, и речь. Как же происходит превращение языковой единицы в речевую?

Главное, что превращает языковую единицу в речевую, – это лексическое наполнение. Например, словосочетание зеленый куст построено по модели «существительное + согласованное с ним прилагательное». Эта модель имеет теоретически бесконечное (ограниченное лишь законами сочетаемости) количество вариантов лексического наполнения (n). Любое наполнение модели – это выбор из n вариантов.

Модель открывает многообразные возможности ее заполнения, но реализуется лишь одна. Происходит слияние, соединение языковой формы и содержания (лексического наполнения). И таким образом появляется единица, в которой языковое начало уходит вглубь, а на поверхности остается лексическое наполнение. Выбор последнего, зависящий от многих факторов, и есть производство речевой единицы.

Заполненная модель ограничивает, точнее, исчерпывает варианты заполнения, сводя их к единственному. Этот единственный вариант становится представителем всего множества вариантов лексического наполнения, а также языковой модели.

Речь стремится к идиоматизации своих звеньев, т.е. к превращению их в готовые, воспроизводимые средства выражения. Она стремится закрепить выбранное лексическое наполнение модели, типизировать его (приспособить к употреблению во многих аналогичных случаях). Тенденция к ограничению количества речевых единиц для той или иной ситуации связана, по-видимому, с ограниченными возможностями памяти человека.

Сравним обороты зеленый куст и зеленые насаждения. Словосочетание зеленый куст, употребленное в каком-либо тексте, дает точное, расчлененное наименование явления и в этом смысле незаменимо. Вырванное же из контекста, оно теряет семантические связи, присущие ему в тексте, и оказывается несамостоятельным, изолированным в смысловом отношении.

Выражение зеленые насаждения не нуждается в раскрытии своего значения в контексте, имеет точно определенное значение («посаженные деревья, растения») и может быть употреблено в любом тексте. Оно самодостаточно в отличие от выражения зеленый куст. Если последнее закреплено за текстом, в котором оно употреблено, то первое не имеет закрепленности, не зависит от текста. Словосочетание зеленый куст производимо, потому что в зависимости от экстралингвистических причин (ситуации) мы выбираем и существительное (куст, забор, мост и т.п.), и прилагательное (зеленый, молодой и т.п.). Выражение же зеленые насаждения воспроизводимо, так как регулярно используется для наименования соответствующего явления в качестве целостной единицы. В выражениях типа зеленый куст связь между словами подвижна, опирается на ситуацию (например, зеленый куст среди желтых). В оборотах типа зеленые насаждения связь между словами настолько тесна, что выражение воспринимается как единое, нерасчлененное.

Таким образом, необходимо выделять в речи два типа единиц – типизированные (зеленые насаждения) и нетипизированные (зеленый куст). Первые целесообразно назвать речевыми оборотами, а вторые – речевыми сочетаниями.

Идеальным представителем речевых оборотов являются фразеологизмы, манифестирующие наиболее типичные признаки речевых оборотов – устойчивость, воспроизводимость. Однако в речевой практике, в языковой реальности фразеологизмы занимают не столь большое место. Между тем речевая типизация охватывает все языковое пространство, не только его фразеологию. Если очертить основные сферы и направления типизации, то они распространяются прежде всего на высказывание – основную единицу речи. Как показывает анализ, типизируются прежде всего структурные звенья высказывания: субъект, предикат, объект (дополнение, обстоятельство). Типизация их и составляет процесс речеобразования, облегчает общение благодаря появлению готовых форм речи.

Типизация субъекта высказывания весьма продуктивна, особенно в публицистике. Например: Автор (повести, симфонии, проекта, статьи, пейзажей, памятника, письма, конструкции).

Адвокат (адвокаты империализма, адвокаты «холодной войны», адвокаты монополий). Акулы (биржевые акулы, акулы пера, акулы бизнеса, уголовные акулы). Ареопаг (ареопаг профессоров, ареопаг критиков, литературный ареопаг).

Как показывает анализ материала, речевое оформление субъекта высказывания занимает далеко не самое важное место в процессе типизации речи. Можно полагать, что субъект – не самая главная часть высказывания, которое может обходиться и без субъекта. Более характерны для процесса типизации универсальные речевые обороты, которые могут выполнять функции и субъекта, и предиката, и широко понимаемого объекта, например:

Арена (арена борьбы, арена событий, арена схваток; литературная арена, научная арена, историческая арена, мировая арена; выйти на арену, появиться на арене, уйти с арены, выступить на арене; ареной каких-либо действий стало какое-либо место, превращать что-либо в арену какой-либо деятельности). Арсенал (арсенал знаний, арсенал открытий, арсенал доказательств, арсенал улик, арсенал борьбы, арсенал прогресса, арсенал подавления; идейный арсенал, поэтический арсенал, технический арсенал, журналистский арсенал, актерский арсенал; арсенал чего-либо расширился; в арсенале чего-либо важное место занимает...; использовать что-либо из арсенала...). См. также барометр , балаган , бой , бремя , бумеранг , буря .

По сравнению с типизацией субъекта высказывания гораздо более продуктивна и важна для формирования речи типизация предиката. Субъект и объект – подвижные компоненты высказывания, предикат – его основа, центральная часть, главное в сообщении. Произвести высказывание – значит прежде всего выразить предикат. В результате типизации предиката формируются единицы, близкие к фразеологическим моделям – устойчивым словосочетаниям с постоянными и переменными компонентами: есть (манера) и (манера), есть вера и вера, есть соглашения и соглашения; (правда) есть правда, Бергман есть Бергман; (генералы) от (журналистики), жрецы от юстиции, ремесленник от педагогики, дельцы от науки, разбойники от медицины.

Типизация предиката заключается в том, что он дает основу высказывания, его постоянный компонент, оставляя незаполненные позиции для переменных компонентов – субъекта, объекта, а иногда и того, и другого.

Перед чем-либо бледнеет что-либо (Коррупция приняла такие масштабы, перед которыми бледнеет вся многовековая история мздоимства); Быть большим католиком, чем папа; Быть большим роялистом, чем король; Быть (идти, следовать и т.п.) в фарватере (кого-, чего-либо, чьей-либо политики); Обратить в свою веру; Трещать по всем швам; Не сходить со страниц газет.

В связи с типизацией предиката следует рассмотреть и такой важный аспект этого процесса, как оформление начальной части высказывания. Известно, что труднее всего начать высказывание. Типизация «подсказывает» целую серию зачинов с различными смысловыми модальными заданиями:

Не будет преувеличением сказать (утверждать), что... Нельзя не (+ инфинитив): нельзя не отметить, нельзя не согласиться, нельзя сказать, чтобы... Нетрудно (+ инфинитив): нетрудно догадаться, понять, решить и т.п. Факт, что (Факт, что проиграли); Дело в том, что..., Чудо как... (Чудо как хороша сегодня погода); Нет ничего более эффективного, чем... Не секрет, что... и др.

Важную роль в формировании речи играет и типизация объекта – разнообразных обстоятельств, в которых протекает действие, определений и дополнений. При этом все они дифференцируются по смысловым аспектам. Вот наиболее продуктивные из них:

Оценочный определительный: божьей милостью (поэт), чистой (чистейшей) воды (кто, что), достойный лучшего применения, печально знаменитый. Обстоятельственный оценочный: В хвосте событий, Под каблуком, Ниже всякой критики, Как никогда, В своем репертуаре, Под огнем критики, Полным ходом, Из первых рук, Верой и правдой и др. Обстоятельственный временной: В веках, Испокон века, От Адама, С колыбели и др. Количественный: Без меры, От мала до велика, Великое множество и др.

Весьма продуктивен аспект уподобления. Здесь можно выделить целую серию типизированных сравнительных оборотов с наречием как: Как без рук, Как (будто, словно) бельмо на глазу, Как в воду смотрел, Как ветром сдуло, Как обухом по голове, Как маслом по сердцу, Как с неба упал (свалился), Как по команде, Как воздух (необходим, нужен), Как дым развеяться (разлететься), Как за каменной стеной и др.

Особо следует выделить наиболее обобщенный и продуктивный аспект, определяющий характер, направление деятельности, повествования и т.п. Относящиеся сюда речевые обороты играют роль своеобразных предлогов: в свете, по линии, под знаком, в знак, по пути чего-либо, в обстановке, в атмосфере, в адрес, на взгляд, во вкусе, с благословения, перед лицом кого-, чего-либо и др.

Итак, с точки зрения типизации структурных звеньев высказывания наиболее продуктивными оказались предикат и объект.

Возникает вопрос: возможна ли типизация всего высказывания? Примеров подобной типизации очень мало и касаются они главным образом оценочного аспекта, своеобразного метатекста к повествованию, изложению: Мало не покажется; Дорогого стоит; Много воды утекло (с тех пор); На том стою!

Речевая типизация никогда не достигает 100%. Это сильная, влиятельная тенденция, не получающая, однако, полного развития. Иначе речь превратилась бы в собрание готовых форм (как пословицы, афоризмы, некоторые крылатые слова и др.). И процесс порождения речи свелся бы к запоминанию и воспроизведению готовых отрезков речи. Это невозможно ни теоретически, ни практически. Количество высказываний, отражающих действительность и рождаемых ею, бесконечно, поэтому типизировать можно лишь схему высказывания, точнее, ее структурные звенья. Вся схема высказывания принципиально не типизируется. Типизация высказывания подобна фразеологической модели, имеющей постоянные и переменные компоненты. Первые – готовые, воспроизводимые элементы речи, вторые – производимые, связанные с меняющейся языковой реальностью. Переменные элементы стимулируют речевое творчество.

Наряду с речевыми оборотами большая роль в типизации речи принадлежит речевым сочетаниям. В отличие от речевых оборотов они в большей степени привязаны к контексту, ситуативно ограничены. Речевые обороты гораздо меньше зависят от контекста, они полиситуативны, имеют более широкое значение, например: в обстановке (секретности, острой борьбы, сердечности, товарищеского сотрудничества, полного взаимопонимания, пессимизма, разногласий и т.п.).

Главный источник формирования речевых сочетаний – сочетаемость. Обычно сочетаемость не рассматривается в плане речевой типизации, но в действительности это одно из важнейших средств порождения речи. Речевые обороты составляют хотя и важную, но все же лишь часть речевого пространства – его готовые блоки, «кирпичики». Остальная же часть не менее, а, по-видимому, более крупная, приходится на долю речевых сочетаний, определяющих строй речи, характер употребления слова. Как, например, употребить в высказывании, в речи слово отчаяние? Речевые обороты здесь не помогут. Их нет. Только сочетаемость покажет все возможности употребления этого слова: Быть в отчаянии, ввергнуть в отчаяние, довести до отчаяния, впасть в отчаяние, предаться отчаянию, дойти до отчаяния, повергнуть в отчаяние, привести к отчаянию, прийти в отчаяние; Отчаяние охватило кого-либо, Отчаяние овладело кем-либо; минута отчаяния, шаг отчаяния.

Как видим, здесь представлены практически все возможные актуальные смысловые аспекты, связи слова отчаяние по отношению к говорящему и другим лицам, по отношению к поступкам (шаг отчаяния); характеризуется степень чувства (отчаяние охватило кого-либо) и т.п.

Сочетаемость типизирует переменные компоненты высказывания, без которых оно не может существовать. И эти компоненты тоже речевые единицы. Из множества вариантов сочетаемости слова выбираются и закрепляются в речи наиболее эффективные, призванные оформлять в речи актуальные смысловые аспекты. Однако в отличие от использования речевых оборотов говорящий стоит перед выбором одного варианта из многих. Но все эти варианты – речевые единицы. Язык диктует лишь направление и характер сочетаемости, определяет ее границы. Формируемые же сочетания принадлежат речи. Говорящий и производит, и воспроизводит их: производит, так как выбирает одну из многих форм; воспроизводит, так как выбранную форму использует как готовую. Элемент творчества заключается в выборе одного варианта из многих или (редко) в обновлении сочетаемости, которое тоже опирается на существующие формы.

Сочетаемость охватывает широкое речевое пространство, остающееся за вычетом речевых оборотов. Ее основа, цель – заполнение лакун в высказывании, его структурных звеньев. При этом есть слова универсальные, используемые во всех позициях высказывания и присоединяющие большое количество других слов. Есть слова более узкого диапазона, специализирующиеся на заполнении одной какой-либо позиции и притягивающие к себе гораздо меньше слов. Универсальные слова – это, как правило, глаголы и существительные.

Так, глаголы широкой семантики типа внести концентрируют вокруг себя большое количество существительных, с которыми они сочетаются, например: внести (беспорядок, взнос, вклад, дезорганизацию, диссонанс, задаток, замешательство, изменения, исправления, коррективы, лепту, неразбериху, оживление, перемены, поправку, предложение, привкус, проект, путаницу, разброд, разлад, разногласия, разнообразие, раскол, расстройство, растерянность, сумятицу, успокоение, уточнения, ясность; внести в список, внести на обсуждение).

Эти сочетания и составляют процесс речеобразования. Языковая единица внести порождает множество речевых сочетаний. Они устойчивы, воспроизводимы и могут использоваться как готовые формы речи. Важно подчеркнуть, что при широчайшем диапазоне сочетаемость носит избирательный характер. Она не беспредельна и определяется задачами речепорождения. Речевые сочетания (например, с глаголом внести) способствуют типизации высказывания, призваны служить готовыми предикатами и тем самым типизировать высказывание в целом.

Существительные широкой семантики (типа внимание) концентрируют вокруг себя большое количество глаголов, также образуя речевые сочетания, например: акцентировать внимание, выпадать из внимания, завладеть вниманием, задержать внимание, занимать внимание, заострять внимание, заслуживать внимания, концентрировать внимание, направлять внимание, обращать внимание и др.

Процессы образования речевых сочетаний с глаголами и существительными имеют зеркальный характер, но сущность их одна – служить материалом формирования речи. Глаголы и существительные, как наиболее богатые синтаксическими потенциями, лежат в основе процесса порождения речи. Зеркальный характер этих процессов выражается в том, что при глаголах широкой семантики используются конкретизирующие существительные, а при существительных широкой семантики – конкретизирующие глаголы. При этом формируемые на основе существительных речевые сочетания имеют системный характер: они образуют парадигму, крайние точки которой составляют антонимичные понятия, например: акцентировать внимание – выпадать из внимания. Развитие этой парадигмы связано с дифференциацией оттенков – оценочных, выделительных и др.

что касается парадигмы, в основании которой лежит глагол, то она носит открытый характер и может пополняться новыми членами, манифестируя развитие речи, ее средств.

Процесс типизации сочетаемости выражается в формировании своеобразных микросистем, в которых воплощается принцип полноты выражения отношений, связанных со словом, например: брать клятву, приносить клятву – нарушать клятву. Отношения брать – нарушать образуют своеобразный семантический каркас, парадигму.

Таким образом, в формировании речи можно выделить языковое и собственно речевое начало (типизированные и нетипизированные элементы). Любое высказывание – это соединение («сплав») речевого и языкового, соотношение которых гибко, подвижно и определяет стилистический облик речи. Языковое и речевое в высказывании постоянно колеблются, балансируют, но каждое из них не становится преобладающим. Языковое начало стимулирует тенденцию к обновлению, динамике речи, речевое – стремление к ее стабильности.

Речь стремится фиксировать, типизировать все возможные аспекты изложения, создавая тем самым семантический каркас, заполняемый конкретными сведениями. Ср. дифференцируемые по стилям зачины (Жили-были, Несколько лет тому назад), многообразные способы введения чужой речи, выражения чужого мнения (Как говорится, говоря словами кого-либо, по словам..., по мнению и др.). Типизируются, как правило, актуальные, частотные аспекты речевых ситуаций. Так, в научной речи типизируются фрагменты зачинов предложения: Необходимо определить; представляется возможным определить; главной целью статьи (монографии) является...; в заключение отметим; перейдем к....

В научной речи типизации подвергаются, как правило, формулировки цели, задач, смысловые переходы, обоснование выводов и т.д. Если обобщить эти аспекты, то можно сказать, что типизируется смысловой контур, логическая схема – ее важнейшие звенья. Типизируется не сама мысль, а ее форма – в зависимости от характера развития этой мысли. Типизируется не содержание, но форма речевой цепи.

Все сказанное свидетельствует о глубине, всеохватности, универсальности процесса типизации. Общая картина речеобразования пестра и сложна. Однако главная тенденция не вызывает сомнений: речевая цепь стремится к идиоматизации, к заполнению ее звеньев воспроизводимыми, готовыми элементами. Разумеется, эта тенденция эффективна до тех пор, пока воспроизводимые элементы отражают фрагменты частотных, типичных, массовидных ситуаций, и становятся неэффективными в тех видах литературы, где необходимы средства уникального назначения. В таких видах литературы речевые обороты могут восприниматься как штампы.

Нередко речевые обороты становятся приметой стиля, эпохи, направления. «Для классиков, как Гете и Пушкин, – пишет С. Аверинцев, – готовое слово, т.е. риторическая формула, не становясь предметом систематической агрессии, как у Гейне и русских шестидесятников, остается законным элементом творчества, но смена этих инструментов небывало свободна. Готовое слово у них обоих – объект игровой манипуляции, свободной, однако, достаточно серьезной; и серьезность, и игра в некотором смысле невинны. Готовое слово берется в руки, но, так сказать, к рукам не прилипает. Авторское отношение к нему конструктивно, однако, дистанцированно, всегда остается право стремительно отходить от одного регистра к другому. Примеров можно найти сколько угодно много у обоих поэтов».

Таким образом, соотношение речевых оборотов и речевых сочетаний определяет во многом общее субъективно-модальное значение речи (текстовую модальность). Повышение процента речевых сочетаний связано, как правило, с усилением индивидуального начала, т.е. эксплицитного или имплицитного субъективно-модального значения. Однако важно иметь в виду, что оценочность может содержаться и в речевых оборотах.