Юра Пинтюхов протянул через решетку Никите бутылочку питьевой воды.
– Нельзя! – гаркнул охранник и передернул затвором автомата.
– Чего?! – завопил Вася Хоботов. – И воды нельзя подать человеку?
Кровопийцы, враги народа!
Скуластый, узкоглазый охранник вдруг опомнился, заробел. Как-то сник, автомат убрал к ногам.
– Ну, если хочет…
– Спасибо, – во рту у Никиты все горело, но он не мог сейчас пить из горлышка под прицелом фотоаппаратов и видеокамер. – Потом.
Присяжные заседали не час, а два с половиной часа.
Наконец вышли и гуськом потянулись на свои места.
Напряглись на своих стульях черные (синие) дамы из прокуратуры.
Судья стукнул молоточком и объявил о продолжении работы суда.
Грудастая пожилая женщина в костюме с бордовым галстучком поднялась, надела очки, висевшие у нее на цепочке, и, приблизив к лицу лист бумаги с ребром сгиба, начала негромко читать.
Что, что она говорит?! Не слышу!
– Оправдан? – зашелестел зал. – Оправдан!
– Десятью голосами против двух… по всем пунктам обвинения… Что касается порчи картины, этот эпизод в случае подтверждения факта, изложенного в письме директора ВЦ, может послужить предметом особого разбирательства, – так закончила староста присяжных и передала вердикт судье.
В зале суда раздались жидкие аплодисменты.
– Как же так?! – воскликнула старшая из сотрудниц прокуратуры, оборачиваясь к белоглазому капитану. Тот сверкал зубами, даже усы у него шевелились…
– Освободите арестованного! – зашелестели голоса по залу.
Сейчас отворят с лязгом железную сквозную дверцу, охранник с автоматом отступит в сторону, и Никита выйдет на свободу. То есть это так называется. Он сделает всего лишь три шага.
Его о чем-то уже через решетку спрашивали, его фотографировали.
– Дайте попить… – Никита принял из рук Юры голубенькую бутылочку и взахлеб, закрыв глаза, пил. И сквозь бульканье в собственном горле услышал злобные слова капитана милиции – тот стоял неподалеку, воняя бензином и одеколоном:
– Страна еще хлебнет с этими присяжными… не для нашего народа эти игры… говорят, в Красноярске даже какого-то шпиона оправдали… шибко жалостливы стали… мало вас, бабы, душат и насилуют…
– Тихо!.. Тс-с!..
Никита увидел, что судья медленно поднимается и что-то говорит.
– Не слышно!.. – задышал зал.
Старый судья бесстрастным голосом повторил:
– Однако в связи со вновь открывшимися обстоятельствами объявляю, что рассмотрение дела подсудимого будет продолжено.
– Что?.. Что он такое сказал? Почему?..
– Список присяжных не был опубликован до рассмотрения дела. И согласно закону, вердикт присяжных не действителен. – Судья развел руками, обернувшись к присяжным. – Это наша недоработка… исправим…
“Так выходит, и предыдущий вердикт по убийству не действителен!.. – возликовал Никита. – Разве я не этого хотел, спрашивая, опубликован ли список? А что касается меня, я обнажил язвы милиции… и я думаю, они рады будут потихоньку выдворить меня на свободу”.
Но Никита глубоко заблуждался. Посмотрел бы в эту минуту на радостно загоревшиеся глаза капитана УВД, на мстительно переглянувшихся сотрудниц прокуратуры.
Он ликовал, забыв о том, что ведь и его дело будет заново пересмотрено, и никто не поручится, что новый состав присяжных его опять-таки оправдает…