Кто-то проорал над самым ухом фамилию Никиты… Может быть, здесь есть и однофамилец?

Но резкий удар кулаком в бок дал понять, что пришли за ним.

Он приоткрыл глаза – левое глазное яблоко болело… губу стянуло коркой высохшей крови…

– Тебя! – с соседней койки небритый тип тормошил Никиту, а в открытых дверях изолятора темнела фигура охранника в пятнистой форме с резиновой палкой в руке.

– Быстро, ты! – прогремел его голос.

Никите поднялся, ему очень хотелось помочиться, но он, стесняясь, подавил желание и, ничего не сказав, побрел за громилой.

Он вспомнил: ночью, когда его привели в милицию, дежурный не стал с ним разбираться, отправил до утра в подвал (помнится, кто-то насмешливо крикнул: “Еще один в „иваси”?!” – Никита не сразу понял: аббревиатура, имеется в виду изолятор временного содержания).

На его счастье, ночью не оказалось холодной воды, под ледяной душ не ставили. Да впрочем, Никита и не был пьян…

Позевывая, дежурный – еще вчерашний – сверил имя, отчество и фамилию с записью в протоколе задержания, затем другой милиционер, с храпом зевая, грубо подталкивая, отвел Никиту в комнату на втором этаже.

Там за старым деревянным столом о двух тумбочках восседал молодой человек, весь в синем, в новенькой форме лейтенанта милиции, с презрительной улыбкой на тугом и румяном, как у девицы, лице. На безымянном пальце правой руки – массивная золотая печатка. От офицера пахнет одеколоном и ваксой.

– Сразу признаемся или будем резину тянуть? – пропел он.

Никита растерянно оглядывался. Справа стоял еще один стол, с телефоном, с пишущей машинкой, в углу возле окна – зеленый сейф. А ближе ко входу, в другом углу, – гора всякого мусора: автомобильные магнитолы, динамики с поводами, барсетки, аккумулятор, зеркала заднего вида… наверное, отобрали у воров.

– Ты глухой?! – молодой сотрудник пришлепнул ладонью по столу.

Никита задумался. А вот взять да отмстить ушедшей жене с ее майором!

Признаться в чем угодно. Проверить, на своей шкуре испытать, умеют эти мерзавцы в погонах работать или рады-радехоньки схватить любого, чтобы повесить на него свои нераскрытые “васюки” или, как правильно,

“висяки”.

– Признаемся, – кивнул Никита.

– Ого!.. это уже теплее!.. – Глаза у лейтенанта ожили, словно волчки закрутились. – Так-так-так! Грабанул киоск?

– Грабанул.

– Куда три тысячи дел?

– Раздал… прохожим…

– Так-так-так. – Лейтенант откинулся на спинку стула, ноздри раздулись, как у племенного жеребчика. – Прямо взял и раздал? А зажигалки, сигареты?.. целый ящик?..

– Тоже раздал.

Лейтенант, для виду нахмурясь, но, все же не умея сдержать радостной улыбки, нагнулся над столом и быстро записывал.

Провоцировать – и вперед! Пока не доведешь самооговоры до абсурда! И не выведешь на чистую воду эту равнодушную, бездарную, продажную систему. Вишь, какая у него золотая печатка на пальце, размером в две почтовые марки. На какие шиши купил, ты?!

– Продавщица сказала, вас было двое.

– Нет. Я одного парня попросил как бы постоять на стреме, а он отказался.

Офицер многозначительно посмотрел в лицо Никите.

– Есть еще граждане. Не все… – Он не договорил и поднялся, так как в кабинет стремительно вошел узкоплечий офицер с усами под Сталина, в погонах капитана. От этого несло горячим потом и куревом.

Мельком покосившись на задержанного, встав к нему задом, он тихо – бу-бу-бу – переговорил о чем-то с лейтенантом. Никита и не вслушивался – в голове вертелся вихрь ослепительных обид и ослепительных идей мщения.

И капитан уже собирался уходить, но спросил, кивнув на Никиту:

– Где работает?

– На ВЦ, программист.

– Интеллигенция! – капитан был приятно изумлен, выпрямился, даже усы погладил. – Взяли пьяным?

– Нет.

– Был, был пьян, – влез в разговор Никита.

– Я не знаю, – растерянно пожал плечами лейтенант. Все-таки не врал. – Тут Рябенко пишет: трубка ничего не дала.

Капитан помолчал, вглядываясь в Никиту.

– Странно. – И вдруг лицо у него переменилось. – Стоп! У тебя есть темные очки?

Никита мгновенно сообразил. И сыграл страх.

– Не знаю, о чем вы!

– Знаешь, – и громче: – Знаешь! – и лейтенанту: – Ишь, программист!

Хорошую программу сочинил! Ты еще не понял?! Нарочно тянет на себя киоск, чтобы уйти от главного… Я насквозь таких вижу… белоручек с красными пальчиками! – и нависнув над сидящим Никитой, уже злым шепотом: – Где?

Никита, опустив голову, шепотом же ответил:

– Уронил в кино, раздавили. Новые не успел купить.

– Ну-ка, мои!.. – Капитан достал из кармана кителя солнцезащитные очки. – Надеть! Быстро!!!

Чтобы получилось правдоподобнее, Никита замотал головой.

– Надеть, говорю! – замычал в ярости усатый капитан.

Никита надел очки капитана и увидел зеленых людей в зеленом мире.

– А?! – капитан смотрел на лейтенанта. Тот, как пес, навострил уши, но еще не понял.

– А белые перчатки? – продолжал зеленый капитан, вися над Никитой.

И Никита вспомнил подробности. По телевидению рассказывали, что у маньяка, который ловит юных девиц на окраине города в лесном массиве, насилует и убивает, именно белые печатки. Кроме того, он действует в темных очках.

– Перчатки у меня дома, – процедил Никита. – С красными кончиками.

– Ты пишешь?! – рявкнул капитан на лейтенанта. И, поворотясь к

Никите, снова перешел на шепот: – Красные? Даже не отмыл?!

– Нет… это резиновые кончики, тоже красные. В магазинах такие продают. Ими хорошо сорняки дергать, – с улыбкой отвечал

Никита. – Ну, и клипсы у девиц.

Ах, милая моя!.. Звенит, звенит в голове твой голос, волнами вдруг поднимается до визга, а потом звучит низко, падает до интимного, чуть хриплого шепотка: “Ну, почеМУ-У ты сего-ОДНЯ хмурый?..”

Капитан и лейтенант переглядывались, не веря в удачу. А Никита закрыл лицо растопыренными ладонями. Ему хотелось яростно захохотать… но эти не поймут. Решат, что играет психа, чтобы попасть в дурдом, избегнув наказания.

– Я сейчас! – Капитан бегом выскочил из кабинета, а лейтенант принялся строчить пером, уже без улыбки, водя вправо-влево круглыми от восторга и ужаса глазами.

Через минут пять-семь в кабинет вошли, скрипя ботинками, знакомый уже усатый капитан и низенький майор с помятым лицом, с тоскливым взглядом синих глаз.

Китель у него расстегнут, синий галстук сбит на сторону. Майор с минуту смотрел на задержанного.

– Муйня! – буркнул майор. – Кто же колется с первой минуты? И про пятьдесят первую статью Конституции не говорил?

– Говорил! – встрял в разговор лейтенант, чтобы сделать правдоподобнее недавний допрос.

Никита дернулся, но промолчал. Черт с ними. Что еще у них висит?

Недавно, по сообщениям телевидения, у известного депутата

Государственной думы угнали “вольво” прямо от здания театра, где он смотрел с женой спектакль. Прямо под флажочком Российской Федерации укатили. А потом будто бы кто-то в него даже стрелял на дачном участке, из перелеска. Взять на себя?

– Нет… что-то не то. – майор сел у окна, закурил и, моргая от дыма, какое-то время продолжал разглядывать Никиту. – У тебя что-нибудь случилось? С чего колешься?

– Я не наркоман! – гневно дернулся Никита.

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Совесть заела? – Он обернулся к капитану. – Или что-то еще натворил?.. – И повернулся к лейтенанту. – Ну, оформляйте. Пусть займется дознаватель. Очную ставку ему. По телевидению показать. Я думаю, что-то он прячет… – И майор постукал каблуком по полу.

Капитан поразился.

– Ну, бляха-муха, если трех убитых школьниц мало, что он еще мог натворить?

Майор поднялся.

– Не знаю. – Он снова пристукнул каблуком черного начищенного ботинка. – Но там что-то есть. Возьмите на притужальник. Только не дайте задушить маманям погибших девчонок, когда придут сюда.

Майор ушел, капитан обернулся и, дернув усом, хлестнул с размаху

Никите по уху. Никита вскрикнул, у него вновь потекла носом кровь. И еще ему показалось, что глаз, в который ударили вчера, треснул… всё вокруг плывет…

– Говори, с-сука! А ты пиши. Ишь, выкормили гаденыша… срочно фотографа… И в СИЗО его, в шкаф! А не будет следствию помогать, к

“синим”. Они его по очереди укатают.

– Нет! – завопил в страхе, сам еще не понимая: всерьез испугался или изображает страх, Никита. – Я как бы пошутил!.. я ни при чем!..

Капитан и лейтенант расхохотались.

– Давно бы так! Ишь, изображал тут… Ален Делон!

И Никита понял: тонет всерьез. Заглотили они блесну. До живота. Что ж… Не отступай. Бери на себя весь позор города, страны. Пусть радуются! И пусть она радуется с этим своим майором, у которого рыжие усики шмыгают, как у мышки…