— Кайрадж! — я кричала изо всех сил. — Ка-айра-а-адж!
Я звала его, не приходя в сознание. Но он услышит. Он должен услышать. Ведь монета не имеет значения, она — проводник для моих мыслей, костыль для убогого человеческого разума, не умеющего ходить. На самом деле это я, а не монета, звала своего бога раньше, и теперь, когда осознала это, мне не нужен был костыль.
— Кайрадж!
— Вероника…
Ныне в этом слове звучала масса всего. Он словно гладил меня приветствием. Хотелось ликовать и радоваться, как ребенок. Он был рад меня видеть, хотя испытывать чувств не мог, но выражал свое отношение как умел.
— Я нашла ответ, Кайрадж! Нашла! Михаил остался, потому что захотел! Вариум позволяет сделать все что угодно! Это и есть ответ? Скажи да!
— Да.
Я уже возликовала, ожидая похвалу за успешно выполненное задание, но Кайрадж продолжил.
— Ты почти сделала это. Остался лишь шаг.
— Я же нашла ответ! Какой еще шаг?!
— Подумай, в чем ты ошибаешься.
Я помолчала. Ликование спало, мозг заработал на всех оборотах. В чем я ошибаюсь? Голова опять начала гудеть.
— Мысли. Всегда мысли. Выходи за рамки. Смотри со стороны. Каким был бы мир, если бы ты была права и зараженные вариумом могли бы все?
— Да хаос был бы. Они бы тут устроили… Ну, они просто не понимают, что могут все.
— Не закрывай глаза, не принимай очевидное за истину. Мысли.
— Да чтоб тебя взяло, — выругалась я, голова опять начала гудеть. — В них вариума что ли недостаточно? Или им мешает что-то другое?
Кайрадж молчал. Ждал моего ответа сам.
— Им мешает не незнание, — сообразила я. — Они не могут выйти за рамки и мыслить. Они сами себе мешают.
— Лишь безумец способен покинуть рамки разумного, — подтвердил Кайрадж. — Лишь на грани безумия человек допускает возможность выйти за эту грань. Потому что видит, что границ нет. И чем более безумен человек, тем дальше он может выйти за границы, которые нормальный человек ставит себе сам. Все верно. Ты молодец, Вероника.
Я расслабилась от охватившего меня умиротворения. Мой бог доволен, и вопрос больше не мучает меня. Было ощущение, что я знаю все. Мне было просто хорошо.
— А теперь я покажу тебе то, что твой брат скрывает от тебя. Смотри внимательно. И мысли.
Я насторожилась, но спросить ничего не успела. Мир вокруг прояснился, и мы оказались в той комнате, где я лежала, только я сейчас незримо наблюдала. Прямо сейчас я видела Влада, который сидел в кресле напротив камина с любимым револьвером в руках. Он крутил в руках револьвер, задумчиво глядя на огонь. Я тоже перевела туда взгляд. Всегда любила сидеть с ним перед камином, глядя на огонь. В детстве брат часто сидел так со мной. Обычно в такие моменты у меня бывал в руках стакан яблочного сока, а у него — книга, которую он читал мне. Такие смутные и почти забытые воспоминания, что кажутся нереальными. Стояла тишина. Появилось желание забыть все, что было. Всю свою жизнь. Захотелось вернуться и стать теми, кем нам уже никогда не быть — детьми, не знающими, что такое настоящая жизнь. Что такое предательство. Боль утраты. Равнодушие в глазах, которые смотрят на тебя. Серые краски мира.
Внимание привлек тихий звук. Он сидел, задумчиво раскручивая барабан револьвера. Раз, другой, третий. А потом он быстро приставил оружие к виску и спустил курок. Тихий щелчок возвестил об отсутствии патрона. Влад вздохнул и опустил оружие обратно к себе на колени, а сам откинул голову на кресло.
— Влад! — я хотела прокричать это, но проснулась, и продолжение он уже слышал. — Ты рехнулся?!
Я вскочила с кровати и бросилась к удивлённому брату. Схватив револьвер с его коленей, я открыла патронник: пять пуль на шесть отверстий.
— И как это понимать, Влад?! Это даже не русская рулетка, это откровенная попытка сдохнуть!
— Видела меня во сне? Или наяву? — разумеется он понял, что так резко я проснулась не просто так.
Я не собиралась отвечать. Моему возмущению и злости не было предела. Да что он себе позволяет? Решил тут сдохнуть? Следующая мысль меня молнией пронзила: а ведь он уже давно тут сидит.
— Сколько, Влад? Отвечай немедленно!
— Что сколько? — спокойно уточнил он, соизволив наконец ответить мне.
— Сколько ты уже попыток сделал?
— Достаточно, — уклончиво ответил он и снова вздохнул. — Смерть не хочет меня, Ника. Я не понимаю почему. Если есть хоть малый шанс на спасение, я спасусь. Дай, — он протянул руку за оружием, я с сомнением протянула ему револьвер. — Смотри сама.
Он начал раскручивать барабан. Я наклонилась и схватила его за руку, заглянула в глаза:
— Не надо, Влад. Совпадения случаются и не такие. Не надо играть с судьбой. Я не хочу, чтобы ты по дурости вышиб себе мозги у меня на глазах. Не надо, — мой голос под конец стал даже почти умоляющим.
— Не бойся, Ника, ничего мне не станется.
Он перехватил мою руку, прижал к своей ноге и взвел курок, приставил себе к голове. Я как завороженная следила за тем, как его палец нажимает на курок. Будто в замедленной съемке, медленно со щелчком курок возвращается на место и воцаряется тишина. Пустой. Единственный из шести, и снова выпал именно он.
— Это уже двадцать шестая попытка, сестренка. Хочешь двадцать седьмую? Можешь даже сама спустить курок, — он протянул оружие мне и посмотрел в глаза.
Там была пустота. Глухая, мертвая пустота апатии. Он не хотел ничего. Взгляд был потухшим, равнодушным. Я вдруг отметила, что несмотря на мою наготу, он не обратил внимания на мою грудь. В голове закрутились шестеренки мышления, завихрились мысли, я как будто уже знала, что происходит, но никак не могла догадаться.
— Да что с тобой? — я взяла его лицо в ладони. — О чем ты думаешь сейчас?
— Отпусти, — он повел головой, пытаясь высвободить ее из моих рук.
Что-то такое было в его интонациях. Что-то витало здесь в комнате его эмоциями. Обреченность? Нет. Апатия? Не то. Усталость?.. А может, все вместе. Я прекрасно знала Влада. У него случалось подобное настроение и раньше, но редко, и достаточно было одного задания, чтобы он пришел в себя. Словно животное, которому нужно было все время разминать лапы. Борьба с порождениями Зоога и гхаттитами приводила его в себя. А сейчас с ним случилось что-то более глубокое. Я напрягла память и логику. Вспомнилось, как он после взрыва в доме собирался сражаться с гхаттитами без меня. Как потом пошел на встречу к государю, самоубийственную, надо отметить. И как сегодня играл со смертью. И он был таким с того самого момента, как я встретила его в том доме. Все эти разы он играл со смертью. И делал это осознанно.
— Какого черта, Влад? — я крепче сдавила пальцы на его лице, не позволяя высвободиться. — Расклеился совсем. Ведешь себя, как тряпка. Хватит изображать уставшего от жизни старика. Хватит строить из себя мученика. Ты живой. Живее всех живых. Прекращай этот бред!
— Ника, отпусти!
Он нахмурился, приказал, но в его голосе чего-то недоставало, словно какого-то стержня, который всегда раньше заставлял меня делать то, что он приказывал. Впрочем если задуматься, после заточения он и правда изменился. Стержня, кажется, и не было, а я боялась его, видимо, лишь потому, что помнила. Попросту не заметила, что он больше не имеет надо мной власти. И я усмехнулась, в душе всколыхнулось злорадство.
— А ты меня заставь, — я склонилась к самому лицу и почти прошипела это в его губы.
— Немедленно. Убери. Руки, — четко и властно произнес он, пристально глядя мне в глаза.
Но на этот раз я не повелась на свои старые привычки. Смотрела на него взглядом, оценивающим заново. И я вдруг поняла: не держит. Он больше не держит меня. Я ощутила себя зверем, который почувствовал слабину надсмотрщика и наконец сорвался с цепи. Ликование было таким сильным, что я не выдержала и расхохоталась.
— Заставь меня, Влад! Заставь! — мой голос с ликующего сменился на кошачий, с нотками соблазнения. — Ты ведь знаешь, что нужно сделать. Начнешь с пощечины. Потом повалишь меня на пол. Я конечно же буду сопротивляться, я ведь не хочу, чтобы ты сделал это. Ты скрутишь руки и заткнешь рот, потому что я буду пытаться кричать. А потом ты изнасилуешь меня. И мне ничего не останется кроме как смириться, как делала всегда. И я останусь. Потому что побоюсь пойти тебе наперекор. А пока я слушаюсь, ты гладишь меня, холишь и лелеешь, и так даже можно жить.
Я приблизилась к нему так, что стала почти касаться губ, перешла на шепот:
— Но ты не сможешь этого сделать. Потому что теперь ты понимаешь, каким ублюдком будешь выглядеть в своих же глазах. Не сможешь, потому что стал слишком лоялен. Слишком добр… Слаб.
Я обхватила его губы своими, наслаждаясь прикосновениями, но совсем ненадолго, и я отстранилась от него. Встала. Взяла револьвер и крутанула барабан. Направила оружие на него, держа обеими руками тяжелый металл.
— Все равно не выстрелит, — равнодушно произнес Влад и подпер подбородок, опираясь локтем на ручку кресла. — Ты бы не нажала на курок, зная, что можешь убить меня. Потому что ты никогда не сможешь меня убить. Радуйся своей мнимой свободе сколько угодно, но ты никогда не забудешь, что принадлежишь мне.
Злость и раздражение охватили меня, и краем глаза я отметила, что мир медленно и почти незаметно темнеет и теряет краски. Я зло сдавила оружие в пальцах и нажала на курок, словно пыталась доказать ему, что он не прав. Тихий щелчок возвестил о том, что вновь выпал пустой патронник. Я отбросила револьвер в сторону, и оружие, упав на пол, выстрелило от удара и отстрелило кусок от деревянной ножки соседнего кресла, но никто из нас даже не дернулся. И тогда я приняла решение.
— Я знаю тебя и твой ответ, но все же дам шанс прислушаться к голосу разума и предложу. Я знаю, как победить Гхаттота, Влад, — я отошла от него и стала одеваться. — Я почти стала эхом Кайраджа. Да-да, тем самым эхом, аватаром бога.
— Зря ты ступила на этот путь. Я уже говорил: не связывайся с богами.
Я расправила платье и подняла руку ладонью к нему, призывая себя выслушать.
— У мира всегда должен быть бог. Убьем одного — на его место явится другой. Люди для богов — источник пищи. Но, Влад, я договорилась с Кайраджем. Ему нужен Гхаттот, а потом он уйдет. Сделает меня богом и покинет мир. И никакой новый бог не явится, потому что бог уже будет. Ты только представь себе, — я развела руки в стороны. — Это будет наш мир. Мы больше не будем вести эти бессмысленные войны против бога, потому что незачем. Понимаешь? Мы сами займем это место, и все прекратится. Никаких чудовищ, никаких порождений. Контролировать все это будем мы. Мы, Влад! Это единственный шанс прекратить многовековую и никому не нужную войну! И он выпал нам!
— Нет, Ника. Каким бы ни был бог — это плохо. Людям не нужны боги. Никакие. И уж тем более человек не должен становиться богом. Никогда. И мы будем убивать каждого бога, который явится к нам, и однажды они перестанут приходить.
— Да для них наши столетия — секунда жизни! — я уже серьезно злилась. — Я говорю тебе о прекращении войны, а ты несешь всю эту чушь! Я предлагаю тебе божественные силы, а ты воротишь нос!
Примерно в этот момент к нам в комнату ворвались Никита с Виктором. Оба вооруженные, с заряженным оружием.
— Что случилось?! — крикнул нам Никита, тормозя на середине комнаты и оглядываясь по сторонам в поисках потенциального противника.
— Да идите к черту! Не мешайте! — закричала на него я. — Влад! Либо ты прямо сейчас соглашаешься, либо я сделаю все без тебя, а ты можешь оставаться здесь. И хоть застрелись, мне наплевать!
— Не обманывайся, Вероника, — Влад положил руки на подлокотники кресла. — Отправляйся к себе и выспись. Тебе явно не хватает отдыха. А завтра, когда придешь в себя, мы поговорим.
— Нет, Влад, все, хватит, — я подтвердила свои слова жестом: руками перечеркнула все перед собой. — Решай прямо сейчас. Либо ты со мной, либо я ухожу и делаю все сама. Ты мне не нужен.
Виктор и Никита притихли и не вмешивались, сообразили, что дело серьезное.
— Вероника, — Влад поднялся с кресла. — Ты никуда не уходишь. Прямо сейчас ты идешь к себе. Разговор продолжим утром.
В его голос вернулись стальные нотки, но на этот раз меня этим не обманешь. Такой он, как сейчас, никогда бы не изнасиловал свою сестру. Слабак.
— Тряпка, — произнесла я вслух и направилась к выходу, зная, что останавливать меня он не станет.
Виктор и Никита разошлись в стороны, чтобы я не наткнулась на них, поскольку я из-за них траекторию своего пути менять уж точно не собиралась. Но все же в последний момент Никита встал прямо передо мной.
— Не уходите, Вероника. Пожалуйста, — попросилон.
— С дороги! — рявкнула я грозно, и когда он отошел, двинулась дальше.
— Вероника! — голос брата догнал меня уже у двери. — Вернись немедленно.
Я проигнорировала брата, но у самой двери остановилась, повернулась в сторону Виктора и кинула ему монетку:
— Держи.
Виктор не сразу сообразил, и наверное, монетка пролетела бы мимо, но я, для эффектности продолжая держать руку, шевельнула пальцами и заставила ее плавно притормозить перед ним, закрутиться в воздухе. Он забрал монету и удивленно посмотрел на меня.
— Она твоя. В ней моя сила. Пользуйся.
С этими словами я вышла, хлопнув дверью и не слушая, будут ли они мне что-то говорить вслед или нет. Когда дверь за мной закрылась, Виктор покосился на Влада.
— Владислав, она ведь вернется?
Никита тоже посмотрел на него, ожидая ответа. Влад устало потер лицо ладонями и плюхнулся назад в кресло:
— Нет.
Брат отлично меня знал.