В день отъезда «партизанов» на базе, как и следовало ожидать, царила колоссальная суматоха. Михаил с Сергеичем сносили к присланному комбатом грузовику всякие пожитки. Жора и Александр раскладывали их по кузову.

Чуть в стороне стояли деревенские с узелками в руках. Семеновна, Петровна и Никаноровна, не стыдясь, утирали слезы. Лишь Алена сохраняла самообладание, на что, впрочем, были свои причины.

Остальные, разбившись на группы, тихо беседовали друг с другом.

— Ты что, окончательно решил остаться? — спросил Юрий Виктора.

— Окончательно, — подтвердил тот. — За базой вместе с подполковником присмотрим. Потом, бабок бросать жалко. Они уже ко мне привыкли. Да и трудно в деревне без мужика. Терентий-то пропал куда-то. Ну, и… — он посмотрел в сторону Алены. — Сам понимаешь.

— А жена как же?

— Какая жена? — махнул рукой Виктор. — Ты же читал: «Любовь умерла».

— Может, одумается?

— Не-ет, тут как в анекдоте: «Умерла, так умерла». И потом, я ей уже через генерала документы выслал.

— А клиника?

— Никаких проблем. Они меня командировали народную медицину изучать. Я главврачу пару Алениных рецептов отправил, так он просто на уши встал. Лекарство новое патентовать хотят: аленол. Так что поживем пока здесь, а там видно будет. Может, вместе в город вернемся. Если захочется. А ты как? Не останешься на недельку-другую? Дело бы наладили, а там и в город. А?

— Да я бы не прочь, — признался Юрий. — Но у меня зам в городе таких дров наломал… Не знаю, как там Катя одна справляется. Хотя, если честно… — Юрий оглядел базу. — Жалко все это бросать. Как-никак, своими руками…

Наиболее многочисленную группу прощающихся составляли Алексей, Олеся и Бодун. Олеся держала актера под руку, отчего тот чувствовал себя несколько неуютно.

— Ты, Алексей, смотри, — фермер погрозил Алексею пальцем. — Если узнаю, что дочку мою обидел, тебя после того из учреждений культуры только в церковный хор возьмут. Тенором.

— Что вы, Семен Михайлович, такое говорите, — перепугался актер. — У нас чисто дружеские отношения.

Олеся, услышав эти слова, грохнула Алексея кулаком в грудь.

— Я тебе покажу — дружеские! И думать забудь. После того, что ты со мной сделал…

Актер с ужасом посмотрел на ее отца, брови которого стремительно сдвигались на переносице.

— Олеся, ты что! Я же ничего не сделал!

— Не сделал?! Ты из меня актрису сделал! — Олеся прижала руки к сердцу и воскликнула: — Возлюбленный, супруг мой, друг мой нежный!

Бодун сжал кулаки.

— Супруг?! Вот как?!

Алексей поспешно схватил его за руки.

— Семен Михайлович! Это по роли! По роли!

Фермер легко высвободил грозные кулаки.

— Пороли? Не-ет, тебя еще не пороли!

— Папка, ты что?! — возмутилась Олеся. — Это же монолог Джульетты!

— Какой еще мо… — внезапно до Бодуна дошло, что дочка цитировала ему пьесу. — Монолог? — подозрительно переспросил он.

— Конечно. «Смотри же, шли мне вести каждый час».

Фермер, окончательно сбитый с толку, пробормотал:

— Так… не получится. У нас почта если только с оказией.

Николай прощался с Марьей.

— Приезжать-то хоть будешь, Колюша? — спросила безутешная женщина, нутром чуя, что вряд ли когда-нибудь еще увидит городского поклонника.

Николай почувствовал себя неловко.

— О чем ты говоришь! Естественно, — с преувеличенной уверенностью, выдававшей его истинные планы с головой, произнес он.

Марья вздохнула.

— Обманешь ведь…

Химик отвел глаза, поскольку слова Марьи попали в самую точку.

— Вообще-то ты права. Не приеду я, — признался он. — А может, и приеду. Не решил еще. Извини.

— Чего уж… — снова вздохнула Марья. Эти слова ее не удивили, а потому особенно и не расстроили. — Я знала.

— Знала? — удивился Николай. — А почему же… — Неожиданно он сказал: — Ты знаешь, я ведь правда не решил. То есть мне казалось, что решил, но сейчас что-то вдруг… Даже сам удивляюсь.

— Я все равно ждать буду, — призналась Марья. — У нас вон Салтычиха своего после войны тридцать лет ждала, а тут мир. Может, и приедешь.

— Ну, что ты, Маша… — пробормотал несколько потрясенный Николай.

Марья улыбнулась.

— Машей назвал. Первый раз. Значит, точно дождусь.

Жора и Александр оглядели кузов.

— Вроде как все, — сказал Жора.

— Конец, мужики! — крикнул Александр. — Погрузились. Можно трогаться.

Он помог Сергеичу и Михаилу забраться наверх.

— Господа партизаны! По коням! — позвал Жора остальных.

Эти его слова вызвали бурю эмоций. Николай, поспешно поцеловав Марью, побежал к машине. Деревенские бабы дружно завыли в голос, обступили грузовик и принялись совать отъезжающим узелки с гостинцами.

— Ой, лишенько! — голосила Никаноровна. — Прощай, Сергеич, век тебе благодарная буду!

— Да что ты, Никаноровна? — смутился плотник. — Чего я там такого сделал-то?

— На кого ж вы нас оставляете, кормильцы наши-и! — вторила соседке Петровна.

— Вы чего, бабы? — не выдержал Алексей, подсаживая Олесю в кабину. — Какие мы кормильцы? Мы ж вас, наоборот, объедали.

— Да вы хоть все пожрите дочиста, только оставайтесь! — не унималась Петровна.

Алексей запрыгнул в кузов.

— Мы вам доктора оставляем, он вам все дочиста и пожрет. — Актер оглядел остальных. — Все? — Алексей стукнул по крыше кабины. — Поехали!

— Погоди, — спохватился Жора, — а командир где?

Юрий с задумчивым видом стоял поодаль.

— Командир, ты чего замечтался? Давай к нам, — Жора протянул ему руку.

— Он, небось, к Олеське в кабину хочет, — ехидно заметил Александр.

— Еще чего! — притворно рассердился Алексей. — Олеся теперь под моим контролем. Так что, Юрик, только к нам. — Актер посмотрел на Юрия и тут же оставил шутливый тон. — Эй, да ты никак еще не решил, ехать или оставаться?

Юрий взглянул на него, потом на доктора, который вместе с Аленой стоял в группе плачущих селянок. Постепенно выражение задумчивости сошло с его лица.

— Да нет, мужики. Решил.