Виктор Всеволодович Левинсон, дипломированный кардиолог небольшой частной клиники, а ныне лейтенант медицинской службы, и пожилой плотник Поликарп Сергеич Рожнов, пошедший в армию по договоренности с военкомом вместо своего непутевого внука, прибыли в деревню Семеновка с целью оказания посильной помощи местному населению. За поясом плотника был топор, в руках у доктора — медицинский чемоданчик. Подойдя к избе старой Марфы, местной целительницы, Виктор заметил во дворе ее дочь Алену — тридцатилетнюю черноглазую красотку.
— Добрый день, хозяйка, — поздоровался Виктор.
Алена стрельнула в него ведьмовскими глазами.
— Здравствуйте.
— Погоди-ка, Сергеич, чего-то в сапог попало, — остановил спутника доктор.
Оперевшись о забор, он стянул сапог и старательно вытряхнул несуществующий камешек. Любопытная Алена продолжала косить в его сторону глазами. Виктор не спеша надел сапог обратно.
— Вот ведь делают нынче обувь, — пожаловался он, потоптав сапогом о грунт.
— Пойдем, что ли? — спросил непонятливый Сергеич.
— Сейчас, — Виктор посмотрел на Алену, придумывая очередной предлог для того, чтобы задержаться. — Хозяйка, а водички у вас можно попросить?
— Пить, что ли, хотите?
— Еще как. Путь-то неблизкий.
— Тут до Терентия рукой подать, — удивился Сергеич.
Доктор с досадой поморщился.
— Обожди, Сергеич. Так как насчет водички? — спросил он Алену.
Та пожала плечами.
— Чего ж не подать.
Когда девушка скрылась в доме, плотник спросил:
— Вроде не жарко сегодня. Чего тебя разморило?
Виктор повернулся к нему.
— Сергеич, я не пойму, ты не въезжаешь или издеваешься?
Плотник посмотрел на Виктора. Наконец, до него дошло.
— Тьфу ты. С вами, молодежь, не соскучишься.
— Да ладно тебе. Тоже мне — старик.
— Старик — не старик, а сначала дело — потом баловство. К тому же, ты вроде женатый, — добавил Сергеич с явной ноткой осуждения в голосе.
— И что такого? Я просто так, без задней мысли. Почему не пообщаться с красивой девушкой?
— Ну-ну. Николай вон так общается, что аж с лица спал.
— Я бы попросил не обобщать! — вспыхнул доктор.
Из дома появилась Алена с кружкой воды в руках. Подойдя к забору, она протянула ее Виктору.
— Спасибо, — поблагодарил тот, принимаясь пить нарочито медленно. — А я тут у вас временную клинику решил открыть. У Терентия. Так что, если есть необходимость, буду рад помочь.
— Нам без надобности, — неожиданно резко ответила Алена. — Напились, что ли? — она выхватила кружку с остатками воды у Виктора из рук и ушла в дом.
— Чего это она? — удивился доктор.
На этот раз Сергеич проявил куда большую догадливость.
— Сам думай. Она ж у них вроде ведьмы. На пару с бабкой.
— И что?
— А ведьма в деревне, что в городе профессор. Ты у ней всю клиентуру отобьешь.
— Ах, черт, — спохватился доктор. — Я как-то не подумал.
— То-то и оно. Идем… — поторопил плотник. — А то я тут Никаноровне обещал ворота поправить, — пояснил он с ноткой некоторого смущения в голосе.
— Никаноровне? — прищурился Виктор. — Ай да Сергеич. А то — старик, не старик.
— Поговори у меня… — сердито бросил плотник, отводя глаза.
Знай доктор, как проводит сейчас время его законная жена Маргарита, и чувство некоторой неловкости, испытываемое им всякий раз при виде Алены, исчезло бы без следа. Виктор, скорее всего, и думать бы про Алену забыл. Но доктор, то ли к счастью, то ли на горе себе, ничего не знал и знать не мог.
Именно по этой причине Маргарита чувствовала себя на вершине счастья. Единственным человеком, с которым она могла поделиться своими сокровенными мыслями, была подруга Юля. Днем Юля обычно работала, но от телефонных звонков Маргариты это ее не спасало.
— Юлька? Привет! Слушай, я вчера наконец встретилась с Хреновым.
— С каким Хреновым? — не поняла подруга.
— Что значит — с каким? Я же тебе рассказывала. Помнишь, ко мне мальчик приходил, разносил листовки про кандидатов в депутаты.
— Ах, вот ты о ком. Ты с ним познакомилась, что ли?
— Вот именно! Это такой мужик! Короче, Юлька, им стоит заняться по-настоящему.
— Ритка, ты совсем сумасшедшая, — попыталась урезонить подругу Юля. — Не забывай, у тебя есть Левинсон.
— Вот именно, что есть. Левинсон никуда не денется. Он — мой запасной аэродром. Но, Юлька, так хочется высокого полета!
— Смотри, не залети, — предупредила Юля, но любопытство уже разбирало девушку. — И как ты его нашла, этого Хренова?
— Как нашла? Очень просто. У него же встречи с избирателями. Примарафетилась и пошла… В общем, слушай, я тебе сейчас расскажу…
Помещение для встреч с избирателями оказалось обычной жилконторой. На входе бабушка-дежурная, сидя на стуле, вязала носок.
— Скажите, встреча с кандидатом в депутаты состоится здесь? — на всякий случай уточнила Рита.
— Здесь, здесь, — кивнула дежурная. — Вы в зал проходите — там они.
В зале, куда вошла Рита, ключом била политическая жизнь. Из-за установленной на сцене трибуны держал речь кандидат Хренов. Рядом с ним, за столом, лениво оглядывая помещение, сидел массивный охранник. Впрочем, особой бдительности не требовалось — депутату Хренову внимали ровно три избирателя. Точнее, избирательницы. Две старушки на первом ряду, судя по их виду, действительно слушали, о чем идет речь. Третья — в середине зала — мирно дремала.
— Как я уже говорил, — вдохновенно вещал Хренов, несмотря на мизерность аудитории, — основной приоритет моей избирательной программы — защита интересов тех слоев граждан, которые против своей воли оказались отброшенными на обочину жизни бурными ветрами нахлынувших на страну перемен. Прежде всего я имею в виду бюджетников и, конечно же, пенсионеров. То есть вас.
Одна из старушек одобрительно кивнула.
— Правильно, сынок.
— Конечно, вы уже привыкли к обещаниям иных кандидатов. Но лично я никогда не бросаю слов на ветер. И вы очень скоро сможете убедиться, что слова Геннадия Хренова никогда не расходятся с делом.
Маргарита, демонстративно стуча высокими каблуками, прошла через все помещение и уселась на первом ряду прямо напротив кандидата. Активные старушки посмотрели на нее с неодобрением. Взгляд телохранителя оживился. Для Хренова прибытие новой слушательницы также не прошло незамеченным.
— От своего имени, — продолжил он, косясь на Маргариту, — я хочу сделать вам очень привлекательное предложение: вступить в клуб моих избирателей. Вступительный взнос невелик — всего пятьсот рублей. Но сразу после выборов эти пятьсот рублей превратятся для вас в пятьсот долларов.
Спавшая старушка при упоминании долларов моментально проснулась.
— Чтобы это произошло… — Хренов опять скосил глаза на Маргариту, которая явно нервировала его своим прямым невинным взглядом. — Чтобы это произошло, каждому члену клуба достаточно будет привести на избирательный участок еще пять человек.
Активные старушки забеспокоились.
— Сынок, а если нету столько денег? — спросила одна из них. — Тогда как же?
— А сколько у вас есть? — спросил Хренов.
— Сто пятьдесят только с пенсии отложила.
Хренов лучезарно улыбнулся.
— Вы знаете, вам исключительно повезло. Я как раз собирался об этом говорить. Только сегодня и только для участников этой встречи вступительный взнос понижен до ста пятидесяти рублей. Сдать можно прямо сейчас. Мой помощник выдаст вам членские билеты.
Охранник засуетился и достал из кармана пачку цветных картонок. Старушки в нерешительности посмотрели друг на друга.
— Алё, вступать кто-нибудь будет или нет? — поторопил их охранник.
— Я вступаю, — решительно заявила Маргарита. — Причем беру все членские билеты. Все, сколько у вас есть. Очень выгодное предложение.
— Это как это — все? — моментально вскинулась одна из старушек.
— А вот так, — Рита достала из сумочки кошелек.
— Что ж это деется? — возопила вторая старушка. — Она последняя пришла! Пускай после нас берет! — Бабушка подскочила к охраннику. — Сначала мне давай.
— И мне! И мне! — обе оставшиеся слушательницы, включая ту, что досель мирно дремала в середине зала, ринулись к сцене.
Вокруг охранника немедленно возникло локальное столпотворение. Пока старушки отоваривались членскими билетами, Хренов спустился с трибуны и подошел к Маргарите.
— Как вас зовут? — спросил он.
— Маргарита.
— И зачем, Маргарита, вы это сделали?
Рита смело посмотрела кандидату прямо в глаза.
— Люблю авантюристов. Сама такая.
Хренов пожевал губами и после некоторой паузы произнес:
— Мы можем встретиться с вами… в несколько иной обстановке?
— Конечно, — кивнула Рита. — Через пять дней, в ближайшее воскресенье. Отель «Рэдиссон». Бар. Шесть вечера. И ни минуты опоздания. — Она развернулась и покинула зал.
— Что? Так и сказала? — не поверила Юлия.
Маргарита довольно засмеялась:
— Так и сказала.
— Неужели пойдешь?
— Конечно.
— А почему именно через пять дней?
— Ожидание разжигает любопытство. И потом, пусть не думает, что я готова прибежать по первому его зову.
— Да-а… Слушай, а твой Хренов точно банкир? Чего это он по мелочам тырит?
— Настоящий, я проверяла. А что по мелочам тырит — так каждый банкир с этого начинал. И потом, ты знаешь, сколько у нас в городе старушек? Курочка по зернышку… — Рита бросила взгляд на часы и спохватилась: — Ой, что же это я болтаю. Мне в парикмахерскую бежать пора. Все, Юлька, пока! Потом позвоню, расскажу, как было дело.
— Сумасшедшая, — покачала головой Юлия, кладя трубку.
На избе Терентия белел аккуратно пришпиленный листок бумаги. Надпись на листке гласила: «Доктор Левинсон ведет прием амбулаторных больных с 12.00».
Перед домом с узелками в руках стояли Петровна, Семеновна и Салтычиха. Салтычиха первой заметила идущую по улице Марью — соломенную вдовушку, на лице которой так и светилось счастье.
— Ишь, лыбится, — злобно прокаркала Салтычиха, для которой чужая радость всегда была личным оскорблением.
— Чего ж не лыбиться? Энтот… служивый-то от ней уж за полночь ушел, — поделилась своим наблюдением Петровна.
— Служивый, как же. Аспид он, а не служивый. Бочку с отравой забрал. Энти, что первыми пришли, и то не польстились. — Салтычиха свирепо посмотрела на подошедшую Марью, вроде как и не виновную в реквизировании злосчастной бочки.
— Здравствуйте, соседки, — поздоровалась Марья.
— Доброго здоровья, — ответствовала Петровна.
— Здравствуй, Марья, — закивала всегда всем довольная по причине старческого маразма Семеновна.
Салтычиха предпочла промолчать.
— А ты, Салтычиха, чего ж не здоровкаешься?
— Много чести будет, — бабка демонстративно отвернулась.
— Ох и злющая ты баба, Салтычиха, — засмеялась Марья, которой в этот день, похоже, ничто не могло испортить настроения. — Гляди, лопнешь.
Салтычиха повернулась к ней.
— Зато стыда не потеряла. Под кажного мужика не кидаюсь.
Улыбка моментально сошла с лица Марьи.
— Под кажного? А что, боюсь спросить, многие предлагают?
Петровна, не сдержавшись, издала короткий смешок.
— Ах, ты… — захлебнулась в бессильной злобе Салтычиха. — Да чтоб тебя… Да я…
— Но-но, — Марья погрозила ей пальцем. — Гляди, Алене скажу, она тебе устроит мужиков. Каждую ночь с кладбища приходить будут.
Поскольку в способности Алены все жительницы Семеновки верили беспрекословно, Салтычиха воздержалась от очередной обидной реплики. Лишь свирепо зыркнула в сторону Марьи и отвернулась.
— А вы чего это, бабы, здесь обосновались? — поинтересовалась та. — Опять какое собрание намечается?
— Так энта… как ее… анбулатория сегодня открыться должна, — пояснила Петровна.
— Чего? — не поняла Марья.
— Лекарня. Доктор городской лекарню открыть обещался. Вот, ждем.
— Ах, вон оно что, — Марья задумалась. — Надо будет как-нибудь зайти. А то что-то вчера в грудях стрельнуло. Алена обещала какой травки дать. Может, и доктор городской чего скажет?
Дождавшись, пока Марья отойдет на безопасное расстояние, Салтычиха пробурчала:
— Скажет он тебе. Я тебе сама скажу, от чего у тебя в грудях стреляет.
Дверь избы отворилась, на крыльцо вышел Терентий. Среди бабок тут же началось волнение.
— Как там, Терентий? Не открылась еще анбулатория? — спросила Петровна.
— Какая тебе анбулатория, коли дохтура нету? — недовольно бросил Терентий. С прибытием военных жизнь в деревне сделалась суетной. К тому же появление молодых мужчин мигом передвинуло его с центра внимания односельчанок на периферию, потому в последнее время Терентий большей частью был не в духе.
— Чего ж это он? Обещался в двенадцать прийтить.
— Может, и придет, раз обещался, — Терентий присел на скамеечку перед крыльцом и закурил. — А по мне б, так лучше и не приходил.
— Чего это ты? — удивилась Петровна.
— А то. В первый-то раз я к ним с дорогой душой. Стекло оконное возвернул, гвоздей ящик. Сетку еще… Чтоб Алене пусто было, — в сердцах добавил Терентий, вспомнив обстоятельства, сопутствовавшие сдаче маскировочной сети. — Так нет же! Мало им. Телевизер вот увезли, — пожаловался дед.
— А на што он тебе, Терентий, телевизер? — спросила Петровна.
— Как «на што»? Вещь дорогая. Двести пятьдесят рублёв в райцентре отдал, а эти — хлоп на телегу! — и поминай, как звали. И таз еще с ним прихватили.
— Какой таз?
— Новый почти. Я в ем яблоки вымачивал.
— Помню, мать мне говорила, — немедленно ввернула Салтычиха: «Белые пришли — грабют, красные пришли — тоже грабют».
— Так вроде нет уж ни красных, ни белых, — засомневалась Петровна.
— А привычка, видать, осталась.
Семеновна, по слабости ума, стояла рядом молча и тихо улыбалась.
Увлекшись беседой, сельчанки не заметили, как к дому подошли «партизаны».
— Здравствуйте, — поприветствовал их доктор.
Терентий вздрогнул, выронил окурок и расплылся в заискивающей улыбке:
— Здравия желаю.
— Здравствуйте, здравствуйте, — закивали Петровна и Салтычиха.
Семеновна молча поклонилась военным в пояс.
— Простите, что опоздал, — извинился доктор. — Было тут… одно дело.
— Так я пойду, Виктор? — спросил Сергеич, видимо, продолжая начатый в дороге разговор.
— Иди, конечно. Я, как прием закончу, за тобой зайду, — доктор скрылся в доме вслед за Терентием.
Петровна уважительно посмотрела вслед уходящему плотнику и заметила Салтычихе:
— Энтот вроде серьезный мужчина, обстоятельный.
— Обстоятельный, как же. Тоже вчерась у Никаноровны… засиделся.
— Иди ты? — поразилась Петровна.
— Точно говорю. Все они одним миром мазаны. Только о том и думают, как женщину обесчестить.
— Будет тебе, Салтычиха, — неожиданно вступила в разговор Семеновна. — Чай они пили.
— Как же, чай… — не поверила та. — Ты-то почем знаешь?
— Да знаю я, — Семеновна смущенно потупилась. — В окошко подглядела.
Виктор выглянул из дверей.
— Я так понимаю, тут все ко мне?
— К тебе, сынок, к тебе… — елейным голосом произнесла Салтычиха.
— Тогда, кто первый — прошу, — он скрылся внутри.
Между бабками немедленно вспыхнула перебранка.
— Моя очередь идти, — заявила Салтычиха.
— Чего это — твоя, когда я первая пришла? — возмутилась Петровна.
— Нет, я — первая!
— Да когда я подошла, тебя тут и духу не было!
— Отходила я, курей покормить. Очередь заняла — и отошла.
— Да чтоб ты совсем отошла, коли врешь так бесстыдно.
— Это я вру?! — взвилась Салтычиха.
Пока спорщицы бросали друг дружке в лицо эти страшные обвинения, Семеновна тихонько обошла их стороной и шмыгнула за дверь.
Изменившаяся обстановка в привычной избе Терентия вогнала ее в робость. В горнице был отгорожен угол, завешенный простынями. Чистая белая скатерть украшала стол. На столе обнаружилась картонка уголком со старательно выведенной надписью «Анбулатория». Судя по орфографии, картонку изготовил неравнодушный к наглядной агитации Терентий. На скамье у стола стояли крынка с водой и пустое ведро. Рядом лежало чистое полотенце.
— Настоящий кабинет соорудил, — похвалил хозяина Виктор, разбирая свой чемоданчик. — Молодец, Терентий.
Старик довольно приосанился.
— Так мы что ж… Мы с понятием… Хотел вот таз тебе, чтоб руки мыть. Так ваши реквизировали, — не удержался он, чтобы не излить душу.
— Таз? — удивился Виктор. — Зачем им таз понадобился?
— Я то ж думаю: для чего им таз-то сдался? И не так, чтобы новый таз…
— Насчет таза я разберусь, — пообещал Виктор.
— Вот-вот, сынок. Заступись за старика. А то что ж такое получается: белые пришли…
Никем не замеченная Семеновна, тихой мышкой стоявшая в дверях, решилась обнаружить себя.
— Можно войтить, али как?
Виктор сделал приглашающий жест.
— Конечно. Входите.
— Здравствуйте вам, — поклонилась Семеновна.
— Виделись уже, — буркнул Терентий.
— Проходите, пожалуйста, — еще раз пригласил Виктор. — Присаживайтесь.
Семеновна робко села на лавку напротив него.
— На что жалуетесь? — спросил доктор, приветливо улыбнувшись.
— Как?
— С чем пришли?
Семеновна всполошилась.
— Ой, что ж я, дура старая… — Она принялась поспешно развязывать принесенный с собой узелок. — Вот тут яичек пяток, творогу свежего…
— Погодите, погодите, — остановил ее Виктор. — При чем тут яички?
— Так как же… — насторожилась Семеновна. — Или мало будет?
Доктор внезапно догадался, что речь о его гонораре, и энергично замахал руками.
— Уберите, уберите… Мне ничего не нужно. Прием бесплатный.
Семеновна посмотрела на него недоверчиво.
— Бесплатный?
— Абсолютно. Итак, на что жалуетесь?
— Как? — вновь спросила Семеновна.
Виктор тревожно подумал, что лечить в деревне будет посложнее, чем в городе.
— Болит у тебя чего, Семеновна? — пришел ему на помощь Терентий. — Болесть какая?
— Ах, болесть… Да кто ее знает. Бывает, как у Марьи, в грудях стеснение. Как наклонишься или ведро подымешь — то и вздохнуть тяжко.
— Понятно, — кивнул Виктор. — То есть, если я вас правильно понял, боли обычно связаны с физической нагрузкой?
— Как? — в третий раз спросила Семеновна.
— Понятно. — Виктор встал и засучил рукава. — Слей-ка мне, Терентий.
Старик полил из крынки ему на руки. Виктор вытер руки и некоторое время подержал их на весу перед собой.
— А теперь, Терентий, выйди.
— Слушаюсь, — дед беспрекословно направился на двор.
Семеновна с беспокойством посмотрела ему вслед.
— Терентий, куда это ты?
— Куда надо, — веско заявил тот. — Ты доктора слушай. Я-то тебе зачем?
Как только он появился на крыльце, Петровна и Салтычиха синхронно повернулись к нему.
— Ну? Чего там?
— Выйтить велел.
— На что?
— Почем я знаю?
— На то. Обесчестить надумал, — гнула свое Салтычиха.
Виктор, все так же держа руки перед собой, подошел к насторожившейся бабке.
— Нут-тес… Раздевайтесь.
Семеновна подпрыгнула на лавке.
— Чего?!
Виктор посмотрел на нее с недоумением.
— Раздевайтесь.
— Как? — повторила свой излюбленный вопрос Семеновна.
Доктор понял ее по-своему.
— До пояса.
Семеновна отшатнулась.
— Это зачем?
Виктор почувствовал, как внутри него нарастает глухое раздражение.
— Слушайте, вы зачем ко мне пришли?
— Я думала, травку какую дашь, — сказала Семеновна, пугливо бегая глазами. — Алена прошлый месяц мне отвару дала, так сразу отпустило.
— При чем тут Алена? — Виктор невольно повысил тон. Уже второй раз за день у него возникали проблемы с конкуренткой. — У нее свои методы, а у меня свои. Раздевайтесь быстро. Меня другие ждут.
Последняя фраза окончательно добила Семеновну. Проявив несвойственную ей резвость, она сорвалась с лавки и, забыв узелок, пулей выскочила из избы.
Виктор посмотрел ей вслед, так и оставшись стоять с вытянутыми руками.
— Куда это она?
Петровна и Салтычиха все еще пытали Терентия, когда дверь избы распахнулась. Изнутри, будто ошпаренная, выскочила Семеновна и, пробежав мимо, понеслась по улице.
— Семеновна, ты куда? Чего случилось-то? — крикнула ей вслед Петровна.
Семеновна остановилась и заголосила.
— Ой, бабы, беда. Я только вошла, только села, а он ручищи закатал, подошел ко мне, да как крикнет: «А ну раздевайся!» Ох, страх, бабы! Ох, страх… — Всплеснув руками, Семеновна чесанула вниз по дороге.
— Что я говорила! — воскликнула Салтычиха с торжеством в голосе. — Обесчестил!
— Иди ты, — отповедь Петровны прозвучала не очень уверенно.
За спиной у них заскрипела дверь. На крыльцо выглянул доктор.
— Кто следующий — заходите.
Петровна и Салтычиха переглянулись и дружно пустились бегом со двора, разбежавшись за калиткой в разные стороны.
Виктор с удивлением посмотрел на Терентия.
— Что это с ними такое?
Тот философски заметил:
— Да черт их разберет. То квохчут: «Мушшины! Наконец-то мушшины приехали!» А как до дела доходит — и стрекача. Одно слово — бабы.
Виктор долго смотрел на старика, честно пытаясь понять смысл произнесенной им фразы, но это ему так и не удалось.