Воскресное утро выдалось пасмурным. Впрочем, Любу, секретаршу Юрия и — по совместительству — любовницу его заместителя Константина, это не особенно волновало. Ее личные дела явно шли в гору. Проснувшись, Люба сладко зевнула и пихнула Константина в бок.

— М-м… — поморщился тот.

— Давай-давай, просыпайся.

Константин открыл глаза.

— Который час?

— Скоро десять.

— Черт! Проспали! — Константин резко сел на кровати.

— Успокойся, сегодня воскресенье.

— Воскресенье? — Костя с облегчением рухнул обратно на подушку. — Тогда какого черта ты меня разбудила?

— Хочу кофе в постель, — капризно сказала Люба.

— Ну, привет. Это повод лишать меня сладкого утреннего сна?

— Я, между прочим, удивляюсь, что в нынешних обстоятельствах ты вообще способен на сладкий сон.

— Успокойся. Все идет отлично. Договор с Герасимцом подписан, на этой неделе заключу еще три.

— Не боишься, что дойдет до Катерины?

— Каким образом? Ей сейчас не до того. Занята вертолетом. С ним, между прочим, проблемы, — не без злорадства сказал Константин. — Человек, с которым Катерину попросили связаться, должен был приехать еще три дня назад, но пока не приехал. Ей все время говорят: позвоните завтра.

— Это, конечно, ты подстроил?

— Ты меня переоцениваешь. Просто, на редкость, удачное стечение обстоятельств.

— Да уж. Действительно удачное. А то прыгнет Юрий в этот вертолет — и: «Здравствуйте, Константин Эдуардович. Что у нас здесь новенького?»

Константин пихнул Любу в бок.

— Еще накаркаешь. По деревянному постучи.

— С удовольствием, — та немедленно запустила руку в постель.

— Эй-эй, — Константин перехватил ее ладонь. — А как же кофе?

— Потом. — Люба обвила любовника свободной рукой. — После свадьбы.

На базе, с нетерпением ожидавшей вертолета с Большой земли, жизнь тем не менее не замирала.

Сергеич подошел к Юрию, держа в руках большой лист.

— Командир, я тут план набросал.

— План? Какой план?

Плотник развернул лист.

— Народ у нас маленько обленился. Жизнь-то худо-бедно наладили. Думаю вот полосу препятствий соорудить. Для разминки.

— Полосу препятствий? Интересно. Давай посмотрим… — Юрий с любопытством разглядывал изображенные на листе рисунки. — Это что у тебя?

— Это? Слоник.

— Слоник? Какой слоник?

— Чтоб перелезать.

— Н-ну… допустим, — согласился Юрий, несколько удивленный образностью мышления мастера. — А это что?

— Это такая горка. Наверх — по лестнице, а вниз уже…

— Я догадываюсь. Сергеич… — Юрий попытался сформулировать ответ так, чтобы не обидеть плотника. — Мысль, конечно, хорошая, только… что-то твоя полоса больше на детский городок похожа. У нас и так уже курилка, как песочница.

— Так я в городе, — смутился плотник, — как раз… по детским городкам. — Он принялся сворачивать лист с чертежами. — Пожалуй, еще поработаю.

— Вот-вот, поработай, — согласился Юрий. — Мысль, в принципе, хорошая… Мысль правильная, — повторил он уже после ухода Сергеича. — Потому что народ действительно что-то стал…

На глаза ему попался Жора, который, повесив гамак на свежем воздухе, благодушно возлежал в нем, пожевывая травинку. Юра направился к нему.

— Жора, ты что прохлаждаешься? Ты разве не на ферме должен быть?

— Привет семье, — удивился Жора. — Сегодня ж воскресенье. — Он почесал живот и мечтательно сказал: — На срочной по воскресеньям два яйца давали.

— Воскресенье? Ты не путаешь?

На базе все дни были на одно лицо. Лично Юра считал, что сегодня суббота.

— Сам глянь, — кивнул Жора в сторону дома. — Лёха, вон, дембельский календарь вывесил.

На стене дома действительно висел мятый лист оберточной бумаги с нанесенными на него цифрами. Некоторые числа создатель календаря уже перечеркнул крест-накрест. Первым неперечеркнутым было число «25», нарисованное красным.

— Видал? — показал Жора. — Красный день календаря.

— Положим, — заметил Юра, — мы и в будни последнее время не шибко напрягаемся. Деревенские уже косо смотрят. Пищу-то мы у них исправно берем.

— Нормально, командир. В деревне у нас Колян с доктором за всех отрабатывают.

— Знаю я, как они отрабатывают. Колян все больше по ночам.

— И чё? Мужик правильно рассудил. Чего ему в гамаке корячиться, когда можно в тепле и с удовольствием.

— А на ферме как? — перешел на другую тему Юрий. — Бодуну еще вчера схрон закончить обещали.

— Ему сейчас не до схрона.

— Он же лося поймать мечтал.

— Ага, — Жора широко осклабился. — А теперь Леху ловит.

— Как это?

— К Олеське своей не подпускает. А та на мотоцикл — и к нему.

Юрий чертыхнулся.

— Ну, приехали. Теперь еще и Алексей. Надо как-то держать себя в руках. Не хватало еще Бодуна против себя восстановить. Что тогда делать будем?

Качая головой, он двинулся по направлению к столовой.

— Прав Сергеич. Народ распустился. Брали бы хоть с Михаила пример, что ли. Вот уж кто целый день как пчела трудится.

Зайдя за угол дома, Юрий вынужден был резко отшатнуться. Огромный мясницкий нож, прошелестев мимо его лица, смачно врезался в стену. Стоявший в нескольких шагах от нее повар держал за лезвия еще пару ножей.

— Ты что, Михаил, охренел?! — заорал Юрий, придя в себя.

— Виноват. Не заметил.

— Виноват… Тебе что, больше заняться нечем?

— Так особо и нечем, — пожал плечами повар. — Обед вроде сготовлен.

— Шел бы в деревню, если делать не хрен.

— А на фига? Баб разобрали, а обед там и без меня варить умеют.

Юрий резко развернулся и направился в казарму.

«Надо что-то делать. И немедленно. Пока еще не поздно. Иначе здесь скоро будет не база, а черт знает что».

Взбежав по ступенькам, Юрий рванул дверь на себя. Дверь не поддалась.

— Что за ерунда? — удивился Юрий.

Он попробовал дернуть дверь еще раз — с тем же эффектом. Юрий забарабанил в нее кулаком. Это возымело действие. Через некоторое время дверь приоткрылась, в проеме показались голова и плечо Николая. Судя по состоянию плеча, остальные части его тела также не были обременены одеждой..

— Какого черта ты заперся? — спросил Юрий.

Николай виновато потупился.

— Так, Юра… Тут Марья подошла.

Услышав эти слова, Синицын открыл рот, закрыл рот, потом снова открыл.

— Вы, мужики, совсем обалдели, — только и смог сказать он. — Здесь у нас что — воинская часть или публичный дом?

Николай отвел глаза в сторону.

— Скажешь тоже, публичный дом…

— И скажу! Я вот что скажу. Через полчаса в песочнице… тьфу!..в курилке — общее собрание. Явка обязательна. Ответственный — ты! — Юрий ткнул пальцем прямо в лицо Николаю.

— Юра, так половины ж народа нет, — ответил тот. — Леха где-то с Олеськой гуляет, доктор в деревне на приеме, Саня к пруду пошел, с аккумулятором.

— Это еще зачем?

— Рыбу хочет попробовать током бить.

— Значит так. Чтобы через час…

— Через час точно не успеть. Давай через два?

— Хорошо, — сдался Юрий. — Чтобы через два часа все были в сборе.

Не слушая возможных возражений, он развернулся и ушел. Возражений не последовало.

— Чего это на него нашло? — пробормотал Николай. — Жорик! — крикнул он, завидев «начальника охраны». — Дай сигнал, чтоб народ сходился.

— Ладно.

Жора спрыгнул с гамака, подошел к разложенному посреди курилки костру и неторопливо поджег растопку. Дождавшись, когда займется пламя, он скептически осмотрел результат и пробормотал:

— Хвои надо кинуть, а то дым жидкий будет. Не заметят.

На доме Терентия висело уже привычное для деревенских объявление: «Доктор Левинсон ведет прием амбулаторных больных с 12.00». Правда, теперь между словами «Левинсон» и «ведет» была пририсована «птичка». Над ней значилось важное дополнение: «и народная целительница Алена Сизова». Соответственно, в слове «ведет» последняя гласная также была заменена на «у». Этим нехитрым способом Виктор Всеволодович пытался убить двух зайцев сразу. Во-первых, приобщить-таки недоверчивых жительниц села к современной медицинской помощи. А во-вторых… Убийство второго зайца относилось к категории сокровенных личных тайн доктора Левинсона.

— Большое вам спасибо, Алена, что согласились присутствовать, — поблагодарил он девушку, скромно сидевшую на лавке в «анбулатории». — Эти дуры старые меня почему-то боятся. Семеновна вон до сих пор за версту обходит. А с вами им спокойнее будет.

— Не за что, — Алена с любопытством следила за приготовлениями доктора к началу приема. — Чего ж не глянуть, чему в городе-то учат.

— Пожалуйста, пожалуйста. У меня нет от вас никаких секретов.

В избу с улицы заглянул Терентий.

— Как, доктор? Пущать или обождать пока?

Виктор осмотрел свой импровизированный кабинет. Рядом с рукомойником висело чистое полотенце. Вынутые из чемоданчика прибор для измерения давления и стетоскоп лежали на крахмально-белой скатерти.

— Пожалуй, можно начинать, — решил он. — Мы готовы.

Терентий скрылся. С улицы послышался его голос.

— Петровна, заходь!

Через некоторое время в избу действительно зашла Петровна. Невооруженным глазом было заметно, что старушка сильно нервничает.

— Здравствуйте, — поклонилась она. — Утречко доброе, Алена.

— Здравствуй, Семеновна, — поздоровалась девушка.

— Проходите, пожалуйста, — пригласил Виктор. — Садитесь.

Петровна села на лавку рядом с Аленой и вперила в доктора напряженный взгляд.

— Чем я могу вам помочь? — спросил Виктор. На этот раз, помня о предыдущем фиаско, он решил использовать только те фразы, в которых при всем желании трудно было найти второй смысл.

— Так… Алена вон знает, — Петровна повернулась к девушке. — Поясницу вчерась опять скрутило. В избе-то подметала когда, наклонилась чуток, а уж расклониться никак. Так прихватило, так прихватило…

— Ты чего, Семеновна, мне-то говоришь? — перебила ее Алена. — К доктору пришла, с ним и беседуй.

Петровна немедленно обратилась к врачу:

— Извиняйте. Так вот, говорю, поясницу вчерась скрутило. В избе подметала когда…

— Достаточно, — остановил ее Виктор. — Я все понял. — Он показал на кушетку, установленную у стены и также накрытую чистой белой простыней. — Ложитесь.

— Это к чему? — насторожилась Петровна, напуганная страшным рассказом Семеновны.

Виктор Всеволодович сделал глубокие вдох и выдох, помогая себе успокоиться, и предельно вежливым голосом сказал:

— Прилягте на скамью. На живот, пожалуйста. Раздеваться не надо. Я должен осмотреть ваш позвоночник.

Петровна проявила неожиданную сообразительность.

— А как же ты его посмотришь-то, ежели не раздеваться? — спросила она.

— В принципе, так мне, разумеется, было бы удобнее, — согласился Виктор, — но поскольку, как я вижу, вы неловко себя чувствуете, можно и так. Хотя, если вы согласитесь немного приподнять кофту, будет прекрасно.

Петровна, к середине фразы запутавшаяся в силлогизмах городского специалиста, посмотрела на Алену:

— Чего он сказал?

— На скамейку ляг. На пузо, — пояснила та. — И кофту задери. Доктор хребет твой потискает.

— Только хребет! — поспешно добавил Виктор, обеспокоенный тем, как Петровна воспримет последнее слово.

— А, поняла, поняла, — закивала старушка.

Пройдя к кушетке, она послушно легла на живот, однако вывернула голову так, чтобы иметь возможность следить за действиями доктора.

Виктор Васильевич решил в этих обстоятельствах применить американскую методику, в соответствии с которой врач, перед тем как выполнить процедуру, обстоятельно комментирует пациенту все свои действия.

— Не волнуйтесь, — успокоил он Петровну, занося над ней руки. — Сейчас я буду пальпировать ваш позвоночник.

— Как? — старушка опять посмотрела не на доктора, а на Алену.

— Смирно лежи, — прокомментировала та.

— А, лежу, лежу, — успокоилась Петровна.

Виктор Всеволодович мысленно восхитился лаконичности и одновременной действенности реплик Алены. «Есть чему нам еще учиться у народной медицины».

— Что-нибудь чувствуете? — спросил он Петровну, ощупывая позвоночник.

— Чувствую.

— Что? — насторожился Виктор.

— Так эти… пальцы.

— А боли нет?

— Нету. Нету боли, — произнеся эти слова, Петровна вздрогнула и вскрикнула: — Ох, смертная сила!

Виктор немедленно приподнял руки.

— Все, все. Больше не буду. Достаточно. Можете вставать. — Подойдя к столу, он пояснил Алене: — Все ясно. Обычный поясничный остеохондроз.

— Чего это? — встрепенулась Петровна, услышав страшные слова.

— Прострел у тебя, — перевела Алена латинский диагноз на русский язык.

— А, верно, — кивнула старушка. — Прострел. — Она села на лавку и, несколько успокоившись, принялась ждать продолжения. Ей было немного странно, зачем пришлось терпеть такие муки. Если бы доктор спросил, она бы и так сказала, что у нее прострел. Но, видать, так у них, городских, положено.

Виктор достал из чемоданчика тюбик с мазью и протянул его Петровне.

— Вот вам мазь. Ее нужно втирать в поясницу. Это поможет.

— Спасибочки, — оживилась Петровна не столько от того, что ее одарили мазью, сколько от того, что прием закончился. В лечении она особенно не нуждалась, резонно полагая, что прострел — он и есть прострел. Как же без него? Зато любопытство удалось удовлетворить полностью. — Мне чего, идти можно? — на всякий случай спросила она, беря тюбик с мазью.

— Идите, — разрешил Виктор. — И пригласите следующую.

— Спасибочки, доктор, — поблагодарила Петровна.

Столкнувшись в сенях с Терентием, она не удержалась и похвасталась:

— Вот что значит городской. Мазюку дал. — Петровна показала деду тюбик с непонятными иностранными буквами. — Сказал, втерешь — и как рукой сымет. А мы тут живем в глуши, не знаем. — Вскоре с улицы послышался ее бодрый голос: — Салтычиха, заходь.

— Слава богу, лекарствами я на складе затарился под завязку, — поделился с Аленой Виктор. — Даже удивительно, откуда там столько всего. В городе бы с Петровны за эту мазь три шкуры содрали. Альтернативы-то нет. Лекарство прекрасное. Но пришлось бы основательно раскошелиться.

— Мы тут больше по-своему, — уклончиво заметила Алена.

— То-то и беда, — посочувствовал Виктор.

Дверь в горницу открылась, и на пороге показалась Салтычиха.

— Можно войти, али как?

— Разумеется, — пригласил Виктор.

Салтычиха, бросив быстрый взгляд в сторону односельчанки, пожаловалась доктору:

— Зуб у меня чегой-то дергает.

— Зуб? — нахмурился Виктор. — Хм… Вообще-то я не стоматолог. К тому же, боюсь, у меня может не оказаться подходящих инструментов… Впрочем, посмотрим, — решился он, не желая допускать падения собственного авторитета.

Виктор достал из чемоданчика маленький фонарик, подошел к Салтычихе и попросил:

— Откройте рот.

Салтычиха послушно выполнила его просьбу. Виктор заглянул в приоткрывшийся черный провал и тут же непроизвольно отшатнулся.

— Чего там? — с беспокойством спросила Салтычиха.

— Будьте добры, попробуйте некоторое время не дышать.

Салтычиха вновь раскрыла рот и замерла. Виктор, сам задержав дыхание, еще раз заглянул внутрь, светя себе фонариком.

— Ну, с этим мы справимся, — с облегчением произнес он и пояснил для Алены: — Десна нагноилась… Небольшой флюс. Вскроем нарыв — и все быстро заживет. Будьте добры, сядьте на лавку поближе к свету, — попросил Виктор Салтычиху, возвращаясь к столу.

Алена оставила его речь без комментариев.

— Значит так… — Виктор принялся копошиться в чемоданчике, готовя необходимый инструментарий и втайне дивясь тому, что предложение пусть о небольшой, но все же операции было воспринято пациенткой столь безразлично. «Вот ведь, сварливая баба, а понимает, в отличие от остальных», — мысленно похвалил он Салтычиху. — Теперь надеваем масочку, — прокомментировал Виктор свои действия. «Маска будет очень кстати. Запах изо рта у нее — хоть святых выноси». — Готовим новокаинчик… — доктор ловко обезглавил ампулу и набрал в шприц необходимую дозу.

Салтычиха равнодушно следила за его действиями, но вовсе не по причине недюжинного мужества, как наивно предполагал Виктор. Она просто не догадывалась, что они имеют к ней самое непосредственное отношение. Салтычиха терпеливо ждала, пока лекарь закончит суету и вернется к осмотру. «Дело бы сделал, а уж потом», — неодобрительно подумала она.

— Вроде бы все, — Виктор сбросил из шприца воздух и подошел к Салтычихе. — Откройте рот.

Та с недоумением посмотрела на него.

— Опять, что ли?

— Конечно. Сейчас начнем ваше лечение. Для начала вколем обезболивающее, а потом разрежем нарыв.

Тут только до старушки дошло, что с ней собираются делать. Салтычиха мгновенно вскочила со скамьи.

— Резать не дамся!

— Ну-ну, — успокоительно произнес Виктор, дивясь столь резкому изменению настроения пациентки. — Больно не будет, — заверил он.

Салтычиха, не имея возможности попятиться, выставила вперед руки.

— А ну, отойди. Ишь чего удумал!

Виктор опустил шприц.

«Похоже, это будет непросто», — с досадой подумал он, принимаясь за очередные увещевания:

— Послушайте, если не вскрыть этот нарыв, будет только хуже.

— А ты меня не пужай! — задиристо бросила старуха. — Пуганая уже.

Виктор повернулся к Алене.

— Может быть, вы поможете?

— Могу и помочь, — согласилась та. Однако действия, которые она предприняла, оказались вовсе не теми, которых ожидал доктор.

Алена скомандовала Салтычихе:

— Сядь.

Та, косясь на доктора, так и стоявшего со шприцем в поднятой руке, села на лавку.

— Открой хлебалку.

Салтычиха послушно открыла рот. Алена, придвинувшись к ней, принялась что-то тихо шептать, водя руками вокруг ее головы. Доктор с удивлением следил за странной церемонией. Закончив шептать, Алена неожиданно трижды плюнула прямо в открытый рот бабки, что та снесла совершенно безропотно.

— Все. Иди.

Салтычиха захлопнула рот и победно посмотрела на Виктора.

— То-то, городской. Набирайся пока уму-разуму. А то сразу иголками махать. Я-то думала… — Она пренебрежительно махнула рукой и покинула избу.

Виктор положил на стол шприц, снял маску, открыл дверь в сени и крикнул Терентию:

— Перерыв пять минут.

Вернувшись, он присел на скамью рядом с Аленой.

— Послушайте, при ней я ничего не сказал. Не хотел ставить под сомнение ваш авторитет. Но неужели вы не понимаете: от того, что вы ей, извиняюсь, плюнули в рожу, нарыв не рассосется.

Алена пожала плечами.

— Может, и не рассосется. А может, и да.

— Ну, знаете ли! — возмутился Виктор. — Вот когда ей понадобится срочная операция…

В дверь постучали.

— Я же сказал, перерыв пять минут… — с досадой начал он, но на пороге с тюбиком мази в руках уже стояла Петровна. — Что вам? — спросил Виктор.

— Извиняйте, люди добрые, — попросила прощения старушка, заметив хмурое лицо врача. — Только чего-то, дохтур, мазь твоя не помогает. Уж я обмазалась вся, а как по воду-то пошла, так снова стрельнуло.

Виктор улыбнулся. Несмотря на все еще испытываемое им раздражение, наивность Петровны его развеселила.

— Что же вы хотите? Естественно. Лечение — дело не быстрое. Мазаться надо минимум десять дней. Тогда почувствуете улучшение.

— Десять дней?

— Как минимум. Если не хватит мази, приходите, дам еще.

— Вон оно как. Тогда спасибочки.

К удивлению Виктора, старушка подошла к столу и положила тюбик.

— Погодите. Вы что? — не понял он.

— Зачем же добро зазря переводить? Я думала — раз городское лекарство, может, облегчение даст. А так, что ж…

Виктор почувствовал, как его снова охватывает волна бессильной злобы. «Боже, какая дремучесть! — с досадой подумал он. — И Алена еще. Вместо того чтобы помочь…» — Петровна, поймите, — с тоской в голосе произнес он, — при вашей болезни нет лекарства, которое могло бы подействовать быстрее. — Он вновь протянул ей тюбик. — Берите. Это очень хороший препарат.

— Как же нету? — Вместо того чтобы взять лекарство, Петровна посмотрела на доктора чуть ли не с жалостью, дивясь тому, что городской врач не знает простых вещей. — Как же — нету? — повторила она. — Аленкины-то травки привяжешь — и к утру будто молоденькая. Так что, спасибочки. Извиняйте, что побеспокоила.

Еще раз поклонившись, Петровна покинула избу. Тюбик с дорогой импортной мазью так и остался в руках у Виктора. Он повернулся к Алене:

— Что она несет? Это правда? Действительно к утру?

— Чего ж ей врать? — вопросом на вопрос ответила Алена.

— И что это за травы?

— Есть такие.

— Понимаю, — кивнул Виктор. — Семейный секрет. — Он с горечью развел руками. — Похоже, в моих услугах здесь не нуждаются. В таком случае…

— Погодите, доктор… — с непонятным смущением в голосе прервала его Алена.

Тот посмотрел на нее.

— Что?

Под его взглядом Алена еще больше смутилась.

— Может… вы бабушку мою глянете? — попросила она с неожиданной робостью.

— Бабушку? Это Марфу, что ли? — Виктор пристально глядел на Алену, ожидая подвоха, но, похоже, просьба была искренней. — А сами что ж? — не в силах сдержать язвительности, спросил он. — Травками… или плюнуть куда.

— Так чего — я. Она сама меня и учила. Не подпускает. Говорит: к концу моя жизненная дорога подошла, внучка.

В голосе Алены прозвучала столь откровенная тревога, что Виктор моментально устыдился своего ернического тона. К тому же в нем вновь проснулся профессионал.

— Идемте, посмотрим, — согласился он.

— Спасибо, — обрадовалась Алена. — Только вы не обижайтесь, она на вас ругаться будет.

— Ладно, — усмехнулся доктор. — Уже опыт есть.

Сложив все причиндалы обратно в чемоданчик, он вместе с Аленой покинул «анбулаторию». Сидевший на скамеечке Терентий спросил:

— Я вам не нужон? Мне бы к Бодуну наведаться. Туда да обратно.

— Конечно, конечно, — кивнул Виктор. — Я здесь сегодня до вечера. Так что вы вполне успеете вернуться.

Старая Марфа с безучастным видом лежала на кровати, протянув вдоль тела худые морщинистые руки.

— Бабуля, — почтительно сказала Алена, подойдя к ней. — Я вам доктора привела. Городского.

Виктор предупредительно стоял чуть поодаль. И не зря. Услышав о городском докторе, Марфа с усилием приподнялась на кровати и вперила в него страшные черные глаза.

— Изыди, сатана! — произнеся эту короткую фразу, старуха откинулась обратно на подушки, хватаясь за горло.

— И вам здравствуйте, — невозмутимо сказал Виктор. — Что с ней? — спросил он Алену, подходя.

— Горло. Еле дышит уже. Я и отвар пробовала, и заговоры…

— Заговоры — это потом, — Виктор с сомнением посмотрел на старуху, которая, потеряв последние силы, лишь злобно стреляла в него глазами. — А рот она сама откроет?

— Бабуля, рот открой, — попросила Алена.

В ответ на эту просьбу Марфа лишь теснее сжала губы. Взволнованная Алена подумала уже о том, чтобы пойти на крайние меры и применить силу, как вдруг Виктор неожиданно гаркнул во весь голос:

— Кончай дурака валять, дура старая!

Старуха, налившись гневом, распахнула рот, чтобы ответить. В этот момент доктор ловко ухватил ее за челюсти и заглянул в рот. Его действия оказались столь неожиданными для строптивой бабки, что та просто не успела ничего предпринять.

— Так-так… — произнес Виктор.

— Что? — забеспокоилась Алена.

— Некогда объяснять. — Пришедшая в себя Марфа попыталась закрыть рот, но Виктор был начеку. — Держи, Алена. Только не отпускай.

Алена ловко перехватила бабкины челюсти. Та попробовала оторвать от себя ее руки, но справиться с молодой внучкой оказалось ей не по силам. Увидев подбежавшего с пинцетом в руках врача, бабка отпустила Алену и попыталась осенить доктора крестным знамением. Виктор, не обращая на это внимания, храбро засунул пинцет в глубь ее рта. Бабка принялась тихо выть.

— Виктор… — взволновалась Алена.

— Некогда! — резко ответил тот. — Ты, главное, держи… Есть! — торжествующе воскликнул он, выдергивая пинцет и показывая его Алене. На конце пинцета была зажата большая рыбья кость. — Вот. Пожалуйста. А ты — заговоры. Все, можешь отпустить.

Алена отпустила бабкины челюсти.

— Что ж ты, внученька? — немедленно заголосила Марфа. — Бабку родную не пожалела. Не дала без позору помереть. — Сгоряча Марфа даже не заметила, что мучившая ее боль исчезла. Осознав наконец это обстоятельство, бабка схватила себя за горло, ощупала его со всех сторон и произнесла: — Ох, ты…

— Вот вам и «ох ты», — Виктор не отказал себе в удовольствии искупаться в собственном триумфе. — Рыбку осторожнее кушать надо. А то — заговоры…

Алена подбежала к нему.

— Господи. Спасибо вам большое!

— Давайте на «ты», коллега. В виде вознаграждения, — не упустил возможности Виктор.

— Спасибо, Витя! — искренне поблагодарила Алена.

— Да чего уж там, — несколько смутился тот и, дабы побороть внезапное смущение, назидательно произнес: — Пойми, Алена. Для своего же блага. Есть медицина — и есть все остальное.

На лавочке напротив дома старой Марфы сидели Петровна и Никаноровна. Петровна обстоятельно рассказывала подруге подробности недавнего визита к городскому врачу, безбожно привирая при этом. Никаноровна ахала.

Дверь в избу Марфы распахнулась, на крыльце появилась Алена. Заметив соседок, она поделилась с ними радостной вестью:

— Виктор бабушку вылечил!

Марфа, уже более недели не казавшая носа на белый свет, выкарабкалась из дома вслед за ней.

— Доброго дня, соседки.

— Здравствуй, здравствуй, — закивали в ответ те.

— А говорили: отходит Марфа, — шепнула Никаноровна на ухо Петровне. — Почитай, дней десять не вставала. Неужто и вправду городской доктор вылечил?

— Надо бы нашим сказать, — Петровна поднялась с лавки, надеясь опередить Никаноровну с этой сногсшибательной новостью. Но не тут-то было. Та резво отправилась вслед за ней.

Виктор посмотрел на часы.

— Пожалуй, хватит на сегодня. Выздоравливайте. И осторожнее впредь с рыбой.

— Спасибо, сынок, — поблагодарила бабка. Чудесное избавление от смерти привело ее в благодушное настроение. — Прямо чудо какое.

— Никакое не чудо — просто медицина в действии, — назидательно сказал Виктор. — В противовес всяким суевериям, — не удержался он.

На улице показалась Салтычиха с узелком в руках. Завидев стоящих на крыльце людей, она свернула к ним, подошла к Алене и с поклоном протянула ей узелок.

— Возьми, соседка, не побрезгуй.

— Что? Помогло? — спросила Алена.

— Помогло. Еще как помогло. Уж и не нарадуюсь. Как рукой сняло.

Виктор недоуменно посмотрел на нее, потом на Алену:

— Ты дала ей обезболивающее?

— Какое? Сам же видел. Так, поворожила чуток.

Доктор вновь посмотрел на Салтычиху и без особой уверенности в голосе попросил:

— Рот откроете?

— А и открою, — неожиданно согласилась та. — Глянь, городской.

Виктор, заранее поморщившись, заглянул в открытый рот Салтычихи. Лицо его немедленно вытянулось. Он присмотрелся повнимательней, потом нерешительно протянул палец. Салтычиха немедленно отпрыгнула.

— Еще чего удумал. Пальцы совать.

— Опухоли нет, — не веря самому себе, произнес доктор. — И нарыва тоже.

— То-то и оно. А ты — резать. — Салтычиха в очередной раз поклонилась Алене. — Спасибо тебе, соседка. Век буду благодарная.

Когда она ушла со двора, Виктор честно признался:

— Ничего не понимаю.

— А это еще чего? — вдруг сказала Алена. — Никак пожар?

Доктор проследил за направлением ее взгляда. Там, куда смотрела Алена, над лесом восходил вверх густой столб дыма.

— Ого! — моментально забеспокоился Виктор. — Тревога.

— Что? — не поняла Алена.

— Общий сбор. На базу бежать надо. Может, случилось чего. До свидания, еще увидимся. — Сбежав с крыльца, он быстро устремился вперед по дороге, досадуя, что так некстати отпустил Терентия.

Алена посмотрела ему вслед.

— Хороший он, правда, бабушка?

— Ведьмак, чисто ведьмак, — согласилась Марфа и деловито спросила: — Женатый, али как?

— Да вроде женатый, — вздохнула Алена.