Вот уже к третьему сборнику одноактных пьес Цезаря Солодаря пишу я послесловие. Почему? Только ли потому, что много лет тому назад мне довелось в какой-то мере поддержать становление Солодаря как драматурга? Или потому, что меня подкупает его давняя и неостывающая верность одноактной драматургии, которой не так уж много известных драматургов отдают свои силы и дарование?
Нет, мое стремление помочь читателям глубже разобраться в содержании и существе книг одноактных пьес Солодаря объясняется другим: каждая из них разительно отлична от предыдущей, обладает своим ощущением пульса времени, каждая открывает новые грани «малой» драматургии, насущно необходимой нашему театру, преимущественно бурно развивающимся самодеятельным драматическим коллективам. Именно эти черты прежде всего интересны и привлекательны для меня в сборнике пьес Солодаря.
Вот почему, прежде чем обратиться к пьесам, с которыми только что ознакомились читатели, следует вкратце коснуться предыдущих сборников автора.
«Маленькие комедии» — такое название достаточно точно характеризовало жанровую принадлежность шести пьес, вошедших в книгу, изданную в 1963 году издательством «Искусство». Что же касается их идейной направленности, то они, как это присуще всему творчеству драматурга, показывали образы активно действующих современников, особенно молодых, их кипучую борьбу за развитие социализма. Обличая хапуг и карьеристов, рвачей и чиновников, драматург во всех комедиях противопоставлял им органически вплетающихся в сюжетную ткань советских людей, решительно идущих в бой против всего, что мешает нашему движению вперед. «Маленькие комедии», несмотря на подчеркнуто лирическую окраску, разили тех, кто мешает созидательной работе советского общества.
Совсем иным оказался драматический пафос сборника «Семейный обед». Его отличало не только жанровое многообразие пьес, не только то, что вместе с комедиями и водевилями автор предложил читателю и драмы. Кстати, говоря о драмах, я имею в виду не такую широко известную, как «Сверстники грозы», неоднократно издававшуюся у нас и за рубежом и уже более четверти века входящую в репертуар многих театральных коллективов. Зерно сборника составили драмы «Голубой снег», «Семейный обед», «Сестры». Все они, хотя действие происходит в послевоенное время, навеяны героическими эпизодами Великой Отечественной войны, участником которой был драматург. От Подмосковья до Берлина прошел он вместе с действующими частями путь военного корреспондента. Это, естественно, получило отражение не только в его одноактной драматургии, но и в «полнометражных» пьесах «Первые рубежи» («Декабрь 41-го»), «Портрет», «Твой милый образ».
Сейчас мы попытаемся ответить на вопрос: что же определяет идейно-художественное лицо книги «Ситцевый бал»?
На этот вопрос достаточно красноречиво, на мой взгляд, отвечают три новые пьесы — «Поздние гости», «Вика, Настя и другие» и «Лебединая песня». Каждая показывает людей труда разных поколений, в каждой автор стремится в какой-то мере раскрыть духовный мир нашего современника, для каждой характерно прикосновение к волнующим наше общество нравственным проблемам.
«Поздние гости» формально можно было бы отнести к так называемым производственным пьесам, ведь речь в ней идет о дисциплине на производстве, о замечательных рабочих традициях, прививаемых наставниками молодым рабочим. Но, по существу, пьеса говорит о морально-нравственных идеалах советского человека, о его высокосознательном отношении к труду во имя блага Родины.
Возможно, выступив на выборах цехового партбюро с самоотводом, передовой бригадир Арефьев в какой-то степени и поддался эмоциям. Но так поступить подсказал ему голос совести, голос долга воспитателя молодых рабочих. До его сердца достучались критические замечания старейшего производственника Добрынина, в свое время воспитавшего из Арефьева не только замечательного фрезеровщика, но и честного коммуниста. Старый рабочий раскрыл Константину Арефьеву глаза на «мелкие», вроде бы незначительные огрехи в работе, ставшие незаметными для систематически перевыполняющей план арефьевской бригады.
Мне кажется, очень верно определяет драматический пафос «Поздних гостей» реплика молодой работницы Зины, пытающейся объяснить жене Арефьева, учительнице Людмиле Степановне, почему бригадир и его молодые воспитанники не замечали неполадок в своей работе: «Думаете, мы консерваторы? Рутинеры? Нет, дорогая моя Людмила Степановна. Просто привыкли считаться передовыми». Такое признание помогает жене бригадира верно оценить обстановку в бригаде. И она тут же повторяет слова Зины: «Привыкли считаться передовыми».
Хочется отметить и весьма интересное композиционное построение пьесы. Хотя Семен Петрович Добрынин так и не появляется в тот вечер в квартире Арефьевых, именно его поступки и высказывания двигают и развивают действие пьесы. Образ старого рабочего-коммуниста, любовно и уважительно прозванного «королем фрезеровщиков», бережно относящегося к судьбе и будущему каждого молодого рабочего, явственно ощущается читателем. И будет — есть все основания надеяться — ощущаться и зрителем.
На «Поздних гостях» лежит отпечаток наших дней. Конфликт Добрынина со своим учеником Арефьевым навеян тем, что часто, очень часто в наши дни происходит на многих предприятиях и стройках в самых разных уголках нашей страны. Актуальность? Злободневность? Что ж, подобная злободневность, опирающаяся на коренные для нашего общества проблемы отношения к труду и отраженная в «Поздних гостях» взволнованно и искренне, не превратится, по-моему, в однодневность. Не рискуя, конечно, сравнивать скромную одноактную пьесу Солодаря с широко известными «производственными» пьесами Николая Федоровича Погодина «Поэма о топоре» и «Мой друг», напомню все же, что появление этих драматических полотен в тридцатые годы было актуальным и злободневным явлением советской драматургии в самом лучшем смысле слова.
Как и в «Поздних гостях», действие драмы «Вика, Настя и другие» не выходит на пределы комнаты. На этот раз не в семейной квартире, а в общежитии научно-исследовательского института. В тот вечер возбудителем конфликта между двумя подругами — лаборанткой Викой и секретарем директора Настей — становится полученное Викой с Дальнего Востока письмо. Она ждала долгожданного сообщения о приезде после демобилизации дорогого ее сердцу Вадима, сапера-мостовика. Он же неожиданно сообщает, что вместе с верными армейскими друзьями остается на стройке уникального моста, и зовет девушку к себе на Дальний Восток.
Бытовая, камерная, на первый взгляд, ситуация. Но она отчетливо обнажает два взгляда на жизнь, два полярно противоположных понимания любви и долга. В сердце Вики находит отзвук стремление Вадима не расставаться с друзьями-однополчанами и возглавить состоящую из демобилизованных солдат строительную бригаду. Она чувствует, что должна поехать к любимому человеку на стройку. Настя же видит в полученном письме удобный для Вики повод обвинить Вадима в коварном желании расстаться с ней, она уговаривает Вику пренебречь «бесперспективным» строителем и ответить на чувства безразличного ей, но зато весьма «перспективного» научного работника Степичева.
Нет необходимости останавливаться на многочисленных сюжетных перипетиях и рассказывать, какие события привели Вику к сознанию того, что, написав под диктовку Насти резкое письмо Вадиму, она поступила недостойно, безнравственно. Важно другое: прийти к такому решению Вике активно помогли совсем чужие ей, казалось бы, люди — приехавшая с Дальнего Востока пенсионерка Татьяна Степановна, участвовавшая в строительстве Комсомольска-на-Амуре, и Степичев. Да, тот самый «перспективный» научный работник Степичев, в чьи объятия столь настойчиво толкала Вику дальновидная, не верящая романтическим порывам Настя. Толкала, кстати, из самых искренних побуждений, уверенная в том, что выполняет этим свой долг преданной подруги.
Хотя к концу действия Настя начинает понимать ошибочность своих расчетливых взглядов на жизнь, пьеса не заканчивается трафаретно-благополучным финалом. Начинающееся прозрение Насти — это прежде всего результат умения Татьяны Степановны разглядеть в Насте сквозь внешнюю браваду и нарочитый цинизм черты сердечности и искренности, поколебленные выпавшими на долю молодой женщины тяжелыми испытаниями неудачного замужества.
Действие пьесы «Вика, Настя и другие» происходит далеко-далеко от восточных краев нашей Родины. Тем не менее в комнату двух девушек властно врывается ветер страды комсомольских строек Дальнего Востока, врывается звонкий голос хетагуровок — смелых девушек, приехавших по зову комсомола в тридцатые годы на необжитые берега Амура и Тихого океана. Эстафету их традиции и принимает Вика, улетая на стройку к Вадиму. Такая преемственность значительно повышает идейное звучание пьесы.
Авторским стремлением показать новые приметы жизни советского общества, обратиться к современным нравственным проблемам пронизана и драма «Лебединая песня». По остроте конфликтной ситуации, по бескомпромиссности моральных взглядов, а главное, поступков героини пьесы, молодой работницы, кандидата партии Клавдии Шохиной, я бы поставил «Лебединую песню» на первое место среди новых одноактных пьес драматурга.
Клавдию воспитала и вывела в люди рабочая династия Прядко, ярким представителем которой является директор крупнейшего в городе стекольного завода Сергей Иванович. Именно он поддержал Клавдию, когда прямо со школьной скамьи робкой девчонкой она пришла в цех, где мастером работал Сергей Иванович. Впоследствии он доверил девушке бригаду, заставил ее поступить в техникум, выдвинул в помощники мастера. Большую роль в судьбе девушки сыграла и мать Сергея Ивановича — ветеран и старейший коммунист завода Анна Максимовна. Она дала Клавдии рекомендацию в кандидаты партии.
Зритель встречается с Клавдией Шохиной в короткие часы, когда она, депутат областного Совета, ведет прием избирателей. Это происходит в радостную для Клавдии и всех заводчан пору: предстоит отпраздновать столетие завода, пришедшего к этой дате под руководством Сергея Ивановича Прядко. Не случайно из Москвы приехала журналистка со специальным заданием — написать очерк о Клавдии Шохиной. Экспозиция пьесы, действенная и выразительная, поможет зрителю ощутить заслуженное уважение, которым пользуется Сергей Иванович в городе, и на заводе.
В разгар депутатского приема к Клавдии Шохиной бурно врывается зоолог Грушевой, научный сотрудник заповедного урочища «Лиственное», входящего в избирательный участок, который Клавдия представляет в областном Совете народных депутатов. Заранее уверенный во «всесилии» Сергея Ивановича Прядко, он запальчиво сообщает депутату о печальном происшествии в заповедном урочище. При пособничестве Сергея Ивановича приезжий кинорежиссер застрелил там молодую косулю — объект научных исследований. Вину директора его шофер, не раздумывая, берет на себя. Выгородить Сергея Ивановича готов даже и управляющий урочищем, которому Прядко не раз помогал выходить из хозяйственных затруднений.
Как же поступает молодой депутат? Только так, как поступила бы рекомендовавшая Клавдию в кандидаты партии старая большевичка, мать директора Анна Максимовна. И хотя Сергей Иванович накануне столетия завода представлен к самой высокой правительственной награде, депутат Шохина просит работников милиции немедленно начать расследование происшествия в заповедном урочище.
С некоторой схематичностью изложил я сюжет и идейную направленность «Лебединой песни», сознательно обошел все, связанное с личной жизнью Клавдии. Мне кажется, это дает возможность рельефнее ощутить авторский замысел, продиктованный нелегким намерением создать сценический образ нравственно чистого и бескомпромиссного в своих поступках молодого человека наших дней. Становятся очевидней перспективы воплощения пьесы на сцене, отчетливей просматривается динамичный, развивающийся до самого финала сюжет.
Кроме Клавдии Шохиной в «Лебединой песне» действует немало интересных зрителю персонажей: и горячий, порывистый, заботящийся об охране природы Грушевой; и сохранивший со школьных лет любовь к Клавдии шофер Николай, который, однако, не поддерживает депутата в его решении возбудить дело против директора; и нетрафаретно выписанная жена директора Тамара Савельевна. Их поступки и высказывания помогут зрителю ощутить во всем многообразии характер и взгляды Сергея Ивановича, увидеть в нем действительно масштабного и знающего хозяйственника. Тем больший нравственный заряд требуется Клавдии, чтобы в решающий момент не спасовать перед авторитетом и заслугами директора, перед тем, кто вывел ее в люди.
Можно было бы сгоряча обвинить драматурга в повторении сценического приема: как и Семен Петрович Добрынин в «Поздних гостях», так и Сергей Иванович Прядко в «Лебединой песне» на сцене не появляются. Однако это вполне органично и закономерно для избранных драматургом сценических средств построения пьесы. Именно поступки Прядко от начало и до конца катализируют движение сюжета и развитие характеров всех действующих на сцене персонажей.
Образ Клавдии раскрывается прежде всего в суровой оценке действий Прядко и ее ответных действиях. Конечно, дается это ей нелегко. Такая сложность взаимоотношений Прядко и его питомицы захватывает читателя и будет, мне кажется, держать в напряжении и зрителя. Если к этому добавить, что в пьесе достаточно тонко просвечивается зарождение личных отношений между Клавдией и ее «обличителем» Грушевым, то нетрудно себе представить, что «Лебединая песня» займет определенное место в репертуаре театральной самодеятельности. Как и пьесы «Поздние гости» и «Вика, Настя и другие», «Лебединую песню» отличает подлинное чувство современности.
«Чувство современности — это правильное понимание и активное следование политике Коммунистической партии, это глубокое знание жизни, современного уровня науки и техники; это проникновение в психологию советского человека, обязательное непосредственное участие в жизни народа; чувство современности, наконец, — это чувство ритма, ритма эпохи, ритма страны, ритма нашего быта» — так писал в книге «С Вахтанговым» выдающийся деятель советского театрального искусства Рубен Николаевич Симонов, с которым мне посчастливилось вместе работать на театральной ниве и многие годы дружить.
По глубокому убеждению Р. Н. Симонова, чувство современности должно быть присуще произведению советской драматургии любого жанра, в том числе и весьма любимого Вахтанговым и его учениками водевиля. Мне кажется, вошедшие в этот сборник водевили «Чистая работа» и «Сфера спорта» можно с полным основанием причислить к современным. И прежде всего потому, что в них показана борьба наших молодых современников с теми, кто мешает советскому обществу неуклонно продвигаться вперед. Первый водевиль сатирически бичует жулика, мешающего честным работникам торговли, второй — обличает околоспортивного «общественника», спекулирующего на знакомстве с прославленными спортсменами.
К водевилям Солодаря следует относиться особенно требовательно. Автор одного из лучших советских водевилей «В сиреневом саду», вот уже три десятка лет имеющего успех у зрителей, обязан в каждом произведении водевильного жанра демонстрировать драматургическую изобретательность в сочетании с хорошим вкусом. Оба одноактных водевиля соответствуют этому эталону: они остроумны, веселы и, главное, точно нацелены на типов, заслуживающих осмеяния. Можно упрекнуть драматурга в том, что, будучи автором широко известных песен, он не оснастил свои маленькие водевили песнями и куплетами. Вероятно, об этом пожалеют и коллективы, воплощающие «Чистую работу» и «Сферу спорта» на сцене.
Комедия «Ситцевый бал», давшая название этому сборнику, уже имеет свою литературную и сценическую судьбу. Она публикуется не впервые, вошла в репертуар самодеятельных театров и была показана по телевидению. Ей присуща лирическая окраска, как и всему тому в творчестве Солодаря, что связано с его воспоминаниями о встречах с фронтовиками в пору Великой Отечественной. Для творчества Солодаря «Ситцевый бал» традиционен в лучшем смысле этого слова: почти в каждой из своих «больших» и «малых» пьес драматург затрагивает дорогую и близкую ему тему эстафеты поколений, преемственности трудового подвига.
Вряд ли стоит упоминать недостатки этого сборника. Они есть. Не столь уж значительны они. Скажу больше: три новые пьесы («Поздние гости», «Вика, Настя и другие», «Лебединая песня») дают право говорить о том, что в сравнении со многими, неоднократно публиковавшимися и прочно вошедшими в репертуар одноактными пьесами драматурга он, без сомнения, сделал шаг вперед. Он стремится прикоснуться к наиболее животрепещущим проблемам нашей жизни, говорить о них в полный голос, с подлинным драматическим пафосом, остро и динамично.
В послесловии к предыдущему сборнику одноактных пьес Цезаря Солодаря «Семейный обед» я счел нужным подчеркнуть: «Выпуск подобных авторских сборников не только утоляет в какой-то мере постоянную жажду нашей художественной самодеятельности в репертуаре. Они играют несомненную роль как средство вовлечения в одноактную драматургию молодых литераторов. Необходимость пополнения рядов писателей, работающих в этом жанре, властно диктует жизнь». Ныне, говоря о новом сборнике драматурга, я могу повторить это еще уверенней и убежденней.
Такую уверенность и убежденность можно почерпнуть из тех строк постановления июньского (1983 г.) Пленума ЦК КПСС, где говорится о необходимости проявлять постоянное внимание к развитию самодеятельного творчества. И советские драматурги, знающие, что одной из основ репертуара нашей бурно развивающейся художественной самодеятельности является одноактная драматургия, ответят на такое указание партии созданием пьес высокого идейно-художественного уровня.
Свой вклад в решение этой важной творческой задачи внесет, надеюсь, и один из наших старейших драматургов — Цезарь Солодарь. Он — в поиске, в движении, в пути.
ВЛ. ПИМЕНОВ
профессор,
заслуженный деятель искусств РСФСР