#img_6.jpeg

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Т и м к а  П а р а м о н о в, в прологе Саша.

К с ю ш а, 19 лет.

Т и м о ф е й  И в а н о в и ч  П а р а м о н о в.

Л е л я, связистка, 19 лет. Ее играет исполнительница роли Ксюши.

К о с т е н к о, сержант, около 30 лет.

Г р у ш и н, молодой солдат.

К о с т я, 14 лет. Его играет исполнитель ролей Тимки и Саши.

С е р г е й  П е т р о в и ч  М и х е е в, политрук.

Л а в р е н т ь е в, старшина, комсорг.

Г р а ч е в, майор.

Т а т ь я н а  П а в л о в н а, военврач, 25 лет.

М о л о д о й  а в т о м а т ч и к.

З л а м а л, словацкий рабочий.

Т и л ь д а, немецкая девочка.

М а т ь  Т и л ь д ы.

Ч е л о в е к  в  п а л ь т о.

 

ПРОЛОГ

На просцениуме. Мелодия песни и один из самых первых плакатов Великой Отечественной войны подчеркивают, что действие происходит в июне 1941 года. Т и м о ф е й  И в а н о в и ч  П а р а м о н о в (ему в ту пору шел тридцать шестой год) с помощью десятилетнего  С а ш и  укладывает вещи в рюкзак.

П а р а м о н о в (запихивая кружку). Все. (Собирается затянуть рюкзак.)

С а ш а. Папа! А кисти? А краски? (Дает отцу деревянную коробку.) Без складного мольберта ты уж как-нибудь обойдешься?

П а р а м о н о в (не берет коробку). Я и без этого обойдусь, Саша. (Заметив удивленный взгляд мальчика.) Пятый день войны, а сколько уже захватчиков на нашей земле! (Тихо.) Запомни, сынок: пока не одолеем фашистов, я кисти в руки не возьму…

Звонок телефона.

Вроде междугородный. Неужели мама?

Саша бросается к телефону.

С а ш а (возбужденно). Слушаю!.. Слушаю!.. (Разочарованно.) Художника Парамонова?

П а р а м о н о в (отмахивается). Занят, занят!

С а ш а (в трубку). Тимофей Иванович занят… Кто?.. (Нерешительно.) Сейчас… (Прикрыв рукой трубку.) Из редакции. Говорят, срочно… Рисунок для фронтовых газет…

П а р а м о н о в (берет трубку). Слушаю… Так… Это для вас охотно сделает один из наших стариков… Понимаю, но я… уже не успею… Нет, отложить не могу: ополченцы Красной Пресни собираются у райкома через… сорок минут… Спасибо. (Повесил трубку.) Ну, сынок, мы с тобой почти как в песне: мне — на запад, тебе — в другую сторону… Если мама не встретит тебя в Харькове на вокзале, ты на попутной машине — прямо в степь. Запиши адрес…

С а ш а. Я помню! (Как на уроке.) Село Рубачевка, база экспедиции Института археологии Академии наук СССР.

П а р а м о н о в. Писать маме не буду. Сам знаешь, что сказать… Правда?

С а ш а (хмуро). Будь мама дома, она бы… ты бы…

П а р а м о н о в. Я все равно бы отказался от брони. (Подходит к Саше.) Слушай, сынок. Теперь — самое главное: я дам тебе рисунок. Его надо сберечь. Понимаешь, Саша, во что бы то ни стало сберечь.

С а ш а. Я спрячу его на самое дно чемодана. Я…

П а р а м о н о в. Нет. Рисунок всегда будет с тобой.

С а ш а. Понимаю, папа. Этюд для картины о первых комсомольцах?

П а р а м о н о в. Сейчас. (Уходит.)

Саша кладет в свой чемодан книгу. Парамонов вскоре возвращается с небольшим рисунком на холсте. К нему подбегает Саша, и они вместе рассматривают холст.

С а ш а (взволнованно). Почему ты мне никогда не показывал?

П а р а м о н о в. Хотел — в день, когда тебе вручат комсомольский билет. (Дает ему холст.) Сбереги, сынок.

С а ш а (глядя отцу в глаза). Не бойся, папа, рубашку брошу, а… (Не находит от волнения слов.)

П а р а м о н о в. Верю. (По его движению можно предположить, что он поцелует сына, но все ограничивается рукопожатием.)

С а ш а (замечает дырочку в холсте). Папа, почему — дырочка?

П а р а м о н о в. Американская пуля. Когда твой дед на бронепоезде интервентов под Архангельском громил…

С а ш а (удивлен). Значит, не ты рисовал?

П а р а м о н о в. Я. (Берет сына за плечи.) Это был девятнадцатый год.

З а т е м н е н и е.

Музыка, в которой явственно слышатся мелодии гражданской войны. Луч света постепенно высвечивает одного  П а р а м о н о в а, Саши уже нет, и Парамонов с рюкзаком за спиной обращается к зрителям.

П а р а м о н о в

(После паузы.) Мне было тогда тринадцать лет. А звали меня тогда Тимкой…

З а т е м н е н и е.

Вместе с последними тактами музыки керосиновая лампа высвечивает неказистое жилье московского рабочего. Оно обозначено скупыми деталями вроде печурки-«буржуйки» с непомерно широкими и нелепыми трубами. Сейчас, в мае, «буржуйку», естественно, не топят. Над грубо сколоченным столом склонился с кисточкой в руке тринадцатилетний парнишка в застиранной темной косоворотке, перепоясанной ремешком, и штанах из чертовой кожи. Это сын деповского слесаря Парамонова — Т и м к а. Настолько поглощен рисованием, что не слышит стука в дверь. Входит и останавливается на пороге  К с ю ш а. Красная косынка и потертая кожанка на девушке могут показаться чересчур традиционными, но именно так была в ту пору одета девятнадцатилетняя активистка московского комсомола, секретарь деповской ячейки.

К с ю ш а. Нарисовал?

Т и м к а (оглянулся). Ксюша?.. Не серчайте, я мигом!

К с ю ш а. Бронепоезд отправляется после полуночи, а что я на тендер вместо плаката повешу? Косынку? Эх, Тимка!..

Т и м к а (растерянно). Успею, увидите. (Снимает с гвоздя куртку.) Только вот быстренько побегу в лавку…

К с ю ш а. Какое там — побежишь! В депо ждут. (Ласково.) Давай, Тимошка, скорее плакат дорисуй!

Т и м к а (нерешительно). А я… не плакат.

К с ю ш а (гневно). Не плакат?! Я ж тебе сама лозунг написала!

Т и м к а (возвращаясь к столу). Ксюша… (Хочет показать ей рисунок на холсте.) Смотрите, я…

К с ю ш а. Молчи. (Тихо.) Да ты знаешь, кто нам ордер на эту холстину выдал?.. Нет, Тимофей Парамонов, не заслужил ты еще выполнять задания ячейки комсомола.

Тимка порывается ответить.

Не бойся, отцу не скажу. Чтобы не стыдиться, ему за тебя перед деповскими. Все третьи сутки не спят, бронепоезд собирают, а ты… (Подходит к столу.) Ты на что холстину изрезал? (Разглядывает рисунок, поражена.) Ленин?! (Берет рисунок.) Первого мая?

Т и м к а (не отходя от плаката). Вернулись мы с папаней с Красной площади, я сразу же… (Горестно.) Четвертый раз заново рисую. А портрет, видать, не выйдет…

К с ю ш а. Выйдет, Тимка! Выйдет… Ты, помню, ближе всех к Ленину стоял…

Т и м к а. И Степка Толкачев. Нам усатый дяденька в кожаных галифе крикнул: «А ну, огольцы, назад!» А Ленин ему: «Детей надо — вперед, обязательно вперед, и только вперед!»

К с ю ш а (рассматривает портрет). Постой-постой! Это ты… когда Владимир Ильич на тебя показал, правда?

Т и м к а. И на Степку Толкачева.

К с ю ш а (словно видя себя перед Лениным). Они вот нынче, в девятнадцатом году, участвуют в празднике освобождения труда, а придет пора — увидят плоды революционных трудов и жертв…

Т и м к а. А вы помните, как Ленин — руку вперед?

К с ю ш а. У тебя на портрете — в точности. (Восторженно.) Слушай, Тимка, мы этот портрет на паровоз повесим. Это, брат, почище всех лозунгов будет!

Т и м к а (просиял). Вы идите, а как высохнет, я мигом в депо!

К с ю ш а. Еще чего! Вечером с Пресни через всю Москву! Уж я подожду! (Снова рассматривает рисунок.) Тимка, милый, да из тебя, голова — два уха, пролетарский художник выйдет!

Т и м к а (подправляя кисточкой рисунок). На художника всю жизнь учиться надо. Верхний жилец, что меня учил… он, как мама моя, от чахотки помер… за всю жизнь так и не выучился. Сам сказал, когда краски подарил.

К с ю ш а (обнимает Тимку за плечи). А тебя выучим! Как война кончится… Нет, чего ждать! Вот все три бронепоезда отправим — я тебя в одно место сведу. Там выберем настоящего учителя.

Т и м к а (продолжая рисовать). А на что я ему?

К с ю ш а. Пол рабочего пайка за тебя выделим. А по-революционному учить будет — селедок дадим. И повидло.

Т и м к а (с надеждой). Где ж это на художников учат?

К с ю ш а. В Замоскворечье. Государственная галерея.

Т и м к а. Готово. (Откладывает кисточку.)

К с ю ш а. Молодцом, Тимошка! (Нерешительно.) Выслушай меня, Тимофей, внимательно… (Мнется и, заметив на полу продовольственные карточки, спешит поднять.) Ты что, хлеб нынче не получал? Голодный сидишь?

Т и м к а (хмуро). Сегодняшний талон все едино пропал.

К с ю ш а. Не хнычь, в депо накормим.

Т и м к а (удивлен). А мне с вами — в депо? (Снимает с гвоздя куртку.)

К с ю ш а. Да. Тебе с отцом проститься надо.

Т и м к а (замер, так и не продев руку в рукав). Опять на фронт. (Отвернулся, скрывая слезы.)

К с ю ш а (поворачивая его лицом к себе). Комиссаром. Бронепоезд ведь на Архангельск пробиваться будет, там американцы десант высадили. А твой отец тамошний. Ему сподручней местное население против интервентов поднимать. Ну и еще… железная пролетарская дисциплина на бронепоезде нужна…

Тимка берет со стола высохший рисунок.

Бронепоезду знаешь какое название назначили?.. «Ленинец». Понял, художник? «Ленинец»! (Берет Тимку и ведет к двери.) А этот портрет мы на митинге всем деповским покажем! И на паровоз повесим.

Т и м к а (остановился). А пустят меня на ваш митинг?

К с ю ш а. Тоже сказал, голова — два уха. Детей, Тимка, у нас надо вперед, обязательно вперед…

Т и м к а (просветлев). И только вперед!

З а т е м н е н и е.

Музыка. Сначала в ней слышатся мелодии гражданской войны, а затем начинают доминировать песни Отечественной. Музыка все мажорней и оптимистичней — она символизирует близкую победу. С последними тактами музыки по просцениуму пробегает с автоматом наперевес сержант  К о с т е н к о. Прожектор высвечивает связистку  Л е л ю, которая чем-то напоминает Ксюшу.

Л е л я (зрителям).

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Берлин, 1 мая 1945 года. Рейхстаг уже взят, до окончательного падения фашистской столицы остались только сутки. Но именно они отличались особенно оголтелым сопротивлением гитлеровских частей. Подвал. Здесь разместился командный пункт батальона, отрезавшего пути отступления группировке гитлеровцев. Непрерывно доносится грохот артиллерии, посвист мин и автоматная перестрелка. У телефона и радиоаппарата дежурит  Л е л я. На ее столике в снарядной гильзе — крохотная веточка липы. На дверь, ведущую в соседнее помещение, накинута пятнистая плащ-палатка. К едва заметному отверстию в забаррикадированном окне подвала приник молодой солдат  Г р у ш и н.

Г р у ш и н. Хоть бы на минутку, товарищ Леля, радио на Москву настроили. Скоро первомайский парад перед ленинским Мавзолеем. А сейчас, должно, передают песни советских композиторов.

Л е л я. У меня, солдат, радио для штаба предназначено, а не для советских композиторов.

Г р у ш и н (после паузы). Где же это Костенко? Даже подумать боязно: вдруг его уложит пуля, когда до победы, как в песне поется, четыре шага.

Л е л я. В песне поется: до смерти четыре шага.

Г р у ш и н. Песня сочинялась, когда немец под Москвой стоял. А мы с вами — в самом центре. Берлина. На Унтер-ден-Линден. Означает — под липами.

Л е л я. Вернется Костенко. Первейший разведчик. Он с капитаном сюда от Волги дошел.

Зуммер телефона.

Незабудка слушает… Понятно, товарищ Третий. Сейчас проверю. (Быстро заглядывает за плащ-палатку, снова берет трубку.) Спит. Может, притворяется, но глаза действительно закрыты… Понятно: Девятому отдыхать до двенадцати тридцати, а всем остальным забыть про Незабудку и обращаться к Резеде… Здравия желаю. (Дает отбой.)

Г р у ш и н. Приболел капитан Парамонов?

Л е л я. Простыл, когда Шпрее-канал форсировали.

Г р у ш и н. До войны, говорят, известным художником был?

Л е л я. Почему «был»?

Г р у ш и н. Я в том смысле, что на войне… Неужели рисует?

Л е л я. Не знаю.

Г р у ш и н. А я таких людей на фронт не пускал бы.

Л е л я. Представьте, я с вами, Грушин, согласна. В первый раз за все три недели.

Г р у ш и н. А я у вас в батальоне только шестнадцатый день… Извините, товарищ Леля… Один вопрос… чисто личный.

Л е л я (строго). Ваш личный?

Г р у ш и н. Скорее ваш. Я слышал, вас товарищ комбат не Лелей окликнул, а совсем неподходяще к Елене — Ксюшей?

Л е л я (вспыхнула). Вам показалось!

Г р у ш и н. Э, нет, уж что-что, а слух у меня первостатейный.

Л е л я. Чересчур даже первостатейный. (Предотвращая новые вопросы.) Где же, в самом деле, Костенко? Очень уж отчаянный стал, как письмо пришло, что фашисты дочку убили… Словно смерти ищет.

Г р у ш и н. Не ищет. Но и от смерти не бежит… Давеча стихотворение мне читал. Тараса Шевченко. «Садок вишневый коло хаты…» А потом сказал — меня с собой под Винницу прихватит, как война кончится. Значит, имеет мечту — после войны…

Л е л я. После войны каждый первым делом на самое памятное место поедет. Даже если там одно горе… и никого близких. Вот наш капитан москвич, а первым делом под Харьков подастся.

Г р у ш и н. Семья разве не в Москве?

Л е л я. Поезд, где жена и сын были, под Харьковом разбомбили.

Г р у ш и н. И никаких известий?

Л е л я (после паузы). Жена Тимофея Ивановича погибла.

Г р у ш и н. А сынок?

Л е л я. На запрос ответили: пропал без вести. Десятилетний… (Как бы стряхнув тяжелые думы.) Вы ведь, кажется, орловский?

Г р у ш и н. Курский. И все равно сначала в Москву поеду!

Л е л я. В Третьяковскую галерею пойдите. Обязательно! Там картина нашего капитана должна висеть. «Бронепоезд «Ленинец» в белом тылу». А не висит — потребуйте самого директора. Вам обязательно должны показать картину художника Парамонова, раз вы с его батальоном Берлин брали!

Входит сержант  К о с т е н к о, усатый, с обветренным лицом. Когда взволнован, вставляет в речь украинские слова.

К о с т е н к о. Дозвольте присутствовать.

Г р у ш и н (обрадовался). Гнат! Живой, черт! Ну как там?

К о с т е н к о (озабоченно). Почекай! (Леле.) Комбат где?

Л е л я. Командир полка приказал комбату отдыхать. Идите на энпэ и доложитесь лейтенанту.

К о с т е н к о. Доложил, дивчинонько.

Л е л я. Зачем же вам комбат?

К о с т е н к о (уклончиво). Дело есть. Такое, что…

Л е л я (неумолимо). К лейтенанту, товарищ, сержант.

К о с т е н к о. Говорит, некомпетентный… в таком деле.

Л е л я (сухо). Придется ждать.

К о с т е н к о. Не могу ждать… Не должен! (Не замечает, как, слегка отвернув плащ-палатку, их слушает Парамонов — ранняя седина, вдумчивые глаза.)

Л е л я. Будить не буду.

К о с т е н к о. Не будешь! (Сдерживает гнев.) А колы диты погибнуть, спокойно спать будешь?

Л е л я. Какие дети? (Взволнованно.) Наши? Угнанные?

К о с т е н к о. Дети все одинаковые.

Л е л я. Какие дети?

К о с т е н к о (досадливо). Ну, немецкие. (Прорвалось волнение.) Много детей! Голодни, хвори! И матери тоже. Помирают с голоду в подвале. Фашисты без еды кинули…

Л е л я. А может быть, там как раз жена того фашиста, что… вашу дочку… (Запальчиво.) Об этом не подумали?

К о с т е н к о. И не хочу думать.

Л е л я. А я хочу! Вижу, что с Тимофеем Ивановичем творится — не верит, что его Саша живой. А вы…

К о с т е н к о. Леля! Так то же диты? Диты! Хиба они виноватые? (Грушину.) Одна жинка не выдержала — вышла с подвала с дытыной на руках: дывыться, дытына! А как побежала с кринкой за супом в нашу сторону, они ее… прицельным…

Л е л я (тихо). И все равно… нельзя нашим из-за них гибнуть…

Г р у ш и н (мягко). Не надо, Гнат, капитана расстраивать. Он своего мальчонку вспомнит… Не сегодня-завтра фашисты сдадутся, и мы твоих берлинских ребятишек таким борщом накормим…

К о с т е н к о. Минуты дороги, Василь! Подумай, сколько детей, да и матерей безвинных, с голоду помрут!

Л е л я (начинает догадываться). И вы хотите…

К о с т е н к о… Горячу пищу им доставить… (Грушину.) Как нам под Шпрее, в тех больших термосах. На катках. (Леле.) Проползу.

Г р у ш и н. Брось, Гнат! Подстрелят как куренка!

Л е л я. Грушин прав. И капитан не разрешит.

К о с т е н к о. Почему ж это, товарищ связистка, не разрешит?

П а р а м о н о в (откинув плащ-палатку). Не потому, сержант, что там прячет своего ребенка, может быть, жена того самого фашиста, который…

К о с т е н к о. За отца-зверюгу дытына страдать не должна.

П а р а м о н о в. Верно. (Входит.)

Грушин вскакивает.

И не потому не отпущу, что у меня с погон за вас одну звездочку как пить дать снимут…

К о с т е н к о. Так я ж по собственной охоте, товарищ комбат.

П а р а м о н о в. Не могу позволить вам по собственной охоте гибнуть, когда… когда до победы дни остаются, Может быть, и часы… Ведь вот что получается? (Помогает себе скупыми, но выразительными жестами.) Засекут эсэсовцы ваши термосы. У страха глаза велики — подумают: новое оружие! Не способны они поверить, что вы под огнем борщ немецким детям доставляете. Такую пальбу откроют, что…

Л е л я. Костей не соберете.

К о с т е н к о (зло). Нехай они не соберут! (Парамонову.) Пальбу можно отвлечь. У меня планчик, извиняюсь, имеется. Справа за углом громадное здание есть. Учреждение там какое у немцев было, что ли.

Г р у ш и н. Фрицев оттуда еще ночью выковыряли.

К о с т е н к о. То-то и оно! Поставить туда, товарищ комбат, два пулеметных гнезда — и такого переляку эсэсовцам зададим, что не до термосов им будет!

П а р а м о н о в. Расчет у вас, сержант, вполне верный.

Костенко и Грушин торжествующе переглянулись.

Но, видимо, вы не знаете, что это здание…

К о с т е н к о (горячо). Стены ж такие, что хоть самоходками по ним лупцуй!

П а р а м о н о в. Понимаете, на эти стены, когда Германия свободной станет, люди с волнением глядеть будут. Со всего света. И запомнят каждое слово — золотыми буквами на мраморной доске…

Г р у ш и н. Мемориальной?

П а р а м о н о в (словно читая на будущей доске). Здесь, в здании Берлинской национальной библиотеки, Владимир Ильич в тысяча восемьсот девяносто пятом году изучал Карла Маркса.

Г р у ш и н (Костенко). Соображаешь?

К о с т е н к о (сердито). Не дурей тебя! (Парамонову.) А колы с сусидями слева договориться? Еще лучше будет! Как долбанут минометами!..

П а р а м о н о в (живо). Я так и… (Оборвал себя.) Это вы хорошо придумали. Слева и артиллерия пособить может.

К о с т е н к о (обрадовался). Товарищ капитан! Так скорее ж надо! Диты погибнуть! Диты!

П а р а м о н о в (после паузы, проводя ладонями по лбу). Пойдем-ка, сержант, на энпэ. (Двинулся к выходу, Костенко — за ним.)

Л е л я (взволнованно). Товарищ комбат! (Поняв, что оглянувшийся Парамонов недоволен таким возгласом, переходит на строго официальный тон.) Разрешите напомнить, товарищ комбат, приказание подполковника: до двенадцати тридцати вам отдыхать, а все вопросы решать лейтенанту.

П а р а м о н о в. Так оно и будет. (Лукаво.) Ведь советовать лейтенанту мне не запрещено.

Г р у ш и н. Товарищ капитан, разрешите обратиться!

П а р а м о н о в. Слушаю вас.

Г р у ш и н. Сержанта Костенко в одиночку вы ведь не пустите? Разрешите сопровождать.

К о с т е н к о (хмуро улыбаясь). Дошло! (Стучит пальцем по лбу.)

П а р а м о н о в (Грушину). А это уж решит лейтенант… как правильно напомнила связистка. (К Костенко.) Пойдем.

Л е л я (с отчаянием). Но вам приказано отдыхать!

П а р а м о н о в. А вот за это вы ответите. (Шутливо.) Ничего, Ксюша, в честь победы нам с вами амнистия выйдет. (Уходит, Костенко — за ним.)

Г р у ш и н (робко). Опять — Ксюша, товарищ Леля…

Л е л я (досадливо). Господи, говорят, девчата любопытны. Да вы хуже… (Сокрушенно.) Капитан и часу не отдыхал!.. А ты шибко быстро перестроился.

Г р у ш и н (хмуро). Я тоже слышал, как дети стонут: «Брот, брот». Уже по-русски выучили: «Кусотчек хлеба!» Гибнут.

Л е л я. У Костенко дочка уже погибла. И Тимофей Ивановича Саша, верно, тоже. Фотографии даже не осталось. Рюкзак в Шпрее затонул.

Г р у ш и н. А Костенко все равно уговорит капитана.

Л е л я. Ни за что! Зачем, думаете, капитан его на энпэ повел? Пусть в стереотрубу увидит, что на верную смерть рвется.

Г р у ш и н. Костенко самого командующего уговорить способен. Увидите, Ксюша!.. Изви…

Л е л я (вспыхнула). Опять?! Слушай, если услышу еще хоть раз…

Зуммер телефона.

Незабудка слушает… Грушина Резеда требует?.. Есть. (Грушину.) На энпэ, живо!

Г р у ш и н (надел каску). Разрешите пожелать счастья…

Л е л я. Привет.

Грушин идет к выходу.

Погодите!

Грушин обернулся.

Получается, Тимофей Иванович согласился?

Г р у ш и н. А как же иначе! Здравия желаю. (Хочет уйти.)

Л е л я (подбегает). Счастья вам, Грушин. (Протягивает руку.)

Г р у ш и н (просиял). Спасибо!.. (Нерешительно.) Вы, Леля, только не сердитесь… Ползу я ночью к библиотеке. И вижу… (Отстегивает карман гимнастерки.) Как раз под ваши глаза…

Л е л я (яростно). С подарочком трофейным подкатываешься?!

Г р у ш и н. Цветочек… (Вынимает смятый цветок.) И как он, бедняга, в таком огне уцелел! (Отдает Леле и убегает.)

Л е л я (глядит на цветок, а когда поднимает глаза, Грушина уже нет). Грушин!.. Вася!.. (Бежит к выходу.)

Г р у ш и н (возвращается). Ох, не будет мне амнистии от капитана!

Л е л я (тихо). Знаешь, почему капитан меня Ксюшей называет? Характер у меня, говорит, как у одной комсомолки девятнадцатого года. Ксюша первая сказала, что из Тимофея Ивановича художник выйдет… А перед тем как на интервентов уходить — мальчонке тогда тринадцать было, — рассказала ему, какие слова Ильича сама слышала… (Как клятву.) «Мы, взрослые, поголодаем, но последнюю щепотку муки, последний кусочек сахару, последний кусочек масла мы отдадим детям!»

Г р у ш и н. Ленин сказал?

Л е л я (кивает). Когда страна голодала… И Ксюша на прощанье мальчонке паек отдала.

Г р у ш и н. Правильно сделала.

Л е л я. Ясно, правильно! Мальчонка же наш, а не вражеский…

Г р у ш и н (досадливо махнул рукой). Эх, товарищ Леля! (Двинулся.)

Л е л я. Стой! (Бежит к столу, берет буханку хлеба, отдает Грушину.) Отдай маленьким немцам.

Г р у ш и н. А матерям про слова Ильича расскажу, Леля. (Убегает.)

З а т е м н е н и е.

Музыка.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Лаз в подвал дома, здесь женщины с детьми спрятались от огня и канонады. Из лаза, пригнувшись, выходят  К о с т е н к о  и  Г р у ш и н  с автоматами наготове.

К о с т е н к о (тревожно оглядываясь). Пригнись.

Г р у ш и н (беззаботно). Да не до нас фрицам! Чуют последние часы.

К о с т е н к о. Что-то мне той чердачок не нравится! (Показывает.)

В лазе показывается тринадцатилетняя  Т и л ь д а, мертвенно-бледная. Ее держит за руку  М а т ь, изможденная, преждевременно состарившаяся.

М а т ь (Грушину, как и в дальнейшем, по-немецки). Вы спасли детей от голодной смерти. Какими словами отблагодарить вас?

К о с т е н к о (Грушину). Что сказала?

Г р у ш и н. Слов, сказала, нет отблагодарить вас. (Матери, по-немецки, с ученической старательностью.) Не нужно благодарить. Главное — война кончается.

К о с т е н к о (восхищенно). Что ж ты, чертяка, молчал, что по-немецки балакаешь?

Г р у ш и н. Я успел школу кончить, знаешь ведь.

К о с т е н к о (вздыхает). Так и мени в школе по немецкому четверки ставили, а я…

М а т ь (Грушину). Как мы вам термосы вернем?

Г р у ш и н (по-немецки, с улыбкой). После войны, ждать недолго.

К о с т е н к о. Про термосы спрашивает, да? Как вернуть? (Матери.) Ну, бувайте, майне либе фрау!

М а т ь. Счастливого пути.

К о с т е н к о. Дочку как звать? Ди тохтер!

Мать вопросительно взглянула на Грушина.

Г р у ш и н (по-немецки). Как зовут вашу дочку?

Т и л ь д а (опережая Мать). Тильдхен!

Г р у ш и н (поясняет другу). Матильда.

К о с т е н к о (Матери). Доброе имя. Сразу — и Таня и Маруся. (Грушину.) Как война кончится, может, пионеркой станет. Скажи, они у нас зовутся юными ленинцами.

Г р у ш и н (по-немецки). Вашей дочке после войны дорога в пионеры. Юные ленинцы.

Т и л ь д а (оживляется). Я! Я! Юнге пионер ленине пионер! (И неожиданно скрывается в подвале.)

М а т ь (удивленно окликает ее). Тильдхен!

К о с т е н к о. Ну, поехали, Василь…

Перед тем как ползком двинуться в путь, оба еще раз осматриваются вокруг.

Г р у ш и н. На чердаке вроде спокойно…

Появляется  Т и л ь д а. Юркнув мимо Матери, выбегает из подвала.

М а т ь (испуганно). Тильдхен!

Т и л ь д а (дает Грушину свернутый в трубочку листок). Для ваши дочка. (Быстро бежит к подвалу.)

Г р у ш и н (оглянувшись). Дочки пока не имеется, но спасибо, Тильдхен. (Расстегивает гимнастерку и прячет листок на груди.)

К о с т е н к о. Посмотрел бы, чего прячешь…

Г р у ш и н. Ты бы в глаза этой девчушке посмотрел!.. Пошли!

Т и л ь д а (убегая). Какое есть ваше имя?

Г р у ш и н (откликается). Василий.

Они двинулись ползком. Вот их уже не видно. И только по напряженному взгляду прижавшей к себе дочку Матери и широко раскрытым глазам девочки можно представить себе полный опасности путь двух отважных солдат.

Т и л ь д а (словно про себя). Васильий…

Дробь автоматных очередей. И уже явственней — вблизи отстреливаются.

М а т ь (вздрогнула). Боже мой! (Закрывает лицо руками.)

Т и л ь д а (плачущим голосом, тоже по-немецки). Мама! Мама!

М а т ь (поднимая руки в сторону невидимого чердака). Будьте вы прокляты! (Отпустив дочку, закрывает глаза руками.)

Перестрелка продолжается.

З а т е м н е н и е.

Музыка.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Снова командный пункт Парамонова. П а р а м о н о в  слушает  К о с т е н к о, у которого на перевязи левая рука. Л е л я, опершись локтями о стол, замерев, поддерживает ладонями опущенную голову.

К о с т е н к о. …Тут и подоспела санитарка… Ось вам номер полевого госпиталя. (Дает Парамонову записку.) Комсомольский билет Василя. Ось. (Дает Парамонову.) И еще… фотокарточка.

Л е л я (не поднимая головы). Чья карточка?

П а р а м о н о в (мягко). Ваша, Леля.

Л е л я. Моя? (Подбегает к нему, поражена.) Моя.

К о с т е н к о. У корреспондента Василь вымолил. Что для армейской газеты вас фотографировал.

Леля медленно возвращается к столу.

П а р а м о н о в (Леле). В медсанбат, живо! (Дает ей записку.) Узнайте, где он, этот госпиталь.

Леля уходит.

К о с т е н к о (вспомнил, расстегивает гимнастерку). А ось це Василю немецкая дивчинка подарила. (Отдает Парамонову свернутый в трубочку листок.) Тильдхен.

Парамонов, с любопытством развертывает листок, смотрит и вначале, как говорят в таких случаях, не верит глазам своим. Костенко настороженно следит за тем, как Парамонов еще и еще всматривается в раскрашенный акварельными красками листок. Парамонов в волнении провел ладонью по лбу.

(Встревожась.) Что это вы, товарищ капитан?

П а р а м о н о в (растерянно). Не могу понять! Копия моего рисунка детских лет. (Смотрит.) Да, точнехонькая копия!

К о с т е н к о (заглядывает). Ленин…

П а р а м о н о в. На Красной площади, в девятнадцатом… Откуда это в Берлине?

К о с т е н к о. Может, в журнале печатали?

П а р а м о н о в. Нет-нет! Незрелый детский рисунок. Но я никогда не расставался с ним. С него начался художник Парамонов. (Как бы припоминая.) Не расставался. А когда я уходил на войну, Сашка поклялся, что сбережет… И вот… (Всматривается в рисунок.) Тоже, видно, детская рука…

К о с т е н к о (смотрит рисунок). А по-немецки что написано?

П а р а м о н о в. Не Сашина рука. (Читает по-немецки, затем переводит.) «Детей надо вперед, обязательно вперед, сказал Ленин, и только вперед!..» Эти слова Саша узнал от меня. (Шагает, затем останавливается, глухо.) Гнат Денисович, мой рисунок могли отнять только у… мертвого мальчика… Такова… печальная логика. (Отвернулся.)

К о с т е н к о (подошел, тронул его рукой за плечо). И повеселей логика есть, Тимофей Иванович. Хлопчик сам портрет отдал.

П а р а м о н о в (взметнулся). Врагу?!

К о с т е н к о. Другу.

П а р а м о н о в (с горечью). В Харькове?

К о с т е н к о (после паузы). А колы… тут, в Берлине? (Его осенила мысль.) Чего тут долго балакаты? Дивчинку спросим.

П а р а м о н о в. Какую дивчинку?

К о с т е н к о. Что в подвале. И от Матери, может, что узнаем! (По-строевому.) Разрешите… (Запнулся.) быть свободным? Поскольку я… вроде раненый.

П а р а м о н о в (внятно). Оставайтесь здесь.

К о с т е н к о. Я ж не в одиночку, товарищ капитан! Со мной Танкулаев поползет, с открытой душой!

П а р а м о н о в. Вот что, сержант. Если вы хоть шаг сделаете в сторону подвала, я вас… отправлю в трибунал. И любого, кого вздумаете подговорить.

К о с т е н к о (взволнованно). Так ведь когда огонь прекратится, жинки заберут детей из подвала, и тогда ж мы…

Зуммер телефона.

П а р а м о н о в (берет трубку). Я… Незабудка слушает… Сию секунду проснулся, товарищ Третий… Что?.. Прекрасно чувствую себя… Конечно, четыре часа беспробудного сна!.. Так… Так… С левого фланга?.. Понятно. Библиотеку разрушить не дадим. Только бы танкисты не замешкались… Здравия желаю. (Положил трубку.) Я на энпэ, а вы, Костенко, тут за связиста побудьте.

К о с т е н к о (хмуро). А как же будет, товарищ комбат?..

П а р а м о н о в (взяв фуражку и планшет). Вернется Леля — все равно оставайтесь здесь.

К о с т е н к о. Слушаюсь, товарищ комбат.

П а р а м о н о в. Жаркое дело предстоит — понадобитесь как связной. В случае чего, позывные энпэ знаете?

К о с т е н к о. Василек?

П а р а м о н о в. Резеда.

К о с т е н к о (угрюмо). Тоже не последний цветок.

П а р а м о н о в (идет к выходу, останавливается, тихо). Где же мой Саша, Гнат Денисович?.. Кто скопировал мой рисунок?.. Как попал он к немецкой девочке? (Провел ладонью по лбу.) Позывные энпэ знаете?

К о с т е н к о. Резеда ж.

П а р а м о н о в. Не то хотел… Пусть Леля сообщит мне на энпэ, в каком госпитале Грушин.

К о с т е н к о. Понятно. (После ухода Парамонова развертывает рисунок.) «…Обязательно вперед, сказал Ленин, и только вперед!..» Где же ты, Сашко Парамонов? Где?..

З а т е м н е н и е.

Музыка.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Когда музыка стихает, в темноте слышен голос по радио: «Сегодня, второго мая, фашистский гарнизон Берлина прекратил сопротивление и сдался. В городе еще орудуют террористические группы эсэсовцев. Продолжаются ожесточенные бои западнее и северо-западнее Берлина. Военный комендант Берлина генерал-полковник Берзарин приказывает военным комендантам районов города немедленно обеспечить порядок и безопасность, наладить продовольственное снабжение голодающего населения Берлина и сбор оружия…» Кабинет районного военного коменданта Парамонова разместился в комнате, где следы былой роскоши смешались с предметами фронтового быта. На стене над старинным креслом у письменного стола с причудливой инкрустацией висит листок с наскоро выведенной надписью на русском и немецком языках: «Военный комендант района». Рядом — карта Берлина и окрестностей. Раннее утро. Склонившись над столом, П а р а м о н о в  неумело, то и дело сбиваясь, откидывает костяшки на конторских счетах. К о с т е н к о  сочувственно смотрит на неудачные попытки комбата.

П а р а м о н о в (досадливо тряхнув счетами). То двести шестнадцать получается, то сто шесть.

К о с т е н к о. Чего?

П а р а м о н о в. Мешков муки.

К о с т е н к о. Муку, товарищ капитан, проще путем четырех правил арифметики подсчитывать.

П а р а м о н о в (берет счеты). Нет, я это проклятое оружие освою!

К о с т е н к о (хмуро). Дожили! Кругом Берлина еще наши хлопцы с фашистами бьются, а я, як тот завхоз, молоко больницам вожу.

П а р а м о н о в (взял карандаш). Сколько бидонов доставили?

К о с т е н к о (почесывая затылок). Чи девять, чи десять…

П а р а м о н о в. Расписку взял?

К о с т е н к о. Не пришлось, товарищ капитан… (Уловив недовольный взгляд комбата.) Поскольку перед самой больницей от этих… вольфов отстреливался. Вольф по-ихнему волк, да?

П а р а м о н о в. Вервольф — это, скорее оборотень.

К о с т е н к о. Наименование подходящее… Будут приказания?

П а р а м о н о в. Пока отдыхайте.

К о с т е н к о. Тогда разрешите… на перевязку.

П а р а м о н о в. Идите… (Выразительно.) На перевязку.

К о с т е н к о (отведя взгляд). Понятно.

П а р а м о н о в (лукаво). Дважды в день ходите, а перевязка позавчерашняя.

К о с т е н к о (его поразили слова Парамонова). Так надо ж ту фрау найти! Или хоть дывчинку! В подвале их след давно простыл… Пошукаю там, где кашевары немцам борщ раздают. (Идет к двери.)

П а р а м о н о в. Возвращайтесь с чистой перевязкой. Слышите?

К о с т е н к о (вздохнул). Слушаюсь, товарищ капитан. (Уходит.)

Парамонов открывает ящик стола, вынимает портрет Ленина, рассматривает. Слышится рокот остановившегося автомобиля.

Входит  Л е л я.

Л е л я. Ваше приказание выполнено.

П а р а м о н о в. Заявки при вас рассмотрели?

Л е л я. Одежду для освобожденных из концлагерей дадут. А вот с артистами у коменданта города нехватка. Майор, что артистами заведует, сказал мне: «Насчет бригады и не заикайтесь!»

П а р а м о н о в. Заикнемся. Сам поеду. (Тепло.) В госпиталь завернули? К Грушину.

Л е л я (смутилась). Я у библиотеки останавливалась. Увижу женщину или девочку — спрашиваю. (Кивнув на рисунок в руках капитана.) Не они. (После паузы.) У входа немцы, товарищ капитан, собираются. Гражданские.

П а р а м о н о в. Ровно в восемь начну принимать. Вы уж, Леля, как следует вникайте: ежели дело важное — немедленно ко мне… Ну а вопрос ясен — сами решайте…

Л е л я. Никогда я этим не занималась, товарищ, комбат.

П а р а м о н о в. И я никогда, Леля, не занимался одеждой. А видите, занимаюсь… Да, оружие у немцев пусть принимают два человека. Чтобы никаких очередей.

Леля уходит.

(Снова принимается за бумаги и подвигает к себе счеты. Звонок телефона. Берет трубку.) Да вот счетами только овладеть не могу… Так… (Взволнованно.) Все понял, товарищ генерал. Комитет берлинских антифашистов просит реставрировать портрет Ленина во весь рост… (Сдерживая волнение.) Если это ваш приказ, товарищ генерал, возьму кисти в руки… Если же… (Умолкает, так как ему задают вопрос.) А корень вот в чем, товарищ генерал. Когда я уходил на фронт, Саша, десятилетний сын мой, удивился, почему это папа не положил в мешок ни одной кисточки, ни тюбика краски. Я сказал ему: «Запомни, сынок…»

З а т е м н е н и е.

Музыка.

КАРТИНА ПЯТАЯ

На просцениуме. Развалины Берлина, На остатке стены тщательно выведено: «Русские не войдут в Берлин!» На надписи — размашистая резолюция углем: «А я в Берлине! Сидоров из Тулы». Среди развалин идут  Т и л ь д а  и  М а т ь. Каждая несет большой оцинкованный термос — в таких доставляли пищу на передовую. Остановились передохнуть. Навстречу молодой  А в т о м а т ч и к  ведет  Ч е л о в е к а  в  п а л ь т о, которое, однако, не может скрыть его воинской выправки. Увидев Тильду и Мать, он прячет лицо в воротник.

М а т ь (Тильде, по-немецки). Спроси солдата.

Т и л ь д а (Автоматчику). Пожальста, где есть военкригскомендатур?

А в т о м а т ч и к (весело). Оружие желаете сдать, гражданочки? Фаустпатрончики или чего другое?

Т и л ь д а, Мы отдавайт термос.

А в т о м а т ч и к (Человеку в пальто). Видишь, гражданин герр, люди даже термоса сдают. А ты — «цивиль, цивиль!», а сам в пальтишке гранаты таскаешь.

Ч е л о в е к  в  п а л ь т о (по-немецки). Не понимаю.

А в т о м а т ч и к. В комендатуре, гражданин герр, все по-вашему разъяснят. (Матери.) Потрафило вам, гражданочки, что мне тоже в… военкригскомендатуру.

Т и л ь д а (Автоматчику). Золдат Васильий живой?

А в т о м а т ч и к. Ты что, девушка! У нас Васяток, поди, тыщ пять наберется!

Т и л ь д а. Он есть кра-си-вый.

А в т о м а т ч и к (смеется). А у нас все красивые! Один я только обличьем не вышел.

Т и л ь д а. Васильий биль ранен, когда от меня получал Ленин портрет.

А в т о м а т ч и к (улыбаясь). Какой же это, дочка, портрет Ленина?

Т и л ь д а. Самый главный портрет! Там Ленин сказаль, что дети надо вперед, обязательно вперед!

А в т о м а т ч и к (подходит к ней, кладет руку на волосы). Откуда у тебя самый главный портрет Ленина?

Т и л ь д а. Майн фатер… Мой папа… (Поймав взгляд Человека в пальто, кричит.) Он забираль майн фатер в гестапо! Он!..

Человек в пальто выхватывает пистолет и отбегает.

А в т о м а т ч и к (вскинув автомат). Стой!

Т и л ь д а. Он искаль портрет Ленина!

Ч е л о в е к  в  п а л ь т о (наведя пистолет на Тильду, по-русски с немецким акцентом). Брось автомат — или…

М а т ь (в ужасе). Тильдхен!

А в т о м а т ч и к (загородив Тильду). В меня стреляй, фашистское отродье! В комсомольца русского! Получай свою пулю! (Вскидывает автомат.)

Человек в пальто, опередив автоматчика, стреляет и убегает.

З а т е м н е н и е.

Автоматную очередь заглушает музыка.

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Снова районная комендатура. Лучи предзакатного солнца. П а р а м о н о в  закончил прием посетителей. Устал. Проводит ладонью по лбу. Встает. Распрямляется. Входит  К о с т е н к о.

К о с т е н к о. Чепе, товарищ капитан!

П а р а м о н о в. Что случилось?

К о с т е н к о. Повесить бы меня на первой липе! (Кладет на стол лист бумаги, показывает.) Ось!

П а р а м о н о в. Спокойно, сержант. (Смотрит бумагу.) «Пистолет «парабеллум».

К о с т е н к о. Ниже, товарищ капитан!

П а р а м о н о в. «Термосы ведерные — два…» Что такое?

К о с т е н к о. Фрау с девочкой приходила. Термосы сдала — и бувайте здоровы. А я, дурень, хлопцив не предупредил…

П а р а м о н о в. Фамилия? Адрес? (Смотрит листок.)

К о с т е н к о. Не записали! Поскольку не оружие, а хозснаряжение. (Зло.) Весь Берлин перешурую, а найду! Разрешите отлучиться?

П а р а м о н о в. Посетителей больше нет?

К о с т е н к о. Ни души.

Парамонов машет рукой. Костенко уходит. Парамонов поглощен своими мыслями. Открывает ящик, вынимает портрет и смотрит на него. Входит  Л е л я.

Л е л я. Товарищ капитан, я к вам…

П а р а м о н о в. Я уже переводчика отпустил.

З л а м а л (входит). Не потребуется переводить.

Это жилистый, седой и совсем изможденный человек. На истощенном и бледном лице порой вспыхивают живые, пытливые глаза, выглядит он гораздо старше своих лет. На нем полосатая куртка фашистского узника.

П а р а м о н о в (положив рисунок на стол). Вы знаете русский?

З л а м а л (медленно скандируя русские слова и временами с трудом подбирая их). Добрый день, товарищ советский комендант! Я словак. Из лагеря, где секретный завод смертников содержал.

П а р а м о н о в. Здравствуйте, товарищ! (Леле.) Разве не выдали одежды?

З л а м а л. Выдали. Но мы еще в лагере дали клятву: вернуться до дому в этой проклятой униформе.

П а р а м о н о в. Понимаю вас, товарищ…

З л а м а л (подсказывает). Зламал. Матвей Зламал из Трепчина. Профессией стекольный… стекло… (Складывает губы трубочкой.)

П а р а м о н о в. Стеклодув.

З л а м а л. А в бараке арестант номер… (Закатывает рукав куртки, хочет показать номер, но спазмы душат его.)

П а р а м о н о в. Успокойтесь! (Усаживает Зламала у стола.)

Л е л я (быстро подает кружку). Выпейте воды!

З л а м а л (не пьет). Не опасайтесь, девушка, что я буду плакать. Мы видели такое, что и мужчине не грех пролить слезы. Но старая легенда говорит, что у стеклодува и в горле всегда на трубке сверкает чистая слеза.

П а р а м о н о в. Чайку, товарищ Зламал?

Л е л я. Поужинай с капитаном.

З л а м а л. Вынужден отказываться. Я сегодня уже много обедал и ужинал. Ваши красные армейцы угощали… Если ночью бы они пришли поздней на один час… (Жест безвыходности.) Гестаповский служный… как это есть, надсмотрщик, и еще разные гестаповские гайдуки… конвойные уже получили приказ… нас всех… (Жест.) И русских, и поляков, и норвегов… Всех.

П а р а м о н о в. Знаю. У меня сегодня были норвежцы и бельгийцы. Получили продукты и на рассвете двинутся на восток.

З л а м а л. А мы будем двинуться только завтра, хотя почти всю Чехословакию ваши войска уже вызволили…

П а р а м о н о в. Сражения сейчас под самой Прагой.

З л а м а л. Но мы должны раньше побыть в антифашистской «Берлин-организацион» и рассказать, какие германцы из подпольных коммунистов кригсверке… военного завода много помогали нам в тайности от гестапо.

П а р а м о н о в. Да, такое забывать нельзя.

Л е л я. Извините, товарищ капитан, а ночевать где?

П а р а м о н о в. Верно. (Зламалу.) Мы организуем вам ночлег.

З л а м а л. Благодарствуем вам за провиант и гардероб. А спать… (Машет рукой.)

П а р а м о н о в (Леле). Прикиньте, где разместить. (Зламалу.) Сколько вас человек?

З л а м а л. Двадцать и шесть.

П а р а м о н о в (Леле). Запомнила? И питание на дорогу.

Л е л я. Все будет. (Уходит.)

З л а м а л. Товарищ комендант, я пришел по важному делу.

П а р а м о н о в. Слушаю вас. (Садится за стол.)

З л а м а л. Был у нас в бараке один русский. Много раненный. (Значительно.) Сергей Петрович. Михеев. Политрук… Я был очень гордый, что он сам мне сказал, что, когда раздавят фашистов, он напишет Матвею Зламалу рекомендацию в партию коммунистов.

П а р а м о н о в. Где сейчас политрук Михеев?

З л а м а л (вздохнул). Или там, откуда живыми не выходят, или… Гестаповцы забрали его пять дней назад… А когда-то он сказал мне: «Если погибну, напишите моей дочке…» (Как клятву.) Челябинская область, город Усть-Катав, улица… (Чтобы скрыть слезы, отвернулся к столу и наклонил голову, затем поднимает голову и замечает на столе портрет.) Ленин!.. Я знаю такой портрет… (Берет рисунок, встает со стула.) Мы все знаем такой портрет! Все. Все невольники лагеря.

П а р а м о н о в (быстро подходит, берет его за руки). Товарищ! Расскажите! Подробно… Слышите, подробно! Для меня это… это больше чем жизнь… Расскажите все!

З л а м а л (потрясен волнением Парамонова). Я рассказываю… Когда мы работали на кригсверке уже целый один год, гестаповские служные привозили еще несколько русских пленных. Совсем дети! А им приказывали работать наравне с мужчинами… И один русский мальчик имел такой портрет Ленина…

Парамонов порывается спросить, но сдерживается.

Только без этих германских слов. И не на бумаге, а на… текстиль…

П а р а м о н о в. На холсте? (Показывает размер.)

З л а м а л (кивнул). И тот портрет стал у нас прапор… знамя сопротивления. Не только для русских. Для словаков, бельгийцев, норвегов — для всех… Когда мы испорчивали мину и вкладывали письмо, там писали, что поклялись перед портретом Ленина, как перед прапором борьбы…

Пауза. Парамонов боится прервать ее вопросом, ответ на который может разрушить все его надежды.

Двадцать второе апреля мы услыхали залпы артиллерии вашей. И политрук Михеев сказал нам, что этот день, когда вы начинали штурм Берлин, есть семьдесят и пять лет рождения Владимира Ленина. И один голландец говорил, что каждый должен в такой день видеть портрет Ленина. И все соглашались. Но гестаповцы узнавали, что портрет, который всегда имел при себе мальчик Костя…

П а р а м о н о в (вскрикивает). Саша!

З л а м а л (покачав головой, тихо). Костя…

П а р а м о н о в. Нет! Нет! Саша!

З л а м а л (виновато). Костя…

П а р а м о н о в. Светлые волосы?

З л а м а л (кивает). Светлые.

П а р а м о н о в. Карие глаза?

З л а м а л (не понимает). Какие глаза?

П а р а м о н о в. Карие! Ну как у меня!

З л а м а л (кивает). Как у вас.

П а р а м о н о в (показывает на щеки). И веснушки, веснушки?

З л а м а л (не понимает). Веснушки?

П а р а м о н о в. Пятнышки! Рыжеватые. От солнца…

З л а м а л (качает головой). Он не видел солнца… (Показывает на левую щеку.) А здесь у него один… (Подыскивает слово.)

П а р а м о н о в. Рубец? Шрам?

З л а м а л. От огня…

П а р а м о н о в. Ожог?!

З л а м а л (кивает). Ожог.

П а р а м о н о в. Не было ожога у Саши!

З л а м а л. У Кости…

П а р а м о н о в. А про отца мальчик не рассказывал?

З л а м а л. Политруку Михееву все рассказывал.

П а р а м о н о в. Что сделали с… Костей гестаповцы?

З л а м а л. Хотели забирать портрет Ленина. Но германский металлист Андреас предупреждал. И Костя отдавал портрет ему…

П а р а м о н о в. Немцу?!

З л а м а л. Коммунисту. Подпольщику. Он много помогал нам, геноссе Андреас. И когда начинался обыск, портрет Ленина уже не был на заводе. Но гестаповцы все равно хотели забирать Костю. Тогда Сергей Петрович сказал, что это он затаил портрет. Гестаповцы говорили, что он пойдет в лагерь, откуда не выходят живые. И когда они уводили политрука, мальчик бросился на них… Они его тоже забрали…

П а р а м о н о в (глухо). А что потом сказал Андреас?

З л а м а л. Геноссе Андреас больше не пришел на завод. Один германский металлист тихо шептал нам, что когда русский снаряд попадал в контору, Андреас старался помочь политруку и Косте побежать. Германские подпольщики приготовили для них гардероб и оружие.

П а р а м о н о в. И побег удался?

З л а м а л. Не знаю, товарищ.

П а р а м о н о в. А где тот лагерь смерти?

З л а м а л. На запад от Берлина. (Подходит к карте.) Вот. Лагерь Зет-семнадцать.

П а р а м о н о в. Здесь еще бои. (Отходит в сторону, сам с собой.) Почему не Саша, а Костя?.. Откуда ожог?.. Как найти Андреаса?

З л а м а л (после паузы). Товарищ комендант!

П а р а м о н о в (стряхнув гнетущие мысли). Слушаю вас?

З л а м а л. Разрешите мне сейчас показывать портрет Ленина моим друзьям. Они его узнают. И он будет для них… прапор на счастливый путь!

П а р а м о н о в. Покажите, товарищ Зламал.

З л а м а л. И мы будем спивать песню, что нам научил Костя. (Поднял портрет Ленина, запевает и идет к выходу.) «Орленок, орленок, взлети выше солнца…»

П а р а м о н о в (после его ухода, тоскливо). «Он не видел солнца…»

Оркестр подхватывает мелодию «Орленка», которую вместе с Зламалом поют по ту сторону двери его друзья.

З а н а в е с.

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

В музыке мелодия «Орленка». Рассвет. Полуразрушенный амбар западнее Берлина. Дверь, видимо, заколочена снаружи. И пробраться сюда можно только через прикрытый досками проем в противоположной стене. Здесь укрываются политрук  С е р г е й  П е т р о в и ч  М и х е е в, ослабевший от ран, и четырнадцатилетний  К о с т я. Они в потрепанной, уже не лагерной одежде. Мы с трудом узнаем в Косте подросшего Сашу. Михеев неподвижно лежит на соломе. А Костя как бы на часах. С гранатой в руке напряженно смотрит в проем, сквозь который прорываются рассветные лучи. Временами бросает тревожные взгляды на Михеева. Михеев зашевелился, слегка застонал.

К о с т я (стараясь не шуметь, бросается к нему). Сергей Петрович… Лучше вам?

М и х е е в (с трудом). Гораздо лучше, Костя.

К о с т я, Воды попейте.

М и х е е в. Не хочется. Выпей ты.

К о с т я (преувеличенно бодро). У, я уже две порции выпил!

М и х е е в. Не сочиняй. Для меня бережешь.

К о с т я (после паузы). Совсем запутался! Высчитывал-высчитывал — получалось: сегодня третье. А сейчас получилось — четвертое.

М и х е е в. По-моему, шестая ночь минула.

К о с т я. Четвертое мая, значит… А что если наши взяли Берлин?

М и х е е в. Вполне… Уж очень шустро фрицы на запад бегут. Да и самолетов не слыхать.

К о с т я. А помните, Андреас рассказывал, фашисты говорят: если уж сдадим Берлин, только американцам, а не русским.

М и х е е в. Фашист предполагает, а Красная Армия распола… (Насторожился.) Тише!

Гудят проходящие неподалеку бронетранспортеры.

К о с т я (быстро отползает к проему, вглядывается). Машин мало, больше пехота… Раненых вроде много. (Всматривается.) Ой, как много!

М и х е е в. Не вздумали бы здесь привал устроить… (Превозмогая боль, приподымается с гранатой.) Помни, ты случайно меня встретил, знать не знаешь, а про секретный завод и не слыхал…

Теперь можно разглядеть совершенно изможденное лицо этого израненного и больного человека, двигающегося и разговаривающего ценой невероятных усилий. Грохот моторов удаляется и вскоре стихает.

К о с т я. Ушли… Усните, Сергей Петрович… (Подбегает к нему и приводит в порядок изголовье жалкой постели Михеева. Помогает ему улечься.)

М и х е е в (после паузы). Все о портрете думаешь?

К о с т я. Нет, сейчас знаете о чем? (Взволнованно.) Я «Зимний вечер» забыл, стихотворение Пушкина.

М и х е е в. «Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя…»

К о с т я. Во втором классе на утреннике декламировал. И всю жизнь помнил. А теперь забыл… И Некрасова: «Поздняя осень. Грачи улетели…»

М и х е е в. «Лес обнажился, поля опустели…»

К о с т я. А я забыл! Забыл!.. Сергей Петрович, уже скоро три года я русской книги не читал! Только листочки «Тараса Бульбы», помните, без начала и конца… (Тревожно.) Сергей Петрович, я еще правильно по-русски говорю?

М и х е е в. Правильно. Последние дни остались, Костя. Ты будешь читать русские книги, ты вернешься в Россию, увидишь наши реки, наши леса… В свою московскую школу вернешься. И расскажешь ребятам про все… это…

К о с т я. Я уже в седьмой переходил бы… Сергей Петрович, через два месяца я мог бы в комсомол подать!.. Папу в тринадцать с половиной приняли в ячейке депо.

М и х е е в (после паузы). Меня в комсомол бронеподростком принимали.

К о с т я (удивленно). «Броне»? Вы уже танкистом были?

М и х е е в. На обрубщика учился. Безработица еще была, и пареньков с неохотой на работу брали. Вот и вышел декрет: в каждом цеху броня для подростков… Ну, комсомольская ячейка обрубщиков за меня проголосовала. Вызывают в райком. Ребята предупредили: по текущему моменту гонять будут. А в тот текущий момент Чемберлен у всех на устах был, английский лорд сэр Остин Чемберлен. Все грозился нас задушить, даже дипломатические отношения разорвал. Ну, я все про Чемберлена досконально запомнил, даже стишки: «На каждого Остина своя хворостина!..» Прихожу в райком, а секретарь мне: комсомол, Сережа, зовется Ленинским, так вот расскажи факт из биографии Владимира Ильича, когда он твоего возраста был.

К о с т я. И вы рассказали?

М и х е е в. Как Володя Ульянов возмутился, когда услышал, как его отцу гимназический надзиратель, что ли, присоветовал сечь детей, если в церковь ходить не будут. Побледнел Володя, выбежал из дому, сорвал с себя крестик и вышвырнул… А в анкете потом писал: неверующий с шестнадцати лет…

К о с т я. А на портрете… нашем… Ленину сорок девять. (Вздохнул.) Где портрет?

М и х е е в. Андреас надежно спрятал.

К о с т я. Сегодня принесет, увидите!

М и х е е в. Не принесет, Костя.

К о с т я (взволнованно). Откуда вы знаете?

М и х е е в (с трудом садится, как бы готовясь к серьезному разговору). С Андреасом, видать, беда случилась.

К о с т я. Но день только начинается. Он еще может прийти.

М и х е е в. Обещал прийти позавчера утром. Будь все в порядке — расшибся бы, а пришел. Или бы прислал… кого из подпольщиков…

К о с т я. А вдруг кто-нибудь еще придет? И скажет пароль… (Мечтательно.) «Детей надо вперед, обязательно вперед…»

М и х е е в (улыбнулся). И мы, Костя, ответим: «И только вперед!..» Да, Андреас знает: и пищи у нас в обрез… и с водой… (В бессилии падает на спину.)

К о с т я. Выпейте. (Подносит к его рту фляжку.)

М и х е е в (сделав глоток). Что-то я совсем раскис…

К о с т я (возбужденно). Из-за меня застряли вы здесь! Из-за меня! Ушли бы мы позавчера вечером — уже у наших были бы!.. (Плачуще.) Но как же я без портрета уйду, Сергей Петрович?! Разве могу я?

М и х е е в. Не вини себя понапрасну. Не из-за тебя застряли мы здесь… Я, видишь, не ходок. Прошкандыбаю километр — свалюсь.

К о с т я. Отпустите меня хоть на два часа! Еду раздобуду. Вы поедите как следует — и поправитесь, увидите!

М и х е е в (садится). Я, Костя, решение принял. Ты пойдешь…

К о с т я (нетерпеливо). На сколько?

М и х е е в. Пока до наших не доберешься. (Поясняет пораженному мальчику.) На восток пойдешь.

К о с т я. А вы здесь… один?! Не пойду!

М и х е е в. Пойдешь. Мы с тобой на войне. Ты партизаном был, знаешь: приказ командира — закон.

К о с т я. Но вы… вы здесь… (Не решается договорить.)

М и х е е в. Здесь мы оба погибнем. А доберешься до наших — и меня, может, отсюда сумеют забрать… (Опережая Костю, пытающегося возразить.) Иди.

К о с т я. Не могу я вас…

М и х е е в. Молчать. (Спокойно.) Иди. Наткнешься на немцев — скажешь, у помещика батрачил, имение разбомбили, все разбежались.

К о с т я (встрепенулся). Шаги! (Прислушивается.)

М и х е е в. Погляди.

К о с т я (взглянул). Какой-то гражданский. Со стороны леса.

М и х е е в. Один?

К о с т я (снова взглянул). Один. Озирается. Сюда идет.

М и х е е в. Стань там. (Показывает на стену рядом с дверью.)

К о с т я. А вдруг от Андреаса? (Притаился у стены с гранатой в руке.) Вынуть чеку?

М и х е е в. Только по моей команде.

К о с т я. Да ведь у партизан я…

М и х е е в. Тшшш… (Переложил гранату в правую руку.)

Через несколько секунд, осторожно отставив доски, в проем заглядывает  Ч е л о в е к  в  п а л ь т о. Со света, видимо, ничего не раз личает в темноте. Осторожно вползает.

(Подняв гранату.) Хенде хох!

Ч е л о в е к  в  п а л ь т о (отпрянул). Их бин…

К о с т я (у него за спиной). Руки вверх! (Поднимает гранату.)

Ч е л о в е к  в  п а л ь т о (поднял руки). Русс? Камарад? (По-русски.) Товарищ! Я антифашист! Какая радость, что я сюда попал!

К о с т я (радостно). От Андреаса? (Подбегает к нему.)

М и х е е в (строго). Погоди. (Человеку в пальто.) Вы как сюда попали?

Ч е л о в е к  в  п а л ь т о. Я знаю камарада Андреаса. Хорошо знаю!

М и х е е в. Знаете? Где он работает тоже знаете?

Ч е л о в е к  в  п а л ь т о. На военном заводе «Сименс». Шестой бункер.

К о с т я (радостно). Правильно! Принесли портрет?

Ч е л о в е к  в  п а л ь т о (после секундной паузы). Портрет Ленина?

К о с т я. Да, да!

Ч е л о в е к  в  п а л ь т о (уверенно). Андреас должен был передать мне портрет Ленина.

К о с т я. Где портрет?

Ч е л о в е к  в  п а л ь т о. Гестаповцы арестовали Андреаса.

М и х е е в. Когда?.. Не опускайте рук!

Ч е л о в е к  в  п а л ь т о. Двадцать девятого апреля. Вечером.

М и х е е в. А когда наши взяли Берлин?

Ч е л о в е к  в  п а л ь т о (после паузы). К сожалению, Берлин еще в руках Гитлера.

К о с т я. Не может быть!

Ч е л о в е к  в  п а л ь т о. К сожалению, мальчик, может. (Михееву.) И подпольный антифашистский комитет приказал мне бежать. После ареста Андреаса.

М и х е е в. На запад?

Ч е л о в е к  в  п а л ь т о. Я мечтал попасть в части долгожданной Красной Армии. Но разве можно пробраться через эсэсовские заградительные отряды! (Вздыхает.) Неужели вы, товарищ, не верите мне? Если бы вы знали, сколько я выдержал от гитлеровского режима!

К о с т я (Михееву). Можно, я спрошу его?

М и х е е в. Спрашивай.

К о с т я (Человеку в пальто). Вы хорошо знаете Андреаса? Тогда скажите: сколько лет его сыну и как его зовут?

Ч е л о в е к  в  п а л ь т о (горько усмехается). У Андреаса, дружок, нет сына, а дочка, такая же, как ты. Зовут ее Тильдхен. (Опускает руки.) Что, дружок, правильно?

К о с т я. Пра… (Переключая внимание.) Голоса…

М и х е е в (прислушивается). Погляди… (После того как Костя бросился к проему, Человеку в пальто.) Оружие есть?

Ч е л о в е к  в  п а л ь т о (разведя руками, с горечью). К сожалению, нет. Разрешите взять у мальчика гранату.

М и х е е в (после короткого раздумья). Не надо.

К о с т я (у проема, оглянулся). Никого нет. Идут оттуда. (Кивает на дверь.)

М и х е е в. Дай гранату.

Костя порывается возразить, но тут же отдает гранату.

Беги. (Кивает на проем.) Скорей. (Человеку в пальто.) А вы останетесь…

Ч е л о в е к  в  п а л ь т о. Слушаюсь, товарищ.

К о с т я (взволнованно Михееву). Но вы останетесь…

М и х е е в. Иди!

К о с т я. Иду. (Быстро скрывается в проеме.)

Пауза.

Снаружи доносятся голоса.

Г о л о с (по-немецки). Все, кто здесь скрывается, выходите!

Ч е л о в е к  в  п а л ь т о (радостно, по-немецки). Здесь свой! Свой! (Выхватив пистолет, приказывает Михееву.) Положите гранату! Ну! Считаю до трех… Ейн…

В проеме показывается  К о с т я, видимо, там притаившийся. Он мгновенно бросается на стоящего к нему спиной Человека в пальто и выбивает у него из руки пистолет. Тот пытается поднять пистолет.

К о с т я (яростно борется с ним, не давая ему добраться до пистолета; ненависть придала ему силы). Гад! Своим прикинулся?

Ч е л о в е к  в  п а л ь т о (сдавленным голосом, по-немецки). На помощь, скорее!.. Здесь коммунист…

Михеев пытается прийти на помощь Косте, но, сделав несколько шагов, падает без сознания.

Г о л о с. Выходите по одному и… и… (Неожиданно переходит на русский язык с певучим ярославским оканьем.) Да ну вас, фрицы, зубрил, зубрил — и забыл, как оно по-вашему! Придется вам по-русски понимать. Значит, так: берлинский гарнизон капитулировал…

К о с т я (ему удается завладеть пистолетом). Руки вверх, гад фашистский!

Человек в пальто с поднятыми руками пятится назад, только один шаг отделяет его от неподвижно распростертого Михеева.

Г о л о с (приблизился). Брось, фрицы, в молчанку играть! Провозглашай полную капитуляцию вашему амбарному гарнизону!

К о с т я (кричит звонко и радостно). Товарищи! Я русский, я советский! Идите, идите, фашистский гад у меня под мушкой! (С детским отчаянием.) Скорее, политрук умирает!

Ч е л о в е к  в  п а л ь т о (воспользовавшись тем, что Костя на какое-то мгновение выпустил его из виду, не оборачиваясь, нашарил лежащую подле Михеева гранату). Вместе на тот свет отправимся! И ты, и твой политрук! (Хочет бросить гранату в Михеева, но его опережает выстрел Кости. Со стоном хватается за правую руку.)

К о с т я (кричит). Скорее! Я советский!

В проеме появляется молодой старшина  Л а в р е н т ь е в  с автоматом.

Л а в р е н т ь е в. Советский, а стреляешь!

К о с т я. В фашиста! Он хотел гранатой.

Лаврентьев входит с автоматом наперевес. На гимнастерке гвардейский знак и два ордена Славы.

Л а в р е н т ь е в (Человеку в пальто). А ну, хенде хох!

Тот поднимает левую руку, правая беспомощно опущена.

Выходи, герр господин!

Человек в пальто, опустив голову, идет к проему.

Зоргарян! Забери фашиста!

Человек в пальто выходит.

А ну, покажись, какие такие советские!

К о с т я (бросается к нему). Наши!.. Наши!

Л а в р е н т ь е в. Ваши, парень, ваши… (Замечает неподвижного Михеева.) Политрук? Поранил его все-таки гад?

К о с т я. Нет, нет, не ранил!.. (Бросается к Михееву.) Сергей Петрович! (Тормошит его.) Сергей Петрович! Наши!

Л а в р е н т ь е в (отбегая к проему, кричит). Кравчук! Скорее санитара! Живо! (Подбегает к Михееву.) Браток, держись… (Приподнимает голову Михеева и тут же осторожно опускает.) Не нужно санитара… (Снимает фуражку и глядит на труп Михеева.)

К о с т я (несколько секунд не может осознать происшедшего, затем кричит с детским отчаянием). Сергей Петрович!

Л а в р е н т ь е в. Ты расскажешь гвардейцам про погибшего политрука, и мы отомстим за него. Отомстим…

К о с т я. Сергей Петрович на секретном заводе сопротивление поднял… Казнить хотели… Мы бежали… Немецкие антифашисты помогли… А здесь… (Вот-вот разрыдается.) Со мной портрета Ленина дожидался… (И утыкается головой в грудь старшины.)

Л а в р е н т ь е в (стараясь совладать с волнением). Мы похороним политрука с воинскими почестями. Дадим салют и склоним над гробом гвардейское знамя… (Гладит Костю по голове.) А на знамени гвардии, парень, Ленин. Запомни: Ленин.

Торжественно-траурная музыка.

З а т е м н е н и е.

КАРТИНА ВОСЬМАЯ

Седьмое мая. Западнее Берлина. Двор помещичьего имения, где расположился штаб нашего гвардейского подразделения. Издалека доносится канонада. Командир подразделения майор  Г р а ч е в, средних лет, заканчивает разговор с  Т а т ь я н о й  П а в л о в н о й, капитаном медицинской службы.

Г р а ч е в. За медикаментами пошлю мотоциклиста, Татьяна Павловна. Немедленно… У вас все, товарищ медицина?

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Нет, не все, товарищ майор. У меня большие жалобы насчет Кости.

Г р а ч е в. Напроказил парнишка? Это здорово. Стало быть, приходит в себя.

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. К сожалению, проказят ваши подчиненные.

Г р а ч е в. Вот как! На кого же конкретно жалуется медицина?

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Представьте, даже на вашего образцового комсорга.

Г р а ч е в. А в чем провинился старшина Лаврентьев?

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Сунул утром Косте вон такую плитищу шоколада! Хорошо, я вовремя заметила… (Строго.) Предупреждала же всех: мальчик столько времени голодал, не закармливайте, нужно постепенно… Нет, все тащат — кто печенье, кто консервы. Прошу строжайше запретить!

Г р а ч е в. Будет сделано, Татьяна Павловна. Все? (Заметив Лаврентьева, который принес столик на чугунных ножках.) Ага, на ловца и зверь бежит!

Л а в р е н т ь е в (поставив столик). Разрешите, товарищ майор, обратиться.

Г р а ч е в. Сначала я к тебе, комсомольский вожак, обращусь. Что же твои ребята Костю закармливают? Захворать может.

Л а в р е н т ь е в. Товарищ майор, закармливание полностью прекращено. После строгого предупреждения капитана медицинской службы.

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Слава богу, сообразили! И еще одно, Лаврентьев… (Оглядывается.) Мальчика одного не оставляйте. Ни на минуту.

Г р а ч е в (недоуменно). Что еще такое?

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Костя хочет в Берлин пробираться. Портрет искать… Мальчик в возбужденном состоянии.

Г р а ч е в (Лаврентьеву). А что ты думаешь, убежит!

Л а в р е н т ь е в. Исключено, товарищ майор.

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Ох, не психолог вы, Лаврентьев!

Л а в р е н т ь е в. Я не психолог, товарищ капитан медицинской службы, я комсорг. И знаю: комсомольцы не убегают. Пионеры — случается. А комсомольцы — ни-ни.

Г р а ч е в. Костю в комсомол приняли?

Л а в р е н т ь е в. Принимаем, товарищ майор. (Посмотрел на часы.) Через двенадцать минут собрание обсудит заявление Кости. Правда, деньков пятьдесят до четырнадцати не дотянул, но…

Г р а ч е в. Но у него, брат, особые обстоятельства. (Татьяне Павловне.) Верно, медицина?

Л а в р е н т ь е в (Грачеву). Разрешите удалиться за стулом для секретаря собрания.

Г р а ч е в. Идите, идите… (Вдогонку.) Да, скажи Косте — я вчера связался с комендатурой Берлина. Там выяснят, в каком районе находился секретный завод, и дадут указание районному коменданту искать… этого рабочего…

Л а в р е н т ь е в. Андреаса?

Г р а ч е в. Андреаса.

Л а в р е н т ь е в. Обрадуется Костя, товарищ майор. (Уходит.)

Г р а ч е в (Татьяне Павловне). Пойдемте, при вас пошлю за медикаментами!

Уходит. Явственней слышится канонада. Вскоре со стулом возвращается  Л а в р е н т ь е в. С ним — К о с т я  в перешитой на его рост солдатской форме. В руке — заявление.

Л а в р е н т ь е в (поставил стул у столика, садится). Порядок… Ну, давай, брат, заявление. (Просматривает, удивленно.) Что такое? «К сему Парамонов Александр». Костя-то ведь Константин! Не понимаю!

К о с т я. Я — Александр. Саша.

Л а в р е н т ь е в. А назвался Костей. Что-то путаешь, парень!

С а ш а. Я не путаю. Мой папа в первый день войны на митинге выступил, и за ним много людей в ополчение пошло. И еще сказал папа, что кто в тылу останется, должен каждую секунду отдавать разгрому врага. В газете это напечатали, а полицаи запомнили. А когда немцы… наш поезд разбомбили и я попал в лес к партизанам, сам товарищ Седой сказал, что на художника Парамонова гестаповцы особый зуб имеют и не надо, чтоб доведались, что в отряде его сын. И стал я тогда Костей.

Л а в р е н т ь е в. Как Зоя Космодемьянская — Таней.

С а ш а. Какая Зоя?

Л а в р е н т ь е в (поражен). Про Зою не зна… (Спохватился.) Забыл я, что ты целых три года… После собрания поэму про Зою дам почитать… (Дает ему заявление.) А вот здесь, Парамонов Александр Тимофеевич, допиши: седьмого мая тысяча девятьсот сорок пятого года, западнее Берлина.

Саша пишет. Торопливым шагом проходит Грачев.

Лаврентьев вскакивает со стула.

Г р а ч е в. Собрание, старшина, придется отложить.

С а ш а (встрепенулся). И меня не…

Г р а ч е в (поднял ладонь, Саша умолк). Через двенадцать минут выступим. Я приказал собрать штурмовую группу. Надеюсь, старшина, комсомольцы и сейчас не подкачают… Объясните им… Наши связисты перехватили немецкую радиограмму — фашисты в спешке даже не зашифровали. Где-то здесь, неподалеку, у них особый секретный лагерь. Зет… (смотрит в бланк радиограммы.)

С а ш а. Зет-семнадцать!

Г р а ч е в (сверившись с радиограммой). Зет-семнадцать…

С а ш а. Товарищ майор!

Г р а ч е в (строго). Погоди. (Лаврентьеву.) Заместитель начальника гестапо Кальтенбруннер приказывает начальнику лагеря подготовить уничтожение всех заключенных… Нам нельзя медлить… Штурмовую группу поведу я…

Быстро подходит  Т а т ь я н а  П а в л о в н а.

Т а т ь я н а  П а в л о в н а (докладывает Грачеву). Товарищ майор! Санитары готовы. Разрешите мне возглавить медобслуживание операции.

Г р а ч е в. Вы останетесь здесь. (Саше.) А тебя, парень, уже завтра в комсомол принимать будут.

С а ш а. Товарищ майор! Я знаю, где этот Зет-семнадцать! И как замаскирован!

Г р а ч е в (недоверчиво). Откуда знаешь?

С а ш а. Андреас Сергею Петровичу план нарисовал. На подкладке куртки…

Л а в р е н т ь е в (на вопрошающий взгляд Грачева). Куртку сожгли.

С а ш а. Нас ведь туда отправляли!.. Я могу показать дорогу…

Т а т ь я н а  П а в л о в н а (Грачеву). Это исключено.

С а ш а (зло). Тетя Таня, почему исключено?! Сергея Петровича нет, я один могу показать дорогу… (Умоляюще глядит на Грачева.) Там только один скрытый подход.

Г р а ч е в. Нет, парень, тебя на такое дело не возьмем. Слышал, медицина не поддерживает.

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Я возражаю категорически.

Г р а ч е в (Саше). Слышишь? (Опережая попытку мальчика возразить.) Все. Никаких разговоров.

Прибегает  А в т о м а т ч и к.

А в т о м а т ч и к. Товарищ майор! Дежурный по штабу приказал срочно вручить. (Подает бланк радиограммы.)

Г р а ч е в (посмотрел). Вторая радиограмма… (Посмотрел на оборотную сторону бланка.) Подписал фельдмаршал Кейтель… (Читает.) «Приказываю любой ценой — вплоть до потери всего личного состава лагерной охраны — вывести всех арестантов на территорию, занятую американскими войсками…» Сообразил господин Лакейтель! (Читает.) «На крайний случай для облегчения операции разрешаю уничтожить заключенных, не помеченных в списке грифом «ОВ». Остальные же представляют собой важную ценность, поскольку, являясь видными членами Германской коммунистической партии, могут быть обменяны на наших высокопоставленных начальников, захваченных в плен советскими войсками…»

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Сразу запахло американской деловитостью.

Г р а ч е в. Когда товар нельзя выгодно продать, то по-звериному уничтожают… (Читает.) «Если же переброска в расположение американских частей окажется практически невозможной, немедленно истребить всех заключенных. Одновременно уничтожьте любые документы, по которым можно было бы получить какое-либо представление о том, кто именно находился в заключении. Малейшее отклонение от этого приказа будет рассматриваться как военная измена. Фельдмаршал Кейтель». (Автоматчику.) Передайте начальнику штаба: немедленно вывести штурмовую группу к бронетранспортерам.

А в т о м а т ч и к. Слушаюсь! (Убегает.)

С а ш а. Разрешите обратиться, товарищ майор!

Г р а ч е в. Только покороче!

С а ш а. Я знаю, как они будут пробираться к американцам! (Лаврентьеву.) Помните лощину слева за амбаром?

Л а в р е н т ь е в (смущенно). Не обратил внимания.

С а ш а (возбужденно). Я знаю, там тропка. Можно обойти лагерь, товарищ майор!

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Майору не до тебя. Пойдем. (Хочет взять его за руку.)

С а ш а. Тетя Таня! Я должен отомстить за Сергея Петровича!

Л а в р е н т ь е в (Татьяне Павловне). Видите, какое положение; он, только он может уберечь нас от лишних потерь и помочь нам поскорее окружить лагерь.

Г р а ч е в (кладет руки на плечи Саше). Отправишься с нами, комсомолец.

Саша и Лаврентьев переглянулись.

Собрание проведите в пять минут, ни секунды больше.

Л а в р е н т ь е в. Под Одером, бывало, в три минуты укладывались, товарищ майор.

Г р а ч е в. Тем лучше. Какие тут прения разводить! Вопрос ясен: парень от политрука фашистскую пулю отвел…

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Нацистского палача задержал…

Л а в р е н т ь е в. И ленинский портрет врагу не отдал…

Г р а ч е в. Собирайте, старшина, комсомольцев. И прямо с собрания — на бронетранспортеры!

Л а в р е н т ь е в. Мигом соберу! (Убегает.)

Г р а ч е в (Саше, строго). Вот что. И на марше, и там, под лагерем, ты будешь при мне. Только при мне… Запомни: ты идешь на штурм уже комсомольцем.

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Он понимает, товарищ майор: для комсомольца, воинская дисциплина — святой долг. (Саше.) Так ведь?

С а ш а. Конечно, тетя Та… (Спохватывается.) Так точно, товарищ капитан медицинской службы: для члена Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи дисциплина — первое дело!

Прибегает  А в т о м а т ч и к.

А в т о м а т ч и к. Товарищ майор! Командир артвзвода приказал спросить…

Г р а ч е в. Ясно… Передайте ему… Нет, с артиллерией мне самому потолковать надо… (Двинулся, затем остановился.) Хотел я побыть на комсомольском собрании, но видишь… (Татьяне Павловне.) А вы побудьте. Ведь под Вислой, помнится, еще комсомольский значок носили! (Уходит, автоматчик за ним.)

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. А значок при мне… (Достает его из кармана гимнастерки.) И когда за тебя проголосуют, можешь с полным правом приколоть… (Порывисто прижимает мальчика к себе.) Береги себя, мальчик… Ты так уже настрадался, что… (Целует его.) Не отходи от майора. Ни на шаг. Слышишь, Костя? (И быстро убегает.)

С а ш а (после паузы). Тетя Таня! (Сигнальная труба заглушает его.) Я не Костя, я…

Музыка, в ней ритм похода.

З а т е м н е н и е.

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

Через полчаса. Там же. Т а т ь я н а  П а в л о в н а  перевязывает руку сержанту  К о с т е н к о. Он сидит на стуле, который принес Лаврентьев для собрания. П а р а м о н о в  стоит поодаль с пилоткой и ремнем Костенко.

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Говорят, пуля дважды в одно место никак не угодит. А у вас вот…

К о с т е н к о. Извиняюсь, товарищ доктор, давно двинулся отряд майора Грачева?

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Вы опоздали… Ну, минут на десять.

К о с т е н к о (Парамонову). Вот досада!

Т а т ь я н а  П а в л о в н а (продолжая перевязку). Значит, по дорогам еще бродят вервольфы?

П а р а м о н о в. Простите, мальчик сам вызвался с отрядом?

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Понимаете, он очень привязался к старшине Лаврентьеву…

П а р а м о н о в. Который привез его к вам?

Т а т ь я н а  П а в л о в н а (кивает). И конечно, раз Лаврентьев пошел…

П а р а м о н о в (тихо). А тут у него ожог? (Показывает на щеку.)

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Да, след ожога. (Не заметив, как это расстроило Парамонова.) Чудесный парнишка. Поскорей бы вернуть ему жизнерадостность… (Закончив перевязку.) Все. Три дня не менять.

К о с т е н к о (встает со стула). Я готов, товарищ комбат… (Вспомнил. Татьяне Павловне.) Спасибо, товарищ военврач, за медицинскую помощь!

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Пойдемте, капитан, мы вас накормим.

П а р а м о н о в. Спасибо, мы торопимся.

Т а т ь я н а  П а в л о в н а (удивленно). Не дождетесь мальчика?

П а р а м о н о в. Нет, мы поедем…

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Куда?

К о с т е н к о. Туда, где сейчас тая вылазка. (Надевает пилотку.)

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Вы?! Запрещаю. Слышите?

К о с т е н к о. Товарищ военврач! Военный комендант всего Берлина генерал-полковник Берзарин лично мне приказал отвезти комбата и доставить обратно в Берлин. (Надевает с помощью Парамонова ремень.)

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Но вы получили ранение! Средней степени.

К о с т е н к о. Про ранение средней степени никаких приказаний от генерал-полковника не было.

Т а т ь я н а  П а в л о в н а (Парамонову). Товарищ капитан!

П а р а м о н о в (Костенко). Вы подождете здесь.

К о с т е н к о. Но генерал-полковник Берзарин…

П а р а м о н о в (подчеркнуто внятно). Я поеду один.

Т а т ь я н а  П а в л о в н а (мягко). Не лучше ли и вам подождать?

П а р а м о н о в. Я должен к вечеру вернуться в Берлин. И затем… (Провел ладонью по лбу.)

К о с т е н к о (пока Парамонов подыскивает слова). Мало что может с хлопчиком на той вылазке приключиться!

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Вы дорогу не найдете! Этот проклятый лагерь так замаскирован, что…

К о с т е н к о. Будьте покойны! Капитан во всех картах расшукал логовину, где той клятый семнадцатый Зет укрыли.

П а р а м о н о в. Доберусь туда с закрытыми глазами. (Хочет идти.)

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Подождите… (Просто, по-женски берет его за руку.) А вы скажете мальчику про портрет Ленина?

П а р а м о н о в. И Андреаса нет, и семьи его пока не нашли.

К о с т е н к о. А дом их бомбежка с землей сровняла.

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. У мальчика нервы перенапряжены. Более двух лет каторги. У него на глазах погиб политрук Михеев. И самое главное… мальчик три года ничего не знает про отца…

П а р а м о н о в (тихо). Три года и семь месяцев.

Т а т ь я н а  П а в л о в н а (удивленно смотрит на него). Да, Костя мне так и сказал: три года и семь месяцев. Идемте. (Двинулись.)

П а р а м о н о в. Машина там. (Показывает в противоположную сторону.)

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Я в штаб, получить разрешение…

К о с т е н к о (взрывается). Товарищ комбат! Какие такие разрешения, колы генерал-полковник лично…

Т а т ь я н а  П а в л о в н а (спокойно). Для меня. Идемте.

П а р а м о н о в. Думаете, мне в пути понадобится врач?

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Думаю, в пути придется отстреливаться — и вам понадобится водитель.

Музыка.

З а т е м н е н и е.

КАРТИНА ДЕСЯТАЯ

Небольшой овражек среди молодых деревьев. Из этого естественного укрытия майор  Г р а ч е в  наблюдает в бинокль за операцией по окружению лагеря Зет-17. У замаскированного зеленью телефона — Л а в р е н т ь е в, рядом — С а ш а.

Слышится сильная перестрелка.

Г р а ч е в (не отрываясь от бинокля). Мерзавцы! Выгоняют за ограду пленных! Хотят укрыться за ними.

С а ш а (Лаврентьеву). Там сейчас мог быть Сергей Петрович.

Л а в р е н т ь е в. И ты, Тимофеич.

Г р а ч е в. Огонь прекратить, без моего приказа на их стрельбу не отвечать!

Л а в р е н т ь е в. Понятно. (Снял трубку.) Маргаритка!..

Г р а ч е в. Не надо. (Выразительно.) Саша лично передаст лейтенанту. (Саше.) Все запомнил?

С а ш а. Огонь прекратить, на их стрельбу без вашего приказа не отвечать!

Г р а ч е в. Верно! Исполняй.

Лаврентьев надевает на мальчика свою каску, и Саша, пригнувшись, пошел по овражку налево.

Л а в р е н т ь е в (вслед ему). Пригнись, пригнись, Тимофеич!

Саши уже не видно.

Г р а ч е в. Нарочно услал его. На энпэ сейчас спокойнее. А главное — пусть не знает, что вы пойдете к немцам парламентером.

Лаврентьев вытянулся по-строевому.

Увяжется за вами — белый флаг нести.

Л а в р е н т ь е в. Он такой!.. Если не возражаете, я сопровождающим Зоргаряна возьму.

Утихла стрельба с нашей стороны.

Г р а ч е в. Пусть только повыше белый флаг держит. Предложите им сдаться и сложить оружие. Гарантирую всем жизнь.

Справа входит  П а р а м о н о в.

П а р а м о н о в. Разрешите, товарищ майор?

Г р а ч е в (строго). Откуда?

П а р а м о н о в. Из военной комендатуры Берлина (Предъявляет документ.)

Г р а ч е в (быстро просмотрел документ). А-а, по поводу Андреаса? (Возвращает документ.) Нашли?

П а р а м о н о в. Кажется, напали на след семьи. Но меня еще здесь…

Л а в р е н т ь е в (тревожно). Извините, товарищ майор… Фрицы зашевелились. Не соображают, должно, почему мы стрельбу прекратили. Торопиться мне надо!

Г р а ч е в (Парамонову). Минуточку, капитан. (Лаврентьеву.) Строго предупредите их: если убьют хоть одного узника, будут поголовно уничтожены.

Л а в р е н т ь е в. А ежели они по-русски — ни-ни?

Г р а ч е в. Я напишу ультиматум. (Вырывает листок из блокнота.)

Л а в р е н т ь е в. А как передать? Вдруг не допустят.

Г р а ч е в (с досадой). Как назло, никто у нас не знает немецкого!

П а р а м о н о в. Я говорю по-немецки, товарищ майор.

Л а в р е н т ь е в. Вот это здорово!

Г р а ч е в (не отрываясь от бумаги). Вас же я не пошлю парламентером?

П а р а м о н о в. Почему, товарищ майор? Я знаю, речь идет о цвете коммунистического подполья Германии. Зет-семнадцать охраняют гитлеровские смертники — им приказано погибнуть, но коммунистов в живых не оставлять.

Г р а ч е в (дает Лаврентьеву листок). Вручите ультиматум их командиру, а затем…

П а р а м о н о в (взволнованно). А наших сколько понапрасну погибнет! Накануне победы… Сержант не знает языка и не сможет…

Г р а ч е в (словно не слыша его, Лаврентьеву). В добрый час, комсорг! (Хочет обнять его.)

П а р а м о н о в (взволнованно). Товарищ майор! Заверяю вас, если бы командарм знал, как здесь сложилась обстановка, он бы приказал послать меня. Поверьте мне! Об этом лагере специально запрашивал маршал… И я обязан.

Г р а ч е в (после короткой паузы). Верю, капитан. (Пожимает руку.) Пойдете парламентером.

П а р а м о н о в. Слушаюсь, товарищ майор.

Г р а ч е в (Парамонову). Ну, вы-то знаете, что и как им сказать.

П а р а м о н о в. Понятно: построже.

Г р а ч е в. Присесть на дорожку времени нет. (Пожимает руку Парамонову.) Успеха вам.

П а р а м о н о в. Служу Советскому Союзу!

Г р а ч е в (Лаврентьеву). Не горячись. Без приказа капитана ни шагу. Понятно, комсомольский вожак? (Пожимает ему руку.)

Л а в р е н т ь е в. Служу Советскому Союзу! (Парамонову.) Белый флаг возьмем у санитаров, товарищ капитан. (Показывает налево.)

П а р а м о н о в. Идемте. (Уходит вместе с Лаврентьевым.)

Г р а ч е в (в трубку). Маргаритка?.. Я Тюльпан. Сейчас двинутся наши парламентеры. Обстановка ясна?.. Да, Саша передал точно… Хорошо. (Положил трубку.)

С правой стороны подходит  Т а т ь я н а  П а в л о в н а  с походной санитарной сумкой.

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Товарищ майор…

Г р а ч е в. Что за самовольство! Почему вы здесь?

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Разрешил ваш заместитель. Я с капитаном из Берлина, ранен его сопровождающий. Но задержалась… (Кивает налево.) Связиста осколком зацепило. А капитан Парамонов…

Г р а ч е в (удивлен). Парамонов?.. Я как-то не вчитался в его удостоверение… Вы не ошиблись?

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Капитан Парамонов. А что?

Г р а ч е в. Ведь мальчик — Парамонов.

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Костя?

Г р а ч е в. Саша он, Саша… Александр Тимофеевич…

Т а т ь я н а  П а в л о в н а (взволнованно). Тимофеевич?! Капитан его отец… Где же он?

Г р а ч е в. Пошел парламентером.

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. К фашистам? К смертникам? И даже не повидал сына?

Слева прибегает  С а ш а.

С а ш а. Ваш приказ передан, товарищ майор!

Г р а ч е в (улыбается). И даже выполнен, парень. Слышишь — стрельбы нет. (Смотрит на часы.)

С а ш а. Товарищ майор, а куда вы Лаврентьева послали?

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Саша, командиру в бою вопросов не задают.

С а ш а (смущенно). Извините, товарищ майор… А к товарищу военврачу обратиться можно?

Г р а ч е в. Обратись. (Смотрит в бинокль.)

С а ш а. Тетя Таня, неужели вы одна добрались сюда?

Т а т ь я н а  П а в л о в н а (с трудом сдерживает волнение). Нет, Саша, я…

Г р а ч е в (прерывает, выразительно посмотрев на нее). Почему — одна? Вдвоем с автомашиной… Вспомни, Саша, как следует: других проходов к лагерю на плане у Андреаса не было?

С а ш а. Еще только через каменоломню, узенький, где вы пулеметчиков поставить велели. И все.

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Отважный, видно, боец твой Андреас.

С а ш а. Какой человек был!

Г р а ч е в (продолжая смотреть в бинокль). Почему — был? Возможно, спасся.

С а ш а (безнадежно). От гестапо?.. Андреас когда-то на Днепрострое работал, безработица из Германии погнала. И дочку учил по-русски говорить. Тайком… Я ему рассказал, что папа слышал, как Ленин на Красной площади сказал, что детей надо пропустить вперед, обязательно вперед, и только вперед. И так ему понравились эти слова, что он их сделал паролем для своих подпольщиков… А когда Андреас взял у меня портрет Ленина, он мне сказал, что расскажет об этом своей дочке. Пусть ждет и верит, что придет время, когда в Германии на праздниках дети тоже будут впереди всех… (Встрепенулся.) Ой, кто это? Смотрите, товарищ майор!

Г р а ч е в (подчеркнуто спокойно). Наши парламентеры. Предложат немцам оставить заключенных в покое, а самим сдаться.

С а ш а (продолжает всматриваться). Лаврентьев?!

Г р а ч е в. Лаврентьев.

С а ш а. Как высоко флаг поднял!

Г р а ч е в. Чтобы отовсюду видели.

С а ш а. А кто второй — я не знаю. (Татьяне Павловне, тихо, чтобы майор не слышал.) Кто второй?

Краткие автоматные очереди с немецкой стороны.

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Подлецы!

С а ш а (испуганно). Стреляют!

Г р а ч е в. Не в парламентеров. Их командир знает: в парламентеров стрелять нельзя. (Всматривается.) Молодец Лаврентьев, еще выше флаг поднял…

Автоматные очереди усилились. Грачев вздрогнул.

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Ранен! Упал!

С а ш а. Лаврентьев?! (Облегченно.) Нет…

Г р а ч е в. Ну, мерзавцы, теперь на себя пеняйте! (Крутит ручку телефона.)

С а ш а. Лаврентьев упал!

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Нет-нет, выносит парламентера!

Г р а ч е в (по телефону). Маргаритка?.. Я Тюльпан! Прикройте огнем парламентеров! Пулеметным гнездам у каменоломни преградить отход немцам. Штурм по всей линии начнете по моему выстрелу… Понятно?.. (Громко.) Маргаритка! (Швыряет трубку.) Провод поврежден.

С а ш а (быстро). Что передать лейтенанту?

Г р а ч е в (досадливо). Да, придется тебе на энпэ. (Кладет ему на плечо руку.) Передашь лейтенанту, что через три минуты я…

Вбегает  А в т о м а т ч и к.

А в т о м а т ч и к. Товарищ майор! Лейтенант убит!

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Наверное, тяжело ранен… (Схватила сумку, хочет бежать.)

А в т о м а т ч и к. Поздно, Татьяна Павловна. Осколок… прямо в сердце… Там санитар.

Г р а ч е в. Я на энпэ. Оттуда и скомандую на штурм.

С а ш а. Мне с вами, товарищ майор?

Г р а ч е в. Нет, останешься с ефрейтором. (Автоматчику, кивая на Сашу.) Остается при вас связным.

А в т о м а т ч и к. Слушаюсь.

Г р а ч е в (уходя, выразительно). Даже когда восстановится связь.

Татьяна Павловна берет бинокль и старается рассмотреть, что происходит там, где ранили парламентера.

С а ш а (Татьяне Павловне). А кто это был с Лаврентьевым?

Т а т ь я н а  П а в л о в н а (не отрываясь от бинокля). Ты его не знаешь… Капитан… Из штаба.

С а ш а. Лаврентьев его вынесет. Увидите!

А в т о м а т ч и к. Туда и санитары поползли… Они…

Его заглушает усиленный мегафоном голос Грачева, повторенный отголоском эха.

Г р а ч е в. Товарищи гвардейцы!

Татьяна Павловна, Автоматчик и Саша повернулись лицом на голос и по-строевому вытянулись, словно видят своего командира.

Наш парламентер предательски ранен. Фашисты прячутся за измученными узниками, понимая, что стрелять по ним мы не будем. В такой обстановке атаковать очень трудно. Но немецких братьев мы обязаны спасти. Придется по-снайперски, а то и врукопашную. Раз на белый флаг фашисты ответили огнем, остается одно, друзья: под гвардейским ленинским знаменем — вперед! Обязательно вперед, и только вперед!

Слышится выстрел из пистолета. Доносится многоголосое «ура!». Грохот стрельбы. Заговорили пулеметы и минометы. Слышен молодой звонкий голос: «Комсомольцы, вперед! На выручку комсорга Лаврентьева!» Музыка, символизирующая штурм. Татьяна Павловна, Саша и Автоматчик настороженно наблюдают за ходом штурма.

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Узники отказываются идти.

С а ш а. Наши заходят от каменоломни!

А в т о м а т ч и к. Молодцы! (Слышит зуммер телефона, отвечает.) Я Тюльпан!.. Так… Врача?.. Сейчас. (Татьяне Павловне.) Принесли парламентера… Тяжелая рана…

С а ш а. А Лаврентьев?

А в т о м а т ч и к. Жив, жив Витюха!

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Иду! (Убегает.)

С а ш а (вдогонку). Товарищ военврач! Можно мне с вами?

А в т о м а т ч и к. Нет. (Строго.) Я не могу без связного. (Смотрит в бинокль.)

С а ш а (наблюдает за штурмом). Смотрите! Пленные бегут к нашим.

А в т о м а т ч и к. Впереди кто-то с флажком… Вот молодчага!

С а ш а (кричит). Андреас! С портретом Ленина! (И выбегает из овражка.) Андреас!

З а т е м н е н и е.

Музыка.

КАРТИНА ОДИННАДЦАТАЯ

Утро восьмого мая. Лесной домик с двумя белыми дверями. Судя по флагу с красным крестом, здесь медсанбат или перевязочный пункт. Напряженно вглядываясь в левую дверь, неподвижно стоит  К о с т е н к о. Приходит обеспокоенный майор  Г р а ч е в.

Г р а ч е в. Начала оперировать?

Костенко кивнул.

Давно?

К о с т е н к о. Уже часа полтора. (Посмотрел на часы.) Нет, оперирует всего двадцать три минуты.

Г р а ч е в (стараясь унять волнение, медленно и размеренно шагает; остановился). Что вам ответила Татьяна Павловна? Только точно.

К о с т е н к о. Точный ответ я у нее в очах побачил. А на словах сказала: состояние раненого весьма тяжелое.

Г р а ч е в (зашагал и снова остановился). Может быть, перед операцией надо было привести к нему Сашу?

К о с т е н к о (глухо). Я лишний раз и взглянуть на хлопчика боюсь. Нэма больше сил таиться от него!

Г р а ч е в (вздохнул). Да, если бы Саша знал, что здесь, на операционном столе, его отец…

К о с т е н к о. И может, кончается…

Г р а ч е в (вскипел). Зачем вы так? (Мягко.) Главный хирург армии сказал, что наш доктор Таня талантливо оперирует. Талантливо, понимаете?

К о с т е н к о. Да, Андреасу она здорово операцию сделала.

Г р а ч е в. У Андреаса, к счастью, рана полегче. (Кивает на правую дверь.) Уже с женой и дочкой беседует.

К о с т е н к о. Его счастье, что эсэсовцы больше в портрет целились…

Г р а ч е в. И что Саша огонь на себя отвлек, когда из укрытия выскочил. (Подходит к левой двери, прислушивается.) Ничего не слышно. (Отошел от двери и снова зашагал.)

Из правой двери выходят  Т и л ь д а, ее  М а т ь, С а ш а  и  Л а в р е н т ь е в.

С а ш а. Товарищ майор! Смотрите! (Показывает ему портрет Ленина на холсте, написанный его отцом в детстве.)

Г р а ч е в (смотрит). Дважды прострелен. Как знамя в бою…

С а ш а. В первый раз — в восемнадцатом году! (Тильде.) Мне папа рассказывал!

Г р а ч е в. Запомни, Тильда, это знамя дало силы узникам лагеря смерти, когда твой отец поднял их на восстание.

Т и л ь д а. Я знаю.

С а ш а. Тильда видела портрет у себя дома еще раньше. И перерисовала. А Первого мая отдала нашему солдату.

Т и л ь д а. Васильий…

С а ш а (с сожалением). Только никто не знает, где сейчас тот рисунок.

К о с т е н к о. У… нас.

Все повернулись к нему.

В Берлине. В комендатуре…

С а ш а. В какой?!

К о с т е н к о. Где… наш капитан.

С а ш а. Парламентер?

Т и л ь д а. А Васильий?

К о с т е н к о. Жив, дивчинонько, Василий Грушин. Поправляется.

Т и л ь д а (Матери, по-немецки). Мама, солдат Васильий жив.

С а ш а (Костенко). Товарищ сержант, у вас в комендатуре, наверно, знают, как мне отца искать. Куда послать письмо… запрос?

К о с т е н к о (несколько мгновений смотрит на мальчика). Не знаю, Сашко… (И быстро уходит.)

Саша недоуменно смотрит ему вслед.

Г р а ч е в. Я тебе, Саша, вечером объясню.

С а ш а. Спасибо, товарищ майор. (Лаврентьеву.) А я пока все напишу. И когда папа в армию пошел, и в какую часть попал… И что при мне…

Г р а ч е в. Погоди, Саша. Татьяна Павловна скоро кончит операцию…

С а ш а. Парламентеру? Он тяжело ранен?

Г р а ч е в (твердо). Очень тяжело, Саша.

Быстро выходит  Л е л я. Все в ней дышит радостью.

Л е л я (улыбчиво, звонко и неожиданно для себя самой). С победой вас, товарищи!.. Ой!.. (Подтянулась, по-строевому.) Товарищ майор, разрешите обратиться?

Г р а ч е в. Для таких вестей разрешения не нужно. (Подходит к ней.) А вы откуда взялись, вестница победы?

Л е л я. Из районной комендатуры на Унтер-ден-Линден. Нашего капитана на акт капитуляции вызывают, а он у вас задержался!

Г р а ч е в (сдавило дыхание). Полная капитуляция?

Л е л я (весело). И безоговорочная! Уже наши частушку поют:

(Напевает, лихо приплясывая.)

С а ш а (ото всей души). Здорово! «Была капутиляция, пришла капитуляция…» (Заметив, что его никто не поддержал, осекся.)

Л е л я (настолько упоена победой, что не замечает угнетенности окружающих). Где же капитан? (Гордо.) Его не как комбата приглашают — как художника. Генерал из политуправления так и сказал мне: «Мы знаем, ваш капитан поклялся кисть в руки не брать, пока фашистов не одолеем…»

Саша по-детски прижимается к Лаврентьеву.

«Что ж, теперь с чистой совестью художник Парамонов может…»

С а ш а. Папа! (Рванулся к левой двери.) Мой папа.

В этот момент оттуда выходит, шатаясь от усталости, бледная  Т а т ь я н а  П а в л о в н а, в халате и спущенной с лица хирургической маске. Все молча смотрят на нее. Саша, не спуская с Татьяны Павловны глаз, медленно возвращается к Лаврентьеву. Застыл и вернувшийся сюда  К о с т е н к о.

Т а т ь я н а  П а в л о в н а. Твой папа, Саша, будет жить… (Стаскивая с пальцев хирургические перчатки, идет к Саше. Но силы оставляют ее.)

Лаврентьев и Мать Тильды подхватывают Татьяну Павловну и усаживают на крылечко.

Т и л ь д а (Матери, по-немецки). Будет жить.

Мать целует Татьяну Павловну.

Т а т ь я н а  П а в л о в н а (собрав силы). Перед операцией Тимофей Иванович пришел в сознание… На какие-то секунды… Посмотрел мне в глаза… и я поняла его молчаливый вопрос… Сказала: «Саша здесь… и портрет у него…»

З а т е м н е н и е.

Музыка.

 

ЭПИЛОГ

Музыка, в которой пробиваются мелодии послевоенных мирных дней. На стихающую музыку как бы наплывает голос вышедшей на просцениум  Т а т ь я н ы  П а в л о в н ы.

Вспыхивает свет — на просцениуме  в с е  у ч а с т н и к и  спектакля, кроме, разумеется, Человека в пальто. В центре — П а р а м о н о в  с забинтованной головой.

П а р а м о н о в (зрителям). Запомните нас такими, какими мы были весной сорок пятого. Знайте: простреленный в двух боях портрет Ильича мы подарили твоему, Тильда, пионерскому отряду. (Дает ей портрет.) И еще запомните, что Саша будет всю жизнь хранить рисунок немецкой девочки, за который еще несколько дней назад ее могли замучить гестаповцы. (Дает ему рисунок.) И что мы скажем дочке политрука Михеева, скажем всем: детей надо вперед, обязательно вперед… (Выводит вперед Сашу и Тильду.)

С а ш а  и  Т и л ь д а (вместе). И только вперед!

П а р а м о н о в (зрителям).

З а н а в е с.