Счастливчик

Солодкова Татьяна Владимировна

В пять лет собрать бомбу и взорвать половину фамильного особняка — легко.

В тринадцать улизнуть из дома и сделать себе татуировку — раз плюнуть.

В четырнадцать взломать базу данных службы безопасности — проще простого.

А в восемнадцать обвести вокруг пальца охрану и улететь с планеты в неизвестном направлении — почему бы и нет?

Знакомьтесь, Александр Тайлер-младший, для близких — просто Лаки. Он ненавидит сидеть без дела и подчиняться правилам. Его жизненный девиз: лови момент, — что Лаки и делает, вырываясь из-под опеки родных и с головой бросаясь на поиски приключений.

Вот только удача — дама переменчивая и может изменить даже самым везучим…

Продолжение "Бессмертного", но можно читать как отдельную книгу.

 

Выписка из архива от 2639 г.

Полное имя: Александр Мэтью Тайлер

Идентификационный номер: Z36657452577731915977

Дата рождения: 27.01.2621 г.

Место рождения: Лондор. Лондорская Федерация.

Статус: студент; 2 курс; Лондорская Летная Академия (ЛЛА).

Семья:

— отец: Александр Дж. Тайлер (06.08.2597 — 14.12.2626 гг.); Лондорский военный флот; звание — капитан. Награды: "Лучший курсант", "Лучший выпускник", "Крылья", "За отвагу", "Лучшие результаты 2623 г.", "Герой Лондора" (посмертно). Погиб во время Карамеданской войны в 2626 г. Место смерти — г. Эйдон (Эйдана, Карамеданская Империя).

— мать: Элизабет Л. Тайлер (Кесслер) (д.р. 02.02.2600 г.), гражданская; документов об образовании не найдено; информация о семье не найдена; место рождения неизвестно. Пропала без вести в 2622 г. Последнее известное место нахождения — Альфа Крит.

— дядя (отцовская линия): Рикардо Э. Тайлер (д.р. 31.01.2593 г.). 2623 — 2628 гг. — президент Лондорской Федерации, 2628 — 2633 гг. — президент Лондорской Федерации (2й срок), с 2633 г. — премьер-министр Лондорской Федерации. Не женат. Детей нет.

— опекун до совершеннолетия: Миранда К. Морган (д.р. 13.01.2601 г.). Место рождения — Земля, Объединенная Федерация Земли. С 2627 г. — гражданка Лондорской Федерации. Военное звание: капитан. Место службы: Лондорская Летная Академия. Статус: старший инструктор, член Совета.

 

ГЛАВА 1

Они заходят по одному. Кто-то — втянув головы в плечи, другие — наоборот, вытянув шеи и с любопытством глазея вокруг. Все в бежевой форме без знаков отличия. Некоторое время рассматриваю каждого, но уже через десять минут созерцания все они превращаются в безликую бежевую массу — абитуриенты.

Тот, кто придумал выдавать кандидатам на поступление в Летную Академию форму такого "приятного" цвета, однозначно, гений. Эта форма так и кричит: "Забудь все, что было в твоей жизни ДО, теперь ты никто, бежевый планктон".

Абитуриенты продолжают и продолжают заполнять аудиторию. Огромное помещение в форме амфитеатра давит на них своим размером и пугает.

Тем неожиданнее в ней мое присутствие.

Сижу в самом низу, по центру аудитории, прямо на преподавательском столе. Сначала честно старался делать серьезный вид, но это мне быстро наскучило. Не люблю притворяться кем-то другим. В итоге уселся прямо на стол, поставил одну ногу, согнутую в колене, на край столешницы, а второй бессовестно болтаю в воздухе.

А еще я не в бежевом, как другие: на мне синяя форма с двумя желтыми полосками на рукаве в районе плеча. Форма Лондорской Летной Академии, а полоски обозначают курс обучения.

Мне бы забыть об Академии на лето, но я здесь. Спасибо Морган. Морган — это моя приемная мать, опекун, как сказано в документах. Вернее, была. Несколько месяцев назад мне стукнуло восемнадцать, так что Миранда больше за меня не в ответе. По документам, разумеется. Мать остается матерью и после совершеннолетия. А если кто и напомнит ей, что она мне неродная мать, то точно не я.

Каникулы обещали быть интересными, мне даже удалось уломать Морган, чтобы она отпустила меня в путешествие за пределы планеты. Но планам не суждено было сбыться. Она, конечно, считает, что исключительно по моей вине. У меня на это другое мнение — не повезло. Не моя вина, что база данных Службы безопасности "вскрылась" с первой попытки. Думал, придется повозиться, отточить мастерство, так сказать, поломать голову. А она поддалась почти без усилий: туфта — их защита.

Зачем я это сделал? Потому что мне было скучно. Так Миранде и сказал. Не оценила. И заодно вынесла приговор: никаких каникул, буду помогать ей при наборе студентов на новый учебный год. Морган — старший инструктор по пилотированию, а также член Совета правления. Важная птица в этом учебном заведении, коротко говоря. И перечить ей здесь не принято.

А взлом базы данных СБ прошел на славу. Даже улыбаюсь при воспоминании. Дядя Рикардо в последний раз так орал, только когда я лет в пятнадцать ошибся с контактами, и взрывом снесло половину нашего дома. То, что никто не погиб и даже не пострадал, тогда в оправдание не приняли.

Дядя вообще-то сдержанный человек. Профессия обязывает. Он премьер-министр Лондора, а до этого — президент, занимающий эту должность в течение десяти лет. Так что умеет держать себя в руках на все сто. Морган считает, что я единственный, кто может вывести его из себя. Ну, это потому, что дядя у меня никого не любит, кроме своей работы, а меня любит. Родная кровь, и все такое. Я его тоже люблю. И злить тоже. Должен же человек испытывать в жизни эмоции, а то так и плесенью покрыться недолго.

Абитуриенты все прибывают. Вздергиваю рукав формы, смотрю на часы на экране коммуникатора. Пора бы уже всем быть в сборе.

Опускаю рукав, поднимаю глаза и… встречаюсь с другой парой глаз. Темно-карие, обрамленные густыми черными ресницами глаза над идеальной формы носом и бледными губами. На девушке такой же бежевый комбинезон, как и на других, но на ней он смотрится как сшитый на заказ мастером, а не "выплюнутый" автоматом по пошиву одежды. Высокая грудь, тонкая талия, роскошные шоколадные волосы ниже плеч. А взгляд… Черт, да меня как током ударило, когда этот взгляд равнодушно скользнул по мне.

Я влюбился, честное слово. Не то чтобы мне не хватало женского внимания, но чтобы кто-то так зацепил с первого взгляда — это что-то новенькое. И интересное. Ненавижу, когда скучно.

Спрыгиваю со стола и сажусь на преподавательский стул. Быстро запускаю компьютер, затемняю голографический экран с обратной стороны, чтобы кандидаты не видели, что я делаю, а сам открываю анкеты. Черт-те что, их восемьсот пятьдесят девять, а у меня всего пара минут.

Листаю, листаю, листаю. Лица и досье пролетают перед глазами. Они мне неинтересны, мне нужно найти всего одно лицо. Сортировка не работает. Лучше бы Морган поручила мне не бессмысленно ошиваться по аудиториям, а наладить базу. Местного программера — на мыло, дилетант.

Кандидатов слишком много, мужчины и женщины, парни и девушки, разного возраста и с разных планет. Фильтр. Мне жизненно необходим фильтр.

Решаю наскоро написать программу. База не пускает. Приходится взламывать.

Пальцы летают над виртуальной клавиатурой. Фильтр готов. Забиваю данные: женский пол, возраст восемнадцать — двадцать. Пуск. Двести пятьдесят — уже неплохо.

Листаю, листаю, листаю…

— Лаки, что ты делаешь? — раздается над ухом как раз в тот момент, когда на экране появляется долгожданное лицо. Успеваю прочесть: "Дилайла Роу, девятнадцать".

Поднимаю глаза и выдаю невиннейшую улыбку.

— Досье кандидатов изучаю.

Морган так просто не проведешь. Она скрещивает руки на груди и дарит мне хмурый взгляд.

— Никаких романов, пока идут экзамены. Нечего отвлекать девочек, — ясно, догадалась.

— Никаких романов, — клятвенно обещаю. — Сразу женюсь.

Миранда закатывает глаза. У нее они тоже темно-карие, как и у Дилайлы. Может, это подсознательное? Чем-то они определенно похожи, только у девушки моей мечты волосы длинные и прямые, а у Морган — короткие кудряшки.

— Веди себя прилично, — шипит Миранда, почти не разжимая губ, и поворачивается к притихшим абитуриентам. — Здравствуйте. Меня зовут капитан Миранда Морган, впрочем, большинству из вас это известно. Некоторые из здесь присутствующих будут у меня учиться, и…

Морган задвигает важную вступительную речь. А я стою за ее плечом в должности мальчика — "принеси-подай", но все мое внимание приковано к Дилайле, которая даже не смотрит в мою сторону (черт), слушает Миранду и что-то прилежно записывает.

Бог с ними, с этими каникулами. На Лондоре этим летом оказалось куда интереснее.

* * *

Целый час стою с видом тупоголового истукана за плечом Морган, пока она держит вступительное слово перед толпой испуганных абитуриентов. Лениво рассматриваю ряды, стараясь поменьше пялиться на Дилайлу (да что ж такое?).

Кандидаты перепуганы не на шутку. Причем те, кто постарше, особенно. Смотрят на Миранду со смесью ужаса и восхищения. Еще бы, в свое время пресса сделала ее звездой всей Вселенной — от такой "славы" нелегко отмыться.

Хотя, когда я поступал сюда в прошлом году, мне страшно не было. Сдавал экзамены с бешеной скоростью. Из чистого упрямства, доказать, что смогу. Доказать кому? Естественно, Морган. Она упиралась до последнего, не желая, чтобы ее сын связывал свою будущую профессию с космосом. Будь ее воля, прибила бы мои ботинки к полу в холле дома и не выпускала никуда без присмотра. Боится за меня. Всегда боялась. Потому что моего отца уже потеряла.

К чести Миранды, несмотря на свое нежелание пускать меня в Летную Академию, она позволила мне попробовать. Разве что пригрозила, что непотизма мне не видать. Можно подумать, я ждал поблажек. Тем не менее подстегнуло. Сдал все с лучшими результатами в истории вуза. Морган шипела, но в глубине души гордилась. А как иначе? Она же меня и учила пилотировать. С самого детства. В двенадцать я был лучшим пилотом, чем выпускники ЛЛА. Это я не хвалюсь, теории мне пришлось "нагрызться" не меньше, чем остальным. Может, только далась она мне проще и быстрее. Но это потому, что память у меня хорошая — повезло.

А какие бои пришлось выдержать с дядей по поводу выбора профессии — отдельная история. Он на полном серьезе не разговаривал со мной полгода и исключил из завещания. А мне какая разница? Я дядю хоронить в ближайшие годы не собираюсь. Пусть себе живет и отравляет жизнь окружающим. Он это обожает.

Когда вступительная речь заканчивается, вздыхаю с облегчением. Так и со скуки умереть можно. Ненавижу бездействие.

Морган дает абитуриентам первое теоретическое задание. А мы с ней следим за тем, чтобы никто не списывал. Подозреваю, Миранда, как и я, не против списывания как такового: хитрость еще никому не вредила. Но откровенная наглость — уже перебор.

Прохожу по рядам, делая вид, что не замечаю шпаргалок тех, кто умеет ими пользоваться и не наглеет. Слишком самоуверенных Морган выгонит и без меня, моя задача — расхаживать с умным видом и нагнетать атмосферу.

То и дело смотрю на Дилайлу. Ни единого взгляда в сторону. Ни с кем не переговаривается, не отвлекается, из рукавов ничего не достает. Взгляд сосредоточенный, губы плотно сжаты. Что-то пишет, отвечает на вопросы, не отвлекаясь. Она еще и умная. Так и знал.

Когда все сдают работы и тянутся к выходу, стою возле Морган у учительского стола с видом примерного мальчика. Сам же внутренне подпрыгиваю от напряжения, не хочу пропустить уход Дилайлы.

На столешнице собирается целая кипа бумаг. Бумажные бланки с тестами — визитная карточка ЛЛА, а заодно очередной прием, чтобы нагнать жути на поступающих. Кто пользуется бумагой в наше время?

— Лаки, занесешь тесты в мой кабинет? — игнорирую вопрос и продолжаю высматривать интересующую меня девушку. — Лаки, да что с тобой? — Миранда добавляет металла в голос. Хочешь не хочешь, а отреагируешь.

— Конечно, кэп, — улыбаюсь ей во все тридцать два зуба. Морган закатывает глаза. — Давай, до встречи, — хватаю стопку бумаг и быстро несусь к выходу, обруливая зазевавшихся абитуриентов: Дилайла почти покинула аудиторию.

— Лаки, — растерянно окликает меня Миранда. — Да что ж такое…

Знал бы я сам, что такое со мной творится. Но если упущу ее, в жизни себе не прощу.

Выбегаю из аудитории, кручу головой в разные стороны, пока не нахожу предмет своего нездорового интереса. Догоняю. Ровняюсь с ней.

Дилайла идет по коридору Академии с небольшой сумкой на плече. Лицо серьезное, смотрит под ноги. Волнуется, что не сдала первый тест?

— Привет, — нагло заговариваю.

Девушка сбивается с шага. Поднимает глаза. Смотрит раздраженно, даже зло.

— Чего тебе? — все так, как я и представлял: у нее приятный голос.

— Хотел с тобой познакомиться, — отвечаю с улыбкой правду. Не люблю юлить.

— Что, поклонниц мало? — Дилайла дергает головой, указывая куда-то в сторону.

Оборачиваюсь. И правда, у подоконника стоят две девушки, рыжая и блондинка, и не сводят с меня заинтересованных взглядов. Пожимаю плечом, ну их, неинтересно.

Пока отвлекаюсь, Дилайла продолжает двигаться в ранее выбранном направлении. Снова догоняю.

— Так можно с тобой познакомиться? — не отстаю.

— Нельзя, — отрезает агрессивно. — Думаешь, если капитан Морган взяла тебя в помощники, тебе все можно? — ее взгляд бьет по мне ледяной плетью. Она высокая, совсем чуть-чуть ниже меня, и наши глаза находятся почти на одном уровне.

— Вообще-то, на "все" я пока не претендовал, — напоминаю, не прекращая улыбаться, как полный кретин.

Дилайла изгибает бровь. Ей ничего не нужно говорить, и так понятно, что она думает: это самое "все" мне точно не светит.

— Хочешь поболтать, — вдруг заговаривает она, уже не пытаясь сбежать, и мы идем по коридору с одинаковой скоростью, — тогда расскажи, за какие такие грехи становятся прихвостнями старшего инструктора? Ты лучший студент? У тебя важные родители? Или как-то по-другому подмазался? — бросает на меня презрительный взгляд.

— Я тут в наказание, — отвечаю чистую правду.

— Ага, как же, — фыркает, не верит.

Девушка ускоряет шаг, и мне приходится ее догонять, а потом забежать вперед и встать перед ней, вынуждая остановиться.

— Чего тебе еще? — шипит недовольно. Симпатия, определенно, не взаимна.

— Можно хотя бы узнать, как тебя зовут? — не буду же я признаваться, что бессовестно рылся в базе.

Дилайла отступает на шаг, чтобы оказаться подальше от меня, скрещивает руки на груди:

— А ты знаешь, что некоторые народы на Земле раньше считали, что назвать свое имя — значит подвергнуть себя опасности? — интересуется.

Начитанная девочка, я восхищен. Без шуток.

— Было дело, — подтверждаю.

— Вот и отвали, — грубо толкает меня в плечо, заставляя посторониться. От неожиданности поддаюсь, а она уходит прочь, не оглядываясь.

Да что ж такое?

— А ты здесь учишься? — тут же раздается тонкий голосок сзади.

Оборачиваюсь. Мне мило улыбается та самая блондинка, которая пожирала меня взглядом от окна. Она красивая и очень женственная.

— Угу, — признаюсь со вздохом. Так грубо, как Дилайла, меня еще не отшивали.

— Мы с подругой тут впервые, — улыбается, заглядывая в глаза, делает вид, что не замечает моей незаинтересованности. — Может быть, у тебя есть несколько минут, покажешь нам, что здесь и как? — зазывно закусывает губу. — А то Академия такая большая…

Грубо отсылать не хочется. Да и времени у меня полно.

— Хорошо, — соглашаюсь, — только по дороге занесу ваши тесты капитану Морган.

— Меня зовут Лиза, — радуется девчонка, — а это Шайла, — машет рукой, зовет свою рыжую подругу.

— Тайлер, — представляюсь по фамилии. В Академии почти все зовут меня именно так. И то, что имя "Тайлер" довольно часто встречается на Лондоре, здорово облегчает мне жизнь при знакомстве с теми, кто не знает племянника премьер-министра в лицо.

— Очень приятно, — Лиза мило краснеет и, что совершенно не соответствует ее напускному смущению, виснет у меня на руке.

* * *

— Привет, — нахожу ее в коридоре, готовящуюся к сдаче очередного экзамена.

Хмурится, явно не хочет, чтобы ее отвлекали перед важным делом.

— Тебе с первого раза не понятно? — огрызается. Собирает свои вещи с подоконника, планирует уйти.

— Я так быстро не сдаюсь, — заявляю. Хочу еще что-нибудь сказать, пока Дилайла не успела снова сбежать, как мне на локоть ложится чужая ладонь.

— Тайлер, привет, — щебечет Лиза.

Хочется закатить глаза. Нет, я вчера был мил, не стал обижать. Провел небольшую экскурсию для них с подругой, проводил до общежития и сбежал, сославшись на уйму важных дел. Но сегодня новый день, а никаких обещаний я не давал.

Губы Дилайлы трогает улыбка. Взгляд так и говорит: "Я так и знала". Она сгребает в сумку оставшиеся вещи, вешает ее на плечо и разворачивается, чтобы уйти.

— Удачи, Тайлер, — бросает с усмешкой.

И я снова смотрю ей вслед. Черт.

— Это твоя знакомая? — интересуется Лиза. Ревниво дует губы, будто имеет на меня какие-то права.

— Мы пока не знакомы, — бурчу. Девушка удивленно вскидывает брови, а я вежливо высвобождаюсь от ее руки. — Удачи на экзамене, Лиз, — желаю на прощание и тороплюсь сбежать. Во-первых, она мне совсем неинтересна, во-вторых, меня правда ждет Морган, и мне светит нагоняй, что не явился к ней по первому зову четверть часа назад.

* * *

Вечером сижу в кабинете Морган, настраивая базу данных Академии. Миранда, наконец, признала, что их программер — полный профан, и дала мне свободу действий. Сам "спец" — тут же, сидит неподалеку, заглядывает мне через плечо и что-то записывает. Учится.

— Парень, меняй профессию, — говорю честно. — Сам посмотри, какую кашу наворотил.

Саймон втягивает голову в плечи, сверкает глазами из-под очков с толстыми стеклами. Он сам недавний выпускник, и то, что получил должность программера в самой ЛЛА, престижно и важно. Потерять такое место в связи с некомпетентностью — позор и конец карьере.

— Я был лучшим на курсе, — бормочет.

Пожимаю плечами.

— Я остальных не видел… — прерываюсь, видя, что Саймон совсем приуныл, опустил нос и горестно вздыхает. Видимо, прощается с работой. — Не дрейфь, — толкаю его кулаком в плечо. — Если есть энтузиазм, натаскаю тебя за пару дней.

— Правда? — даже снимает очки, смотрит восторженно, как на божество. Это уже лишнее, честное слово.

— Правда-правда, — заверяю.

Я все равно заперт на Лондоре на все лето. А чтобы таки достучаться до Дилайлы, мне лучше побольше бывать в Академии.

* * *

Выпадаем с Саймоном из реальности на целых три дня. В первый день копались всю ночь, на вторую Морган загнала меня ночевать домой. Честно говоря, даже про Дилайлу забыл. Это у меня бывает: стоит чем-то всерьез увлечься — и весь остальной мир ставится на паузу.

А Сай — молодец. Верю, что парень был лучшим на курсе, все схватывает на лету. Только учили их по старым программам, так что то, что он узнал от меня, стало для него откровением.

Сам я толком не учился программированию. Оно давалось мне легко с самого детства. Что-то почерпнул в сети, что-то придумал сам. А когда еще лет в тринадцать, мне дал пару уроков сам Стивен Кленси (лучший программер, какого я когда-либо знал, по совместительству — бывший папин сослуживец), меня было уже не остановить, увлекся.

К вечеру третьего дня Морган поручает нам отладить базу с данными абитуриентов, прошедших первый тур экзаменов, настроить алгоритмы поиска по всем возможным категориям. Саймон колдует с системой, я стою за его плечом, следя за работой и раздуваясь от гордости оттого, что он все делает на "отлично".

На экране быстро мелькают лица, данные. Анкеты почти закончились, а я так и не увидел знакомого лица. Что за?..

— Сай, погоди, — кладу руку программеру на плечо, останавливая. — Дай-ка кое-что проверю.

Саймон послушно встает, уступая мне место. А я ищу в базе Дилайлу Роу.

Я мог бы узнать о ней все подробности в сети еще в тот день, когда увидел впервые, но не стал. Хотелось, но это было бы нечестно. Хватит и того, что подсмотрел ее имя. Остальное сама расскажет, когда таки познакомимся по-человечески. То, что этот момент может так и не произойти, как-то даже не приходило мне в голову.

И вот я сижу перед экраном, на котором лицо прекрасной брюнетки перечеркнуто красными буквами: "ВЫБЫЛА".

Что-что-что?

— Кто это? — хмурится Саймон, поправляет очки на носу.

— Забудь, — бросаю уже от двери. — Доделывай, у тебя прекрасно получается.

— Правда? — искренне радуется.

— Правда-правда, — кричу уже из коридора.

* * *

Морган у себя в кабинете. Копается в компьютере. Экран затемнен с обратной стороны, чтобы вошедшие не видели, чем она занята.

— Морган, — врываюсь без стука и вообще веду себя по-хамски.

Миранда отрывается от своего занятия. Поднимает на меня глаза, вскидывает брови:

— Всемирный потоп, или лавина сошла с гор?

— Нет, но…

— Тогда это может подождать.

Нет, это не может подождать. Ненавижу ждать.

Нагло прохожу, отодвигаю стул с противоположной от нее стороны стола и усаживаюсь.

— Морган, почему выбыла Дилайла Роу?

— Кто? — Миранда не притворяется. Это имя ей ни о чем не говорит.

Задумываюсь, как бы объяснить. Вряд ли если скажу, что это самая потрясающая девушка, которую я когда-либо видел, Морган поймет, о ком идет речь, и разделит со мной восхищение.

— Можно? — встаю и киваю на ее компьютер.

— Валяй, — стул на колесиках, и она откатывается от стола.

Подхожу, склоняюсь над клавиатурой. Захожу в базу, ищу.

— Вот, — вывожу анкету на экран.

— А, помню, — наконец, вижу в глазах Морган узнавание. — Она завалилась на вчерашнем экзамене. У Джо, я смотрела запись.

— И что там? — не отстаю.

— Что-то, — ворчит, отгоняя меня от компьютера. Подъезжает обратно. — Все написала во время предварительной подготовки, а вышла отвечать, сдулась, как воздушный шар.

— Растерялась, — предполагаю.

— Лаки, я тебя умоляю. Она не растерялась, а испугалась, как загнанная лань.

— Вступительные — это стресс…

— А пилотирование? — Морган не настроена сюсюкать. — Девочка умная, не спорю. Но пилот должен быть еще и хладнокровен. А что если она впадет в панику за штурвалом? Что тогда будет с кораблем? С командой?

Слушаю ее, кусая нижнюю губу. Почему-то провал Дилайлы воспринимается как свой собственный.

— Все заслуживают второго шанса, — не сдаюсь.

Морган смотрит на меня. Долго, изучающе. Наконец вздыхает.

— Лаки, у нас двадцать пять человек на одно место. Ты всерьез полагаешь, что нам стоило дать второй шанс этой девочке только потому, что она тебе понравилась, и отказать остальным двадцати четырем?

— Ты и так отказала двадцати четырем, — напоминаю.

— А двадцать пятого взяла, и у меня нет к нему претензий.

Все. Я проиграл. Уговаривать нет смысла. Миранда занимает свое место в Академии уже тринадцатый год. И она действительно хороша в своем деле.

— Ладно, — сдаюсь, — ты права.

— Как Саймон? — не дает мне уйти. — Мне стоит искать ему замену?

Качаю головой.

— Он крут, — показываю ей поднятые вверх большие пальцы обеих рук и выхожу из кабинета.

День окончательно испорчен. Как и предстоящее лето.

 

ГЛАВА 2

— Земля? Серьезно? — не верит Лэсли, хмурится.

Мы с другом сидим в небольшом кафе. Он пьет кофе, я — ледяной зеленый чай.

С Лэсли Брином дружим с детства, учились в одной школе. Вернее, в одной из школ, потому что в моей жизни их было восемь. Мне приходилось время от времени менять учебные заведения из соображений безопасности. Пока дядя Рикардо был президентом, вследствие политических разногласий его противники устраивали на меня покушения по несколько раз в год. Как-никак я ближайший родственник. Вот после очередной неудавшейся попытки меня убить, дядя и настаивал о моем переводе в другую школу. И так почти каждый год.

С Лэсли дружба сохранилась, несмотря на мои постоянные гонения. Мы с ним абсолютно разные. Как говорит Морган, он спокойный и надежный, как стена, а я бешеный и непредсказуемый. Не лучшее определение, но против правды не попрешь.

Мы даже внешне абсолютно разные. Я длинный, тонкий, белая кожа, светлые волосы, зеленые глаза. А он приземистый, широкоплечий и смуглый, обладатель черной копны непослушный волос и карих до черноты глаз.

Лэсли любит, когда все тихо и размеренно, по плану. Я ненавижу планы и люблю нарушать правила.

Тем не менее как-то мы с Лэсом сошлись. Он мой лучший друг уже десять лет, и ему я полностью доверяю.

— Земля, — подтверждаю, потягиваю чай через трубочку. — А что? Навещу бабушку с дедушкой. Давно зовут.

— Ну-у, — тянет друг, — а ничего, что они тебе не бабушка и дедушка?

С тех пор как Лэс пошел учиться в медицинский, решив стать психотерапевтом, мне иногда хочется его стукнуть. Часто.

На Земле на самом деле живут не совсем мои бабушка и дедушка. Они родители Миранды. Тринадцать лет назад, когда во время Карамеданской войны погиб мой отец, а Морган взорвала его убийц (вместе с целым городом, ага), родители не приняли, что их дочь способна на такое, и отказались от нее.

Тогда только Рикардо поверил в то, что Миранда пребывала в состоянии аффекта, и протянул ей руку помощи. Морганы одумались через пару лет, стали писать и просить дочь о возобновлении отношений, но Миранда наотрез отказалась прощать тех, кто предал ее в самый трудный период жизни.

И тогда они вышли на меня.

Мы даже подружились. Они шлют мне подарки на дни рождения, я им — открытки и тоже всякую мелочь. Нет, разумеется, мы не близки. Но у них больше никого нет. Сын погиб много лет назад, дочь они потеряли по собственной глупости. А мне ничего не стоит поддерживать с ними отношения, так почему бы нет?

Морганы давно зовут в гости. Дедушка даже заранее договорился, чтобы мне дали визу, хотя со въездом на Землю все строго и сложно. Я всегда отказывался под различными предлогами, а сейчас согласился. Дилайла выбыла из набора в Академию и как сквозь землю провалилась. Так что лето на Лондоре обещало быть скучным и беспросветным. Почему бы не спасти его, пока еще есть шанс?

— Ничего, — отмахиваюсь от нравоучений Лэсли. — Они сами просили себя так называть, вот и зову. Им приятно, а мне не жалко.

Друг смотрит на меня с прищуром. Глаза смеются.

— А они тебя как зовут? — интересуется.

— Они зовут меня Алексом, — пожимаю плечом.

— Алексом? — начинает хохотать. Из Лэса выйдет отвратительный психотерапевт, он совершенно нетактичен.

На самом деле меня зовут Александр, в честь папы. Его так и звали, полным именем, без сокращений, кличек и прозвищ. Ко мне же с детства прикипело прозвище — Лаки. Как объяснил мне однажды мой "добрый" дядюшка, я заслужил это имя за то, что умудрился выжить в первые годы жизни после бесконечных взрывов и разрушений, которые сам же и устраивал.

В итоге, близкие так и зовут меня Лаки, как привыкли. Малознакомые и однокурсники — Тайлер. В моей голове Александр Тайлер — это мой папа, поэтому представляться Александром не люблю. Вариант "Алекс" вообще не прижился. А вот родители Миранды сразу стали звать меня именно так. Опять же, если им нравится — ради бога, для меня вопрос непринципиальный.

Когда Лэсли перестает смеяться, интересуется уже серьезно:

— А что Морган?

— А что — Морган? — повторяю эхом. — Протестовала, потом сдалась. Ее отец клятвенно ей обещал, что со мной ничего не случится, и она дала добро.

— То есть, она наконец-то с ними поговорила? — глаза друга снова лезут на лоб, уже второй раз за сегодняшнюю встречу.

— Ага, — гордо улыбаюсь. — Глядишь, и помирю их однажды.

Морган посвятила свою жизнь мне, а после смерти моего отца так и не нашла себе спутника жизни. Поэтому помочь ей помириться с родителями — меньшее, что могу для нее сделать.

Лэсли помешивает кофе и задумчиво смотрит на меня. Ну, точно, решил по мне научную работу писать.

— Чего притих? — спрашиваю, машу официантке, потому что у меня закончился чай. — Мне повторить, пожалуйста, — прошу с вежливой улыбкой, когда она подходит.

Друг молчит, пока официантка принимает заказ. Потом следит за ней взглядом и произносит, все еще не глядя в мою сторону:

— Мне вот непонятно, ты зовешь родителей Морган "бабушка и дедушка", при этом ни разу в жизни не назвав ее саму мамой.

Так и знал, понеслось…

— Лэс, кончай психоанализ, — прошу, закатывая глаза. — У тебя подопытных мало? Лучше погнали со мной на Землю. Попрошу дедушку, он и тебе организует визу.

— Нет, я уверен, то, что ты не можешь назвать женщину, которая растила тебя с детства, мамой, не просто так. У этой проблемы глубокие корни.

Начинаю смеяться. Хотел бы я посмотреть на будущих клиентов Лэсли Брина. Уже представляю рекламный слоган: "Если Вы хотите забыть о своих проблемах, приходите ко мне на прием. И все, чего Вы будете желать, это моей смерти".

— Хватит ржать, — обижается Лэс. — Серьезно. Я бы хотел написать курсовую о семейных проблемах, основываясь на истории твоей семьи. Разумеется, имена вымышленные.

Захлебываюсь чаем. Кашляю, несколько секунд не могу продышаться. Про научную работу я вообще-то пошутил.

— Ты сбрендил? — выходит громко, на нас оборачиваются другие посетители. — Извините, — бормочу, улыбаюсь, машу соседнему столику рукой: — У нас все хорошо, а у вас?

Парочка, только что вытаращившаяся на нас, смущенно отворачивается. Недружелюбные какие-то.

Снова поворачиваюсь к Лэсу, наклоняюсь вперед, понижаю голос:

— То, что ты изменишь имена, дело не спасет. Это Лондор, очнись, моя семья и ее история — достояние общественности.

— На кону моя карьера, — продолжает просить.

И не думаю верить.

— На кону всего лишь твоя текущая оценка, — откидываюсь на спинку стула. — Кончай, — прошу, потому что и так знаю, до какой темы он сейчас доберется.

— А может, причина того, что ты не зовешь Морган мамой в том, что ты знаешь, что твоя мать жива, просто где-то далеко?

Щекотливая тема. Терпеть не могу.

— Так, — опасно понижаю голос. — Вот сейчас, правда, кончай.

Лэс меня знает как облупленного. Понимает, что перешел черту, психотерапевт доморощенный.

— Ладно-ладно, — сдает назад. — А твой дедушка на самом деле может сделать мне визу на Землю? — умело переводит тему.

Улыбаюсь, киваю.

— О чем речь? Попрошу, — обещаю великодушно.

Лэс прав, моя биологическая мать, должно быть, жива. Должно быть… Потому что понятия не имею, где она и что с ней. А вот то, что ей нет до меня никакого дела с тех пор, как мне исполнился год, знаю наверняка.

Выкидываю из головы неприятные мысли. Каникулы на Земле обещают быть интересными. И какая разница, как я зову Морган? Она ведь знает, как я к ней отношусь.

* * *

— Земля? Серьезно?

Точь-в-точь как Лэсли. Вот только друг говорил это удивленно, а дядя рвет и мечет. Мечет и рвет. Ну, собственно, как и ожидалось.

Он врывается в нашу кухню с заднего входа, оставив охрану снаружи, и сразу же набрасывается на Морган:

— Ты с ума сошла, женщина?

Это дядюшкин фирменный стиль: когда он взбешен, я для него "мальчик", а Миранда "женщина". В такие моменты мы даже имен не заслуживаем.

Давлю смешок, чтобы не довести дядю, а то еще, гляди, свалится с сердечным приступом. Вроде бы у нас в роду предрасположенность.

Дядюшка, как всегда, в костюме с иголочки, стрижка — волосок к волоску. В детстве он напоминал мне манекен, уж слишком все у него идеально. Помню, как-то даже подложил ему кнопку на стул, чтобы проверить, живой ли он. О, как Рикардо вопил…

Когда он влетает в дом, мы сидим за кухонным столом. Миранда как раз только что приготовила ужин. А готовит она великолепно — пальчики оближешь. Так что лучше пока не повышать дядюшкин градус кипения, а то не даст доесть.

Мудро помалкиваю, предоставив Морган первой продемонстрировать чудеса усмирения моего злобного родственника.

И она, как всегда, на высоте. Не спеша откладывает в сторону вилку и поднимает глаза на незваного гостя.

— Ужинать будешь? — спрашивает спокойно, будто бы никто только что не орал на нее и не обвинял во всех грехах.

Рикардо замирает. Смотрит в наши тарелки, тянет носом аппетитный запах и ожидаемо сдается.

— Буду, чего уж там.

Все же усмехаюсь и получаю дядюшкин уничижительный взгляд. Морган поднимается со своего места и идет за тарелкой.

Рикардо усаживается на свободный стул во главе стола, расстилает салфетку на коленях, осматривается, будто ищет, к чему бы еще придраться. Но в доме все по-прежнему, хотя дядя давненько не заходил. В последнее время вообще его редко вижу — работа, политика, плюс обида, что я не пошел по его стопам, а подался учиться в ЛЛА.

Наконец, его взгляд останавливается на мне.

— Как Луиза? — интересуюсь, пока он опять не начал вопить и пытаться испортить мою очередную попытку уехать на каникулы.

Луиза — это бессменный дядин секретарь уже пятнадцать лет, а последние десять — у них роман, затяжной и никак не доходящий до чего-то серьезного.

— Работает, — ожидаемо огрызается Рикардо. То, что Луиза для него кто-то больший, чем сотрудница, он никогда не признается. Любит поддерживать имидж бессердечного политика.

— Привет передавай, — нагло улыбаюсь.

Рикардо возмущенно сверкает глазами: то, что у старшего Тайлера тоже есть чувства, тайна за семью печатями.

Морган возвращается с полной тарелкой ароматных спагетти, ставит на стол перед гостем и занимает свое место. Дядя перестает прожигать меня взглядом, пробует угощение, с наслаждением закатывает глаза — это ему не опостылевшая ресторанная еда. Надо бы посоветовать Морган поделиться с Луизой парой рецептов.

Так молча и доедаем свои порции. Когда тарелка опустошена, Рикардо откидывается на спинку стула и устремляет на Морган убийственный взгляд:

— Ты, правда, решила отпустить его на Землю?

План сработал — на сытый желудок дядя по крайней мере не кричит.

Миранда выдерживает взгляд, отбивает своим.

— А почему бы и нет?

Обожаю Морган. Со стороны выглядит так, будто это ее решение. И это не она несколько дней назад готова была встать грудью в проходе, чтобы не пустить меня в опасное, по ее мнению, путешествие.

— Потому что это Земля, — отчеканивает дядя. — Оплот самомнения и ненависти к инопланетникам.

— Время идет, — возражает Миранда, — времена меняются.

— Сказки мне не рассказывай, — скрипит зубами Рикардо. — Я не хочу потерять племянника.

Звучит так, будто я собрался на войну.

— Да кому я там нужен? — вмешиваюсь. — Дедушка уверяет, что предубеждение по отношению к лондорцам давно в прошлом.

Дядя пораженно моргает.

— Дедушка? — переспрашивает. Поворачивается к Морган, ища подтверждения, что не ослышался.

Миранда пожимает плечами, мол, не к ней вопрос.

Рикардо несколько секунд переводит взгляд с меня на нее и обратно. Повторяю жест приемной матери. Дедушка и дедушка, и почему всем так важно, как я зову родителей Морган?

Повисает молчание.

— Только если я отправлю с тобой охрану, — выдает в итоге дядя, сдавая позиции, так как остался в меньшинстве.

Очень смешно. А еще можно надеть скафандр и не снимать его все время пребывания на планете — вдруг земная пылинка упадет.

— Твою вооруженную охрану никто не пропустит, — напоминаю. — Не дрейфь, ничего со мной не будет.

Дядя снова поворачивается к Морган, ища поддержки. Но опять не находит. Сегодня явно мой день.

— Рикардо, — терпеливо произносит Миранда, — я тоже была от этой идеи не в восторге, но Лаки уже взрослый. Мы не можем опекать его всю жизнь. Вспомни Александра. Разве его мог кто-то остановить, когда что-то приходило ему в голову?

Упоминание о погибшем брате попадает в цель. Рикардо опускает глаза, потом снова поднимает и на этот раз смотрит на меня. Я очень похож на отца, который умер, не дожив и до тридцати. Честно говоря, я вообще его копия, только у меня светлые волосы и глаза — наследство от бросившей меня в младенчестве матери.

Да уж, пожалуй, Лэсли прав, по трагедиям моей семьи, и правда, можно писать не одну курсовую работу.

Мне не по себе. Когда дядя кричит, это ничего, и даже весело. А когда он смотрит на меня, видит папу, и у него на лице читается чувство вины, — хуже некуда.

Закатываю глаза.

— Давайте перестанем меня с ним сравнивать, — прошу. — Я собираюсь дожить до старости и нарожать вам кучу внуков.

Морган смеется:

— Сам и будешь рожать?

— Нет, ну есть же пределы моим талантам, — смеюсь в ответ.

Рикардо бросает взгляд из-под нахмуренных бровей по очереди на нас обоих, потом скрещивает руки на груди и безапелляционно выдает:

— Но я лично потребую от твоего "дедушки" обеспечить тебя охраной. И чтобы глаз с тебя не спускали.

— Поддерживаю, — соглашается Миранда.

Расплываюсь в победной улыбке — я лечу на Землю.

 

ГЛАВА 3

Морган обходит меня по кругу. Хмыкает, хмурится. Не хочет отпускать, ясное дело.

Стою в холле нашего дома с сумкой у ног и жду, когда же она, наконец, меня выпустит.

Миранда и Рикадро любят меня и волнуются за мою безопасность, но когда их волнение превращается в маниакальное желание не отпускать меня дальше чем на километр от дома — увольте.

Мне душно на Лондоре. Выпустите меня.

— Морган, я опоздаю на рейс, — напоминаю мягко. Меня не будет два месяца, поэтому хамить и расставаться на скандальной ноте не хочу.

— Знаю, — вздыхает, становится прямо передо мной, кладет ладони на плечи. — Ты обещаешь быть осторожен?

Я вымахал выше нее, поэтому ей приходится смотреть на меня снизу вверх. Раньше она точно так же собирала меня в школу, вот только тогда я был ростом ей по пояс.

Поднимаю правую руку ладонью от себя, как на присяге.

— Обещаю, — торжественно не получается, смеюсь и добавляю уже совсем несерьезно: — И прочее, и прочее…

— Лаки, — предупреждающе.

— Морган, — так и живем. Характер на характер и все такое. — Миранда, ну, серьезно, со мной все будет в порядке, — заверяю.

Главная проблема в том, что межпланетные онлайн-звонки до сих пор не изобрели, хотя над этой задачей бьется не одно поколение. Как сохранить сигнал при переходе через гиперпространственное "окно" — вопрос по-прежнему не решенный. Остается только слать письма (текстовые и видео), которые, естественно, приходят с задержкой. Так что если со мной что-нибудь произойдет, семья узнает об этом в лучшем случае через пару дней, и это никак не способствует их спокойствию. Господи, мне уже не пять лет.

В прошлом году я провел лето на Альфа Крите, и вырваться туда было гораздо проще хотя бы потому, что дядя снарядил со мной троих спецназовцев, которые глаз с меня не спускали. Словом, тот еще "отдых" выдался. То, что на Землю не пускают без специального приглашения — просто подарок небес.

— Буду жив-здоров, — клятвенно обещаю, выворачиваясь из ее рук, и вешаю сумку на плечо, — и буду писать тебе каждый день и слать фото.

— И прочее, и прочее, — передразнивает Миранда. Натягивает на лицо вымученную улыбку, но глаза тревожные, будто в бой провожает.

— Ну, Морган, — ободряющее подмигиваю, а потом крепко обнимаю, — не дрейфь.

Наконец, мой позитив находит отклик, Морган улыбается чуть менее напряженно и провожает до двери. Она хотела поехать со мной на космодром, но сегодня очередной тур экзаменов в ЛЛА, и присутствие старшего инструктора обязательно. Мы, конечно же, поспорили и об этом, но мне таки удалось убедить Миранду, что заставлять ждать сотни студентов из-за одного меня — не вариант.

Выхожу, направляюсь к флайеру. Рикардо прислал бронированный, с водителем и дополнительным охранником. На меня уже как девять месяцев — ни одного покушения, но дядя продолжает осторожничать.

— Привет, Билли Боб, — машу рукой здоровенному детине, подпирающему плечом серебристый бок флайера. — Как жизнь?

Билли Боб не очень-то общительный. Ему бы шеи сворачивать, а не болтать (это его личное заявление). В прошлом году после неудавшегося покушения мы с ним напились, и он в кои-то веки разоткровенничался. К слову, с тех пор он меня избегает, боится, что сболтнул кое-что лишнее. Можно подумать, кого-то волнует, что он живет вдвоем с любимой кошкой и печет по выходным пироги.

— Будет прекрасно, как только посажу тебя на рейс без происшествий, — отвечает хмуро.

— Еще и премию выпишут? — хмыкаю понимающе.

— Мистер Тайлер слов на ветер не бросает, — важно кивает охранник, подтверждая мою догадку. Включает радио, давая понять, что разговор окончен.

Пожимаю плечами, вручаю Билли Бобу сумку и сажусь на заднее сидение. Я бы, конечно, с удовольствием сел на переднее или даже за руль, но кто меня туда пустит? Сзади броня толще, стены мягче, а подушки безопасности… безопаснее.

От этих мыслей желание смыться с Лондора еще сильнее.

* * *

— Привет, — Лэсли встречает на входе в коспоморт, пожимаем руки.

Ясное дело, его никто со мной не отпустил. Зловредные земляне и все такое. Никто добровольно не пустит своего ребенка на Землю. Так что Морган еще повела себя неожиданно лояльно.

Отпустить Лэса не отпустили, но он решил меня проводить — как-никак пару месяцев не увидимся.

— Здравствуйте, — вежливо здоровается друг с моим телохранителем, но Билли Боб только быстро зыркает в его сторону и продолжает осматривать окружающее пространство на предмет возможных угроз.

— Ему премию обещали, если он сбагрит меня на рейс без проблем, — сообщаю Лэсу, понизив голос, чтобы Билли Боб не услышал. Рука у него тяжелая, проверял. Как-то раз мы даже подрались, в шуточной форме, конечно. Я сам нарвался. Так вот, я умею драться, но глупо пытаться победить человека, напоминающего гору и весящего больше тебя на полцентнера. Так что учел на будущее: Билли Боба лучше сильно не злить — нервы ни к черту.

— Как Морган? — Лэсли пристраивается слева от меня, с опаской поглядывая на телохранителя, и мы вместе входим в здание космопорта.

Лэс, наверное, никогда не привыкнет к моей охране. Именно поэтому, когда встречались в прошлый раз, мой провожатый подпирал двери заведения, а не присел рядом в кафе. По правде говоря, без охраны я могу разгуливать разве что в Академии. За ее пределами меня "пасут" постоянно. Тех, с кем общаюсь, это почему-то беспокоит, сам я привык. На что только не пойдешь, чтобы дядя спал спокойно.

Пожимаю плечом.

— Привыкнет. Не могу же я все время прятаться под ее юбкой.

— Морган не носит юбки, — напоминает друг. Лэсли вообще поклонник Миранды, будь он на десяток лет постарше, непременно бы за ней приударил.

— Морган справится, — отвечаю уверенно. Увереннее, чем есть. Мне совсем не хочется ее расстраивать, Миранда — самый близкий мой человек, но рано или поздно ей придется смириться, что я уже взрослый. Так почему не сейчас?

Останавливаемся перед голографическим табло посреди огромного зала. Туда-сюда снуют люди. Голос из громкоговорителей то и дело объявляет посадку-прибытие. Гомон и суета. Это я люблю.

Лечу с пересадкой. Сначала до Поллака, оттуда до земной пересадочной станции Эхо-VI и только оттуда на саму Землю.

Ничего удивительного, что с Лондора на Землю нет прямых рейсов. После Тринадцатилетней войны, закончившейся еще до моего рождения, наши планеты так и не смогли прийти к взаимопониманию, так что маршрут, само собой, не пользуется популярностью. Правда, лондорцы настроены куда лояльнее землян, но те сами к нам не сунутся, считают ниже своего достоинства. А мои соотечественники, может, и посещали бы Прародительницу Человечества чаще, да только кто их пустит? Получить визу на Землю для лондорца — на грани фантастики. Если бы не дедушка, ни за чтобы мне там ни побывать.

До начала посадки полчаса, до вылета — два. Можно выдохнуть, времени предостаточно.

— Ты ее так и не нашел? — спрашивает Лэс, все еще косясь мне за спину, где бдит за окружающими Билли Боб.

— Не-а, — отмахиваюсь, — как сквозь землю провалилась.

Я имел глупость поделиться с другом своим впечатлением о встрече с Дилайлой, и теперь ему все интересно. А кому хочется вспоминать свое крупнейшее фиаско?

Лэсли хмыкает:

— Хотел бы я посмотреть на ту, кто тебя так зацепил.

— Я бы тоже хотел на нее посмотреть, — бормочу. Да чего уж? Нет, так нет.

— Тайлер, — радостно доносится откуда-то сбоку. Билли Боб тут же весь подбирается.

— Выдохни, — с усмешкой хлопаю его по мускулистому плечу, получаю очередной хмурый взгляд.

К нам спешат Лиза и Шайла, те самые блондинка и рыжая, которые так просили устроить для них экскурсию по ЛЛА в первый день экзаменов. У Лизы такая улыбка, будто она выиграла миллион в лотерею. Это она мне так рада?

— Привет, Тайлер, — кажется, улыбаться шире уже невозможно. Девушка беззастенчиво вцепляется мне в руку в районе локтя, заставляя Билли Боба снова напрячься. Брови Лэса ползут вверх.

— Привет, а что ты тут делаешь? — интересуюсь вежливо, прикидывая, как бы вырваться без последующих истерик.

— Мы провожали брата Шайлы, — щебечет Лиза, указывая свободной рукой куда-то за спину. — Он в командировку на Альфа Крит. А ты куда?

— К бабушке с дедушкой, — отвечаю чистую правду. Аккуратно, палец за пальцем снимаю ее руку со своего рукава и поправляю сумку на плече: — Извини, Лиз, мне пора.

— Но как же… — голубые глаза увлажняются. Красивая девчонка все-таки.

— А это мой друг Лэсли, — пытаюсь переключить внимание. Лэс лучезарно улыбается, здоровается, но получает заинтересованный взгляд только от Шайлы, Лиза явно избрала объектом внимания меня. — Девчонки, мне пора, — быстро бросаю на прощание, подмигиваю другу и мчусь в толпу.

Лэс недавно расстался с девушкой, ему не повредят новые знакомства. А мне улетать. Пусть лучше пообщается с девушками, чем провожает меня до катера. Это явно интереснее и полезней.

— Куда ты? Черт, — Билли Боб догоняет, грозит пальцем у меня перед носом. — Еще раз попробуешь удрать…

Не даю договорить, что он там со мной сделает, ибо все равно не станет — иначе ему премию не дадут. Отмахиваюсь.

— Я не от тебя, — кручу головой в поисках нужной мне стойки.

Пойти багаж пока зарегистрировать, что ли?

Билли Боб больше ничего не говорит, а я не обращаю на него внимания и пробираюсь сквозь толпу. Вижу, как люди косятся в сторону моего провожатого. Еще бы, в космопорт не пускают с оружием. Никого, кроме людей премьер-министра и самого президента, разумеется.

Уже почти дохожу до нужной мне стойки, как отвлекаюсь на громкие голоса. Поворачиваю голову: какое-то столпотворение, несколько человек в форме охраны космопорта. Хм, интересно.

— И думать не смей, — предупреждает Билли Боб.

Ну, конечно, у меня же нянька.

Ладно, чего я там не видел? Какой-то скандал в крыле для вылета частных судов. Наверное, изъяли что-нибудь запрещенное, теперь не выпускают.

Послушно отворачиваюсь. Мне бы сесть на рейс и отделаться от опеки Билли Боба, все остальное сейчас не важно.

Кроме нее…

Не верю своим глазам. Дилайла. Та самая, якобы провалившаяся сквозь землю без регистрации и места рождения. Вот же она.

Девушку ведет под руку еще один охранник космопорта. У него лицо суровое, у нее — будто она арестована, и ее препровождают к месту заключения. Действительно, не похоже, что охранник взял девушку под руку из вежливости. Вон как пальцы напряжены. Явно держит крепко, чтобы не сбежала.

И эти двое направляются именно туда, под яркую надпись: "Вылет частных судов". Ничего себе.

Отворачиваюсь, делаю незаинтересованное лицо. Билли Боб точно не даст мне ничего выяснить, если будет ошиваться поблизости. А второй раз я эту девушку так просто не отпущу.

— Вот что, — выдаю, — я в туалет. Потом проводишь меня на посадку, и все счастливы. Идет?

— Идет, — милостиво соглашается здоровяк и делает шаг за мной.

— Куда это ты?

— Подожду у туалета, — непробиваемый, хочет премию.

Пожимаю плечами:

— Как знаешь.

Вот же собачья работа у мужика.

Снова пробираюсь сквозь толпу, которая расступается, стоит взглянуть мне через плечо: Билли Боб возвышается надо мной на целую голову, хотя я считаюсь высоким.

В туалет охранник со мной не идет, зато заглядывает и осматривает на предмет возможных угроз, прежде чем впустить туда меня. Параноик.

Стоит двери закрыться, осматриваюсь и я. Примечаю вентиляционную решетку под потолком. Высоковато. Хорошо, хоть никого нет.

Подтаскиваю к стене бак с водой, пробую встать, вроде бы выдержит. Взбираюсь на него, снимаю решетку, подтягиваюсь на руках. Сумка мешает, надо было оставить ее Билли Бобу. Замести следы нет никакой возможности: места мало, не развернуться, решетку даже на место не поставлю, не то что бак убрать. Ладно, все равно телохранитель сразу же поймет, куда делся его подопечный.

С Билли Бобом у меня уже были проблемы, вернее у него со мной. Лет в тринадцать я умудрился удрать от него, и с тех пор он соглашается иметь со мной дело только за большую премию. Но Рикардо очень его ценит, а потому готов платить снова и снова.

Прости, Билли Боб, вряд ли дядя тебя уволит, а за премию извини…

Вентиляционная труба узкая, но чистая. Кажется, даже не испачкаюсь. Хвала уборщикам. Когда пытался проделать нечто подобное в одной из школ, поймали только потому, что я расчихался от пыли, и меня обнаружили раньше времени.

Ползу на локтях, оглядываюсь, но меня пока никто не преследует. Хотя Билли Боб сюда явно не пролезет. Не вычислил бы быстро, куда ведет труба, а то встретит на выходе, и все пропало.

Впереди брезжит свет. Выбиваю решетку, свешиваюсь, прыгаю. Кое-как удается вывернуться и приземлиться на ноги.

— Ты откуда, парень? — шарахается от меня мужчина, на голову которому я чуть было не спикировал.

— С потолка, — отвечаю весело.

— Ну ты даешь, — бормочет и старается поскорее убраться от меня подальше.

Уже не обращаю на него внимания, пытаюсь сориентироваться, куда меня вывело. Нужно ускориться, пока Билли Боб не пришел по мою душу, вернее, шею, и не открутил ее.

Вот и "Вылет частных судов". Толпа на месте, как и Дилайла. Вон она, стоит теперь среди мужчин в такой же черной форме, как и на ней. Работники космопорта — напротив, будто по другую сторону баррикад.

— Извините… Простите… Разрешите, — пробираюсь поближе. Зевак много, всем интересно, что за конфликт заставил "космопортчиков" достать парализаторы. — Что происходит? — шепотом спрашиваю парня, оказавшегося ближе всех ко мне.

Тот даже не поворачивает головы, вытягивает шею, сам пытается рассмотреть подробности.

— Контрабанду взяли, — отвечает так же шепотом. — Вроде, пилота повязали, хотят арестовать остальных, а они в отказную. Якобы ничего не знают, у них срочный заказ, надо лететь, и так далее.

— И прочее, и прочее, — бормочу себе под нос.

— Что? — парень удивленно поворачивается ко мне.

— Ничего, — улыбаюсь улыбкой тупоголового оптимиста и оставляю собеседника за спиной, пробираюсь поближе.

— В последний раз повторяю, пройдемте с нами. Вам никто не разрешит вылет, — настоятельно просит седовласый мужчина, судя по форме и нашивкам, сам начальник космопорта. — Полицию уже вызвали. Вам лучше сдаться.

— А я в последний раз повторяю, что понятия не имел, что пилот что-то провозил, — рявкает другой мужчина, тот, возле которого стоит Дилайла. Тоже с проседью в волосах, но высокий и крепкий, подтянутый — явно занимается не кабинетной работой. — Я только что нанял этого парня и понятия не имел, что он преступник. У нас запланирован вылет, вся моя команда уже на борту. Я не собираюсь провести ночь в участке, когда у меня "горит" заказ, — а нервы-то сдают.

Рассматриваю экипаж проштрафившегося судна. Мужчина, который ведет диалог, видимо, капитан. Нашивок на форме нет, но у наемников их часто не бывает за ненадобностью, все и так знают, кто есть кто. Радом с ним по левую руку Дилайла. Она другая, совсем не похожа на ту девушку, что решительно дала мне отпор в коридоре Академии. Лицо бледное, кусает губы. Кажется, по-настоящему напугана.

Чего бояться, если, как говорит капитан, виновен был почти незнакомый пилот? Беседа в участке — и в добрый путь. Значит, на борту есть что-то еще, что будет обнаружено при обыске, или документы липовые, или…

Гадать можно долго. Хочется помочь, но как? Вряд ли дядя будет благосклонен, если я позвоню ему и попрошу помочь возможным преступникам только потому, что мне понравилась девушка. Которая, кстати, тоже может быть преступницей.

По правую руку от капитана — высокий темноволосый молодой человек на вид лет двадцати пяти. Чем-то похож на Дилайлу. Брат?

Справа от "брата" еще один мужчина. Светлые удлиненные волосы с залысинами. Сероватая кожа. Кажется, кто-то много пьет. Или болеет. Присматриваюсь внимательнее, нет, пожалуй, все-таки пьет.

— Вы никуда не полетите, — не сдается начальник космопорта. Оборачивается, спрашивает кого-то: — Полиция уже выехала?

Пробираюсь в первый ряд, получаю пару проклятий от тех, кому перекрыл обзор.

— Александр, — слышу злое за спиной. А вот и Билли Боб. Он всегда зовет меня именно так, знает, что не люблю.

Счет на минуты. Сейчас доберется до меня, и уже ничего не смогу сделать. А сделать хочу. Будь они матерыми преступниками, так глупо бы не попались. Да и вообще, не зря же мы с Дилайлой встретились так вовремя. Еще полчаса, и я бы улетел.

— Откройте шлюзы немедленно, — требует капитан.

— Полиция на подходе, — твердит свое начальник космопорта.

— Александр, — черт, сейчас доберется. — Да посторонитесь же…

Замечаю на руке возможного брата Дилайлы коммуникатор. Знаю модель, устарела пару лет назад, но взламывается легко.

Морган часто говорит, что моя главная проблема в том, что я сначала делаю, потом думаю. Вынужден согласиться. Но сейчас не могу по-другому.

Мой собственный коммуникатор — последнее чудо техники, навороченнее многих компьютеров. Нажимаю на кнопки, вывожу над запястьем небольшой голографический экран размером с ладонь. Захожу в систему, натыкаюсь на блок, ломаю. Еще блок, снова взлом.

— Александр.

Ну все, сейчас возьмет за шиворот и утащит, зараза. Будто мне все еще тринадцать…

Взлом. Ура, есть контакт.

Сворачиваю окно, печатаю текст: "Возьми меня в заложники. Быстро".

Комм "брата" Дилайлы светится. Он поднимает руку, вглядывается в экран на запястье. Лицо вытягивается. Парень поднимает голову, удивленно рассматривает толпу.

Осторожно сдвигаюсь в сторону, чтобы быть поближе, постукиваю пальцами по собственному коммуникатору. Ну же, посмотри на меня…

Чуть опускаю веки, когда взгляд парня останавливается на мне. Давай решайся, я ваш единственный шанс.

— Александр.

И в тот момент, когда Билли Боб уже в двух шагах, парень, комм которого я бессовестно взломал, делает резкое движение, хватает меня и приставляет к горлу нож. Черта с два бы у него это получилось, реши я сопротивляться, но я послушен, как ягненок. Только запоздало думаю, что Рикардо и Морган меня прибьют и точно больше никуда не отпустят без отряда спецназа.

Успеваю заметить расширившиеся глаза Дилайлы. Узнала. Мое самолюбие аплодирует стоя.

— Я его убью, если вы немедленно не откроете шлюзы, — кричит парень. Убил бы, ага. Рука вон дрожит. Будь у меня желание, выбил бы нож без особых усилий.

Вижу совершенно белое лицо Билли Боба, выбравшегося, наконец, в первый ряд.

— Ты что творишь? — шипит капитан.

— У нас нет выбора, — огрызается мой "пленитель".

— Вы что себе позволяете? — вторит капитану начальник космопорта.

И как на зло, в эту минуту толпа расступается, пропуская полицейских. Немая сцена. Все замирают и не знают, что делать.

Слежу за Билли Бобом, который приближается к начальнику прибывшего отряда и что-то тихо говорит. Теперь приходит черед того бледнеть. Даже не надо уметь читать по губам, чтобы понять, что он ему сообщает. Но я умею. "Это Александр Тайлер", — произносит Билли Боб, и у полицейского такой вид, будто он уже прощается с карьерой.

— Живо откройте шлюзы, — снова требует парень с ножом, для пущего эффекта втыкая кончик лезвия мне в шею. Мы так не договаривались, больно вообще-то.

— Сложить оружие, — командует главный полицейский своим. — Заложник не должен пострадать ни при каких обстоятельствах.

— Идиот, нож из шеи вытащи, — шиплю.

— Заткнись, — шипит в ответ. Вот она, благодарность. И снова противоборствующей стороне: — Откройте шлюзы, и никто не пострадает. Мы выпустим его на ближайшей пересадочной станции.

Ага, учитывая, что ближайшая станция принадлежит Лондору, вам там будут очень рады.

— Хорошо, хорошо, — сдает назад начальник космопорта и отдает команду в свой коммуникатор: — Открыть шлюзы, разрешить вылет "Старой ласточке".

"Старая ласточка"? Да капитан — юморист, мне он уже нравится. Я бы посмеялся, если бы не лезвие в моей шее.

— Вы сдурели? — слышу возмущенный голос Билли Боба. — Отпустить заложника — попрощаться с ним…

Остальное уже не вижу и не слышу, потому что молодой человек с ножом тащит меня за собой. Приходится шагать спиной вперед.

Шлюзы открыты, и мы всей компанией усаживаемся в катер. Капитан занимает место пилота.

— Где у нас гарантии, что они не пальнут в нас при подлете к "Ласточке"? — бросает через плечо. — Вдруг решат пожертвовать заложником?

Тогда уж жизнью и карьерой. Рикардо спустит шкуру с любого, кто решит палить в судно, на котором находится его племянник.

— Не решат, — бормочу, но на меня никто не обращает внимания.

Меня усаживают на сидение между "братом" и мужиком, любящим выпить. Дилайла — напротив, но в мою сторону даже не смотрит.

— Без глупостей, — предупреждает "брат" и убирает нож. Поздновато предупредил.

Зажимаю ладонью рану на шее и откидываюсь на спинку сидения.

Пожалуй, когда вернусь, нужно будет возместить Билли Бобу премию из собственных сбережений…

 

ГЛАВА 4

Пристыковываемся к "Старой ласточке". Беззастенчиво вытягиваю шею, чтобы рассмотреть в иллюминатор, что представляет из себя корабль с таким оригинальным названием. Лысеющий блондин с блеклой кожей сильнее вдавливается в спинку сидения, освобождая мне обзор. А посмотреть есть на что.

Назвать ЭТО "Старой ласточкой"? Капитан, да вы в своем уме? Это же Клирк, с первого взгляда видно. Крейсеры клиркийской постройки самые быстрые, самые маневренные, самые дорогие. На Клирке такие чудеса техники изготавливают только на заказ и только за оч-чень большие деньги. Когда-то мой отец летал на точной копии "Старой ласточки", вот только назвал он его соответствующе — "Прометей". К слову, "Прометей" и сейчас в строю, для клиркийского судна двадцать лет — юность, их строят на века.

"Ласточка" очень похожа на "Прометей", только обшивка этого корабля серебристая, а у того — темно-синяя. Скорее всего, даже год выпуска один, ну, плюс-минус пара лет, не больше.

— Что, нравится? — хмыкает блондин.

— Клиркийский крейсер не может не нравиться, — и не думаю отпираться.

Мужчина присвистывает:

— Смотрите-ка, разбирается.

Пожимаю плечами и отворачиваюсь.

"Прометей" в свое время я изучил, как свои пять пальцев, каждый закоулок, каждое техническое помещение, неплохо управляюсь с системой навигации и управления. Дядя Эшли, нынешний капитан "Прометея", до сих пор всегда приглашает меня на борт, когда возвращается с заданий. Он, конечно, никакой не "дядя", а капитан Рис, но как-то уж повелось с детства, что я зову его именно так. Дядя Эш не против.

После завершения стыковки парень, сидящий слева, толкает меня в бок, все еще держа нож в руке.

— Пошли, — командует, — и без глупостей.

Заело его, что ли? Совершенно лишнее замечание, кажется, на сегодня я уже совершил все глупые поступки, на которые был способен.

Первым в стыковочный шлюз проходит капитан, затем Дилайла, по-прежнему даже мельком не взглянувшая в мою сторону, затем я, мой чересчур самоуверенный конвоир и последним — лысеющий блондин.

Стоит покинуть борт, шлюз закрывается, катер отстыковывается сам, действуя по команде "автопилота", установленного капитаном.

Выпрямляюсь, осматриваюсь. Да, копия и есть копия. Только на "Прометее" всегда идеальный порядок и сверкающая чистота, а тут какие-то коробки, сваленные в кучу в стыковочном узле. Никакого соблюдения техники безопасности. Дядя Эш бы за такое голову открутил.

— Пошли, живо, — снова пихает меня в бок "братец" Дилайлы. Демонстративно поигрывает ножичком.

Приподнимаю брови, переводя взгляд с ножа на его обладателя. Но он явно не спец в невербальных сигналах. Черт с ним, я тут точно не из-за него.

— Где вы? — торопит капитан, уже скрывшийся за углом. — Срочно уходим, пока не перехватили.

Это уж точно. Когда о моем "похищении" узнают Рикардо и Миранда, мало не покажется. Естественно, никто из них не поверит, что меня могли взять в заложники, неожиданно приставив нож к горлу, но они захотят поскорее до меня добраться хотя бы за тем, чтобы придушить собственноручно.

Идем по полутемным коридорам. Горит всего несколько лампочек. Нет, точно не "Прометей".

Парень все еще держит нож, сжимая рукоять до белизны костяшек. Бросаю быстрый взгляд и тут же отвожу в сторону. Главное, чему учил меня сержант Ригз, это никогда не брать оружие в руки, если не умеешь им пользоваться. В голове тут же всплывают десятки способов разоружить противника: выбить нож, вывернуть запястье, чтобы он сам выпал, резко уйти в сторону и ударить…

Прекращаю поток фантазий. Я не собираюсь делать ничего из перечисленного. Пока мне чертовски интересно, что из всего этого получится. Не станут же они меня убивать, в самом-то деле?

* * *

Рубка все же более обжита и ухожена, чем остальной корабль. Панель управления встречает знакомыми огоньками.

"Немедленно сдайтесь и отпустите заложника, — гремит из громкоговорителя, когда мы всей компанией, кроме отставшей где-то в коридорах Дилайлы, входим в центр управления кораблем. — Немедленно выпустите заложника. Вам не причинят вреда".

За пультом сидит молодой человек в такой же форме, как и на остальных. Лет тридцать, не больше, худой, темнокожий, прическа — "ежик". Он оборачивается на звук шагов.

— Капитан, какой заложник? — начинает. — Что они несут… — прерывается, смотрит во все глаза то на меня, то на нож в руке члена своего экипажа. Глаза увеличиваются прямо пропорционально осознанию произошедшего на Лондоре. — Вы сбрендили? — ахает, встает, и теперь я вижу, что он совсем невысокий, мне по плечо.

— Тим, потом, — говорит капитан сквозь зубы. — Быстро уходим.

— Но как же? — все еще не понимает названный Тимом. — У нас же нет разрешения на отход с орбиты…

— Есть, — прерывает командир, бросая на меня злой взгляд. Я-то при чем?

Приветливо улыбаюсь пилоту, но он никак не реагирует. Смотрит на меня как на абстрактную угрозу, а не на человека.

— Ладно, — нервно сглатывает Тим, возвращается в кресло. — Куда уходим? Маршрут?

— В ближайшее "окно", куда угодно подальше от Лондора, — быстро отвечает капитан.

— А где Келвин? — спрашивает пилот, уже не оборачиваясь, пальцы летают над панелью управления. — Он же лучший "скачковик", чем я…

— Ты — наш единственный "скачковик", — отрезает капитан, не вдаваясь в подробности. На заросших щетиной щеках так и играют желваки. Резко оборачивается ко мне, смеряет злым взглядом. Вежливо улыбаюсь в ответ. Хватит тут нервных, пока я намерен быть любезен. — А ты садись сюда, — указывает на второе кресло пилота, — поговорим после "окна".

Разумно. Не спорю. Все можно обсудить после того, как исчезнет опасность погони.

Послушно сажусь на указанное место.

— Руки за спинку.

Чего? Удивленно вскидываю брови. Помог, называется. Благодарности, похоже, можно не ждать. Меня перевели в статус настоящего заложника и церемониться не намерены.

Оцениваю ситуацию. Прикидываю шансы. Огнестрельного оружия у них при себе нет. Я вполне успею добраться до пульта управления и заблокировать его так, что без перезапуска всей системы жизнеобеспечения корабля никто никуда не полетит. Знаю пару трюков, Мэт, пилот "Прометея", научил. Но закончить все здесь и сейчас?.. Нет, это совсем неинтересно.

Убираю руки за спинку кресла, чувствую прикосновения холодного металла к запястьям. Наручники — прекрасно. Кляп и кандалы ожидаются?

— Это лишнее, — заявляю.

— Посмотрим, — капитан еще слишком напряжен и не склонен к общению. Напоминает Билли Боба нахмуренными бровями и нежеланием разговаривать.

Вот только Билли Боб не носит с собой наручники.

Командир отходит от меня, дает пилоту команду стартовать, а сам в компании остальных выходит из рубки. Опять же разумно — пережидать прыжок через "окно" на ногах не слишком безопасно. Клиркийский крейсер это позволяет, но тем не менее всегда существует риск, что гравитационное поле отключится в самый неподходящий момент, и тогда тем, кто не пристегнулся, придется собирать кости с потолка.

Слежу за Тимом. Коричневые пальцы колдуют над панелью. Вроде уверенно. Это глядя на него, Дилайла тоже захотела стать пилотом?

Усмехаюсь. Я, что, уже ревную?

— Чего скалишься? — ловит мой взгляд.

— Нервирую? — продолжаю улыбаться.

— Ты же слышал, у нас был классный пилот, который куда-то пропал, — огрызается, но открыто и эмоционально, уважаю искренность. — И теперь мне нестись в "окно" без предварительных расчетов.

Пожимаю плечами, насколько позволяют сцепленные наручникам запястья.

— У тебя все получится, главное — не дрейфь.

Пилот даже приоткрывает рот от удивления. Смотрит на меня во все глаза.

— Ты серьезно так думаешь?

— Конечно, — заверяю. Вон Саймон тоже ныл, что ничего не получается, а получил поддержку, оказалось, все знает и умеет без меня, только почему-то сомневается в себе.

Пилот кивает мне вполне дружелюбно и возвращается взглядом к панели. Вот что делает улыбка.

Не слежу за ним. Не хочу действовать на нервы. Кручу головой, рассматриваю рубку. В общем-то, все в отличном состоянии, но генеральная уборка не повредит. Капитан не любит свою "Ласточку", или совсем нет времени? Хотя какая может быть нехватка времени при правильно настроенных роботах-уборщиках?

Пилот выключает громкоговоритель, из которого до сих пор несутся настоятельные просьбы отпустить заложника, то есть меня, подобру-поздорову, а также обещания, что после этого их погладят по головке и отпустят на все четыре стороны. Какой наивный идиот им поверит? Правильно, что выключил, я бы тоже так сделал.

В рубке рассматривать нечего. Возвращаюсь взглядом к обзорным экранам. Крейсер набирает скорость, меняет курс, движется к ближайшему "окну". Прищуриваюсь, прикидываю траекторию. Кажется, этот парень, и правда, привык полагаться на строгие расчеты, а не на интуицию. Ему бы тоже не помешало пройти курс обучения у Морган, она бы быстро выбила из его головы прижившиеся там стереотипы.

Не сдерживаюсь:

— Правее возьми.

— А? — удивленно поворачивает голову.

— Правее возьми, — терпеливо повторяю. — Пойдешь по краю, на разветвлении сможешь зайти только в одну "дорогу", попадешь в центр — будут доступны все пять.

Какой из пяти лучше выбрать, и который приведет в точку, максимально далекую от Лондора, советовать не буду. Все равно не поверит, что у меня нет коварного плана всех подставить. Не смогу же я ему объяснить, что план у меня один: посмотреть, что из всего этого выйдет.

Тим смотрит на меня как на незнакомую живность, вдруг поменявшую цвет. Ладно, не послушается — их проблемы. Левый туннель ведет к станции Клисс, где власти быстро выдадут их Лондору по первому запросу. Других "окон" в том пространстве нет, они просто загонят себя в ловушку.

Но пилот слушается, закладывает курс. Выдыхаю с облегчением: приключение только начинается.

* * *

— Серьезно? — не верит Тим. — Так просто? Я летаю на этом корабле уже полтора года, я и понятия не имел.

Смеюсь:

— Это же Клирк. Какой может быть ручной ввод? Все делает автоматика, главное правильно задать вопрос.

На лице пилота неприкрытый восторг.

— А что за сочетание клавиш, чтобы заблокировать всю систему? — переспрашивает. — Ну-ка повтори. А то нас как-то захватили пираты, чуть не угнали "Ласточку", еле выкрутились. Тогда бы здоровски пригодилось.

— Быстрее показать, — отзываюсь. Подбираю под себя ноги, сначала сажусь на сидении на корточки, потом поднимаюсь, чтобы перекинуть через спинку сцепленные руки. Спрыгиваю на пол, затем усаживаюсь на него, продеваю запястья в наручниках под собой, и, уже держа руки перед грудью, подхожу к пульту. — Вот, — касаюсь пальцами кнопки, — зажимаешь эту, — сдвигаюсь влево, — эту, — теперь вправо, — и эту. И все, систему "глючит", она спрашивает что-то вроде: "Не слетел ли ты, мой любимый пилот, с катушек?". А если ты не даешь ей отбой в течение десяти секунд, все — привет семье, до полной перезагрузки системы корабль мертвый.

— А воздух? — спохватывается мой благодарный слушатель.

— Воздух, свет и гравитация на резервном блоке, — смотрю укоризненно, потом усмехаюсь: — Ты бы инструкцию почитал. Отопление отрубится, но в остальном — можно выкрутиться…

— Что здесь происходит? — вдруг раздается от входа. Оба оборачиваемся, как по команде.

"Окна" уже позади. Чтобы догнать нас, лондорским силам придется мчаться во всех пяти направлениях, а для этого нужно подготовить ресурсы. Поэтому по моему совету Тим сразу ушел в еще одно "окно" после первого, чтобы наверняка не попасться в ближайшие сутки. Еще пара "окон", и следы заметем окончательно.

В рубку никто после переходов не примчался, поэтому сидим и болтаем. Тим оказался отличным парнем. Не зря он напомнил мне Саймона с первых минут общения. Умный малый, но о большинстве возможностей клиркийской техники узнал от меня впервые.

— Капитан, этот парень нечто, — немедленно вступается за меня Тим. — Снимите с него наручники, наконец.

Так и стою со сцепленными перед собой руками. Капитан — в дверях в компании Дилайлы и темноволосого парня с ножиком, только теперь уже без ножика. Дарю девушке персональную улыбку, получаю в ответ пренебрежительное фырканье. Да что ж такое?

Капитан тем временем пробегает по мне взглядом, задерживает его на наручниках, реплику Тима игнорирует.

— Помнится, ты сидел в кресле, — произносит, хмурясь.

Пожимаю плечами.

— Вы же меня к нему не приклеили, — я бы и наручники снял, если бы не увлекся болтовней с пилотом. В общем-то, они мне не особо и мешали.

Похоже, капитан — мастер по пропусканию мимо ушей слов, которые ему не нравятся. Потому что мой ответ он игнорирует точно так же, как и выступление пилота в мою защиту. И наручники снимать не спешит.

— Меня зовут Джонатан Роу, — представляется, впиваясь взглядом в мое лицо. Интересно, что надеется рассмотреть? — "Старая ласточка" — мой корабль. А теперь меня интересует, кто ты? Мой сын сказал, ты сам предложил себя на роль заложника, а ему хватило ума послушаться, — быстрый взгляд-укор на брюнета. — И теперь мы в полной заднице.

Теперь картинка складывается. Роу. Дилайла тоже Роу. Значит передо мной отец, сын и дочь. Выходит, я не ошибся, и этот парень правда ее брат. А на отца они не похожи, во всяком случае, на глазок родство бы не определил.

Спокойно выдерживаю пристальный взгляд. Кажется, хочет напугать.

— А по-моему, в заднице, — морщусь, цитируя, — вы были на Лондоре. Если бы у вас было все в порядке с грузом и документами, вы бы сдались, и вас также быстро бы отпустили. Значит, где-то что-то нечисто, и, попади вы в руки полиции, там бы и остались. Так что можно без оваций, но простое "спасибо" было бы очень кстати.

Капитан Роу прямо-таки немеет от моей наглости, зато его сына накрывает. Он бросается вперед и впивается пальцами мне в горло. Да что ж ему моя шея покоя не дает? То ножом тычет, то душит. Могу вырваться и в наручниках, но тогда их с меня точно сами не снимут, еще, чего доброго, посчитают опасным и запрут в кладовке. Не факт, что не выберусь, но такой вариант развития событий мне точно не нравится.

— Дилан, а ну уймись, — настигает драчуна грозный оклик.

Дилан, Дилайла и Джонатан — вот и познакомились.

Дилан — образцовый сын, послушный. Тут же отпускает меня и возвращается за спину отца. Хм, если бы я так слушался Рикардо, дядюшка бы уже скончался от счастья. А дядю я люблю и желаю ему долгой жизни, так что…

— Кто ты? — снова обращается ко мне капитан.

— Его зовут Тайлер, — вмешивается Дилайла прежде, чем успеваю ответить. — Я видела его на экзаменах в Академии. Он студент.

Так и знал, запомнила. Мне льстит, серьезно.

— Тайлер, — фыркает Дилан, брат с сестрой очень похожи, даже фыркают одинаково, — на этом чертовом Лондоре куда ни плюнь — там Тайлер. Совсем помешались с любовью к своему президенту.

— Рикардо Тайлер уже не президент, — напоминает капитан, блеснув эрудицией.

— Ах, простите, не интересовался, — отмахивается сын.

— Это правда? — старший Роу снова обращается ко мне. — Тебя зовут Тайлер?

— Да, — подтверждаю и глазом не моргнув. Он же не спросил, имя это или фамилия. Так что я ни в чем не соврал.

— Зачем ты предложил взять себя в заложники? И как ты вообще умудрился написать сообщение моему сыну, не зная его номер? — капитан складывает руки на груди, расставляет ноги. Бывший военный? Что-то такое в нем точно есть.

— Ну и на какой? — спрашиваю спокойно.

— Что? — его лицо вытягивается, важного выражения на нем как не бывало.

— На какой из вопросов отвечать? — поясняю. — А, ладно, — сдаюсь, — давайте по порядку. На первый: хотел помочь выбраться, потому что мне понравилась ваша дочь, — ну вот, наконец, у Дилайлы на меня хоть какая-то реакция: глаза так и мечут молнии. — А на второй: мне не нужен номер, я увидел его коммуникатор и взломал к нему доступ.

— Ты, что ли, хакер?

— Я думал, он пилот, — жалобно подает голос Тим у меня из-за спины.

Кажется, бровям капитана подниматься выше некуда.

— Всего понемногу, — не спорю с обоими утверждениями.

— Он чертов маньяк, вот он кто, — высказывается Дилайла. — Я отшила его в ЛЛА, так он пролез к нам на борт заложником.

Меня уже откровенно разбирает смех. Ну и выразилась.

Брови капитана Роу снова встречаются у переносицы. Да они у него будто своей жизнью живут.

— Ди, он к тебе приставал?

— Еще чего, — вздергивает подбородок. — Так, мельтешил.

Мельтешил? Меня немногое может лишить дара речи, но сейчас у меня нет слов. Я? Мельтешил?

— Ладно, нужно подумать, как быть дальше, — наконец решает капитан. — Придется тебе пока временно побыть нашим пленником, — это мне.

Приподнимаю руки в браслетах.

— С этим?

Роу обдумывает мой вопрос пару секунд. Не повторяю и не прошу. Все еще надеюсь подружиться. В большинстве случаев и с большинством людей дружелюбный настрой срабатывает.

— Без этого, — решает, достает из кармана ключ, кидает мне. По лицу вижу, что удивлен, когда ловлю его на лету. А что? С координацией у меня порядок. — Но доступ в отсеки корабля тебе будет ограничен, будешь под присмотром, высадим тебя на ближайшей стоянке. Идет?

— Идет, кэп, — отвечаю с готовностью, избавляясь от наручников.

— Капитан Роу, — повторяет с нажимом в голосе.

— Как скажете, — пожалуйста, мне не жалко.

 

ГЛАВА 5

Капитан ведет меня длинными коридорами "Старой ласточки".

На языке так и вертится вопрос, кому пришло в голову дать первоклассному клиркийскому судну такое непрезентабельное название. Поглядываю на Роу, на губы, сжатые в тонкую линию, нахмуренные брови, и решаю, что вопрос подождет. Если с общительным Тимом мне удалось быстро установить контакт, то капитан — крепкий орешек, и пока воспринимает меня не иначе как непредвиденную проблему.

Доходим до кают-компании. Несколько диванов вокруг невысокого стола из прозрачного пластика. В двух углах — по креслу. Все что нужно: есть возможность посидеть в компании и уединиться.

Сейчас в помещении несколько человек. Первый — лысеющий блондин, с которым мы прибыли с Лондора, он сидит на диване, вытянув ноги, а перед ним на столике кружка с чем-то мутным. Роу поощряет алкоголь на борту? Ладно, этим тоже поинтересуюсь потом.

Второй член экипажа, на которого падает мой взгляд — огромный гороподобный мужчина лет тридцати пяти-сорока. На нем нет форменной куртки, только футболка, и ее короткие рукава едва ли не трещат, обтягивая бугристые мышцы плеч. Пожалуй, даже Билли Боб миниатюрнее этого типа.

Третья обитательница кают-компании — женщина. Светлые длинные волосы, вытянутое лицо, удлиненный нос. Она вся какая-то вытянутая и при этом очень худая. Возраст на глаз определить не могу, с женщинами и современными видами косметики всегда так. Не двадцать — это точно. Вероятно — сорок. Возможно — пятьдесят.

Четвертый в этой компании — мужчина без запоминающихся черт. Среднего телосложения, среднестатистическая внешность: русые коротко стриженные волосы, некрупный нос, светлые глаза.

Присутствующие о чем-то разговаривают, но беседа резко прекращается, стоит нам появиться на пороге. Лысеющий блондин смотрит без особого интереса, меня он уже видел. Только хмыкает и прячет ухмылку за ободок кружки, которую подносит к губам. Крупный парень рассматривает незнакомца, то есть меня, с таким же видом, с каким Билли Боб смотрел на подбежавшую ко мне в космопорте Лизу: а не вытащит ли она из лифчика гранату? Мужчина с незапоминающейся внешностью просто удивлен и разглядывает с обычным любопытством человека, который видит кого-то впервые. А вот женщина улыбается. Ну, наконец-то, на этой бешеной "Ласточке" есть кто-то дружелюбный.

— Знакомьтесь, — объявляет капитан без дополнительных приветствий, — это Тайлер. Он временно летит с нами.

— Временно? — с подозрением цепляется к слову здоровяк с могучими плечами.

— Пока не найдем способ от него избавиться, — выдает Роу. Возмущенно смотрю на него: он бы точнее формулировал мысль, а то этот горообразный сейчас предложит мне прогуляться по вакууму. В отличие от сына, капитан лучше разбирается в выражениях лиц и поспешно добавляет: — Безопасный способ для него и для нас, — ну, и на том спасибо. — Тайлер, это Томас, — перечисляет по порядку, начиная с блондина, все еще держащего кружку, будто это великая ценность, которую ни в коем случае нельзя оставлять без присмотра при посторонних, — Эд, — называет следом гору мышц, — Норман и Маргарет, — ни фамилий, ни чем занимаются. Понятно. — Вопросы есть?

Миллион вопросов. Зря он спросил, только дал мне разрешение вывалить их на него. Но не успеваю открыть рот, как женщина вскакивает и бросается к нам.

— Что вы сделали с мальчиком?

О, это она обо мне? Ладно, ей можно, она милая.

Маргарет подходит совсем близко и тянется к моей шее. Первая реакция — шарахнуться, но мы же цивилизованные люди, не так ли? Дилан уже пытался меня придушить, вряд ли у них у всех такая традиция приветствовать новичка.

Но женщина не пытается навредить. Наоборот, она касается шеи в том месте, где кожу пропорол нож, морщится, оттягивает ворот свитера, чтобы рассмотреть получше.

Собираясь в дорогу, я как на зло надел свитер-водолазку, и теперь высокий ворот встал колом, пропитавшись кровью, — не лучший вид для знакомства.

— Ну, чего встали? — Маргарет упирает руки в бока, и с удивлением обнаруживаю, что у всех присутствующих мужчин появляется виноватое выражение на лицах. Ого. Мне нравится эта женщина все больше. — Пойдем, — она, как само собой разумеющееся, берет меня под локоть и увлекает в коридор, — не хватало еще заражение подхватить.

Капитан так и остается стоять в проходе как вкопанный. То-то же, пора бы ему вспомнить о законах гостеприимства.

* * *

Медотсек — самое чистое место на "Старой ласточке", которое мне пока что довелось увидеть. Все белое и стерильное, как и полагается. А стоит нам войти, как и сама Маргарет облачается в белый халат поверх черной формы.

— Можешь звать меня Мэг, — бросает через плечо, копаясь в одном из ящиков.

— Тайлер.

— Помню. На кушетку садись.

Меня веселит командный тон этой хрупкой женщины, от которого здоровые мужики становятся по струнке. Тоже не спорю и выполняю указание.

Мэг поворачивается, надевает перчатки.

— Свитер снимай.

Стягиваю через голову, кладу рядом, остаюсь в одной майке. Прохладно тут.

Брови Маргарет приподнимаются. Смотрит на мою правую руку. Ну да, не заметить трудно.

Когда я сбежал от Билли Боба в тринадцать лет (что он до сих пор не может простить), мне так хотелось сделать что-нибудь экстраординарное, доказывающее, что я уже совсем взрослый, и мне не требуется надзор взрослых, что в голову не пришло ничего умнее, как податься в один из самых опасных кварталов и сделать себе татуировку. Да-да, не временную, а самую что ни на есть настоящую. Деньги у меня были, возраст и разрешение родителей мастера не интересовали.

Так на моей правой руке от запястья до локтевого сгиба появилась надпись на латыни: "Саrре diеm". Все дело в том, что мастер-татуировщик утверждал, что мертвый язык с Земли — последний писк моды.

— Лови момент? — хмыкает Маргарет.

— Или "Живи настоящим". У этой фразы много переводов.

— Твое жизненное кредо? — улыбается, смотрит оценивающе. Кажется, пытается определить, хвастун я или идиот.

— Ага, — смеюсь, — выбил на руке, чтобы не забыть, — потом становлюсь серьезнее: — Детская шалость, сделал, не подумав.

— Татуировку можно легко свести, — подходит ближе, обрабатывает ватным тампоном рану. Задираю голову.

— Свести — значит признать, что был не прав, — возражаю. Я тогда столько выслушал от Рикардо на тему: "Ты позоришь честь семьи", что эта татуировка точно останется со мной до конца моих дней. Чисто из вредности.

— Интересная точка зрения, — качает головой. Похоже, решила, что я все-таки идиот.

У Маргарет чуткие руки, и действует она очень аккуратно. А через несколько минут на моей шее уже красуется пластырь.

— Это правда, что Дилан взял тебя в заложники? — смотрит прямо в глаза, привычным жестом снимает перчатки. — На него не похоже.

— Я сам предложил.

Усмехается:

— Лови момент, да?

— Что-то вроде.

— Ну, и зачем?

— Хотел познакомиться с Дилайлой, — не вижу смысла врать. Вообще не люблю это дело.

— И как? — лицо серьезное, а глаза смеются. — Ди впечатлилась?

Делаю себе в голове пометку: все здесь зовут капитанскую дочку именно "Ди". Морщусь:

— Не особо.

— Потому что девушку нужно мозгами, а не дуростью завоевывать, — выдает назидательно.

Пожимаю плечами, не спорю. Не думаю, что аргумент "так же скучно" она воспримет всерьез.

— Все, свободен, — отпускает меня медик. — Завтра забеги, посмотрим, как заживает. Или заменим пластырь, или совсем уберем.

— Спасибо, — искренне благодарю и спрыгиваю с койки.

Свитер в крови, надевать его не хочется, поэтому просто накидываю на спину, свешивая рукава на грудь.

Дохожу до двери и останавливаюсь. А куда мне идти-то? Мэг так стремительно утащила меня из кают-компании, что капитан толком не успел определиться с моим дальнейшим местом пребывания на "Старой ласточке".

— Мэг, а вы не подскажете, где я могу найти капитана Роу?

Маргарет снова упирает руки в бока, хмурится.

— Я что, такая старая?

Поднимаю руки ладонями от себя.

— И в мыслях не было.

— Тогда нечего мне "выкать".

Расплываюсь в улыбке:

— Как скажешь, — она мне нравится все больше.

— То-то же, — удовлетворенно кивает и подносит к губам запястье с коммуникатором: — Джонатан, забирай нашего гостя.

— Уже спасла больного и обездоленного? — сварливо раздается в ответ.

— Пошути мне тут, — отвечает Мэг и отключает связь. Подмигивает мне: — Сейчас прибежит.

Топчусь на пороге. Ловлю на себе изучающий взгляд.

Поощрительно приподнимаю брови.

— Слушай, а где я могла тебя видеть? — спрашивает, склоняя голову набок, пытается вспомнить.

Ну, учитывая, что они пробыли на Лондоре не один день, видеть меня она могла миллион раз: СМИ без перерыва выкладывают в сеть фото нашей семьи. Никто из нас давно не обращает на это внимание.

Пожимаю плечом, улыбаюсь:

— По телевизору? — предполагаю.

Смеется:

— Скажешь тоже.

Продолжаю улыбаться. Мне только на руку, если она посчитала мои слова шуткой.

В коридоре раздаются шаги, и в дверном проходе появляется капитан. Один. Он одаривает меня взглядом, от которого человеку с пониженной самооценкой захотелось бы провалиться сквозь землю. Приветливо улыбаюсь. Я же гость, верно? Мне положено быть вежливым.

Роу тоже первым делом упирается взглядом в мою татуировку. Внимательный мужик.

— Это еще что за абракадабра? — хмурится. — Ты сектант?

Интересный ассоциативный ряд.

Делаю большие глаза:

— А вы волшебник?

— Чего?

— Ну, волшебные слова используете, — охотно поясняю свою мысль. — Прямо как заклинание читаете. И нет, я не сектант, если вас это беспокоит.

Роу переводит гневный взгляд с меня на Мэг и обратно. Маргарет "держит" лицо, но глаза выдают, что еще немного, и ей не удастся сдерживать смех.

Надо выручать милого медика, пока она не начала смеяться над своим командиром.

Переключаю внимание Роу на себя, немного сдвигаясь влево, чтобы Мэг оказалась у меня за спиной:

— Капитан, у меня сумка осталась на полу в рубке. Вы ведь выделите мне место, где я смогу временно обосноваться?

— Вот именно: временно, — грозит пальцем у меня перед носом. — И будь уверен, я избавлюсь от тебя при первой же возможности.

— Не волнуйтесь, я совсем не спешу, — заверяю.

Но капитан так и не собирается идти на мировую.

— При первой же, — отчеканивает, повторяя.

Покладисто соглашаюсь:

— Как скажете, кэп, — раздраженный взгляд, — капитан Роу, так точно, сэр.

После этого капитан закатывает глаза и больше ничего не говорит. Выходит в коридор. Следую за ним.

* * *

Верчу головой, рассматривая апартаменты. Стандартная каюта, в общем-то. Койка застелена лоскутным одеялом, причем наскоро наброшенным, с одной стороны край достает до самого пола. Прямо на постели лежит считыватель, на прикроватной тумбочке — стопка дисков.

Прохожу, поднимаю двумя пальцами полотенце, брошенное на стуле. Поворачиваюсь к капитану:

— Кэп, мне кажется, или тут кто-то уже живет?

На лице Роу играют желваки. Он медлит, прежде чем ответить.

— Жил, — выдавливает из себя. Кажется, ему совсем не хочется продолжать и тем более что-то мне объяснять. Стою и смотрю на него. — Здесь жил мой бывший пилот, — все же сообщает с неохотой.

— А-а, — понимаю, — тот самый, контрабандист? Келвин, если не ошибаюсь?

— Преступник и предатель.

Пафосно и категорично, ну да бог с ним.

— Не кипятитесь, капитан, — прошу, как мне кажется, миролюбиво, но Роу почему-то начинает злиться сильнее. — Я правильно понимаю, этот пилот уже не вернется, и я могу делать в этой каюте все, что мне заблагорассудится?

— Хоть пляши, — сквозь зубы.

Да что ж такое? Семья Роу, похоже, не выносит меня с первого взгляда на генетическом уровне.

— Я неважный танцор, — признаюсь, осматриваюсь. — Но в остальном спасибо. Мне подойдет.

— То есть тебе еще могло не подойти? — снова закипает капитан.

Пожимаю плечами.

— Ну, если бы вы поселили меня в кладовку с крысами, то точно бы не подошло.

— На "Старой ласточке" нет крыс, — опять пафосно. Если любит свой корабль, то почему так запустил?

Больше ничего не успеваю сказать. Капитан стремительно покидает каюту.

М-де, ну и дела.

А как же "Добро пожаловать. Ждем тебя на ужин"? Я вообще-то есть хочу.

Ладно, еда подождет. Прохожу по выделенной мне территории, осматриваюсь более внимательно. Вот, пожалуйста, еще и грязный носок под койкой. При всей любви Морган ко мне, она бы выгнала меня из дома, реши я устроить такой бардак в своей комнате.

Нахожу в одном из ящиков мешки для мусора, в один из них скидываю найденный носок, обертки от конфет, просроченный батончик и еще кучу всякой мелочи, непригодной для использования. Во второй мешок отправляются полотенце и постельное белье, и я покидаю каюту в поисках прачечной. Хотя "в поисках", конечно, громко сказано, на точной копии "Прометея" я как рыба в воде.

А в прачечной обнаруживается Дилайла. Она стоит, скрестив руки на груди, перед стиральной машиной, программа которой как раз подходит к концу, и нетерпеливо постукивает пальцами по рукаву.

На звук шагов Ди оборачивается и тут же мрачнеет:

— А, это ты.

— Как видишь, — улыбаюсь.

— Отец тебя оставил?

— Ну, пока что у него был шанс только выставить меня в открытый космос, — напоминаю.

Ди вздергивает подбородок:

— Мы не убийцы.

Будто пытается что-то доказать, опровергнуть любые обвинения. Но я ведь и не обвинял. Я вообще бы сюда не сунулся, если бы считал их убийцами.

— Не сомневаюсь, — заверяю. Отворачиваюсь от нее и загружаю белье в машину, выбираю программу.

Ди следит за моими действиями, спиной чувствую.

— У меня вроде нет горба, — комментирую, не оборачиваясь.

— Откуда ты знаешь, как включить стиральную машину? — игнорирует вопрос, голос настороженный.

Пожимаю плечами, убираю руки в карманы брюк.

— Они стандартные.

— Ничего подобного, — качает головой, сверлит подозрительным взглядом. — Это Клирк. У них даже "стиралки" ни на что не похожи.

— Ну, я и говорю, стандартные. На всех клиркийских судах такие, — спокойно выдерживаю ее взгляд, который из подозрительного превращается в обвинительный. Она меня, что, за шпиона теперь принимает?

— Откуда всего лишь второкурсник ЛЛА может знать о клиркийской технике? — неосознанно делает шаг вперед.

Между нами не больше полуметра. Беззастенчиво разглядываю ее, и мне чертовски нравится то, что я вижу.

— Что? — резкий голос возвращает меня в реальность.

Точно, она же задала вопрос.

— У моего отца был очень похожий корабль, — отвечаю.

— Да ну?

— Не хочешь — не верь, — не настаиваю и не спорю.

— Ну, и где твой отец? Он миллионер? Откуда у него клиркийский корабль?

Плюсы — Ди со мной разговаривает. Минусы — это уже похоже на допрос. А то, что она считает, что позволить себе подобную роскошь может только миллионер, говорит о том, что Джонотан Роу не просто пошел и купил "Старую ласточку" на личные сбережения. Кредит? Темные дела?

— Мой отец погиб, — отвечаю на первый вопрос.

Дилайла вглядывается в мое лицо, будто пытаясь определить, не вру ли. Прямо смотрю в ответ. Изображать вселенскую скорбь не намерен, глупо улыбаться и делать вид, что смерть папы для меня ничего не значит, тоже.

Ди опускает глаза.

— Извини.

Она кого-то потеряла и точно знает, что такое смерть. Догадываюсь, кого, но лезть с расспросами о наболевшем — не лучший способ очаровать девушку.

— Проехали, — говорю. — Это было давно.

— Все равно извини, это не мое дело, — воинственности Ди как ни бывало. — Моя партия достиралась, — сообщает и спешит выгрузить белье, чтобы поскорее уйти.

Не задерживаю и больше ничего не говорю. Провожаю взглядом. Успеется.

Пинаю носком ботинка невесть откуда взявшийся на палубе камень. Что у них тут за свинарник, честное слово?

 

ГЛАВА 6

Пока жду, когда закончится стирка, возвращаюсь в каюту, расстилаю белье и выношу мусор, по корабельному времени наступает вечер. Есть все-таки хочется, а бывший жилец не запасся ничем, кроме воды.

Излишняя скромность не входит в число моих добродетелей, поэтому отправляюсь на камбуз. Если уж капитан согласился некоторое время терпеть мое присутствие на судне, то, надо полагать, он понимал, что меня придется кормить.

Камбуз "Старой ласточки" предстает именно таким, каким я его себе и представлял: захламлен, но все же чище, чем большая часть корабля. Такая же копия "Прометея" по характеристикам от производителя, однако не имеющая ничего общего с уютным царством старика Кули.

Прихожу поздно, все уже поели, и за столиком у стены только двое: лысеющий любитель алкоголя и "среднестатистический" тип. Оба не выказывают к моему появлению особого интереса — первый сидит спиной и не думает оборачиваться на звук шагов, второй лишь бросает быстрый взгляд в сторону входа и тут же возвращается к беседе со своим приятелем.

Ясно, дружелюбие — не конек экипажа "Старой ласточки".

Ровняюсь с их столиком, расплываюсь в улыбке и бодро приветствую.

— Томас, Норман, — киваю каждому. — Вечер добрый.

Мой энтузиазм таки заставляет обоих повернуть головы в мою сторону. Брови "среднестатистического" ползут вверх.

— И тебе… добрый… — бормочет он только потому, что не ответить на прямое обращение уже слишком невежливо, поворачивается к сотрапезнику и чуть округляет глаза.

— Тайлер, — скучающе подсказывает Томас, прикладываясь к стакану.

— Тайлер, — повторяет Норман и выжидающе на меня смотрит, ждет, что я либо продолжу беседу, либо уберусь восвояси. Не сомневаюсь, что мой уход для него предпочтительней.

— Могу я тут похозяйничать? — интересуюсь вежливо, делая взмах рукой, обозначая территорию камбуза.

Томас хмыкает и прячет взгляд в своем мутном пойле. Я ему явно не приглянулся. Норман пока что пытается держать нейтралитет.

Пожимает плечами:

— Бога ради.

— Спасибо, — благодарно улыбаюсь и отправляюсь на поиски еды. Затылком чувствую, как его взгляд продолжает прожигать во мне дыру. Не оборачиваюсь, пусть смотрит, не жалко.

Беззастенчиво копаюсь в холодильнике. Печаль, что сказать: куча замороженных полуфабрикатов, покрытых таким слоем льда, что сразу ясно, они тут давно и готовить их никто не спешит.

То, что экипаж клиркийского судна не укомплектован, я уже понял: восемь человек, включая капитана, для такого корабля слишком мало. Сейчас же убедился, что кем бы ни были обитатели "Старой ласточки", кока среди них нет. Чем вообще здесь питаются люди? Этим?

Не удерживаюсь и верчу в руках мерзлый пласт чего-то зеленого. Интересно, оно должно быть такого цвета или позеленело, потому что испортилось? От греха подальше возвращаю неизвестное нечто обратно на полку.

Холодильник ничем не радует, и я быстро оставляю его в покое. Нахожу под столом целый ящик пакетированного молока. Срок годности вроде бы не истек, стоит рискнуть.

На полках стеллажа обнаруживается целое изобилие сухпайков. Гадость какая. Это пища на черный день, но никак не ежедневное лакомство.

В итоге ограничиваюсь стаканом молока и пачкой крекеров, выруливаю из-за стойки и направляюсь к не успевшим ретироваться новым знакомцам.

На самом деле, не люблю навязывать свое общество, но я схожу с судна не сегодня и не завтра, нужно же как-то налаживать контакт.

— Можно к вам присоединиться? — спрашиваю для проформы, а сам уже отодвигаю ногой стул и устраиваю на краю стола свои богатства.

На этот раз оба члена экипажа "Ласточки" смотрят на меня неодобрительно. Кажется, я им все-таки помешал.

Под этими недобрыми взглядами отпиваю из стакана, начинаю хрустеть крекером. В общем, чувствую себя как дома.

— А кто у вас занимается закупкой продовольствия? — задаю насущный вопрос до того, как терпение парней закончится, и они оставят меня на камбузе в компании сухпайков и странной замороженной зеленой субстанции.

Я вовремя, Норман как раз начинает вставать, и мой вопрос застает его врасплох.

— Я, — отвечает с вызовом. Понятно, его вежливости хватило лишь на приветствие.

Томас хрипло усмехается.

— Пацан, видимо, хочет посоветовать тебе поставщика.

Дарю ему укоризненный взгляд — очень смешно. Никогда не даю советов в том, в чем не разбираюсь.

Норман все же встает, задвигает стул обратно. Я еще ничего не сказал, но, кажется, вопрос как таковой ударил по его самолюбию.

— Не нравится — не ешь, — отвечает он. — Мы ограничены в финансах, так что не до изысков.

— Что вы, я не с претензией, — заверяю, продолжая хрустеть крекером, — никогда не ел ничего подобного.

Молоко полпроцентной жирности с пятилетним сроком хранения — просто находка: ни вкуса, ни запаха. Хотя бы жидкое, и на том спасибо.

Норман направляется к выходу. Томас, наконец, ставит опустевший стакан на стол и тоже встает, но задерживается. Опускает тяжелую ладонь мне на плечо, поднимаю на него глаза, чувствую запах крепкого алкоголя.

— Парень, — доверительно сообщает Томас, — твое дружелюбие здесь никому не нужно. Не трать силы.

Какая неожиданная забота.

Смеряю его взглядом: глаза не менее мутные, чем та дрянь, которую он все время пьет.

— Я учту, — выдаю с улыбкой.

Не могу разобрать, он меня искренне предупреждает или угрожает? Мне не нравится его пристрастие к бутылке, но это личное дело каждого, а в остальном — Томас кажется славным парнем.

Я вообще на полном серьезе считаю, что найти общий язык можно с каждым, просто с некоторыми на это требуется больше времени. По шкале от одного до десяти "девятку" по сложности в установлении контакта присуждаю любителю ножиков — братцу Ди. Томасу — от силы "шестерку".

— Учти, — удовлетворенно кивает лысеющий блондин и уходит. В отличие от своего приятеля, он не удосуживается поставить стул на место.

Задумчиво провожаю его сутулую фигуру взглядом. Ну и компания мне попалась — скучно точно не будет.

Допиваю отвратительное молоко залпом, встаю, аккуратно приставляю стулья к столу. С тоской осматриваю опустевший камбуз. Уныло тут, как ни крути. Только вряд ли, если я попробую что-то изменить, команда "Ласточки" воспримет это с энтузиазмом.

По крайней мере, пока.

* * *

В коридорах горит приглушенный свет, создавая иллюзию планетарной ночи. Интересный нюанс — капитан корабля скрытый романтик?

Спать совершенно не хочется, хотя надо бы. Это был чертовски длинный день.

Прогуливаюсь по пустым палубам. Везде все то же запустение, что мне уже довелось наблюдать на борту "Старой ласточки".

Мой отец считал "Прометей" не только вторым домом, но и своим детищем, заботился о нем, холил и лелеял. После его смерти эту эстафету перехватил новый капитан, дядя Эш. Роу же, кажется, не просто не любит свой корабль, а будто винит в чем-то.

Прохожу мимо одного из складских помещений, дверь вышла из паза и перекосилась. Пока никого нет, потакаю своему любопытству, достаю из кармана миниатюрный фонарик, с которым никогда не расстаюсь, и свечу в темноту.

Луч фонаря выхватывает во мраке стеллажи с пустыми пыльными полками — помещением явно давно не пользуются.

Свечу на пол и удивленно моргаю, увидев целую груду роботов-уборщиков. В полумраке они напоминают мертвых выпотрошенных жуков с поломанными лапками. Разбитые, помятые, с торчащими в разные стороны проводками — гнетущее зрелище. Особенно для меня.

Люблю все собирать и чинить с самого детства. Вот и сейчас руки прямо-таки тянутся отогнуть дверь, чтобы расширить проход, пробраться внутрь и вытащить несчастных роботов на свет. Уверен, смогу их починить, стоит вооружиться нужным набором инструментов…

Но убираю фонарь в карман и отхожу от манящей двери. Самоуправство на чужом корабле не поможет мне в установлении дружеских отношений с его экипажем.

Прохожу мимо, поднимаюсь на палубу выше, направляюсь в нос "Старой ласточки".

Коридоры по-прежнему пусты, меня никто не окликает и не останавливает. Я со спокойной совестью разгуливаю по кораблю, передвижения по которому капитан так убедительно грозился мне ограничить.

В темноте смотровая палуба ничем не отличается от той, что находится на борту "Прометея". Иллюзия полная.

Помню, как впервые побывал на папином корабле. Мне было восемь, только-только улеглась шумиха вокруг имени Морган. Ей самой, наконец, разрешили покидать поверхность планеты, и она взяла меня с собой, чтобы навестить старых друзей, которые как раз вернулись с задания. К тому времени, я уже был знаком почти со всем экипажем "Прометея", время от времени приезжающих к нам в гости, но на борту настоящего космического корабля мне довелось побывать впервые.

Помню восторг от своего первого посещения смотровой палубы и уже тогда прочно поселившуюся в сердце уверенность, что я непременно буду летать. Тот, кто хоть раз протянул к космосу руку, уже никогда не сможет жить без него.

Потом были множество полетов на катерах, на громоздких рейсовых кораблях, постоянные посещения "Прометея", на котором меня принимали как родного. Но того первого ошеломляющего ощущения, посетившего меня при первом знакомстве с космосом, больше не было.

— Что ты здесь делаешь? — резкий оклик вырывает из воспоминаний, возвращая из детства в реальность.

Когда глаза привыкают к темноте, замечаю на одном из диванов Дилайлу. Она одна и явно не рада компании.

Пожимаю плечами.

— Твой отец меня не запирал. Осматриваюсь.

В темноте вижу только ее силуэт и блестящие глаза.

А вот с Ди совсем другая история. Первое впечатление от близости к космосу потускнело и превратилось в нечто привычное уже во второй раз, а при виде Дилайлы мое сердцебиение до сих пор учащается точно так же, как когда я увидел ее в аудитории ЛЛА.

Ди опирается ладонями о край дивана, подается вперед с явным намерением встать и уйти. Раздумываю, стоит ли опять пытаться ее удержать, но она сама меняет решение. Остается, расслабляется, откидывается на спинку, перекидывает ногу на ногу.

— Чего тебе от нас надо? — спрашивает холодно и требовательно.

Нет, можно не надеяться, она осталась не ради той беседы, которой бы мне хотелось и к которой так располагает вид с погруженной во тьму смотровой палубы.

— Я же сказал, хотел помочь.

— "Потому что мне понравилась ваша дочь", — передразнивает Дилайла.

Усмехаюсь, пользуясь темнотой. Она все-таки внимательно меня слушала и запомнила.

— Ну, в общем, да, — не отрицаю.

Осматриваюсь, надоело стоять столбом перед сидящей девушкой. Но второй диван далеко, а что-то подсказывает, что, если я решу присесть рядом, Ди воспримет это как угрозу своему личному пространству и точно уйдет. А я предпочитаю-таки ловить подходящие моменты. Поэтому сажусь прямо на палубу, скрестив ноги.

Дилайла следит за моим перемещением, складывает руки на груди, принимая закрытую позу.

— Для тебя это все развлечение? — задает новый вопрос. То, что она со мной разговаривает, расцениваю как несомненный прогресс в наших отношениях.

— Приключение, — поправляю.

Ди фыркает.

— Может, ты и помог нам вырваться с планеты, но когда власти до нас доберутся, то точно не погладят по головке. Мы по уши в дерьме, в том числе и по твоей милости, а для тебя это приключение, — разражается она гневной тирадой. Только приподнимаю брови, хотя в темноте Ди не может этого видеть, и не перебиваю. Высказать — это тоже шаг навстречу. — Такие, как ты, только и делают, что развлекаются за чужой счет, — заканчивает девушка совсем не в мою пользу.

Хмыкаю и интересуюсь:

— Какие — такие?

— Что? — переспрашивает Ди с удивлением в голосе, будто не ждала от меня возражений в ответ на свою обличительную речь.

— Какие — такие, как я? — повторяю. — Ты вроде как отказалась со мной знакомиться и ничего обо мне не знаешь.

— Золотые мальчики, — отвечает с готовностью и без раздумий. — Богатая семья, огромный загородный дом, поступление в престижный вуз по одному щелчку пальцев, где ты любимчик преподавателей и тупоголовых девчонок, которые падки на сладкие речи. Продолжать? — уточняет мстительно, на сто процентов уверенная в своей правоте.

Насчет загородного дома и богатой семьи она угадала, хотя и интересно, как ей удалось определить это "на глаз". Про любимчика учителей — явное преувеличение, а тупоголовых в ЛЛА не берут ни по чьей протекции, так что тут Ди ошиблась.

— Продолжай, — разрешаю.

Кажется, у Дилайлы накопилось много претензий. Не ко мне, а к собирательному образу "таких, как я", потому что она действительно продолжает:

— Никаких проблем в жизни, кроме как охмурить новую девушку. Все блага к твоим ногам. А если отказала, то можно и рискнуть, прикинуться заложником, пробраться на корабль — все, что угодно, лишь бы добиться своего. Таким, как ты, наплевать на других людей.

Похоже, кто-то ее серьезно обидел, и почему-то этот кто-то ассоциируется у нее со мной.

— Неприятный я тип получаюсь, а? — подытоживаю с усмешкой.

— Вот именно, — отчеканивает.

Склоняю голову набок, пытаюсь рассмотреть в темноте ее лицо.

— А если ты ошибаешься на мой счет?

— Не думаю, — снова уверенно.

Да что ж за категоричность в отношении малознакомых людей? А как же видеть во всех только хорошее, пока не убедишься в обратном?

— Мне не наплевать на других людей, — говорю, не возражаю, не спорю, просто сообщаю.

— Ага, конечно, — фыркает Ди и на этот раз встает. — Прошу тебя по-хорошему, не трать больше мое время, навязывая свое общество. Я не доверяю таким, как ты.

— Как скажешь, — развожу руками в воздухе, не предпринимая попыток ни встать, ни остановить ее. Мне нужно больше информации, просто необходимо.

Дилайла обходит меня по большой дуге, чтобы, не дай бог, не приблизиться к такому отвратительному типу, как я, и быстрым шагом покидает смотровую палубу.

Смотрю ей вслед. Надо же, а обычно девушки считают меня обаятельным…

Как сидел на полу, так и откидываюсь назад, ложусь на палубу и закидываю руки за голову. В темноте тут уютно.

Лежу несколько минут, пока в коридоре вновь не раздаются шаги, но гораздо тяжелее, чем легкая поступь ушедшей Ди.

Поднимаюсь с пола как раз вовремя — зажигается яркий свет, от которого приходится заслонить рукой глаза, а в следующее мгновение на палубу врывается темная фигура кого-то высокого и широкоплечего и бросается на меня с кулаками.

От резко включившегося освещения не успеваю толком рассмотреть нападающего. Действую на одних рефлексах: уклониться, присесть под занесенной для удара рукой в лицо, отвести эту самую руку.

Сержант Ригз, в свое время всерьез занимающийся моим обучением рукопашному бою, придерживался мнения, что схватка не должна быть больше минуты, в идеале — несколько секунд.

Мне хватает двадцати. Долго, сержант отчитал бы меня по полной программе. Но только по прошествии этого времени и попыток не получить в челюсть от размахивающего длинными руками нападающего, мне удается сделать ему подсечку и уложить разъяренного брата Дилайлы лицом в палубу.

— Какого черта? — шиплю, наваливаясь сверху на его заведенные назад руки всем весом.

— Что ты сказал моей сестре? — дергается Дилан. — На ней опять из-за тебя лица нет, — опять? Хорошенькое дельце. А когда был прошлый раз? — Пусти меня, ублюдок.

Кажется, кому-то надо подарить толковый словарь. Я кто угодно, но не ублюдок — мои родители состояли в законном браке, когда я появился на свет.

— Выдохни, ковбой, — усмехаюсь и отпускаю.

Дилан совсем не умеет драться, но он прыткий малый: принимает вертикальное положение с ловкостью кошки и снова бросается на меня.

Отскакиваю назад. Совсем не хочу с ним драться. В мои планы входило подружиться с экипажем "Старой ласточки", а не бить им лица. Если бы брат Ди не вздумал напасть на меня неожиданно, я бы вообще попытался избежать потасовки.

— Что здесь происходит? — гремит голос капитана как гром среди ясного неба как раз тогда, когда я укладываю Дилана носом в палубу во второй раз. Ну а что? Стоять и ждать, когда он меня нокаутирует?

Поспешно выпускаю капитанского сына и выпрямляюсь. Дилан же, зараза, на этот раз поднимается медленно, явно изображая для отца избитую жертву.

— Он напал на тебя? — потемневшие от гнева глаза капитана впиваются в лицо сына.

Дилан утирает рукавом кровь, тонкой струйкой сбегающую из его носа вниз, и бросает на меня ненавидящий взгляд. Однако, к его чести, молчит.

— Ты на него? — быстро понимает капитан. — Опять?

— Он обидел Ди, — парень дергает головой, как строптивый конь, челка падает на глаза.

Взгляд-прицел перемещается на меня.

— Что ты сделал? — требует капитан таким тоном, будто еще мгновение — и он продолжит дело, которое не закончил его сын.

Убираю руки в карманы штанов, пожимаю плечами.

— Ничего.

Роу скрипит зубами.

— Кто-то из вас двоих явно врет, — грозит он пальцем. — Ди, — рычит в коммуникатор на руке.

— Да, пап? — быстрый ответ, включена громкая связь.

— Тайлер к тебе приставал?

Моргаю, услышав именно такую интерпретацию фразы: "Он обидел Ди".

В ответ молчание, кажется, Дилайла тоже опешила от подобного предположения.

— Боже, нет, — возмущенное. — Что за ерунда? Конечно, нет.

— Все, милая, спокойной ночи, — удовлетворенно говорит капитан.

— Папа, что… — не дает ей договорить и прерывает связь.

— Сын, нам предстоит серьезный разговор, — говорит безапелляционно. — А ты — уйди с глаз моих, — это уже мне, причем так обреченно, будто я древнее зло, которое невозможно изгнать.

Какое чудесное выдалось окончание этого длинного дня.

Молча покидаю палубу и направляюсь в свою каюту. Зеваю, теперь я, наконец, хочу спать.

 

ГЛАВА 7

Просыпаюсь от дикого холода. Еще ночью укрылся вторым одеялом, но и оно не помогло. С климат-контролем на судне совсем беда. Или в других каютах больше одеял, или экипаж "Старой ласточки" — закаленные ребята.

В кране в наличии тоже только ледяная вода, хотя с вечера совершенно точно имелась горячая. Похоже "Ласточка" не просто "старая", она при смерти, и ей срочно нужен добрый доктор — хороший механик.

Интересно, как капитан отреагирует, если предложить ему свои услуги? Судя по развитию наших отношений, скорее заподозрит в планировании диверсии, чем обрадуется.

Одеваюсь и выхожу из каюты. Может, после завтрака удастся уломать капитана выдать мне инструменты для ремонта климат-контроля хотя бы одной каюты — той, которую я временно занимаю?

Кстати о завтраке…

* * *

С утра камбуз полон. Теперь я знаю принятое для завтрака время на "Старой ласточке".

Весь экипаж в сборе. За одним столом — Ди, Джонатан и Дилан с пластырем поперек переносицы, за другим — Тим, Томас и Мэг, за третьим — Эд и Норман.

Дилан зло зыркает в мою сторону, но поспешно отворачивается после резкого замечания отца. Дилайла сидит спиной и не оборачивается. Джонатан смотрит скорее предупреждающе, но не агрессивно, словно взглядом позволяет мне здесь быть: не приветствует, но и не гонит.

Второй стол более радушен. Тим машет мне рукой, как старому другу. Мэг приветливо улыбается. Томас ухмыляется себе в кружку. Очень надеюсь, что с утра там не алкоголь.

Третий стол к вновь прибывшему абсолютно равнодушен. Не враждебен — уже плюс.

— Всем доброго утра и приятного аппетита, — вежливо здороваюсь.

— И тебе не хворать, — отзывается с усмешкой Маргарет, пилот Тим с улыбкой кивает, остальные предпочитают промолчать.

Да ладно, им даже поздороваться сложно?

Пожимаю плечами и направляюсь за стойку. Замечаю, что все здесь употребляют отвратительные сухпайки, но мне их совсем не хочется, а вчерашние крекеры два раза подряд в горло не полезут.

Несколько минут кручусь за стойкой в поисках нужных предметов, наконец, нахожу сковороду, роюсь в огромной куче сухпайков, извлекая по очереди брикеты, которые меня интересуют.

Старшина Кули, кок с "Прометея", конечно, придумал бы что-нибудь получше из имеющихся продуктов, но я в свое время уделял его урокам куда меньше времени, чем занятиям, скажем, пилотированием или рукопашным боем.

Через четверть часа по камбузу начинает распространяться вполне себе аппетитный запах. В мою сторону время от времени поворачиваются лица с заинтересованными взглядами. Хмыкаю себе под нос и делаю вид, что ничего не замечаю.

Вскоре Маргарет поднимается со своего места и перемещается на высокий стул за стойкой напротив меня.

— Ты полон скрытых талантов, — комментирует, вытягивая шею в попытке рассмотреть, что я готовлю.

Пожимаю плечами.

— Да я их вроде как не скрываю. Будешь?

Мэг усмехается:

— Если это так же прекрасно на вкус, как и на запах, то не откажусь.

— Это, — важно приподнимаю лопатку, — омлет, — прищуриваюсь, разглядывая содержимое сковороды, — во всяком случае, должен был быть. Омлет из сухих яиц я еще не пробовал, но выглядит вполне съедобно.

— Пахнет аппетитно, — поддерживает медик. — Не помню, чтобы с тех пор, как уволилась Люси, тут был запах чего-либо, кроме сырости.

— Люси? — демонстрирую заинтересованность.

— Наш повар.

Кок, повар на корабле называется кок. Кули лишил бы сладкого любого, кто назвал бы его просто поваром.

— А почему не наняли нового?

Маргарет смеется.

— Хочешь предложить свои услуги?

По правде говоря, я думал предложить свои услуги в качестве механика, но никак не кока, поэтому тоже смеюсь.

— Не планировал.

Выключаю плиту, кладу порцию для Мэг на тарелку и ставлю перед ней. Маргарет — смелая женщина: пробует, не задумываясь.

— М-м, — удивленно распахивает глаза. — Тайлер — ты волшебник. Это на самом деле вкусно.

Пробую сам. Ну, не то чтобы вкусно, но точно лучше крекеров.

Заинтересованных взглядов становится больше, но гордость мешает остальному экипажу присоединиться к смелому медику. Ждут приглашения? Зазывать не стану.

— Не хочешь прокладывать путь через желудок? — комментирует Маргарет, заметив мой беглый взгляд ей за спину. — Зря, могло бы сработать.

Морщусь.

— А однажды я поленюсь готовить, и оголодавшая толпа выкинет меня за борт как предателя?

Мэг качает головой, словно что-то прикидывая.

— Да уж, — соглашается, — не лучшая перспектива. Кстати, — спохватывается, вспоминая о своих прямых обязанностях, — как твоя шея?

Из-за утренних игр климат-контроля на мне свитер с высоким горлом, поэтому она не может видеть место ранения. Оттягиваю ворот, демонстрируя вчерашний порез.

— Все отлично, — заверяю, — уже не болит.

Медик хмурится, даже откладывает вилку и недобро барабанит пальцами по поверхности стойки.

— А пластырь тебе кто разрешил снимать?

Развожу руками.

— Мне же надо было принять душ.

Взгляд у Маргарет по-прежнему недобрый.

— Душ? С утра? На "Ласточке"?

Ясно, значит, к утреннему собачьему холоду тут все привыкли.

Усмехаюсь.

— Что сказать — я люблю чистоту.

— А потом ко мне за жаропонижающими побежит, — ворчит Маргарет и возвращается к еде. — Хорошо хоть готовишь ты лучше, чем соображаешь. Зайди потом в медблок, обработаю рану еще раз. Не нравится мне покраснение.

— Есть, мэм, — шутливо отдаю честь и, смеясь, уворачиваюсь от летящего мне в лицо полотенца. Только выпрямляюсь, как вижу, что мы у стойки не одни. На меня сурово смотрит человек-гора. — Э-э… — убираю с лица дурацкие улыбочки. — Привет, Эд.

Мужчина внимательно разглядывает меня, изучает, оценивает. В прошлую нашу встречу я не вызвал у него особого интереса, что изменилось?

Эд по-прежнему молчит и смотрит на меня, едва ли не моргая.

— Будешь омлет? — ляпаю первое, что приходит в голову. — Я не рассчитал с порцией, тут еще на двоих хватит.

Эд мой вопрос игнорирует, так и стоит с противоположной стороны стойки и не сводит глаз. Это уже нервирует, честное слово.

— Это правда, что ты сломал Дилану нос? — наконец человек-гора разлепляет тонкие губы. Голос у него под стать внешнему виду — громоподобный.

Бросаю взгляд в сторону капитанского сына, но он сидит ко мне спиной. Что-то не похоже, что я что-то там ему сломал.

— Там нет перелома, — вмешивается Маргарет, опережая меня с ответом, — сильный ушиб, не более.

Дарю ей благодарную улыбку, поворачиваюсь обратно к Эду.

— Ну вот, — констатирую, — не сломал.

— Ты? — бровь мужчины скептически изгибается, и я всерьез начинаю опасаться, что у него проблемы со слухом. Сказано же: никто никому ничего не сломал.

Только пожимаю плечами. Ясно дело, о чем он думает: Дилан крупнее и тяжелее. Но если бы дело было только в весе, пришлось бы меня вчера отскребать от палубы. Эду ли не знать, что габариты не всегда играют решающую роль? Я видел, как двигается этот человек, как владеет своим телом. Вот с ним затевать драку было бы неразумно.

Эд все еще рассматривает меня. Точно с таким же взглядом мой дядя изучал в галерее картину, которую ему настоятельно рекомендовали приобрести, но она ему совершенно не нравилась. Так вроде бы я не предлагал человеку-горе мышц меня покупать.

— Пойдешь со мной на спарринг? — задает вопрос в лоб и внимательно следит за реакцией — не испугаюсь ли.

— Пойду, — соглашаюсь, не раздумывая. В конце концов, на "Ласточке" есть высококвалифицированный медик, если что, Маргарет меня откачает.

— Не боишься? — Эд прищуривается, вид у него становится довольный и… предвкушающий. Да, именно предвкушающий.

Вообще-то, всерьез опасаюсь. Но это может быть интересно. На крайний случай, пара новых переломов ничего не решит. Я никогда не отличался осторожностью, Морган иногда шутит, что к совершеннолетию у меня почти не осталось не ломанных костей.

— Не боюсь, — отвечаю, не колеблясь. Чего бояться-то? Ну, отлупит, такому противнику и проиграть не стыдно.

Эд удовлетворенно хмыкает.

— Тогда сегодня перед ужином, — назначает время и место: — в спортзале.

— Заметано, — киваю, и он с довольным видом возвращается к своему столику. Кажется, кто-то рад, что заполучил себе новое развлечение.

Все это время молчавшая Маргарет провожает взглядом члена своего экипажа и грозно смотрит на меня.

— Шить тебя не буду, — предупреждает серьезно.

Куда же она денется, если даже не смогла пройти мимо маленького разреза на шее?

— Я буду умолять, — обещаю, прикладывая ладонь к сердцу.

Мэг фыркает.

— Я серьезно. Костей не соберешь, Эд не станет делать поблажек.

Если бы он стал их делать, пропал бы весь смысл и интерес.

— Надеюсь, что не станет, — соглашаюсь.

Опыт лишним не бывает, может, узнаю для себя что-нибудь новенькое.

Маргарет только качает головой, больше не предупреждая и не отговаривая. Спокойно доедает, откладывает вилку.

— Было очень вкусно, — хвалит напоследок, отправляя посуду в моечную машину.

Камбуз потихоньку пустеет. Экипаж заканчивает завтрак и отправляется по своим делам. Вот и Мэг собирается уйти.

— Куда мы летим? — задаю вопрос, останавливая.

Маргарет недовольно хмурится вынужденной задержке, но возвращается к стойке.

— Тебе не сказали, где тебя планируют высадить? — изумляется притворно. Издевается — прекрасно знает, что капитан мне и слова лишнего не скажет.

— Ну, так куда? — опираюсь о стойку локтями и склоняюсь поближе к собеседнице, заглядываю в глаза.

Она тянет театральную паузу, я делаю просящее выражение лица.

Мэг сдается.

— На Альберу.

Не скажу, что ожидаемо, но неудивительно.

Станция Альбера — отвратительно место. Не был, но наслышан. Если бы Морган или Рикардо узнали, что я собираюсь туда, они бы мне голову оторвали.

Альбера — любимое место встречи контрабандистов. Магазины, гостиницы, бордели. А в них — убийства, грабежи, насилие, и это при том, что официально проносить оружие опаснее парализаторов на станцию запрещено. Уровень преступности — десять из десяти.

Даже моего отца однажды застали на Альбере врасплох и взяли в плен. Тогда экипажу "Прометея" едва ли не чудом удалось его вызволить.

Прикидываю в уме. Точно не уверен, где мы находимся, но если учесть, где "Ласточка" была вчера и сколько могли пройти за сутки, то получается…

— Шесть дней пути, — произносит Маргарет одновременно с моими умозаключениями.

Да, шесть дней на то, чтобы разобраться, что из себя представляют окружающие меня люди, и стоит ли пытаться остаться здесь подольше. Пока мне интересно, но, если тут не заладится, с Альберы можно податься куда угодно. Когда еще мне представится другой шанс отделаться от вездесущей охраны?

— Ничего, — Маргарет по-своему читает задумчивое выражение на моем лице, — ты — парень везучий, продержишься на Альбере пару дней, свяжешься с лондорским посольством, скажешь, что тебя похитили, и тебе мигом организуют возвращение домой.

Дергаю плечом. Зачем мне посольство? Да и домой в самом начале лета я точно не планирую. Раз уж с путешествием на Землю не вышло, нужно ловить момент и использовать его по полной.

— У вас на Альбере сделка? — интересуюсь уже чисто для проформы, и так не сомневаюсь, что ответ будет положительным.

То, что я на корабле контрабандистов, с документами которых не все чисто, ясно как день. Только, видимо, механизм работы у них отлажен, а новый пилот решил сыграть по собственным правилам и с треском провалился, заодно подставив остальных.

— Вроде того, — Мэг — крепкий орешек, доброжелательность доброжелательностью, но в то, что посторонним знать не положено, она меня посвящать не станет. Вздыхает: — Если выручим приличные деньги, то, может, наймем, наконец, новых повара и механика. На корабле не лучшие времена, сам видишь.

— Угу, — поддакиваю. Вижу-то я вижу, только вряд ли вся проблема в вакантных должностях.

— Мне пора, — напоминает Мэг. — Жду тебя у себя, обработаю шею.

Нечего там обрабатывать, порез и порез, но предпочитаю не спорить, киваю. Перед спаррингом с Эдом лучше не портить отношения с медиком.

Маргарет уходит, и я обнаруживаю, что на камбузе остаемся только я, Ди и Дилан. Остальных уже и след простыл, а эти сидят, о чем-то спорят.

Дилайла бросает взгляд в сторону стойки, из-за которой я все еще не вышел, и решительно отодвигает свой стул, встает.

— Ди, не стоит этого делать, — преувеличенно громко отговаривает ее брат, даже пытается остановить.

— Прекрати, — шипит девушка, вырывая руку.

— Дура, — бросает в сердцах Дилан, поворачивается и почему-то дарит мне обвиняющий взгляд. Ну, здравствуйте, я-то тут при чем?

Однако тут же понимаю — при чем, потому что Дилайла направляется ко мне. Проходит несколько шагов, затем оборачивается и многозначительно смотрит на брата, давая понять, что не стоит ее контролировать.

За их противостоянием любопытно наблюдать, особенно учитывая, что у меня нет ни братьев, ни сестер.

Дилан закатывает глаза, Ди складывает руки на груди.

Борьба взглядов, в которой сестра одерживает неоспоримую победу. Брат психует, бьет кулаком по столу, с грохотом отодвигает стул и, впечатывая каблуки в пол, покидает камбуз. Разве что пыльный шлейф за собой не оставил для полноты картины. Нервный парень.

Быстро выбрасываю Дилана из головы, потому что Дилайла подходит к стойке, и на ее лице впервые нет ни капли воинственности.

— Я хотела извиниться, — выдает без предисловий.

Мои брови взлетают вверх, а на губы ползет идиотская улыбка. Серьезно? Есть контакт.

Прихожу в себя. Ерунда какая-то.

— За что? — ее братец мог бы и извиниться за свои скоропалительные выводы, а Ди к этому отношения не имеет.

Но девушка настроена решительно.

— За то, что произошло вчера между тобой и Диланом, — поясняет, будто бы я сам не догадался, о чем она. — Я объяснила им с отцом, что ты ко мне и пальцем не притронулся, я просто была расстроена.

"И не притронешься", — тем не менее говорит ее взгляд.

— Ты тут ни при чем, — озвучиваю свои мысли.

Выражение ее лица смягчается. У меня создается впечатление, что она ожидала от меня праведного гнева и обвинений в свой адрес. Нелепая мысль, по-настоящему нелепая.

— Хорошо, — кивает Дилайла. — Я просто хотела прояснить ситуацию.

— Они о тебе заботятся, я понимаю. Все нормально, — говорю и тут же об этом жалею, потому что глаза Ди снова начинают метать молнии.

— Это не забота, это тотальный контроль, — возмущается она, но быстро берет себя в руки. — Но к тебе это не имеет отношения, это между нами тремя. Дилан больше к тебе не полезет.

Что-то мне совсем не нравятся ее рассуждения о "таких, как я" в сочетании с болезненной реакцией отца и брата на потенциальную попытку приставать к девушке. Надеюсь, это всего лишь моя богатая фантазия.

— Пусть лезет, если хочет, — усмехаюсь, надеясь разрядить обстановку, — но того, что в следующий раз его нос не будет сломан, не гарантирую.

Дилайла кривится.

— Хвастаешь?

И в мыслях не было.

Качаю головой:

— Твой брат — не боец.

— Вот и не калечь его, — Ди впивается в меня взглядом.

Я для нее — никто, а он — любимый брат. Вчера Дилан, ничего не видя перед собой, бросился защищать честь сестры, а сегодня она вступается за него.

Мне хочется пообещать ей, что, чтобы ни случилось, я и пальцем не трону ее брата, но такое обещание слишком легко нарушить. Если он снова вздумает на меня напасть, у меня не хватит терпения стоять и ждать, пока его кулак устанет.

— Калечить не буду, — отвечаю серьезно.

Дилайла кивает каким-то своим мыслям и собирается уйти, потом останавливается и оборачивается. Весело прищуривается.

— А ты, что, решил заделаться коком?

Вот уж что никогда не входило в список моих жизненных целей.

— Я хотел поесть, — отвечаю чистую правду.

Ди дарит мне долгий задумчивый взгляд.

— Сходи на Альбере и возвращайся домой, — даже не советует — просит.

После чего разворачивается и уходит так быстро, будто боится, что я брошусь за ней вслед. Нервные здесь все какие-то.

Долетим до Альберы, там и посмотрим, что я буду делать. У меня еще шесть дней на оценку обстановки.

 

ГЛАВА 8

Маргарет, не торопясь, наносит на порез мазь с запахом мяты, клеит пластырь. Закатываю глаза, но Мэг проще уступить, чем объяснить ей, почему не нужно что-либо делать. Выйду и отдеру — делов-то.

Мятная мазь холодит, а пластырь сверху стягивает кожу. Царапина начинает неистово зудеть. Пытаюсь почесаться, но медик немедленно дает мне по руке.

— Не вздумай, — предупреждает, угрожающе хмурясь.

Ладно, выйду из медблока, оторву пластырь и тогда почешусь вдоволь.

— Все? — интересуюсь нетерпеливо. Не пойму, зачем уделять такое внимание маленькому порезу. Ну да, воспалилось немного, но что в этом удивительного? Ясное дело, нож у Дилана не стерильный.

— Все-все, — ворчит Мэг, отходя, а я спрыгиваю с койки, на которую она меня до этого настойчиво усадила.

Ежусь. На борту все еще чертовски холодно. Тянусь за одеждой.

Этот свитер в мой чемодан положила Морган, сказав, что он может понадобиться, если дедушка решит свозить меня на горнолыжный курорт. Кто же знал, что подобная теплая вещь пригодится мне не только в снежных горах?

— Здесь всегда так холодно в первой половине дня? — спрашиваю, натягивая свитер и с трудом высвобождая лицо из высокой горловины.

Мэг моет руки, подозреваю, все той же ледяной водой. Оборачивается.

— Всегда. С тех пор, как уволился последний механик. Пока он работал, то постоянно что-то чинил, тогда было значительно теплее.

Приподнимаю брови на сочетании "постоянно чинил". Не нужно ремонтировать постоянно, достаточно сделать хорошо один раз.

— Чего там чинить-то? — удивляюсь вслух. — Тут наипростейшая система климат-контроля.

Маргарет прищуривается, на лице — недоверие.

— Еще скажи, что можешь починить?

Пожимаю плечами.

— Могу, — не хвалюсь, честное слово. Правда, могу. — Как раз думал поговорить с капитаном, мне понадобятся инструменты.

При упоминании Роу выражение лица Мэг меняется, становится задумчивым.

— Держу пари, Джонатан понятия не имеет, где лежат инструменты. Спроси лучше Нормана. Он отвечает за грузы, а заодно всегда знает, где на этом чертовом корабле что лежит.

Маргарет пытается придать себе беспечный вид, но не сомневаюсь, что-то тут нечисто. Она почему-то очень не хочет, чтобы я говорил с капитаном.

Склоняю голову набок, не сводя с медика глаз.

— И разрешения у Роу спрашивать не нужно?

Мэг поджимает губы. Еще бы — мы оба понимаем, что, если я полезу в систему жизнеобеспечения судна, а капитан об этом узнает постфактум (или еще хуже — в процессе), он меня точно не похвалит.

— Ты хочешь помочь или выслужиться перед Джонатаном? — в лоб спрашивает Маргарет.

Какой мне смысл перед ним выслуживаться? Я к нему не нанимался, так, можно сказать, случайно оказался на его корабле.

Смеюсь.

— В первую очередь я не хочу спать под тремя одеялами.

— Аргумент, — признает Мэг, сама ежась. На ней кофта не тоньше моего зимнего свитера. — Мой тебе совет, — говорит на удивление серьезно, — попроси инструменты у Нормана и сделай по-тихому. Пусть лучше Джонатан примет потепление за новый перебой в системе.

Вот теперь совсем ничего не понимаю, а я это дело терпеть не могу. Любопытство — один из моих самых злейших пороков.

— Это ведь не потому, что Роу мне настолько не доверяет?

Маргарет уверенно качает головой.

— Не потому, — и сжимает губы в прямую линию.

Секреты, секреты… А холодно всем.

— И это не имеет отношение к тому, что на борту нет постоянного механика, а роботы-уборщики свалены в пыльную кучу в кладовке? — продолжаю допытываться. Я упорный.

Но Маргарет непреклонна. Она складывает руки на груди, принимая оборонительную позицию.

— Хочешь и можешь помочь — помогай, — отрезает таким тоном, что желание задавать вопросы пропадает. — Ты забудешь о "Ласточке" через неделю, а нам тут еще жить и жить.

Чертовски не люблю чего-то не понимать. Тогда мое воображение начинает строить догадки, и все становится еще хуже.

— Как скажешь, — поднимаю руки ладонями от себя, временно сдаваясь. — Пойду, поищу Нормана.

— Иди-иди, — благословляет Мэг, — лучше сейчас, потому что после драки с Эдом вряд ли ты сможешь ходить, а тем более приносить пользу.

— У нас планируется спарринг, а не смертоубийство, — напоминаю. — Спарринг — это тренировочный бой.

— Это ты потом своему сотрясению мозга скажи, — качает головой Маргарет, и не думая менять свою точку зрения. Зря она так, не настолько я плох в рукопашной.

— Ладно, пойду, — решаю. Раз уж, по мнению Мэг, жить мне осталось только до вечера, не мешает поторопиться.

— Иди-иди, — провожает медик, — пока ходится.

Шутливо салютую ей как старшей по званию и покидаю медблок.

Поспарринговаться с Эдом становится все интереснее. Ни за что не упущу такую возможность.

* * *

Норман находится в кают-компании. На самом деле, там расположилась большая часть экипажа, в том числе Ди и Дилан, которые сидят на разных концах дивана и копаются каждый в своем планшете.

Норман и Томас играют в шахматы за небольшим столиком в углу, выглядят увлеченными.

Эд, развалившийся в одном из огромных глубоких кресел, единственный поднимает глаза, когда я вхожу. При этом взгляд у него такой, будто он чего-то ждет. Надеюсь, не того, что отменю вечернюю встречу в спортзале?

Подмигиваю Эду, получаю в ответ скупую улыбку и двигаюсь к шахматному столику в углу.

— Взрослые дяди заняты, — получаю вместо приветствия, стоит мне замереть за плечом Томаса. Надо же, даже не повернулся, а точно знает, кого принесло. — Иди, малыш, погуляй.

Игнорирую снисходительный тон, беру свободный стул и приставляю к столику третьим, тем самым вынуждая обоих мужчин потесниться, а Томаса даже сдвинуть колени.

— Угу, спасибо, — благодарю блондина, замечаю, как его бледные брови взлетают вверх, но уже не смотрю на него — я пришел не по его душу.

— Норман, Мэг сказала, ты знаешь, где лежат инструменты, — выдаю без предисловий.

Мужчина одаривает меня безразличным взглядом.

— Знаю. И что?

— Они мне нужны.

Норман хмурится.

— Зачем?

Ногти подпилить или в зубах поковыряться — зачем еще могут понадобиться инструменты?

Не вижу смысла врать.

— Хочу починить климат-контроль, — отвечаю честно.

— Да ты хоть отвертку в руках держать умеешь? — бормочет Томас, явно обиженный тем, что его потеснили.

Оборачиваюсь к нему с улыбкой.

— Я еще ими жонглировать могу, — и пока тот думает, чем еще попытаться меня задеть, опять обращаюсь к Норману. — Дашь? Я так понимаю, вам всем надоело мерзнуть по утрам.

К Томасу возвращается дар речи. Возле него нет привычной кружки, а вокруг не витает запах алкоголя — значит, это трезвость влияет на его настроение не лучшим образом.

— А дышать нам не надоело, — произносит язвительно. — Напортачишь, нанюхаемся вакуума.

Хочется закатить глаза. Сколько можно-то? Он правда думает оскорбить меня своим недоверием?

— Ладно, — решаю, — нет так нет. Пойду к капитану.

От чего бы там Мэг ни предостерегала, в конце концов, пойти к Роу и задать ему прямой вопрос будет куда информативнее, чем пререкания с этими шахматистами.

— Погоди, — останавливает меня Норман, когда я уже отодвигаю стул, чтобы встать.

Замираю. Я никуда не спешу, у меня в запасе еще целых шесть дней пребывания на борту "Старой ласточки".

— А ты, правда, сумеешь наладить систему? — в голосе Нормана звучит неприкрытая надежда.

Уверенно киваю. Я знаю о клиркийской технике все, у меня были хорошие учителя.

— Тебе лет-то сколько? — а Томас упорный, все еще не оставляет попытки меня уязвить.

— Восемнадцать.

В ответ лысеющий блондин разряжается громким хохотом. В нашу сторону начинают поглядывать остальные.

— Слыхал? — отсмеявшись, спрашивает своего партнера по игре. — Он даже не совершеннолетний.

— По законам Лондора — совершеннолетний, — возражаю.

— Но мы не на Лондоре, — с садистским наслаждением напоминает Томас. — На том же Альфа Крите совершеннолетие наступает в двадцать два.

Это я знаю и без него. В ближайшие четыре года больше не буду пытаться купить алкоголь на Альфа Крите. Ночевать в камере мне не понравилось, моей охране — еще больше, а им еще и влетело от Рикардо. Пришлось целую неделю уговаривать дядю не лишать людей работы из-за моей оплошности. Даже сходил с ним на один из светских приемов в качестве платы. Дядюшка — тот еще шантажист и редко что-то делает без ответной услуги.

— Но мы и не на Альфа Крите, — напоминаю неугомонному Томасу, все еще вежливо улыбаясь.

— Парень прав, — начинает веселиться обычно не слишком эмоциональный Норман. — Достал ты всех со своим Альфа Критом.

Не спешу поддерживать веселье и насмехаться над Томасом в ответ. Вдруг он ранимый?

— Пошли, — Норман решительно поднимается на ноги, — дам, что ты просишь, — встаю и делаю несколько шагов следом, как едва ли не врезаюсь в него, потому что он решил остановиться, обернуться, да еще и погрозить мне пальцем. — Но учти, для капитана — я ничего тебе не давал.

Черт, да мне же теперь будут сниться все возможные варианты развития истории, связанной с Роу и механиками. Неужели нельзя сказать прямо, что не так и почему капитану нельзя говорить о моих намерениях?

— Учел, — заверяю. Еще немного — и плюну на эту затею. Сплошные предостережения, а одно и то же — неинтересно.

Норман будто чувствует, что пора остановиться, иначе экипаж так и продолжит мечтать о горячей воде по утрам. Он больше ничего не говорит, кивает и направляется к выходу.

* * *

Норман вручает мне небольшой чемоданчик с необходимыми инструментами, но уходить не спешит, следует за мной в машинное отделение и топчется рядом, когда я снимаю нужную панель.

— Норм, я справлюсь, — кривлюсь, оборачиваясь. Когда за твоей спиной кто-то полчаса громко сопит и пытается заглянуть через плечо, это отвлекает.

— Если я пустил тебя сюда, на мне и ответственность, — возражает тот.

Скептически выгибаю бровь, рассматривая его.

— Ты же вроде как ответственный за грузы. Ты разбираешься в технике?

— Нет, но…

— Значит, ты не поймешь, если я поставлю систему на самоуничтожение, и не сможешь мне помешать, — усмехаюсь.

Задело. Норман даже краснеет от злости.

— Зато я смогу тебя придушить, — оскорбленно шипит.

Нет уж, на сегодняшний вечер я уже ангажирован, не нужно меня душить.

В ответ криво улыбаюсь и отворачиваюсь. Хочет смотреть — пусть смотрит, от меня не убудет.

* * *

Когда прихожу в спортзал, то обнаруживаю там весь экипаж "Старой ласточки". Даже капитан не побрезговал прийти.

— Заметил, сегодня потеплело раньше обычного? — доносится до меня обрывок разговора Дилана с отцом.

— Опять, наверно, что-то переклинило.

— Лишь бы не начало жарить, как в том году…

Мысленно присвистываю — у них эти чудеса с прошлого года, а там дел-то было на полтора часа работы. Если бы Норман не отвлекал и не пытался контролировать каждое мое действие, справился бы за час.

В этот момент вижу Ди. Она сидит на скамье рядом с отцом и братом, но в разговоре не участвует. Девушка тоже замечает меня, стоит только войти. Не отворачивается, смотрит чуть насмешливо — ясно, моя дама сердца не собирается сегодня за меня болеть.

Прохожу вперед, чтобы меня заметили остальные. Все, кроме Эда, расположились на длинной скамье у стены. Сам человек-гора, голый по пояс, разминается на одном из тренажеров.

Ничего не могу с собой поделать, на несколько секунд замираю, наблюдая за игрой литых мышц под его кожей. Это наследственность или годы тренировок?

— Тайлер, — капитан встает со скамьи и подходит ко мне.

Наблюдать за тренировкой Эда на самом деле интересно. Сколько весит этот парень, и как его кости это выдерживают?

— Тайлер, — повторяет Роу настойчивее. Не привык, что его игнорируют, но я же не специально.

— Да, капитан? — нехотя поворачиваюсь и замечаю, как Роу пробегает по мне взглядом с головы до ног, оценивая и хмурясь еще больше. Кажется, хмурится этот человек постоянно.

Сделав для себя какие-то неутешительные выводы, Джонатан хватает меня за плечо и тащит в сторону. Не упираюсь — мне любопытно.

— Иди, извинись перед Эдом. Поигрались, и хватит, — шипит он мне, когда мы оказываемся за пределами слышимости остального экипажа.

Замечаю, что от Эда не укрылось наше перемещение. На его лице досада, но он продолжает поднимать штангу. Молодчина, не прерывает упражнение.

— За что извиниться? — не понимаю.

— Не знаю за что, — капитан почему-то злится. — Понятия не имею, за что он собрался при свидетелях свернуть тебе шею, но похищение — это одно, а выкидывать за борт труп ровесника моей дочери — это другое.

Ребята, вы так в меня верите, аж слеза пробивает…

— Это дружеский бой, — заверяю, красноречиво опускаю взгляд на капитанские пальцы, все еще крепко сжимающие мою руку.

— Пока ты на моем корабле, я за тебя в ответе.

— Тогда запретите, разгоните всех, — все еще пытаюсь разобраться в структуре отношений на "Старой ласточке". Почему-то же Роу пришел отговаривать меня, а не наложил командирское вето.

— Чтобы вы потом организовали то же самое, но за моей спиной? — выкручивается капитан, но это явно не основная причина — он не хочет портить отношения с Эдом. Вряд ли боится его самого, скорее, опасается, что тот оставит судно, как прошлые механики и повар (помню-помню, тут повар, а не кок). Тут я с Роу солидарен — такого, как Эд, трудно заменить. По тем же причинам дядя Рикардо очень ценит Билли Боба.

— Я дал слово, — отвечаю прямым взглядом. — Кстати, мы сегодня как раз обсуждали с Томасом, по законам Лондора я совершеннолетний.

Капитан злится, но пальцы разжимает. Я в майке, кожа у меня светлая, поэтому на плече остается красный след — хватка у Роу железная.

— Я снимаю с себя любую ответственность, — заявляет мне напоследок и возвращается к своим детям.

— Ну что? Все поболтали? — кричит Томас. — Объявляю начало.

Направляюсь на середину зала, где меня ждет Эд. С удивлением ловлю его одобрительный взгляд. Похоже, он не сомневался, что капитан сумеет меня отговорить.

Протягиваю руку.

— Начнем? — улыбаюсь. — Обещаю не использовать грязные приемы и не молить о пощаде.

Эд тоже усмехается, пожимаем руки.

— Обещаю не добивать.

* * *

— Да достань ты его, наконец, — уже не сдерживаясь, кричит Дилан.

В последние несколько минут оживился весь экипаж, постоянно что-то выкрикивает. Все — разумеется, в поддержку Эда. Только Маргарет один раз крикнула: "Два дурака", — не выделяя никого из нас.

С меня градом катит пот, майка мокрая насквозь — давно я так не выкладывался. Но нельзя же было упустить возможность попробовать свои силы в спарринге с кем-то, кто не знает, чей я племянник, и не боится получить нагоняй от моего дяди или потерять работу?

Мой учитель, сержант Ригз, не особо боится Рикардо, но он знает меня с самого детства и любит, поэтому все равно сдерживается. Ни разу не получил от него ничего страшнее синяков, хотя он мог бы согнуть меня в бараний рог, если бы захотел.

Эд меня не знает и точно не любит, потому что не жалеет. Я все еще на ногах только потому, что легче и все же быстрее. Мне удается уворачиваться, чувствую себя дурацким акробатом. Один раз только не успел, пришлось отводить его руку, летящую мне прямо в челюсть. Ну, как отводить? Вышло не очень, губу он мне все-таки разбил, но челюсть не сломал — уже хорошо.

Не знаю, сколько длится бой, субъективно — часа два, на самом деле, наверное, минут десять, но двигаться на такой скорости я устал. Радует, что и Эд тоже. Он замедляется еще больше меня, тоже весь потный, тяжело дышит, а еще рычит, как дикий зверь, злясь, что я так долго не поддаюсь.

— Эд, давай, — кричит Дилайла, и я отвлекаюсь. Фатально.

Эд подсекает меня, а потом валит лицом в пол, заламывает руку и наваливается сверху. Плечо с противным хрустом выходит из сустава. Руку простреливает болью до кончиков пальцев.

— Сдаюсь, сдаюсь, — признаю свое поражение. Если Эд увлечется и забудет, что у нас все-таки спарринг, а не настоящий бой, будет весело. Но я же обещал не просить пощады, не так ли?

Но мой противник помнит, зачем мы здесь. Стоит стукнуть здоровой рукой по полу, он немедленно ослабляет захват и встает, позволяя мне дышать полной грудью. Ребра вроде целы…

Неловко поднимаюсь, сначала на колени, потом в полный рост. Рука висит плетью. Больно, черт.

Боковым зрением вижу, как Маргарет срывается с места, а в это время Эд протягивает мне руку.

— Отличный бой, — улыбается во все тридцать два. Вид у него необычайно довольный. У Эда разве что немного содрана кожа на скуле (мне один раз повезло), в остальном он цел и невредим.

Усмехаюсь.

— Левую давай, — протягиваю здоровую руку, сам виноват — вывихнул мне правую.

Эд понимающе хмыкает. Мы закрепляем окончание спарринга рукопожатием. Победитель отходит принимать поздравления, а ко мне подбегает Мэг.

— Как себя чувствуешь? Голова не кружится? — спрашивает тревожно.

Ну вот, а говорила, что палец о палец не ударит. Доктор — это призвание.

— Не кружится, — заверяю, все еще пытаясь выровнять дыхание. — Плечо вставь, пожалуйста.

Мэг закатывает глаза.

— Пошли в медблок, камикадзе.

Готов идти куда угодно, только бы получить болеутоляющее. Совершенно не умею терпеть боль.

Встречаюсь взглядом с Дилайлой. Поняла ли она, что отвлекла меня? Конечно, не стала причиной поражения, я бы все равно проиграл, но потрепыхался бы еще пару минут.

Ди чуть смежает веки, даже не кивок, но это ответ на вопрос, который, должно быть, написан у меня на лице, — поняла.

И ей ни капельки не жаль. Черт.

 

ГЛАВА 9

— Если бы я была твоей матерью, то заперла бы тебя в чулане и никуда бы не выпускала, — ворчит Мэг, накладывая фиксирующую повязку на мое поврежденное плечо.

Вколов болеутоляющее и вставив сустав на место, медик все же отпустила меня в каюту помыться и кое-как переодеться, орудуя одной рукой. По возвращении она занялась перевязкой, при этом не забывая ругать меня как маленького. Причем будто я не просто ребенок, а ее крошка-сын, сбежавший из детского сада.

Закатываю глаза к потолку.

— Хорошо, что ты не моя мать.

— О да, — восклицает Мэг, — будь у меня такой сын, я бы поседела раньше времени.

Склоняю голову набок, рассматривая ее и пытаясь разглядеть седину в светлых волосах. Не нахожу. То ли умело закрашивает, то ли ей удалось сохранить свои волосы благодаря отсутствию ребенка вроде меня.

— У тебя есть дети? — прерываю ее очередное бормотание на тему юнцов-камикадзе. Мне любопытно.

Маргарет бросает на меня по-прежнему недовольный взгляд, не отрываясь от работы.

— Бог миловал, — тем не менее отвечает.

Улыбаюсь.

— Даже так?

По-моему, из Маргарет вышла бы замечательная мама, добрая и заботливая.

— Именно так, — подтверждает уверенно. — С тех пор, как я закончила медицинский, я таких болезней, таких ран насмотрелась… За вас переживаю, за своих детей — совсем бы свихнулась.

Что-то вроде этого любит говорить Рикардо, когда ему задают вопрос о причинах отсутствия семьи и детей. Что не готов подвергать близких опасности, что он публичная личность со множеством врагов, что с трудом удается защитить племянника… Словом, подойдет любой эффектный ответ, кроме банального, но честного: так получилось.

Принимаю версию медика и не спорю. На самом деле, больше всего на свете мне сейчас хочется положить свое бренное тело горизонтально и не меньше чем часов на десять. Болеутоляющее мне вкололи мощное — боль убрало быстро, но и в сон клонит так, что еще немного — и нырну с койки носом вниз.

— А проиграл глупо, — Мэг чувствует, что я начинаю отключаться и решает продолжить разговор. — Никто вообще не ожидал, что Эд не размажет тебя по стенке в первую минуту.

Зеваю и поправляю:

— По полу, — Маргарет поднимает глаза и хмурится. Поясняю: — По полу, в итоге он размазал меня по полу.

Медик усмехается.

— Урок тебе на будущее. В следующий раз подумаешь, прежде чем связываться с тем, кто вдвое крупнее и опытнее тебя.

Давлю очередной зевок. В конце концов, так откровенно зевать неприлично.

Тру глаза здоровой рукой.

— Как же тогда чему-то научиться, если выбирать противников, которые слабее тебя?

Мэг поднимает глаза и смотрит на меня как на умалишенного.

— И чему же ты научился? Как выворачивать суставы? Ты не похож на неопытного бойца, но противника нужно выбирать по габаритам.

Хмыкаю.

— Сейчас я ничему не научился, — признаю, — но новые эмоции получил.

Не буду же я рассказывать, что все мои предыдущие партнеры либо состояли со мной в дружеских отношениях, либо работали на моего дядю. Никто из них никогда бы не нанес мне настоящего увечья. А отсутствие риска делает бой неинтересным априори.

Что касается драк с незнакомцами… Да не дерусь я, почти любой конфликт можно разрешить мирным путем, особенно, если у тебя хорошо подвешен язык. В Академии было много случаев, которые едва не вылились в драку, но всегда удавалось договориться. А за пределами ЛЛА с меня глаз не спускают дядюшкины церберы. Те несколько раз, когда я нагло сбегал из-под опеки, не считаются.

Да, меня обучали, да, я многое умею, но сегодняшний спарринг с Эдом стоил сотен других, потому что впервые были важны именно мои навыки, а не я сам или мои родственники.

За мной всюду таскается толпа охраны, и чаще я их не замечаю, потому что попросту привык и не обращаю внимания. Но сегодняшний бой с Эдом был глотком свободы, как и сам нелепый побег на "Старой ласточке".

Только все это Мэг я не скажу, потому что чужие проблемы должны оставаться чужими. А у меня и проблем-то в жизни нет, потому что меня оберегают, как хрустальную вазу.

— Значит, ты адреналиновый наркоман, — делает Маргарет собственный вывод.

— Вроде того, — не отрицаю. Может, она и права, и мой диагноз установить проще простого.

Снова не сдерживаюсь и зеваю.

Мэг заканчивает, пропускает эластичный бинт через грудную клетку и закрепляет.

— Иди уже, — отпускает, вручив специальный бандаж, с которым мне предстоит разгуливать, чтобы не потревожить сустав раньше времени. — И учти, — напутствует, — в ближайшие три недели не вздумай снимать повязку и двигать плечом. Я еще посмотрю тебя перед спуском на Альберу, а там лондорские врачи разберутся.

Конечно, разберутся. Рикардо мигом поднимет на уши весь штат врачей Центрального госпиталя по причине моего нового увечья. Мрак.

— Спасибо, — улыбаюсь сквозь новый зевок.

— Иди, иди, камикадзе, — провожает и добавляет уже вслед: — Мало тебя в детстве пороли.

Меня вообще не пороли. Не били и не обижали. Я же хрустальная ваза, помните?

* * *

Чтобы ни дала мне Мэг, это средство просто на убой. Добравшись до каюты, вырубаюсь не на десять желанных часов, а почти на двадцать. Просыпаюсь вечером следующего дня с головной болью и страшной жаждой, будто вчера принял не болеутоляющее, а пару бутылок виски.

В последний раз так паршиво мне было на утро после праздника в честь моего совершеннолетия, то есть полгода назад. И повторять эти ощущения мне точно не хотелось.

Естественно, в бывшей каюте пилота Келвина нет аптечки, хотя по инструкции такая должна быть у каждого. Ящичек для лекарственных средств первой необходимости есть, но в нем я нахожу только горсть рассыпанных витаминок, некоторые из которых уже покрылись плесенью. Даже не удивляюсь. Закрываю дверцу, тру лицо и собираюсь идти к Мэг за подмогой. Ненавижу боль и не умею ее терпеть.

Принимать душ с одной действующей рукой — то еще удовольствие. Конечно же, это не первая моя травма верхних конечностей, но прошлая боль и неудобства забываются слишком быстро.

Выхожу из каюты, даже не потрудившись высушить волосы. По корабельному времени уже скоро снова ночь, еще один день потерян. Самое полезное, что я за сегодня сделал, это выбросил заплесневелые пилюли из аптечки. Не больно-то много от меня прока в хозяйстве.

Медотсек закрыт. Маргарет нет. Что ж, этого и следовало ожидать: рабочий день закончен. Давлю в себе эгоистичное желание искать ее по всему кораблю, чтобы поклянчить болеутоляющее. Ладно, потерплю. А вот поесть бы не мешало.

Камбуз пуст, свет приглушен — все давно поужинали. Включаю освещение и отправляюсь на поиски съестного. Готовить с одной рукой можно, но сегодня совершенно лень. Да и за оставшиеся пять дней пути еще успею попрактиковаться. Я вообще правша, но левой рукой управляюсь вполне сносно, даже писать могу, если понадобится. Так что будет интересно потренироваться не использовать правую.

На сухпайки смотреть не могу, беру все те же крекеры и безвкусное молоко, что и в первый день на "Старой ласточке", и устраиваюсь за одним из пустующих столиков.

Не знай я, что судно функционирует и на нем обитает команда, то по его состоянию решил бы, что корабль необитаем. Когда сажусь, под ботинком хрустят крошки… Роу так уверенно тогда заявил, что на "Ласточке" нет крыс. Даже если и так, ждать их осталось недолго.

Тайны, тайны — ненавижу тайны и недомолвки. Почему судно выглядит так, будто его экипаж скончался от страшной хвори пару лет назад? Почему капитан меняет как перчатки механиков? Почему Ди твердит о каких-то "таких", а Дилан после невинного разговора с его сестрой обвиняет едва ли не в изнасиловании?

Пожалуй, насчет Дилайлы выводы напрашиваются сами собой, и они мне не нравятся. Искренне надеюсь, что ошибаюсь, и она просто замкнута от природы, а у ее брата врожденная паранойя.

Но как быть с состоянием "Ласточки"? Вариантов тут много, но, на мой взгляд, даже самый страшный из них не служит оправданием, чтобы довести клиркийский шедевр до такого запустения.

Мне быть здесь пять дней, но мне элементарно противно есть в месте с вековой пылью и крошками. Почему Маргарет как врач не устроит капитану разнос за антисанитарию? Боится потерять работу? Маловероятно, медики нужны и ценятся всегда и везде.

Доедаю последний крекер, убираю крошки со стола и еще раз окидываю взглядом помещение. Нет, мне здесь определенно не нравится.

Не убьет же меня Роу, в самом-то деле? Вон, ремонт климат-контроля даже не заметил, так, может, подумает, что и роботы-уборщики запустились сами собой?

* * *

Я запомнил, куда Норман убрал инструменты в прошлый раз. Никакого кодового замка, да и замка в принципе, там нет, а значит, трогать "волшебный" чемоданчик не воспрещается, просто это никому не нужно.

Не таясь и не боясь, что буду пойманным с поличным, иду в нужном направлении. Чего мне бояться? Максимум — отчитают и запрут в каюте. Дилан драться не умеет, его и с одной рукой уложу, а Эд, если я в нем не ошибся, бить раненого не станет.

Меня так никто и не останавливает, и я спокойно беру чемоданчик и иду обратно. Забрасываю его в свою каюту и снова возвращаюсь в коридор.

Протискиваюсь в кладовку с перекошенной дверью, подсвечивая себе фонарем, беру три робота-уборщика (больше мне с подвешенной рукой не унести) и кое-как выбираюсь наружу. Вокруг все так же никого, все заняты своими делами.

Реши я так погулять в одиночестве по "Прометею", меня бы тут же вызвали по громкой связи и поинтересовались, какого черта меня понесло в том или ином направлении. Тут же — тишина, никому ни до чего нет дела.

Любопытные ребята. Черт, ненавижу что-то не понимать.

* * *

Возвращаюсь в каюту и около часа вожусь с роботами. Техника в прекрасном состоянии, ремонт пустяковый. Владей я одинаково хорошо обеими руками, мне хватило бы и получаса. Повезло, что Эд не вывернул мне пальцы или запястье — тогда пришлось бы сложнее. Хотя меня это все равно бы не остановило.

Довольный своей работой, отпускаю первого "жука" прибираться в каюте, второго отношу на камбуз. Что делать с третьим, не знаю. Уборка тут нужна повсеместно, так что выбрать сложно. Поэтому, недолго думая, выпускаю "уборщика" прямо у дверей своей каюты в коридоре — пусть трудится, батареи хватит надолго.

Возвращаясь из камбуза, решаю прогуляться по кораблю. Раз уж всем тут плевать, где я шастаю, так почему бы не ловить момент?

Смотровая палуба меня больше не привлекает. После разговора там с Ди и столкновения с Диланом романтика этого места для меня безвозвратно потеряна. Какие уж тут воспоминания о детстве? Как бы теперь и на "Прометее" вместо смотрового экрана мне не начало мерещиться перекошенное злобой лицо капитанского сына. Воображение у меня богатое.

Из кают-компании в коридор льется яркий свет, слышатся голоса. Похоже, еще не все обитатели "Старой ласточки" разошлись по каютам. Решительно направляюсь туда. Ясное дело, мне не обрадуются, но сидеть в каюте точно скучно и не имеет смысла. Нужно же хотя бы попытаться получить от своего приключения по полной.

В кают-компании Эд, Норман, Тим и Ди. Дилайла без своего брата, что не может не радовать, хотя я уже не уверен, что хочу вновь навязывать ей свое общество. Да, она мне по-прежнему безумно нравится, но я уже начинаю чувствовать себя маньяком, преследующим беззащитную жертву. Новые ощущения люблю, но такие испытывать что-то не хочется.

Присутствующие режутся в карты на небольшом стеклянном столике, придвинутом к дивану.

— О, ожил, — комментирует мое появление Норман, впрочем, без особой радости в голосе, и тут же возвращается к картам в своей руке, изучая их и хмурясь. Видимо, расклад не в его пользу.

— Добрый вечер, — здороваюсь как ни в чем ни бывало. — Можно к вам присоединиться?

— Конечно, — улыбается пилот, единственный дружелюбный человек на этом корабле.

Трое сидят на стульях, на диване только Ди. Сажусь рядом с ней, уже подсознательно ожидая, что она отодвинется или вообще вскочит на ноги. Но нет, девушка ограничивается недовольной гримасой, но не делает попытки сбежать. Бросает беглый взгляд на подвешенную руку и больше не смотрит в мою сторону.

— Оклемался? — вдруг спрашивает Эд. Надо же, без издевки.

— Ага, — с готовностью киваю. — Пустяки. Всего лишь смещение, Мэг все поправила.

Норман вновь отрывается от своих карт и серьезно сообщает:

— Ты выскочка и мазохист, знаешь об этом?

Насчет выскочки спорить бессмысленно, но в мазохизме замечен не был.

— Догадываюсь, — выдаю с улыбкой, и пусть думает, что хочет. Видно, никак не может мне простить шутливой угрозы подорвать корабль.

Норман собирается снова сообщить мне нечто, что я, по его мнению, о себе еще не знаю, но тут на его плечо ложится тяжелая ладонь Эда.

— Норм, уймись, — тон такой, что ответственный за грузы давится невысказанными словами и почему-то смотрит не на Эда или его лапищу, а на меня, будто я только что превратился в трехголовую ящерицу. А человек-гора отпускает Нормана, кладет карты на столик рубашкой вверх, затем привстает со своего места и протягивает мне руку. — Это был достойный бой, — говорит одобрительно.

Усмехаюсь, но руки не подаю. Брови здоровяка ползут вверх, и я немедленно поясняю, пока он не успел сделать неверные выводы:

— Левую давай. Забыл?

Эд смеется.

— Левую так левую, — меняет руки, и я с удовольствием отвечаю на рукопожатие. Так и знал, что Эд — отличный парень.

Остальные присутствующие выглядят пораженными. Даже Ди не корчит из себя снежную королеву, а смотрит в мою сторону открыто, но удивленно. Кажется, Эд не всем жмет руки, и я удостоился какой-то особой чести.

— Присоединишься? — предлагает Тим, когда пауза затягивается. — Все равно прервались, давайте сначала.

— Присоединяйся, парень, — благосклонно принимает меня в компанию человек-гора. Да он вообще добряк, оказывается. — Как там тебя? — а вот с памятью у него не очень.

— Тайлер, — представляюсь повторно.

— А я Эдвард, — называет тот свое полное имя и решает: — Буду звать тебя Тай.

Пожимаю здоровым плечом. Мне без разницы, Тай так Тай. Мне по-настоящему не нравится, только когда меня называют Александром, все остальное — как угодно, не жалко. К счастью, никто на "Ласточке" понятия не имеет, какое у меня настоящее полное имя.

— Очень рад знакомству, Эдвард, — улыбаюсь и отвечаю на вопрос Тима. — Присоединюсь с удовольствием. А на что играете?

Дилайла опережает пилота с ответом.

— Не на раздевание, как ты заметил, — закидывает ногу на ногу, перебрасывает волосы с одного плеча на другое. Нервничает в моем присутствии, но не хочет этого показывать и бежать, как в прошлый раз?

— Я уже видел Эда почти голым, — не остаюсь в долгу, — так что самое интересное я уже повидал.

Моя шутка нравится Эдварду, он смеется.

А чего Ди ждала? Что я стану разводить ее на игру на раздевание? Когда она играет одна в компании четырех мужчин?

Ничего не говорю, просто адресую ей говорящий взгляд: "Не думай обо мне слишком плохо".

Отвечает так же: "А что еще мне думать?".

"Что-нибудь другое".

— Вы переглядываетесь, или мы играем? — одергивает Норман, вид у него повеселевший — рад, что прошлая партия не была доведена до конца, и ему удалось избавиться от неудачных карт.

У Ди кровь приливает к лицу, будто ее застали не за переглядываниями со мной, а за развратом на площади.

— Играем, — огрызается она и забирает у тасующего карты Тима колоду. — Я раздаю.

— Так на что играем? — повторяю свой вопрос.

— На деньги, — басит Эд, пожимая своими могучими плечами и будто извиняясь.

Морщу нос.

— Серьезно?

— Денег нет, так и скажи, — истолковывает по-своему Норман.

Деньги у меня есть, и не мало — Морган и Рикардо будто пытались переплюнуть друг друга в щедрости и выдали мне втрое больше, чем требовалось. Должно быть, они уже об этом пожалели, ведь теперь мне хватит средств, чтобы не возвращаться до конца лета.

— На деньги неинтересно, — заявляю.

— На желание? — предлагает Тим.

— Еще на правду или ложь предложи, — усмехается Ди. — Как в младших классах.

— Мы в младших классах на поцелуй играли, — ляпаю, не подумав.

Она опять краснеет.

— Не дождешься.

Я и не ждал, просто вспомнил. К тому же, тогда мы целовались в щечку.

— Давайте на завтрак? — предлагаю. На меня смотрят, не понимая. — Проигравший готовит всем завтрак, — поясняю свою мысль.

По-моему, вполне себе безобидное предложение и Ди точно не должно оскорбить.

Но снова ошибаюсь. По отношению к этой девушке все мои слова и решения заведомо неверны.

— Я не умею готовить, — возражает она.

Парни переглядываются. Сильно сомневаюсь, что тот же Эдвард обладает кулинарным талантом.

— Могу научить, — предлагаю без задней мысли, но снова удостаиваюсь гневного взгляда. — Что? Я не собираюсь тебя обнимать со спины, показывая, как правильно держать сковороду, не в бильярд же играть будем.

Губы Дилайлы, наконец, трогает улыбка. Видимо, она представила себе эти танцы с кухонной утварью.

— Дельное предложение, — решает за остальных Эд. — Теперь наша общая задача заставить его проиграть, — кивок в мою сторону. — Мэг расхваливала его вчерашнюю яичницу.

— Омлет, — поправляю.

На лице человека-горы неподдельное удивление.

— Чем омлет отличается от яичницы?

— Э-э… — догадываюсь, что если скажу, что ингредиентами, это не на много прояснит ситуацию. — Названием?

Ди начинает смеяться. Аллилуйя. Она умеет расслабляться.

— Подозреваю, что при том наличии продуктов, которое у нас есть, они, и правда, ничем не отличаются, — выдавливает она сквозь смех.

Что правда, то правда.

— Играем? — снова сердится Норман и теперь почему-то на Ди. Радовался бы, что она смеется, а не огрызается направо и налево.

— Играем, — басит Эд. — Норм прав. Хватит трепаться. Я планирую вкусно позавтракать.

И все четверо смотрят на меня кровожадно. Надеюсь, у них карты не крапленые.

* * *

Проигрываю одну партию из пяти, Ди — две, Тим и Норман — по одной, как и я, а вот Эдвард не облажался ни разу. Он довольно потирает руки и сообщает, что любит не слишком соленое.

В общем, игра проходит в приятной дружеской атмосфере. Ди больше не пытается меня задеть, смеется и улюлюкает, когда кто-то проигрывает. Кажется, ее даже не слишком печалит, что по итогу пяти партий завтрак готовить предстоит ей.

— Шестую, — со смехом требует девушка. — Дайте отыграться.

— А потом седьмую, — не соглашается Норман, давя зевок. — Заполночь уже.

— Я не против еще сыграть, — улыбается Тим, ему явно не хочется обижать Дилайлу.

— Я тоже, — поддерживаю. И не потому, что хочу угодить неприступной Ди, а потому, что выспался за день. К тому же, головная боль исчезла, и на боковую в каюту мне не хочется.

— Давайте еще одну, — постановляет Эдвард, как будто судья бьет молоточком, оглашая вердикт.

Норман уже откровенно зевает, но соглашается, принимая решение большинства.

Ди раздает карты, слежу за ее руками. Красивая, и руки у нее красивые. Что же меня так на ней перемкнуло? В жизни такого не было.

— А это что за?.. — отвлекает меня от разглядывания девушки голос Тима.

Поворачиваюсь и вижу робота-уборщика, только что зарулившего в двери. Полагаю, вопрос был риторическим.

— Это ты сделал? — хмурится Эдвард.

— Взял инструменты без спроса, — тут же догадывается Норман.

Смысла отнекиваться не вижу — все и так понятно.

— На оба ваших вопроса "да", — сознаюсь.

Эд переглядывается с Норманом, Тим с Дилайлой.

— Тай… — начинает пилот, как мне кажется, даже испуганно.

— Тайлер, тебе не нужно было этого делать без согласия отца, — не испуганно, но взволнованно произносит Ди.

У капитана технофобия? Как он тогда вообще живет в современном мире и летает? Бред какой-то.

— Да почему не нужно-то? — выпаливаю. — Они пылятся там грудой, а работы для них полно, так почему бы и нет?

Снова эти переглядывания.

— Тай, — снова "судья" Эд выносит решение, — забери его в свою каюту, пока Джон не видел, что ты его взял.

— А еще лучше — верни на склад, — поддерживает Норман, и на этот раз серьезно, без ехидства.

Перевожу взгляд с одного на другого. Все единогласны.

— И никто мне ничего не объяснит? — уточняю, хотя и так знаю, что прав.

Ди качает головой.

— Нечего объяснять. Мой отец против того, чтобы кто-то хозяйничал на корабле. Ты хочешь скандал?

Можно подумать, что будет не просто скандал, а массовые казни.

Вздыхаю. Смысл с ними спорить? Каждый все равно останется при своем.

Поднимаюсь с дивана и подхватываю под мышку несчастного робота. Оборачиваюсь.

— Полагаю, игра на сегодня закончена?

— Да, признаю, что проиграла, — сдается Ди. Кажется, "уборщик" ее так сильно впечатлил, что она даже готова на кулинарный эксперимент.

Все еще ничего не понимаю, но ответы мне давать никто из присутствующих не намерен.

— Тогда спокойной ночи, — прощаюсь. — Пошли, жучок, — крепче прижимаю к себе робота, — не обижайся на них.

 

ГЛАВА 10

Меня будит стук в дверь. "Жаворонок" из меня так себе, ночная жизнь мне куда ближе, и вставать с утра пораньше — не моя любимая привычка.

Со стоном поднимаюсь с койки, кое-как натягиваю футболку. Благодаря исправному климат-контролю необходимость спать в свитере отпала, и с вечера я лег в одних пижамных штанах.

Подвешивать больную руку не стал, просто обхватываю ее здоровой, чтобы не растревожить, и плетусь к двери. Каково же мое удивление, когда за ней оказывается Ди. Девушка, как и все на судне, одета в черную форму, волосы собраны на затылке в высокий "хвост". Вид у нее бодрый, будто сейчас не раннее утро, а разгар дня. Вот и еще один пункт нашей несовместимости: Дилайла Роу — ранняя пташка.

— Как? Ты еще не вставал? — выдает вместо приветствия, недовольно упирает руку в бок.

Так и знал, "жаворонки" всегда осуждают "сов".

— Э-э, — чешу в затылке, все еще силясь проснуться, — а должен был?

Ди смотрит так, будто я сморозил очередную глупость. Ладно, пусть так, зато разговаривает, а не фыркает и не убегает. Более того — сама пришла.

— Нет, ты серьезно? — спрашивает оскорбленно. — Уже забыл о вчерашнем обещании? — все еще не понимаю. — Ты обещал помочь мне с завтраком.

Вот как, оказывается, выглядит обещание. Помнится, я предлагал свою помощь, за что был осмеян. Просто на тот момент Ди была уверена, что не проиграет, а на утро ее мнение изменилось. Вот она — женская логика во всей красе.

Пожимаю здоровым плечом:

— Не вопрос. Помогу. Сейчас оденусь. Зайдешь? — приглашаю.

Ди смотрит на меня как на сумасшедшего.

— Смеешься?

Ах, да. Приглашаю девушку в каюту, где собираюсь переодеваться.

Вообще-то, я мог бы одеться и в ванной, но так уж повелось, что семейство Роу считает меня маньяком, с которым нужно держать ухо востро.

— Жду тебя на камбузе через десять минут, — заявляет Ди и разворачивается, чтобы уйти. — Завтрак через час, — напоминает уже через плечо.

— За час я испеку тебе пирог, — кричу вслед.

Не оборачивается. Ясное дело, мы же гордые.

* * *

Появляюсь на камбузе через четверть часа. Ди сидит прямо на барной стойке, нетерпеливо болтая ногой в воздухе. Больше в помещении никого нет. Как и моего вчерашнего робота-уборщика — выполнил работу и поехал дальше.

Осматриваюсь, оценивая результат. Стало значительно чище. До верхних полок "уборщик" этой модели, скорее всего не добрался, но и так разница бросается в глаза.

— Идеи есть? — спрашивает Ди. Видимо, ей очень хочется доказать остальным, что умеет проигрывать.

Подмигиваю.

— У меня всегда полно идей.

— Хвастун, — фыркает девушка. И звучит это не шуточно, а обвинительно.

Ладно, я уже понял, она составила обо мне мнение, и ничто не способно его изменить. Досадно, но мы ничего друг другу не должны — это факт. Пора начинать думать, куда податься с Альберы, пока меня не настигла лондорская служба безопасности. Как только до меня доберутся люди дяди Рикардо, мне еще долго предстоит топтать поверхность родной планеты — путь за ее пределы мне заказан на долгие годы.

Пожимаю плечом в ответ на последнее замечание и иду за стойку. Дилайла спрыгивает на пол и поворачивается ко мне, однако присоединиться не спешит.

— И чего ты ждешь? — любопытствую.

— В смысле? — мгновенно напрягается.

Да что ж такое? Люди, вас тут всех били, что ли?

— В прямом, — усмехаюсь. — Я, что ли, буду готовить? Я обещал помочь, а не сделать за тебя.

Лицо девушки расслабляется. Мне кажется, она даже смущается своей реакции.

— Нет в мире джентльменов, — вздыхает с наигранной грустью — пытается замаскировать неловкость шуткой.

— Вымерли, ага, — подтверждаю и думаю о том, что семейка Роу способна загубить в зародыше все джентльменские порывы. Откроешь перед девушкой дверь — тебя тут же обвинят в домогательствах.

— Так что будем делать? — торопит Ди. Смотрит на часы, морщит лоб. — Сорок минут осталось.

— А чтобы ты хотела? — интересуюсь ее вкусами с вежливой улыбкой, но тут же получаю взгляд, полный негодования. — Ладно-ладно, — сдаюсь. — Будем готовить оладьи.

— Почему их? — спрашивает Дилайла и прикусывает губу в ожидании ответа, а я смотрю на ее губы и понимаю, что мне все-таки чертовски хочется изменить ее мнение обо мне.

— Почему бы и нет? — отвечаю вопросом на вопрос, пока пауза не слишком затянулась.

Мнение изменить хочется. Но тут два пути: или пытаться остаться на "Ласточке" после Альберы, или сдаться. Потому что за оставшиеся дни максимум, чего я сумею добиться, это уговорить Ди сыграть со мной еще раз в карты. Если очень повезет — в шахматы.

— Ладно, — пожимает плечами. — Ты — шеф.

Было бы лестно, если бы это касалось не только кулинарии.

Роюсь в ящиках, нахожу подходящие сухпайки, засохшее камнеподобное масло из холодильника и пачку муки — в заводской закрытой упаковке, задвинутую в самый угол дальнего шкафчика за ненадобностью.

— Держи, — вручаю Ди масло. — Растопи его пока на сковороде.

— Есть, шеф, — корчит мне гримасу. Кажется, ее расстраивает, что приходится заниматься готовкой, да еще и в моей компании.

Ничего не говорю. Как бы мне ни нравилась Дилайла, становится скучно биться головой о стену ее придуманных предрассудков, а если мне скучно — все, пиши пропало. Рикардо часто воздевает по этому поводу глаза к потолку и сетует, что, если бы я так быстро не терял ко всему интерес, из меня бы вышел толк.

Молчание затягивается. Меня это не беспокоит, а вот Ди чувствует себя не в своей тарелке. Кажется, она ждала, что я снова буду пытаться наладить с ней контакт.

— Никогда бы не подумала, что ты можешь уметь готовить, — не выдерживает и первая нарушает молчание.

Захлопываю дверцу шкафчика и поворачиваюсь.

Прищуриваюсь.

— Почему? Потому что такие, как я, привыкли жить на всем готовом?

Уголок губ Ди дергается, будто ей хочется улыбнуться, но она остается серьезной.

— Вроде того, — отвечает коротко и отворачивается, тычет лопаткой в начинающее таять масло с таким видом, будто это самое важное и ответственное занятие в ее жизни.

— Моя приемная мать любит готовить, — говорю, хотя сомневаюсь, что Ди интересно. — Когда я был маленьким, то мы постоянно что-нибудь мастерили вместе.

Дилайла отрывает взгляд от плиты и удивленно на меня смотрит, так, будто я сказал что-то по-настоящему странное. Мысленно прокручиваю в голове свои слова. Нет, ничего такого.

— Твой отец погиб, а ты вырос с приемной матерью? — переспрашивает она. Ах вот, что ее зацепило.

— Ну да, — подтверждаю. Что в этом удивительного, мне пока непонятно. — А что?

Ди хмыкает каким-то своим мыслям. Стою и жду пояснений.

— Да ничего, — произносит, наконец, снова берясь за лопатку. — Просто мне казалось, что у "золотых мальчиков" все должно быть хорошо. А ты… сирота.

Из ее уст "сирота" звучит как калека. Никогда не думал о себе так, и это целиком и полностью заслуга Морган. На какое-то мгновение мне становится стыдно, что она сейчас не знает, куда занесло ее блудного сына, а я даже не потрудился дать о себе знать… Но только на мгновение. Миранда поймет и простит. К тому же, она прекрасно знает, что я могу за себя постоять. Да и везучий я, вон, Эд меня не убил и даже похвалил. А пока предстану пред очи Морган, плечо заживет, и она не узнает ненужные подробности моего приключения.

Приподнимаю брови.

— А с чего ты взяла, что у меня не все хорошо? У меня есть приемная мать, дядюшка, друзья и даже кот. Полный комплект для счастья.

— Кот? Серьезно? — мне снова удается ее удивить.

Похоже, все, что я считаю обыденным, она воспринимает чем-то из ряда вон выходящим. Только хотелось бы знать, что это за "ряд", в который Ди меня поставила.

Или не хотелось бы… Это явно будет не лестно.

— Кот, ага, — усмехаюсь. — Ему уже около пятнадцати лет. Можно сказать, мы выросли вместе.

Дилайла все еще смотрит на меня недоверчиво.

— Не могу представить тебя с котом, — выдает через некоторое время.

Становится смешно. Ну, правда, в ее понимании, я, что, должен отрывать мухам лапки, а кошкам усы?

— Что смешного? — тут же огрызается девушка.

— Да так, — отмахиваюсь, — представил, чтобы сделал со мной мой кот, реши я его обидеть.

Покусал бы все части тела, до которых успел бы дотянуться, это как пить дать. Хрящ у нас такой: что не так — беги за бинтами. Когда я был маленьким, то вечно ходил с руками, перевязанными до самого локтя, потому что я хотел играть с "кисой", а "киса" со мной — нет.

— Ты странный, — решает Дилайла и отворачивается.

Ну да, кот не вошел в список предпочтений, предписанный ею "золотому мальчику". Лично я не вижу связи характера с наличием домашнего животного. Например, у дяди Рика есть золотая рыбка в аквариуме, но это ни в коем случае не значит, что он золотой души человек. Морган как-то точно подметила, что Рикардо куда больше подошла бы пиранья в банке.

— А у тебя, что, никогда не было питомцев? — спрашиваю, чтобы поддержать разговор, тем временем выливая в миску жидкость, по чьему-то явному недосмотру именуемую молоком.

Ди снова не смотрит на меня, приподнимает сковороду, наклоняет из стороны в сторону, чтобы растаявшее масло покрыло все ее дно.

— А у тебя неплохо получается, — комментирую, получаю возмущенный взгляд.

— Не было у меня животных, — отвечает на ранее заданный вопрос. — У мамы была аллергия на шерсть. А рыбки и земноводные меня не привлекают.

Хмыкаю.

— Вообще-то есть не одна порода лысых кошек.

— И собак, — Ди закатывает глаза. — А еще на Новом Риме пару лет назад вывели новую породу лысых хомячков. Я слежу за новостями. Кошка должна быть пушистой — и точка.

— Мисс, да вы консервативны.

— Мне все так говорят. А я отвечаю: не нравится — не ешь.

Усмехаюсь и не развиваю тему. Ссориться с Ди с самого утра в мои планы не входит. Также не спрашиваю и о матери девушки, хотя любопытство присутствует, но не хочется портить собеседнице настроение. Меня бы точно не обрадовало, начни она интересоваться судьбой моей биологической матери. Кажется, Дилайла решила, что она умерла, как и отец. Оно и к лучшему. Хотя, может, и умерла, откуда мне знать.

Около получаса возимся с оладьями. У меня прекрасно получается управляться левой рукой. Ди ворчит, но выполняет все мои указания. Зарабатывает два ожога на ладони от раскаленной сковороды, после чего я берусь доделать сам и отправляю ее держать поврежденную руку под струей холодной воды.

— Нет, это анахронизм — считать, что место женщины у плиты, — возмущается девушка, стоя у раковины. — Живодерство, а не занятие. А твоя приемная мать, правда, любит готовить? Она домохозяйка?

Выкладываю на тарелку очередную порцию оладий и оборачиваюсь.

— Почему — домохозяйка? — улыбаюсь, представив Морган в переднике, проводящую сутки на кухне. — Она очень занятая женщина. Готовка — это по желанию и для души.

— Как это может быть по желанию? — ужасается Ди.

Пожимаю здоровым плечом.

— Ради меня, — по-моему, это очевидно.

Дилайла смущается и отворачивается.

По мне, так готовить несложно и даже интересно. Возможно, если бы мне приходилось делать это изо дня в день и в качестве постоянной повинности, я имел бы по этому поводу другое мнение. Но время от времени — это неплохая тренировка фантазии.

— Ты поэтому решила стать пилотом, чтобы, не дай бог, не стать домохозяйкой? — заканчиваю и вручаю Ди сковороду, чтобы она ее помыла. Вот с этим одной рукой не справлюсь.

Девушка молча и аккуратно перехватывает утварь, чтобы снова не обжечься. Бросает на меня взгляд, ясно говорящий: "А тебе что за дело?".

Мне дело есть. Мне любопытно.

— Мне нравится летать, — отвечает. — Что здесь такого? Тим и папа говорят, у меня неплохо получается.

— Будешь пробовать в следующем году?

— Смеешься? — ее губы трогает улыбка с налетом горечи. — Да и на Лондор нам теперь путь заказан в любом случае.

— Кстати, да. Почему Лондор? — интересуюсь между делом, убирая со стола уже ненужные предметы.

— Миранда Морган, — просто отвечает Ди. — Она потрясающая.

Что есть, то есть. Я первый трижды "за" в поддержку этого утверждения.

— Морган сказала, что ты отлично сдала тесты, тебе отказали только из-за устного ответа. Если бы ты попробовала на следующий год, у тебя были бы неплохие шансы.

— Что-что? — ахает Ди. Она стоит у раковины, держит сковороду за длинную ручку, а вид у нее такой, будто еще минута — и сковородка окажется на моей голове.

— Что? — переспрашиваю невинно.

— Ты настолько на короткой ноге с Мирандой Морган, что можешь спрашивать ее, почему не взяли того или иного абитуриента?

А, она об этом.

— Ну да, — признаюсь.

— Ты такой хороший студент, или твои родители настолько значимые люди? — спрашивает в ответ прямо.

— А то и другое выбрать нельзя?

Губы Ди тут же превращаются в прямую линию.

— Понятно, — коротко бросает в мою сторону и убирает сковороду на полку. В мою голову она так и не прилетела.

Мне тоже понятно, какие выводы сделала Дилайла: мои родственники настолько богаты и влиятельны, что Морган не смеет сказать и слова против их обнаглевшего чада. Ладно. Все равно, если я сейчас заявлю, что ее кумир и есть моя приемная мать, она только решит, что я выдумываю, чтобы произвести на нее впечатление.

Раздаются шаги, первым появляется Тим, за ним Норман, потихоньку подтягиваются остальные.

— Чем это так пахнет? — щурится и принюхивается Томас.

К тому времени я уже вышел из-за стойки и позволяю Ди принимать похвалу единолично. Да и нет у меня гарантий, что половина экипажа не откажется от завтрака, узнав, что я приложил к нему руку.

— Сестренка, ты сегодня в ударе, — откровенно ржет Дилан. — Вот уж не подозревал в тебе такие таланты.

— Отвали, — привычно и не зло огрызается Дилайла. — Я проиграла вчера в карты. Даже не мечтай, что это повторится.

Дилан продолжает подкалывать сестру, она адресует ему неприличный жест.

Все уже успевают рассесться и приступить к трапезе, как последним на пороге появляется капитан. И его выражение лица не предвещает ничего хорошего, потому что в руке Роу держит того самого робота-уборщика, который прошлой ночью успел сбежать с камбуза.

Повисает гробовое молчание.

— А я предупреждал, — негромко произносит Норман, но в наступившей тишине его прекрасно слышат все.

Капитан окидывает взглядом команду, а потом останавливает его на мне.

— Тайлер, на выход, — кивает в направлении коридора, из которого появился. — Остальным — приятного аппетита.

— Папа, может быть, позавтракаешь? — Ди делает попытку его остановить.

Заступается за меня или просто хочет избежать скандала? В любом случае, успеха она не добивается. Роу передергивает плечами и повторяет:

— На выход. Живо.

Спорить бессмысленно. То, что капитан хочет устроить мне взбучку, очевидно. Но тот факт, что он намерен сделать это без свидетелей, заслуживает уважения.

В молчании идем по коридору. Капитан — впереди, я — сзади. Он даже не оборачивается, чтобы удостовериться, что следую за ним, уверен, что не сбегу. Тут он прав, бежать мне разве что в открытый космос.

Скоро понимаю, что направляемся мы не куда-нибудь, а в мою каюту. А то, что она довольно далеко от камбуза дает капитану возможность не сдерживаться — как бы он ни орал, остальные ничего не услышат.

Джонатан и не сдерживается. Едва дверь моей каюты закрывается за нашими спинами, он размахивается и швыряет несчастного робота об стену. Звон металла, по полу катятся мелкие детали. Жаль, прекрасный аппарат, может быть, удастся починить…

— Кто дал тебе право хозяйничать на моем корабле?

Моральный долг? Нет, ответ так себе.

— Никто не давал, — отвечаю правду.

— Верно. Никто не давал, — бушует капитан. — Никто не прикоснется к роботам на этом корабле. Ясно тебе? Никто.

Лицо красное, разъяренное, глаза неестественно выпучены. Это не напускной гнев, Роу действительно взбешен.

— Почему? — спрашиваю прямо. — Потому что эти вещи ассоциируются у вас с вашей покойной женой?

Я и раньше об этом подозревал, но излишне эмоциональная реакция капитана говорит сама за себя.

После этого, по сути, риторического вопроса на меня обрушивается пощечина. Не удар в челюсть, а именно пощечина. Как ребенку или как женщине. Вижу, как поднимается его рука, могу увернуться, могу перехватить своей левой, но стою и не дергаюсь.

Щеку обжигает, голова по инерции отклоняется в сторону, но я снова упрямо поворачиваюсь к капитану. Второго удара не последует — почему-то не сомневаюсь.

— Не говори о том, чего не знаешь, — шипит Роу, но уже не кричит.

— Не знаю, — признаю, — но догадываюсь.

Чтобы ни случилось с матерью Ди, очевидно, что она была механиком и отвечала не только за технику на этом судне, но и за порядок. Именно поэтому капитан так и не нанял постоянного механика — хотел сохранить это место за призраком.

Грудь Джонатана тяжело вздымается, мне кажется, он пытается взять себя в руки, но пока у него не выходит.

— Климат-контроль тоже твоя работа? — произносит как сплевывает.

— Моя. И да, мне никто не давал права, — мне бы заткнуться на этом, но не могу. — Вы правда думаете, что во имя памяти нужно издеваться над экипажем? Жить в грязи и в холоде? Вы что, любите призрак больше, чем собственных живых детей?

Лицо капитана больше не красное. Оно бледнеет, а голос падает едва ли не до шепота.

— Да как ты смеешь?

— Потому что никто не смеет сказать вам это в лицо… сколько? Год? Два?

Плевать, если Роу решит ударить меня еще раз, однажды кто-то должен был ему это высказать.

Когда погиб мой отец, Морган, любившая его больше жизни, не села оберегать его старые вещи, она подняла голову и пошла дальше. И за это я не только ее безмерно люблю, но и уважаю.

— Чтобы я больше не видел тебя до Альберы, — рука капитана поднимается снова, но на этот раз, чтобы упереть мне в грудь указательный палец. — И даже нос из каюты не высовывай. Иначе я за себя не отвечаю.

— Как скажете, — отвечаю равнодушно.

— "Как скажете, капитан", — поправляет Роу, напоминая мне о моем месте на корабле.

— Как скажете, капитан, — повторяю попугаем.

После чего Роу разворачивается и выходит из каюты.

Если бы автоматической дверью можно было хлопнуть, не сомневаюсь, он бы это сделал.

 

ГЛАВА 11

После того памятного побега в тринадцать лет, когда я умудрился сделать себе татуировку и сутки водить за нос дядюшкину охрану, Морган впервые меня по-настоящему наказала — на неделю посадила под домашний арест. Возможно, кто-то скажет: "Подумаешь, неделя, всего-то". Но для меня эти семь дней были настоящей пыткой. Более того, я на полном серьезе предпочел бы, чтобы меня пытали физически, чем заперли в четырех стенах.

Миранда была настолько зла и горела желанием меня проучить, что даже сообщила в школу, что я болен, и не отпускала меня на занятия. Домашний арест стал воистину домашним и не предполагал выход хотя бы во двор.

Что я только ни натворил в те бесконечные семь дней, чтобы не сойти с ума.

В первый день моей жертвой был выбран Хрящ, и кто бы меня ни убеждал, что он не собака, я решил его дрессировать. У циркачей же как-то получается. Вот только то ли дело было в том, что я не циркач, то ли в том, что дрессировку следует начинать с детства, а Хрящу было уже около десяти лет. А возможно, причина в том, что процесс обучения животного предполагает долгую и терпеливую работу. Словом, мой план с треском провалился к вечеру первого дня, потому как кот сбежал и поселился под ванной у Морган. Ни ласковый голос, ни предлагаемые вкусности эффекта не возымели, и мне пришлось сдаться. К тому же Миранда запретила откручивать ванну от пола.

Во второй день уволилась наша домработница. Кто знал, что, проиграв мне в шахматы свой десятилетний доход, она всерьез решит, что я буду требовать с нее выплаты? Бедняжка сбежала, не получив расчет. Мне было стыдно, но недолго.

В третий день я забрался на чердак, где заранее припрятал всякие "нужности", и собрал небольшую бомбу. Взрывать я ничего не собирался, начинил ее слабо — так, чисто для интереса. Поэтому снесло только небольшой угол крыши, а я сам лишился бровей и ресниц и заполучил на ближайшие сутки звон в ушах.

На четвертый день один из рабочих, приехавших чинить крышу, упал с высоты второго этажа и сломал ногу — я пытался подсматривать за ними через камеру, прикрученную к летающему роботу-уборщику, и парень от неожиданности сорвался вниз. Мне было стыдно. Даже перевел на счет несчастного все свои карманные деньги. Он сказал, что это больше, чем он зарабатывает за год. Мне полегчало.

На пятый день уволилась новая домработница. Без причины, честное слово. Пообщалась со мной один день и сообщила Морган, что ей еще дороги ее нервы и пальцы. В этот раз стыдно мне не было — не я подговорил любопытную девушку щупать моих самодельных роботов, один из которых впился ей в руку.

На шестой день появился Хрящ, мы продолжили тренировки. К вечеру приехала "скорая", на сей раз ко мне. Кот настолько озверел от моих посягательств на его личную свободу, что располосовал мне запястье. Приехавший доктор как-то странно смотрел на Морган и несколько раз интересовался, не было ли у меня депрессий, и не мог ли я сам перерезать себе вены. Конечно же, у меня была депрессия, меня же заперли.

На седьмой день я взломал базу данных службы безопасности. А что мне было делать? После случая с котом приемная мать запретила мне не только выходить на улицу, но и покидать комнату. Совсем одичав от одиночества, я решил потренироваться в преодолении недавно установленной защиты СБ. Бился целый день, а к вечеру принимал Рикардо собственной персоной, который орал так, что тряслись стены и только недавно отремонтированная крыша, и грозился запереть меня до совершеннолетия в закрытом пансионе.

В общем, Морган больше никогда не пыталась применять ко мне подобный вид наказания. Поняла, что это слишком жестоко. За провинности она стала придумывать мне задания, например, прополоть грядки в саду без применения техники. Но такое наказание было куда милосерднее, чем заставить меня сидеть без дела.

К чему я это все? А к тому, что Роу был категорически не прав, запретив мне покидать каюту.

Ясное дело, мне уже не тринадцать, а капитан не мой опекун, чтобы иметь право указывать. Но, с другой стороны, мне, и правда, давно не тринадцать, и я понимаю, что иногда нужно не лезть на рожон, а переждать хотя бы день-два.

Завтрака Роу меня лишил, аппетит испортил, поэтому весь оставшийся день провожу за ремонтом разбитого робота. Повезло, что инструменты я так и не вернул, и они остались в моей каюте. Держу пари, их никто не хватится еще очень долго. Тут вообще никто не пользуется инструментами.

* * *

К вечеру "уборщик" лишается главного недочета данной модели: получает крылья и возможность подниматься к самому потолку в поисках грязи. Пришлось вставить ему еще несколько датчиков дальнего действия, чтобы он не врезался никому в голову. Мне же уже не тринадцать — стараюсь думать о последствиях для здоровья окружающих.

Время моего завтрака, а заодно обеда и ужина, приходит, когда по корабельному времени наступает ночь. Естественно, никто не удосужился обо мне вспомнить и оставить утренних оладий.

Копаюсь в ящиках, достаю ингредиенты, заново делаю тесто и жарю себе новые. С мытьем сковороды одной рукой приходится повозиться (а заодно потренировать свой словарный запас нецензурной речи), но я терпеть не могу оставлять грязную посуду в раковине.

Убрав за собой и налив полный стакан молока, к которому, надо сказать, постепенно начинаю привыкать, я устраиваюсь за одним из столиков в компании горячих оладий и мыслей о своих дальнейших планах.

Меня тянет к Дилайле, прямо-таки нелогично тянет, при ее холодно-враждебном поведении, не думать о ней не могу. Но зачатки здравого смысла в моей голове подсказывают, что губить лето на несбыточную мечту будет одним из самых моих глупых поступков. Совершеннолетний или нет, я все еще материально зависим от Морган и Рикардо, мне нужно в первую очередь закончить учебу, устроиться на работу и лишь потом пытаться качать права и доказывать свою самостоятельность. А при таком раскладе до получения диплома других планет после моей выходки с "взятием в плен" мне не видать. А значит, нужно ловить момент и попутешествовать в свое удовольствие.

Немного жаль бабушку и дедушку, к которым так и не добрался. Пожалуй, следует отправить им письмо с извинениями. Хотя, в любом случае, я ведь понимаю, что ждали они не меня, а "ниточку", связывающую их с когда-то отвергнутой ими дочерью.

Я мог бы их помирить. Наверное. И постараюсь это сделать позже. Мне кажется, это важно для Морган, хоть она сама никогда не признается. Это больно — когда родители тебя предают.

Невольно вспоминается собственная мать. Все из-за "мозгокопателя" Лэсли, до этого я не думал о ней годами.

Решительно отгоняю от себя эти мысли. С ней нас никто не помирит, да и не собираюсь я ее искать, чтобы мириться. У нас с Морган разные истории: ее родители были ей настоящей семьей много лет до одного неверного поступка, моя же биологическая мать сделала для меня лишь одно — произвела на свет. Родители Миранды ищут ее прощения, моя… Кто ее знает, где она. Да и не важно.

В коридоре слышатся шаги, а затем на камбуз входит Томас с бутылкой своего мутного пойла.

— Приветствую, — машу ему рукой. Есть хочу, как стадо слонов, поэтому не встаю. Да и кому тут нужны мои манеры?

— Привет, привет, — откликается блондин и замирает на расстоянии метра, щурясь и рассматривая меня, как диковинный экспонат в музее. Усмехается. — Давно я не видел Джонатана в таком бешенстве. Я всерьез думал, что он выкинет тебя за борт.

— Угу, — отпиваю молоко из своего стакана. — А ты, полагаю, стоял бы и смотрел? — просто интересуюсь, он мне ничего не должен, чтобы я на него обижался.

— Все стояли бы и смотрели, — сообщает мне Томас, как само собой разумеющееся. — Разве что Мэг попыталась бы вступиться. Или, может, Ди.

Ага, хмыкаю, Ди скорее с удовольствием открыла бы шлюз, а потом помахала бы мне на прощание.

— Негостеприимные вы тут, — качаю головой, потом указываю на второй стул за моим столиком. — Присядешь?

Томас взвешивает в руке бутылку, смотрит то на нее, то на меня. Что-то решает. Надеюсь, не переживает, что я претендую на его выпивку?

— Присяду, — бормочет. — Отчего не присесть?

Делаю приглашающий жест здоровой рукой. Блондин занимает стул напротив. Бутылка опускается на столешницу между нами. Томас смотрит на меня, а я на него. Лицо у блондина бледное, с серым отливом, мешки под глазами, глубокие носогубные складки. Волосы редкие, неухоженные, отросшие. Вероятно, он младше, чем я сначала решил, но любовь к спиртному прибавила ему добрые десять лет.

— Что, считаешь, что я алкоголик? — без труда читает тот мои мысли.

Улыбаюсь.

— Я не прав?

— Прав, — усмехается. — Алкоголик, как есть, алкоголик, — осматривается в поисках стакана, но, видимо, ему слишком лень вставать, потому что он откручивает крышку и подносит горлышко к губам.

Морщусь и отодвигаю свой стул.

— Стой, сейчас принесу стакан.

Томас смотрит на меня удивленно, но не возражает, а я поднимаюсь, иду за стойку и возвращаюсь со стаканом.

— Ты всегда такой прыткий? — опять щурится.

Пожимаю плечом.

— Мне не трудно.

Томас хмыкает, после чего наполняет тару до краев и выпивает залпом. Уважительно приподнимаю брови: судя по запаху, пойло крепкое, нужно иметь неплохой стаж, чтобы суметь выпить целый стакан, да еще и одним махом.

Блондин вертит бутыль в руках, потом решается:

— Тебе налить?

— Спасибо, но нет. С молоком это вряд ли сочетается, — салютую ему своим стаканом.

— И то верно, — соглашается собеседник, расстроенным не выглядит: как ни крути, сэкономит ценную жидкость.

Ставит свое сокровище на стол.

— Что это? — спрашиваю.

— Собственное производство, — его ладонь любовно похлопывает пузатый бок бутылки.

— Самогон, что ли?

— А то, — на лице блондина появляется гордая улыбка. — Высший класс. Только нюхни.

Вот если поморщиться сейчас, он точно обидится.

— Я чую отсюда, — заверяю. — Закусишь? — указываю на тарелку с оладьями.

— О, — Томас только сейчас их замечает. — С утра, что ли, остались?

— Нет, свежие.

И снова этот пристальный изучающий прищур.

— Так и знал, что Ди смухлевала и готовила не сама.

— Я ей всего лишь ассистировал, — вступаюсь за девушку. Она на самом деле старалась, и принять мою помощь ей было не просто. Я оценил.

— Ага, а куры без скафандра летают в космосе, — и не думает верить Томас. — Да без разницы, — отмахивается. — Хорошо поесть — всегда хорошо, — и сам смеется над своей несмешной шуткой. Кажется, стакана оказалось много даже для него. Хотя о чем я? Откуда мне знать, какой по счету этот стакан за сегодня?

Отсмеявшись, Томас все же тянется к оладьям. Мне не жалко, их много.

— А я тебя еще в первый день предупредил, чтобы засунул свое дружелюбие в… — икает, теряя окончание предложения, которое и так очевидно. — Мы тут в своей каше варимся. Никому здесь не нужен чистенький мальчик из приличной семьи.

У одной "золотой", у другого "чистенький".

— Помню, — киваю, — благодарю за совет.

— Но ты не слушаешь советов, — морщится Томас, снова наполняя стакан, но уже на четверть, — весь такой самостоятельный, целеустремленный. А? — мутные глаза останавливаются на моем лице.

— Вообще-то, нет.

— Но выпить со мной брезгуешь.

Ну, если в этом дело — не вопрос.

Встаю, уношу стакан из-под молока, возвращаюсь с чистым. Томас смотрит недоверчиво.

— Наливай, — подтверждаю, что не шучу. — Только не как себе в прошлый раз, полный я не осилю.

Хозяин бутылки кивает и наливает четверть, как себе.

— Ну, как тут не начать пить, а? — спрашивает меня, подпирая кулаком подбородок. — Атмосфера скорби и уныния. У-ны-ни-я.

Что есть, то есть. Даже не пытаюсь возражать. Выпиваю содержимое своего стакана. Горло обжигает, в желудке тут же расцветает огненный цветок.

— Отлично, да? — усмехается Томас.

— Угу, — бормочу, быстрее хватаясь за оладью, — дрянь еще та.

— О чем и речь, — расплывается в гордой улыбке. — Забористая.

Я бы назвал эту штуку не забористой, а термоядерной. Но о вкусах не спорят.

— Томас, — решаю ловить момент, пока тот настроен на "выпить и поговорить", — а ты на корабле кто?

— Я-то? — икает.

— Ты-то, — киваю.

Вот Норман отвечает за грузы, и ему это подходит. Так и вижу его, с серьезным видом заполняющего накладную на выдачу-получение. Кто такой Эд, тоже понятно. Он — сила, охрана, защита. А кем может быть Томас? Этот человек не ассоциируется у меня ни с чем.

— Я бухгалтер.

Моргаю от неожиданности. Хорошо, что мы не играли в "Угадай профессию", я бы проиграл.

— Что, не похож? — опять щурится.

Пожимаю плечом.

— Я не спец в бухгалтерах, — Томас хмыкает и ничего больше не говорит, но мне становится интересно. — А цифры не путаются? — указываю на бутылку.

В ответ бухгалтер "Старой ласточки" разражается смехом.

— Парень, — стонет сквозь смех, вытирает выступившие слезы рукавом, — какие цифры? Нет прибыли, считать нечего.

— Убытки? — предполагаю. Их тоже, насколько мне известно, следовало бы считать.

— К черту, — считает иначе мой собеседник, — лучше не знать.

Надеюсь, это шутка. Хотя, разумеется, это не мои деньги и не мои проблемы. Своих денег у меня в принципе нет — не заработал.

— Не зли больше Джона, — Томас резко прекращает смеяться и возвращается к нашим баранам, даже взгляд проясняется. — Все, что связано с Кларой, для него свято.

Клара, значит. Клара Роу.

Бухгалтер снова наливает себе и мне. Не спорю, голова пока абсолютно ясная.

— Ему надо к психотерапевту, — высказываюсь. Очень нужно, и не к такому, как мой друг Лэсли, а к настоящему, опытному.

Томас опять смеется.

— Скажи это ему — и прощай. Точно выкинет в шлюз.

— Спасибо, учту, — благодарю за очередной "бесценный" совет. Роу не собирается разговаривать со мной до Альберы, так что ничего не смогу ему сказать, даже если бы захотел. На самом деле, не хочу, в прошлый раз я достаточно высказался. Остальное — не мое дело.

— Клара была моей кузиной, — признается Томас после очередной "дозы". — И я ее тоже любил, — заканчивает многозначительно.

— И поэтому запил? — киваю на бутылку.

Бухгалтер фыркает.

— Не, позже. Когда все пришло в у-ны-ни-е.

Похоже, ему очень нравится это слово.

— Что с ней случилось?

Но мой маневр не проходит.

— Э-э, нет, парень, — Томас решительно машет головой, — ни к чему тебе это. Ты скоро вернешься домой, а мы продолжим свой путь. Ты вроде не такой чистюля, как я сначала подумал, но наше грязное белье тебе без надобности. Глупо она умерла. Случайно и глупо. Это все, что тебе нужно знать, — киваю. В чем-то он прав, мне любопытно, но мертвых не вернуть, поэтому не важно. — У тебя кто-нибудь умирал? — интересуется в свою очередь.

— Отец, — отвечаю. — Не глупо и не случайно.

— Отлично сказано, — оценивает Томас и поднимает свой стакан. — Выпьем за тех, кого с нами нет. За упокой, не чокаясь.

Можно подумать, до этого мы чокались.

Не возражаю, внезапно понимая, что никогда в своей жизни не пил в память об отце.

* * *

Наутро убеждаюсь, что Томас не соврал — его пойло превосходно. Ни похмелья, ни головной боли, хотя выпили мы с ним прилично: не считая того первого стакана, я от него не отставал.

Бухгалтер-самогонщик, ну надо же. Какая интересная команда подобралась на "Старой ласточке".

В зеркале в ванной обнаруживаю, что мой порез на шее и не думает заживать. Наоборот, кожа вокруг воспалилась. Черт. В чем ковырялся своим ножиком Дилан до того, как воткнул его мне в шею? Право, мне лучше не знать.

Неохотно признаю, что посещения медблока не избежать.

* * *

Дверь открыта. Мэг на месте. Сидит за столом и что-то рассматривает под микроскопом.

— Тук-тук, — оповещаю о своем приходе, чтобы не подкрадываться со спины и не напугать.

Маргарет отрывается от своего занятия и поднимает глаза.

— Явился, герой, — не похоже, что рада моему визиту. — Допрыгался?

Вряд ли она о моем здоровье.

— Еще скажи, что ты меня предупреждала, — усмехаюсь.

— И скажу, — Мэг не настроена шутить. — Если бы некоторые мальчишки иногда слушали советов старших… — она не заканчивает нотационную речь, потому как ее взгляд останавливается на моей шее. — Вот же черт, — комментирует. — Поэтому пришел?

— Ага, — не дожидаясь приглашения, усаживаюсь на койку, — заражения крови мне как-то не хочется.

— Не отдирал бы пластырь, грязь бы не попала, — строго говорит Мэг и направляется к ящичку на стене, чтобы достать необходимое для моего лечения. — Вот смотрю я на тебя, — признается, откручивая баночку с мазью, — и думаю, умный ты парень, но с головой совсем не дружишь, уровень самосохранения на нуле.

— Есть такое, — не спорю. С самосохранением у меня беда с детства.

— Но ты понравился Эду, — продолжает, — и Томасу. А это редкость.

— И тебе, — подмигиваю.

Маргарет закатывает глаза.

— Не дергайся, — командует, покрывая мой порез толстым слоем мази. — Мне не нравится тебя лечить. Будь добр, сохрани все остальное целым до нашего прощания. Недолго осталось.

Прикладываю руку к груди.

— Я постараюсь, честное слово, — обещаю.

Мэг кривится и, естественно, не верит. Я и не настаиваю. При уровне "дружелюбия" команды целостность моего тела зависит не только от меня.

— Готово, — медик снова заклеивает мою шею. — Рука как, болит?

— Сегодня нет.

— И не вздумай снимать перевязку, — в меня упирается суровый взгляд светло-голубых глаз. — Иначе попрошу Эда вывернуть вторую.

Смеюсь.

— Это против правил.

— У нас тут свои правила, — сообщает мстительно. Шутит, конечно.

Спрыгиваю с койки. Шею щиплет. Мерзкое ощущение.

— Ты бы пошел и извинился перед капитаном, — снова заговаривает Мэг.

Уже направляюсь к выходу. Останавливаюсь, оборачиваюсь.

— Извиняешься тогда, когда чувствуешь свою вину и когда был не прав.

Маргарет дарит мне долгий задумчивый взгляд. Она не считает меня правым, сочувствует Роу.

— Молод ты еще, — говорит наконец.

— Это с годами пройдет, — обещаю.

Мэг закатывает глаза к потолку и машет мне, чтобы я убирался из медблока.

 

ГЛАВА 12

Стою в коридоре, глазею в иллюминатор. Альбера совсем рядом, ближе судам подлетать запрещено. Спуск только на катере.

Станция манит разноцветными огнями. Туда-сюда снуют другие корабли, кто-то только что прилетел, как мы, кто-то уже отбывает. Станция открывает шлюзы, впускает и выпускает катера, словно гигантское хищное животное, распахивающее пасть, чтобы проглотить или выплюнуть добычу.

Красиво. Все вокруг переливается яркими огнями, движение, суета — это я люблю, это настоящая жизнь.

— Готов? — сбоку раздается голос Маргарет. Я слышал, что кто-то приближается, но не стал отрываться от зрелища.

— Готов, ага, — с сожалением провожу ладонью по прохладной поверхности иллюминатора и поворачиваюсь к медику.

Сегодня она собрала волосы на макушке и даже воспользовалась косметикой, чего я еще ни разу не видел. Женщина выглядит ярче и моложе, и я снова начинаю сомневаться, сколько же ей на самом деле лет. Возможно, все-таки сорок?

— Джонатан велел всем собраться у шлюза, — сообщает Мэг. — Дилан подготовил катер.

— Угу, — отзываюсь, подхватываю стоящую у ног сумку, перебрасываю через плечо.

Ну, вот и все. Прощай, "Старая ласточка".

— Не хочется уходить? — улыбается Маргарет, следя за моим лицом.

Как ни странно, она права, не хочется. Есть чувство незавершенности, что ли. Но и делать мне тут решительно нечего. Сколько можно навязывать свое общество людям, которые в нем не нуждаются? Мне хочется ярких впечатлений, путешествий, приятного общения с теми, кому это тоже интересно.

Улыбаюсь, избавляясь от хандры.

— Очень даже хочется. Вселенная ждет меня.

Мэг закатывает глаза.

— Сочувствую я нашей Вселенной.

— Я буду аккуратен, — подмигиваю милому медику, и мы вместе направляемся в шлюзовой отсек.

* * *

Альбера именно такая, какой я ее себе и представлял, — шумная, людная, пестрая. Мне тут нравится. Обожаю городскую суету. А станция Альбера напоминает именно город, большой торговый многолюдный город, собравший у себя в гостях самую разношерстную толпу, которую только можно представить.

Стоит ступить на станцию, тут же слепят глаза яркие светящиеся вывески всего цветового спектра. Тут и там кричат зазывалы, приглашая отведать "незабываемые" блюда именно у них.

На Альберу спустились все, кроме Тима. С пилотом мы попрощались еще на борту. Что ж, пришло время распрощаться с остальными.

— Ну, вот и все, — говорит мне Роу. — Иди своей дорогой. Будем считать, что мы в расчете.

— Будем считать, — повторяю эхом, протягиваю руку. — И спасибо за то, что не морили голодом.

Капитан молчит, сверлит взглядом и в ответ руки не подает. Пожимаю плечом и убираю свою. Бог с ним и с тараканами в его голове. У меня каникулы.

— Удачи, Тай, — хлопает меня по спине могучий Эдвард. — Будешь побольше тренироваться, из тебя выйдет неплохой боец.

— Спасибо, — искренне благодарю за похвалу. Это успех — кто-то на "Ласточке" отозвался обо мне добрым словом.

Мэг вообще обнимает меня как родного и шепчет на ухо:

— Будь добр, не покалечься еще.

Смеюсь, пожимаю руки Томасу и Норману. Оба не выглядят опечаленными прощанием, но и не радуются. Я просто маленький эпизод в их жизни, как и они в моей.

— Прощай и, надеюсь, навсегда, — бурчит в мою сторону Дилан. Вот уж кто рад, что я, наконец, уберусь от него и его семьи подальше. Считаю, что, раз он сказал что-то на прощание, а не просто отвернулся, это уже маленькая удача.

— Навсегда, навсегда, — заверяю. Жизнь, конечно, штука непредсказуемая, но Вселенная большая. Сомневаюсь, что наши пути когда-либо пересекутся.

А вот Ди, к моему величайшему удивлению, подает руку сама. Причем сразу левую, без подсказки.

— Спасибо за урок готовки, — говорит с улыбкой и без издевки. — Удачи тебе.

— И тебе, — желаю в ответ. Держу ее теплую ладонь в своей чуть дольше, чем следовало бы. Разжимаю пальцы, девушка тут же убирает руки в карманы. — Попробуй вернуться в ЛЛА в следующем году. Я улажу ситуацию с "похищением", — обещаю.

— Уладит он, — фыркает стоящий рядом Дилан, ни капли не веря.

— Иди уж, спаситель, — смеется Дилайла. Она тоже не верит моим обещаниям.

Вижу на ее лице искреннее облегчение оттого, что я ухожу. Не такое откровенное, как у ее брата, но тем не менее создается впечатление, что с ее плеч свалился груз, все это время мешающий ей дышать.

Все, не хочу больше думать о семействе Роу и о том, что творится у них в головах. У моей семьи не меньше скелетов в шкафах, но мы пытаемся их сдерживать за дверцами и не выпускать, натравливая на посторонних. Это наши скелеты, и кусают они только нас.

Машу на прощание команде "Старой ласточки", глубоко вдыхаю станционный искусственный воздух и иду, как сказал капитан, своей дорогой.

Будем считать, что сегодня мой первый день каникул.

* * *

Поплутав по станции некоторое время, наведываюсь в туалет одного из заведений и снимаю повязку с плеча. Мэг настаивала на двух-трех неделях ношения этого хомута, но мне он осточертел за неделю. Ничего, главное не делать резких движений, тогда все будет нормально. Не в первый раз выворачиваю суставы.

С двумя свободными руками даже дышится легче. Настроение поднимается все выше.

Гуляю по станции, захожу в первую попавшуюся кофейню, заказываю капучино и устраиваюсь за столиком у окна. Пару минут любуюсь спешащими по своим делам людьми, а потом разворачиваю на коммуникаторе голографический экран, подключаюсь к системе станции и начинаю просматривать расписание пассажирских рейсов.

Так, сегодня можно улететь на Альфа Крит… Нет, туда пока соваться не следует, мое имя там в черном списке после попытки купить алкоголь при прошлом посещении планеты.

Также есть рейс на Новый Рим… Это уже интереснее, Новый Рим мне нравится, хотя я там был, а хочется чего-то новенького.

Рейс на Лондор… Ага, нет уж, домой мне пока рановато.

Рейс на Аквилон… В этот холодильник не хочется. Говорят, там и летом ходят в шубах.

Все, больше в этот день ничего нет. Ночевать здесь не хочется, поэтому решаю лететь на Новый Рим. При покупке билета мои данные, естественно, засветятся в системе, и Рикардо немедленно пустит своих ищеек по следу. Но, пока суд да дело, у меня есть все шансы улизнуть с Нового Рима, благо оттуда летят корабли едва ли не во все концы Вселенной.

Раздумываю еще пару минут, не стоит ли все же поморозиться на Аквилоне, потом решительно ввожу в базу свои данные и приобретаю билет на Новый Рим. Все-таки каникулы в минусовой температуре меня не привлекают. К тому же с Аквилона будет не так просто улететь, как с Нового Рима.

Став счастливым обладателем билета, вытягиваю ноги под столиком и с наслаждением допиваю свой капучино, который, надо сказать, весьма неплох.

Может быть, все же стоит отправить весточку Морган, раз уж теперь мое место нахождения известно? Только что я могу написать? Со мной все в порядке? Это и так ясно из того, что я самостоятельно покупаю себе билет. Попросить меня не искать? Смешно. Искать будут и пытаться вернуть домой тоже. Даже если Миранда позволит мне наломать собственных дров, дядюшка ни за что не сдастся, пока его люди не приволокут меня за шкирку домой. Написать "извини"? Ерунда какая-то. Извинюсь, когда приеду. Все-таки просить прощения нужно глядя в глаза. А извиниться придется. Конечно же, Морган знает, что меня никто не похищал, но, как любая мать, наверняка волнуется.

Что еще можно написать? В том-то и дело, что ничего. Поэтому решаю оставить все, как есть.

Расплачиваюсь в кафе и выхожу на "улицу". Освещение на станции очень близко к естественному. Если не поднимать голову вверх, можно даже забыть, что над тобой не солнце, а лампы.

Какой-то парнишка лет двенадцати толкает меня и как бы невзначай пытается забраться ловкой рукой в карман. Ловлю его за запястье. Мальчик удивленно выпучивает глаза и дергается. Расслабляю хватку, и он уносится прочь. Все равно мне нет никакого смысла его удерживать, не в полицию же тащить. Хмыкаю и на всякий случай проверяю кошелек и документы.

Карманников тут пруд пруди. Носятся в толпе, норовя незаметно толкнуть и вытащить ценности. На всякий случай перекладываю документы во внутренний карман. Вдруг в следующий раз я буду не так внимателен.

— Парень, работу не ищешь? — выпрыгивает из подворотни мужчина в длинном плаще и хитро улыбается позолоченными зубами. Честное слово, впервые вживую вижу золотые зубы. Смотрится по-настоящему дико. Даже не хочу знать, что за работу мне может предложить тип такой странной наружности: кожаный плащ, шляпа, козлиная бородка.

— Нет, спасибо, — вежливо отказываюсь и тороплюсь убраться подальше.

Все-таки не зря я решил не оставаться тут на ночь. Альбера недаром славится своим уровнем преступности. Здесь встречаются, совершают сделки и спешат улететь подальше, пока не лишились кошельков, свободы или вообще жизни.

До вылета моего рейса несколько часов, поэтому устраиваюсь на скамейке, подтягиваю сумку поближе и просто глазею на людей. Здесь никто не гуляет, все спешат и стараются не встречаться друг с другом взглядами.

Верчу головой в поисках чего-нибудь интересного и вскоре нахожу: Дилана Роу ведут под руки двое громил, каждый из которых не уступает в размерах моему приятелю Эду. У брата Ди подбит глаз, вероятно, пытался оказать сопротивление. Теперь он не вырывается, а идет спокойно, однако крепкая хватка его сопровождающих демонстрирует, что в их компании Дилан путешествует не добровольно.

Какое мне дело, верно? Мы попрощались со "Старой ласточкой" и ее экипажем. Они обрадовались, что избавились от балласта, я пошел по своим делам. Передо мной целое лето свободы без охраны и надзора.

Но мне дело есть.

Вскакиваю со скамьи, закидываю сумку на плечо и следую за ушедшей троицей.

* * *

Типы бандитской наружности заводят Дилана на окраину, в скромный мотель под вычурным названием "Роза любви". Это крайнее здание на улице, прямо за ним начинаются длинные ряды грузовых контейнеров, наставленных друг на друга в несколько уровней. Они высятся над двухэтажным зданием мотеля так, что, кажется, толкни, и сложатся как карточный домик, так, что погребут под собой и "Розу любви", и ее постояльцев.

Снова цепляюсь взглядом за контейнерные ряды и некстати думаю, что реши я без свидетелей кого-то убить, непременно отвел бы свою жертву туда. Не потому ли люди, которые увели Дилана, выбрали именно это место — чтобы далеко не ходить?

Смотрю на часы: за слежкой я потратил довольно много времени, уже можно идти регистрироваться на рейс до Нового Рима. Дилан же жаждал от меня избавиться, каникулы ждут…

Рикардо прав, говоря, что, если бы я так быстро не менял свои планы, из меня вышел бы толк. Пока что ничего путного из меня точно не выходит, потому что знаю, что сесть на свой рейс не смогу.

По большому счету, мне наплевать на Дилана и его проблемы — пусть выкручивается сам. Но, с другой стороны, не зря же я увидел в толпе этих троих. Смотри я в тот момент в другую сторону, и они прошли бы мимо. Но я посмотрел, а значит, уже ввязался.

Колеблюсь недолго, поднимаюсь по ступенькам, захожу в мотель. Воздух внутри затхлый. Кондиционеры или давно не чищены, или вообще не работают. Портье — скучающий парень в белой рубашке с засаленными рукавами и воротником. На груди бейдж с именем — Харрисон.

— Номер на одного? — спрашивает он вместо приветствия и, не дожидаясь ответа, уже тянется к ключам.

Я, собственно, ничего не планировал, скорее, собирался задать пару вопросов, дать денег, если потребуется помочь развязать язык. Но предложение портье мне неожиданно нравится. Почему бы и нет?

— Ага, на одного, — киваю. — И можно по соседству с теми ребятами, которые только что вошли?

В глазах парня в нестиранной рубашке мгновенно зажигается алчный блеск.

— Мы не даем информацию о постояльцах, — выдает заученную фразу.

Достаю крупную купюру и кладу перед ним на стойку, деньги мгновенно исчезают в засаленном рукаве, а улыбка служащего мотеля становится шире.

— В таком случае, вам подойдет тринадцатый номер.

Получаю ключ-карту и иду к лестнице, лифта тут нет.

Прохожу по коридору второго этажа, под ногами затоптанный до дыр ковер, должно быть, когда-то красный, теперь же бурый, с пятнами всех цветов радуги. Надеюсь, вон то жуткое пятно с краю не кровь. Похоже.

В номере еще более душно, чем внизу. Первым делом бросаю сумку на стул и распахиваю окна (все-таки воздух станции значительно свежее), потом прислушиваюсь. В соседних комнатах тихо. Неужели портье обманул?

Но нет, слышится, как что-то падает, звук похож, будто уронили стул. Какая-то возня, приглушенные голоса. Потом новый грохот, но падает что-то крупнее и тяжелее стула. И мягче. Кажется, Дилану оказывают теплый прием. А звукоизоляция тут лучше, чем я думал.

Итак, что мы имеем? Их двое, и они крупнее меня. Оружия у меня нет. У них — очень даже вероятно, что есть.

На какое-то время за стеной все затихает. Ладно, надеюсь, дурацкого брата Ди не успели так быстро забить до смерти. Звука выстрелов я не слышал. Да и вряд ли его бы тащили сюда, чтобы убивать. Больше похоже, что чтобы допросить.

Сажусь на подоконник, как на самое чистое и проветриваемое место, вывожу над запястьем экран коммуникатора и пытаюсь взломать систему станции. Мне нужна хоть какая-то информация перед тем, как что-то предпринять. Например, узнать, где остальные члены экипажа "Старой ласточки".

Защиту системы на Альбере ставил либо косорукий, либо гений. Или, скорее всего, косорукий гений, потому что все наверчено-переверчено. Приходится повозиться. За стеной по-прежнему тихо.

Наконец получаю доступ, ищу "Ласточку", пытаюсь вызвать.

Вместе со мной борт покинули все, кроме Тима. Так что пилот должен быть на месте, в любом случае. Искать по камерам знакомые лица слишком долго, проще спросить.

— "Старая ласточка", прием, — сворачиваю экран и подношу коммуникатор к губам. — "Старая ласточка"? Есть кто дома? "Старая ласточка"?

Раздается шипение помех, затем осторожный вопрос:

— Тайлер? — затем уже громко: — Тайлер, это ты?

Только по этому взволнованному голосу можно понять, что на борту не все хорошо. Вернее, совсем нехорошо.

— Я-я, — успокаиваю. — Тим, где все?

— Понятия не имею, — успокаиваться пилот не планирует. — Ди и Мэг вернулись с продуктами час назад. С остальными нет связи. Ты кого-нибудь видел?

За стеной раздается глухой удар и, кажется, стон.

— Скорее уж, слышал, — бормочу.

— Что?

— Все хорошо, говорю, — произношу громко и бодро. — Готовь корабль к отходу.

— Но…

Снова слышу шипение и какую-то возню, а затем раздается голос Дилайлы:

— Тайлер, что за дерьмо творится?

Согласен, дерьмо, иначе и не скажешь.

— Понятия не имею, — повторяю недавние слова Тима. — Ты знаешь, куда отправились остальные?

— Не знаю, — быстро отзывается Ди, хоть не тянет время на ненужные вопросы. — Наклевывалась новая сделка. Нас с Мэг отправили за провизией.

— Давно?

— Часа три назад.

— Ладно, попробую что-нибудь сделать. Конец связи.

— Тайлер, — кричит Ди. — Не смей обрывать связь. Тайлер…

Но я отключаюсь. Что я могу ей сказать? Что я сам еще ничего не знаю?

Звуки за стеной не предвещают ничего хорошего. Как бы мне ни хотелось, чтобы Дилану наподдали, увечий я ему не желаю. Осел — еще не повод для смертного приговора.

Обыскиваю комнату, открываю шкафы, заглядываю даже под кровать, но не нахожу ничего, что могло бы послужить оружием. Под матрасом только пыль и обертки из-под конфет.

Повторно открываю шкаф, откручиваю штангу для вешалок. Тяжелая — пойдет.

Снова вывожу экран над запястьем, ищу мотельную сеть. Она ломается на раз-два. Изучаю план здания, затем беру под свой контроль систему противопожарной безопасности. Запускаю аварийную сигнализацию, а затем разбрызгиватели. Еле успеваю отпрыгнуть от потока воды, начинающего бить с потолка.

Перекидываю сумку через плечо и выбегаю в коридор, где механический женский голос призывает покинуть помещения, оповещая о возгорании.

Дверь соседнего номера распахивается, на пороге появляется один из громил. Бью его штангой по голове, пока он не успел осмотреться и сориентироваться. Тот с грохотом подпиленного дерева падает на пол. Его пальцы, до этого крепко держащие плазменный пистолет, безвольно разжимаются, и оружие падает на бурый ковер. Подбираю.

Изнутри номера слышится отборный мат, затем что-то падает. Перепрыгиваю через поверженного незнакомца, заглядываю. Вода с потолка застилает глаза, похоже, я перестарался и врубил даже резервную систему тушения.

На полу возятся Дилан и второй здоровяк. У младшего Роу связаны руки, а еще он уступает противнику в весе, так что, кто одержит победу, не вызывает сомнений. Хорошо хоть хватило ума и реакции броситься и повалить второго, когда от моего удара рухнул первый.

Решаю, что подобранный пистолет пригодится позже, поэтому сую его в задний карман джинсов и окликаю Дилана:

— Посторонись, — после чего успокаиваю бандита номер два своей чудо-штангой. Полезная штука оказалась.

Громила затихает. На всякий случай опускаюсь перед ним на корточки и проверяю пульс — есть. Подхожу к первому — тоже дышит. Выдыхаю с облегчением. Это моя дурная черта: сначала делаю, потом думаю. Хорошо, что все живы, становиться убийцей мне совсем не хочется.

Дилан, пыхтя и отплевываясь, поднимается с пола. Сначала на колени, потом в полный рост. Лицо прилично разбито, а так вроде цел.

— Ты как? — спрашиваю, разрезая веревки на его запястьях. Хорошо, что перочинный нож у меня всегда с собой.

Младший Роу тяжело дышит и смотрит на меня как на привидение. Если он сейчас спросит, что я здесь делаю, честное слово, огрею штангой и его.

Но у Дилана хватает ума не задавать глупых вопросов.

— Порядок, — отзывается. Наклоняется, достает из кобуры на поясе бесчувственного бандита парализатор.

— Пошли, — тороплю, по лестнице слышан топот бегущих ног. — Пока будут разбираться с противопожарной системой, успеем уйти.

Дилан кивает, не спорит. Вода все еще льет. Холодная и пахнет отвратительно, будто из канализации.

— Туда, — указываю направление, — там пожарная лестница.

— А ты? — медлит Дилан.

— А я за тобой, — уже ору, потому что скрываться нет смысла: на второй этаж поднимаются портье и еще два типа весьма угрожающей наружности. — Прости, Харрисон, — кричу уже на бегу, и мы с Диланом несемся по второй лестнице вниз.

 

ГЛАВА 13

— Куда? — спрашивает у меня Дилан, когда выбегаем на улицу.

Хорошенькое дельце, теперь он позволяет решать мне, как быть, а не мечтает распрощаться на веки вечные.

Топот преследователей приближается, думать некогда, поэтому у меня только один вариант.

— Туда, — указываю в сторону контейнерных рядов и первым мчусь туда.

Сейчас главное — оторваться, а потом можно будет выдохнуть и выяснить у Дилана, что произошло.

Младший Роу не спорит, бежит за мной. В его руке по-прежнему зажат отобранный у похитителя парализатор. Удачный трофей ему достался, чего нельзя сказать о моем. Парализатором можно палить, не думая, а вот плазменным пистолетом без прямой угрозы для собственной жизни — не рискну. Пока у меня будет возможность выкрутиться без трупов, буду вертеться.

Вблизи грузовых контейнеров оказывается больше, чем я думал, глядя на них издалека. Они не просто выставлены рядами, один на одном, — перед нами предстают настоящие улицы, ограниченные с обеих сторон огромными тушами контейнеров. Должно быть, если посмотреть на это место с высоты, первой на ум придет ассоциация с лабиринтом. О большем в нашей ситуации нельзя и мечтать.

Разноцветные контейнеры со всех сторон, покуда хватает глаз: синие, желтые, красные, коричневые.

— Туда, — снова командую, уже совершенно наугад. Лишь бы убраться подальше от "Розы любви". Преследователей всего трое, они не могут прочесать все контейнерные "улицы".

— Стой, — просит Дилан минут через десять, останавливается, приваливается спиной к стенке желтого контейнера и тяжело дышит.

— Все, спекся? — не упускаю момента его поддеть.

Младший Роу настолько устал, что даже не огрызается. Наклоняется, упирается ладонями в колени, а на меня бросает лишь взгляд. Злобный, как всегда. Признаюсь, так мне привычнее, узнаю старину Дилана.

Мне, конечно, легче, его еще и помяли, но времени на отдых на самом деле нет. Даже если служащие мотеля быстро сдадутся и отправятся ликвидировать последствия моей дикой импровизации, есть еще те двое на буром ковровом покрытии. Вряд ли штанга надолго их вырубила. Очнутся и наверняка тоже бросятся за нами.

Ничего не говорю, стою и жду, пока мой спутник очнется и возьмет себя в руки. Тащить его на себе — даже не подумаю.

До Дилана наконец тоже доходит опасность нашего положения. Он выпрямляется, вернее, пытается выпрямиться, а потом снова складывается вдвое, схватившись за ребра. Еще лучше.

Пока он пыхтит и отирает со лба выступивший пот, осматриваюсь в поисках укрытия. Только о каком укрытии может тут идти речь? Контейнеры заперты, металлореза при себе нет. Можно попытаться взломать какой-нибудь замок, но, во-первых, на это уйдет драгоценное время, а во-вторых, не уверен, что спрятаться в одном из контейнеров хорошая идея, — мы сами загоним себя в ловушку.

Взгляд натыкается на металлические скобы, идущие по боку контейнера в конце ряда. Хм, а почему бы нет?

— Залезть наверх сможешь? — спрашиваю, указывая направление.

Дилан вскидывает голову, смотрит, морщит лоб. Мне даже кажется, что сейчас он пошлет меня куда подальше с моими бредовыми идеями, но нет, Роу кивает.

— Смогу.

— Тогда полезли, — тороплю.

Если мы окажемся наверху, то, по крайней мере, выиграем время, пока преследователи сообразят, куда мы делись.

Пропускаю Дилана вперед, стою, задрав голову, пока не убеждаюсь, что он крепко держится за скобы и уверенно поднимается вверх. После этого лезу наверх сам. Мое не до конца зажившее плечо начинает противно ныть. Свинство.

Оказавшись на крыше верхнего контейнера, Роу заваливается на спину, прикрывает глаза и тяжело дышит. Похоже, ему досталось сильнее, чем я думал. Скорее всего, на время побега адреналин вытеснил боль, которая теперь пришла за расплатой.

Смотрю вниз с высоты двух контейнеров: пока никого. Снова оборачиваюсь к лежащему Дилану. Пнуть и заставить подниматься не вариант. Если у него откроется какое-нибудь внутреннее кровотечение, лучше не станет.

Поэтому сажусь рядом, скрещиваю ноги, снимаю лямку сумки с плеча. Вспоминаю про плазменный пистолет в заднем кармане, убираю в сумку, так, чтобы не мешал, но чтобы при необходимости его можно было легко и быстро достать.

— Что случилось? — спрашиваю. А еще, где остальные, и какую информацию пытались выбить из Дилана головорезы в номере мотеля? Но это слишком много для одного вопроса.

Мой спутник с неохотой открывает глаза и поворачивает голову в мою сторону. Откровенничать ему не хочется, но в то же время хватает ума понять, что сейчас мы в одной лодке.

Дилан снова закрывает глаза, будто смиряясь с неизбежным, и начинает:

— На нас вышли у шлюзов, спросили, занимаемся ли мы перевозками. А мы, конечно же, занимаемся. В основном, именно на них и зарабатываем. Пригласили переговорить непосредственно на складе, посмотреть груз.

— Там вас и взяли, — догадываюсь.

Дилан мрачно хмыкает.

— А то. Пятеро, и все с пушками. Повязали, обыскали, нашли документы, пропуск на станцию. Стали требовать переписать на них "Ласточку".

Встаю, прохаживаюсь по крыше, смотрю вниз: пока никого.

— И что, переписали? — поддерживаю беседу, потому что, чувствую, что Дилан без толчка не продолжит.

Роу со стоном приподнимается и садится, для верности опираясь отставленной назад рукой на поверхность крыши. Получаю негодующий взгляд. Похоже, он не поленился подняться как раз для того, чтобы наградить меня им.

— А чтобы ты сделал, когда у виска твоего отца держат дуло плазменного ружья?

— Весомо, — соглашаюсь, снова сажусь, подальше от Дилана и ближе к краю, чтобы иметь возможность осматриваться. — Только почему угрожали твоему отцу? А не наоборот? Разве "Ласточка" принадлежит не ему?

Дилан морщится, при заплывшем глазе зрелище то еще. Таким лицом вполне можно пугать слабонервных.

— После маминой смерти отец переоформил судно на меня, — снова удостаиваюсь далеким от дружелюбия взглядом. — Только не спрашивай почему. Отец так решил, я не спорил.

Какой послушный сын. Дяде бы моему такого племянника. А я что? Я мастер не оправдывать ожидания.

— И выбивали они из тебя коды доступа к кораблю? — уточняю. Картинка начинает складываться.

— Да, — на выдохе. Ребра ему все-таки поломали.

— А почему в мотеле? — выбор "Розы любви" мне все еще не понятен.

— Они там на самом деле жили. Хотели что-то забрать по дороге к шлюзам. Я сказал им, что буду сотрудничать, хотел потянуть время.

А Дилан молодец. Тут я с ним полностью согласен: в безвыходной ситуации тяни время — может быть, чуть позже удастся выкрутиться.

— Документы на корабль сейчас где? — спрашиваю. — Надеюсь, не остались у тех, в мотеле? — киваю головой в ту сторону, откуда мы пришли. Если они там, заполучить их обратно и не подставиться будет весьма проблематично.

— У главаря, — сообщает Дилан. — Оставил при себе.

— А, — выдыхаю с облегчением. — Тогда заберем.

Роу смотрит на меня как на сумасшедшего.

— У тебя все так просто, — возмущается. — Как ты собираешься их "забирать"?

Нашел, что спросить. Откуда я знаю?

Пожимаю плечами.

— Импровизация? — предполагаю.

Дилан отворачивается, будто видеть меня доставляет ему дополнительную боль.

— Ты чертов псих, — припечатывает напоследок.

Снова пожимаю плечами, хотя он и не видит моего жеста. Может, и псих, зато не страдаю тем, что вешаю ярлыки на малознакомых людей.

— Знаешь, где их держат? — спрашиваю по делу. — Найти склад сможешь?

Роу молчит несколько секунд, потом кивает.

— Смогу.

— Отлично, — встаю на ноги, отряхиваю руки (крыша пыльная) и снова осматриваюсь, оценивая обстановку внизу. — Давай, собирай себя в кучу, и пошли выручать остальных. С документами потом разберетесь. Если те двое не бросятся за нами, а пойдут напрямую к своим, ничем хорошим для экипажа "Ласточки" это не кончится.

Чувствую, что говорю в пустоту: ни звука, ни шороха. Умер он там, что ли? Оборачиваюсь и обнаруживаю младшего Роу на прежнем месте. Он даже позу не поменял, зато смотрит так, будто собирается прожечь во мне дыру.

Вопросительно поднимаю брови.

— Что? У меня спина грязная? — заглядываю за плечо, пытаясь рассмотреть, что с моей курткой сзади.

— Ты серьезно готов мне помочь?

А, вот он о чем. Снова семейка Роу жаждет порассуждать на тему, что пристало, а что не пристало "золотым мальчикам".

— Я серьезно готов скинуть тебя с этой крыши пинком, — отвечаю, и это не угроза, а обещание. Я стараюсь быть дружелюбным, черт, да я в принципе дружелюбен с детства, но с этим семейством мое терпение и уровень человеколюбия сходит на нет.

Кажется, до Дилана что-то доходит, он поднимается и делает шаг по направлению ко мне.

— Ш-ш-ш. Пригнись, — шиплю и сам резко приседаю на корточки.

Как ни странно, Роу слушается мгновенно, без вопросов, за что ставлю ему мысленный "плюсик" в списке множества "минусов", за которые его все же стоит сбросить с крыши ногой под зад.

— Что там? — спрашивает шепотом, уже сгруппировавшись и замерев.

— Тихо, — отмахиваюсь.

Пячусь от края, чтобы не отбрасывать тень. Внизу по направлению к нам движутся те самые бандиты, которых я оприходовал штангой. У одного щека в кровавых потеках. Идут быстро, крутят головами из стороны в сторону. Даже наверх поглядывают — предусмотрительные.

Машу Дилану, чтобы прикинулся незаметной пылинкой, а сам ложусь на живот и подползаю к краю. Ну, точно, дуэт движется по направлению к нам. Видимо, служащие из мотеля отказались от преследования, иначе уже были бы здесь. А возможно, именно они вернулись и привели в чувства этих.

Вот же я дурак, что мне мешало сразу на месте выстрелить в бандитов из их же парализатора? Получили бы часа три форы… Ладно, посыпать голову пеплом всегда успею, а сейчас нужно попытаться исправить прокол.

Не оборачиваясь, протягиваю назад руку ладонью вверх.

— Парализатор дай.

Не сомневаюсь, что Дилан меня слышит. Я, в свою очередь, слышу шорох, но моя ладонь по-прежнему пуста, сжимаю и разжимаю пальцы.

— Я сам, — Роу тоже решил поползать и появляется слева от меня с зажатым в руке парализатором.

Смотрю на оружие, на подрагивающую руку, на заплывший и едва открывающийся глаз моего спутника.

— Валяй, — соглашаюсь. — Кстати, могу потом одолжить плазменный пистолет, если захочешь застрелиться и избежать новых пыток.

Дилан вздрагивает от этих слов, медленно поворачивает лицо в мою сторону. На его щеках играют желваки. Кажется, я его оскорбил. Легкоранимая семейка Роу, ага.

Однако Дилан получает еще один "плюсик" в моей голове, после того, как переведя взгляд на свою подрагивающую руку, молча отдает мне парализатор.

Вовремя. Двое уже близко. Тоже общаются между собой шепотом, чтобы не спугнуть добычу, крутят стриженными под "еж" головами на мощных шеях. Тренированные ребята.

Будем надеяться, что парализатор добьет до них с крыши. Эта модель должна стрелять где-то на шесть метров, но чем дальше цель, тем слабее эффект. Поэтому затаиваю дыхание и слежу за каждым шагом преследователей — лучше выстрелить, когда они окажутся прямо под нами.

Наиболее опасным мне кажется тот, которому я пробил голову штангой, уж очень у него зверское выражение лица. Подозреваю, выпади ему такая возможность, он бы свернул мне шею собственными руками, да еще и с превеликим удовольствием. Поэтому выбираю своей целью именно его, целюсь прямо в его многострадальную голову и нажимаю на кнопку пуска, как только они оказываются под нашим контейнером.

А у ребят с реакцией все хорошо. В прошлый раз мне повезло именно потому, что удалось застать их врасплох, да и Дилан не подкачал. Зато сейчас, стоило одному получить разряд и свалиться с ног, второй тут же рванулся в сторону, норовя спрятаться за поворотом контейнерного ряда. И ему едва это не удается, потому как двигается парень быстро, еле успеваю вырубить его вторым выстрелом. По инерции он летит вперед и для полного счастья еще и врезается головой в один из контейнеров. Надеюсь, преследователей всего двое, потому что встреча контейнерного бока и бритой головы вышла громогласной.

— Черт, ты, правда, метко стреляешь, — выдыхает за моим плечом Дилан.

Придерживаю при себе замечание о том, что из парализатора на таком расстоянии промажет лишь одноглазый с трясущимися руками. Я же не пулями стрелял, где нужно по-настоящему целиться. Семейство Роу скоро не только отучат меня быть вежливым, но и лишат желания разговаривать.

— Пошли, — все же произношу вслух, протягиваю парализатор. — На, забирай.

Но Дилан оружие не берет, качает головой.

— Оставь себе.

Пожимаю плечами, верчу парализующий пистолет в руках в поисках кнопки предохранителя, наконец нахожу и сую его за ремень джинсов сзади.

Сержант Ригз отчитал бы меня по первое число за незнание всех существующих моделей парализаторов и их особенностей. Но оружие никогда меня особо не привлекало, поэтому не могу сказать, что был примерным учеником.

* * *

У Дилана слишком живописно разукрашено лицо, из-за этого на нас оборачиваются, косятся, перешептываются. Хорошо хоть, что за время ухода от погони и короткого привала на крыше успели высохнуть волосы и одежда. Мои, кстати, все еще воняют затхлой водой.

Пристальные взгляды начинают беспокоить. Насколько мне известно, от службы безопасности станции ничего неделями не выбьешь, если попробуешь обратиться за помощью. А вот если они сами решат поучаствовать в сохранении порядка, этими же самыми неделями ты будешь пытаться от них отделаться.

— Стой, — прямо на ходу открываю свою сумку и выуживаю из нее кепку. — Надевай.

Кстати, кепку, как и толстый свитер, засунула мне в багаж Морган. Надо будет поинтересоваться, не открылся ли в ней внезапно дар предвиденья.

Дилан берет головной убор из моих рук с таким видом, будто ему предложили погладить ядовитую змею, но надевает без споров.

— Тебе идет, — комментирую. В ответ Роу издает нечто похожее на рык. — Ладно, — признаю, — не так чтобы очень.

По правде говоря, ярко-зеленая легкомысленная кепка с логотипом лондорской бейсбольной команды смотрится на нем нелепей некуда.

* * *

Спрятать лицо оказалось хорошей идеей, на нас перестают обращать внимание, и мы без проблем достигаем складской зоны.

— Вон тот, — указывает Дилан, — третий с конца. Ближе нельзя, у них наружная камера.

— Камера не проблема, — отзываюсь, уже выводя экран над запястьем.

Это вам не знание тонкостей оружия, это камеры, компьютеры, взлом — моя стихия.

Камеры тут почти над каждой дверью, и кто его знает, какая нужная. Поэтому перехватываю сигнал сразу всех и выдаю на них повтор последних нескольких минут.

— Что? — спрашиваю, так как мой спутник смотрит на меня, раскрыв рот.

— Да так, ничего, — бормочет и отворачивается.

Ясное дело, опять что-то обо мне надумал. Не хочет говорить — да пожалуйста, не уверен, что чего-то о себе не знаю.

— Было пятеро? — уточняю, возвращаясь к делу.

— Угу.

— Значит, сейчас трое… А оружие? Запомнил?

Дилан задумывается, кусает губы.

— У двоих точно плазменные винтовки, у третьего, кажется, игольник. Не уверен.

Морщусь. Игольник — одно из самых отвратительных изобретений оружейного рынка современности: выпускает сотни мелких игл, продолжающих свое движение и после попадания в тело жертвы, пока не превращают все внутренности в желе.

Когда-то мой отец был убит именно игольником.

— Есть идеи? — вырывает меня из мрачных мыслей Роу. — У меня только: вышибить с ноги дверь, ворваться внутрь с криком: "Банзай" и перестрелять всех из парализатора.

Ух ты, а у него, оказывается, есть чувство юмора.

Отличная идея, нескучная. Но нет, умирать как камикадзе мне не хочется. Их там трое, и они вооружены, а еще у них в заложниках капитан "Старой ласточки" и трое членов экипажа. Если их перестреляют, тоже мало приятного.

— Дил, а ты знаешь, что считается самым страшным на космической станции? — произношу задумчиво, а потом расплываюсь в улыбке. Будь я мультяшным персонажем, самое время зажечь над моей головой яркую лампочку, потому что идея, пришедшая мне только что в голову, вполне может сработать.

Младший Роу изумленно выпучивает глаза (вернее, один, тот, что не заплыл), услышав такое к себе обращение. Но тем не менее отвечает:

— Отключение системы жизнеобеспечения? — предполагает.

— Это само собой, — соглашаюсь. — Но вообще-то, я имел в виду пожар.

Наверное, сказывается нервное перенапряжение, потому что Дилан начинает ржать.

— Там ты включил противопожарную систему, а тут устроишь пожар?

— И устрою, — уверяю, довольно потирая руки, идея меня уже захватила. — Пошли, пока никто не хватился, что камеры не отражают действительность.

* * *

А меньше чем через час мы прячемся за углом и наблюдаем, как пожарные выводят из наполненного дымом, а теперь еще и пожарной пеной склада кашляющих пленников. Бандитов и след простыл, стоило услышать звуки сирен. Еще бы — любое оружие, кроме парализаторов, на Альбере официально запрещено.

Связываюсь со "Старой ласточкой".

— Тайлер. Чтоб тебя… — вместо Тима отзывается Дилайла, и она мне не рада.

Закатываю глаза и сую свое запястье с коммуникатором Дилану под нос.

— Ди, вы запросили разрешение на отход от станции? — спрашивает без приветствия.

— Дилан… — ахает девушка, но быстро берет себя в руки и переходит на серьезный тон: — Запросили еще два часа назад. Разрешение истекает через… — должно быть, сверяется с часами, — пятнадцать минут. Вы не успеете подняться. Что происходит? Мы можем помочь?

А вот лишние вопросы нам сейчас не нужны.

— Мы успеем, — отвечаю уже сам. — Будьте готовы к экстренному старту и уходу в "окно". Нас могут преследовать.

На заднем фоне слышны ругательства и голос Мэг:

— Что за балаган они там устроили? Кто нас может преследовать?

— Тай, я не успею сделать расчеты на "окно"… — наконец микрофоном завладевает пилот.

— К черту расчеты, — обрываю. — Я зайду без всяких расчетов.

— Тогда… — начинает Тим, но Ди не дает ему договорить:

— Тогда поторопитесь.

И я обрываю связь.

Выглядываю из-за угла. Пора. Всех вывели. Капитан, Эд, Норман, Томас — все живы. Замечаю, как Дилан пересчитывает спасенных вместе со мной и выдыхает с облегчением.

Бывших пленников тем временем отводят подальше от пострадавшего здания и… тут пожарным следовало бы передать их из рук в руки подоспевшей "скорой" и полиции, но я позаботился о помехах в эфире, и ни те, ни другие не получили вызов вовремя. Зато мы получаем несколько минут, пока наверняка недалеко ушедшие бандиты тоже не сообразили, что стражей порядка тут нет.

— Забирай их, — толкаю в плечо Дилана.

Дилайла права, пора уносить отсюда свои задницы.

 

ГЛАВА 14

Команда "Старой ласточки" не пострадала. Дилан, его заплывший глаз и сломанные ребра отдувались за всех. Замечаю, что у Эда припухла губа, а на костяшках пальцев одной руки содрана кожа. На остальных же на первый взгляд ни царапинки.

— Тай? — первым замечает меня человек-гора, когда появляюсь вслед за Роу младшим.

— Ага, привет, — быстро киваю Эдварду, кладу ладонь Дилану на плечо: — Уходим, копов таки вызвали. Через пару минут тут черт-те что начнется.

Джонатан первым приходит в себя. И, слава его благоразумию, опыту, мозгам, таймингу — или что там бывает у капитанов? — не спрашивает, что я тут делаю. Он вообще не задает вопросов и не произносит лишнего, только рявкает:

— Все слышали? Живо.

Экипаж отмирает, будто фея взмахнула волшебной палочкой и сняла с них заклятие ступора, и мы направляемся к шлюзам.

Повсюду камеры, полиция на подходе, а еще где-то поблизости головорезы, которые пытались отнять "Ласточку", поэтому бежать и привлекать к себе внимание нельзя, хотя лично мне очень хочется.

Удивительное место Альбера: в любом другом пожар привлек бы к себе кучу зевак, пришлось бы пробираться сквозь толпу, а тут нет — люди, наоборот, втягивают головы в плечи и спешат убраться подальше.

— Тим получил разрешение на отход от станции? — спрашивает на ходу капитан, обращаясь непосредственно к сыну.

— Да, и через десять минут придется запрашивать новое, — быстро отвечает Дилан, не оборачиваясь.

Сверяюсь с часами на коммуникаторе. Не через десять, а через двенадцать — сейчас лучше не округлять и уж точно не усугублять.

Уже у шлюзов немного отстаю, пропуская остальных вперед. Мне нет смысла быть в авангарде, у меня все равно нет кодов доступа к катеру. Оглядываюсь, и на долю секунды меня посещает сомнение в правильности того, что делаю. Один человек не толпа, я сумею затеряться и не попасть на глаза похитителям Дилана, даже если они решат поквитаться и попытаются меня найти. А потом можно вернуть план на прежние рельсы, обменять неиспользованный билет или купить новый и…

— Тайлер, — кричит мне Дилан уже из катера.

Отворачиваюсь от суетливой, манящей и такой опасной Альберы и тоже забираюсь в катер. Я обещал Тиму увести "Ласточку" подальше, значит, уведу. Каникулы подождут.

Когда оказываюсь внутри, капитан уже сидит в кресле второго пилота и проверяет оборудование. Он оборачивается вполоборота, видит меня и кивает на пилотское кресло.

— Если ты крутой пилот, самое время это продемонстрировать.

Никогда в жизни не говорил, что я крутой пилот, звучит слишком пафосно. Но сейчас не до пререканий. Запрыгиваю в кресло, пристегиваюсь, снова сверяюсь с часами: времени совсем впритык.

— Пристегнулись? — кричу назад.

А в это время капитан просит в микрофон открыть для нас шлюз.

— Если в этот момент новый хозяин "Ласточки" вбежит в кабинет начальника станции с криком, что у него угнали корабль, будет весело, — негромко произносит за моей спиной Норман.

Томас начинает громко смеяться. Его смех напоминает хохот демонов из телешоу, которое я очень любил в детстве. Помню, когда как-то раз показал его Лэсли, после чего он неделю спал со светом. Словом, милейший смех, как раз по ситуации.

Замечаю, как Роу поджимает губы, но молчит, никак не комментируя. Потерять документы — проблема, но пытаться добыть их у вооруженных бандитов на облюбованной ими территории — значит, рисковать своими людьми.

Шлюз открывается, словно хищный цветок, выпуская нас в темноту космоса. Перестаю наблюдать за капитаном, сейчас есть дела поважнее. Я же обещал Тиму и Ди уложиться в отведенное нам время, так что надо пошевеливаться.

— Чтоб тебя… — шипит Роу, когда его вдавливает в сидение от резкого ускорения.

— И вам того же, — откликаюсь весело, меня уже захватил азарт — мне не так часто удается полетать.

Студентов ЛЛА обучают в основном на симуляторах. Никакого риска, а стоит уйти за допустимую скорость, экран тут же гаснет, питание вырубается, и ехидный механический голос сообщает, что ваша оценка — "неудовлетворительно". Пилотировать настоящий катер в реальных условиях перепадает пару раз в год. Тоска. По сравнению с другими курсантами я еще везунчик, потому что Морган периодически берет меня с собой и пускает за пульт управления. Но и это случается не так часто, как хотелось бы: пока я был младше, и Миранда только еще учила меня пилотированию, было гораздо чаще, чем сейчас.

Обожаю летать, а на высокой скорости — особенно. И сейчас мой восторг не портят даже проклятия капитана, обещающего, если мы выживем, во чтобы то ни стало меня придушить.

"Старая ласточка" гостеприимно раскрывает шлюз, и я, не тратя время на то, чтобы заранее сбавить скорость, завожу в него катер.

Шлюз закрывается сразу же, стоит нам оказаться внутри. В отсек с шипением начинает подаваться воздух. И этот звук кажется таким громким по контрасту со зловещей тишиной в катере. На мгновение мне даже кажется, что никто не дышит.

Ладно, признаю, вошел резковато. Но мы же экономим время, не так ли?

Старший Роу снова отмирает первым, тянется к коммуникатору.

— Тим, уходи от станции, — дает короткую команду.

— Есть, капитан, — в голосе пилота неприкрытая радость. — Все хорошо?

Смотрю на часы: пять минут.

Роу замечает мое движение.

— Уходи, быстро, — рявкает в комм. — И сразу в "окно", — после чего обрубает связь и откидывается на спинку сидения, прикрыв глаза. Видимо, решает, что спешить больше некуда.

Я так не думаю.

— Капитан, — не даю ему и секунды покоя. Тот приподнимает веки, косится в мою сторону и снова их опускает, очевидно, рассудив, что ничего важного я сейчас не скажу. Он не прав. — Тим сказал, что не сможет уйти в "окно", он не умеет без точных расчетов.

— А ты, значит, умеешь? — спрашивает, так и не открывая глаз.

— Угу.

Глаза капитана резко распахиваются. Хорошо, что Роу пристегнут, а то того и гляди вскочил бы и впечатался головой в крышу.

— Так какого черта ты сидишь? — набрасывается он на меня, будто я в ответственный момент загораю на шезлонге.

От неожиданности отшатываюсь от него.

— Как скажете, кэп, — пожимаю плечами и начинаю отстегивать ремни.

Роу настолько выведен из равновесия последними событиями, что даже спускает мне ненавистное ему обращение.

* * *

"Старая ласточка" выныривает из "окна", а я убираю пальцы от панели и откидываюсь на спинку кресла, совсем как Роу час тому назад. Руки еще немного дрожат.

"Скачок" — это не просто пилотирование, он требует максимальной концентрации и полного контроля корабля. Когда летишь в космосе на катере, чувствуешь восторг, свободу в полном понимании этого слова. А в "скачке" нет ничего хорошего, даже если умеешь его делать. Слишком большое напряжение, такое, что даже дышишь через раз, потому что, если ошибешься и неверно заложишь угол входа в "окно", судно и весь его экипаж разнесет на атомы. Ни о какой свободе тут и речи не идет. Не люблю "скачки".

Тим сидит в кресле второго пилота. Как только я отпускаю управление, он тут же подается к панели, сверяется с картами, проверяет наше местоположение.

— Тааак, — рассуждает вслух, — ближайшее "окно" через двое суток лета, — поворачивается ко мне: — Хочешь еще раз "скакнуть"? — его лицо полно энтузиазма.

Никто не любит "скачки", а он еще и пудрит себе мозги какими-то трехэтажными расчетами. Что там можно часами рассчитывать, когда "окна" нестабильны, и куда проще ориентироваться по ходу? Эх, Морган на него нет, она бы быстро объяснила, как делать нужно, а как нельзя.

Морщусь.

— Неееет, ты меня сюда лишний раз не заманишь, — оглядываюсь на дверь, — к тому же, сейчас сюда придет капитан и отправит меня сидеть в своей каюте до следующей остановки, — где, наконец, от меня избавится. Но это я уже не произношу вслух, все и так ясно.

Как в воду глядел — дверь с шипением ползет в сторону, и на пороге появляется Джонатан собственной персоной.

— Как обстановка? — спрашивает сходу. — "Хвоста" нет?

Встаю с кресла, пока мне не напомнили, что это не мое место. Тим выглядит растерянным, такое чувство, что он ожидал, что отвечать капитану буду я. Напрасно, я на него не работаю.

— Преследования нет, — докладывает пилот. — Пока тихо. Слежу.

— Я ввел в систему задачу сигнализировать о приближающихся судах, — все же приходится подать голос.

Взгляды обоих устремляются на меня, а потом капитан и пилот заговаривают одновременно:

— Когда ты успел? — Тим.

— Какого черта это не было настроено раньше? — Роу.

Он меня спрашивает? Пусть еще пару лет пожалеет себя, и тогда корабль вообще развалится.

Помалкиваю, помня, что это не мое дело, и отвечаю на поставленный вопрос:

— У вас снесены заводские настройки. В изначальной версии системы такая команда есть всегда.

Роу мрачнеет, впивается в меня взглядом.

— Что еще было в заводских настройках, чего нет у нас? — спрашивает опасно ласковым голосом. Можно подумать, это мой прокол.

Пожимаю плечами.

— На первый взгляд — пары-тройки установок. Без полной диагностики системы вам никто не скажет.

Капитан все еще смотрит на меня так, будто я курица, несущая золотые яйца, которая вместо золота снесла булыжник.

Повисает молчание, и мне кажется, что Роу ждет, что я предложу ему свои услуги по проверке бортового компьютера. Именно ожидает моего рвения, сам же никогда не попросит.

Не предложу.

Если бы я заметил в системе серьезный недочет, угрожающий жизни экипажа, не сдержался бы и полез, знаю себя. А так — пусть разбираются сами.

— Капитан, могу я временно занять ту же каюту? — вежливо улыбаюсь и нарушаю молчание, но говорю совсем не то, чего тот от меня ожидает. — Обещаю, что на следующей остановке я таки уберусь восвояси.

— А-а… — начинает Роу, но потом передумывает продолжать. Кивает. — Да, Тайлер, каюта в твоем распоряжении.

— Спасибо, — благодарю от души.

От меня все еще воняет затхлой водой из противопожарной системы "Розы любви", и чертовски хочется в душ и переодеться.

— Тайлер, — окликает меня капитан, когда я уже у самого выхода из рубки. Оборачиваюсь, приподнимаю брови, жду, что он скажет. Но Роу отмахивается: — Ладно, иди, потом с тобой поговорим.

Пожимаю плечами. Мне же лучше, сейчас у меня только одно примитивное желание — смыть с себя эту вонь. Вот помоюсь, можно и поговорить, и поспорить.

Я даже готов получить от него еще раз по морде, но только после душа. Все — после душа.

* * *

Чистота — залог здоровья, это точно. После душа чувствую себя человеком.

Надеваю чистую футболку и штаны, отправляю грязные вещи в пакет. Успею выстирать, сейчас я хочу есть. Надеюсь, Роу окажется достаточно щедр, чтобы покормить меня еще пару дней.

Копаюсь в сумке, складывая вещи, и натыкаюсь на плазменный пистолет в одном из боковых карманов. Черт, совсем забыл. Еще думал, не поменять ли билет на другой рейс… Ага, на таможне меня бы и взяли. Это не парализатор, который я припрятал на самом дне, лицензия не нужна, а с плазменным пистолетом ареста избежать бы не удалось. И пришлось бы мне слать Рикардо слезное и полное раскаяния послание с просьбой вытащить. Мрак.

Решаю, что еда подождет, подхватываю пистолет и с еще мокрыми волосами выхожу из каюты. Отдам капитану эту смертоносную штуку, пусть сам думает, что с ней делать. Может, ему пригодится.

Только в коридоре понимаю, что понятия не имею, где может быть Джонатан. Прямой связи с капитаном очень не хватает. Зря я не озаботился этим в первые дни пребывания тут. Теперь-то не имеет смысла, все равно покину "Ласточку" со дня на день.

Вспоминаю, что за время своего путешествия ни разу не обнулял коммуникатор, значит, данные о комме Дилана, полученные в лондорском космопорте, еще в нем.

Вызываю экран над запястьем, копаюсь. Ага, вот и он.

— Да? — раздается тут же настороженно.

— Привет, ты не подскажешь, где сейчас твой отец? — спрашиваю сходу.

— Тайлер? — а вот Дилан, похоже, забыл, что я взломал его аппарат еще на Лондоре.

— Ну, точно не зеленые человечки, — смеюсь. Кто бы еще мог вызвать его с незнакомого номера, когда вокруг открытый космос?

— Мы все в кают-компании, — и правда, на заднем плане слышны голоса, — иди сюда.

Надо же, тон самый что ни на есть доброжелательный. Кому-то на пользу ломать ребра.

— Ладно, сейчас буду, — легко соглашаюсь.

Какая мне разница, куда тащить бандитский пистолет?

* * *

В кают-компании собрался весь экипаж, отчего в обычно просторном помещении кажется тесно. Все посадочные места заняты, стулья и кресла подтащили к дивану, на котором расположились капитан и его дети.

Я захожу в кают-компанию точно так же, как и влетел на катере в шлюз, то есть быстро и не замедляя хода. А в моей руке плазменный пистолет — нужно же мне его отдать.

Эд резко вскакивает со своего стула, роняя его на пол, а затем замирает и смотрит на меня с таким видом, будто у меня отросли рога, а у него таурофобия. Все остальные тоже замирают, глаза расширены и устремлены в мою сторону. Они, что, с ума посходили?

— Тайлер, не делай глупостей, — осторожно произносит капитан, таким тоном, каким говорят ребенку: "Поставь на место, пожалуйста", — когда тот пытается жонглировать коллекционной и необычайно хрупкой вазой.

Удивленно моргаю, опускаю взгляд на пистолет в своих пальцах. Они, что, серьезно?

Мне хочется громко рассмеяться и покрутить пальцем у виска, но рука Эда, которую он, как ему кажется, незаметно заводит себе за спину, наводит меня на дурные мысли. Что у него там? Нож? Не уверен, что хочу это узнать.

— Э-эй, спокойно, — отвожу руку с пистолетом в сторону, так, чтобы было видно, что не собираюсь стрелять. Осторожно, стараясь не делать лишних движений, вынимаю блок питания. — Видите, да? — демонстрирую теперь неготовое к использованию оружие в одной руке и вынутую деталь во второй.

Эдвард шумно выдыхает. На его щеках появляется румянец. Удивительная способность смущенно краснеть при его-то угрожающих габаритах.

Лица расслабляются.

— Тайлер… — начинает капитан. — Э-э… Хм…

Понятно, извиняться тут не любят, а может, не умеют.

Усмехаюсь, подхожу к дивану и вручаю Роу пистолет вместе с батареей.

— Держите, может, вам пригодится. Мне оно без надобности, — а потом перевожу взгляд на его сына, единственного, кто даже не дернулся, когда я появился в дверях. — Спасибо за доверие, приятель, — подмигиваю и направляюсь к выходу.

Меня никто не останавливает, я и не жду. Нелепая ситуация. Нелепей некуда, но все равно неприятная.

Что за манера у команды "Старой ласточки" думать обо мне хуже, чем я есть?

* * *

Стук в дверь раздается, когда по корабельному времени уже ночь.

Длинный выдался день, но сна ни в одном глазу, а заняться нечем. Поэтому весь вечер я маялся дурью, а закончил тем, что начал отжиматься прямо на полу возле койки. Сначала плечо отозвалось на физическую нагрузку тупой болью, а потом ничего — затихло.

За этим занятием меня и застает незваный гость. Надеюсь, не пришли проверять, не минирую ли я потихоньку судно? Ну, или чем еще гнусным я могу заниматься, пока никто не видит?

Так и иду открывать, в мокрой от пота майке и спортивных штанах.

Хмыкаю, увидев посетителя.

— Добрый вечер, капитан, — приветствую и тут же рапортую: — Противоправных действий не совершаю, диверсию не готовлю.

Но у Роу серьезное лицо, он пропускает мой издевательский отчет мимо ушей и выдает:

— Нам нужно поговорить. Я могу войти?

Не вижу себя со стороны, но подозреваю, что мои брови теряются где-то под волосами.

— Это ваш корабль, — пожимаю плечом, отхожу с дороги. — Заходите.

Капитан входит и осматривается в поисках места, куда можно было бы сесть. Молча скидываю сумку на пол, освобождая для него стул, а сам иду в ванную за полотенцем. Что-то я увлекся отжиманиями — мокрый как мышь. Но я вечно увлекаюсь, когда мне скучно.

Когда возвращаюсь, Роу уже сидит на стуле, изучает, сложенные на коленях руки. Кажется, разговор предстоит серьезный.

Я весь потный, поэтому не сажусь на чистую койку, на которой мне еще предстоит спать, а плюхаюсь прямо на пол, скрещиваю ноги и поднимаю на следящего за мной взглядом капитана глаза.

— Я вас слушаю.

Роу выглядит удивленным выбранным мною местом. Может быть, он ожидал, что я стану перед ним по струнке?

— Дилан рассказал мне, как все было, — наконец, говорит капитан.

— Хорошо, — мне нечего скрывать, рассказал, и молодец.

— Ты спас ему жизнь, — весомо так, пафосно даже. Так говорили рыцари в старинных фильмах, когда сообщали спасителю, что теперь за ними долг чести.

— Угу, — соглашаюсь, — а еще поспособствовал в спасении ваших жизней, — напоминаю нагло. Серьезный тон капитана мне не нравится. Хочется больше жизни в сцене смерти.

Но Роу не собирается расслабляться.

— Ты вмешался и спас моего сына, еще даже не зная, что происходит. И это несмотря на то, что он все это время был крайне враждебно к тебе настроен.

Закатываю глаза и протягиваю вперед руку ладонью вверх.

— Ладно, давайте.

Аллилуйя, наконец, мне удается его сбить.

— Что? — хмурится, не понимая.

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Орден? Медаль? Грамоту "За спасение жизни"?

Угол губ Роу дергается, но он немедленно серьезнеет вновь.

— Значит, благодарности ты не ждешь? — уточняет, вглядываясь в мое лицо.

Дилан единственный, кто сегодня не подумал, что я решил перестрелять команду. Какая еще мне нужна благодарность?

Мы с капитаном не только говорим на разных языках, мы еще и мыслим разными категориями. И нам очень далеко до взаимопонимания.

— Кэп, — намеренно использую именно это обращение, — если вы пришли поблагодарить за сына, то я принимаю вашу благодарность и официально заявляю, что вы мне ничем не обязаны. На следующей стоянке я избавлю вас от необходимости и дальше меня терпеть, как мы и договаривались.

Роу вскидывает голову, вглядывается в меня, изучает. Я не шучу и сейчас тоже абсолютно серьезен.

— Об этом я и хотел поговорить, — произносит, наконец. Приподнимаю брови, давая понять, что внимательно слушаю. — Я много думал о твоих словах, — пауза, — о моей жене, — опять бить будет? Не похоже… — И пришел к выводу, что ты прав. Из-за моей скорби страдают другие. А я несу за них ответственность, поэтому так быть не должно. И мне правда нужен механик, — моргаю. Это то, о чем я думаю? — Если у тебя нет конкретных планов, а я так понял, их у тебя нет, я был бы рад, если бы ты на несколько месяцев остался с нами в этой должности. Большую зарплату не обещаю, но… — он разводит руками, не закончив фразу, и напряженно ждет моего ответа. Ни на миг не сомневаюсь, что эти слова дались ему очень нелегко.

Облизываю губы и отвечаю:

— Хорошо.

— Хорошо? — переспрашивает удивленно. Похоже, он собирался меня уговаривать. — И все?

Киваю.

— И все. Хорошо, я принимаю ваше предложение. Что еще?

Роу усмехается, кажется, впервые не зло по отношению ко мне.

— И правда, — произносит почти весело, — что еще? — поднимается на ноги, остаюсь на полу. Это же теперь официально моя каюта, черт возьми, — Тогда завтра можешь приступать к своим прямым обязанностям.

— Есть, кэп, — шутливо отдаю честь, и тут же получаю уже привычный суровый взгляд.

— Без "кэпов", — предупреждает. — Теперь ты на меня работаешь, имей уважение.

Смеюсь.

— Как скажете, кэ… капитан.

— То-то же, — удовлетворенно кивает Роу и направляется к двери. Миссия выполнена.

— Капитан, — окликаю его уже у самого выхода.

— Ну что еще? — поворачивает голову.

Тоже встаю, надоело смотреть на него снизу вверх.

— Я тут подумал. Нет смысла особо переживать из-за переписанных документов на "Ласточку", — капитан закрывает дверь и возвращается, показывая свою заинтересованность и внимание. — Даже если они подадут в суд и обвинят вас в угоне "их" судна, — поясняю свою мысль, — им ничего не удастся доказать. У них нет кодов доступа, а значит, корабль никогда им не принадлежал.

— Они могут сказать, что мы взломали коды, а затем изменили их, — мрачно качает головой Роу.

— А старые? — подсказываю.

— Что — старые? — не понимает.

— В памяти клиркийского судна десять лет хранятся предыдущие пароли. И они не выбираются хозяевами сами, их назначает система из случайного порядка цифр. Так что при том, что мошенникам не известен ни один из прошлых кодов доступа, их заявление об угоне не принесет им ничего, кроме судебной тяжбы на ближайшие несколько лет. Вы же, в свою очередь, можете подать жалобу, сообщив, что не получили денег и подписали документы под давлением.

Роу хмурится, осмысливая услышанное.

— Хочешь сказать, они не сунутся, понимая риски?

— Угу, — киваю, — в суд — точно нет. За нами — вполне возможно.

Капитан ухмыляется и неожиданно хлопает меня по плечу. На его лице облегчение.

— Черт, парень, ты уже приносишь мне пользу. Добро пожаловать на борт.

 

ГЛАВА 15

В следующей жизни, когда решу сделать татуировку, не стану выбивать на своей коже сомнительную мудрость на латыни, а попрошу написать большими яркими буквами (и, желательно, на лбу): "Никогда — слышишь? НИКОГДА, — не отжимайся спустя неделю после вывиха плеча".

В следующей жизни… Потому что в этой я постиг сию нехитрую мудрость только наутро после своей "гениальной" идеи заняться спортом от нечего делать. Ну не болело же плечо, вот мне и показалось, что пронесет… Не пронесло.

Лежу в постели, кусаю подушку, по ходу вытирая об нее выступившие от боли слезы, и проклинаю свою дурость.

На жалость к себе уходит не меньше получаса. Я ведь уже говорил, что не умею терпеть боль? Вот и не могу. Приходится смириться с тем, что визита к Мэг не избежать, и подняться с койки.

* * *

При всей своей занятости Морган потратила немало времени на то, чтобы вбить в мою голову такие понятия, как что хорошо, а что плохо. Например, подслушивать из-за угла плохо, и я никогда не стал бы этого делать намеренно. Но сейчас я так медленно бреду по коридору, баюкая горящее огнем плечо, что волей-неволей слышу, что творится в медблоке, дверь которого, как обычно, открыта.

— Ты сваха, что ли? — доносится до меня веселый голос Дилайлы. — Уже полчаса расхваливаешь его как родного. Свалит твой Тайлер через пару месяцев, и поминай как звали.

Замираю на месте. Оглядываюсь — уйти, что ли? Но отчего-то медлю. Хотя, ясное дело, отчего. Треклятое любопытство.

Хлопает дверца шкафчика, слышатся легкие шаги по помещению.

— Пару месяцев зато развеешься, — говорит Маргарет.

— Мэг, — возмущается Ди.

— Что — Мээээг? — передразнивает медик. — В монастырь решила уйти после своего Криса?

Не вижу собеседниц, но при упоминании последнего имени температура будто падает на несколько градусов.

Надо срочно уходить или чихнуть, или покашлять, или громко потопать, на худой конец. Только не сомневаюсь, что, если сделаю что-нибудь из вышеперечисленного, будет еще хуже, и Ди решит, что я намеренно подслушивал, чтобы вызнать ее секреты. Вот черт.

— Даже не произноси его имя, — шипит девушка.

Тяжелый вздох Маргарет.

— Милая, ты должна понимать, что отрицание не способ. Это было в твоей жизни. Не нужно кидаться на тени.

Дилайла фыркает.

— Не собираюсь это обсуждать, — заявляет безапелляционно.

— Как хочешь, — готов поклясться, Мэг пожимает плечами. — А к Тайлеру присмотрись. Хороший парень.

По-моему, я краснею.

— Может, и хороший… — отвечает Ди с непонятной мне грустью в голосе.

Гадство. Чувствую себя отвратительно, будто подсматриваю в замочную скважину. Пячусь, отступаю назад как можно бесшумнее. Голоса удаляются, и я не слышу окончание последней фразы Дилайлы.

Плечо до сих пор болит, но постараюсь пережить еще некоторое время без болеутоляющих. Ладно, не впервой.

Так и не попавшись, добираюсь до конца коридора и нос к носу сталкиваюсь с Тимом.

— О, привет, — пилот улыбается от уха до уха.

— Тш-ш-ш, — шикаю на него и оттаскиваю за рукав подальше от медблока, пока нас не услышали.

— Ты чего? — ни черта не понимает.

Оглядываюсь, чтобы убедиться, что коридор за моей спиной по-прежнему пуст.

— Да так, — признаюсь, — не хочу, чтобы Мэг меня заметила, — и Ди тоже, но это уже никому не нужная подробность.

— А-а, — тянет Тим с пониманием, — ясно. Я еще вчера заметил, что ты вернулся без повязки. Сразу подумал, что она с тебя шкуру сдерет за то, что не следуешь ее рекомендациям. Но ей вчера было не до тебя.

Отличная версия. Обожаю, когда люди сами же себе и отвечают, и не приходится говорить неправду. Терпеть не могу врать.

— Угу, — соглашаюсь, автоматически потирая больное плечо, которое и не думает играть на моей стороне и болит просто зверски.

А еще я не завтракал, и мне нужно срочно что-нибудь в себя закинуть. Боль и голод — худшее сочетание.

— А я как раз тебя искал, — в этот момент радостно сообщает пилот. Теперь уже он увлекает меня за собой.

— Да-а? — протягиваю обреченно, мысленно прощаясь с завтраком. А он был так близок…

— Да, — подтверждает с энтузиазмом. — Капитан сказал, что вы обо всем договорились, и ты остаешься у нас механиком, — он приподнимает брови и смотрит вопросительно. Киваю. — Ну, так вот, капитан распорядился забрать тебя после завтрака и отвести в рубку, чтобы ты занялся диагностикой системы, о которой вчера говорил. А так как на завтраке ты не появился…

— Ладно, я понял, — улыбаюсь, хотя мое плечо этому не слишком способствует, — пошли в рубку.

— Ты, кстати, не пропускай завтраки, — продолжает просвещать меня Тим уже по дороге. — Капитан это не любит, он за режим. И, раз уж ты теперь на него работаешь… — он не оканчивает фразу, словно тут и без слов все ясно.

— Премии лишит? — уточняю.

Пилот сначала смотрит на меня как на последнего психа, потом выдает какой-то нервный смешок.

Бог с ним, премия мне до лампочки.

* * *

По распоряжению и разрешению капитана Тим выдает мне всевозможные коды доступа к системе "Старой ласточки", а также вручает коммуникатор для постоянной связи с командой.

Верчу в руках доисторическое устройство, втрое тяжелее и больше моего, да еще и работающее со скоростью престарелой улитки. Быстрая голосовая связь — максимум, на что можно рассчитывать от этого старикана.

— Ты на него так смотришь, будто он сейчас превратится в мышь и убежит, — смеясь, комментирует пилот мою реакцию на обновку. Хм, а у него тоже богатая фантазия.

— Капитан заверил, что на борту нет грызунов, — усмехаюсь и надеваю бесполезный тяжелый предмет на правое запястье. Как гиря, честное слово. Опускаю руку вниз, потрясываю, примеряясь к непривычному весу. Плечо тут же напоминает, что оно на месте и давать мне покоя пока не собирается. — Что? — ловлю на себе выжидающий взгляд.

У пилота такой вид, будто я спрашиваю глупость.

— Вызови капитана, — говорит, как само собой разумеющееся.

— Зачем? — не понимаю.

— Доложиться? — в голосе Тима проскальзывает вопросительная интонация.

Похоже, это стандартная процедура при приеме на работу, о которой я понятия не имел. Я же никогда не работал.

— Ладно, — не спорю. Надо так надо, им виднее. Ищу в списке Джонатана, вызываю.

— Роу, — тут же отвечают мне. Звук нечистый, динамик паршивый.

— Кэп, это Тайлер, — докладываю, как велено. — Тим вручил мне коммуникатор, теперь я на связи. Вожусь с бортовым компьютером, скоро закончу.

На том конце молчание. Связь, что ли, еще для полного счастья барахлит?

— Кэп? — трясу запястьем. — Вы еще там?

Бросаю взгляд на Тима в соседнем кресле. У пилота такой вид, будто, будь у него шляпа, он бы сейчас ее съел. Развожу руками в воздухе и подмигиваю, мол, не дрейфь.

— Еще раз так ко мне обратишься… — ожидаемо рычит Роу в трубку.

— Премии лишите? — уточняю.

— Уволю к чертовой матери.

Беззвучно смеюсь. Я не мог не уточнить. Виной всему Билли Боб, для которого потеря премии — кара небесная. Черт, как бы Рикардо пожизненно не лишил его премий за мой побег. Нехорошо получилось.

— Вас понял, капитан, — торжественно сообщаю.

— Понял он, — ворчит Роу. — Закончишь, зайди ко мне.

Отодвигаю руку с коммуникатором.

— Куда — к нему? — спрашиваю шепотом Тима.

— В кабинет, — шепчет в ответ, — покажу.

— Вас понял, капитан, — снова объявляю в комм. — Слушаюсь, капитан.

Роу молча обрубает связь, а Тим вертит пальцем у виска.

— Не зли его, себе дороже, — предупреждает.

Отмахиваюсь.

— Да не злится он.

Пилот пожимает плечами и предпочитает тему не развивать. Капитана он все-таки побаивается.

* * *

Пообедать мне удается. На самом деле, увлекшись, я забываю и о еде, и о боли в плече, но Тим напоминает, что капитан требует, чтобы все придерживались графика, и зовет меня на камбуз.

Несмотря на все неприятности во время посещения Альберы, на ней стоило побывать хотя бы для того, чтобы запастись провизией. Холодильник приятно радует глаз.

— Эй, Тайлер, — кричит мне Томас, приветливо махая рукой. — Ты, говорят, механиком нанялся. Не хочешь поваром на полставки?

— Только с тобой в паре.

— Вот молодежь, — театрально возмущается блондин. — Лентяи…

Он резко прерывается, потому что на камбузе появляется Роу. Вероятно, он даже слышал наши перекрикивания.

— Добрый день, капитан, — вежливо здороваюсь, так как вижу его сегодня в первый раз.

— Слышались, — отмахивается тот и тоже направляется к холодильнику.

— Говорил же, — толкаю Тима в бок, — ничего он не разозлился.

Пилот предпочитает промолчать, и мы вместе с ним занимаем один из столиков.

Несколько раз за время обеда смотрю на Ди. Девушка ведет себя как обычно, то есть начисто меня игнорирует.

И все же она согласилась с Мэг, что я, возможно, хороший…

* * *

После обеда капитан сразу же забирает меня в свой кабинет.

Тим провожает сочувствующим взглядом, будто меня ведут на заклание. Остальные, в общем-то, не обращают внимания на то, что мы с Роу уходим вместе. Экипаж вообще как-то резко принял меня за своего после вчерашнего.

Бесспорно, это здорово. Всегда приятно, когда от тебя не шарахаются. Но ведь только вчера они подумали, что я собирался их перестрелять из плазменного пистолета. Неужели мнение капитана и то, что он меня нанял на работу, так много для них значит? Получив звание механика, я, что, обзавелся знаком качества на лбу?

Роу запирает за собой дверь кабинета и занимает место хозяина за столом.

Осматриваюсь: аскетично. Стол, два стула и несколько полок по стенам — вот и вся обстановка капитанского логова. Тут же вспоминаю кабинет дяди Эшли на "Прометее", так там даже кофемашина имеется.

— Проходи, не стой столбом, — окликает меня Джонатан.

— Угу, — покорно занимаю стул. Молчу, жду, когда хозяин кабинета сам расскажет, зачем меня позвал.

Капитан же тем временем включает компьютер, выводит над столом экран.

— Я сейчас тебе перешлю на комм договор, заполнишь свои данные и вернешь, — говорит, даже не смотря на меня. Похоже, это вопрос решенный.

— Вы серьезно планируете оформить меня как вашего работника? — не верю. — С трудовым договором, налогами, и так далее?

— Я же сказал, — теперь взгляд Роу прикован ко мне. И он явно недоволен тем, что его приказы обсуждаются.

Сейчас я заполню документы, а он увидит мое полное имя, и плакали мои планы в очередной раз. Ни на миг не сомневаюсь, что капитан немедленно выдворит меня с судна, узнав, кто я такой. Проблемы с влиятельной семьей ему ни к чему, и я его прекрасно понимаю.

— Капитан, — качаю головой. — Я здесь всего на два месяца. Зачем мне договор?

Теперь в его глазах удивление. Неужели никто не отказывается от официального оформления на работу? Хорошо хоть я не ляпнул, что зарплата мне тоже, в общем-то, не нужна.

Прямо смотрю в ответ. Если сейчас Роу заподозрит неладное и потребует принести ему документы, пойду и принесу. Но жаль, все только стало более-менее складываться.

— Ладно, не возражаю, — к моему облегчению соглашается капитан и сворачивает экран. — Но имей в виду, с бумагами или нет, я могу уволить тебя в любой момент, — решаю не напоминать, что и я могу уволиться. Ладно, поживем — увидим. — Ты уже закончил с бортовым компьютером? — уточняет.

Подтягиваюсь, сажусь на стуле прямее. Он прав, раз уж меня еще не уволили, а я не уволился, пора переходить к делу.

— С системой разобрался, — докладываю. — Все заводские настройки работают. Нужно будет потом еще обсудить, какие команды требуется добавить. Посмотрим, что можно внести. Я уже попросил Тима подумать, чего не хватает для удобства. Вы тоже подумайте, пожалуйста.

Капитан кивает, делает отметку в коммуникаторе.

— Что еще, на твой взгляд, требует срочного вмешательства?

Качаю головой.

— Не могу сказать сходу. Нужно все проверять. Начну с машинного отделения.

— Хорошо. Если найдешь какую-то поломку, сначала дай мне знать, потом лезь чинить.

Приподнимаю бровь.

— Не доверяете?

— Просто хочу быть в курсе того, что ты делаешь, — уходит от прямого ответа.

— Как скажете, — не спорю. Хочет чаще общаться — пожалуйста.

— Тогда… — договорить капитан не успевает, на его запястье оживает коммуникатор.

— Джонатан, этот оболтус у тебя? — раздается суровый голос Маргарет.

— У меня, — капитан молча адресует мне взгляд под названием: "Что ты еще натворил?".

Интенсивно качаю головой, заверяя, что ничего.

Просто в обед я попался Мэг на глаза, и она, как и предрекал Тим, сама заметила, что на мне нет повязки.

— Пришли его ко мне, пожалуйста, — просит медик. — Будет брыкаться, притащи, будь добр.

Прикладываю ладонь к сердцу, жестами показывая, что не буду сопротивляться и сам пойду. В ответ на мою пантомиму Джонатан только закатывает глаза.

— Уже идет, — отвечает врачу и отключает связь. — Дуй к ней, — это уже мне, — и, сделай одолжение, пусть она останется довольна твоим визитом. Считай это своим заданием.

Я не готов снова обездвиживать руку и обходиться одной, поэтому предпочитаю промолчать и не обещать того, что не выполню.

Прощаюсь и направляюсь к двери.

— Тайлер, — окликает Роу. Кажется, у него это уже входит в привычку. Оборачиваюсь. — Я услышал в обед, как Том предлагал тебе пойти коком на полставки, — надо же, капитан умеет ехидно улыбаться. — Не хочешь?

Всю жизнь мечтал.

— Давайте оставим это на добровольных началах, — улыбаюсь в ответ и выхожу из кабинета.

* * *

Мэг красноречива.

Мэг настойчива.

Мэг убедительна.

— Может, достаточно? — накрываю ладонями уши, больше не в силах внимать ее нравоучениям.

Честное слово, так долго и без устали меня не отчитывали даже в детстве. Морган так вообще не любит долгие причитания. Виноват — наказан, нечего переливать из пустого в порожнее.

— Не достаточно, — не соглашается Маргарет. Сижу на койке в медблоке, она стоит напротив, отступает на шаг, складывает руки на груди. — Не достаточно, пока ты не вобьешь себе в голову, что нужно делать так, как сказано. Хочешь с юности остаться инвалидом?

Закатываю глаза к потолку. Это она, конечно, загнула. Из-за вывиха плеча в наше время остаться инвалидом можно, только если ты самый невезучий человек во Вселенной. Но до осложнений и, как следствие, операции ситуацию довести можно, тут Маргарет права.

— Мэээг, — может, если страдальчески постонать, она сжалится?

Дурной план. Кажется, злится еще больше.

Ну ладно, перестаю паясничать. Мне действительно надоело, и надо это прекращать.

— Давай начистоту, — Маргарет удивленно распахивает глаза, услышав от меня серьезную интонацию, — да, я снял повязку и бандаж раньше времени, только потому, что мне этого захотелось. Но если бы я был благоразумен и остался с одной рукой, то не смог бы помочь Дилану. Все удачно сложилось, и мне не стыдно, и я не жалею. А еще я не хочу повторно обездвиживать плечо. Дай мне мазь, таблетки, давай я буду ходить к тебе на какие-нибудь процедуры — что угодно, но мне нужны обе руки.

Заканчиваю свою тираду и прямо смотрю медику в глаза, демонстрируя, что не шучу.

— Бог с тобой, — Мэг таки сдается, отворачивается от меня, роется в ящике стола. — На, этим помажешь на ночь, — кидает мне тюбик, ловлю на лету. — Это выпьешь, — в меня летит банка с пилюлями. Ловлю. — То-то же, — удовлетворенно кивает Маргарет, — если бы не поймал из-за больного плеча, никакие отговорки тебе не помогли бы.

— Спасибо, ты чудо, — искренне благодарю и распихиваю "дары" по карманам. Мэг все еще смотрит на меня неодобрительно.

— Я-то чудо, — соглашается, наконец, выдавливает из себя улыбку.

— Так гораздо лучше, — комментирую.

— Я просто беспокоюсь, — окончательно сдается. — И, да, я не поблагодарила тебя лично за то, что не прошел мимо, а решил помочь, когда увидел, что у Дилана проблемы.

Ну вот, приехали.

Смотрю на нее с укоризной, потом морщусь.

— Вообще-то, я не к тому припомнил, чтобы меня похвалили.

— А я бы тебя без напоминания похвалила, — возражает Маргарет. Щурится, отчего становятся заметнее тонкие морщинки в уголках ее глаз. — Просто ругалась бы чуточку дольше.

Что-то мне подсказывает, что "чуточку" мы с ней понимаем по-разному.

Как раз собираюсь съязвить по этому поводу, как выданный мне с утра коммуникатор начинает вибрировать и светиться. Уровень вибрации просто аховый, она тут же пробегает по руке и отдается в плече. Слежу за своей мимикой, чтобы Мэг не заметила, что мне опять чертовски больно.

— Да, капитан? — отвечаю на вызов. — Я вас слушаю.

Мы же только что распрощались. От силы полчаса. Что-то забыл сказать?

Но Роу не забыл, слышу завывание сирены. Вот же черт.

— В рубку, живо, — рявкает он. Хотя в этом нет необходимости — по звуку я уже понял, где он и что случилось.

— Сейчас буду, — отвечаю и отключаюсь.

— Что происходит? — взволнованно спрашивает Мэг.

— Другое судно идет на сближение.

Медик ахает и прикрывает рукой губы.

 

ГЛАВА 16

Влетаю в рубку, где уже собрались пилот, капитан и его сын. У первого лицо испуганное, у второго — напряженное, у третьего — заплывшее, и по нему ничего не поймешь.

Сирена завывает, наращивая громкость.

— Выключи, — кричит Джонатан, перекрикивая вой.

— Я не смог найти… — начинает оправдываться Тим. — …Как, — заканчивает он уже тихо, потому что я шагаю к панели и вырубаю сигнализацию.

Роу недовольно зыркает на пилота, но предпочитает придержать головомойку до лучших времен.

— Что тут у нас? — спрашиваю.

— Гляди, — пальцы Тима пробегают по панели, и на обзорном экране появляется увеличенное изображение нужного участка космоса. Тем не менее преследователь еще достаточно далеко, и разглядеть его невозможно.

Пожимаю плечами, и тут же хочется открутить себе за это голову, так как место вывиха простреливает болью.

— Может, просто попутное судно, — говорю, когда снова обретаю способность дышать. Чертово плечо, я же так и не успел выпить болеутоляющее.

— Как же, попутное… — ворчит Дилан, сжимая кулаки.

— Остынь, еще ничего не ясно, — советую ему, в то же время понимая, что паника произошла по моей вине — не нужно было настраивать такой уровень громкости.

— Это они, — уверенно качает головой капитан. — Копчиком чую.

Хрюкаю от смеха, получаю негодующий взгляд начальства и быстро натягиваю на лицо серьезное выражение.

— Он все еще приближается, — тем временем говорит Тим. — Все это время приближается. У них скорость выше.

Еще бы им не приближаться: поблизости нет ничего интересного, а "окно" совсем близко. Куда еще им тут лететь?

Роу сжимает пальцы на спинке пилотского кресла.

— Пробуем оторваться, — решает. На его щеках играют желваки.

Тим часто моргает.

— До "окна" рукой подать. Хотите, чтобы мы вошли туда на скорости? — а потом бросает несчастный взгляд на меня.

Ну, ясно. В случае чего это придется делать мне.

— Насколько "рукой подать"? — уточняет капитан.

— Если пойдем на той же скорости, то часа два, — Тим сверяется с данными. — Ускоримся — войдем в течение часа.

Убираю руки в карманы штанов и молчу. Меня и так как-то много на "Старой ласточке" в последнее время. Того и гляди к должности механика мне предложат не только быть коком на полставки, но еще и вторым пилотом. А потом я что-нибудь натворю, и меня обвинят во всех бедах. Я безответственный, ребята, поберегите себя.

— Может, все-таки подождать? — предлагает Дилан. — Если случайные попутчики — пройдут мимо. Если за нами — стрелять они в любом случае не станут, им нужен корабль.

Пальцы капитан крепче сжимают спинку кресла.

— Стрелять не будут, а вход в "окно" нам перекроют. Тайлер, — засматриваюсь в экран и вздрагиваю от неожиданности.

— А? — поворачиваюсь.

— "Да, капитан", — шепчет мне Тим, подсказывая, как надо отвечать. Помощник.

Роу на этот раз игнорирует и мое обращение, и "незаметную" подсказку пилота.

— Ты что думаешь?

О, у нас на борту демократия.

— Я-то… — бормочу, ерошу пальцами волосы на затылке и снова поворачиваюсь к экрану, но там все еще не видно, кто к нам пожаловал. — Я думаю, на всякий случай лучше уйти, — озвучиваю свои соображения. — Если есть хотя бы шанс, что нас заблокируют на этом участке и не пустят к "окну", нужно пройти его поскорее.

Роу одобрительно кивает. Дилан закусывает губу, видимо, переваривая мои слова.

— Что это за "окно"? — капитан уже снова обращается к пилоту. — Ответвления? Куда выйдем?

— Ветки две. Одна — к Аквилону, другая — к Кронсу.

Нечего нам делать на Аквилонской ветке.

— Аквилон — это тупик, — вторит моим мыслям Дилан. — Загоним себя в ловушку.

— Согласен, — кивает капитан. — Ускоряемся и уходим к Кронсу. Насколько я помню, там еще "окно" в трех днях лету.

— Да, — подтверждает Тим, не доверяющий своей памяти и сверяющийся с картами. — Там будет еще одно. Оно трехветочное, но "рабочая" только одна ветвь — к Новому Риму. Две остальные ведут в еще неисследованные области.

— Зато от Нового Рима целых четыре "окна", — приободряется Дилан. — По-моему, неплохая идея.

Неплохая, но очевидная. Однако других вариантов у нас нет. Хорошо бы, если нас догоняют не те бандиты, которым понадобилась "Ласточка".

Капитан считает так же.

— Тайлер, бери управление, ускоряйся и уходи в окно, — командует он.

Тим с готовностью вскакивает с кресла.

— Слушаюсь, капитан, — отзываюсь без особого энтузиазма, но думаю, что сейчас не время и не место спорить.

Жаль только, что я так и не успел ни поесть, ни выпить таблетки.

Роу одобрительно кивает, хлопает по спинке моего кресла (на удачу, что ли?), и они с сыном уходят, чтобы, как и весь остальной экипаж, занять свои каюты и пристегнуться на время "прыжка".

Тим провожает их взглядом.

— Капитан тебе доверяет, — делится мнением.

Вздыхаю.

— Капитан бы меня покормил…

Принимаю управление. Снова увеличиваю изображение приближающегося судна. Теперь видно, что это крейсер. Тоже похож на клиркийский (к сожалению, мне знакомы не все модели), но этот вдвое больше "Ласточки" и, скорее всего, лучше вооружен. Так что решение принято правильно — лучше попытаться убраться подальше.

— У тебя всегда такие проблемы с "окнами"? — спрашиваю у Тима, включая ускорение и немного меняя курс.

— Угу, — отвечает расстроенно. — Я больше по навигации. Потому и наняли Келвина, а он…

Что "он…" пояснять нет необходимости, впрочем, как и злиться на него. Лондорские законы суровы к контрабандистам, так что ему нескоро удастся освободиться из-под ареста.

— А до Келвина?

— Тоже был первоклассный пилот.

— Погиб?

Тим изумленно выпучивает глаза.

— Ты что? Просто уволился. Видел же, у нас нелегкие времена, зарплат, считай, нет, вот он и ушел на другой корабль.

Ну да, ну да, из-за "Прометея" и его сплоченной команды я иногда забываю, что люди могут уходить в поисках лучших условий.

— Смотри-ка, — привлекаю внимание пилота. — А они и правда по наши души.

Крейсер "на хвосте" еще прибавил скорость, стоило нам немного оторваться.

* * *

— Ух, — выдыхаю и растекаюсь лужицей по панели управления. Хочу еды и болеутоляющего. Ненавижу "скачки".

Тим колдует над смотровым экраном, выделяет и увеличивает отдельные участки, но поблизости нет ни одного судна. Кошусь в его сторону, сил подняться нет. Какие-то неотдыхательные у меня каникулы получаются.

— Похоже, они ушли по Аквилонской ветке, — комментирует увиденное.

— Угу, — отзываюсь и закрываю глаза. Поспать, что ли?

Дверь ползет в сторону, грохочут быстрые шаги.

— Ну что? — раздается над ухом.

И откуда у капитана столько прыти? Я, кажется, подисчерпал свой запас.

Тим молчит, полностью переложив на меня свои полномочия. Эх…

Поднимаю голову и с преувеличенной бодростью рапортую:

— "Хвоста" нет. Все отлично.

Роу выдыхает с облегчением.

— Я уж было подумал… — произносит вполголоса, неожиданно показывая свою слабость.

Тут бы мне сказать, что тот корабль изменил скорость, стоило нам ускориться, но решаю зря не трепать капитану нервы. "Хвоста" ведь правда нет.

— Сигналка работает. В случае если они передумают, узнаем, — встаю с кресла. — Я могу быть свободен?

— Да, конечно, — как-то рассеянно отзывается мой новый начальник, все еще вглядываясь в экран, будто пытаясь разглядеть там то, чего не заметили ни мы, ни система. — Спасибо.

Удивленно поднимаю брови, услышав благодарность, но прикусываю язык и побыстрее сматываюсь, пока капитан не передумал.

Еда, таблетки — подвиги потом.

* * *

Как ни странно, но всеобщие опасения, и правда, оказались напрасными. Должно быть, у страха глаза велики. Нас никто не преследует. Радар не ловит вокруг никакой активности.

Выпив две пилюли вместо одной, положенной по инструкции, и нанеся визит холодильнику, прихожу в чувства и тут же принимаюсь за работу, за которую мне даже положена зарплата. Плевать мне, конечно, на деньги, но как только отступают боль и голод, а мозги проясняются, мне становится банально скучно.

Экипаж занимается своими делами, а я весь оставшийся день вожусь в машинном отделении. Неполадки есть, но ничего глобального или угрожающего жизни экипажа. Докладываюсь капитану, как он просил, получаю разрешение на исправление недочетов, и так до следующей найденной неисправности. Зачем Роу отчет о каждом моем шаге, по-прежнему непонятно, но раз уж ему так хочется, мне не жалко.

К вечеру надоедает и это занятие, перестаю докладывать капитану о своих действиях. Он же меня не трогает, очевидно, рассудив, что я уже закончил рабочий день.

Перед тем как пойти спать, еще раз заглядываю в рубку, где Тим как раз устанавливает автопилот, чтобы уйти. Все по-прежнему тихо.

Я не склонен к паранойе, но такое затишье настораживает. Неужели бандиты с Альберы так легко спустили бегство нам с рук? А может, я просто пересмотрел фильмов и перечитал книг, поэтому жду, что каждая сюжетная линия будет завершена, а ни один персонаж не появляется зря. Но преследователей нет, а так напугавший нас крейсер просто шел тем же курсом, а затем ушел к Аквилону.

Тим желает мне приятных снов и уходит, без опасений оставляя меня одного в центре управления "Старой ласточки".

Похоже, все мне теперь доверяют. Бессовестно решаю воспользоваться этим самым доверием и синхронизирую свой коммуникатор с бортовым компьютером. Пригодится.

После этого делать мне тут решительно нечего, система работает исправно, поэтому тоже выхожу, закрыв за собой дверь.

Корабль тих, как и всегда в это время суток. Пожалуй, пора спать, чтобы встать с утра пораньше и придерживаться графика, как того требует капитан. Однако у меня с детства аллергия на слово "требует". Добровольно и на чистом энтузиазме я могу свернуть горы, но в ответ на требования у меня срабатывает обратная реакция.

Прохаживаюсь по палубам, заглядывая в незапертые двери и планируя себе фронт работ на будущее. Завтра надо, наконец, заняться роботами-уборщиками, так долго ждущими своего часа. Надеюсь, капитан не заставит меня отчитываться о каждой отремонтированной штуке, а то, чувствую, мой коммуникатор внезапно перестанет ловить сигнал и принимать вызовы.

Ноги выносят меня к смотровой палубе, на которой я не был с той памятной стычки с Диланом. Не знаю, почему не прохожу мимо. Видимо, есть-таки во мне что-то от романтика, и вид космоса по-прежнему манит, как в детстве. Ни один обзорный экран рубки не сравнится с видом со смотровой палубы, погруженной в ночную тьму.

Вхожу и понимаю, что меня посетило дежавю, потому что на диване, точно как и в прошлый раз, сидит Дилайла.

— Привет, — здороваюсь первым, уже мысленно готовый к тому, что девушка встанет и уйдет.

Но Ди не делает попыток подняться. Видно девушку плохо, поэтому не могу сказать, что выражает ее лицо, но поза расслабленная, а голос звучит спокойно.

— Привет, — откликается эхом.

Подхожу к дивану.

— Не возражаешь? — что-то не хочется мне садиться на пол.

— Нет, — девушка настроена вполне дружелюбно, тем не менее отодвигается подальше, освобождая мне место.

Мне бы быть умным и осторожным, чтобы не нарушить хрупкое перемирие, но сдержаться не выходит.

— Я не кусаюсь, — комментирую ее перемещение в другой конец дивана.

Но она не злится, наоборот, смеется.

— Но это не повод прижиматься к тебе под звездами.

Я бы поспорил с этим утверждением, но сегодня не хочется.

Ди больше ничего не говорит, и мы просто сидим в темноте на диване, каждый думая о своем. Хотя на самом деле я не думаю, а рассматриваю ее профиль в тусклом свете, попадающем сюда из коридора. У нее идеальный профиль, лицо, которое я бы нарисовал, будь у меня талант художника. Но способностей к рисованию у меня никаких.

Забавно, но сейчас мне хочется невинно взять ее за руку. Последний раз я испытывал подобные эмоции к однокласснице, которую пригласил на новогодний бал. Мне было восемь, и я был чертовски влюблен.

Откашливаюсь, понимая, что мысли убежали в какую-то совсем дурацкую сторону, и заговариваю:

— Часто сюда приходишь?

— Часто, — Ди не отрицает. — Тут хорошо.

— Настолько не любишь "Ласточку"?

Она поворачивается ко мне, и я вижу, как блестят ее глаза.

— Люблю, — отвечает уверенно. — Но это здесь ни при чем. Если бы я выучилась на пилота, то вернулась бы сюда и была бы по-настоящему полезна. А так…

Вот в чем дело, помню свои мысли при знакомстве с Тимом, я подумал, не на него ли ей захотелось быть похожей. Нет, ей захотелось научиться тому, чего не умеет он, и стать первым пилотом на корабле. Амбициозно, мне нравится.

— Хочешь сказать, что бесполезна сейчас? — хорошо, что темно, потому что улыбаюсь как полный кретин.

— Ну почему же, — усмехается. — Я полезна. Я чуть-чуть там, чуть-чуть тут. Помогаю то Мэг, то Норману, то Тому, — отворачивается и смотрит на далекие звезды.

Но ей этого мало, ей хочется чего-то своего. Я ее понимаю.

— Ты, правда, можешь попробовать поступить в ЛЛА в следующем году. Количество попыток не ограничено, набор ежегодный. Морган тебя запомнила, а там тысячи абитуриентов.

Ди хмыкает.

— Утешаешь?

Смеюсь.

— Похоже на то.

— Расскажи мне о ней, — просит внезапно, так, что я теряю нить разговора, и приходится переспрашивать.

— О ком?

— О Миранде Морган. Когда я была маленькой, то смотрела все программы о ней, скупала журналы.

— Я надеюсь, ты не смотрела "Месть во имя любви"? — спрашиваю, морщась при одном воспоминании.

Ди, наконец, поворачивается ко мне.

— Смотрела. А что?

На пике всеобщей радости по поводу победы над Карамеданской Империей, популярность Морган возросла до небес. То, что она уничтожила целый город вместе с жителями, пугало общественность, но со временем страх перерос в восхищение. Пресса сменила заголовки с обвинительных на восхваляющие. Даже в учебниках истории Морган теперь представлена как героиня, благодаря которой завершилась самая кровопролитная война современности.

Это сейчас, по прошествии тринадцати лет с трагедии на Эйдане, Миранду оставили в покое и забыли за пределами Лондора, а тогда ее имя гремело на всю Вселенную. Спасибо Рикардо, разумеется, активно укрепляющему свои позиции на политической арене как раз за счет славы Морган и того факта, что она работает на него.

В тот самый период нашлись еще одни умельцы, как и мой дядя, решившие снять сливки со знаменитой истории. Они создали целый художественный фильм под говорящим названием: "Месть во имя любви". В картине рассказывалось об отношениях Морган и моего отца, а также о его смерти и уничтожении Мирандой целого города.

В реальности Миранда пребывала под действием наркотиков, а также в состоянии аффекта. В фильме — трезвомыслящая и равнодушная, решившая уничтожить врагов, убивших ее любимого, и, наконец, остановить войну. Никогда не спрашивал, но сильно подозреваю, что последнее, о чем Морган тогда думала, это о великом всеобщем благе.

Когда фильм вышел на экраны, Миранда очень старалась, чтобы я его не увидел. Но я был бы не я, если бы таки не умудрился это кино посмотреть.

— Просто интересно, — отвечаю, — услышать твое мнение.

— В детстве любила, — Дилайла смеется, вспоминая, — но отец постоянно гонял меня от телевизора из-за огромного количества постельных сцен.

Это да, трагедию моей семьи превратили в эротическую картину с кучей спецэффектов в конце. "Отомсти за меня" — просил актер, играющий моего отца. "Отомщу" — жарко клялась девица в образе Миранды Морган и плакала на его остывающей груди.

— На самом деле, дурацкий фильм, — продолжает Ди. — Из того, что я читала, и интервью непосредственно с капитаном Морган, которые смотрела, она никоим образом не ассоциируется у меня с героиней того фильма. Она пример для подражания.

— Ей было бы интересно это услышать.

— Правда? — опять поворачивается.

— Нет, — признаюсь. — Она бы велела тебе заткнуться и не пороть чушь.

Дилайла смеется, но не дает увести себя от ранее начатой темы.

— Ну, так что? — склоняет голову набок. — Какая она?

Медлю с ответом. Для меня Морган — лучшая.

— Она — человек, — говорю наконец. — Не героиня, закончившая войну, не символ мести и тому подобное. Она просто человек.

Именно после выхода "Мести во имя любви" я сам открыл для себя эту простую истину, когда заглянул в комнату Миранды пожелать ей спокойной ночи. Она только что вернулась с премьеры фильма, на которую ее вместе с Рикардо пригласили как особых гостей. Морган плакала. Даже нет, рыдала, скорчившись на полу.

Мне было семь. И я ни разу больше не видел ее слез. А еще с тех пор я никогда не заходил к ней без стука.

— Так что, если ты хочешь у нее учиться, — подытоживаю, — забудь о кумирах и примерах для подражания. Просто учись, Морган оценит успехи, а не поклонение.

— Учту, — усмехается Ди, — если, конечно, осмелюсь прийти в ЛЛА еще раз. Ты-то легко поступил? Сам?

Намек на купленное место? Я же "золотой мальчик", чуть не забыл.

— Сам и с первого раза.

Кажется, на этот раз Дилайла верит и сегодня не собирается предписывать мне воображаемые грехи.

— И не боялся? — спрашивает.

— Нет, — качаю головой, — дядя был категорически против моего поступления, и попасть в ЛЛА было делом принципа.

— Как можно быть против обучения в ЛЛА? — поражается девушка. — С лондорской академией может сравниться только земная, но попасть туда инопланетянину нереально.

— У меня вредный дядя, — говорю, словно это все объясняет.

— А ты, кажется, в него, — смеется Ди, а потом смотрит на свой комм и встает. — Поздно уже, мне пора.

Тоже поднимаюсь.

— До встречи, — прощаюсь. — Хорошо посидели, — самое глупое, что можно сказать, но, честное слово, с ней я превращаюсь в болвана.

— Неплохо, — соглашается Дилайла и делает шаг в сторону, а я, наоборот, к ней.

— Ди, — зову.

— А?

Она оборачивается, а я ловлю ее за руку, притягиваю к себе и целую в губы.

Ее губы именно такие, как я себе и представлял, — мягкие, нежные. От ее волос пахнет яблочным шампунем, и мне кажется, что еще никогда в жизни я так сильно не любил яблоки.

Ди отвечает на поцелуй то ли на автомате от неожиданности, то ли потому, что ей тоже этого хочется. Последний вариант мне чертовски нравится, но вряд ли стоит на него рассчитывать, потому что уже через секунду Дилайла влепляет мне звонкую пощечину и бегом вылетает с палубы.

Не менее звонко хлопаю себя ладонью по лбу.

Я олень.

 

ГЛАВА 17

Просыпаюсь от беспрерывной вибрации. Такое чувство, что моя постель гудит и ходит ходуном. Пару секунд не могу сообразить, где я и что происходит, а когда до меня доходит, вскакиваю, как ошпаренный — коммуникатор на моем запястье мигает тревожным красным светом.

Матерюсь сквозь зубы, второпях натягивая на себя одежду. Так и знал, что история с преследователями не могла закончиться так просто.

Колеблюсь, но затем уже у двери таки вызываю капитана. Успеваю преодолеть целый коридор, все еще слушая из коммуникатора гудки, когда Роу, наконец, отвечает. Голос заспанный, недовольный.

— Тайлер, какого черта?

Поболтать захотелось под утро, вот такой я общительный.

Придерживаю при себе едкие варианты ответа и говорю быстро и по существу:

— Капитан, снова сработала сигнализация. У нас "хвост".

Из коммуникатора доносится целый поток ругательств, а затем короткое, но твердое:

— Встретимся в рубке.

* * *

В рубке капитан появляется не один, а со своим старшим помощником, то есть с сыном. Оба заспанные, отчего синяки на лице Дилана смотрятся еще красочнее — не дай бог кому слабонервному встретить такого типа в темном переулке.

Лишь отмечаю для себя, что Тима с ними нет, и докладываю то, что уже успел выяснить. Сижу в пилотском кресле, поэтому просто протягиваю руку и увеличиваю нужный мне участок космоса.

— Крейсер, тоже клиркийской постройки, но старше. По габаритам — в полтора раза больше, поэтому немного уступает в скорости, но зато вооружение втрое мощнее.

— Закон о разрешенном оружии для гражданских судов вышел позже его года выпуска, — мгновенно понимает Роу, хмурясь еще сильнее. — То, что у нас есть, даже не пробьет их броню.

— Угу, — киваю.

Пока дожидался остальных, я успел покопаться в поисковиках и раздобыть информацию о модели преследующего нас судна. Орудия "Старой ласточки" предназначены для уничтожения космического мусора, попадающегося прямо по курсу, но никак не для боя. Все суда, кроме военных, выпущенные позже 2620 года, оснащены только таким, так называемым "мирным", видом оружия.

— Думаешь, это они? — спрашивает Дилан, кусая губы.

Лично я думаю, что это те самые парни с Альберы, и даже в этом не сомневаюсь. Но вопрос адресован не мне, поэтому молчу.

— А кто еще? — огрызается старший Роу. — Как ты и предупреждал, — взгляд в мою сторону такой, будто я не просто предполагал дальнейшее развитие событий, а накаркал.

Отворачиваюсь от гневного взгляда капитана, нет настроения разбираться с тем, на кого направлен его гнев. Этим вечером я знатно напортачил, и данный факт занимает меня гораздо больше, чем бандиты "на хвосте" у "Старой ласточки".

— Идут на сближение, — меланхолично констатирую, сверяясь с данными.

Целеустремленные головорезы нам попались: преследовали, ошиблись направлением, пошли к Аквилону, поняли, что не туда, вернулись и снова догнали.

— Уйти сможешь? — спрашивает капитан, едва не рыча.

Пожимаю плечами (слава болеутоляющим — сейчас я могу это делать обоими).

— Смогу, если они не вздумают стрелять. За радиус поражения мы уже не уйдем. Разрыв в скоростях не велик.

— Они не станут стрелять, — качает головой Джонатан. — Им нужен корабль.

А как же вариант: "Так не доставайся же ты никому"? Мне бы очень не хотелось закончить свою жизнь в самом расцвете лет и сил.

Приподнимаю брови и мягко интересуюсь:

— Вы уверены?

На щеках капитана играют желваки, видно, что ему очень хочется быть уверенным в своих словах, но также он понимает, что ошибка может стать роковой для всех, кто находится на борту.

В итоге Роу выплевывает ругательство и принимает окончательное решение:

— Вызывай их, поговорим.

Дилан смотрит на отца с сомнением во взгляде, но не спорит. Его мнение сейчас не спрашивают, как и мое. Хотя, по мне, идея не плоха: сначала выяснить, кому что нужно, а уже потом действовать. Вдруг за нами летят милейшие люди, чтобы вернуть документы и извиниться? Вглядываюсь в обзорный экран и морщусь: вряд ли на это можно рассчитывать.

Послушно выполняю распоряжение капитана и настраиваю связь. Как все это превратилось в мои обязанности, для меня остается загадкой, но будить пилота, кажется, никому и в голову не пришло.

— "Старая ласточка" вызывает… — вопросительно смотрю на Роу, но он так напряжен, что никак не реагирует на мой молчаливый вопрос, — …вызывает приближающийся корабль, — выдаю первое, что приходит в голову. — Прием. Прошу ответить…

Приходится повторить не меньше десяти раз, прежде чем в ответ раздается шипение, а затем грубый мужской голос отвечает:

— "Старая ласточка", "Феникс" на связи.

"Феникс", значит, ага.

— Говорит капитан Роу, — вступает в беседу Джонатан. — "Феникс", назовите цель сближения.

В ответ доносится то ли кашель, то ли смех.

— Ну, привет, капи… тан.

Да, все же смех.

Роу краснеет от злости, тем не менее его голос по-прежнему звучит ровно:

— "Феникс", повторяю, назовите цель сближения со "Старой ласточкой".

В эфире снова помехи, затем уже другой голос, менее хриплый и еще более самодовольный:

— Роу, не играй в идиота. Ты угнал мой корабль, пора вернуть, — приглушенные смешки на заднем плане. У бандитов прекрасное настроение.

— Подай в суд, — спокойно предлагает Джонатан.

Опять смешок и ответ.

— Не люблю бумажную волокиту. Так что давай по-быстрому. Если поторопишься, позволю твоему экипажу взять катер и убраться живыми.

Катер, как же. И далеко можно уйти на катере в открытом космосе? Выжить можно только при большом везении и условии, что мимо пролетит тот, кто примет брошенных на произвол судьбы на свой борт.

Повисает молчание, как в эфире, так и в рубке. Роу стоит за моим креслом, сложив руки на груди, и барабанит пальцами по рукаву куртки.

— Эй, "капитан", — не дожидается ответа человек с "Феникса". — Ты же сам хотел поговорить. Я жду коды доступа, а потом можете сваливать. Катер, так уж и быть, я тебе прощаю.

Роу по-прежнему молчит.

— Отвечать будете? — спрашиваю шепотом.

Джонатан поджимает губы и качает головой.

— Отключай.

Я уже тянусь к выключателю, когда из динамиков доносится:

— Я разнесу эту посуду к чертовой матери, если ты не поторопишься. Она моя, так что я имею полное право делать с ней все, чего мне захочется.

Что и требовалось доказать. Отступаться бандиты не намерены. Да и вряд ли они отступятся, уже преодолев такое расстояние, преследуя "Ласточку". Парни настроены серьезно.

— Отключай, — рычит капитан.

Выполняю.

— Эй, "капи… — наступает тишина, и мы не успеваем услышать следующую угрозу.

— Уходим, — приказывает Роу и смотрит на меня в упор, причем с таким видом, будто приставил дуло к моему виску. Хотя, фигурально выражаясь, именно это он и сделал: попытка побега может стоить жизни всем нам.

Но я уже здесь, и выход отсюда у меня только в компании экипажа "Старой ласточки". Капитан прав, если не отдавать крейсер, побег — единственный шанс.

Вдыхаю поглубже фильтрованный корабельный воздух и принимаюсь за дело.

— Прикажите всем пристегнуться, — бросаю через плечо. — И сами сделайте то же самое.

— Дилан, в свою каюту, — рявкает Джонатан и уже связывается с экипажем по громкой связи: — Тревога. Всем срочно пристегнуться. Экстренное ускорение, — сам же усаживается в кресло второго пилота.

— Может быть, стоит разбудить Тима? — спрашиваю, хотя уже готовлю систему.

— Ты уже показал, что лучший пилот, чем он, — отрезает капитан, не глядя в мою сторону.

Было бы лестно, но ситуация не располагает. Поэтому ничего не говорю, просто даю ускорение. Максимальное, на которое способна "Старая ласточка".

Система перегружена, подключается резервное питание, свет зловеще мигает, на панели загорается красная лампочка, оповещающая о нестабильности искусственной гравитации.

— Все пристегнуты? — кричит Джонатан в коммуникатор.

Кто-то ему отвечает, уже не слушаю, потому что на такой скорости на чем-то крупнее катера я еще не летал. И это, черт возьми, совсем не похоже на полет на катере.

— Мы должны были завтра уйти в "окно". Можем сейчас? — капитан перекрикивает сирену о перегрузке системы. Сиди он чуть дальше, я бы его не услышал.

— Можем, — кричу в ответ.

На крейсере с экипажем. На такой скорости. Даже Морган не стала бы выделывать нечто подобное, если бы был хоть один резервный план. Но плана у нас как раз нет, как и времени, потому что "Феникс" тоже ускоряется. Недостаточно, чтобы обогнать нас и преградить путь, но довольно для того, чтобы "Ласточку" достали их орудия.

А уже через мгновение понимаю, что капитан "Феникса" (или кто там у них за главного) не шутил — по нам совершают первый залп. Ухожу на чистом везении. Надеюсь, все члены экипажа пристегнулись, иначе после таких маневров и периодическом включении-выключении гравитации придется собирать их кости по всему кораблю.

Ди должна была услышать тревогу и выполнить приказ отца, ведь правда?

— К "окну", — орет Джонатан, будто я сам не понимаю, что это наше единственное спасение.

Впрочем, и это спасение спорное. Судя по тому, как быстро "Феникс" ушел к Аквилону и вернулся обратно, чтобы нас нагнать, у них отличный пилот-скачковик, и ему ничего не мешает "прыгнуть" за нами снова. Ведь впереди у нас "окно" только с одной "рабочей" ветвью, как выразился Тим, — к Новому Риму.

— Они нас догонят и там, — озвучиваю свою мысль. — Да что за… — сам себя не слышу. Не глядя, чтобы не отвлекаться от экрана и не пропустить следующую атаку, нащупываю кнопку отключения сирены. Толку от нее все равно нет. — Так-то лучше, — бормочу себе под нос, хотя в ушах все еще звенит. — Они нас догонят у Нового Рима, — повторяю уже обычным тоном. — Может, есть смысл уйти по другой ветви?

Вселенная огромна и до сих пор еще не полностью исследована человечеством. Каждые пятьдесят лет открывают все новые и новые планеты, пригодные для жизни людей или же нет, но все они регистрируются и наносятся на карты. То, что в ближайшем окне только одна "рабочая" ветвь, означает, что по другим еще не летали официальные исследователи, и там может быть что угодно. Например, ветка может вести как к уже известному нам участку космоса и обитаемым планетам, просто другой дорогой, так и в место, откуда можно выбраться только тем путем, которым пришли, и тогда мы попадем в ловушку.

— Давай, — решает Джонатан.

На мгновение даже теряюсь, так неожиданно его согласие с моей безумной идеей.

Возможно, то, что я дожил до своего совершеннолетия, как раз связано с тем, что всегда рядом оказываются разумные люди, протестующие против того, что приходит мне в голову. Признаюсь, когда я озвучил свое предложение, оно показалось мне разумным, теперь же до меня доходит, что именно я только что предложил — десятки кораблей в год пропадают с радаров после того, как решают "прыгнуть" в неисследованные "окна".

— Давай, — повторяет капитан прежде, чем я успеваю переспросить, точно ли мы говорим об одном и том же.

Словно подгоняя, "Феникс" дает второй залп. На этот раз мне удается уйти с траектории выстрела немного мягче, но при проблемах с гравитацией это уже мало что меняет.

"Морган меня прибьет", — посещает меня последняя здравая мысль перед тем, как направляю "Ласточку" в "окно". Потом уже не до маршрута и не до сожалений — скорость слишком высока, и единственное, что имеет смысл, это не угробить корабль и попасть на выбранную ветвь.

Что ж, после того, как Морган меня убьет, она сможет мной гордиться — я вхожу.

* * *

Тишина, темнота, а на обзорном экране вдали нам светят незнакомые звезды. Понятия не имею, куда мы вышли.

Джонатан вызывает членов команды, проверяя все ли целы. Меня потряхивает, руки ощутимо трясутся. Делаю глубокий вдох, беру себя в руки. Чтобы я ни натворил, дело сделано.

Диагностирую систему, проверяю, нет ли повреждений.

Мы на удивление легко отделались: стоит перезагрузить бортовой компьютер, как включается освещение и перестает гореть тревожная лампочка: гравитация восстановлена и стабильна. На первый взгляд все в порядке. Нужно будет попозже покопаться повнимательнее.

Вглядываюсь в экраны, проверяю датчики, но напрасно — "хвоста" нет, командир "Феникса" ушел к Новому Риму. Вернутся ли они, как в прошлый раз, и "прыгнут" сюда? Сомневаюсь. Скорее, вернутся и будут ждать у "окна". А значит, случился тот самый худший вариант — мы в ловушке.

Ладно, потом разберемся.

Поворачиваюсь к капитану.

— Все живы?

— Да, — он уже отстегнулся, встает с кресла. — Где мы? Есть предположения?

— В заднице? — предлагаю наиболее подходящий, по моему мнению, вариант.

— Отличный ответ, — огрызается Джонатан. Пожимаю плечами. А чего он хотел? Другого у меня все равно нет. — Пойду, проверю, какой урон нанесли твои маневры. А ты — пошли сигнал "sоs". Быть может, мы просто не поняли, где находимся.

— Угу, — киваю.

Решаю пока умолчать о том, что компьютер уже сверился с картами и выдал неутешительный вердикт: "ошибка запроса, координаты не верны".

Мы в заднице, как я и сказал, и вряд ли быстро из нее выберемся, так что еще сто раз успею "обрадовать" капитана.

* * *

Как я и думал, преследователи не полезли в неисследованное пространство. Мы одни и бог весть где.

Проверяю систему, убеждаюсь, что все функционирует, после чего ставлю "автопилот" и тоже выхожу из рубки.

Пустые коридоры есть пустые коридоры, что им сделается? По пути попадается лишь только-только отремонтированный, а теперь разбитый робот-уборщик, который вместо пола встретился с потолком. Кают-компания выглядит жалко: мебель перевернута, стеклянный столик разбит, все в осколках.

Повинуясь внезапному порыву, включаю казенный коммуникатор и вызываю Дилайлу. Пусть пошлет меня куда подальше, но я по крайней мере буду знать, что с ней все хорошо.

— Да? — откликается Ди. То ли не посмотрела, кто ее вызывает, то ли слишком растеряна из-за того, что произошло, и ей сейчас не до обид.

— Ты в порядке?

— Ага, — отвечает, шмыгает носом, а потом усмехается и добавляет: — Почти. Планшет с прикроватной тумбочки прилетел в лицо, когда включилась гравитация. Сейчас перестанет идти кровь, и все будет отлично.

Эта речь гораздо длиннее того, на что я смел надеяться.

— Хорошо, что все хорошо. Мы везунчики, — произношу преувеличенно бодро, меня все еще потряхивает. Ненавижу "скачки".

— Ты сам-то в порядке? — неожиданно спрашивает Ди, когда я уже хочу отключиться.

— Я? — даже переспрашиваю, не веря своим ушам. — В полном. Что со мной будет? — пилотское кресло — самое безопасное место в подобных случаях.

— Хорошо, — отзывается девушка и, не прощаясь, обрывает связь.

И чтобы это значило? Оленю дали второй шанс?

Ага, мечтай.

* * *

Для того, кто дорожит вещами, итог неутешительный — разбилось все, что могло разбиться. У меня в каюте не было ничего бьющегося, а если бы и было, это все мелочи. Главное — все живы и даже без вывихов и переломов. Ссадины, ушибы — и только.

Сигнализация оповестит в случае появления поблизости других судов, поэтому спокойно навожу порядок в своей каюте, возвращаю разлетевшиеся предметы на свои места.

Рикардо часто отчитывает меня за то, что я никогда не думаю о последствиях тех или иных поступков. Что ж, тут он прав. Но не в этот раз.

Надо было уходить к Новому Риму, врубать "sоs" и гнать на всех парах от погони. В том районе полно судов, кто-нибудь да вмешался бы. Но нет — я предложил, а Роу с какого-то черта согласился. Оба молодцы.

Заканчиваю наводить порядок, принимаю душ, чтобы окончательно избавиться от мандража после своего эпичного полета к "окну" и последующего "прыжка", после чего решаю снова наведаться в рубку.

Роу наверняка там. А капитан — человек бывалый, может, у него есть идеи, как выбраться? Лично у меня — никаких.

* * *

На этот раз пилотское кресло занято тем, кем и положено — пилотом.

— Капитан, этого места нет ни на одной карте, — сообщает плохую новость Тим как раз тогда, когда я захожу.

— Как так — нет? — рычит Роу. В рубке они только вдвоем. — Где мы, по-твоему?

— Мы в… — начинает пилот, но капитан решительно обрывает его взмахом руки.

— Не надо, один умник уже сказал, где мы… А, вот и он, — смотрит в мою сторону. — У тебя, юный талант, есть идеи, как нам выбраться, если не лететь назад?

Задумчиво чешу затылок.

— Лететь вперед? — получаю убийственный взгляд. — Ладно-ладно, — сдаюсь. — Нет у меня идей. Пока.

Капитан убирает руки в карманы брюк и отходит от пульта управления.

— В любом случае, не будут же они ждать нас там вечно, — рассуждает вслух.

— Угу, — соглашаюсь. Вечность не будут. — У них топливный бак вдвое больше, — сообщаю как бы между делом.

Роу резко вскидывает голову, словно чтобы проверить, не шучу ли. Не шучу. Если они решат нас ждать, у них есть все шансы дождаться.

— Значит, мы либо идем вперед и надеемся на то, что наткнемся на другой корабль, либо ждем, пока есть топливо, а потом пытаемся вернуться и, бог даст, их там уже не будет, — озвучивает Тим очевидное.

Прикушу-ка я язык, пока не предложил идти вперед и верить в чудо. Предложил уже один раз, спасибо.

— Пока отходим от "окна", — Джонатан Роу — мастер безумных идей не хуже меня. — Пока недалеко. Низкая скорость и максимальная экономия топлива. Немного осмотримся, далеко не пойдем.

— Вас понял, капитан, — принимает задание Тим, вид серьезный, будто ему задали сверхсложную и важную задачу.

На деле — ему надо всего лишь настроить автопилот.

 

ГЛАВА 18

А потом все замирает.

Летим в никуда, а вокруг ни души. Никто не задает вопросов, когда же наступит момент признать поражение и вернуться в исходную точку, а капитан еще не готов сдаться.

Своим бегством мы чертовски разозлили бандитов. Если вернуться туда, где они нас поджидают (а они поджидают, можно быть уверенными), то навряд ли их командир останется столь великодушен и повторно предложит команде уйти на катере. Но что тогда сделает? Перестреляет? Продаст в рабство? Боже, какое рабство в наше время? Совсем уже ерунда лезет в голову.

А если серьезно? Что случится, если не останется другого выбора, кроме как сдаться? Надеюсь, Роу все же не настолько дорожит своим кораблем и не решит покончить с собой и со всей командой, лишь бы его не отдавать.

Постепенно прихожу к выводу, что, если придется сдаваться, надо забыть о гордости, и пока бандиты будут подниматься на наш борт, отправить на Лондор послание с мольбой о спасении. Отвратная перспектива, от которой хочется поморщиться. Но лучше так, чем умереть молодым и гордым. Конечно, пока мое послание получит другой корабль и перешлет его дальше по выходу из окна, а затем еще и еще, пока сигнал не получат на моей родной планете, уйдет уйма времени, но стоит хотя бы попытаться.

Ладно, назовем этот план "Планом последней буквы алфавита" и отложим на дальнюю полку. Может, пронесет?

* * *

В первые дни все старательно занимаются уборкой после перебоев с гравитацией. Вношу свой вклад, наконец отладив всех роботов-уборщиков из кладовки и распустив их по разным палубам. Машинное отделение в идеальном состоянии, система и бортовой компьютер в порядке. Тим приглядывает за автопилотом и за экранами. Мне же совершенно нечем заняться.

Понимая, что в отсутствие кока камбуз считается ничейной территорией, отправляюсь наводить порядок там. Но собирание кухонной утвари и проверка продуктов на пригодность после болтанки тоже отнимают всего несколько часов. И я очень скоро вновь чувствую себя неприкаянным.

Заканчивается тем, что начинаю просто шастать по кораблю.

Помогаю Эду поднять и поставить на ножки мебель в кают-компании и сделать то, чем по недосмотру капитана никто не удосужился заняться раньше — прикрутить ее ножки к полу, чтобы подобный казус с летающими диванами больше не повторился.

В коридоре встречаю Ди, закусываю губу при виде пластыря поперек ее переносицы. Девушка кивает мне в знак приветствия и проходит мимо.

Да уж, похоже, я зря понадеялся, что мне дадут второй шанс.

* * *

— Привет, — появляюсь в как всегда открытых дверях медотсека.

Мэг сидит на корточках у стола и медленно собирает осколки какого-то аппарата с пола. Вид у нее скорбный, похоже, эта штука была очень нужной.

— Привет, — бормочет безрадостно и даже не поднимает головы.

Вхожу. Под подошвами хрустят осколки стекла. Я запустил полтора десятка роботов-уборщиков, но сюда еще ни один из них не добрался. Честно говоря, не подумал занести одного из них непосредственно в медотсек.

Приседаю рядом с Маргарет, заглядываю через плечо.

— Что это было? — спрашиваю с сочувствием.

— Синтезатор крови, — вздыхает Мэг, устало заправляет длинную прядь волос за ухо. Сегодня Маргарет даже выглядит старше, взгляд потухший.

У меня в голове тысяча вопросов, и один из них: какого черта такая полезная в хозяйстве вещь сделана из настолько хрупкого материала? Это же космос, тут всякое случается, и отключение гравитационного поля не столь редкое явление, чтобы его не предусмотреть при укомплектовке оборудования. Вот только расстроенный вид медика не располагает к риторическим вопросам.

— Его можно починить? — спрашиваю по делу.

— А как ты думаешь, — ворчит Мэг, но тем не менее протягивает мне покореженный корпус.

Молча беру его из ее рук, верчу, рассматриваю. С детства обожаю все чинить (не меньше, чем ломать), но чтобы что-то исправить, мне нужно сначала иметь хотя бы слабое представление, чем это было, пока не превратилось в лепешку.

— Название модели помнишь? — уточняю. — Поищу в базе, может, что-то удастся исправить.

Будет здорово, если получится — видеть Мэг такой мне совершенно не нравится. Хочется помочь.

— А стеклянные колбы сам выплавишь? — хмыкает Маргарет, ни на минуту не веря в успех моей затеи. Это она зря, без надежды на лучшее ничего не срабатывает.

Пожимаю плечами.

— Их можно чем-нибудь заменить, — ну, мне бы хотелось в это верить.

Медик замечает мое движение и уже профессионально интересуется:

— Не болит?

Точно, в этой суете даже не вспомнил о своем плече. Адреналин заставляет забыть о боли. А струхнул я знатно, особенно в тот момент, когда понял, что могу не войти в "окно" на такой скорости.

— Прошло, — заверяю с улыбкой. — Ты волшебница.

Но Мэг не проведешь. Лесть не срабатывает.

— Выпил больше дозы? — мгновенно раскусывает.

— И это тоже, — признаюсь. Сейчас есть дела поважнее, чем возможная передозировка болеутоляющими.

Маргарет обреченно вздыхает.

— Камикадзе — он и есть камикадзе.

Не спорю. Она сейчас слишком расстроена. Да и в том, где мы оказались, определенно есть моя вина, поэтому строить из себя ангела и оправдываться нет смысла.

— Я покопаюсь с синтезатором, — обещаю и выпрямляюсь в полный рост, взяв погибший аппарат под мышку. Протягиваю медику ладонь, чтобы помочь подняться. — Не переживай раньше времени, — подбадриваю. — Сделаю, что смогу.

Маргарет принимает помощь и встает. С грустью рассматривает медблок. Да уж, слишком много тут было всего хрупкого и стеклянного.

— Я сейчас поймаю робота-уборщика и пришлю к тебе, — говорю, тоже оценив масштаб разрушений.

— Да, сделай милость, — отзывается. — Господи, а инъекторы? — вспоминает внезапно и бросается к шкафчику на дальней стене.

Тут я ей ничем не помогу, поэтому думаю уйти и поработать над сломанным прибором. Удачно я зашел, теперь будет чем заняться.

— Я зайду, когда разберусь, — говорю на прощание. — Или свяжусь по комму, если будут какие-то вопросы.

— Иди-иди, — машет мне рукой, не оборачиваясь.

Да уж, не лучший полет получился.

* * *

Синтезатор крови починить нельзя, Маргарет оказалась права. Точнее, можно было бы, будь у меня специальные детали. Но их нет, а пока мы не выберемся в обитаемую часть космоса, заказать их неоткуда. Да и потом дешевле будет купить новый.

Потратив полдня на то, чтобы разобраться с аппаратом, разочарованно выбрасываю его в мусорное ведро. Вот так. Досадно.

Плетусь на камбуз, чтобы перекусить перед сном, потому как забыл про обед, пока возился с синтезатором. Очень хотелось порадовать Мэг, но не получилось. Да и интересная штука оказалась. Пока разбирался и не мог понять, что к чему, было интересно. Увлекся.

На камбузе обнаруживаются Дилайла, ее брат и их (как я теперь знаю) дядюшка Томас. Оба представителя семейства Роу едят бутерброды, бухгалтер, как обычно, пьет свою мутную гадость.

— Привет, — дружелюбно здоровается Дилан. Отмечаю, что отек с его лица заметно спал, не зря вчера вечером Маргарет носилась за ним по всему кораблю с банкой какой-то пахучей мази.

— Салют, — машу рукой всей компании, собравшейся за столиком.

— Выпьешь? — вместо приветствия предлагает Томас, видимо, племянники отказались разделить с ним бутылку.

Дилайла молчит, не здоровается, но зато заинтересованно изгибает бровь в ожидании моего ответа. Кажется, если бы мне вздумалось согласиться, для полного соответствия образу "золотого мальчика" она еще и записала бы меня в любители выпить.

Не скажу, что в данном случае мнение девушки решающее, но спиртного мне сейчас точно не хочется. Я уже уяснил, что в случае непредвиденных обстоятельств капитан потребует к пульту управления меня, а не своего официального пилота. Хотелось бы в этот момент иметь трезвый рассудок.

— Спасибо, но нет, — отказываюсь с вежливой улыбкой.

Томас грустно вздыхает, но не настаивает.

— Эти вот тоже не хотят, — жалуется мне, как старому другу. — А я вот думаю, что еще делать, если мы оказались у черта на рогах? Поторчим тут еще недельку, и сами попросите выпить, только уже не останется. Хе-хе, — похоже, кто-то уже выпил и немало, иначе как пьяным этот смех уже не назвать. — Пойду я, — отодвигает стул и неловко встает, оступается.

— Э-эй, притормози, — подхватываю его под руку, пока он не разбил себе нос о столешницу. — Порядок? — уточняю, когда Томасу наконец удается совладать с равновесием.

— Ик… Полный, — гордо отбрасывает мою руку и, пошатываясь, бредет к выходу.

Все втроем провожаем его взглядами, пока он не скрывается в дверях.

— Я думал, на него не действует его пойло, — говорю задумчиво. В тот раз, когда мы с ним сидели здесь вместе, Томас выпил немало, но рассуждал абсолютно трезво и уж точно не шатался.

Дилайла пожимает плечами.

— Нервы.

— Да уж, — протягивает Дилан, — может, Том и прав, скоро мы сами начнем просить поделиться с нами его амброзией.

Усмехаюсь, не знал, что младший Роу у нас поэт.

Хлопаю его по плечу и ухожу за барную стойку в поисках еды. По крайней мере пока у нас есть, что есть, кроме сухпайков, которые осточертели в первую неделю пребывания на "Старой ласточке".

Кстати…

— А почему "Старая ласточка"? — спрашиваю, возвращаясь со стаканом молока и бутербродом с сыром, устраиваюсь на стуле, на котором сидел Томас.

Дилан хмыкает и взглядом просит сестру ответить.

Дилайла пожимает плечами. Разговаривает со мной — это хорошо.

— Мама так ее назвала, — делаю заинтересованное лицо, и девушка продолжает, хотя и неохотно — откровенничать со мной после моего поступка у нее нет ни малейшего желания. — Мама очень долго мечтала о корабле именно клиркийской постройки, годами копила средства на его покупку. Даже название заранее придумала — "Ласточка". А потом мы проиграли на аукционе, новая модель ушла другому покупателю, пришлось брать судно постарше. Мама тогда расстроилась, а когда оформляли документы, и клерк спросил, какое название вносить, она в сердцах сказала: "Старая ласточка".

— Она потом жалела, — вставляет Дилан, — но бумаги уже оформили. Ну а позже все посмеялись и привыкли.

— Колоритно, — смеюсь, — такое название раз услышишь — не забудешь.

— Именно, — Дилан салютует мне своей кружкой. Кажется, он даже гордится выбором матери. Они, вообще, говорят о ней очень тепло, это чувствуется. — "Ласточка" тогда и правда была в ужасном состоянии. Мама очень много с ней возилась, чтобы привести в божеский вид. Это после ее смерти все снова пришло в упадок.

Дилайла бросает на брата предостерегающий взгляд, ей явно не хочется говорить о гибели матери. На самом деле, не скажу, что мне интересны подробности. Томас в прошлый раз выразился достаточно ясно: глупый несчастный случай. По сути, все несчастные случаи глупые.

— Ну-у, — Дилан понимает намек сестры и быстро сворачивает свой рассказ, — я наелся, — демонстративно хлопает себя по животу. — Пойду-ка я спать.

— Спокойной ночи, — желает ему Ди, но остается на месте. Мое везение вернулось, и она не станет от меня убегать?

Напрасно радуюсь, девушка просто не хочет, чтобы брат заметил, что между нами что-то произошло. Стоит шагам Дилана стихнуть в коридоре, как поднимается и Дилайла.

— И тебе спокойной ночи, — говорит с холодной вежливостью.

— Прости меня, это было глупо, — говорю искренне, не пытаюсь встать, перехватить или остановить.

Ди сама останавливается. Кивает.

— Глупо, — соглашается. — Больше так не делай. Хорошо?

А мне хочется. Прямо сейчас. Прижать ее к себе и поцеловать, дотронуться до блестящих волос и почему-то коснуться нелепого белого пластыря поперек ее переносицы. Хм, странные у меня желания.

— Хорошо, — обещаю серьезно.

Чтобы там ей ни сделал тот загадочный Крис, чертовски хочу дать ему в нос, и чтобы пластырем он не отделался. Да уж, обычно я вообще против драк, но в присутствии Дилайлы, похоже, мой мозг в принципе не способен работать адекватно. В жизни такого не испытывал ни к одной девушке.

— Тогда все хорошо, — Ди даже улыбается мне, немного напряженно, но это уже кое-что. — Спокойной ночи.

— И тебе приятных снов, — говорю в ответ.

Она уходит, а я сижу один в пустом камбузе и пью молоко, искусственное, разумеется, но по-настоящему вкусное по сравнению с тем, которое было на борту, когда я тут появился.

Разговор о Кларе Роу заставляет вспомнить о Морган. Надо как-то выкручиваться, чтобы не попасть в лапы бандитов. Вернуться к новому учебному году мне нужно во чтобы то ни стало. Уверен, Миранда уже места себе не находит, а если я не вернусь вовремя…

И что мне стоило отправить ей послание, что со мной все в порядке, пока так и было?

Каникул мне захотелось. Черт-черт-черт.

* * *

Миранда стоит напротив. Ее рука вытянута вперед и напряжена, в ладони пистолет, указательный палец на спусковом крючке.

— Морган? — спрашиваю удивленно. Моя приемная мать, самый дорогой мой человек, целится… в меня?

Лицо у нее мрачное, но в то же время решительное. Она выстрелит, вижу по глазам. Выстрелит без колебаний — уже решила.

— Лаки, отойди, — ее голос звенит металлом.

Перспектива внезапно меняется, вокруг больше не темнота — мы в гостиной нашего дома.

— Отойди.

Понимаю, что Морган намерена убить не меня, а того, кто в данный момент находится за моей спиной.

Оборачиваюсь. Медленно, с трудом, воздух вокруг будто густой, он мешает, не пускает. Но я все же оборачиваюсь.

И вижу ее.

Она красивая. Нет, она не просто красивая — она самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. Идеальные черты лица, прямой аккуратный нос, пухлые губы, зеленые глаза того же оттенка, что и мои.

— Мама? — мой собственный голос звучит жалобно и как-то по-детски.

Опускаю голову и обнаруживаю, что во мне от силы метр роста. Я снова маленький мальчик и опять ничего не решаю.

— Мама, — теперь я кричу это, обращаясь к Морган. — Мама. Нет.

Но Миранда меня не слышит или не слушает, раздается выстрел, который отбрасывает блондинку, стоящую напротив нее, назад, а затем опрокидывает на спину. По светлой блузке на груди упавшей расплывается зловещее кровавое пятно.

Стою и завороженно смотрю на мертвую женщину, которую никогда прежде не видел нигде, кроме как на старых фото и видео. Кровавое пятно продолжает увеличиваться в размерах, вскоре кровь уже заполняет всю комнату, а тело моей биологической матери полностью исчезает в красной жидкости.

Понимаю, что стою по колено в крови. Кровь повсюду. Что-то капает мне на лоб, смахиваю рукой и ошалело смотрю на свою ладонь — красная.

Меня начинает трясти. Вытягиваю руки перед собой — они дрожат, ходят ходуном, вибрируют…

Вибрируют…

Вибрируют.

Рывком сажусь на постели, вытираю холодный пот со лба. Никогда в жизни мне не снилась моя мать, а тут на тебе — нашла время.

Коммуникатор, так вовремя разбудивший меня от кошмара, продолжает светиться и вибрировать.

Вскакиваю, на бегу накидывая на себя одежду. Вызываю Роу.

— Капитан, — сообщаю быстро и без приветствия, — у нас гости.

— Понял. Иду, — так же лаконично отвечает Джонатан.

Вот и дождались.

* * *

Я, капитан, Дилан, Тим и Эдвард стоим перед обзорным экраном в рубке и, раскрыв рот, смотрим на огромный черный дредноут, подошедший к "Старой ласточке", пристроившийся по левому борту и теперь идущий рядом с нашей скоростью. "Ласточка" на его фоне — просто мелкая букашка: прихлопнет и не заметит.

— Упс, — это все, на что меня хватает при виде нашего нового спутника. — Капитан, — через несколько секунд киваю на панель управления, где беспрерывно мигает желтая лампочка связи, — нас вызывают.

— Хотят попрощаться, — бурчит Эд, уперев могучие руки в бока, и, щурясь, вглядывается в экран.

— Может, они окажут нам помощь, — оптимистично смотрит на ситуацию Тим.

Я, пожалуй, воздержусь от предположений. После недавнего сна с морем крови у меня поубавилось оптимизма.

Капитан кивает, Тим занимает пилотское кресло, тянется к панели и принимает вызов.

— …ызывает крейсер, назовитесь, — тут же доносится из динамиков. — "Королева" вызывает крейсер, назовитесь. "Королева" вызывает крейсер, назовитесь…

Роу мрачно оглядывает собравшихся, затем занимает кресло второго пилота и отвечает:

— "Королева", слышу вас. Говорит капитан Роу, командир крейсера "Старая ласточка". Регистрационный номер Х987456321759845612. Место регистрации — Альфа Крит. "Королева", сообщите, где мы находимся и о цели сближения.

Но на том конце игнорируют вопросы капитана. Вместо ответа звучит приказ:

— Сейчас "Королева" откроет шлюз, введите туда "Старую ласточку". После того как отсек будет загерметизирован, покиньте корабль. Оставьте все оружие внутри и выходите с поднятыми руками. Как поняли, капитан?

Вот те на. Коротко и ясно. А голос какой — уверенный и властный.

Роу сначала бледнеет, потом краснеет, как рак. Будь он чайником, уже бы закипел.

— На… — ему приходится откашляться, чтобы совладать с голосом. — На каком основании вы приказываете нам подчиниться? Мы нарушили какой-то закон?

— На основании силы, — таки соизволяет ответить хотя бы на один вопрос невидимый собеседник. — В случае отказа подчиниться "Старая ласточка" будет уничтожена со всеми находящимися на борту. У вас десять секунд на принятие решения. Десять… Девять…

— Упс, — повторяю одними губами то, что сказал в первое мгновение, когда увидел дредноут на смотровом экране.

Капитан сидит, глядя прямо перед собой. Не шевелится, только сжимает и разжимает кулаки.

— Шесть… Пять…

Эдвард ударяет кулаком в стену и выдает трехэтажное ругательство. Не смотрю в его сторону, но подозреваю, что на стене останется вмятина. Капитан так же не оборачивается, так и сидит, спина прямая, будто проглотил лом.

— Два…

Капитану пора решаться. Не похоже, что парни с "Королевы" шутят.

— Прекратите отсчет, — голос Роу звучит в полной тишине. — Открывайте шлюз. Мы сдаемся.

— Приятно иметь дело с умным человеком, — отвечают с "Королевы", после чего связь прерывается, а дредноут начинает открывать шлюз.

— Папа, как же так? — вспыхивает Дилан. — Мы просто сдадимся? Не попытавшись сбежать?

— Сбежать? — желчно отвечает капитан. — Как, интересно?

— Если не умеешь телепортироваться, то никак, — бормочу себе под нос, но Роу слышит, тут же впивается меня взглядом.

— Вот видишь, — говорит сыну. — Наш всезнайка дело говорит, слушай его.

Дилан тоже поворачивается ко мне. Пожимаю плечами, мол, я-то что? Младший Роу закусывает нижнюю губу и молчит.

— Всему экипажу собраться в шлюзовом отсеке, — тем временем объявляет капитан в коммуникатор. Немедленно.

Переглядываемся с Диланом. Не знаю, что сказать, сам пока ничего не понимаю.

— Может, попросят выкуп? — высказываю первое предположение, пришедшее в голову.

— Как будто у нас есть на него деньги, — кривится Дилан.

— Мой дядя богат, — говорю. Должен же я сказать что-то ободряющее?

— Вряд ли он решит заплатить и за нас.

Тут вынужден согласиться. Да и за меня дядюшка не заплатит, а просто уничтожит тех, кто посмел попросить за меня выкуп.

Если захватчики планируют нечто подобное, то это наш счастливый билет на свободу. Стоит им связаться с моей семьей — им конец.

 

ГЛАВА 19

Камера небольшая, чуть больше стандартной каюты. Голые стены, пол и потолок, выкрашенные в темно-серый цвет. Ни коек, ни стульев, только унитаз и раковина в дальнем углу. Именно сюда нас полным составом и приводят вооруженные люди, встретившие "Ласточку" в шлюзовом отсеке.

Пока готовились к выходу, Тим фантазировал, что мы наткнулись на новую цивилизацию, о встрече с которой человечество мечтает с начала эры космических полетов. Норман, заинтересовавшись этой теорией, тоже выдал предположение о зеленых человечках. Это немного разрядило атмосферу и вызвало общий смех.

Но ожидания и фантазии не сбылись: нас встретили обычные люди — пятеро здоровенных типов в черной одежде, белокожие, коротко стриженные и… вооруженные до зубов.

Роу пытался с ними поговорить, хотя бы выяснить, кто они такие и чего от нас хотят. Но никто не счел нужным ему отвечать. Самый огромный и мрачный из встречающих недвусмысленно ткнул капитану игольником в грудь и мотнул головой в сторону коридора.

И так мы оказались здесь — в наглухо запертой камере с вычищенными до блеска унитазом и раковиной. Никто с нами не заговорил, не выдвинул никаких условий. Полный информационный вакуум.

— Как скот, — восклицает Дилан, когда дверь закрывается, оставляя конвой за ней.

Дилайла трогает отца за плечо, кусает губы, лицо бледное.

— Пап, есть идеи, кто эти люди?

В ответ Джонатан качает головой, проходит и усаживается на пол, опершись спиной о стену.

— Сядьте все и успокойтесь, — произносит твердо. — Рано или поздно они соизволят с нами поговорить.

В этом я с ним согласен. Хотели бы убить, уже бы выбросили в космос. А раз заперли, у неизвестных на нас какие-то планы, и они все равно их озвучат. Рано или поздно, как сказал Роу.

Поэтому первым беру пример с капитана и сажусь на пол, сгибаю ноги в коленях и подтягиваю их к подбородку. Мой взгляд натыкается на унитаз в углу — могли бы хоть женщин поселить отдельно или ширму поставить, что ли.

— Просто сидеть и ждать? — не унимается Дилан.

Ну, может побиться головой о дверь, кто ж ему не дает?

Ежусь. Тут прохладно, на "Ласточке" было значительно теплее. На мне джинсы и футболка с длинными рукавами, на остальных черная форма, но и она не плотнее моей футболки. С тоской смотрю на пустые запястья. Уже и не помню, когда в последний раз расставался с коммуникатором, без него чувствую себя голым.

— Дилан, остынь, — Маргарет подходит к нему и успокаивающе кладет ладонь на плечо. — Джонатан прав, нужно подождать и поберечь силы.

Дилан дергает плечом, сбрасывая руку медика, и отходит к противоположной стене, прямехонько к унитазу. Не стал бы я выбирать это место.

Дилайла садится поближе к отцу, Маргарет рядом с ней. Тим устраивается неподалеку от Дилана, а Томас и Норман — по обеим сторонам от двери. Зато Эдвард вообще усаживается в позу "лотоса" посреди помещения, чем напоминает мне какого-то древнего божка. Беззвучно усмехаюсь, глядя на него.

— Ты, что, вообще никогда не унываешь, да? — замечает мой смех Томас. Он зол, потому что бутылку у него забрали еще быстрее, чем коммуникаторы у остальных.

Делаю невинное выражение лица и развожу руками в воздухе. Срываться на присутствующих и клясть свою судьбу — точно не выход.

Однако то, что на моем лице нет выражения всеобщей скорби, действует на Томаса как красная тряпка на быка.

— Еще бы тебе печалиться, — сплевывает прямо на пол неподалеку от своего ботинка. — Твои богатенькие родственники смогут выложить кругленькую сумму, чтобы тебя выкупить…

— Прекрати. Немедленно, — обрывает его Джонатан, как и положено командиру, который не должен позволить своим грызться между собой перед лицом внешней опасности.

Вот только взгляд, который он бросает в мою сторону, ясно говорит, что он согласен с родственником.

Ничего не говорю. Сейчас Тому покажи палец — он бросится в драку. А ведь всего два часа без своего пойла…

* * *

Следующие несколько часов проходят в гнетущем молчании. На самом деле, оно напрягает меня больше, чем камера и запертая дверь.

— Давайте в города поиграем, что ли? — предлагаю, но на меня смотрят как на умалишенного. — Ладно-ладно, — сдаюсь, — давайте помолчим.

* * *

Еще через час Мэг хочется в туалет, что не слишком-то удобно в небольшой камере с семью представителями противоположного пола. Но выбора нет — чего мы ждем и куда нас везут, по-прежнему не понятно.

В итоге Эдварду приходится отвлечься от медитации (или чем он там занимается с закрытыми глазами посреди помещения), снять с себя форменную куртку и отдать Ди, чтобы она подержала ее вместо ширмы.

* * *

Еще через два часа дверь открывается, и тот самый верзила, который тыкал в Джонатана игольником, присаживается на корточки и ставит на пол у входа поднос. За плечом этого маячит другой, держа обитателей камеры под прицелом.

— Послушайте, — заговаривает Роу, — мы имеем право хотя бы на объяснения? — Кто вы таки… — он не договаривает, так как в этом уже нет смысла — дверь закрывается. — Черт бы вас побрал, — кричит в сердцах Джонатан, но, понятное дело, из коридора ему никто не отвечает.

Томас тем временем уже разбирает принесенные дары.

— Сухпайки и вода, — комментирует. — Пусть сами пьют свою воду, — сотрясает пластиковую бутылку.

— А ну, отдай, — тут же отбирает у него воду Норман. — Еще расплескаешь. Потом из унитаза будешь пить?

Лично я не слишком уверен, что эта в бутылке не оттуда. Но брезгливость Нормана в данной ситуации забавляет. К тому же он забывает, что, помимо унитаза, в камере имеется раковина.

Есть не хочется, но я послушно принимаю прямоугольник сухпайка, который вручает мне Маргарет. Еще неизвестно, как часто нас планируют кормить, поэтому лучше не привередничать.

— А вдруг они людоеды? — внезапно фантазеру Тиму приходит в голову очередная "блестящая" мысль.

— С чего такой вывод? — хмыкает Норман. — Если кормят, значит, откармливают, что ли? — и тоже перестает есть, подозрительно посматривая на еду.

Ребята нашли друг друга: то зеленые человечки, то людоеды.

— Лучше бы, и правда, сыграли в города, чем чушь молоть, — ворчит Мэг. — У страха глаза велики.

— Согласен, — басит Эд, уплетая свой паек с таким аппетитом, будто это изысканное лакомство. — Обычный психологический прием — хотят запугать и дезориентировать. Потом попросят денег.

— Которых у нас нет, — мстительно напоминает Томас и снова злобно пялится на меня.

— У меня их вообще-то тоже нет, — на этот раз огрызаюсь. То, что у моей семьи есть средства, еще не означает, что я могу ими распоряжаться.

— Чеши языком, — зря я ответил, блондин заводится с пол-оборота. — Дилан сказал, ты говорил ему о богатом дядюшке.

Качаю головой и укоризненно смотрю на младшего Роу. Нашел чем и с кем поделиться. Дилан виновато пожимает плечами, мол, извини, не подумал. Отмахиваюсь: бывает, я первый, кто сначала делает, а потом думает.

— Закрыли тему, — рявкает капитан.

Томас замолкает и отворачивается. Больше не стану с ним пить.

* * *

Когда дверь открывается в следующий раз, верзила в черном кивает капитану и властным жестом велит следовать за ним. Дилан срывается с места и пытается пойти вместе с отцом, но на него тут же наводят "ствол", и он, сжав зубы, садится на место.

— Как на расстрел повели, — шепчет Дилайла побелевшими губами.

Кажется, это едва ли не первое, что она произносит с момента нашего заточения. Сидит у стены, обняв колени и молчит, только морщится, когда ее дядя начинает поминать моего.

— Все будет хорошо, — Маргарет гладит ее по плечу. — Он вернется, — а на самой лица нет.

До меня только сейчас доходит, что так о своих командирах не переживают. Или я заразился больной фантазией от Тима и Нормана, или между медиком и капитаном что-то есть. Хм, а что? Красивая пара, кстати.

— Надеюсь, дело все-таки в выкупе, — высказывается Дилан.

Согласен с ним полностью. Не очень-то парни в черном дружелюбны. И идея обратиться к Рикардо за помощью уже не кажется такой унизительной, как прежде.

* * *

Капитан возвращается минут через двадцать. Жив-здоров и даже не избит, только хмурится еще сильнее.

Ди вскакивает и бросается ему на шею. Замечаю, как Мэг вздрагивает и собирается тоже подняться, но потом отводит взгляд и остается на месте.

Капитан обнимает дочь, а потом мягко отстраняет от себя, чтобы иметь возможность оглядеть всех присутствующих.

Пора бы уже что-то сказать, но Джонатан молчит, то ли не находя слов, то ли сил.

— Ты выяснил, где мы? — не выдерживает Дилан.

— Выяснил, — кивает капитан. — Мы… в заднице.

Отворачиваюсь, старательно маскируя вырвавшийся смешок кашлем.

* * *

На деле, Роу позвали, чтобы поставить перед фактом: наш корабль у них, наши документы у них, все наше имущество у них. Где мы? Верно, в неисследованной части космоса, о которой никто не знает, и где нас никто не станет искать, следовательно, мы в их полной власти. Деньги? Нет, не нужны. А нужна только…

— Рабочая сила? — не веря, переспрашивает Дилан.

— Да, — мрачно подтверждает капитан.

Не я ли на днях смеялся над собой, когда рассуждал, не продадут ли преследователи нас в рабство? "Какое рабство в наше время?" — кажется, так я подумал. У моей интуиции, оказывается, своеобразное чувство юмора.

— Ерунда какая-то, — не верит Мэг. — Какая еще рабочая сила? Сейчас все достигается с помощью техники.

— Папа, они сказали, какого рода рабочая сила? — Ди.

Джонатан качает головой.

— Их капитан сказал, это все, что мне пока следует знать. Живыми нас никто не отпустит. Хотим пожить еще немного, нужно быть паиньками. Если нет — он готов в любой момент сбросить лишний балласт.

— Это возмутительно, — вдруг взрывается Томас, совсем расклеившийся без самогона. — Я не собака, чтобы служить любому, кто заявит на меня права.

Любому, ага. Похоже, кто-то не слышал о собачьей верности.

— Я немедленно положу этому конец, — он бросается к двери и начинает в нее тарабанить, выкрикивая ругательства.

Пожалуй, Томас прав, так он сможет положить конец — всем нам. Отличный план: ничего не выяснить, но разозлить здоровых дядек с оружием, когда сами заперты в комнате с гладкими стенами.

— Том, прекрати немедленно, — рявкает капитан, но его крик на слетевшего с катушек бухгалтера как мертвому припарка.

— Томас, пожалуйста, — Дилайла.

— Том, остынь, — Дилан.

— Тише, ты чего? — Норман.

— Уймись уже, — Эд.

— Жаль, у меня нет успокоительного, — Мэг.

Зато у меня есть. Сколько можно уговаривать человека, который себе-то не отдает отчет в том, что делает?

Поднимаюсь с пола. Подхожу к бьющемуся в дверь и сыплющему проклятиями Томасу, настолько увлеченному своим занятием, что совершенно не замечающему, что творится у него за спиной. И… вырубаю его одним ударом в лицо, как когда-то учил сержант Ригз. Эдварда таким способом я бы, конечно, не вырубил, а с Томасом — ничего, срабатывает.

— Ах-ты-ж-еж, — на выдохе и скороговоркой произносит Норман, остальные смотрят на меня так, будто у меня во лбу вдруг засияла звезда.

— Что? — спрашиваю язвительно. — Дадим им повод нас пристрелить? — подхватываю бесчувственного Томаса под мышки, чтобы убрать от двери. — Может быть, кто-нибудь поможет мне его оттащить?

Дилан приходит на выручку. Эдвард задумчиво трет переносицу, провожая нас взглядом. Еще бы — бить своих у них не принято.

— Иногда пощечина очень хорошо помогает, чтобы прекратить истерику, — серьезно замечает Маргарет, как я понимаю, в мою защиту. Обожаю Мэг, без шуток.

— Ничего так пощечина, — бормочет Норман, поглядывая на меня с опаской. Можно подумать, я размозжил его другу голову.

Больше никто ничего не говорит по поводу моего поступка. Когда мы с Диланом оттаскиваем Томаса, и я возвращаюсь на свое место, капитан молча ловит мой взгляд и кивает.

Морщусь в ответ. Честное слово, мне сейчас наплевать на его одобрение.

* * *

Не знаю, сколько времени проходит. Свет в камере не гаснет и не тускнеет, поэтому не понять, день сейчас или ночь. Еду приносят дважды, и оба раза вырваться под дулами игольников нет ни малейшего шанса. Самый крупный и хмурый спрашивает, что за шум у нас был? Роу отвечает, что им показалось. Здоровяк хмыкает и уходит.

Очнувшийся Томас больше не устраивает сцен. Молчит. В мою сторону даже не смотрит. Честно говоря, я опасался, что, придя в себя, он с еще большим энтузиазмом кинется выяснять отношения, но нет. Том включает голову и теперь ведет себя паинькой. Пожалуй, все же выпьем с ним вместе, когда выберемся из этой передряги.

Несколько раз я засыпал, также, сидя у стены в неудобной позе. От этого снова какого-то черта разболелось плечо. Пришлось сжимать зубы и терпеть. Хотя бы спал без снов и кошмаров — уже хорошо. Сон про моих матерей в прошлый раз впечатлил меня больше, чем хотелось бы себе признаваться.

Просыпаюсь от того, что Эдвард и Норман таки воспользовались моей идеей и начали играть в города:

— Эйдон.

— Нью-Йорк.

— Койрус.

— Сиента.

— Анубис, — вставляю, открывая глаза.

— Дело говорит, — ухмыляется Эд. — Сорн.

Перекидываемся названиями городов еще около часа. К нам присоединяются Тим, Дилан и Дилайла, а затем и Маргарет. Капитан молчит, а Томас и вовсе решает поспать. Боюсь, после моей выходки у него болит голова.

* * *

Думаю, проходит чуть больше суток с момента нашего пленения, когда "Королева" замедляет ход. Это чувствуется по изменению мерной вибрации корабля. Мы куда-то прилетели, значит, база наших захватчиков оказалась совсем близко.

— Мы сами пришли к ним в пасть, — вторит моим мыслям капитан и с досадой бьет кулаком по полу, на котором сидит.

Он принял решение уходить от "окна", стало быть, и ответственность на нем. Вот только не ему пришла в голову идея "прыгать" на неисследованную ветвь, где кто-то обосновался задолго до нас.

По логике стоило бы сказать что-то ободряющее, например, что его вины в том, что произошло, нет. Но врать я не люблю. Вина Джонатана есть, как и моя. И осознавать это, надо сказать, паршиво.

* * *

За нами приходят. И на этот раз не двое, а пятеро, как и в шлюзовой отсек, — не хотят рисковать. Можно было бы побрыкаться, но каждый из этой пятерки немногим уступает в размерах самому Эду. Нас, конечно, больше, но у них оружие, и это далеко не парализаторы.

Любая попытка к бегству сейчас будет стоить головы, а лишаться мне ее не хочется. Нужно быть паинькой, выяснить, куда нас привезли, а потом уже пытаться сбежать. Без корабля, идущего через "окно" отправить сигнал бедствия на Лондор невозможно, но что-то определенно можно придумать.

Иначе и быть не может.

Выкрутимся.

Нас выгоняют из камеры и ведут длинными коридорами. Дилан был прав, и правда, как скот. Надеюсь, не на убой.

— Ты боишься? — шепотом спрашивает Ди, по стечению обстоятельств идущая рядом (нас построили по двое).

Дергаю плечом.

— Нет.

Ловит мой взгляд.

— Храбришься?

— Да нет, — признаюсь, — пока не знаю, чего бояться. Попозже.

Ди улыбается, и мне это чертовски нравится — ее лицо будто преображается. И то, что ее улыбка адресована мне, нравится вдвойне.

— Храбришься, — повторяет, но на этот раз утвердительно.

Не спорю. Ей страшно, и не хочу ее разубеждать. Если она так чувствует себя увереннее, то пусть считает, что тоже боюсь. На самом деле я не соврал — мне не страшно. Пока.

По-прежнему держа на "мушке", нас заставляют сесть в катер. Конвой устраивается с нами. Этот аппарат вдвое больше "Ласточкиного", сюда при желании можно загрузить человек тридцать.

Катер покидает "Королеву", и я приникаю к стеклу, не веря собственным глазам. Планета. Целая планета, пригодная для жизни людей, и о которой никому неизвестно. Вот это находка.

— Не рыпайся, — шикает на меня детина с плазменным пистолетом.

Послушно сажусь на сидении ровно. Теперь мне не просто не страшно, а интересно. Планета — надо же.

Мы опускаемся. Это не космопорт, скорее, посадочная площадка. На планете ночь, но здесь светят яркие фонари, под ногами серая потрескавшаяся глина. Вдали светятся окна одноэтажных строений.

Нас грузят в ожидающий неподалеку флайер и везут по направлению к тем самым постройкам. Вокруг темнота, в окна ничего не разглядеть.

Я снова оказываюсь на сидении рядом с Дилайлой (не иначе — судьба). Девушка дрожит и кусает губы. Накрываю ее ладонь своей, и, надо же, сейчас она ее не выдергивает. Ей по-настоящему страшно. Чувствую себя негодяем, воспользовавшимся моментом, но ничего не могу с собой поделать.

Флайер опускается на глиняную поверхность планеты у крыльца одного из зданий. Нас заставляют выйти и выстроиться перед крыльцом.

— Изабелла, мы на месте, — сообщает в коммуникатор один из конвоиров.

Сразу видно, что парни свое дело знают, и мы не первые, кого они сюда привозят. Слишком уж все у них слаженно, и внимание не ослабляют ни на мгновение — шаг в сторону не сделаешь.

— Стоим, ждем, — удосуживаемся сухой команды.

— Кого ждем? — спрашивает Роу сквозь зубы, но его одаривают снисходительным взглядом и не удостаивают ответом.

Похоже, ждем кого-то главного, вернее, главную, ту, кого назвали Изабеллой.

Верчу головой, пытаясь рассмотреть, что находится вокруг, но фонарь тут один — перед крыльцом, дальше — кромешная тьма. Из окон одноэтажного здания, перед которым мы стоим, падает свет, но его недостаточно, чтобы рассмотреть что-то стоящее. Опять же, вижу лишь глину под ногами и какой-то засохший куст под одним из окон.

Наконец, наше ожидание вознаграждается, дверь раскрывается, и на пороге появляется женский силуэт. Так как внутри свет ярче, чем тот, который исходит от уличного фонаря, кроме силуэта, ничего не разобрать. Вижу лишь, что женщина среднего роста, стройная и с волосами до плеч, оканчивающимися мягкими завитками.

Женщина спускается с крыльца. Почему-то первым делом обращаю внимание на кобуру с лучевым пистолетом на ее поясе.

— Отличная работа, Шон, — обращается к кому-то из тех, кто нас сюда приволок. — Пополнение не помешает, — у нее звонкий голос, совсем молодой, хотя по тому, как она держится, видно, что женщина не юна.

А потом она выходит в круг света, заправляет прядь светлых волос за ухо и вглядывается в лица тех, кого, как на базаре, выставили перед ней в ряд.

— Кто тут у нас? — тянет довольно.

— Я требую объяснений, — делает шаг вперед капитан. Верзила с игольником дергается, но та, кого назвали Изабеллой, поднимает руку, останавливая защитника.

— Позже, — говорит коротко, властно, четко и смотрит на Роу так, что и без слов ясен ее посыл: одно движение ее бровей — и он труп. — Так-то лучше, — губы трогает мягкая улыбка, когда она убеждается, что пленник ее понял. — Взаимопонимание — ключ к успеху…

А потом взгляд падает на меня, и улыбка мгновенно исчезает, будто ее стерли с губ ластиком.

— Изабелла? — спрашивает тот, кого назвали Шоном, тоже заметивший изменение в ее лице.

Она снова властно поднимает руку, приказывая тому заткнуться, и шагает уже прямиком ко мне. Щурится, вглядываясь. А я смотрю на нее в ответ и еще не могу разобраться с тем, что чувствую. Внутри поднимается что-то незнакомое, чему я пока не могу подобрать определение.

Я слишком похож на отца. Да что там, я его копия, не считая цвета глаз и волос. Меня узнают даже те, кто никогда в жизни до этого не видел. Вот и эта женщина… узнала.

Я тоже ее узнал. Она почти не изменилась, только выглядит чуть старше и волосы у нее короче, чем в моем сне-кошмаре. Еще бы, ведь до этого я видел ее только на фото, самое свежее из которых семнадцатилетней давности.

— Как твое имя? — голос моей биологической матери больше не звонкий, он звучит глухо, она тяжело дышит.

На нас смотрят с удивлением: и экипаж "Старой ласточки", и конвоиры.

— Тайлер, — отвечаю, по-прежнему не отводя от нее глаз. И только я и она из всех присутствующих знаем, что Тайлер в данном случае — фамилия.

Изабелла (всю жизнь считал, что ее зовут Элизабет) вздрагивает, будто ее ударило током, но быстро берет себя в руки. Замечаю, как сжимает кулаки, и длинные ярко накрашенные ногти впиваются в ладони.

Она отступает к крыльцу и дает распоряжение:

— Этого, — указывает на меня, — ко мне. Остальных — запереть до утра.

Изабелла больше не смотрит в нашу сторону, поворачивается и поднимается по ступеням крыльца, впечатывая в них каблуки.

А я понимаю, что за чувство зарождалось у меня внутри — ярость.

— Тайлер, ты ее знаешь? — толкает меня в плечо Дилан. — Кто она?

— Слышал приказ? — тем временем указывает мне в сторону крыльца один из конвоиров. — Живо. Изабелла ждать не любит.

Не спорю. Сам хочу пойти. Хочу посмотреть ей в глаза. Еще раз. Не при свидетелях.

— Моя мать, — отвечаю Дилану.

После чего меня уводят под зловещее пораженное молчание.

 

ГЛАВА 20

Двое громил, взявшихся меня конвоировать, поглядывают с интересом: то на меня, то друг на друга. Без слов обмениваются впечатлением, думают, не замечаю. Один все время хмурится и качает головой, видно, что не верит, что я тот, кем назвался, — потерянный сын их командирши.

В одном он прав — я не потерянный, а брошенный. И, судя по лицу моей матери, последний, кого она ожидала когда-либо встретить. Забавные бывают совпадения. Вот только мне сейчас вообще не смешно. Знаю, что эгоистично, но плен, обещанное рабство и экипаж "Старой ласточки", люди, ставшие мне не чужими, — все отошло на второй план, выпустив на первый то, что, казалось, давным-давно в прошлом, — детскую обиду.

Я ошибался, из Лэсли выйдет неплохой психолог: он был прав, ничего не забыто.

Двигаемся по длинному коридору с запертыми дверьми с обеих сторон. Под потолком узкие продолговатые лампы дневного света. Все вокруг (стены, пол, двери и потолок) из серого пластика, мрачного и унылого.

Коридор разветвляется, и один из конвоиров сжимает мощные пальцы на моем плече, указывая направление. Дергаю рукой, сбрасывая его лапу. Хмурится, но молчит и позволяет. Все верно: парень еще не проверил, кто я и в каком статусе, поэтому предпочитает пока спустить мне мою наглость. Ну а я… Последнее, о чем могу сейчас думать, это не начистят ли мне физиономию за хамство.

Очередной коридор заканчивается такой же безликой, как и другие, дверью. Останавливаемся перед нею, и тот, который хватал меня за плечо, стучит по серой поверхности костяшками пальцев.

— Изабелла?

— Не заперто, — раздается изнутри.

Конвоир толкает дверь. Это рабочий кабинет, обстановку которого составляют стол с прикрученной к нему лампой на длинной изогнутой ножке, несколько стульев, стеллаж с открытыми полками и… холодильник.

Моя мать (нет, пожалуй, следует называть ее Изабеллой) стоит спиной к двери и смотрит в темное окно, в котором видны лишь далекие огни окон других зданий. Осанка у Изабеллы не менее идеальна, чем внешность.

— Хм-хм, — растерянно покашливает ее подчиненный, привлекая внимание.

— Оставьте нас и закройте за собой дверь, — властно произносит женщина, так и не соизволив повернуться к нам лицом.

— Э-э, — теперь здоровяк совсем сбит с толку, — ты уверена, что он не опасен?

Изабелла демонстративно хлопает по бедру, чуть ниже кобуры с пистолетом.

— Уверена, — голос по-прежнему звонкий, вот только звенит он металлом.

Конвоир смотрит на меня как на чудо природы, пожимает плечами и послушно уходит за дверь, прихватив с собой своего товарища.

Стою столбом и жду, что будет дальше. Просто жду.

Изабелла тоже не шевелится до тех пор, пока шаги в коридоре не отдаляются и окончательно не затихают. Только когда наступает полная тишина, она поворачивается ко мне, смотрит внимательно, изучающе. Ощущение, будто меня сканируют. Жуткий взгляд, пронизывающий насквозь с головы до пят.

Меня подмывает бросить в ответ нечто дерзкое, вроде: "Насмотрелась?". Но молчу. Просто смотрю в ответ, должно быть, не менее пристально и вызывающе.

Изабелла внезапно отмирает, проходит к стеллажу, на одной из полок которого расположилась допотопная кофеварка и несколько чашек.

— Кофе будешь? — звучит так буднично, что меня начинает разбирать смех. Будто мы не виделись один день, а не семнадцать лет.

Семнадцать чертовых лет. Вся моя жизнь…

— Я пью только капучино, — отвечаю не так чтобы вежливо.

Ее рука замирает на полпути к чашкам. Изабелла качает головой.

— Есть только обычный.

— Зеленый чай, молоко?

Пожимает плечами.

— Окей, — отходит от стеллажа и направляется к противоположной стене, у которой примостился небольшой холодильник, высотой примерно ей по пояс.

Театр абсурда. Изабелла шагает к холодильнику плавной походкой от бедра, спина все такая же прямая, будто на завтрак у этой женщины была клюшка для гольфа, лицо спокойное. Достает пачку молока, возвращается, берет с полки стакан, наполняет его, ставит на стол, а затем возвращает оставшееся молоко в своего невысокого белого друга.

После всех этих действий Изабелла начинает варить кофе для себя. Хорошо, что я отказался — запах у напитка скорее гари, чем кофе.

Я все еще у двери за ее спиной. Хозяйка кабинета настолько уверена, что мне не взбредет в голову на нее напасть, потому что она произвела меня на свет? Или же полагается на свою реакцию и оружие на поясе?

— Знаешь, — вдруг произносит, все еще возясь с кофе и не смотря на меня, — я хотела назвать тебя Мэтью. Красивое имя. Но оставила его как второе, назвав первым в честь отца. Хотелось ему угодить, — молчу, она поворачивается с чашкой в руке. — Как к тебе обращаться? Александр? Алекс?

— Тайлер.

Женщина морщится, будто съела кислое. Гримаса портит ее идеальные черты, ей не идет.

— Настолько гордишься своей фамилией?

Настолько мне не подходит имя Александр. Не знаю, какой бы вышел из меня Мэтью, но Александр точно не получился.

— Горжусь, — отвечаю.

Встречается со мной взглядом. Мне кажется, напряжение чувствуется даже в воздухе. Снова вглядывается, что-то ищет.

— Знаешь, — она, что, теперь каждое свое предложение будет начинать словом "знаешь"? — Я все эти годы пыталась представить, каким ты вырос, но у меня не получалось. А ты точная его копия. Красивый.

Не удерживаю смешок. Меня уже просто распирает от смеха из-за нелепости ее слов и всего происходящего.

— Нет, не знаю, — огрызаюсь. — Не знаю, потому что не знаю тебя. Впервые вижу.

Изабелла подносит чашку к губам, но так и не делает глоток, возвращает на стол. Мое молоко тоже стоит нетронутым, ведь я так и не сделал от двери ни шага. Мы будто дикие звери, запертые в клетке, и никто из нас никак не решит, кто на кого бросится первым, чтобы разодрать глотку.

— Я ушла не потому, что не любила тебя. Или… его, — вижу, как собирается назвать папу по имени, но в последний момент произносит местоимение. — У меня не было выбора.

— Гормоны звали в путь? — звучит грубо. Очень. Она снова морщится. Но я не хочу быть вежливым. Не могу.

— Не суди, не зная всех обстоятельств, — просит таким тоном, будто я все еще ребенок, а она моя настоящая мать, объясняющая, что хорошо, а что плохо.

Нет, мы не два зверя в клетке. "Зверь" напротив меня явно возомнил себя дрессировщиком.

Меня накрывает.

— Ну, так расскажи мне "все обстоятельства", — ору. — Давай, расскажи, Изабелла, Элизабет, или как тебя там?

Замолкаю, провожу ладонь по лицу. Бред.

— Накричался? — спрашивает "дрессировщица" безразлично, подает мне стакан. — Держи, выпей и успокойся, — автоматически беру, но так и сжимаю в пальцах, не пью. — Меня зовут Изабелла. Изабелла Вальдос — это мое настоящее имя. Элизабет никогда не существовало. Документы на ее имя, биография — все подделка.

Отодвигаю ногой стул от стола, сажусь, а стакан возвращаю на столешницу. Изабелла тоже подходит к столу, опирается о его край бедрами, затянутыми в черные облегающие брюки, складывает руки на груди.

— Ты готов меня выслушать?

Завороженно, как загипнотизированный, слежу за каплей, медленно ползущей по стакану, а затем растекающейся по пластиковой, как и все здесь, поверхности стола. Потом поднимаю голову и в очередной раз встречаюсь с Изабеллой взглядом.

— Ты же все равно расскажешь.

Она усмехается краем губ. Но ей не весело — в зеленых глазах лютый холод.

— Расскажу, — соглашается. — Потому, что ты мой сын, нравится тебе это или нет.

— Не нравится, — заверяю.

— Пусть так, — соглашается и с этим. — Ты пей, — кивает на покрытый конденсатом стакан. — Вряд ли парни вас прилично кормили по дороге сюда.

А моя мать заботлива. Спасибо, оценил.

Игнорирую ее слова и продолжаю смотреть в упор, ожидая откровений. Но и она замолкает. Ждет, что послушаюсь и наконец выпью это треклятое молоко? Больше всего мне сейчас хочется запулить стаканом в стену.

Молчание затягивается. Ладно, придется нарушить его первым.

— На кого ты работала? — спрашиваю. — Карамедана? Кронс?

Всю свою жизнь я считал мать кем угодно, но точно не шпионкой. Кто бы мог подумать.

— Земля.

Ей снова удается меня удивить. Мои брови ползут вверх.

После Тринадцатилетней войны Земля была полна агентами Лондора, а Лондор агентами Земли. Но чтобы моя мать…

— Я не землянка, — говорит она прежде, чем успеваю задать вопрос. — Родилась на Альфа Крите, рано осиротела, моталась по Вселенной в поисках счастья, — грустно усмехается, кажется, смеясь сама над собой, — хотела быть актрисой. Подрабатывала, где могла, выступала на улицах. В основном это были пересадочные станции. На одной из них меня и завербовали. Предложили сыграть одну роль, так это называлось. Как мне объяснили, землянам не гоже мараться о Лондор, а информация им нужна. Мне предложили деньги. Сразу скажу, очень большие для меня на тот момент деньги. Я согласилась.

Ну, бред же. Чувствую себя героем реалити-шоу, ну, одного из тех, где тебя разыгрывают, а потом выпрыгивают парни с камерами и радостно сообщают, что ты теперь телезвезда. Вот только в помещении никого больше нет. Откуда им выпрыгивать? Из холодильника?

— Почему? — спрашиваю.

Хмурится, не понимает.

— Что — почему? Я же говорю, мне предложили большие деньги.

— Я не об этом. Почему мой отец?

— Ах, это, — Изабелла заметно расслабляется. Сразу видно, любит держать все под контролем и ненавидит чего-то не понимать. — Рикардо Тайлер стремительно делал свою карьеру, молодой, целеустремленный, перспективный. То, что однажды он станет у руля, не вызывало сомнений. Мои… наниматели хотели подобраться к нему поближе, когда произойдет этот момент. Как я поняла, сначала в их планах было подослать меня к Рикардо, но потом аналитики пришли к выводу, что номер не пройдет. Старший Тайлер никого к себе не подпускал, женщин выбирал лишь на ночь. А я… Я должна была стать долгосрочным проектом.

— Ничего так проект — со свадьбой и родами, — бормочу.

— Да, вышло не так, как я думала, — кивает. — Меня хорошо натаскали. Я знала об Александре все: его привычки, вкусы в еде, в музыке, фильмах. За месяц подготовки, мне казалось, я даже знала, как он думает, стала его тенью. После этого влюбить его в себя было делом времени. Пара недель — и он ел у меня с руки, — приходит моя очередь морщиться. — Если бы не его бесконечные полеты на задания, Александр женился бы на мне еще раньше, а так мы поженились через полгода после знакомства.

— Свадьба входила в ваши планы? — спрашиваю сухо.

— Да. Была одним из вариантов, — кивает. — Мне сделали предложение, я доложилась, мне дали добро. Я ничего не теряла, женщины по имени Элизабет не существовало, мне было безразлично, выйдет она замуж или нет.

Изабелла замолкает, тянется к уже остывшему кофе, пьет мелкими глотками и молчит. Смотрит прямо перед собой.

Разглядываю ее и пытаюсь понять, что чувствую. В данный момент, пожалуй, только горечь и обиду, но уже не за себя, а за папу.

Почему они ее выбрали? Из-за внешности? Актерского таланта? За беспринципность?

Как Рикардо мог это упустить? Не верю, что он не проверил ее биографию. Неужели "легенда" была такой гладкой?

— И что было потом? — спрашиваю, отворачиваясь. Нет, не могу больше на нее смотреть.

— Потом все пошло не по плану. Я забеременела, — поднимаю голову и как раз замечаю взгляд-выстрел в мою сторону. — Доложилась. Мне запретили делать аборт, сказали, так даже лучше. Достовернее.

Закусываю губу. Беру-таки стакан. Пью ледяное молоко, не чувствуя вкуса. Не каждый день узнаешь, что твоя мать не только тебя бросила — она тебя не хотела и думала избавиться. Ей просто не разрешили.

Хмыкает.

— Считаешь меня монстром, — это не вопрос. — А ты поставь себя на мое место. Мне было двадцать два, у меня не было никого и ничего. Что я могла?

— Сказать моему отцу правду. Он ведь тебя любил.

— Любил, — произносит как сплевывает. — Кого он любил? Я играла роль днем и ночью.

— А ты его? — не знаю, зачем задаю этот вопрос, но отчего-то мне нужно это знать. — Просто терпела?

Изабелла зябко ведет плечами. На губах невеселая улыбка.

— Александр Тайлер был не тем человеком, которого можно просто терпеть, — опускает взгляд, всматривается в чашку, которую вертит в руках, будто хочет найти ответ в кофейной гуще. — Он был удивительным человеком, ярким, зажигающим всех вокруг себя. Я сравнивала его с лампочкой, а всех остальных с мотыльками. Они все летели к нему, кружили вокруг, греясь.

Скептически выгибаю бровь.

— И, обжигаясь, умирали?

— А ты думаешь, он был святым? — поворачивается ко мне, и ее глаза пылают возмущением. — Так тебе о нем рассказали? Думаешь, у него не было женщин до меня? И как, ты думаешь, они жили после расставания?

— Долго и счастливо? — предполагаю.

Похоже, передо мной святая женщина. Неужели она правда ждет, что я ей посочувствую?

— Ты такой же, как он, — вдруг обвиняет. Не возражаю, сочту за комплимент. — Свет и мотыльки… — повторяет тише, снова отводя от меня взгляд. — А он ведь даже меня не искал.

Меня передергивает от ее обиды и горечи в ее голосе.

— Ищут пропавших, а не ушедших.

— Да, — кивает, — я ушла сама. Но не потому, что мне этого хотелось. Отношения Лондора с Землей улучшались, со дня на день я ждала, что со мной разорвут контракт. Думала, к черту, останусь Элизабет. Лишь бы с ним…

С "ним", меня в ее планах в принципе никогда не было. Отличная история. Не то чтобы я ожидал угрызений совести на свой счет, но чтобы так…

— И что случилось? — спрашиваю, когда пауза затягивается. — Тебя замучила совесть, и ты сбежала?

Смотрит на меня так, что сразу понимаю: нет, такую, как она, совесть бы не загрызла.

— Твой чертов дядюшка и его псарня перехватили-таки один из моих последних докладов, — а сейчас ее голос пропитан ненавистью и досадой. — Мешок на голову, "сыворотка правды" и пять часов на то, чтобы убраться с планеты.

Ошалело моргаю. Рикардо знал? Все это время?

Знал…

— И он просто так тебя отпустил? — что-то это не слишком похоже на моего дядю.

Снова передергивает плечами, будто ей холодно, хотя в помещении тепло.

— Отпустил. Убедился, что я не передала ничего важного и еще меньше смогу передать, если улечу, а потом вышвырнул. Обещал убить, если я еще хотя бы раз приближусь к Александру, — а вот теперь узнаю своего дядюшку. — Сказал забирать своего щенка и больше не появляться, — добавляет и смотрит на мою реакцию.

Какой ждет? Крика на тему, как мой родной дядя мог такое обо мне сказать? Еще как мог, я-то его знаю. Мы вообще с ним стали общаться только после появления Морган. До этого он меня и видел-то пару раз, так что вряд ли испытывал теплые чувства. Зато сейчас я точно знаю, что он меня любит, а я люблю его, и мне этого достаточно.

По-настоящему задевает другое.

— Ты не забрала… щенка, — срывается с моих губ.

— Куда?

Пожимаю плечами.

— Куда угодно? — предполагаю.

— Чтобы мой ребенок умер голодной смертью?

Не похоже, что она погибла с голоду. Поджимаю губы.

Я, конечно, знал, что в моей семье полно скелетов в шкафу, но чтобы они оказались с такими зубами, даже моя фантазия не смогла бы вообразить.

Рикардо знал, но так и не рассказал отцу. Пожалел.

Интересно, сказал ли он Миранде? У них с дядей много секретов, в том числе и от меня. Не удивлюсь, если она в курсе. Рикардо любит мыслить на несколько шагов вперед. Он вполне мог поделиться с Морган историей о моей биологической матери на случай, если она вдруг объявится на горизонте: предупрежден — значит вооружен.

Непременно спрошу Миранду, когда вернусь. На прямой вопрос она не солжет — Морган никогда мне не лжет, а я ей.

— Теперь ты понял? — спрашивает Изабелла.

Понял ли? Узнал, но вряд ли когда-либо пойму.

Молчу, и она принимает это за положительный ответ.

— Ты не представляешь, что я почувствовала, когда узнала, что Александр погиб, — продолжает, кажется, больше не для меня, а для себя. — Он казался мне бессмертным. Дьявольски везучий… Знаешь, — снова это чертово "знаешь", — я тогда переживала, что будет с тобой, но Рикардо все равно не позволил бы мне вернуться.

Разумеется, все дело в этом, ага. В злобном и коварном Рикардо Тайлере, который сплясал всевозможные танцы на политической сцене, умаслив кучу влиятельных людей, подкупал, угрожал, подлизывался — делал все, чтобы спасти любимую женщину своего погибшего брата. А потом дал ей новую жизнь, работу, дом… и меня. Этого ужасного человека я должен ненавидеть?

Допиваю молоко и ставлю стакан на стол. Хватит сантиментов. Наслушался до рвоты.

— Где мы, и что вам от нас надо? — задаю по-настоящему важный вопрос. Что было, то было. Мое детство давно прошло, и у меня была мать, лучшая мать в мире. Более того — есть, ждет меня, дурака, на Лондоре.

— "Нас"? — искренне удивляется Изабелла. С ее лица тут же сбегает выражение скорби, появившееся на нем при воспоминании о папиной смерти. — Забудь о них. Ты мой сын, и твое место рядом со мной.

Ага, может еще тапки приносить? Ладно, потом.

— Где мы? — повторяю мягче. — Это-то ты можешь мне сказать? — позже обсудим, где чье место. Чтобы сбежать отсюда, мне надо хотя бы понимать, откуда это "отсюда".

— Мы назвали эту планету Пандора. Случайно влетели не в то "окно", случайно нашли.

— Случайно поселились, — продолжаю, — случайно отстроили бараки, привезли флайеры, случайно похищаете людей.

Изабелла закатывает глаза.

— Ты похож на него еще больше, чем я думала, — обвиняюще.

— Тем, что не занимаюсь работорговлей? — уточняю с улыбкой.

— Мы никем не торгуем. На Пандоре залежи синерила, — моргаю, не понимая. — Название "синий туман" тебе знакомо? — поясняет.

Закусываю губу. Черт, мы влипли глубже, чем можно представить. "Синий туман" — самый популярный и сильнодействующий наркотик. И еще самый дорогой и запрещенный на всех планетах. Его колют, нюхают, даже мажут на кожу — эффект в любом случае сногсшибательный. Привыкание с первой дозы. Время жизни на "синем тумане" — один-два года. Дьявольская штука.

А вот название "синерил" слышу впервые.

— Синерил — минерал, — продолжает мое образование в мире наркотиков Изабелла, как и положено примерной матери, ага. — Опустим технологию производства, тебе достаточно знать, что его измельчают в пыль, а затем из него изготавливают "синий туман". Перепробовали много техники, ни одна не подходит, камни крошатся, слишком велики убытки. Лучше всего получается по старинке — вручную. Сам понимаешь, добровольцев нет.

— Это опасно?

— Опасно? — не понимает. — А-а, ты все печешься о своих друзьях, — наконец, доходит. — В шахтах случаются обвалы. Люди гибнут. Что касается воздействия, то нет. Без специальной обработки синерил — всего лишь камень. Максимум вреда — надышаться пылью.

Уже лучше.

— Что нужно сделать, чтобы ты отпустила меня и моих друзей? — спрашиваю прямо и максимально вежливо.

Ясно как день, что просить и умолять бесполезно. С этой женщиной нужно торговаться.

Она смотрит на меня удивленно, будто я сморозил самую страшную глупость. Качает головой.

— Ничего, — разводит руками. — Это же "синий туман". Огромный бизнес. Думаешь, я здесь что-то решаю? Я такая же пешка, как и другие. Всего лишь командую данным сектором.

Постепенно до меня начинает доходить весь масштаб катастрофы. Вот почему эта ветвь "окна" так и не была исследована. Исследователи часто гибнут, "прыгая" не туда, это не вызывает ни удивления, ни вопросов. Если здесь все так серьезно организовано, у исследовательских судов не было ни единого шанса. Не удивлюсь, если открыватели новых планет теперь добывают синерил в шахте неподалеку.

Мрачнею, и Изабелла принимает это за капитуляцию.

— Забудь о своих спутниках, — советует. — Они видели Пандору, их отсюда не выпустят.

— Так же, как и меня.

— Так же, как и тебя, — соглашается. — Но ты мой сын. Ты не будешь работать с ними. Станешь помогать мне, потом научишься, втянешься. Когда я буду в тебе уверена, сможешь покидать планету. Если захочешь, даже слетаешь на родину. Разумеется, если будешь держать язык за зубами. Лет через пять, я думаю. Договорюсь с руководством. Ну чего ты так на меня смотришь?

Смотрю. Смотрю и не верю, что эта женщина моя мать.

— Ты в шоке, понимаю, — вдруг говорит мягко, уговаривая. — Я тоже. Но я рада тебя видеть. Мы нашли друг друга спустя столько лет, и я не хочу тебя снова потерять, — а я-то считал, что "потерять" и "бросить" не одно и то же, наивный. — Я прошу тебя не делать глупостей. С вышестоящим начальством я решу, они позволят мне тебя оставить. Не смотри на меня так.

Резко отворачиваюсь, прикусываю губу до крови. Пожалуй, она права, лучше сейчас на нее не смотреть, потому что еще немного, и меня начнет трясти, как в том сне.

"Позволят тебя оставить"…

Про клеймо, ошейник и поводок не забыла?

— Тебя проводят в комнату. Выспись. Поговорим завтра, — продолжает убеждать.

Вскидываю на нее глаза.

— Я хочу, чтобы меня отвели к мои друзьям. Мне не нужно твое особое отношение.

— Алек… — начинает, но вспоминает, исправляется: — Тайлер, нервы сейчас ни к чему. Все решено. Поспи, поговорим позже, — и уже не глядя на меня, говорит в коммуникатор на запястье: — Вилли, забери его. Отведи в гостевую и запри… Как относиться?.. Бережно. Это мой сын.

Теперь я знаю, что Вилли тот здоровый парень, что привел меня сюда. Подозреваю, он больше не станет хватать меня за руки — сказали же: относиться бережно.

 

ГЛАВА 21

Меня даже не выводят за пределы здания, проводят по очередному серому коридору и запирают в одной из комнат. Теперь ни лишних слов, ни взглядов. Я будто превратился в нулевого пациента, в сторону которого и дышать опасно.

"Изабелла Вальдос, Изабелла Вальдос…" — беспрестанно крутится в моей голове, вытесняя из нее все другие мысли.

Имя моей матери — Изабелла Вальдос. Только никакая она мне не мать. Вот такой парадокс.

Тру ладонью лоб, потом осматриваюсь. Никогда в жизни не было мигрени, но для полного счастья, кажется, теперь меня посетила еще и она. Черт.

Камера, то есть комната, маленькая и безликая, чем-то напоминает больничную палату. Только там все белое, а тут серое. Обстановка: узкая односпальная кровать, прикроватная тумбочка, шкаф. Окон нет, только гладкие стены. Дверь в одной из них ведет в помещение поменьше, где обретаются душевая кабина, раковина и унитаз — все блестит чистотой и чуть ли не стерильностью, пахнет химическим моющим средством.

С грохотом захлопываю дверь в ванную (здесь все двери обычные, на шарнирах, без электроники), несколько секунд просто смотрю на ее серую гладкую поверхность, не моргая, а потом впечатываю в нее кулак. Еще, и еще раз.

На двери остаются вмятины, а я прижимаюсь лбом к прохладному пластику и тяжело дышу, будто бежал. В горле огромный колючий ком, даже сглотнуть не могу.

Так и стою не меньше получаса, пытаясь выровнять дыхание и успокоиться.

"Ты никогда не унываешь" — кажется, такое обвинение недавно бросил мне Томас. Видел бы он меня сейчас…

Хорошо, что не видит.

Завтра все пройдет.

* * *

Сплю, не раздеваясь. Просто в какой-то момент отлипаю от двери в ванную и падаю лицом вниз на кровать, а уже через минуту забываюсь крепким сном без мыслей и кошмаров. Меня будто вырубает выключателем, словно перегорел предохранитель и меня окончательно обесточило.

Просыпаюсь от стука в дверь. Мило, особенно учитывая, что дверь заперта снаружи. Закрыться изнутри в этой комнате невозможно — нет ни замочной скважины, ни шпингалета.

— Не заперто, — отзываюсь с издевкой.

Сажусь на постели, тру лицо, пытаясь проснуться. В комнате нет окна, а у меня ни часов, ни коммуникатора, но по ощущениям еще очень рано.

Дверь открывается, пропуская Изабеллу внутрь. Она, в отличие от меня, выглядит бодрой, я бы даже сказал, цветущей.

— Доброе утро, — улыбается.

Она.

Мне.

Улыбается.

Как ни в чем не бывало, между прочим. Сын проснулся, а мать пришла пожелать ему доброго утра — чем не идиалистическая картина?

— Здравствуй, — отвечаю, встаю, поправляю смятое за ночь покрывало. Есть в этом месте хоть что-то не серое?

Изабелла следит за моими действиями, затем принимается разглядывать меня самого. Изгибает бровь.

— Ты спал в одежде? — спрашивает, оценив мой помятый вид.

Улыбаюсь и невинно моргаю.

— Извини, забыл дома пижаму.

Изабелла складывает руки на груди, затем подпирает одной из них подбородок.

— Ты прав, не подумала, — произносит задумчиво. — Я прикажу доставить сюда вещи со "Старой ласточки", заберешь свои.

— А коммуникатор ты мне вернешь? — автоматически тру голое запястье. Когда я снимал прибор с него в последний раз? Кажется, два года назад, чтобы заменить устаревшую модель на новинку.

— Зачем он тебе?

— Маме позвонить? — с улыбкой выдаю хорошую, на мой взгляд, версию, но натыкаюсь на холодный взгляд зеленых глаз. Сдаюсь. — Кому я отсюда могу позвонить? — говорю абсолютно серьезно. — Просто привык.

— Хорошо, — Изабелла снисходительно улыбается, принимая мою капитуляцию. — Распоряжусь, чтобы его проверили и, если все в порядке, вернули тебе. Идет?

— Идет, — соглашаюсь.

Она проходит, усаживается на кровать, кладет ногу на ногу, продолжая меня рассматривать.

— Как спалось? — спрашивает.

— Без снов, — отвечаю коротко. — Ты не против, я хотя бы умоюсь? — киваю на дверь ванной. Не привык я с утра принимать гостей.

Изабелла переводит взгляд в указанном направлении. Ее глаза сужаются.

— Что это? — доброжелательного тона как не бывало.

Черт, совсем забыл про вмятины на двери.

— Поскользнулся вчера на мокром полу. Упал.

"Ладно, сделаю вид, что поверила", — ясно читается на ее лице.

— Я прикажу поменять дверь.

"Я прикажу", "я распоряжусь"…

— Как хочешь, — пожимаю плечами.

— Хочу.

Понятно. Последнее слово должно быть всегда за ней, и лучше заткнуться.

В ванной хотя бы имеется шпингалет, и я с радостью закрываюсь, сбегая от пристального взгляда своей биологической матери. Что она пытается во мне рассмотреть? Себя? Его? Упущенные семнадцать лет?

Умываюсь ледяной водой, расчесываюсь новенькой расческой, только что вытащенной из полиэтилена. Не от Изабеллы ли мне досталась страстная любовь к порядку?

Замираю перед зеркалом, с опаской вглядываясь в собственное лицо. Что еще мне могло передаться от нее? Какие сюрпризы прячутся в моей ДНК?

— Тайлер, ты скоро? — раздается из-за двери.

Первое желание — ответить, что у меня запор, и ей придется подождать.

— Уже иду.

Первое — не значит верное. Мне подспудно хочется постоянно ей дерзить, но с этим нужно заканчивать, иначе мы и в правду останемся на Пандоре до конца своих дней.

Нет уж, у меня учебный год скоро начнется.

* * *

— Куда мы идем? — спрашиваю.

Мы уже несколько минут движемся все теми же серыми коридорами. Изабелла подхватывает меня под локоть и, кажется, чувствует себя совершенно расслабленно, здоровается с встречающимися по дороге людьми, улыбается. Меня коробит от ее прикосновения, но пока терплю и делаю вид, что все в порядке вещей, тоже улыбаюсь в ответ на удивленные взгляды.

Попадающиеся навстречу — в основном мужчины, все, как один, коротко стрижены и чисто выбриты, черные формы наглажены. Встречаются и несколько женщин, они тоже в черном, с аккуратными прическами и с чересчур бодрыми для утра выражениями лиц. Я явно не вписываюсь в обстановку со своими отросшими волосами, мятой одеждой и заспанной физиономией.

— Завтракать. Куда же еще? — удивляется Изабелла моему вопросу. — Запоминай дорогу. Завтрак у нас всегда в восемь. Опоздания не приветствуются.

Ясно, прямо кармическая сестра Джонатана. График — наше все.

Мы входим в большое помещение с длинными столами, по обеим сторонам которых стоят невысокие скамьи без спинок. Здесь вкусно пахнет свежей выпечкой и еще чем-то, чем — понять не могу, но запах тоже приятный.

В помещении много людей, не меньше пятидесяти. Мужчин больше, женщин человек десять. Также две женщины на раздаче еды за невысокой перегородкой у противоположной от входа стены. Они тоже в черной форме, но с повязанными поверх нее белоснежными фартуками.

Итак, Изабелла любит графики, чистоту, порядок и безупречный внешний вид, чего требует и от своих подчиненных. Жаль, поблизости нет Лэсли, он бы живо сделал психоанализ ее личности.

Она проводит меня к перегородке.

— Мила, Нина, — представляет женщин в фартуках. Меня встречают удивленными улыбками и приподнятыми бровями. — Мила, Нина, это мой сын, А… Тайлер, — ей все еще хочется назвать меня Александром. Звала бы уж Мэтью, раз ей так нравится это имя.

— Здравствуйте.

— Здравствуй, — нестройно отзываются женщины.

Они похожи между собой, вероятно, мать и дочь, обе черноволосые и черноглазые, с одинаковой формой носа и бровей. Нина не старше двадцати, она подвижная и гибкая. Миле около сорока, но у нее тоже отличная фигура, лишь немногим шире в талии, чем у дочери. Если не присматриваться к лицу, их можно было бы даже принять за сестер.

— Доброе утро, — вежливо улыбаюсь.

Нина рассматривает меня с любопытством. Ее взгляд напоминает взгляды очередных новых одноклассников, когда я впервые появлялся на занятиях, сменив школу.

— Иза, умеешь ты удивить, — комментирует мое появление Мила и толкает дочь локтем в бок. — Отомри, дуреха, — и персонально мне: — Тут не так много молодежи, — словно извиняясь за повышенное внимание дочери.

Киваю, что понимаю. Рассматриваю девушку в ответ. Нина красива, но меня не трогает ни ее улыбка, ни огромные темно-карие глаза, обрамленные черными пушистыми ресницами. Наоборот, при виде ее, думаю о Ди и о том, где она сейчас и в каких условиях содержится. Мне нужно бежать отсюда и вытащить ее, во чтобы то ни стало.

Прислушавшись к совету Нины, которая утверждает, что в сегодняшнем меню это самое вкусное, выбираю рогалик с повидлом и горячий бутерброд с сыром. Девушка вручает мне кружку с ароматным чаем и желает приятного аппетита.

Изабелла уже тоже взяла себе еды на поднос, и мы вместе проходим к одному из столов. Она выбирает место в самом конце подальше от остальных. Послушно сажусь на скамью. Не нравится мне наше уединение, не хочу вести задушевные разговоры.

Изабелла садится, поднимает рукав своей формы, смотрит на часы на коммуникаторе, хмурится. Ждет кого-то?

— Здесь все подчиняются тебе? — сам задаю вопрос, пока она не взяла все в свои руки и не начала расспрашивать меня.

Отрывает взгляд от комма.

— Здесь, — делает взмах рукой, как бы очерчивая помещение, — да.

— А ты кому подчиняешься?

Прищуривается.

— Много кому, — отрезает, давая понять, что мне не положено знать подробности об этом месте. — Но пока ты здесь, ты подчиняешься только мне.

— Так тебе разрешили "меня оставить"? — уточняю.

Изабелла пожимает плечом.

— Ну разумеется. Я же сказала, что все решу, — потом предостерегающе впивается в меня взглядом. — Но не доставь мне проблем, будь любезен. Я за тебя поручилась.

Мысленно усмехаюсь. Если бы она знала меня получше, то ей было бы известно, что я всегда доставляю проблемы. А еще ненавижу приказы и графики.

Изабелла снова отвлекается от меня и говорит в коммуникатор:

— Где тебя носит? Ты видел время?

— Я уже здесь, — звонко доносится от входа.

Изабелла недовольно поджимает губы, а я поворачиваю голову на звук и вижу темноволосого мальчишку лет десяти. Он тоже в черной форме, как и другие, но не такой выглаженной, а расчесаться, кажется, с утра вовсе забыл. Не сомневаюсь, что неподобающий внешний вид — первое, что замечает Изабелла, потому как ее лицо становится недовольным.

Мальчик мчится к нашему столу, а потом сбивается с шага, увидев незнакомую физиономию, и подходит уже не спеша, вглядывается в мое лицо. Доброжелательно улыбаюсь, не хочу напугать.

Честно говоря, не ожидал увидеть здесь ребенка, но потом понимаю, что в его присутствии нет ничего удивительного: территория закрытая, мужчины и женщины живут тут безвылазно, почему бы им не завести семью и детей? Даже странно, что здесь нет целого детского сада. Запрещено?

— Садись, — Изабелла указывает на место на скамье рядом с собой и напротив меня. — Позже мы с тобой еще обсудим твой внешний вид и опоздание.

Мальчик, все это время с интересом разглядывающий меня, понуро опускает голову, услышав последние слова.

— Да, мам, — бурчит себе под нос.

Мама… Нет, он не похож на нее ни капли. Может быть, поэтому, несмотря на то, что Изабелла ждала его и отчитывала за опоздание, мне не пришло в голову сообразить, что мальчик — ее сын. С чего я вдруг решил, что у нее больше нет детей?

— Выпрямись, — снова придирается мать к осанке мальчика. — А теперь познакомься. Это Тайлер, твой старший брат. Тайлер, это Гай.

Мальчик вскидывает голову так резко, что начинаю опасаться за целостность его шеи. Карие глаза горят одновременно любопытством и недоверием. Открыто смотрю в ответ.

Чувствую нечто странное. Почему я был так уверен, что я — ее единственный ребенок?

— Взаправду? — щурится Гай. — Брат?

— Правда, — поправляет Изабелла. — Говори правильно. Да, Тайлер — твой брат.

Мальчик продолжает меня рассматривать, а потом расплывается в широкой улыбке.

— Ух ты. Прикольно.

— Все, ешь давай, — Изабелла придвигает к нему тарелку. Я даже не заметил, что она взяла их у Милы две.

Гай тут же хватает рогалик.

— А ты откуда? Ты к нам надолго? — спрашивает с набитым ртом, отчего получает недовольный взгляд матери.

Не успеваю и рта раскрыть, как Изабелла отвечает за меня:

— Тайлер к нам навсегда. Ешь. Успеете познакомиться.

"Этого щенка зовут Дружок, и он будет с нами жить"…

— Буду рад с тобой познакомиться, — улыбаюсь Гаю.

Не скажу, что когда-либо мечтал о младшем брате. Скорее, никогда не был против. Я был бы рад, если бы Морган наконец обрела свое женское счастье, вышла замуж и родила ребенка. Я бы точно считал его своим братом или сестренкой.

Гай же, кажется, наличию брата обрадовался. Не хочется его обижать из-за того, что не считаю его мать своей матерью.

Аппетита нет, жую, посматривая по сторонам, то и дело чувствуя на себе взгляд Изабеллы.

Люди за столами общаются, болтают, смеются. Мила и Нина, выдав всем желающим завтрак, тоже садятся за один из столов и приступают к трапезе. Все выглядят довольными жизнью, точно не пленниками.

Верно, пленники сейчас где-то на рудниках.

— Когда я смогу увидеть своих друзей? — спрашиваю.

Изабелла закатывает глаза.

— Я думала, мы вчера это обсудили.

Пальцы сжимаются на горячей кружке, и приходится быстро отдернуть руку, а затем и вовсе убрать ее под стол.

— Эти люди мне дороги, — пытаюсь до нее донести. — Я понял: они — там, я — здесь. Но я могу хотя бы их увидеть?

Скептически изгибает бровь.

— Попрощаться?

Качаю головой, сжимаю и разжимаю кисть, ладонь все еще горит.

— Просто пообщаться. Неужели контакты с рабами запрещены?

Глаза Гая увеличиваются в размерах.

— С рабами? — ахает он. — У нас есть рабы?

— Ешь, — шикает на него Изабелла. — Конечно же, у нас нет рабов. Тайлер пошутил, он имел в виду рабочих на рудниках.

— Ааа, — с физиономии мальчика тут же пропадает заинтересованность.

— Вы называете их так?

— Разумеется, — кивает. — И относимся к ним уважительно, чтобы ты там себе ни напридумывал.

Ну-ну, видел вчера уважительный прием и построение перед крыльцом, как на базаре.

— Тем более, — ловлю ее на слове. — Могу я продолжать общаться с рабочими?

— Зачем? — чистейшее непонимание.

— Там есть девушка, которая мне нравится, — говорю чистую правду. Ну, можно же как-то достучаться до этой женщины?

Нет, до взаимопонимания нам далеко.

— Ты вроде заинтересовал Нину, — произносит с легким кивком головы в сторону, где расположились девушка и ее мать.

— При чем тут Нина?

Смотрит осуждающе, будто я не понимаю элементарных вещей.

— Зачем тебе та девушка, если здесь Нина?

А зачем тебе сын, если у тебя уже один есть?

В последний момент прикусываю язык, чтобы не выпалить это вслух. Надо попытаться договориться. Да и Гай тут не при чем.

— А если я люблю ту девушку?

Пожимает плечами.

— Разлюбишь. Дело молодое.

У меня разве что не отвисает челюсть. Просто смотрю на нее и тупо моргаю. Она это серьезно?

Кажется, до Изабеллы наконец доходит, что она перегнула палку.

— Ладно, — не скрывает своего недовольства, но соглашается, — если для тебя это так важно. Но не сегодня. Сегодня у меня много дел. Завтра я пойду посмотреть, как устроились новые рабочие, и возьму тебя с собой. Идет?

— Идет, — выдыхаю.

— А меня? — тут же вмешивается Гай.

— Нечего тебе там делать, — мгновенно отказывает мать.

— Можно подумать, я не был на рудниках, — бурчит мальчик.

— И очень плохо. Там опасно.

Гай возмущенно сопит, но смолкает. Еще бы, он знает Изабеллу лучше меня, а даже мне понятно, что спорить с ней бессмысленно.

* * *

После завтрака, отослав Гая заниматься, Изабелла лично ведет меня в гараж неподалеку. На улице прохладно, мне даже выдают куртку, правда, на пару размеров больше, чем нужно: я худой и мог бы обвязаться ей несколько раз.

Наконец, могу посмотреть, куда мы попали. Серое небо, сухой ветер и потрескавшаяся глиняная почва. Все вокруг какое-то серое и мрачное. Даже глина имеет серый оттенок. Уныло здесь.

— Ты привыкнешь, — уверенно заявляет Изабелла, облаченная в черное удлиненное пальто по фигуре и снова взявшая меня под руку.

Вот уж чего я точно не планирую, так привыкать к этой планете.

— Как ты попала сюда? — спрашиваю, когда молчание становится гнетущим, а ее ладонь в моем воображении начинает прожигать рукав.

Изабелла смотрит под ноги, не на меня.

— Через пару лет после моего бегства с Лондора познакомилась с одним парнем. Он помог мне. Был чертовски мил, позвал замуж и привез сюда. Мне нечего было терять, и я согласилась.

— Тот парень, он — отец Гая?

— Да.

— И где он сейчас?

— В могиле, — голос безразличный. — Он инспектировал рудники, когда случился обвал. Пять лет назад.

Бедный Гай, искренне ему сочувстсвую. Выходит, он тоже потерял отца в возрасте пяти-шести лет.

— Мне жаль.

— А мне нет, — усмехается Изабелла, — он оказался тем еще подонком. После его смерти я заняла его место и возглавила этот сектор. Так что все к лучшему.

Пока не попал на Пандору, видит бог, я тоже считал, что все, что ни делается, к лучшему. Сейчас не уверен.

Мы приходим в гараж, в котором ждут своего часа несколько флайеров, а у самых дверей навалена куча вещей, извлеченных из "Старой ласточки". Сумки, личные вещи, одежда — все это свалено воедино, измято, что-то поломано. Морщусь.

— А где сама "Ласточка"? — спрашиваю как можно беспечнее.

Изабелла пожимает плечами.

— Загонят в ангар. Она нам пока без надобности.

Ясно, значит, надо искать огромный ангар. Уже какая-то информация.

Изабелла терпеливо ждет, пока я роюсь в груде вещей в поисках своих. Отходит в сторону, переговаривается с кем-то по коммуникатору.

Довольно быстро нахожу свою сумку, благо, я так и хранил все вещи в ней, не успев толком обосноваться на корабле. Перекидываю лямку через плечо, и тут взгляд натыкается на фото в рамке: подростки Дилан и Дилайла, а рядом Джонатан и темноволосая женщина.

Изабелла не смотрит в мою сторону, поэтому засовываю фото поглубже в сумку. Пальцы натыкаются на что-то холодное и гладкое. Парализатор. Как я мог забыть?

— Готов? — стоит мне закрыть замок, Изабелла поворачивается.

— Ага, — киваю, подходя к ней. — У меня было с собой мало вещей.

— Оружие есть? — опускает взгляд на сумку.

— Откуда? — очень натурально возмущаюсь.

Но Изабелла не была бы здесь и не занимала бы свое место, имей она склонность верить на слово.

— Мои парни проверят, и можешь забирать…

— Изабелла. Ты здесь? — доносится в этот момент снаружи.

Она закатывает глаза.

— Вот видишь? — говорит мне. — Я постоянно нарасхват… Да, Шон, я тут.

Как собачка на поводке, следую за ней на улицу. Там ждет здоровенный бугай, один из тех, кто захватил "Ласточку" и привез нас сюда.

Он тут же подхватывает Изабеллу под руку, и они идут вперед, о чем-то переговариваясь. Она лишь оборачивается и кивает мне, мол, иди сзади, не отставай.

Не спорю. Про мою сумку счастливо забыли — большего мне пока не нужно.

 

ГЛАВА 22

С утра в мою дверь снова стучат, только на этот раз я этого жду, поэтому успеваю умыться и переодеться. Нужно еще выяснить, где у них тут прачечная, а то вещей у меня не слишком много.

— Входите, — кричу, но никто не заходит, а стук повторяется.

Интересно, у Изабеллы приступ стеснительности? Что-то на нее не похоже.

"А ты знаешь, что вообще на нее похоже?" — тут же ехидно шепчет внутренний голос.

Подхожу, дергаю дверь на себя и с удивлением обнаруживаю, что она не заперта. Точно слышал, как вчера мои провожатые проворачивали ключ в замке. Поступило новое распоряжение, и дверь открыли, пока я спал?

На пороге стоит Гай. Сегодня он расчесан, а форма без единой складочки. Ясное дело, вчера получил нагоняй за свой ненадлежащий внешний вид.

— Привет, — вежливо здоровается, но смотрит настороженно, будто готов в любой момент бежать, если я скажу или сделаю что-нибудь не то.

— Ну привет, — улыбаюсь, расслабляясь. Я правда рад, что это не Изабелла.

— Мама сказала проводить тебя в столовую, — поясняет мальчишка свое появление у моей комнаты. — Побоялась, что заблудишься.

Или что проигнорирую приказ придерживаться графика, что ближе к истине.

— Ладно, — соглашаюсь, — провожай.

Выхожу в коридор и окончательно убеждаюсь, что Гай пришел один: на горизонте никого.

Неужели Изабелла уверилась, что фраза "Он с нами теперь навсегда" действительно привяжет меня к этому месту? Сомневаюсь, что эта женщина так наивна, скорее, уверена, что понимаю тщетность попытки побега — думал бы, что у меня есть хотя бы шанс прямо сейчас сбежать с Пандоры, меня бы тут уже не было.

Шагаем рядом, Гай смотрит под ноги, спрятав руки в карманы брюк, молчит. Рассматриваю его и по-прежнему не вижу ни единой черточки, напоминающей Изабеллу. Из нас двоих я похож на нее гораздо больше.

— Почему твоя мама прислала тебя? — спрашиваю.

Гай не поднимает головы, отвечает себе под нос:

— Хочет, чтобы мы подружились, — явно показывает, что эта идея ему не по душе.

А странно, вчера он был дружелюбен. Вроде бы я ничем не успел его обидеть.

— Только об этом и говорит, — добавляет мальчишка обиженно. Ну, ясно.

Усмехаюсь.

— Ты ревнуешь, что ли?

Гай вскидывает на меня горящие возмущением глаза.

— Вот еще.

Но, чтобы он уже ни сказал, точно знаю, что попал в точку.

— Брось, — говорю, — мама тебя любит.

Произношу и понимаю, что не сомневаюсь в своих словах: любит и заботится.

— Конечно, любит, — фыркает Гай и замолкает, явно давая понять, что разговор окончен.

Подумать только, мальчик переживает, что я отниму у него внимание матери, которое мне и даром не нужно.

— А ты когда-нибудь покидал Пандору? — забрасываю первую удочку, может, мне и не удастся развеять страхи своего внезапно обретенного брата, но зато есть шанс что-нибудь от него разузнать.

— Шутишь? — бросает на меня взгляд из разряда: "И кто из нас старше?". — Кто меня отсюда выпустит? Лет до восемнадцати можно и не мечтать, — опускает глаза и мученически вздыхает.

— А я много где был, — говорю как бы невзначай, слежу за реакцией — расчет верен, парнишка заинтересован.

— Где, например?

— Ну, я живу на Лондоре, был на Альфа Крите, Новом Риме, Гиамме. Вот собирался на Землю, но в итоге оказался здесь.

Кажется, я только что увеличил свой рейтинг в его глазах на несколько очков. Гай поспешно отводит взгляд, не желая показывать свой интерес.

— Однажды я тоже полечу на Землю, — заявляет гордо, глядя куда-то в стену.

Пожимаю плечами.

— Если хочешь, конечно, полетишь.

Гай щурится, смотрит недоверчиво.

— Ты правда так думаешь? А мама говорит, что на Землю невозможно получить визу, если у тебя там нет родственников.

Вот уж последнее, чего бы мне хотелось, так это опровергать перед ребенком слова его матери, но согласиться с такой категоричностью не могу.

— Туристическую визу, да, получить сложно, но, возможно, ты станешь дипломатом или ученым и сможешь посетить Землю по работе.

Гай изгибает бровь, рассматривая меня и будто что-то прикидывая в уме.

Мне он нравится, у него очень живая мимика — сразу видно, что думает. Люблю открытых людей.

— А ты, что ли, ученый? Как ты собирался туда попасть?

А, вот он о чем. Нет уж, ученый из меня бы не вышел — не хватает терпения, чтобы заняться изучением чего-либо всерьез и надолго.

— Нет, я как раз из тех, у кого там родня.

— Ааа, — разочарованно тянет Гай, чую, мой недавно возросший рейтинг стремительно приближается к нулю.

— Между прочим, ты тоже вроде как мой родственник, — напоминаю. — Так что, если не выгорит с ученой степенью, всегда смогу попросить своих бабушку и дедушку выслать тебе приглашение.

— С чего бы тебе это делать? — не верит.

— Просто так. Почему бы нет? — спрашиваю в ответ.

— А им с чего бы слать мне приглашение? — не верит, но и не оставляет тему.

— Потому что я их об этом попрошу, — отвечаю с улыбкой, по-моему, все очевидно.

— А с чего бы им тебе не отказать? — следует новый вопрос.

— А с чего бы им мне отказывать? Если вежливо попросить, люди редко отказывают в одолжениях, которые для них ничего не стоят.

Мы как раз подходим к дверям столовой. Гай останавливается и поворачивается ко мне, смотрит оценивающе.

— Это ты мне сейчас про Землю зубы заговариваешь, чтобы понравиться?

Не сдерживаю улыбки. Мне он на самом деле нравится.

— Ну да, — признаюсь. — Но родственники на Земле у меня правда есть, и мое предложение останется в силе.

Гай кивает в ответ на мои слова. "Посмотрим", — так и говорит его взгляд.

* * *

В столовой уже полно народа, Мила и Нина снова на раздаче. Изабелла тоже здесь, сидит на том же месте в конце стола, где мы завтракали прошлым утром. Она машет нам рукой, указывая на стоящие перед ней подносы — позаботилась и уже подготовила еду для всех.

— Идите сюда, — торопит, когда мы подходим, — я уже все взяла.

Бросаю взгляд на тарелку с какой-то кашей, похоже, овсяной. Понятно, о праве выбора рядом с Изабеллой можно забыть. Даже если этот выбор касается такой мелочи, как блюдо на завтрак.

— Доброе утро, мама, — здоровается Гай, воспитанный мальчик.

— Как вы? Подружились? — и взгляд такой цепкий.

Как у нее все просто. Попробуй сказать, что нет — как пить дать поставит в угол.

— У нас все отлично, — заверяю с самой оптимистичной улыбкой, на которую способен, треплю Гая по темным волосам. — У нас оказалось куча тем для разговоров.

Мальчик вздрагивает от моего прикосновения, но ему явно не хочется получить от матери нагоняй за то, что ее поручение не выполнено, поэтому позволяет до себя дотронуться и жизнерадостно кивает.

— Да, мам, у нас все хорошо.

Изабелла довольно улыбается и делает приглашающий жест рукой.

— Тогда поторапливайтесь, пока все не остыло.

Будто мы миллион лет завтракаем вместе. Будто мы любящая семья. Будто женщина, о которой я ничего не знаю, не удерживает меня здесь силой.

Как сказал бы Лэсли, отрицание — способ множества людей убежать от действительности и не решать проблемы.

Гай садится рядом с матерью, я — напротив. Она все еще улыбается, выглядит довольной.

— Мои мальчики вместе, — вздыхает с умилением.

Успеваю отпить из кружки, закашливаюсь.

Изабелла подается вперед, смотрит тревожно.

— Тайлер, с тобой все в порядке?

Со мной — да, а вот с тобой — не уверен.

— В порядке, — заверяю, отставляю от себя кружку подальше: терпеть не могу сладкий черный чай. — Не в то горло попало.

— Вот и хорошо, — Изабелла довольна ответом, она, кажется, в принципе довольна происходящим, главное — с ней не спорить.

Обращаю внимание, что на ее тарелке яичница — значит, выбор таки был.

— Как твоя вчерашняя контрольная по математике? — спрашивает Изабелла у Гая, разрезая яйцо на своей тарелке, орудуя ножом и вилкой.

На лице мальчика мелькает досада, но всего на мгновение.

— Отлично, — откровенно врет, даже не сомневаюсь. — Десять баллов.

— Я проверю, — обещает Изабелла.

Гай кривится, но молчит. Кому-то явно влетит.

— Ну а ты? — материнское внимание переключается на меня. — Ты где-то учился?

— Я учусь в Лондорской Летной Академии, — отвечаю и замечаю, каким недовольным становится ее лицо из-за того, что использую настоящее время. — Я буду пилотом.

Изабелла молчит несколько минут, гипнотизируя вилку в своей руке, потом встряхивает волосами, расслабляясь.

— Если ты пилот, это может быть полезным.

Понятно, никаких "буду".

— Ты умеешь летать? — вмешивается Гай, в глазах которого мой рейтинг снова скакнул вверх. Киваю. — На чем?

— На всем, что летает, — улыбаюсь, намеренно не смотря на Изабеллу. — Но не на всем достаточно хорошо. Мне еще два года учиться.

— Я бы тоже хотел летать, — вздыхает Гай.

— Будешь хорошо справляться со своей учебой, Тайлер научит тебя летать, — тут же обещает за меня Изабелла. — Через пару лет, разумеется.

Через пару лет моего плена, она хотела сказать. Помалкиваю, ковыряясь ложкой в овсянке.

Возле нас появляется Нина с подносом со сдобой.

— Еще остались булочки, — лучезарно улыбается. — Тайлер, тебе положить?

Удивленно приподнимаю брови. Она, что, несла их сюда, чтобы предложить мне? Да и взгляд… Вчера девушка смотрела на меня с заинтересованностью иного плана.

— Я буду, — подскакивает Гай. — Дай мне две.

— Объешься, — качает головой Изабелла, и Нина, повинуясь ей, подает мальчику всего одну булочку, смотрит на меня, улыбка превращается в застенчивую. Да что с ней?

— А ты будешь?

— Спасибо, — благодарю, отодвигая от себя тарелку с кашей, — но я уже наелся, — честное слово, не вру, я уже сыт по горло.

Нина выглядит расстроенной, но не настаивает, отходит от нас, и ее с выпечкой тут же зовут из-за соседнего стола.

Изабелла провожает взглядом тонкую фигурку Нины.

— Ты ее обидел, — говорит укоризненно.

Не успеваю ответить.

— Чем? — бесхитростно интересуется Гай, еще жующий свою добычу в виде булки.

— Прожуй сначала, потом говори, — шикает на него Изабелла.

— Действительно, чем? — делаю невинные глаза. Может, пусть она считает меня идиотом, и всем будет легче?

Изабелла дарит мне долгий взгляд, потом отмахивается, давая понять, что не желает сейчас это обсуждать.

* * *

Лифт со стенами, отделанными все тем же серым пластиком, натужно гудит и фыркает.

— Не бойся, он надежный, — говорит Изабелла.

— Я и не боюсь, — отзываюсь. Страха точно не испытываю.

Изабелла сдержала свое обещание и взяла меня с собой, чтобы посмотреть, как живется "рабочим".

Двери лифта разъезжаются, и мы оказываемся в подземном коридоре. Тут для укрепления сводов, наконец, использован не вездесущий пластик, а металл и бетон.

Шахта… Здесь мрачно и сыро, воздух спертый, но после пребывания под землей в течение нескольких минут перестаешь это замечать.

Осматриваюсь, чуть не спотыкаюсь об уходящие вдаль рельсы.

— Ими не пользуются, — Изабелла перехватывает мой взгляд. — Сейчас из этого шахтного ствола убрали грузоподъемный механизм и используют только для людей. — Это называется штрек, — продолжает она свой рассказ, знакомя меня с обстановкой, оборачивается, предвосхищая мой вопрос, — во всяком случае, мне в мой первый день здесь сказали называть этот коридор именно так, так что запомни. А сейчас мы идем к забою — непосредственному месту добычи.

— Я запомню, — обещаю. Мне бы еще не помешал доступ к какой-нибудь базе данных, чтобы почитать про шахты и их устройство. — Так ты отдашь мне мой коммуникатор? — напоминаю.

— А, точно, совсем забыла, — ни сколечко не верю. — Позже. Я же обещала.

Интересно, зачем тянуть? Не удивлюсь, если ее ребята сейчас заняты тем, что ставят в него "жучок", чтобы мамочка всегда могла знать, где находится ее неразумное чадо.

— Хорошо, — не спорю. — Я подожду.

— Вот и молодец, — улыбается Изабелла.

Дальше идем по коридору, названному штреком, в молчании.

Изабелла чувствует себя как рыба в воде, сразу видно, что прекрасно здесь ориентируется. Поворачиваем, снова шагаем вперед, здесь рельсы блестящие и явно не простаивающие.

— Смотри, — Изабелла вдруг останавливается и светит карманным фонариком себе под ноги. Тут на стенах светильники, но они дают слишком мало света из-за того, что расположены на большом расстоянии друг от друга. — Это и есть синерил, — поднимает и протягивает мне камень размером с теннисный мячик.

Беру и рассматриваю его на раскрытой ладони. Изабелла так заботлива, что даже подсвечивает мне фонариком.

Я не геммолог, и на мой взгляд профана в этом деле, камень похож на сапфир. Красивый, ярко-синий. Надо же, из такой красоты делают смертоносный наркотик.

Не могу удержаться.

— Тебя не волнует, сколько людей в мире гибнет от "синего тумана"? — спрашиваю.

Изабелла равнодушно пожимает плечами.

— А сколько — от сигарет, алкоголя, от опасной езды? — не сомневаюсь, ответ на этот вопрос заготовлен заранее и повторялся множество раз. — Так что теперь, запретить производство флайеров, чтобы люди перестали в них биться?

— Это ведь не твои слова?

Она успевает сделать несколько шагов вперед, поэтому ей приходится обернуться, чтобы увидеть мое лицо.

— Не мои, — признает. — В свое время я задавала те же вопросы, и мне дали на них исчерпывающие ответы. Со временем я полностью с ними согласилась. Уверена, когда станешь старше, и ты начнешь относиться к этому проще, — она забирает у меня синерил, бросает под ноги и наступает каблуком, превращая его в пыль, демонстрируя, что он, может, и похож на сапфир, но гораздо более хрупкий. — Пойдем.

Изабелла отворачивается и продолжает движение, ускоряя шаг. Приходится следовать за ней.

* * *

Забой, как назвала это место Изабелла, гораздо больше, чем я его себе представлял, — больше дядюшкиного загородного поместья. И здесь много людей, очень. Одни работают кирками и какими-то молоточками, другие грузят добытое на вагонетки.

Замираю у выхода с раскрытым ртом.

— Это же прошлый век, — шепчу.

Изабелла безразлично пожимает плечом.

— Камни хрупкие, — та аппаратура, которую получилось закупить, не вызывая вопросов, не справилась. — Так что вручную — единственный способ.

Все еще часто моргаю, не веря своим глазам. И мои друзья здесь? Ди где-то тут орудует… киркой?

— Женщины тоже здесь? — спрашиваю, потому что пока не вижу ни одной.

— Есть парочка, — охотно отвечает Изабелла, — но там такие женщины… покрупнее и повыносливее некоторых мужчин. Остальные наверху в бараках — стирка, готовка, уборка.

Не удивлюсь, если стирают они тоже вручную, а вместо мыла используют песок.

Ладно, пусть даже песок, но мне все равно становится легче при мысли, что Ди где-то наверху, а не здесь. Нужно выбираться, во чтобы то ни стало, выбираться.

Ловлю на себе пристальный взгляд Изабеллы, вопросительно приподнимаю брови.

— Я могу тебя оставить? Мне надо переговорить с моими парнями, — да, вижу, охраны в черной форме тут не меньше, чем работников.

Пожимаю плечами.

— Конечно.

— И не бойся, — добавляет, — тебя никто не тронет, иначе им не сносить головы, тут все смирные.

— Это же люди, — говорю сквозь зубы.

— Люди, — соглашается Изабелла. — Но им не повезло, и теперь они здесь, а жить хочется всем. Хорошо работают — хорошо едят, — она, как ей кажется, ласково гладит меня по плечу и отходит. Меня передергивает.

Стоит ей отдалиться, даже воздух становится свежее.

Вижу, как она подходит к группе охранников и указывает на меня, что-то объясняет, должно быть, что я хрупкий, как синерил, и меня следует беречь.

Медленно прохожу мимо работающих людей. Все в грязи с головы до ног, покрыты синей пылью и обычной, и всех я вижу впервые.

Где же они?

Наконец замечаю знакомую фигуру. Джонатан. Бросаюсь к нему чуть ли не бегом.

— Капитан, — окликаю. Я чертовски рад его видеть.

Он как раз грузит синерил в вагонетку и стоит к ней лицом, не видит меня. Но слышит прекрасно — его спина каменеет. Роу поворачивается ко мне не спеша, будто в замедленной съемке, замираю, вглядываюсь в его перепачканное пылью лицо, пытаясь прочесть выражение.

А потом падаю.

Движение капитана и его удар мне в челюсть не столько стремительны, сколько я совершенно их не ожидаю.

Охрана тут же бросается к нам. Вскакиваю на ноги как раз в тот момент, когда двое самых быстрых заламывают Джонатану руки.

— Стойте, стойте, — кричу, перебарывая желание схватиться за челюсть (больно, черт). — Я просто подвернул ногу, сам упал.

Оглядываюсь, но, слава богу, не вижу Изабеллы, значит, и она меня. Отлично.

Охранники замирают, смотрят с недоверием.

— Парни, чистой воды недоразумение, — заверяю, пытаясь улыбаться, но это все-таки больно.

Ничего не выходит — мне не верят.

Ладно, решаю зайти с другой стороны:

— Вы хотите, чтобы Изабелла спустила с вас шкуру за то, что недоглядели? Давайте забудем, и у всех будет меньше проблем, а? — прикладываю ладонь к груди. — Я вас не сдам, честное слово.

"Парни" переглядываются, а затем синхронно выпускают капитана, так, что он едва не падает носом в пол, успевает сохранить равновесие в последний момент.

— Спасибо, — искренне благодарю. — Мы больше не будем.

— Понял? — один из охранников переводит взгляд на Роу.

— Понял, — отвечает тот и сплевывает под ноги.

— Он понял, — уверяю.

Видимо, головомойка от Изабеллы впечатляюща, потому что охрана таки оставляет нас и отходит в сторону. Выдыхаю с облегчением.

Провожаю их взглядом, а когда поворачиваюсь, встречаюсь глазами с Джонатаном, и в них столько ненависти, что едва не отшатываюсь. Держу себя в руках — нечего снова привлекать внимание.

— Капитан, — начинаю, — вы все неправильно поняли. Я вас вытащу, я ищу способ.

Теперь Роу смотрит на меня высокомерно, убирает руки в карманы (должно быть, чтобы снова их не распустить).

— За кретина меня держишь? — спрашивает зло. — Да, я кретин, потому что поверил тебе и позволил заманить себя и свой экипаж в ловушку. Ловко сработано, Тайлер. Это хоть твое настоящее имя?

В точку — он ведь даже не знает, как меня на самом деле зовут.

— Я не работаю на свою мать, — пытаюсь объяснить. — Я не видел ее семнадцать лет и понятия не имел, что встречу ее здесь.

— Внукам ее эти сказки расскажешь, — отрезает Джонатан и отворачивается к вагонетке. — А теперь пошел вон, у меня много работы.

Да что ж такое?

Оглядываюсь вокруг, но больше не вижу никого из команды "Старой ласточки" — здесь слишком много людей. Черт-черт-черт.

Хочу спросить, все ли в порядке с Ди, с остальными… Но все мои вопросы застревают в горле от абсурдности ситуации.

— Ты готов? — доносится со спины жизнерадостный голос Изабеллы.

Мы и так глубоко, но мне хочется провалиться еще глубже.

— Готов, — отвечаю, поворачиваясь к ней. — Мы уже… поговорили.

 

ГЛАВА 23

Вечером Вилли приносит мой коммуникатор, молча вручает и уходит, не заперев снаружи дверь. Как интересно.

Даже выглядываю в коридор, но вижу лишь удаляющуюся спину подчиненного Изабеллы. Никакого поста за дверью. Проверка или разрешение выходить?

Возвращаюсь, плюхаюсь на кровать и проверяю комм. Итак, в нем копались, причем не только в настройках, а еще и разбирали — поверхность, которая должна касаться запястья, ободрана чем-то острым, должно быть, отверткой.

В жизни больше не выйду из дома без хотя бы минимального набора инструментов.

Кружу по комнате, но не вижу ничего, что помогло бы мне вскрыть корпус коммуникатора. Проверяю тумбочку, шкафчик в ванной.

Наконец моя настойчивость вознаграждена — нахожу маникюрный набор. Возвращаюсь на кровать, вожусь несколько минут, но все же вскрываю коммуникатор с помощью пилки для ногтей.

Вставленный в комм "жучок" миниатюрен. Аккуратно достаю его пинцетом все из того же маникюрного набора, рассматриваю. Нет, такой модели не знаю, но подслушивающие устройства сделаны немного иначе, этот, скорее, для отслеживания перемещений, просто маячок.

Значит, Изабелла решила перестраховаться. Ну ладно, как скажешь, мамочка.

Возвращаю маячок на место и ставлю обратно заднюю панель. Если ей так хочется следить за мной, не стану мешать. Особенно, если это усмирит ее бдительность.

После включения коммуникатор радует еще меньше — его полностью перепрошили, в нем нет ничего. Захожу в меню контактов и нахожу два: "Мама" и "Братик".

Меня начинает разбирать смех. Она правда такая непрошибаемая или издевается?

Переименовываю ее в "Изабеллу", а "братика" в "Гая". Ничего не имею против мальчишки, но "братик" звучит слишком слащаво. Хотя, должен признать, слово "мама" коробит куда больше.

Только сохраняю изменения, как комм начинает светиться зеленым светом, вместо моего привычного синего, а из динамика льется какая-то скрипичная мелодия, заунывная и нагоняющая тоску. Мне остается только надеяться, что это результат возвращения к стандартным настройкам, а не личный выбор Изабеллы.

— Привет, — отзываюсь.

— Привет, сынок, — жизнерадостно приветствует "мама". — Вижу, тебе уже вернули коммуникатор. Все в порядке?

— Угу. В полном.

— Я рада, что угодила. Можешь добавлять контакты всех, с кем тут познакомишься.

Разрешила. Снова давлю в себе смех, представляя, как отреагировала бы Морган, спроси я у нее, можно ли добавить новый контакт в телефонную книгу: как минимум, покрутила бы пальцем у виска, как максимум — заставила бы измерить температуру.

С той стороны молчание, явно ждет моей реакции.

— Спасибо, — благодарю коротко. Мне совсем не хочется разливаться соловьем за то, что мне вернули мою же вещь, к тому же, испорченную. — Скажи мне, — перевожу тему, — я могу теперь покидать свою комнату?

— О, конечно, — слышу стук каблуков — Изабелла куда-то идет. — Ты не пленник, а гость. Походи, осмотрись, а попозже найдем тебе занятие по душе.

По ее душе, она забыла сказать. Ну-ну.

— А на рудник я могу ходить один?

Каблуки смолкают, повисает молчание.

— Мы это обсуждали. Нечего тебе там делать, — теперь голос совсем другой, властный и не терпящий возражений.

Бросаю взгляд на новую дверь в ванную, кусаю губы, чтобы не испортить еще одну.

— Я же не пленник, — напоминаю.

— Там опасно.

Все, точка. Никаких апелляций.

— А если я буду ходить туда с тобой? — придаю голосу просящую интонацию, хотя очень хочется выругаться и оборвать звонок. — Ты же часто там бываешь?

Снова стук каблуков — выдохнула, подавила бунт.

— Со мной можно, — разрешает милостиво, — но только со мной.

— А наземные бараки, где живут рабочие, они такие же опасные? — пытаюсь выиграть еще один раунд.

Мне нужно увидеть Дилайлу и все объяснить. Это просто жестокая жесть, если она думает обо мне то же, что и ее отец.

— Ну разумеется.

— А если я пойду туда с кем-нибудь надежным? — прошу заискивающе.

Шаги опять смолкают. Кажется, гнев мешает Изабелле ходить.

— Нет, нет и нет, — повышает голос. — Так понятно?

— Вполне, — отзываюсь и дальше молчу, мне нечего сказать этой женщине, но сильно подозреваю, что отключись я первым, это будет расценено как акт неповиновения.

Брожу по комнате, ожидая, когда Изабелле наконец надоест слушать тишину.

Каблуки стучат вновь, слышатся мужские голоса.

— Кстати, — миролюбиво заговаривает она, видимо, решая сгладить конфликт, — ты правда слушаешь такую музыку? Мне дали послушать мелодию звонка на твоем коммуникаторе. Такое громкое и тяжелое. Это же вредно для слуха. Я сказала поставить что-нибудь симфоническое, — сползаю спиной по двери ванной и сотрясаюсь от беззвучного хохота. — А… Тайлер, ты почему молчишь?

Опускаю голову на руки, тру лицо. Это просто абсурд, маразм, бред. И мне еще казалось, что дома из-за охраны вокруг я под тотальным контролем? Нееет, вот он, тотальный контроль во всей красе.

— А знаешь что, — заговариваю, когда понимаю, что смогу сказать хоть что-то без нервного смеха, — если тебе не нравится звать меня Тайлером, можешь звать Александром, Алексом… Да как угодно. Хоть Мэтью, это же мое второе имя. Хорошо?

— Это отличная идея, — тут же отзывается она, и голос довольный.

Закрываю глаза и откидываю голову назад, упираясь затылком в дверь ванной.

Ничего, мне нужно попасть в барак к рабочим, и я это сделаю.

* * *

На следующее утро появляюсь в столовой прежде, чем за мной успеют зайти вездесущая Изабелла или подневольный Гай, и выбираю себе завтрак по вкусу.

— Доброе утро, — улыбается мне Нина, тут же оттеснившая мать, чтобы самой подать мне еду. — Ты сегодня рано.

Вежливо улыбаюсь в ответ.

— Не спалось.

На самом деле, я почти вообще не спал, большую часть ночи прокопавшись с коммуникатором. Максимум, чего пока удалось добиться, это вернуть прибору функцию будильника (тот, кто над ним надругался, имел поразительно кривые руки).

Нина продолжает улыбаться, при этом слишком часто взмахивая ресницами, будто снимается в рекламе клиники косметологии.

— Может быть, погуляем сегодня? — предлагает и смущенно краснеет.

Интересно, это ее собственная инициатива или задание Изабеллы с целью отвлечь меня от мыслей о Дилайле? Без разницы — это мой шанс попасть в барак для рабочих.

— С удовольствием, — улыбаюсь совершенно искренне. Предложение отличное и как раз вовремя.

— Тогда запиши мой номер, — предлагает. — Созвонимся после обеда.

Послушно вбиваю в комм новый контакт. Мне же сама Изабелла разрешила добавлять друзей, мне можно, ага.

Направляюсь с подносом на обычное место за столом и только успеваю сесть, как в столовую заходят Изабелла с Гаем. "Мама" бросает на меня пристальный взгляд, но быстро прячет свое недовольство за улыбкой.

— Доброе утро, Александр. Рада, что ты уже здесь.

Гай вскидывает голову.

— Александр? — переспрашивает недоуменно.

— Да, милый, это настоящее имя твоего брата.

— А Тайлер — фамилия? — глаза мальчишки становятся размером с блюдца. Он явно смотрит телевизор, и сочетание "Александр Тайлер" слышит не впервые.

— Ага, — подтверждаю. — Но ты можешь по-прежнему звать меня Тайлером.

Гай медленно кивает, на его лице все еще написано удивление.

— Ну, не стой, — подгоняет Изабелла. — Иди, выбери себе что-нибудь и мне захвати. Хорошо?

Мальчик смотрит на нее так, будто у нее отросли трехметровые рога и пробили потолок. Кажется, обычно ему не разрешают выбирать еду самому.

— Хорошо, — отвечает пораженно и уходит к перегородке, за которой суетятся Мила и Нина.

А Изабелла садится напротив, складывает руки на столешнице и тревожно всматривается в мое лицо.

— У тебя круги под глазами. Ты плохо спал?

Боже, избавь меня от заботы этой женщины.

— Я всегда неважно сплю на новом месте.

— А, — отмахивается, — тогда ерунда, скоро привыкнешь.

Прячусь за горячей кружкой с чаем. Честное слово, никогда еще в своей жизни столько не молчал. Но если сейчас высказать все, что думаю о ней и ее порядках, Изабелла точно посадит меня под замок.

Возвращается Гай, глаза мальчишки довольно сияют. Как, оказывается, мало ему нужно для счастья — всего-то немного личной свободы.

Я же, чтобы не ляпнуть лишнего в его отсутствие, влил в себя слишком много горячей жидкости. Становится жарко, поддергиваю рукава водолазки, которую с утра надел, до локтей.

Изабелла с грохотом бросает вилку на тарелку.

Удивленно поднимаю голову и вижу, что она побледнела и поджала губы, а ее взгляд прикован к моему правому предплечью.

— Что? — не понимаю.

— Что это еще за дрянь? — шипит Изабелла.

Вскидываю брови. Даже так?

Пожимаю плечами.

— Татуировка.

— Ух ты, — Гай вытягивает шею, чтобы получше рассмотреть. — И что там написано?

— Ешь, — обрывает его энтузиазм мать.

— Я тебе потом расскажу, — обещаю.

Глаза Изабеллы мечут молнии.

— Ты должен это свести, — заявляет. — Выглядит безобразно. Будто ты какой-то бродячий музыкант.

Еще бы сказала: "как наркоман". Ну так здесь это должно быть комплиментом, ведь именно благодаря деньгам этих самых наркоманов они и держат свой тайный бизнес на Пандоре.

Медленно ставлю кружку на стол.

— Я не стану ее сводить, — говорю твердо.

Изабелла удивленно моргает, услышав отказ. Смотрю прямо на нее, не отводя взгляда, чтобы до нее наверняка дошло, что я не шучу.

Не спорю, Морган тоже хотела, чтобы я избавился от татуировки, но тогда мне было тринадцать, и она имела на это полное право. Но и то, Миранда и не подумала настаивать, сказав в итоге, что это мое тело, и я могу хоть красного дракона нарисовать себе на лбу.

Да что я говорю? Морган вообще никогда не смотрела на меня ТАК — будто я пустое место без мнения и прав.

Изабелла косится на Гая, притихшего, но с интересом прислушивающегося к нашей беседе.

— Хорошо, — произносит холодно. — Обсудим позже. А пока — снова впивается взглядом в надпись на моей руке, — натяни рукава пониже и не позорь меня.

Не думал, что два слова на латыни — неслыханный грех и позор.

Молча выполняю требования и опускаю рукава. Хорошо, что поблизости нет тату-салона, а то при таком отношении Изабеллы я мог бы не удержаться и выбить себе на лбу того самого дракона.

* * *

Так как Нина ориентируется на местности лучше, мы договариваемся, что она зайдет за мной, а не наоборот. Все время до ее прихода вожусь с коммуникатором, пытаясь победить изувеченные настройки. Потихоньку получается, но чувствую, на это уйдет еще не один день. И ночь.

Девушка приходит точно в назначенное время, не опоздав ни на минуту. Открываю дверь в ответ на ее стук и приглашаю Нину внутрь. Приглашение она принимает, снова смущенно краснея, входит, осматривается.

— Сейчас, куртку только надену, — говорю, направляясь к шкафу.

Девушка соглашается кивком, молчит, будто воды в рот набрала. Вообще, она не только ведет себя, но и выглядит странно: на ней тонкое шерстяное платье выше колена, высокие сапоги и пальто с воротником-стойкой, выгодно подчеркивающее фигуру. Длинные волосы распущены и тщательно уложены локон к локону. Но вот выражение лица — будто пришла на расстрел.

— Мы точно погулять, а не на концерт в оперу? — комментирую ее наряд.

Нина краснеет до корней волос и делает шаг по направлению к двери.

Ладно, я хам и грубиян, обидевший девушку, которая наряжалась и собиралась не один час, и все только ради нашей прогулки по окрестностям, но мысль, что она делала это не по собственной инициативе, не дает мне покоя.

— Погоди, извини, — останавливаю Нину, поймав за мягкий рукав пальто. — Ты прекрасно выглядишь.

— Правда? — о, первое сказанное слово с тех пор, как она пришла.

— Правда-правда, — заверяю. — Ты только не замерзнешь?

— Нет, — качает головой, — спасибо за заботу.

* * *

На улице дикий ветер, такой, что жалею об отсутствии капюшона на своей куртке. Нина дрожит и норовит обхватить себя руками или подуть на заледеневшие пальцы. О том, что стало с ее идеальной прической, лучше не говорить.

Тем не менее ни слова жалобы или просьбы вернуться назад. Я же с отвратительным самому себе садизмом продолжаю таскать ее за собой по территории, с каждым кругом все больше и больше приближаясь к баракам в районе шахты.

Разговариваем на ничего не значащие темы: фильмы, книги, музыка. Нина отвечает очень осторожно, будто боится сказать что-то, чего я не одобрю — хочет понравиться. У меня прямо зубы уже сводит от этого притворства.

— Тебе Изабелла приказала заняться мной? — не выдерживаю через какое-то время.

Нина вздрагивает, обхватывает себя руками, и я понимаю, что угадал.

Обгоняю ее, останавливаю, кладу ладони на плечи и заглядываю в глаза. Это непросто при развевающихся на ветру волосах, приходится самому заправлять прядь ей за ухо, потому что Нина застыла от страха из-за того, что ее разоблачили.

— Нина, прости меня, пожалуйста, — прошу искренне.

— За что? — не понимает.

— За мою мать. Она тебе угрожала?

Нина осматривается по сторонам, будто боится, что нас услышат. Но в этом нет необходимости: в такой ветер, даже будь кто поблизости, не смог бы подслушать.

— Изабелла никогда не угрожает. Она предупреждает.

— Ясно, — отпускаю девушку, пристраиваюсь сбоку. Несколько минут идем рядом, потом притягиваю Нину к себе и обнимаю за плечи (и ей теплее, и, если нас кто увидит, на пользу). — Вот что, давай я скажу Изабелле, что очарован тобой, — Нина подозрительно и чуть обиженно косится в мою сторону. Соображаю, что сглупил: — Ну, то есть я правда очарован и рад с тобой пообщаться…

— Я поняла, — улыбается девушка, на этот раз без смущения и страха.

А она действительно очень красивая, особенно теперь, когда успокоилась и стала вести себя естественно. Я мог бы ей "очароваться", не будь уже приворожен другой ослепительной брюнеткой.

— Давай поможем друг другу, а? — прошу. — Будем иногда встречаться, Изабелла успокоится, — заглядываю в глаза. — Ты же сможешь пережить в моем обществе пару часов в неделю?

Нина уже смеется.

— Переживу как-нибудь.

Выдыхаю с облегчением. Какое счастье после Изабеллы общаться с адекватным приятным человеком.

— Нина, — говорю в следующую минуту, когда мы оказываемся уже в паре сотен метров от шахты, — помоги мне. Мне нужно туда, — девушка следит за моим взглядом, видит бараки и хмурится. — Нин, вопрос жизни и смерти. Помоги, а? Мне надо туда попасть.

— Ты что? — Нина отшатывается от меня, но я продолжаю ее удерживать. Ветер завывает, ее волосы бьют меня по лицу. — Нам туда нельзя. Если Изабелла узнает, она спустит с нас шкуру и в первую очередь с меня. А она узнает.

Тут девушка права, и подставлять ее совсем не хочется. Но мне нужно попасть в этот чертов барак.

— Ладно, — вздыхаю, — поступим по-другому.

Отпускаю Нину и под ее ошарашенным взглядом сажусь прямо на серую глину, поднимаю первый попавшийся увесистый камень, беру двумя руками и с силой обрушиваю на свою лодыжку. Девушка вскрикивает, сам морщусь — больно. Но если нога не распухнет, выйдет неправдоподобно.

— Беги за помощью, — указываю на барак для рабочих. Черт, снова перестарался, больно сильнее, чем я ожидал. — Быстрей. Туда в четыре раза ближе, чем назад.

Нина ахает, но быстро понимает, что к чему, и бежит в указанную сторону. Слежу за ней, пока она приближается к бараку, стучит в дверь. Вскоре ее впускают, а дверь снова закрывается.

Очень надеюсь, что они растеряются и не догадаются вызвать помощь из главного здания.

* * *

— Ну что там у вас за неприкосновенный парень расшибся? — слышу из-за двери знакомый голос и от облегчения чуть не растекаюсь лужицей по койке, на которую меня бережно усадили.

Нина привела двоих охранников, которых мне удалось-таки убедить, что вызывать флайер из главного корпуса нет необходимости. В том, что они все равно сообщат Изабелле, даже не сомневаюсь, но пока есть шанс хотя бы выиграть время.

Барак для рабочих похож на наш, но меньше, коридоры значительно уже, свет тусклый — экономят и на лампах, и на электричестве.

Меня, скачущего на одной ноге и наотрез отказавшегося от носилок, приводят в тесную комнату, всю обстановку которой составляют койка и прикроватная тумбочка. Размер помещения — треть корабельной каюты, если даже не четверть.

Один парень остается со мной, второй уходит за медиком.

Сижу, вытянув больную ногу, второй болтаю в воздухе. С удовлетворением отмечаю, что все выглядит вполне правдоподобно — нога распухает прямо на глазах. А я и не знал, что рука у меня такая тяжелая.

Маргарет в полинялом, когда-то белом халате появляется на пороге, видит меня и чуть сама не подворачивает ногу от неожиданности. Вот оно, мое долгожданное везение, ведь здесь мог оказаться и другой врач.

— Ну, чего встали? — шикает Мэг на охранников, и те, к моему удивлению, вытягиваются по струнке. — Ждите в коридоре и дверь закройте.

Парни выходят, оставляя нас одних. Маргарет ставит чемоданчик, который принесла с собой, на койку рядом с моей ногой, а сама отступает на шаг и складывает руки на груди.

— Какого черта ты здесь делаешь? — припечатывает.

М-да, радостная встреча не удалась.

Невинно хлопаю глазами.

— Вот, ногу подвернул.

Профессионал в Мэг, как всегда, побеждает. Она склоняется над моей лодыжкой, приподнимает штанину, хмурится, а затем вскидывает на меня полные возмущения глаза.

— Ну и что это за цирк? Сам себя приложил?

— Ага, — признаюсь.

— Тайлер, какого черта?

— Мне нужно было сюда попасть, а мне запретили.

Маргарет хмыкает.

— Запретили? С чего бы? Ты же тут вроде как свой.

Старая песня. Только, в отличие от Роу, она собирается меня лечить, а не бить.

— А может, ты тут своя? — огрызаюсь. — Тебя даже охрана слушается.

— Я врач, — мрачно отвечает Мэг, все еще смотря на меня враждебно, — а охранники здесь — нормальные ребята. Один поранился, я зашила быстро, перевязала, не пришлось звать медика из главного корпуса, вот и зауважали. Тут вообще не было никого из медперсонала. Вернее, были, но все мужчины. А им хоть кто: если есть физическая сила, иди вниз, дроби камни. Приходилось ждать их с работ часами.

— Охранники — нормальные ребята, а я, значит, ненормальный? — цепляюсь.

— Они не заманивали меня и моих друзей в чертову ловушку.

— Я не заманивал… уй, — вздрагиваю, когда она касается поврежденной ноги. — Мэг, прошу тебя, поверь мне. Я не знаю эту женщину, ну, то есть знаю, но никогда в жизни не видел, кроме как на фото. Она бросила меня, когда мне и года не было. А теперь я узнаю, что она вовсе не Элизабет, а Изабелла и жила с моим отцом, потому что была шпионкой, которую приставили следить за его братом.

Маргарет поднимает голову и встречается со мной взглядом.

— Это что за мыльная опера?

— Ты правда думаешь, я мог бы такое придумать? — должно быть, сейчас я выгляжу жалко.

— Ну-у, — протягивает медик, — ты у нас талантливый мальчик.

Вот так. Мне снова никто не верит, но сейчас меня это задевает.

— Мэг, — говорю, — есть вещи запредельные. За гранью добра и зла. Я никогда бы не посмел сочинить такое про свою семью, про своего отца.

Маргарет смотрит внимательно. Не отвожу глаз, смотрю в ответ.

— Мэг, я найду способ, — обещаю, — мы сбежим отсюда, но мне нужно, чтобы вы мне поверили, иначе, когда понадобится, вы не пойдете со мной и останетесь здесь.

— И ты знаешь, как отсюда выбраться?

Да уж, слабая часть моего плана.

Качаю головой, не хочу врать.

— Пока нет. Изабелла сейчас играется со мной, как девочка с новой куклой. Надеюсь что-нибудь придумать, когда ее внимание ко мне ослабнет.

Лицо Маргарет становится задумчивым.

— Она правда тебя бросила? — спрашивает. — В годик?

А вот теперь отвожу взгляд.

— Она меня и родила-то, потому что начальство не разрешило ей сделать аборт.

Теплые руки снова касаются моей лодыжки. Нанесенная мазь холодит кожу.

— Может, я наивная дура, но я тебе верю, — произносит мой любимый медик. — Я поговорю с остальными, — вскидываю глаза. — Не благодари, — останавливает. — Ты должен понимать, как эта ситуация выглядит со стороны. Все, кроме Дилана, уверены в том, что ты работаешь вместе с матерью.

— Дилана? — удивленно моргаю.

Мэг кивает.

— Он сказал, что человек, прикрывавший его спину на Альбере, не может быть предателем.

Черт, трогательно.

— А Ди? — спрашиваю.

Маргарет вздыхает.

— Я не знаю.

— Как это ты не знаешь? — не понимаю.

— Она ни разу не высказалась на эту тему. Молчит, если речь заходит о тебе.

— Мэг, мне надо с ней поговорить.

— Она на кухне сейчас. Скоро ужин.

Дилайла? На кухне? Готовит ужин? Она же ненавидит кухню…

— Ладно, — соглашаюсь, тем более понимаю, что время на исходе, а спешить сейчас слишком опасно. — Я все равно выберусь сюда еще. Поговори с Ди, пусть она хотя бы меня выслушает.

— Я поговорю, — обещает Мэг, а в следующее мгновение дверь с грохотом распахивается, как от удара ногой, и на пороге появляется Изабелла.

— Ты в порядке? — бросается ко мне с такими глазами, будто у меня кишки на полу, а не распухшая нога.

— С ним… — начинает Маргарет.

— Отойди от него, — обрывает Изабелла. — Тоже мне, додумались, куда его нести, — теперь гнев направлен на ждущих в коридоре охранников. — Они его тут специально покалечат мне назло.

Поднимаю глаза на Мэг, мол, видела? Она чуть прикрывает веки, давая понять, что да.

— Изабелла, — подаю голос, — Маргарет — отличный врач, она никому не способна навредить. Дай ей закончить, пожалуйста. Мне все еще больно.

Изабелла несколько секунд обдумывает мои слова, затем поворачивается к Мэг.

— Доделывай, — приказывает. — Но, если с ним что-то случится, я лично продырявлю тебе голову.

Маргарет отвечает ей абсолютно флегматичным взглядом и молча возвращается к перевязке.

— Поговори с Ди, — шепчу.

Она едва заметно кивает.

 

ГЛАВА 24

Возвращаемся во флайере, на котором примчалась за мной Изабелла. До него и от него до комнаты меня несут на носилках, будто мне только что сделали полостную операцию, а не перевязали лодыжку. Трындец.

Не могу определиться, чего мне хочется больше: закрыть лицо руками и притвориться мертвым или упасть перед окружающими на колени и просить прощения за придурства моей матери. С Изабеллой разговаривать в принципе бесполезно — ее ребенок ранен и должен лежать. А еще заткнуться, чтобы не мешать ей проявлять свою удушающую заботу.

Наконец, меня сгружают на кровать в моей комнате, и все, за исключением Изабеллы, выходят. Куда во время этой процессии потерялась Нина, честное слово, не знаю, но нужно будет еще раз попросить у нее прощения за этот цирк.

— Я распорядилась, сейчас тебе принесут ужин прямо сюда, — Изабелла садится на кровати рядом и тянется к моему лбу, очевидно, чтобы удостовериться, что у меня нет жара.

Отшатываюсь, смотрю предостерегающе.

— Это еще что за фокусы? — хмурится.

А я сейчас готов биться головой о спинку кровати. Неужели это не притворство, она правда не понимает?

Сцепляю зубы, выдыхаю.

— Со мной все хорошо, — уверяю. — Это всего лишь растяжение.

— Может быть, воды?

— Нет.

— Холодный компресс?

— Нет.

— Помочь тебе сходить в туалет?

— Нет.

Теперь Изабелла выглядит обиженной. Отворачивается, барабанит пальцами по своему бедру, о чем-то думает, но, слава богу, молчит.

— Нет, — вскакивает на ноги, — я так не могу. Немедленно позову сюда Джорджа.

— Кого? — уточняю, выходит жалобно.

— Наш врач, Джордж. Он прекрасный специалист. Пусть посмотрит, что тебе наделала та дамочка.

Аааааа.

— Не надо Джорджа, — прошу.

Но Изабелла и не думает слушать, она уже вызывает медика по коммуникатору.

— Джордж, привет… Что значит — занят? Бросай все немедленно…

Не выдерживаю, встаю и, прихрамывая, делаю к ней несколько шагов с намерением прекратить этот балаган.

— Ты же упадешь, — вскрикивает на высокой ноте и мчится меня подхватывать. Морщусь, но позволяю усадить меня обратно на кровать. — Ты в порядке? — вглядывается в мое лицо. — Может, воды?

Обреченно вздыхаю.

— Давай воды.

Что угодно, лишь бы "мамочка" успокоилась и ушла.

— Изабелла? Изабелла?.. — доносится из ее коммуникатора, и она раздраженно обрывает связь, так и не дав бедному Джорджу каких-либо объяснений.

Приносит воду, забираю стакан, пью до дна под пристальным взглядом.

Так, сейчас главное — поставить стакан на тумбочку, а не запустить им ей в голову. Крепче сжимаю его в пальцах.

Нельзя.

Бросаться.

Посудой.

— Что с тобой? — что-то читает в моем лице.

— Все хорошо, — повторяю. — Я в полном порядке, — делаю над собой усилие и ставлю-таки стакан на прикроватную тумбу. — Ты можешь идти, не нужно сидеть у моей постели.

Изабелла сжимает губы в прямую линию и так и стоит, возвышаясь надо мной, уходить не спешит.

— Что там произошло? — спрашивает затем.

Не понимаю.

— Где — там?

— Как случилось так, что ты поранился? Это Нина виновата?

— Господи, нет, — к черту, я больше не могу не орать. — Никто не виноват. Я оступился и упал. Виноват дурацкий булыжник.

Глаза Изабеллы превращаются в щелки. Мне уже страшно, что я такого сказал?

— Прикажу заняться территорией, — выдает она. — Ты прав, булыжники на дороге не дело.

Я прав? Это я предложил?

— Может, тогда асфальтом все тут закатаешь? Бетоном? Пластиком, в конце концов? Его тут с избытком.

Но Изабелла уже загорелась идеей, и ее не остановить.

— Ты меня слышишь? — повышаю голос. — Не нужно принимать меры. Со мной все в порядке. Я ломал кости, выворачивал суставы, выбивал зубы. Растяжение — это ерунда.

Она переводит на меня взгляд и осуждающе качает головой.

— Тебе вредно волноваться, — изрекает, — отдыхай. Позже поговорим, — делает шаг в мою сторону.

Кажется, вжимаю голову в плечи — если она решит поцеловать меня в лобик, я заору. Но Изабелла вовремя останавливается.

— Отдыхай, — повторяет строго. — Ужин скоро принесут, — и решительной походкой выходит из комнаты.

Теперь позволяю себе стукнуться головой о спинку кровати.

* * *

Заправляю постель, собираясь отправиться на завтрак. Вечером ужин мне принесла мать Нины, выглядела бледной и запуганной, в разговоры вступать не пыталась, только поставила поднос и ушла. Да и я после общения с Изабеллой не горел желанием с кем-либо беседовать.

Что с ней? За кого она меня принимает? Хотя о чем я? Изабелла относится так ко всем, ее главный жизненный принцип: существует одно единственное верное мнение, и это мнение принадлежит ей. Что при этом думают и чувствуют другие — мало что решающий фактор.

Быстрый стук, а затем дверь приоткрывается, и в комнату заглядывает Гай.

— Привет, — удивленно здороваюсь. Помнится, в прошлый раз он топтался под дверью, ожидая разрешения войти.

Мальчик заговорщически оглядывается в коридор и только потом входит, притворив за собой дверь.

— Привет, — запоздало здоровается. — Мама считает, ты при смерти.

Закатываю глаза.

— Она сильно преувеличивает.

— Ага, — понимающе кивает. — Есть у нее такая привычка. Так что если заболел, лежи, пей лекарства и не спорь.

Улыбаюсь, глядя на него. Из его уст строгость матери кажется вполне нормальной, ведь все дети не любят лечиться. Но только она забывает, что я-то давно не ребенок. Изабелла опоздала со своей заботой. Лет этак на семнадцать.

— Я подвернул ногу, — говорю.

Гай смотрит удивленно.

— И все? — не верит.

Развожу руками.

— И все.

— Тю, — теперь смотрит как на полного идиота. — Тогда ты дурак, что она об этом узнала. Я никогда не говорю ей о мелочах, иначе начинает носиться, будто мне оторвало ногу.

Смеюсь. В точку, именно так Изабелла вчера и носилась.

— И надолго она теперь зарядилась? — спрашиваю.

Дергает плечом.

— Смотря как с работой. Будет свободна — пиши пропало. Будет занята — отстанет быстро.

Нехорошо желать своей матери проблем на работе, но, кажется, это мое единственное спасение.

Гай, не ожидая приглашения, плюхается на край кровати, болтает ногами в воздухе.

— Ты не думай, — говорит неожиданно серьезно. — Мама хорошая. Она просто… — хмурится, пытаясь подобрать подходящее слово, но не преуспевает, — такая.

Хмыкаю.

— Уже не ревнуешь?

Мотает головой из стороны в сторону.

— Не-а. Мы с ней поговорили, все хорошо.

Удивленно приподнимаю брови. Ну надо же. Мнение младшего сына таки имеет для Изабеллы значение, и она снизошла с ним поговорить, а не отдать приказ.

Рад за Гая, не завидую и не ревную ни капли, хочу смотаться отсюда.

— Пошли, — тороплю, берясь за ручку двери, — уже почти восемь.

— Мама сказала, тебе принесут завтрак в постель, — предостерегающе напоминает мальчик. — Если мама сказала…

— Ты совершенно прав, — соглашаюсь. Чтобы ни было между мной и Изабеллой, в жизни не скажу о ней ничего плохого перед братом. — Поэтому нужно поторопиться, пока его не успели сюда доставить.

Гай предвкушающе щурится, впервые напоминая мне мимикой мать.

— Мама будет в бешенстве.

Нет, он ее определенно не боится. И это дает мне надежду, что есть в Изабелле что-то человеческое, чего я до сих пор не увидел.

— Я извинюсь, — обещаю.

Кажется, мой ответ его удовлетворяет. Гай спрыгивает на пол и спешит к двери.

— Тогда я вперед? — оборачивается ко мне. — А то мне влетит, что не сдал тебя.

Киваю.

— Заметано. Беги.

Он аккуратно приоткрывает дверь, выглядывает в коридор и, только убедившись, что на горизонте нет шпионов, быстро выходит в коридор. Заговорщик юный.

Но ведь если Изабелла сумела воспитать такого отличного мальчишку, значит, и в ней есть что-то хорошее?

Или мне просто хочется так думать?

* * *

Когда я вхожу в столовую, Гай уже сидит возле Изабеллы с таким видом, будто находится тут давным-давно. Даже изображает удивление при виде меня. Артист растет.

Изабелла сжимает губы в линию. На мгновение мне кажется, что сейчас она вскочит и силой заставит меня вернуться в свою комнату. Но нет, она не трогается с места, только крепче сжимает в руке вилку, так, что бледнеют костяшки пальцев.

Гай был прав — Изабелла в бешенстве.

Делаю вид, что ничего не замечаю, и спокойно направляюсь к перегородке к Миле и ее дочери. Не оборачиваюсь, но лопатками чувствую, что Изабелла взглядом прожигает дыру в моей спине.

Самое отвратительное, что нога правда побаливает, и я заметно хромаю.

— Привет, — улыбаюсь Нине. — Доброе утро, — ее матери.

— Доброе, — с сомнением в голосе отзывается Мила и предоставляет меня дочери.

— Привет, — улыбается Нина снова немного смущенно.

— Тебе вчера влетело? — спрашиваю серьезно, когда женщина отходит.

Качает головой.

— Нет, — отвечает тихо, — пронесло. Грозилась поговорить со мной "позже", но так и не вызвала.

— Ей было чем заняться, — говорю, не вдаваясь в подробности. Зачем они Нине? Ей и так здорово досталось из-за гипертрофированной материнской заботы Изабеллы.

— Что будешь? — спрашивает девушка, меняя тему.

Улыбаюсь.

— А что есть?

Нина перечисляет, тоже с улыбкой. Несколько минут дружелюбно болтаем, после чего беру поднос и направляюсь к уже закрепившемуся за мной месту за столом. Хотел бы я сесть подальше от Изабеллы, но это будет воспринято как открытая конфронтация.

Она следит за мной взглядом до тех пор, пока не ставлю поднос на стол и не сажусь напротив нее. Вилка по-прежнему крепко сжата — не притронулась к еде за то время, что я ковылял туда и обратно и болтал с Ниной.

Продолжаю делать вид, что слеп на оба глаза и ничего не замечаю. Посылаю ей невинную улыбку, беззаботно отпиваю из кружки.

Убедившись, что ее непутевый старший сын не чувствует за собой никакой вины, Изабелле приходится заговорить самой:

— Я велела тебе лежать, — холодно, с упреком.

— Мне лучше. Зачем гонять ко мне Милу? К тому же, ногу нужно разрабатывать.

Да отпусти ты уже эту вилку или тыкни меня ею, наконец.

— Это та якобы врач сказала тебе разрабатывать больную ногу? — нет, вилка все еще ждет своего часа в ее руке.

— Маргарет — доктор, — говорю твердо. — И очень хороший доктор. Не "якобы".

Как я мог забыть о главном правиле — нельзя опровергать мнение Изабеллы? Вилка с грохотом падает на тарелку, на нас оборачиваются.

— Сегодня же пойдешь к Джорджу, и он проверит художества этой Маргарет, — сквозь зубы выдает Изабелла. — Это не обсуждается.

Пользуясь тем, что внимание матери целиком и полностью направлено на меня, Гай, сидящий сбоку от нее, делает мне знаки, чтобы заткнулся и не спорил, а именно: крутит указательным пальцем у виска, а затем проводит им поперек шеи, закатывая глаза. В другой момент я бы посмеялся.

Меня просто физически ломает. Меня с детства ни к чему не принуждали — со мной договаривались. Спорили, убеждали, объясняли, но никогда в жизни ни к чему не принуждали.

Вцепляюсь в горячую кружку, как в спасательный круг.

— Хорошо, — сдаюсь, — как скажешь. Джордж так Джордж.

Черты Изабеллы немного расслабляются.

— Я провожу тебя после завтрака, — оставляет за собой последнее слово.

Затыкаюсь, отпускаю кружку. Завтрак кажется безвкусным.

Я все равно сбегу отсюда, чего бы мне это ни стоило.

И друзей своих вытащу.

* * *

Джордж толст — это первое мое о нем впечатление. Даже не так, слишком молод, чтобы быть таким толстым — так вернее.

Медику в белоснежном халате устрашающих размеров (меня можно обвернуть им втрое, и еще останется ткань на бант) максимум тридцать, у него розовое гладкое лицо, три подбородка и огромное пузо.

— Знакомьтесь, — торжественно объявляет Изабелла. — Джордж, это мой сын Александр. Александр, это Джордж.

— Доброе утро, — здороваюсь.

— Доброе, доброе, — расплывается в улыбке, заставив затрепетать все три подбородка. — А что у нас стряслось?

Еще один потерявшийся во времени — тон, будто к нему привели пятилетнего пациента.

Изабелла у меня стряслась. Уберите ее, и я буду здоров.

— Александр поранил ногу, — деловым голосом озвучивает проблему командирша. — Именно по этому вопросу я вызывала тебя вчера вечером, — добавляет с упреком.

Джордж пожимает плечами.

— Надо было перезвонить.

— Вчера я опрометчиво поверила, что в этом нет необходимости, — отвечает Изабелла, не забыв стрельнуть глазами в меня. — Но сегодня действия якобы врача, которая обработала ему рану, вызывают у меня сомнения. Посмотришь?

И снова "якобы" по отношению к Мэг. Своего мнения Изабелла не меняет.

— Посмотрю, — обещает Джордж.

— Тогда я пойду, — решает к моей величайшей радости, постукивает пальцем по коммуникатору на запястье, — сообщи, как сделаешь выводы.

— Обязательно, — раскланивается перед ней медик, прямо-таки образец поведения для того, чтобы стать любимчиком такого человека, как Изабелла.

Она уходит, не прощаясь, и в медблоке будто бы становится больше места.

Теперь уже спокойно осматриваю помещение. Оно небольшое, но видно, что оснащено по последнему слову техники. Все вокруг белое и стерильное.

— Ну что? — продолжает неприятно улыбаться медик. — Садись, посмотрим, что у тебя там.

— Может, ну его? — предлагаю миролюбиво. — Скажем, что все хорошо, она успокоится, и все счастливы?

Джордж одаривает меня возмущенным взглядом.

— Я обещал Изабелле, — сообщает пафосно. Ну, хоть кулаком в грудь себя бить не стал, и на том спасибо.

— Угу, — сдаюсь, плюхаюсь на койку, вытягивая ногу.

Медик делает вокруг меня несколько кругов, будто не зная, с какой стороны ко мне подступиться, потом наконец убирает перевязку, сделанную Мэг, долго и внимательно рассматривает все еще опухшую лодыжку.

— Ну да, ну да, — цокает языком.

— Споткнулся, — поясняю.

— Ну да, ну да, — повторяет. — С каждым может случиться.

Уж не знаю, как Маргарет с первого взгляда определила, что я сам себя покалечил, но Джордж охотно принимает мою версию случившегося, после чего повторно перевязывает мне ногу. А потом еще раз, потому что с первого раза у него получается совсем плохо.

Теперь-то мы и обнаружили "якобы врача"… А если Гай болеет, его тоже лечит Джордж? Вот черт.

— Так, ложись ровно, вытяни руки и ноги, — решает толстяк после недолгого раздумья и достает медсканер.

Ну, понеслось…

* * *

Изабелла появляется под вечер, испортив отличный день, который я провел за работой над коммуникатором. Еще пара таких дней, и им можно будет пользоваться. Жаль только, что без доступа в сеть его все равно полностью не восстановить.

Когда она входит, не встаю, так и продолжаю сидеть на кровати, скрестив ноги. Знаю, что невежливо, но я же инвалид, верно? Значит, мне простительно.

— Джордж прислал мне отчет о твоем сканировании, — заявляет с порога.

Кто бы сомневался.

Делаю вид, что удивлен, приподнимаю брови.

— Ты знаешь, что у тебя больше сломанных костей, чем целых? — восклицает Изабелла.

Она правда думает, что я сломал их и не заметил?

Ну да, я был гиперактивным ребенком, а кости у меня обычные, естественно, они не выдерживали всего того, что я вытворял: откуда прыгал и падал.

— В теле человека больше двухсот костей, — напоминаю с усмешкой, — так что я и половины не попортил.

Но Изабелла решила воспылать праведным гневом, и ничто ее не остановит.

— Это она, эта ужасная женщина, которая тебя воспитывала? Она не заботилась о тебе? Не следила?..

Усмешка слетает с моих губ.

— Не смей, — обрываю ее тираду.

Не кричу, не повышаю голос, но что-то в моем лице заставляет ее замолчать.

Изабелла передергивает плечами, словно от холода (я уже понял, она так делает, когда нервничает).

— Ты должен понимать, я волнуюсь, — впервые говорит что-то, хотя бы отдаленно напоминающее извинения.

— Я понимаю, — отвечаю, продолжая прямо на нее смотреть, как и она на меня. — Но не надо. Со мной все хорошо, а переломы все старые и давно заросли.

Вижу, как дергается уголок ее губ — ей хочется возразить. Тем не менее Изабелла в кои-то веки решает придержать свое мнение при себе.

— Мы поговорим об этом позже, — сдается и направляется к двери. — Отдыхай.

— Угу, — отзываюсь. — Спасибо.

Но мое "спасибо" летит уже в захлопнувшуюся дверь.

 

ГЛАВА 25

С чувством полного морального удовлетворения надеваю коммуникатор на левое запястье. Маячок, конечно, внутри так и остался, зато я сумел вернуть прибору большинство прежних функций. Любимую синюю подсветку тоже поставил, а вот с мелодией не повезло — ее удалили из "памяти" окончательно и бесповоротно. И хотя удалось восстановить многие данные, музыка канула в Лету, оставив меня с набором симфоний, выбранных Изабеллой.

На завтраке вижу за столом одного Гая. Он улыбается и машет мне рукой еще от входа. Машу в ответ и иду к стойке за едой, поглядываю по сторонам, но Изабеллы не наблюдается.

— Она улетела, — с улыбкой сообщает мне Нина, догадавшись, кого я высматриваю.

— Куда? — прикусываю язык, чтобы не ляпнуть: "Надеюсь, надолго"?

Девушка пожимает острым плечиком.

— Во Второй сектор, должно быть. Изабелла периодически ездит на личные встречи с руководством. Возвращается, как правило, к вечеру.

— Нина, — прикрикивает на нее мать, видя, что за моей спиной уже начала скапливаться очередь из желающих получить свой паек.

— Я тебе ничего не говорила, — шепчет девушка и уже громко: — Что будешь? Выбирай, не задерживай.

Наугад тыкаю пальцем в одно из блюд — сейчас не до еды. Это же просто праздник какой-то — Изабеллы не будет целый день, а сейчас только восемь утра. Кажется, я сейчас пущусь в пляс прямо здесь.

Иду к столу, и в меня чуть не врезается толстый Джордж, который набрал на свой поднос столько, сколько сумел унести.

— Доброе утро, — приветствую, а заодно поддерживаю, чтобы он не свалился на пол и не покатился по всему залу, как мячик.

— Доброе, — бормочет, пытаясь восстановить равновесие и не уронить переполненный поднос. — Ну да, ну да, — похоже, это его любимая присказка.

Передумав падать благодаря моей помощи, медик уходит к своему столу, а я направляюсь к брату.

— Привет, — весело здороваюсь с Гаем, устраиваясь напротив.

— Ага, — интенсивно кивает с набитым ртом. Вид у него тоже довольный. — А мама укатила с утра.

— В курсе.

— Здорово, — делится впечатлениями. — Можно не делать уроки и слазить на крышу, пока никто не видит.

— На крышу? — переспрашиваю недоуменно. Тянусь к пище и чертыхаюсь — впопыхах взял ненавистную овсянку. — А что там интересного?

Гай смотрит на меня, будто я сказал неслыханную глупость.

— Видно все. Интересно.

Учитывая, что здание одноэтажное, сомневаюсь, что с крыши открывается такой уж впечатляющий вид.

— Если сегодня такой же ветер, как вчера, — высказываюсь, — тебя оттуда сдует.

— Может, — неожиданно серьезно кивает мальчишка, — но я острожен. Главное — зацепиться пряжкой за крышку люка и не выпускать ремень из рук.

Смеюсь. Да уж, за такие выкрутасы не только Изабелла не погладила бы по головке, но и любая здравомыслящая мать.

Гай ловит мой взгляд и обиженно дует губы.

— Считаешь, я маленький и занимаюсь дурью?

Ну конечно, маленький. Какой же еще?

Пожимаю плечами.

— Кто ж не мается дурью в твоем возрасте? — вздыхаю. — Да и в моем тоже.

Сколько дуростей я успел натворить за какой-то месяц каникул? Уж точно не мне читать ему нравоучения.

— А ты чем занимался в моем возрасте? — интересуется, жуя уже третью по счету булку — отрывается ребенок, пока мать не видит.

— А сколько тебе?

— Десять, — гордо.

Хмыкаю, подбираю слова.

— Я-то… — тяну, не уверен, что ему следует знать, что я творил на самом деле.

Вряд ли правда пойдет ему на пользу. В десять я в очередной раз подорвал крыло нашего дома, после чего стали следить, чтобы мне в руки не попало ничего, из чего можно было бы собрать бомбу, и я перешел на флайеры. Естественно, ни о каких водительских правах еще не могло идти и речи, но это не мешало мне ежедневно угонять из-под носа охраны летательный аппарат, чтобы полетать за городом. Бедные парни Рикардо каждый день меняли в гараже электронный замок в надежде, что новый мне взломать не удастся. Удавалось. Отчаявшись, они повесили на дверь гаража обычный тяжелый замок с ключом. Наивные, отмычками я тоже пользовался неплохо. Закончилось тем, что у двери выставили пост охраны. Иногда, когда дежурил кто-то новенький, мне все равно удавалось заговорить ему зубы и пробраться в гараж, но ребята быстро сориентировались и новеньких к нам больше не посылали.

— Уроки делал, — вру.

— Ага, как же, — и не думает верить.

Умный малый.

— Ладно, — сдаюсь, — не так уж рьяно я их и делал. Но учился хорошо, — не забываю добавить, что, кстати, чистая правда. — А с крышей ты бы поосторожнее. С крыши я падал, и это не очень приятно, — и это не говоря о том, что у нас два этажа, и если бы не куст, на который мне повезло приземлиться…

— Ушибся? — Гай делает большие глаза.

— Поломался, — смеюсь. — Сломал ногу в двух местах. Потом два месяца на костылях.

Кажется, мальчик и дышит-то через раз, смотрит на меня во все глаза, словно пытаясь понять, вру я или нет. Не вру. До четырнадцати лет я только и делал, что калечился. А потом увлекся программированием, и покалечить меня уже жаждал Рикардо, потому что я начал взламывать всевозможные базы данных. Мне же нужно было тренироваться, верно? А какой смысл взламывать то, что может любой дурак?

Гай передергивает плечами, совсем как Изабелла.

— Пожалуй, не пойду на крышу, — решает. — Подожду, когда ветер будет потише. Сейчас на неделю точно закружило.

Надо же, перспектива провести ближайшие недели на костылях ему не понравилась. И правда умный мальчишка. На меня в его возрасте не действовали ни чужие примеры, ни уговоры.

Гай сосредоточенно доедает булочку, глазея по сторонам, видимо, придумывает новый план времяпрепровождения.

— Александр, а ты чем сегодня займешься? — резко поворачивается ко мне.

Инстинктивно морщусь от такого обращения. Ну, какой из меня Александр?

— Пока не придумал, — ухожу от ответа. Мальчик мне нравится, но у меня нет никакой уверенности в том, что он не позвонит Изабелле и не расскажет, что я снова собрался в барак для рабочих. — Знаешь что, — перевожу тему. — Александром меня зовут только по паспорту, ну и маме твоей так нравится. Может, ты будешь и дальше звать меня Тайлером?

Прищуривается.

— По фамилии?

Киваю.

— Я привык. Видишь ли, для меня Александр Тайлер — это мой отец.

— Ааа, — Гай пытается придать своему лицу понимающе выражение, но выходит не очень. — А как зовут тебя дома?

— Лаки.

Ожидаю, что он рассмеется, но мальчик продолжает серьезно смотреть на меня.

— Лаки? А что это значит?

— Счастливчик — на одном из старых языков Земли.

— Ааа, — повторяет, потом расплывается в улыбке. Точно, Земля же — его мечта. — Здорово. А можно я тоже буду звать тебя так?

— Можно, — разрешаю. — Но пусть это будет наш с тобой секрет. Не говори маме, хорошо?

Между его бровей появляется морщинка, он не понимает причин такой конспирации (да я и сам, если честно, не понимаю, но не хочу, чтобы Изабелла использовала мое "домашнее" имя), но кивает.

— Ладно, — обещает. — Я тебя не выдам, — заодно и проверим, умеет ли мой брат держать язык за зубами.

Люди заканчивают завтрак и начинают покидать столовую. У них свои дела, а Гай явно не горит желанием приниматься за уроки, поэтому никуда не торопится. Да и мне нет смысла пороть горячку — пусть все разойдутся по своим рабочим местам и забудут о моем существовании.

— А Александр Тайлер, твой отец, — снова заговаривает мальчик, — это тот самый Александр Тайлер, герой Карамеданской войны?

— Ага, — моя овсянка уже совершенно остыла, отставляю тарелку, тянусь к чаю. — Только не говори, что ты тоже смотрел "Месть во имя любви"?

— Смотрел, конечно, — отвечает с таким видом, будто сей шедевр кинематографа он не мог не пропустить. — Только актер в этом фильме совсем не похож на настоящего Александра Тайлера.

Замираю с кружкой у лица.

— Откуда ты знаешь? Хрониками, что ли, интересовался?

— Да нет же, — отмахивается Гай, тоже потянувшись к своему напитку, — у мамы в комнате на стене висит его фото.

Мне требуется несколько секунд, чтобы в полной мере осознать смысл последней фразы.

— Что у нее на стене? — переспрашиваю, выходит как-то придушенно.

Осторожно возвращаю кружку на стол, пока не опрокинул на себя ее содержимое.

— Фото Александра Тайлера, — отвечает уверенно, точно не сочиняет. — Я ее спрашивал, кто это, вот она и сказала, что это герой Карамеданской войны. Я как раз тогда и заинтересовался "Местью во имя любви", было интересно, что там за герой такой… Ой, — закрывает рот ладошкой, сообразив, что не слишком лестно отзывается о моем отце.

— Ничего, — прощаю.

— Ну, и вот, — продолжает, успокоившись. — Я только не знал, что они были лично знакомы, она и словом не обмолвилась. Думаю, даже папа не знал.

Она повесила на стенку фото моего отца при живом новом муже? У меня челюсть отвисает от таких новостей. Дурдом.

Да что же не так было с папой, что он так действовал на женщин? Морган, так и не наладившая личную жизнь даже спустя тринадцать лет со дня его смерти. Изабелла, семнадцать лет любующаяся на его фотографию. Это же ненормально, честное слово.

— А ты у мамы в комнате еще не был? — бесхитростно интересуется Гай.

— Слава богу, нет, — бормочу.

Мальчик хмурится, не понимая, что не так, но не спрашивает. Задает другой вопрос:

— Они расстались, и он ей тебя не отдал?

Отличная версия, полностью обеляющая Изабеллу. И я внезапно чувствую к ней некое подобие уважения за то, что она не пыталась навешать мне на уши лапшу, уверяя, что все было именно так.

— Это мама тебе сказала?

— Не-а. Она сказала, что так получилось, а я еще маленький.

Отличный подход к десятилетнему ребенку — ты еще маленький, да и дело, в общем-то, не твое.

— Она оставила меня с отцом по собственной воле, — говорю как можно мягче, намеренно не используя слово "бросила".

Гай прикусывает губу и, видимо, думает о том, какие причины могли вынудить его мать поступить так с собственным сыном. Только вариант: "Ей было наплевать", — навряд ли взбредет ему в голову.

— Поэтому ты не можешь ее простить? — вдруг спрашивает, придя к собственным выводам.

Познакомившись поближе, уже далеко не только поэтому.

— Типа того, — не желаю вдаваться в подробности, ни к чему они ему — мальчик ни в чем не виноват. — Пошли, — быстро поднимаюсь, — видишь, все уже ушли, только мы засиделись.

Вижу по лицу — он прекрасно понял, что я трусливо сбегаю от темы разговора, но ему еще и хватает ума не настаивать.

— Ага, пошли, — легко соглашается и тоже встает.

* * *

Лодыжка все еще болит, и мне бы отлежаться, не тревожа ногу, но упустить шанс, пока Изабелла отсутствует, не могу.

Копаюсь в сумке, нахожу болеутоляющее, которое дала мне Мэг из-за поврежденного плеча. Еще не кончились. Повезло, не хочу обращаться к Джорджу — тут же доложит Изабелле, и она решит, что я при смерти.

Выпиваю сразу несколько пилюль и полчаса валяюсь на кровати, жду, пока подействуют.

Коммуникатор починен, насколько это возможно, поэтому заняться нечем. Откровенно маюсь все это время — ненавижу безделье.

Наконец, осторожно спускаю ноги на пол, прохожу по комнате взад-вперед, чтобы убедиться, что почти не хромаю. После чего напяливаю куртку, сую в ее внутренний карман найденную в гараже фоторамку с изображением семейства Роу и выхожу в коридор.

Меня не запирали, Изабелла указаний, что делать, не оставила, так что с деловым видом направляюсь к выходу из здания. Погулять я решил — почему бы и нет? Ведь когда мы выходили с Ниной, нас никто не остановил.

Но зря рассчитываю на успех. Понимаю это сразу, как только вижу уже знакомого мне Вилли, дежурящего у выхода. Смотрит он хмуро и с дороги не отходит.

— Запретила меня выпускать? — спрашиваю понимающе.

Черты его лица расслабляются.

— Да, — рад, что сам догадался, и не придется мне это втолковывать.

Поднимаю руки ладонями от себя, сдаваясь, и делаю шаг назад.

— Окей. Без проблем.

Разворачиваюсь и возвращаюсь в свою комнату.

Я спокоен и послушен. Мамочка запретила, я не возражаю — ее слово закон.

Как бы не так.

Стоит двери комнаты захлопнуться за моей спиной, тут же набираю контакт Гая.

— О, Лаки, — удивляется, но сразу понимает, кто его беспокоит, значит, Изабелла снабдила его моим номером заранее.

— Что делаешь? — спрашиваю сходу.

Печальный вздох.

— Математику, — отвечает скучающе.

— А пошли, ты мне выход на крышу покажешь? — на том конце что-то с грохотом падает. — Ты живой? — начинаю волноваться. — В порядке?

— Ага. В полном, — с энтузиазмом. — Это всего лишь стул.

Надеюсь, стул упал оттого, что мальчик с него резко вскочил, а не улетел на пол вместе с ним.

— Ну, так сколько тебе нужно на сборы?

— Две минуты, — кричит Гай, будто боясь, что, если задержится, я передумаю.

— Да не торопись, — усмехаюсь.

— Уже готов, — объявляет тем временем. — Куда идти?

Знать бы. Я до сих пор здесь не ориентируюсь, мне известен только кабинет Изабеллы, столовая и медблок — больше нигде бывать не доводилось.

— Давай возле столовой? — предлагаю.

— Заметано, — и связь обрывается.

Не удивлюсь, если он помчится туда бегом.

* * *

Пока иду в сторону столовой, встречаю несколько незнакомых мне людей, троих мужчин и одну женщину, никто из них не обращает на меня внимания, будто то, что я разгуливаю по коридорам, само собой разумеющееся. То, что на мне верхняя одежда, тоже никого не беспокоит. Как же хорошо без Изабеллы.

Предполагаю верно, Гай уже приплясывает на месте в ожидании.

— Ты же говорил, что опасно, — заглядывает мне в глаза с таким видом, будто он умирает в пустыне от жажды, а я верчу перед его носом бутылкой с водой.

— Опасно, конечно, — не отказываюсь от своих слов. — Но я тебя подстрахую, — подмигиваю. — Вдвоем не пропадем.

— Пошли тогда, — торопит.

Подчиняюсь.

— А если Изабелла узнает? — спрашиваю уже на ходу.

Конечно же, она узнает, где мы были, — доложат всенепременно. К тому же, маячок из коммуникатора я не доставал. Если данные пишутся, а не только передаются ей онлайн, она сможет посмотреть историю моих передвижений. Меня волнует другой вопрос: не достанется ли Гаю с моей легкой руки слишком серьезно? Сам я к последствиям готов, но подставлять мальчишку не хочется.

Гай дергает плечом.

— Ну, покричит.

Надеюсь, он не преуменьшает. Ладно, в случае чего, скажу, что заставил его силой.

— Стой, — шикает на меня Гай, и я врастаю в место. Удивленно смотрю на него. — Там камера, — указывает направление, где под потолком расположилось устройство слежения.

Прищуриваюсь, рассматривая небольшой "глазок" видеокамеры. Комм работает, если удастся поймать сигнал и перенаправить…

— Ты чего замер? — дергает меня брат за рукав. — Камера установлена неправильно, не снимает вон ту стену. Если прижаться к ней и пройти боком, нас не заметят.

Хм, а я-то наивно полагал, что мои наклонности к обведению охраны вокруг пальца мне передались от папы.

— Отлично. Иди первый, — пропускаю его вперед.

Не знаю, заметил ли нас кто-то на камерах или нет, но никто не примчался. Коммуникатор тоже молчит. Думаю, если бы Изабелле доложили, что мы где-то там, где не должны быть, она бы уже связалась с нами.

В самом конце коридора, за поворотом, оказывается лестница, ведущая к потолку, на котором расположен люк с электронным замком.

— Код знаешь? — спрашиваю.

Такая модель мне знакома, взломать смогу, но потребуется время.

— Обижаешь, — гордо отзывается Гай. — Знаю, конечно. Его не меняли сто лет.

Это пока. Как бы Изабелла вообще не заварила люк, когда узнает, каким путем мы выбрались из здания.

Гай поднимается по лестнице, набирает код. Дергаю его за штанину, смотрит вниз.

— Слезай, — говорю, — я первый вылезу, разведаю обстановку.

Мальчик обиженно сопит, но не спорит, спускается, пропускает меня вперед. Вид разочарованный.

Берусь за лестницу и оборачиваюсь, подмигиваю.

— Не дрейфь, без тебя не уйду.

Лицо Гая озаряется улыбкой, а я поднимаюсь наверх.

Единственная электроника, которой оснащен люк, в замке. Сам он на крупных петлях, как и все двери здесь. Толкаю его одной рукой вверх, крышка открывается и с грохотом отваливается наружу — не ожидал, что она такая легкая, и толкнул слишком сильно.

— Черт.

Замираю в ожидании последствий, но никто по-прежнему не спешит нас останавливать. Похоже, местные привыкли, что в здании только "свои" и особо его не контролируют. С одной стороны, это здорово, с другой — как бы с моим появлением эта лавочка не прикрылась.

Завывающий снаружи ветер только еще раз доказывает верность мнения, что Гаю нечего делать на крыше. Но кем я буду, если оставлю его тут? Бедняге и так скучно среди взрослых, а Изабелла любого затерроризирует своим тотальным контролем.

Поднимаю повыше воротник куртки и выбираюсь наружу. Ветер тут же набрасывается на свою новую жертву, норовя сбросить вниз. Я знал, что крыша покатая, но чтобы настолько…

Крыша покрыта все тем же серым пластиком, при воспоминании о котором меня будет подташнивать еще лет десять. Он скользкий. Пожалуй, Гай здорово придумал с пряжкой и ремнем.

— Ну что? — кричит, высовываясь наружу и перекрикивая ветер.

— Все хорошо.

Держусь одной рукой за крышку люка, второй вытаскиваю ремень из брюк. Ветер треплет волосы, хорошо хоть у куртки ткань плотная.

По краю крыши идет водосток. А что? Выглядит крепко. Спускаю Гая, вцепившегося в ремень, до того момента, пока он не упирается ногами в трубу.

— Стоишь? — ору. — Крепко? Держись и потопай.

Покрепче вцепляюсь в люк, чтобы в случае чего удержать мальчишку. Гай проверяет, притопывает — водосток на месте, не гнется, не отваливается.

Отцепляюсь, закрываю люк, сползаю к брату, прокатившись задницей по пластику.

— Порядок? — заглядываю в лицо.

Его отросшие волосы ходят на ветру ходуном, глаза лихорадочно блестят, не пойму, от страха или от восторга.

— Ага, — кричит.

Добираемся до угла строения, откуда водосток уходит вниз.

— Сможешь спуститься?

Теперь в глазах мальчика шок и недоверие.

— Мы вниз? А куда?

— Это сюрприз, — не хочу пока говорить, чтобы не начал сомневаться на краю крыши. — Так ты со мной? — быстро кивает, глаза горят в предвкушении. — Спуститься сможешь?

— Да без проблем.

Бравада или нет, мне некогда выяснять. Сказал — делай. Под нами высота от силы метров пять, не так чтобы смертельно опасно, если не падать кулем, закрыв глаза и головой вниз.

Как могу, контролирую мальчишку, готовый поддержать, если соберется падать, но он вполне уверенно хватается за водосточную трубу. Думаю, без ветра все вообще было бы шикарно.

Смотрю на Гая сверху. Он уже на земле, трет ободранную ладонь второй рукой, потом задирает голову и смотрит на меня. Под стеной здания ветра почти нет.

Пять метров меня не пугают, засовываю сложенный в несколько раз и теперь ненужный ремень в карман куртки, затем прыгаю вниз, ухожу в перекат, а потом быстро встаю на ноги.

Помнится, как раз после того, как я сломал ногу при падении с крыши, сержант Ригз и принялся учить меня правильно прыгать и падать.

— Ух ты, — подбежавший Гай смотрит на меня как на ожившее божество.

Черт, да я гений воспитания. Распрыгался… А то я не знаю, что ему потом захочется повторить.

— Не вздумай, — предупреждаю, вдевая ремень обратно в шлевки брюк.

— Чего не вздумать? — Гай решает прикинуться идиотом. Не ведусь.

— Ты понял, — отвечаю серьезно. — Без меня с крыш не прыгать.

— А с тобой? — в глазах надежда брошенного щенка.

У-у-у, говорили же мне сначала думать, а потом делать.

— Только со мной, — сдаюсь. — Обещаешь?

Гай интенсивно кивает.

— Пошли, — подгоняю, — пока нас не завернули.

— Может, угоним флайер? — с энтузиазмом предлагает мальчик.

Ну, все, я пробудил спящий вулкан. Спасайся, кто может.

— А пока мы будем его угонять, нас поймают и вызовут Изабеллу, — усмехаюсь.

Гай мгновенно сникает.

— Да я что? Пешком так пешком.

— Дойдем, — утешаю. — Мы же никуда не торопимся.

— Ладно, — с готовностью соглашается мальчик и спешит вперед.

Для него это — небывалое приключение, а куда идти, уже не имеет принципиального значения.

 

ГЛАВА 26

— Ну как… — рассказывает Гай о своем отце. — Я вроде бы его помню, а вроде и нет. Многое "помню" с маминых слов, во что играли, что делали. Голос его запомнил, как говорил: "Сын, а, сын, иди-ка сюда". И руки почему-то помню. У него пальцы были много раз переломанные, поэтому кривые. А лицо вспомнить сам не могу, только по фото.

Идем рядом, ежась от ветра, на открытом пространстве он свирепствует ничуть не меньше, чем на крыше. Втягиваю голову в плечи, пытаясь спрятаться за воротник, который гораздо ниже, чем хотелось бы. Гаю повезло больше — у него куртка с капюшоном, он натянул его по самый нос и идет, глядя под ноги, руки в карманах.

— А ты? — спрашивает. — Сколько тебе было, когда умер твой отец?

— Тоже пять.

— Вот это совпадение, — поражается мальчик, на его губах появляется улыбка — его радует тот факт, что у нас так много общего.

Он задирает голову, и ветер срывает с нее капюшон. Протягиваю руку и возвращаю его на место — простынет еще из-за нашей вылазки. Изабелла тогда меня заживо сожрет и в данном случае будет права.

Но Гай снова высовывается из-под капюшона, только на этот раз держит его обеими руками, оглядывается вокруг.

— Мы, что, идем в шахту? — вскидывает на меня изумленные глаза. — Мама же категорически запретила.

— Не-а, — утешаю. — Мы не туда, мы в барак к рабочим.

На лице Гая отражается работа мысли. Потом он морщит нос.

— А чего там интересного? Ладно в шахте, там же под землей, а тут что?

— У меня там друзья.

— Друзья? — ахает, и мне снова приходится натягивать ему на голову улетевший капюшон.

Не нравится мне это удивление. Что там Изабелла ему наплела?

— Ну да, — говорю. — А что тебя так удивляет?

— Ну-у, — протягивает, — рабочие, они же все преступники.

Врастаю в глину как вкопанный. Гай тоже останавливается, недоуменно поворачивается ко мне.

— Это ты с чего взял?.. Тьфу ты, черт, — ветер бросает в лицо облако пыли, мелкие камешки и какие-то ветки, приходится отплевываться.

— Как — с каких? — не понимает Гай, мы словно говорим на разных языках. — На рудниках работают преступники, чтобы искупить свою вину перед обществом.

Хочется зло выругаться. Сдерживаюсь, только уточняю:

— Это тебе мама сказала?

Гай растерянно кивает, отчего выпускает из одной руки капюшон и торопливо ловит его.

— Это все знают, — отвечает.

Отличная версия для ребенка. Теперь понятно, почему он был так удивлен, когда в первый день я использовал слово "рабы".

— Ладно, пошли, — срываюсь с места и тяну мальчишку за собой.

Мне нужно придумать план побега, вытащить своих друзей, а потом навсегда смотаться отсюда. Кто я такой, чтобы подвергать сомнению слова матери в глазах ребенка?

— Погоди, — вырывается. — Объясни. Это неправда?

Это не просто неправда, а самая циничная ложь, которую я когда-либо слышал.

Молчу, кусаю губы, не зная, что сказать.

Гай мстительно прищуривается.

— Если ты не скажешь, я спрошу маму.

Вот поганец. Спросит мать, а она поинтересуется, с чего вдруг такие речи. Он мне Изабеллой угрожает.

— Не знаю, — говорю, снова хватая его под руку и таща за собой (не хватало еще долго стоять на одном месте, пока на нас не обратят внимания), — может, там и есть преступники, но рудники не тюрьма.

Гай торопится за мной, но так как ноги у него короче, теперь ему приходится почти бежать.

— Тогда что? — не отстает.

— Место добычи запрещенных материалов. И люди там не по своей воле.

— Ты поэтому тогда сказал о рабстве? — молодец, запомнил.

— Поэтому, — не собираюсь юлить. — Корабль, на котором я летел, просто захватили силой и поставили перед фактом, что теперь весь его экипаж будет работать здесь. Я не в шахте только потому, что Изабелла меня узнала.

Ну вот, сказал, как есть. Если не поверит, не стану настаивать. Мать есть мать, и если Гай примет за правду ее версию, наверное, всем нам будет только лучше. И кто тянул меня за язык?

Мальчик начинает замедлять шаг, оглядываюсь на него — глаза огромные, лицо бледное.

— Так ты здесь не для того, чтобы познакомиться с нами?

Прости, малыш…

Качаю головой.

— Я здесь случайно. Я понятия не имел о твоем существовании и не знал, жива ли мать вообще.

У него такое лицо, будто он сейчас заплачет. Даже не так — заплачет и рванется бегом обратно от страшного меня, говорящего гадости о самом близком ему человеке.

Я мог бы заставить его продолжить путь в нужном мне направлении силой, но ни за что не буду этого делать — Гай ни в чем не виноват. Пусть бежит, у меня в любом случае будет время, возможно, мне все-таки удастся увидеть Ди.

Но Гай не убегает.

— Зачем она мне соврала? — спрашивает побелевшими губами.

— Не хотела расстраивать?

— И зачем мы идем туда? — мотает головой в сторону уже близкого барака. — Ты заберешь своих друзей и сбежишь?

Разве что в моих мечтах. Если окружающим плевать, что сын их командирши без присмотра шатается по сверхсекретному объекту, то попытку этот самый объект покинуть мне никто с рук не спустит, здесь Изабелла или нет.

— Нет, — отвечаю, — я просто хочу кое-кого увидеть и поговорить. Потом мы вместе вернемся.

— Обещаешь? — смотрит доверчиво.

— Обещаю.

— Тогда пошли, — теперь уже Гай решительно тянет меня вперед.

* * *

Стучу, Гай топчется у меня за спиной.

Оборачиваюсь, подмигиваю.

— Улыбайся, — говорю.

— Чего? — теряется мальчик, смотрит как на сумасшедшего. Ясное дело, после того, что он узнал, ему не до веселья.

— Побольше улыбайся, — повторяю. — Мы же в гости.

Гай растерянно кивает, не спорит, хотя и явно сомневается в моем здравомыслии.

Дверь открывает незнакомый мне охранник, смотрит хмуро.

— Сын Изабеллы? — изрекает полувопросительно, хотя, конечно же, он знает, кто перед ним — в столовой по утрам нас видели все.

— Он самый, — улыбаюсь во все тридцать два. — Можно мы войдем?

Мужчина растерянно моргает от обрушившегося на него потока дружелюбия.

— Мы? — приподнимаются широкие брови.

— Ага, мы, — отступаю в сторону. — Гай, поздоровайся.

— Здрасьте, — послушно произносит мальчик, улыбаясь, скорее, смущенно.

Охранник переводит взгляд с Гая на меня и обратно, но пропускать нас внутрь не спешит.

— А Изабелла знает, где вы? — тут же догадывается, в чем подвох, поглядывает на комм на своем запястье.

Перехватываю его взгляд.

— Не стоит, — говорю. — Она на встрече с руководством.

В глазах мужчины появляется сомнение.

Дожимаю.

— Я был тут позавчера. Мне местный врач ногу перевязала. Сказала показаться ей, — задираю штанину для достоверности, — вот мы и пришли.

Охранник все еще тянет время, раздумывая. В этот момент Гай дергает меня за руку, на стоящего в дверях мужчину не смотрит, обращается ко мне:

— Мама разрешила мне звонить в любое время, если что-то важное. Давай я ей позвоню? Пусть она ему подтвердит, раз он такой недоверчивый. Я уже замерз, — ежится.

Выражение лица охранника мгновенно меняется, он шире распахивает дверь.

— Проходите, нечего отвлекать человека.

— То-то же, — бурчит Гай и первым проскальзывает внутрь, — околеть можно.

Талант растет, меня даже чуть-чуть распирает от гордости за брата.

— Пойдемте, я провожу, — мужчина в черной форме становится на порядок любезнее. — Маргарет у себя.

— Спасибо, — благодарю.

— Спасибо, — вторит мне Гай, но с таким видом, будто расстроен, что ему не позволили наябедничать матери. Говорю же, талант.

Мы проходим за проводником по узким темным коридорам. Мальчик опасливо смотрит по сторонам.

— Тут как в склепе, — шепчет.

— Угу, — отзываюсь. Что есть, то есть.

Маргарет в маленькой комнате, отличающейся от той, в которой она меня перевязывала, лишь столом, несколькими шкафчиками на стене и покосившейся ширмой в каких-то пятнах в углу.

Мэг сидит за столом боком ко входу и что-то пишет в тетради, лицо сосредоточенное. Она поднимает голову на звук шагов, удивленно распахивает глаза и привстает.

— Тайлер?

— Она тоже зовет тебя по фамилии? — шепчет Гай, но я толкаю его в бок и делаю страшные глаза.

Слава богу, Маргарет его не расслышала. Не нужно команде "Старой ласточки" новых потрясений. То, что я родственник Миранды Морган и Рикардо Тайлера все равно никому не поможет, потому что, чтобы нас спасти, они должны сперва отыскать Пандору, которой нет ни на одной карте.

— Конечно, — говорю уверенно, — ты же сказала показаться тебе на днях. Уже почти не болит.

Мэг тут же подхватывает мою версию.

— Хорошо, что не болит, — отвечает серьезно. — Садись-ка, я посмотрю, — прохожу к койке, застеленной штопанной в нескольких местах простыней, а она поворачивается к стоящим у входа охраннику и Гаю. — А вы можете пока погулять, я должна все проверить.

Мужчина кивает, выходя в коридор. Мальчик смотрит на меня с сомнением, но тоже делает шаг назад.

— Гай, останься, — подаю голос. Не уверен, что все здесь дружелюбно настроены к сыну Изабеллы. Ну и что, что тут днем одни женщины — любая женщина крупнее и сильнее десятилетнего мальчишки. — Мэг, он нам не помешает.

Маргарет равнодушно пожимает плечами.

— Тогда сядь и не мешай, пожалуйста, — указывает на стул у стола.

Охранник задерживается у двери, убеждается, что у нас все хорошо, после чего наконец уходит. Звук его шагов удаляется и стихает.

Только после этого Мэг складывает руки на груди и адресует мне требовательный взгляд.

— Ну и что это значит?

Развожу руками в воздухе.

— Мы сбежали. Кстати, знакомься, это Гай, мой младший брат. Гай, это Маргарет. Она классная.

— Здравствуйте, — брякает мальчик.

— Брат? — удивляется медик.

— Ну да, мы не похожи, — признаю. — Но у нас много общего, — вижу, как Гай довольно ухмыляется. — Мэг, мне нужно увидеть Ди, — тут же перехожу к делу. — Ты с ней говорила?

Ответом мне служат поджатые губы.

— Тайлер… — начинает осторожно.

— Не хочет обо мне и слышать? — догадываюсь.

Кивает, в глазах сочувствие.

— Я поговорила со всеми. Дилан и раньше верил тебе. Эд явно засомневался в твоей виновности, а остальные… — снова поджимает губы и не оканчивает фразу, оно и не нужно.

— Понятно, — говорю и замолкаю. Мне нужен план, которого у меня нет. Черт.

— Нога-то как? — спрашивает заботливо. — Я посмотрю?

Да не нужны мне пока никакие планы. Мне нужно увидеть Дилайлу.

— Отлично нога, — вскакиваю с койки. — Не надо ничего смотреть. Кстати, то болеутоляющее — просто блеск, скажешь потом название, куплю себе домой, — Маргарет хмурится, но я не позволяю ей начать читать мне лекцию о вреде пилюль: — Мэг, отведи меня к Ди, дальше я сам.

— А кто такая Ди? — не выдерживает Гай, все это время вертящий головой от меня к медику и обратно и пытающийся понять, о чем мы говорим.

— Девушка, которая ему нравится…

— Девушка, которая меня отшила, — отвечаем с Мэг одновременно, после чего она ловит мой взгляд и иронично приподнимает бровь.

Ну а что такого? Нужно уметь называть вещи своими именами.

— Ух ты, — мгновенно заинтересовывается мальчик.

— Мэг, помоги, а? — молитвенно складываю руки.

— Ой, что мне с тобой делать, — Маргарет закатывает глаза. — Мне, между прочим, Джонатан и так устроил разнос за то, что я вообще с тобой заговорила.

— Угу, — бормочу, — надо было сразу в морду.

Маргарет ахает.

— Что? Он тебя ударил?

Автоматически касаюсь челюсти, но быстро отдергиваю руку.

— Нет, пустяки, — отмахиваюсь, но, естественно, она уже поняла, что произошло, и в красках представила нашу встречу с капитаном.

— Ух, — вздыхает, — что мне с вами со всеми делать… Сиди тут, — говорит строго, — и ты тоже, — переводит взгляд на Гая. — И чтоб как мыши. Сейчас попытаюсь ее сюда заманить.

Расплываюсь в улыбке.

— Спасибо-спасибо-спасибо. Можно я тебя поцелую?

Гай начинает тихонько ржать.

— Сделай так, чтобы она разрешила тебе себя поцеловать, — отвечает Мэг уже от двери и выходит, прикрыв ее за собой.

— Полдела сделано, — подытоживаю довольно и плюхаюсь обратно на койку.

А болеутоляющее и правда отличное. Даже после прыжка с крыши не болит ни капельки, хотя нога все еще распухшая.

— Так ты полез сюда из-за девушки? — восторженно переспрашивает Гай.

Все это время он сидел, как пришпиленный, там, куда ему велели сесть, и сразу же вскочил, стоило Маргарет выйти.

— Есть такое дело, — признаю с тяжелым вздохом.

— Эта девушка, о которой ты маме говорил? — быстро соображает. — Та, которую ты любишь?

— Тш-ш-ш, — подношу палец к губам, услышав шаги. — Все потом.

На самом деле, надеюсь, что потом он забудет свой последний вопрос.

— Да в чем тебе так срочно нужна моя помощь?.. — Ди замирает на пороге, увидев меня, и резко поворачивается, чтобы сбежать. — Мэг, ты предательница.

— Ди, пожалуйста, выслушай меня, — бросаюсь за ней.

— Так, — строго произносит Маргарет, преградив Дилайле путь к отступлению. — Без беготни тут. Как дети, честное слово. Еще не хватало охрану переполошить. Твоя… — смотрит на меня, а потом вдруг вспоминает про присутствие Гая и заменяет готовое сорваться с языка слово на другое, — мама обещала мне проблемы, если что будет не так, поэтому давайте не будем привлекать ее внимание. Хорошо?

Вообще-то, Изабелла обещала выстрелить ей в голову…

Дилайла хмурится, но больше не пытается убежать. Теперь я могу ее рассмотреть: за какую-то неделю пребывания здесь она осунулась, скулы заострились, а под глазами залегли темные тени. Волосы Ди собрала на затылке в тугую "шишку", но одна прядь все равно вырвалась на свободу и спускается по щеке к плечу. На ней все та же форма с "Ласточки", а сверху повязан коричневый фартук, закрывающий фигуру от груди почти до колена.

Стою и смотрю на нее как олень (при ней, кажется, я по-другому не умею). А она на меня — как на пустое место. Стабильность — главное качество наших отношений.

— Пошли, парень, покажу тебе мою комнату, — кивает Маргарет Гаю в сторону выхода.

Он поворачивается ко мне с вопросительным выражением на лице.

— Иди с Мэг, — киваю. — Я быстро.

— Быстрее, чем думает, — тихо произносит Ди и отворачивается от меня.

— И без глупостей, — говорит напоследок Маргарет, уводя с собой Гая и закрывая дверь.

Мы одни. Повисает молчание. Дилайла скрещивает руки на груди, изучает пол, потолок, стены — что угодно, но только больше не смотрит в мою сторону.

— Ди… — молчит, барабанит пальцами по рукаву. — Ди, — повторяю настойчивее — не могу говорить, когда она отводит взгляд.

— Что — Ди? — вдруг взрывается и наконец поворачивается ко мне. Теперь ее глаза мечут молнии. — Зачем ты пришел?

Пожимаю плечами.

— Поговорить. Мне, знаешь ли, не очень уютно, когда меня считают предателем.

Ди невесело усмехается.

— Я знаю, что ты не предатель. Мэг сказала.

О, это что-то новенькое. Я думал, мне придется объяснять все с самого начала.

— И ты ей веришь? — расплываюсь в улыбке. Это самая прекрасная новость за эту ужасную неделю.

— Верю, — Дилайла дергает плечом. — Мне показалось, если бы ты выдумал себе легенду, она была бы более правдоподобна.

Морщусь.

— Это уж точно.

— Но это ничего не меняет, — твердо заявляет девушка. — Так зачем ты пришел?

— Ди, — делаю шаг к ней и беру за руку, у нее ледяные пальцы. Пристально смотрит на меня, но кисть не отнимает. — Для меня важно, что ты мне веришь. И важно, чтобы остальные тоже поверили. Мы выберемся отсюда. Так как я не на рудниках, у меня больше возможностей, я что-нибудь придумаю. Дайте мне время.

Все еще держу ее за руку, Дилайла качает головой.

— Зачем? — в голосе горечь. — Зачем тебе это? Ты нашел свою мать, она приняла тебя как родного. Она здесь не последний человек, у тебя будут комфорт, деньги и власть, зачем тебе мы?

Значит, такого Ди обо мне мнения? Прекрасно.

— Мне кажется, мы уже выяснили, что я и так из богатой семьи, — напоминаю сквозь зубы.

— Она тоже твоя семья.

— Моя семья на Лондоре.

В ее глазах мелькает непонимание. Еще бы, Дилайла любила свою мать, но сейчас не время и не место объяснять, что, несмотря на то, что Изабелла Вальдос произвела меня на свет, я не считаю ее своей матерью. Моя единственная мать ждет меня дома и наверняка сейчас не находит себе места из-за моего побега.

— Ди, поверь мне, — крепче сжимаю ее потихоньку начинающие согреваться пальцы, — я сделаю все, чтобы вас отсюда вытащить. Но если мы будем подозревать друг друга и бежать в разные стороны, ничего не выйдет. Поговори с остальными. Навряд ли я скоро сумею снова сюда выбраться. Когда Изабелла узнает, что я здесь был, она будет в бешенстве и точно никуда не выпустит в ближайшее время.

Девушка молчит. Опускает взгляд на наши переплетенные пальцы.

— Ди, для меня очень важно, чтобы ты мне сейчас поверила. Ты важна.

Не буду кидаться словами "люблю-не люблю", но то, что я чувствую, просто держа ее за руку, для меня на самом деле важнее и более волнительно, чем внезапно найденная мать, плен, наркоторговцы и все остальное.

— У тебя будут проблемы из-за того, что ты пришел сюда?

Киваю.

— Подозреваю, что да.

— Хорошо, — обещает, — я поговорю с папой и с Томасом, они сильнее других уверены, что ты специально заманил нас сюда.

— Спасибо, — благодарю искренне, а она мягко высвобождает руку, снова старается на меня не смотреть. — Ах, да, — вспоминаю, — я же тебе кое-что принес, — тянусь к "молнии", расстегиваю куртку. Дилайла хмурится, но ждет, молча следит за моими действиями. — Вот, держи, — достаю и протягиваю ей рамку с фото.

— О, — удивленно срывается с ее губ. Смотрит вопросительно.

— Изабелла позволила мне забрать свои вещи со "Старой ласточки", — поясняю, пока Ди не успела придумать какую-нибудь нелицеприятную историю о том, где, как и зачем я добыл фотографию ее семьи. — Случайно наткнулся. Забрал, чтобы не выбросили. Мне показалось, для тебя это важно.

Девушка с каким-то отрешенным видом проводит кончиком пальца по запечатленному на снимке лицу свой матери, затем спохватывается, что я все еще на нее смотрю, прижимает рамку к груди.

— Важно, — подтверждает. — Спасибо тебе.

Дергаю плечом.

— Не за что.

— А теперь иди. Если у тебя будут проблемы, незачем рисковать и задерживаться здесь.

Изабелла спустит с меня шкуру и за одну минуту пребывания там, где она появляться запретила. Так что не думаю, что спешка уже сыграет роль.

— Ты сама как? — спрашиваю.

— Нормально, — отвечает слишком быстро для правды. — Все хорошо. Учусь готовить. Продуктов мало, но нам не привыкать.

— А люди здесь?

Пожимает плечами.

— Люди как люди. Есть милые, есть неприятные, — усмехается. — Вот вчера одна рыжая обещала оставить меня лысой, если я хоть раз взгляну в сторону ее парня. А я даже не знаю, кто ее парень.

Мне не очень смешно оттого, что кто-то ей угрожает.

— Я что-нибудь придумаю, — обещаю.

В этот момент дверь с грохотом распахивается, и в комнату вбегает Гай.

— Быстро, — хватает меня за рукав и тянет за собой. — Там мама. Я в окно видел.

— Какого… — вырывается у меня.

— Бежим к ней, — торопит мальчишка, знающий свою мать куда лучше меня. — Скорее, пока она не перевернула тут все вверх дном.

Уже на пороге бросаю на Дилайлу прощальный взгляд: она стоит посреди помещения, обняв руками фоторамку и прижав ее к груди, — после чего бегу вслед за братом.

 

ГЛАВА 27

Больше всего боюсь того, что Изабелла выполнит свою угрозу и пойдет разбираться с Мэг. Потому что, если это произойдет, я ни черта не смогу сделать.

Мы с Гаем встречаем мать у самого входа в здание, так что Изабелла едва успевает переступить порог. Волосы у нее растрепаны, щеки непривычно румяные, глаза мечут молнии, и все они, как одна, направлены на меня. Открыто смотрю в ответ — что угодно, хоть спляшу, лишь бы она не направилась искать виноватых в бараке.

Вижу, как у Изабеллы сжимаются кулаки, а затем она поспешно убирает руки в карманы пальто, с видимым усилием переводит взгляд на младшего сына.

— Гай, все в порядке? — спрашивает вкрадчиво, и создается впечатление, что, дай он отрицательный ответ, заботливая мать сожжет тут все и всех за то, что обидели ее мальчика.

— В порядке, — отчитывается Гай, выпятив грудь и вытянув руки по швам, как солдат в строю.

Мне чудится, или в ее глазах искреннее облегчение?

Взгляд снова останавливается на мне, но всего на мгновение. Изабелла разрывает зрительный контакт и разворачивается обратно к выходу.

— Поехали, — бросает нам уже через плечо.

Гай дергает меня за рукав, опускаю голову. Он корчит гримасу и проводит пальцем поперек шеи, а затем хватается за нее обеими руками и изображает, что умирает. Артист. Вот только до него еще не дошло, что на этот раз Изабелла в бешенстве по-настоящему.

Качаю головой, молча прося прекратить кривляться. Гай вздыхает и становится серьезным.

Изабелла прибыла на флайере с водителем. Загружаемся в летательный аппарат.

До Гая постепенно начинает доходить серьезность ситуации. Он притих и с опаской поглядывает то на меня, то на мать, сидящую напротив. Зато Изабелла, убедившись, что с мальчиком все хорошо, не смотрит в его сторону, снова гипнотизирует меня не обещающим ничего хорошего взглядом.

Интересно, что она планирует со мной сделать? Отправить в карцер? Приковать к радиатору? Отправить на рудники к остальным? Хотя нет, последний вариант маловероятен — если бы хотела, не тащила бы сейчас обратно в главное здание. Да и не зря же она не стала устраивать сцен прямо на месте на глазах охраны — значит, все будет тихо и за закрытыми дверями, чтобы мое поведение никоим образом не отразилось на ее репутации. Ведь для всех Изабелла — любящая мать, не так ли?

Выгружаемся, флайер тут же уводят куда-то за строение, а мы входим внутрь. Вилли, охранник у двери, почтительно кивает Изабелле.

— Пойдем, — мать кладет ладонь Гаю на плечо. — А ты, — бросает на меня уничижительный взгляд, — в свою комнату. Живо.

Мальчик не спорит, идет с ней, но все же оборачивается на меня, взгляд растерянный.

— Иди, иди, — говорю одними губами и подмигиваю, мол, все будет хорошо.

Гай кивает мне, за что тут же получает оплеуху (не больно, скорее, символически).

— Не вертись, — шипит на него Изабелла, поторапливая.

Да уж. Передергиваю плечами.

Оборачиваюсь на охранника, замершего у двери. Хотя что он мне? Не будь его на посту, можно подумать, мне было бы куда бежать?

Нужно удрать с планеты, а не из барака, а я пока не имею ни малейшего понятия, как это сделать.

* * *

Валяюсь на кровати, смотрю в потолок и глупо улыбаюсь. Ди мне поверила. К черту Изабеллу.

Чтобы она сейчас ни придумала в наказание, я все равно отсюда выберусь. К тому же, Морган и Рикардо наверняка меня ищут, кто знает, может, они успеют добраться сюда раньше? А может, и нет. В любом случае, глупо рассчитывать на помощь извне, потому что далеко не факт, что она вообще придет.

Способ должен быть. Должен.

Знать бы еще где…

Дверь открывается без стука, зато с грохотом (ударяется о стену), а на пороге Изабелла во всей красе. С ноги она ее, что ли, вышибала?

Принимаю на кровати вертикальное положение, а затем и вовсе встаю.

Прекрасное лицо Изабеллы обезображено гневом, зато она успела снять верхнюю одежду и причесаться. Приготовилась к беседе, ну-ну.

— Как ты посмел? — шипит, как змея, делая шаг в мою сторону, потом вспоминает об открытой двери и снова с грохотом ее захлопывает. — Я запретила туда ходить, — молчу. А что мне сказать? "Мама, я больше не буду"? — Ты потащил туда ребенка. Что ты ему сказал? — голос прорезается, шипение сменяет крик.

Пожимаю плечами.

— Ничего такого.

— Да-а? Так почему тогда он смотрит на меня волком?

— Не понравился твой способ найма людей на работу? — предполагаю.

Изабелла бледнеет, глаза превращаются в щелки.

— Не смей мне дерзить, — а в следующую секунду ее ладонь с громким шлепком обрушивается на мою щеку.

Когда Джонатан влепил мне пощечину за слова о его жене, было немного больно, но не обидно ни капли. Когда позавчера я познакомился уже с его кулаком, физически было больнее, но морально по-прежнему нет — могу понять его реакцию. Сейчас… нет, особой физической боли я не испытал.

— Если я приказываю, ты должен исполнять, — Изабелла переходит на ультразвук. — Никогда. Слышишь? Никогда не смей не слушаться.

"Не слушаться"… Будто я ровесник Гая. Мамочка меня нашла и решила поучить дисциплине.

Губы сами собой растягиваются в усмешке, за что на меня обрушивается вторая пощечина. Эта сильнее, щеку обжигает.

— Не смей.

Очень хочется дотронуться до места удара, и, чтобы не поддаться соблазну, убираю руки в карманы брюк.

— Бей, — предлагаю, — еще бей, не стесняйся. Меня хорошо воспитали, я все равно не ударю тебя в ответ.

Изабелла замирает с уже занесенной рукой для третьей пощечины. Ее глаза пылают. Просто смотрю на нее — нечего ей сказать. Пусть бьет, выплеснет свою ярость, чтобы остальным не досталось.

Не знаю, что она читает в моем ответном взгляде, но глаза отводит, руку опускает.

— Ты наказан, — сообщает ровным, как у робота, голосом. — Покидать барак я тебе запрещаю. Ни одному, ни с Ниной. С Гаем — тем более.

Молчу.

Изабелла ждет ответа, а я молчу. Пусть ждет. В ноги ей, что ли бухнуться и молить о прощении? Я могу. Она явно была бы не против. Только устраивать цирк что-то не хочется.

Так и не дождавшись обещания впредь слушаться, Изабелла разворачивается и покидает комнату. В замочной скважине проворачивается ключ.

Только сейчас дотрагиваюсь до горящей щеки.

Вот и поговорили.

* * *

— Лакито, — кричит няня, она у нас новенькая, и у нее смешной акцент. Не знаю, откуда Эсме приехала, но разговаривает забавно. — Лакито, иди ужинать.

— Иду, — отзываюсь, а сам продолжаю разбирать тостер, который стащил из кухни пару часов назад, пока Эсме ставила противень в духовку.

Как выразился дядя Рикардо, когда увидел мою новую няню, у нее большая корма. Дядюшка любит вежливые оскорбления. Но размер "кормы" Эсме мне только на руку — женщина она на редкость неповоротливая, и я успеваю взять, что мне нужно, и прошмыгнуть в свою комнату за то время, пока она повернется.

— Лакито. Иди сюда немедленно, — голос няни становится недовольным.

— Уже иду, — кричу.

Если сейчас брошу, то потом ничего не получится. Сейчас присоединю вот этот проводок…

— Лакито, — дверь моей комнаты с грохотом распахивается. У меня чуть ли уши не закладывает.

— Я сейчас, — говорю, не поднимая глаз и не отрываясь от своего занятия. — Эй, — возмущаюсь, когда тостер вырывают у меня из рук.

— Я запретила тебе брать технику из кухни, — нависает надо мной Эсме, в одной руке отобранный прибор, вторая кулаком уперта в бок в том месте, где у других находится талия.

Запретила, тут она права.

— Новый не буду брать, — обещаю с честными глазами, — а этот верни, пожалуйста, он все равно уже испорчен.

— Ужинать, — рявкает Эсме, хватает меня за руку и силой поднимает с пола. — Я все расскажу твоей маме.

— А то она не знает, — бурчу обиженно, а потом пытаюсь вырваться, потому что больно. — Пусти.

— Сейчас ты пойдешь и поешь. А потом соберешь все как было, — и не думает отпускать, тащит вниз по лестнице.

— Больно, — воплю изо всех сил.

Шумовой эффект срабатывает, Эсме ослабляет хватку. Вырываюсь, запрыгиваю на перила и качусь вниз. Прыжок, кувырок, приземление.

Няня тоже спускается, торопится, от этого у нее на лбу выступает испарина, а лицо становится цветом со спелый томат.

— Ой, — наконец пугаюсь. А вдруг у Эсме здоровье слабое?

А в следующее мгновенье, мне на щеку обрушивается ее раскрытая ладонь. Удар настолько сильный, что не могу удержаться на ногах и падаю носом к ее пушистым леопардовым тапкам.

От боли выступают слезы. Часто моргаю, чтобы не разреветься, как девчонка.

Слышу хлопок над головой, похоже, будто кто-то громко хлопнул в ладоши. Становлюсь на четвереньки, потом усаживаюсь на пол и задираю голову — надо мной мертвенно бледная Эсме и Морган, перехватившая ее руку уже в полете для следующего удара. И когда успела войти?

Пальцы Миранды крепко сжаты и прямо-таки впиваются в мясистую руку няни. Наверно, синяки останутся…

— Лаки, встань, — командует Морган.

Быстро поднимаюсь на ноги. Шмыгаю носом.

Миранда выпускает руку Эсме и отряхивает ладонь о ладонь, будто потрогала что-то грязное.

— Вон, — произносит ледяным тоном. — Расчет получите завтра. Не волнуйтесь, все отработанные дни будут оплачены.

— А как же?.. — начинает няня и прерывается под пристальным взглядом Миранды, опускает голову. — Я поняла. Сейчас соберу вещи.

— И побыстрее, будьте любезны.

Эсме исчезает на лестнице, по-прежнему не поднимая головы. Смотрю ей вслед.

— Не надо было ее увольнять из-за меня, — говорю, — вдруг ей очень нужна эта работа.

Морган хмыкает над моей головой, потом присаживается на корточки, чтобы наши глаза были на одном уровне. Кладет ладони мне на плечи.

— Лаки, послушай меня, — говорит негромко (попробуй не послушай), — я уволила Эсме не из-за тебя, а потому что она превысила данные ей полномочия. Понимаешь, что это значит?

Смутно. Наверное, ответ ясен по моему лицу.

Миранда вздыхает.

— Няня не имеет права бить ребенка, — поясняет. — Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Так понятно? — киваю. — Поэтому в ее увольнении ты не виноват.

Но в том, что довел ее до бешенства, точно ведь виноват.

Закусываю губу, а потом быстро, пока не передумал, признаюсь:

— Я стащил тостер и разобрал его.

Морган закатывает глаза.

— Опять?

— Ага. Мне сейчас стыдно, — говорю. Мне правда очень стыдно, а это бывает редко.

— Хорошо хоть стыдно, — вздыхает Миранда.

Встает, но одна рука остается на моем плече. Притягивает меня к своему боку, и так и идем на кухню.

— Запомни, — очень серьезно произносит Морган, — никто не имеет право поднимать на тебя руку. Никто.

Тут же возражаю.

— А сержант Ригз говорит, что меня много еще кто захочет отколотить, и я должен уметь защищаться и давать сдачи.

Морган усмехается и крепче прижимает меня к себе.

— С твоим-то характером — еще как захотят, — становится серьезной: — Но, во-первых, ровесникам можно давать сдачи, а взрослые бить детей не должны. И тягаться тебе с ними не нужно.

— Я уже не ребенок, — возмущенно вскидываю голову.

— Ага, конечно, — смеется и треплет меня по волосам.

Обижаюсь и дуюсь целых полминуты.

— А во-вторых?

— М?

— Ты сказала: "во-первых". А во-вторых?

— Все-то ты помнишь, — ворчит Миранда. — А во-вторых, если женщина дала тебе пощечину, вынеси урок, а не бей в ответ.

Шмыгаю носом, невыплаканные слезы все еще стоят в горле.

— Я не собирался ее бить.

Морган вздыхает.

— А я собиралась.

— Что? — задираю голову вверх, чтобы иметь возможность видеть ее лицо.

— Ничего. Поищем тебе новую няню, говорю.

Теперь вздыхаю я.

Меня нельзя запирать в комнате, где совершенно нечем заняться.

Так, покружив по тесному помещению и не найдя, чем себя развлечь, я упал на кровать лицом в подушку и уснул. Не думал, что так хорошо помню себя в возрасте семи лет…

Бедная Морган, я был невыносим.

Просыпаюсь от вибрации на своем запястье. Смотрю, кто звонит, и немедленно принимаю вызов.

— Привет, Гай, ты как? — произношу максимально бодро.

— Это ты как? — отвечает вопросом на вопрос, голос тихий, будто боится, что кто-то услышит.

— Я — живой, — улыбаюсь.

Перед глазами все еще видения из сна. Надо же, до сих пор я толком не осознавал, как соскучился по Миранде.

Тру рукой глаза, чтобы окончательно проснуться.

— Как разговор с мамой? — спрашиваю.

Гай вздыхает.

— Скверно. А у тебя?

— Так же, — признаюсь. Не нравится мне его голос. — Она тебя не била? — спрашиваю осторожно.

Пауза. Это может означать как нежелание признаваться, так и шок от подобного предположения.

Слава всем, наш вариант — второй.

— Нет, конечно, — отвечает громко и возмущенно и тут же снова понижает голос: — Ой… Не била, конечно. Покричала и убежала. Я подумал, что тебя убивать. А что, тебя она била? — взволнованно и даже испуганно.

Улыбаюсь, приятно поговорить с кем-то добрым.

— Нет, — уверяю, — меня она не била. Тоже покричала и убежала.

— Заперла? — понимающе.

— Заперла.

— И меня, — совсем уныло. — Сказала, что вообще не выпустит из комнаты, если еще хоть раз куда-то с тобой пойду, — что сказать? Ожидаемо. — Но это ничего, — уже бодрее. — Мама быстро отходит. Через пару дней подобреет.

Пара дней — это быстро?

— Значит, будем ждать, — отзываюсь, а сам думаю, что за пару дней взаперти и без дела сойду с ума. Хотя в любом случае не жалею: я увидел Дилайлу — это того стоило.

Ди мне поверила. Трам-тара-рам.

По-ве-ри-ла.

— Слушай, — снова заговаривает Гай, — а мама тебе не сказала, как узнала, где мы? Я только понял, что встреча закончилась раньше.

Еще бы ей не узнать, у меня ведь прекрасный маячок на левом запястье. Вернулась пораньше, проверила, где ее чада, и кинулась спасать.

— Нет, не сказала, — даже не вру, говорить-то она не говорила.

— Понятно, — расстраивается брат, видимо, ему было очень интересно.

Но незачем ему знать про следящее устройство, как и Изабелле — о том, что я в курсе, что оно есть. Пусть будет уверена, что непослушный сын у нее на крючке, тогда, когда я на самом деле соберусь бежать, это станет для нее сюрпризом.

— Гай, — вспоминаю один важный момент.

— А?

— А про выход через крышу она в курсе?

С той стороны молчание.

— Гай.

— В курсе, — отвечает неохотно. — Она спросила, как мы прошли мимо охраны, и я сказал. Я не мог ей соврать, глядя прямо в глаза. Понимаешь? — с надеждой.

— Понимаю, — говорю твердо. Прекрасно понимаю, она же его мать. Я тоже никогда не врал Морган. — Ты уроки-то сделал? — спрашиваю, меняя тему. Хватит с него на сегодня этой истории.

— Нет, — признается с тоской в голосе. — Как раз делаю.

— Тогда не отвлекайся, — советую, — потом поболтаем.

— Ага, пока.

— Пока.

Отключаю связь и раскидываю по кровати руки и ноги. Снова пялюсь в потолок.

Морган говорила, что, когда женщина дает тебе пощечину, нужно вынести урок.

Урок я вынес и выводы сделал — надо бежать и как можно скорее.

 

ГЛАВА 28

Под вечер, когда я успеваю и находиться по комнате, и поприседать (на обеих ногах, и на каждой в отдельности), а еще отжаться (от пола и от кровати) и трижды принять душ, звонит коммуникатор.

Как раз выхожу из ванной в одном полотенце, вода с отросших волос капает на плечи. Комм валяется на кровати. Подхожу и беру в руки. Полагаю, что это снова заскучавший Гай, но на экране высвечивается: "Нина". Хм, неожиданно.

— Привет, — тут же принимаю вызов.

— Тайлер, ты один? — голос тихий, на заднем плане что-то щелкает, похоже на дверной замок.

— Один. Что-то случилось?

Молчание, а затем совершенно непонятный ответ:

— Я это у тебя хотела спросить.

Смаргиваю воду с ресниц, мысленно перебирая, в чем мог провиниться перед Ниной. Ума не приложу, наш конфликт с Изабеллой не должен был ее коснуться никоим образом.

— Э-э, — тяну, как полный кретин, — можно поподробнее?

— То есть ты ничего не знаешь?

Так, мне уже страшно, честное слово.

— Нин, что случилось? — повторяю свой изначальный вопрос, а потом добавляю: — Что сделала Изабелла?

Если она что-то сделала Мэг и остальным…

А что тогда? Что я, черт ее дери, ей сделаю?

— Сегодня в обед всех рабочих перевели в шахту. Барак, где они жили, опечатан. Их разместили в палатках в старом забое и запретили выходить на поверхность под страхом смерти. Говорят, одна женщина уже пыталась высунуться, кричала, что не может находиться под землей…

Нина замолкает, и мне не нравится ее молчание. Сглатываю внезапно появившийся ком в горле.

— И?

— Ее застрелили, — выдыхает девушка. — Приказ Изабеллы — расстреливать любого, кто попытается подняться или хотя бы подойдет к лифтам.

Закрываю глаза и выравниваю участившееся дыхание.

— Как ее звали? — спрашиваю.

— Что?

— Как звали ту женщину?

Понимаю, что мой страх скорее иррационален: ни Ди, ни Мэг не стали бы впадать в истерику и рваться на поверхность, рискуя своей жизнью, — но не спросить не могу.

— Не знаю, — отвечает Нина, удивленная моим вопросом. — Я никого оттуда не знаю. Я и была-то у рабочих один раз, и то с тобой.

Так-с, кажется, мы друг друга не поняли — девушку явно взволновала не бессмысленная смерть несчастной.

— Понимаешь, — поясняет она прежде, чем успеваю задать вопрос, — я встречаюсь с Вилли… Только это секрет, — добавляет быстро, — Изабелла не в курсе, поэтому и хотела свести меня с тобой. Ты же ей не скажешь?

Будь моя воля, я бы не сказал Изабелле, даже как меня зовут.

— Конечно, не скажу.

— Так вот, Вилли теперь постоянно будет дежурить на рудниках, а раньше его и в барак к рабочим почти никогда не отправляли.

— А я здесь при чем? — спрашиваю довольно резко.

Мне неприятно слушать о проблемах в личной жизни сразу после того, как услышал об убийстве. Хотя картина ясная — когда мы с Гаем сбежали, именно Вилли стоял на выходе.

— Ходят слухи, что это ты так сильно разозлил Изабеллу.

— Слухи не врут, — подтверждаю. — Мне жаль.

И вдруг Нина начинает плакать, отчаянно навзрыд. Господи, да что такое?

— Тайлер, поговори с ней, — выдавливает между всхлипываниями, — у Вилли астма, ему нельзя находиться в шахте. Он умрет.

— А Изабелла не в курсе?

Плач сначала становится громче, а затем приглушеннее, будто девушка зажимает себе рот рукой, чтобы не зарыдать в голос.

— Ей пле… пле…

— Плевать, — мрачно договариваю за нее. — Я понял.

— Ты поговоришь с ней?

Под каким предлогом, хотел бы я знать?

— Я попробую, — обещаю.

— Спа… спасибо, — наконец собеседница обретает способность говорить и, вероятно, собирается оборвать связь.

— Нина, погоди.

— А? — в голосе растерянность.

— Скажи, пожалуйста, ты всегда знала, кто такие "рабочие" и как они попадают на Пандору?

Пауза. Кажется, мне удалось ее удивить своим вопросом.

— Конечно, — отвечает неуверенно. — А что?

Понятно. Сказочка про преступников только для Гая и его детской психики, остальным прекрасно известно, где они работают и ради чего.

— Ничего, — произношу преувеличенно бодро. — Все хорошо. Успокаивайся, я попробую что-нибудь сделать.

— Спасибо, Тайлер, — еще раз благодарит Нина и отключается.

* * *

Мысль о том, что команда "Старой ласточки", включая Дилайлу и Маргарет, больше вообще не поднимается из-под земли, не видит неба и свежего воздуха (и все это по моей вине), не дает мне покоя.

К тому времени, как в дверном замке проворачивается ключ, я уже весь извелся и впервые за все время рад видеть даже Изабеллу.

— Как ты? — спрашивает она, входя, вглядывается в мое лицо.

— Я — хорошо, — отвечаю с улыбкой тупоголового идиота. Изабеллу устраивает.

— Пойдем на ужин, — предлагает миролюбиво.

Ну, конечно же, график. Убийства убийствами, а обед и ужин — по расписанию.

Не спорю и выхожу в коридор вслед за Изабеллой. Она выглядит довольной. Еще бы, сорвала злость на мне, потом отыгралась на пленниках — что еще нужно для счастья?

У Нины на раздаче еды покрасневшие глаза и слишком много косметики на лице. Должно быть, пыталась замазать следы своей истерики.

Она улыбается, как обычно предлагает выбрать блюдо, советует, что вкуснее, но время от времени бросает на меня жадные взгляды, будто бы я прямо сейчас объявлю, что все уладил, и ее Вилли вернется на прежнее место работы.

Подхожу с подносом к столу, Гай и Изабелла уже заняли свои места. Гай даже не поднимает головы, с сосредоточенным видом ест какую-то неаппетитную кашу зеленоватого цвета. Бр-р-р.

Изабелла вытягивает шею, рассматривая, что я выбрал.

— Мне кажется, ты мало ешь, — изрекает она, увидев на моем подносе лишь суп и салат. — Ты похудел.

Когда бы это я успел, интересно?

Замираю с рукой над ложкой, которую не успел взять.

— Мне пойти взять что-нибудь еще? — спрашиваю серьезно.

Изабелла приободряется, уголок ее губ ползет вверх.

— А ты хочешь?

— Нет.

Зарождающаяся улыбка тает.

— Но ты должен есть, — произносит с нажимом.

— Окей, нет проблем, — встаю и направляюсь обратно к стойке.

К моему удивлению, люди сторонятся, пропуская меня без очереди. О да, я же очень важная персона.

— Нина, — прошу, — дай мне еще еды.

Девушка удивленно моргает, так как понимает, что я отошел от нее с подносом две минуты назад и при желании не успел бы съесть то, что взял до этого.

— Какой? — уточняет растерянно.

— Любой. И побольше.

Теперь Нина явно сомневается в моей адекватности, ее лицо мрачнеет, видимо, при мысли о том, что ждать помощи от ненормального бессмысленно.

Ничего не говорю, забираю новый поднос сразу с тремя тарелками (в одной из которых, кстати, та самая зеленая каша) и возвращаюсь за стол к Изабелле.

— Пойдет? — спрашиваю.

Изабелла благодушно улыбается.

— Если ты все это съешь, то да.

Про вред переедания она, похоже, не слышала.

— Как скажешь, — говорю. Я же примерный сын, мечта любой матери, весь такой покладистый и шелковый.

— Рада, что мы, наконец, пришли к взаимопониманию, — произносит Изабелла многозначительно, плавным движением берет вилку с подноса, — и пониманию границ дозволенного.

Смотрю ей прямо в глаза.

— Ты хороший учитель, — и вижу в этих глазах удовлетворение.

Еда не лезет в горло. Но мне же нельзя не есть, мамочка сказала — значит, ешь.

Гай бросает опасливый взгляд в мою сторону, но заговорить не решается. Зеленая каша — просто буэээ. Как он это ест?

— Могу я узнать, кто тебе рассказал? — через некоторое время задает вопрос Изабелла.

Как примерный мальчик, откладываю ложку, вытираю губы салфеткой и только после этого вежливо уточняю:

— О том, что ты перевела рабочих под землю на постоянной основе?

Глаза Гая становятся огромными, и он спешит опустить голову пониже, чтобы мать не заметила его удивления.

Пожимаю плечами.

— Нина, — идеальные сыновья не врут, не так ли?

Глаза Изабеллы сужаются, она бросает недовольный взгляд в сторону, где расположились на ужин Мила и ее дочь.

— А что? — "удивляюсь". — Ты же хотела, чтобы мы общались? Я позвонил Нине, спросил, как дела, поинтересовался последними новостями. Она мне рассказала.

Изабелла переводит пристальный взгляд на меня, снимая мишень со спины Нины.

— То есть ты ей сам позвонил?

— Конечно, — вру и глазом не моргнув. — Нина — приятная собеседница.

Изабелла хмыкает, но версию принимает.

— Надеюсь, ты понимаешь, что мои действия — последствия твоего возмутительного поступка?

— Понимаю.

— И понимаешь то, что поступить иначе я не могла?

Как же она могла обойтись парой пощечин? Нееет, без убийства тут никак нельзя.

— Понимаю.

— Вот и хорошо, — Изабелла улыбается, но лишь губами, в глазах по-прежнему предупреждение. — Вы оба — мои дети, и ваша безопасность превыше всего. Сейчас тебе кажется, что там остались твои друзья, но это не так. Вы теперь по разные стороны. Кто ваша мать, известно всем. На меня могут давить через вас или же просто навредить вам ради мести мне. Это, надеюсь, тоже понятно?

— Вполне, — подтверждаю.

— Я рада, — кивает Изабелла.

— А охрана? — спрашиваю.

— Что охрана? — хмурит брови.

— Гай говорил тебе, как мы сбежали? — поясняю свой вопрос. — Не через дверь, а по крыше. Надеюсь, ты заодно не решила проучить охрану, которая контролировала выход?

Смотрит оценивающе.

— А что? Тебе их жаль?

— Не хочу лишних жертв, — говорю на этот раз искренне. — Это моя вина: и то, что сбежал, и то, что взял с собой Гая, — мальчик вскидывает голову, но я бросаю в его сторону предостерегающий взгляд, и он послушно не вмешивается, хотя, по нему видно, ему ужасно хочется высказаться.

— Я учту, — отвечает Изабелла, чтобы это ни значило. Вытирает губы и встает. — После того, как доешь, иди в свою комнату, — говорит мне, — я зайду к тебе через час. А ты, — мягко касается спины Гая, — обещал доделать задачу по математике, помнишь?

— Угу, — вздыхает мальчик.

— Завтра проверю, — обещает Изабелла, после чего направляется к двери.

— Давно ее не видел такой злющей, — шепчет Гай, стоит ей выйти из столовой. Кашу он тоже так и не доел.

— Она не на тебя злится.

Его щеки розовеют.

— И на меня тоже, — признается.

— За то, что сбежал со мной? — предполагаю.

— Нет, — мотает головой, будто это вообще не причина для гнева матери. — За то, что спросил, зачем она мне врала про преступников, отбывающих свое наказание на Пандоре.

Да уж, что у нас с ним общее, так это неспособность мудро промолчать, когда нужно.

— И что она сказала? — интересуюсь.

— Что я пойму, когда вырасту.

Хмыкаю. Отличный ответ сыну, что тут скажешь?

— Так себе объяснение, правда? — подмигиваю.

— И я так подумал, — вздыхает Гай. — Все, не могу это есть, — отставляет от себя поднос и вскакивает на ноги. — Я побегу, там задачка сложная.

— Помочь? — предлагаю. С математикой у меня вроде нет проблем.

Брат смотрит на меня так, будто я предложил ему выкрасть у корпорации тонну "синего тумана".

— Сделать за меня математику? — переспрашивает ошарашенно. — Это же нечестно.

Боже, Изабелла, как у тебя получилось воспитать такого ребенка?

— Ладно, — не настаиваю, — тогда беги.

Он убегает, а я вываливаю в бак для отходов почти не тронутую еду с обоих подносов.

* * *

Изабелла сдерживает свое обещание (или угрозу) и приходит в мою комнату уже тогда, когда я решаю, что она не появится. Ее пиджак распахнут, открывая вид на тонкую красную блузку с миниатюрными пуговицами и крупный круглый кулон, а в руках она держит бутылку и два стакана.

Удивленно приподнимаю брови, уставившись на прозрачную бутыль со знакомой мутной жидкостью внутри. Да быть не может.

Изабелла прослеживает мой взгляд.

— Да, с вашего корабля, — кивает. — Отличная вещь. Спрашивала, кто варил. Не признаются. А я предложила бы куда более выгодные условия труда, если бы он или она приготовили еще, — значит, Томас решил не бросать своих ради сомнительных привилегий. — Кстати, ты не знаешь, чья работа?

Пожимаю плечами.

— Я недолго пробыл на "Ласточке", — если Томас предпочел промолчать, не мне его выдавать.

— А, ладно, — отмахивается и каким-то неловким движением захлопывает дверь. — Не хочешь, не говори.

Да она уже пила.

Изабелла ставит бутылку и стаканы на прикроватную тумбочку, берет стул, поворачивает его задом наперед и садится, сложив руки на спинке. Поднимает голову.

— Ну, чего стоишь? Присаживайся.

Она не просто пила, а немало.

Сажусь на кровать, а Изабелла наливает по четверти стакана.

— Выпьем за встречу? — приподнимает свой.

Ее поведение настолько неожиданно, что соглашаюсь:

— Выпьем.

Она протягивает мне стакан и вдруг замирает, не донеся его до моей протянутой руки. Хмурится.

— Тебе ведь можно пить? Ты уже совершеннолетний?

— По законам Лондора — да, — киваю.

— Чертов Лондор, — вздыхает Изабелла, но стакан отдает. — Не смотри на меня так, — морщится. — Знаю я, знаю, что ты уже взрослый. И чтобы пить, и чтобы… — не заканчивает фразы. — Выпьем?

Сама чокается с моим стаканом и залпом выпивает варево Томаса. Снова морщится, но на этот раз от крепости напитка и нетерпеливо смотрит на часы на экране своего коммуникатора.

— Сейчас Мила принесет закуску, — поясняет в ответ на мой недоуменный взгляд.

— Ты решила напиться? — спрашиваю.

— И поговорить, — кивает. — А что делать, если у нас с тобой по-другому не клеится?

Оригинальный материнский прием — напиться вместе с сыном. Что-то Морган ни разу не предлагала мне алкоголь — у нас с ней и так не было проблем с общением.

— Что? — тут же читает по моему лицу. — Не так должна вести себя образцовая мать?

— Это не худший из твоих поступков в роли моей матери, — отвечаю. Раз уж ей хочется поговорить начистоту — пожалуйста.

Наверное, все опять написано у меня на лице.

— Если бы ту дуру сегодня не пристрелили, остальные бы не угомонились, — говорит.

Дуру, значит?

— Ты хоть знаешь, как ее звали? — спрашиваю сквозь зубы.

Пожимает плечами.

— Роза… Розалия… Розарио… Нет, не помню. Смысл? Мы их кремируем. Никаких кладбищ и табличек.

Теперь и я выпиваю залпом.

— Думаешь, я чудовище? — вопрос звучит очень обыденно.

— Иногда, — признаюсь. — Часто, — добавляю, подумав.

В этот момент в дверь стучат. Изабелла собирается встать, но опережаю ее и иду открывать.

На пороге Мила с подносом, на нем — сухарики и какие-то орешки.

— Спасибо, — благодарю, принимая поднос из ее рук.

— Все хорошо? — спрашивает одними губами.

Знал бы я сам, хорошо это или плохо, но мы с Изабеллой впервые разговариваем мирно. Значит, хорошо.

Киваю и закрываю дверь.

Изабелла тут же тянется к орешкам, стоит мне поставить поднос рядом с бутылкой.

— Последняя поставка, — комментирует. — Мои любимые. Ешь, ешь, правда тощий совсем. Еду-то, которую набрал, наверняка, выбросил, стоило мне уйти?

— Выбросил, — подтверждаю.

— Упрямый, прямо как он, — вздыхает и снова наливает.

Кто такой "он", и так понятно.

— Гай сказал, у тебя его фото в комнате, — решаюсь, пока она готова говорить, а ее язык развязан алкоголем.

— И тут…

Изабелла тянется к кулону на своей груди, щелчок, и тот открывается. Там действительно фото моего отца, совсем еще молодого. Он и погиб молодым, в двадцать девять лет, но тут Александр Тайлер еще совсем мальчишка.

— А не много ли его спустя столько лет? — спрашиваю, когда справляюсь с шоком и обретаю дар речи.

— Много, — соглашается, — теперь, когда есть ты, в изображениях нет смысла. Ты — его точная копия.

Нервно смеюсь.

— Надеюсь, ты не заставишь меня перекраситься в брюнета? — и не повесишь на стену…

Изабелла хмыкает.

— Может, я и чудовище, но не идиотка, — а потом дергает цепочку на своей шее, та рвется удивительно легко, и вот кулон уже на раскрытой ладони. — На, возьми. У тебя-то с собой и фото его нет.

Беру, скорее, на автомате. Как любой ребенок, я любил своего отца и уважаю его память, но я не настолько сентиментален, чтобы таскать с собой его фото — это не улучшит мою память.

— Ты представить не можешь, как я его любила…

Что-то мне не хочется представлять. Это какая-то нездоровая маниакальная любовь. Морган тоже любила моего папу, да так, что вырастила меня как собственного ребенка, доказала свою любовь действиями, а не обвесилась его фотографиями.

Алкоголь делает Изабеллу не только разговорчивее, но и проницательнее. Внимательно смотрит на меня, а затем выдает:

— Ты не понимаешь, почему я о нем и о нем, а не о тебе, да? — молчу. — Я сама думала об этом, — продолжает. — Я не хотела ребенка, я тебе говорила. Ты появился слишком неожиданно для меня, а потом я уехала. Я не успела тебя полюбить, понимаешь?

Это оправдание? Кажется, она считает, что да.

Качаю головой.

— Не понимаю.

— Знаю, — произносит неожиданно трезво, и мне приходит в голову мысль: не пытается ли она показаться пьянее, чем есть? — Я сознательно отказалась от тебя и смирилась. Не пыталась ни связаться, ни встретиться. Но теперь ты здесь. И я хочу быть тебе матерью.

Правда хочет, даже не сомневаюсь. Хочет, вот только ей безразлично, кто я и чего хочется мне. Будь на моем месте любой манекен, Изабелла относилась бы к нему точно так же.

И это неправда, что мне все равно, а я просто хочу домой.

Мне.

Не.

Все.

Равно.

Мы снова выпиваем.

Отличное все-таки у Томаса пойло — голова абсолютно ясная. А раз так, то Изабелла или выпила его уже чудовищно много, или притворяется.

— За что ты так с людьми на рудниках? — спрашиваю, возвращая стакан на тумбочку. — Это я нарушил твой приказ, они ни в чем не виноваты.

— Не виноваты, — не отрицает. — Но вход в шахту и так хорошо охраняется, гораздо лучше, чем наземные постройки. А ты все равно попробуешь туда прорваться.

— А если я пообещаю, что не стану? Ты вернешь их из-под земли?

— Ты соврешь, — отмахивается.

— Не совру.

— Ты и сейчас врешь, — на ее лице снисходительная улыбка.

Поджимаю губы. Вру.

Снова наливает. Интересно, Изабелла решила сама напиться до потери сознания или напоить меня? Пока не работает.

— Ты, я и Гай, — произносит после нескольких минут молчания, — мы семья, мы должны быть семьей. Долж-ны.

Придерживаю при себе мнение, что ни я ей, ни она мне ничего друг другу не должны, потому что Гай — мой брат, и мне это нравится, я хочу быть его братом, его семьей.

— Тогда полетели отсюда, — выпаливаю. — Так, как ты хочешь: ты, я и Гай.

Изабелла начинает смеяться.

— Сдурел? — выдавливает сквозь смех. — Меня пристрелят за предательство, а вас порежут на кусочки в назидание другим.

— Нет такого места, из которого нельзя сбежать, — настаиваю. — Ты здесь не последний человек, знаешь систему безопасности, лазейки…

Смотрит насмешливо.

— Думаешь, тут нет стукачей, которые меня сдадут, если я что-то затею?

— Думаю, ты знаешь, кто эти стукачи, — огрызаюсь.

Морщится.

— Конечно, знаю.

— А значит, могла бы их обезвредить, если бы хотела.

— Если бы хотела, — повторяет многозначительно.

— Но ты не хочешь.

— Естественно, не хочу, — передергивает плечами в своей излюбленной манере. — Здесь у меня власть, деньги, положение. А что там?

— Я поговорю с Рикардо, он поможет устроиться тебе и Гаю.

— Рикардо… — качает головой. — Это даже не смешно.

— Он меня любит, — не сдаюсь. — И не станет вредить тебе или моему брату.

Изабелла усмехается.

— Рикардо Тайлер? Любит? Ты наивнее, чем я думала, — вертит в тонких пальцах пустой стакан, потом поднимает голову. — Ну а что насчет рабочих на рудниках, а, мой благородный сын, выступающий против рабства? Если бы я согласилась бежать, твоя совесть успокоилась бы, зная, что они остались здесь?

Вот сейчас мне все больше начинает казаться, что она ни капельки не пьяна, и все это изощренная проверка. А еще понимаю, что мне очень хочется верить в ее искренность, и следовало бы дать самому себе пощечину за эту слабость.

Естественно, доберись я до дома, ни о каких рудниках больше не шло бы и речи. Дядя Рикардо быстро воспользовался бы своими связями, потянул бы за нужные ниточки, и Пандоре, добыче синерила и рабству в шахтах пришел бы конец. Френсис, нынешний президент Лондора, только и ждет подобной сенсации и громкого дела, чтобы укрепить позиции и увеличить свою личную популярность. А дядя хочет назад в кресло главы государства. Так что они оба тут же кинули бы все ресурсы на обезвреживание корпорации по изготовлению и продаже "синего тумана".

— Понятно, — протягивает Изабелла, догадавшись по моему молчанию, о чем я думаю. — Только все пустое, а я слишком многим обязана этим людям. Ну и — усмехается, — мне здесь нравится, в конце концов.

— Тогда отпусти меня.

Закатывает глаза.

— А ты расскажешь Рикардо, а он передаст эстафету, и Пандору накроют на следующий день. Это замкнутый круг, мальчик мой.

Морщусь от этого обращения.

Круг. Замкнутый круг…

Почему-то вспоминается круглый робот-уборщик со "Старой ласточки". Хм, а что если?..

— А если я не скажу Рикардо о Пандоре? — выпаливаю, сам пораженный пришедшей в голову идеей.

— Ага, — поддакивает Изабелла, все еще крутя в руках стакан, — дашь слово, сдержишь его, а рабочие продолжат вкалывать на рудниках, и ты спокойно об этом забудешь. Повторяю, я не идиотка.

— А если рабочие больше будут не нужны?

Она качает головой, недовольная моей непонятливостью.

— Я уже говорила, закупалось много техники. Ни одна из них не справилась. Заменить людей нельзя.

Не сдаюсь. Идея шаткая, но это все, что у меня есть. А еще, когда меня захватывает, я уже не могу остановиться.

— А если я переделаю роботов?

Изабелла как раз собирается снова выпить, но так и замирает со стаканом у губ.

— Ты — что?

— Переделаю роботов, — повторяю уверенно.

— Никто за десять лет не сообразил, что с ними делать, а ты возьмешь и переделаешь? — в голосе неприкрытая издевка.

Это ничего, мне не обидно, пусть не верит.

— Ну а если? — продолжаю настаивать.

— Хорошо, — соглашается Изабелла, так и не выпив, возвращает стакан на тумбочку. — Допустим, ты технический гений, в чем я сомневаюсь, но все же…

— Допустим, — киваю.

На гения не претендую, но определенные способности и умения у меня точно есть.

— Допустим, так, — продолжает. — Мы заменяем людей роботами и отпускаем? Вот так просто? Берем с них честное слово о том, что никому не скажут о Пандоре, и машем на прощание? — в ее голосе появляются стальные нотки. — Это так не работает.

На этот счет у меня тоже есть идея. И мне ужасно не нравится, что под ее действие попадут Ди и остальные, но если это поможет спасти им жизни, то оно того стоит. Если нам не придется бежать, а удастся договориться — трижды стоит.

— Есть препараты, стирающие память, — говорю.

Изабелла открывает рот, чтобы по инерции возразить, но потом задумывается и закрывает.

— В твоей идее слишком много "допустим", — произносит наконец.

— Но она неплоха, — настаиваю, не отвожу взгляда, смотрю прямо в глаза, чтобы Изабелла не подумала, что я шучу или заговариваю ей зубы.

— Из всех фантастических идей, да, самая неплохая, — усмехается, наполняет мой стакан и доливает в свой.

В бутылке уже на донышке.

Качаю головой.

— Я больше не буду пить.

— То есть моя затея напиться вместе и подружиться провалилась?

Это звучит вполне искренне. Вполне, но недостаточно. Мне дико хочется ей верить, но не верю.

Встаю, давая понять, что беседа по душам закончена.

— Если ты хочешь сделать для меня что-то хорошее, проверни со своим руководством эту сделку.

Изабелла смотрит на меня снизу вверх и молчит не меньше двух минут. Жду, смотрю в ответ.

— Ладно, — резко поднимается и подхватывает под мышку бутылку. — Подумаю об этом на трезвую голову, — заявляет и направляется к двери. — Не опаздывай на завтрак.

— Не опоздаю, — отвечаю уже в закрытую дверь.

Плюхаюсь на кровать, рассматривая папино фото.

— В кого же ты влюбился девятнадцать лет назад? — спрашиваю.

Изображение молчит.

 

ГЛАВА 29

На завтраке Нина снова смотрит на меня с надеждой, но лишь качаю головой. Девушка разочарованно опускает глаза и больше не поднимает их, пока я не отхожу от нее с подносом. Считает виноватым в своих бедах. И рад бы оправдаться, но вины на мне целый воз, я и сам это прекрасно осознаю.

Несмотря на вчерашние возлияния алкоголем (а может, благодаря им), Изабелла выглядит бодрой и даже благодушной. Гай, чрезвычайно довольный переменой в настроении матери, весело приветствует меня, не переставая жевать булку. И (о, надо же) Изабелла не напоминает ему о том, что говорить с набитым ртом неприлично. Что это с ней?

— Доброе утро, — здоровается она со мной. — Как самочувствие?

Снова улыбка лишь губ, глаза внимательные, цепкие.

— Отлично, спасибо, — отвечаю вежливо, сажусь и быстро принимаюсь за еду.

Разговаривать с Изабеллой не тянет. Может, она и права, что я похудел. А как иначе, если ей удается испортить мне аппетит практически в каждый прием пищи?

Обращаю внимание, что на подносе у Изабеллы только булочка и чай. Торопится, или нет аппетита после вчерашних орешков?

— Как только поешь, пойдем на склад, — сообщает она. Значит, все же торопится.

Приподнимаю брови.

— На склад?

— А ты думал, я брошусь обсуждать твое предложение с начальством, не убедившись, что ты способен сделать то, о чем говоришь?

Мне не кажется? Значит, она приняла мои слова всерьез?

— На складе хранятся роботы?

— Ну разумеется, — отвечает так, будто я задал самый нелепый вопрос в мире.

Киваю, опускаю взгляд, продолжая завтрак, и пытаюсь не показать свою радость. Неужели Изабелла решила дать мне шанс?

Вчера, когда я выложил ей суть своей идеи, мне очень хотелось, чтобы она услышала меня и пошла навстречу. Но после ее ухода надежда на это была минимальной. Теперь же… Кто знает, что теперь, но то, что Изабелла готова к переговорам, уже маленькая победа.

— А о каком предложении речь? — подает голос заинтересованный Гай. — Ты будешь у нас работать?

Не успеваю ответить.

— Твой брат как раз предложил свои услуги в настройке робототехники, — отвечает за меня Изабелла.

— Ух ты, — мальчишка даже подпрыгивает на скамье. — Ты в этом разбираешься? Ты не говорил.

А что я вообще ему о себе говорил? Соврал, что был прилежным ребенком и делал уроки. Рассказал о падении с крыши и паре переломах.

Что творится-то? Моя совесть, мирно дремлющая все эти годы, решила проснуться и расквитаться со мной по полной.

— Разбираюсь, — подтверждаю с улыбкой.

В глазах Гая восторг. В отличие от Изабеллы, он верит сразу.

— А можно я с вами? — поворачивается к матери, делает жалобные глаза. — Мам, можно? Я никогда не был на складе.

Изабелла медлит с ответом, и мне даже кажется, что она согласится. Но нет.

— Нечего тебе там пылью дышать, — отрезает через минуту.

Свет в глазах мальчика гаснет. Он опускает голову, но не спорит. Понимает, что после нашей вчерашней оплошности не стоит пока ни на чем настаивать. Эх, мне бы такую мудрость в его годы.

— Если твоя мама одобрит мой план, как-нибудь я обязательно возьму тебя с собой, — обещаю, чтобы хоть как-то поднять ему настроение.

Кружка Изабеллы с грохотом опускается на стол, так, что находящиеся в столовой люди бросают в нашу сторону обеспокоенные взгляды, пальцы до белизны сжаты на ручке. Эти напряженные пальцы так и притягивают взгляд.

Сглатываю. Вот сейчас она снова заявит, что никаких "как-нибудь" мальчику можно не ждать и отправит решать задачки по математике…

Но сегодня я не гений предвиденья — снова ошибка. Изабелла разозлилась не на мое туманное обещание.

— "Твоя" мама? — переспрашивает она.

Вспоминаю, что сказал. Да, действительно. Но это вырвалось абсолютно автоматически. Стыдно ли мне и за это? Точно нет. Я даже Морган не зову мамой, неужели стану называть так женщину, с которой познакомился неделю назад?

Да отпусти ты уже кружку.

Кажется, тонкая ручка сейчас просто-напросто отвалится и останется в ее пальцах.

— Извини, — говорю, но назад свои слова не беру.

Я готов пресмыкаться, слушаться и помалкивать, чтобы спасти своих друзей, но мамой я Изабеллу звать не буду. Нет, и все.

Пальцы медленно расслабляются, отпускают чудом уцелевшую посуду.

Изабелла больше ничего не говорит. Спускает мне это с рук? Не верится. Неужели после вчерашней беседы она все-таки что-то для себя пересмотрела в отношении ко мне?

Доедаем в молчании.

Чувствую себя по-дурацки. Кажется, что сейчас я по-настоящему обидел Изабеллу. Нет, знаю, что прав, но все равно как-то неловко.

— Мам, можно я пойду заниматься? — осторожно спрашивает Гай, понимая, что настроение матери безвозвратно испорчено, и лучше бы сбежать, чтобы не попасть под горячую руку.

Черты лица Изабеллы расслабляются, и она дарит сыну по-настоящему искреннюю улыбку.

— Конечно, малыш, беги, — ласково треплет его по волосам. — И зайди, пожалуйста, к Миле после двенадцати, она обещала тебя подстричь. Совсем оброс.

— Подстричь? — вскидывается Гай, от резкого движения челка падает на глаза. — Рано ведь еще.

— После двенадцати, — строго напоминает Изабелла.

— Лааадно, — сдается Гай и спрыгивает со скамьи на пол. — Приятного аппетита, — желает нам и спешит ретироваться, пока мать еще что-нибудь не придумала.

А задумчивый взгляд Изабеллы останавливается на мне. Смотрит внимательно, чуть прищурившись.

— Тебе бы тоже не мешало подстричься, — выдает наконец. — Я поговорю с Милой, чтобы занялась тобой после обеда.

Ну, вот опять. А мне-то показалось, она что-то поняла.

Сцепляю зубы. Хочу промолчать, но не получается.

— А меня спросить ты не хочешь?

Теперь глаза у нее большие и удивленные.

— А сейчас что не так? — похоже, не притворяется, правда не понимает.

— Вчера ты сказала, что знаешь, что я уже взрослый, — припоминаю. — Я всего лишь прошу тебя саму об этом не забывать.

Изабелла напрягается.

— Я помню, — сдержанно.

— Тогда позволь мне хотя бы решать такие простые бытовые вопросы, как стрижка, мытье, выбор еды, смена белья, — накопилось, и я уже обвиняю ее в том, в чем она не виновата: сколько раз в день принимать душ, мне, слава богу, еще не указывали.

— Хорошо, — кивает Изабелла.

Так просто? Хорошо?

— Хорошо? — переспрашиваю, не веря своим ушам.

Пожимает плечами, мол, чего тут непонятного?

— Хорошо, — повторяет. — Я тебя услышала и согласна. Перегнула палку, — теперь настает мой черед уставиться на нее большими глазами. — Но имей в виду, Мила отлично стрижет, и все ходят к ней. Как только захочешь, я договорюсь.

Может, стоит с ней почаще выпивать?

Киваю.

— Я учту, спасибо.

* * *

Как ни странно, на склад идем пешком. А мне уже казалось, что Изабелла ходит на своих двоих только по помещениям. Но сегодня она будто бы задалась целью меня удивлять.

На улице все так же ветрено, как и в последние дни. Повыше поднимаю воротник куртки. Все равно спасает слабо.

— Нужно подыскать тебе куртку потеплее, — замечает Изабелла. — Скоро еще больше похолодает. Лето кончается.

Какое чудесное на Пандоре лето. Бр-р-р.

— Хорошо, — соглашаюсь. Это не тема крутить носом — моя куртка правда не приспособлена для такой погоды.

— Тогда вечером или завтра займемся этим вопросом, — кажется, Изабелла довольна.

Держу руки в карманах, потому что без перчаток холодно. Некоторое время идем рядом, затем Изабелла касается моего рукава, осторожно, будто проверяя, позволю или нет. Ничего не говорю и не отпрыгиваю с криком, после чего она уже уверенно берет меня под руку.

Что это? Искреннее желание найти со мной общий язык или хитрый план по приручению непутевого сына?

— Надо же, я тебе по плечо, — вдруг с ее губ срывается смешок.

Меня подмывает ляпнуть, что чужие дети быстро растут, но успеваю прикусить язык. Искренность это или притворство — в любом случае мне пока выгодно наше мирное сосуществование.

* * *

Вскоре понимаю, почему мы не воспользовались транспортом — склад слишком близко.

Изабелла уверенно подходит к трехметровым дверям, прикладывает ладонь к сенсорному замку, затем приближает лицо к "глазку" камеры для опознавания по сетчатке глаза.

Стою чуть в стороне и молча наблюдаю за ее манипуляциями. Отпечаток, сетчатка… А замок, на самом деле, простенький, его я взломаю всего лишь с помощью своего коммуникатора и нескольких проводков.

— Александр, — окликает меня Изабелла. — Ты, что там, уснул?

Встряхиваюсь, подхожу ближе.

— Замок заинтересовал, — говорю полуправду.

— Он очень надежный. Сделан на заказ.

— Ааа, — протягиваю многозначительно.

Доверяй я Изабелле, посоветовал бы ей предъявить претензии к тому, кто продал ей этот замок, а потом не иметь с этим поставщиком ничего общего. Замок не просто не сделан на заказ, это самая типовая модель. Может, конечно, апгрейдили немного, но, в любом случае, взломать его — пара пустяков.

— Проходи.

Кроме замка, никакой электроники здесь нет. Двустворчатые двери Изабелла открывает вручную, толкая одну часть в сторону. Быстро ориентируюсь и открываю вторую створку.

Склад без окон, а потому внутри темно. Воздух спертый, пахнет металлом и машинным маслом.

— Сейчас включу свет, — Изабелла щелкает выключателем сбоку от дверей. — Ну вот, полюбуйся. Чего тут только нет.

И она права. У меня даже глаза разбегаются.

— Вау, — вырывается восторженное, и я шагаю поближе к этому великолепию.

Да такая коллекция стоит не просто немалых денег, она стоит ОГРОМНЫХ денег. Как же несладко пришлось тому, кто одобрил закупку, а потом оказалось, что ничего из этого не годится для цели. Должно быть, таинственное начальство рвало и метало.

Передо мной образцы техники, начиная с антикварной и заканчивая последними разработками. Станки, названия которых я не знаю, человекоподобные роботы, роботы с длинными "руками" и щетками… Да сюда экскурсии можно водить.

— Ты правда в этом разбираешься? — спрашивает Изабелла, подходя ближе. Оборачиваюсь, и она удивленно вскидывает брови при виде моей сияющей физиономии. — Серьезно?

— Пока не разбираюсь, — отвечаю честно, чем ставлю ее в тупик еще больше. Ну а что? Откуда мне быть знакомым с техникой для рудников? — Разберусь, — заверяю, — дело времени.

На ее лице по-прежнему недоверие. Похоже, считает, что я строю из себя супермена, а на деле поиграю с игрушками и попрошусь в теплую постельку.

Ну уж нет, помимо необходимости мне интересно, а когда мне интересно, могу горы свернуть. Как говорит дядя Рикардо, мой энтузиазм — взрывоопасная штука.

Прохаживаюсь между рядов технических сокровищ, кое-где стираю ладонью пыль, чтобы рассмотреть маркировку. Изабелла неловко переступает с ноги на ногу у входа, но ходить вслед за мной не пытается, ждет.

— В правом углу, — кричит, подсказывая, — последние поставки.

— Вижу, — отзываюсь.

Да, пыли тут значительно меньше. Все современное, программируемое, абсолютно не требующее участия людей. Если к этому переподсоединить "лапки" вон того робота и написать новую программу…

Ерошу пальцами волосы на затылке не в силах перестать глупо улыбаться. У меня же цель, мои друзья заперты под землей, мне нужно спасти их и удрать отсюда… Но, черт возьми, это не склад, а настоящий клад. Какой простор для фантазии. Это вам не бомбы из тостеров собирать.

Слышу, как у Изабеллы звонит коммуникатор, и она выходит на улицу, чтобы поговорить. Ничего, я не тороплюсь, пусть идет. Я бы вообще тут поселился.

Изабелла возвращается минут через пять.

— Алекс, ты скоро?

Алекс? Это что-то новенькое.

Выглядываю, чтобы она меня увидела, стряхиваю пыль с волос.

— Вообще-то, да, надо разобраться, с чего можно начать.

Изабелла не сводит с меня глаз. Снова отряхиваюсь, может, на меня нападало больше, чем мне показалось, когда я заглядывал под одного из роботов?

— Иди-ка сюда, — зовет.

Чувствую себя как в детстве, когда меня отрывали от любимых игрушек.

Выбираюсь, подхожу и встаю перед ней по струнке. И правда, когда так стоишь, особенно заметно, что она ростом мне по плечо. Тем не менее это не мешает Изабелле встать на цыпочки и убрать у меня с челки паутину. Здесь пауки, ну надо же…

Мысль о пауках прерывается, когда замечаю выражение лица, с которым Изабелла помогает мне очиститься. Это так… по-матерински.

— Ты чего так смотришь? — хмурится.

— Так, — вру, трясу головой. — Задумался.

Изабелла принимает версию, отступает на шаг назад, складывает руки на груди.

— Ты на самом деле можешь все это разобрать и собрать что-то полезное? — взгляд оценивающий.

Пожимаю плечами.

— Ну да.

— То есть это не бравада?

— Нет, — отвечаю уверенно.

Изабелла хмурится еще больше.

— Что еще я о тебе не знаю?

Это звучит так нелепо, что у меня вырывается смешок. На самом деле настроение значительно улучшилось. Я будто железка, а сзади меня огромный магнит, и меня к нему тянет. Не хочу стоять тут и тратить время, хочу начать разбираться с тем материалом, который мне достался.

— Любимый цвет? — предполагаю.

Изабелла становится совсем мрачной. Не злится, но и шутливый тон не поддерживает.

— И какой же? — спрашивает абсолютно серьезно.

— Синий.

Кивает, поджимает губы, что-то обдумывает.

— Значит так, мне нужно будет уехать, — решает наконец. — Заодно поговорю с начальством о твоем предложении, — приподнимает руку ладонью от себя, пока я не успел начать ее благодарить (я, вообще-то, и не собирался). — Пока ничего не обещаю. Ты знаешь, не я принимаю окончательное решение, могу лишь переговорить.

— Я понял, — киваю.

— Хорошо, — продолжает. — Если ты останешься тут, то насколько?

Пожимаю плечами.

— До ночи.

— Исключено. Обед и ужин, ты не забыл?

— Ужин, — настаиваю. — Мне нужно больше времени, до обеда слишком мало.

— Тогда я распоряжусь, чтобы тебе привезли еду сюда, — не сдается.

Демонстративно оглядываю склад, пыль и свисающую с потолка и с техники паутину.

— Сюда? — спрашиваю, морщась.

— Да уж, — вздыхает Изабелла, признавая мою правоту. — Ладно, но на ужин ты должен быть на месте. Пришлю охрану. Двоих, — решает. — Я могу быть уверена, что на этот раз ты сдержишь свое слово и никуда не убежишь?

— Куда я от этих сокровищ? — говорю совершенно искренне, любовно поглаживаю бок ближайшего робота.

Изабелла закатывает глаза, чем-то напомнив Морган и ее реакцию на мои "игры".

— Я даю тебе шанс, не подведи меня, — произносит серьезно, впившись в меня взглядом. — Еще раз обманешь — никаких поблажек.

— Я никуда со склада не побегу, — уверяю.

— Хорошо. Парней сейчас вызову, — она разворачивается и идет к выходу.

— А можно прислать Вилли? — кричу ей вслед.

Изабелла останавливается, оборачивается. Удивленно изгибает бровь.

— Вилли? — переспрашивает. — С чего вдруг?

Делаю невинное выражение лица.

— Почему бы нет? Его я хоть знаю.

Не спешит, тщательно взвешивает мои слова. Явно догадывается, в чем дело. Надеюсь, не о просьбе Нины и той не влетит, но Изабелла, естественно, понимает, что я хочу вернуть Вилли из-под земли.

— Ладно, — решает окончательно, — будет тебе Вилли. Считай это моей серьезной уступкой тебе. За тобой долг.

— Даю слово, — обещаю.

— Я запомню, — кивает Изабелла. — Что ребятам привезти с собой?

В общем-то, я пока только присматриваюсь. Не думает же она, что я переделаю сотню машин за час, да так, чтобы они начали выполнять несвойственные им функции?

— Пока ничего… — начинаю. — Хотя нет, пусть привезут стандартный набор отверток и гаечных ключей, — может, пока что-нибудь откручу и возьму с собой подумать.

Изабелла хмыкает, удивленная тем, что я не попросил никакой электроники, но кивает.

— Будут тебе отвертки, — и направляется к выходу.

* * *

Первый охранник появляется у склада уже через пять минут после ухода Изабеллы. Вилли привозят через полчаса. Он весь в синей пыли после рудника, вид растерянный — похоже, его просто внезапно выдернули сюда, ничего не объяснив.

— Привет, Вилли, — здороваюсь с ним, подходя, и говорю шепотом, чтобы второй охранник не услышал: — Нине тоже привет передавай.

В его глазах сначала паника из-за того, что об их тщательно скрываемых отношениях кому-то известно, затем понимание.

— Передам, — отвечает серьезно и протягивает мне небольшой чемоданчик, который привез с собой, — вот, а это сказали передать тебе.

— О, — довольно потираю руки, — как раз вовремя.

Забираю чемоданчик и возвращаюсь к тому роботу, возле которого я как раз кружил, когда подъехал Вилли. Замечаю, что оба охранника смотрят на меня как на чумного. Еще бы, им непонятно, что можно сделать с этой грудой железа.

Можно, парни, можно. Столько всего можно, что я весь в предвкушении.

Осталось разобраться, как это все работает, но это ничего — дело времени. Справлюсь, я уверен.

 

ГЛАВА 30

Вся следующая неделя проходит как в тумане. Целыми днями пропадаю на складе в обществе Вилли и другого охранника. Напарник у Вилли иногда сменяется, но сам он остается неизменно — Изабелла держит слово.

Она также переговорила со своим начальством, и оно заинтересовалось моим предложением. Мне дали шанс попытаться заменить людей на рудниках роботами. Пока лишь шанс, призрачный, но это уже хоть что-то.

В первый день я готов прыгать чуть ли не до потолка от этой новости. Мне хочется свернуть горы. Эйфория проходит уже на следующее утро, потому что, помимо идеи и благой цели, у меня ничего нет.

Переделать железо — дело трудоемкое, но исполнимое, гораздо сложнее понять, что именно нужно сделать. Программы даже самых современных роботов никуда не годятся, их придется не просто переделывать, а переписывать с нуля. Что-то считаю в коммуникаторе, иногда под недоуменными взглядами охраны записываю расчеты прямо на бетонном полу склада, часть расчетов делаю ночами в компьютере, который мне великодушно выделила Изабелла.

В голове только какие-то наметки, ничего конкретного. Чувствую, что близко, но пока у меня лишь набор пазлов, который не желает складываться в картинку.

Как-то за завтраком намекаю Изабелле, что раз уж я такой послушный и тихий, не пора ли пойти мне навстречу и вернуть рабочих в наземный барак, клятвенно обещаю, что не буду пытаться туда попасть. На мою просьбу Изабелла реагирует спокойно (она вообще крайне спокойна и благодушна эти дни), но отказывает — пока я не покажу хоть какой-то результат, новой сделки мне не видать, как и поблажек.

А все это время мои друзья и еще сотня ни в чем неповинных людей томятся под землей и дышат синей пылью. И это только в секторе, подчиняющемся Изабелле. А сколько их всего на Пандоре? Точной информации мне никто не дает, но по отдельным фразам понимаю, что секторов не меньше трех или даже четырех.

После разговора о том, что за неделю мне по-прежнему нечем похвастаться, почти перестаю спать. Семейный завтрак, день на складе, ужин — и ночь за компьютером. Да, Изабелла может контролировать мои посещения столовой, но следить за тем, сколько часов я сплю, не в ее силах. Чем и пользуюсь.

Мне нужно добиться прорыва, и я его добьюсь, чего бы это ни стоило.

Первые дни охрана, приставленная ко мне на складе, смотрит на меня как на великовозрастного кретина, выпросившего у мамочки сотню роботов для игр. Еще через несколько дней начинают поглядывать с любопытством. Особенно Вилли, наблюдающий за моими мытарствами ежедневно.

В конце недели он уже, не стесняясь, сидит рядом и сует нос в расчеты на полу, интересуется, что и к чему относится. Иногда просто болтаем, вполне по-дружески. Вилли — хороший парень, он мне нравится. Правда, с чувством юмора у него неважно.

Другие парни все еще относятся ко мне настороженно и предпочитают караулить выход, не подходя близко. В общем-то, меня это устраивает. Периодически прошу и Вилли прогуляться и не мешать. То, что он не обижается, мне тоже нравится.

А все это время мои друзья и Ди заперты на руднике.

Черт-черт-черт.

* * *

По-турецки сижу на полу склада и рисую маркером схему. Где-то что-то упускаю, матерюсь себе под нос и пытаюсь найти ошибку. Не выходит.

— Ты вообще спишь?

— А? — вздрагиваю от неожиданности.

Поднимаю голову. Надо мной стоит Вилли, разглядывает мои каракули (да, аккуратным почерком я никогда не отличался).

— У тебя глаза как у крота, — поясняет тот свои слова.

Усмехаюсь.

— А много кротов ты повидал?

Пожимает плечами.

— В школе на картинках.

— Плохо ты учился в школе, — бормочу и снова возвращаюсь к расчетам.

Я, конечно, не спец по фауне Земли, но, насколько помню, глаза у кротов не красные и воспаленные, как у меня от недосыпа, а просто маленькие и слабо видящие.

Вилли все еще топчется поблизости. Похоже, ему скучно.

А у меня ни черта не получается. Дурацкий хрупкий синерил. Неужели Изабелла права, и ничто не способно заменить на рудниках человека?

Нет уж, не верю.

Решаю передохнуть. Откладываю маркер, поднимаю голову. Вилли прохаживается рядом туда-сюда, но больше не пытается вступать со мной в разговор.

— Вилли, — окликаю его сам.

Удивленно вскидывает брови, но подходит.

Смотрю на него снизу вверх (настолько вымотался, что даже встать лень), с такого положения он кажется еще больше, чем есть. Вилли примерно с меня ростом, но шире как минимум вдвое.

— Тебе нравится твоя работа, Вилли? — спрашиваю.

Удивляется еще больше.

— С чего такой вопрос?

Развожу руками в воздухе.

— А почему бы и нет? Ну, так нравится? Как ты попал на Пандору?

Я просто пытаюсь понять, как они все тут оказались. Мила, Нина, Вилли… Наверняка, среди работающих здесь людей найдется еще много хороших людей. Но как их совесть уживается с тем фактом, что их работодатели используют рабский труд?

Вилли вздыхает.

— Как-как… Молодой был, вот и польстился.

Молодой? Ему и сейчас не больше двадцати пяти на вид.

— Много предложили? — догадываюсь.

Морщится, нехотя кивает.

— Больше, чем я мог бы тогда рассчитывать.

Он замолкает. Жду продолжения, но так и не дожидаюсь. Кажется, Вилли собирается отойти.

— И как? — снова заговариваю. — Нравится?

— Не худшая из работ, — бурчит и отворачивается.

— А покидать планету тебе можно? — не отстаю. — Тут тратить-то заработанные деньги не на что.

В какой-то момент мне кажется, он не ответит. Стоит, раздумывает. Скорее всего, прикидывает, насколько секретной информацией я интересуюсь.

— Раз в три года — по контракту, — все-таки отвечает.

О, значит, они тут не пленники. Языками не чешут, никому не рассказывают о месте своего заработка — и добро пожаловать домой на Пандору, вот вам премия.

— И насколько лет твой контракт?

— На десять. Еще три. Не будешь дурить, и тебя выпустят за пределы планеты через пару лет.

Пара лет — ага, то, о чем я мечтал.

Вздыхаю, ерошу волосы на затылке, потом тру глаза.

— Не дурю я, не дурю, — заверяю. — Ладно, ты извини за вопросы, просто надо было отвлечься, — поднимаю маркер с пола.

— Ничего, — бормочет в ответ.

Не обиделся — и то хорошо. И правда, чего я пристал к человеку?

Но Вилли все еще топчется рядом, не уходит.

Поднимаю голову, усмехаюсь.

— Да говори ты уже, — бросаю взгляд в сторону выхода: второго охранника не видать. — Нас никто не слышит.

Вилли переступает с ноги на ногу, будто решается что-то сказать. Еще интереснее.

— Я так и не сказал, — наконец говорит. — Спасибо, что вытащил с рудников. Я твой должник.

Вообще-то, это была просьба Нины, и сделал я это исключительно для нее. Собственно, до этого я не выделял Вилли из общей массы бритоголовых охранников. Но взыскать с него долг — заманчивая идея.

Смеюсь.

— А можно узнать, на что распространяется твой долг? — Вилли тут же напрягается. — Поможешь мне сбежать с Пандоры?

— Нет, — категоричное и даже испуганное.

Кто бы сомневался.

— Дашь мне оружие?

— Нет.

— Поможешь угнать корабль?

— Нет.

— Ну, хотя бы флайер? — молитвенно складываю руки.

— Не… — начинает, но, наконец, понимает, что я над ним издеваюсь. — Да иди ты, — обижается впервые за время нашего с ним общения.

Было б куда идти, пошел бы. Эх.

А с Вилли портить отношения не стоит, это да.

— Спасибо, — говорю уже серьезно. — Обещаю, когда я потребую с тебя твой должок, то попрошу то, за что тебя не станут расстреливать.

Вилли кивает и решает пойти поискать своего напарника. Кажется, мне удалось надолго отбить у него охоту со мной разговаривать. Тем не менее от долга он не отказался.

Нужно подумать, что у него попросить. Любая помощь может пригодиться.

* * *

— Как успехи? — спрашивает Изабелла за завтраком.

Она улыбается, выглядит довольной.

В отличие от Вилли, Изабелла все эти дни делает вид, что не замечает моей усталости, выжидает, когда я сам признаю, что много на себя взял и не справлюсь. Черта с два.

Улыбаюсь.

— Успехи есть, — заверяю.

Гай молча ест свою порцию и только время от времени бросает в нашу сторону заинтересованные взгляды, но не вмешивается, понимая, что разговор о чем-то серьезном.

Изабелла постукивает красными блестящими ногтями по столешнице, смотрит пристально.

— Алекс, — с некоторых пор она зовет меня именно так, — выше головы не прыгнешь. Через три дня мне нужно снова на базу. Я могу сказать руководству, что мой сын погорячился. Все посмеются, и мы расторгнем сделку…

— Нет, — обрываю.

— Твой энтузиазм похвален, но…

— Я справлюсь, — снова перебиваю.

Изабелла морщится, будто съела лимон, но не напоминает, что перебивать невежливо.

— Хорошо, — разрешает милостиво. — Развлекайся.

Не верит, ни капли не верит. Должно быть, именно поэтому так легко согласилась.

Пусть не верит, переживу. Лишь бы получилось.

— Мне нужно на рудник, — говорю через некоторое время.

Притихший Гай с любопытством вскидывает голову.

Изабелла изгибает бровь.

— Мы так не договаривались, — напоминает.

— Мне нужно поближе познакомиться с процессом добычи синерила, — настаиваю. — Без этого ничего не получится.

Выражение ее лица без слов говорит: "Можно подумать, так получится". Но, похоже, так же, как и я пока решил вести себя как образцовый сын, Изабелла пытается быть примерной матерью.

— Хорошо, — соглашается нехотя, — но мы пойдем вместе.

— Отлично, — киваю.

У меня нет возражений. Хоть с целым полком охраны и в наручниках — я не собираюсь делать глупостей.

— И не отойдешь от меня ни на шаг, — добавляет, внимательно следя за моей реакцией.

— Как скажешь, — и не думаю спорить.

Изабелла смотрит недоверчиво, но не находит объективных причин для отказа.

— А можно мне с вами? — впервые за утро заговаривает Гай. — Я тоже — ни на шаг. Честно-честно.

— Нет, — отрезает Изабелла, потом ловит мой взгляд и добавляет мягче: — Не в этот раз, хорошо? Ты так и не сдал тест по математике.

— А когда сдам, можно?

В глазах мальчишки зарождается надежда. Она такая яркая и искренняя, что даже Изабелла не в силах отказать сразу.

— Если сдашь больше чем на девяносто баллов, то можно, — выносит вердикт.

— Ура, — Гай чуть ли не подпрыгивает на месте. — Спасибо. Я сдам.

А Изабелла переводит взгляд на меня.

— А ты, если не поспишь этой ночью, тоже никуда завтра не пойдешь.

Киваю, а сам думаю, настучит ли ей Джордж, если попросить у него глазные капли?

* * *

Следующую ночь я сплю как убитый, не из-за приказа Изабеллы, а потому что вырубаюсь прямо за столом с компьютером. Так и дрыхну до утра сидя, и просыпаюсь как раз от того, что падаю со стула. М-да, не лучшее пробуждение.

На часах почти семь утра, завтрак уже через час. Тру ушибленное бедро и иду в душ.

Если в ближайшее время не пойму, как написать нужную программу, начну отрубаться прямо на ходу.

* * *

— А я сдал тест, — вместо приветствия заявляет Гай, сверкая глазами. — Девяносто два балла.

Улыбаюсь и тайком от Изабеллы показываю ему поднятый вверх большой палец. Мать же хмурится и явно раздумывает, чтобы еще придумать, чтобы не брать его с собой.

— Иди, выбери нам с тобой что-нибудь на свой вкус, — говорит она, отправляя сына к Миле и Нине, чтобы еще потянуть время.

Гай радостно несется в указанном направлении, не распознав подвоха, а может, потому, что просто решил воспользоваться ситуацией — не так часто ему позволяют принимать решения самому.

Я уже взял себе завтрак, так как пришел раньше. Поэтому сижу, помешиваю чай, поглядываю на Изабеллу. Она смотрит куда-то в сторону, ей не до меня — придумывает, как отделаться от младшего сына.

— Давай возьмем его с собой, — предлагаю.

Она в изумлении вскидывает на меня глаза.

— Позволь мне самой решать то, что касается безопасности Гая, — говорит спокойно, но во взгляде явное предупреждение.

Улыбаюсь, будто ничего не замечаю.

— А разве самое безопасное место не рядом с тобой?

Изабелла вздыхает, обдумывая мои слова. Потом вдруг подается вперед.

— Ты клянешься, что мы идем туда только для того, чтобы ознакомиться с технологией добычи?

Невольно отклоняюсь назад. Вот мы и перешли от обещаний к клятвам.

— Так библии под рукой нет, — говорю.

— Что? — Изабелла теряется, потом понимает, о чем я. — Хорошо, — кивает, — без клятв. Просто ответь.

Кажется, она на самом деле боится за младшего сына и не доверяет мне. Но как добиться ее доверия, если я сам не доверяю ей? Замкнутый круг, так, кажется, Изабелла тогда сказала? Нет, надо этот круг рвать, иначе ничего не получится.

— Только за этим, — говорю твердо. — Если совру, можешь сразу ехать к руководству и говорить, что я облажался.

Изабелла медленно кивает.

В этот момент возвращается Гай с подносом.

— Ну что? Я с вами? — сверкает глазищами. Сейчас они кажутся просто огромными.

— С нами, — решает Изабелла. — Но ни на шаг от меня.

— Обещаю, — мальчик улыбается от уха до уха.

Мать морщится. Его обещаниям после нашего побега она теперь тоже не слишком-то верит.

* * *

Добираемся до шахты на флайере, заходим в лифт. Изабелла все это время поглядывает на меня оценивающе, будто пытается почувствовать, когда я решу начать делать глупости.

Не начну. Не сегодня.

— Я смотрю, ты подружился с Вилли, — вдруг произносит.

Пожимаю плечами.

— Он отличный парень.

— А ты знаешь, что он тайно встречается с Ниной?

Вот так. Вопрос в лоб. Вызнала-таки.

— А ты против личных отношений на работе? — задаю свой вопрос, уходя от прямого ответа.

— Нина с Вилли? — вмешивается Гай. — О, я думал, она на тебя запала.

Изабелла хмурится.

— "Запала", — передразнивает. — Ну что за словечки?

— Прости, мам, вырвалось, — признает мальчик, готовый признать что угодно, лишь бы его не вернули обратно делать уроки.

Лифт мерно гудит, медленно опускаясь все ниже и ниже. Чувствую, как воздух становится более спертым.

— Я не против личных отношений, — говорит Изабелла. — Люди здесь годами, и без отношений все равно не обойдется. Но когда мне врут, не выношу.

Мы сейчас о Нине и Вилли, верно?

— Ты их накажешь? — снова не сдерживается Гай.

Молчу, но тоже напряженно жду ответа.

— Посмотрим, — произносит Изабелла таким тоном, что ясно — Нине и Вилли можно только посочувствовать.

Ну не расстреляет же она их, в самом-то деле?

Лифт останавливается, открывает двери. Как же здесь жутко. Как они тут находятся сутками?

Изабелла идет впереди, мы с Гаем — следом. Мальчик чихает от пыли несколько раз подряд, мать оборачивается, смотря на него с немым укором, но ничего не говорит, идет дальше.

* * *

Кажется, пустого пространства в забое стало еще больше со времени моего прошлого посещения рудника. Глазею по сторонам, пытаясь увидеть знакомые лица, но никого не вижу. Может, оно и к лучшему?

Изабелла берет Гая за руку, едва мы выходим к рабочим, и не выпускает его, хотя мальчик и обещает, что не отойдет от нее.

К начальнице тут же подходит один из охранников, отчитывается об обстановке. Стою за ее плечом молчаливой тенью, жду. Все люди вокруг мне незнакомы, но замечаю враждебные взгляды. Для всех — если я с Изабеллой, значит, враг. Да уж, Гаю здесь лучше не появляться, несмотря на охрану.

— Как с женщинами? Утихомирились? — спрашивает Изабелла.

— Они-то да, — охранник трет ладонью бычью шею сзади, мнется, бросает взгляд на Гая.

Что-то такое, чего нельзя говорить при детях? Напрягаюсь.

— Алекс, возьми Гая, отойдите немного, — говорит мне Изабелла. — Я на тебя рассчитываю.

— Хорошо, — отзываюсь и беру мальчика за руку.

Он явно против, тем более, чтобы его держали за ручку как маленького, но не спорит. С любопытством оглядывается на мать, по молчаливому кивку которой возле нас быстро нарисовывается другой охранник. Игнорирую его, пусть топчется рядом, Гаем в любом случае рисковать не хочу.

— Так и будешь меня держать? — бурчит мальчик. — Она на нас даже не смотрит.

— Так и буду, — отвечаю. — Давай ее не злить, ладно? Я хочу еще узнать, что происходит.

Гай тут же догадывается.

— Из-за той девушки? Волнуешься?

— Угу, — просто киваю.

Из-за Ди, из-за Мэг, Дилана, капитана, Эда, Нормана, Тима и даже Томаса — все они мне не чужие.

В этот момент у тачки, доверху наполненной синерилом, отваливается колесо, и она всем весом обрушивается на ногу какому-то мужчине. Он кричит, к нему бросаются несколько охранников. Другие рабочие оборачиваются на крик, но свои места покидать боятся. Крик жуткий.

Гай в ужасе дергается.

— Ему раздавило ногу? — вскидывает голову. Глаза огромные.

— Надеюсь, что нет, — отвечаю, крепче сжимая его ладонь.

Тут же даже нормальных медикаментов нет, ничего нет. Что они с ним сделают? Пристрелят?

В горле встает ком. Если я не справлюсь с роботами, все люди, находящиеся здесь, рано или поздно умрут. Их заменят новыми рабами. И еще. И снова.

— Что с тобой? — Гай дергает меня за руку. — У тебя такое лицо.

Встряхиваюсь. Нечего валить с больной головы на здоровую.

— Нормально все, — заверяю. — Человека просто жалко.

Брат шмыгает носом.

— Мне тоже. Но Джордж его вылечит.

Не спорю. Пусть думает так.

— А правда, что они все здесь пленники? — не унимается Гай. Возле раненого суетятся охранники, подозвали других рабочих, заставили поднимать тачку, сами не пачкают руки. — Все-все? — кажется, когда я сказал мальчику правду, он толком не задумывался, сколько здесь людей.

— Все, — говорю правду.

Гай ежится и перестает задавать вопросы. А чего я хотел? Праведного гнева от ребенка, чья мать отвечает за постоянную поставку сюда рабов?

Наш охранник по-прежнему рядом, но его внимание больше приковано к происходящему у тачки. Раненый все еще кричит. Хочется зажать уши руками.

Изабелла прекращает свой разговор и тоже направляется в ту сторону.

В этот момент моей свободной ладони что-то касается. Сжимаю пальцы в кулак, чувствуя, что это бумага, а когда оборачиваюсь, возле нас уже никого нет. Вернее, есть, тут поблизости много рабочих, но кто из них успел приблизиться, пока все отвлеклись, угадать невозможно.

Изабелла разворачивается, направляется к нам. Вид мрачный, даже злой.

— Пошли отсюда, — перехватывает руку Гая. — Завтра вернемся, посмотришь, что хотел, — говорит мне. — Сейчас здесь слишком много шума.

— Что с ним будет? — киваю в сторону уже скулящего от боли раненого.

Равнодушно пожимает плечами.

— Смотря насколько все серьезно.

Мы направляемся к выходу. Навстречу бритоголовый охранник ведет под руку Маргарет. Очевидно, к месту происшествия. Она лишь бросает в мою сторону взгляд и опускает голову. Не удивилась.

Крепче сжимаю в кулаке записку. От нее?

Убираю руку в карман.

* * *

— Испугался? — спрашивает Изабелла уже в лифте, кладя ладони Гаю на плечи.

— Нет, — мотает головой. — Жалко его просто. Его вылечат? — заглядывает матери в глаза.

— Врач уже у него, — заверяет Изабелла.

Чистая правда. Врач у него, только у этого врача ничего нет, кроме заботливых рук и доброго сердца. Как узнать серьезность повреждений без медсканера? А если нужна операция?

Отворачиваюсь и до конца поездки пялюсь в серую стену лифта.

* * *

Расходимся сразу после входа в барак.

Гай отправляется к себе, Изабелла тоже собирается уйти по своим делам.

— Подожди, — останавливаю ее.

Видно, что она недовольна задержкой. Но мы же пытаемся быть примерными матерью и сыном, не так ли?

— Что ты хотел?

— Чего нельзя было говорить при Гае? — спрашиваю прямо.

— Это наши внутренние дела, — пытается уйти от ответа. — Не забивай себе голову.

— Не скажешь? — прямо смотрю на нее. — Почему? Это касается моих друзей?

Изабелла фыркает, закатывает глаза к потолку.

— Я даже не помню твоих "друзей" по именам. Не выдумывай. Хочешь знать, пожалуйста, это никакая не тайна. Меня попросили увеличить количество ночных охранников. Сейчас я как раз иду переделывать график, чтобы закончить к вечеру.

— А что ночью? — не понимаю. — Были попытки побега?

У кого-то снова сдали нервы, как у той несчастной?

— Побега, — мрачно усмехается Изабелла, и я вижу, что ей на самом деле не до смеха. — Охрана нужна не для того, чтобы охранять нас от них, а их самих от себя, — теперь вообще ничего не понимаю, жду пояснений. И она продолжает: — Охрана нужна, чтобы изнасилований стало меньше. А то повадились — по несколько за ночь, — Изабелла морщится, — животные… Ну, твое любопытство удовлетворено?

Надломленно киваю.

— Спасибо.

— Отлично, — она передергивает плечами. — Тогда до встречи, — делает шаг в сторону и снова оборачивается. — Ты идешь сегодня на склад?

— Нет, — качаю головой, — за компьютером посижу.

— Чудно, — улыбается Изабелла, будто мы только что говорили о погоде. — Значит, Вилли свободен.

После чего она уходит в одну сторону, а я — в другую, в свою комнату.

Записка в кармане жжет бедро.

 

ГЛАВА 31

"Если ты читаешь это письмо, значит, ребятам удалось тебе его передать. А еще это означает, что меня за него не пристрелили. Так что еще встретимся.

Прежде всего, я хочу сказать, что действительно тебе верю и понимаю, что если ты до сих пор не пришел за нами, как обещал, то не смог (или пока не можешь). А еще я понимаю, что тебе там тоже несладко. Я видела твою мать, так что знаю, ты там тоже не на курорте. И я бы никогда не стала лишний раз тебя беспокоить, если бы могла придумать другой выход.

Думаю, ты уже догадался, что дело касается Ди. Ты должен ее спасти.

Да, мы все не отказались бы убраться отсюда, но пока, видно, не судьба. Это ничего, не переживай за нас, мы справимся. Тут нормально кормят, мне даже выдают кое-какие медикаменты. А еще здесь много хороших людей. Охранники тоже большей частью неплохие ребята, с ними можно договориться. Так что продержимся.

Уверена, ты догадываещься, почему всех отправили в шахту. Беру на себя смелость утверждать, что успела тебя немного узнать. Поэтому полагаю, что ты считаешь себя виноватым в нашем положении. Не нужно. Я разговаривала с теми, кто провел здесь не один год, и узнала, что это не первое переселение под землю, твой визит был лишь очередным поводом. Время от времени эта сука (зачеркнуто) прости ради бога (зачеркнуто) Изабелла демонстрирует свою власть и напоминает, кто есть кто, отправляя людей вниз на несколько недель. Никто даже не удивился. Если бы не Рози… Ты ведь, наверняка, слышал о Рози? Думаю, слышал, дурные вести быстро расходятся.

В нашу встречу я все еще верила, что все обойдется, поэтому не стала тебе ничего говорить. А зря, теперь я это понимаю.

Все началось в первые же дни нашего пребывания здесь. Видишь ли, тут соотношение мужчин и женщин — примерно одна к двадцати. До тридцати лет — всего пять девчонок. Ди — самая молодая и привлекательная (хотя бы потому, что еще не успела пробыть здесь достаточно долго).

Мужчины начали сразу же оказывать ей знаки внимания. Некоторые аккуратно, прощупывая почву. Другие — нагло. С теми, кто совсем не понимал человеческих слов, разбирались по очереди Дилан, Джонатан, Эд. Женщины, которые тут давно, говорят, что, если бы Ди выбрала одного местного и вступила с ним в отношения, остальные бы унялись. Но, ты сам понимаешь, не выбрала. И стало хуже.

Нет, пока ребятам удается ее защищать, и охрана, когда замечает, отнюдь не приветствует насилие. Но люди здесь слишком долго. Некоторые — пять-семь лет. Им больше нечего терять, как они считают. "Мы трупы, — сказал как-то один такой, — честь и порядочность — для свободных, а я имею право брать все, до чего могу дотянуться".

Ну, как-то так.

Ди почти не спит, стала похожа на собственную тень. Ей не дают прохода, ее караулят за углом. У Дилана уже просто не успевает заживать лицо… И это при том, что Ди перестала ему о чем-либо говорить. Вообще почти не говорит, даже со мной.

Она очень боится, что кого-то из наших убьют из-за нее. Или, что, по-моему, более вероятно, что Дилан кого-нибудь прикончит. Не знаю, известно ли тебе, но в случае убийства виновного тут расстреливают. Таков порядок.

На днях Эд еле оттащил Дилана от одного парня, который силой пытался зажать Ди в одном из неосвещенных коридоров.

А вчера она так смотрела на кухонный нож, что я по-настоящему струхнула. Даже не знаю, чего боюсь больше: что Ди что-нибудь сделает с собой, чтобы не подвергать близких опасности, или что возьмет этот нож с собой и вгонит в глаз обидчику. Смерть за смерть, помнишь?

Я рядом с Ди очень много лет и хорошо ее знаю. После смерти Клары я пыталась заменить ей мать, как могла. Вышло не очень, знаю, но сейчас прошу тебя за нее, как за свою дочь.

Видишь ли, все не так просто. Наверное, я не должна тебе этого говорить, и она меня не простит, если (зачеркнуто) когда узнает, но я хочу, чтобы ты все понимал от начала и до конца. Дело не только в том, что сейчас происходит, но и в предыстории.

В прошлом году "Старая ласточка" нуждалась в ремонте. Ремонт занял больше времени, чем предполагалось, и мы застряли на Новом Риме почти на два месяца: в другое место уже бы не долетели, а оригинальные детали, которые ничем не заменить, доставляли с Клирка больше месяца.

Ди познакомилась с местным. Его звали Кристофер, Крис.

Я даже могу понять, за что она в него влюбилась. Высокий, красивый, одетый с иголочки. У него всегда водились деньги, он дарил ей подарки, таскал по кино, кафе, театрам и выставкам. Ди никогда такого не видела, к тому же, только что потеряла мать. И кинулась в эти отношения с головой.

Ты сейчас, должно быть, уже придумал, что Крис ее изнасиловал, и оттуда растут корни, но нет. У них был бурный роман по взаимному согласию. Джонатан рычал, но открыто не возражал, потому как после смерти матери его дочь впервые стала улыбаться.

Я так и не узнала подробностей, только в общих чертах. Крис потащил Ди на какую-то вечеринку, там были его приятели. Выяснилось, что он по-крупному проиграл в казино, побоялся сказать родителям и перезанял у друзей. На вечеринке те напомнили о долге и предложили простить — взамен на Ди.

Он ее отдал.

Опять же, точно не знаю, что там происходило. Знаю итог — Ди отбилась от мужчины, почти затащившего ее в постель. Воткнула ему в ногу нож. Попала в бедренную артерию. Он скончался на месте.

На допросе Крис испугался гнева своих родителей и сказал, что Ди лжет, никто ее ни к чему не принуждал, и она сама пошла с тем парнем в комнату. Вот так. Повезло, что на Новом Риме не слишком строгие законы. Ди выпустили под залог до суда, и мы сбежали. Как ни странно, нас никто не преследовал.

В этом и причина, почему Джонатан отказался сдаться на Лондоре и пройти полную проверку. Не было у нас никакой контрабанды, но он испугался, что, если начнут глубоко копать, обнаружат ордер на арест. Именно поэтому Дилан полез в драку, когда подумал, что ты приставал к его сестре.

Теперь ты знаешь. Возможно, это подло с моей стороны, потому что она сама никогда бы тебе этого не рассказала, но ты должен знать. Я очень за нее боюсь, в ее жизни слишком много насилия, она здесь не выживет. Уже умирает.

Мы выдержим, все мы, а Ди — нет. Если освобождение однажды и наступит, она его не дождется.

Я не имею права просить тебя вот так, но я прошу. ВЫТАЩИ ЕЕ. Не знаю как, но сделай это. Если она правда тебе не безразлична, сделай. Что угодно — продай нас всех, забудь про какие-то планы побега, но спаси ее, умоляю. Если Ди погибнет, никакая свобода этого не стоит.

Маргарет П."

"Маргарет П."… "П."? Я ведь даже не знаю ее фамилии.

Сминаю листы в руке. И как ей только удалось свернуть их так, чтобы поместились в ладони?

Думаю некоторое время, потом снова разворачиваю письмо, рву на мелкие кусочки и успокаиваюсь только тогда, когда смываю их в унитаз.

* * *

Четверть часа под ледяными струями душа не помогает, только зубы начинают стучать.

Растираюсь жестким полотенцем, бросаю взгляд в зеркало. Зло усмехаюсь своему отражению с посиневшими от холода губами. Нет никакого замкнутого круга, ты думал? У тебя все получится, ты думал? Получай, получай по полной.

Опираюсь обеими руками о края раковины, опускаю голову и просто стою.

Я в отчаянии, впервые в жизни в настоящей панике.

Когда в десять лет меня похитили враги дяди и заперли на двое суток в холодном гараже в одной пижаме, я испугался, дрожал, как осенний лист на ветру, чихал и сморкался в собственный рукав. Но даже тогда не паниковал — знал, что меня найдут и спасут.

В четырнадцать я угнал флайер и разбил его в горах. Помню, как зацепился крылом, а затем падал и думал: ничего, я же везучий, все обойдется. Никакой паники, только адреналин.

В пятнадцать мы с Лэсли отправились в поход, оторвались от охраны и забрались в пещеры, к которым нам строго-настрого запретили приближаться. Нас искали на огромной территории, а мы не могли выбраться, потому что случился обвал. Тогда Лэс трясся от страха, впадал в истерику и даже один раз плакал. А я? А я травил байки и убеждал его, что все это только временные трудности, всякое бывает, прорвемся. Паниковать? Было бы из-за чего.

Я попадал в тысячи сложных ситуаций, но всегда выходил из них с улыбкой. Но не из-за врожденной везучести и уж точно не благодаря собственному уму — меня спасали. Не впадать в отчаяние и дождаться помощи — единственное, что от меня требовалось.

Убежать из дома и понюхать настоящей жизни? Самостоятельности? Этого ты хотел? Получи. Получи сполна за все годы, когда ты трепал нервы родным и выходил сухим из воды. Получи.

Неужели Мэг правда думает, что я чем-то могу помочь Ди? Чем? Выкрасть ее, спрятать? В сумке у меня припрятан парализатор, а на прикроватной тумбочке набор отверток и кусок разобранного робота. С чем из этого наперевес я пойду спасать Дилайлу?

Попросить Изабеллу? А что мне предложить ей взамен? "Продай нас всех", — пишет Маргарет, видимо, до конца не осознавая, что они уже принадлежат Изабелле и ее таинственному начальству. Нечего продавать. Люди на рудниках — и так собственность наркокорпорации. Я уже сделал самую большую ставку в своей жизни — роботы в обмен на жизни рабов. Что мне делать теперь? Отказаться от всего и попросить освободить одну лишь Ди?

Я… я не могу. Мэг боится, что Дилайла наложит на себя руки. А разве после этого она поступит иначе?

Поднимаю голову. Мне хочется ударить по зеркалу и разбить его. Хочу увидеть круги на его поверхности, осколки и кровь на своих руках… Но так и стою, смотря перед собой. Если разбить зеркало, его просто заменят, как это случилось с погнутой дверью. Это ничего не изменит, ни черта.

Открываю воду, плещу себе на лицо и выхожу из ванной, ничего так и не разбив.

* * *

Провожу день за компьютером. С каким-то остервенением печатаю на голографической клавиатуре, так, что несколько раз рука проходит насквозь, а пальцы бьются о стол (в жизни такого не было).

Удаляю к чертовой матери все, что написал за прошедшую неделю. Начинаю программу с нуля. Пишу почти два часа, снова сношу. И заново.

На запястье надрывается коммуникатор, и я словно выныриваю из транса. Понятия не имею, сколько прошло времени.

— Да, Гай? — отзываюсь, не переставая печатать.

Слышен звук льющейся воды и на ее фоне тихий заговорщический голос:

— Лаки, ты где?

Если Изабелла меня потеряла, пусть проверит маячок и убедится, что никуда я не делся.

— В комнате, — отвечаю. — Где мне еще быть?

— Ты время видел? — по-прежнему тихое, чтобы не услышали, но возмущенное.

— Нет, а что? — не могу даже оторвать взгляд от экрана, пальцы продолжают летать над клавиатурой.

— Ужин, — шипит Гай. — Мама уже трижды спрашивала. Сказала, что, если через пять минут тебя здесь не будет, она разорвет вашу сделку. Я побежал руки помыть и… Ой, — это я вскакиваю с громким ругательством, чем пугаю брата.

— Спасибо, — благодарю уже на бегу. — Ты лучший.

Гай отключается, а я мчусь в столовую. Все верно, мы договаривались, что я могу пропускать обеды, когда занят, но на завтраки и ужины быть обязан. График ведь никто не отменял, график — это святое и нерушимое.

Замедляюсь только у дверей столовой, вхожу спокойно. В помещении уже полно народу (наверное, я последний), но на раздаче еще небольшая очередь — значит, успел. Гай — умница.

Улыбаюсь как ни в чем не бывало и направляюсь к стойке. Замечаю, что брат выдыхает с облегчением, а Изабелла провожает пристальным взглядом.

— Опаздываем? — Нина встречает меня улыбкой. Неужели их с Вилли все же не наказали?

— Ага, — киваю, потираю ладонью шею сзади. — Заработался.

— Будильник ставь, — рекомендует девушка.

— Спасибо за совет, — благодарю и думаю, что всенепременно этим советом воспользуюсь.

Изабелла встречает меня серьезным выражением лица, но молчит. Ждет.

Выдыхаю. Ладно, ждешь — пожалуйста.

— Извини, — повинно опускаю глаза, — я опоздал.

Мне кажется, она борется с собой, чтобы не накричать на меня.

— Ничего, — наконец произносит сухо. — Впредь постарайся этого не допускать.

Интенсивно киваю. Да, мэм. Так точно, мэм. Как скажете, мэм.

Только когда начинаю есть, понимаю, что действительно зверски голоден. Вымотался.

— Как успехи? — точь-в-точь как вчера, спрашивает Изабелла через некоторое время, позволив мне утолить первый голод.

Помня о ее любви к правилам поведения за столом, заканчиваю жевать, промокаю губы салфеткой и только потом отвечаю:

— Отлично. Есть значительный прорыв.

— Правда? — светлая бровь приподнимается.

— Правда, — подтверждаю.

Ее взгляд становится оценивающим.

— И когда же я увижу результат твоих трудов? — надо же, с интересом.

Ждет моего скорейшего фиаско, или это искреннее любопытство?

Постукиваю указательным пальцем правой руки по коммуникатору на запястье левой.

— Я тебе позвоню, как определюсь со сроками.

— Хорошо, — милостиво разрешает Изабелла.

Программу я допишу, роботов сделаю.

А вот что делать с Ди, понятия не имею.

* * *

— Глазные капли? — Джордж смотрит с подозрением.

Нюх у него что надо — сразу понял, что я пришел в медблок на ночь глядя не с одобрения Изабеллы.

— Ага, — киваю. — Не верю, что у тебя нет.

Медик хмыкает, поглаживает еще больше раздувшийся после ужина живот.

— О, — отмахивается, — тут чего только нет. Все переболеем по пять раз, еще лекарства останутся.

— Ну, вот видишь, — улыбаюсь. — Дай, а?

Спать этой ночью не планирую, но если наутро Изабелла снова увидит у меня красные глаза, мне несдобровать.

Джордж складывает руки на животе и, прищурившись, уточняет:

— И не говорить Изабелле? Я правильно думаю?

Хитрый жук, понимает, что дать мне капли не преступление, но в то же время явно считает, что шантаж — дело благородное.

Развожу руками в воздухе.

— Ну, в общем-то, да, — сознаюсь с виноватой улыбкой. — Скажу ей, что болят, она ж меня залечит до смерти, ты же понимаешь, — провожу пальцем по шее туда-сюда, изображая тупую пилу.

Джордж басисто хохочет.

— Ну да, ну да, — соглашается, отсмеявшись. Потом снова с подозрением: — А с глазами что?

Выпадут скоро и останутся на столе — вот что.

Чешу в затылке, пожимаю плечами.

— Понятия не имею, — отвечаю беспечно. — Климат сухой, наверно. Еще не привык.

— Ну да, ну да, — с пониманием кивает медик. — Сухо тут. Сам первые полгода мучился.

Поверил, но ничего давать не спешит.

— Так дашь?

— Конечно, — соглашается. — Как я могу отказать пациенту? Но Изабелле обязан доложить. Отчетность — святое дело.

Вот же зараза.

— Что хочешь взамен на молчание? — спрашиваю прямо.

Пухлые щеки Джоржда мгновенно расплываются в довольной улыбке.

— Мне тут посплетничали, что ты с техникой на "ты"… — начинает и не заканчивает фразу, загадочно посматривая на меня.

— Починить, что ли, чего? — удивляюсь. Так просто? Правда?

— Да, — шарообразное тело Джорджа перемещается к столу в углу. — Вот, — он отодвигает какие-то бутылочки и выдвигает на край квадратный прибор со стеклянными колбами, очень похожий на тот, который разбился на "Старой ласточке". — Знаешь, что это? — прищуривается, склоняет голову набок.

— Синтезатор крови, — отвечаю уверенно.

— О, — реденькие брови медика уважительно ползут вверх. — Починишь? Местные умельцы не могут. Новый заказал, но когда привезут — неизвестно.

— Раз плюнуть, — заявляю уверенно.

Мне чертовски повезло, что, пытаясь помочь Мэг, я изучил механизм этой штуки вдоль и поперек.

— Договорились, — ухмыляется довольный врач, достает из шкафчика флакон с каплями, протягивает мне.

Беру, верчу в руках, потом осторожно начинаю:

— Только, Джордж, у меня сейчас загруз полный. Дай срок, а?

— Три дня, — решает быстро. — Не сделаешь за три дня — сдам.

Вот так: прямо и коротко. А что? Мне нравится, лучше так, чем танцы вокруг да около.

— Заметано, — улыбаюсь, убираю капли в карман.

После чего скрепляем с Джорджем договоренность рукопожатием, и я ухожу в свою комнату с синтезатором под мышкой.

И как мне теперь все успеть?

Кажется, я продешевил — надо было выторговать еще какой-нибудь энергетик, чтобы вообще можно было не спать.

* * *

Ночь проходит плодотворно, я дописываю программу. Три раза подставляю голову под кран с холодной водой, чтобы не уснуть. Плюс двести отжиманий за четыре подхода, и сон удается побороть.

Капли у Джорджа отличные. Очередной холодный душ и они — и наутро я выгляжу вполне себе бодрым.

Завтрак в компании Гая и Изабеллы, и уношусь на склад.

Осталась механика — справлюсь.

* * *

— С тобой все окей? — спрашивает уже под вечер Вилли, за день ни разу не посмевший меня отвлечь.

Стою на коленях, в зубах отвертка, в руках "лапа" робота с щеткой на конце, пытаюсь приделать конечность к корпусу. Поднимаю голову и вижу настороженный взгляд.

— Угу, — мычу, отвертка мешает, но отложить ее некогда. Я должен сегодня закончить с первым экспериментальным экземпляром.

— Ну-ну, — бормочет Вилли и отходит от греха подальше.

Мда, наверное, видок у меня тот еще.

* * *

— Как день? — спрашивает Изабелла за ужином.

Замечаю, что ее взгляд направлен куда-то вниз. Прослеживаю: у меня рука с вилкой дрожит. Черт.

— Хорошо, — уверяю. — Просто отлично.

— Я так и подумала, — произносит спокойно, но все еще не сводит глаз с дрожащей вилки.

Осторожно кладу столовый прибор на салфетку. Может, я не очень-то и голоден?

Изабелла внимательно следит за каждым моим движением, но молчит. Чего-то ждет, но моя голова уже отказывается соображать и гадать чего именно.

— Завтра можем с утра съездить на рудник, — говорит она через некоторое время. — Ты же хотел уточнить подробности процедуры добычи?

Гай тут же вскидывает голову, но потом снова возвращается к еде. Не просит снова взять его с собой — хватило, насмотрелся.

— Да, — киваю, — было бы отлично. Только на склад заскочим, кое-что возьму?

Изабелла немного удивляется, но не возражает.

— Хорошо.

Хорошо бы, если хорошо, но пока как-то не очень.

— Мама, а тот рабочий выжил, с ним все нормально? — вдруг спрашивает Гай, закусывает губу, напряженно ждет ответа.

Тоже перевожу на нее взгляд. Молчу, просто смотрю.

Изабелла вздыхает, ласково гладит сына по волосам.

— Нет, милый. Он умер от болевого шока. Его не смогли спасти.

Вилка Гая выпадает из пальцев и со звоном летит на пол, а мальчик так и сидит и смотрит на мать огромными глазами. Так же молча, наклоняюсь и поднимаю прибор, кладу на стол.

— Но как же так, мам? — едва ли не со слезами.

— Так бывает, сынок, — очень убедительно говорит Изабелла. — Опасное производство, ты же знаешь.

Гай шмыгает носом, вздыхает.

— Жалко его.

— Так бывает, — повторяет мать и красноречиво качает головой, поймав мой взгляд: предупреждает, чтобы оставил при себе предположения, от чего на самом деле скончался рабочий.

Молчу. Отвожу глаза.

 

ГЛАВА 32

Изабелла стоит спиной к дверям склада и разговаривает по коммуникатору. Воротник пальто поднят, распущенные волосы треплет ветер. Она поворачивается и замирает.

— Изабелла? Изабелла? — приглушенно доносится из динамика коммуникатора, но та только опускает руку вниз, даже не удосужившись сбросить вызов.

— Что это? — спрашивает, напряженно вглядывается в робота, которого мы с Вилли выкатываем на улицу.

— То, что ты просила, — уверенно заявляю, игнорируя скептицизм в ее голосе.

Изабелла подходит ближе, обходит мое творение по кругу, хмурится, качает головой — не верит. Согласен, выглядит мой первый экземпляр не очень, потому как собран сразу из восьми других моделей.

— Ты хочешь сказать, что ЭТО будет работать? — совсем неуважительно тычет пальцем в сложенную "лапу" со щеткой на конце. — Что это вообще?

Замечаю, как Вилли поспешно отворачивается, пряча ухмылку. Но Изабелла и не смотрит в его сторону, все ее внимание приковано к роботу.

— Поехали, испытаем, — настаиваю, — потом обговорим.

Эту ночь, не считая двух часов, которые таки выделил на сон, я провозился с "начинкой" для робота и адаптацией написанной вчера программы конкретно под этот экземпляр. Не для того я столько мучился, чтобы Изабелла фыркнула и завернула сделку только потому, что мое изделие выглядит не особо впечатляюще (или, может, в ее понимании, наоборот, чересчур впечатляюще).

— Ты фантастики пересмотрел? — голос Изабеллы звучит даже сочувствующе. Кажется, еще немного, и она предложит мне прилечь с компрессом на лбу. — Почему у него восемь рук и три… ноги?

А еще две "гусеницы". Знаю-знаю, вид не ахти, но я предпочел запихать в экспериментальную модель все, что только можно, чтобы потом не пришлось переделывать. Куда проще — опробовать на месте и уже знать, какие функции не понадобятся, а какие детали следует убрать из следующих конструкций.

— Поехали, — повторяю. — Все покажу.

— Ну, знаешь… — начинает Изабелла, потом отмахивается. — Ладно, поехали.

Кажется, она уже ломает голову, как будет объясняться с руководством, которое напрасно обнадежила. Отходит к флайеру и ждет, когда мы с охранниками загрузим моего восьмилапого друга в багажник.

— Эта штука правда будет работать? — шепотом спрашивает Вилли.

— Еще как, — обещаю.

Во взгляде Вилли куда больше веры в меня, чем у Изабеллы. Хотя кому, как не ему, знать, что все эти дни я действительно вкалывал как проклятый, а не просто сидел и крутил гайки.

* * *

В этот раз спускаемся по другому шахтному столбу на грузовом лифте, так как робот весит слишком много для транспортировки в пассажирском.

Изабелла молчит с самого отлета от склада. Время от времени бросает на меня красноречивые взгляды, но сдерживается. Вилли и его напарник (он не представился, и я понятия не имею, как его зовут) спускаются вместе с нами.

По выходе из лифта они грузят робота в вагонетку и катят его к забою. Сначала думаю сообщить, что на своих "гусеницах" он будет ехать куда быстрее, но потом отбрасываю эту идею. Изабелла сказала катить — значит, пусть катят.

Нас встречают удивленными взглядами все находящиеся в забое — как рабочие, так и охранники. Плечи Изабеллы напряжены, губы плотно сжаты, и вообще, вид у нее такой, будто она готова провалиться сквозь землю (думаю, не стоит ей напоминать, что мы уже под землей), мало того, что не верит, так еще и стыдится.

Осматриваюсь. Все вокруг замерло, работы встали, на нас и на Восьмилапа устремлены сотни любопытных глаз.

— Есть здесь бригадир? — спрашиваю, вертясь на месте. — Главный?

Изабелла меня не останавливает, молчит. Стоит, обхватив себя одной рукой под грудью, второй подпирает подбородок. Мне кажется, она намеренно выбрала такую позу, чтобы быстро закрыть ладонью глаза и не видеть позора собственного сына. Смешно, честное слово.

— Я сегодня главный, — выходит вперед один из охранников.

Лицо знакомое, это один из тех, кто был в экспедиции, захватившей "Старую ласточку".

— Шон, — говорю, демонстрируя чудеса хорошей памяти, — я спрашиваю главного по добыче синерила, а не по надзору.

От моего наглого тона Шон шире распахивает глаза и вопросительно смотрит на Изабеллу. В ответ на его немую мольбу осадить меня, она лишь пожимает плечами, предпочитая не вмешиваться.

Шон скрипит зубами, но не спорит, вытягивает шею, устремляя взгляд куда-то мне за спину.

— Холланд, — кричит. — Иди сюда.

К нам подходит невысокий худощавый мужчина, больше похожий на профессора, нежели на работника рудника. Равнодушно скользит по нам взглядом, ждет дальнейших распоряжений. Кажется, долгая работа здесь учит не задавать лишних вопросов.

— Спрашивай его, — говорит мне Шон.

Мужчина, как механическая игрушка, поворачивается ко мне. Не хватает только склонить голову, сложить ладони на уровне груди и сказать: "Слушаю и повинуюсь".

— Здравствуйте, — вежливо обращаюсь к нему, от чего на его лице, наконец-то, появляются хоть какие-то эмоции: брови чуть приподнимаются в удивлении. — Меня зовут Тайлер, — представляюсь так, как привык, а заодно так, как меня знает экипаж "Ласточки". — Как я могу вас называть?

Пожимает тощим плечом.

— Холланд. Просто Холланд.

— Очень приятно, — киваю. Замечаю, что Шон уже смотрит на меня как на больного. Да и бог с ним. — Холланд, покажите мне, пожалуйста, ваши действия для извлечения синерила. Пошагово.

Мужчина лишь чуть смежает веки вместо ответа, разворачивается и направляется обратно, туда, откуда его позвали.

— Пошли, — оборачиваюсь.

Вилли и его собрат по несчастью, пыхтя, начинают доставать Восьмилапа из вагонетки. Изабелла демонстративно отворачивается.

Когда робот оказывается на земле, парни с тоской переглядываются. Мысли так и написаны на их лицах: тащить тяжеловеса придется через весь забой. Ладно, пожалуй, хватит издеваться.

Вывожу над запястьем голографический экран коммуникатора, задаю команду — Восьмилап немного приподнимается, разворачивается и на "гусеницах" следует за ушедшим Холландом.

— Э-э, — отвисает челюсть у второго охранника, сегодня по совместительству — грузчика, — это что, он мог сразу сам так ехать?.. — он не заканчивает мысль, так как Вилли толкает напарника в бок, намекая, что лучше заткнуться и не жаловаться в двух шагах от Изабеллы.

Направляюсь за Восьмилапом, держа согнутую в локте руку перед собой и следя за показаниями на экране. Пока все отлично.

Люди расходятся, пропуская нас с моим изобретением вперед, провожают растерянными взглядами.

Холланд уже ждет у стены. Берет кирку, показывает, как выбрать место, под каким углом бить, как правильно отломить камень, чтобы не разрушить, как протереть мягкой тканью, положить в тачку… Внимательно слежу за каждым его действием.

— Прикажете продолжать? — безразлично спрашивает Холланд, когда кусок камня оказывается в тачке.

Бр-р-р. Мороз по коже от его голоса. Вот что-что, а приказывать я точно никому здесь не собираюсь.

— Не-а, — машу головой, — спасибо, пока хватит, — делаю ему знак свободной рукой, чтобы посторонился. — Отойдите, пожалуйста, — он послушно шагает в сторону. — Все-все, — останавливаю, — не уходите далеко, мне понадобится ваше экспертное мнение.

Краем глаза замечаю, что Изабелла, Шон, Вилли и второй безымянный охранник все же решают подойти поближе. Отлично, самое время.

Пробегаю пальцами по экрану, задаю действие. Робот подъезжает к стене, прицеливается, бьет… М-да, первая попытка ожидаемо проваливается — синерил сыпется на пол мелкой крошкой. Слышу за спиной смешок, никак не реагирую.

Так, как я и думал, восьмая "лапа" лишняя, насадка не годится. Делаю в комме заметки. Даю роботу следующую команду. Опять промах… Ага, пять "лапок" хватит, самое то.

Продолжаю по ходу делать заметки, отмечая, что и как следует исправить. Бросаю взгляд на Изабеллу — кажется, она уже очень близка к тому, чтобы закрыть лицо руками. Ничего, мы еще только подходим к самому интересному.

Спустя около получаса, когда у Изабеллы окончательно лопается терпение, и она шагает ко мне с явным намерением прекратить этот цирк, я наконец выясняю, какую мощность и скорость стоит использовать и как задать верную команду. К сборке и программе в целом нареканий у меня так и не появляется.

— Алекс… — нетерпеливо начинает Изабелла в тот самый момент, когда Восьмилап (в скором времени обещающий стать Пятилапом) добывает большой гладкий камень, обтирает его и, не меняя своего местоположения, аккуратно перекладывает из "лапы" в "лапу", чтобы бережно положить в тачку.

Рука Изабеллы таки тянется к лицу, но не для того, чтобы закрыть глаза, а чтобы прикрыть в изумлении приоткрывшиеся губы.

Самодовольно ухмыляюсь, снова внося заметки в коммуникатор.

— Двадцать одна секунда, — подытоживаю, сверяясь с записями. — Вместо… э-э… трех минут сорока секунд при ручной работе.

— Ни черта себе, — восклицает Шон, но мгновенно пристыжено замолкает под тяжелым взглядом Изабеллы.

Я же прохаживаюсь туда-сюда, задираю голову, рассматривая неровно выщербленную стену.

— А как добираетесь вверх? — спрашиваю Холланда.

— Стремянки, — отзывается глухо, указывая рукой куда-то в сторону.

Верно, смотрю в указанном направлении, вижу пластиковые лестницы. Значит, взбираются по ним без всякой страховки. Гадство.

Колдую над программой. Робот приподнимается, "ноги" вытягиваются — и вот он уже возвышается на два человеческих роста над полом.

— Можно увеличить до пяти метров, — говорю, обращаясь непосредственно к замершей Изабелле. — Но не больше, иначе придется менять другие параметры.

Она как-то заторможено кивает. А в это время Восьмилап уже опускается вниз с добытым камнем.

— На подъем-спуск — еще добавочные восемь секунд, — озвучиваю данные с экрана. Поворачиваюсь к Изабелле. — Будем замерять, сколько времени потребуется человеку на то, чтобы забраться на стремянку и спуститься обратно?

Такое чувство, что ей с трудом удается разлепить губы.

— Нет необходимости, — качает головой, не сводя глаз с моего Восьмилапа.

— Тоже так думаю, — соглашаюсь, возвращаюсь к экрану, отмечаю еще кое-какие замеченные недочеты.

Хм… Может, обойдемся четырьмя "лапами"? Тогда сэкономим на материалах. Нужно только подшаманить программу, чтобы все работало по строго заточенному алгоритму и не требовало ручного управления, как это было сейчас…

Вздрагиваю от того, что пальцы Изабеллы внезапно впиваются мне в руку немного выше локтя. Задеревенели они у нее, что ли? Как гвозди.

— Ты можешь сделать еще? — спрашивает требовательно.

— Не вопрос, — отзываюсь, сворачиваю экран. — Материала на складе полно, программа написана. Мне понадобятся люди, которые хоть что-то смыслят в железе и будут меня слушаться. "Мозги" роботам доведу до ума сам.

— Ты все это получишь, — выдыхает Изабелла, а сама смотрит на Восьмилапа как на древнего бога. — Сколько сможешь сделать?

Качаю головой.

— Пока даже не прикину. Нужно будет посчитать, сколько чего у нас есть.

— Отлично, — отвечает Изабелла и уже тихо себе под нос: — Потрясающе.

* * *

Флайер летит назад всего несколько минут, но я умудряюсь вырубиться и стукнуться об обшивку салона при посадке. Чертыхаюсь, тру висок.

Сидящая напротив Изабелла все еще под впечатлением. Так и вижу, как счетчик в ее мозгу считает будущие миллионы с возросших продаж "синего тумана". Вилли и второй парень притихли и ждут команды.

— Ну, чего расселись? — приходит в себя начальница, сообразив, что летательный аппарат больше не движется. — Робота на склад, да? — обращается уже ко мне, а голос приторный, как сироп. — Там тебе пока будет удобнее? Ты ведь сказал, тебе нужно кое-что в нем доработать?

— Да, на склад, — киваю.

Выбираемся из флайера, идем к бараку. Изабелла виснет у меня на руке.

— Сегодня займешься?

Вот ее проняло — не терпится.

— Можно и сегодня, — отвечаю, не спеша пока рушить ее иллюзии по поводу того, что я прямо сейчас сломя голову брошусь мастерить ей армию роботов. — Но я весь в пыли от синерила. Мне нужно помыться и переодеться. А еще было бы неплохо пообедать.

Изабелла хмурится.

— Ах да, обед, — вспоминает, будто бы вообще о нем забыла.

Ну вот, даже значимость нерушимого графика приема пищи меркнет, когда на горизонте открываются новые перспективы.

* * *

Полтора часа из оставшихся двух до обеда просто сплю, упав лицом на кровать и даже не потрудившись ни помыться, ни переодеться. Встаю по заранее заведенному будильнику и только после принимаю душ.

Идти ни на какой обед желания нет, спать хочется больше, чем дышать. Но я упрямо одеваюсь и выхожу из комнаты.

Остался последний акт, и, если я его не доиграю, пока у меня на руках есть козырь, другого шанса у меня больше не будет.

* * *

В столовой меня встречает только Гай. Изабеллы не видно.

— Где она? — спрашиваю напряженно.

Брат удивленно моргает.

— По комму с кем-то разговаривает. Сказала, придет, но позже, — рапортует. — А ты чего такой?

Какой "такой" он не договаривает, но я и сам догадываюсь — нервный.

Тру глаза рукой.

— Ничего, — говорю, — извини. Устал просто.

Иду за едой, выбираю наугад, почти не глядя, что-то на автомате отвечаю улыбающейся Нине, но мои мысли сейчас не здесь и совсем не об этой девушке.

Когда возвращаюсь за стол, Изабеллы по-прежнему нет, и это мне не нравится: не уехала бы. Нам нужно поговорить сегодня, не хочу терять еще один день.

Ди… Мне жутко даже от одной мысли, что с момента написания Маргарет письма прошло еще две ночи. Кто знает, что там могло произойти? И сегодня в шахте я снова не видел ни Дилана, ни капитана, ни кого-либо с "Ласточки". Убирают их, что ли, заранее, чтобы не попались мне на глаза?..

— Ты правда сделал крутого робота? — веселый голос брата возвращает меня в реальность.

Усмехаюсь.

— Не знаю насчет крутости, но сделал. Хотяяя, — подмигиваю, — судя по реакции окружающих, он правда крутой.

Гай смеется.

— Так что? Ты теперь заменишь рабочих роботами, и их отпустят? — сверкает глазами.

Вздыхаю, ставлю локоть на стол, подпираю рукой голову. Она будто бы весит тонну.

— Очень на это надеюсь, — признаюсь.

Внезапно радость на лице мальчика сменяется понимаем.

— А потом? Потом ты уедешь?

Если мне не лгут. Если сделка правдивая. Если…

— Давай пока не будем ничего планировать, ладно? — прошу. — Ты мой брат, и этого ничто не изменит. Даже если мы не увидимся несколько лет, потом обязательно встретимся.

Гай кивает и соглашается, хотя по нему и так видно: пара лет для него — почти бесконечность. Потом вскидывает голову, его глаза опять загораются.

— А помнишь, ты мне обещал, что если все будет получаться, ты возьмешь меня к роботам на склад? Возьмешь?

Если я сам еще хоть раз пойду на этот склад…

— Зависит от Изабеллы, — говорю абсолютную правду.

Гай доволен.

* * *

Изабелла так и не появляется на обеде. Должно быть, доклад начальству затягивается. Потерпела бы до личной встречи, но нет, ей не терпелось. Хотя, возможно, мне это только на руку: после хороших новостей она не рискнет преподносить руководству плохие.

Около часа вожусь с синтезатором крови. Аппарат сложный, и его ремонт займет много времени. Так что откладываю, не закончив, и вызываю Изабеллу через коммуникатор. Не могу больше ждать.

— Да, Алекс? — отзывается почти мгновенно своим елейным с сегодняшнего дня голоском.

— Ты свободна?

— М-м, — тянет она. Похоже, занята, но и отказывать мне после утреннего триумфа не комильфо. — Не очень. А что ты хотел?

— Поговорить.

— Говори, конечно, — разрешает.

— Лично, — возражаю. — Могу я к тебе прийти? Ты в кабинете?

Пауза затягивается. Должно быть, чутье Изабеллы предупреждает ее о неприятностях, и она заранее пытается придумать пути к отступлению и обороне.

— Может быть, вечером? — предлагает дружелюбно. — А ты пока робота своего подкорректируешь?

Вечер, а после вечера — ночь, третья после письма Мэг. Уже могло произойти что угодно.

— Давай поговорим сейчас, — настаиваю. — Это не займет много времени.

— Хорошо, — сдается, — я тебя жду, — и отключается.

Выдыхаю с облегчением, затем подхожу к компьютеру и запускаю уничтожение информации.

— Ну что, Восьмилап, — бормочу себе под нос, — продадим твой зад подороже?

Из комнаты выхожу, только убедившись, что все мои наработки удалены с компьютера и восстановлению не подлежат.

* * *

— Открыто.

Вхожу после короткого стука. Изабелла сидит за столом, работает за компьютером, экран со стороны двери затемнен.

При виде меня она поднимается, обходит стол и опирается о его противоположный край бедрами, складывает руки на груди. Закрытая поза, ага.

— О чем ты хотел поговорить? — спрашивает спокойно, а в глазах тревога: не знаю, насколько ей нужен я в качестве сына, но мои роботы нужны всенепременно.

— Для начала о моем роботе, — отвечаю, притворяю за собой дверь, прохожу и без приглашения сажусь на стул для посетителей. Теперь она смотрит на меня сверху вниз. Пускай. — Ты им довольна?

— Разумеется, — теряется, не понимает моего вопроса. — Я уже созвонилась с руководством. Как только ты доведешь до ума первый экземпляр, они лично приедут посмотреть, чтобы убедиться, что я не преувеличила значимость твоего изобретения. И как только увидят своими глазами, что все работает, немедленно закажут поставку средства для стирания памяти, а ты примешься за следующие. Все, как договаривались. Я держу слово, — пауза и неверная догадка: — Ты ведь не испугался объема предстоящих работ? Придется оснастить роботами все секторы.

— Не испугался, — заверяю.

— Тогда?

— У меня есть условие, — заявляю спокойно. — И сразу говорю, что, если это условие не будет выполнено, я не вернусь к работе. В компьютере я все стер, большая часть данных у меня в голове. Вряд ли кто-то сможет продолжить без моего непосредственного участия. Если мое условие будет выполнено, я завтра же с удовольствием и удвоенным рвением вернусь к работе.

Спокойствие дорого мне стоит, но если Изабелла почувствует слабину, мне ничего не добиться. Моя мать была шпионкой, мой отец годами выполнял задания под прикрытием. Так неужели с такими генами я не сумею притвориться?

Я пытался думать о том, что скажу Изабелле, вчера ночью и сегодня на протяжении всего дня. Но я или слишком хотел спать, или голова была забита другим. Строить планы — не моя сильная сторона, остается только импровизировать. Точно знаю одно: не имеет смысла просить, нужно торговаться.

— Условие? — ее лицо вытягивается, затем появляется явное раздражение. — Мне кажется, мы договорись, заключили сделку. Что значит, не вернешься к работе? Теперь? О каких дополнительных условиях может идти речь?

— Не о каких, а о каком, — поправляю. — Всего об одном.

Изабелла разве что зубами не скрипит, но все еще держится.

— Говори, — позволяет.

И я говорю прямо:

— Мне нужна девушка.

У Изабеллы дергается щека. Не пойму, это порыв рассмеяться или нервный тик?

Затем ее глаза сужаются.

— Та самая? — понимает.

— Та самая, — подтверждаю.

— О господи, — она проводит ладонью по лицу, с губ срывается нервный смешок, — ты технический гений или наивный ребенок? Зачем она тебе? Ты что, жениться на ней собираешься?

Примерно так я и представлял ее реакцию. Стоит сейчас сказать о чувствах — рассмеется в лицо. А еще поймет, что в ее руках — рычаг давления на меня.

Но я не скажу.

— Я не собираюсь на ней жениться. Я собираюсь с ней спать, — отвечаю уверенно.

— Что, прости?

— Я собираюсь с ней спать, — повторяю без запинки, пожимаю плечами: — Ну а что? Ты ведь говорила, что понимаешь, что я уже взрослый. Сборка роботов займет кучу времени. Посмотри вокруг, тут все женщины в возрасте от сорока. Мне целибат хранить?

Мне удается ее поразить. Изабелла даже немного подается корпусом вперед, вглядываясь в мое лицо.

— Ты сейчас серьезно? — спрашивает осторожно.

— Абсолютно.

— Но когда я пыталась помочь тебе сблизиться с Ниной, ты делал оскорбленный вид и крутил носом, — напоминает, все еще не веря. — А Нине не за сорок, она красивая и молодая. Всего на два года старше тебя.

Склоняю голову набок, интересуюсь:

— Я похож на насильника? Нина любит Вилли.

— Хочешь — разлюбит? — тут же предлагает Изабелла. — Отправлю его в другой сектор. Она его больше не увидит.

— Ты что-то папу не разлюбила, — кидаю ей в лицо то, что никогда бы не сказал, будь у меня другой выход.

— Но и в монастырь не ушла, — огрызается Изабелла.

Ладно, зайдем с другой стороны.

— Если ты это сделаешь, Нина возненавидит меня и прирежет среди ночи, — для убедительности провожу ребром ладони по горлу. — Как тебе такой вариант?

Изабелла сцепляет зубы.

— Не посмеет, — шипит.

Парирую:

— Смотря в какой степени отчаяния будет находиться в тот момент.

На это Изабелле нечего возразить. Не поставит же она возле моей кровати круглосуточную охрану?

— А та девушка, значит, не прирежет? — скептически изгибает бровь. — Там вроде ее семья еще.

— Она их терпеть не может, — бессовестно вру. — Уже не раз пыталась сбежать от них. Если я заберу ее с рудников и поселю в нормальных условиях, только за это она будет есть у меня с руки, — боже, что я несу? Как у меня еще язык не отсох?

Изабелла смотрит в упор, пытаясь нащупать брешь в моей теории, но я так же прямо смотрю в ответ. У меня только один шанс, и я намерен доиграть этот акт, а уже потом сдохнуть за сценой.

— А как же: "А если я ее люблю"? — дословно вспоминает то, что я сказал ей однажды за завтраком.

Вот теперь опускаю глаза.

— А что я должен был сказать матери в первые дни знакомства? — бормочу. — "У меня с ней умопомрачительный секс, и я хочу продолжать им заниматься"? Так, что ли?

Кажется, у меня выходит натурально. Изабелла начинает смеяться, но не зло и больше не нервно.

— Так что? — уточняет, отсмеявшись. — Твоя девка — единственное условие? Я могу быть уверена, что, получив ее, завтра ты не придешь ко мне с новым требованием?

— Даю слово.

Изабелла еще целую минуту сверлит меня взглядом, затем распрямляет плечи.

— Хорошо, — кивает, — будет тебе эта девчонка. Пусть помогает Миле на кухне, жить будет с тобой. Форму, так уж и быть, выдам. А то еще вшей тут разведет, — морщится. — Но имей в виду, — тон становится жестче, — если придумаешь новые условия, попробуешь саботировать производство или выкинешь еще что-нибудь в этом роде, я лично выстрелю ей в лоб. Благо, идти будет недалеко.

Спокойно выдерживаю ее взгляд.

— Буду иметь в виду, — обещаю серьезно.

Изабелла делает недовольное лицо, но тем не менее подносит к губам коммуникатор.

— Шон. Пришлите мне сюда одну девчонку… — поворачивается ко мне: — Как там ее?

— Дилайла Роу, — подсказываю.

— Дилайлу Роу, — повторяет. — Да… Взяли за шкирку и привезли… Сыну моему она приглянулась… Да плевать, если будет возмущаться… Да, — на этом Изабелла заканчивает разговор. — Доволен? — уточняет.

Да я сейчас взлечу под потолок, как воздушный шар.

— Вполне, — отвечаю без особых эмоций.

— Девчонку привезут после ужина.

— Спасибо, — благодарю и встаю.

— И ты меня не подведи, — отзывается Изабелла и возвращается обратно за стол.

А я выхожу из ее кабинета и думаю, что лучше бы Мэг заранее просветить капитана о том, что это она просила меня вытащить Ди ЛЮБЫМ возможным способом.

Иначе, при такой подаче информации, нашу с ним следующую встречу я в прямом смысле не переживу.

 

ГЛАВА 33

За ужином Изабелла странно поглядывает в мою сторону. Пытается распознать, не соврал ли насчет Ди? Или я просто до ужаса боюсь, что ничего не получится, и нагнетаю?

Веду себя спокойно, болтаю с Гаем, рассказываю ему пару веселых историй из своей школьной жизни. Изабелла тоже слушает, но в разговор не вмешивается, даже иногда улыбается. Может, зря приписываю ей дьявольские замыслы, и ей правда интересно мое детство? Или мне просто хотелось бы, чтобы это было так?

Когда после ужина все вместе выходим из столовой, мать целует Гая в щеку и желает приятных снов. Мальчик уносится в свою комнату, а она подхватывает меня под руку.

Поворачиваюсь к ней, вопросительно приподняв брови.

— Вместе встретим твою девчонку, — поясняет. — Хочу на нее посмотреть.

— Как хочешь, — не спорю. Пусть смотрит.

Направляемся в мою комнату, ладонь Изабеллы по-прежнему находится на сгибе моего локтя. Ее рука почти невесома, как и она вся — маленькая и хрупкая. Кто бы мог подумать, что эта изящная женщина с ангельским лицом и белокурыми волосами может управлять целым сектором на планете, принадлежащей наркокорпорации? Я — точно нет.

В детстве я представлял свою пропавшую мать актрисой театра, танцовщицей или прекрасной музой какого-нибудь художника. Почему? Должно быть, виной тому то, что я видел ее лишь на фото: юную, воздушную, всегда смеющуюся.

У меня была Морган, и я никогда не ждал возвращения биологической матери. Не скучал и не мечтал о встрече, но иногда все же думал о ней и о том, как сложилась ее судьба. Не мог не думать.

Изабелла перехватывает мой взгляд.

— Все в порядке? — спрашивает, между ее бровей появляется морщинка.

— В полном, — заверяю.

Но она не верит, ежится.

— Ты так на меня смотрел…

Усмехаюсь, мне становится любопытно.

— И как же? — весело интересуюсь.

— Пронизывающе.

Смеюсь. Если кто из нас двоих и обладает способностью взглядом прожигать людей насквозь, то это точно не я.

Изабелла склоняет голову набок, внимательно рассматривая мое лицо.

— Скажешь, о чем думал?

В этом нет никакой тайны, поэтому отвечаю правду:

— О том, что в детстве представлял тебя балериной.

Она вздрагивает, как от электрического разряда, пальцы на моем рукаве сжимаются крепче, но взгляд по-прежнему направлен мне в глаза.

— Правда? — переспрашивает, улыбаясь. И в этой улыбке нет ни холода, ни надменности — беззащитная, самая что ни на есть настоящая улыбка, робкая, но живая, как на тех фото.

— Правда.

В этот момент на ее запястье звонит коммуникатор и мигом рассеивает дымку моих детских иллюзий. Изабелла тут же подбирается, выпрямляет спину и принимает вызов.

— Да, Шон? — властно, твердо. — Ждем… Да, потом сразу веди ее в комнату Алекса.

Разговаривает через наушник, поэтому не слышу, что отвечает собеседник. Да мне и не нужно, и так понятно, о ком идет речь.

— Сейчас приедут, — сообщает Изабелла, завершив разговор, не балерина — рабовладелица.

* * *

Когда оказываемся вместе в моей комнате, сразу становится как-то неловко и неуютно. Изабелла по-хозяйски осматривает владения, ее взгляд останавливается на столе, где стоит разобранный синтезатор крови.

— Это еще что? — хмурится, подходя ближе, протягивает руку.

— Не трогай, — она замирает, а я понимаю, что перегнул палку и продолжаю мягче: — Не трогай, пожалуйста, там мелкие детали уже разложены в правильном порядке.

Изабелла демонстративно убирает руки в карманы, поворачивается ко мне.

— Это какой-то медицинский прибор, я правильно понимаю?

— Да, — киваю, смысла врать уже нет. Ну, почти. — Это синтезатор крови. Я обещал Джорджу попробовать его починить.

— Вот же пройдоха, — восклицает Изабелла. — Уже прознал о твоих талантах, — подходит ко мне, заглядывает в глаза: — Я надеюсь, ты понимаешь, что не обязан что-либо для него делать?

Пожимаю плечами.

— Он попросил, я согласился. Мне несложно, — улыбаюсь, пытаюсь выглядеть беспечно.

Не хватало еще, чтобы Джорджу влетело — тогда он сдаст меня, не задумываясь. Сомневаюсь, что после успеха первого робота, Изабеллу особенно опечалит, что его сборка стоила не одной бессонной ночи. Но если она узнает, что ей сразу же не доложили, Джордж получит взбучку и точно никогда больше мне не поможет.

Изабелла по-прежнему напряжена.

— Ладно, — решает. — Согласился — делай. Но если он еще с чем-то к тебе полезет и будет отвлекать от основной работы, дай знать, я его приструню.

"Основная работа". Естественно, будущая армия роботов превыше всего. "Синий туман", миллионы дохода…

— Хорошо, — обещаю.

Изабелла удовлетворяется таким ответом, проходится по комнате, словно пытается еще что-нибудь высмотреть. Но высматривать у меня нечего, с ее последнего визита ничего не изменилось.

Сделав по помещению полный круг, она садится на край кровати, кладет ногу на ногу.

— Присаживайся, — похлопывает ладонью по покрывалу рядом с собой. — Придется подождать.

Мгновенно напрягаюсь, но стараюсь не подавать вида — нельзя.

— Я думал, Шон уже где-то на подходе. Мы ждем чего-то еще? — послушно сажусь на указанное место.

Изабелла усмехается и дарит мне снисходительный взгляд, а потом протягивает руку и гладит по волосам, совсем как Гая.

— Все-таки ты еще наивный мальчишка, — произносит с улыбкой. — Ты думаешь, я сразу пущу ее к тебе после нескольких недель на руднике?

— А почему нет? — не понимаю, хмурюсь.

Хочется отшатнуться, но Изабелла, слава богу, сама убирает руку.

— А потому, что я понятия не имею, перед кем и в какой грязи она раздвигала ноги там, — объясняет жестко. — Сейчас ее повели к Джорджу. Возьмет анализ крови, проверит противозачаточный имплантант. Их всех осматривали на его наличие, но я попросила Джорджа проверить модель и срок годности. Не стоит рисковать.

Не сразу вспоминаю, как дышать. Ди меня убьет.

И Джордж… Волей-неволей вспоминаются его сарделькообразные пальцы. Надеюсь, он все же воспользуется медсканером, а не проведет осмотр по старинке.

Беру себя в руки, растягиваю губы в улыбке.

— Отличная идея, — выдаю радостно. — Ты права, я даже не подумал.

Изабелла довольно улыбается. Кажется, я прошел очередную проверку.

На ее руке пиликает комм. Она выводит экран над запястьем, всматривается в строчки. Давлю в себе желание вытянуть шею и заглянуть. Жду молча.

— Замечательно, — рассказывает сама, убирая экран, — Джордж скинул отчет. Здорова и защищена. Я могу быть спокойна.

Какая заботливая мать мне досталась…

* * *

Ди приводят через несколько минут. На ней все та же форма с "Ласточки", теперь покрытая толстым слоем синей пыли, волосы тоже отливают синевой, на лице, шее и кистях рук синие разводы.

Шон входит вместе с ней, да не просто так, а крепко держа за плечо чуть выше локтя. Автоматически отмечаю, что это не простая формальность — его пальцы на руке Дилайлы напряжены. Предосторожность, или пыталась сопротивляться?

Затравленный взгляд Ди останавливается на мне. Невольно сглатываю — к такому океану ненависти в ее глазах я готов не был.

Неужели поверила, что мне нужна постельная игрушка? Хотя после проверки противозачаточного имплантанта любая на ее месте поверила бы.

На какое-то мгновение мне кажется, что мы в комнате одни: только я и Дилайла. Воздух будто наэлектризовывается. Не верит мне, теперь понимаю совершенно точно.

— Ну вот, — самодовольно провозглашает Изабелла, — как и обещала. Принимай, — подходит к Ди ближе, замечаю, что мощные пальцы Шона сжимаются еще крепче, девушка вздрагивает. — А что? Ничего вроде бы, — Изабелла откровенно рассматривает ее как товар. — Отмыть, подкормить… — рассуждает. — Да, сынок, у тебя неплохой вкус.

Ди смотрит исподлобья и молчит. За это молчание я готов расцеловать ее прямо сейчас. Лишь бы не взбрыкнула при свидетелях, иначе уже ничего не смогу исправить.

— Ну, что? — Изабелла поворачивается ко мне. — Доволен? Сделка в силе?

— Конечно, — одариваю Ди самым гадким похотливым взглядом, на который способен, и улыбаюсь матери. — Все в силе. Завтра же продолжу работу.

— Вот и хорошо, — Изабелла удовлетворена ответом. — Тогда встретимся утром. Шон, пойдем, они справятся без нас, — насмешливый взгляд в сторону девушки, которая теперь смотрит в пол.

Шон разжимает свою лапищу, и Ди тут же накрывает место хватки своей ладонью.

— До завтра, — улыбаюсь, провожая "гостей".

Закрываю дверь и поворачиваюсь к Дилайле.

Она так и стоит посреди моей комнаты, держится за плечо и молчит, но смотрит так, что хочется сдохнуть прямо сейчас.

— Ди… — начинаю, делаю шаг навстречу, но девушка шарахается от меня с видом загнанного зверя.

— Я же тебе поверила, — срывается с бледных губ.

А потом пришли люди, сказали, что я нуждаюсь в ее интимных услугах, и она так же легко поверила им. Какая чудесная доверчивость.

Пытаюсь бороться с рвущимся наружу раздражением. Нельзя срываться на ней, просто нельзя. Понимаю же, что там внизу она прошла настоящий ад.

— Давай ты сейчас примешь душ, успокоишься, а потом мы поговорим? — даже не предлагаю — прошу.

— Верни меня обратно, — получаю в ответ. — Я… хочу… быть… со своей… семьей, — вот так, твердо, с паузами после каждого слова.

Качаю головой.

— Не верну.

Она вскидывает голову — первое по-настоящему живое движение с того момента, как вошла в комнату. Глаза горят.

— Я все равно не буду с тобой. Если не вернешь, то я… — не договаривает, губы начинают дрожать.

Но я уже и так понял, что она имеет в виду. Сделает то, чего так боялась Мэг? Что? Повесится? Перережет себе вены? Тут же пытаюсь вспомнить, где у меня острые предметы, с помощью которых это можно было бы осуществить.

Теперь Ди молчит, но ее взгляд красноречивее любых слов, а в глазах страшная темная решимость.

Значит, так, да? Ладно.

— Ты останешься здесь, — говорю твердо. — В противном случае твоим близким не жить.

Потому что они продолжат ее защищать, рискуя собой. А если она погибнет, попытаются отомстить, и это тоже для них ничем хорошим не закончится. Так что я говорю правду, не лгу ни единым словом.

Однако Ди понимает меня по-своему.

— Ты угрожаешь моей семье? — срывается с ее губ.

Надо же, а вот в это она готова поверить с легкостью. Пускай. Все, что угодно, лишь бы была в безопасности.

— Да. Угрожаю, — говорю то, чего от меня ждут, и не разрываю зрительный контакт, пока не вижу, как ненависть в ее глазах сменяется черным отчаянием.

— Это твое условие? — уточняет глухо, кивает в сторону кровати.

— Да, — подтверждаю.

Опускает глаза.

— Хорошо.

Хорошо?

Хорошо?

Безумно хочется взять ее за плечи и встряхнуть, чтобы поставить мозги на место.

К черту.

Срываюсь с места, быстро подхожу к шкафу, открываю, достаю полотенце и одну из своих футболок. Дилайла стоит, не сходя с места, смотрит в пол, только вздрагивает от громкого хлопка дверцы.

— Держи, — возвращаюсь, всовываю вещи ей в руки. — Иди в душ. Потом поговорим.

— Хорошо, — повторяет бесцветно.

— Ванная там, — указываю на дверь.

— Хорошо.

Вот и поговорили.

* * *

Ди нет больше получаса.

Сижу за столом, копаюсь в синтезаторе крови. Завтра мне нужно вернуть его Джорджу, но весь день придется провести на складе, а значит, времени не останется, и на ремонт аппарата у меня лишь эта ночь.

Слышу, как в ванной льется вода. Периодически бросаю взгляд на запертую изнутри дверь. Долго. Остается только надеяться, что мои угрозы возымели действие, и Ди не станет делать глупости.

Дурацкий синтезатор. Дико хочу спать, но на его починку уйдет еще часа три, не меньше. Ощущение, что в глаза насыпали песка. Встаю, закапываю, чтобы избавиться от рези. Лучше, но не намного.

Наконец, слышу щелчок защелки. Поднимаю голову — Ди на пороге. Из одежды на ней только моя серая безликая футболка (а что было делать: чистой одежды для нее не дали, а я не подумал спросить), мокрые волосы распущены, а так как голова опущена, почти полностью скрывают лицо. Задерживаю взгляд на длинных стройных ногах, покрытых ссадинами и фиолетовыми синяками, затем на руке, за которую держал Шон, — место уже начало наливаться синевой.

Отставляю синтезатор в сторону, встаю. Ди тоже делает несколько шагов вперед, останавливается перед кроватью.

— Ложиться? — спрашивает безразлично, на меня не смотрит.

Тру глаза — уже и капли не спасают.

— Угу, — отзываюсь. Подхожу к постели, поднимаю покрывало, вытаскиваю одеяло, бросаю на пол. — Ложись. Пол твердый, так что забираю одеяло себе, — после чего разворачиваюсь и возвращаюсь на прежнее место, включаю настольную лампу. — Верхний свет можешь выключить, — говорю, уже копаясь в деталях.

От кровати доносится громкий выдох. Облегчения? Ну-ну.

— Почему? — один короткий вопрос.

Снова отставляю синтезатор, поворачиваюсь на стуле, упираюсь локтем в столешницу и подпираю рукой голову. Просто смотрю на растерянную девушку в одной футболке, стоящую у моей кровати.

Уже настолько устал, что даже не обидно.

— Потому что в последние трое суток я почти не спал, — отвечаю. — Потому что это, — киваю на стол с разобранным прибором на нем, — мне надо сделать к утру. Потому что утром мне нужно идти собирать роботов, которые заменят на рудниках рабов. Потому что я хочу спасти людей и убраться с этой чертовой планеты, — глаза Ди распахиваются все шире с каждым моим словом. Хмыкаю и закругляюсь: — А ты ложись спать, потому что устала и перенервничала, а мне все равно сейчас не поверишь.

Отворачиваюсь и принимаюсь за работу.

Несколько минут в комнате стоит полная тишина, затем шорох, щелкает выключатель — свет гаснет.

* * *

Когда заканчиваю с синтезатором, спать мне остается целых три часа. Аллилуйя.

Кое-как раздеваюсь и, как гусеница, заворачиваюсь в одеяло по самый нос. Уже неважно, что на полу и без подушки — хоть в душевой кабине, лишь бы отключиться.

Мне ничего не снится, просто проваливаюсь в темноту. А уже через мгновение распахиваю глаза от громкого стука в дверь. Часы на коммуникаторе показывают без двух минут семь. Значит, прошло уже три часа, а через две минуты все равно зазвонил бы будильник.

Стук повторяется, и тут меня обдает пониманием.

— Чееерт, — шиплю сквозь зубы, вскакивая с пола.

Ди тоже проснулась, приподнялась — в полумраке четко виден ее силуэт.

Некогда что-то объяснять, хватаю одеяло и быстро запрыгиваю на кровать, укрывая нас обоих. Дилайла дергается в сторону, но я беспардонно закрываю ей рот ладонью и притягиваю спиной к себе.

— Умоляю, подыграй, — шепчу на ухо и уже громко кричу: — Да кто там? Открыто.

Дверь тут же распахивается, комнату разрезает полоса яркого света из коридора.

Ди больше не вырывается, лежит и не шевелится, хотя каждая мышца напряжена. Убираю руку от ее лица. Черт, пожалуй, я прижал ее к себе слишком сильно: на мне одни тонкие пижамные штаны, на ней — только футболка.

Тут же отпускаю девушку и принимаю сидячее положение, тру глаза и недовольно смотрю на застывшую на пороге Изабеллу.

— Доброе утро, — приветствует она как ни в чем не бывало.

Почему бы матери не заявиться с утра пораньше в комнату сына и не разбудить его еще до звонка будильника? Совершенно в порядке вещей, ага.

— Доброе, — бурчу сонно, ничуть не притворяясь.

Звенит будильник, отключаю.

Изабелла летящей походкой впархивает в комнату.

— Вот, — сообщает нараспев, кладет пакет на прикроватную тумбочку, — вспомнила, что вчера забыла выдать твоей пассии форму. Не голой же ей ходить… все время.

Ну-ну, и никого нельзя было прислать, нужно было непременно принести форму лично.

— Спасибо, — благодарю и выразительно смотрю на нее. — Ну, тогда мы собираемся? Встретимся за завтраком?

— Конечно, — кивает Изабелла, но уходить не спешит. — Все хорошо? — быстрый взгляд на все еще лежащую к ней спиной Ди. — Без глупостей?

— Все отлично, — заверяю, провожу ладонью по одеялу поверх бедра Дилайлы.

— Тогда я спокойна, — улыбается Изабелла и направляется к выходу, но вновь останавливается, уже взявшись за дверную ручку, оборачивается. — Я знаю, что ты не спишь, милочка, — произносит ледяным голосом, совсем не тем, которым только что разговаривала со мной. — И имей в виду, дорогуша, ты здесь только благодаря моему сыну. Так что будь с ним любезной. Одно его слово — и ты вернешься обратно. Одно действие ему во вред — я тебя похороню.

И только после этого выходит, прикрывая за собой дверь.

— Извини, — вздыхаю и встаю с кровати, — не знал, что она придет проверять, — в ответ молчание. — Могу я включить свет? — нащупываю на стуле и натягиваю на себя мятую вчерашнюю футболку.

— Включай, — сухо.

У нас уже получается диалог, ага.

Включаю, поворачиваюсь. Ди сидит на кровати, согнув ноги в коленях и натянув на себя одеяло по самую шею. Смотрит исподлобья, но вроде без ненависти.

— Сейчас семь утра, — говорю. — В восемь завтрак. И это святое, опаздывать нельзя. Я в душ, а ты пока собирайся, — киваю на пакет на тумбочке, — форму примерь. Я быстро.

Достаю чистые вещи из шкафа и направляюсь в ванную.

Вопрос застает меня уже на пороге:

— Починил?

Оборачиваюсь, показываю ей обе руки с поднятыми вверх большими пальцами.

— Все супер, — и исчезаю в ванной.

* * *

Ди выдали черную форму, но не штаны, футболку и куртку, а слитный комбинезон. У Изабеллы глаз-алмаз: одежда оказалась впору.

Когда выхожу из ванной, Ди уже успевает застелить постель и теперь сидит на ее краю ко мне спиной, заплетая волосы в косу. На мгновение замираю на пороге, обращаю внимание на острые выпирающие лопатки и только диву даюсь, когда она успела так похудеть.

Ди не могла не слышать, что я вернулся, но тем не менее не поворачивается, продолжая свое занятие. Снова чувствую себя оленем. Пора бы привыкнуть — это мое обычное состояние рядом с этой девушкой.

Не знаю, как себя вести. Вчера я здорово перегнул палку, потом еще напугал с утра, а визит Изабеллы — так вообще, вишенка на торте. Но Ди сидит ко мне спиной — это же хорошо, да? Значит, не ждет нападения? Не боится?

Ага, еще скажи: "доверяет"…

— Там в шкафчике в ванной есть зубные щетки, — говорю первое, что приходит на ум. — Они новые, в упаковке.

Ди заканчивает с волосами, поворачивается вполоборота.

— Я воспользуюсь. Спасибо.

Подхожу ближе, но останавливаюсь на безопасном расстоянии, не хочу снова напугать. Она все еще сидит, приподнимает брови, смотрит вопросительно.

— Ди, прости меня за вчерашнее, — говорю, — устал, испугался за тебя — и накрыло. Я потом все тебе объясню, отвечу на любой вопрос. Но сейчас я очень прошу тебя мне помочь.

Дилайла грустно усмехается.

— Помочь?

— Помочь, — киваю серьезно, продолжаю: — Делай все, что говорит Изабелла. Не спорь, не возражай, лучше смотри в пол и кивай. Для всех — ты моя любовница, и только, — Ди закусывает губу, но молчит, слушает. — Пусть думают, что хотят, пусть говорят, что хотят. Я очень тебя прошу, стерпи. Если ты хочешь спасти свою семью, потерпи некоторое время, ладно?

Кусает губы и смотрит в упор. Жду ее решения, как приговора.

— Где, говоришь, зубные щетки? — переспрашивает вставая.

— В шкафчике. Справа.

Ди кивает и направляется в ванную.

А я плюхаюсь на кровать навзничь, раскинув в стороны руки и ноги, и смотрю в потолок.

 

ГЛАВА 34

В столовой, как всегда, полно народа: кто-то уже завтракает, кто-то ждет своей очереди на раздаче еды. Люди переговариваются, смеются, слышится стук ложек о тарелки, звон посуды.

Замечаю, как глаза Дилайлы удивленно распахиваются. Не знаю, чего она ждала, но точно не этого. Девушка автоматически делает шаг назад, но я ловлю ее за руку и адресую умоляющий взгляд. Это еще хорошо, что мы у самого входа, и Изабелла со своего места пока не может нас видеть.

Ди глубоко вздыхает и берет себя в руки. Кивает, давая понять, что не будет делать глупостей, но при этом освобождает свою ладонь от моих пальцев — движение спокойное, но решительное. Ладно, понял, лишний раз не трогать.

— Иди за мной, хорошо?

— Хорошо, — отвечает тихо, а я направляюсь прямиком к своему столу.

Изабелла и Гай уже взяли подносы с едой и заняли свои места. Заметив меня первым, мальчик расплывается в улыбке.

— Доброе утро, — весело приветствует.

— Доброе, — тоже улыбаюсь, потом отступаю в сторону, пропуская Ди. — Присаживайся.

— О, — Гай удивленно моргает. — Здравствуйте.

Девушка бросает на меня вопросительный взгляд, киваю.

— Здравствуй, — отвечает негромко.

— И тебе доброе утро, — едко высказывается молчавшая до этого Изабелла, не сводя глаз с Дилайлы.

— Доб… рое, — с запинкой. Не знаю, специально или нет, но Ее-величеству-хозяйке-сектора нравится.

— Присаживайся, — повторяю, указывая на скамью. — А я сейчас что-нибудь принесу.

— Хорошо, — Ди все же приняла мои слова всерьез и старается смотреть в пол.

Изабелла хмыкает, делаю вид, что не замечаю. Ну, или что мне плевать — пусть сама выберет вариант, который ей приятнее.

— Гай, это Дилайла, — говорю как ни в чем не бывало, — Дилайла, это Гай, мой брат.

— Приятно познакомиться, — кивает Ди.

— И мне, — сверкает Гай глазами, полными любопытства.

— Ешь, — шикает на него Изабелла.

Мальчик кривится, но в полемику не вступает, хотя по нему видно, что Ди его заинтересовала, и он был не прочь познакомиться поближе.

Отхожу от стола с опаской: очень надеюсь на то, что Изабелла не будет говорить Дилайле гадости при сыне. А тащить девушку с собой к стойке — значило бы привлечь к ней еще больше внимания. Нас и так многие одарили заинтересованными взглядами. Не сомневаюсь, Изабелла постаралась, чтобы статус Ди в этом месте стал известен всем и каждому.

— Привет, — кивает мне Нина. — Все нормально? — спрашивает шепотом, бросив быстрый взгляд в сторону нашего стола.

— Типа того, — бормочу. — Дай мне две порции чего-нибудь вкусного, а?

По лицу Нины видно, что она ожидала от меня большей откровенности, однако не спорит.

— Есть пожелания? — уточняет.

— На свой вкус, ладно? — хочется добавить: "и побыстрее". С трудом борюсь с желанием обернуться, чтобы удостовериться, что у Ди рядом с Изабеллой все хорошо.

Получаю поднос, благодарю Нину с улыбкой и отправляюсь обратно, стараясь не спешить и не привлекать к себе внимания.

Но когда хочешь быстрее, получается как всегда.

— Доброе утречко, — приветствует меня идущий навстречу Джордж, на его подносе пустые тарелки — видимо, успел все съесть и торопится за добавкой.

— Доброе утро, — киваю и сообщаю, прежде чем он спросит: — Синтезатор готов, после завтрака заскочу.

Мне кажется, или в его глазах досада? Хотел, чтобы я не успел?

— Ну да, ну да, — произносит свое коронное, и когда уже делаю шаг в сторону, чтобы его обойти, бросает вдогонку: — А девчонка — самый сок. Дай знать, когда надоест.

Громко. Чертовски громко. Те, кто еще не успел рассмотреть Ди, теперь с любопытством вытягивают шеи. Блеск.

Позволяю себе лишь на мгновение сцепить зубы, а потом расплываюсь в улыбке.

— Заметано, приятель, — обещаю, и во внезапно наступившей тишине Дилайла не может не слышать моих слов.

Замечаю, как Изабелла довольно улыбается.

* * *

Стоит ли говорить, что завтрак проходит ужасно?

Ди просто сидит, глядя перед собой, и ничего не ест. Делаю вид, что не замечаю. А что я могу? Стану просить поесть, Изабелла воспримет это как заботу, и будет права. А давать ей понять, что Дилайла для меня что-то значит, — последнее, что мне нужно.

Через некоторое время она высказывается сама:

— Нечего переводить продукты, — произносит холодно. — Ешь, что дали, будь так любезна. К тому же, тебе не повредит нарастить немного тела, совсем на вешалку похожа.

Гай вскидывает голову.

— Мам, ты чего?

— Ничего, — улыбается сыну. — Волнуюсь за нашу гостью.

Пользуюсь моментом, пока Изабелла испепеляет Дилайлу взглядом, и осторожно качаю головой, безмолвно прося брата не вмешиваться.

В его глазах возмущение и непонимание.

— Что-то не ясно? — не отстает от Ди Изабелла, потому как девушка по-прежнему не притрагивается к еде.

Да что ж такое?

— Я бы на твоем месте ее послушал, — вмешиваюсь, слегка касаясь плеча Дилайлы своим. — Она — босс, ей виднее, — добавляю весело.

Мои слова действуют. Замечаю, как под столом одна рука Ди сжимается в кулак, но второй она тянется к вилке.

— Спасибо, — произносит негромко, — все очень вкусно.

Учитывая, что она еще не попробовала ни кусочка, — особенно вкусно, ага.

— Так-то лучше, — Изабелла не упускает шанса оставить за собой последнее слово и отстает только после того, как убеждается, что девушка начинает есть. — Ну, так что? — на сей раз обращается ко мне, и голос добрый-добрый. — Сегодня закончишь того робота?

— Думаю, да, — киваю.

— Значит, завтра я могу приглашать сюда руководство?

Кому-то явно не мешало бы притормозить.

— Вообще-то, я думал переделать его и еще раз опробовать на руднике, — говорю, — возможно, потребуются еще кое-какие доработки.

Но Изабелла не намерена ждать.

— Даже в первоначальном варианте он выглядел впечатляюще, — заверяет. — Если ты что-то улучшишь, этого будет вполне достаточно для презентации.

Ее глаза так и горят в предвкушении. Похоже, спорить сейчас не лучшая идея.

— Ладно, — пожимаю плечами. — За день уложусь. Назначай на завтра.

Кивает, вид довольный. Мысленно она уже на пьедестале, получает похвалу и награды от своего начальства.

— Что касается твоей благоверной… — стоит вспомнить о Ди, мечтательное выражение тут же покидает лицо Изабеллы. — Слышишь меня, милочка?

— Да, мэм.

Изабелле нравится такое обращение, улыбается.

— Пойдешь на кухню. Видишь вон ту женщину? Это Мила. Она даст тебе работу. Помоешь что-нибудь, поможешь, в чем нужно. Слушайся ее как меня, поняла? И с этого дня есть будешь на кухне. Нечего отсвечивать. Поняла?

Значит, привела сюда, показала всем, унизила, и хватит.

— Поняла, — та рука девушки, которая находится под столом, вне зоны видимости Изабеллы, все еще сжата в кулак, да так, что костяшки побелели от напряжения.

— Вот и отлично, — Изабелла промакивает губы салфеткой и отодвигает от себя поднос, собираясь покинуть столовую. Наконец-то. — Алекс, — уже привстав, задерживается взглядом на мне, — если что понадобится, сразу же звони. Вилли зайдет за тобой через полчаса.

— Позвоню, — обещаю. — Не беспокойся.

— Вот и молодец, — Изабелла выходит из-за стола. — А ты? — обращается к Гаю. — Идешь?

— Мааам, — тут же возмущается мальчишка, показывая недоеденную булочку. — Я еще ем.

Не ел он ее, а последние десять минут держал в руках, чтобы использовать как предлог остаться. Молодчина — сообразительный.

— Доедай, — милостиво разрешает мать, — а потом марш делать уроки, — убеждается, что ее приказ ясен, и только после этого направляется к выходу, громко стуча каблуками. Руки по швам, спина прямая — как на параде.

Поворачиваюсь вполоборота, провожая Изабеллу взглядом, чтобы убедиться, что она на самом деле ушла, поэтому не вижу, а только слышу, как вилка Дилайлы с грохотом ударяется о тарелку.

Морщусь, заметив пристальный взгляд одного из охранников с соседнего стола.

— Не шуми, — прошу шепотом.

— Пытаюсь, — отвечает так же тихо.

— Ты мне расскажешь, что происходит? — вмешивается Гай, наблюдая за нашим тихим диалогом. Обводит столовую взглядом. — Я, что, один тут чего-то не понимаю? Почему Джордж говорит гадости? Почему мама так себя ведет? — смотрит на Ди и задает вопрос непосредственно ей: — Вы поссорились? Мама не хочет, чтобы вы встречались? Но раз она разрешила переехать сюда…

— Мы не встречаемся, — отрезает Ди, — мы…

А вот это уже слишком, не нужна Гаю циничная фраза: "Мы не встречаемся, мы спим вместе".

Толкаю ее бедро ногой, получаю злой взгляд, но предложение она все же не оканчивает.

— Мама привыкнет, — говорю брату.

Он задерживает на мне взгляд, закусывает губу, потом смотрит на соседний стол, откуда на нас продолжают пялиться те, кто еще не закончил завтракать. Затем с деловым видом начинает что-то печатать в коммуникаторе.

— Вечером поговорим, — тем временем говорю Дилайле тихо.

— Я поняла, — ну хоть не спорит.

Запястье вибрирует — мне на комм падает сообщение. Приподнимаю брови, прочтя имя отправителя.

"Гай: Ты ее любишь, а маме наврал, что нет?"

Усмехаюсь. Вот же юный конспиратор. Только не проверяет ли Изабелла его переписку?

Ничего не пишу в ответ, просто киваю.

Гай снова колдует над своим коммуникатором, а затем вытягивает руку так, чтобы мне был виден экран с надписью на нем: "Все сообщения удалены".

Заговорщически подмигиваю. Обожаю этого парня.

Замечаю, как Нина поднимается со своего места и направляется к нам, слежу за ее перемещением по залу.

— Мама сказала тебя забрать, — подходит, кладет ладонь Ди на плечо, та вздрагивает от прикосновения, потом послушно поднимается.

Тоже встаю, подхватываю Нину под руку, она удивленно распахивает глаза.

— Вы с Вилли мне должны, — шепчу. Осторожно кивает, не отрицая. — Присмотри за ней.

— Ладно, — отвечает одними губами. — Обещаю.

Не знаю, можно ли верить здесь чьим-то обещаниям, но так мне спокойнее.

* * *

Пятилап готов еще в первой половине дня, но предпочитаю остаться на складе до вечера. Во-первых, Ди не выпустят с кухни, а Изабеллу видеть не хочу. Во-вторых, незачем терять время, поэтому занимаюсь подсчетом оставшихся материалов, чтобы наметить дальнейший план работ и прикинуть, сколько помощников мне понадобится.

Вилли пару раз с надеждой интересуется, когда я закончу, но затем отстает и не мешает, смирившись с тем, что на обед мы снова не попадем.

Возвращаемся к ужину.

— Ну как? — в первую очередь спрашивает Изабелла.

— Все готово.

Ее губы растягиваются в ликующей улыбке.

— Алекс, ты просто молодец.

Ну да, ну да, как сказал бы Джордж.

Игнорирую похвалу.

— Руководство приедет? — спрашиваю.

— Разумеется. Завтра к одиннадцати часам будут здесь. Очень хотят с тобой познакомиться.

Напрягаюсь.

— Со мной? Не с моим роботом?

— Изобретатель не менее важен, чем изобретение, — изрекает многозначительно, от чего мне становится не по себе.

Бросаю взгляд на брата, молча прислушивающегося к нашему разговору.

— Гай, не хочешь взять себе булочку к чаю? — интересуюсь.

— Мам?

— Иди-иди, — разрешает Изабелла. — Не торопись, бери, что понравится.

Мальчик пожимает плечами и встает. Бросает в нашу сторону настороженный взгляд, но уходит, куда велено. Ясное дело, прекрасно понял, что дело не в булках.

Изабелла складывает на столе руки одна на другую и наклоняется вперед, сокращая расстояние между нами.

— И как это понимать? — в голосе явное неудовольствие.

— Изобретатель не менее важен, чем изобретение? — повторяю ее предыдущую фразу. — А твои наниматели в курсе, что в условия сделки входит и мой отлет с Пандоры?

— Ну разумеется, — отвечает слишком быстро, что мне не нравится еще больше.

— В самом деле? — не отвожу взгляда, смотрю прямо в глаза.

— В самом деле, — и не думает отступаться от своих слов Изабелла. — Если не веришь, можешь спросить завтра у них сам. Все согласились, что при успешном выполнении работы, мы отпустим рабочих, предварительно воспользовавшись средством для чистки их памяти.

— Препарат?

— Что? — приподнимает брови, не понимает.

— Препарат, — продолжаю настаивать. — Какой препарат вы собираетесь использовать?

— Слайтекс, — отвечает без запинки. — Его действие тоже обсудили. На всех он действует по-разному: у одних стирает всю память, у других последние несколько лет. Иногда какие-то обрывки восстанавливаются, но и то у двух процентов людей, не более. Тебя устраивает такой ответ? — недовольна моей дотошностью, но пытается продемонстрировать чудеса терпения.

— Почти, — киваю. — А что насчет меня? Мне тоже по плану подчистят файлы?

Изабелла фыркает.

— Что за ерунда? Ты мой сын, и я хочу, чтоб ты запомнил встречу со мной, — склоняет голову набок. — Или ты сам хотел бы ее забыть? Меня? Гая?

Гая — конечно же, нет.

Качаю головой.

— Не хотел бы.

— Кроме того, это было бы неправильно, — продолжает, почувствовав, что я дал слабину. — Наша сделка без подписей и печатей, она базируется лишь на доверии. Я тебе доверяю, знаю, что если ты обещаешь, то никому не расскажешь о нашем местонахождении. Ведь так? Я могу тебе доверять?

— А я тебе? — спрашиваю прямо.

— Ты мой сын, — повторяет убежденно, протягивает руку и накрывает мою кисть своей ладонью, — я не предам собственного сына. Ты мне веришь?

Что мне сказать? Безумно хочу верить.

— Верю, — лгу.

Последние недели я только и делаю, что вру. А ведь раньше старался никогда не лгать.

— Но твоя девчонка, — Изабелла вспоминает о Дилайле. — Ты же понимаешь? Она доверия не заслуживает. Ей также придется пройти процедуру "стирания".

Может, оно и к лучшему? Хорошо бы, если бы Ди забыла Криса и всю прошлогоднюю историю на Новом Риме. Возможно, тогда она смогла бы быть счастлива.

— Нет проблем, — пожимаю плечами. — Я абсолютно не против.

— Эй, ну вы все? — доносится у меня из-за плеча голос Гая. — Я есть хочу.

Изабелла смеется.

— Ну вот, — шутливо ругает меня, — придумал невесть чего, а твой брат не может нормально поужинать… Иди сюда, малыш. Мы закончили.

— Я не малыш, — ворчит Гай.

— А зачем тебе три булки? Нельзя столько сладкого.

— Мам, ну ты же сама сказала.

— Нет, только одну.

— Ну, мам…

Отворачиваюсь от них, рассматриваю людей за столами. Они общаются, улыбаются друг другу, их не заботит, что совсем рядом сотни рабов дышат синей пылью.

Глупые мысли — каждый живет как умеет.

* * *

Ди приходит через полтора часа после окончания ужина — заставили убирать посуду. Мила в восторге — такое подспорье.

Мне совсем не улыбается мысль, что Дилайле приходится бродить одной по коридорам, но понимаю, что мое невнимание обезопасит ее куда больше. В конце концов, Изабелла четко обозначила положение девушки в этом месте — игрушка сына, трогать нельзя.

Копаюсь в компьютере, продолжая начатые сегодня расчеты, но, стоит двери открыться, тут же все бросаю.

Ди прикрывает за собой дверь и прижимается к ней спиной. Стоит и смотрит на меня, не произнося ни слова.

— Все в порядке? — спрашиваю осторожно.

— Почему твоя мать называет тебя Алексом?

Ожидаю чего угодно, но точно не такого вопроса.

— Потому что это мое имя, — сознаюсь. Ди я врать не хочу и не буду. — Ну, вернее, интерпретация Изабеллы, — уточняю.

Теперь девушка смотрит на меня так, будто я отвратительное насекомое на ее коленке: ужас и отвращение.

— То есть Тайлер не твое настоящее имя? Ты врал с самого начала?

А, вот она о чем подумала.

Морщусь.

— Приврал, — признаю, почти соединяю большой и указательный пальцы, оставляя крохотный зазор, — чуть-чуть, — Ди по-прежнему смотрит враждебно. Вздыхаю, продолжаю серьезно: — Тайлер не имя, Тайлер — моя фамилия. Меня зовут Александр Тайлер, — вот сейчас ее глаза становятся по-настоящему огромными. — Александр Тайлер-младший, — добавляю зачем-то.

Повисает напряженное молчание. Жду реакции.

Ну, пусть ударит меня, что ли, чем так стоять.

— Господи, — наконец выдыхает, сползает спиной по двери, закрыв ладонями лицо. — Я обсуждала с тобой "Месть во имя любви". Спрашивала о Миранде Морган, думая, что она всего лишь твой преподаватель… Господи.

Да, неловко получилось.

Чтобы перестать возвышаться над Ди, тоже сажусь на пол, но на расстоянии, сгибаю ноги в коленях и опираюсь спиной о край кровати.

— Она — моя мать, — подтверждаю. — Но я отвечал тебе правду, независимо от этого.

Дилайла убирает руки от лица, вскидывает голову.

— Мы обсуждали картину о смерти твоего отца, как какой-то порнофильм, — восклицает обвинительно.

Ну, на самом деле, "Месть во имя любви" вовсе не порно. Создатели обозначили сей шедевр: "драма, эротика". Именно так, через запятую. Бр-р-р.

— Тебе сейчас стыдно, или ты меня в этом обвиняешь? — спрашиваю спокойно.

Кровь приливает к ее щекам, и Ди резко отворачивается, кусает губы. Смотрю на ее профиль — красивая, даже сейчас, когда одновременно зла и испугана.

— Почему ты соврал?

— В общем-то, я не врал, — Дилайла вновь поворачивается ко мне, взгляд гневный. — Не врал, — повторяю. — В ЛЛА все и правда зовут меня Тайлер. На Лондоре много Тайлеров, это частое имя. Кто не знает, чей я сын, считает, что у меня просто распространенное имя, кто знает, им, тем более, какая разница — Тайлер и Тайлер. А твой отец так и не попросил у меня документы. Попросил бы, я бы их ему отдал, настоящие. Но какой смысл был объявлять, что я родственник Рикардо Тайлера и Миранды Морган, когда мы уже убежали с Лондора? Чтобы твой отец поседел раньше времени? Это ничего бы не изменило, — хмыкаю. — Не думаю, что он не набросился бы на меня с кулаками, если бы знал, где у меня фамилия, а где имя.

Ди хмурится.

— Он на тебя набросился? — не верит.

— Так, — отмахиваюсь, — чуть-чуть приложил, — уже жалею, что ляпнул.

— Он не говорил.

Качаю головой.

— Не о чем говорить. Он там, а я здесь, поэтому я его понимаю.

Ди снова кусает губы, но глаз не отводит, наоборот, смотрит пристально. Должно быть, раздумывает, в чем я еще соврал.

— Я тебе не врал, — отвечаю на невысказанный вопрос. — Единственный раз — вчера, когда сказал, что угрожаю твоей семье.

Судя по ее лицу, не похоже, что Дилайла мне верит.

— Зачем ты притащил меня сюда? — спрашивает требовательно. — К чему эта благотворительность? Мы виделись неделю назад, ты сказал ждать, и я ждала. Что изменилось?

Я же обещал не врать, верно?

— Мне написала Мэг.

— Что? — Ди даже бледнеет.

— Мэг написала и передала мне записку.

Девушка вся подбирается, как кошка перед прыжком.

— Я могу увидеть эту записку?

— Нет, я спустил ее в унитаз.

— Как удобно.

— А ты хотела бы, чтобы она попала в руки к Изабелле? — интересуюсь язвительно.

— Ладно, ты прав, — признает. — Извини. Ты скажешь мне, что было в той записке?

Пожимаю плечами. Да пожалуйста.

— Мэг написала, что, если я под любым предлогом не заберу тебя оттуда, или твои отец и брат угробят себя, защищая твою честь, или ты сама себя порешишь.

В глазах Дилайлы неподдельный ужас. И что-то еще? Стыд?

— Она так написала? — обреченно.

— Да.

— Что еще?

— Рассказала про прошлогоднюю историю на Новом Риме. Про Криса.

Ди отшатывается от меня, с глухим звуком ударяясь лопатками о дверь за спиной.

— Она не могла.

— Угу, — соглашаюсь, чувствуя, как накатывает усталость. Сколько можно оправдываться, в самом-то деле? — Она не могла. Я достал "сыворотку правды" и допросил ее, а про письмо придумал, — поднимаюсь с пола, дергаю покрывало с кровати. — Мы все выяснили, а теперь давай спать. С ног валюсь.

Ди тоже встает, обнимает себя руками, держится на расстоянии.

— Значит, это она попросила меня вытащить?

— Да, — расстилаю на полу одеяло.

— Почему так?

— Импровизировал, — бурчу.

Плюхаюсь на свое самодельное лежбище, начинаю разуваться. В душ я уже сходил, пока дожидался Ди, так что можно спать.

Стягиваю футболку через голову, берусь за ремень брюк.

— Свет выключи, — прошу, — я хочу снять штаны.

Дилайла подходит ближе, теперь руки сложены на груди.

— Снимай так, если не терпится. Ты обещал ответить на все мои вопросы.

Ясно, стриптиз показывать можно, трогать — нельзя. Хорошо, когда все понятно. В наших отношениях явно наметился прогресс.

Тем не менее оставляю штаны на месте. Ложусь на спину, заложив руки за голову.

— Спрашивай, — разрешаю, уставившись в серый потолок.

— Что за сделка с Изабеллой?

— Я делаю роботов — она освобождает рабов. Для безопасности стирает всем память, но отпускает живыми.

— Это сработает?

— Не знаю, — продолжаю изучать потолок.

— Она не лжет?

— Не знаю.

— Ты ей веришь?

— Я не знаю, — повторяю в третий раз. Перекатываюсь на бок, подставляю под голову согнутую в локте руку. — Ди, чего ты от меня хочешь? Я хочу ей верить, но не знаю, можно ли. Поэтому пока так. Это лучший вариант из всех.

Дилайла садится на край кровати. Достаточно близко от меня — ну надо же.

— Ты понимаешь, что она ненормальная? — спрашивает без обиняков.

Не отвожу взгляда, киваю.

— Понимаю. Но очень хочу верить, что не настолько, как кажется на первый взгляд. Давай спать, а? — прошу.

— Давай, — на этот раз соглашается, встает, выключает свет. — Я тоже очень хочу тебе верить, — произносит уже в темноте.

И тоже не может? Она об этом?

— Спокойной ночи, — говорю, наконец избавляясь от одних брюк и на ощупь надевая другие — пижамные.

— Спокойной, — отзывается Ди и тоже шуршит одеждой.

 

ГЛАВА 35

Они не похожи на преступников или на мафиози из кино, как я их себе представлял. Обычные люди: двое мужчин и женщина.

Мужчины гладко выбриты и аккуратно подстрижены, высокие и темноволосые, оба одеты в пальто длиной до середины бедра (у одного — темно-серое, у другого — черное), брюки со стрелками. У того, который в черном, пальто распахнуто и открывает вид на строгий пиджак, белоснежную рубашку и галстук.

Мужчинам лет по сорок, а женщина гораздо старше. Рыжие коротко стриженые волосы тронуты сединой, ярко выраженные морщины под глазами и у рта. Она тоже одета по-деловому: в пальто и брючный костюм, — только на шее яркий голубой шарф.

Мы с Изабеллой стоим посреди забоя в компании Пятилапа и охранников, а троица идет нам навстречу. За ними тоже следует охрана: двое почти лысых мордоворотов, выражением лиц больше напоминающих роботов, а не живых людей.

Под землей нет ветра, поэтому здесь значительно теплее, чем снаружи. Расстегиваю куртку и тут же ловлю на себе возмущенный взгляд Изабеллы.

— Что это? — шипит она, не разжимая зубов и фальшиво улыбаясь для неспешно приближающихся гостей, косится куда-то в район моей груди.

— Что? — не понимаю, опускаю глаза — вроде все на месте.

— Что на тебе надето? — у нее даже губы побелели от бешенства, а учитывая, что она пытается улыбаться, выглядит это по-настоящему жутко.

— Футболка, — отвечаю очевидное: сегодня я надел ярко-зеленую с желтым принтом на груди. Футболка как футболка, удобная, с длинным рукавом.

Изабелла обреченно прикрывает глаза, будто вознося молитву невидимому богу.

— Надо было выдать тебе форму. Какой позор.

Усмехаюсь и ничего не отвечаю. То татуировка на моей руке — позор, то волосы недостаточно коротко подстрижены, теперь вот одежда ей моя не нравится.

— Добро пожаловать, — когда до приехавших боссов остается пара метров, Изабелла срывается с места и шагает навстречу. — Рада снова вас видеть, — приветствует, широко улыбаясь.

— И мы рады, — кивает тот, что в сером и все еще застегнут на все пуговицы. У его пальто высокий воротник-стойка, вынуждающий владельца постоянно держать подбородок приподнятым.

Его спутники молчат. Лысые охранники зыркают по сторонам, пытаясь разглядеть возможную угрозу. Впрочем, это совершенно без надобности: парни Изабеллы уже согнали всех рабочих в дальний угол, чтобы не мешали. Как овец в сарае, ага.

— Позвольте представить вам моего сына, — продолжает выслуживаться начальница местного сектора. — Его зовут Александр.

Глаза всех троих устремляются ко мне. Возникает дурацкое желание помахать рукой и сказать: "Привет". Вместо этого сдержанно улыбаюсь, позволяя себя рассматривать.

— Алекс, познакомься с господином Норрисом, — серый, — господином Шикли, — черный, — и госпожой Корденец.

Господа, надо же. Ну, хоть не их величества.

— Очень приятно, — отзываюсь.

— И нам, — подает голос женщина, и я понимаю, что она еще старше, чем мне показалось. Ее глаза неприятно шарят по моему лицу. — Значит, ты то самое молодое дарование?

И пауза. Ждет-то чего?

— Получается так, — отвечаю.

Взгляд-прицел госпожи Корденец перемещается от меня к Изабелле.

— Симпатичный, — выносит вердикт.

Может, я чего-то не понимаю? Мне казалось, мы продаем не меня, а Пятилапа.

— Спасибо, — благодарит Изабелла, будто моя внешность — результат ее кропотливого труда. Смотрите-ка, даже румянец прорезался.

Снова повисает молчание. Изабелла продолжает улыбаться, будто пытается угодить чуть ли не на молекулярном уровне.

Откашливаюсь, привлекая к себе внимание. Сколько можно-то?

— Давайте приступим, — предлагаю, отступаю в сторону, где за моей спиной ждет своего часа робот. — Это Пятилап, — тонкие брови женщины, то есть госпожи Корденец, становятся домиком и продолжают удивленно подниматься вверх, — название рабочее, — быстро поясняю, пока они совсем не ушли за линию роста волос. — Пятилап умеет вот что, — задаю программу на коммуникаторе, и робот приподнимается на своих "гусеницах" и быстро едет к стене.

Боссы молча следят за процедурой извлечения синерила. Поглядываю в их сторону — изумление на лицах сменяется довольством прямо пропорционально количеству выполненных Пятилапом действий.

— Собственно, все, — как только блестящий ровный камень оказывается в тачке, отключаю робота, и он покорно "засыпает" у стены. — Можно задать непрерывную программу, и работа не будет требовать непосредственного вмешательства человека. Работает на аккумуляторах, время функционирования без подзарядки — двадцать часов. Два часа на восстановление.

Если бы Изабелла умела летать, она бы уже взлетела под потолок — довольная, гордая.

— И сколько таких ты можешь сделать? — подает голос господин Шикли, тип в распахнутом черном пальто.

К этому вопросу я тоже подготовился.

— Без дополнительных поставок — сорок две штуки.

— Время? — требует Корденец.

Пожимаю плечами.

— Один — три-четыре дня на штуку. Если будут помощники — быстрее.

Троица переглядывается. В глазах так и мелькают счетчики будущей прибыли.

— Сколько нужно людей, чтобы сделать все сорок за неделю? — задает вопрос Норрис.

За неделю? В таком случае стоило бы спросить, сколько я смогу не спать, прежде чем паду, как загнанная лошадь.

Качаю головой.

— За неделю не управимся в любом случае, — Изабелла снова бледнеет, пытается убийственным взглядом донести до меня, чтобы не спорил, но делаю вид, что не замечаю. — Даже если вы дадите мне людей, разбирающихся в технике, — продолжаю уверенно, — им все равно придется объяснять, чего я от них хочу. Это время. После первой партии и переходе в другие секторы работа пойдет быстрее, так как люди набьют руку. Кроме того, программировать роботов я планирую самостоятельно, больше одного в день, учитывая контроль технической части, не успею. При большом желании — два.

— То есть месяц? — подводит итог пожилая госпожа.

Киваю.

— Грубо говоря, да. Точно сказать не могу. Плюс-минус пара дней в случае форс-мажора.

— Месяц — это уже отличный результат, — высказывается Норрис, поглядывает на Корденец. Похоже, таки она здесь самая главная.

— Неплохой, — нехотя соглашается женщина. Ей хочется все и сразу, еще бы. — Изабелла, сколько в твоем секторе технарей, способных помочь с работой?

— Трое, — виновато признается та.

Корденец хмурится, поглаживает кончик своего голубого шарфа тонкими иссохшимися пальцами с короткими не накрашенными ногтями.

— Дадим еще семерых, — решает. — Десять тебе хватит? — это уже мне.

— Думаю, да, — отвечаю. Во всяком случае, больше народа на складе элементарно не поместится.

— Отлично, — хищно улыбается женщина, не прекращая поглаживать шарф, будто это ее любимый питомец. — И за это мы должны отпустить… этих? — пренебрежительный кивок головой в сторону, где столпились испуганные рабы.

Выдерживаю пристальный взгляд неприятных водянистых глаз со светло-рыжими ресницами.

— Я полагал, Изабелла уже изложила вам суть моего предложения?

Кивает, соглашается.

— Слайтекс — и в добрый путь, верно?

— Верно, — подтверждаю.

— У нас парни завтра вылетают, — подсказывает Шикли, сверившись с данными в коммуникаторе. — Можем заказать. Как раз к концу месяца доставят.

Женщина смотрит под ноги, выслушивая своего… помощника? Затем поднимает глаза на меня.

— Устраивает? Это все твои условия?

— Почти.

Изабелла так резко вскидывает голову, что диву даюсь, как у нее не ломается шея. Глаза сужаются в щелки. Верно, я ведь уже обещал, что новых условий не будет. Но грех не попытаться, ведь правда?

— Говори, — позволяет главная.

— Я хочу быть уверен, что люди дождутся освобождения. Круглосуточное нахождение под землей не на пользу их здоровью. Переведите их обратно в наземный барак.

Шикли давится смешком и отворачивается, Норрис с любопытством ожидает реакции большой начальницы, Изабелла, кажется, приросла к полу.

После моих слов пальцы Корденец на шарфе замирают.

— А ты наглый, — предостерегающе произносит она.

Изабелла пантомимой пытается велеть мне заткнуться, но только дергаю плечом. У меня один шанс продать свои услуги, и я намереваюсь выторговать их подороже.

— В мать, — отвечаю, от чего Изабелла бледнеет.

— А почему их вообще перевели под землю? — вдруг вмешивается Норрис. — Изабелла?

Старушенция не вмешивается, но явно поощряет его действия.

— Для улучшения дисциплины, — отвечает Изабелла, сцепив зубы.

— Улучшилась? — почти ласково.

— Значительно.

— В таком случае не вижу причин не удовлетворить просьбу мальчика. Да, Дора?

Дора, ну, то есть госпожа Корденец согласно кивает, пальцы вновь движутся по шарфу вверх-вниз, вверх-вниз, гипнотизируя.

— Сегодня же распоряжусь, — обещает Изабелла.

Чую, за эту выходку она еще спустит с меня шкуру, но после отъезда руководства. Лишь бы с меня, а не с Ди.

Мысль о Дилайле отвлекает, и я упускаю момент, когда Дора Корденец делает шаг вперед и протягивает ко мне руку. Отшатываюсь, но сухие пальцы успевают дотронуться до моей щеки. Бр-р-р.

Женщину веселит моя реакция.

— А ты, мой мальчик, пока будешь работать, подумай, может быть, захочешь остаться? Мы ценим талантливых людей и щедро их вознаграждаем.

Натянуто улыбаюсь.

— Пожалуй, откажусь.

— Зря, — вздыхает госпожа Корденец.

Старая извращенка.

* * *

Обещанные десять человек прибывают на склад уже через пару часов. Только двоим из них чуть за двадцать, остальные как минимум вдвое меня старше, а потому смотрят в мою сторону с плохо скрываемым снисхождением и недоверием.

Все оказывается гораздо хуже, чем я предполагал. Опыт и умение работать с техникой в нашем случае только мешает. Мои "помощники" уверены, что уже все знают, и любое придуманное мною новшество принимают в штыки. Мы тратим время на споры и уговоры.

Пытаюсь найти с ними общий язык, не давить, а объяснять.

К вечеру ситуация немного улучшается, но в итоге за целый день мы всей толпой умудряемся худо-бедно собрать одного единственного робота. И это только железо, с "начинкой" мне еще предстоит повозиться.

— Я учился на программера, — сообщает один из молодых парней, Тед, — могу помочь.

— Спасибо, — вежливо благодарю, — но я сам. Нам здесь нужны руки, — придумываю правдоподобную причину для отказа.

— Как знаешь, — кажется, Тед немного обижен, но не настаивает.

Хлопаю его по плечу, чтобы подбодрить.

— Но спасибо за предложение, — улыбаюсь. — Если понадобится, обязательно тебя привлеку.

Парень кивает гораздо благодушнее.

Ни за что никого не подпущу к программированию роботов. Ни. За. Что.

* * *

К вечеру валюсь с ног от усталости. Даже есть не хочется, сейчас бы завалиться спать до утра… Но есть еще ужин, график, который нарушать нельзя.

Поэтому принимаю душ, переодеваюсь в чистую одежду, надеваю темную, не привлекающую внимания футболку и плетусь на ужин.

С Гаем сталкиваемся на подходе к столовой.

— Привет, — машу ему.

— Привет, — мальчик останавливается, задирает голову, заглядывая мне в лицо. — Ты чего такой невеселый?

Морщусь.

— Группа поддержки умотала.

Гай понимающе хмыкает.

— Не слушаются? — догадливый.

— Ладно б просто не слушались, — жалуюсь. — Спорят.

Брат качает головой, взвешивая мои слова.

— Ну, в крайнем случае ты можешь сказать маме, она наведет порядок, — выдает.

Прищуриваюсь, глядя на него сверху вниз.

— Предлагаешь наябедничать? — уточняю.

Плечи мальчика опускаются.

— Я знаю, что ябедничать нехорошо, — отвечает, поглядывая исподлобья. — Но если по-другому не выходит, то как?

Усмехаюсь.

— Если по-другому не выходит, то надо чтоб зашло. Пошли, — кладу ладонь ему на плечо, подталкивая к двери. — Разберусь как-нибудь. Они хорошие парни, просто первый день. Притирка.

— А я ничем не могу тебе помочь? — вскидывается.

— Можешь, — улыбаюсь. — Присматривай за Ди, пока я на складе, и, если ее будут обижать, звони мне. Хорошо?

Гай серьезно кивает.

— Сделаю.

— И маме ни слова.

В его ответном взгляде обида пополам с возмущением.

— Я — могила.

* * *

Изабелла уже за столом с порцией и для Гая тоже. Мне, слава богу, все еще позволен выбор, чем и пользуюсь, быстро кивнув ей и умчавшись к стойке раздачи.

— Все нормально? — спрашиваю Нину, когда она подходит ко мне.

Не уточняю, что имею в виду, но Нина — девушка неглупая, понимает, о чем я, вернее, о ком.

— Все хорошо, — заверяет. — А у тебя как день?

— В труде и заботах, — усмехаюсь. — Иду на звание "работник года".

— Вилли говорил, — ее лицо становится серьезным, а взгляд чуточку обвиняющим. — Он из-за тебя вторую неделю без обеда, между прочим. Говорит, ты то ли гений, то ли маньяк.

Был бы гением, меня бы уже тут не было. Да что там, я бы сюда в принципе не попал.

— Ну, если третьего не дано, значит, маньяк, — признаю со вздохом.

Нина смеется, подает мне поднос.

— Удачи, маньяк.

— Спасибо, — улыбаюсь в ответ.

Все хорошо, пока не добираюсь до стола и не натыкаюсь на пристальный взгляд своей маман. Эх, надо было поболтать с Ниной подольше.

— Ты меня подставил сегодня, — говорит Изабелла обвинительно, опустив приветствия и на этот раз не стесняясь обсуждать дела в присутствии младшего сына.

Пожимаю плечами.

— Ты не оставила мне выбора.

— Выбор есть всегда, — отрезает Изабелла. — Если бы не я и не моя уверенность в твоем таланте, никакой сделки не было бы вовсе. Ты должен играть на моей стороне. Я все-таки твоя мать.

— Помню.

— Не похоже, — не унимается. — Я чуть не умерла со стыда.

— Но не умерла же, — отвечаю и быстро улыбаюсь, чтобы она посчитала мои слова шуткой. — Ты бы все равно в скором времени перевела рабочих обратно, разве не так?

— Так, — нехотя соглашается.

— Значит, мир? — подмигиваю и протягиваю ей ладонь через стол.

— Мир, — вздыхает Изабелла, на рукопожатие отвечает.

* * *

Ди приходит еще позже, чем прошлым вечером. Вид усталый, плечи опущены. Отворачиваюсь от компьютера и смотрю, как она входит в комнату, закрывает дверь.

— Я в душ, — сообщает вместо приветствия и уходит в ванную.

— Валяй, — отзываюсь, но меня слышит лишь уже захлопнувшаяся дверь.

Может и к лучшему, что Дилайла не горит желанием общаться. Мне еще нужно кое-что закончить.

* * *

Ди возвращается минут через двадцать. За неимением ничего другого, она снова надела мою футболку, влажные волосы рассыпаны по плечам.

Искоса бросаю взгляд в ее сторону и возвращаюсь к работе. Наличие программера в моей команде меня насторожило. Если здесь есть специалист, как бы Изабелла или господа в костюмах не привлекли его проверить, что я там натворил при прошивке роботов. Так что лучше потратить лишние пару часов, но спрятать все, что должно быть спрятано, понадежнее.

Ди быстро проходит от двери ванной до кровати, забирается в постель, укрывает голые ноги.

Думаю, что девушка планирует лечь спать, и даже собираюсь предложить выключить свет, но Дилайла так и сидит, обняв руками колени, и смотрит… на меня.

Поворачиваюсь, вопросительно приподнимаю брови. Не может же она меня рассматривать просто так, правда? Значит, хочет что-то спросить.

— Как мне к тебе обращаться? — ошарашивает меня вопросом. — Тайлер? Александр? Алекс?

Усмехаюсь.

— Да хоть "Эй ты", — говорю. — Я не обижусь. Ну, или придумай что-нибудь свое.

— Тогда буду по-прежнему звать тебя Тайлером, — решает.

— Без проблем, — заверяю. — Ложись спать, я сейчас закончу и тоже лягу, не буду мешать.

— А как зовет тебя капитан Морган?

Снова отрываюсь от работы. Поворачиваюсь.

— Решила узнать меня получше? — любопытствую.

Пожимает плечами.

— Ну, хотелось бы узнать немного больше о парне, с которым делю одну комнату. Ты же обещал ответить на все мои вопросы. Помнишь?

Вообще-то, я подразумевал прошлый вечер, а, получается, подписался пожизненно?

— Помню, — тем не менее не возражаю. Лгать ей я все равно не стану.

— Так как зовут тебя дома?

— Лаки.

Глаза Ди удивленно распахиваются.

— Серьезно? Это…

— Похоже на собачью кличку? — предполагаю.

— Нет. Что за глупости, — возмущается девушка. — Я хотела сказать, что тебе идет.

— Да? — как истинный дурень, расплываюсь в улыбке — впервые, оказавшись здесь, Ди говорит мне что-то хорошее.

— Да, — кивает, на ее губах тень улыбки. Именно тень, потому что улыбкой это назвать еще нельзя, но ее появление — самый огромный прогресс в наших отношениях, на который я мог бы рассчитывать. — А можно мне тоже так тебя называть?

— Конечно, можно. Только не при Изабелле.

При этом имени с лица Ди исчезает и намек на улыбку.

— Хорошо, — очень серьезно обещает девушка.

Вот ей я верю.

 

ГЛАВА 36

Притирка, похоже, затянется надолго.

Второй день ничем не лучше первого, если не хуже. Возражая и споря со мной вчера, техники все же были осторожны, опасаясь, что донесу на них Изабелле или еще более вышестоящему начальству. А так как репрессий не последовало, осмелели.

Сегодня с самого утра мне тыкают опытом, перечислением успешно выполненных проектов, дипломами и наградами. Мне несказанно повезло — я оказался среди настоящих светил своего дела.

Ближе к обеду Вилли, болтающийся неподалеку и все это время прислушивающийся к происходящему на складе, делает мне знак, предлагая отойти.

— Вот это пока доделай без меня, — говорю парню, которому весь последний час втолковываю, как делать нужно, а как нельзя, и не важно, что он всегда делал именно так, сейчас надо по-другому. — И так, как я сказал, пожалуйста.

Тот недовольно кривится, но кивает.

— Все равно не заработает, — бурчит себе под нос.

Задерживаюсь возле него еще на минуту, чтобы убедиться, что меня поняли, потом иду к выходу, где ждет охранник.

— Чудесный день? — ржет Вилли, когда я приближаюсь.

— Ага, — усмехаюсь. — Только не говори, что ты тоже решил потренировать на мне свое чувство юмора?

— Не, — заверяет, поглядывает мне за спину. Даже не хочу оборачиваться, уверен, что, стоило мне отвернуться, все все стали делать по-своему. — Хотел тебе предложить услуги по грубой силе или вот, — его ладонь ложится на кобуру на поясе.

— Думаешь, если их отлупить, станут лучше работать? — спрашиваю серьезно.

Вилли пожимает плечами, а потом наклоняется ко мне и произносит так тихо, чтобы уж точно никто, кроме меня, не услышал.

— Мне кажется, если не отлупить их, они отлупят тебя.

Начинаю смеяться. Хлопаю Вилли по накачанному плечу.

— Спасибо за беспокойство, приятель.

— Ничего смешного, — хмурится мой личный охранник. — Мне велено тебя беречь, что я и делаю. Если паре самых ретивых поломать несколько пальцев, остальные начнут прислушиваться к твоим словам.

— Чего это к моим? — не могу перестать смеяться. — Пальцы мне, что ли, самому им ломать?

Вилли пожимает плечами.

— Можешь и сам попробовать. Подстрахую.

Помощник. Говорю же, вокруг одни самородки. Вот Вилли — и охранник, и подстраховщик, и пальцеломатель в одном лице.

— А что они мне соберут с поломанными пальцами? — спрашиваю уже серьезно.

Но у Вилли готов ответ и на это.

— Так мы у правшей — на левой…

— Угу, — продолжаю его мысль, — а у левшей — на правой, — ерошу волосы на затылке и все же оборачиваюсь: ну, точно, кто вообще решил устроить перерыв, кто занят самодеятельностью. — Эй, левши тут есть? — кричу.

Переглядываются, хмурятся, молчат.

— Раз нет левшей, значит, всем ломаем левые, — делает вывод Вилли, и, судя по выражению его лица, он готов сделать это прямо сейчас.

Черт, заманчиво.

— Ладно, Вил, спасибо за предложение, — благодарю, — но давай пока повременим, окей?

Охранник смеряет меня разочарованным взглядом.

— Ты слишком добрый, поэтому тебя не слушаются.

— А еще я слишком настойчивый, — уверяю. — Послушаются.

Вилли больше не возражает, отходит, отправляется делать обход.

— Что ему надо? — тут же интересуется Спик, самый старший из присланных механиков, обладатель трех дипломов и тридцатилетнего стажа работы. Спик — моя главная головная боль. — Ходит тут, зыркает. Только мешает.

— Да так, ерунда, — отмахиваюсь, сажусь на прежнее место, — решали, кому какие пальцы ломать.

— Это как? — вскидывается Тед.

Если опустить тот факт, что Тед — программер и поэтому может быть опасен, он тут один из самых нормальных.

— А вот так, — поднимаю руку и демонстративно шевелю пальцами. — Одно возражение — один палец, — загибаю большой, — еще возражение или сомнение в моей компетенции — второй, — сгибаю указательный. — Так понятнее? — любезно улыбаюсь.

Спик хмыкает, смеряет меня взглядом. Он стоит, а я сижу, поэтому смотрит свысока, как в прямом, так и в переносном смысле.

— Ты так шутишь, что ли?

Продолжаю улыбаться.

— Я-то шучу, — отвечаю. — А он, — киваю в ту сторону, в которую направился Вилли, — нет.

После этого число возражений значительно уменьшается.

* * *

— Как успехи? — уже привычно интересуется за ужином Изабелла. — Сколько роботов успели собрать?

— Полтора, — признаюсь и наблюдаю, как вытягивается ее лицо.

— Это плохо? — спрашивает Гай, следя за реакцией матери.

— М-м, — думаю как бы получше выразиться, — это не очень хорошо.

Изабелла откладывает вилку, подается вперед.

— Почему так долго? Их же десять человек. В чем проблема? Не умеют? Не слушаются? Поувольняем всех к чертовой матери, заменим, только скажи.

Ну, хоть не "поперестреляем", и на том спасибо.

— Нет проблемы, — заверяю. — Раскачиваемся. Скоро пойдет быстрее.

Изабелла внимательно вглядывается в мое лицо, пытаясь распознать ложь. Не вру, правда думаю, что со временем станет лучше. Например, сегодняшняя угроза Вилли однозначно пошла парням на пользу, и во второй половине дня все немного попритихли.

— Ладно, — видя мое спокойствие, Изабелла сдает назад. — Ты же знаешь, я тебе доверяю. И если ты говоришь, что все хорошо, значит, так оно и есть.

"Я тебе доверяю" она повторяет так часто, что создается впечатление, что это аутотренинг.

— Угу, — подтверждаю, прячусь за кружкой с чаем.

У меня нет ни малейшего желания вести долгие разговоры. За сегодня я столько наговорился, что молчание — то, что доктор прописал.

Но Изабелла очень любит беседовать за столом, так сказать, пользуется каждой минутой, проведенной вместе.

— Кстати, сегодня звонила госпожа Корденец, — сообщает она, помешивая ложечкой кофе.

Замечаю, как Гай морщится при этом имени. Значит, тоже имел счастье с ней познакомиться.

Приподнимаю брови, изображая интерес и поощряя Изабеллу продолжать.

— Ты ей очень понравился, — довольно улыбается и зачем-то повторяет: — Очень, — что-то подсказывает, что в данном случае речь не о моих талантах в технике. — Приглашала тебя в следующий раз составить мне компанию, когда поеду на встречу с руководством. Сказала, будет рада встретиться с тобой вновь.

Какая гостеприимная старушка.

— Я могу отказаться? — спрашиваю прямо.

Изабелла смотрит сначала удивленно, затем закатывает глаза.

— Господи, Алекс, не будь ребенком. Когда такие люди обращают на тебя внимание, нужно… — она замолкает, бросив взгляд на младшего сына.

Очень недальновидно.

— Что нужно? — тут же заинтересовывается Гай, как рыба, заглотившая наживку, сверкает глазищами.

Изабелла поджимает губы, понимая, что сболтнула лишнего.

— Нужно стараться им угодить, — отвечает через некоторое время, тщательно взвешивая слова, — тогда они будут благосклонны и не откажут, если ты обратишься к ним с просьбой.

— Как именно угодить? — не сдается Гай, и у меня создается впечатление, что он понял из этого разговора куда больше, чем должен был.

— По-разному, — отчеканивает Изабелла, при этом смотря исключительно на меня. Ну, нет уж, пусть сама угождает этой старушенции, хоть по-разному, хоть как угодно. — Ладно, закрыли тему, — сдается, понимая, что если продолжит, Гай снова забросает ее вопросами.

Когда она отводит взгляд, тайком подмигиваю брату, а он в ответ очень по-взрослому кивает. Спаситель мой.

* * *

Когда толкаю дверь, обнаруживаю, что в комнате горит свет — странно, сегодня Ди вернулась раньше меня.

Вхожу, осматриваюсь, но в помещении никого нет, вещи лежат на тех же местах, где я их оставил, когда направлялся в столовую. В ванной льется вода, но дверь приоткрыта. Еще странней.

Колеблюсь пару секунд, не хочу напугать. Что если девушка просто забыла запереться и решила принять душ, а тут я? Но неприятное предчувствие не покидает.

Осторожно подхожу к двери, стучу костяшками пальцев по гладкой серой поверхности.

— Ди, все нормально?

— Да. Ничего страшного, — раздается в ответ.

Вообще-то, я не спрашивал, насколько все страшно. Мне совсем не нравится, что происходит.

— Я могу войти?

Пауза, затем:

— Можешь. Это твоя комната.

В переводе на нормальный язык это означает: не нужно, но если решишь зайти, я не смогу тебя остановить? Так, что ли?

Ну, раз уж мне разрешили…

Распахиваю дверь. Ди стоит у раковины, кран открыт, в слив уходит розовая вода.

— Покажи, — выходит резче, чем следовало, но вид крови не добавляет мне спокойствия.

Дилайла закрывает кран и протягивает мне свою левую руку ладонью вверх. На среднем пальце длинный глубокий порез, из раны продолжает выступать кровь, несколько капель срывается на пол.

— Ничего страшного, — уверяет девушка, — порезалась на кухне.

Только кровь не останавливается, ага.

— Надо остановить кровь, потом обработать и перевязать, — говорю.

Ди морщится.

— Сначала надо было промыть. Нож был грязный, а Мила выгнала меня из кухни, чтобы кровь не попала в еду.

Беру с сушилки чистое белое полотенце, вручаю ей.

— На, зажми. А я схожу к Джорджу, возьму антисептик и материал для перевязки.

Ди берет полотенце, но говорит:

— Погоди, — едва я успеваю сделать шаг в сторону. Останавливаюсь, смотрю вопросительно. — Не нужно к Джорджу, — поясняет, — Нина уже ходила к нему. Он сказал, что, если мне что-то нужно, я должна прийти сама и попросить. Лично, — и это "лично" звучит так, что сразу ясно, что речь не о простом: "Джордж, дай, пожалуйста". Сжимаю зубы. — А я не пойду, — продолжает твердо, качает головой. — Так пройдет.

Ну, кровь она, допустим, остановит. А потом? Ничем не обработает и не закроет порез, а утром отправится обратно на кухню с открытой раной?

— Иди посиди, — говорю. — Я сам схожу.

— Он не даст, — возражает уверенно.

— Разберемся, — отзываюсь. Даст, не даст — пусть только попробует не дать.

Уже направляюсь к двери в коридор, когда до меня доносится:

— Почему ты не сказал мне, что рабов вернули на поверхность?

Судя по интонации, это вопрос с подвохом.

Останавливаюсь, поворачиваюсь. Лицо у Ди бледное, напряженное. Не настолько уж большая потеря крови из порезанного пальца, чтобы так бледнеть. Опять заподозрила меня в каком-нибудь смертном грехе?

Пожимаю плечом.

— Забыл.

Правда забыл. За последнюю неделю прошлая ночь была единственной, в которую я по-настоящему поспал. Немудрено, что вчера эта информация вылетела у меня из головы.

Наверное, у меня сейчас на лице все написано, потому что Ди отводит взгляд.

— Я подумала, что ты специально мне ничего не сказал, чтобы я не начала проситься назад, — признается.

Усмехаюсь, хотя, честное слово, мне совсем невесело.

— Ты и в шахту просила тебя вернуть, — напоминаю. — Но если бы я вспомнил, то обязательно бы тебе сказал.

Ди снова поднимает на меня глаза.

— Это твоя заслуга? — спрашивает. — Ты уговорил свою мать вернуть их в барак?

Надо же, ей хочется, чтобы это был я. Собралась благодарить?

— Нет, — качаю головой. — Изабелла сама передумала. Я тут ни при чем.

После чего выхожу из комнаты.

Да, я собирался говорить Ди правду и только правду, но не нужна мне ее благодарность, не хочу, чтобы чувствовала себя мне обязанной.

* * *

Джордж покачивается в кресле, переплетя толстые пальцы на животе. Лицом к двери — ждал, зараза.

— Вечер добрый, — улыбается, отчего три его подбородка приходят в движение. — Полагаю, ты за этим, — кивок в сторону стола, — подбородки пускаются в пляс пуще прежнего.

На столе стоит небольшой прозрачный пакет как раз с тем, что мне нужно. Ух ты, упаковал — подготовился.

Усмехаюсь, прищуриваюсь, разглядывая лучащуюся от самодовольства физиономию.

— Настолько был уверен, что приду?

— Ну да, ну да, — расцепляет пальцы, разводит руками. — Ну, раз сама не пошла, а Нине я отказал, то вывод напрашивался сам собой, — посмотрите-ка, гений дедукции нашелся. — Кстати, синтезатор крови работает как новенький. У тебя золотые руки.

— Что у тебя сломалось на этот раз? — спрашиваю прямо, уже прекрасно понимая, к чему он клонит.

— Кофеварка. Вот там, в углу, — величаво приподнимает руку, указывая направление, прямо-таки император на троне, — ты уж возьми сам. Убегался я сегодня, ноги так и гудят.

Бедолага, сейчас скончаюсь от сочувствия.

Подхожу, беру с полки прибор.

— Что с ней?

— Это ты мне скажи, — отвечает, вновь осклабившись. — Не работает.

— Хорошо, — беру блестящую кофеварку под мышку, — посмотрю.

— И не забудь, это же кофеварка, — напоминает многозначительно. — А утром я без кофе не жилец. Так что, будь добр, к утру верни в рабочем состоянии.

Здравствуй, новая бессонная ночь.

— А ничего, что ты врач? — возмущаюсь. — Ты должен помогать больным и пострадавшим. Это твоя работа.

— Ну да, ну да, врач, — напоминающий сардельку палец поднимается, чтобы обозначить особую значимость следующих слов: — единственный врач в этом секторе, прошу заметить. А также единственный, кто знает пароль от сейфа, где хранятся все медикаменты. Так что я важен и незаменим.

Еле сдерживаю смех. Для меня пароль вообще не помеха, но пусть лучше для Джорджа это станет сюрпризом, когда мне действительно понадобится добыть что-то из упомянутого сейфа без спроса.

— Мы договорились, — свободной рукой беру пакет со стола.

— Я предпочитаю пить кофе перед завтраком, — уточняет Джордж. — Тот, что подают в столовой, невкусная бурда.

— Ладно, — обещаю. — Принесу в семь.

— В половину восьмого, — несется мне уже в спину, — в семь я еще сплю.

* * *

Дилайла сидит на краю кровати, полотенце уже ощутимо пропиталось кровью.

— Ты как? — спрашиваю, входя.

— Нормально, — отвечает, поднимает голову и удивленно распахивает глаза, заметив мою ношу. — Он, что, обменял медикаменты на ремонт кофеварки?

Ага, а теперь скажи: "Не надо было, это всего лишь порез, ты не обязан". И так далее, и тому подобное.

— Нет, — отмахиваюсь, водружая аппарат на стол, — я давно ему обещал починить. Так, заодно забрал.

Ди смотрит пристально, немного с прищуром. Поняла, что соврал, но уличать во лжи не спешит.

Разрываю зубами аккуратно заклеенный Джорджем пакет, подхожу к девушке, опускаюсь перед ней на колени.

— Не надо, — пугается чего-то, отшатывается. — Я сама.

Морщусь от громкого восклицания.

— Не дури, а? — прошу.

Ди напряженно смотрит на меня, потом сдается, разворачивает полотенце. Забираю его и отбрасываю в сторону прямо на пол. Кровь из раны по-прежнему сочится: самый гадкий порез — вроде бы и не страшно, но много мелких сосудов, без обработки кровотечение обеспечено надолго.

Бережно дотрагиваюсь до ее кожи, обрабатываю порез кровоостанавливающим средством, затем антисептиком. Девушка следит за моими действиями, но больше не спорит, руку не вырывает.

— Вроде все, — перевязываю больной палец, киваю на пакет у своих ног. — Там еще водонепроницаемый пластырь, завтра заклеишь, и никакая работа на кухне не страшна.

— Спасибо, — тихо произносит Ди, и звучит это как-то так вяло и беспомощно, будто я сделал нечто ужасное против ее воли.

Я все еще перед ней на коленях, держу за руку, а она смотрит на меня глазами загнанного зверя. Выпускаю ее ладонь из своих пальцев, и та безжизненно падает ей на колени.

Тем не менее, освободившись, девушка не вскакивает и не убегает. Это же хорошо, да ведь?

— Ди, — говорю, — то, что Мэг рассказала мне о Крисе… Не перебивай, пожалуйста, — прошу, когда вижу, что она собирается возразить, — дай мне сказать.

— Встань хотя бы, — шепотом.

Качаю головой.

— Мне так удобно. Не важно. То, что Мэг мне рассказала… Я понимаю, что ты не рада, что мне все известно. Или ты должна была рассказать сама, или мне было не положено об этом знать.

— Не рассказала бы.

Киваю, соглашаясь.

— Не рассказала бы. Но теперь я знаю и подумал, что это неправильно — делать вид, что не в курсе. Если бы узнал раньше, никогда бы не стал тогда пытаться силой тебя поцеловать, — честное слово, теперь, когда думаю о том поцелуе на борту "Старой ласточки", чувствую себя тоже насильником. — Но это уже не исправить, могу только извиниться постфактум, — Ди кусает губы, но не перебивает. — Что было, то было, и я уже понял, что ты не подпустишь меня к себе близко и что в этом плане я тебе в принципе неинтересен. Если бы я мог уйти и оставить тебя в покое, я бы ушел. Но мы должны отсюда выбраться. Я делаю все, что могу. Сейчас пытаюсь договориться с Изабеллой по-хорошему, не получится — попробую по-плохому. Чтобы ни было, я все равно буду пытаться вытащить тебя и твою семью с этой дурацкой планеты.

— Я тебе верю, — тихо.

— Тогда не шарахайся от меня, пожалуйста, — прошу. — Я к тебе пальцем не притронусь без необходимости, например, такой, как сейчас. Ни к чему не стану тебя принуждать и навязываться тебе не стану. Просто не бойся меня, ладно? Тут и так никому нельзя доверять, и я не хочу даже в этой комнате бояться сказать что-нибудь не то. Мне нужно быть уверенным, что ты на моей стороне. Ди, я горы сверну, — хмыкаю, — ну, или подорву их к чертовой матери, но мы выберемся отсюда. Поддержи меня, ладно? Когда ты готова бегать от меня по потолку, лишь бы я не оказался ближе чем на расстоянии вытянутой руки, это… нервирует. Просто знай, что я никогда не сделаю тебе ничего плохого, хорошо?

Она смотрит на меня и молчит, и в ее темно-карих глазах столько боли — целый океан.

Ладно, хватит, наговорился.

Сначала откатываюсь назад на пятках, потом встаю с пола.

— Ложись спать, — произношу уже последнее на сегодня, сажусь за стол и включаю лампу. — Мне нужно повозиться с кофеваркой. Одеяло только на пол кинь, пожалуйста.

— Хорошо, — откликается Ди.

По крайней мере, она еще со мной разговаривает. Это успех.

Дилайла выключает верхний свет, раздевается. Слышу шуршание одежды. Не поворачиваюсь, даже глазом не кошу. Хватит с меня, эта ночь только моя и кофеварки, и мы проведем ее с пользой.

Девушка ложится — шорохов больше нет, тишина.

Достаю отвертки и вскрываю корпус аппарата. В нос ударяет резкий запах кофе.

Вот зараза, помыл бы хоть, что ли, прежде чем просить починить.

 

ГЛАВА 37

Две недели не просто проходят — пролетают как в тумане.

С утра до вечера пропадаю на складе, вечер провожу в комнате за компьютером или на полу (что тоже уже стало нормой), возясь с "начинкой" для будущих Пятилапов. Для сна остается часа три-четыре, зато регулярно, что уже отлично.

И все же мы отстаем от плана.

"Как успехи? Сколько собрали?" — этими вопросами Изабелла встречает меня каждый вечер в столовой. Беспокоится, что не уложусь в сроки, обещанные руководству. Напоминает, что их нельзя злить и просит поторопиться. Ну, как просит? Велит, скорее, но пытается завуалировать командный тон улыбкой.

В остальном Изабелла ведет себя терпеливо: не трогает Ди, не вредит рабочим, больше не отчитывает за мой внешний вид, не надоедает нравоучениями, на складе, чтобы лишний раз не отвлекать, не появляется.

Я это ценю, правда. Порой даже ловлю себя на мысли: "Она же моя мать, нужно тоже быть к ней терпимее". Но потом она произносит свое ежедневное: "Я тебе доверяю, и ты верь мне", — как гипнотизирует, и я снова не верю.

С Ди после такого разговора (моего монолога, если уж быть честным) у нас устанавливаются вполне себе сносные добрососедские отношения. Она рассказывает мне сплетни, которые услышала на кухне, я ей — как идет работа. Девушка больше не зажимается в моем присутствии и улыбается, что-то рассказывая. А однажды даже смеется в голос, пока я бегаю по комнате, запустив руки в волосы, и пытаюсь понять, что делаю не так (в тот день я решил внести в программу кое-какие изменения, а она взяла и "посыпалась").

В моем понимании, именно так живут в общежитиях: мы не враги, и не друзья, но при этом и не чужие.

Ди не жалуется мне, а я не жалуюсь ей. Да мне и не на что жаловаться, серьезно, дело-то движется. Ну, устал немного разве что.

О чем молчит Дилайла, не знаю, заверяет, что все хорошо. Спрашиваю Нину, говорит то же самое. Не донимаю.

Иногда помогаю Ди обрабатывать снова порезанные пальцы. По сравнению с тем разом, за который я расплатился кофеваркой, раны не такие глубокие, но от работы на кухне появляются с завидным постоянством.

Один раз и Дилайле приходится изображать медсестру и перематывать мою конечность — сорвалась отвертка и воткнулась мне в руку между большим и указательным пальцем. Ночь, и травма не такая серьезная, чтобы бежать в медблок и будить Джорджа, так что справляемся самостоятельно. Мне даже не приходится просить, Ди первой предлагает свою помощь. Мы же добрые соседи, верно?

Вот и соседствуем.

Спина только побаливает от спанья на полу.

* * *

Давно уже сплю без снов. Просто проваливаюсь в темноту и, кажется, сразу же встаю под звон будильника.

Но сегодня все иначе.

Вроде бы понимаю, что вижу сон: ну не могу же я оказаться на Лондоре, когда засыпал на проклятой Пандоре. Но все слишком реально: и наша гостиная, и солнечный свет, льющийся из огромных окон, и летний ветерок, колышущий тюль, и даже Хрящ, вальяжно развалившийся на спинке дивана и время от времени обмахивающий себя пушистым хвостом. А еще Морган…

Она стоит напротив меня, уперев руки в бока, и не менее реальна, чем все остальное. На ней почему-то не гражданская одежда и не синяя военная форма Лондорского флота — Миранда во всем черном, как работники Пандоры. Смотрит враждебно, даже зло.

Морган никогда на меня так не смотрит, поэтому отшатываюсь. В ответ на мое движение ее губы трогает ледяная, страшная улыбка.

— Почему ты молчишь? — произносит жестко, требует ответа, и у меня появляется ощущение, что я очнулся на середине разговора.

Не понимаю, качаю головой.

— А что говорить? — спрашиваю.

— Почему ты не явился к госпоже Корденец. Я трижды тебя спросила. Ты что, не слушаешь?

Моргаю от неожиданности.

— При чем тут эта женщина?

— Что значит — при чем? — Миранда злится. — Ты же знаешь, что она обещала вложить в Академию большие деньги. Мы нуждаемся в инвестициях. Что тебе стоило заткнуться и пойти к ней, как она хотела? Я думала, мы договорились.

Что-что-что?

— Ты продаешь меня? За деньги? — не верю. Это же Морган, моя Морган, так не бывает. — Мам, ты что?

В ответ Миранда запрокидывает голову и смеется. Вздрагиваю.

— Ах, теперь ты зовешь меня мамой? Поздно, ставки сделаны. Дора ждет тебя у себя.

Все еще не верю, качаю головой.

— Что за бред? — делаю последнюю попытку достучаться до нее. — Да не пойду я никуда.

— Ах, не пойдешь? — Морган стремительно шагает ко мне и залепляет зубодробительную пощечину, так, что моя голова отлетает, как у тряпичной куклы.

Пораженно дотрагиваюсь до щеки, отступаю на шаг назад, снова увеличивая расстояние между нами. Смотрю на нее во все глаза, а у Морган почему-то светлые волосы, светлые, совсем как у меня.

Светлые…

Это неправильно…

Это ошибка в программе, Миранда — брюнетка…

Я снова где-то слажал, данные легли неправильно…

Я перепишу…

— Лаки. Лаки, проснись, — доносится до меня, словно из другой реальности. — Лаки, проснись немедленно.

Ди.

Выныриваю из сна, как из-под воды. Резко сажусь, судорожно хватая ртом воздух. Дилайла возле меня на полу, зажжен верхний свет. У девушки встревоженный вид.

— Ты кричал, — поясняет. — С тобой все в порядке?

— В полном…

Хочу ответить спокойно, сказать, что мне всего лишь приснился кошмар, но выходит слишком хрипло. Да и замолкаю, не договорив, потому что чувствую, как по губам и подбородку льется что-то горячее.

Опускаю голову и ошалело смотрю, как с моего лица срываются красные капли и падают на грудь, на живот.

— Господи, Лаки, — вскрикивает Ди. — Сейчас, — поспешно поднимается на ноги. — Сиди, я сейчас принесу полотенце.

— Не надо… полотенце, — останавливаю ее, неловко зажимая себе нос. Это же надо, никогда в жизни такого не было. Кровь носом, конечно, шла и не раз, но тогда мне его как-никак разбивали. — Я сам.

Девушка не спорит, отходит с дороги. Встаю и иду в ванную.

Мельком бросаю взгляд на свое отражение в зеркале (восставший зомби) и включаю воду. Кровь еще идет.

Где-то когда-то читал, что если из носа выливается не больше двухсот миллилитров крови, то это не страшно. Знать бы еще, сколько ее уже из меня вышло, кто ж ее мерил? Голова вроде не кружится, но все лицо в крови и на тело натекло, хорошо еще, что спал голым по пояс.

— Ты как?

Оказывается, я не закрыл за собой дверь. Не оборачиваюсь, просто поднимаю голову и смотрю на замершую на пороге Ди через отражение в зеркале. Она в моей футболке, одной из двух, которые я ей отдал в виду отсутствия пижамы. Футболка слишком короткая, прикрывает разве что нижнее белье, и обычно Дилайла или надевает ее в темноте, чтобы немедленно лечь в кровать, или быстро пробегает из ванной до кровати, пока я сижу за компьютером и не смотрю в ее сторону. Сейчас же ей, кажется, совсем не до своего вида — испугалась за меня.

— Нормально я, — пытаюсь ободряюще улыбнуться, но Ди только морщится. Да уж, надо бы сначала смыть кровь, потом ободрять. — Нормально, — повторяю, убеждаюсь, что кровь больше не идет, зачерпываю воды в ладони, плещу на лицо.

— Голова не кружится? — голос совсем рядом — не ушла, а наоборот вошла в ванную. — Я могу чем-нибудь помочь? — тихонько дотрагивается до моей обнаженной спины.

Какая-то часть моего сознания умудряется отметить, что ее ладонь теплая, а кожа на ней немного загрубевшая из-за постоянной работы на кухне.

Зря она подходит так близко, потому что мне все еще сносит крышу от этой девушки. Хочется развернуться, перехватить ее руку, а лучше обе, притянуть Ди к себе и поцеловать, а потом…

Вот только она испугается и решит, что ее принуждают. Не ответит взаимностью, это уж точно.

Поэтому так и стою над раковиной, покрепче хватаюсь за ее края, чтобы не поддаться соблазну, и жду, когда девушка отойдет.

— Не кружится, — говорю. — Иди спать, со мной все хорошо.

Ладонь исчезает. Выдыхаю, только когда убеждаюсь, что Ди вышла из ванной комнаты.

Опускаю взгляд на штаны. Надеюсь, не заметила?

* * *

На часах пять утра, лег я в два — три часа сна, уже отлично.

Когда выхожу из ванной, свет по-прежнему горит, но Дилайла лежит под одеялом, на боку, спиной ко мне. Стараюсь не шуметь, чтобы не разбудить, беру чистые вещи и возвращаюсь в ванную переодеться.

Оказавшись снова в комнате, тушу большой свет и включаю настольную лампу. До подъема еще два часа — уйма времени, которое можно провести с пользой.

— Не будешь ложиться? — доносится с кровати, когда я уже расположился на полу у стола с одной из недоделанных "лап" робота.

— Не-а, — отзываюсь. — Лучше сделаю что-нибудь полезное.

Ди больше ничего не говорит, и я полагаю, что она снова заснула. Вожусь с "лапой" в полной тишине, жалея только о том, что стараниями Изабеллы на моем коммуникаторе стерта вся музыка, а скачать новую на Пандоре неоткуда.

— Лаки, так нельзя.

— А? — удивленно поднимаю голову, я был уверен, что Дилайла спит. — Что нельзя? — переспрашиваю.

Я сижу на полу в кругу света, льющегося со стола. В той части комнаты, где расположена кровать, темно, поэтому силуэт девушки удается различить не сразу, приходится вглядываться.

— Ты чего не спишь? — задаю следующий вопрос, еще не получив ответа на первый, когда вижу, что Ди сидит на постели, обняв руками колени.

— И я об этом: почему ты не спишь? У тебя уже кровь носом идет от переутомления. Так нельзя.

— Нормально все со мной, — заверяю с улыбкой (все-таки приятно, что беспокоится). — Подумаешь, кровь.

— Тебе нужно отдохнуть, — настаивает.

В ее словах есть доля истины, поспать подольше мне бы не помешало, но нужно еще слишком многое успеть.

— Ди, — говорю мягко, — после недели без сна я чувствую себя в десять раз лучше, чем после суток ничего неделания. Я с ума схожу, когда мне нечем занять руки или голову. Так что все нормально.

Глаза привыкают, вижу, как она ложится на бок, подпирает согнутой в локте рукой голову, смотрит в мою сторону. Кажется, кто-то тоже передумал спать. Ну ладно, я не против, поболтаем.

— То есть ты и дома живешь в таком режиме?

Дома меня бы придушили за такой режим. Морган душила бы, а Рикардо держал, чтобы не рыпался.

Улыбаюсь при этой мысли. К черту прошлый сон. Миранда из того кошмара совсем не похожа на настоящую.

— Дома я сплю часов по восемь, — признаюсь. — Но тоже не всегда ночью. Если меня что-то увлекает, то не останавливаюсь, пока не закончу, — смеюсь сам над собой. — А увлекаюсь я часто.

Но Ди по-прежнему серьезна.

— Ты за две недели ни разу не спал больше четырех часов.

Засекала, что ли?

— Ерунда, — отмахиваюсь, — вернусь домой, отосплюсь. Ну, или, наоборот, привыкну спать всего несколько часов, и у меня будет еще больше времени на подвиги, — подмигиваю в темноту и возвращаюсь к разложенным на полу деталям. — Вот что, — говорю. — Если ты не хочешь спать, одевайся и иди сюда, подержишь кое-что, а то неудобно.

— Ладно, иду, — легко соглашается девушка, откидывает одеяло, встает с кровати.

Поспешно отвожу глаза, не подглядываю. Что я, маньяк какой-нибудь?

Дилайла быстро надевает свой черный комбинезон и подходит ко мне, опускается на колени напротив.

— Что держать?

Какой-то подозрительный энтузиазм. Неужто так моя кровь впечатлила? Странно, когда на прошлой неделе я пропорол себе руку отверткой, кровища хлестала что надо, но Ди отнеслась к этому совершенно спокойно.

— Вот тут, — протягиваю ей "лапу". — Ага, вот так, чтобы свет падал.

— Может, тогда включим основной свет? — порывается встать.

— Не-а, — останавливаю. — Сиди уже. Мне все видно.

Ди не спорит, послушно держит железку, пока я пытаюсь приделать к ней нужную деталь.

Минут десять вожусь в полной тишине. Откладываю один ключ, тянусь к другому и тут ловлю на себе изучающий взгляд.

— Что? — спрашиваю с усмешкой.

У Ди розовеют щеки, будто ее поймали с поличным. Отводит глаза, но продолжает крепко держать "лапу" — молодец, можно, не боясь, брать в напарники.

— Думала, что в нашу первую встречу мне бы и в голову не пришло, что ты такой.

— Э-э… — тяну, как полный кретин. — Ненормальный, что ли?

Девушка смеется, но детали в ее руках не двигаются. Ух ты.

— Я думала, ты самоуверенный богатенький сынок, — признается.

Хмыкаю, достаю-таки ключ, продолжаю работать.

— Вообще-то, я очень даже уверенный в себе, и семья у меня богатая. Ну, и сынок, ясное дело. Не дочка же? Так что попадание по всем трем пунктам.

— Ты понял, о чем я, — поднимаю глаза, вижу смущение на ее лице. Конечно, понял — о том, что я пустоголовый избалованный мальчик, цель которого забраться к ней под юбку, вернее, на тот момент под бежевую форму абитуриента. — А когда увидела, как на тебя пялятся те блондинка и рыжая, окончательно уверилась в своей правоте.

Ого, даже цвет волос запомнила. Я вообще уже забыл о тех девчонках. Лиза и… как там ее? Шила? Шайла? Да, кажется, Шайла.

Бросаю на девушку хитрый взгляд.

— Это что-то вроде извинения?

— Не знаю, — пожимает одним плечом, второй рукой крепко держит железо. — Наверное.

— Забудь, — отмахиваюсь. — Я необидчивый.

— Ты — хороший.

Замираю с ключом в руке. Нет, ну это уже фотофиниш какой-то. Девушка, которая мне нравится, говорит мне, что я хороший. Еще бы почесала за ушком и дала котлету. Я Хрящу тоже часто говорю: "Хороший мой, ах ты наглая черная морда".

— Что? — теперь не понимает Ди.

— Ничего, — отвечаю и отворачиваюсь, потому что понимаю, что, как дурак, пялюсь на ее губы.

Не хороший я, иначе бы не мечтал раздеть ее и уложить в постель прямо сейчас. Девушку с психотравмой после черт-те скольких уже попыток изнасилования, ага.

"Хорошесть" из меня так и прет.

* * *

— Завтра приедет госпожа Корденец, — "радует" меня за завтраком Изабелла, сидит напротив, внимательно следит за моей реакцией.

Ком встает в горле, с трудом не давлюсь. Умеет же испортить аппетит.

— Эта бабуська, — бурчит брат.

— Гай, — немедленно возмущается Изабелла. — Как не стыдно. Госпожа Корденец — уважаемая женщина. И она еще далеко не стара.

— Кто ж тогда "далеко"?.. — начинает мальчик, но быстро замолкает под убийственным взглядом матери.

Согласен с ним целиком и полностью.

— Зачем она приедет? — спрашиваю.

— Как — зачем? — в глазах Изабеллы искреннее удивление моим вопросом. — Посмотреть, как идет работа, разумеется.

Фото и письменного отчета ей явно мало…

— Прошла всего лишь половина обговоренного срока, — напоминаю. — Что она хочет увидеть?

— Алекс, — обрывает Изабелла. — Она приедет, и точка. Госпоже Корденец виднее, где и когда ей стоит быть, — потом замечает, как от ее резкого тона у меня каменеет лицо, и пытается сгладить ситуацию улыбкой: — Кроме того, она едет по большей части ко мне. Заглянет, конечно, на склад, но затем мы засядем с ней в моем кабинете. Не волнуйся, мы не будем тебе мешать.

— Хорошо, — говорю, больше мне сказать нечего. Вспышка гнева Изабеллы только лишний раз напомнила, что расслабляться не стоит.

Всякий раз, когда мне начинает казаться, что с ней можно нормально общаться и глубоко внутри начальницы сектора наркокорпорации все еще есть живая чувствующая женщина, она выкидывает что-то в этом роде. "Ты мой сын, верь мне", — твердит ежедневно, как мантру. А после таких речей, чувствуешь себя вещью.

Правда, ценной вещью, надо отдать ей должное.

— Но побеседовать с тобой она тоже захочет, — продолжает Изабелла, решив, что конфликт исчерпан. Не исчерпан, ни капельки. — Так что, будь добр, веди себя с ней повежливее и посговорчивее.

Как раз пытаюсь попить, на слове "посговорчивее" захлебываюсь и начинаю отчаянно кашлять. Хватаю ртом воздух, на глаза выступают слезы.

— Постучать по спине? — заботливо предлагает Изабелла.

— Не… не… надо, — хриплю, мотая готовой.

— Просто нужно сначала есть или пить, а потом говорить, — выдает свое понимание причины произошедшего. — Тебя это, кстати, тоже касается, — достается и Гаю.

* * *

День проходит продуктивно. Почти не участвую в сборке железа, занимаюсь исключительно "мозгами" Пятилапов.

Работаю на автомате, а из головы не выходит информация о приезде бабули Доры. Закроются в кабинете? Что они планируют там обсуждать? Отчеты об истраченных нами материалах? Раньше Изабелла со своими отчетами всегда сама ездила во Второй сектор, где обретается руководство. Зачем на этот раз Корденец рвется сюда? Визит вежливости?

Идет третья неделя нашей упорной работы. Думаю, что если поднажмем, таки уложимся в обещанные четыре. Тогда, по плану, Изабелла отпускает рабов нашего сектора, а я переезжаю во Второй, чтобы продолжить работу там. По плану…

День верю Изабелле, день не верю, день верю… Пора рвать эту цепочку, а приезд госпожи Корденец — мой шанс что-нибудь разузнать.

Встаю со своего места.

— Ребят, пока без меня, — говорю своей команде. — Я отойду.

— Как скажешь, шеф, — в шутку изображает воинский салют Спик, с которым мы в последнее время стали неплохо общаться.

— Ты — за главного, — подмигиваю ему и направляюсь к выходу.

— Ты куда это? — тут же пристраивается слева от меня Вилли.

Кошусь в его сторону, но не останавливаюсь.

— Что? Есть запрет на выход?

Задумывается.

— Вроде нет, — говорит, — но ты же помнишь, что тебе запрещено гулять по сектору везде, где тебе заблагорассудится?

Закатываю глаза.

— Ходить в барак к рабочим, самостоятельно спускаться в шахту, — перечисляю. — Помню, Вил, — на память, вообще-то, не жалуюсь. — Я просто подышать, — заверяю, — душно у нас и пыльно. Можно?

Охранник пожимает могучими плечами.

— Но только в зоне видимости, — разрешает.

— Есть, шеф, — передразниваю недавние слова Спика. Вилли все еще смотрит подозрительно. Усмехаюсь. — Можешь достать пистолет и целиться в меня все это время, — предлагаю. — Если побегу — стреляй.

— Да иди ты, — Вилли выглядит оскорбленным, будто бы, если ему прикажут в меня стрелять, он откажется. Выстрелит как миленький. Понимаю, без обид.

— Я не сбегу, — обещаю. — Пройдусь, брату звякну. Скучно ему там, бедняге.

— Угу, — бурчит охранник и остается у входа на склад, а я отхожу подальше.

Под ногами потрескавшаяся серая глина, над головой такое же серое небо и редкие облака. Натягиваю капюшон куртки на голову. Не знаю, чья это вещь, но теплая и удобная. Изабелла лучилась от гордости, когда вручала ее мне, мол, добыла, позаботилась о сыне.

Останавливаюсь, когда прохожу достаточное расстояние, чтобы мой разговор не смогли подслушать. Оборачиваюсь — Вилли на прежнем месте, пистолет не вытащил, но внимательно следит за моими перемещениями.

Машу ему рукой, показываю поднятый вверх большой палец. Вилли грозит мне кулаком. Нянька моя.

Набираю Гая.

— Привет, что делаешь?

— М-м… — раздается нечто нечленораздельное в ответ. — Пять секунд.

— Окей, — соглашаюсь, жду, не обрывая связь.

Задираю голову и смотрю в серое небо. Такое чувство, что оно очень низко и давит сверху, как крышка от коробки. Или от гроба, хм.

— Ага, — отзывается брат. — Все. Тест на время решал. Девяносто три балла. Привет.

Боже, если бы в его возрасте я тратил на уроки столько времени, то был бы уже профессором.

— Гай, у меня к тебе дело, — выдаю прямо.

— Ага, давай, — мгновенно соглашается.

— Возьми, — смеюсь. — Гай, я серьезно. Мне нужна твоя услуга, но если ты не сможешь не проболтаться матери, лучше скажи сразу, и я придумаю, как выкрутиться без тебя.

Повисает молчание. Думает.

— Это не повредит маме? — спрашивает спустя секунд тридцать, не меньше.

— Нет, — отвечаю уверенно.

Еще чего, вредить Изабелле руками ребенка. Да и не собираюсь я ей пока вредить в принципе.

— Тогда сделаю. Что нужно?

— Сегодня после ужина зайди к матери в кабинет.

— И все? — удивляется.

— И все.

— Зачем?

— Просто зайди. Придумай причину сам, ладно?

— Ладно, — с явным скептицизмом в голосе. Ну, вот и мой брат посчитал меня ненормальным.

— Я потом расскажу, — обещаю.

— Ладно, — повторяет мальчик, немного приободрившись.

— Спасибо, дружище, — благодарю, сбрасываю вызов и убираю руки в карманы.

Возвращаюсь к Вилли.

— Как у Гая дела? — спрашивает, стоит мне подойти.

Как "тонко" он решил узнать, правда ли я разговаривал с братом. Еле сдерживаю смех.

— Тест на время решал, — отвечаю спокойно. — Девяносто три балла. Молодчина.

Вилли задумчиво чешет в затылке и плетется за мной обратно на склад.

 

ГЛАВА 38

Выхожу из душа и переодеваюсь — это уже мой ежедневный ритуал: примчаться в барак, смыть с себя складскую пыль и идти на ужин, как на казнь.

Наверное, теперь всю жизнь буду ненавидеть ужины. Завтраки с Изабеллой еще можно пережить, но по вечерам, когда она спрашивает свое фирменное: "Как успехи? Сколько роботов собрали?", — хочется кинуть ей в голову тарелку.

Невесело усмехаюсь от этой мысли. Странное место Пандора: агрессия так и витает в воздухе. Мне-то всю жизнь казалось, что любой конфликт можно решить конструктивным разговором, а договориться можно с каждым.

Нравы тут другие, не те, к которым я привык. Взять того же Вилли, вроде неплохого парня, буднично предлагавшего переломать недовольным пальцы. Или Нину, переживающую, что возлюбленный пропускает обеды, в то время как в паре километров от нас в шахте гибнут рабы.

Мудрые люди говорят, что нужно уметь подстраиваться под место, в котором находишься. Но вся беда в том, что подстраиваться под порядки Пандоры я не хочу и не стану.

Подхожу к столу, выдвигаю ящик, вынимаю двойное дно (пришлось повозиться, чтобы сделать его и замаскировать) и достаю свое недавнее творение. "Жучок", конечно, вышел допотопным, не способным передать информацию на расстоянии, а только записать и на время сохранить. Но из подручных материалов, которые удалось стащить со склада так, чтобы они не фигурировали ни в одной отчетной ведомости, ничего лучше не смастерить.

Сую "жучок" в карман брюк и направляюсь в столовую. Рискую. Если Изабелла найдет подслушивающее устройство, нашей сделке придет конец. Это в том случае, если сделка правдива. А я не могу отделаться от чувства, что меня просто используют и водят за нос. Так что рискнуть стоит.

* * *

Изабелла, как всегда, улыбается, Гай, наоборот, непривычно серьезен. Хорошо, что наша матушка не отличается повышенной чувствительностью к настроению своих детей.

— Как успехи? Сколько роботов собрали?

Ааааа.

Отчитываюсь. Слушает, кивает.

— Ты все еще настаиваешь, что запускать роботов на производство по одному не имеет смысла? — спрашивает Изабелла в сто пятьдесят какой-то раз.

— Настаиваю, — отвечаю в сто пятьдесят такой же. — Я уже говорил, что настрою централизованное управление, чтобы все аппараты запускались с единого пульта и от одной команды. Мы же хотим добиться автоматизации и ускорения процесса, — напоминаю. — Включать и настраивать каждого в отдельности — колоссальная потеря времени.

— Ну да, ну да, — отзывается Изабелла. Джордж ее, что ли, покусал? — Но уверена, что завтра тот же вопрос будет задан и госпожой Корденец, — лукаво стреляет в меня глазами.

Пожимаю плечом.

— И я отвечу ей то же самое.

— Хорошо, — соглашается. — Я тебе доверяю и буду поддерживать твою точку зрения.

Ну, вот опять, начала свое внушение о доверии.

Сдержанно улыбаюсь и приступаю к трапезе, а Изабелла переключается на младшего сына.

— Ну, а у тебя как успехи?

— Тест сдал по истории, — рапортует Гай. — По математике выполнил задание…

Не вслушиваюсь. Брат у меня — ребенок-мечта, и так знаю. Возможно, именно благодаря постоянной занятости учебой, губительное влияние Пандоры обошло его стороной. Интересно, станет ли он, как Вилли, решать конфликтные ситуации сломанными пальцами, когда вырастет?

Забрать бы его отсюда… Но не заберу. Никогда не лишу его матери.

— Ты сегодня какой-то бледный, — снова переключает на меня внимание Изабелла. — Хорошо себя чувствуешь?

Расплываюсь в ехидной улыбке.

— А что, если плохо, можно завтра не встречаться с госпожой Корденец? — по вытянувшемуся лицу Изабеллы ясно без слов: хоть ползком, но на встрече я быть обязан. — Я пошутил, — говорю, прежде чем она начнет меня отчитывать.

— Даже не шути в эту сторону, — предупреждает предельно серьезно.

Изображаю, как закрываю рот на воображаемую молнию.

* * *

Как обычно, покидаем столовую все вместе.

— Не сиди за компьютером долго, — напутствует Гая Изабелла, проводя ладонью по волосам и сдвигая его непослушную челку набок.

— Не буду, — обещает с честными-пречестными глазами и уходит в одну сторону, а мы в другую.

Все как всегда, словно давно отснятый фильм по сотому кругу: Изабелла гладит Гая по голове, дает напутствие, затем подхватывает меня под руку, и мы идем вместе (она — в кабинет, я — в свою комнату).

— Можно с тобой поговорить о завтрашнем визите госпожи Корденец? — закидываю удочку, когда оказываемся недалеко от ее кабинета.

Рука Изабеллы на сгибе моей руки. Пальцы чуть напрягаются, она поднимает голову.

— Говори, — разрешает.

Очень удачно навстречу попадается женщина в черной форме, здоровается с Изабеллой. Не знаю, как ее зовут, но, кажется, она химик из отдела по производству "синего тумана".

Красноречиво смотрю на Изабеллу.

— Давай не в коридоре?

— Ладно, — чует подвох, но все же соглашается. — Пошли ко мне в кабинет.

Мне только того и надо.

* * *

В ее кабинете я давно не был, и с удовольствием не бывал бы еще век.

Изабелла с порога направляется к кофеварке.

— Кофе не предлагаю, — бросает через плечо. — Помню, ты не пьешь местную бурду. Да и вечер уже.

— А ты, что же, — интересуюсь, — спать не собираешься?

Оборачивается, усмехается.

— А мне — что кофе, что вода. Сплю как убитая. Присаживайся, я сейчас.

Она гремит посудой, а я занимаю стул. Казалось бы, момент лучше некуда, но Изабелла не наивная простушка — нет-нет, да и бросает взгляд в мою сторону. Да ладно, я тоже не совсем кретин, чтобы зайти в ее логово и в первые же пару минут пытаться прицепить прослушку. Опять же, куда? Не под стол же или стул? Там она проверит в первую очередь.

Изабелла подходит к столу с чашкой дымящегося кофе, садится. Бурда и есть бурда — воняет горелым. Как они это пьют?

— Так о чем ты хотел поговорить? — спрашивает, а сама отпивает из чашки черную жижу и в наслаждении закатывает глаза. Неужели ей правда нравится? Ладно, о вкусах не спорят.

— О Доре Корденец, — отвечаю уверенно.

— А конкретнее? — получаю снисходительную улыбку.

Хороший вопрос. На самом деле, я ставил перед собой цель — под каким-нибудь предлогом попасть в кабинет, подумать о подробностях разговора времени так и не нашлось.

— Ну-у, — тяну, — все эти намеки, — импровизирую на ходу. — Ты серьезно про "быть посговорчивее", или я себе что-то надумал?

К моему удивлению на губах Изабеллы появляется довольная улыбка.

— Растешь, — хвалит. — Не думала, что решишься спросить напрямик.

Пожимаю плечами.

— Не хотелось бы завтра напортачить.

— Говорю же, растешь, — Изабелла снова отпивает кофе, гоняет его во рту, раздумывает. — Я рада, что мы можем говорить открыто на любые темы, — произносит наконец. — Да, ты понял верно. Дора Корденец неравнодушна к мужчинам младше нее, — пауза, — гораздо младше нее, — и взгляд на меня в ожидании реакции.

Да нет у меня реакции. А то я раньше не понял, что за тараканы в голове у старушки, по тому, как она на меня смотрела. Разве что не облизывалась. Бр-р-р.

— И ты хочешь?.. — уточняю.

Сразу вспоминается сцена из сна: "Ты меня продаешь? За деньги?".

Изабелла выдерживает театральную паузу.

— Я рекомендую, — изрекает затем.

Спокойно, только не засмеяться.

Рекомендует она. Намекала, намекала, а вот так прямо — это уже смешно.

Или совсем НЕ смешно.

— Ну, не смотри на меня так, — наверное, на моем лице отражаются слишком противоречивые эмоции. — Я тебя не заставляю, но как мать советую подумать и взвесить выгоду в случае твоего согласия, — хорошо, что я таки не захотел выпить кофе, точно бы снова захлебнулся. — Дора ооочень влиятельная женщина. А через несколько недель тебе предстоит переехать в ее сектор, где я уже не смогу тебя опекать. Пользоваться благосклонностью госпожи Корденец — это огромные возможности, это положение и безопасность. Возможно, она даже предложит тебе место в руководстве, и ты передумаешь отсюда улетать.

Похоже, место в руководстве — голубая мечта самой Изабеллы. Тоже хочет ходить за спиной рыжей бабуси, как Норрис и Шикли? А что? Пальто у нее подходящее.

В этот момент в дверь стучат. Изабелла хмурится — сразу видно, что никого не ждала.

— Войдите.

Дверь приоткрывается, и в комнату заглядывает Гай.

— Мааам, — начинает и очень натурально удивляется, увидев меня: — О, и ты здесь?

— Ага, — улыбаюсь, приподнимаю руку в приветствии.

— Ты же пошел спать? — Изабелла явно раздражена, что нас прервали. Еще бы, тема-то какая — животрепещущая. — Что случилось?

Гай, наконец, входит в кабинет, прикрывает за собой дверь и так и стоит, понурив голову, но не проходя дальше.

— Вот, — говорит, вынимая руку из кармана и демонстрируя свой коммуникатор с разбитым экраном.

Черт, да у нас талант к импровизации в крови. Обожаю этого парня.

У Изабеллы округляются глаза. Она быстро встает и подходит к Гаю.

— Как ты умудрился? — требует объяснений.

— Я случайно, — бормочет мальчик.

— Я дала тебе его как взрослому, — вспыхивает Изабелла. — Под твою ответственность.

Пока она негодует, тоже тихо встаю, достаю "жучок" и цепляю его под полку стеллажа. Гай просто умница, я перед ним теперь в огромном долгу.

— Закажешь мне новый? — тем временем жалобно просит мать мой герой.

— И не подумаю, — отчеканивает Изабелла. — Без экрана он может принимать входящие вызовы, этого достаточно, раз уж ты не умеешь нести ответственность.

— Ну, мааам.

— Все, — отрезает, — разговор окончен, молодой человек. Спать. И немедленно.

— Может, я смогу починить? — сделав свое дело, подаю голос.

Изабелла резко оборачивается, глаза мечут молнии. Здорово Гай ее разозлил.

— Как, интересно? — уточняет у меня саркастически. — Новый экран сделаешь?

Можно подумать, это на грани фантастики.

— Ну да, — киваю. — У нас много незадействованных материалов. Попробую что-нибудь придумать.

Гай расплывается в ликующей улыбке, но быстро сникает под тяжелым взглядом матери.

— Хорошо, — соглашается Изабелла. — Но позже. Сначала доделай роботов, а ты, — Гаю, — подумаешь о своей безответственности и несколько недель поживешь без коммуникатора.

— Ну, мааам.

— Разговор окончен.

— Спокойной ночи, — бурчит Гай и выходит за дверь, больше не возражая.

— Ты тоже иди, — почти выгоняет меня Изабелла, залпом выпивает оставшийся в чашке кофе. — Все настроение испортил. Взрослый, взрослый… А сам — безответственный ребенок.

Господи, это же всего лишь коммуникатор. Он же не шею себе сломал — тогда был бы повод кричать.

— Ладно, — охотно соглашаюсь, мне больше нечего тут делать, — тогда до завтра.

— До завтра, — бросает уже мне в спину.

Выхожу из кабинета, выдыхаю с облегчением.

Фуух, сделано: "жучок" на месте. Теперь главный вопрос — как его оттуда забрать?

Гай подпирает стену в коридоре, ждет.

— Я у тебя в долгу, — говорю шепотом.

Мальчик смотрит на меня с досадой.

— Ты мне комм должен.

— Я тебе этот сделаю так, что все будут завидовать, — обещаю абсолютно серьезно.

* * *

Когда вхожу в комнату, Ди как раз выходит из ванной.

— Ой, — вырывается у нее, и она пытается натянуть футболку пониже.

Закрываю глаза ладонью и отворачиваюсь.

— Не смотрю я, не смотрю, — заверяю. Видел я уже ее ноги, и не раз. И вчера рассекала по комнате в футболке, и ее это не смущало. — Все? — спрашиваю через несколько секунд.

— Это была реакция не на тебя, — произносит Ди за моей спиной, — а на внезапно открывшуюся дверь.

Правда, что ли?

Удивленно оборачиваюсь и обнаруживаю, что она так и стоит посреди комнаты в футболке и не пытается спрятаться.

Эге, может, мне почаще себе кровь пускать? Это нас явно сближает.

— Я тебя не боюсь, — говорит твердо. Лицо решительное.

Что не боится, это хорошо, а что не стесняется — не уверен.

— Ты же не возвела меня в статус брата или подружки? — выпаливаю, не сдержавшись.

Дилайла смеется.

— На подружку ты не похож, а брат у меня уже есть.

Тупо моргаю. Я совсем дурной, или она меня провоцирует?

Ну нееет, у нее моральная травма, а я не маньяк — вот она, наша аксиома. Так что явно придумываю то, чего нет.

Продолжаю стоять истуканом у двери, а Ди, как ни в чем не бывало, проходит к кровати, забирается на нее с ногами и все же укрывается покрывалом.

— Что-то случилось? — спрашивает. — У тебя такое лицо.

Ну, не считая ее странного поведения…

— Ничего такого, — отмахиваюсь. — Разве что моя мать только что предложила мне оказывать интим-услуги женщине, годящейся мне в бабушки, — морщусь. — Для нашей общей выгоды, разумеется. А так нет, ничего особенного.

Глаза девушки становятся просто огромными.

— Ты сейчас пошутил, правда?

— Если бы, — вздыхаю, прохожу к компьютеру, включаю, сажусь на стул.

— Лаки, мне кажется, она ненормальная.

— Угу.

— Нет, в прямом смысле. У нее с головой проблемы.

— Угу, — повторяю.

Повисает пауза.

— Мне жаль, — тихо произносит Ди через некоторое время.

— Мне тоже, — невесело усмехаюсь. — Знаешь, — сам не знаю, какого черта продолжаю, наверное, накопилось, — на какой-то миг мне показалось, что у меня может быть две матери. Глупо, да? Но она мне не мать, никогда не была и не станет. Даже если она честна и сделка не пустой треп.

— "Даже если"? — переспрашивает Дилайла. — Значит, ты все-таки ей не веришь?

— Я хочу ей верить, — повторяю то, что уже говорил. — Но нет, не верю.

Ди пристально смотрит на меня, не понимает.

— Тогда зачем все это? — взмах руки в сторону кучи деталей на полу. — Бессонные ночи? Роботы?

— Чтобы она верила мне?

— Ты меня спрашиваешь? — ее губы трогает улыбка, но ей тоже далеко до веселья.

— Да черт его знает, кого я спрашиваю, — признаюсь, закидываю руки за голову, откидываюсь на спинку стула, смотрю в серый потолок. — Я вообще никогда не знаю, что делаю. Пока я всего лишь импровизирую, — Ди молчит, но и спать не ложится. Снова поворачиваюсь к ней. — А ты что думаешь? — спрашиваю. — Думаешь, сделка — фуфло?

Девушка качает головой, не спеша бросаться обвинениями даже в сторону Изабеллы.

— Я не знаю, — говорит задумчиво. — Но я боюсь, что даже если сделка — правда, и рабов освободят, тебя они не отпустят, — приподнимаю брови на слове "боюсь". Боится? За меня? Но Ди понимает мое удивление по-своему, поясняет: — Ты слишком ценен, такие люди, как они, не упускают таких, как ты.

— Да плевать, — отмахиваюсь от ее доводов. — Если сделка реальна, это все ерунда. Ну, задержусь. Я все равно отсюда выберусь. Пускай позже, это небольшая цена за жизни сотен людей.

Ди не спорит. Да тут и не поспоришь. Если ценен, значит, не убьют. Не убьют — все равно сбегу.

— Как, ты говорил, называется препарат для стирания памяти? — уточняет.

— Слайтекс.

— Ты знаешь, что это? Как он работает?

Дергаю плечом.

— Читал. Есть такой. Им часто лечат людей с психотравмами. Стирает из памяти последние события за месяц, год, десять лет — зависит от дозы. Побочки никакой. Иногда воспоминания частично восстанавливаются, но не у всех и не в полной мере. А еще это дорогая штука, и в аптеке ее не купишь. Но руководство утверждает, что сможет доставить на Пандору партию к концу месяца.

— Значит, я все забуду?

— А ты хочешь помнить и остаться на Пандоре? — отвечаю вопросом на вопрос.

Дилайла отводит взгляд.

— Я бы хотела тебя помнить.

Нет, она решила сегодня меня добить? Я и так в принципе не всегда дружу с логикой, а с женской — и подавно.

Встаю, подхожу к ней, сажусь на край кровати, заглядываю девушке в глаза и спрашиваю прямо:

— Ди, чего ты от меня хочешь?

У нее розовеют щеки, прикусывает нижнюю губу.

— Прости меня, — говорит, глядя в сторону.

— За что?

— За то, что все время нашего знакомства только и делала, что навешивала на тебя ярлыки и обвиняла во всех грехах.

Усмехаюсь.

— Говорил же, я необидчивый.

Ди вдруг тянется и накрывает мою руку, лежащую на покрывале, своею.

— Поговори со мной, — просит. — Пожалуйста, не работай сегодня. Просто поговори.

— О чем? — кладу вторую ладонь поверх ее кисти.

Дилайла слабо улыбается.

— О чем угодно. Расскажи что-нибудь.

И что-то в ее глазах такое, что отказать не могу.

— Ну ладно, — начинаю весело, — но учти, я обожаю рассказывать, потом не жалуйся.

— Не буду, — обещает, руку не убирает.

— Ну, тогда слушай. Как-то раз мы с Лэсли… Лэсли — это мой лучший друг, жуткий зануда и будущий мозгоправ, но человек отличный. Так вот… С чего я начал?

Дилайла смеется.

— С того, что как-то раз вы с Лэсли…

По-моему, я совсем пропал — горы готов свернуть ради ее улыбки. А уж потрепаться часок, чтобы отвлечь от грустных мыслей, так это вообще раз плюнуть.

— А, точно, — продолжаю бодро. — Как-то раз мы с Лэсли решили отправиться в поход. Ну, лес, палатка, лоно природы…

— Вы подожгли лес?

— Погоди, — шутливо шикаю на нее. — Не перебивай. История почти драматическая. А до драмы недалеко, когда с тобой в поход отправляется целый отряд охраны твоего дядюшки-на-тот-момент-президента, — добавляю доверительно: — Это вообще, скажу тебе, застрелиться можно. Вот мы и сбежали.

— Куда? — Ди уже давится смехом.

— В пещеры. Куда же еще? Кстати, у Лэсли клаустрофобия, ага. Тогда он о ней и узнал…

 

ГЛАВА 39

Совершенно не помню, как уснул. Помню, как рассказывал про пещеры, угон флайера и про татуировщика, любителя латыни. Кажется, было что-то еще, но язык уже заплетался, а голова почти не соображала. Это помню, а как уснул — нет.

Зато когда просыпаюсь, не сразу понимаю, где нахожусь. Только через пару минут приходит понимание того, что мне тепло и мягко, как не может быть на полу.

Открываю глаза. Итак, пункт первый: я умудрился уснуть на кровати. Пункт второй: вырубился, как сидел, так и не раздевшись. Пункт третий: Дилайла спит рядом, устроилась на боку, прижавшись ко мне спиной. Пункт четвертый: я спал, уткнувшись носом в ее волосы, а моя рука наглым образом расположилась у нее на бедре. Пункт пятый: между рукой и бедром все же есть одеяло.

Усмехаюсь. Ничего себе, поболтали. Но надо признать, так хорошо и крепко я не спал уже целый месяц. Даже вставать не хочется.

— Ди, — убираю руку с ее бедра, аккуратно касаюсь плеча. — Ди, просыпайся.

— М-м? — раздается в ответ.

— Ди, будильник уже прозвенел.

— Да и черт с ни…

По тому, как она не оканчивает фразу, понимаю, что не я один так расслабился, что забыл, где нахожусь.

Смеюсь.

— Вставай.

Сам принимаю вертикальное положение, спускаю ноги с кровати, осматриваюсь: переодеваться точно придется — у меня вид, будто по мне проехал каток, но до конца так и не закатал.

Чувствую за спиной шевеление, оборачиваюсь вполоборота. Ди тоже садится, трет глаза. Жду реакции на наше совместное пробуждение.

Девушка поворачивается ко мне, скользит взглядом по моей мятой одежде и… улыбается. Ух ты. На меня не накинутся с обвинениями, что не убрался на ночь на пол?

Чувствую, как собственные губы расползаются в совершенно идиотской улыбке.

Ди начинает смеяться.

— Ты бы себя видел, — выдавливает сквозь смех. — У тебя было такое лицо.

— Какое? — спрашиваю жалобно.

— Будто ждал, что я сейчас наброшусь на тебя с кулаками.

— А ты не станешь?

Продолжает смеяться.

— Не планировала.

— Правильно, — соглашаюсь, — ни черта не помню, но наверняка я вел себя по-джентльменски.

— Ну, судя по тому, что ты одет, и мы спали под разными одеялами, то думаю, да, по-джентльменски.

Она перестает смеяться и просто улыбается. Улыбаюсь в ответ. Так и сидим друг напротив друга.

Ди первой отводит взгляд, на щеках появляется румянец.

— Ты — в ванную или я? — спрашивает, уже смотря куда-то в сторону.

— Иди первая, — отвечаю. — Я пока постель уберу.

Девушка снова поворачивается ко мне.

— С чего такой альтруизм? — усмехается.

Пожимаю плечами.

— Раз уж я тоже в ней спал, почему бы мне за собой не убрать?

— Ну, как знаешь, — снова улыбается напоследок.

После чего спрыгивает с кровати на пол и, как была, в футболке направляется в ванную.

Бессовестно пялюсь ей вслед. Хочу и пялюсь.

* * *

Бабушка Дора прилетает лишь в сопровождении двоих лысых охранников. Сегодня на ней темно-коричневое пальто в пол, плотно облегающее сухонькую фигуру с острыми плечами, и очередной объемный шарф, только на этот раз желтый с коричневыми нитями в тон пальто. Не шарф, а целый удав, обвивший ее шею толстыми кольцами.

Стоим с Изабеллой на посадочной площадке и наблюдаем, как госпожа Корденец величаво выбирается из флайера, затем тянется обратно и достает из салона небольшую картонную коробку нежно-розового цвета. Что это? Приглядываюсь. Торт, что ли?

Старушка перехватывает коробку поудобнее, гордо выпрямляет спину, вздергивает подбородок и с видом императрицы шествует к нам.

Изабелла тут же расплывается в приветственной улыбке.

— Госпожа Корденец, рада вас видеть.

Разве что сахар на зубах не скрипит.

Ответная улыбка старушки выходит кривой на один бок: от радости Изабеллы так и разит фальшью.

— Я тоже рада приехать, — отвечает кивком, при этом задерживается взглядом на мне.

— Здравствуйте, — подаю голос. Невежливо не здороваться со старшими.

Улыбка женщины становится куда благосклоннее.

— Здравствуй-здравствуй, — рука прохаживается по шарфу, гладит вверх-вниз. — Кстати, это тебе, наш юный гений, — бабушка Дора будто только сейчас вспоминает о своей ноше и протягивает мне коробку, автоматически принимаю. "Юного гения" проглатываю молча.

— Что это? — спрашиваю растерянно.

— Пирожные, — продолжает улыбаться. — Сладкое полезно для работы мозга.

Так, главное не рассмеяться. Она решила использовать классику? "Путь к сердцу мужчины…" и так далее?

Получаю от Изабеллы ощутимый, но незаметный со стороны тычок локтем в бок.

— Спасибо большое, — благодарю, понимая намек. — Но не стоило беспокоиться.

— Прекрати, — отмахивается старушка, но тем не менее выглядит довольной. — Я от чистого сердца. У нас в секторе очень талантливый кондитер.

Натянуто улыбаюсь, но больше не возражаю. Кондитер у них. Пирожков лучше бы напекла, если уж хотелось привезти гостинцев. Бабушки ведь обычно пекут пироги, правда?

— Ну что? — вмешивается Изабелла, не прекращая льстиво улыбаться. — Пойдемте на склад? Алекс покажет, что уже сделано. Да, Алекс? — заглядывает мне в лицо с молчаливым посылом: "Только попробуй что-нибудь выкинуть".

— Пойдем, — милостиво соглашается госпожа Корденец, осматривается по сторонам. — А далеко идти? Я сегодня не в самой удобной обуви, — и для наглядности приподнимает подол пальто.

Ого себе — да она нацепила каблуки.

Не выдерживаю, резко отворачиваюсь, прячась в капюшоне и пытаясь замаскировать смех кашлем.

Пирожные и сапоги на шпильках — отличный способ очаровать кого-то, кто годится тебе во внуки.

— Алекс, ты в порядке? — спрашивает Изабелла, дотрагивается до моего плеча и предупреждающе крепко сжимает пальцы.

— В… порядке, — выдавливаю из себя. — Простудился, кажется, — заставляю себя повернуться обратно, делаю невинное лицо. — Извините.

— Ничего, — "прощает" меня моя престарелая поклонница. — Но нужно следить за своим здоровьем. Кашель может иметь нежелательные последствия, — быстрый взгляд на Изабеллу: — А ты проследи. Молодежь всегда халатно относится к своему здоровью.

— Разумеется, — обещает Изабелла. — Ну, так пойдемте? Не будем стоять на ветру.

— Пожалуй, — кивает старушка, вновь поглаживая шарф-удава. — Молодой человек, позвольте взять вас под руку? — спрашивает меня с лукавой улыбкой. — В этой обуви я далеко не уйду.

Изабелла прожигает меня взглядом — попробуй откажи.

— Конечно, госпожа Корденец, — соглашаюсь, подставляю ей согнутую в локте руку. Старшим же нужно помогать, верно?

Еще правда свернет себе шею, если шпилька застрянет в трещине в глине.

* * *

Вилли с моей командой техников встречают нас уже на складе. Разговоры мгновенно смолкают, парни вытягиваются по струнке в ожидании приказов. Еще бы, ведь их посетила шишка из шишек.

Замечаю, как взгляд Спика задерживается на моей руке, на которой все еще болтается старушка, в его глазах на мгновение отражается смех, но Спик быстро отводит их в сторону. Вот и все, больше никаких проявлений человеческих эмоций в присутствии главы наркокорпорации не наблюдается.

— На, подержи пока, — бессовестно всовываю Вилли несчастную коробку с пирожными и веду бабусю Дору осматривать владения.

Как бы ее от себя отлепить? Ну, хоть духи у нее приятные.

Минут через десять госпожа Корденец отлепляется от меня сама. Разговор заходит о числах и сроках, и она, наконец-то, переходит на деловой тон.

— То есть все идет по плану? — уточняет женщина, выслушав мой краткий отчет.

— В принципе да, — подтверждаю. — Показатели в последние дни значительно возросли. Парни во всем разобрались, моего непосредственного участия в сборке почти не требуется. Мне понадобятся еще несколько дней, чтобы закончить "начинку" Пятилапов, после чего можно приниматься за центр управления.

— Сколько человек понадобится для запуска и контроля работы аппаратов, когда все будет готово? — спрашивает госпожа Корденец, скользя взглядом по горам еще не использованных деталей.

— На сектор хватит и одного человека в смену, — отвечаю. — Как определитесь с кандидатами, все объясню и покажу.

— Письменная инструкция также будет, — многозначительно вставляет Изабелла.

Будет-будет. Куда ж я денусь?

— Будет, — подтверждаю.

— Хорошо, — бросает госпожа Корденец, упирает руки в бока, переступает с ноги на ногу, крутится на месте, будто пытается зафиксировать взглядом мельчайшие подробности того, что творится на складе. — Что нужно для создания… Как ты сказал? Центра управления?

Киваю, делаю совершенно незаинтересованное выражение лица.

— Доступ в сеть Пандоры, — отвечаю спокойно.

От моих слов Изабелла, стоящая за плечом престарелой госпожи, даже вздрагивает. "Что?" — беззвучно произносят ее губы.

— В какую именно сеть? — госпожа Корденец тоже вся подбирается, как хищная птица, собравшаяся спикировать вниз, чтобы схватить глупую мышь. Ни следа от той улыбчивой старушки, которая привезла мне пирожные.

— Центральную сеть данного сектора, а для полной координации работы — и всей планеты, — говорю без запинки.

— Нет, — сухо отрезает шишка из шишек. — Это слишком высокий уровень доступа.

Равнодушно пожимаю плечами.

— Если хотите, я сделаю отдельный пульт на каждого робота. Так проще и быстрее. Но придется включать их по очереди, и контролировать так же.

Госпожа Корденец задумчиво закусывает губу.

— А если будет общий пульт? — спрашивает.

Колеблется — уже хорошо.

— Я могу сделать так, что все Пятилапы будут запускаться от одной кнопки, а на пульт управления будет подаваться информация с камер, а также данные о состоянии каждого робота на случай выхода из строя.

Женщина выгибает тонкую бровь, поворачивается к Изабелле, смотрит вопросительно.

— Это имеет смысл, — осторожно отвечает та на невысказанный вопрос.

— Хорошо, — решает Дора. — Я подумаю над этим.

— Думайте, — соглашаюсь. — Как скажете, так и сделаю.

Пусть думает. Я и так знаю, что она выберет.

На самом деле, мне даром не нужна их центральная сеть, если обещанная сделка реальна. А вот на случай "плохого" варианта без доступа к ней мне не обойтись. Взломать я ее, конечно, смогу и без разрешения, но остаться не пойманным — вряд ли.

— Думаю, на сегодня достаточно, — сообщает пожилая командирша и поворачивается к выходу, делает несколько шагов прочь и вновь оборачивается, проходится по мне взглядом с ног до головы. — А пирожные скушай, — произносит с плотоядной улыбкой, — а то похудел. Тебе не идет.

После чего быстрой походкой удаляется со склада. Изабелла бросает мне на прощание взгляд-предупреждение и спешит за своей начальницей.

— А что там говорили про пирожные? — спрашивает Спик, когда наши гости с охраной окончательно покидают склад.

Усмехаюсь.

— Вилли, — кричу. — Тащи сюда коробку, — и уже парням: — Угощайтесь.

— А ты что, не будешь? — удивляется Тед, видя, что уже направляюсь к роботам.

Отмахиваюсь.

— Обойдусь.

Гостинцы от Доры Корденец не вызывают у меня аппетита.

* * *

Когда вечером возвращаюсь со склада, госпожи Корденец уже нет. Изабелла и Гай, как обычно, ждут меня за столом. Отмечаю, что на запястье брата по-прежнему надет коммуниктор с битым экраном. Морщусь — нехорошо получилось, нечестно по отношению к Гаю.

А ведь еще нужно придумать предлог, чтобы снова попасть в кабинет и забрать "жучок".

— Ты вел себя отвратительно, — высказывает мне Изабелла, стоит сесть за стол.

— Почему? — изображаю непонимание.

— Почему, — передразнивает. — Думаешь, я не поняла, что ты не кашлял, а насмехался? Да ты даже за пирожные не сразу поблагодарил.

— Что за пирожные? — заинтересовывается Гай.

— Их уже съели, — нетерпеливо отрезает Изабелла.

— Угу, — каюсь. — Прости.

Мальчик досадливо вздыхает. Надо было и правда не воротить нос, а принести брату свою порцию — все какое-то разнообразие.

— Ты мог хотя бы улыбаться ей, — не унимается Изабелла. — Разве это так сложно? Я же видела, как ты зажался, стоило Доре к тебе прикоснуться.

Глаза Гая становятся огромными, брови уходят под челку, но он опускает голову, чтобы не привлекать внимания матери и подслушать побольше.

Совсем она уже, что ли? Даже при ребенке готова обсуждать эту тему?

— Еще бы я не зажался, — выпаливаю. — Я всегда зажимаюсь, когда ко мне жмутся похотливые старухи.

Гай закашливается, тянется к стакану с водой, хватая ртом воздух. Изабелла стучит его по спине и одновременно убийственно смотрит на меня. Отлично. Это я виноват?

— Алекс пошутил, — произносит сухо. — Твой брат не самый воспитанный молодой человек. Ты ведь знаешь, госпожа Корденец не заслуживает к себе такого отношения. Ты ведь пошутил? — уже сквозь зубы. — Да, Алекс?

Госпожа Корденец заслуживает смертной казни. Но не из-за пристрастия к молодежи, конечно, а за производство и продажу наркотиков, а также удерживание в плену людей и многочисленные убийства.

— А я вообще шутник, — огрызаюсь.

— Прекрати, — давит Изабелла.

Я еще ничего и не начинал.

Сжимаю челюсти и отворачиваюсь. Еда на моем подносе не тронута.

Еще бы я не похудел, если мне изо дня в день портят аппетит.

* * *

Дверь в комнату открываю рывком, залетаю внутрь и хлопаю ею так, что стены дрожат.

Ди сидит на кровати, расчесывает влажные после душа волосы. Испуганно вскидывает на меня глаза.

— Лаки, что-то случилось?

— Ничего, — выпаливаю. — Все просто замечательно.

Рука с расческой замирает. Во взгляде волнение и непонимание.

На ходу срываю с себя свитер, бросаю прямо на пол и запираюсь в ванной.

Мало Изабелле было рассуждений за ужином, так по дороге из столовой еще раз выслушал лекцию о том, что я расстроил госпожу Корденец своей холодностью. Теперь мне просто необходимо подумать о своем поведении и в следующий ее визит непременно "порадовать" гостью.

По-ра-до-вать.

Как, интересно? Прямо на посадочной площадке? Или Изабелла будет так любезна, что выделит нам комнату с кроватью? Тьфу.

Успокаиваюсь только под душем.

Не знаю даже, почему меня сегодня так задели слова Изабеллы. Вроде бы не ждал и не жду от нее ничего хорошего, но ее настойчивость и попытки уложить меня в койку со старухой уже просто за гранью. Такое чувство, что еще немного, и она перевяжет меня ленточкой и пошлет Доре Корденец посылкой. А на посылку непременно наклеит ярлычок: "Осторожно. Хрупкий груз". Я же не просто вещь, а вещь ценная. Юный гений — ни дать ни взять.

* * *

Когда выхожу из ванной, Ди все еще не спит — лежит в постели, подложив сложенные ладони под голову, ждет моего возвращения.

Снова чувствую себя оленем. У нас же было такое чудесное утро…

Подхожу, плюхаюсь на пол, опираюсь спиной о край кровати и подтягиваю к себе колени.

— Извини, — говорю. — Сорвался.

Молчание. Вопрос:

— Что она сделала?

Дергаю плечом.

— Ничего. В смысле ничего нового. Продолжила тему со старухой. И… переборщила.

— Она тебя заставляет? — ахает Дилайла, и мне хочется стукнуться головой об стену.

Кому я жалуюсь? Девушке, для которой сексуальное насилие — самый страшный кошмар?

Хмыкаю.

— Да кто ж меня заставит? Допекла просто, — оборачиваюсь, натягиваю на лицо улыбку. — Все не так плохо, правда, — Ди смотрит внимательно, кусает губы. — Кстати, она привезла мне сладостей, представляешь? — продолжаю уже совсем весело. — Старушка.

— Вкусных?

— Не знаю, — признаюсь, — не ел.

Девушка слабо улыбается.

— Думаешь, хотела отравить?

— Это вряд ли, — смеюсь, — она сказала, что я юный гений. А юных гениев не травят, — подмигиваю: — Ну, что скажешь? Похож я на юного и гениального?

Но после той хиленькой улыбки добиться от Ди новой не получается.

— Ты похож на загнанную лошадь, — отвечает совершенно серьезно. — Посмотри на себя, у тебя лицо осунулось, синяки под глазами.

А еще баба Дора и Изабелла считают, что я похудел, ага.

Поворачиваюсь, встаю на колени, а локтями опираюсь о постель.

— Что? — спрашиваю ехидно. — Некрасивый стал?

Девушка тоже меняет положение, приподнимается на локте, смотрит пристально.

— Красивый, — отвечает шепотом.

Красивый, некрасивый — не важно, а важно то, что лицо девушки моей мечты сейчас в нескольких сантиметрах от моего.

— Ди, — у меня даже дыхание перехватывает, — можно тебя поцеловать?

Идиотизм ситуации зашкаливает. Мне всегда казалось, что разрешение на поцелуй спрашивают только в детском саду. Ты просто ловишь подходящий момент и целуешь понравившуюся девушку, а она либо отвечает, либо посылает тебя куда подальше. Мне всегда отвечали. Все, кроме Дилайлы Роу.

Но я готов вести себя как идиот, лишь бы снова не отпугнуть и не обидеть.

— Нужно, — срывается с ее губ, и девушка сама подается мне навстречу.

Тот поцелуй, который я украл у нее на борту "Старой ласточки", даже и поцелуем нельзя назвать, так, пародия. А сейчас Ди хочет меня целовать не меньше, чем я ее. У меня просто крышу сносит. Не хочу останавливаться, не хочу ее отпускать. Мы как два умирающих от жажды, добравшиеся до воды.

Я как-то оказываюсь на кровати, обнимаю девушку, перебираю пальцами ее волосы. Ди сама прижимается ко мне, ее руки на моих плечах, она хватается за меня так крепко, будто я ее единственная опора: отпустишь — упадешь в пропасть.

Понимаю, что, если зайду дальше поцелуя, Дилайла меня не оттолкнет, не сегодня. И я чертовски этого хочу.

Но даже со съехавшей набекрень крышей помню о том, что ей пришлось пережить…

Черт, серьезно? Я серьезно собираюсь это сделать?

Делаю.

Отстраняюсь.

— Сегодня мне точно лучше поспать на полу, — говорю, пытаясь восстановить дыхание.

Она смотрит на меня, тоже тяжело дышит.

— Пожалуй, — срывается с ее губ, губ, опухших от моих поцелуев.

Чувствую себя уже не оленем — ослом. Но то, как легко Ди соглашается с моими словами, говорит о том, что поступаю правильно.

— Знаешь, — говорю, вставая с кровати. — По-моему, я плохо помылся. Пойду-ка я еще раз приму душ.

Холодный. Непременно холодный.

— Иди, — смеется Ди.

Но не останавливает.

 

ГЛАВА 40

— …А однажды мама что-то чинила в машинном отделении, — рассказывает Дилайла, — забралась наверх и оступилась. Упала виском на металлический штырь. Умерла мгновенно.

Молчу. Что тут скажешь? "Мне жаль"? "Сочувствую"? "Соболезную"? Да, соболезную и сочувствую, но какой толк от слов? Ничего не говорю, просто обнимаю крепче.

Мы сидим на кровати, Ди расположилась между моих ног, прижалась спиной. Мой подбородок на ее плече, руки — под грудью.

— Отца тогда просто сломало, — продолжает, помолчав. — Мы думали, он или свихнется, или наложит на себя руки. Если бы не Мэг, не знаю, чтобы с ним было. И со всеми нами.

— Она его любит. Я заметил.

— Угу, — вздыхает Ди, ерзает, поудобнее устраиваясь в моих объятиях. — Всегда любила, еще при маме. Но она была ее подругой, а папа никогда не замечал других женщин. Мэг даже уходила от нас, как раз за несколько лет до маминой смерти. Вышла замуж, пыталась начать новую жизнь и забыть.

— И что? — подталкиваю, потому что девушка надолго замолкает.

— Вернулась. Развелась и прилетела. Не знаю подробностей. Помню только, что, когда Мэг вернулась, они заперлись с мамой в каюте и просидели там несколько часов. А вышли с красными глазами, но держась за руки. Я тогда не придавала этому особого значения. Брак моих родителей был чем-то незыблемым, а меня волновало лишь то, что я учусь дистанционно, в то время как мои ровесницы ходят на вечеринки и встречаются с парнями.

— О, ты училась дистанционно? — проявляю живой интерес, желая отвлечь Ди от грустных мыслей.

— Всегда, — подтверждает. — И жутко завидовала тем, кто посещает обычные школы, сидит за партой и общается со сверстниками.

Морщу нос.

— Да что там хорошего? Жизнь от звонка до звонка. Я учился в восьми разных школах, так что можешь мне поверить.

— В восьми? — Ди поворачивается так, чтобы иметь возможность видеть мое лицо.

— Ага, — ухмыляюсь. — Из двух меня исключили, из пяти перевели в целях безопасности, восьмую я все-таки окончил.

— Исключили? — не верит девушка. — За что?

— Из первой — взломал базу данных… Не смотри на меня так. Не для того, чтобы исправить себе оценки, я и так хорошо учился. Просто было интересно, получится или нет.

— А из второй? — спрашивает осторожно, будто уже не знает, чего от меня ожидать.

— А из второй совсем неинтересно, — заверяю. Не лучшая история, чтобы ее вспоминать.

— И все же? — изгибает бровь.

А смотрит так, будто, если не скажу, точно подумает, что я ей не доверяю.

Сдаюсь.

— Директор школы вызвал меня к себе за какой-то проступок (уже даже не помню за какой) и в процессе перечисления моих прегрешений грубо высказался о Миранде, — Ди все еще пристально на меня смотрит, ожидая продолжения. — Он назвал ее "шлюхой с Земли", — поясняю нехотя.

У Дилайлы округляются глаза.

— И ты?..

— Я и сломал ему нос, — отвечаю быстро, будто у меня это вытребовали под пыткой.

Да-да, искренний противник решения проблем кулаками взял и разбил человеку нос. Это я насчет себя необидчивый, а касательно Морган — очень даже. В свою защиту могу сказать, что вежливо предложил директору извиниться, а он повторил свои слова. Видимо, для закрепления эффекта. Он же преподаватель, ага.

— Ого, — она даже прикрывает губы рукой.

— Вот именно: ого, — соглашаюсь. — Мне было пятнадцать. Жуткий скандал. Дядя еле замял.

Ди молчит несколько минут, переваривая услышанное.

— Насыщенная у тебя была жизнь, — выдает наконец.

— А кто ж спорит? — смеюсь. — Больше всего не люблю, когда скучно.

Девушка мрачнеет. Черт.

— Зато сейчас тебе точно не скучно.

Нет, так дело не пойдет.

— Ну, ты чего? — тормошу, затем целую в висок. — Во всем надо искать положительные стороны. Мне есть чем занять руки и голову — это уже хорошо.

Ди выдавливает из себя улыбку.

— Ты прав. Я бы хотела уметь видеть во всем положительные стороны.

Самодовольно улыбаюсь.

— Я научу, — и на этот раз целую в губы.

Уже три дня, как мы сблизились. Нет, дальше поцелуев и объятий дело пока так и не зашло. Мы просто узнаем друг друга. Постепенно.

Живя в одной тесной комнате, у нас нет возможности начать встречаться по-человечески, ходить на свидания, посетить кинотеатр или кафе, прогуляться по парку. У нас есть лишь эта комната и узкая кровать, больше напоминающая корабельную койку, и просто возможность быть рядом и говорить.

Три дня, а я так и не попал в кабинет Изабеллы, чтобы забрать оттуда "жучок" — не нашел убедительного предлога, а она к себе не звала. Тема о притязаниях госпожи Корденец уже обмусолена от и до, глупо пытаться разыграть эту карту снова. Гая тоже использовать нельзя, я и так здорово его подставил в прошлый раз.

А это значит, что единственный способ попасть в кабинет Изабеллы — прийти с каким-то вопросом, касающимся роботов.

Отстраняюсь.

— Мне нужно поработать.

Встаю с кровати, иду к столу, включаю компьютер.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спрашивает Ди, подтягивает колени к подбородку и обнимает их. — Если нужно опять что-то подержать, я готова.

Оборачиваюсь.

— Похвальный энтузиазм, — улыбаюсь, — но мне надо поработать не руками, а вот этим, — стучу пальцем себе по лбу. — Хочу набросать схему центра управления роботами.

Девушка напрягается.

— Уже? Я думала, это конечный этап работы перед…

Она не оканчивает фразу. Перед зачисткой памяти рабам, мы оба это понимаем. Понимаем и в последние дни старательно избегаем данной темы.

Киваю.

— По идее, да. Но мне нужен предлог, чтобы заявиться к Изабелле в кабинет. Так что набросаю план и пойду утверждать.

— Зачем?

— Зачем утверждать?

— Лаки, — серьезно просит девушка, — прекрати. Ты меня понял. Зачем тебе в кабинет к Изабелле?

Верно, Ди ведь не знает о прослушке. Никто не знает, разве что Гай догадывается, что мне тогда неспроста понадобилась его помощь.

— Мне нужно забрать "жучок", — говорю как есть.

Девушке требуется секунд тридцать, чтобы переварить эту информацию.

— Ты подложил Изабелле "жучок"? — переспрашивает пораженно.

— Угу, — сознаюсь.

— Ты не говорил.

Закатываю глаза.

— Не потому, что я тебе не доверяю.

— Знаю.

Вскидываю брови и расплываюсь в глупой улыбке.

— Правда?

Похоже, мы поменялись ролями: раньше Ди подозревала меня во всем, а теперь я вечно жду от нее недоверия. Погано, надо срочно избавляться от паранойи.

— Правда, — кивает серьезно. Хмурится, вглядывается в мое лицо. — Тебе что, стыдно, что ты не доверяешь своей матери и решил ее перепроверить?

Приятного мало, это уж точно.

— Мне будет стыдно тогда, когда я прослушаю запись, и там окажется, что Изабелла вовсю готовится освободить рабов и ждет поставки слайтекса. Пока — нет, не стыдно. Но в кабинет надо попасть, — заканчиваю уже бодрее, — так что не посплю-ка я еще часа три сегодня, а завтра закончу и пойду показывать результат, — подмигиваю и отворачиваюсь к компьютеру. — А ты ложись, а то опять из-за меня не выспишься, — говорю, когда пальцы уже летают над клавиатурой.

— Хорошо, — Дилайла не спорит, — но имей в виду, если тебе нужна моя помощь, чтобы, например, отвлечь Изабеллу…

Резко оборачиваюсь.

— И подставиться?

Но Ди не сдает позиций.

— А что? — упрямо приподнимает подбородок. — Только тебе можно подставляться ради других?

— Она — моя мать, и вряд ли убьет меня, если я попадусь, — возражаю спокойно.

— Уверен? — прямой короткий вопрос.

Девушка смотрит мне в глаза, и я прекрасно понимаю, что она там видит, поэтому даже не пытаюсь соврать.

— Нет, — отвечаю так же коротко и возвращаюсь к компьютеру.

Слышу за спиной шорох на постели и шаги — Ди уходит в ванную.

* * *

На следующий день возвращаюсь со склада пораньше, чтобы закончить проект командного пункта. Остальные техники остаются трудиться до ужина, как уже заведено.

За почти три недели нашего непрерывного сотрудничества парни научились отлично справляться без моего постоянного участия. Все больше занимаюсь "начинкой", а не железом. Порой меня по-прежнему отвлекают и просят помочь или что-то подсказать, но теперь это происходит в десять раз реже, чем раньше. А Спик из главной головной боли переквалифицировался в моего заместителя и прекрасно руководит процессом.

— Нет чтоб на часок пораньше, — ворчит Вилли по дороге в барак, — успели бы на обед.

Только усмехаюсь и качаю головой. Вилли вечно из-за меня голодный.

— Потерпи, приятель, — хлопаю его по плечу. — Недолго осталось.

— Переедешь во Второй сектор? — интересуется.

Молодец, слушать умеет.

— Ага.

Вилли молчит, некоторое время просто идем рядом.

— Во Втором еще более жестко, чем тут у нас, — вдруг заговорщически произносит охранник, на всякий случай даже посмотрев по сторонам, но в зоне видимости никого.

Верю.

— Из-за бабуси Доры? — уточняю.

Вилли смотрит на меня так, будто я по меньшей мере богохульствую.

— Назовешь ее так в лицо — и ты не жилец, — предупреждает. — Я тебе смерти не желаю, поэтому никому не скажу. Но голову-то вруби.

В глазах молодого мужчины искренний испуг. Интересно, что он видел, что знает? Но в последний момент передумываю и не задаю вопросов.

Возможно, и не доложит о том, что в такой вольной манере отзываюсь о старушке. Но что расспрашиваю — может и, скорее всего, донесет.

— Я учту, Вил, — говорю, — спасибо.

* * *

— Как успехи? Сколько роботов сегодня собрали?

Кажется, знаю, какую фразу стоит выбить на второй руке: "Никогда не спрашивай, как мои успехи". Точно, а рядом череп с перекрещенными под ним костями.

Усмехаюсь своим мыслям. Это помогает, поэтому отвечаю Изабелле с улыбкой.

— Все отлично. Двадцать семь роботов собраны, из них двадцать два полностью готовы.

— Осталось десять дней до оговоренного срока, — напоминает.

Красные флажки она, что ли, втыкает в календарь каждый день?

— Я помню, — заверяю. — Вполне уложимся.

— И тогда ты уедешь? — вскидывается Гай.

Прикусываю губу и взглядом прошу Изабеллу ответить. Сегодня она благодушна: еще бы, я ведь не спорил и сообщил, что все идет по плану.

— Да, — говорит мальчику. — Алекс временно переедет во Второй сектор.

— Потом в Третий? — уныло уточняет Гай.

— А затем в Четвертый, — подтверждает его догадку мать.

— А после этого улетишь с Пандоры?

По-прежнему молчу. В данный момент мою судьбу решает Изабелла, ей и держать ответ.

— Алекс обязательно заедет попрощаться, — успокаивает та, кладя ладонь сыну на плечо. — Если все-таки не передумает и не захочет остаться, — стреляет в меня глазами.

Усмехаюсь.

— Это вряд ли.

— Возможно, тебе понравится во Втором секторе, — не сдается Изабелла. — Госпожа Корденец очень заботится о своем участке.

— Не сомневаюсь, — говорю.

А после слов Вилли "не сомневаюсь" еще сильнее.

Изабелла, как обычно, довольна тем, что я не возражаю, а со всем соглашаюсь.

— У тебя есть минутка после ужина? — спрашиваю.

Напрягается, возвращает на стол кружку, которую только-только поднесла к губам.

— А что ты хотел?

— Показать кое-какие наработки по центру управления, — отвечаю беспечно, постукивая пальцем по экрану коммуникатора, куда перекинул все данные. — Думал посоветоваться. Но если ты сегодня не можешь, давай завтра или в любой другой день. Пока это план и схемы, до начала непосредственной работы время есть.

Лицо Изабеллы расслабляется.

— Почему же? — отвечает. — Я вполне смогу уделить тебе полчаса сразу после ужина. — Идет?

На этот раз моя улыбка самая что ни на есть искренняя.

— Идет.

* * *

Гай, как всегда, уходит к себе, а Изабелла вешается мне на руку, и так и идем до ее кабинета. Такое чувство, что это повторяется уже целую вечность: Гай уходит, Изабелла вешается, Гай уходит, Изабелла вешается… — и так по кругу до бесконечности.

Неужели она правда искренне любит графики и жизнь по строго расписанному сценарию? Это ж застрелиться — так жить. Мы точно родственники?

— Проходи, — приглашает Изабелла, открывая дверь кабинета. — Присаживайся, я сделаю себе кофе и подойду.

Улыбаюсь.

— Недостаток кофеина?

Улыбается в ответ.

— Да, кофеин — мой наркотик.

Так и подмывает спросить: "А "синий туман"? Пробовала?". Но помалкиваю.

— Давай я сделаю? — предлагаю. Изабелла удивленно приподнимает брови. — А что? — поясняю мотивы своего порыва. — Я справлюсь. А ты пока посмотри, что я набросал. А то точно в полчаса не уложимся.

Она пожимает плечами, очевидно, не найдя причин для отказа.

— Ладно, — разрешает, — удиви меня.

Проходит к столу, занимает место хозяйки и включает компьютер, а я быстро сбрасываю на него данные с комма.

— Посмотри пока варианты внешнего вида, — предлагаю. — Деталей хватит на сборку любого из них.

Изабелла вглядывается в экран, хмурится.

— Не уверена, что внешний вид имеет большое значение.

— Ну не знаю, — говорю уже через плечо, подходя к кофеварке и одновременно к стеллажу с желанным "жучком". — Возможно, госпожу Корденец заинтересует? — предполагаю. — Может, лучше ты отошлешь ей варианты, чтобы мы с тобой не были потом крайними?

Оборачиваюсь, смотрю на реакцию — Изабелла улыбается.

— "Мы с тобой", — повторяет за мной. — Мне чертовски нравится, как это звучит.

— Да, неплохо, — соглашаюсь.

Кофеварка — точная копия той, которую я чинил для Джорджа, поэтому с ней проблем нет. Для вида изображаю, что изучаю "незнакомый" аппарат, потом гремлю посудой.

— А тебе самой какой больше нравится? — продолжаю вовлекать Изабеллу в разговор.

— Мне? — откликается. — Сейчас еще раз посмотрю.

Бросаю на нее быстрый взгляд — не притворяется, правда всматривается, изучает. Протягиваю руку и быстро снимаю "жучок".

— Алекс.

Неужели заметила?

— А? — поворачиваюсь с самым невинным видом, на который способен. "Жучок" у меня в кулаке. — Что?

— А вот это что?

Фух. Не заметила.

Вытягиваю шею, заглядывая в экран.

— Это датчик заряда батареи, — подсказываю. Аккуратно опускаю руку с "жучком" в карман. Хорошо хоть не выронил с перепугу. — Вот, — ставлю на стол кружку.

— Спасибо, — рассеянно благодарит Изабелла и отпивает, даже не глядя. Кажется, мои проекты ее на самом деле увлекли. — М-м, неплохо.

Плохо — так же, как и тот, который варит сама. Это допотопная кофеварка, и она выполняет только одну программу, кофе тоже один и тот же, и он дерьмовый.

— Так какой? — напоминаю свой вопрос о выборе варианта, занимая стул для посетителей.

— Третий, — решает Изабелла, еще раз пролистав все три.

— Мне тоже кажется, он наиболее функционален, — соглашаюсь.

— А это что? — следует новый вопрос.

Послушно отвечаю на него и на еще десяток сопутствующих, хотя и сижу-то с трудом — "жучок" у меня в кармане, и я хочу поскорее убраться отсюда.

— Все-таки третий, — окончательно останавливает свой выбор Изабелла.

Ну, наконец-то.

* * *

В ванной льется вода.

Сбрасываю ботинки, забираюсь с ногами на кровать, усаживаюсь, скрестив и поджав под себя ноги. Достаю из кармана "жучок", верчу в пальцах.

Дел-то — выгрузить файл в коммуникатор и прослушать. А я почему-то сижу и смотрю на маленький прибор, будто это настоящий жук, причем радиоактивный.

Вроде бы никогда не страдал от нерешительности, но сейчас ощущение, что "жучок" в моей руке — это бомба замедленного действия. Но я ведь никогда не боялся бомб, верно?

Щелкает шпингалет, дверь ванной открывается.

Не поднимаю голову, не могу оторвать взгляд от черного прибора.

— Получилось? — девушка понимает все без слов.

— Угу.

— И? — спрашивает нетерпеливо. — Что там? Ты послушал?

Мотаю головой.

— Еще нет.

— Почему?

— Потому что я трус? — отвечаю вопросом на вопрос, поднимаю голову и обнаруживаю, что Ди не оделась, а стоит напротив меня, завернувшись в большое полотенце.

— Ерунды не мели, — строго произносит девушка. — Любой бы нервничал и не решался заглянуть в коробку, в которой, возможно, уже лежит твоя голова, а положила ее туда твоя же собственная мать.

Пораженно моргаю. Вот это сказала, так сказала.

Капля воды бежит по ее шее, скатывается на грудь и исчезает под полотенцем. Сглатываю. Черт, ну и о чем я думаю, когда тут решается судьба сотен людей? Я уже молчу про свою возможную "голову в коробке".

Ди следит за моим взглядом и прекрасно видит реакцию. Честное слово, если она сейчас же не оденется, я за себя не ручаюсь.

Дилайла подходит ко мне, протягивает раскрытую ладонь.

— Дай мне его, пожалуйста, — просит.

Хмыкаю.

— Зачем?

— Просто дай, — повторяет мягко.

Не побежит же она с ним к Изабелле, в самом-то деле? Для Ди запись в этой маленькой штучке значит не меньше, чем для меня, — на кону ее семья.

Пожимаю плечами, протягиваю руку и вкладываю "жучок" девушке в ладонь.

— Спасибо, — улыбается. — Где у тебя тайник? У тебя же наверняка есть тайник?

Что-то я как-то потерялся немного.

— В столе, — отвечаю тупо, — ящик с двойным дном.

— Отлично, — и девушка уверенно направляется в указанном направлении.

Не встаю с места, вообще не шевелюсь. Да что там — дышу через раз. Если это то, о чем я думаю, ни за что на свете ее не спугну.

Ди прячет "жучок" на его прежнее место, после чего оборачивается.

О да, это то, о чем я думаю.

Встаю с кровати, не отводя взгляда от лица девушки. Она тоже не отворачивается, не смущается, смотрит прямо в глаза. Делает шаг навстречу, я — два.

Мы совсем близко. Ди протягивает руку и касается моей щеки.

— К черту Изабеллу, к черту Пандору, — шепчет, невесомо касаясь своими губами моих. — Будь со мной этой ночью.

— Буду, — отвечаю и притягиваю ее еще ближе, целую жадно, требовательно.

Влажное полотенце падает на пол.

 

ГЛАВА 41

Что-то противно звенит и мешает спать. Мерзость.

Со стоном переворачиваюсь на живот, подминая под себя подушку, и зарываюсь в нее носом. К черту все, я еще не готов…

Мерзкий звон прекращается — блаженство. А в следующее мгновение моих голых лопаток касается теплая ладонь.

— Лаки, пора вставать. Будильник прозвенел.

— М-м-м, — мычу, обнимая подушку так крепко, будто она самое ценное, что у меня есть.

— Лаки, — на этот раз нетерпеливо.

Ну что за?..

И тут меня резко накрывает осознанием, где я и чей это голос. Эге, а жизнь-то прекрасна.

Отпускаю дурацкую подушку, переворачиваюсь на спину.

— Ну, наконец-то, — сидящая рядом Дилайла закатывает глаза к потолку, — а то я уже… Уй.

Договорить ей не удается, потому что я опрокидываю ее на постель и накрываю своим телом.

— Доброе утро, — бормочу куда-то в шею, вдыхаю запах ее волос.

Девушка смеется, шутливо пытается меня с себя столкнуть, упирается ладонями в плечи.

— Слезай. Мы опоздаем на завтрак.

— Ууу, — у меня вырывается стон. Завтрак, Изабелла, график — так хочется послать к черту все три пункта и просто остаться на весь день в кровати. — Ладно, — вздыхаю, — пристыдила.

Все же целую напоследок (Ди отвечает не менее пылко) и встаю, вернее, сажусь на постели. Тру заспанное лицо. Сегодня удалось поспать не больше обычного, но по такой причине я готов не досыпать до старости.

Девушка смеется, глядя на меня.

— Просыпайся уже, — произносит с улыбкой, протягивает руку и пытается пригладить мои, должно быть, торчащие в разные стороны волосы.

— Что? — ухмыляюсь. — Смешной?

— Невероятно, — улыбка не сходит с ее лица.

Ди придвигается ко мне, обвивает шею руками и целует на этот раз первая. Мы оба полностью обнажены, и меня чертовски радует, что она чувствует себя так же комфортно, как и я.

— Кто-то боялся опоздать на завтрак, — напоминаю, прерывая поцелуй. Если продолжать в том же духе, мы точно никуда не пойдем.

Дилайла лукаво улыбается.

— Это я чтобы хватило позитива до вечера, — поясняет.

Ух ты, я — источник позитива.

Склоняю голову набок, рассматривая ее. Она до одурения красивая.

— Тогда, может, вместе поищем позитив в душе? — предлагаю. — У нас еще есть, — сверяюсь с часами, — минут двадцать.

Ди прикусывает нижнюю губу, сверкая на меня глазами. Проводит пальцем по моему животу от груди вниз и с любопытством наблюдает, как напрягаются мышцы пресса от ее прикосновения.

— Отличное предложение, — соглашается.

* * *

Когда сажусь за стол, Изабелла смеряет меня изучающим взглядом.

— Алекс, ты не заболел? — спрашивает. — Ты какой-то взъерошенный.

На самом деле, до столовой пришлось бежать, потому что в двадцать минут мы все-таки не уложились.

Пожимаю плечами.

— Да нет, все нормально.

Но Изабеллу не проведешь. Прищуривается, вглядывается, будто пытается забраться взглядом под кожу.

— Точно?

— Абсолютно.

— А на улице дождь, — вмешивается Гай, отвлекая внимание матери на себя.

— Да-а? — мгновенно заинтересовываюсь. Безмерно благодарен брату за перемену темы, но мне и правда любопытно — за время моего пребывания на Пандоре еще ни разу не было осадков. — Не знал, — в моей комнате ведь нет окна. — Здесь всегда так редко идут дожди?

Изабелла морщится, передергивает плечами.

— Вот именно, что "дожди", — передразнивает раздраженно. — Зарядили на неделю, как минимум. Могут и месяц идти, зато потом полгода — ни капли.

— Не любишь дождь? — интересуюсь невинно.

Изабелла фыркает.

— Можно подумать, кто-то его любит, — и так смотрит — попробуй возрази.

По мне, что дождь, что снег, что жара — еще из-за погоды я не заморачивался.

Предпочитаю промолчать и заняться завтраком. Голодный, как стадо слонов.

Изабелла еще некоторое время косится в мою сторону, будто ищет повод придраться, но, так и не найдя, оставляет в покое.

* * *

Дождь, не переставая, стучит по плоской крыше склада.

Спик весь день жалуется, что у него мигрень "на погоду".

Вилли обещает прострелить ему голову, если услышит от него еще хоть одно слово на тему осадков или головной боли.

А в обед обнаруживается, что крыша протекает, и вода, попадая внутрь склада, стекает по дальней стене. Надо спешно чинить, пока не промокла техника.

В общем, обычный день, что есть дождь, что нет: кто-то чем-то не доволен, кто-то обещает кого-то придушить или пристрелить или покалечить, а работы столько, что некогда прохлаждаться и обращать внимание на мелочи.

С утра планирую наскоро дать парням задание, проконтролировать, кто что понял, и быстро улизнуть обратно в барак, чтобы поработать там за компьютером и, прежде всего, сделать то, для чего так вчера и не нашлось времени, — прослушать "жучок".

Но протекающая крыша здорово путает мои планы.

Спор на тему: "Кто полезет под дождем на крышу, чтобы заделать дыру", — очень быстро перерастает в настоящий скандал между техниками, послушав который пару минут, плюю на предыдущие планы и лезу наверх сам.

— Куда тебя несет? — мчится за мной Вилли, на ходу раскрывая огромный черный зонт. — Жить надоело? Стой, кому говорят.

Тем не менее охранник замирает под лестницей из металлических скоб на внешней стене склада, по которой я начинаю взбираться вверх.

Останавливаюсь, повисаю на одной руке, смотрю вниз.

— Все отлично, — кричу. — Не паникуй.

После чего сильнее натягиваю на лицо капюшон куртки и продолжаю карабкаться наверх.

Погода и правда не для лазанья по крышам: скобы холодные и скользкие, вода сверху льется настоящим потоком. Куртка у меня не водонепроницаемая, так что надо бы управиться поскорее, пока она не успела пропитаться насквозь.

Когда забираюсь на крышу и смотрю вниз, обнаруживаю Вилли все так же стоящим под лестницей с задранным вверх лицом. Чтобы иметь обзор, ему приходится сильно наклонить зонт, так что, подозреваю, по возвращении на склад мы оба будем мокрыми до нитки.

Достаю из-под куртки моток веревки и бросаю один его конец на землю.

— Вил, будь другом, — ору, свешиваясь с края, — привяжи к чемоданчику. Вон он, справа от тебя.

— Даже не подумаю, — кричит Вилли в ответ. — Слезай немедленно.

— Вил, мне нужны инструменты, ну же.

Снизу доносится какое-то невнятное бурчание. Наверное, материт меня. Однако просьбу выполняет.

— Спасибо, Вил, — благодарю, затягивая чемоданчик с инструментами на крышу.

— Иди к черту, — уже откровенно посылает меня охранник, демонстративно поглядывает на коммуникатор на своем запястье. — Я сейчас же позвоню Изабелле.

Ага, а она узнает, что он меня не остановил, и на этот раз сошлет его на рудники пожизненно. Так что блеф чистой воды.

* * *

Вилли упорный, так и топчется внизу, пока вожусь с дырой в крыше. Дождь ледяной, руки быстро немеют, так что на ремонт уходит больше времени, чем хотелось бы. Куртка таки промокает насквозь, и по спине начинают бежать противные холодные струи.

Закончив, кидаю инструменты на землю, а сам начинаю спускаться по скользким скобам. Рук к этому моменту от холода почти не чувствую, в итоге почти сразу срываюсь и лечу вниз. Вовремя успеваю уйти в перекат и ничего себе не сломать, зато теперь я перемазан глиной с ног до головы.

— Чертов камикадзе, — бурчит Вилли, помогая подняться с земли, и брезгливо морщит нос, оценив мой внешний вид.

Он не суше меня, зато такой злой — разве что дым из ноздрей не валит. Меня начинает разбирать смех. Сегодня ничто не способно испортить мне настроение.

— Вил, дружище, относись проще, — усмехаюсь, хлопая его по плечу. — Все живы, крыша целая. Все отлично.

Вилли возмущенно зыркает в мою сторону и начинает пытаться оттереть со своего рукава глиняное пятно. Это он зря — только размазывает грязь до самого манжета.

Не жду, пока до него дойдет тщетность попыток очиститься, и возвращаюсь на склад. Меня встречают удивленными взглядами. Работа встает.

— Парни, крыша не течет, — весело объявляю. — Работаем.

А сам снимаю куртку и пытаюсь хоть немного отжать. Можно было бы позвонить и попросить принести сухие вещи, но тогда о моей вылазке доложат Изабелле, и без нравоучений не обойдется. Нет уж, переживу.

— Ну, чего встали? — первым отмирает Спик. — Человек сделал дело, вернулся. Чего пялитесь? А ну, быстро за работу.

Поворачиваюсь, показываю своему заместителю поднятый вверх большой палец.

Спик серьезно кивает в ответ и быстро отворачивается. Засмущался, что ли?

* * *

В итоге, вместо того чтобы прийти пораньше, возвращаюсь в барак перед самым ужином и еле успеваю принять душ и переодеться. Надо бы еще занести в прачечную перепачканные глиной вещи, но не успеваю уже даже этого. У нас же график, ужин — святое.

— Как успехи? — привычно интересуется Изабелла, и мне почти не хочется запустить ей тарелкой в голову.

— Все отлично, — заверяю. — Сделали даже больше, чем я сегодня рассчитывал.

Это с учетом крыши, ага.

— Ну и хорошо, — отстает поразительно быстро, трет виски. — Чертова погода, голова раскалывается.

Да уж, метеочувствительным людям в такую погоду не позавидуешь.

— Спик тоже весь день мучается, — киваю понимающе.

Изабелла смотрит удивленно.

— Спик? — морщится, будто пробует имя на вкус, и оно ей не нравится. — Это еще кто?

— Вообще-то, твой подчиненный.

Она передергивает плечами и снова хватается за виски.

— Всех не упомнишь, — ворчит недовольно.

Молчу, не спорю.

Видимо, у нас с ней разный взгляд на очень многие вещи, в том числе и на отношения "начальник-работник".

* * *

Воистину, бесконечный день. Или это субъективное восприятие, когда хочется освободиться поскорее?

Кое-как досиживаю до конца ужина, переживаю ежевечерний ритуал: Гай прощается и уходит в свою комнату, Изабелла вешается мне на руку, — а потом мчусь в свою комнату.

Мне нужно прослушать "жучок". Срочно, просто необходимо. Если вчера хотелось тянуть время, то сейчас, наоборот, чувствую жгучую потребность узнать правду немедленно.

Но в комнате меня встречает груда грязной и все еще влажной одежды, и приходится тащиться в прачечную. Куртка у меня одна, и, если не позабочусь о ней с вечера, завтра другую никто не выделит. Может, конечно, Изабелла и расщедрится, но будет задавать вопросы, так что лучше потерять еще полчаса.

Когда наконец заканчиваю все дела и возвращаюсь в комнату, Ди уже вернулась с кухни. Она — мой солнечный остров в сером море Пандоры… Ну вот, уже несу влюбленную чушь.

— Привет, — заключаю ее в объятия и целую.

Доверчиво прижимается ко мне, отвечает на поцелуй.

— Ты прослушал? — спрашивает через несколько минут, отстраняясь, тревожно заглядывает в глаза.

Качаю головой.

— Не успел, — смотрит пристально. Усмехаюсь: — Правда не успел. Не струсил, как вчера. Просто день безумный.

Ди тут же меняется в лице.

— Что-то случилось?

— Не-а, — отмахиваюсь, — свалился с крыши, перепачкался, позлил Вилли — пустяки.

При перечислении моих "подвигов" у девушки сперва округляются глаза, затем она, наоборот, прищуривается.

— Зато не скучно, да?

Улыбаюсь — приятно, когда не надо объяснять.

— Ага, — подтверждаю. — Отличный день, я же говорю.

Заставляю себя отлипнуть от Дилайлы и иду к столу, выдвигаю ящик, достаю "жучок".

Девушка тоже подходит, обнимает меня со спины, кладет подбородок на мое плечо.

— Вместе послушаем?

Смотря что на этой записи. Не собираюсь ничего от нее скрывать, и все же…

— Ди, — говорю, все еще держа "жучок" в кулаке, — ты обидишься, если я сначала послушаю один?

Поворачиваю голову, чтобы видеть ее лицо, но нет, на нем нет обиды или возмущения.

— Хорошо, — соглашается. — Если бы дело шло о моей матери, я, наверное, тоже захотела бы сначала узнать сама.

— Эй, — смеюсь, — кто ты, все понимающая женщина, и куда ты дела подозрительную дамочку, живущую со мной в одной комнате?

Ди тоже смеется.

— Она уехала. В отпуск.

— Надеюсь, в бессрочный, — поворачиваюсь и целую ее в губы. — Я послушаю в ванной, ладно?

Девушка удивленно приподнимает брови: еще бы, я мог бы просто послушать запись в наушниках, никуда не уходя. Но Ди не возражает.

— Как хочешь, — пожимает плечами, отходя с дороги. — Зови, если что.

Хмыкаю.

— Если начну плакать, что ли?

Дилайла корчит смешную рожицу, закатывает глаза.

— Иди уже.

Шутливо адресую ей воинский салют, и позорно бегу в ванную. Смех смехом, но страшно мне на полном серьезе.

* * *

Включаю воду и сажусь на пол, опираясь спиной о дверь. Не знаю, зачем мне вода, может, навеяло дождем, но ее шум кажется сейчас уместным.

Синхронизирую "жучок" с коммуникатором, вывожу голографический экран над запястьем. Включаю запись, проматываю тишину пустого кабинета, записанную сразу после установления прослушки, ищу момент, когда Изабеллу посетила Дора Корденец. Не сомневаюсь, что с главой корпорации они во чтобы то ни стало обсуждали нашу сделку, не могли не обсуждать. И услышать этот разговор мне необходимо, как воздух.

Ищу, ищу…

Щелчок дверного замка, стук каблуков.

— Проходите, пожалуйста, госпожа Корденец, — раздается приторный голос Изабеллы.

Вот оно. Нашел.

Снова звук каблуков по полу, затем скрип стула и вздох старушки.

— Может, довольно уже? — устало.

Пауза. Кажется, Изабелла изумлена.

— Позвольте узнать, чего именно довольно?

— Вот этого, — голос мгновенно преображается, превращаясь из утомленного старческого в бодрый командный, — хватит уже лебезить. У меня слишком много дел, чтобы продолжать тратить свое время на твое подхалимство. Говори по существу. Без лишней "госпожи" я как-нибудь переживу.

— Как скажете, — напряженно отвечает Изабелла. Шаги (видимо, занимает второй стул). — По существу так по существу. Вы видели, как идет работа. Вас удовлетворил результат?

— Удовлетворил? — переспрашивает бабуля Дора, усмехается, вновь возвращаясь к образу милой старушки. — Результат превзошел все мои самые смелые ожидания. Мальчишка за пару недель добился большего, чем мы за годы исследований. Парень — гений.

— Спасибо.

— Не стоит, это был комплимент не тебе. Насколько я поняла, в его воспитании ты участия не принимала.

— Вы верно поняли, — недовольно. — Если бы его воспитанием занималась я, к восемнадцати годам он бы уже избавился от юношеского альтруизма.

Угу, непременно, а заодно поднаторел бы в убийствах рабов.

В запись врывается старческий каркающий смех.

— Отлично сказано, — отсмеявшись, хвалит госпожа Корденец. — Но, признаюсь, эта его готовность вкалывать ради освобождения незнакомых людей… э-э… умиляет.

— Вот именно, — соглашается Изабелла. — Мило и глупо.

Сжимаю челюсти.

— И шарахался он от меня сегодня тоже весьма забавно, — продолжает обсуждать мою персону старуха. Похоже, то, что говорить следует только по существу, относилось исключительно к Изабелле, сама "госпожа" не прочь поболтать. — Молодость, молодость…

— Я поговорю с ним, — тут же предлагает моя добрая мамочка. — Сегодня Алекс вел себя отвратительно. Переговорю с ним после ужина.

— И что сделаешь? — в голосе бабки Доры появляются стальные нотки. — Прикажешь быть со мной понежнее? Молчи и не унижай меня своими предложениями. Неужели ты думаешь, я могу получить мужчину лишь через угрозы?

— Я вовсе…

— Вот и не лезь лучше… вовсе, — а это уже интересно, значит, Изабелла ослушалась прямого приказа и продолжила давить на меня, несмотря на то, что ей велели этого не делать. — Скоро твой Александр переедет в мой сектор, там игра пойдет по моим правилам. Если не дурак, а я таки думаю, что он далеко не дурак, то приползет ко мне сам, а я, — усмешка, — так уж и быть, приму.

— Это мудро.

— Я умею ждать, — уверенно отвечает госпожа Корденец. — Не оскорбляй меня предположением, что мне может противостоять какой-то там пацан. Я всегда добиваюсь всего, чего хочу. Не делай такое лицо. Про то, что ты участвовала, я не забуду и отблагодарю. Ты же знаешь, я всегда плачу по счетам.

— Что вы, я и не думала в вас сомневаться.

— А вот Норрис в последнее время сомневается и очень много, — задумчиво. — Как ты смотришь на то, чтобы занять его место в том случае, если все пройдет по плану?

Изабелла с шумом втягивает в легкие воздух.

— Это более чем заманчивое предложение…

— Это еще не предложение, — обрывает старушка преждевременную радость Изабеллы. — Пока это лишь планы. Отработаешь как надо, поговорим.

— Отработаю, — уверяет собеседница.

— Я надеюсь. Ну, чего сидишь? Кофе мне хотя бы предложи, а то сперва рассыпаешься в любезностях, а потом сидишь и не шевелишься.

Скрип ножек стула, слишком быстро проехавшихся по полу.

— Вам с сахаром? — бросается выполнять приказ Изабелла. Видимо, должность господина Норриса предполагает большие деньги и еще большие возможности, раз та готова на все, чтобы ее заполучить.

— Да, четыре ложки.

В таком возрасте и столько сахара?

— Конечно. Минутку, — говорит Изабелла, стуча посудой, щелкает кнопка включения кофеварки.

— Значит, ты уверена в успехе? — спрашивает госпожа Корденец. — Мальчишка точно ничего не подозревает?

Вот оно. У меня даже ладони потеют.

Изабелла смеется.

— Да какой там? Верит на все сто. Уж не знаю, что там за дамочка его воспитывала, но вырастила она какого-то доверчивого ангелочка. Он оторван от реальности. Думает, если его волнуют жизни рабочих, то и нас тоже. Я, конечно, ему всячески потакаю, уверяю, что все будет так, как договорились, прошу нам верить.

Не могу сказать, что ждал другого, тем не менее, ее слова как удар под дых.

— Нелегко тебе приходится? — надо же, даже с сочувствием.

Щелчок кофеварки, звук переливаемой жидкости, затем соприкосновения донышка чашки со столешницей.

— Изображать любящую мать? — переспрашивает Изабелла. — Иногда трудно сдержаться, — признается. — Но не сомневайтесь в моей решимости довести дело до конца. Я потерплю.

— Что ж, похвально, — отзывается Корденец. — А что с ядом? Проверила? Есть у вас на складе? Хватит? Не нужно прислать еще?

Яд, значит.

Кусаю губы.

— Проверила, — уверенно отвечает Изабелла. — Хватит на всех. Держу пари, Алекс по внешнему виду не отличит его от слайтекса. Так что все по плану. Как только он закончит работу, собираем всех рабочих, поем им песню про чудесный препарат для затирки памяти, они добровольно идут на убой, а мы приканчиваем одним ходом всех зайцев…

— Хорошо.

— …Заодно и раз и навсегда избавимся от его девки.

Ладонь сама собой сжимается в кулак. Никогда никого раньше не ненавидел, честное слово.

— Девки? — мгновенно заинтересовывается старуха.

— Да, — нехотя признается Изабелла, кажется, уже вообще пожалев, что сболтнула лишнего. — Он притащил с рудников какую-то девчонку и чуть было не взбрыкнул и не отказался от всего, когда я попыталась запретить.

Чашка с грохотом соприкасается со столом.

— Только не говори, что у них там любовь. Мне не нужна история Ромео и Джульетты. Он все равно рано или поздно узнает, что мы всех убили. Не хватало еще суицида с горя или диверсии из мести.

— Нет, — уверяет Изабелла. — Тут не о чем волноваться. Я проверяла, провоцировала. Если бы эта девчонка имела для него значение, он бы уже проявил себя. Она всего лишь его любовница. К тому же, он слишком легко согласился накачать ее слайтексом и отправить подальше.

— Тебе же лучше, если ты не ошибаешься, — в голосе Корденец звучит явное предупреждение.

— Я уверена.

— Пусть так, — соглашается та. — Значит, придерживаемся первоначального плана. И будь добра, позаботься, чтобы мальчишка раньше времени не узнал, что его надули. Пусть закончит работу со всеми секторами, а потом на его совести уже будет столько трупов, что любой на его месте перестанет строить из себя невинного барашка.

Упираюсь лбом в колени. Бабулька права, если все эти люди умрут, то только по моей вине — с моими изобретениями рабы наркоторговцам не нужны.

— Не узнает, — обещает Изабелла. — Я позабочусь.

Корденец усмехается.

— Не боишься, что, когда узнает, он тебя возненавидит?

— Не боюсь, — уверенно.

— Он же все-таки твой сын.

— Мой сын — Гай, — отрезает Изабелла.

— Ладно-ладно, — смеется старуха. — Не буду глубоко копать. Мне, в общем-то, плевать. Лишь бы ты не дала слабину и отдавала себе отчет в том, что если Алекс взбрыкнет, то его придется убрать. В принципе, уже можно, он хорошо натаскал техников. Просто с ним все будет значительно быстрее, — пауза. — Да и жаль убирать его раньше времени, — противно причмокивает губами в предвкушении. Фу.

— Я не обману ваше доверие, — клянется Изабелла.

Еще бы, ведь ее единственный сын — Гай. А как же россказни о ее бессмертной любви к моему отцу? Тоже враки?

— Обманешь — получишь укол того же лже-слайтекса, — равнодушно предупреждает госпожа Корденец. — И позаботься о том, чтобы его девка получила первую дозу. Не хватало еще, чтобы он решил потащить ее с собой во Второй сектор. Мне помехи не нужны.

— Лично вколю ей дозу, — обещает Изабелла в приливе энтузиазма.

* * *

Выхожу из ванной, приваливаюсь спиной к двери и так и стою, глядя прямо перед собой.

Ди вскакивает с кровати.

— Ну, что там? Есть важная информация?

Снимаю коммуникатор с запястья и протягиваю ей на раскрытой ладони.

— Держи, — прошу. — Послушай сама. Только наушник надень, — у меня нет ни малейшего желания слышать это еще раз.

Дилайла забирает комм, но смотрит на него как на ядовитую змею. Зря, у меня отличный аппарат.

— Все плохо? — спрашивает.

Мотаю головой.

— Все хорошо, — заверяю, — у нас огромный простор для действий.

Ди переводит взгляд с моего лица на коммуникатор и обратно и ничего не понимает.

— Просто послушай, — советую.

Девушка кивает и отходит к кровати. Ложится на живот, вставляет наушник в ухо, подставляет руку под голову и включает запись.

А я сползаю спиной по двери и остаюсь сидеть на полу.

Что ж, мамочка, теперь игра начинается по-крупному.

 

ГЛАВА 42

Ди лежит у меня на груди, а я бездумно глажу ее обнаженную спину. До будильника еще полчаса, и мне просто хорошо.

— М-м, — девушка глубоко вздыхает, укладывается поудобнее.

— Проснулась?

— Угу, — отвечает сонно. — А ты чего не спишь?

— Выспался.

— Откуда только в тебе столько энергии?

— Это риторический вопрос? — уточняю, потому что ответа на него у меня точно нет.

Ди улыбается.

— Наверное. Но твоя готовность постоянно куда-то мчаться и что-то делать не перестает удивлять.

Усмехаюсь.

— А кто говорил, что со мной легко?

Большинство моих недолгих отношений с девушками всегда заканчивались именно из-за этого: слишком мало внимания им, слишком много планов и идей, которые непременно надо осуществить, да-да, прямо сейчас, ну и что, что сейчас два часа ночи?

— Легко, — возражает Дилайла.

Смеюсь.

— Грубая лесть, но сочту за комплимент.

— Сочти, — разрешает, приподнимается и тянется, чтобы меня поцеловать.

Мгновенно перехватываю инициативу, притягиваю девушку к себе.

Только через несколько минут Ди скатывается с меня, ложится рядом, смотрит в потолок.

— Что нам теперь делать?

— Выкручиваться, — отвечаю. — Что же еще?

Девушка поворачивает голову в мою сторону.

— У тебя есть план?

— У меня всегда есть план, — подмигиваю ей, — я вообще человек-план, — и для убедительности тычу себе пальцем в грудь.

Маневр срабатывает, Ди смеется.

Вот только у меня не то чтобы план, так, наметки и, как обычно, расчет на удачу и импровизацию.

* * *

— Утро доброе, — усаживаюсь на скамью, ставлю перед собой поднос.

— Доброе, — осторожно отвечает Изабелла, не находя причин моему хорошему настроению.

— Привет, — искренне радуется Гай.

— Ну что там? — спрашиваю брата, игнорируя красноречивые взгляды начальницы сектора. — Дождь еще идет?

— Идет, — вздыхает. — Раньше чем через неделю вряд ли закончится. Не погуляешь.

Опираюсь локтями о стол, наклоняюсь вперед.

— А может, пойдешь сегодня со мной на склад? — предлагаю. — Вилли организует нам большой зонт.

— Правда? — Гай даже подпрыгивает на лавке, глаза загораются. — Мам, можно? — не в силах совладать с эмоциями хватает Изабеллу за рукав. — Маааам? — глаза брошенного щенка.

Та даже прикусывает губу, не решаясь отказать. Такой энтузиазм лавиной сносит с ног и трогает даже Изабеллу.

Она поднимает голову и одаривает меня таким взглядом, словно, будь на то ее воля, гореть бы мне на месте.

— Это… может быть небезопасно, — произносит осторожно. — Алекс, может быть, стоит повременить? — а в глазах приказ немедленно взять свои слова обратно. Как бы не так.

Безмятежно улыбаюсь в ответ.

— А когда еще? Думаю, пора начать заниматься центром управления. На складе парни уже справятся и без меня. Установить программу на готовые экземпляры — это день-два работы.

Изабелла хмурится.

— Уже? — удивляется. — Я думала, еще рано.

Качаю головой.

— Самое время.

Чуйка у нее что надо — подсознательно пытается оттянуть момент получения мною доступа в сеть, хотя вроде бы все давно обговорено.

— Хорошо, я позвоню сегодня госпоже Корденец, — решает, наконец. — Если она даст добро, то сможешь приступить.

— Передай ей от меня привет, — прошу с самым серьезным лицом, на которое способен, — и пожелание крепкого здоровья.

Изабелла напрягается.

— Издеваешься?

— Вовсе нет, — какие тут издевательства? Говорят же, что у стариков в плохую погоду ухудшается самочувствие.

— Ладно, — отзывается Изабелла и переводит взгляд на Гая, явно не зная, что с ним делать. Колеблется.

— Ну, мааам, — правильно понимает ее состояние мальчик и дожимает жалобным голосом.

— Хорошо, — таки сдается мать. — Но только до обеда. Ясно? — это уже мне, как главному возмутителю спокойствия.

— Есть, кэп, — изображаю воинский салют.

Изабелла скрипит зубами, но все же находит силы выдавить из себя улыбку.

Трудно изображать любящую и терпеливую мать, да? Ну так напрягись, лживая сука.

— Алекс, все в порядке? — говорю же, первоклассная чуйка.

Просто ты права, я был слишком оторван от реальности, полагая, что бросившая меня в младенчестве женщина все же может вновь стать мне матерью.

Справедливо: двух матерей не бывает, а одна у меня уже есть, и всегда была.

— В полном, — заверяю с улыбкой.

* * *

— Ух ты, — Гай с восторгом обходит готовых роботов, выстроенных рядами у стены. — Как в кино. Это ты их сделал? — смотрит на меня с благоговением.

— Вообще-то, мы, — указываю на свою команду.

— Потрясно, — мальчик просто в восхищении. — А можно? Можно мне их потрогать? Я не поломаю, я…

Смеюсь, ерошу ему волосы.

— Стой, ковбой. Чего оправдываешься раньше времени? Знаю я, что ты ничего не поломаешь, — прохожусь по техникам взглядом, выбираю глядящего на Гая с наибольшим умилением и решительно называю свою жертву: — Тед, покажи, пожалуйста, тут все моему брату.

Тед удивленно распахивает глаза, услышав свое имя, но не спорит, лишь пожимает плечами.

— Пошли, — благосклонно улыбается Гаю.

— Пошли, — с энтузиазмом принимает предложение мальчик и спешит за своим проводником.

А ко мне подходит Спик.

— Ну, и как ты? — спрашивает.

— А что со мной? — усмехаюсь, не понимаю.

— Ну, а кто вчера под дождем шарил по крыше и вернулся разве что не с сосульками на носу?

Ух ты, обо мне заботятся. Я ценю, правда.

— У меня иммунитет крепкий, — отвечаю.

На самом деле, я очень редко болею. Калечусь часто, а простуда обычно обходит меня стороной.

— Долбанный живчик, — ругается Спик, но из его уст это что-то вроде комплимента.

— Спасибо, — благодарю серьезно.

— За что? — широкие брови взлетают вверх.

Пожимаю плечом, мол, разве не понятно?

— За заботу, — говорю и иду вслед за ушедшими Гаем и Тедом.

* * *

Из-за Гая приходится закругляться вовремя и топать на обед. Больше всех этому факту рад, конечно же, Вилли.

— Всегда бы так, — довольно потирает руки на выходе из склада и протягивает нам с Гаем один зонт на двоих.

— Ничего, потерпи еще недельку, — а у самого аж озноб от своих же слов: чуть больше недели до назначенного срока, то есть до даты, на которую запланировано убийство всех рабов, в том числе Дилайлы и экипажа "Старой ласточки".

Вдвоем под одним зонтом неудобно, так как у нас с братом пока значительная разница в росте, но утром третий зонт нужно было искать, а никто из нас не захотел тратить на это время. Мне приходится здорово согнуться, чтобы Гай не промок.

Вилли отстает и идет позади нас, должно быть, высматривая опасность. Еще бы, ведь Изабелла доверила ему две свои самые главные ценности: любимого сына и ее путевку на должность в руководстве.

— Неделя — и ты уедешь? — спрашивает мальчик, который тоже обратил внимание на мои слова.

— Как повезет, — отвечаю честно.

— Но ты ведь вернешься? — с надеждой.

Что на это скажешь? Он ведь не знает, что ни во Второй сектор, ни в какой другой я все равно не поеду.

— Нет, Гай, — говорю правду, — если уеду, я не вернусь.

— Как? — ахает. — Но мама сказала…

Просто мама тебе врет так же, как и мне.

— У нас с твоей мамой немного разный взгляд на ситуацию.

— Снова "твоей", — цепляется брат. — Она и твоя мама.

Забавно, но до того момента, как прослушал запись, я не отдавал себе отчет в том, что мне и правда хотелось, чтобы Изабелла стала и моей матерью.

— Нет, малыш, — качаю головой, — моя мать ждет меня дома.

— Сам ты малыш, — огрызается.

Точно, глупый и наивный, помню.

— И я тоже, — соглашаюсь.

Несколько минут идем молча, Гай доверчиво жмется к моему боку.

— И ты совсем-совсем тогда не вернешься? — спрашивает, шмыгнув носом.

— Угу. Эй, — толкаю его в плечо. — Я еще никуда не уехал. А может, и не уеду. Рано хандрить.

Гай выдавливает из себя улыбку, но выходит она вымученной.

— А ты мне скажешь, когда… если соберешься уехать? — он поднимает голову и встречается со мной взглядом. Молчу, не зная, что на это ответить, потому что ему врать мне претит. — Я не доложу маме, если ты об этом, — морщится, правильно поняв причину моего молчания.

Обожаю его проницательность. Хоть бы Изабелла не загубила Гая своим "воспитанием".

— Скажу, — обещаю серьезно.

Гай выдыхает с облегчением. Оказывается, для него было очень важно получить с меня это обещание.

* * *

Когда подхожу с подносом к столу, Гай с энтузиазмом рассказывает матери о своем посещении склада, активно жестикулирует. Изабелла слушает с плохо скрываемой скукой.

— Я тоже так хочу, — заканчивает мальчик свой рассказ. — Хочу уметь делать всякие полезные штуки своими руками.

— Для этого нужно хорошо учиться, — назидательно замечает Изабелла. — Особенно по математике и физике.

— И программировать хочу научиться.

— Научишься. Алекс, когда ты начал этим заниматься? — обращается ко мне.

Пожимаю плечами.

— Серьезно — лет в тринадцать.

— Вот видишь, — Гаю. — Еще рано. Успеешь.

— Но начал интересоваться лет в десять, — добавляю мстительно.

Изабелла сверкает глазами, но сдерживается. Терпеливая моя — как хочется получить повышение.

— Вот видишь, — тут же подхватывает Гай. — Уже пора.

Мать закатывает глаза к потолку.

— Хорошо, — соглашается. — Закажем тебе курс по основам программирования в следующем учебном году.

— Ура, — радуется мальчик.

Надеюсь, ему она хотя бы не врет.

— Я позвонила госпоже Корденец, — переключается на меня Изабелла, когда Гай наконец успокаивается и принимается за еду.

— И? — поощряю.

— Она дала добро. Сразу после обеда можем идти смотреть помещение, где будет расположен пульт управления. Коды доступа для тебя мне уже прислали.

— Отлично.

— И госпоже Корденец было очень приятно получить от тебя пожелание здоровья, — добавляет многозначительно.

Не сомневаюсь. Порадовал старушку — плюс к карме.

— Можешь передавать ей от меня привет всякий раз, когда с ней разговариваешь, — разрешаю. — Мне же скоро ехать в ее сектор. Надо подготовить почву. Я прав?

Гай даже перестает жевать, поднимает голову и смотрит на меня как на психа, разве что пальцем у виска не крутит.

Изабелла же расплывается в улыбке.

— Давно бы так. Буду передавать с удовольствием.

* * *

"Помещением" оказывается довольно просторная комната неподалеку от кабинета Изабеллы. Ого, даже окно имеется.

Прохаживаюсь по пустому пространству, заложив руки за спину. На несколько секунд "зависаю" перед окном, смотрю на сплошную пелену воды за ним — с нашего возвращения дождь усилился. Отсюда кажется, что снаружи настоящий потоп.

— Ну как? Подходит? — интересуется Изабелла.

Оборачиваюсь к ней.

— Не мне же потом дежурить в этой комнате, — напоминаю. — Но да, хорошее помещение, просторное.

— Мне тоже нравится, — Изабелла ходит по комнате туда-сюда с видом риелтора, предлагающего клиенту приобрести дорогую недвижимость. Останавливается напротив. — Ты даже не представляешь, как теперь изменится на Пандоре жизнь благодаря твоим изобретениям.

В точку. Если у меня ничего не получится, и сотни рабов умрут по моей вине, мне вполне можно ставить памятник поверх их могил.

Черта с два. Еще как получится.

— Скажи, сделка ведь правдива? Ты меня не обманываешь? — спрашиваю с мазохистским желанием еще раз услышать от нее порцию вранья.

Изабелла ахает, подносит ладонь к губам.

— Откуда эти мысли? — мастерски изображает возмущение. — Мы же уже сто раз все обсудили. Всех отпустят, как и договаривались. Слайтекс уже в пути.

Дергаю плечом.

— Не знаю откуда, — говорю, — просто мы на финишной прямой. Нервы.

— Глупости, — улыбается Изабелла, подходит ближе, касается рукой моей щеки. — Верь мне, я же твоя мама, я не обману.

Ей надо было идти не в шпионки и затем в рабовладелицы, а в гипнотизерши. Какой талант пропал.

— Я верю, — киваю, — мама.

Изабелла даже подпрыгивает от радости, а потом виснет у меня на шее.

— Вот видишь, совсем не сложно было это сказать.

Молчу и жду, пока ее актерский запал иссякнет.

Она права, назвать ее мамой несложно, потому что теперь это всего лишь игра.

* * *

Ди сидит на кровати в одной футболке, на коленях — форменный черный комбинезон, в руках — нитка с иголкой.

Притворяю за собой дверь и замираю, пытаясь сложить картинку воедино.

— Откуда у нас швейные принадлежности? — спрашиваю первое, что приходит в голову.

Девушка поднимает на меня глаза.

— Мила одолжила, — отвечает настороженно.

Мила, значит.

Подхожу и протягиваю руку.

— Покажи.

— Да нечего смотреть, — уверяет подозрительно быстро и пытается спрятать форму за спину. — Уколешься, — вскрикивает, когда пытаюсь отнять вещь, но расслабляет хватку, убедившись, что я не шучу.

— Кто? — спрашиваю, рассмотрев разорванный ворот комбинезона.

Кто-то чертовски хорошо дернул. Прикидываю длину разрыва: как раз чтобы обнажить грудь.

Наверное, что-то такое отражается на моем лице, потому что Дилайла бледнеет.

— Лаки, это ерунда… — начинает.

— Кто? — повторяю по-прежнему спокойно, хотя чувствую, как ярость медленно подступает к горлу.

Говорить — это одно, но распускать руки — уже другое.

— Джордж. Но он ничего не сделал, только хотел напомнить мне о моем месте, он… Стой.

— Я его прибью.

— Лаки, — Ди догоняет меня уже у самой двери, обнимает со спины, прижимается всем телом. — Это не важно, понимаешь? — твердит как заклинание. — Вообще не важно, понимаешь?

Мои плечи опускаются. Конечно же, она права, сейчас не до личных чувств. Мы в таком глубоком дерьме, что единственное, что имеет смысл — выбраться.

— А что важно? — спрашиваю через плечо.

— То, что я не испугалась. Понимаешь? Вообще. Только разозлилась. Раньше, если мужчина пытался применить ко мне силу, я немедленно вспоминала Криса и те события, меня накрывало паникой так, что я вообще ничего не соображала. Понимаешь?

Поворачиваюсь к ней — девушка расслабляет хватку, убедившись, что я передумал немедленно убивать Джорджа.

Качаю головой.

— Не понимаю, — признаюсь. — Что изменилось? Джордж настолько нестрашный?

Дилайла смеется. Хм, ну если после этого она искренне смеется, то правда не испугалась. Здорово.

Девушка шагает ближе и берет мое лицо в ладони, вглядывается в глаза.

— Изменилось, — говорит, — ты, — скептически приподнимаю бровь: я вроде как особо не менялся. — Ты появился в моей жизни, — поясняет свою мысль. — Мне больше не страшно.

Притягиваю ее к себе и крепко обнимаю. Ди шмыгает носом куда-то мне в плечо.

— Можно я сейчас задам идиотский вопрос и испорчу романтику момента?

— Угу, — отзывается, так и стоя в моих объятиях.

— Когда я поцеловал тебя на борту "Старой ласточки", и ты влепила мне пощечину. Тогда ты тоже из-за меня вспомнила Криса и впала в панику?

У Дилайлы начинают дрожать плечи. Черт, я что, довел ее до слез?

Но нет, она смеется.

— Что смешного? — спрашиваю, снова чувствуя себя ослом.

Тем не менее уголок моих собственных губ ползет вверх — ее смех заразителен.

— А то, что я только сейчас поняла, что тогда тоже разозлилась, а не испугалась.

— Ну вот, — усмехаюсь, — совсем я нестрашный.

— Нестрашный, — подтверждает Ди.

Целуемся. Подхватываю ее под ягодицы, она обнимает меня ногами, и мы, не прекращая целоваться, перемещаемся к кровати.

Чуть больше недели до запланированного массового убийства…

Так, надо срочно выключить счетчик в своей голове.

 

ГЛАВА 43

Охранники таскают аппаратуру, а мне пока делать решительно нечего, поэтому выполняю функцию надсмотрщика. Прохаживаюсь взад-вперед и делаю многозначительные замечания вроде: "Это ставьте сюда" или "Да нет же, это не сюда". Ненавижу безделье, а оно особенно ощутимо после последних недель погружения в работу с головой.

Несколько раз за день наведывается Изабелла, улыбается, норовит то пригладить мне волосы, то повиснуть на руке, нахваливает. Ее, что, кто-то надоумил, что тактильный контакт усиливает силу внушения? Меня едва не передергивает каждый раз, когда она меня касается.

— Все принесли? — спрашивает в свой очередной приход, видя, что комната уже завалена и теперь смотрится значительно теснее, чем была.

— Почти, — отвечаю, на всякий случай осторожно делая шаг в сторону. — Что с самим пультом? Нашли ненужный корабль, с которого его можно снять?

Конечно, я мог бы собрать его вообще с нуля, но на это уйдет слишком много времени и материалов, поэтому мы договорились, что возьмем за основу пульт управления с одного из захваченных космических кораблей.

— Да, — кивает, — завтра с утра будет здесь.

— Отлично.

Изабелла окидывает взглядом помещение, хмурится. Видимо, на ее взгляд, комната наполнена грудой металлолома и только.

— Ты точно сможешь с помощью всего этого собрать централизованную систему для наблюдения за роботами и управления ими? — спрашивает, наверное, в сотый раз за сегодня.

Так и танцуем друг перед другом: один спрашивает, второй врет в ответ.

— Смогу, — заверяю. — Но сколько буду возиться, пока точно не скажу.

— А когда тебе понадобится доступ в сеть?

Прямо сейчас.

Сдерживаю первый порыв — нечего показывать свою заинтересованность.

— Прямо чтобы понадобился — скорее, через пару дней, — отвечаю спокойно, — но лучше, чтобы он у меня был, чтобы не пришлось бежать за тобой и дергать в срочном порядке.

Изабелла улыбается, ей нравится, что я ценю ее время и понимаю занятость.

— Тогда я прямо сейчас вышлю тебе пароли, — решает, вызывает экран над своим запястьем.

— Высылай, — отвечаю равнодушно, а у самого аж руки зудят немедленно воспользоваться выданным доступом, чтобы найти в базе Пандоры то, что мне нужно.

Мой комм светится, оповещая о приеме данных. Изабелла задерживается на нем взглядом и как-то сразу напрягается.

— Что? — спрашиваю, напрягаясь сам: надеюсь, я нигде не прокололся?

— Разве твой коммуникатор светился не зеленым?

— Ну да, — подтверждаю беспечно. — Я вернул обратно синий. Мне он больше нравится.

— Ты его разбирал? — вопрос в лоб.

Ну, ясно — волнуется, не нашел ли я ее маячок. Поздновато сообразила, что если я с техникой на "ты", то мне раз плюнуть полностью разобрать и собрать комм заново.

Делаю удивленное лицо.

— Зачем? Просто изменил настройки. А что?

— Ааа, — тянет, расслабляясь. — Да так, ничего, — дергает плечом, — просто вспомнила, как техники говорили, что не смогли его тогда разобрать. Вот и подумала, делал ли это ты. Ты ведь уже доказал, что запросто делаешь то, на что не способны другие.

Не разобрали они, ага. Еще как разобрали и своими кривыми ручками чуть не испортили моего любимца.

— Хм, — делаю вид, что задумался. Дразню: — Не разбирал, ты права, надо попробовать.

— Не трать время, — Изабелла же пользуется тем, что я отвлекся и перестал держать оборону, и вновь хватает меня под руку. — Я просто рассуждала вслух. Тебе и без моих домыслов есть чем заняться.

Интересно, она отдает себе отчет в том, что если бы я не изучил коммуникатор вдоль и поперек в первый же день, то после ее слов сделал бы это немедленно? Или я изначально занесен в список "милых и глупых"?

— Кстати, госпожа Корденец звонила, — Изабелла спешит перевести тему и отвлечь мое внимание от комма. — Передает тебе привет.

— Поблагодари ее от меня, — отзываюсь, думая, как бы ее от себя отцепить, — и в следующий раз тоже что-нибудь передай.

— Что?

— Ну, что-нибудь приятное.

— Хорошо, — расцветает Изабелла и, наоборот, вцепляется в меня еще крепче. — Рада, что ты взялся за ум. С Дорой Корденец нужно поддерживать теплые отношения, это всем только на пользу.

Тебе особенно, ага.

— Да куда ж вы ставите? — чтобы скинуть с себя Изабеллу, незаслуженно напускаюсь на охранников, притащивших очередную порцию техники со склада. — Не туда. Сюда тащите.

Мой план срабатывает: видя, что я занят, начальница сектора выпускает мою руку из своих цепких пальцев, говорит, что зайдет попозже, и уходит.

Выдыхаю с облегчением.

— Ладно, парни, — машу рукой переполошившимся охранникам, — бросайте там, я потом разберусь. Спасибо.

На меня поглядывают с опаской, но не спорят. Я теперь прямо-таки вип-персона, мне больше никто не возражает.

Чуть ли не с любовью вспоминаю споры со своей командой техников в первые дни совместной работы: те, по крайней мере, не боялись высказывать свое мнение в лицо.

* * *

На следующий день Вилли с тоской во взгляде осматривает владения.

— Теперь целый день будем торчать здесь?

— Ага, — забавляюсь его реакцией.

Как мой постоянный охранник, он тоже сменил место работы со склада на эту комнату. Только склад большой, и там Вилли мог целыми днями наматывать по нему километраж, а тут от силы двадцать квадратов пространства, окно и дверь.

— На обед хоть будем теперь ходить? — спрашивает с надеждой. — А то так и помереть со скуки недолго.

Хм, забавный способ развлечься — пообедать.

— Ты можешь ходить, — разрешаю.

— Как же, — вздыхает, — я не должен ни на минуту выпускать тебя из виду.

Бедолага, раньше он никогда не работал телохранителем. Это мне не впервой — за мной-то с детства таскается охрана.

— Ладно, — сжаливаюсь, — будем обедать.

Мне-то? Я не собираюсь заканчивать никакой пульт управления. Теперь мне нужно лишь потянуть время, чтобы получить необходимые данные и спланировать побег.

— Вот это дело, — радуется Вилли, даже потирает живот, будто уже проголодался, хотя после завтрака прошло всего пара часов.

После чего делает круг по помещению. Шаги у него широкие, так что первый круг заканчивается слишком быстро, приходится делать второй, третий…

Сижу на полу, ковыряясь в клубке проводов. Поднимаю голову.

— Вил, дверь закрыта, — говорю, — никто сюда не ворвется. Расслабься. Сядь, почитай что-нибудь, что ли?

Останавливается напротив, смотрит недоверчиво.

— Что, например?

— Не знаю. А что ты обычно читаешь?

— Я не читаю.

Лишь приподнимаю брови, услышав такой ответ. Пожимаю плечами.

— Нет так нет.

Возвращаюсь к работе. Надо доделать основу пульта, чтобы можно было подключить основной компьютер и выйти в сеть. А там уже можно особо не стараться.

Вилли продолжает нарезать круги по комнате.

— Вил, — снова поднимаю голову, решаюсь задать вопрос. — А почему ты пугал меня Вторым сектором? Ты там жил?

По лицу охранника проходит тень.

— Жил.

Как-то уж слишком коротко.

— И?

— Что — и?

— Все настолько плохо?

Вилли останавливается, смотрит мрачно.

— Дора Корденец может сделать твою жизнь невыносимой, — говорит и начинает новый круг. — Все, я больше не скажу ни слова на эту тему.

Ясно, о начальстве плохо не говорят… И тут до меня в полной мере доходит смысл его последней фразы. Вилли лет двадцать пять, на Пандоре он семь лет. Значит, попал сюда примерно моим ровесником — как раз во вкусе старухи Корденец. Бр-р-р, нет, не буду уточнять подробности.

Заканчиваю, подсоединяю компьютер. Вилли продолжает свое путешествие по кругу, лишь изредка бросая в мою сторону косые взгляды. Чем мне он особо подходит в качестве личного охранника, так это тем, что вообще не разбирается в технике. Вилли даже коммуникатором пользуется исключительно для звонков. Для меня — идеальный вариант.

Поэтому, не боясь, что за моими действиями проследят, загружаюсь и вхожу в базу Пандоры, впервые воспользовавшись выданным мне доступом. Конечно же, у них отразится, что я заходил в систему, но это никого не удивит, а вот где и что я смотрел, придется подчистить. Но это тоже пара пустяков.

Едва не присвистываю, увидев цифры. Мне и в голову не приходили масштабы, с которыми развернулась наркокорпорация на этой планете. Сто пятьдесят два захваченных судна. Сто пятьдесят два. Одуреть. За десять лет, но все-таки… Путевка на смертную казнь организаторам этого предприятия обеспечена.

На всякий случай бросаю взгляд на Вилли, убеждаюсь, что ему нет дела до того, что я делаю, и ввожу в строку поиска: "Старая ласточка".

"Ласточка" находится в одном из ангаров. Так как это первое попавшее им судно клиркийской постройки, то и поставили его отдельно от других — ценное приобретение, еще бы. Проверяю безопасность ангара: замок электронный, можно подключиться дистанционно. Статус корабля: "исправен и заправлен, готов к использованию". Чуть ли ни потираю руки, сдерживаю радость только из-за присутствия охранника.

— Ладно, зато не таскаться под дождем на склад, — тем временем продолжает утешать себя Вилли.

— Ну здрасьте, — смеюсь. — Раз в два дня придется ходить и туда. Я же должен контролировать процесс.

Вилли жалобно стонет. Смеюсь еще сильнее.

Ладно, понимаю, на его месте я бы уже вообще лез на стенку: сидеть без дела — самая страшная пытка.

Вот и сейчас не бездействую: тщательно прячу следы своего поиска.

* * *

Когда возвращаюсь в комнату, Ди как раз выходит из ванной.

— Привет, — притягиваю ее к себе и целую. — Как твой день?

Девушка отодвигается, рассматривая мое довольное лицо.

— У тебя, я так понимаю, хорошо?

— Я первый спросил, — напоминаю.

— Все нормально, — заверяет. — Меня никто не трогал, не доставал, одежду не портил, — рапортует, как на допросе. — Так что, у тебя есть хорошие новости?

— Есть, — улыбаюсь, тащу ее за руку за собой. Сажусь на постель, Ди — рядом. — Я нашел "Старую ласточку", — объявляю. — Она на Пандоре.

Ответная улыбка Дилайлы выходит кривой и какой-то снисходительной.

— А разве мы ее теряли?

— Ты не поняла, — объясняю с энтузиазмом. — "Ласточка" в одном из ангаров с электронным замком.

— Ты прав, — соглашается Ди, — не поняла и не понимаю. Это важно? Мы тут, а она там, и везде куча охраны. Как нам до нее добраться? Мне кажется, вид замка не самый важный фактор.

— Не скажи, — возражаю. — Я смогу взломать замок отсюда. Если сделаю все чисто, то никто не заметит. Нам нужно будет выбраться и добраться до ангара, где прячут "Ласточку". Имея доступ к центральной сети, я сумею отключить на время камеры и сигнализацию. А еще у меня есть полностью заряженный парализатор. Так что шанс у нас есть.

Ди хмурится, обдумывает мои слова. Радует, что не торопится делать выводы и сразу ставить мои слова под сомнение.

— Хорошо, — кивает, — допустим. Даже если все сложится удачно, и мы доберемся до судна, то — что? "Ласточка" на планете, в ангаре.

— И что? — теперь настал мой черед не понимать, к чему она клонит.

— А то, — передразнивает. — Как ты планируешь улететь? Никто нам не даст добраться до подходящей взлетной площадки. Не сомневаюсь, ты и ее сможешь найти по базе, но как нам туда попасть?

— К черту взлетную площадку.

Девушка смотрит на меня, как на больного.

— Ты спятил? — спрашивает прямо. — Поднять корабль с поверхности планеты, практически с места, без взлетной площадки, да еще и второпях, а затем так же быстро выйти из атмосферы… — перечисляет все наши будущие несчастья. — Лаки, это почти нереально.

Поднимаю вверх указательный палец.

— Вот именно — "почти".

— Лаки, — Ди нервничает и не намерена шутить. — Нужно не просто быть хорошим пилотом, нужно быть едва ли ни богом в своем деле. Даже на клиркийском корабле это на грани фантастики.

— Вот как раз на клиркийском — все получится, — настаиваю. Идея меня уже полностью захватила, и если не терять времени и сделать все быстро, то шансы на успех огромны. — К тому же, ты ведь восхищаешься Морган. Миранда и есть бог в пилотировании, а я ее сын, я могу водить все, что способно летать, она меня научила, — Ди все еще не верит, кусает губы, смотрит куда-то вниз. — Э-эй, — дотрагиваюсь до ее подбородка, вынуждаю повернуться и посмотреть мне в глаза. — Морган учила меня летать с самого детства, потому что хотела быть уверена, что я не убьюсь, когда попаду в пилотское кресло. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Я выведу "Ласточку". Даже с места, даже на скорости. А остальное сделает система безопасности корабля. Если все сделать быстро и неожиданно, пандорцы не успеют нас перехватить.

— Хорошо, — соглашается Дилайла. — Если ты веришь, что это возможно, то и я тоже.

Улыбаюсь.

— Спасибо.

— Но как мы доберемся до остальных? С одним парализатором?

Морщусь.

— Это слабая часть моего плана, — признаю. — С парализатором мы сможем вырубить охрану и добыть себе еще оружия, — рассуждаю вслух. — Ночью все рабы в наземном бараке, так что туда тоже доберемся. Угоним флайер, я знаю, где он. При отключенных камерах и сигнализации это не проблема.

— Но охрана барака может вызвать подмогу, — заканчивает мою мысль Ди.

— Вот именно, — киваю. — Нужно как-то их отвлечь, чтобы они этого не сделали. А еще надо придумать, как предупредить наших, чтобы они были готовы. Остальное — по ходу.

Ди смотрит на меня блестящими глазами. Качает головой.

— Из твоих уст все звучит так просто, что становится еще страшнее.

Усмехаюсь.

— Это будет ни черта не просто, но риск — дело благородное.

Девушка сдается, окончательно соглашаясь с моим "недопланом".

— Да уж. Все лучше, чем тихо сдохнуть от дозы яда. Так нас хотя бы пристрелят.

Ну, приехали.

Притягиваю ее к себе и крепко обнимаю.

— Никто нас не пристрелит, — говорю бодро, потому что если сам начну сомневаться, то точно ничего не выйдет. Уверенность и позитивный настрой — уже половина пути к успеху.

— А что насчет остальных? — спрашивает Дилайла. — Не помешают ли нам остальные рабы, увидев, что мы пытаемся сбежать? Мы не сможем взять с собой столько народу. На "Ласточке" не поместится и полсотни человек, а тут их гораздо больше.

— Мы не будем никого брать с собой.

Ди поднимает голову, заглядывает мне в глаза.

— Мы их просто бросим?

— Бросим, — подтверждаю ее догадку. — Иначе сами не уйдем, — девушка бледнеет от жестокости моих слов — не ожидала от меня такого. — Ди, — объясняю, — здесь никому нельзя доверять. Тебя терроризировали не охранники, а такие же пленники, как и ты. Хочешь взять с собой одного из них? Где гарантии, что никто из людей, которых ты пожалеешь, не испугается и не решит поднять тревогу, чтобы наверняка остаться в живых?

— Ты прав, — соглашается нехотя, отводит взгляд.

— Тут еще три сектора, — напоминаю, — и там не меньше людей. Нам придется их оставить. Как только мы доберемся до обитаемой части космоса, я свяжусь с дядей, и тогда он быстро прикроет всю эту лавочку, рабов освободят.

Девушка отстраняется, обнимает себя руками.

— Не хочу тебя обидеть, но о Рикардо Тайлере ходит слава далеко не как об альтруисте и освободителе.

Усмехаюсь. Дяде бы понравилось — он обожает, когда его боятся и считают чуть ли не монстром. Он, можно сказать, жизнь положил на создание такой репутации.

— Альтруизм тут не при чем, — заверяю. — Дядя Рикардо метит обратно в президентское кресло. Громкое разоблачение наркокорпорации поднимет его рейтинги. Так что тут можешь не переживать, чистый расчет, но дядя своего не упустит.

Ди пожимает плечами.

— Это твой дядя, тебе виднее.

— Я уверен.

— Хорошо, — снова поднимает на меня глаза. — В любом случае, этот план — все, что у нас есть. Для его реализации я сделаю все, что ты кажешь, — я в этом и не сомневался. — Но как мы сможем передать сообщение в барак для рабов, да еще и так, чтобы лишние люди не узнали?

Пожимаю плечами, ерошу волосы на затылке.

— Говорю же, это слабая часть моего плана, — напоминаю.

Ломал над этим голову весь день, но ничего путного в нее пока так и не пришло.

— Нам нужны сообщники, — твердо произносит девушка.

Хмыкаю.

— Попросим помочь Изабеллу? — язвлю.

— А что если Гая?

— Категорически нет, — Ди вздрагивает от тона моего голоса. — Извини, — прошу уже гораздо мягче. — Но Гая я не стану вмешивать ни за что на свете. Какая бы ни была Изабелла, он мой брат, и я его люблю. Я не подвергну его опасности.

Щеки девушки краснеют.

— Это ты меня извини. Я не подумала. Ты прав, Гай — еще ребенок.

— Спасибо, — говорю, она вскидывает глаза, и я поясняю: — За понимание.

— А что если вовлечь Вилли? — снова оживляется Ди.

Скептически смотрю на нее.

— Шутишь? У него контракт, и Вилли в жизни его не нарушит. Мы неплохо общаемся, но Вилли пальцем о палец ради нас не ударит, — усмехаюсь, — поломать чужие может, а свои утруждать откажется.

Дилайла хитро прищуривается.

— Это ради нас, — произносит многозначительно.

Пытаюсь сообразить, что она имеет в виду.

— Нам, что, взять Нину в заложники? — это единственное, что приходит мне на ум.

— Не в заложники, а в сообщники.

— И с чего бы ей нам помогать? — любопытствую, не верю.

— Я уже три недели целыми днями бок о бок с ней, — уверенно развивает свою мысль девушка. — Вилли до конца контракта осталось три года, а Нине — семь лет. Она хочет замуж, хочет ребенка, поняла, что ошиблась, но никто не выпустит ее отсюда до истечения срока. А здесь запрещено заводить детей. Если мы предложим ей бежать с нами, это может сработать. А Вилли сделает все, что она захочет.

— Ой ли, — что-то не верится, что Вилли у нас такой послушный подкаблучник.

Ди берет меня за руку.

— Ты просил меня тебе поверить, и я верю, — говорит серьезно. — Теперь и ты поверь мне. Нина хотела бы сбежать, я уверена. А Вилли сделает то, что она попросит. Я могу с ней поговорить, но если ты против…

Да куда уж мне протестовать? Весь мой план шит белыми нитками и рассчитан на чистое везение. Так что фактором риска больше, фактором риска меньше — уже не имеет большого значения.

— Не против, — соглашаюсь. — Попробуй.

— Я осторожно, — обещает Ди. — Намекну, зайду издалека и посмотрю на реакцию.

Смеюсь.

— Да я и не думал, что ты придешь и вывалишь ей все в лоб. Иди сюда, — притягиваю ее обратно к себе.

* * *

Уже когда выключен свет, и мы лежим под одеялом, собираясь спать, Ди вдруг осеняет:

— А что помешает Изабелле и остальным убить рабов, пока подоспеют люди твоего дяди? Роботы ведь почти готовы, им не нужны будут рабы.

— Роботы не заработают, — успокаиваю, зарываюсь носом ей в волосы, устраиваясь поудобнее. — Давай уже спать.

Напрягается.

— Как это не заработают?

— Как-как, — ворчу, потому что уже на самом деле засыпаю. — На них стоит программа, по которой они все встанут после первого же полноценного часа работы, если я не введу код отмены. А я его не введу.

Дилайла ахает.

— Но ведь ты написал эту программу еще до того, как узнал, что сделка — липа.

— Угу, — бормочу сонно. — Вот такой я подозрительный.

 

ГЛАВА 44

Просыпаться до будильника, похоже, входит в привычку. Лежим с Ди под одеялом, обнявшись: она еще спит, а я жду, когда по комнате разнесется противный звон, возвещающий о том, что пора идти на завтрак.

— Я, наверное, отвратительный человек, — в утренней тишине произносит Ди.

— Почему? — спрашиваю. Не знал, что она тоже проснулась.

— Потому, что мне сейчас так хорошо, что не хочется думать ни о чем и ни о ком больше. Даже бежать никуда не хочется.

Ясно, о чем она — о семье.

— Вот и не думай, — предлагаю. — Пока ты не можешь им помочь, нет смысла думать о том, что они там, а ты здесь. Уверен, твоей семье спокойнее от того, что ты в безопасности, а не рядом с ними.

Девушка приподнимается, опирается локтями на постель.

— Думаешь, Мэг смогла убедить отца, что ты забрал меня, чтобы помочь, а не для того, чтобы превратить в наложницу?

Забавно, сама-то она долго в это не верила.

Усмехаюсь.

— Ты меня спрашиваешь? Это твой отец. И ко мне он явно не испытывает теплых чувств, — автоматически касаюсь челюсти — удар у Джонатана отличный.

— Зная папу… — вздыхает Ди и не оканчивает фразу.

— Не переживай из-за ерунды, — говорю. — О тебе он не думает плохо в любом случае, а моя репутация — последнее, что должно тебя волновать.

— Почему это? — цепляется.

Ух ты, у меня есть борец за мою честь и достоинство.

Пожимаю плечами, хотя в темноте это абсолютно бесполезный жест.

— Потому что меня она не волнует. Может хоть сделать лоскутную куклу, назвать моим именем и тыкать в нее иголками. Сплошные плюсы: и он выпустит пар, и мне никакого вреда.

Девушка давится смехом, потом не больно бьет меня кулаком в плечо.

— Мы говорим о серьезных вещах, а ты заставляешь меня смеяться.

— Это как раз чтобы меньше думала о серьезных вещах, — тоже смеюсь.

Ди утыкается лбом в место своего недавнего удара.

— Я за всю жизнь столько не смеялась, — признается.

— Спроси Мэг, она тебе как врач скажет, что смех продлевает жизнь. Так что я действую исключительно в твоих интересах. Уй, — получаю новый тычок в плечо, подскакиваю, опрокидываю девушку на спину и фиксирую запястья у нее над головой. — А это уже избиение, и оно точно не в моих интересах, — сообщаю, нависнув над ней.

Но Дилайла и не думает пугаться, наоборот, вытягивает шею и целует меня первая.

— А может, очень даже в твоих? — темно, но я чувствую своими губами ее улыбку.

* * *

До завтрака еще полчаса. Выхожу из ванной, Ди как раз заканчивает заплетать волосы в косу (в последнее время это ее постоянная прическа).

— Ну что, — спрашиваю, — попробуешь сегодня поговорить с Ниной?

— Постараюсь, — обещает серьезно. — Мила почти все время неподалеку. Нужно поймать момент.

— Лучше не торопись, — советую. — У нас в принципе на все про все одна попытка, а до конца срока еще неделя. Успеем.

Дилайла бросает на меня возмущенный взгляд.

— Тебя послушать, так неделя — это целая вечность.

— Ага, — отзываюсь через плечо, так как копаюсь в шкафу. Надеть, что ли, ту зеленую футболку с желтым принтом, которая так разозлила Изабеллу в прошлый раз? — Неделя — это уйма времени.

Оборачиваюсь и замечаю, как Ди передергивает плечами, будто от холода. Прямо как любит делать Изабелла — дурдом, я вижу ее даже в Дилайле.

— Но ты ведь понимаешь, что нельзя тянуть до последнего? Если ничего не получится, мы все тут же получим дозу яда.

— Вот еще, — отмахиваюсь. — Ничего мы не получим, а помашем Изабелле ручкой уже из космоса.

Не говорить же ей, что если мы попадемся, то и тихой смерти от яда не дождемся? Изабелле уже разрешили меня убрать в случае проблем, а Ди и остальные никогда не представляли для них ценности.

Дилайла сидит на краю кровати, положив ногу на ногу, задумчиво теребит кончик своей косы. Поднимает глаза.

— Можно я тебя кое о чем спрошу? — и лицо такое серьезное.

Так, начало уже настораживает.

— Валяй, — разрешаю весело, не хватало еще подцепить ее утренний вирус серьезности.

— Ты думал о том, что будет, если мы все-таки выберемся и сумеем связаться с твоим дядей?

Все же решаю надеть именно ту футболку, чтобы по-детски хоть чем-то насолить Изабелле. Натягиваю через голову.

— А что тут думать? — отзываюсь, просовывая руки в рукава. — Мы заживем долго и счастливо, а остальное — дело Рикардо.

Но Ди не перенимает мой шутливый тон.

— А Изабелла? А Гай? Руководство будут судить, и смертная казнь им обеспечена. Твой брат…

Вздыхаю. Ненавижу серьезные разговоры с утра. Ладно, вообще их терпеть не могу.

— Ди, — подхожу, сажусь рядом, пока у нас еще есть несколько минут, — думать я думал, но не уверен, что тебе это понравится.

Девушка внимательно вглядывается в мое лицо.

— Ты хочешь попросить дядю спасти Изабеллу? — догадывается.

Дергаю плечом.

— Вроде того. Если бы не Гай, я, может, и не стал бы вмешиваться. Но он еще маленький, его отец давно в могиле, Изабелла — его семья.

— А ты?

— Я — это я, а мать — это мать, — по мне, все очевидно.

Вот чтобы я делал в десять лет без Морган? Да вообще не представляю. Нельзя лишать ребенка матери, если есть хотя бы шанс этого избежать.

— И твой дядя сможет ее вытащить? — спрашивает с сомнением.

Усмехаюсь.

— Поверь мне на слово, когда Рикардо чего-то хочет, он этого добивается. Его напор не так-то просто игнорировать.

— А он захочет?

— Если я его попрошу, — отвечаю.

Во взгляде Дилайлы недоверие. Что ж, можно утешить Рикардо, его дурная репутация таки вышла далеко за пределы Лондора.

— В том, что для меня по-настоящему важно, дядя никогда мне не откажет, — добавляю, после короткой паузы.

Каким бы ни был Рикардо Тайлер, и каким бы его ни считала общественность, я — его главная слабость, ахиллесова пята. Он много лет считает себя виновным в смерти моего отца, поэтому подспудно пытается дать мне все, что не успел дать своему младшему брату. Ну, и, естественно, защитить, как не сумел защитить его. В общем-то, на тему "защитить" у нас с ним и происходит большинство конфликтов: будь его воля, дядя держал бы меня в сейфе и протирал тряпочкой, чтобы не запылился.

Терпеть не могу давить на Рикардо и пользоваться его чувством вины, но оставить своего младшего брата на произвол судьбы не могу. Даже если я буду рядом, это не изменит того факта, что по моей же вине он останется сиротой.

Ди попала в точку, я думал о судьбе Изабеллы и не раз. И если быть честным, дело не в одном Гае — я не желаю ей смерти. Несмотря ни на что. Может, все потому, что она в конечном счете права, и я наивен и оторван от реальной жизни? Но эта женщина меня родила, и мне не все равно.

Естественно, никто не отпустит ее на все четыре стороны. Но если мы выберемся, то непременно попрошу Рикардо поучаствовать в ее судьбе, например, отправить на какую-нибудь тихую планету вдали от основной жизни Вселенной. Тут уж решать ему, мне важно лишь, чтобы она осталась жива и ее не разлучили с сыном.

— Считаешь, я не прав? — спрашиваю прямо, ловя взгляд Ди.

Она качает головой.

— Считаю, она не заслуживает такого сына.

— Не делай из меня ангелочка, — прошу с усмешкой. — Я же избалованный "золотой" мальчик, помнишь?

Дилайла морщится.

— Я ведь признала, что была не права.

— Еще как права, — подмигиваю, быстро встаю и протягиваю ей руку, а то еще, чего доброго, опоздаем на священную трапезу, завтрак то есть. — Я жуть какой избалованный.

Девушка улыбается, крепко сжимает мои пальцы.

* * *

Сижу и бессовестно копаюсь в базе Пандоры, вместо того чтобы всерьез заняться работой. Вилли то вновь ходит, то сидит у стены на специально принесенном для этих целей табурете, поглядывает в сторону окна или прислушивается к шуму за дверью.

Натыкаюсь на информацию об отходящем завтра с планеты судне. Цель отбытия значится как: "поставка медикаментов и материалов". Интересно, каких таких материалов? Надеюсь, не новой порции рабов, так, на всякий случай?

Корабль под названием "Клондайк" уже находится на орбите и ждет оставшуюся часть экипажа.

Поглядываю на охранника, убеждаюсь, что он делает то, зачем его сюда приставили, а именно: охраняет и ни во что не вмешивается, — и пытаюсь получить доступ к системе "Клондайка".

В голову приходит идея устроить диверсию, но это все дурость — какой мне от этого прок? Угробить людей из мести? Кому это надо?

Доступ к кораблю есть, но запаролен так, что сходу не пробиться. Хм, а это интересно. Наконец-то, достойная задачка для мозгов.

Бьюсь не меньше часа, доступ многоуровневый: проходишь одну ступень защиты, тебе тут же преграждает путь вторая.

— Ты чего там подпрыгиваешь?

— А? — вздрагиваю от неожиданности. Увлекся.

— У тебя такое лицо сейчас было, — поясняет Вилли свои слова.

— Какое? — оглядываюсь на него через плечо.

— Да будто ты без антенны связался с зелеными человечками из соседней галактики, — и сам смеется над своей шуткой.

Н-да, верю, это у меня бывает — чересчур углубился в процесс, потерял связь с реальностью.

— Да тут кое-что не получалось, — отмахиваюсь.

— Получилось? — уточнят, впрочем, без особого интереса.

— Ага, — отвечаю автоматически, а затем поворачиваюсь к экрану и вижу на нем: "Доступ разрешен". — Эгей, — провозглашаю победно. — Получилось.

— Ты чокнутый, — высказывается Вилли.

— Есть немного, — соглашаюсь, а сам уже копаюсь в данных, но на этот раз не забываю присматривать за тем, чем занят охранник.

Даже не знаю, что мне надо от несчастного "Клондайка", но какое-то шестое чувство не позволяет просто дать ему улететь с миром.

А что если… Нет, бред, мы никак не сумеем на него попасть, даже если угоним катер. Часть команды уже на борту, и они вооружены. Да и отходит "Клондайк" завтра, а у нас еще ничего не готово.

Но руки так и чешутся сделать хоть что-нибудь.

А что если попытаться запрограммировать бортовой компьютер на подачу сигнала? Меня ведь наверняка ищут. Вдруг поисковые корабли окажутся близко с судном с Пандоры? Успех маловероятен, но помощь в побеге нам бы не помешала.

Проверяю систему и убеждаюсь, что да, могу заложить в программу подачу сигнала, более того, его можно спрятать так, что на самом "Клондайке" не заметят трансляцию и преспокойно продолжат двигаться по своим делам. Но тут встает другой вопрос: что это должно быть за сообщение?

Простое "Помогите" точно не поможет, даже если добавить к этому координаты, которых, я кстати, так и не знаю (нигде не нашел). Любая просьба о помощи может привлечь сердобольных посторонних, никак не связанных с Лондором. И что тогда? Они выйдут на связь с "Клондайком". И в лучшем случае, те просто догадаются и отключат сигнал, в худшем — разберутся со свидетелями. Нет, так не пойдет.

Но идея послать сообщение уже захватила меня. Думай, думай, что не привлечет чужое вмешательство?

Некоторые корабли засоряют эфир, транслируя так музыку и отчего-то полагая, что пролетающим мимо судам интересен их репертуар. Песня — отличная идея, и точно никого не удивит. Но какая, черт ее дери, песня? Нет у нас с Морган и Рикардо своей песни. Это у романтических пар бывают общие песни с особым значением, а в безумных семейках весело и без музыкального сопровождения.

Но если не песня, тогда… что?

Душно, закатываю рукава футболки, и тут мой взгляд падает на татуировку. На пару секунд даже зависаю, разглядывая ее. А что? Почему бы и нет? Латынь никогда не выходит из моды. В крайнем случае, ее примут за незнакомый язык.

И я решительно ввожу в поле фразу: "Саrре diеm".

Конечно, мало надежды на то, что это сработает и звезды сойдутся так, что кто-то, ищущий меня, окажется на пути "Клондайка" и заинтересуется фразой на языке, мертвом уже много веков. С другой стороны, чем черт не шутит? Пусть будет. У любого поискового отряда должны быть мои подробные приметы, а тату — примета запоминающаяся.

Программирую сигнал и старательно прячу следы своего проникновения.

Сработает, не сработает — чем больше запасных вариантов, тем лучше.

— Мы на обед-то идем? — опять подает голос Вилли.

— Ага, идем, — отзываюсь.

Выключаю экран и встаю со стула, будучи чрезвычайно довольным собой.

* * *

Когда вечером выхожу из душа в одних низких пижамных штанах, то обнаруживаю, что Ди уже вернулась в комнату, да еще и не одна: гостья сидит на стуле возле выключенного компьютера, Дилайла — на кровати.

— Привет, Нина, — машу девушке рукой. — Извини за стриптиз, я не ждал гостей, — направляюсь к шкафу и выуживаю из него первую попавшуюся футболку.

— Ничего страшного, — отзывается наша гостья, — Что я, голых мужских торсов не видела?

Огрызается, потому что нервничает?

— Ну, мало ли, — усмехаюсь, одеваясь, — вдруг мой тебе понравится больше других?

Нина немного расслабляется, закатывает глаза, потом корчит рожицу.

— Не люблю тощих.

— То-то Вилли так боится пропустить обед, — смеюсь.

— И пропускал его столько раз по твоей вине, — не остается в долгу Нина.

Ловлю на себе взгляд Дилайлы, ясно дающий понять, что пора перестать паясничать. Ну, а что? Зато наша гостья немного отмерла, а то вела себя так, как в тот день, когда Изабелла пыталась отправить ее со мной на свидание.

Забираюсь на кровать, устраиваюсь, поджав под себя ноги, рядом с Ди.

— Итак, ты пришла навестить нас, потому что…

— Я все рассказала Нине, — отвечает вместо гостьи Дилайла.

Приподнимаю брови: "рассказала все" звучит как-то зловеще.

— Все-все?

— О том, что вы хотите сбежать с Пандоры, — на этот раз ответ на мой вопрос дает Нина.

— И что ты об этом думаешь? — спрашиваю осторожно.

— Думаю, что это очень рискованно, и нам всем оторвут голову, если поймают, но я в деле.

Вот так просто? Видимо, все эмоции отражаются у меня на лице, потому что Нина пожимает плечами.

— Я не знаю, как могу доказать, что говорю правду и не побегу с докладом к Изабелле.

В этом она права: тут все не верят всем, а клятвы — пустой звук.

— Но ты не побежишь? — уточняю.

Нина решительно качает головой.

— Не побегу. Сбежать отсюда — то, чего я хочу больше всего на свете.

— А твоя мама? — спрашиваю прямо. — Ты готова бросить ее здесь?

— А мы можем взять ее с собой?

— А она поедет?

— Не думаю.

Развожу руками.

— Тогда вопрос исчерпан.

— Пожалуй, — соглашается Нина. — Понимаешь, мою маму все устраивает, она занимается любимым делом. Ты же видишь, что на Пандоре большая часть людей в возрасте от сорока. Молодежи почти нет.

— Потому что контракты на десять лет и нельзя заводить семью? — предполагаю.

— Нет, Тай, — Нина качает головой, — потому что контракты навсегда. У некоторых были и пятилетние, но за то время, что я здесь, я ни разу не видела, чтобы кто-то не перезаключил контракт поле его окончания, — поясняет в ответ на мой изумленный взгляд. — Пандора никого не отпускает.

— Но вас же выпускают с планеты раз в три года, да? Это-то не вранье?

— Отпускают, — подтверждает. — И это шанс бежать, так что Изабелла никогда не отпустит нас с Вилли в одно время. Теперь ты понимаешь, почему мы скрывали свои отношения?

— Да уж, — признаю. — Понимаю. А что насчет Вилли? Он тоже готов рискнуть?

— Я его уговорю, — твердо произносит Нина. Ее уверенности стоит позавидовать. — Ну так что? Ты мне веришь?

Да черт его знает. Только вряд ли такой ответ будет сейчас уместен.

— Нина не лжет, — впервые после продолжительного молчания заговаривает Ди. — Я ей полностью доверяю.

Гостья дарит своей защитнице благодарную улыбку.

Усмехаюсь, поднимаю руки в знак капитуляции.

— Ну тогда верю.

Рисковать так рисковать.

 

ГЛАВА 45

Следующие три дня тянутся дольше прошлых трех недель, и я начинаю всерьез заниматься пультом управления не ради того, чтобы сделать для наркокорпорации обещанное, а просто чтобы занять руки и голову.

С Вилли на тему побега у нас состоялся один единственный разговор.

— Если ничего не получится, я тебя придушу, — обещает мне он на следующий день после визита Нины, прожигая взглядом так, что понимаешь — угроза не пустой звук.

— Я сам себя придушу, — отвечаю на полном серьезе.

Вот и все, пара фраз, даже разговором-то не назовешь. А потом начинается рутина и ожидание — хоть вой.

По-прежнему отслеживаю прилет-отлет космических кораблей. Но после ухода "Клондайка" планету никто не покидает, а "Клондайк" не спешит возвращаться. Тоска.

Где-то слышал мудрую фразу: все приходит в свое время для тех, кто умеет ждать. Так вот, это не про меня, ждать я не умею.

* * *

Сегодня за завтраком все как всегда. Меня не покидает ощущение, что все наши завтраки, обеды и ужины давно засняты на видео, и теперь таинственный некто (не иначе, маньяк-психопат) день за днем включает одну и ту же запись.

Плетусь к стойке за своей порцией. Нина улыбается, приветствует и тайком бросает вопросительный взгляд. Лишь едва заметно качаю головой — новостей нет, мы так и не выбрали подходящий день для побега.

На самом деле, не знаю, почему она спрашивает меня, наверное, потому, что я главный зачинщик. По факту, день выбирает Вилли — отслеживает график дежурств и ждет, когда в бараке рабов будет выставлена менее подготовленная смена.

— Приятного аппетита, — желает девушка. — Проходите, следующий.

И я отхожу с подносом от стойки, чтобы присоединиться к Изабелле и Гаю. Как всегда, как каждый бесконечный день.

— Алекс. Утро доброе.

А это что-то новенькое, но неприятное уж точно — мне навстречу шествует Джордж, уже отправляющийся за добавкой, в то время как другие только берут свою первую порцию.

— Доброе утро, — отвечаю сквозь зубы.

Если я тогда не пошел бить ему морду после выходки с формой Дилайлы, это еще не значит, что я что-то забыл.

Но Джордж не замечает моего настроя.

— Может, заглянешь ко мне сегодня? — спрашивает. — У меня там одна штуковина поломалась.

— Делай запрос через Изабеллу, — отрезаю и намереваюсь продолжить свой путь.

Но медик не собирается отступать, перегораживает мне дорогу своим необъятным телом.

— Ты чего это? — кажется, поражен до глубины души. А еще оскорблен, ага. — А если я доложу Изабелле о тех каплях?

— Валяй, — бросаю уже через плечо, обходя его по дуге, благо ширина прохода между столами это позволяет.

— Да ты… — захлебывается от возмущения Джордж.

Не оборачиваюсь. Я и раньше не питал к нему теплых чувств, но сейчас даже видеть противно.

— Доброе утро, — здороваюсь, занимая свое место.

— Привет, — улыбается брат.

— Что от тебя хотел Джордж? — вместо приветствия спрашивает Изабелла — орлиный глаз, все замечает.

— Хотел, чтобы я ему что-то там отремонтировал, — говорю правду.

— Но ты ведь занят, — тут же восклицает моя заботливая матушка. — Я уже говорила ему, чтобы не вздумал отвлекать тебя по мелочам, — вытягивает шею, пытается найти медика взглядом. — Ну, я ему устрою, если не понимает с первого раза, — шипит мстительно.

Прямо умилительно, как она готова защищать грудью свое детище. Не меня, разумеется, а проект по созданию роботов, ее путь "наверх".

— А он меня шантажирует, — с удовольствием подливаю масла в огонь и любуюсь ее увеличившимися от удивления глазами.

— Чем? — выдыхает.

— Тем, что настучит тебе о том, что я брал у него капли для глаз.

Теперь Изабелла абсолютно растеряна — любо-дорого наблюдать.

— Зачем?

— Первое время работал ночами, болели глаза, не хотел тебя расстраивать и говорить, — приправляю слова улыбкой.

— О, — ее лицо вытягивается. — Но ведь это на благо дела, — восклицает. — Не нужно было от меня скрывать.

Ну да, ну да, как говорит Джордж. Посмотрел бы я, чтобы она сказала в тот момент, когда еще скептически относилась к моей работе и считала попытку собрать робота блажью.

Ухмыляюсь.

— Вот я и не скрываю.

Изабелла тянется через стол и накрывает кисть моей руки своей ладонью.

— Не волнуйся, я поговорю с Джорджем, — заверяет. — Поставлю его на место.

Пожимаю плечами. Мне без разницы, будет она его куда-то ставить или класть, но помогать ему не собираюсь.

* * *

— Меня не будет сегодня ни на обеде, ни на ужине, — сообщает Изабелла уже под конец завтрака. Улыбается, треплет Гая по волосам. — Так что ведите себя хорошо.

У меня еда встает в горле. Она уезжает?

— А фы фуда? — беспечно любопытствует Гай, жуя булочку.

Изабелла морщится.

— Ну сколько раз говорить? Разговаривать с набитым ртом неприлично.

— Пфости…

Изабелла едва не рычит.

Меня душит смех. Быстро отворачиваюсь и делаю вид, что разглядываю соседние столы.

— Прости, мам, — говорит Гай уже внятно. — А куда ты едешь?

— К госпоже Корденец, — отвечает и при этом смотрит на меня. Что мне сказать? Опять передать пламенный привет? — Она хочет заранее начать подготовку к постройке роботов в остальных секторах и пригласила меня составить ей компанию. Госпожа Корденец планирует посетить Третий и Четвертый секторы, поэтому мы, вероятнее всего, не уложимся до вечера. Так что я останусь во Втором секторе с ночевкой, чтобы зря не тратить время на дорогу, и вернусь завтра к обеду.

Я не ослышался? Ночь без Изабеллы в нашем секторе? Целая ночь? Как бы не пуститься в пляс от радости и не выдать себя.

Гай тоже не выглядит расстроенным.

— Лучше ты к ней, чем она к нам, — выдает. — Ути, какой ты милый малыш, ути-пути, ми-ми-ми, — передразнивает старуху.

Господи, она и к нему лезла?

— Гай, — резко обрывает Изабелла. — Не смей так говорить о госпоже Корденец. Она просто любит детей.

Ну-ну, а еще больше — мальчиков постарше.

Интересно, как Изабелла запоет, когда внимание бабки Доры к Гаю станет менее невинным? Он же, по ее же утверждению, ее единственный сын. Тут-то ей не должно быть все равно.

— Угу, — ворчит мальчик, — ведьма-людоедка, которая хотела съесть Гензеля и Гретель, тоже любила детей.

Едва не хрюкаю от смеха.

Изабелла хмурится.

— Это еще кто?

— Древняя литература Земли, — подсказываю.

— Это школьная программа? — ужасается. — Людоедки? Какая гадость.

— Вообще-то, это из дополнительной программы, — скромно признается Гай. — Ты же говорила, чтобы я больше читал.

— Ну не про ведьм же, — фыркает Изабелла.

Ясно, пряничные домики у нас тоже под запретом.

Гай обиженно сопит, но больше не спорит.

— Читай что-нибудь полезное, — напутствует мать напоследок.

— Угу, — окончательно сдается мальчик.

— И обязательно звоните мне, если в мое отсутствие что-то произойдет, — продолжает Изабелла. — Особенно ты, Алекс, — стреляет в меня глазами. — Не бойся меня побеспокоить, как с каплями. Если что-то случится, я немедленно вернусь.

— Конечно, позвоню, — обещаю.

Попрощаться, ага.

* * *

— Изабелла уезжает до завтра, — сходу сообщаю Вилли, стоит нам остаться в помещении вдвоем.

От лица охранника мгновенно отливает кровь.

— Сегодня? — ахает. — Но сегодня у рабочих на входе Дон и Руперт. С ними будут проблемы.

— Предлагаешь еще подождать? — интересуюсь язвительно. — Сколько? Пока барак с рабами не опустеет, и охранять станет некого?

Вилли хмурится, трет лицо — нервничает.

— Как-то внезапно, — признается.

Так, спокойно. Сейчас главное его не спугнуть — если Вилли передумает нам помогать, весь план полетит в тартарары.

— Вил, — говорю, — всегда будет внезапно. Мы либо делаем, либо нет. Без Изабеллы в секторе будет проще в любом случае.

Она, конечно, может дать приказ о нашем уничтожении и через коммуникатор, но это займет куда больше времени — я об этом позабочусь: запущу помехи в эфир, чтобы ее не сумели вызвать слишком быстро. А без ее одобрения никто не станет стрелять в нас на поражение, что даст нам фору.

— Ладно, ты прав, — сдается Вилли. — Но ты уверен, что получится?

— Получится, — говорю твердо.

Нельзя допускать даже мысли, что не получится.

* * *

Весь день занимаюсь подготовкой к ночи. Дел много: взять под контроль камеры наблюдения, отключить сигнализацию, запустить в систему "вирус", который по моей команде в нужное время начнет посылать в эфир помехи и не даст охране связаться ни между собой, ни с Изабеллой, настроить замок на двери ангара, где спрятана "Старая ласточка", чтобы иметь возможность открыть его на месте, введя простой код.

Впервые за время нашей совместной работы Вилли мне мешает. Обычно он не вмешивается — бросит пару фраз и уйдет или просто замолчит, а сейчас охранник здорово нервничает. То и дело щелкает пальцами, отчего я всякий раз вздрагиваю, или топчется за спиной, каждые несколько минут спрашивая:

— Ну как?

— Виииил, — прошу. — Сядь.

— Но у тебя же все получается как надо, да?

— Да, Вил. Сядь.

— Угу.

И через пять минут:

— Ну что там?

— Вил…

И так по кругу.

* * *

Обед мы с Вилли пропускаем, и он в кои-то веки ни слова не говорит по этому поводу. А вот ужин пропустить нельзя — Изабелле могут донести и раньше времени вызвать подозрения.

Начало действий по плану — через три часа после ужина. У меня прямо мандраж, но ничего, хожу улыбаюсь, подначиваю Вилли, когда он начинает откровенно дрейфить.

А вот Нина — молодец, сама невозмутимость, выдает сотрудникам ужин, желает приятного аппетита. А ведь я лично звонил ей сразу после отъезда Изабеллы и сказал, что все произойдет сегодня.

— Приятного аппетита, — говорит девушка и мне.

Подмигиваю ей в ответ, она улыбается.

Вилли, Вилли, что же твоя девушка смелее тебя?

— Привет, — здороваюсь с Гаем, непривычно одиноко сидящим на конце длинного стола.

— Привет, — тут же приободряется. — Что у тебя нового?

Надо сказать "ничего", перевести тему, рассказать что-нибудь веселое и усыпить бдительность брата. Но я ведь обещал предупредить его, правда?

Не знаю почему, но доверяю этому пацану и не сомневаюсь, что он не донесет Изабелле. С другой стороны, лучше было бы промолчать, чтобы оградить его от неприятностей в случае нашего провала.

Но я ведь обещал. Мальчику, который почти ни с кем не общается, живет в своем тесном мирке и пока умеет искренне любить и верить людям. Если уйду молча, он воспримет это как предательство, никак иначе.

Облизываю губы.

— Гай, — говорю, — помнишь, я обещал тебя предупредить кое о чем?

Брат вздрагивает, смотрит на меня огромными блестящими глазами. Несколько раз открывает и закрывает рот, будто хочет что-то спросить, но не решается.

— Спасибо, — произносит наконец и опускает взгляд в свою тарелку, ест медленно, без аппетита.

Он замечательный. Подумать только, еще месяц назад я понятия не имел, что у меня есть брат. И это чертовски здорово иметь младшего брата, правда.

— Сегодня? — глухо спрашивает мальчик через несколько минут гробового молчания.

— Да.

— Ночью?

— Да, — снова коротко. — Гай, — прошу, скосив глаза в сторону работников Пандоры, сидящих не настолько далеко от нас, чтобы можно было спокойно обсуждать эту тему, — давай обсудим Гензеля и Гретель, что ли? А?

Мне удается вызвать у него улыбку, но она быстро тускнеет.

— Гензель и Гретель никогда не расставались, — вздыхает.

Ух ты, у нас настоящий братский шифр. Ладно, опустим тот факт, что мы не слишком похожи на этих сказочных героев, хотя бы потому, что один из них — девочка.

— Если бы они расстались, то точно ненадолго, — говорю бодро.

— Правда? — в глазах Гая надежда и сомнение: правильно ли истолковал мои слова.

— Правда, — подтверждаю.

Если не умру этой ночью, то непременно буду поддерживать отношения с младшим братом, ни за что его не брошу.

Теперь на лице Гая появляется робкая улыбка.

— Сказка ведь хорошо кончилась, — напоминаю, чтобы закрепить успех.

— Думаю, если Гензель и Гретель расставались даже ненадолго, они все равно скучали, — осторожно говорит мальчик.

— А я думаю, они не успевали соскучиться, — бодро парирую.

Улыбка Гая становится увереннее.

* * *

Ди появляется в комнате, как всегда, где-то через час после ужина. Замирает у входной двери, прижимается к ней спиной и ладонями, глаза лихорадочно блестят.

— Это правда? Сегодня? Нина сказала.

— Правда, — подтверждаю, встаю из-за компьютера, за которым сидел, и подхожу к ней. — Изабеллы не будет этой ночью. Нужно воспользоваться моментом. Это же мой девиз, помнишь? — добавляю в голос оптимизма, а то вид у Дилайлы уж чересчур испуганный.

Отмирает.

— Саrре diеm, — произносят ее губы. — Помню.

Конечно она помнит, у нее было полно времени, чтобы изучить мое тело, включая татуировку на нем, вдоль и поперек.

Улыбаюсь при этой мысли, прижимаю ее к себе.

— Ты-то не дрейфь, — говорю куда-то ей в волосы. — Ты же не Вилли.

— Точно не Вилли, — смеется.

— Все будет нормально, — утешаю то ли ее, то ли себя. — Я все подготовил, мой комм сейчас — просто властелин Первого сектора. Все настроено и выверено.

— Будет, — соглашается Дилайла, глубоко вздыхает и продолжает уже бодрым голосом: — Так, что нам нужно? Сколько у нас времени?

— Два часа.

— Отлично… — она проходится по комнате, делает круг, а потом садится на край кровати и поднимает голову, на лице совершенно беззащитное выражение. — Слушай, а ведь мне даже собирать нечего. Зубная щетка и та не моя.

А ведь и правда. У нее же даже верхней одежды нет, а там дождь, ветер и холод.

— Сейчас, — говорю.

Распахиваю шкаф, ищу свою старую куртку. Нахожу — черт, совсем забыл, что она без капюшона. По размеру эта куртка меньше той, которую мне выделила Изабелла, и подошла бы девушке лучше, но под дождь я Ди в ней не отпущу.

— Держи, примерь, — кидаю на кровать выданную мне куртку.

— А ты? — хмурится.

— А я — налегке, — отзываюсь, указывая на свою находку из шкафа.

— Лаки, — кажется, собирается спорить.

— Ди, — не остаюсь в долгу.

— Лаки, — повторяет настойчиво.

Закатываю глаза.

— Ну, ты за кого меня принимаешь? Укутаюсь, а тебя потащу под ливень в легкой куртке с непокрытой головой?

— А сам? — не сдается.

— А сам буду бежать между капель, — усмехаюсь. — Примеряй давай.

Дилайла вздыхает, сдается. Встает и надевает на себя мою куртку.

— Отлично, — оцениваю. — Больше не меньше.

— Угу, — ворчит Ди, подкатывает слишком длинные рукава.

А я тем временем достаю из-под кровати свою сумку. Нет, не собираюсь тащить ее с собой (руки должны быть свободны), а вот документы нужно забрать, да и карманы лишний раз проверить не помешает.

— О, — нахожу в одном из них кулон с фотографией отца, который отдала мне Изабелла. А я о нем и забыл.

— Что это? — спрашивает Ди, подходя ближе.

— Гляди, — сижу на полу на корточках, склонившись над сумкой, поэтому просто вытягиваю руку с кулоном вверх.

Девушка берет, раскрывает.

— О, — повторяет за мной. — Ты возишь с собой портрет своего отца? — удивленно и одновременно смущенно.

— Ага, — смеюсь, — в женском кулоне. Я не настолько сентиментален. Это Изабеллы, — поясняю в ответ на недоуменный взгляд.

— А зачем она его тебе тогда отдала?

— Ди, — смотрю на нее умоляюще, — не задавай мне таких вопросов. Понятия не имею, что в голове у этой женщины.

— Да уж, — протягивает, возвращает кулон, и я сую его в карман штанов.

Он мне, ясное дело, не нужен, но выбрасывать фото отца тоже как-то неправильно.

* * *

— Ты готов? — спрашивает Вилли, стоит мне принять вызов.

— Ага, — отзываюсь, — вот уже сидим на чемоданах.

— Я надеюсь, ты такой же хороший пилот, как и клоун, — огрызается Вилли.

— А я на все руки мастер, — заверяю и продолжаю уже по делу: — Готовы. Запускаю?

— Угу, — кажется, Вилли спокойнее, когда я серьезен. — Встречаемся у люка.

— Окей, — подтверждаю и обрываю связь.

— У люка? — переспрашивает Ди, все это время стоящая рядом и напряженно прислушивающаяся к нашему разговору.

— Да, пойдем через крышу. Я думал, его заварили после нашей с Гаем прогулки, но нет, всего лишь сменили на замке код, добавили вокруг камер и повесили сигналку, — приподнимаю руку с коммуникатором на запястье. — Все уже под контролем. Сейчас вырублю, — вызываю экран, отдаю команду. — Ну все, — подмигиваю ей, — техника на нашей стороне, охрана за пультом глуха и слепа, главное — не попасться никому в коридоре.

— А если попадемся? — Дилайла бледная, как снег.

Пожимаю плечами.

— По обстоятельствам, — отвечаю и сую извлеченный из сумки парализатор за ремень джинсов. Не то чтобы заряда хватит на много выстрелов, но на крайний случай можно использовать. — Пошли, — надеваю куртку, застегиваю по самый подбородок.

Ди тоже одевается.

Последний штрих — достать из комма маячок Изабеллы и оставить в комнате.

 

ГЛАВА 46

Бывают дни, когда везет, а бывают — когда не везет. Сегодня наша удача решила возблагодарить нас за месяц на Пандоре — коридоры девственно пусты.

Вилли и Нина ждут под люком, через который мы выбрались с Гаем на улицу в прошлый раз. Оба в куртках с капюшонами и без каких-либо вещей с собой. Верно, сейчас важно — выбраться и выжить, вещи — дело наживное.

— Вас никто не видел? — спрашивает Вилли, напряженно вглядываясь в коридор за нашими спинами.

— Нет, — успокаиваю. — А вас?

— Нет. Повезло.

Главное, чтобы нам и дальше так везло.

— Ну, что? — предлагаю. — Полезли, что ли?

— Я первый, — вызывается Вилли, пожимаю плечами: да ради бога.

И возлюбленный Нины первым взбирается по лесенке вверх, откидывает крышку люка (замок я отключил заранее дистанционно) и замирает в ожидании сигнала тревоги, но, естественно, кроме звука дождя снаружи, ничего не слышно.

— Отключил я все, отключил, — говорю, задрав голову вверх. — Лезь давай.

За Вилли взбирается Нина, за ней Ди, я — последний. Выбираюсь и захлопываю крышку.

На улице темно, воет ветер и льет дождь. Фонарь дает круг яркого света у входа, но сюда его хватает только на то, чтобы иметь возможность различать очертания предметов.

Мокро, скользко. У меня одного нет на куртке капюшона, и ледяные капли тут же попадают за шиворот. Бр-р.

Ди ойкает, начинает катиться вниз, подхватываю.

— Спокойно, — говорю. — Руку мою не отпускай.

Вижу, что кивает. Не паникует — хорошо.

Нам снова везет: ветер этой ночью гораздо слабее, чем в нашу с братом вылазку. Больше мешает дождь — легко поскользнуться, но зато не сносит с крыши штормовыми порывами.

Вилли спускается вниз по водосточной трубе, как это делал в тот раз Гай. Немного опасаюсь, выдержит ли труба его вес, но делали ее на совесть — ни скрипа.

Нина — следующая. Как и следовало ожидать, подготовка у девушки не такая, как у ее молодого человека. Нина срывается, ахает и летит вниз, но Вилли ловко ловит ее и бережно опускает на землю. Они оба быстро отступают со света фонаря, прячась во тьме.

В прошлый раз мне было удобнее спрыгнуть вниз, чем ползти по трубе. Но прыгать на мокрую глину — верный способ получить себе очередной перелом. Поэтому убеждаюсь, что Ди крепко держится, и спускаюсь как все — не спеша и осторожно, по трубе.

Дилайла же оказывается более ловкой, чем Нина, и ее спуск проходит без проблем.

Хватаю ее за руку, увлекая с собой в темноту.

— Туда, — говорю. — Вилли и Нина уже ушли.

— Веди, — покорно соглашается Ди.

По плану, следующий пункт нашего путешествия — гараж с флайером: угоняем и летим в барак рабов. У Вилли есть два парализатора и один плазменный пистолет (путь он не понадобится). Говорит, на дверях ночью стоят двое. Связь я испортил, так что подкрепление вызвать не успеют, а с двумя при наличии парализаторов управимся.

Меня больше смущает то, как мы быстро найдем и заберем с собой экипаж "Старой ласточки". Но как предупредить их заранее, никто из нас так и не придумал.

Что тут скажешь? Да здравствует метод импровизации.

Замок в гараже электронный, но он не подключен к центральной сети, поэтому приходится взламывать на месте. Никаких чудес программирования: нож и отвертка. По старинке, так сказать.

— Посвети мне, пожалуйста, — вручаю Ди карманный фонарик, а сам встаю на одно колено и быстро вскрываю крышку замка.

Вода холодными струями стекает по лицу, попадает за воротник, заливает глаза. Ковыряюсь в проводках, зажав отвертку в зубах. Дилайла держит фонарик, Вилли и Нина переминаются с ноги на ногу чуть позади. Не мешают и не паникуют, что уже отлично.

Замок мигает зеленым, ставлю крышку на место и поднимаюсь. Джинсы мокрые насквозь.

— Ну что? Погнали? — оборачиваюсь к Нине и Вилли. И тут вижу, что мой комм начинает светиться. — Что за…

Первая мысль — я где-то прокололся, и Изабелла звонит, чтобы сообщить, что нам конец. Но нет, это не она. На экране высвечивается: "Гай".

Почему он не спит? Мне казалось, мы попрощались за ужином.

— Да, Гай? — говорю быстро, поднеся запястье к лицу — некогда вставлять наушник. В ответ шипение. — Гай?

Ну да, чего я хочу? Я же сам врубил помехи.

— Мы едем? — торопит Вилли.

— Ага, — отзываюсь, сбрасывая вызов. — Наверно, Гай хотел попращать… — не договариваю, потому что вдруг до меня доходит, что Изабелла так и не разрешила отремонтировать мальчику коммуникатор. Он работает только на входящие звонки, а также позволяет перезвонить последнему звонившему (там кнопка, для этого не нужен экран).

Так, когда я звонил Гаю? А, точно, сегодня в обед болтали пару минут. Значит, никто с тех пор его не вызывал? И он это точно запомнил, поэтому, нажимая среди ночи кнопку повтора, был абсолютно уверен, что позвонит мне, а не кому-то другому, например, матери? Экрана-то нет, номера, по которому звонит, он не видит.

Ладно, рискнем, уж слишком все подозрительно. Вызываю голографический экран над запястьем, возвращаю качество связи. Вернуть помехи — дело пары секунд, но мне надо убедиться, что с Гаем все хорошо.

Ни черта не видно, дождь усиливается. Вызов идет, но мне никто не отвечает. Повторяю — нет ответа. Повторяю — соединение… и тишина.

Ничего не понимаю, подношу коммуникатор к уху, прислушиваюсь. Нет, не тишина — с той стороны тоже шум дождя.

Черт-черт-черт.

— Лаки, — окликает меня Ди. — Ты идешь?

Надо идти, нам благоволит удача, надо хватать ее за хвост и бежать…

— Я должен вернуться.

— Что?

— Ты чего удумал? — выступает Вилли уже из глубины гаража. — Нас подбил, а сам собрался слинять?

— Тише, — пытается его успокоить Нина. — Тайлер, что произошло?

— Я должен проверить, что с Гаем.

Голос Нины больше не звучит дружелюбно:

— Может, мне тоже позвонить маме и убедиться, что все в порядке? Тай, надо бежать, пока можем.

— Я быстро, — говорю. — Он где-то на улице, дойду до барака и вернусь. Пять минут, хорошо?

Вилли матерится. Нина молчит — видимо, поняла, что спорить бесполезно.

— Я с тобой, — твердо произносит Дилайла.

— Хорошо, — не отговариваю, хватаю за руку и увлекаю за собой.

С одной стороны, ей было бы лучше подождать меня под крышей. Но с другой — Вилли зол и в панике. Лучше Ди не оставаться с ним без меня, даже с Ниной.

Бежим свозь дождь. По-моему, у меня уже мокрое абсолютно все: в ботинках хлюпает, джинсы стали тяжелые, липнут к ногам.

— Вон он, — ахает Ди.

Точно, вижу. Маленькая темная фигура лежит на боку прямо в круге фонарного света.

— Гай, — бросаюсь к брату, падаю на колени. Дотрагиваюсь — не реагирует. — Что же ты наделал? — бормочу, переворачивая его на спину.

Крови много, она смешивается с дождем, растекается по лужам, и уже не разобрать, сколько ее. Куртка Гая распорота на боку каким-то плоским куском металла, который вошел в тело, как нож в масло, и остался там.

Откуда это? С крыши? Полез посмотреть наш отход, поскользнулся, зацепился и рухнул?

Размазываю ладонями воду по своему лицу, не помогает.

— Он жив? — спрашивает Дилайла за моей спиной.

Руки дрожат, еще этот чертов дождь, но кое-как нащупываю пульс у мальчика на шее.

— Жив, — выдыхаю.

Аккуратно просовываю руки ему под лопатки и колени, медленно поднимаюсь на ноги, бережно прижимаю к себе.

— Лаки, — всхлипывает рядом Ди.

Понимаю, там ее семья. Там сотни людей, которые погибнут, если мы ничего не сделаем. Там Вилли и Нина, рискнувшие всем ради свободы.

— Прости меня, — говорю и шагаю со своей ношей к двери барака.

По лицу Дилайлы текут слезы, или это дождь забрался ей под капюшон? Не знаю, не хочу сейчас думать.

— Открывай, — стучу ногой в дверь, уже ни от кого не таясь.

— Кто там? Что случилось? — раздается в ответ.

Снова с силой пинаю ни в чем неповинную дверь.

— Открывай, — ору. — Сын Изабеллы ранен.

Щелкает замок, дверь распахивается, и меня на мгновение ослепляет ярким светом, льющимся изнутри на крыльцо.

— Что случилось? — в ужасе выпучивает глаза охранник, автоматически делает шаг вперед, протягивая руки.

— Я сам, — говорю, внося брата в барак. — Буди Джорджа. Быстро.

— Сейчас, — охранник слишком шокирован, чтобы спорить.

Вопрос о том, как мы оказались на улице, придет ему в голову позже.

* * *

Врубаю в медблоке свет, вношу Гая в помещение, аккуратно, стараясь не встряхнуть, кладу на кушетку. На белой простыне тут же расплывается кровавое пятно. Боже, сколько крови.

Ди входит вслед за мной, замирает у двери, скидывает капюшон, обнимает себя руками. У ее ног тут же образовывается лужа, вода струями стекает на пол.

Бросаю на нее быстрый взгляд и отворачиваюсь.

Протягиваю руку, касаюсь шеи мальчика — кожа ледяная, но пульс есть. Выдыхаю с облегчением. Он потерял много крови, ее нужно остановить, но как? На рану не надавишь, в ней этот треклятый кусок железа. А вынуть — тогда точно умрет от кровотечения.

Так, надо что-то делать, пока не появится Джордж.

Хватаю со стола нож для бумаги, разрезаю на Гае куртку, чтобы можно было ее аккуратно снять, не задев рану. Ткань мокрая, я мокрый, вода с волос продолжает заливать глаза. Зачесываю пятерней отросшие волосы назад и продолжаю.

— Ди, помоги мне, пожалуйста, — прошу.

Девушка отмирает, делает шаг к кушетке.

— Что делать? — спрашивает.

— Поддержи его, — говорю. — Ага, вот так. Я сейчас сниму с него куртку.

Ди больше не произносит ни слова, помогает молча. Наконец сбрасываю остатки куртки на пол. Без нее все выглядит гораздо страшнее — рваные края раны продолжают подпитываться новой порцией крови.

Где этот чертов Джордж?

Честное слово, я сейчас пойду и вытащу его из постели за волосы.

— Что тут у вас? Что за шум? — заспанный медик появляется на пороге, как спал, в голубой пижаме в розовых слониках. Жесть.

— Шевелись, — рявкаю на него. — Гай поранился.

Дилайла, пятясь, отходит от нас и возвращается к двери.

Джордж выпучивает глаза, пялится сначала на мальчика на кушетке, потом на меня, затем на Ди, вновь превратившуюся в статую.

— Какого… — бормочет пораженно.

— Живо, — не выдерживаю. — Ты же доктор. Спасай его.

Медик отшатывается от меня, складки жира колышутся под тонкой тканью пижамы от резкого движения. Тем не менее семенит к кушетке, вглядывается, щурится. Я тем временем избавляюсь от своей куртки — слишком тяжелая от впитавшейся в нее влаги, неудобно.

— Рана глубокая, надо шить, — деловым тоном сообщает Джордж то, что я знаю и без него.

— Так шей, — цежу сквозь зубы. Я, может, и не врач, но даже я понимаю, что медлить нельзя.

— Ну да, ну да, — бормочет медик, обходит кушетку, останавливается с другой стороны, рассматривает рану под иным углом. Руки при этом заложены за спину, к пострадавшему он не притронулся и пальцем. Закончив осмотр, Джордж вдруг, вместо того чтобы что-то предпринять, отходит к столу, складывает руки на животе. — Я не могу, — выдает то, отчего я просто теряю дар речи.

— Как это — не можешь?

— А вот так, — медик абсолютно спокоен и равнодушен. — Прибор для сшивания сломался, а вручную я не умею. Просил же тебя зайти и помочь, а ты отказал. Вот, — взмах массивной руки с сарделькообразными пальцами в сторону все еще теряющего кровь ребенка, — пожинай плоды. В следующий раз подумаешь, прежде чем отказывать. Ну да, ну да.

Меня накрывает просто до искр в глазах. Бегом выскакиваю в коридор, хлопая дверью.

— Где тебя носит, черт тебя дери? — орет Вилли, едва вызываю его.

— Не ори и слушай, — обрываю, причем таким тоном, что тот и правда мгновенно затыкается. — Все отменяется. Бери флайер и мчись в барак рабочих, хватай Маргарет (это врач, спросишь, ее там все знают) и вези сюда. Скажешь, приказ Изабеллы.

— Ты спятил? — не верит своим ушам.

— Делай, Вил, — настаиваю.

— А что мы скажем…

— Я буду говорить, и я буду выкручиваться, — рявкаю в комм. — Быстро тащи сюда Маргарет. Гай серьезно ранен. Если поторопишься, Изабелла еще наградит тебя за спасение ее сына.

— Ладно, еду, — сдается Вилли.

Обрубаю связь и возвращаюсь обратно. Меня не было минуты две, а картина не изменилась: Джордж по-прежнему бездействует. Упираюсь в него убийственным взглядом.

— Вколи ему что-нибудь, — рычу.

— Что, например? — уточняет ехидно и очень самодовольно, с четким осознанием своей власти надо мной в этот момент.

— Почем я знаю? Обезболивающее, кровоостанавливающее — что угодно, что не даст ему умереть, пока не приедет Мэг.

— Ну да, ну да, — кивает медик, — пожалуй, поможет. Ну да, ну да, — а потом расплывается в ликующей улыбке. — Ну, так попроси меня как положено. Или лучше нет, — кивает в сторону Дилайлы, — дашь ее мне на одну ночь, и, так уж и быть, помогу твоему брату.

Да он бесстрашный совсем, что ли?

Вынимаю из-за пояса парализатор и направляю ему прямо в лоб.

— Ты же врач, — говорю, — знаешь, что если пущу максимальный заряд тебе в лицо, будешь неделю блевать. Хочешь?

В глазах Джорджа появляется запоздалый испуг.

— Ладно-ладно, — вскидывает руки перед собой, будто они смогут его защитить в случае выстрела. — Я просто пошутил, пошутил, ну да, ну да, — после чего наконец начинает открывать дверцы шкафчиков и доставать препараты и инъекторы.

Немного расслабляюсь, но убирать парализатор не спешу.

— Ди, — говорю через плечо, так как не хочу выпускать из виду Джорджа, — тебе лучше пойти в комнату. Изабеллу наверняка уже вызвали, не стоит тебе с ней сталкиваться.

Дилайла не отвечает, только слышу за спиной шаги, а затем мою свободную кисть крепко сжимают ее пальцы. Она так и не произносит ни слова, просто показывает свою молчаливую поддержку и быстро выходит из медблока.

— Убери парализатор, я нервничаю, — жалобно просит Джордж, когда звук шагов Дилайлы затихает в коридоре.

Пожалуй, он прав. Я покалечу этого неповоротливого тюленя и голыми руками.

Ставлю оружие на предохранитель, убираю обратно за пояс.

В этот момент в коридоре раздаются быстрые шаги. Оборачиваюсь: Вилли пропускает Маргарет вперед. У нее растерянный вид, спутанные влажные волосы.

— Мэг, — выдыхаю, — я еще никогда в жизни не был так рад тебя видеть.

Мне она просто кивает, а потом замечает Джорджа в его чудо-пижаме, и ее брови ползут вверх.

— Это что еще за розовый слон? — интересуется с отвращением в голосе.

— Я врач, — визгливо возмущается тот, выпятив грудь вперед.

— Ой, фу, — машет Маргарет рукой в его сторону. — Сгинь с глаз моих, — больше она не обращает на крупное тело в голубой пижаме никакого внимания, подходит к кушетке. — Что случилось? — спрашивает уже серьезно.

— С крыши упал, видимо, в полете напоролся, — рапортую сперва бодро, потом сдуваюсь: — Мэг, не знаю, нашел уже на земле и с этой штукой в боку.

— Ладно, не паникуй, — похлопывает меня по плечу. — Посторонись-ка, — командует, — вынимает шпильку из нагрудного кармана, закручивает волосы в тугой пучок на макушке, чтобы не мешали, закалывает, затем идет к раковине мыть руки. — Эй, розовый слон, халат и перчатки выдай.

— Да я… да вы… — Джордж задыхается от возмущения и покрывается испариной, от подмышек по голубой ткани со слонятами заметно расползаются влажные круги.

— Парализатор еще при мне, — напоминаю. — Дай все, что она просит.

— Да я вас… — бурчит Джордж себе под нос, но теперь откровенно трусит, поэтому бормочет так тихо, что слов не разобрать.

— Тайлер, ты можешь подождать в коридоре, — кивает мне Маргарет. Поглядываю на Джорджа с сомнением. — Брось, пока он поднимет на меня руку, я уже воткну ему в глаз скальпель, — успокаивает. — Мне с этим слоником ничего не грозит.

— Хорошо, — соглашаюсь. — Я за дверью, зови.

Выхожу, выталкивая обмершего Вилли из медблока. Закрываю дверь, чтобы не мешать.

У моего личного охранника лихорадочно блестят глаза, на щеках выступили красные пятна.

— Выдохни, — говорю, опираюсь плечом о стену. — Ты молодец, быстро сработал.

Вилли издает какой-то странный звук, то ли стон, то ли вой, сминает огромной ручищей ворот футболки у меня под горлом и подтаскивает меня к себе.

— Ты хоть понимаешь, как мы из-за тебя влипли? — рычит прямо мне в лицо. — Мы все покойники.

Не вырываюсь, жду, когда закончит. Однако, не получив сопротивления, Вилли разжимает пальцы, отпускает, но смотрит таким взглядом, будто даже руки об меня марать противно. Заслужил, знаю.

— Изабелла нас порешит, — Вилли в отчаянии проводит ладонями вдоль висков.

Снова приваливаюсь к стене, но на этот раз спиной, сползаю на пол, подтягиваю колени к груди.

— Молись, чтобы он выжил, — киваю на закрытую дверь медблока, — тогда ты станешь героем-спасителем… Если перестанешь паниковать и возьмешь себя в руки, — добавляю, немного помолчав.

Тот отворачивается. Ладно, попробуем выкрутиться.

— Ты уже почти доделал своих роботов, — глухо заговаривает Вилли, по-прежнему пялясь в стену. — Ничто не мешает Изабелле запустить их без твоего участия, а нас всех перестрелять — и дело с концом.

Ну, сколько можно ныть?

— Ничего она без меня не запустит, — огрызаюсь. — А если попробует, ее ждет большой сюрприз.

На этот раз охранник замолкает окончательно. Бог с ним, пусть успокоится.

Вызываю экран над запястьем, врубаю отключенные камеры, рву связь с замком ангара, где стоит "Ласточка". Восстанавливаю все, что успел натворить, после чего выхожу из системы.

Откидываю голову назад, опираясь ею о стену за своей спиной.

Теперь остается только ждать.

* * *

О ее появлении можно догадаться задолго до того, как она показывается в зоне видимости, — по громким голосам, стуку каблуков, хлопанью дверей. Изабелла не идет по коридору — летит. Волосы растрепаны, пальто распахнуто.

— Что с моим сыном? — впивается в меня глазами. — Что случилось? Он жив? — всхлипывает, кажется, она на грани истерики.

В этот момент дверь медблока открывается, и на пороге появляется Мэг, снимающая перчатки.

— Жить будет, — сообщает. — Все залатала. Пришлось сделать переливание крови. Возможно, потом еще понадобится, но это ерунда, у вас отлично работает синтезатор.

Изабелла смотрит на Маргарет широко распахнутыми глазами.

— Что она тут делает? — обвиняющий взгляд перемещается на меня.

— Спасает Гаю жизнь, — отвечаю. — Вот он, — киваю в сторону медблока, где чуть в отдалении за плечом Мэг маячит Джордж, — отказался что-либо предпринимать. Я попросил Вилли привезти Маргарет, и слава богу, что она успела вовремя.

— Отказался? — растерянно переспрашивает Изабелла, такой я ее еще не видел. — Что вообще произошло?

Она обращается к Вилли, но тот стоит как воды в рот набрал. По мне, так только лучше, пусть помолчит и успокоится.

— Гай полез на крышу, — говорю.

— Зачем? — командный тон возвращается к ней на глазах.

— Не знаю, — вру. — Позвонил мне с крыши, я побежал туда. Пока вылез, он уже лежал внизу. Я принес его сюда, Джордж ничего не смог сделать, и я послал Вилли за Маргарет.

— Как он вообще выбрался на крышу? — недоумевает Изабелла. — Там же камеры, замок, сигнализация? — подносит коммуникатор к губам. — Шон, — рявкает. — Каким образом мой сын опять смог незамеченным попасть на крышу, да еще и открыть люк? — у нее наушник, поэтому не слышно, что отвечает ей собеседник, но Изабелла удовлетворенно кивает сама себе и отключает связь. — Говорит, какое-то замыкание, даже позвонить около часа было нельзя, — прищуривается, разглядывая меня, будто пытается прожечь насквозь. — Как же Гай тогда смог тебе дозвониться?

Спокойно выдерживаю ее взгляд.

— Понятия не имею.

— Дурдом, — Изабелла запускает руку в волосы, переступает с ноги на ногу, потом делает полный оборот вокруг своей оси. — К нему можно? — задает вопрос Маргарет, на этот раз вполне миролюбиво.

— Можно, — кивает Мэг, — но не тревожьте. Ему надо спать.

— Хорошо, — отзывается Изабелла. — Вы останетесь? — надо же, спрашивает, не приказывает. — Вдруг ему понадобится еще ваша помощь.

— Ради мальчика — останусь, — соглашается Маргарет.

— Хорошо, — повторяет Изабелла, заметно успокаиваясь. — Вилли, вытащи оттуда Джорджа, будь любезен, — распоряжается. — Сколько можно там прятаться?

Вилли с готовностью кидается выполнять поручение.

— Иза, все было не совсем так, — начинает оправдываться Джордж.

— О боже, — от Изабеллы тоже не укрываются чудесные розовые слоники на его одежде.

— Я бы все равно помог Гаю, — продолжает Джордж, хотя начальница не задала ему ни единого вопроса. — Я просто хотел подразнить Алекса, но Гая никогда бы не обидел, ты же знаешь. Все любят малыша Гая.

Изабелла по-прежнему не произносит ни слова, молчит и смотрит в упор. Медик же, не услышав возражений, принимает это за добрый знак и продолжает с удвоенным энтузиазмом:

— Я сразу понял, что случай сложный, мне понадобится помощник…

С опаской поглядываю на Изабеллу. На его месте я бы заткнулся, потому что сейчас ее молчание за хороший признак может принять только идиот.

— …Ну, вот я сам и предложил привезти Маргарет, я…

Договорить Джордж не успевает, так как Изабелла спокойно вынимает из кобуры на своем бедре лазерный пистолет и без лишних сантиментов стреляет медику в голову.

Мэг вскрикивает, я вздрагиваю, Вилли белеет от ужаса, очевидно, решив, что он следующий.

Огромное тело Джорджа падает навзничь, посреди лба круглое отверстие от лазерного луча, прожегшего его мозг насквозь. Глаза удивленно распахнуты, на лице застыло растерянное выражение.

— Шон, — тем временем уже снова связывается с одним из своих помощников Изабелла, — с тебя к утру отчет о том, что был свидетелем того, как один из рабочих сбежал и убил Джорджа… Да-да, труп тоже надо прибрать… Молодец… Все, до связи, — прекратив разговор с Шоном, она поворачивается к Маргарет и мило улыбается. — Знаете, мы начали наше знакомство не с того, — сообщает. — Не хотите поменять статус и получить новую работу? — предлагает. — У меня чудесным образом образовалась вакансия, — Маргарет смотрит на нее как на исчадие ада, кажется, даже не моргает. — Можете подумать, я не тороплю, — разрешает Изабелла. — А пока я пойду к сыну, — бросает взгляд и на меня: — Завтра все обсудим, хорошо?

— Угу, — отзываюсь.

— Вот и умница, — она похлопывает меня по щеке, как послушного песика, и входит в медблок чрезвычайно довольная собой.

— Она маньячка, — шепчет мне Мэг.

Склонен согласиться. Никогда не видел, чтобы люди ловили такой кайф от убийства.

 

ГЛАВА 47

Когда я вхожу, Ди уже избавилась от мокрой одежды и облачилась в одну из моих футболок. Сидит на постели, обняв руками плечи и подогнув под себя скрещенные ноги. Только диву даюсь, как она не запутывается в этих своих длинных ногах — настолько быстро вскакивает с кровати и бросается ко мне.

— Ты живой, — отчаянно шепчет, обхватив руками за шею и повиснув на мне.

В первое мгновение замираю и тупо моргаю от такой встречи. Идя сюда, я ожидал претензий из-за того, что поставил свои интересы превыше не только интересов, но и жизней остальных. Претензий, обвинений — всего того, чего на самом деле заслуживаю. То есть ждал чего угодно, но только не жарких объятий.

Отмираю.

— Ди, — говорю, — я еще мокрый.

И правда, футболка за время, проведенное в медблоке и под его дверью, успела подсохнуть, а джинсы по-прежнему — хоть выжимай.

— Мне все равно.

Хм, ну мне-то тем более. Прижимаюсь щекой к ее волосам, улыбаюсь. Так и стоим.

— Изабелла приехала? — спрашивает, не отпуская меня от себя ни на миллиметр.

— Примчалась, — вздыхаю.

— И как она отреагировала? — ее хватка становится еще крепче, будто коршун по имени Изабелла прямо сейчас может попытаться вырвать меня своими когтистыми лапами.

— Психонула, покричала, пристрелила Джорджа, расслабилась.

Тело девушки деревенеет.

— Изабелла убила Джорджа? — переспрашивает пораженно.

— Угу, — подтверждаю.

Не хочу рассказывать подробности, нет ни малейшего желания обсуждать ни Джорджа, ни его смерть.

Любопытно, что для Изабеллы разница между убийством раба и убийством наемного работника оказалась лишь в том, что по поводу смерти второго придется писать отчет.

Молчание затягивается. С моих штанов, должно быть, уже натекла целая лужа.

— Ди, — говорю, поглаживая ее по спине, — мы что-нибудь придумаем, — девушка вздрагивает, потом еще и еще раз. — Эй, — пугаюсь, — ты что, плачешь?

Лучше бы не спрашивал, честное слово. Потому что если до этого она именно плакала, то после моего вопроса начинает рыдать. Рыдать. Громко, со всхлипами.

— Ди, ну, ты чего? — говорю как можно мягче. — Выкарабкаемся. Изабелла купилась на липовые объяснения, значит, у нас есть еще время, попробуем снова. Ну, Ди, — прошу, — посмотри на меня.

Но девушка только мотает головой и цепляется за меня, будто она — тонет, а я — ее плот. Да что ж ты будешь делать?

— Ди… — оставляю попытки ее успокоить (понятия не имею, как это делается), просто стою, мягко поглаживая девушку по дрожащим лопаткам.

— Я так испугалась… что она… она тебя убьет, — признается между всхлипами. — Сидела тут… и умирала от страха. И даже из комнаты выйти боялась, чтобы… чтобы все не испортить и тебя не подставить.

Никогда не видел ее слез (те, что на улице не в счет), и это меня по-настоящему пугает. Дилайла не плакала, когда ее притащили сюда силой, когда я угрожал ее семье, а она была уверена, что мои угрозы правдивы. Не плакала, когда Изабелла смешивала ее с грязью, когда домогался Джордж. А сейчас Ди плачет… потому что испугалась меня потерять? Правду говорят, женская логика не поддается объяснению.

— Ну что ты, — шепчу ей в волосы, — я же живой. Я вообще везучий, помнишь? Иначе давно бы уже подорвался на собственной бомбе. А так — ничего, калечусь, и заживает. Меня вон даже Эд побил, а я отделался всего лишь вывихом.

От звука моего голоса девушка потихоньку успокаивается, а на по последней фразе у нее даже вырывается смешок. Нервный, но это уже хорошо.

— Эд был восхищен тем, что ты тогда не испугался.

— Угу, — усмехаюсь, — еще как испугался, когда метался от него по спортзалу, как канарейка в клетке.

— Ты не выглядел испуганным, — возражает. Кажется, больше не плачет.

— Ну, я же должен был держать лицо перед девушкой, которая открыто показывала, что желает мне поражения.

— А ты ведь из-за меня проиграл Эду, — наконец, Ди поднимает голову и смотрит мне в лицо. Глаза красные, щеки влажные, но нет каких-то там воспетых поэтами дорожек из слез — все давно впиталось в мою футболку.

Так и знал: она тогда поняла, что отвлекла меня.

— Неправда, — улыбаюсь, провожу пальцами по ее щеке, стирая влагу, — я бы проиграл Эдварду в любом случае. Может, разве что, попрыгал бы еще минут пять.

Губы Дилайлы трогает слабая улыбка.

— Веду себя совсем как дура? — спрашивает.

— Ну-у, — тяну ехидно, будто раздумывая, — не совсем, конечно…

Ди утыкается лбом мне в плечо, ее собственные плечи снова сотрясаются, но на этот раз от смеха.

— Господи, как же я тебя люблю…

Ошалело моргаю, у меня даже руки на ее спине расслабляются. Она говорит мне это сегодня? После того, как я собственноручно похоронил нашу надежду на спасение?

— Ди…

Поднимает ко мне лицо.

— Не надо, — говорит быстро, — ничего не говори. Я сказала потому, что так чувствую, а не для того, чтобы услышать что-то в ответ.

— Ди, — упираюсь в ее лоб своим. Забавный угол зрения: теперь у нее три глаза. — Я до одурения тебя люблю, — усмехаюсь, портя романтику момента, — еще с тех самых пор, когда ты считала меня законченным проходимцем.

— За что? Я вела себя…

Касаюсь пальцем ее губ, не позволяя продолжить нести чушь. Вела, не вела — какая разница, что было раньше?

— Ну, а ты, — говорю, — за что-то конкретное меня полюбила, что ли?

— Ты хороший, — отвечает, да еще так серьезно-серьезно. Трындец.

Смеюсь.

— Ясное дело, хороший. Да я офигительный.

— Лаки, — возмущенно хлопает меня ладошкой по плечу, специально отклонившись, чтобы иметь возможность для маневра.

Ловлю руки Дилайлы, вынуждаю опустить по швам, но так и не убираю свои пальцы с ее запястий.

— Ты тоже офигительная, — заверяю, целуя.

* * *

Мне снится кровь.

Кровь, дождь, красные лужи…

Гай, упавший с крыши…

Идеально круглое отверстие во лбу у Джорджа…

Розовый слоник с пижамы медика, но с отрезанным под корень хоботом, жадно лакает кровь в одной из луж…

Будильник — мое спасение. Рывком сажусь на кровати, тру ладонями лицо. Что, блин, творится в моей голове?

Дилайла лежит ко мне спиной, сжалась в комок. Осторожно касаюсь ее плеча, чтобы не напугать (вдруг ей тоже снятся слонята-вампиры?).

— Ди, утро. Через час завтрак.

Усмехаюсь своим же словам, качаю головой — после вчерашнего встать по звонку будильника и, как обычно, идти на завтрак кажется чем-то нереальным.

Дилайла поворачивается.

— Мне идти на кухню и делать вид, что все как всегда? — вторит моим мыслям.

Пожимаю плечами и признаюсь:

— Других вариантов у меня все равно нет.

— Ладно, — легко соглашается, привстает, целует меня в щеку и скрывается в ванной.

Хм, у нас прямо семейная идиллия.

Ну этих розовых слоников, и кровавые лужи вместе с ними.

* * *

Роюсь в шкафу в поисках какой-нибудь ничем не примечательной одежды, которая точно не взбесит Изабеллу. Сейчас надо быть паинькой даже в мелочах.

О, вот отлично подойдет: темно-серая водолазка с высоким горлом и длинными узкими рукавами — не задерутся и лишний раз не напомнят Изабелле о татуировке.

— Я вчера думала только о себе и даже не спросила, как Гай.

— А? — выбираюсь из шкафа и вижу, что Ди уже оделась и заплетает волосы. — Мэг сказала, все будет хорошо, — отвечаю.

— Она спасла ему жизнь.

— Что есть, то есть, — соглашаюсь. Натягиваю водолазку, и стоит мне выбраться из ее тугой горловины, вижу, что Дилайла все еще смотрит на меня. — Ты чего? — улыбаюсь, склоняю голову набок.

— Про вчера, — произносит девушка, и моя улыбка исчезает.

— Ди…

— Дай мне сказать, пожалуйста.

— Окей. — поднимаю руки, сдаваясь. — Говори.

И она говорит:

— Я знаю, что по-другому было нельзя. Он твой брат. Ты бы не смог жить, зная, что бросил его умирать. Я бы тоже рискнула всем, если бы от этого зависела жизнь Дилана.

Пожимаю плечом. Не уверен, что оставил бы истекать кровью незнакомого ребенка.

— Мы придумаем что-нибудь еще, — обещаю. — Не знаю что, но что-нибудь обязательно.

— Не сомневаюсь, — улыбается Дилайла, кажется, и вправду, верит.

Весело подмигиваю ей и снова скрываюсь в шкафу на этот раз в поисках ботинок, взамен размокших вчера.

То, что Ди не сомневается во мне и моих талантах, это, бесспорно, здорово.

Еще бы я сам не сомневался — было бы вообще чудесно.

* * *

Наш конец стола пуст — замечаю, стоит войти в столовую.

Гай еще наверняка в медблоке, а где Изабелла? Значит ли это, что ее не будет, и я могу наплевать на завтрак, который и так не полезет в горло, и идти к Маргарет, чтобы узнать состояние брата?

Кошусь на свой коммуникатор. Позвонить и спросить прямо?

Замираю у пустого стола, осматриваюсь. Сразу обращаю внимание — Вилли нет на его обычном месте. Нина на раздаче еды, ведет себя как обычно, в мою сторону не смотрит.

Набираю Изабеллу.

— Да, сынок? — так приторно, что просто буээ.

— Ты не придешь на завтрак? Что-то с Гаем?

Она не одна: на заднем плане слышны мужские голоса, но слов не разобрать.

— Нет-нет, — отвечает мне, — Маргарет — просто волшебница. Думаю, мы с ней подружимся, — очень в этом сомневаюсь. — Так что завтракай без меня, не волнуйся.

Спросить про Вилли? Но что если его отсутствие не связано с Изабеллой, и я только подставлю человека своим повышенным интересом?

— Я зайду к Гаю? — спрашиваю про другое.

— Конечно, — разрешает все так же ласково. — Может, там и встретимся.

Отключаю связь и с сомнением смотрю на комм — даже для женщины, играющей образцовую мать, Изабелла ведет себя слишком идеально. Убила с утра кого-то еще и получила новую дозу хорошего настроения? Черт, не смешно.

Разворачиваюсь и выхожу из столовой.

* * *

— Открыто, — отзывается Маргарет в ответ на стук.

И я вхожу в медблок.

Гай все еще здесь: опутан какими-то проводками, уходящими к медицинским аппаратам, внешний вид которых ни о чем мне не говорит. Мэг сидит за столом, лицо усталое — видимо, поспать ей сегодня так и не пришлось.

Останавливаюсь возле брата.

— Как он?

Цвет лица хороший, но, на больничной койке, весь опутанный проводками и укрытый белым одеялом по самый подбородок, Гай выглядит совсем маленьким и беззащитным.

Маргарет встает, подходит ближе, убирает руки в карманы. Только сейчас замечаю, что она в белом медицинском халате, причем, судя по размеру, Джорджу этот халат принадлежать не мог. Изабелла подсуетилась с самого утра? Или еще ночью?

— С ним все будет хорошо. Ты успел вовремя. Кровотечение было сильным и опасным. Но теперь все хорошо. К вечеру уберем приборы, и ему можно будет соблюдать постельный режим в своей комнате.

— Он просыпался?

— Да, но ненадолго. Я накачала его болеутоляющим.

— Мэг, — в приливе чувств сгребаю ее в охапку и крепко обнимаю. — Спасибо тебе большое.

Маргарет смеется.

— Если бы меня всякий раз так пылко благодарили за помощь, я побывала бы замужем не только один раз.

Улыбаюсь и отпускаю ее, она поправляет халат, потом ласково проводит ладонь по моему плечу.

— Испугался? — спрашивает мягко.

Не вру:

— Дико.

— Ничего, до свадьбы заживет, — в ее голосе нет сомнения, и это дает уверенность, что все и правда будет хорошо.

— Что Изабелла? — спрашиваю в свою очередь.

Мэг кривится, снова убирает руки в глубокие карманы халата.

— Пришла, покрутилась, ушла.

— Как себя вела?

— Как будто хочет подмазаться, — морщится. — Лицемерная сука, прости господи… — и вдруг спохватывается: — Ой, то есть, Тайлер, прости, это же все-таки твоя мать.

— Угу, — признаю: она моя биологическая мать, и тут ничего не попишешь.

— Кстати, почему она называет тебя Алексом?

Не тот вопрос, на который мне хочется сейчас отвечать. С другой стороны, какая уже разница?

Протягиваю Мэг руку, как для знакомства.

— Александр Тайлер-младший, очень приятно.

Маргарет моргает.

— Что? Серьезно? Сын…

— Того самого Александра Тайлера, ага, — развожу руками, мол, извини.

— А я-то еще думала, кого ты мне напоминаешь, — теперь рассматривает меня с таким видом, будто у меня на лбу внезапно вырос зеленый вулкан, обходит по кругу.

— Мэг, — прошу, закатывая глаза.

— Кх-м, да, — медик берет себя в руки и перестает пялиться на меня, как на чудо природы, — прости, но не каждый день встречаешь сына легенды.

— Ты меня встретила не сегодня, — напоминаю.

— Джонатан будет в шоке.

— Мэг.

— Ладно-ладно, — сдается, — сам расскажешь… Погоди, а почему тебя никто не ищет? С твоими родственниками-то.

— Здесь? — уточняю мрачно.

— Ах, ну да, — признает медик мою правоту.

Ищут-то меня, ищут, но точно не на планете, не обозначенной ни на одной карте.

— С Ди все хорошо, да? Если бы все было плохо, ты ведь сказал бы мне об этом в первую очередь? — говорит беспечно, но напряженно прикусывает губу в ожидании ответа.

— Хорошо, — подтверждаю с тут же наползшей на лицо улыбкой.

Маргарет прищуривается, вглядываясь в меня. Хмыкает.

— Я так понимаю, хорошо не только у нее, но и у вас?

— Ага… Погоди минутку, — прошу, заметив, как засветился мой коммуникатор. Принимаю вызов Изабеллы по громкой связи, прикладываю палец к губам, показывая Маргарет, что ее могут услышать. — Да?

— Алекс, ты где?

— Я… — начинаю, и в этот момент до меня доходит, что в моем комме нет маячка: она не может меня отследить. Я забыл вчера вернуть его на место, — Хм-хм, — притворяюсь, что закашлялся, чтобы оправдать заминку. Мэг, стоящая напротив, делает большие глаза, не понимая. — Я в медблоке. Маргарет рассказывала мне о состоянии Гая.

— Вы уже закончили, я не помешала?

Вскидываю брови — такая "сладость" слишком липкая даже для Изабеллы.

— Закончили, — отвечаю.

— Зайди, пожалуйста, в мой кабинет, — просит, продолжая удобрять сиропом каждое слово.

— Сейчас?

— Сейчас, — первые за сегодня командные нотки в голосе. — Я нашла кое-что интересное.

— Иду.

Отключаюсь, ловлю на себе пристальный взгляд Мэг.

— Знаешь, я редко такое говорю, — признается Маргарет, — но я боюсь эту женщину.

Пожимаю плечами. Мне нечего на это ответить.

— Надо идти, — говорю. — Тебе хоть комнату выделили, где отдохнуть?

— Да, тут неподалеку каморка, — делает неопределенный жест в сторону одной из стен. — Беги, тебе есть о чем переживать, кроме меня. Удачи.

— Спасибо, — подмигиваю и скрываюсь за дверью.

* * *

Ошибка с маячком не просто оплошность, это капитальный прокол. Ума не приложу, как мог забыть о нем вчера. Вернул все правки в системе на место, а про вынутое из коммуникатора следящее устройство даже не вспомнил. Как пить дать, Изабелла хочет меня видеть именно по этому поводу.

Отправляюсь в ее кабинет окружным путем, чтобы пройти мимо своей комнаты. Открываю дверь и еще с порога вижу: маячка на прикроватной тумбочке нет. А я на сто процентов уверен, что оставил его именно там.

На всякий случай задерживаюсь в комнате еще на пару минут: проверяю на полу, за тумбочкой и под кроватью. Думаю, вдруг мы с Ди его смахнули? Но нет, пусто.

Так, значит? Обыск с утра пораньше? А я ведь сам позвонил ей и сообщил, что пошел в столовую, можно сказать, выслал приглашение: "Комната пуста, можешь заходить".

Чертыхаюсь сквозь зубы, но чего уж — сам виноват, буду расхлебывать.

* * *

— Входи, мой милый сын, — доносится из-за двери, стоит мне постучать.

Это обращение бьет по ушам, как звук металла по стеклу. Вхожу.

— Доброе утро, — приветствую как ни в чем ни бывало.

Хочет поиграть — поиграем. Любой каприз — к вашим услугам, госпожа начальница сектора.

Изабелла сидит за столом. Спина прямая, приподнятый подбородок, пиджак с воротником-стойкой наглухо застегнут на все пуговицы, волосы тщательно уложены — вся такая идеальная, что зубы сводит от ее вида. Будто на парад собралась — ничего общего с взволнованной растрепанной женщиной, которая примчалась вчера к раненому сыну.

— Доброе, — улыбается. Для полноты образа губы Изабелла сегодня накрасила кроваво-красной помадой. — Кофе будешь?

Качаю головой.

— Спасибо, я не пью местный кофе, — о чем ей прекрасно известно.

— А я, пожалуй, выпью, — продолжает изображать саму любезность. — Сваришь?

Пожимаю плечом.

— Хорошо.

Хочет потянуть время — пожалуйста.

Чувствую на себе ее взгляд, прожигающий спину, когда подхожу к кофеварке и достаю чашку. Такое ощущение, что воздух в помещении прямо-таки вибрирует от напряжения. Неужели она знает о вчерашней провалившейся попытке побега?

Мне не нравится то, что происходит, но стараюсь не паниковать раньше времени. Двигаюсь спокойно. Мы ведь оба никуда не спешим, верно?

Изабелла молчит и терпеливо ждет, когда я закончу. Отвратительный запах пережженного дешевого кофе заполняет кабинет. Гадость. Хорошо, что во сне не бывает запахов, а то этот аромат непременно преследовал бы меня в кошмарах, как слоники с отрубленными хоботами.

— Спасибо, — расплывается в улыбке, когда ставлю перед ней чашку. — Присаживайся, — взмах руки в сторону стула для посетителей. Ногти у нее сегодня тоже кровавые, в тон помаде.

Сажусь, жду пока Изабелла сделает первый глоток. Пробует, закатывает глаза от удовольствия. Интересно, ей правда нравится этот кофе, или все ее поведение — игра?

Напившись, хозяйка кабинета тянется к карману и извлекает оттуда тот самый маячок, который я искал в своей комнате несколько минут назад. Подбрасывает в воздух, и он со стуком падает на середину стола, несколько мгновений кружится вокруг своей оси и замирает прямехонько между нами.

— Знаешь, что это? — спрашивает, кивнув в сторону брошенного предмета.

Интересно, чего ждет? Что брошусь в ноги и во всем признаюсь?

Пожимаю плечами, отвечаю спокойно:

— Следящее устройство.

— А откуда оно, знаешь? — тон ласковый, будто мать показывает малышу слона в зоопарке и спрашивает: "Сынок, а ты знаешь, что это за животное?".

Да чего ж мне втемяшились в голову эти слоны?

— Полагаю, из моего коммуникатора.

Кажется, мне удается ее удивить. Нет, она ждала не мгновенного признания во всех грехах, а, наоборот, того, что буду упираться до последнего. И тут она чертовски права — еще как буду.

Отставляет чашку в сторону, опирается локтями на стол, подается вперед, сокращая расстояние между нами.

— А откуда он у меня, тоже знаешь?

Хмыкаю.

— Может, это мне надо у тебя спросить, откуда он у меня?

Все, со стороны Изабеллы улыбки закончились.

— Откуда и с какого момента, ты понимаешь и сам, — отрезает. — Это было сделано для твоей же безопасности. Меня интересует другой вопрос: как давно тебе о нем известно, и почему ты вытащил его именно вчера? Что еще о вчерашних событиях ты мне недоговариваешь?

— Это уже три вопроса, — напоминаю.

— Алекс, — предупреждает.

Если ей уже известна правда о вчерашнем вечере, мне конец, но ни в чем признаваться не стану.

— Ладно, — делаю вид, что сдаюсь, поднимаю руки ладонями по направлению к ней. — На днях ты так живо интересовалась, не разбирал ли я свой комм, что я заподозрил неладное. А вчера было свободное время, вот я и вскрыл его и проверил свою догадку.

— И мне не сказал.

— Ты была в отъезде, — говорю. — Смысл мне тебя дергать? Спросил бы позже.

— Но не спросил.

— Потому что подумал, что тебя сейчас больше волнует здоровье моего брата, а не какой-то маячок, — изображаю праведный гнев.

И пусть только скажет, что моя версия не звучит складно. Любой кретин после ее повышенного интереса к коммуникатору, пришел бы и разобрал его в тот же день.

Изабелла внезапно улыбается.

— Ты молодец, хорошая версия.

— Хорошая, потому что правдивая, — настаиваю.

— Возможно, — соглашается. — Допустим. А что ты скажешь об этом? — опускает взгляд, тянется к ящику стола и достает оттуда кулон. Тот самый, с папиным фото, а еще — тот, который я сунул вчера в карман перед самым побегом.

Чеееееерт.

— Ух ты, — изображаю радость. — А я его искал. Откуда он у тебя?

Тяну руку, чтобы забрать кулон, но Изабелла резко сжимает его в кулаке.

— Потерял, значит? — переспрашивает, прожигая взглядом насквозь.

Черт, у меня сердце бьется как сумасшедшее.

— Ага, — улыбаюсь, — потерял.

— Случайно не под гаражом с флайерами?

Она знает. Мать ее, то есть мою, она знает…

Сохраняю внешнюю невозмутимость.

— Может, и там.

Лицо Изабеллы краснеет от злости.

— И позволь узнать, какого… хм, — берет себя в руки. — Что ты там делал?

— Взламывал замок.

Глаза Изабеллы увеличиваются в размере.

— И ты мне так спокойно об этом сообщаешь?

— А что такого? — импровизирую с энтузиазмом утопающего. — Гай поранился, Джордж отказал, связь барахлила, не было возможности оперативно связаться с тобой и получить код от замка. Пешком доставить Мэг не успели бы. Куда быстрее взломать, отправить Вилли за помощью и извиниться после, — развожу руками в воздухе. — Проще получить прощение, чем разрешение, и все такое.

— Ты не извинился, — напоминает сквозь зубы.

— Не успел.

— То есть ты просто взял и взломал первоклассный замок, чтобы взять флайер? — киваю. — Настолько быстро, что Гай не успел истечь кровью? — снова кивок. — Без предварительной подготовки, под проливным дождем?

— Раз плюнуть, — подтверждаю.

— Ты еще скажи, что всегда носишь с собой отвертку, — произносит как сплевывает.

— Это конечно смешно, но… — тянусь к карману и достаю из него складную отвертку, кладу перед Изабеллой. — Еще фонарик всегда с собой, — продолжаю весело. — Показать?

Она смотрит на меня со смесью злости и… восхищения? Ой-ей.

— Ладно, — Изабелла убирает кулон с фото обратно в карман и встает. — Вот что, пойдем-ка прогуляемся.

— Куда?

Испытываю дурацкое желание схватиться за стол и заорать: "Оставь меня. Никуда я с тобой не пойду". Тем не менее встаю.

— В наш будущий центр управления роботами, — сообщает Изабелла. — У меня к тебе осталась еще пара вопросов.

Самым умным сейчас было бы бежать. Вот прямо сейчас. Выпустить ее из кабинета первой и дать деру. Вопрос — куда? Спрятаться в своей комнате и поплакать в подушку? Да я так даже в детстве не делал.

Это как в тот раз, когда я ударил директора школы. Куда мне было бежать, если мои документы все еще были у него, а еще в базе учебного заведения значились данные о месте жительства и телефоны родственников? Поэтому тогда я просто сел в приемной и ждал, когда наступит расплата.

Вот только директор школы не пристрелил бы меня при любом раскладе. Насчет Изабеллы — не уверен.

— Пойдем, — соглашаюсь.

Пропускаю ее вперед, но никуда не бегу, а иду следом.

 

ГЛАВА 48

— Проходи.

Изабелла настолько любезна, что собственноручно распахивает передо мной дверь, как перед дорогим гостем. Тем не менее не могу избавиться от ощущения, что меня приглашают по меньшей мере в газовую камеру.

Вхожу. Что уж теперь? Попробую выкрутиться, а там — посмотрим.

Ожидаю увидеть только свой недоделанный пульт управления и недоумеваю, зачем продолжать беседу именно здесь. Но, оказывается, дело не в месте, потому что в помещении нас ждут.

Хмыкаю.

— Ну, привет, что ли, — говорю.

Вилли не отвечает, вообще меня игнорирует, зато смотрит на Изабеллу с видом побитого щенка, только что нагадившего на любимый ковер хозяйки. Когда мы заходим, он сидит на стуле, уперев локти в колени и склонив голову, но тут же вскакивает, вытягивается по струнке. Хорошо хоть не падает на колени и не бьется головой об пол в знак своего почтения.

Изабелла благосклонно кивает охраннику, с видом королевы проходит к пульту, занимающему всю стену возле окна. Затем поворачивается лицом к выходу, опирается бедрами о фронтальную панель, складывает руки на груди.

Так и стоим, образуя вершины равностороннего треугольника: Изабелла — у пульта спиной к окну, за которым, кстати, сегодня нет дождя (надо же), я — ближе к двери, а Вилли у боковой стены.

— Ну вот, все в сборе, — довольно произносит Изабелла. — Теперь можно продолжить, — смотрит на меня. — Вот этот молодой человек, — наклон головы в сторону Вилли, — пришел ко мне сегодня утром с чистосердечным признанием и сообщил, что кое-кто посчитал себя самым умным и решил оставить меня с носом. А также подбил его на пособничество, так?

— Так, — подтверждает Вилли.

— Так, — Изабелла удовлетворена ответом, и ее взгляд снова прикован ко мне. — Как думаешь, о ком идет речь? Кто из нас троих в этом помещении врет как дышит? — иронически приподнимает бровь. — Я бы даже сказала, виртуозно врет, так, что даже я купилась бы, если бы не знала правды.

Смотрю на Вилли — он выглядит жалко: взрослый детина, размером с двух меня, стоит и трясется от страха. Настолько струхнул, что побежал с повинной, лишь бы получить помилование? Вилли, Вилли, добро пожаловать в стадо оленей.

На какое-то мгновение мне приходит в голову мысль: а что если сейчас уйти в отказную и выставить лгуном Вилли? Но эта идея так и не успевает толком оформиться в моей голове. Потому что, если маневр сработает, охранник получит выстрел в лоб, а он ни в чем не виноват — быть трусом не преступление.

— Ну что же ты молчишь, а? — снова заговаривает Изабелла, так и не дождавшись ответной реплики. — Скажешь мне, кто из нас такой наглый лгун?

Поворачиваюсь к ней, смотрю прямо, глаз не отвожу.

— Может быть, ты? — предполагаю.

Лицо Изабеллы искажается от бешенства.

— Самоуверенный выродок, — рычит. Что ж, кто выродил, тому и виднее. — Вилли, преподай-ка моему глупому сыну урок хороших манер.

Тот медлит, но всего секунду, а потом решительно направляется ко мне. Прелесть какая. Смотрю на него с насмешкой, не двигаюсь. Толку бегать?

Не убегаю и не пытаюсь даже увернуться, когда он с силой бьет меня в солнечное сплетение. Сгибаюсь пополам, хватая ртом воздух. Больно, черт. Удар у нашего "смельчака" поставлен что надо.

— Пока хватит, — командует Изабелла. Вилли покорно замирает возле меня, а его начальница милостиво ждет, пока я отдышусь и выпрямлюсь. — Ну, что? — спрашивает, когда это происходит. — Память прочистилась?

Снова игнорирую ее вопрос, и задаю свой:

— Может, ему и тебя стукнуть? Тогда вспомнишь и о своем вранье?

— Вилли, — короткий приказ, и я снова сгибаюсь вдвое.

— Гово… рила… бы… уже… "фас"… что ли, — бормочу.

— Что-что? — делает вид, что не расслышала. — Погоди пока, Вилли, — тот снова останавливается. — Ты о нашей так называемой сделке и свободе рабочих? Вилли рассказал, что ты откуда-то в курсе, но я так и не поняла, как ты узнал. Просветишь?

Усмехаюсь, заставляю себя встать прямо.

— Слух у меня хороший.

Чертов Вилли, он мне так что-нибудь сломает.

— Подложил мне прослушку? — догадывается мгновенно. — Хм. Недурно. Я не заметила… Ну, а чего ты хотел? — вглядывается в мое лицо, чтобы убедиться, что я внимательно ее слушаю. — Правда думал, что мы настолько глупы, чтобы выпустить отсюда сотни людей с провалами в памяти? Ты же умный парень, так пошевели мозгами. Слайтекс в таком количестве стоит половину нашей годовой прибыли. Мало того, что это колоссальные потери, так еще и куча людей с амнезией в любом случае привлечет к себе внимание властей. И к чему нам риски и убытки? А? Для того, чтобы один мальчик стал героем?

— Нет, — отвечаю. — Лучше убить сотни людей, чтобы одна "девочка" стала членом руководства.

— Ааа, — понимает Изабелла. — Вот что ты подслушал — наш разговор с Дорой Корденец.

— Ага, — подтверждаю. — Вы чудно поговорили, так что не трать свое время на россказни о материнской любви.

— Окей, — неожиданно соглашается. — Вилли, продолжай.

На меня обрушивается град ударов. Падаю на колени, прикрывая голову. Тяжело заставить себя не защищаться, но устраивать драку на потеху единственной зрительнице не стану, перебьется.

— Мордаху ему не порти, — окликает, когда охранник заряжает мне по лицу так, что в голове звенит. Меня еще никогда не избивали — надо сказать, не лучшие ощущения в моей жизни. — Я обещала Доре сохранить ему смазливое личико.

А при этих словах мне хочется вырваться и самому приложиться физиономией об пол. Спасибо за ценный совет, мамочка. Теперь я знаю, как можно отвадить от себя старуху.

Интересно, он сломал мне ребра, или просто так больно получать по ним ботинком?

— Хватит, — приказывает Изабелла, когда оказываюсь лежащим на полу, и уже явно мне: — Вставай.

Все, что скажешь, мамуля.

Поднимаюсь до сидячего положения и остаюсь на коленях. Смыл вставать на ноги, если экзекуция потом все равно продолжится?

Изабелла подходит ближе, настолько близко, что приходится задрать голову, чтобы не пялиться на ее блестящие сапоги. Протягивает руку, по-хозяйски берет за подбородок, поворачивает мою голову из стороны в сторону, рассматривает.

— Что, попортил-таки… мордашку? — интересуюсь, выворачиваясь и отдаляясь от нее. Сплевываю кровь на пол.

Изабелла улыбается.

— Ничего, мелочи: быстро заживет, — скрещивает руки, сама отходит на пару шагов, но продолжает рассматривать, будто я какой-то диковинный экспонат на полке в музее. — Знаешь, — вдруг признается с грустью в голосе, — я ведь семнадцать лет корила себя за то, что бросила своего сына. Думала, это карма — все мои несчастья из-за этого. И когда я увидела тебя там, среди рабов, подумала, что это знак свыше, возможность что-то исправить.

— Классно исправляешь, — огрызаюсь.

— Значит, считаешь, это я виновата? — передергивает плечами. — Я пыталась, тебе ли не знать. Заботилась о тебе, познакомила с Гаем, оставила при себе, предоставила все условия — все с единственным условием: не перечить. Но рабы оказались тебе дороже собственной матери. Я искала в тебе черты Александра, ведь внешне ты его точная копия. Я любовалась тобой. Да-да, любовалась, — повторяет, когда в ответ на ее слова я корчу насмешливую гримасу. — Мне казалось, что ты похож на него и характером, но нет: сходство лишь внешнее. Всех ему жалко, всех надо спасти… Ты же знаешь, чем занимался твой отец?

— Догадываюсь.

Но Изабелла решила во чтобы то ни стало меня просветить. Затыкаюсь. Глупо было бы спорить — пока она болтает, убивать меня никто не станет.

На самом деле, потянуть время — отличная идея. Вот только до чего? В коридоре охрана, на улице тоже, тут Вилли с его кулаками и Изабелла с "пушкой". Чего мне ждать? Куда бежать? И так, и эдак прикидываю варианты, как выкрутиться, но в голове звенящая пустота.

— Диверсии, заговоры, тайные операции, — продолжает Изабелла. — Думаешь, он не пачкал руки? Не убивал? О, поверь мне, убивал и не раз. Но Александр всегда ставил долг превыше всего.

Не сдерживаюсь, растягиваю губы в улыбке.

— Считаешь, убивать рабов — твой долг?

— И твой тоже, если ты хочешь здесь выжить, — восклицает. Ого, да она действительно верит в то, что говорит. — Так что ты сам во всем виноват, — подытоживает. — Я сделала все, чтобы наладить с тобой отношения. Знаешь, — заглядывает в глаза, — во мне даже пару раз что-то екнуло по отношению к тебе. Особенно когда ты сказал о том, что представлял меня балериной, — надо же, запомнила. — Но это все сентиментальная чушь, — заканчивает решительно. — Говори, что ты сделал с роботами?

Хмыкаю от такого резкого перехода к делу.

— Все, исповедь закончена? — уточняю.

Блин, быть не может, что не выкручусь. Думай, думай…

У Изабеллы даже глаза наливаются кровью.

— Вилли, — рычит.

Тот не заставляет себя долго ждать: получаю новый удар под дых.

— Дурак, — хриплю, — ты слишком много слышал.

Неужели он надеется выслужиться и выйти отсюда живым? Вилли, да включи же ты голову.

— Заткнись, — бросает мне сквозь зубы.

Черт-черт-черт. Если бы Вилли был на моей стороне…

— Итак, — Изабелла возвращается к нашим баранам. — Роботы. Что ты с ними сделал? Вилли говорит, ты заложил в их программу что-то, что не позволит нам ими воспользоваться в твое отсутствие. Верно, Вилли?

— Да, — подтверждает с готовностью. — Он сказал, что есть какой-то сюрприз, и роботы не заработают.

Морщусь. И кто тянул меня за язык? Дать бы самому себе втык. Впрочем, мне и так тут весьма успешно "навтыкают".

— Я жду, — Изабелла опять приближается.

Так я и выложил единственный козырь, который у меня есть, ага.

Задираю голову и выдаю самую отвратительную улыбку, на которую способен.

— Это же сюрприз: если знаешь заранее — неинтересно.

Изабелла в бешенстве заносит руку, намереваясь дать мне пощечину лично, но на этот раз перехватываю ее конечность за запястье. Миг глаза в глаза, и она вырывает руку, а я не пытаюсь ее удерживать.

Я мог бы дернуть ее на себя, вывести из равновесия, вывернуть руку, если она не успеет среагировать раньше и выхватить пистолет… Но здесь еще Вилли, и он ни фига не на моей стороне. Вилли размером с Эда, а мне уже здорово досталось — не вывезу.

А стоит попытаться и проиграть — еще хуже. На мне ответственность не только за жизни рабов, но и в первую очередь за Ди, которая сейчас находится в окружении людей Изабеллы. Кто знает, не взяла ли она еще ее под стражу, чтобы перестраховаться?

Нет, надо пытаться выкрутиться без открытого сопротивления. Думай, думай…

— Что с роботами? — настаивает, на всякий случай отступив подальше (видимо, на моем лице таки красноречиво отразились крутящиеся в голове варианты ее устранения). — Требуется какой-то код отмены?

— Требуется, — подтверждаю.

— Говори, — качаю головой, усмехаюсь. — Вилли ведь всего лишь преподал тебе урок, — поясняет, — мы можем продолжить по-плохому.

Бросаю на Вилли насмешливый взгляд.

— Пальцы будете ломать? — не знаю как быть, пока просто тяну время.

Тот как воды в рот набрал — еще бы, начальница не велела говорить.

— А поможет? — интересуется Изабелла.

— Вряд ли, — отвечаю на полном серьезе.

— Ты же понимаешь, что лучше по-хорошему, — делает новую попытку добиться результата уговорами. — Ты во всем признаешься, я оставляю тебя в покое…

— Посылаешь в подарок к бабушке Доре, — продолжаю за нее.

— Не без этого, — даже не пытается отрицать. — Но без членовредительства тогда обойдемся.

Добрая ты моя.

Хмыкаю.

— У вас же такая прибыль на сбыте "синего тумана", — недоумеваю. — Неужели ее не хватило на то, чтобы купить на черном рынке "сыворотку правды"?

Изабелла кривится. Понятно, чтобы получить "сыворотку" ей понадобится доложиться начальству о своем провале, а этого она попытается избежать.

— Дойдем и до нее, если не останется другого выхода, — обещает.

Откатываюсь на пятки, тоже складываю руки на груди, копируя ее позу.

— Валяй, — говорю. Нет, пожалуй, ребра целы, иначе было бы гораздо больнее. — Только там не просто код: "ввел и празднуй". Под "сывороткой" я могу объяснить, что делать, но ни один из техников не сумеет повторить, гарантирую. Это все равно что учиться пилотировать по учебнику.

— Значит, пойдешь и сделаешь сам, — рявкает Изабелла.

— С поломанными пальцами? — уточняю.

— И с вырванными зубами, если понадобится, — отрезает.

Меня начинает разбирать нервный смех.

— Я даже боюсь предположить, каким местом я должен буду работать. Пальцы сломаны, палочку в зубы, чтобы стучать по клавиатуре, не возьмешь…

— Тогда я буду убивать по одному рабу в час до тех пор, пока ты не согласишься, — выдвигает Изабелла новую версию.

Она может, и она станет, даже не сомневаюсь.

Вглядывается в меня, пытаясь рассмотреть нужную ей реакцию на это предложение. Продолжаю прямо смотреть на нее в ответ. Да, меня до жути пугает такая перспектива, но как быть с тем, что если роботы заработают, рабов будут убивать не по одному, а прикончат всех и сразу? Где же логика, Изабелла?

— Валяй, — повторяю. — Избавься от всех работников, пойдешь тогда сама вкалывать на рудник.

Изабелла шипит сквозь сцепленные зубы — знает, что я прав.

— Может, правда пальцы? — услужливо предлагает Вилли.

Молчи, идиот, ты, что, не видишь, что она уже в ярости?

Начальница резко поворачивается в его сторону.

— Я просила тебя давать мне советы? — спрашивает.

— Нет, но…

Молчи, молчи, молчи…

— Неправильный ответ.

А в следующее мгновение Изабелла еще раз доказывает, что она хороший стрелок. Да что там — первоклассный. Почти не успеваю разглядеть ее движение: оно настолько слитное и быстрое. Раз — Вилли стоит на месте, два — падает с простреленной головой. Он не успевает сделать и шага за тот миг, пока Изабелла вытаскивает пистолет и стреляет в него, даже не целясь.

Тело Вилли падает с глухим звуком на пол. Как зачарованный смотрю на круглое отверстие в его лбу, точь-в-точь как у Джорджа. А ведь Вил был неплохим парнем, просто испугался. Мне его искренне жаль.

— Предателям слово не давали, — пафосно произносит Изабелла над его трупом.

Морщусь и отворачиваюсь от Вилли. Сглатываю образовавшийся в горле ком.

Черт, я в отчаянии.

— А что насчет твоей девки? — продолжает Изабелла, будто бы ничего не произошло. — Может, начать вырывать зубы ей?

У меня внутри все обмирает, но упорно продолжаю держать лицо. Меня ведь родила шпионка, мой отец часто работал под прикрытием, мой дядя носит "маски" даже наедине с самим собой — притворство у меня в крови.

— Да вперед, — разрешаю равнодушно.

Мне хочется провалиться сквозь пол, но я понимаю, что в тот самый момент, когда Изабелла поймет, что Дилайлу можно использовать как рычаг давления на меня, Ди уже не спасти. Если продолжать настаивать, что девушка для меня ничего не значит, она так и будет для Изабеллы всего лишь одной из рабов и, возможно, останется в живых.

Если Ди станет заложницей в обмен на мою работу — это конец. Заложник — не жилец.

— А ты мне не врешь? — спрашивает почти ласково.

Выдерживаю ее взгляд.

— Иди проверяй, — говорю.

А сам в ужасе понимаю, что сделаю все что угодно, если Ди будет угрожать опасность. Здесь и сейчас — мой единственный шанс обмануть Изабеллу, пусть даже если это будет в последний раз.

На ее запястье мигает комм.

— Не сейчас, Шон, — рявкает в аппарат и отключается.

— Иза… — вот и все, что успевает сказать невидимый собеседник.

Коммуникатор продолжает упорно мигать. Зеленым, кстати.

— Не ответишь? — спрашиваю.

— Подождут, — огрызается. — Мы еще не закончили, — но комм не перестает светиться и, должно быть, вибрировать, что ее раздражает. — Я же сказала, не сейчас, — возмущается, стаскивает коммуникатор с запястья и бросает на панель пульта управления. — Значит так, — вот теперь Изабелла по-настоящему зла. — Заруби себе на носу, я буду про-ве-рять, — произносит последнее слово по слогам, чтобы до меня дошло наверняка. — Если надо, порублю в полоски и твою девку, и полрудника рабов, но ты сделаешь то, что мне нужно.

Брошенный комм на пульте продолжает без перерыва мигать. И если бы Изабелла не была в таком бешенстве, она бы наверняка задумалась над тем, что подчиненные не стали бы донимать ее из-за ерунды.

Мимо окна пробегает человек.

Изабелла стоит к нему спиной и слишком увлечена моей персоной, поэтому ничего не замечает. Поспешно впиваюсь взглядом в ее лицо, чтобы не было соблазна снова посмотреть в окно — человек, пробежавший на улице в синем.

Нашли.

— Да руби, кого тебе нравится, — нагло поднимаю подбородок. — Ты проиграла, не видать тебе должности.

Мне нужно ее отвлечь, чтобы она не начала раздавать приказы подчиненным. А лучший способ отвлечь в нашем случае — это разозлить еще больше. Я, конечно, рискую стать обладателем такого же украшения на лбу, как Джордж и Вилли, но слишком многое поставлено на карту — поздно бояться за свою шкуру.

По крайней мере я тянул время не зря.

— Мы еще посмотрим, кто проиграет, — угрожает Изабелла.

— Ты уже проиграла, — говорю на полном серьезе, но она, естественно, еще не понимает, о чем я. — Говоришь, екнуло, любить пыталась? Посмотри на себя, ты никого не способна любить.

— Да что ты знаешь? Чертов щенок.

Ух ты, действует — отвлеклась так, что пистолет снова оказывается в ее ладони и на этот раз направлен на меня.

Медленно поднимаюсь с пола, уже ничего не болит — кажется, адреналин вытеснил все остальное из моего тела. Изабелла ведет руку вслед за мной, продолжая целиться мне в голову.

— Если ты откажешься переделывать роботов, я прямо сейчас тебя пристрелю, — предупреждает. — Довольно с меня. Ты не тот Александр Тайлер, придется с этим смириться.

Еще двое в синем за окном.

Изабелла замечает мелькнувшую тень, собирается повернуться…

— А кто соберет тебе роботов в случае моей смерти? — быстро говорю, не позволяя ей отвлечься и заметить, что барак окружают.

— Техники разберутся, — огрызается.

— Лет через пятьдесят, — усмехаюсь.

Кажется, я переборщил. Изабелла уже в бешенстве, а моя улыбка — катализатор. Что-то меняется в ее взгляде, не могу объяснить словами, но понимаю, что она не шутит — выстрелит.

А потом звучит глухой хлопок. Даже не успеваю испугаться.

Выстрелила.

С удивлением вижу, как Изабелла падает на пол, а на месте ее лица — кровавое месиво. Помещение заполняет запах горелой плоти.

Никогда не жаловался на реакцию, но сейчас меня просто примораживает к месту. Стою и, не моргая, смотрю на тело своей биологической матери и не могу поверить, что это на самом деле.

— Лаки, — знакомый голос, и такие знакомые руки хватают меня за плечи, разворачивая к себе. — Лаки, ты в порядке?

Морган.

В синей лондорской форме.

А в кобуре на ее поясе плазменный пистолет.

— Лаки, — встряхивает меня, ощупывает. — Ты ранен?

Моргаю, приходя в себя.

— Вроде нет, — говорю.

Синяки, ссадины, ушибы — не в счет. Дотрагиваюсь до рассеченной губы и шиплю от боли. Боль — это хорошо, это здорово, это отрезвляет.

Моя голова, словно железо, притягиваемое магнитом, снова поворачивается в ту сторону, где лежит труп Изабеллы. Морган берет мое лицо в ладони и силой поворачивает к себе, заставляя смотреть только на нее.

— Лаки, послушай меня, — говорит серьезно и не торопясь, чтобы до меня наверняка дошло. — Она бы выстрелила. Я видела по глазам. Если бы я не убила ее, она бы убила тебя. Если бы я колебалась, она бы успела выстрелить.

— Знаю, — получается каким-то придушенным шепотом.

А еще теперь я знаю, что Морган известно, в кого она стреляла и кто такая Изабелла Вальдос. Иначе сейчас бы не оправдывалась.

Притягиваю Миранду к себе и крепко обнимаю.

— Ты чертовски вовремя, мам.

Спина Морган деревенеет.

— Лаки, ты точно в порядке? — спрашивает.

— Нет, — признаюсь.

Не вру — только ней ей.

 

ГЛАВА 49

— Пошли отсюда, — Морган тянет меня за собой к выходу. Не сопротивляюсь.

В коридоре суета, повсюду люди в синей форме: кто-то куда-то спешит, кто-то надевает наручники на тех, кто одет в черное. Замечаю, как одного из самых здоровенных охранников Изабеллы прижали лицом к полу сразу двое лондорцев, а третий навалился сверху, сковывая за спиной руки.

Где Ди? Эта мысль первой приходит мне в голову, когда перед глазами перестает вращаться сожженное лицо моей биологической матери.

Поворачиваюсь к Миранде.

— Кто командует операцией?

— Адмирал Корж.

Хмурюсь.

— Не знаю такого.

— Надежный мужик, — уверяет Морган. — Рикардо лично выбрал его для этого дела.

Ну, если Рикардо… Хотя с каких пор мнение моего дядюшки стало для Миранды решающим? Что у них там происходило в мое отсутствие?

— Атака одновременно по всем секторам?

— Естественно.

— А кто командует захватом этого? — не отстаю. Мне нужно больше информации.

Морган как-то криво улыбается и признается:

— Вообще-то, я.

Удивленно моргаю. Похоже, Рикардо был чертовски настойчив, если сумел впихнуть Миранду в командование операцией, ведь, по сути, сейчас она не действующий солдат, а преподаватель в ЛЛА.

— А кто главный, пока ты спасала меня?

— Рис.

— О, дядя Эш… Погоди, — спохватываюсь, делаю большие глаза. — Ты прилетела на "Прометее"?

Губы Морган трогает самодовольная улыбка.

— А на чем же еще? Я, знаешь ли, не летаю на консервных банках.

Блин, как же я соскучился по ее ехидству. А еще искренности и теплу.

— Мне надо найти одного человека, — говорю без лишних предисловий, — девушку. Выясни, пожалуйста, куда отводят пленных.

Миранда не задает вопросов — ни единого, просто кивает и подносит к губам свой комм.

— Эшли, он со мной… Да… Все нормально… Потом, Эш, — бросает на меня виноватый взгляд, и сразу понимаю, что невидимый собеседник спрашивает о судьбе Изабеллы. — Надо найти одного человечка… Угу… Лаки, где она должна была быть?

— На кухне, в служебных помещениях.

— Слышал, Эш?.. Да, сейчас идем, — отключается, опускает руку. — Пошли. Пока их собирают в столовой. Знаешь, где это?

Еще бы я не знал. До старости буду видеть в кошмарах завтраки и ужины в этом месте.

— Да, — киваю, — туда, — указываю направление.

Коммуникатор Миранды просто разрывается от вызовов: она кому-то что-то приказывает, кого-то, наоборот, о чем-то спрашивает.

— Ну все, — выдыхает с облегчением. — Взяли рудники. Всех рабов вывели.

Напрягаюсь, вспомнив шахту и узкие штреки.

— У нас есть потери? — спрашиваю.

Морган качает головой.

— Только раненые. Тяжелых нет, — касается моего плеча. — То, что в этом секторе не было единого командования, нам чертовски помогло, — значит, я не зря таки пытался отвлечь на себя внимание Изабеллы. — Ты ведь специально ее провоцировал, да? — вдруг задает вопрос.

Невесело усмехаюсь.

— Ты о том, не появились ли у меня суицидальные наклонности? Нет, конечно. Я заметил в окне человека в лондорской форме и подумал, что взять сектор без начальницы вам будет проще.

— Лаки, ты молодец.

— Угу, — бурчу. — Второй сектор взяли? — спохватываюсь. — Дору Корденец надо брать живой, она главная.

Миранда резко останавливается, на ее лице так и написано: "Что ж ты раньше молчал?". Пожимаю плечами в ответ на невысказанный вопрос. Что я могу сказать в свое оправдание? У меня в голове каша (да-да, та самая, ненавистная, овсяная), а в носу по-прежнему запах горелой плоти, хотя в коридоре пахнет лишь оружием и потом — никаких мертвых тел, операция проходит почти бескровно.

Морган быстро включает комм.

— Адмирал… Первый сектор полностью под нашим контролем. С нашей стороны жертв нет… Да… Поступила информация о главе корпорации… Да… Дора Корденец, находится во Втором секторе… Как выглядит? — поднимает на меня глаза.

— Рыжая бабуська, — отвечаю с отвращением.

Морган хмурится: что-то читает в моем лице.

— Пожилая, — переводит мои слова в более культурную форму. — Рыжие волосы… Да, адмирал. Конец связи, — отключается и впивается в меня взглядом, такое чувство, что подавляет в себе желание прямо сейчас взять меня за грудки и выбить всю важную информацию разом. — Что она сделала, эта бабка? — спрашивает тоном, от которого замерз бы и океан.

Дергаю плечом.

— Мне — ничего, — планы ведь не в счет, верно?

Не верит, чувствует, что что-то не так.

— Ладно, потом, — решает. — Пойдем искать твою девушку, — снова срывается с места, — а то тут уже черт голову сломит что творится.

— Как вы здесь вообще оказались? — спрашиваю, догоняя.

Усмехается, бросает на меня взгляд.

— Саrре diеm, — отвечает. — Отличная идея, кстати. Типы на том судне даже не поняли, чем привлекли наше внимание.

— Захватили и допросили? — понимаю.

— Да, "сыворотки" у нас было с избытком, — подтверждает. — Дальше нужно было только сообщить Рикардо, и он кинул к Пандоре целую армию.

— Значит, ты лично меня искала?

Смотрит осуждающе.

— Ну, а как иначе? Конечно же, искала. Много людей искали. Кстати, на корабль с твоим сигналом наткнулись не мы, мне сообщили о странном тексте сообщения, и тогда уже я сообразила, что к чему.

Смотрю на нее и понимаю, что она похудела, под глазами темные круги. Какая же я свинья. Что ей пришлось из-за меня пережить?

На ходу притягиваю Морган к своему боку, она обнимает меня через спину.

— Простишь меня? — спрашиваю.

Миранда усмехается.

— Выдрать бы тебя хорошенько, — потом поднимает глаза к моему лицу, — но, вижу, тебя отлупили и без меня.

— Попортили мордашку, — бормочу себе под нос.

— Что? — удивляется, не понимает.

— Ничего, — обнимаю ее крепче. — Все нормально.

* * *

В столовой настоящее столпотворение, от людей в черном и синем рябит в глазах. Столы сдвинули к стенам, работников Пандоры согнали в группки человек по десять-пятнадцать, возле каждой группы — лондорцы с оружием наизготовку. Однако надо отдать местным должное: никто не пытается оказывать сопротивления.

— Морган, — из толпы к нам навстречу бросается светловолосый мужчина среднего роста.

— Привет, дядя Эш, — улыбаюсь, приветствуя капитана "Прометея".

— И тебе привет, засранец, — огрызается, а сам светится, как новогодняя лампочка. — Нормально все с тобой?

— Ага, — поднимаю руки с поднятыми вверх большими пальцами. — Порядок.

— Охламон, — по-отечески ерошит мне волосы. — Выпорол бы я тебя.

Да на их месте я бы себя вообще придушил.

Вздыхаю.

— Ремень одолжить?

— Оставь себе, — усмехается. — Штаны спадут — тощий, как глист. Тебя, что тут, голодом морили?

Качаю головой.

— Наоборот, кормили до отвала, — провожу пальцем поперек шеи, показывая одновременно и то, что еды было по горло, и то, что в этом самом горле она и застревала.

— Эшли, все под контролем? — вмешивается Морган.

— Угу, — капитан Рис оглядывает помещение, чтобы еще раз в этом убедиться. — Все взяты, людей из рудников вывели. Они пока на улице. Сейчас дойдем до них.

— Медики?

— Уже спускаются на планету.

— Как вам вообще удалось так тихо и чисто сработать? — недоумеваю.

— Если бы кое-кто не взломал к чертям собачьим их центральную сеть и не понавешал там "дверей", ничего бы так быстро и легко не получилось, — раздается голос за моей спиной.

Резко оборачиваюсь и расплываюсь в улыбке (губа болит, но кровь вроде не идет) при виде худощавого брюнета лет тридцати пяти — Стивена Кленси, моего гуру в программировании, лучшего из лучших. На носу у программера очки, в руках — планшет. Честное слово, за всю жизнь не видел его без того или другого.

— Привет, Стив.

— Привет, малец, — отзывается, убирает очки на лоб. — Ты, конечно, устроил нам всем задницу своим побегом, — говорит, — но то, как ты поставил на попа их систему безопасности, — присвистывает, — это что-то. Я в гребаном восторге.

— Не свисти, — морщится дядя Эш, трет лоб. — И так голова раскалывается.

— Ага, — Кленси закатывает глаза. — А то денег не будет, — усмехается.

Блин, я готов их расцеловать. Они такие классные, такие родные.

— Дядя Эш, мне надо кое-кого найти, — говорю.

— А именно? — капитан Рис становится серьезным. — Стив, есть база? Занесли?

— Шутишь? — возмущается программер. — Я тебе не волшебник с палкой. Кого-то уже занесли, кого-то нет, — копается в планшете. — Имя?

— Дилайла Роу.

Замечаю, как прищуривается Миранда. Еще бы, ей наверняка прекрасно известно это имя. Даже если не запомнила ее как абитуриентку, которую я просил не отчислять, то уж как члена экипажа "Старой ласточки" точно не забыла. Не сомневаюсь, когда мы улетели с Лондора, подноготная всей команды "Ласточки" была поднята и изучена вдоль и поперек.

Внезапно на лице Морган появляется понимание.

— Так ты из-за нее сбежал? — спрашивает пораженно.

Рис, успевший отвернуться, снова поворачивается к нам, удивленно поднимает светлые брови.

— Из-за девушки? — переспрашивает.

— Из-за дурости своей я сбежал, — огрызаюсь. — Не валите с больной головы на здоровую.

Брови дяди Эшли поднимаются еще выше, он дарит Морган многозначительный взгляд. Она кивает в ответ. Что за переглядывания еще?

— Так, кончайте, — прошу. — Мне нужно найти Ди.

— Ди, — повторяет капитан Рис сокращенную версию имени Дилайлы и снова смотрит на Миранду, мол, слышала, да?

Морган ухмыляется: конечно, слышала. Вот же ж.

— Не, — заговаривает Стив, сверившийся с базой. — Есть Джонатан Роу, есть Дилан Роу, но эти с рудников, их только что внесли в списки. Дилайлы нет.

Черт-черт-черт.

Кручусь вокруг своей оси, вытягиваю шею, пытаюсь разглядеть ее в толпе, но здесь слишком много народу. С другой стороны, мы-то стоим на островке пустого пространства, нас Дилайла могла увидеть издалека, крикнуть, привлечь мое внимание…

Ди, где же ты?

На мое плечо ложится ладонь Миранды.

— Лаки, не суетись, — говорит спокойно. — Если она на Пандоре, мы ее найдем.

Конечно, найдем. Я вам не найду.

— Тайлер, — раздается вдруг женский крик. — Тайлер.

Капитан Рис первым находит взглядом источник вопля.

— Она? — спрашивает.

— Нет.

Нина машет руками и огрызается с лондорцем, который приказывает ей вести себя тихо.

— Тайлер.

— Дядя Эш, пустите ее, пожалуйста, — прошу.

— Как скажешь, — откликается капитан и поднимает руку над головой, чтобы его наверняка заметили, машет.

Лондорец мгновенно отходит в сторону. Нина бросается к нам. Мне кажется, она даже не замечает людей возле меня, ее цель — только я, глаза лихорадочно блестят.

— Тайлер, где Вилли? — вцепляется в водолазку на моей груди. — Ты знаешь, где он? Я его нигде не вижу. Тайлер, — снова кричит, потому что я не отвечаю.

— Вилли — это тот парень? — тихо спрашивает Морган.

— Да, — отвечаю через плечо.

— Какой? — взвизгивает Нина. — Где он? Вы его видели? — отпускает меня и кидается к Миранде. Перехватываю ее за талию, не пускаю.

— Нина, Вилли погиб, — говорю правду, не видя смысла продлевать ее агонию. — Изабелла его убила.

Девушка отшатывается от меня, несколько раз моргает, пытаясь осмыслить услышанное.

— Это все ты, — вдруг взвивается дикой кошкой и кидается на меня с кулаками. — Все из-за тебя. Это не она. Это ты его убил.

Перехватываю ее руки за запястья. Капитан Рис было делает шаг вперед, желая прийти на помощь, но я ловлю его взгляд и качаю головой. Ей и так больно и плохо, не хватало еще насилия. А о том, что кровь Вилли и на моих руках, спорить вообще бессмысленно — виноват.

Нина еще несколько минут пытается вырваться, а потом сдается, начинает рыдать и уже не драться, а наоборот, цепляться за меня. Отпускаю ее запястья, позволяю уткнуться себе в грудь, обнимаю.

Морган с дядей Эшли опять многозначительно переглядываются. Сейчас-то что не так? Мне ее бросить, что ли, и наручники нацепить?

О, в столовой появляются медики — вижу у вошедших белые крестики на плечах синей формы. Указываю капитану Рису взглядом и киваю на Нину. Тот понятливо оборачивается и зовет медперсонал к нам.

— Успокоительное девушке дайте, пожалуйста, — прошу сам, когда к нам подходит лондорка-медик.

— Пойдем, милая, — женщина ласково обнимает Нину за плечи и пытается отстранить от меня, но девушка продолжает цепляться.

— Иди, — говорю мягко, — тебе помогут.

Нина всхлипывает, но соглашается. Кивает, глядя в пол, позволяет себя увезти.

Миранда тем временем копается в коммуникаторе, вызывает голографический экран. Заглядываю: отправляет кому-то досье Дилайлы.

— Найдите, — говорит в комм, — из под земли достаньте, — отключается и поворачивается ко мне. — Найдем, — говорит уверенно. — Не переживай.

— Спасибо, — благодарю.

Возле нас оказывается еще один медик — на этот раз молодой мужчина с серьезным лицом.

— Ну-ка, молодой человек, — обращается ко мне строго. — Покажитесь-ка.

Ясно, заметил мою распухшую губу.

Морщусь.

— Может, потом?

— Сейчас, — вмешивается Морган. Шикает на меня: — Ротик прикрыл, ладно?

— Угу, — сдаюсь.

— Найдем мы твою Дилайлу. Пока все равно ждем.

— Хорошо, — бурчу и позволяю ретивому медику посадить меня на одну из скамеек, а затем обработать губу каким-то пахучим раствором. Щиплет безбожно.

Пожалуй, сейчас стоит промолчать, что били меня не только по лицу, а то залечат до смерти. Да и если бы ребра были сломаны, я бы уже почувствовал. Как там выражаются врачи? Ушиб мягких тканей?

Медик заканчивает свое дело, уточняет, нет ли еще жалоб, уверяю, что нет, и он уносится на помощь другим. Выдыхаю с облегчением.

Подходит Морган, садится рядом. Просто сидит, ничего не говорит и ни о чем не спрашивает.

— В медблоке мой брат, — заговариваю первым. — Ему десять лет, он ранен, и о нем нужно позаботиться.

— Вот как, — задумчиво произносит Миранда.

Вскидываю на нее глаза.

— Он — мой брат, и я его не брошу, — Морган внимательно смотрит на меня и кивает: ни слова возражения. — А еще с ним медик со "Старой ласточки", Маргарет. Она не с ними, — указываю взглядом на ближайшую группу в черном. — Это я притащил ее сюда с рудников, чтобы помочь Гаю.

— Гай, значит, — повторяет Миранда незнакомое имя.

— Да.

— Ладно, — вздыхает. — Разберемся, — а затем вызывает кого-то по коммуникатору и передает мои слова: мальчика беречь как зеницу ока, медика не обижать.

— Спасибо.

Морган бросает на меня взгляд, который ясно говорит: за такое не благодарят. А потом обнимает одной рукой, кладет голову мне на плечо.

— Дурак ты, — говорит, но мне ни капельки не обидно.

— Дурак, — соглашаюсь.

* * *

Проходит минут пятнадцать, прежде чем коммуникатор на руке Миранды оповещает о новом вызове. Она принимает, внимательно слушает, благодарит.

— Нашли, — сообщает мне. — Жива-здорова. Сейчас приведут.

Тут же вскакиваю. Миранда тоже встает, смотрит на меня оценивающе.

— Лаки, да ты по уши, — восклицает пораженно.

— По самую макушку, — признаюсь.

Качает головой.

— Я уже хочу с ней познакомиться, — говорит.

Улыбаюсь, но быстро понимаю, что зря это сделал: медик обработал мою губу какой-то гадостью, от которой на ране образовалась корочка, и та, естественно, тут же трескается.

Морган протягивает мне салфетку.

— У тебя кровь. Прижми, — а смотрит насмешливо и в то же время понимающе.

— Вон она, — выдыхаю, когда двери впускают двух лондорцев и Дилайлу.

Ее никто не удерживает, парни просто идут по обе стороны от нее, и не понять, охраняют или не позволяют сбежать. Ди бледная, крутит головой по сторонам, кого-то высматривает.

Ладно, польщу себе и решу, что она ищет меня.

— Ди, — срываюсь с места.

Девушка замирает, вскидывает глаза, губы трогает улыбка — сначала робкая, а затем уже уверенная, счастливая.

— Лаки, — бросается ко мне, раньше, чем конвой успевает среагировать. — Живой, — виснет у меня на шее, прижимается. — Слава богу.

— Я же говорил, что везучий, — говорю, глажу по волосам.

Дилайла отрывается от меня, заглядывает в лицо, взгляд на мгновение задерживается на губе.

— С тобой все нормально?

— Ага, — заверяю. — Теперь да.

— А Изабелла?

Мрачнею. Это имя бьет наотмашь.

— Мертва, — отвечаю коротко.

Но зря я ожидаю от Ди ликования по этому поводу. Девушка только крепче меня обнимает.

— Мне жаль, — говорит. И мне жаль, что все так вышло. — Она приказала меня схватить и запереть, как только я пришла с утра на кухню, — рассказывает. — Так и знала, что после этого она пошла разбираться с тобой.

Втягиваю ртом воздух. И я так и знал, что Изабелла перестраховалась.

— Хм-хм, — раздается за моим плечом, и мы с Ди отпрыгиваем друг от друга, как застуканные подростки. — Миранда Морган, приятно познакомиться, — Морган без тени смущения протягивает Дилайле руку.

— Дилайла Роу, — девушка отвечает на рукопожатие, при этом смотря на своего кумира огромными восторженными глазами.

Притягиваю Ди обратно к себе, обнимаю рукой за талию. Девушка опасливо бросает взгляд на Морган, ожидая ее реакции, но та ведет себя абсолютно естественно.

— Дилайла, ваших родственников уже освободили, — сообщает. — Сейчас суета немного уляжется, и вы сможете с ними увидеться. Потерпите, хорошо?

Девушка надломленно кивает.

— Конечно, капитан Морган.

Миранда дарит Дилайле ободряющую улыбку, а мне подмигивает и отходит в сторону, снова разговаривает с кем-то по коммуникатору.

Ди восторженно смотрит ей вслед.

— Она… вау.

— Ага, — подтверждаю, увлекая девушку за собой, чтобы уйти с прохода, — если ее не злить, — крепче прижимаю девушку к себе.

— Ты шутишь, да? — уточняет, опирается о меня спиной, расслабляется в моих руках.

— Не-а, — отвечаю. — Но ты вряд ли сумеешь разозлить Морган, если не станешь пытаться меня убить.

* * *

— Вот что, ребятки, — Миранда появляется возле нас через несколько минут. — Эта суета надолго. Идите отдохните. Есть у вас тут свои комнаты, куда пойти?

— Комната, — сообщаю, отчего Дилайла краснеет. Ну, приехали.

Но Морган совершенно не волнует, живем мы вместе или по отдельности.

— Номер комнаты? — уточняет.

— Сорок первая.

— Хорошо, — кивает. — Передам, чтобы никто не совался. И не пугайтесь, выставлю охрану.

— Зачем? — хмурится Ди. — Я думала, сектор под вашим контролем.

— Не люблю сюрпризы, — отвечает Миранда, вроде и улыбается, но явно дает понять, что наличие охранника под дверью моей комнаты не обсуждается. — Я тебе позвоню, скажу, как со всем разберемся, — говорит, протягивает руку с коммуникатором, чтобы синхронизировать его с моим.

— Есть, кэп, — отзываюсь.

— То-то же, — хмыкает Морган. — Кстати, завтра приедет Рикардо.

А вот теперь мой черед удивленно спросить:

— Зачем?

Она пожимает плечами.

— Пожинать плоды. Зачем же еще?

— Но отсюда до Лондора…

— А он вылетел, стоило нам узнать, где тебя искать.

— Он бы еще Френсиса с собой потащил, — высказываюсь и поясняю в ответ на непонимающий взгляд Ди: — Френсис — это наш нынешний президент, а дядя — официально только премьер.

— У Френка и своих дел по горло, — высказывается Морган. — Да и дай Рики повеселиться, а? Совсем же зачах, бедолага.

Обмениваемся с Мирандой понимающими взглядами и расходимся в разные стороны.

— Пошли, — беру Ди за руку. — Не будем путаться под ногами у взрослых дяденек и тетенек.

 

ГЛАВА 50

Стою в ванной, задрав водолазку почти до самого подбородка, и разглядываю художества на своем теле. Ерунда, но живописно, так что в присутствии Морган медикам лучше не показываться — не хочу еще ее волновать, хватит с нее.

За Ди пришли несколько часов назад и отвели к освобожденному экипажу "Старой ласточки". Как я понял, всех работающих по контракту на наркокорпорацию арестовали и заперли до выяснения обстоятельств, а в их уютные комнаты разместили бывших рабов.

Куда-то сюда привезли и родных Дилайлы, и она помчалась к ним. Звала меня с собой, но я отказался. Почему? Да потому, что учусь сначала думать, а затем делать. Если я покажусь Джонатану на глаза прежде, чем дочь успеет ему все объяснить, то быть мне снова битым. А, во-первых, у меня и так все болит, и новой порции побоев совершенно не хочется. Во-вторых, если капитан набросится на меня при Морган или дяде Эшли, скандала не избежать. Не лучшая идея — позволить всем передраться из-за того, что мне снова не усиделось на месте.

Когда Дилайла ушла, я наведался к Гаю и пробыл у него около часа. Потом ему сделали укол успокоительного, и он уснул, а я убрался в свою комнату зализывать раны. Гай так плакал…

Сегодня у моего брата произошла страшнейшая потеря. А у меня? Я так и не разобрался, что чувствую. Просто тошно.

В дверь стучат. Торопливо опускаю водолазку.

— Открыто, — кричу, выходя из ванной.

В комнату заглядывает Миранда. Лицо осунувшееся, синяки под глазами — о да, это был очень длинный день.

— Можно к тебе? — спрашивает.

Усмехаюсь.

— Конечно, можно. Проходи.

Морган прикрывает за собой дверь и с любопытством осматривается.

— Аскетично, — выносит вердикт.

Дергаю плечом. Без разницы, я воспринимал и воспринимаю это место как камеру, а не как свой дом.

Прохожу, плюхаюсь на кровать.

— Присядешь? — приглашаю.

— Пожалуй, — Миранда садится рядом, тревожно вглядывается в мое лицо. — Как ты?

Чтобы ни было, все пройдет.

— Порядок.

— Был у брата?

— Угу.

— И как он воспринял?

Опускаю глаза, разглядываю сложенные на коленях руки.

— Как он мог воспринять? — говорю. — Плакал.

— Лаки, мне очень жаль, — произносит Морган после непродолжительного молчания.

Поднимаю голову, встречаюсь с ней взглядом: переживает.

— Я ни в чем тебя не виню, — говорю твердо.

— И тем не менее, — приходит черед Миранды рассматривать свои руки, — она была твоей матерью.

Была ли? Хоть пару минут, а? Не думаю.

— Ты — моя мать. И ты спасла мне жизнь.

Морган скидывает ботинки, забирается на кровать с ногами, обнимает свои колени. Сейчас она выглядит младше и меньше — испуганная смертельно уставшая девчонка со смешными темными кудряшками, а не уверенная в себе женщина, которую я привык видеть рядом с собой и на которую без зазрения совести взваливал все свои проблемы.

— Ты мне расскажешь, что тут происходило? — просит. — Изабелла…

— Она сказала, что пыталась меня полюбить, но так и не смогла, — признаюсь. Пожалуй, это "пыталась и не смогла" задело меня сильнее всего. — Потом хотела использовать, чтобы получить повышение, а вчера я попытался бежать. Но не вышло.

— Поймали?

— Нет, — качаю головой. — Я сам все провалил. Гай поранился, и я не смог бросить его на верную смерть.

Миранда склоняет голову набок, вглядывается в мое лицо.

— Ты что, винишь себя за то, что не дал своему брату умереть?

— Нет, — отвечаю. — Точно нет. Я просто в принципе во всем виноват, понимаешь? — говорю быстро. — Если бы я ему не сказал, что собираюсь бежать, он бы не полез на крышу, чтобы посмотреть наш отход, и не упал бы с нее. Тогда мы бы убежали, а вы встретили бы нас уже в космосе, и…

— И Изабелла осталась бы жива, — мрачно заканчивает за меня Морган.

— Да, — почти выкрикиваю.

Миранда отводит взгляд, кусает губы.

— Ты любил ее? — и в ее голосе нет ни капли ревности, только сочувствие.

— Нет… Не знаю. Но я определенно не желал ей смерти. Плевать на меня, у Гая же теперь никого нет. А он еще совсем ребенок.

Это главное, за что не могу себя простить — именно мои действия привели к тому, что Гай остался сиротой.

Морган протягивает руку и ласково гладит меня по спине.

— У него есть ты, — говорит убежденно.

Фыркаю.

— Это не одно и то же.

— Не одно, — соглашается. — Но такова наша жизнь: ты либо умираешь, либо учишься жить с тем, что произошло.

Кому как ни Морган об этом знать. Вот я олень. А еще эгоист, ага.

— Прости, — говорю. — Перебешусь сегодня, завтра все будет отлично.

— Конечно, будет, — соглашается с улыбкой.

— Мы ведь заберем с собой Гая? — спрашиваю, хотя прекрасно знаю, что отрицательный ответ меня не устроит.

Кивает.

— На Лондор — безусловно.

— На Лондор? — цепляюсь к словам. — Но не к нам домой?

— Лаки, — Морган вздыхает, — ты разве не понимаешь? Я собственноручно убила его мать. Рано или поздно он об этом узнает. И что будет тогда? Гай меня возненавидит. Так пусть лучше ненавидит постороннего человека, чем ту, с кем делит крышу и пищу.

— От кого он узнает? — говорю, возможно, резче, чем следовало бы. — Отчеты о подобных операциях засекречиваются, разве не так? — кивает. — Вот видишь. Ни я, ни ты ему об этом не скажем.

Ненавижу врать, но ради брата — буду.

Миранда печально улыбается.

— В чем я убедилась в жизни, так это в том, что тайное всегда становится явным.

— Плевать, — огрызаюсь.

— Лаки…

— Плевать, — повторяю. — Я не отдам его в детский дом.

— В интернат.

— Плевать, — в третий раз. — Он еще маленький и совсем один в этом мире, я его не оставлю.

Миранда смотрит на меня снисходительно.

— Через два года ты окончишь ЛЛА и захочешь улететь с Лондора, — напоминает. — Ты же постоянно об этом твердишь.

Мотаю головой, отбрасывая этот аргумент.

— Значит, не улечу, — отрезаю.

Да, я всю жизнь мечтал сбежать с Лондора, но обстоятельства изменились. Сбежал уже один раз — хватит, спасибо.

— Лаки, — начинает говорить со мной как с маленьким, — ты сейчас еще в состоянии аффекта. Возможно, позже ты посмотришь на ситуацию иначе.

Подмывает заорать, но сдерживаюсь: не хочу обидеть.

— Знаешь, — говорю спокойно. — Я только здесь понял, насколько был невыносим с самого детства. Занимался только тем, что интересно, бросал на полдороги, если было скучно, ни за что не нес ответственность.

Морган морщится.

— Не преувеличивай.

— А ты меня не жалей, — прошу. — Я сейчас серьезен и не передумаю.

— Если ты хочешь привести Гая в дом, приводи. Ты совершеннолетний, тебе дадут над ним опекунство как кровному родственнику. Это прежде всего дом твоего отца, ты имеешь право им распоряжаться.

Ну начинается…

— Это наш дом, — поправляю с нажимом.

— Хорошо, — Миранда вздыхает. — Пусть так. Я тебя поддержу.

Даже не сомневался, что поддержит.

— Ты не пожалеешь, — уверяю. — Он чудо, а не ребенок.

— Ладно, — смеется, — познакомишь со своим чудо-братом?

— Обязательно, — обещаю.

— А… — начинает Морган и вдруг замолкает. И лицо такое, что мне становится не по себе.

— Что? — не понимаю.

— Да нет, не важно.

Ничего себе — не важно: о неважном так не говорят.

— Чтобы это ни было, говори, — разрешаю, прикладываю руку к груди в доказательство своих слов, — отвечу как на духу.

Миранда поглядывает на меня с таким видом, что понимаю: хочет спросить о чем-то неприятном. Ну и что? Пусть спрашивает о чем угодно. Тошнит от вранья и недомолвок.

— Дора Корденец, — начинает осторожно.

Тьфу ты, всего-то?

— А, точно, — даже подпрыгиваю на кровати. — Старушенцию взяли? Жива-здорова?

— Взяли.

— Отлично.

— Лаки, — Морган не просто серьезна, а по-настоящему напряжена.

— Да что? — не понимаю.

— В ее комнате нашли молодого человека, почти мальчика. Голого. На цепи.

Офигеть. У меня разве что челюсть не отваливается. А бабуська-то затейница…

И тут до меня доходит.

— И ты подумала… Фу, нет. Потопталась рядом, потрогала за руку, построила грандиозные планы и укатила в свой сектор.

Глаза Миранды превращаются в щелки.

— Значит, планы таки были?

Морщусь.

— Были, — признаюсь. — Но дальше планов дело не зашло, — заверяю.

Миранда выдыхает с облегчением, а я думаю о том, знала ли Изабелла, в какие игры играет старуха-извращенка со своими молодыми фаворитами, когда подталкивала меня к ней?

А ведь я мог прямо сегодня вечером пополнить ее коллекцию…

— О чем ты думаешь? — Миранда тут же замечает что-то в выражении моего лица.

— Да так, — улыбаюсь. Ни за что не стану взваливать на Морган еще и это. — Вспомнил бабусю Дору, — отмахиваюсь. — Черт с ней. Пусть ей занимается суд.

— Пусть, — соглашается. — Смертный приговор ей обеспечен, — конечно же, чувствует, что что-то не договариваю, но не расспрашивает.

А я вспоминаю Вилли. Он ведь говорил, что во Втором секторе меня ждет ад…

— Можно я задам тебе один вопрос? — перевожу тему.

— Конечно.

— Как давно тебе стало известно, что мою биологическую мать звали не Элизабет Кесслер?

Смотрит прямо, взгляд не отводит.

— Лет десять назад. Рикардо просветил.

Десять лет?

— Почему ты мне не сказала? — возмущаюсь.

— А как ты себе это представляешь? — огрызается. — Я забегаю в комнату к своему сыну-подростку и радостно сообщаю: "Представляешь, твоя мать — шпионка".

И правда. Поступи она так, я бы наверно только пальцем у виска покрутил и даже не воспринял бы ее слова всерьез.

— Да уж, — признаю.

— Вот именно, — кивает Морган многозначительно.

— А потом? — спрашиваю, помолчав. Все-таки десять лет — уйма времени.

— А потом, — пожимает плечом. — А потом к слову не пришлось. Я думала, тебе это не нужно. Прости, видимо, я ошибалась.

Она права. Я ведь на самом деле никогда не спрашивал.

Качаю головой.

— Не ошибалась, — говорю.

Все, пора закрывать эту тему: что было, то было, что случилось — не изменишь.

Миранда думает так же.

— Лучше расскажи мне о Дилайле, — просит с улыбкой. — У вас все серьезно? — а в глазах самое что ни на есть жадное любопытство.

Смеюсь.

— Что ты имеешь в виду под "серьезно"? Брак, детей и внуков?

Морган закатывает глаза.

— Ну, до внуков вам еще далеко.

До брака и детей как бы тоже.

— Не знаю, — отвечаю честно. — Но я ее люблю. Жизнь бы за нее отдал.

При последней фразе глаза Морган округляются.

— А она?

— Ди тоже меня любит, — говорю уверенно.

Это то, в чем я правда не сомневаюсь.

— И она не улетит со своей семьей бороздить просторы космоса, когда это все закончится?

Хороший вопрос, на который у меня нет ответа.

— Не знаю, — признаюсь.

Что мне сказать? Надеюсь? Не мне решать?

Как будет, так будет.

— Уух, — Миранда выдыхает, трет ладонями уставшее лицо. — Когда ж ты успел вырасти?

В точку — опоздал я со взрослением.

— По ходу, на днях, — смеюсь.

Морган поддерживает мой смех, потом тянет ко мне руки.

— Ну, иди ко мне, мой великовозрастный сын, я тебя обниму.

Что я с удовольствием и делаю.

* * *

Когда прилетает Рикардо Тайлер все приходит в движение. Все носятся туда-сюда как угорелые, будто великий император почтил подданных своим визитом.

Наша с ним встреча выходит весьма короткой.

— Знаешь, засранец, — говорит он мне по секрету, — весь этот месяц я жаждал тебя придушить собственными руками, но сейчас готов вернуть тебя в завещание. Твоя Пандора — скандал века. Победа на выборах мне обеспечена, — после чего уносится прочь, как выразилась Миранда, пожинать плоды.

Прошлую ночь я провел в одиночестве. Мы болтали с Морган до самой ночи, а потом она ушла, а Ди не вернулась. Что тут непонятного? Дилайла, наконец, воссоединилась с семьей, и ей не до меня.

Еду мне приносит в комнату незнакомый лондорец, желает всех благ и удаляется. Другой парень в синей форме исправно несет вахту возле моей двери, а стоит мне высунуть куда-либо нос, следует за мной молчаливой тенью.

Умирая от безделья, навещаю Гая, а затем отправляюсь на поиски Рикардо. Ясное дело, он занят и все такое, но после визита к брату у меня возникла одна идея, которую мне нужно обговорить именно с ним.

Вызываю Морган.

— Ты случайно не в курсе, где дядя Рик?

— Не знаю, — отвечает, — комм выключил, — усмехается. — Вершит великие дела. А что? Он тебе нужен?

— Ага.

— Ну, дуй ко мне. Вместе поищем. Я… — пауза. — Сейчас, — шаги, щелчок дверного замка. — Я тут осматриваю комнаты, сейчас в двадцать третьей. Как раз еще в одну загляну, пока ты подойдешь.

— Хорошо, — соглашаюсь. — Иду.

* * *

Морган появляется из двадцать первой комнаты, как раз тогда, когда ровняюсь с ее дверью. Вид у Миранды не ахти, я бы даже сказал, зеленоватый. Решительно захлопывает дверь только что покинутой комнаты, запирает ключом из внушительной связки, которую держит в руках.

— Привет, — окликаю.

Морган вздрагивает от неожиданности и старательно лепит на лицо улыбку.

— Привет. Пойдем поищем твоего вездесущего дядюшку.

Черта с два. Я же вижу, что она хочет увести меня отсюда подальше. Что это за тайная комната? Анатомический музей?

Упрямо не двигаюсь с места.

— Что там? — киваю на дверь.

Миранда закатывает глаза, но я не отступаюсь. Тогда она просто протягивает мне ключи.

— Хочешь — смотри. Но я бы не советовала.

Молча принимаю связку, нахожу ключ с нужным номером и открываю дверь. А потом так и замираю на пороге, потому что со стены на меня смотрит… мой отец.

Комната Изабеллы.

Сглатываю. Отличное фото, уникальное — он просто как живой. Не мудрено, что Миранде поплохело от визита сюда.

Морган кладет ладонь мне на плечо, спрашивает тихо:

— Она была на нем помешана? Фото на стене, в рамке на тумбочке, затертый до дыр фотоальбом…

Это Миранде еще о фотографии в кулоне неизвестно.

— Была, — подтверждаю и решительно захлопываю дверь, запираю и возвращаю ключи. — Ты права. Нечего нам там смотреть.

* * *

Рикардо находится в кабинете Изабеллы, о чем мы догадываемся лишь по количеству охраны у двери.

— Не велено беспокоить, — сообщает самый бесстрашный из них.

Хмыкаю.

— С дороги ушел, — обращается к нему Морган таким тоном, что молодой человек бледнеет. — Живо.

— У нас семейное дело, — поддакиваю. — К нам "не беспокоить" не относится.

— Не велено, — стоит на своем.

Морган вздыхает.

— Не бить же его? — кажется, спрашивает саму себя, а потом резко поворачивается к двери и несколько раз оглушительно стучит по ней ботинком. — Рикардо. К тебе пришли.

— Кто? — недовольно доносится из-за двери.

— Мы, — отвечаем хором, переглядываемся и смеемся.

— Пропустите.

— Я тебя запомню, — грозит Миранда пальцем тому парню, который нас не пускал.

Бедняга белый, как снег, — воспринимает угрозу всерьез.

— Не дрейфь, она пошутила, — говорю ему шепотом, когда прохожу мимо.

Не похоже, что поверил — да и бог с ним.

Рикардо окопался за бывшим столом начальницы сектора. Повсюду разбросанные бумаги. Сам как всегда безупречен — белоснежная рубашка, костюм без единой складочки, галстук.

Морган хмыкает, оценив размеры бедствия.

— Тебе, что, некому поручить этим заняться? — спрашивает, сдвигает документы в сторону и садится на край стола.

— Женщина, ты помнешь мне улики, — ворчит Рикардо.

— Погладишь, — огрызается.

Прямо чувствую себя как дома, даже здесь.

Дядя оставляет Морган в покое и переводит взгляд на меня.

— Слушай, — говорит, — ты же тут почти местный. — кивает на кофеварку, — скажи мне, как они пьют эту дрянь? Я чуть не отравился.

— С наслаждением, — отвечаю.

Рикардо в отвращении закатывает глаза.

— С чем пожаловали? — спрашивает, своим тоном ясно давая понять, что нам тут не рады.

Миранда пожимает плечами.

— К нему вопрос, — указывает на меня, — я — за компанию.

— К нему вопрос — жди беды, — бормочет дядя. — Ну, чего уж там. Излагай, пока я переполнен к тебе благодарностью.

Вообще-то, я планировал поговорить с Рикардо наедине, но, если попросить Морган сейчас выйти, это будет выглядеть, будто я ей не доверяю. А это не так. Просто моя просьба может ее расстроить.

— Мне выйти? — догадывается Миранда сама по выражению моего лица. На ее собственном написано удивление, но знаю, что стоит мне сказать "да", она оставит нас наедине.

Да, черт его дери, именно так работает взаимное уважение и доверие.

— Не надо, — качаю головой. Подхожу к столу, опираюсь о его крышку ладонями и практически нависаю над Рикардо. — Я хочу вывезти с Пандоры тело Изабеллы и по-человечески похоронить на ее родине.

Пару секунд дядя смотрит на меня как на душевнобольного.

— Ты бредишь? — затем уточняет ласково.

— Нет, — замечаю боковым зрением, что Миранда тоже шокирована.

— Где хоть ее родина?

— Альфа Крит.

Теперь дядя возмущенно выпучивает на меня глаза.

— Ты хоть знаешь, сколько это будет стоить? — восклицает. — Документы, разрешение, место на кладбище.

— Поэтому и обращаюсь к тебе, — соглашаюсь.

Рикардо далеко не так тактичен, как Морган, рубит напрямую:

— На кой черт она тебе сдалась? Что хорошего она для тебя сделала? Тут закопают, и дело с концом. Забудь.

Качаю головой.

— Это не для меня, это для Гая.

Дядюшка хмурится.

— Кто это?

— Отчеты нужно вовремя читать, — вполголоса замечает Миранда.

Рикардо фыркает.

— Гай — мой младший брат, — объясняю терпеливо. — Сын Изабеллы Вальдос.

Дядя задумывается.

— Хорошо, — решает. — Раз брат, заберем его с собой… Но труп-то тебе зачем?

— Я хочу, чтобы у Гая все было по-человечески, — настаиваю. — У Изабеллы нет лица, он не может с ней даже нормально попрощаться. Ему сказали: мамы больше нет. И все. Пусть он хотя бы ее похоронит.

Морган бледнеет. Потому-то я и не хотел, чтобы она присутствовала при разговоре с Рикардо — знаю, о чем она сейчас думает: у моего отца тоже нет могилы, не было похорон.

Нависаю над дядей.

— Сделай.

— Ты еще пытать меня начни, — огрызается.

— Просто сделай, — настаиваю.

— Это давление.

— Сделай, — дожимаю. — Для меня это важно.

Еще пару секунд Рикардо испепеляет меня взглядом.

— Ладно, — сдается наконец. — Но в завещание тогда не верну, — предупреждает.

Усмехаюсь.

— Да ради бога.

Больно оно мне надо — пусть живет еще долго и счастливо.

 

ГЛАВА 51

Все затягивается. С Пандоры пока никого не отпускают — ждут прибытия Следственного комитета. Обещают, что торчать нам здесь еще как минимум неделю — застрелиться как долго.

Два дня не видел Дилайлу, и это меня волнует. Что за чертовщина? Как же неудобно, что у нее нет коммуникатора.

Не хочу никого беспокоить своими проблемами, просто захожу в базу, копаюсь, взламываю и нахожу, в какой комнате ее поселили. Стив вставит мне по первое число за то, что лезу в его программу, но перед ним я извинюсь позже.

Ди открывает с первого стука. На ней джинсы и моя футболка. Когда она успела забрать ее с собой?

— Я знала, что это ты, — сообщает, сверкая глазами.

— Осторожно, — смеюсь, — экстрасенсорные способности — это аномалия.

— Я осторожна, — уверяет, берет меня за руку и практически силой затаскивает в комнату.

Кто из нас кого целует первым, уже не важно. Я дико соскучился.

— Я соскучилась, — вторит моим мыслям. — Куда ты пропал? — спрашивает между поцелуями.

— Я пропал? — пауза, пока Ди стаскивает с меня футболку через голову. — Я думал, отец тебя запер и запретил ко мне приближаться.

— Кто бы его спрашивал, — на пол летят ее джинсы.

— Тогда почему не приходила?

— Приходила сегодня днем, — мои джинсы присоединяются к ее. — Дважды. Тебя не было.

А ведь и правда, я весь день где-то носился. Полдня пробыл с Гаем у него в комнате.

— Прости, я дурак, — бормочу.

— Тогда я обожаю дураков, — шепчет в ответ.

Избавляемся от последнего элемента ее одежды.

* * *

— А твой отец не ворвется сюда? — спрашиваю.

Валяемся на ее новой постели. Даже не хочу думать, кому раньше принадлежала эта комната. Как временное жилище Ди она мне очень даже нравится — здесь кровать шире.

Дилайла смеется, устраивается поудобнее головой на моей руке.

— Надеюсь, нет.

— Да ладно, — вспоминаю. — Мой охранник его спугнет, если что.

— Что-о? — Ди приподнимается на локте. — Что ты сказал? Охранник за дверью?

— Ну да, — не понимаю ее удивления. — Он повсюду со мной шатается. Конечно же, он там.

Девушка краснеет до корней волос.

— Он же мог что-то слышать.

— Он никому не скажет, — заверяю.

— Откуда ты знаешь?

Знаю, потому что меня охраняют всю мою жизнь.

— Конец его карьере, если он будет трепать обо мне языком, — объясняю. — Но ко мне не приставили бы ненадежного человека. Не волнуйся.

Ди прищуривается, смотрит внимательно.

— Ты знаешь, что говоришь сейчас как самый настоящий "золотой мальчик"?

Ухмыляюсь.

— А я предупреждал, что я такой и есть.

Ди права: меня снова оберегают и защищают — возвращение в "золотую" жизнь.

Девушка наклоняется, целует меня в грудь, потом ложится на нее, обнимает меня.

— Лаки, что с нами будет дальше?

Конечно, я ждал, что она об этом заговорит, но все равно хочется закатить глаза.

Не сейчас, не сейчас…

Хотя, может и правда, чего ждать-то?

— А дальше будет все, как ты захочешь, — обещаю.

— Я серьезно, — Ди снова привстает, чтобы видеть мое лицо. — Через несколько дней нас выпустят с Пандоры, отдадут корабль.

А то я не понимаю, к чему она ведет.

— И мы навсегда разлетимся в разные стороны? — уточняю ее мысль. — Ты об этом?

Девушка кивает, отводит взгляд.

— Да. Если бы я тогда поступила в ЛЛА… — в голосе вселенская печаль.

— Ты можешь поступить в следующем году, — напоминаю. — Морган никогда не пристроит тебя туда в обход правил, но она натаскает тебя к следующей сдаче экзаменов. Я ее попрошу, уверен, она не откажет.

Ди резко поворачивается ко мне, округляет глаза.

— Ты шутишь?

Ну да, Миранда пока для нее все равно что небожитель.

— Нет, — качаю головой. На самом деле, я серьезен как никогда. — Ди, ты можешь поступить в ЛЛА или в любой другой университет, который выберешь. Альфа Крит, Кронс, Новый Рим… Да мало ли учебных заведений?

— Новый Рим, — ее губы трогает грустная улыбка.

— Новый Рим, — повторяю твердо. — Пока меня искали, вас всех проверили. Морган говорит, ты больше не в розыске. Один из дружков Криса струсил и дал свидетельские показания. Дело уже почти год как закрыто. Ди, — глажу ее по щеке, — все по-настоящему закончилось.

Девушка садится, прикрывает одеялом грудь, подтягивает колени к подбородку.

— Вот как, — произносит пораженно, хмурится, пытаясь осознать услышанное.

Перекатываюсь на бок, подпираю голову рукой.

— Ты свободна, — продолжаю с улыбкой, любуясь ее замешательством, — то есть абсолютно. Нет больше прошлого, есть только ты и твои желания. Ты можешь жить там, где захочешь, и с тем, с кем захочешь.

— А ты? — спрашивает серьезно.

А я уже чую, что ничем хорошим этот наш разговор не закончится.

— А я стану опекуном Гая и буду еще долго привязан к Лондору, — тоже сажусь. — Ди, — признаюсь, — я очень тебя люблю, ты мне нужна, и я хочу быть с тобой, но все, что я могу тебе предложить, это остаться со мной. Сам я улететь куда угодно с тобой не могу, — развожу руками в воздухе. — Как-то так.

Ну вот, карты открыты.

Дилайла смотрит на меня с грустью во взгляде.

— И кем я буду там целый год до следующего поступления? Твоей содержанкой?

Морщусь: звучит отвратительно. Женская логика иногда улавливает "самое главное".

— Я разговаривал с Мирандой на эту тему, — признаюсь. — Она может устроить тебя в ЛЛА секретарем. У нее на кафедре свободно место. Так ты будешь иметь доступ к библиотеке для подготовки к экзаменам. Будешь получать жалование, а еще тебе выделят общежитие. Если ты откажешься жить у нас, — добавляю.

Ди кусает губы и молчит. Черт, это провал.

Черт-черт-черт.

— Я очень хотела поступить в ЛЛА, — говорит. — Не могла дождаться, когда распрощаюсь с "Ласточкой"…

Провал, как есть — провал.

— Но теперь все изменилось? — понимаю.

— Я чуть их всех не потеряла.

— И теперь хочешь остаться с семьей, — это не вопрос.

— Лаки, — стонет, будто я ее пытаю, закрывает лицо ладонями.

Нет уж, так не пойдет.

Беру ее за руки и заставляю убрать их от лица.

— Ди, брось, — прошу, — я люблю тебя, но я не стану тебя уговаривать. Саrре diеm, помнишь? Сейчас он настал — твой момент. Ты можешь быть счастлива, ты будешь счастлива. Тебе только нужно решить, с кем и где, — по щекам Дилайлы начинают бежать слезинки. Блин, успокоил, называется. — Ну, ты чего? — притягиваю ее к себе и обнимаю, прижимаю к груди. — Все в любом случае будет хорошо.

— Я так тебя люблю, — шепчет, хватаясь за меня, — и не могу их оставить.

Это не истерика, как в прошлый раз, понимаю: Ди не просто перенервничала и плачет — она оплакивает наши отношения.

Трындец.

Это прощание.

На мгновение зажмуриваюсь, целую ее в волосы.

Ладно, танцуем дальше. Жизнь продолжается.

— Все будет отлично, вот увидишь, — говорю почти весело. — Вся Вселенная открыта перед тобой, стоит только протянуть руку.

— А если у меня руки коротки? — спрашивает, улыбается — чувствую кожей.

— Тогда мы угоним катер. Не дрейфь, все будет хорошо.

Приподнимается, заглядывает мне в глаза.

— Ты останешься со мною на ночь?

— Останусь, — обещаю.

* * *

Ухожу утром, а она меня не останавливает.

Прощание.

Главное не киснуть.

Жизнь продолжается.

* * *

— Войдите, — кричу, когда слышу вечером стук в дверь.

Встаю. От нечего делать последние полчаса отжимался от пола.

— Привет, — здоровается Морган, потом оценивает мой внешний вид: на мне только пижамные штаны, а сам я мокрый как мышь. — Чего это тебя прибило? — спрашивает. — От скуки, что ли?

— Угу, — киваю, улыбаюсь: все-таки приятно, когда кто-то знает тебя как облупленного.

Миранда задерживается взглядом на моем голом торсе и отворачивается, складывает руки на груди.

— Оденься, а? — просит. — Не могу смотреть на твои синяки. Еще будет мне врать, что все нормально, и отказываться показаться врачам.

Ну да, не подумал — расслабился.

— Так правда же нормально, — смеюсь, но послушно натягиваю на себя футболку. — Готово, — провозглашаю.

Фу, мне бы в душ: ткань липнет к телу.

— Так-то лучше, — комментирует Миранда, повернувшись. Проходит, садится на кровать, закидывает ногу на ногу. — Завтра улетаем домой, — сообщает.

— О, — удивляюсь. — Вчера же только говорили, что еще нескоро.

— Ну-у, — Морган скромно полирует ногти о рукав своей формы. — Я немного поскандалила. Многие еще остаются, они не успели дать показания, а нас-то зачем держать? Так что "Прометей" завтра уходит с орбиты.

— А "Старая ласточка"? — спрашиваю тут же.

Улыбается.

— Так и знала, что спросишь, — развожу руками, мол, а как иначе? — Их я тоже отвоевала.

Отлично. Долой с этой планеты. Пусть судят и казнят виновных, но уже без нас.

— Спасибо, — благодарю искренне. Мне бы не хотелось улетать, зная, что Ди вынуждена еще остаться здесь.

Миранда ловит мой взгляд.

— Она улетает? — спрашивает прямо.

Похоже, я растратил весь свой актерский талант, раз теперь у меня все написано на лице.

— Ага, — говорю. — Улетает.

Морган качает головой.

— Дурочка.

Смеюсь.

— Хочешь сказать, что никогда бы не уехала от такого классного парня, как я, а? — подмигиваю, потом корчу гримасу.

Но Миранда серьезна.

— Не уехала бы.

— Ну-ну, — не верю, — а кто рассказывал, что на полном серьезе собирался расстаться с папой и вернуться на Землю, пока не узнал, что земляне не такие душки, как утверждают?

— Я была молодая и наивная, — возражает.

Ага, вот где собака зарыта: мы с Дилайлой встретились лет этак на двадцать раньше, чем следовало. А может, даже на пятьдесят. А что? Подавали бы тогда друг другу вставные челюсти и точно бы никуда друг от друга не делись.

— А мы, значит, старые и мудрые? — уточняю с иронией.

Морган закусывает губу, признавая, что сморозила глупость.

— Ну, может, Ди еще передумает?

Дергаю плечом.

— Может, — хотя ни капли на это не рассчитываю.

Не хочу обсуждать наши отношения с Дилайлой. Какой смысл себя жалеть? У нас обоих все будет хорошо.

— Можно тебя кое о чем спросить? — говорю.

— Валяй, — разрешает, но смотрит с опаской: мое резко посерьезневшее лицо ее настораживает.

Подхожу, сажусь на пол у ее ног. Миранда следит за моим перемещением, молчит, терпеливо ждет, когда озвучу свой вопрос.

И я решаюсь.

— Тебя когда-нибудь задевало, что я не зову тебя мамой?

Брови Морган взлетают прямо до темных кудряшек.

— С чего такие мысли?

— Ответь, — настаиваю.

— Конечно, нет. Ты с детства зовешь меня по имени, или "Морган", — пожимает плечами. — Я привыкла.

— Правда? — переспрашиваю недоверчиво. — Не имеет значения?

Ведь для Изабеллы вопрос называния мамой был принципиальным. И Лэсли вечно утверждает, что в обращении есть глубокий смысл.

— Не имеет, — подтверждает Миранда. — Кто вбил тебе в голову эту чушь? Я знаю и вижу, как ты ко мне относишься, этого достаточно, — переводит в шутку: — А вот если будешь звать "Эй ты", получишь по шее.

Улыбаюсь.

Мне полегчало.

Я бы даже обнял сейчас Морган, но, пожалуй, мне стоит сперва сходить в душ.

* * *

Катер дожидается нас на взлетной площадке. Весь экипаж "Прометея" уже на борту, ждут на орбите. Тело Изабеллы в специальном контейнере транспортировали на корабль еще утром. Все готово к отлету.

Прилетаем от барака на флайере. Помимо водителя, в летательном аппарате только я, Морган и Гай.

Брату уже значительно лучше, в последние дни по разрешению Мэг мы много гуляли. А предстоящий полет и вовсе вселил в него энтузиазм и отвлек от невеселых мыслей.

Выбираюсь из флайера и вижу, что на соседней площадке готовится к отлету еще один катер — весь экипаж "Старой ласточки" в сборе.

— Тай, — машет мне Дилан.

Улыбаюсь. Поднимаю руку, машу в ответ.

— Иди попрощайся, — разрешает Миранда. — Успеем… А мы пойдем устраиваться в катере, да? — это уже Гаю.

— О, круто, — мальчик даже подпрыгивает. — А вы и такие умеете пилотировать? — спрашивает с восторгом, сияет темными глазищами.

— И такие, — скромно подтверждает Морган, не сочтя нужным уточнять, что она одна из немногих людей во Вселенной, кто способен пилотировать все, что имеет двигатель и летает. — Пойдем, попросим пилота пустить нас в кабину? — предлагает.

Гай смотрит с сомнением.

— А он разрешит?

Миранда усмехается.

— Пусть только попробует отказать. Эй, — кричит. — Мэт, встречай гостей. У нас чемодан тяжелый.

Провожаю их взглядом. Гай в восторге от Морган, а я в восторге от этого факта. Как быть с правдой о смерти Изабеллы, подумаем позже — разберемся.

Направляюсь к команде "Ласточки". Судно подготовили и вывели на орбиту без их участия, и сейчас они поднимутся на борт впервые с тех пор, как попали на Пандору.

— Привет, дружище, — Дилан жмет мне руку.

Эд поднимает вверх кулак, мол, так держать.

Норман дружески улыбается, Тим — радостно, Томас — снисходительно, но не враждебно.

— Ну, пока, что ли? — говорит Мэг. — Можно я тебя обниму, красавчик?

Смеюсь, приглашающе развожу руки.

— Красоткам все можно.

Маргарет по-матерински обнимает меня и шепчет на ухо:

— Береги себя, камикадзе.

— А вы с Джонатаном будьте счастливы, — не остаюсь в долгу.

— Мы попробуем, — обещает.

А вот и капитан Роу на очереди. Джонатан хмурый и какой-то смущенный.

— Чур не бить, — предупреждаю весело. Ну правда, за эти два месяца меня били все кому не лень.

Но Джонатан неожиданно протягивает руку.

— Спасибо тебе, Тайлер.

Черт, а приятно. Отвечаю на рукопожатие.

— Удачи, кэп, — желаю искренне.

Роу усмехается, сегодня прощая мне даже "кэпа".

Ну вот и все. Команда "Ласточки" начинает подниматься в катер.

Не знаю, действительно ли им пора, или все тактично решили оставить нас одних, но получается, что через минуту возле катера нет никого, кроме меня и Дилайлы.

Она смотрит на меня, закусив нижнюю губу. Ее волосами играет ветер. Красивая до невозможности.

Какая-то часть меня еще помнит, что мы вроде как расстались, и следовало бы перекинуться парой фраз, обняться по-дружески и разбежаться. Но стоит мне сделать шаг по направлению к Ди, как понимаю одно: расстались, не расстались — какая разница?

По-хозяйски прижимаю ее к себе и целую в губы так, что через несколько минут мы даже получаем одобрительный свист от Маргарет, высунувшейся из катера и бессовестно за нами подглядывающей.

Отстраняемся друг от друга, оба тяжело дышим. Ее руки на моих плечах, мои — на ее талии.

До одури люблю эту девчонку.

Кажется, она сейчас заплачет. Нет, так не пойдет.

— Все будет отлично, — говорю ей и весело подмигиваю. Отпускаю, отступаю, делаю несколько шагов спиной вперед. — Ди, все будет отлично, — кричу, показывая руки с поднятыми большими пальцами.

Дилайла улыбается.

А потом Дилан подает ей руку, и она исчезает в катере. Исчезает из моей жизни.

Поворачиваюсь и ухожу. Больше не оборачиваюсь — отпускаю.

Забираюсь в катер. Гай высовывается из кабины пилота: глаза горят, улыбка до ушей.

— Лаки, там… — начинает восторженно, смотрит на меня и тут же серьезнеет. — Что-то случилось?

Мой чуткий маленький брат…

— Не-а, — отвечаю беспечно. Разваливаюсь на сидении, улыбаюсь. — Все замечательно.

Гай закатывает глаза, на его лице так и написано: вас, взрослых, не поймешь. Разворачивается и снова скрывается в кабине.

Остаюсь в одиночестве, прижимаюсь лбом к холодному стеклу иллюминатора. Все постройки расположены с другой стороны катера, с моего места видно лишь серую потрескавшуюся глину покуда хватает глаз — глиняная пустыня уходит за горизонт, не имеет ни конца, ни края.

Ладно, хандрить бессмысленно.

Отрываюсь от иллюминатора и устраиваюсь на сидении поудобнее.

Все в любом случае будет хорошо.

Позитивный настрой — наше все.

 

ЭПИЛОГ

"Сегодня официальный первый день нового учебного года…" — в кабине флайера бодро вещает по радио хорошо поставленный женский голос. Билли Боб — страстный любитель радио: пока не включит, никуда не полетит. Здорово, что Рикардо не уволил его после моего побега.

Идем на снижение, и уже через минуту аппарат замирает у подъездной дорожки к типовому трехэтажному зданию.

Выбираюсь наружу первым.

— Давай уже, не дрейфь, — подгоняю Гая.

— Да иду, иду, — ворчит брат.

Вылезает, спрыгивает на землю. Смотрит на школьный двор, полный ребятни, с опаской, будто я высадил его в диких джунглях, а не привез на занятия.

— Не дрейфь, — подталкиваю в спину, но брат не делает и шага. На его лице так и написано: "Мне? Туда?"

— Я же никогда не ходил школу, — делает большие глаза.

Забавно, вчера он не мог дождаться утра, а сегодня в панике.

Хлопаю его по плечу.

— Расслабься и улыбайся, — советую. — И люди сами к тебе потянутся.

— Думаешь? — сомневается.

— Это я тебе как эксперт говорю, — уверяю. — Я учился в восьми школах, помнишь?

Гай смотрит на меня так, словно я отправляю его на пытку, но затем берет с заднего сидения сумку, перекидывает ремень через плечо и решительным шагом направляется по дорожке, ведущей к школьному крыльцу.

— Удачи, — кричу ему вслед.

Не оборачивается — правильно, а то еще передумает.

Из другого, сопровождающего нас флайера вылезает мужчина в черном и следует за Гаем: Рикардо настоял, чтобы и у моего брата была постоянная охрана, пришлось смириться.

— Садись уже, — кричит мне Билли Боб с водительского сидения. — У кого-то сегодня тоже начинается учебный год, — напоминает язвительно. Все еще злится за сцену в аэропорту в начале лета.

Закатываю глаза.

— Да что я там не видел?

Тем не менее, залезаю во флайер, но не в салон, а на переднее пассажирское сидение.

— Не безопасно, — ворчит Билли Боб. Демонстративно пристегиваюсь, мол, не сдвинешь. — Ладно, черт с тобой, — отмахивается мой самый терпеливый телохранитель и поднимает аппарат в воздух.

Прилипаю носом к стеклу, совсем как Гай несколько минут назад. Лондорская столица чертовски красива осенью. Под нами проносится город, солнце отражается в стеклах небоскребов, листва на деревьях в парках и скверах пестрит красно-желтыми красками.

Я не был дома все лето: побег, потом Пандора, затем путешествие на Альфа Крит.

"Прометей" доставил нас с Гаем и телом Изабеллы до пункта назначения, а местное посольство Лондора обеспечило охраной. Затем была подготовка, похороны и еще неделя на Альфа Крите — просто, чтобы показать Гаю, как живут на других планетах. Ну и потом — полуторанедельное путешествие домой на пассажирском лайнере.

Надеюсь, теперь Изабелла Вальдос упокоилась с миром.

Госпожу Корденец и ее ближайших помощников приговорили к смертной казни. Работников по контракту судили и наказали по-разному, основываясь на записях с камер видеонаблюдения и свидетельских показаниях: кто-то получил тюремное заключение, кто-то — штраф. Нина и ее мать отделались штрафами, я интересовался. Спик тоже…

— Какой-то ты замученный, — вырывает меня из раздумий обычно неразговорчивый Билли Боб. — Не самые лучшие каникулы получились, да?

Усмехаюсь. Не дождется — каяться не стану.

— Познавательные, — говорю и снова поворачиваюсь к окну.

* * *

Морган звонит, когда я уже поднимаюсь на крыльцо Академии.

— Лаки, где тебя носит? — сердится. — Ну, я же просила приехать пораньше.

Ага, точно, просила. Мы просто только вчера прилетели с Альфа Крита и толком не виделись. Миранда и Гая-то записывала в школу без его личного присутствия.

— Мне дико стыдно, — говорю чистую правду, ускоряя шаг. — Но я задержался, пока давал брату напутствие, как вести себя в школе.

— Да-а? — она тут же заинтересовывается. — И что ты ему посоветовал?

— Приду, расскажу, — обещаю. — Уже поднимаюсь.

— Лети, птенец, — смеется Морган. — Я тебя жду на кафедре.

В ЛЛА повсюду знакомые лица, мне кто-то машет, улыбаюсь, здороваюсь, тоже машу. Шум и суета вокруг — так я люблю. Сейчас все разбредутся по аудиториям и начнется скука, но пока жизнь кипит, и мне тут нравится.

Лифт полный под завязку. Ну его, бегом поднимаюсь по лестнице.

За лето в Академии сделали ремонт: все новое, блестящее. В перила лестницы и то можно смотреться как в зеркало.

Взлетаю на пятый этаж, где находится кафедра Морган, стучу в приемную. Тишина. Странно, Миранда вчера обмолвилась, что на днях наняла-таки нового секретаря.

Не дождавшись ответа, вхожу сам. Задерживаюсь взглядом на секретарском столе — стул отодвинут, бумаги и пишущие принадлежности лежат так, будто кто-то только что вышел и сейчас вернется.

— Морган, — стучу в дверь кабинета. — Я пришел. Вхожу?

— Подожди меня в приемной, я сейчас, — отзывается из-за двери.

Хм. Пожимаю плечами. Ладно, я не спешу. До занятий еще полчаса, понятия не имею, зачем понадобился Миранде в такую рань. Еще и в кабинет не пустила — таинственность восьмидесятого уровня.

Кружу по помещению, рассматривая рисунки на стенах. Совет правления любит каждый учебный год заказывать новые, хотя и старым всего за год ничего не делается.

В коридоре стучат каблуки, дверь открывается. А вот и секретарь. Ну, раз Морган что-то темнит, познакомлюсь пока с ее новой помощницей.

— Здравству… — оборачиваюсь и затыкаюсь на середине слова. — Ди? — блин, даже мне самому кажется, что мой голос звучит жалко.

Она в узкой юбке до колена и шелковой блузке, каблуки, волосы заплетены в какую-то хитрую косу и переброшены через плечо.

— Ди, почему ты одета так, будто здесь работаешь?

Губы девушки трогает улыбка.

— Наверное потому, что я здесь работаю, гений.

Похоже, этим летом меня слишком много били, потому что мне требуется не меньше двадцати секунд, чтобы окончательно осознать происходящее.

Расплываюсь в улыбке от уха до уха.

Эгей. Живем.

— Ты серьезно? — спрашиваю ее уже куда-то в область шеи, обнимаю за талию.

— Ты был на Альфа Крите, — объясняет. — Я прилетела и попросила капитана Морган взять меня на работу, если ее предложение еще в силе. И вот я здесь.

Ну Миранда, ну заговорщица. Хоть бы словом обмолвилась — нет же, заманила и устроила сюрприз.

Обожаю сюрпризы. Обожаю Морган.

— Ди, я до одурения тебя люблю, — признаюсь.

— А я жить без тебя не могу, — отвечает. Тянусь к ее губам. — Лаки, меня же уволят, если сюда кто-нибудь войдет, — пытается возразить, но при этом не отдаляется от меня ни на миллиметр.

Смеюсь.

— Я замолвлю за тебя словечко перед начальницей, — киваю в сторону закрытой двери в кабинет Миранды.

А потом больше не слушаю возражений и целую. Ди обвивает руками мою шею.

Я же говорил ей, что все будет отлично.

Йеху. Все просто замечательно.

А главное — что? Позитивный настрой.

КОНЕЦ