Меня будит стук в дверь. "Жаворонок" из меня так себе, ночная жизнь мне куда ближе, и вставать с утра пораньше — не моя любимая привычка.

Со стоном поднимаюсь с койки, кое-как натягиваю футболку. Благодаря исправному климат-контролю необходимость спать в свитере отпала, и с вечера я лег в одних пижамных штанах.

Подвешивать больную руку не стал, просто обхватываю ее здоровой, чтобы не растревожить, и плетусь к двери. Каково же мое удивление, когда за ней оказывается Ди. Девушка, как и все на судне, одета в черную форму, волосы собраны на затылке в высокий "хвост". Вид у нее бодрый, будто сейчас не раннее утро, а разгар дня. Вот и еще один пункт нашей несовместимости: Дилайла Роу — ранняя пташка.

— Как? Ты еще не вставал? — выдает вместо приветствия, недовольно упирает руку в бок.

Так и знал, "жаворонки" всегда осуждают "сов".

— Э-э, — чешу в затылке, все еще силясь проснуться, — а должен был?

Ди смотрит так, будто я сморозил очередную глупость. Ладно, пусть так, зато разговаривает, а не фыркает и не убегает. Более того — сама пришла.

— Нет, ты серьезно? — спрашивает оскорбленно. — Уже забыл о вчерашнем обещании? — все еще не понимаю. — Ты обещал помочь мне с завтраком.

Вот как, оказывается, выглядит обещание. Помнится, я предлагал свою помощь, за что был осмеян. Просто на тот момент Ди была уверена, что не проиграет, а на утро ее мнение изменилось. Вот она — женская логика во всей красе.

Пожимаю здоровым плечом:

— Не вопрос. Помогу. Сейчас оденусь. Зайдешь? — приглашаю.

Ди смотрит на меня как на сумасшедшего.

— Смеешься?

Ах, да. Приглашаю девушку в каюту, где собираюсь переодеваться.

Вообще-то, я мог бы одеться и в ванной, но так уж повелось, что семейство Роу считает меня маньяком, с которым нужно держать ухо востро.

— Жду тебя на камбузе через десять минут, — заявляет Ди и разворачивается, чтобы уйти. — Завтрак через час, — напоминает уже через плечо.

— За час я испеку тебе пирог, — кричу вслед.

Не оборачивается. Ясное дело, мы же гордые.

* * *

Появляюсь на камбузе через четверть часа. Ди сидит прямо на барной стойке, нетерпеливо болтая ногой в воздухе. Больше в помещении никого нет. Как и моего вчерашнего робота-уборщика — выполнил работу и поехал дальше.

Осматриваюсь, оценивая результат. Стало значительно чище. До верхних полок "уборщик" этой модели, скорее всего не добрался, но и так разница бросается в глаза.

— Идеи есть? — спрашивает Ди. Видимо, ей очень хочется доказать остальным, что умеет проигрывать.

Подмигиваю.

— У меня всегда полно идей.

— Хвастун, — фыркает девушка. И звучит это не шуточно, а обвинительно.

Ладно, я уже понял, она составила обо мне мнение, и ничто не способно его изменить. Досадно, но мы ничего друг другу не должны — это факт. Пора начинать думать, куда податься с Альберы, пока меня не настигла лондорская служба безопасности. Как только до меня доберутся люди дяди Рикардо, мне еще долго предстоит топтать поверхность родной планеты — путь за ее пределы мне заказан на долгие годы.

Пожимаю плечом в ответ на последнее замечание и иду за стойку. Дилайла спрыгивает на пол и поворачивается ко мне, однако присоединиться не спешит.

— И чего ты ждешь? — любопытствую.

— В смысле? — мгновенно напрягается.

Да что ж такое? Люди, вас тут всех били, что ли?

— В прямом, — усмехаюсь. — Я, что ли, буду готовить? Я обещал помочь, а не сделать за тебя.

Лицо девушки расслабляется. Мне кажется, она даже смущается своей реакции.

— Нет в мире джентльменов, — вздыхает с наигранной грустью — пытается замаскировать неловкость шуткой.

— Вымерли, ага, — подтверждаю и думаю о том, что семейка Роу способна загубить в зародыше все джентльменские порывы. Откроешь перед девушкой дверь — тебя тут же обвинят в домогательствах.

— Так что будем делать? — торопит Ди. Смотрит на часы, морщит лоб. — Сорок минут осталось.

— А чтобы ты хотела? — интересуюсь ее вкусами с вежливой улыбкой, но тут же получаю взгляд, полный негодования. — Ладно-ладно, — сдаюсь. — Будем готовить оладьи.

— Почему их? — спрашивает Дилайла и прикусывает губу в ожидании ответа, а я смотрю на ее губы и понимаю, что мне все-таки чертовски хочется изменить ее мнение обо мне.

— Почему бы и нет? — отвечаю вопросом на вопрос, пока пауза не слишком затянулась.

Мнение изменить хочется. Но тут два пути: или пытаться остаться на "Ласточке" после Альберы, или сдаться. Потому что за оставшиеся дни максимум, чего я сумею добиться, это уговорить Ди сыграть со мной еще раз в карты. Если очень повезет — в шахматы.

— Ладно, — пожимает плечами. — Ты — шеф.

Было бы лестно, если бы это касалось не только кулинарии.

Роюсь в ящиках, нахожу подходящие сухпайки, засохшее камнеподобное масло из холодильника и пачку муки — в заводской закрытой упаковке, задвинутую в самый угол дальнего шкафчика за ненадобностью.

— Держи, — вручаю Ди масло. — Растопи его пока на сковороде.

— Есть, шеф, — корчит мне гримасу. Кажется, ее расстраивает, что приходится заниматься готовкой, да еще и в моей компании.

Ничего не говорю. Как бы мне ни нравилась Дилайла, становится скучно биться головой о стену ее придуманных предрассудков, а если мне скучно — все, пиши пропало. Рикардо часто воздевает по этому поводу глаза к потолку и сетует, что, если бы я так быстро не терял ко всему интерес, из меня бы вышел толк.

Молчание затягивается. Меня это не беспокоит, а вот Ди чувствует себя не в своей тарелке. Кажется, она ждала, что я снова буду пытаться наладить с ней контакт.

— Никогда бы не подумала, что ты можешь уметь готовить, — не выдерживает и первая нарушает молчание.

Захлопываю дверцу шкафчика и поворачиваюсь.

Прищуриваюсь.

— Почему? Потому что такие, как я, привыкли жить на всем готовом?

Уголок губ Ди дергается, будто ей хочется улыбнуться, но она остается серьезной.

— Вроде того, — отвечает коротко и отворачивается, тычет лопаткой в начинающее таять масло с таким видом, будто это самое важное и ответственное занятие в ее жизни.

— Моя приемная мать любит готовить, — говорю, хотя сомневаюсь, что Ди интересно. — Когда я был маленьким, то мы постоянно что-нибудь мастерили вместе.

Дилайла отрывает взгляд от плиты и удивленно на меня смотрит, так, будто я сказал что-то по-настоящему странное. Мысленно прокручиваю в голове свои слова. Нет, ничего такого.

— Твой отец погиб, а ты вырос с приемной матерью? — переспрашивает она. Ах вот, что ее зацепило.

— Ну да, — подтверждаю. Что в этом удивительного, мне пока непонятно. — А что?

Ди хмыкает каким-то своим мыслям. Стою и жду пояснений.

— Да ничего, — произносит, наконец, снова берясь за лопатку. — Просто мне казалось, что у "золотых мальчиков" все должно быть хорошо. А ты… сирота.

Из ее уст "сирота" звучит как калека. Никогда не думал о себе так, и это целиком и полностью заслуга Морган. На какое-то мгновение мне становится стыдно, что она сейчас не знает, куда занесло ее блудного сына, а я даже не потрудился дать о себе знать… Но только на мгновение. Миранда поймет и простит. К тому же, она прекрасно знает, что я могу за себя постоять. Да и везучий я, вон, Эд меня не убил и даже похвалил. А пока предстану пред очи Морган, плечо заживет, и она не узнает ненужные подробности моего приключения.

Приподнимаю брови.

— А с чего ты взяла, что у меня не все хорошо? У меня есть приемная мать, дядюшка, друзья и даже кот. Полный комплект для счастья.

— Кот? Серьезно? — мне снова удается ее удивить.

Похоже, все, что я считаю обыденным, она воспринимает чем-то из ряда вон выходящим. Только хотелось бы знать, что это за "ряд", в который Ди меня поставила.

Или не хотелось бы… Это явно будет не лестно.

— Кот, ага, — усмехаюсь. — Ему уже около пятнадцати лет. Можно сказать, мы выросли вместе.

Дилайла все еще смотрит на меня недоверчиво.

— Не могу представить тебя с котом, — выдает через некоторое время.

Становится смешно. Ну, правда, в ее понимании, я, что, должен отрывать мухам лапки, а кошкам усы?

— Что смешного? — тут же огрызается девушка.

— Да так, — отмахиваюсь, — представил, чтобы сделал со мной мой кот, реши я его обидеть.

Покусал бы все части тела, до которых успел бы дотянуться, это как пить дать. Хрящ у нас такой: что не так — беги за бинтами. Когда я был маленьким, то вечно ходил с руками, перевязанными до самого локтя, потому что я хотел играть с "кисой", а "киса" со мной — нет.

— Ты странный, — решает Дилайла и отворачивается.

Ну да, кот не вошел в список предпочтений, предписанный ею "золотому мальчику". Лично я не вижу связи характера с наличием домашнего животного. Например, у дяди Рика есть золотая рыбка в аквариуме, но это ни в коем случае не значит, что он золотой души человек. Морган как-то точно подметила, что Рикардо куда больше подошла бы пиранья в банке.

— А у тебя, что, никогда не было питомцев? — спрашиваю, чтобы поддержать разговор, тем временем выливая в миску жидкость, по чьему-то явному недосмотру именуемую молоком.

Ди снова не смотрит на меня, приподнимает сковороду, наклоняет из стороны в сторону, чтобы растаявшее масло покрыло все ее дно.

— А у тебя неплохо получается, — комментирую, получаю возмущенный взгляд.

— Не было у меня животных, — отвечает на ранее заданный вопрос. — У мамы была аллергия на шерсть. А рыбки и земноводные меня не привлекают.

Хмыкаю.

— Вообще-то есть не одна порода лысых кошек.

— И собак, — Ди закатывает глаза. — А еще на Новом Риме пару лет назад вывели новую породу лысых хомячков. Я слежу за новостями. Кошка должна быть пушистой — и точка.

— Мисс, да вы консервативны.

— Мне все так говорят. А я отвечаю: не нравится — не ешь.

Усмехаюсь и не развиваю тему. Ссориться с Ди с самого утра в мои планы не входит. Также не спрашиваю и о матери девушки, хотя любопытство присутствует, но не хочется портить собеседнице настроение. Меня бы точно не обрадовало, начни она интересоваться судьбой моей биологической матери. Кажется, Дилайла решила, что она умерла, как и отец. Оно и к лучшему. Хотя, может, и умерла, откуда мне знать.

Около получаса возимся с оладьями. У меня прекрасно получается управляться левой рукой. Ди ворчит, но выполняет все мои указания. Зарабатывает два ожога на ладони от раскаленной сковороды, после чего я берусь доделать сам и отправляю ее держать поврежденную руку под струей холодной воды.

— Нет, это анахронизм — считать, что место женщины у плиты, — возмущается девушка, стоя у раковины. — Живодерство, а не занятие. А твоя приемная мать, правда, любит готовить? Она домохозяйка?

Выкладываю на тарелку очередную порцию оладий и оборачиваюсь.

— Почему — домохозяйка? — улыбаюсь, представив Морган в переднике, проводящую сутки на кухне. — Она очень занятая женщина. Готовка — это по желанию и для души.

— Как это может быть по желанию? — ужасается Ди.

Пожимаю здоровым плечом.

— Ради меня, — по-моему, это очевидно.

Дилайла смущается и отворачивается.

По мне, так готовить несложно и даже интересно. Возможно, если бы мне приходилось делать это изо дня в день и в качестве постоянной повинности, я имел бы по этому поводу другое мнение. Но время от времени — это неплохая тренировка фантазии.

— Ты поэтому решила стать пилотом, чтобы, не дай бог, не стать домохозяйкой? — заканчиваю и вручаю Ди сковороду, чтобы она ее помыла. Вот с этим одной рукой не справлюсь.

Девушка молча и аккуратно перехватывает утварь, чтобы снова не обжечься. Бросает на меня взгляд, ясно говорящий: "А тебе что за дело?".

Мне дело есть. Мне любопытно.

— Мне нравится летать, — отвечает. — Что здесь такого? Тим и папа говорят, у меня неплохо получается.

— Будешь пробовать в следующем году?

— Смеешься? — ее губы трогает улыбка с налетом горечи. — Да и на Лондор нам теперь путь заказан в любом случае.

— Кстати, да. Почему Лондор? — интересуюсь между делом, убирая со стола уже ненужные предметы.

— Миранда Морган, — просто отвечает Ди. — Она потрясающая.

Что есть, то есть. Я первый трижды "за" в поддержку этого утверждения.

— Морган сказала, что ты отлично сдала тесты, тебе отказали только из-за устного ответа. Если бы ты попробовала на следующий год, у тебя были бы неплохие шансы.

— Что-что? — ахает Ди. Она стоит у раковины, держит сковороду за длинную ручку, а вид у нее такой, будто еще минута — и сковородка окажется на моей голове.

— Что? — переспрашиваю невинно.

— Ты настолько на короткой ноге с Мирандой Морган, что можешь спрашивать ее, почему не взяли того или иного абитуриента?

А, она об этом.

— Ну да, — признаюсь.

— Ты такой хороший студент, или твои родители настолько значимые люди? — спрашивает в ответ прямо.

— А то и другое выбрать нельзя?

Губы Ди тут же превращаются в прямую линию.

— Понятно, — коротко бросает в мою сторону и убирает сковороду на полку. В мою голову она так и не прилетела.

Мне тоже понятно, какие выводы сделала Дилайла: мои родственники настолько богаты и влиятельны, что Морган не смеет сказать и слова против их обнаглевшего чада. Ладно. Все равно, если я сейчас заявлю, что ее кумир и есть моя приемная мать, она только решит, что я выдумываю, чтобы произвести на нее впечатление.

Раздаются шаги, первым появляется Тим, за ним Норман, потихоньку подтягиваются остальные.

— Чем это так пахнет? — щурится и принюхивается Томас.

К тому времени я уже вышел из-за стойки и позволяю Ди принимать похвалу единолично. Да и нет у меня гарантий, что половина экипажа не откажется от завтрака, узнав, что я приложил к нему руку.

— Сестренка, ты сегодня в ударе, — откровенно ржет Дилан. — Вот уж не подозревал в тебе такие таланты.

— Отвали, — привычно и не зло огрызается Дилайла. — Я проиграла вчера в карты. Даже не мечтай, что это повторится.

Дилан продолжает подкалывать сестру, она адресует ему неприличный жест.

Все уже успевают рассесться и приступить к трапезе, как последним на пороге появляется капитан. И его выражение лица не предвещает ничего хорошего, потому что в руке Роу держит того самого робота-уборщика, который прошлой ночью успел сбежать с камбуза.

Повисает гробовое молчание.

— А я предупреждал, — негромко произносит Норман, но в наступившей тишине его прекрасно слышат все.

Капитан окидывает взглядом команду, а потом останавливает его на мне.

— Тайлер, на выход, — кивает в направлении коридора, из которого появился. — Остальным — приятного аппетита.

— Папа, может быть, позавтракаешь? — Ди делает попытку его остановить.

Заступается за меня или просто хочет избежать скандала? В любом случае, успеха она не добивается. Роу передергивает плечами и повторяет:

— На выход. Живо.

Спорить бессмысленно. То, что капитан хочет устроить мне взбучку, очевидно. Но тот факт, что он намерен сделать это без свидетелей, заслуживает уважения.

В молчании идем по коридору. Капитан — впереди, я — сзади. Он даже не оборачивается, чтобы удостовериться, что следую за ним, уверен, что не сбегу. Тут он прав, бежать мне разве что в открытый космос.

Скоро понимаю, что направляемся мы не куда-нибудь, а в мою каюту. А то, что она довольно далеко от камбуза дает капитану возможность не сдерживаться — как бы он ни орал, остальные ничего не услышат.

Джонатан и не сдерживается. Едва дверь моей каюты закрывается за нашими спинами, он размахивается и швыряет несчастного робота об стену. Звон металла, по полу катятся мелкие детали. Жаль, прекрасный аппарат, может быть, удастся починить…

— Кто дал тебе право хозяйничать на моем корабле?

Моральный долг? Нет, ответ так себе.

— Никто не давал, — отвечаю правду.

— Верно. Никто не давал, — бушует капитан. — Никто не прикоснется к роботам на этом корабле. Ясно тебе? Никто.

Лицо красное, разъяренное, глаза неестественно выпучены. Это не напускной гнев, Роу действительно взбешен.

— Почему? — спрашиваю прямо. — Потому что эти вещи ассоциируются у вас с вашей покойной женой?

Я и раньше об этом подозревал, но излишне эмоциональная реакция капитана говорит сама за себя.

После этого, по сути, риторического вопроса на меня обрушивается пощечина. Не удар в челюсть, а именно пощечина. Как ребенку или как женщине. Вижу, как поднимается его рука, могу увернуться, могу перехватить своей левой, но стою и не дергаюсь.

Щеку обжигает, голова по инерции отклоняется в сторону, но я снова упрямо поворачиваюсь к капитану. Второго удара не последует — почему-то не сомневаюсь.

— Не говори о том, чего не знаешь, — шипит Роу, но уже не кричит.

— Не знаю, — признаю, — но догадываюсь.

Чтобы ни случилось с матерью Ди, очевидно, что она была механиком и отвечала не только за технику на этом судне, но и за порядок. Именно поэтому капитан так и не нанял постоянного механика — хотел сохранить это место за призраком.

Грудь Джонатана тяжело вздымается, мне кажется, он пытается взять себя в руки, но пока у него не выходит.

— Климат-контроль тоже твоя работа? — произносит как сплевывает.

— Моя. И да, мне никто не давал права, — мне бы заткнуться на этом, но не могу. — Вы правда думаете, что во имя памяти нужно издеваться над экипажем? Жить в грязи и в холоде? Вы что, любите призрак больше, чем собственных живых детей?

Лицо капитана больше не красное. Оно бледнеет, а голос падает едва ли не до шепота.

— Да как ты смеешь?

— Потому что никто не смеет сказать вам это в лицо… сколько? Год? Два?

Плевать, если Роу решит ударить меня еще раз, однажды кто-то должен был ему это высказать.

Когда погиб мой отец, Морган, любившая его больше жизни, не села оберегать его старые вещи, она подняла голову и пошла дальше. И за это я не только ее безмерно люблю, но и уважаю.

— Чтобы я больше не видел тебя до Альберы, — рука капитана поднимается снова, но на этот раз, чтобы упереть мне в грудь указательный палец. — И даже нос из каюты не высовывай. Иначе я за себя не отвечаю.

— Как скажете, — отвечаю равнодушно.

— "Как скажете, капитан", — поправляет Роу, напоминая мне о моем месте на корабле.

— Как скажете, капитан, — повторяю попугаем.

После чего Роу разворачивается и выходит из каюты.

Если бы автоматической дверью можно было хлопнуть, не сомневаюсь, он бы это сделал.