Меня даже не выводят за пределы здания, проводят по очередному серому коридору и запирают в одной из комнат. Теперь ни лишних слов, ни взглядов. Я будто превратился в нулевого пациента, в сторону которого и дышать опасно.
"Изабелла Вальдос, Изабелла Вальдос…" — беспрестанно крутится в моей голове, вытесняя из нее все другие мысли.
Имя моей матери — Изабелла Вальдос. Только никакая она мне не мать. Вот такой парадокс.
Тру ладонью лоб, потом осматриваюсь. Никогда в жизни не было мигрени, но для полного счастья, кажется, теперь меня посетила еще и она. Черт.
Камера, то есть комната, маленькая и безликая, чем-то напоминает больничную палату. Только там все белое, а тут серое. Обстановка: узкая односпальная кровать, прикроватная тумбочка, шкаф. Окон нет, только гладкие стены. Дверь в одной из них ведет в помещение поменьше, где обретаются душевая кабина, раковина и унитаз — все блестит чистотой и чуть ли не стерильностью, пахнет химическим моющим средством.
С грохотом захлопываю дверь в ванную (здесь все двери обычные, на шарнирах, без электроники), несколько секунд просто смотрю на ее серую гладкую поверхность, не моргая, а потом впечатываю в нее кулак. Еще, и еще раз.
На двери остаются вмятины, а я прижимаюсь лбом к прохладному пластику и тяжело дышу, будто бежал. В горле огромный колючий ком, даже сглотнуть не могу.
Так и стою не меньше получаса, пытаясь выровнять дыхание и успокоиться.
"Ты никогда не унываешь" — кажется, такое обвинение недавно бросил мне Томас. Видел бы он меня сейчас…
Хорошо, что не видит.
Завтра все пройдет.
* * *
Сплю, не раздеваясь. Просто в какой-то момент отлипаю от двери в ванную и падаю лицом вниз на кровать, а уже через минуту забываюсь крепким сном без мыслей и кошмаров. Меня будто вырубает выключателем, словно перегорел предохранитель и меня окончательно обесточило.
Просыпаюсь от стука в дверь. Мило, особенно учитывая, что дверь заперта снаружи. Закрыться изнутри в этой комнате невозможно — нет ни замочной скважины, ни шпингалета.
— Не заперто, — отзываюсь с издевкой.
Сажусь на постели, тру лицо, пытаясь проснуться. В комнате нет окна, а у меня ни часов, ни коммуникатора, но по ощущениям еще очень рано.
Дверь открывается, пропуская Изабеллу внутрь. Она, в отличие от меня, выглядит бодрой, я бы даже сказал, цветущей.
— Доброе утро, — улыбается.
Она.
Мне.
Улыбается.
Как ни в чем не бывало, между прочим. Сын проснулся, а мать пришла пожелать ему доброго утра — чем не идиалистическая картина?
— Здравствуй, — отвечаю, встаю, поправляю смятое за ночь покрывало. Есть в этом месте хоть что-то не серое?
Изабелла следит за моими действиями, затем принимается разглядывать меня самого. Изгибает бровь.
— Ты спал в одежде? — спрашивает, оценив мой помятый вид.
Улыбаюсь и невинно моргаю.
— Извини, забыл дома пижаму.
Изабелла складывает руки на груди, затем подпирает одной из них подбородок.
— Ты прав, не подумала, — произносит задумчиво. — Я прикажу доставить сюда вещи со "Старой ласточки", заберешь свои.
— А коммуникатор ты мне вернешь? — автоматически тру голое запястье. Когда я снимал прибор с него в последний раз? Кажется, два года назад, чтобы заменить устаревшую модель на новинку.
— Зачем он тебе?
— Маме позвонить? — с улыбкой выдаю хорошую, на мой взгляд, версию, но натыкаюсь на холодный взгляд зеленых глаз. Сдаюсь. — Кому я отсюда могу позвонить? — говорю абсолютно серьезно. — Просто привык.
— Хорошо, — Изабелла снисходительно улыбается, принимая мою капитуляцию. — Распоряжусь, чтобы его проверили и, если все в порядке, вернули тебе. Идет?
— Идет, — соглашаюсь.
Она проходит, усаживается на кровать, кладет ногу на ногу, продолжая меня рассматривать.
— Как спалось? — спрашивает.
— Без снов, — отвечаю коротко. — Ты не против, я хотя бы умоюсь? — киваю на дверь ванной. Не привык я с утра принимать гостей.
Изабелла переводит взгляд в указанном направлении. Ее глаза сужаются.
— Что это? — доброжелательного тона как не бывало.
Черт, совсем забыл про вмятины на двери.
— Поскользнулся вчера на мокром полу. Упал.
"Ладно, сделаю вид, что поверила", — ясно читается на ее лице.
— Я прикажу поменять дверь.
"Я прикажу", "я распоряжусь"…
— Как хочешь, — пожимаю плечами.
— Хочу.
Понятно. Последнее слово должно быть всегда за ней, и лучше заткнуться.
В ванной хотя бы имеется шпингалет, и я с радостью закрываюсь, сбегая от пристального взгляда своей биологической матери. Что она пытается во мне рассмотреть? Себя? Его? Упущенные семнадцать лет?
Умываюсь ледяной водой, расчесываюсь новенькой расческой, только что вытащенной из полиэтилена. Не от Изабеллы ли мне досталась страстная любовь к порядку?
Замираю перед зеркалом, с опаской вглядываясь в собственное лицо. Что еще мне могло передаться от нее? Какие сюрпризы прячутся в моей ДНК?
— Тайлер, ты скоро? — раздается из-за двери.
Первое желание — ответить, что у меня запор, и ей придется подождать.
— Уже иду.
Первое — не значит верное. Мне подспудно хочется постоянно ей дерзить, но с этим нужно заканчивать, иначе мы и в правду останемся на Пандоре до конца своих дней.
Нет уж, у меня учебный год скоро начнется.
* * *
— Куда мы идем? — спрашиваю.
Мы уже несколько минут движемся все теми же серыми коридорами. Изабелла подхватывает меня под локоть и, кажется, чувствует себя совершенно расслабленно, здоровается с встречающимися по дороге людьми, улыбается. Меня коробит от ее прикосновения, но пока терплю и делаю вид, что все в порядке вещей, тоже улыбаюсь в ответ на удивленные взгляды.
Попадающиеся навстречу — в основном мужчины, все, как один, коротко стрижены и чисто выбриты, черные формы наглажены. Встречаются и несколько женщин, они тоже в черном, с аккуратными прическами и с чересчур бодрыми для утра выражениями лиц. Я явно не вписываюсь в обстановку со своими отросшими волосами, мятой одеждой и заспанной физиономией.
— Завтракать. Куда же еще? — удивляется Изабелла моему вопросу. — Запоминай дорогу. Завтрак у нас всегда в восемь. Опоздания не приветствуются.
Ясно, прямо кармическая сестра Джонатана. График — наше все.
Мы входим в большое помещение с длинными столами, по обеим сторонам которых стоят невысокие скамьи без спинок. Здесь вкусно пахнет свежей выпечкой и еще чем-то, чем — понять не могу, но запах тоже приятный.
В помещении много людей, не меньше пятидесяти. Мужчин больше, женщин человек десять. Также две женщины на раздаче еды за невысокой перегородкой у противоположной от входа стены. Они тоже в черной форме, но с повязанными поверх нее белоснежными фартуками.
Итак, Изабелла любит графики, чистоту, порядок и безупречный внешний вид, чего требует и от своих подчиненных. Жаль, поблизости нет Лэсли, он бы живо сделал психоанализ ее личности.
Она проводит меня к перегородке.
— Мила, Нина, — представляет женщин в фартуках. Меня встречают удивленными улыбками и приподнятыми бровями. — Мила, Нина, это мой сын, А… Тайлер, — ей все еще хочется назвать меня Александром. Звала бы уж Мэтью, раз ей так нравится это имя.
— Здравствуйте.
— Здравствуй, — нестройно отзываются женщины.
Они похожи между собой, вероятно, мать и дочь, обе черноволосые и черноглазые, с одинаковой формой носа и бровей. Нина не старше двадцати, она подвижная и гибкая. Миле около сорока, но у нее тоже отличная фигура, лишь немногим шире в талии, чем у дочери. Если не присматриваться к лицу, их можно было бы даже принять за сестер.
— Доброе утро, — вежливо улыбаюсь.
Нина рассматривает меня с любопытством. Ее взгляд напоминает взгляды очередных новых одноклассников, когда я впервые появлялся на занятиях, сменив школу.
— Иза, умеешь ты удивить, — комментирует мое появление Мила и толкает дочь локтем в бок. — Отомри, дуреха, — и персонально мне: — Тут не так много молодежи, — словно извиняясь за повышенное внимание дочери.
Киваю, что понимаю. Рассматриваю девушку в ответ. Нина красива, но меня не трогает ни ее улыбка, ни огромные темно-карие глаза, обрамленные черными пушистыми ресницами. Наоборот, при виде ее, думаю о Ди и о том, где она сейчас и в каких условиях содержится. Мне нужно бежать отсюда и вытащить ее, во чтобы то ни стало.
Прислушавшись к совету Нины, которая утверждает, что в сегодняшнем меню это самое вкусное, выбираю рогалик с повидлом и горячий бутерброд с сыром. Девушка вручает мне кружку с ароматным чаем и желает приятного аппетита.
Изабелла уже тоже взяла себе еды на поднос, и мы вместе проходим к одному из столов. Она выбирает место в самом конце подальше от остальных. Послушно сажусь на скамью. Не нравится мне наше уединение, не хочу вести задушевные разговоры.
Изабелла садится, поднимает рукав своей формы, смотрит на часы на коммуникаторе, хмурится. Ждет кого-то?
— Здесь все подчиняются тебе? — сам задаю вопрос, пока она не взяла все в свои руки и не начала расспрашивать меня.
Отрывает взгляд от комма.
— Здесь, — делает взмах рукой, как бы очерчивая помещение, — да.
— А ты кому подчиняешься?
Прищуривается.
— Много кому, — отрезает, давая понять, что мне не положено знать подробности об этом месте. — Но пока ты здесь, ты подчиняешься только мне.
— Так тебе разрешили "меня оставить"? — уточняю.
Изабелла пожимает плечом.
— Ну разумеется. Я же сказала, что все решу, — потом предостерегающе впивается в меня взглядом. — Но не доставь мне проблем, будь любезен. Я за тебя поручилась.
Мысленно усмехаюсь. Если бы она знала меня получше, то ей было бы известно, что я всегда доставляю проблемы. А еще ненавижу приказы и графики.
Изабелла снова отвлекается от меня и говорит в коммуникатор:
— Где тебя носит? Ты видел время?
— Я уже здесь, — звонко доносится от входа.
Изабелла недовольно поджимает губы, а я поворачиваю голову на звук и вижу темноволосого мальчишку лет десяти. Он тоже в черной форме, как и другие, но не такой выглаженной, а расчесаться, кажется, с утра вовсе забыл. Не сомневаюсь, что неподобающий внешний вид — первое, что замечает Изабелла, потому как ее лицо становится недовольным.
Мальчик мчится к нашему столу, а потом сбивается с шага, увидев незнакомую физиономию, и подходит уже не спеша, вглядывается в мое лицо. Доброжелательно улыбаюсь, не хочу напугать.
Честно говоря, не ожидал увидеть здесь ребенка, но потом понимаю, что в его присутствии нет ничего удивительного: территория закрытая, мужчины и женщины живут тут безвылазно, почему бы им не завести семью и детей? Даже странно, что здесь нет целого детского сада. Запрещено?
— Садись, — Изабелла указывает на место на скамье рядом с собой и напротив меня. — Позже мы с тобой еще обсудим твой внешний вид и опоздание.
Мальчик, все это время с интересом разглядывающий меня, понуро опускает голову, услышав последние слова.
— Да, мам, — бурчит себе под нос.
Мама… Нет, он не похож на нее ни капли. Может быть, поэтому, несмотря на то, что Изабелла ждала его и отчитывала за опоздание, мне не пришло в голову сообразить, что мальчик — ее сын. С чего я вдруг решил, что у нее больше нет детей?
— Выпрямись, — снова придирается мать к осанке мальчика. — А теперь познакомься. Это Тайлер, твой старший брат. Тайлер, это Гай.
Мальчик вскидывает голову так резко, что начинаю опасаться за целостность его шеи. Карие глаза горят одновременно любопытством и недоверием. Открыто смотрю в ответ.
Чувствую нечто странное. Почему я был так уверен, что я — ее единственный ребенок?
— Взаправду? — щурится Гай. — Брат?
— Правда, — поправляет Изабелла. — Говори правильно. Да, Тайлер — твой брат.
Мальчик продолжает меня рассматривать, а потом расплывается в широкой улыбке.
— Ух ты. Прикольно.
— Все, ешь давай, — Изабелла придвигает к нему тарелку. Я даже не заметил, что она взяла их у Милы две.
Гай тут же хватает рогалик.
— А ты откуда? Ты к нам надолго? — спрашивает с набитым ртом, отчего получает недовольный взгляд матери.
Не успеваю и рта раскрыть, как Изабелла отвечает за меня:
— Тайлер к нам навсегда. Ешь. Успеете познакомиться.
"Этого щенка зовут Дружок, и он будет с нами жить"…
— Буду рад с тобой познакомиться, — улыбаюсь Гаю.
Не скажу, что когда-либо мечтал о младшем брате. Скорее, никогда не был против. Я был бы рад, если бы Морган наконец обрела свое женское счастье, вышла замуж и родила ребенка. Я бы точно считал его своим братом или сестренкой.
Гай же, кажется, наличию брата обрадовался. Не хочется его обижать из-за того, что не считаю его мать своей матерью.
Аппетита нет, жую, посматривая по сторонам, то и дело чувствуя на себе взгляд Изабеллы.
Люди за столами общаются, болтают, смеются. Мила и Нина, выдав всем желающим завтрак, тоже садятся за один из столов и приступают к трапезе. Все выглядят довольными жизнью, точно не пленниками.
Верно, пленники сейчас где-то на рудниках.
— Когда я смогу увидеть своих друзей? — спрашиваю.
Изабелла закатывает глаза.
— Я думала, мы вчера это обсудили.
Пальцы сжимаются на горячей кружке, и приходится быстро отдернуть руку, а затем и вовсе убрать ее под стол.
— Эти люди мне дороги, — пытаюсь до нее донести. — Я понял: они — там, я — здесь. Но я могу хотя бы их увидеть?
Скептически изгибает бровь.
— Попрощаться?
Качаю головой, сжимаю и разжимаю кисть, ладонь все еще горит.
— Просто пообщаться. Неужели контакты с рабами запрещены?
Глаза Гая увеличиваются в размерах.
— С рабами? — ахает он. — У нас есть рабы?
— Ешь, — шикает на него Изабелла. — Конечно же, у нас нет рабов. Тайлер пошутил, он имел в виду рабочих на рудниках.
— Ааа, — с физиономии мальчика тут же пропадает заинтересованность.
— Вы называете их так?
— Разумеется, — кивает. — И относимся к ним уважительно, чтобы ты там себе ни напридумывал.
Ну-ну, видел вчера уважительный прием и построение перед крыльцом, как на базаре.
— Тем более, — ловлю ее на слове. — Могу я продолжать общаться с рабочими?
— Зачем? — чистейшее непонимание.
— Там есть девушка, которая мне нравится, — говорю чистую правду. Ну, можно же как-то достучаться до этой женщины?
Нет, до взаимопонимания нам далеко.
— Ты вроде заинтересовал Нину, — произносит с легким кивком головы в сторону, где расположились девушка и ее мать.
— При чем тут Нина?
Смотрит осуждающе, будто я не понимаю элементарных вещей.
— Зачем тебе та девушка, если здесь Нина?
А зачем тебе сын, если у тебя уже один есть?
В последний момент прикусываю язык, чтобы не выпалить это вслух. Надо попытаться договориться. Да и Гай тут не при чем.
— А если я люблю ту девушку?
Пожимает плечами.
— Разлюбишь. Дело молодое.
У меня разве что не отвисает челюсть. Просто смотрю на нее и тупо моргаю. Она это серьезно?
Кажется, до Изабеллы наконец доходит, что она перегнула палку.
— Ладно, — не скрывает своего недовольства, но соглашается, — если для тебя это так важно. Но не сегодня. Сегодня у меня много дел. Завтра я пойду посмотреть, как устроились новые рабочие, и возьму тебя с собой. Идет?
— Идет, — выдыхаю.
— А меня? — тут же вмешивается Гай.
— Нечего тебе там делать, — мгновенно отказывает мать.
— Можно подумать, я не был на рудниках, — бурчит мальчик.
— И очень плохо. Там опасно.
Гай возмущенно сопит, но смолкает. Еще бы, он знает Изабеллу лучше меня, а даже мне понятно, что спорить с ней бессмысленно.
* * *
После завтрака, отослав Гая заниматься, Изабелла лично ведет меня в гараж неподалеку. На улице прохладно, мне даже выдают куртку, правда, на пару размеров больше, чем нужно: я худой и мог бы обвязаться ей несколько раз.
Наконец, могу посмотреть, куда мы попали. Серое небо, сухой ветер и потрескавшаяся глиняная почва. Все вокруг какое-то серое и мрачное. Даже глина имеет серый оттенок. Уныло здесь.
— Ты привыкнешь, — уверенно заявляет Изабелла, облаченная в черное удлиненное пальто по фигуре и снова взявшая меня под руку.
Вот уж чего я точно не планирую, так привыкать к этой планете.
— Как ты попала сюда? — спрашиваю, когда молчание становится гнетущим, а ее ладонь в моем воображении начинает прожигать рукав.
Изабелла смотрит под ноги, не на меня.
— Через пару лет после моего бегства с Лондора познакомилась с одним парнем. Он помог мне. Был чертовски мил, позвал замуж и привез сюда. Мне нечего было терять, и я согласилась.
— Тот парень, он — отец Гая?
— Да.
— И где он сейчас?
— В могиле, — голос безразличный. — Он инспектировал рудники, когда случился обвал. Пять лет назад.
Бедный Гай, искренне ему сочувстсвую. Выходит, он тоже потерял отца в возрасте пяти-шести лет.
— Мне жаль.
— А мне нет, — усмехается Изабелла, — он оказался тем еще подонком. После его смерти я заняла его место и возглавила этот сектор. Так что все к лучшему.
Пока не попал на Пандору, видит бог, я тоже считал, что все, что ни делается, к лучшему. Сейчас не уверен.
Мы приходим в гараж, в котором ждут своего часа несколько флайеров, а у самых дверей навалена куча вещей, извлеченных из "Старой ласточки". Сумки, личные вещи, одежда — все это свалено воедино, измято, что-то поломано. Морщусь.
— А где сама "Ласточка"? — спрашиваю как можно беспечнее.
Изабелла пожимает плечами.
— Загонят в ангар. Она нам пока без надобности.
Ясно, значит, надо искать огромный ангар. Уже какая-то информация.
Изабелла терпеливо ждет, пока я роюсь в груде вещей в поисках своих. Отходит в сторону, переговаривается с кем-то по коммуникатору.
Довольно быстро нахожу свою сумку, благо, я так и хранил все вещи в ней, не успев толком обосноваться на корабле. Перекидываю лямку через плечо, и тут взгляд натыкается на фото в рамке: подростки Дилан и Дилайла, а рядом Джонатан и темноволосая женщина.
Изабелла не смотрит в мою сторону, поэтому засовываю фото поглубже в сумку. Пальцы натыкаются на что-то холодное и гладкое. Парализатор. Как я мог забыть?
— Готов? — стоит мне закрыть замок, Изабелла поворачивается.
— Ага, — киваю, подходя к ней. — У меня было с собой мало вещей.
— Оружие есть? — опускает взгляд на сумку.
— Откуда? — очень натурально возмущаюсь.
Но Изабелла не была бы здесь и не занимала бы свое место, имей она склонность верить на слово.
— Мои парни проверят, и можешь забирать…
— Изабелла. Ты здесь? — доносится в этот момент снаружи.
Она закатывает глаза.
— Вот видишь? — говорит мне. — Я постоянно нарасхват… Да, Шон, я тут.
Как собачка на поводке, следую за ней на улицу. Там ждет здоровенный бугай, один из тех, кто захватил "Ласточку" и привез нас сюда.
Он тут же подхватывает Изабеллу под руку, и они идут вперед, о чем-то переговариваясь. Она лишь оборачивается и кивает мне, мол, иди сзади, не отставай.
Не спорю. Про мою сумку счастливо забыли — большего мне пока не нужно.