С утра в мою дверь снова стучат, только на этот раз я этого жду, поэтому успеваю умыться и переодеться. Нужно еще выяснить, где у них тут прачечная, а то вещей у меня не слишком много.

— Входите, — кричу, но никто не заходит, а стук повторяется.

Интересно, у Изабеллы приступ стеснительности? Что-то на нее не похоже.

"А ты знаешь, что вообще на нее похоже?" — тут же ехидно шепчет внутренний голос.

Подхожу, дергаю дверь на себя и с удивлением обнаруживаю, что она не заперта. Точно слышал, как вчера мои провожатые проворачивали ключ в замке. Поступило новое распоряжение, и дверь открыли, пока я спал?

На пороге стоит Гай. Сегодня он расчесан, а форма без единой складочки. Ясное дело, вчера получил нагоняй за свой ненадлежащий внешний вид.

— Привет, — вежливо здоровается, но смотрит настороженно, будто готов в любой момент бежать, если я скажу или сделаю что-нибудь не то.

— Ну привет, — улыбаюсь, расслабляясь. Я правда рад, что это не Изабелла.

— Мама сказала проводить тебя в столовую, — поясняет мальчишка свое появление у моей комнаты. — Побоялась, что заблудишься.

Или что проигнорирую приказ придерживаться графика, что ближе к истине.

— Ладно, — соглашаюсь, — провожай.

Выхожу в коридор и окончательно убеждаюсь, что Гай пришел один: на горизонте никого.

Неужели Изабелла уверилась, что фраза "Он с нами теперь навсегда" действительно привяжет меня к этому месту? Сомневаюсь, что эта женщина так наивна, скорее, уверена, что понимаю тщетность попытки побега — думал бы, что у меня есть хотя бы шанс прямо сейчас сбежать с Пандоры, меня бы тут уже не было.

Шагаем рядом, Гай смотрит под ноги, спрятав руки в карманы брюк, молчит. Рассматриваю его и по-прежнему не вижу ни единой черточки, напоминающей Изабеллу. Из нас двоих я похож на нее гораздо больше.

— Почему твоя мама прислала тебя? — спрашиваю.

Гай не поднимает головы, отвечает себе под нос:

— Хочет, чтобы мы подружились, — явно показывает, что эта идея ему не по душе.

А странно, вчера он был дружелюбен. Вроде бы я ничем не успел его обидеть.

— Только об этом и говорит, — добавляет мальчишка обиженно. Ну, ясно.

Усмехаюсь.

— Ты ревнуешь, что ли?

Гай вскидывает на меня горящие возмущением глаза.

— Вот еще.

Но, чтобы он уже ни сказал, точно знаю, что попал в точку.

— Брось, — говорю, — мама тебя любит.

Произношу и понимаю, что не сомневаюсь в своих словах: любит и заботится.

— Конечно, любит, — фыркает Гай и замолкает, явно давая понять, что разговор окончен.

Подумать только, мальчик переживает, что я отниму у него внимание матери, которое мне и даром не нужно.

— А ты когда-нибудь покидал Пандору? — забрасываю первую удочку, может, мне и не удастся развеять страхи своего внезапно обретенного брата, но зато есть шанс что-нибудь от него разузнать.

— Шутишь? — бросает на меня взгляд из разряда: "И кто из нас старше?". — Кто меня отсюда выпустит? Лет до восемнадцати можно и не мечтать, — опускает глаза и мученически вздыхает.

— А я много где был, — говорю как бы невзначай, слежу за реакцией — расчет верен, парнишка заинтересован.

— Где, например?

— Ну, я живу на Лондоре, был на Альфа Крите, Новом Риме, Гиамме. Вот собирался на Землю, но в итоге оказался здесь.

Кажется, я только что увеличил свой рейтинг в его глазах на несколько очков. Гай поспешно отводит взгляд, не желая показывать свой интерес.

— Однажды я тоже полечу на Землю, — заявляет гордо, глядя куда-то в стену.

Пожимаю плечами.

— Если хочешь, конечно, полетишь.

Гай щурится, смотрит недоверчиво.

— Ты правда так думаешь? А мама говорит, что на Землю невозможно получить визу, если у тебя там нет родственников.

Вот уж последнее, чего бы мне хотелось, так это опровергать перед ребенком слова его матери, но согласиться с такой категоричностью не могу.

— Туристическую визу, да, получить сложно, но, возможно, ты станешь дипломатом или ученым и сможешь посетить Землю по работе.

Гай изгибает бровь, рассматривая меня и будто что-то прикидывая в уме.

Мне он нравится, у него очень живая мимика — сразу видно, что думает. Люблю открытых людей.

— А ты, что ли, ученый? Как ты собирался туда попасть?

А, вот он о чем. Нет уж, ученый из меня бы не вышел — не хватает терпения, чтобы заняться изучением чего-либо всерьез и надолго.

— Нет, я как раз из тех, у кого там родня.

— Ааа, — разочарованно тянет Гай, чую, мой недавно возросший рейтинг стремительно приближается к нулю.

— Между прочим, ты тоже вроде как мой родственник, — напоминаю. — Так что, если не выгорит с ученой степенью, всегда смогу попросить своих бабушку и дедушку выслать тебе приглашение.

— С чего бы тебе это делать? — не верит.

— Просто так. Почему бы нет? — спрашиваю в ответ.

— А им с чего бы слать мне приглашение? — не верит, но и не оставляет тему.

— Потому что я их об этом попрошу, — отвечаю с улыбкой, по-моему, все очевидно.

— А с чего бы им тебе не отказать? — следует новый вопрос.

— А с чего бы им мне отказывать? Если вежливо попросить, люди редко отказывают в одолжениях, которые для них ничего не стоят.

Мы как раз подходим к дверям столовой. Гай останавливается и поворачивается ко мне, смотрит оценивающе.

— Это ты мне сейчас про Землю зубы заговариваешь, чтобы понравиться?

Не сдерживаю улыбки. Мне он на самом деле нравится.

— Ну да, — признаюсь. — Но родственники на Земле у меня правда есть, и мое предложение останется в силе.

Гай кивает в ответ на мои слова. "Посмотрим", — так и говорит его взгляд.

* * *

В столовой уже полно народа, Мила и Нина снова на раздаче. Изабелла тоже здесь, сидит на том же месте в конце стола, где мы завтракали прошлым утром. Она машет нам рукой, указывая на стоящие перед ней подносы — позаботилась и уже подготовила еду для всех.

— Идите сюда, — торопит, когда мы подходим, — я уже все взяла.

Бросаю взгляд на тарелку с какой-то кашей, похоже, овсяной. Понятно, о праве выбора рядом с Изабеллой можно забыть. Даже если этот выбор касается такой мелочи, как блюдо на завтрак.

— Доброе утро, мама, — здоровается Гай, воспитанный мальчик.

— Как вы? Подружились? — и взгляд такой цепкий.

Как у нее все просто. Попробуй сказать, что нет — как пить дать поставит в угол.

— У нас все отлично, — заверяю с самой оптимистичной улыбкой, на которую способен, треплю Гая по темным волосам. — У нас оказалось куча тем для разговоров.

Мальчик вздрагивает от моего прикосновения, но ему явно не хочется получить от матери нагоняй за то, что ее поручение не выполнено, поэтому позволяет до себя дотронуться и жизнерадостно кивает.

— Да, мам, у нас все хорошо.

Изабелла довольно улыбается и делает приглашающий жест рукой.

— Тогда поторапливайтесь, пока все не остыло.

Будто мы миллион лет завтракаем вместе. Будто мы любящая семья. Будто женщина, о которой я ничего не знаю, не удерживает меня здесь силой.

Как сказал бы Лэсли, отрицание — способ множества людей убежать от действительности и не решать проблемы.

Гай садится рядом с матерью, я — напротив. Она все еще улыбается, выглядит довольной.

— Мои мальчики вместе, — вздыхает с умилением.

Успеваю отпить из кружки, закашливаюсь.

Изабелла подается вперед, смотрит тревожно.

— Тайлер, с тобой все в порядке?

Со мной — да, а вот с тобой — не уверен.

— В порядке, — заверяю, отставляю от себя кружку подальше: терпеть не могу сладкий черный чай. — Не в то горло попало.

— Вот и хорошо, — Изабелла довольна ответом, она, кажется, в принципе довольна происходящим, главное — с ней не спорить.

Обращаю внимание, что на ее тарелке яичница — значит, выбор таки был.

— Как твоя вчерашняя контрольная по математике? — спрашивает Изабелла у Гая, разрезая яйцо на своей тарелке, орудуя ножом и вилкой.

На лице мальчика мелькает досада, но всего на мгновение.

— Отлично, — откровенно врет, даже не сомневаюсь. — Десять баллов.

— Я проверю, — обещает Изабелла.

Гай кривится, но молчит. Кому-то явно влетит.

— Ну а ты? — материнское внимание переключается на меня. — Ты где-то учился?

— Я учусь в Лондорской Летной Академии, — отвечаю и замечаю, каким недовольным становится ее лицо из-за того, что использую настоящее время. — Я буду пилотом.

Изабелла молчит несколько минут, гипнотизируя вилку в своей руке, потом встряхивает волосами, расслабляясь.

— Если ты пилот, это может быть полезным.

Понятно, никаких "буду".

— Ты умеешь летать? — вмешивается Гай, в глазах которого мой рейтинг снова скакнул вверх. Киваю. — На чем?

— На всем, что летает, — улыбаюсь, намеренно не смотря на Изабеллу. — Но не на всем достаточно хорошо. Мне еще два года учиться.

— Я бы тоже хотел летать, — вздыхает Гай.

— Будешь хорошо справляться со своей учебой, Тайлер научит тебя летать, — тут же обещает за меня Изабелла. — Через пару лет, разумеется.

Через пару лет моего плена, она хотела сказать. Помалкиваю, ковыряясь ложкой в овсянке.

Возле нас появляется Нина с подносом со сдобой.

— Еще остались булочки, — лучезарно улыбается. — Тайлер, тебе положить?

Удивленно приподнимаю брови. Она, что, несла их сюда, чтобы предложить мне? Да и взгляд… Вчера девушка смотрела на меня с заинтересованностью иного плана.

— Я буду, — подскакивает Гай. — Дай мне две.

— Объешься, — качает головой Изабелла, и Нина, повинуясь ей, подает мальчику всего одну булочку, смотрит на меня, улыбка превращается в застенчивую. Да что с ней?

— А ты будешь?

— Спасибо, — благодарю, отодвигая от себя тарелку с кашей, — но я уже наелся, — честное слово, не вру, я уже сыт по горло.

Нина выглядит расстроенной, но не настаивает, отходит от нас, и ее с выпечкой тут же зовут из-за соседнего стола.

Изабелла провожает взглядом тонкую фигурку Нины.

— Ты ее обидел, — говорит укоризненно.

Не успеваю ответить.

— Чем? — бесхитростно интересуется Гай, еще жующий свою добычу в виде булки.

— Прожуй сначала, потом говори, — шикает на него Изабелла.

— Действительно, чем? — делаю невинные глаза. Может, пусть она считает меня идиотом, и всем будет легче?

Изабелла дарит мне долгий взгляд, потом отмахивается, давая понять, что не желает сейчас это обсуждать.

* * *

Лифт со стенами, отделанными все тем же серым пластиком, натужно гудит и фыркает.

— Не бойся, он надежный, — говорит Изабелла.

— Я и не боюсь, — отзываюсь. Страха точно не испытываю.

Изабелла сдержала свое обещание и взяла меня с собой, чтобы посмотреть, как живется "рабочим".

Двери лифта разъезжаются, и мы оказываемся в подземном коридоре. Тут для укрепления сводов, наконец, использован не вездесущий пластик, а металл и бетон.

Шахта… Здесь мрачно и сыро, воздух спертый, но после пребывания под землей в течение нескольких минут перестаешь это замечать.

Осматриваюсь, чуть не спотыкаюсь об уходящие вдаль рельсы.

— Ими не пользуются, — Изабелла перехватывает мой взгляд. — Сейчас из этого шахтного ствола убрали грузоподъемный механизм и используют только для людей. — Это называется штрек, — продолжает она свой рассказ, знакомя меня с обстановкой, оборачивается, предвосхищая мой вопрос, — во всяком случае, мне в мой первый день здесь сказали называть этот коридор именно так, так что запомни. А сейчас мы идем к забою — непосредственному месту добычи.

— Я запомню, — обещаю. Мне бы еще не помешал доступ к какой-нибудь базе данных, чтобы почитать про шахты и их устройство. — Так ты отдашь мне мой коммуникатор? — напоминаю.

— А, точно, совсем забыла, — ни сколечко не верю. — Позже. Я же обещала.

Интересно, зачем тянуть? Не удивлюсь, если ее ребята сейчас заняты тем, что ставят в него "жучок", чтобы мамочка всегда могла знать, где находится ее неразумное чадо.

— Хорошо, — не спорю. — Я подожду.

— Вот и молодец, — улыбается Изабелла.

Дальше идем по коридору, названному штреком, в молчании.

Изабелла чувствует себя как рыба в воде, сразу видно, что прекрасно здесь ориентируется. Поворачиваем, снова шагаем вперед, здесь рельсы блестящие и явно не простаивающие.

— Смотри, — Изабелла вдруг останавливается и светит карманным фонариком себе под ноги. Тут на стенах светильники, но они дают слишком мало света из-за того, что расположены на большом расстоянии друг от друга. — Это и есть синерил, — поднимает и протягивает мне камень размером с теннисный мячик.

Беру и рассматриваю его на раскрытой ладони. Изабелла так заботлива, что даже подсвечивает мне фонариком.

Я не геммолог, и на мой взгляд профана в этом деле, камень похож на сапфир. Красивый, ярко-синий. Надо же, из такой красоты делают смертоносный наркотик.

Не могу удержаться.

— Тебя не волнует, сколько людей в мире гибнет от "синего тумана"? — спрашиваю.

Изабелла равнодушно пожимает плечами.

— А сколько — от сигарет, алкоголя, от опасной езды? — не сомневаюсь, ответ на этот вопрос заготовлен заранее и повторялся множество раз. — Так что теперь, запретить производство флайеров, чтобы люди перестали в них биться?

— Это ведь не твои слова?

Она успевает сделать несколько шагов вперед, поэтому ей приходится обернуться, чтобы увидеть мое лицо.

— Не мои, — признает. — В свое время я задавала те же вопросы, и мне дали на них исчерпывающие ответы. Со временем я полностью с ними согласилась. Уверена, когда станешь старше, и ты начнешь относиться к этому проще, — она забирает у меня синерил, бросает под ноги и наступает каблуком, превращая его в пыль, демонстрируя, что он, может, и похож на сапфир, но гораздо более хрупкий. — Пойдем.

Изабелла отворачивается и продолжает движение, ускоряя шаг. Приходится следовать за ней.

* * *

Забой, как назвала это место Изабелла, гораздо больше, чем я его себе представлял, — больше дядюшкиного загородного поместья. И здесь много людей, очень. Одни работают кирками и какими-то молоточками, другие грузят добытое на вагонетки.

Замираю у выхода с раскрытым ртом.

— Это же прошлый век, — шепчу.

Изабелла безразлично пожимает плечом.

— Камни хрупкие, — та аппаратура, которую получилось закупить, не вызывая вопросов, не справилась. — Так что вручную — единственный способ.

Все еще часто моргаю, не веря своим глазам. И мои друзья здесь? Ди где-то тут орудует… киркой?

— Женщины тоже здесь? — спрашиваю, потому что пока не вижу ни одной.

— Есть парочка, — охотно отвечает Изабелла, — но там такие женщины… покрупнее и повыносливее некоторых мужчин. Остальные наверху в бараках — стирка, готовка, уборка.

Не удивлюсь, если стирают они тоже вручную, а вместо мыла используют песок.

Ладно, пусть даже песок, но мне все равно становится легче при мысли, что Ди где-то наверху, а не здесь. Нужно выбираться, во чтобы то ни стало, выбираться.

Ловлю на себе пристальный взгляд Изабеллы, вопросительно приподнимаю брови.

— Я могу тебя оставить? Мне надо переговорить с моими парнями, — да, вижу, охраны в черной форме тут не меньше, чем работников.

Пожимаю плечами.

— Конечно.

— И не бойся, — добавляет, — тебя никто не тронет, иначе им не сносить головы, тут все смирные.

— Это же люди, — говорю сквозь зубы.

— Люди, — соглашается Изабелла. — Но им не повезло, и теперь они здесь, а жить хочется всем. Хорошо работают — хорошо едят, — она, как ей кажется, ласково гладит меня по плечу и отходит. Меня передергивает.

Стоит ей отдалиться, даже воздух становится свежее.

Вижу, как она подходит к группе охранников и указывает на меня, что-то объясняет, должно быть, что я хрупкий, как синерил, и меня следует беречь.

Медленно прохожу мимо работающих людей. Все в грязи с головы до ног, покрыты синей пылью и обычной, и всех я вижу впервые.

Где же они?

Наконец замечаю знакомую фигуру. Джонатан. Бросаюсь к нему чуть ли не бегом.

— Капитан, — окликаю. Я чертовски рад его видеть.

Он как раз грузит синерил в вагонетку и стоит к ней лицом, не видит меня. Но слышит прекрасно — его спина каменеет. Роу поворачивается ко мне не спеша, будто в замедленной съемке, замираю, вглядываюсь в его перепачканное пылью лицо, пытаясь прочесть выражение.

А потом падаю.

Движение капитана и его удар мне в челюсть не столько стремительны, сколько я совершенно их не ожидаю.

Охрана тут же бросается к нам. Вскакиваю на ноги как раз в тот момент, когда двое самых быстрых заламывают Джонатану руки.

— Стойте, стойте, — кричу, перебарывая желание схватиться за челюсть (больно, черт). — Я просто подвернул ногу, сам упал.

Оглядываюсь, но, слава богу, не вижу Изабеллы, значит, и она меня. Отлично.

Охранники замирают, смотрят с недоверием.

— Парни, чистой воды недоразумение, — заверяю, пытаясь улыбаться, но это все-таки больно.

Ничего не выходит — мне не верят.

Ладно, решаю зайти с другой стороны:

— Вы хотите, чтобы Изабелла спустила с вас шкуру за то, что недоглядели? Давайте забудем, и у всех будет меньше проблем, а? — прикладываю ладонь к груди. — Я вас не сдам, честное слово.

"Парни" переглядываются, а затем синхронно выпускают капитана, так, что он едва не падает носом в пол, успевает сохранить равновесие в последний момент.

— Спасибо, — искренне благодарю. — Мы больше не будем.

— Понял? — один из охранников переводит взгляд на Роу.

— Понял, — отвечает тот и сплевывает под ноги.

— Он понял, — уверяю.

Видимо, головомойка от Изабеллы впечатляюща, потому что охрана таки оставляет нас и отходит в сторону. Выдыхаю с облегчением.

Провожаю их взглядом, а когда поворачиваюсь, встречаюсь глазами с Джонатаном, и в них столько ненависти, что едва не отшатываюсь. Держу себя в руках — нечего снова привлекать внимание.

— Капитан, — начинаю, — вы все неправильно поняли. Я вас вытащу, я ищу способ.

Теперь Роу смотрит на меня высокомерно, убирает руки в карманы (должно быть, чтобы снова их не распустить).

— За кретина меня держишь? — спрашивает зло. — Да, я кретин, потому что поверил тебе и позволил заманить себя и свой экипаж в ловушку. Ловко сработано, Тайлер. Это хоть твое настоящее имя?

В точку — он ведь даже не знает, как меня на самом деле зовут.

— Я не работаю на свою мать, — пытаюсь объяснить. — Я не видел ее семнадцать лет и понятия не имел, что встречу ее здесь.

— Внукам ее эти сказки расскажешь, — отрезает Джонатан и отворачивается к вагонетке. — А теперь пошел вон, у меня много работы.

Да что ж такое?

Оглядываюсь вокруг, но больше не вижу никого из команды "Старой ласточки" — здесь слишком много людей. Черт-черт-черт.

Хочу спросить, все ли в порядке с Ди, с остальными… Но все мои вопросы застревают в горле от абсурдности ситуации.

— Ты готов? — доносится со спины жизнерадостный голос Изабеллы.

Мы и так глубоко, но мне хочется провалиться еще глубже.

— Готов, — отвечаю, поворачиваясь к ней. — Мы уже… поговорили.