— Земля? Серьезно? — не верит Лэсли, хмурится.

Мы с другом сидим в небольшом кафе. Он пьет кофе, я — ледяной зеленый чай.

С Лэсли Брином дружим с детства, учились в одной школе. Вернее, в одной из школ, потому что в моей жизни их было восемь. Мне приходилось время от времени менять учебные заведения из соображений безопасности. Пока дядя Рикардо был президентом, вследствие политических разногласий его противники устраивали на меня покушения по несколько раз в год. Как-никак я ближайший родственник. Вот после очередной неудавшейся попытки меня убить, дядя и настаивал о моем переводе в другую школу. И так почти каждый год.

С Лэсли дружба сохранилась, несмотря на мои постоянные гонения. Мы с ним абсолютно разные. Как говорит Морган, он спокойный и надежный, как стена, а я бешеный и непредсказуемый. Не лучшее определение, но против правды не попрешь.

Мы даже внешне абсолютно разные. Я длинный, тонкий, белая кожа, светлые волосы, зеленые глаза. А он приземистый, широкоплечий и смуглый, обладатель черной копны непослушный волос и карих до черноты глаз.

Лэсли любит, когда все тихо и размеренно, по плану. Я ненавижу планы и люблю нарушать правила.

Тем не менее как-то мы с Лэсом сошлись. Он мой лучший друг уже десять лет, и ему я полностью доверяю.

— Земля, — подтверждаю, потягиваю чай через трубочку. — А что? Навещу бабушку с дедушкой. Давно зовут.

— Ну-у, — тянет друг, — а ничего, что они тебе не бабушка и дедушка?

С тех пор как Лэс пошел учиться в медицинский, решив стать психотерапевтом, мне иногда хочется его стукнуть. Часто.

На Земле на самом деле живут не совсем мои бабушка и дедушка. Они родители Миранды. Тринадцать лет назад, когда во время Карамеданской войны погиб мой отец, а Морган взорвала его убийц (вместе с целым городом, ага), родители не приняли, что их дочь способна на такое, и отказались от нее.

Тогда только Рикардо поверил в то, что Миранда пребывала в состоянии аффекта, и протянул ей руку помощи. Морганы одумались через пару лет, стали писать и просить дочь о возобновлении отношений, но Миранда наотрез отказалась прощать тех, кто предал ее в самый трудный период жизни.

И тогда они вышли на меня.

Мы даже подружились. Они шлют мне подарки на дни рождения, я им — открытки и тоже всякую мелочь. Нет, разумеется, мы не близки. Но у них больше никого нет. Сын погиб много лет назад, дочь они потеряли по собственной глупости. А мне ничего не стоит поддерживать с ними отношения, так почему бы нет?

Морганы давно зовут в гости. Дедушка даже заранее договорился, чтобы мне дали визу, хотя со въездом на Землю все строго и сложно. Я всегда отказывался под различными предлогами, а сейчас согласился. Дилайла выбыла из набора в Академию и как сквозь землю провалилась. Так что лето на Лондоре обещало быть скучным и беспросветным. Почему бы не спасти его, пока еще есть шанс?

— Ничего, — отмахиваюсь от нравоучений Лэсли. — Они сами просили себя так называть, вот и зову. Им приятно, а мне не жалко.

Друг смотрит на меня с прищуром. Глаза смеются.

— А они тебя как зовут? — интересуется.

— Они зовут меня Алексом, — пожимаю плечом.

— Алексом? — начинает хохотать. Из Лэса выйдет отвратительный психотерапевт, он совершенно нетактичен.

На самом деле меня зовут Александр, в честь папы. Его так и звали, полным именем, без сокращений, кличек и прозвищ. Ко мне же с детства прикипело прозвище — Лаки. Как объяснил мне однажды мой "добрый" дядюшка, я заслужил это имя за то, что умудрился выжить в первые годы жизни после бесконечных взрывов и разрушений, которые сам же и устраивал.

В итоге, близкие так и зовут меня Лаки, как привыкли. Малознакомые и однокурсники — Тайлер. В моей голове Александр Тайлер — это мой папа, поэтому представляться Александром не люблю. Вариант "Алекс" вообще не прижился. А вот родители Миранды сразу стали звать меня именно так. Опять же, если им нравится — ради бога, для меня вопрос непринципиальный.

Когда Лэсли перестает смеяться, интересуется уже серьезно:

— А что Морган?

— А что — Морган? — повторяю эхом. — Протестовала, потом сдалась. Ее отец клятвенно ей обещал, что со мной ничего не случится, и она дала добро.

— То есть, она наконец-то с ними поговорила? — глаза друга снова лезут на лоб, уже второй раз за сегодняшнюю встречу.

— Ага, — гордо улыбаюсь. — Глядишь, и помирю их однажды.

Морган посвятила свою жизнь мне, а после смерти моего отца так и не нашла себе спутника жизни. Поэтому помочь ей помириться с родителями — меньшее, что могу для нее сделать.

Лэсли помешивает кофе и задумчиво смотрит на меня. Ну, точно, решил по мне научную работу писать.

— Чего притих? — спрашиваю, машу официантке, потому что у меня закончился чай. — Мне повторить, пожалуйста, — прошу с вежливой улыбкой, когда она подходит.

Друг молчит, пока официантка принимает заказ. Потом следит за ней взглядом и произносит, все еще не глядя в мою сторону:

— Мне вот непонятно, ты зовешь родителей Морган "бабушка и дедушка", при этом ни разу в жизни не назвав ее саму мамой.

Так и знал, понеслось…

— Лэс, кончай психоанализ, — прошу, закатывая глаза. — У тебя подопытных мало? Лучше погнали со мной на Землю. Попрошу дедушку, он и тебе организует визу.

— Нет, я уверен, то, что ты не можешь назвать женщину, которая растила тебя с детства, мамой, не просто так. У этой проблемы глубокие корни.

Начинаю смеяться. Хотел бы я посмотреть на будущих клиентов Лэсли Брина. Уже представляю рекламный слоган: "Если Вы хотите забыть о своих проблемах, приходите ко мне на прием. И все, чего Вы будете желать, это моей смерти".

— Хватит ржать, — обижается Лэс. — Серьезно. Я бы хотел написать курсовую о семейных проблемах, основываясь на истории твоей семьи. Разумеется, имена вымышленные.

Захлебываюсь чаем. Кашляю, несколько секунд не могу продышаться. Про научную работу я вообще-то пошутил.

— Ты сбрендил? — выходит громко, на нас оборачиваются другие посетители. — Извините, — бормочу, улыбаюсь, машу соседнему столику рукой: — У нас все хорошо, а у вас?

Парочка, только что вытаращившаяся на нас, смущенно отворачивается. Недружелюбные какие-то.

Снова поворачиваюсь к Лэсу, наклоняюсь вперед, понижаю голос:

— То, что ты изменишь имена, дело не спасет. Это Лондор, очнись, моя семья и ее история — достояние общественности.

— На кону моя карьера, — продолжает просить.

И не думаю верить.

— На кону всего лишь твоя текущая оценка, — откидываюсь на спинку стула. — Кончай, — прошу, потому что и так знаю, до какой темы он сейчас доберется.

— А может, причина того, что ты не зовешь Морган мамой в том, что ты знаешь, что твоя мать жива, просто где-то далеко?

Щекотливая тема. Терпеть не могу.

— Так, — опасно понижаю голос. — Вот сейчас, правда, кончай.

Лэс меня знает как облупленного. Понимает, что перешел черту, психотерапевт доморощенный.

— Ладно-ладно, — сдает назад. — А твой дедушка на самом деле может сделать мне визу на Землю? — умело переводит тему.

Улыбаюсь, киваю.

— О чем речь? Попрошу, — обещаю великодушно.

Лэс прав, моя биологическая мать, должно быть, жива. Должно быть… Потому что понятия не имею, где она и что с ней. А вот то, что ей нет до меня никакого дела с тех пор, как мне исполнился год, знаю наверняка.

Выкидываю из головы неприятные мысли. Каникулы на Земле обещают быть интересными. И какая разница, как я зову Морган? Она ведь знает, как я к ней отношусь.

* * *

— Земля? Серьезно?

Точь-в-точь как Лэсли. Вот только друг говорил это удивленно, а дядя рвет и мечет. Мечет и рвет. Ну, собственно, как и ожидалось.

Он врывается в нашу кухню с заднего входа, оставив охрану снаружи, и сразу же набрасывается на Морган:

— Ты с ума сошла, женщина?

Это дядюшкин фирменный стиль: когда он взбешен, я для него "мальчик", а Миранда "женщина". В такие моменты мы даже имен не заслуживаем.

Давлю смешок, чтобы не довести дядю, а то еще, гляди, свалится с сердечным приступом. Вроде бы у нас в роду предрасположенность.

Дядюшка, как всегда, в костюме с иголочки, стрижка — волосок к волоску. В детстве он напоминал мне манекен, уж слишком все у него идеально. Помню, как-то даже подложил ему кнопку на стул, чтобы проверить, живой ли он. О, как Рикардо вопил…

Когда он влетает в дом, мы сидим за кухонным столом. Миранда как раз только что приготовила ужин. А готовит она великолепно — пальчики оближешь. Так что лучше пока не повышать дядюшкин градус кипения, а то не даст доесть.

Мудро помалкиваю, предоставив Морган первой продемонстрировать чудеса усмирения моего злобного родственника.

И она, как всегда, на высоте. Не спеша откладывает в сторону вилку и поднимает глаза на незваного гостя.

— Ужинать будешь? — спрашивает спокойно, будто бы никто только что не орал на нее и не обвинял во всех грехах.

Рикардо замирает. Смотрит в наши тарелки, тянет носом аппетитный запах и ожидаемо сдается.

— Буду, чего уж там.

Все же усмехаюсь и получаю дядюшкин уничижительный взгляд. Морган поднимается со своего места и идет за тарелкой.

Рикардо усаживается на свободный стул во главе стола, расстилает салфетку на коленях, осматривается, будто ищет, к чему бы еще придраться. Но в доме все по-прежнему, хотя дядя давненько не заходил. В последнее время вообще его редко вижу — работа, политика, плюс обида, что я не пошел по его стопам, а подался учиться в ЛЛА.

Наконец, его взгляд останавливается на мне.

— Как Луиза? — интересуюсь, пока он опять не начал вопить и пытаться испортить мою очередную попытку уехать на каникулы.

Луиза — это бессменный дядин секретарь уже пятнадцать лет, а последние десять — у них роман, затяжной и никак не доходящий до чего-то серьезного.

— Работает, — ожидаемо огрызается Рикардо. То, что Луиза для него кто-то больший, чем сотрудница, он никогда не признается. Любит поддерживать имидж бессердечного политика.

— Привет передавай, — нагло улыбаюсь.

Рикардо возмущенно сверкает глазами: то, что у старшего Тайлера тоже есть чувства, тайна за семью печатями.

Морган возвращается с полной тарелкой ароматных спагетти, ставит на стол перед гостем и занимает свое место. Дядя перестает прожигать меня взглядом, пробует угощение, с наслаждением закатывает глаза — это ему не опостылевшая ресторанная еда. Надо бы посоветовать Морган поделиться с Луизой парой рецептов.

Так молча и доедаем свои порции. Когда тарелка опустошена, Рикардо откидывается на спинку стула и устремляет на Морган убийственный взгляд:

— Ты, правда, решила отпустить его на Землю?

План сработал — на сытый желудок дядя по крайней мере не кричит.

Миранда выдерживает взгляд, отбивает своим.

— А почему бы и нет?

Обожаю Морган. Со стороны выглядит так, будто это ее решение. И это не она несколько дней назад готова была встать грудью в проходе, чтобы не пустить меня в опасное, по ее мнению, путешествие.

— Потому что это Земля, — отчеканивает дядя. — Оплот самомнения и ненависти к инопланетникам.

— Время идет, — возражает Миранда, — времена меняются.

— Сказки мне не рассказывай, — скрипит зубами Рикардо. — Я не хочу потерять племянника.

Звучит так, будто я собрался на войну.

— Да кому я там нужен? — вмешиваюсь. — Дедушка уверяет, что предубеждение по отношению к лондорцам давно в прошлом.

Дядя пораженно моргает.

— Дедушка? — переспрашивает. Поворачивается к Морган, ища подтверждения, что не ослышался.

Миранда пожимает плечами, мол, не к ней вопрос.

Рикардо несколько секунд переводит взгляд с меня на нее и обратно. Повторяю жест приемной матери. Дедушка и дедушка, и почему всем так важно, как я зову родителей Морган?

Повисает молчание.

— Только если я отправлю с тобой охрану, — выдает в итоге дядя, сдавая позиции, так как остался в меньшинстве.

Очень смешно. А еще можно надеть скафандр и не снимать его все время пребывания на планете — вдруг земная пылинка упадет.

— Твою вооруженную охрану никто не пропустит, — напоминаю. — Не дрейфь, ничего со мной не будет.

Дядя снова поворачивается к Морган, ища поддержки. Но опять не находит. Сегодня явно мой день.

— Рикардо, — терпеливо произносит Миранда, — я тоже была от этой идеи не в восторге, но Лаки уже взрослый. Мы не можем опекать его всю жизнь. Вспомни Александра. Разве его мог кто-то остановить, когда что-то приходило ему в голову?

Упоминание о погибшем брате попадает в цель. Рикардо опускает глаза, потом снова поднимает и на этот раз смотрит на меня. Я очень похож на отца, который умер, не дожив и до тридцати. Честно говоря, я вообще его копия, только у меня светлые волосы и глаза — наследство от бросившей меня в младенчестве матери.

Да уж, пожалуй, Лэсли прав, по трагедиям моей семьи, и правда, можно писать не одну курсовую работу.

Мне не по себе. Когда дядя кричит, это ничего, и даже весело. А когда он смотрит на меня, видит папу, и у него на лице читается чувство вины, — хуже некуда.

Закатываю глаза.

— Давайте перестанем меня с ним сравнивать, — прошу. — Я собираюсь дожить до старости и нарожать вам кучу внуков.

Морган смеется:

— Сам и будешь рожать?

— Нет, ну есть же пределы моим талантам, — смеюсь в ответ.

Рикардо бросает взгляд из-под нахмуренных бровей по очереди на нас обоих, потом скрещивает руки на груди и безапелляционно выдает:

— Но я лично потребую от твоего "дедушки" обеспечить тебя охраной. И чтобы глаз с тебя не спускали.

— Поддерживаю, — соглашается Миранда.

Расплываюсь в победной улыбке — я лечу на Землю.