Притирка, похоже, затянется надолго.
Второй день ничем не лучше первого, если не хуже. Возражая и споря со мной вчера, техники все же были осторожны, опасаясь, что донесу на них Изабелле или еще более вышестоящему начальству. А так как репрессий не последовало, осмелели.
Сегодня с самого утра мне тыкают опытом, перечислением успешно выполненных проектов, дипломами и наградами. Мне несказанно повезло — я оказался среди настоящих светил своего дела.
Ближе к обеду Вилли, болтающийся неподалеку и все это время прислушивающийся к происходящему на складе, делает мне знак, предлагая отойти.
— Вот это пока доделай без меня, — говорю парню, которому весь последний час втолковываю, как делать нужно, а как нельзя, и не важно, что он всегда делал именно так, сейчас надо по-другому. — И так, как я сказал, пожалуйста.
Тот недовольно кривится, но кивает.
— Все равно не заработает, — бурчит себе под нос.
Задерживаюсь возле него еще на минуту, чтобы убедиться, что меня поняли, потом иду к выходу, где ждет охранник.
— Чудесный день? — ржет Вилли, когда я приближаюсь.
— Ага, — усмехаюсь. — Только не говори, что ты тоже решил потренировать на мне свое чувство юмора?
— Не, — заверяет, поглядывает мне за спину. Даже не хочу оборачиваться, уверен, что, стоило мне отвернуться, все все стали делать по-своему. — Хотел тебе предложить услуги по грубой силе или вот, — его ладонь ложится на кобуру на поясе.
— Думаешь, если их отлупить, станут лучше работать? — спрашиваю серьезно.
Вилли пожимает плечами, а потом наклоняется ко мне и произносит так тихо, чтобы уж точно никто, кроме меня, не услышал.
— Мне кажется, если не отлупить их, они отлупят тебя.
Начинаю смеяться. Хлопаю Вилли по накачанному плечу.
— Спасибо за беспокойство, приятель.
— Ничего смешного, — хмурится мой личный охранник. — Мне велено тебя беречь, что я и делаю. Если паре самых ретивых поломать несколько пальцев, остальные начнут прислушиваться к твоим словам.
— Чего это к моим? — не могу перестать смеяться. — Пальцы мне, что ли, самому им ломать?
Вилли пожимает плечами.
— Можешь и сам попробовать. Подстрахую.
Помощник. Говорю же, вокруг одни самородки. Вот Вилли — и охранник, и подстраховщик, и пальцеломатель в одном лице.
— А что они мне соберут с поломанными пальцами? — спрашиваю уже серьезно.
Но у Вилли готов ответ и на это.
— Так мы у правшей — на левой…
— Угу, — продолжаю его мысль, — а у левшей — на правой, — ерошу волосы на затылке и все же оборачиваюсь: ну, точно, кто вообще решил устроить перерыв, кто занят самодеятельностью. — Эй, левши тут есть? — кричу.
Переглядываются, хмурятся, молчат.
— Раз нет левшей, значит, всем ломаем левые, — делает вывод Вилли, и, судя по выражению его лица, он готов сделать это прямо сейчас.
Черт, заманчиво.
— Ладно, Вил, спасибо за предложение, — благодарю, — но давай пока повременим, окей?
Охранник смеряет меня разочарованным взглядом.
— Ты слишком добрый, поэтому тебя не слушаются.
— А еще я слишком настойчивый, — уверяю. — Послушаются.
Вилли больше не возражает, отходит, отправляется делать обход.
— Что ему надо? — тут же интересуется Спик, самый старший из присланных механиков, обладатель трех дипломов и тридцатилетнего стажа работы. Спик — моя главная головная боль. — Ходит тут, зыркает. Только мешает.
— Да так, ерунда, — отмахиваюсь, сажусь на прежнее место, — решали, кому какие пальцы ломать.
— Это как? — вскидывается Тед.
Если опустить тот факт, что Тед — программер и поэтому может быть опасен, он тут один из самых нормальных.
— А вот так, — поднимаю руку и демонстративно шевелю пальцами. — Одно возражение — один палец, — загибаю большой, — еще возражение или сомнение в моей компетенции — второй, — сгибаю указательный. — Так понятнее? — любезно улыбаюсь.
Спик хмыкает, смеряет меня взглядом. Он стоит, а я сижу, поэтому смотрит свысока, как в прямом, так и в переносном смысле.
— Ты так шутишь, что ли?
Продолжаю улыбаться.
— Я-то шучу, — отвечаю. — А он, — киваю в ту сторону, в которую направился Вилли, — нет.
После этого число возражений значительно уменьшается.
* * *
— Как успехи? — уже привычно интересуется за ужином Изабелла. — Сколько роботов успели собрать?
— Полтора, — признаюсь и наблюдаю, как вытягивается ее лицо.
— Это плохо? — спрашивает Гай, следя за реакцией матери.
— М-м, — думаю как бы получше выразиться, — это не очень хорошо.
Изабелла откладывает вилку, подается вперед.
— Почему так долго? Их же десять человек. В чем проблема? Не умеют? Не слушаются? Поувольняем всех к чертовой матери, заменим, только скажи.
Ну, хоть не "поперестреляем", и на том спасибо.
— Нет проблемы, — заверяю. — Раскачиваемся. Скоро пойдет быстрее.
Изабелла внимательно вглядывается в мое лицо, пытаясь распознать ложь. Не вру, правда думаю, что со временем станет лучше. Например, сегодняшняя угроза Вилли однозначно пошла парням на пользу, и во второй половине дня все немного попритихли.
— Ладно, — видя мое спокойствие, Изабелла сдает назад. — Ты же знаешь, я тебе доверяю. И если ты говоришь, что все хорошо, значит, так оно и есть.
"Я тебе доверяю" она повторяет так часто, что создается впечатление, что это аутотренинг.
— Угу, — подтверждаю, прячусь за кружкой с чаем.
У меня нет ни малейшего желания вести долгие разговоры. За сегодня я столько наговорился, что молчание — то, что доктор прописал.
Но Изабелла очень любит беседовать за столом, так сказать, пользуется каждой минутой, проведенной вместе.
— Кстати, сегодня звонила госпожа Корденец, — сообщает она, помешивая ложечкой кофе.
Замечаю, как Гай морщится при этом имени. Значит, тоже имел счастье с ней познакомиться.
Приподнимаю брови, изображая интерес и поощряя Изабеллу продолжать.
— Ты ей очень понравился, — довольно улыбается и зачем-то повторяет: — Очень, — что-то подсказывает, что в данном случае речь не о моих талантах в технике. — Приглашала тебя в следующий раз составить мне компанию, когда поеду на встречу с руководством. Сказала, будет рада встретиться с тобой вновь.
Какая гостеприимная старушка.
— Я могу отказаться? — спрашиваю прямо.
Изабелла смотрит сначала удивленно, затем закатывает глаза.
— Господи, Алекс, не будь ребенком. Когда такие люди обращают на тебя внимание, нужно… — она замолкает, бросив взгляд на младшего сына.
Очень недальновидно.
— Что нужно? — тут же заинтересовывается Гай, как рыба, заглотившая наживку, сверкает глазищами.
Изабелла поджимает губы, понимая, что сболтнула лишнего.
— Нужно стараться им угодить, — отвечает через некоторое время, тщательно взвешивая слова, — тогда они будут благосклонны и не откажут, если ты обратишься к ним с просьбой.
— Как именно угодить? — не сдается Гай, и у меня создается впечатление, что он понял из этого разговора куда больше, чем должен был.
— По-разному, — отчеканивает Изабелла, при этом смотря исключительно на меня. Ну, нет уж, пусть сама угождает этой старушенции, хоть по-разному, хоть как угодно. — Ладно, закрыли тему, — сдается, понимая, что если продолжит, Гай снова забросает ее вопросами.
Когда она отводит взгляд, тайком подмигиваю брату, а он в ответ очень по-взрослому кивает. Спаситель мой.
* * *
Когда толкаю дверь, обнаруживаю, что в комнате горит свет — странно, сегодня Ди вернулась раньше меня.
Вхожу, осматриваюсь, но в помещении никого нет, вещи лежат на тех же местах, где я их оставил, когда направлялся в столовую. В ванной льется вода, но дверь приоткрыта. Еще странней.
Колеблюсь пару секунд, не хочу напугать. Что если девушка просто забыла запереться и решила принять душ, а тут я? Но неприятное предчувствие не покидает.
Осторожно подхожу к двери, стучу костяшками пальцев по гладкой серой поверхности.
— Ди, все нормально?
— Да. Ничего страшного, — раздается в ответ.
Вообще-то, я не спрашивал, насколько все страшно. Мне совсем не нравится, что происходит.
— Я могу войти?
Пауза, затем:
— Можешь. Это твоя комната.
В переводе на нормальный язык это означает: не нужно, но если решишь зайти, я не смогу тебя остановить? Так, что ли?
Ну, раз уж мне разрешили…
Распахиваю дверь. Ди стоит у раковины, кран открыт, в слив уходит розовая вода.
— Покажи, — выходит резче, чем следовало, но вид крови не добавляет мне спокойствия.
Дилайла закрывает кран и протягивает мне свою левую руку ладонью вверх. На среднем пальце длинный глубокий порез, из раны продолжает выступать кровь, несколько капель срывается на пол.
— Ничего страшного, — уверяет девушка, — порезалась на кухне.
Только кровь не останавливается, ага.
— Надо остановить кровь, потом обработать и перевязать, — говорю.
Ди морщится.
— Сначала надо было промыть. Нож был грязный, а Мила выгнала меня из кухни, чтобы кровь не попала в еду.
Беру с сушилки чистое белое полотенце, вручаю ей.
— На, зажми. А я схожу к Джорджу, возьму антисептик и материал для перевязки.
Ди берет полотенце, но говорит:
— Погоди, — едва я успеваю сделать шаг в сторону. Останавливаюсь, смотрю вопросительно. — Не нужно к Джорджу, — поясняет, — Нина уже ходила к нему. Он сказал, что, если мне что-то нужно, я должна прийти сама и попросить. Лично, — и это "лично" звучит так, что сразу ясно, что речь не о простом: "Джордж, дай, пожалуйста". Сжимаю зубы. — А я не пойду, — продолжает твердо, качает головой. — Так пройдет.
Ну, кровь она, допустим, остановит. А потом? Ничем не обработает и не закроет порез, а утром отправится обратно на кухню с открытой раной?
— Иди посиди, — говорю. — Я сам схожу.
— Он не даст, — возражает уверенно.
— Разберемся, — отзываюсь. Даст, не даст — пусть только попробует не дать.
Уже направляюсь к двери в коридор, когда до меня доносится:
— Почему ты не сказал мне, что рабов вернули на поверхность?
Судя по интонации, это вопрос с подвохом.
Останавливаюсь, поворачиваюсь. Лицо у Ди бледное, напряженное. Не настолько уж большая потеря крови из порезанного пальца, чтобы так бледнеть. Опять заподозрила меня в каком-нибудь смертном грехе?
Пожимаю плечом.
— Забыл.
Правда забыл. За последнюю неделю прошлая ночь была единственной, в которую я по-настоящему поспал. Немудрено, что вчера эта информация вылетела у меня из головы.
Наверное, у меня сейчас на лице все написано, потому что Ди отводит взгляд.
— Я подумала, что ты специально мне ничего не сказал, чтобы я не начала проситься назад, — признается.
Усмехаюсь, хотя, честное слово, мне совсем невесело.
— Ты и в шахту просила тебя вернуть, — напоминаю. — Но если бы я вспомнил, то обязательно бы тебе сказал.
Ди снова поднимает на меня глаза.
— Это твоя заслуга? — спрашивает. — Ты уговорил свою мать вернуть их в барак?
Надо же, ей хочется, чтобы это был я. Собралась благодарить?
— Нет, — качаю головой. — Изабелла сама передумала. Я тут ни при чем.
После чего выхожу из комнаты.
Да, я собирался говорить Ди правду и только правду, но не нужна мне ее благодарность, не хочу, чтобы чувствовала себя мне обязанной.
* * *
Джордж покачивается в кресле, переплетя толстые пальцы на животе. Лицом к двери — ждал, зараза.
— Вечер добрый, — улыбается, отчего три его подбородка приходят в движение. — Полагаю, ты за этим, — кивок в сторону стола, — подбородки пускаются в пляс пуще прежнего.
На столе стоит небольшой прозрачный пакет как раз с тем, что мне нужно. Ух ты, упаковал — подготовился.
Усмехаюсь, прищуриваюсь, разглядывая лучащуюся от самодовольства физиономию.
— Настолько был уверен, что приду?
— Ну да, ну да, — расцепляет пальцы, разводит руками. — Ну, раз сама не пошла, а Нине я отказал, то вывод напрашивался сам собой, — посмотрите-ка, гений дедукции нашелся. — Кстати, синтезатор крови работает как новенький. У тебя золотые руки.
— Что у тебя сломалось на этот раз? — спрашиваю прямо, уже прекрасно понимая, к чему он клонит.
— Кофеварка. Вот там, в углу, — величаво приподнимает руку, указывая направление, прямо-таки император на троне, — ты уж возьми сам. Убегался я сегодня, ноги так и гудят.
Бедолага, сейчас скончаюсь от сочувствия.
Подхожу, беру с полки прибор.
— Что с ней?
— Это ты мне скажи, — отвечает, вновь осклабившись. — Не работает.
— Хорошо, — беру блестящую кофеварку под мышку, — посмотрю.
— И не забудь, это же кофеварка, — напоминает многозначительно. — А утром я без кофе не жилец. Так что, будь добр, к утру верни в рабочем состоянии.
Здравствуй, новая бессонная ночь.
— А ничего, что ты врач? — возмущаюсь. — Ты должен помогать больным и пострадавшим. Это твоя работа.
— Ну да, ну да, врач, — напоминающий сардельку палец поднимается, чтобы обозначить особую значимость следующих слов: — единственный врач в этом секторе, прошу заметить. А также единственный, кто знает пароль от сейфа, где хранятся все медикаменты. Так что я важен и незаменим.
Еле сдерживаю смех. Для меня пароль вообще не помеха, но пусть лучше для Джорджа это станет сюрпризом, когда мне действительно понадобится добыть что-то из упомянутого сейфа без спроса.
— Мы договорились, — свободной рукой беру пакет со стола.
— Я предпочитаю пить кофе перед завтраком, — уточняет Джордж. — Тот, что подают в столовой, невкусная бурда.
— Ладно, — обещаю. — Принесу в семь.
— В половину восьмого, — несется мне уже в спину, — в семь я еще сплю.
* * *
Дилайла сидит на краю кровати, полотенце уже ощутимо пропиталось кровью.
— Ты как? — спрашиваю, входя.
— Нормально, — отвечает, поднимает голову и удивленно распахивает глаза, заметив мою ношу. — Он, что, обменял медикаменты на ремонт кофеварки?
Ага, а теперь скажи: "Не надо было, это всего лишь порез, ты не обязан". И так далее, и тому подобное.
— Нет, — отмахиваюсь, водружая аппарат на стол, — я давно ему обещал починить. Так, заодно забрал.
Ди смотрит пристально, немного с прищуром. Поняла, что соврал, но уличать во лжи не спешит.
Разрываю зубами аккуратно заклеенный Джорджем пакет, подхожу к девушке, опускаюсь перед ней на колени.
— Не надо, — пугается чего-то, отшатывается. — Я сама.
Морщусь от громкого восклицания.
— Не дури, а? — прошу.
Ди напряженно смотрит на меня, потом сдается, разворачивает полотенце. Забираю его и отбрасываю в сторону прямо на пол. Кровь из раны по-прежнему сочится: самый гадкий порез — вроде бы и не страшно, но много мелких сосудов, без обработки кровотечение обеспечено надолго.
Бережно дотрагиваюсь до ее кожи, обрабатываю порез кровоостанавливающим средством, затем антисептиком. Девушка следит за моими действиями, но больше не спорит, руку не вырывает.
— Вроде все, — перевязываю больной палец, киваю на пакет у своих ног. — Там еще водонепроницаемый пластырь, завтра заклеишь, и никакая работа на кухне не страшна.
— Спасибо, — тихо произносит Ди, и звучит это как-то так вяло и беспомощно, будто я сделал нечто ужасное против ее воли.
Я все еще перед ней на коленях, держу за руку, а она смотрит на меня глазами загнанного зверя. Выпускаю ее ладонь из своих пальцев, и та безжизненно падает ей на колени.
Тем не менее, освободившись, девушка не вскакивает и не убегает. Это же хорошо, да ведь?
— Ди, — говорю, — то, что Мэг рассказала мне о Крисе… Не перебивай, пожалуйста, — прошу, когда вижу, что она собирается возразить, — дай мне сказать.
— Встань хотя бы, — шепотом.
Качаю головой.
— Мне так удобно. Не важно. То, что Мэг мне рассказала… Я понимаю, что ты не рада, что мне все известно. Или ты должна была рассказать сама, или мне было не положено об этом знать.
— Не рассказала бы.
Киваю, соглашаясь.
— Не рассказала бы. Но теперь я знаю и подумал, что это неправильно — делать вид, что не в курсе. Если бы узнал раньше, никогда бы не стал тогда пытаться силой тебя поцеловать, — честное слово, теперь, когда думаю о том поцелуе на борту "Старой ласточки", чувствую себя тоже насильником. — Но это уже не исправить, могу только извиниться постфактум, — Ди кусает губы, но не перебивает. — Что было, то было, и я уже понял, что ты не подпустишь меня к себе близко и что в этом плане я тебе в принципе неинтересен. Если бы я мог уйти и оставить тебя в покое, я бы ушел. Но мы должны отсюда выбраться. Я делаю все, что могу. Сейчас пытаюсь договориться с Изабеллой по-хорошему, не получится — попробую по-плохому. Чтобы ни было, я все равно буду пытаться вытащить тебя и твою семью с этой дурацкой планеты.
— Я тебе верю, — тихо.
— Тогда не шарахайся от меня, пожалуйста, — прошу. — Я к тебе пальцем не притронусь без необходимости, например, такой, как сейчас. Ни к чему не стану тебя принуждать и навязываться тебе не стану. Просто не бойся меня, ладно? Тут и так никому нельзя доверять, и я не хочу даже в этой комнате бояться сказать что-нибудь не то. Мне нужно быть уверенным, что ты на моей стороне. Ди, я горы сверну, — хмыкаю, — ну, или подорву их к чертовой матери, но мы выберемся отсюда. Поддержи меня, ладно? Когда ты готова бегать от меня по потолку, лишь бы я не оказался ближе чем на расстоянии вытянутой руки, это… нервирует. Просто знай, что я никогда не сделаю тебе ничего плохого, хорошо?
Она смотрит на меня и молчит, и в ее темно-карих глазах столько боли — целый океан.
Ладно, хватит, наговорился.
Сначала откатываюсь назад на пятках, потом встаю с пола.
— Ложись спать, — произношу уже последнее на сегодня, сажусь за стол и включаю лампу. — Мне нужно повозиться с кофеваркой. Одеяло только на пол кинь, пожалуйста.
— Хорошо, — откликается Ди.
По крайней мере, она еще со мной разговаривает. Это успех.
Дилайла выключает верхний свет, раздевается. Слышу шуршание одежды. Не поворачиваюсь, даже глазом не кошу. Хватит с меня, эта ночь только моя и кофеварки, и мы проведем ее с пользой.
Девушка ложится — шорохов больше нет, тишина.
Достаю отвертки и вскрываю корпус аппарата. В нос ударяет резкий запах кофе.
Вот зараза, помыл бы хоть, что ли, прежде чем просить починить.