Что-то противно звенит и мешает спать. Мерзость.
Со стоном переворачиваюсь на живот, подминая под себя подушку, и зарываюсь в нее носом. К черту все, я еще не готов…
Мерзкий звон прекращается — блаженство. А в следующее мгновение моих голых лопаток касается теплая ладонь.
— Лаки, пора вставать. Будильник прозвенел.
— М-м-м, — мычу, обнимая подушку так крепко, будто она самое ценное, что у меня есть.
— Лаки, — на этот раз нетерпеливо.
Ну что за?..
И тут меня резко накрывает осознанием, где я и чей это голос. Эге, а жизнь-то прекрасна.
Отпускаю дурацкую подушку, переворачиваюсь на спину.
— Ну, наконец-то, — сидящая рядом Дилайла закатывает глаза к потолку, — а то я уже… Уй.
Договорить ей не удается, потому что я опрокидываю ее на постель и накрываю своим телом.
— Доброе утро, — бормочу куда-то в шею, вдыхаю запах ее волос.
Девушка смеется, шутливо пытается меня с себя столкнуть, упирается ладонями в плечи.
— Слезай. Мы опоздаем на завтрак.
— Ууу, — у меня вырывается стон. Завтрак, Изабелла, график — так хочется послать к черту все три пункта и просто остаться на весь день в кровати. — Ладно, — вздыхаю, — пристыдила.
Все же целую напоследок (Ди отвечает не менее пылко) и встаю, вернее, сажусь на постели. Тру заспанное лицо. Сегодня удалось поспать не больше обычного, но по такой причине я готов не досыпать до старости.
Девушка смеется, глядя на меня.
— Просыпайся уже, — произносит с улыбкой, протягивает руку и пытается пригладить мои, должно быть, торчащие в разные стороны волосы.
— Что? — ухмыляюсь. — Смешной?
— Невероятно, — улыбка не сходит с ее лица.
Ди придвигается ко мне, обвивает шею руками и целует на этот раз первая. Мы оба полностью обнажены, и меня чертовски радует, что она чувствует себя так же комфортно, как и я.
— Кто-то боялся опоздать на завтрак, — напоминаю, прерывая поцелуй. Если продолжать в том же духе, мы точно никуда не пойдем.
Дилайла лукаво улыбается.
— Это я чтобы хватило позитива до вечера, — поясняет.
Ух ты, я — источник позитива.
Склоняю голову набок, рассматривая ее. Она до одурения красивая.
— Тогда, может, вместе поищем позитив в душе? — предлагаю. — У нас еще есть, — сверяюсь с часами, — минут двадцать.
Ди прикусывает нижнюю губу, сверкая на меня глазами. Проводит пальцем по моему животу от груди вниз и с любопытством наблюдает, как напрягаются мышцы пресса от ее прикосновения.
— Отличное предложение, — соглашается.
* * *
Когда сажусь за стол, Изабелла смеряет меня изучающим взглядом.
— Алекс, ты не заболел? — спрашивает. — Ты какой-то взъерошенный.
На самом деле, до столовой пришлось бежать, потому что в двадцать минут мы все-таки не уложились.
Пожимаю плечами.
— Да нет, все нормально.
Но Изабеллу не проведешь. Прищуривается, вглядывается, будто пытается забраться взглядом под кожу.
— Точно?
— Абсолютно.
— А на улице дождь, — вмешивается Гай, отвлекая внимание матери на себя.
— Да-а? — мгновенно заинтересовываюсь. Безмерно благодарен брату за перемену темы, но мне и правда любопытно — за время моего пребывания на Пандоре еще ни разу не было осадков. — Не знал, — в моей комнате ведь нет окна. — Здесь всегда так редко идут дожди?
Изабелла морщится, передергивает плечами.
— Вот именно, что "дожди", — передразнивает раздраженно. — Зарядили на неделю, как минимум. Могут и месяц идти, зато потом полгода — ни капли.
— Не любишь дождь? — интересуюсь невинно.
Изабелла фыркает.
— Можно подумать, кто-то его любит, — и так смотрит — попробуй возрази.
По мне, что дождь, что снег, что жара — еще из-за погоды я не заморачивался.
Предпочитаю промолчать и заняться завтраком. Голодный, как стадо слонов.
Изабелла еще некоторое время косится в мою сторону, будто ищет повод придраться, но, так и не найдя, оставляет в покое.
* * *
Дождь, не переставая, стучит по плоской крыше склада.
Спик весь день жалуется, что у него мигрень "на погоду".
Вилли обещает прострелить ему голову, если услышит от него еще хоть одно слово на тему осадков или головной боли.
А в обед обнаруживается, что крыша протекает, и вода, попадая внутрь склада, стекает по дальней стене. Надо спешно чинить, пока не промокла техника.
В общем, обычный день, что есть дождь, что нет: кто-то чем-то не доволен, кто-то обещает кого-то придушить или пристрелить или покалечить, а работы столько, что некогда прохлаждаться и обращать внимание на мелочи.
С утра планирую наскоро дать парням задание, проконтролировать, кто что понял, и быстро улизнуть обратно в барак, чтобы поработать там за компьютером и, прежде всего, сделать то, для чего так вчера и не нашлось времени, — прослушать "жучок".
Но протекающая крыша здорово путает мои планы.
Спор на тему: "Кто полезет под дождем на крышу, чтобы заделать дыру", — очень быстро перерастает в настоящий скандал между техниками, послушав который пару минут, плюю на предыдущие планы и лезу наверх сам.
— Куда тебя несет? — мчится за мной Вилли, на ходу раскрывая огромный черный зонт. — Жить надоело? Стой, кому говорят.
Тем не менее охранник замирает под лестницей из металлических скоб на внешней стене склада, по которой я начинаю взбираться вверх.
Останавливаюсь, повисаю на одной руке, смотрю вниз.
— Все отлично, — кричу. — Не паникуй.
После чего сильнее натягиваю на лицо капюшон куртки и продолжаю карабкаться наверх.
Погода и правда не для лазанья по крышам: скобы холодные и скользкие, вода сверху льется настоящим потоком. Куртка у меня не водонепроницаемая, так что надо бы управиться поскорее, пока она не успела пропитаться насквозь.
Когда забираюсь на крышу и смотрю вниз, обнаруживаю Вилли все так же стоящим под лестницей с задранным вверх лицом. Чтобы иметь обзор, ему приходится сильно наклонить зонт, так что, подозреваю, по возвращении на склад мы оба будем мокрыми до нитки.
Достаю из-под куртки моток веревки и бросаю один его конец на землю.
— Вил, будь другом, — ору, свешиваясь с края, — привяжи к чемоданчику. Вон он, справа от тебя.
— Даже не подумаю, — кричит Вилли в ответ. — Слезай немедленно.
— Вил, мне нужны инструменты, ну же.
Снизу доносится какое-то невнятное бурчание. Наверное, материт меня. Однако просьбу выполняет.
— Спасибо, Вил, — благодарю, затягивая чемоданчик с инструментами на крышу.
— Иди к черту, — уже откровенно посылает меня охранник, демонстративно поглядывает на коммуникатор на своем запястье. — Я сейчас же позвоню Изабелле.
Ага, а она узнает, что он меня не остановил, и на этот раз сошлет его на рудники пожизненно. Так что блеф чистой воды.
* * *
Вилли упорный, так и топчется внизу, пока вожусь с дырой в крыше. Дождь ледяной, руки быстро немеют, так что на ремонт уходит больше времени, чем хотелось бы. Куртка таки промокает насквозь, и по спине начинают бежать противные холодные струи.
Закончив, кидаю инструменты на землю, а сам начинаю спускаться по скользким скобам. Рук к этому моменту от холода почти не чувствую, в итоге почти сразу срываюсь и лечу вниз. Вовремя успеваю уйти в перекат и ничего себе не сломать, зато теперь я перемазан глиной с ног до головы.
— Чертов камикадзе, — бурчит Вилли, помогая подняться с земли, и брезгливо морщит нос, оценив мой внешний вид.
Он не суше меня, зато такой злой — разве что дым из ноздрей не валит. Меня начинает разбирать смех. Сегодня ничто не способно испортить мне настроение.
— Вил, дружище, относись проще, — усмехаюсь, хлопая его по плечу. — Все живы, крыша целая. Все отлично.
Вилли возмущенно зыркает в мою сторону и начинает пытаться оттереть со своего рукава глиняное пятно. Это он зря — только размазывает грязь до самого манжета.
Не жду, пока до него дойдет тщетность попыток очиститься, и возвращаюсь на склад. Меня встречают удивленными взглядами. Работа встает.
— Парни, крыша не течет, — весело объявляю. — Работаем.
А сам снимаю куртку и пытаюсь хоть немного отжать. Можно было бы позвонить и попросить принести сухие вещи, но тогда о моей вылазке доложат Изабелле, и без нравоучений не обойдется. Нет уж, переживу.
— Ну, чего встали? — первым отмирает Спик. — Человек сделал дело, вернулся. Чего пялитесь? А ну, быстро за работу.
Поворачиваюсь, показываю своему заместителю поднятый вверх большой палец.
Спик серьезно кивает в ответ и быстро отворачивается. Засмущался, что ли?
* * *
В итоге, вместо того чтобы прийти пораньше, возвращаюсь в барак перед самым ужином и еле успеваю принять душ и переодеться. Надо бы еще занести в прачечную перепачканные глиной вещи, но не успеваю уже даже этого. У нас же график, ужин — святое.
— Как успехи? — привычно интересуется Изабелла, и мне почти не хочется запустить ей тарелкой в голову.
— Все отлично, — заверяю. — Сделали даже больше, чем я сегодня рассчитывал.
Это с учетом крыши, ага.
— Ну и хорошо, — отстает поразительно быстро, трет виски. — Чертова погода, голова раскалывается.
Да уж, метеочувствительным людям в такую погоду не позавидуешь.
— Спик тоже весь день мучается, — киваю понимающе.
Изабелла смотрит удивленно.
— Спик? — морщится, будто пробует имя на вкус, и оно ей не нравится. — Это еще кто?
— Вообще-то, твой подчиненный.
Она передергивает плечами и снова хватается за виски.
— Всех не упомнишь, — ворчит недовольно.
Молчу, не спорю.
Видимо, у нас с ней разный взгляд на очень многие вещи, в том числе и на отношения "начальник-работник".
* * *
Воистину, бесконечный день. Или это субъективное восприятие, когда хочется освободиться поскорее?
Кое-как досиживаю до конца ужина, переживаю ежевечерний ритуал: Гай прощается и уходит в свою комнату, Изабелла вешается мне на руку, — а потом мчусь в свою комнату.
Мне нужно прослушать "жучок". Срочно, просто необходимо. Если вчера хотелось тянуть время, то сейчас, наоборот, чувствую жгучую потребность узнать правду немедленно.
Но в комнате меня встречает груда грязной и все еще влажной одежды, и приходится тащиться в прачечную. Куртка у меня одна, и, если не позабочусь о ней с вечера, завтра другую никто не выделит. Может, конечно, Изабелла и расщедрится, но будет задавать вопросы, так что лучше потерять еще полчаса.
Когда наконец заканчиваю все дела и возвращаюсь в комнату, Ди уже вернулась с кухни. Она — мой солнечный остров в сером море Пандоры… Ну вот, уже несу влюбленную чушь.
— Привет, — заключаю ее в объятия и целую.
Доверчиво прижимается ко мне, отвечает на поцелуй.
— Ты прослушал? — спрашивает через несколько минут, отстраняясь, тревожно заглядывает в глаза.
Качаю головой.
— Не успел, — смотрит пристально. Усмехаюсь: — Правда не успел. Не струсил, как вчера. Просто день безумный.
Ди тут же меняется в лице.
— Что-то случилось?
— Не-а, — отмахиваюсь, — свалился с крыши, перепачкался, позлил Вилли — пустяки.
При перечислении моих "подвигов" у девушки сперва округляются глаза, затем она, наоборот, прищуривается.
— Зато не скучно, да?
Улыбаюсь — приятно, когда не надо объяснять.
— Ага, — подтверждаю. — Отличный день, я же говорю.
Заставляю себя отлипнуть от Дилайлы и иду к столу, выдвигаю ящик, достаю "жучок".
Девушка тоже подходит, обнимает меня со спины, кладет подбородок на мое плечо.
— Вместе послушаем?
Смотря что на этой записи. Не собираюсь ничего от нее скрывать, и все же…
— Ди, — говорю, все еще держа "жучок" в кулаке, — ты обидишься, если я сначала послушаю один?
Поворачиваю голову, чтобы видеть ее лицо, но нет, на нем нет обиды или возмущения.
— Хорошо, — соглашается. — Если бы дело шло о моей матери, я, наверное, тоже захотела бы сначала узнать сама.
— Эй, — смеюсь, — кто ты, все понимающая женщина, и куда ты дела подозрительную дамочку, живущую со мной в одной комнате?
Ди тоже смеется.
— Она уехала. В отпуск.
— Надеюсь, в бессрочный, — поворачиваюсь и целую ее в губы. — Я послушаю в ванной, ладно?
Девушка удивленно приподнимает брови: еще бы, я мог бы просто послушать запись в наушниках, никуда не уходя. Но Ди не возражает.
— Как хочешь, — пожимает плечами, отходя с дороги. — Зови, если что.
Хмыкаю.
— Если начну плакать, что ли?
Дилайла корчит смешную рожицу, закатывает глаза.
— Иди уже.
Шутливо адресую ей воинский салют, и позорно бегу в ванную. Смех смехом, но страшно мне на полном серьезе.
* * *
Включаю воду и сажусь на пол, опираясь спиной о дверь. Не знаю, зачем мне вода, может, навеяло дождем, но ее шум кажется сейчас уместным.
Синхронизирую "жучок" с коммуникатором, вывожу голографический экран над запястьем. Включаю запись, проматываю тишину пустого кабинета, записанную сразу после установления прослушки, ищу момент, когда Изабеллу посетила Дора Корденец. Не сомневаюсь, что с главой корпорации они во чтобы то ни стало обсуждали нашу сделку, не могли не обсуждать. И услышать этот разговор мне необходимо, как воздух.
Ищу, ищу…
Щелчок дверного замка, стук каблуков.
— Проходите, пожалуйста, госпожа Корденец, — раздается приторный голос Изабеллы.
Вот оно. Нашел.
Снова звук каблуков по полу, затем скрип стула и вздох старушки.
— Может, довольно уже? — устало.
Пауза. Кажется, Изабелла изумлена.
— Позвольте узнать, чего именно довольно?
— Вот этого, — голос мгновенно преображается, превращаясь из утомленного старческого в бодрый командный, — хватит уже лебезить. У меня слишком много дел, чтобы продолжать тратить свое время на твое подхалимство. Говори по существу. Без лишней "госпожи" я как-нибудь переживу.
— Как скажете, — напряженно отвечает Изабелла. Шаги (видимо, занимает второй стул). — По существу так по существу. Вы видели, как идет работа. Вас удовлетворил результат?
— Удовлетворил? — переспрашивает бабуля Дора, усмехается, вновь возвращаясь к образу милой старушки. — Результат превзошел все мои самые смелые ожидания. Мальчишка за пару недель добился большего, чем мы за годы исследований. Парень — гений.
— Спасибо.
— Не стоит, это был комплимент не тебе. Насколько я поняла, в его воспитании ты участия не принимала.
— Вы верно поняли, — недовольно. — Если бы его воспитанием занималась я, к восемнадцати годам он бы уже избавился от юношеского альтруизма.
Угу, непременно, а заодно поднаторел бы в убийствах рабов.
В запись врывается старческий каркающий смех.
— Отлично сказано, — отсмеявшись, хвалит госпожа Корденец. — Но, признаюсь, эта его готовность вкалывать ради освобождения незнакомых людей… э-э… умиляет.
— Вот именно, — соглашается Изабелла. — Мило и глупо.
Сжимаю челюсти.
— И шарахался он от меня сегодня тоже весьма забавно, — продолжает обсуждать мою персону старуха. Похоже, то, что говорить следует только по существу, относилось исключительно к Изабелле, сама "госпожа" не прочь поболтать. — Молодость, молодость…
— Я поговорю с ним, — тут же предлагает моя добрая мамочка. — Сегодня Алекс вел себя отвратительно. Переговорю с ним после ужина.
— И что сделаешь? — в голосе бабки Доры появляются стальные нотки. — Прикажешь быть со мной понежнее? Молчи и не унижай меня своими предложениями. Неужели ты думаешь, я могу получить мужчину лишь через угрозы?
— Я вовсе…
— Вот и не лезь лучше… вовсе, — а это уже интересно, значит, Изабелла ослушалась прямого приказа и продолжила давить на меня, несмотря на то, что ей велели этого не делать. — Скоро твой Александр переедет в мой сектор, там игра пойдет по моим правилам. Если не дурак, а я таки думаю, что он далеко не дурак, то приползет ко мне сам, а я, — усмешка, — так уж и быть, приму.
— Это мудро.
— Я умею ждать, — уверенно отвечает госпожа Корденец. — Не оскорбляй меня предположением, что мне может противостоять какой-то там пацан. Я всегда добиваюсь всего, чего хочу. Не делай такое лицо. Про то, что ты участвовала, я не забуду и отблагодарю. Ты же знаешь, я всегда плачу по счетам.
— Что вы, я и не думала в вас сомневаться.
— А вот Норрис в последнее время сомневается и очень много, — задумчиво. — Как ты смотришь на то, чтобы занять его место в том случае, если все пройдет по плану?
Изабелла с шумом втягивает в легкие воздух.
— Это более чем заманчивое предложение…
— Это еще не предложение, — обрывает старушка преждевременную радость Изабеллы. — Пока это лишь планы. Отработаешь как надо, поговорим.
— Отработаю, — уверяет собеседница.
— Я надеюсь. Ну, чего сидишь? Кофе мне хотя бы предложи, а то сперва рассыпаешься в любезностях, а потом сидишь и не шевелишься.
Скрип ножек стула, слишком быстро проехавшихся по полу.
— Вам с сахаром? — бросается выполнять приказ Изабелла. Видимо, должность господина Норриса предполагает большие деньги и еще большие возможности, раз та готова на все, чтобы ее заполучить.
— Да, четыре ложки.
В таком возрасте и столько сахара?
— Конечно. Минутку, — говорит Изабелла, стуча посудой, щелкает кнопка включения кофеварки.
— Значит, ты уверена в успехе? — спрашивает госпожа Корденец. — Мальчишка точно ничего не подозревает?
Вот оно. У меня даже ладони потеют.
Изабелла смеется.
— Да какой там? Верит на все сто. Уж не знаю, что там за дамочка его воспитывала, но вырастила она какого-то доверчивого ангелочка. Он оторван от реальности. Думает, если его волнуют жизни рабочих, то и нас тоже. Я, конечно, ему всячески потакаю, уверяю, что все будет так, как договорились, прошу нам верить.
Не могу сказать, что ждал другого, тем не менее, ее слова как удар под дых.
— Нелегко тебе приходится? — надо же, даже с сочувствием.
Щелчок кофеварки, звук переливаемой жидкости, затем соприкосновения донышка чашки со столешницей.
— Изображать любящую мать? — переспрашивает Изабелла. — Иногда трудно сдержаться, — признается. — Но не сомневайтесь в моей решимости довести дело до конца. Я потерплю.
— Что ж, похвально, — отзывается Корденец. — А что с ядом? Проверила? Есть у вас на складе? Хватит? Не нужно прислать еще?
Яд, значит.
Кусаю губы.
— Проверила, — уверенно отвечает Изабелла. — Хватит на всех. Держу пари, Алекс по внешнему виду не отличит его от слайтекса. Так что все по плану. Как только он закончит работу, собираем всех рабочих, поем им песню про чудесный препарат для затирки памяти, они добровольно идут на убой, а мы приканчиваем одним ходом всех зайцев…
— Хорошо.
— …Заодно и раз и навсегда избавимся от его девки.
Ладонь сама собой сжимается в кулак. Никогда никого раньше не ненавидел, честное слово.
— Девки? — мгновенно заинтересовывается старуха.
— Да, — нехотя признается Изабелла, кажется, уже вообще пожалев, что сболтнула лишнего. — Он притащил с рудников какую-то девчонку и чуть было не взбрыкнул и не отказался от всего, когда я попыталась запретить.
Чашка с грохотом соприкасается со столом.
— Только не говори, что у них там любовь. Мне не нужна история Ромео и Джульетты. Он все равно рано или поздно узнает, что мы всех убили. Не хватало еще суицида с горя или диверсии из мести.
— Нет, — уверяет Изабелла. — Тут не о чем волноваться. Я проверяла, провоцировала. Если бы эта девчонка имела для него значение, он бы уже проявил себя. Она всего лишь его любовница. К тому же, он слишком легко согласился накачать ее слайтексом и отправить подальше.
— Тебе же лучше, если ты не ошибаешься, — в голосе Корденец звучит явное предупреждение.
— Я уверена.
— Пусть так, — соглашается та. — Значит, придерживаемся первоначального плана. И будь добра, позаботься, чтобы мальчишка раньше времени не узнал, что его надули. Пусть закончит работу со всеми секторами, а потом на его совести уже будет столько трупов, что любой на его месте перестанет строить из себя невинного барашка.
Упираюсь лбом в колени. Бабулька права, если все эти люди умрут, то только по моей вине — с моими изобретениями рабы наркоторговцам не нужны.
— Не узнает, — обещает Изабелла. — Я позабочусь.
Корденец усмехается.
— Не боишься, что, когда узнает, он тебя возненавидит?
— Не боюсь, — уверенно.
— Он же все-таки твой сын.
— Мой сын — Гай, — отрезает Изабелла.
— Ладно-ладно, — смеется старуха. — Не буду глубоко копать. Мне, в общем-то, плевать. Лишь бы ты не дала слабину и отдавала себе отчет в том, что если Алекс взбрыкнет, то его придется убрать. В принципе, уже можно, он хорошо натаскал техников. Просто с ним все будет значительно быстрее, — пауза. — Да и жаль убирать его раньше времени, — противно причмокивает губами в предвкушении. Фу.
— Я не обману ваше доверие, — клянется Изабелла.
Еще бы, ведь ее единственный сын — Гай. А как же россказни о ее бессмертной любви к моему отцу? Тоже враки?
— Обманешь — получишь укол того же лже-слайтекса, — равнодушно предупреждает госпожа Корденец. — И позаботься о том, чтобы его девка получила первую дозу. Не хватало еще, чтобы он решил потащить ее с собой во Второй сектор. Мне помехи не нужны.
— Лично вколю ей дозу, — обещает Изабелла в приливе энтузиазма.
* * *
Выхожу из ванной, приваливаюсь спиной к двери и так и стою, глядя прямо перед собой.
Ди вскакивает с кровати.
— Ну, что там? Есть важная информация?
Снимаю коммуникатор с запястья и протягиваю ей на раскрытой ладони.
— Держи, — прошу. — Послушай сама. Только наушник надень, — у меня нет ни малейшего желания слышать это еще раз.
Дилайла забирает комм, но смотрит на него как на ядовитую змею. Зря, у меня отличный аппарат.
— Все плохо? — спрашивает.
Мотаю головой.
— Все хорошо, — заверяю, — у нас огромный простор для действий.
Ди переводит взгляд с моего лица на коммуникатор и обратно и ничего не понимает.
— Просто послушай, — советую.
Девушка кивает и отходит к кровати. Ложится на живот, вставляет наушник в ухо, подставляет руку под голову и включает запись.
А я сползаю спиной по двери и остаюсь сидеть на полу.
Что ж, мамочка, теперь игра начинается по-крупному.