Том 1. Книги стихов

Сологуб Федор Кузьмич

Змий

 

 

Стихи. Книга шестая

 

Медный змий

Возроптали иудеи: «Труден путь наш, долгий путь. Пресмыкаясь, точно змеи, Мы не смеем отдохнуть». В стан усталых иудеев Из неведомой земли Вереницы мудрых змеев Утром медленно ползли. Подымался к небу ропот: «Нет надежд и нет дорог! Или нам наш долгий опыт Недостаточно был строг?» Рано утром, в час восхода, Голодна, тоща и зла, В стан роптавшего народа Рать змеиная ползла. И, раздор меж братьев сея, Говорил крамольник злой: «Мы отвергнем Моисея, Мы воротимся домой». Чешуёй светло-зелёной Шелестя в сухой пыли, По равнине опалённой Змеи медленно ползли. «Здесь в пустыне этой пыльной Мы исчахнем и умрём. О, вернёмся в край обильный, Под хранительный ярём». Вдруг, ужаленный змеёю, Воин пал сторожевой, – И сбегаются толпою На его предсмертный вой. И, скользя между ногами Старцев, жён, детей и дев, Змеи блещут чешуями, Раззевают хищный зев, И вонзают жала с ядом В обнажённые стопы Их враждебно-вещим взглядом Очарованной толпы. Умирали иудеи, – И раскаялись они. «Моисей, нас жалят змеи! – Возопил народ. – Взгляни: Это – кара за роптанье. Умоли за нас Творца, Чтоб Господне наказанье Не свершилось до конца». И, по слову Моисея, Был из меди скован змей, И к столбу прибили змея Остриями трёх гвоздей. Истощили яд свой гости И, шурша в сухой пыли, Обессиленные злости В логовища унесли. Перед медным изваяньем Преклоняется народ, И смиренным покаяньем Милость Божию зовёт.

 

Алмаз

Легкою игрою низводящий радугу на землю, Раздробивший непреклонность слитных змиевых речей, Мой алмаз, горящий ярко беспредельностью лучей, Я твоим вещаньям вещим, многоцветный светоч, внемлю. Злой дракон горит и блещет, ослепляя зоркий глаз. Льётся с неба свет его, торжественно-прямой и белый, – Но его я не прославлю, – я пред ним поставлю смелый, Огранённый, но свободный и холодный мой алмаз. Посмотрите, – разбежались, развизжались бесенята, Так и блещут, и трепещут, – огоньки и угольки, – Синий, красный и зелёный, быстры, зыбки и легки. Но не бойтесь, успокойтесь, – знайте, наше место свято, И простите бесенятам ложь их зыбкую и дрожь. Злой дракон не знает правды и открыть её не может. Он волнует и тревожит, и томленья наши множит, Но в глаза взглянуть не смеет, потому что весь он – ложь. Все лучи похитив с неба, лишь один царить он хочет. Многоцветный праздник жизни он таит от наших глаз, В яркой маске лик свой кроет, стрелы пламенные точит, – Но хитросплетенье злое разлагает мой алмаз.

 

«В предутренних потьмах я видел злые сны…»

В предутренних потьмах я видел злые сны.   Они меня до срока истомили. Тоска, томленье, страх в работу вплетены,   В сиянье дня – седые космы пыли. Предутренние сны, безумной ночи сны, –   На целый день меня вы отравили. Есть белый нежный цвет, – далёк он и высок,   Святая тень, туманно-голубая. Но мой больной привет начертан на песок,   И тусклый день, так медленно ступая, Метёт сухой песок, медлительно-жесток.   О жизнь моя, безжалостно-скупая! Предутреннего сна больная тишина,   Немая грусть в сияньи Змия. Святые ль наизусть твердишь ты имена,   Ты, мудрая жена седого Вия, Предутреннего сна больная тишина,   Но где ж твои соперницы нагие? Иль тусклой пеленой закроется закат,   И кто за ним, то будет Тайной снова, И, мёртвой тишиной мучительно объят,   Сойду к Иным без творческого Слова? Мучительный закат, безжалостный закат,   Последний яд, усмешка Духа Злого.

 

«Восходит Змий горящий снова…»

Восходит Змий горящий снова, И мечет грозные лучи. От волхвования ночного Меня ты снова отлучи. Труды подъемлю, – на дороги Пойду безумен, зол и мал, Забыв полночные чертоги, Где я словам твоим внимал. Но из земли возникнут снова Твои холодные ключи, – Тогда меня, всегда земного, Ты в тихий сумрак заключи.

 

«Столкновение бешеных воль…»

Столкновение бешеных воль, Сочетание воплей и стона… Прокажённого радует боль, Как сияние злого Дракона. Он лицо поднимает к лучам, Острупелые тянет он руки, И смеётся жестоким бичам, И приветствует дикие муки. Утешает несносная боль, Голос бешеной жизни отраден, – И просыпалась жгучая соль На сплетенье бесчисленных ссадин.

 

«В недосягаемом чертоге…»

В недосягаемом чертоге Жила Царица красоты, И с нею были только боги И легкокрылые мечты. Озарена святым блаженством, И безмятежна, и ясна, Невозмутимым совершенством Сияла радостно она. Легко сотканные одежды Едва касались нежных плеч. Отрадным веяньем надежды Приветная звучала речь, И только лёгкие мечтанья К ней возносились от земли, А люди, бренные созданья, Её достигнуть не могли. Катилось кроткое светило Над тихим плеском горних рек, Дневное ж солнце не всходило Над миром радостным вовек. Но злой Дракон, кующий стрелы, Свою и здесь насытил злость. Однажды в дивные пределы Вступил нежданный, странный гость. Смотрел он дико и сурово, Одежда вся была в пыли. Он произнёс земное слово, Повеял запахом земли, И пред Царицею смущённой, Охвачен вихрем злых тревог, Мольбами страсти исступлённой Он огласил её чертог. Смутились радостные боги, Померкли светлые мечты, Всё стало призрачно в чертоге Царицы дивной красоты, – И в тяжкой муке отвращенья Вкусила смерть Царица грёз, И Змей в безумстве злого мщенья Свой лик пылающий вознёс.

 

«Трепещет сердце опять…»

Трепещет сердце опять. Бледная поднялась заря, – Бедная! Пришла встречать Злого, золотого царя. Встал и пламенем лучей Опалил, умертвил её. Ропщет и плачет ручей, – Усталое сердце моё.

 

«Опять в лазури ясной…»

Опять в лазури ясной, Высоко над землёй Дракон ползёт прекрасный, Сверкая чешуёй. Он вечно угрожает, Свернувшись в яркий круг, И взором поражает Блистающих подруг. Один царить он хочет В эфире голубом, И злые стрелы точит, И мечет зло кругом.

 

«Безумием окована земля…»

Безумием окована земля, Тиранством золотого Змея. Простёрлися пустынные поля, В тоске безвыходной немея, Подъемлются бессильно к облакам Безрадостно-нахмуренные горы, Подъемлются к далёким небесам Людей тоскующие взоры. Влачится жизнь по скучным колеям, И на листах незыблемы узоры. Безумная и страшная земля, Неистощим твой дикий холод, И кто безумствует, спасения моля, Мечом отчаянья проколот.

 

«Я любви к тебе не знаю…»

Я любви к тебе не знаю, Злой и мстительный Дракон, Но, склоняясь, исполняю Твой незыблемый закон. Я облёкся знойным телом, Зной лучей твоих во мне. Раскалён в каленьи белом, В красном часто я огне.

 

«Благословлять губительные стрелы…»

Благословлять губительные стрелы И проклинать живящие лучи, – Вот страшные и тесные пределы. К иным путям затеряны ключи. В мучительных безумствуя хуленьях, В бессмысленной безумствуя хвале, Живи в безвыходных томленьях, Влачись на бедственной земле. Отравленной стрелы вонзилось жало, – Лобзай её пернатые края: Она – твоя, она тебя лобзала, Когда померкло солнце бытия.

 

«О лихорадочное лето!..»

О лихорадочное лето! То ветра холод, то солнца зной. Холодной мглою земля одета, Ручей смеётся в тени лесной. Он притаился в долине тесной. Ему забавно, что много туч. Ему противен Змей небесный, – Как меч разящий, – блестящий луч.

 

«Два солнца горят в небесах…»

Два солнца горят в небесах, Посменно возносятся лики Благого и злого владыки, То радость ликует, то страх. Дракон сожигающий, дикий, И Гелиос, светом великий, – Два солнца в моих небесах. Внимайте зловещему крику, – Верховный идёт судия. Венчайте благого владыку, Сражайтесь с Драконом, друзья.

 

«Высоко я тебя поставил…»

Высоко я тебя поставил, Светло зажёг, облёк в лучи, Всемирной славою прославил, Но от склонений не избавил, И в яркий жар твой я направил Неотразимые мечи. Горишь ли ты над небосклоном, Иль утомлённый клонишь лик, Мои мечи с тяжёлым звоном Тебя разят, – и долгим стоном Моим ответствуя законам, Ты к алым областям приник. И уж напрасно хочешь целым Остаться ты, надменный Змей, Святым, торжественным и белым, – Я волю дал восстаньям смелым. Стремись же к пламенным пределам, И, тяготея, пламеней.

 

«Алой кровью истекая в час всемирного томленья…»

Алой кровью истекая в час всемирного томленья, С лёгким звоном злые звенья разжимает лютый Змей. Умирает с тихим стоном Царь полдневного творенья. Кровью Змея пламенея, ты жалеть его не смей. Близок срок заворожённый размышленья и молчанья. Умирает Змей багряный, Царь безумного сиянья. Он царил над небосклоном, но настал печальный час, И с протяжным, тихим стоном Змей пылающий погас. И с бессильною тревогой окровавленной дорогой, Все ключи свои роняя, труп Царя влечёт Заря, И в томленьи грусти строгой месяц бледный и двурогий Сеет мглистые мечтанья, не грозя и не горя. Если страшно, если больно, если жизни жаль невольно, – Что твой ропот своевольный! Покоряйся, – жить довольно. Все лучи померкли в небе и в ночной росе ключи, – И опять Она с тобою. Слушай, слушай и молчи.

 

«Мечи отчаянья свергаются с небес…»

Мечи отчаянья свергаются с небес, Наряжены чарующим сияньем, И говорят, что древний Змий воскрес, Что он царит и жжёт своим дыханьем. Он сотворил, чтоб поглотить, Он равнодушно беспощаден, – Равно любить, равно губить Превозносящихся и гадин. Мечи отчаянья! Стремительное зло! Весь свет похитивши от мира, Ты царствуешь спокойно и светло, И говоришь: «Не сотвори кумира!»

 

«Злой Дракон, горящий ярко там, в зените…»

Злой Дракон, горящий ярко там, в зените, Протянувший всюду пламенные нити, Опаливший душным зноем всю долину, – Злой Дракон, победу ты ликуешь рано! Я из тёмного, глубокого колчана Для тебя стрелу отравленную выну. Пред тобою с луком стану без боязни Я, свершитель смелой беспощадной казни, Я, предсказанный и всё ж нежданный мститель. Лук тугой стрела покинет с медным звоном. Ты на вызов мой ответишь тяжким стоном, Ты померкнешь, ты погибнешь, злой губитель!

 

«Я один в безбрежном мире, я обман личин отверг…»

Я один в безбрежном мире, я обман личин отверг. Змий в пылающей порфире пред моим огнём померк. Разделенья захотел я – и воздвиг широкий круг, Вольный мир огня, веселья, сочетаний и разлук. Но наскучила мне радость переменчивых лучей, Я зову иную сладость, – слитность верную ночей. Темнота ночная пала, скрылась бледная луна, И под сенью покрывала ты опять со мной одна. Ты оставила одежды у порога моего. Исполнение надежды – радость тела твоего. Предо мною ты нагая, как в творящий первый час. Содрогаясь и вздыхая, ты нагая. Свет погас. Ласки пламенные чую, вся в огне жестоком кровь. Весть приемлю роковую: «Ты один со мною вновь».