Я заметил, что возвращаться – всегда кажется быстрее, и путь по тоннелю для меня прошел, как один миг… Охотники были очень сильные, нести носилки им не составило большого труда. Вождь шел, с большим интересом рассматривая стены, но при этом всегда был настороже с оружием наперевес. Ырыс с опаской шагала за отцом, трясясь всем телом от теней, бросаемых каменными выступами на стенах при свете коптящих факелов. И вот перед нами расширение, в центре слив родника, каменный уступок рядом, похожий на стульчик. Я, конечно, надеялся увидеть себя на этом уступке, но чуда не произошло… увы, зал был пуст. Мы остановились, присмотрели наиболее удобное место для стоянки и под костровище. Факелы к этому времени уже погасли, и пришлось пользоваться фонариком, батарейки которого потихоньку разряжались. Расположились. Нужно было теперь распределить основные обязанности. Я с охотниками и вождём пошел по гроту, из которого я пришел в этот затерянный во времени мир, а Ырыс с Сыдынгом и его новым другом волчонком остались ждать. Первой задачей – было собрать побольше дров и развести огонь. Поднявшись наверх, мы огляделись. Подозрительного ни чего не обнаружили и, выйдя на поверхность, прошлись вокруг, набрать хвороста. Когда костровище было приготовлено, один из охотников достал камешки и кусок сухого мха для высечения искр и получения огня. Тут я вспомнил, что в моей сумке есть пакет со спичками. Достав их, я в очередной раз «сразил всех наповал», когда одним взмахом руки я «высек» огонь и поджег мох. Это в их глазах смотрелось, как божественное провидение и они в очередной раз грохнулись на коленки со словами: ЩИЛП!!! Успокоившись и подготовив костер, мы решили пойти на поиски подходящего камня, который мог бы быть использован в качестве посуды, а дочери вождя было поручено поджарить мясо, взятое с собой в дорогу. Повторно поднявшись на поверхность, мы двинулись в сторону озера.

Точно так же, как я видел озеро с вершины хребта, и здесь, рядом, оно было – более «мелкое». Не в смысле глубины, а по размерам. Остров был даже не полуостровом, в просто частью суши, его возвышенностью. Всюду по периметру стояли вертикальные камни-менгиры, а в центре – возвышалась огромная скала, очень сильно похожая на четырехгранную пирамиду. То тут, то там попадались остатки от костров, а это говорило о посещаемости территории. Скорее всего – это место походило на ритуальную площадку, куда приходили разные племена, чтобы совершить какой-то обряд. Береговая линия проходила намного ниже современной отметки, и до берега пришлось спускаться дольше по грудам острых, как бритва камней. Пока мы пробирались я срезал и почистил от веток ствол тонкой березки. Я вспомнил, что у меня в сумке был набор рыбака, и захотелось вновь удивить охотников, показав им мастер-класс, по ловле рыбы. Подойдя к береговой линии, я встретил не привычное для меня озеро, на котором я каждый год отдыхал с родителями, а неприветливую, почти черную бездну, окаймлённую грудами скальной породы, наваленной ледником за предыдущие тысячелетия. Мне даже, глядя на чёрные неприятные для взора глубины, показалось, что озеро – отдельный организм, живущий по своим законам и не терпящий вторжения в свои тайны. Ветер гнал по поверхности волны, создавая впечатление дыхания озера. Вдох – выдох – вдох – выдох…. Взглянув на эту воду – у меня внутри всё сжалось от первобытного страха. Я вновь вспомнил огромную щуку и представил, что, более гигантское и устрашающее можно увидеть сейчас, за сорок тысяч лет до этой щуки! Какие монстры, размерами с мамонтов могут водиться в этих водах? Вдруг, на несколько мгновений, мои глаза поймали боковым зрением движение. Светящийся шар прошел над поверхностью воды в сторону противоположного берега и исчез, а в это же время под водой, близко к берегу мелькнула огромная тень, словно предупреждение от древней неистовой силы, готовой обрушить на нас всю мощь своих неограниченных возможностей. Это было мне, как напоминание о присутствии «Учителя» и о том, что Страх, не в озере, а во мне… Мои спутники тоже заметили эти движения и упали, в уже привычную позу с криком: ЩИЛП! Когда они немного успокоились, я переборов в себе страх глубины и «монстров черного дна», обратился к вождю с просьбой дать мне на время «подарок», который вручал ему при знакомстве. Маска была теперь неотъемлемым элементом экипировки Тырыыя. Он с готовностью отдал маску и с любопытством стал наблюдать за тем, что я с ней буду делать дальше. А я разделся до плавок, благо – светило солнце и ветер стих, отрегулировал крепежную резинку, надел маску на голову и вошел в воду по колено. Да, вода была холоднее, чем я ожидал. Сказывалось близкое присутствие ледников и то, что берег круто уходил в глубину. Прибрежная полоса не успевала прогреваться, а родники, бившие из-под каждого камня, быстро остужали то, что успевало прогреться на поверхности. Короче, когда я вошел в воду, совсем пропало желание двигаться вперед, да и камни под ногами были очень неудобными для спуска. Но уже включилось в голове желание доказать, что я могу это сделать и, не раздумывая, я оттолкнулся, сделал усилие над собой, потом рывок, нырок и вот я плыву вдоль берега, опустив в воду голову и через маску разглядывая дно. Пригляделся…, дно как дно, камни, водоросли, двустворчатые моллюски, мальки рыбы. Глубоко заплывать не стал, так как, глянув туда, в сторону центра озера, увидел вдоль дна проплывшую очень крупную рыбину, да и замёрз уже. Разведка была проведена, рыба в озере водится, значит можно её ловить. Только выйдя на берег, я заметил выражение замешательства на лицах охотников. Плавать они явно не умели, да и не видели пока в этом смысла. Что я делал в воде, они тоже не поняли и для чего я маску надел на лицо – понимали смутно, скорее догадывались. Но человеческий мозг, видимо, даёт простор для размышлений и в их головах, похоже, эти размышления появились. Я оделся, потом предложил вождю приложить маску к лицу, зайти немного в воду и глянуть через нее. Он с любопытством проделал эту последовательность и, увидев мелкую рыбу в воде без искажений, очень удивился. Но, что это ему могло дать – не понял, а может, просто сделал вид. В это время я пошарил по береговой линии в надежде найти что-нибудь для наживки и в камнях нашел «домики ручейника». То, что нужно. Достав из сумки рыбацкий набор, смотал один из комплектов и прикрепил к березовому удилищу, приготовленному по дороге к озеру. Охотники на меня смотрели, как на заморского факира, не отрывая глаз. Я, вытащив одного «ручейника» из его домика, нацепил на крючок, отрегулировал поплавок и закинул удочку. Долго ждать не пришлось. Поклёвка была такой мощной, что поплавок резко ушёл до дна, леска натянулась, как струна, а удилище согнулось в дугу. Я от неожиданности чуть не выронил удочку из рук. Но «старые» рыбацкие привычки, выработанные годами на старо-городском пруду, куда я круглогодично и почти ежедневно ходил на рыбалку с раннего возраста сделали своё дело. Ухватив удилище двумя руками, так чтобы оно не переломилось пополам, стал пятиться от воды и потихоньку подтягивать к берегу то, что трепыхалось на крючке. Всё это проходило, как театральное действо, где зрителями с расширенными «по пятаку» глазами и детским восторгом – были охотники. С открытыми от удивления ртами, они следили за рыбалкой, боясь шевельнуть пальцем. И вот на берег я выдернул крупную рыбину, которая, застряв головой между камнями, грозно стала бить хвостом по скользкой поверхности гранита, пытаясь вернуться в воду. Бросив удочку, я как хищник прыгнул на неё и, прижав к камню, вытащил крючок из губы. Растопыренные плавники имели острые шипы, и нужно было осторожно с ней обращаться, чтобы не поранить руки. Я тюкнул ей по голове камешком, и она затихла. Только тогда я разглядел её повнимательнее. Это был довольно большой горбатый окунь, почти черного цвета в зеленую полоску. Неандертальцы были в шоке. Я не знаю, ловили ли они до этого рыбу, но на существо, вытащенное из воды с выпученными глазами и растопыренными плавниками – смотрели с неподдельным интересом и даже – страхом. А я, тем временем продолжив рыбалку, за полчаса натаскал два десятка окуней. Рядом, два огромных мужика, как дети носились по берегу и выискивали для меня «ручейников», а вождю было поручено охранять скачущих по берегу рыбин, и он гордо «утихомиривал» самых шустрых. Закончив, я достал нож, вспорол им брюхи, выпотрошил, промыл в озере, а потом предложил собрать рыбу на ветке, подвесив за головы, протыкая насквозь через глаза. Скрутил и вручил удочку вождю, как новое орудие для «водной охоты». Провонявшие рыбой, покрытые слизью и чешуёй, но с отличным уловом – мы двинулись в обратный путь. В азарте рыбалки я совсем забыл о страхе глубины, а озеро казалось уже «добрым», а не «грозным», как подумалось вначале. Конечно, я понимал, что в глубинах его могут скрываться серьезные тайны, но плавание и рыбалка – настроили меня на одну энергетическую волну с «душой» озера и оно теперь мне представлялось колыбелью, основой жизни и меня, и неандертальцев, да и вообще всего живого, что окружало сейчас нас. С такими мыслями я шагал в обратный путь к пещере. Купание в кристально чистой и холодной воде действовало на меня, как священная благодать снизошедшая свыше. Я чувствовал огромный прилив энергии и сил.

Придя к месту нашей остановки у родника, мы обнаружили, что Сыдынгу стало хуже из-за того, что поднялась температура, лицо его горело. Волчонок забился возле мальчика в складки шкур и притих, как будто понимал суть происходящего. Ырыс смачивала кусок шкурки родниковой водой и протирала ему лоб. Показав вождю, как запечь на костре рыбу на колышках, сам, ради любопытства, пошел с фонарём в средний проход, в который ещё не входил. Я часто, когда знал, что мне нужно, но не знал – где это взять, бродил по квартире и «совал нос» во все дырки в поисках подходящей аналогии. Вот и теперь, пошёл в средний проход по этой же выработанной привычке. Он оказался совсем недавний и короткий, как будто его только начали прорубать. В его конце была большая лужа, а со стен текла потоком вода и уходила куда-то в глубину промыва в боковой стене. Я осветил вокруг, но ничего примечательного не обнаружил. Решив двинуться в обратный путь, я стал разворачиваться, но ноги завязли в глине, а один кед слетел с ноги. Наклонившись, я потянул за него, и тут меня осенила МЫСЛЬ!!! Занявшись рыбалкой, мы совсем забыли о цели нашего визита и совсем не искали подходящие камни. А у меня под ногами куча глины! Собрав ее побольше, сколько мог унести в руках, я бегом двинулся обратно. Когда сидя у костра, я лепил жалкое подобие котелка, скорее – миски, Ырыс и её соплеменники смотрели на меня, как на фокусника в цирке, о чем-то переговаривались, тыча пальцами в моё «детище». Подбросив в костер больше дров, я поставил в центр на угли глиняное изваяние и стал ждать. По ходу действия из остатков глины, я слепил подобие мамонта и тоже сунул в костер. Между нами, в процессе моей лепки, было полное непонимание, но и Ырыс и Вождь Тырыый, возможно, не усомнились ни в одном из моих действий исходя из предыдущих событий, загадочных вещей и проделываемых мною «чудес». Огонь раскалил глину до красна. И вот, когда костер почти погас, из красных углей я извлёк очень осторожно, двумя палками «миску». Больше всего я боялся, что глина рассыплется на мелкие кусочки, но этого не произошло. Вполне приличная для первого раза и показательная для окружающих, подумал я, и поставил миску в сторонку остывать, а тем временем палочкой выковырял из углей фигурку. Она тоже не подвела, не раскололась на куски и сейчас представляла твердую фигурку мамонта вывалянного в песке и золе. Сунул её в воду родника и остудил. Для большей схожести я достал из прогоревшей части костра уголёк и нарисовал на игрушке подобие волос, глаза, рот. И вот теперь, закончив творческий процесс, передо мной встал вопрос, кому отдать сиё произведение? Дело в том, что игрушка произвела неизгладимое впечатление сразу на всех моих спутников. На меня смотрели заворожено десять глаз. Я тогда решил схитрить и, передав вождю игрушку, предложил ему самому решить – кого осчастливить. Тырыый не ожидал такого поворота и сначала хотел просто оставить её себе, но потом, подумав, передал больному, проявив тем самым заботу о больном и показав своё великодушие перед «подчиненными». Пока мы рядились, кому отдать сувенир, от костра запахло палёным…, это наша рыба сгорела и с одного бока представляла такие же угольки, как и в костре. Хорошо, что не всю сразу рыбу мы решили жарить, и тогда пришла другая идея. Я сгрёб палкой угли в сторону с одного камня под костровищем и сдув остатки золы, положил несколько рыбин на горячую поверхность этого камня. Не прошло и минуты, как окуни запеклись с нижней стороны и я, палочкой перевернув первого, предложил Ырыс проделать тоже самое с остальными. Да, я ведь забыл про миску. Она к этому времени уже остыла и я, тихонько попробовав её на прочность, заполнил водой из родника и поставил на красные угли. Когда вода закипела, я достал багульник и заварил его. Пока отвар настаивался – подумалось, что надо бы показать Ырыс весь процесс лепки посуды с самого начала, и я позвал её во второй проход. Дойдя повторно до глины, я ткнул пальцем на залежи намытой глины и показал, что именно её надо взять с собой. Мы, сколько смогли, принесли, и я посадил её за лепку. Пока она пыталась творить то, не зная что, меня разбирал смех и порой, глядя на жалкие подобия мисок, я, не сдержавшись, катался по полу, держась за живот. Потом, мы вновь сунули первые изделия ручной работы первобытного человека в угли, обложили хворостом и вновь стали ждать. Отвар уже остыл и я, как заправский лекарь, подойдя к больному, показал, что от него требуется. Когда он понял и с покорностью открыл рот я влил ему немного горькой жидкости. Сыдынг вначале стал отплёвываться, но увидев строгий взгляд Тырыыя – проглотил очередную порцию отвара. Пока Ырыс отмывала руки от глины, вождь сам стал отпаивать Сыдынга. Меня бабушка, которая по профессии была аптекарь, с детства учила собирать растущие вокруг травки, и я знал, что багульник является сильным жаропонижающим. Выпоив отвар и освободив миску, я снова налил воды и нагрел до кипения. Теперь в ход пошли березовые листья, имевшие противовоспалительное действие. Когда новое «зелье» было готово, я вытащил использованный подорожник из-под перевязки, потом полил березовым отваром на повязку раненного, чтобы она пропиталась, и через несколько минут снова положил под нее новую порцию листьев подорожника. Пока я возился с Сыдынгом, новая партия посуды была готова и мы, вынув её, оставили остывать. Тем временем жаренная на камне рыба уже остыла и все сели вокруг остатков костра попробовать новое для них блюдо. Один из охотников откусил голову и попытался разжевать, но уколовшись костями, резко выплюнул всё содержимое изо рта. Остальные насторожились и с недоверием посмотрели на меня. Пришлось показать, как правильно разделывать и есть рыбу, не ранясь острыми костями. Когда техника отделения мяса от костей была мало-мальски освоена, все до одного выразили удовлетворение по поводу вкусовых качеств нового пищевого продукта. Только волчонок не стал жевать колючую рыбу, он предпочел грызть косточку из запасов провизии, взятой с собой.

Вечерело, и вождь с охотниками пошёл вновь к озеру за дровами. Делать было нечего и я, набрав головёшек у костра, подошел к стене и стал на ней вырисовывать мамонта на краю скалы и охотников с копьями, загоняющими его на край. Это была упрощённая копия той картины, которую я не раз видел в городском краеведческом музее. Естественно, повторить я её не смог бы с высокой точностью, но для местных жителей было понятнее, когда на рисунке были только силуэты. Сыдынг смотрел во все глаза на картинку и сжимал статуэтку в руках. Для него всё это было таким новым и не укладывающимся в рамки обычной жизни, что он совсем забыл про ногу. Всё его внимание было приковано к рисункам. Он как будто смотрел кино о том, как проходила вчерашняя охота. Но я решил изменить ход охоты и на рисунке изобразил меткого Тырыыя, бросившего точно в сердце мамонта копьё, падающего с обрыва зверя и остальных охотников, добивающих почти неподвижное, разбившееся об острые камни животное. Сейчас я себя представлял генералом, разрабатывающим план наступления, окружения и уничтожения крупной группировки врага, а Сыдынг напоминал раненного курсанта на курсах начальной военной подготовки после проваленного экзамена по окружению и захвату. Неожиданно пламя костра всполохнулось, как будто от сквозняка открылась дверь, раздались шорохи, а по стене в углу мелькнули мрачные тени. Мы притихли. Ырыс настороженно огляделась, и её рука интуитивно стала нащупывать каменный топор, лежавший рядом с дровами. Шорохи стихли. Тишина разряжалась только мерным потрескиванием веток костра. Так мы просидели минут двадцать. Ни одного постороннего звука больше не доносилось до наших ушей. Успокоившись, мы вновь переключились на изучение новых возможностей первобытной посуды, слепленной Ырыс. Поставив на костер очередную порцию воды в миске, довели её до кипения, бросили в нее чищеного окуня. Немного покипев, он стал развариваться и разваливаться на кусочки. Значит – готов, решил я. Снял аккуратно, чтобы не пролить, с костра миску, слил в другую миску бульон и дал его попробовать «соплеменникам». Жалко, что нет соли, подумалось мне, но потом я вспомнил из учебника по биологии, что солью пользоваться люди стали намного позже, только для изменения вкусовых приоритетов, а не по необходимости и что остальные животные до сих пор не знают, что это такое, и живут без соли прекрасно. Вот и моим спутникам бульон пришелся «по душе» без всякой соли. Время потихоньку шло, а вождя с охотниками не было.