В тот год, когда я закончил шесть классов самой обычной средней школы Советского Союза – из Гимна СССР убрали слова о Сталине, Джимми Картер стал новым президентом США, с космодрома Байконур запустили Союз-24, в Испании столкнулись два самолёта, а в кинотеатрах США пошел в прокат IV эпизод «Звездных воин».

Летние каникулы у меня начинались традиционно, как и в прошлом и позапрошлом годах… Июнь ждал меня на загородном садовом участке у деда и бабушки с ежевечерней копкой червей и рыбалкой «на зорьке» вблизи сада, на прудках. Как обычно – мелочь я выкидывал местной кошке, а крупных пескарей и окуньков складывал в баночку. Когда терпение заканчивалось, а рыба в банке превращалась в окостыженные рыбные палочки, сматывал леску, рыбу отдавал всё той же кошке и тут же с мостков прыгал в воду, купался, пока вода не становилось рыже-мутной от топтания по глине, перемешанной с илом. Закончив «утренний ритуал», обдирая голые коленки, пробирался сквозь соседские кусты смородины и облепихи на свой участок, где у бабушки на плите уже шипела в сковороде жареная картошка со шкварками сала, а на столе стояла запотевшая кружка с холодным деревенским молоком.

В моей жизни всё было просто и понятно. Мама – акушерка со стажем, посменно в роддоме встречала новых жителей нашей необъятной планеты и давала им путёвку в новую неизведанную жизнь. Отец, работая на градообразующем предприятии, создавал новые грузовики, стоял в очереди на благоустроенную квартиру, вечерами, приходил с работы в легком подпитии, на кухне обсуждал действия правительства и «травил» анекдоты, услышанные от сослуживцев. По сложившейся уже традиции, я, чтобы не торчать летом в четырех стенах и не «крутить собакам хвосты», как выражался отец, июнь помогал деду с бабушкой в саду. В июле – отправлялся в летний загородный пионерский лагерь по заводской путевке, а в августе – погода, обычно, становилась дождливой и прохладной, поэтому время коротал дома, читал литературу следующего учебного года, грустил о быстром окончании солнечных, жарких, летних деньков и надеялся, что еще на недельку вернется это самое лето…

Но август был еще далеко и я с удовольствием начал собираться в пионерский загородный лагерь. Поездки в летний лагерь для меня всегда были чем-то вроде путешествия в другой Мир. А всё потому, что жили мы в старой Южной части города, а лагерь был в Северной его части, и добраться до него было не «раз плюнуть». На двух автобусах с пересадкой и потом по берегу пешком около часа. Мне, в отличие от моих одноклассников и дружков по улице, всегда нравилось уезжать в него, ведь находился этот лагерь «имени Олега Кошевого» на берегу чудесного озера Тургояк, очень глубокого, прозрачного – как слеза, загадочного и холодного – как душа «Снежной королевы», хотя я и не знал, какова её душа в реальности.

оз. Тургояк, фото автора

Для меня – лагерь был местом общения, появления большого количества друзей и подруг. Точнее – не подруг, а одной девочки Светы, с которой я подружился в прошлом году и ждал с нетерпением этого заезда в лагерь. Ждал и суеты, и распределения по дачам, и желание попасть в один отряд с ней и со многими «прошлогодними» пацанами, ведь мы уже тогда договаривались – при встрече записаться в один отряд.

И вот, загрузка в автобусы от Детского клуба Автозаводцев. Вокруг – снующие родители, выдающие множество чуть было не забытых наставлений в последний момент перед отъездом. Усиленное сердцебиение при разглядывании пестрой толпы разновозрастных детей, жаждущих вырваться из родительских объятий, и моё желание увидеть тот знакомый овал лица, и русые волосы ниже плеч, и голубые веселые глаза. Увидел её в окне соседнего автобуса, немного успокоился. Автобусы трогаются, душный июльский город остается позади, мы врезаемся в сосновый лес, под мигалки сопровождающих нас милицейских «Жигулей» летим по лесной объездной дороге, серпантином вьющейся в сторону Тургояка. Вот свежевыкрашенный заветный шлагбаум, центральный плац с флагштоком и трибуной для директора лагеря, дачи по обе стороны от плаца и толпа нас, обалдевших от обилия кислорода, близости озера и огромного количества знакомых лиц… Остатки дня проходят в суматохе. Кучки уже «встретившихся» – выискивают остальных прошлогодних «соплеменников», тащат к воспитателю и умоляют записать вновь обретенных в отряд, потом гурьбой летят в корпус – занять кровати в одной комнате. Когда путёвки сданы воспитателю, списки определены и вещи из сумок перекочевали в прикроватные тумбочки, а сами сумки мигрировали в общую камеру хранения, начинается очередной ритуал любого пионерского лагеря тех лет – примерка пилоток и выбор шорт по размерам. Единая форма создавала чувство объединения всех в «цельный организм», называемый отрядом. На память приходит часто выбираемый девиз отряда: «Не хочешь – заставим, не можешь – научим, позорить отряд не дадим!». И действительно, сразу выбирался командир, члены совета отряда, горнист, барабанщик и флаговый. Эта команда практически всегда была в первых рядах при проведении любого отрядного или обще-лагерного мероприятия. И вот, наконец, каждый «улей на лагерной пасеке» затихает в ожидании ужина. На моё великое счастье – половина отряда уже знакома, понятна и она тоже есть в их числе!!! Подросшая (кажется, быстрее чем я), еще более похорошевшая. Мама говорила, успокаивая, что девчонки к тринадцати годам быстрее растут, взрослеют и из сухопарых девочек начинают превращаться в милых девиц с появлением дополнительных округлостей на некоторых частях тела…

Да! Лагерь – это отдушина от серых домашних будней, ежедневных уроков, домашних заданий, «вечной» музыкальной школы и секции легкой атлетики, где из тебя выжимают нормы, секунды, метры и соблюдение режима дня. Лагерь – место, где жесткие иерархические социальные отношения города плавно трансформируются в «клуб по интересам», где у всех отдыхающих первостепенная задача – ОТДОХНУТЬ!!!, пообщаться, найти новых друзей, накупаться на озере и наестся черники, так обильно растущей в двух шагах от лагеря. А еще, мне в прошлом году понравился трехдневный поход вокруг Тургояка. С тяжелыми рюкзаками, набитыми тушенкой и сгущенкой, палатками, гитарой, искрами «до небес» от ночных костров, первозданной природой, поспевающей черемухой и ранее неизвестных чувственных проявлений к противоположному полу, выражаемых во взглядах, охах-вздохах, недосказанности и глуповато-туповатом молчании, именно тогда, когда нужно что-то говорить. Я ждал этого похода, наверное, целый год! А пока, я наслаждался присутствием старых друзей, знакомством с новой публикой, начавшимися отрядными делами и спортивными соревнованиями между отрядами по футболу, «детской дискотекой» на пирсе после ужина, «страшилками о пропавших непослушных детках и духах озера» после отбоя и звуками утреннего горна, поднимающего весь лагерь на зарядку.

Отряд наш был очень дружный. Во всех спортивных состязаниях мы в своей возрастной группе занимали первые места, а может, это случалось еще и потому, что воспитателем был Александр Михайлович, молодой, шустрый учитель из городской школы, гонявший нас «по полной программе» то на спортплощадку, то на кросс по лесу, то на заплывы по секундомеру. А на днях – прошла обще-лагерная «Зарница» на «минном поле», так мы называли большую лесную поляну в километре от лагеря, с участием солдат из «Чебары» – «учебки» для солдат, недалеко расположенной от города. И наша бравая армия лагерных аборигенов третьего отряда выловила из кустов троих! автоматчиков. Если учесть, что солдат всего было семь человек, а отрядов двенадцать, то можно было понять наши «первобытные выкрики» радости и «ритуальные пляски победителей». После разоружения противника, поиска в траве и расталкивания по карманам отстрелянных гильз мы с трофейными «калашами» фотографировались, испытывая неимоверное чувство гордости и собственной значимости в глазах проигравших команд. Мне так хотелось попасть в кадр с автоматом, и я уже был готов позировать, но до боли знакомый голос за спиной попросил дать ей оружие. Ну, естественно, оставалось только беспрекословно выполнить эту просьбу, дабы не упасть в её глазах ниже плинтуса и не прослыть «жмотом» до скончания века. Вот и пришлось на снимке изображать в голову раненного бойца, не успевшего надеть противогаз. А потом…, потом уставшие, но довольные мы двинулись по знакомым тропам через лес в сторону лагеря, позвякивая гильзами в карманах и на ходу срывая еще красновато-бурую, не дозревшую чернику.

Вечером в честь победителей на деревянном пирсе у берега озера была устроена дискотека, и я впервые решился пригласить ее на медленный танец. Как правильно это делать и как танцевать в паре, не мешая друг другу, мы познавали здесь и сейчас, по крайней мере, лично я, ведь смотреть на взрослых – это одно, а как выполнить самому – совершенно другое, непонятное, неизведанное. «Оркестр Поля Мориа» рвал сердце на части популярной мелодией «Speak Softly Love», уши горели пунцовым закатом, вспотевшие руки ощущали её легкие покачивания в такт музыки, а мои ноги то и дело пытались бесконтрольно деревенеть и запинаться за Светкины босоножки. Музыка прозвучала, как один миг, но этот миг показался мне вечностью. После отбоя совсем не спалось, в голове в тысячный раз прокручивалась всё та же мелодия, те же ощущения. Ну а раз сон «не шёл», мы решили поболтать. Через десять минут в палате из десяти человек шёл нешуточный бой с бомбометанием в виде перьевых подушек, и воплями, как будто включилось сто «воздушных тревог» одновременно. Бой закончился в одну секунду, когда включился в палате свет и на пороге оказался старший физрук лагеря «Коля-Ваня». Вообще-то его звали Николаем Ивановичем, но, так уж повелось, не первый год он работал в этом лагере, и за ним «приклеилась» стойкая кличка «Коля-Ваня». Все побаивались его острого орлиного взгляда, шевелящихся, как казалось от злости, усов и обходить старались сторонкой. Двое бомбометателей так и застыли в замахивающихся позах, стоя на кроватях, как будто встретились взглядами с «Медузой Горгоной». Он пошевелил усами, как змеями этого мифического создания, и обратился к нам с пламенной речью:

– Не спится, бродяги? – выкрикнул он со злобной улыбкой и подозрительной искоркой в глазах взглянул на меня, – Выходить всем и строиться у дачи…

Мы как кролики перед удавом, медленно поднялись с постелей и тысячи «мурашек» табуном проскакали по спинам обреченных. Ни чего не оставалось, как подчиниться. И вот, десять представителей третьего отряда с заложенными за голову руками, вприсядку «нарезают» десять кругов вокруг дачи. Последний оборот, давался особенно тяжело, но мы достойно прошли эти круги через заросли огромных корней близ растущих сосен, и если бы в лагере устроили соревнования по ходьбе «гуськом», то мы всё равно заняли бы первое место. Повторный отбой. Но спать так и не захотелось, а наоборот, свежий вечерний воздух, крики сверчков и физическая нагрузка совсем выместили последние зачатки сна. Лежал, упершись взглядом в темноту, ворочаясь с боку на бок, и думал о ней. Заснул только под утро, предвкушая приближающуюся походную романтику.

Проснувшись утром за минуту до подъёма, я услышал равномерное постукивание дождя по крыше дачи и небо, принявшее серый, скорбный вид. За окном появились огромные лужи и каждая капля, упав на их поверхность, образовывала пузырь. От деда я слышал про примету о том, что если появляются эти пузыри, то дождь будет затяжным. Такое стечение обстоятельств не входило в мои личные и в отрядные планы, потому что на лагерной доске объявлений висел плакат с расписанием мероприятий на каждый день смены. Через два дня самый спортивный отряд, а это были естественно мы, должен был, получив походный инвентарь и продукты, выдвинуться в западном направлении вдоль береговой линии Тургояка в поход. Настроение было испорчено надолго и не только у меня одного. Девчонки, чуть не плача выходили на веранду кучками и, глядя на небо, бормотали «мультяшные заклинания типа: крибле – крабле – бумс», пытаясь тем самым умилостивить духов озера и разогнать низко нависшие тучи, больше напоминающие грязно-серый туман, зацепившийся за макушки окрестных гор и затянувший всё небо. Я, прогуливаясь по кромке берега озера на территории лагеря, глядя на накатывающиеся волны с белыми барашками пены и многомиллионными мелкими кружками на воде от дождевых капель, тоже пытался своим небогатым двенадцатилетним опытом сформировать «посыл», с просьбой о прекращении дождя и выходе солнца из-за туч. Но как точно это сделать и кому отправить – не знал и всё делал по наитию, как получится. «Посыл» попытался передать Духам озера, о которых слышал лагерные страшилки перед отбоем. Верхняя одежда уже промокла и струйки дождевой воды стекали между волосами за шиворот. В надежде на милость неба я двинулся к столовой. Погрузившись в личные переживания, я совсем забыл про завтрак, который был уже в самом разгаре. Самое удивительное произошло дальше. Ветер понемногу стих, оставив на воде только мелкую рябь, тучи стали приобретать рваные очертания, а когда я с отрядом вышел из столовой – над головой появился клочок голубого неба, как глоток надежды.