Она сказала: — Я несчастна… И нет просвета в этой мгле. Меня считают злой и склочной… Поэтому иду к Тебе… Он ей в ответ: — Отбрось гордыню… Сними «корону», отдохни… И чувство «Собственного ВЕСА» В глубоком море утопи… Забудь про фразы: «Я ВСЁ знаю…» «Я ЛУЧШЕ вижу…», Я… Я… Я… Забудь, что ты «незаменима», Что спросят только лишь с тебя… Пойми, что люди в окруженье На всё имеют свой ответ… Им мнение Твоё не важно, Когда не просят дать совет… А ты «Утесом в океане» Противоборствуешь волне, Но воды молча точат камни… В миг ты окажешься на дне… Она сказала: «Что ты, ОТЧЕ?» Какие волны и утес? Ответь мне точно на вопросы, А не устраивай разнос… Вздохнул Он тихо и растаял… И Новый ей предстал Завет Глава седьмая от Матфея Пункт шесть, про жемчуг, благовест…

Утро… прохладою ночи напитанный воздух Жмется к еще не проснувшимся клеткам лица… Лучики солнца, запутавшись в кронах деревьев Стремятся проникнуть сквозь щели ступенек крыльца. Двигаясь плавно, чтоб дать мышцам тела размяться Я ощущаю движение ветра в листве, Звуки проснувшихся птиц оглашают округу Запах ночного тумана завис на прохладной траве… Взгляд упирается в мусором полные баки… Смрад и зловоние, мухи, дворняги и бомж… Грязные руки, лицо — лист газетной бумаги… Роет отбросы «бомжа-экскаватора — ковш»…. Цепкие глазки пронзительно сверлят пакеты… Банки от пива, бутылки, мотки проводов… В грязной одежде, пропитанной плесенью свалок, Сыростью люков, отходами, дымом костров… Рядом, за домом фонтан в окруженьи скамеек, Старые липы, газоны, газетный ларек… Дворник сметает следы от ночных посиделок… Сгребая «еду для контейнеров» в рваный мешок… Звон тишины оглушается рокотом «тачек», Это «бомбилы» спешат, у «клиентов», похоже, цейтнот … Кто-то проспал, кто-то с поезда, кто со свиданья… Мчатся с «двойным превышением» в даль, за крутой поворот… Радости сочного утра с прослойкой убогого быта, Как черно-белая пленка, меняет на серые блики цветные мечты… Крутятся серии «Жизней», но ВСЯ информация скрыта… Величье природы нейтрально к страстям и не терпит людской суеты.

Звучала медленно гитара, Стучал негромко барабан… Besame Mucho разливалась, Как плотный утренний туман… Пел с хрипотцой седой идальго Про поцелуй в глухую ночь, Что сердце отпускать не хочет, Но как разлуку превозмочь? Слова вплетались в ноты звуков, Задав вибрации Души Струной гитарной отражаясь В брусчатку «Кировской» тиши… И каждый, проходящий мимо, Как завороженный вставал, Услышав звуков переливы, Сквозь резонатора овал… И даже не поняв ни слова Из уст испанского певца, Душою принимал страданья И ждал счастливого конца. Но пел амиго о разлуке, Что завтра будет он вдали… Что крепкий поцелуй той ночью, В душе испанской заболит… Звучала музыка печально, Вливаясь в Души ручейком… Народ стоял заворожено, И каждый думал о своём… Границы стерлись, время встало, Языковой барьер исчез… В тот миг, когда струна звучала Под сенью «Кировских» небес…

Седой, больной старик присел на край скамейки, Уставшие глаза пронзили пустоту… Звенят колокола «намоленой» церквушки, Златые купола сверкают сквозь листву… Прохожие вокруг идут куда-то мимо… Старик среди людей, по сути — одинок, Жены три года нет, лишь изредка приснится, А дети — много лет не видели порог… Ушли в «Большую жизнь» — дела, работа, внуки… Раз в год на телефон отправят СМС… В квартирке — тишина, на кухне — запустенье… Никто не варит борщ, а значит — и не ест… Заношены до дыр брючата цвета пепла, Застиран джемперок, затяжка на локте… А он сидит в тиши под кронами деревьев И память ворошит «кругами по воде»… Жизнь, как короткий миг — прошла, не задержалась… «Прибрав» с собой друзей, знакомых и родню, Остался только кот — хромой и с диабетом, И тот заходит в дом, как молока нальют… Ушла в небытие — кого любил полжизни… Забыли те, кого он на руках носил… Кто «шишки набивал» и часто ошибаясь За помощью спешил, и подсказать просил… Кружится голова, суставы плохо гнутся, И левая нога мозжит… под старость лет… То сердце «трепыхнёт», а то слеза пробьётся… Когда в Душе всплывёт из прошлого сюжет. Десяток голубей воркуют под ногами, Прохладный ветерок играет бородой, А он сидит и ждёт… опершись в трость руками, Когда же, наконец, он обретёт покой… Оценивая жизнь, проблем былых коснувшись, Он знает — много раз он поступал не так, Как совести совет — не слушал… малодушно, Идя на компромисс, в Душе сгущая мрак… Вернуть бы всё «на круг» и изменить решенья, Тепла побольше дать Любимой и родным, Закончить кучу дел… совет дать сыну дельный… Но прошлое — ПРОШЛО… остался только дым… И просидев вот так у церкви и погоста… Уходит он домой в вечерней тишине… В надежде, что в ночи, безоблачной и звёздной — Услышит Бог его… и заберёт к себе…

Когда солнце, закончив дневной ритуал, Раздаёт на закате остатки лучей На мосту появляется женская тень С виртуальною связкой замочных ключей… Она движется плавно по фермам моста Каждый вечер в исходную точку реки, Где когда-то с любимым в решетке перил Узы брака скрепила замком навесным… Бестелесное тело, касаясь замка, Закреплённого к черной ограде моста Механизм, заржавевший от влаги речной Бесполезно пытается сдвинуть рука… На ржавеющем корпусе еле видна «Гравировка — посыл» — Наша LOVE NEVER ENDS Невозможно закончить «любить без конца», Невозможен финал двух заблудших сердец… Илом ключ занесен под стремниной реки, Нет аналогов в мире стального замка, Всё проедено ржавчиной прожитых лет, Не откроет запор этой девы рука… Обернулась Любовь в «нескончаемый труд» И замок не даёт ей спокойно «уйти»… Закольцована страсть, не разомкнут «союз», Не «остыла» Любовь, но Его, не найти… А причина проста… и стара, как весь мир… Разлюбил и ушел… дождь размыл все следы, Ей, оставив замок и смятенье в Душе, Ночь без сна… боль в груди… увяданье мечты… Одинокий утес — ближе к небу «ступень»… Страшен первый шажок, а потом — тишина… Всё прошло… только ввысь не пускает замок, Не открыть, не уйти далеко от моста… И опять… когда солнце, пройдя над землёй, Раздаёт на закате остатки лучей На мосту появляется женская тень С виртуальною связкой замочных ключей…

Она всё бредёт по проспекту… Ловя свет заката в витринах, Глазами, встречая прохожих, Снующих в дверях магазинов… Шаги не ведут её к дому, В него заселилась Разлука, И стен четырех запустенье Не выдаст ей больше ни звука… Закат, погружаясь в багрянец, Свидетель «последних мгновений», Упал тяжким грузом на сердце У онко-больных в отделенье… Где руки «землистого» цвета Ладонь её, слабо сжимая Прощались… и силы теряя Тепло её рук ощущали… Глаза не могли наглядеться На слёзы «озёр» её синих, И жизнь, как моток киноленты — Рвалась… закругляясь на «финиш»… Потом она долго сидела… На койке больничной палаты, Пытаясь согреть его руку… В июньском прощанье заката. Но он не согрелся… в объятьях, Пришли санитары из морга, Вернув ей все «личные вещи» Отправили плакать в «уборной»… И вот, Одиночество… сердце Накрыло… как снежной лавиной, Идёт она пыльным проспектом Не видя витрин магазинов… Смотря в проходящие лица, Надеясь на долю процента — Стремится найти его образ… Сместив адекватность момента. Но нет… его взгляд «за закатом», Уже в этой жизни не встретить… Глаза застилает слезами От мысли — Одна на всём свете… Одна… словно гром в ясном небе, Одна, словно нож по живому… Одна, нет других вариантов… Одна… не идут ноги к дому… Где в каждом предмете — любимый, Где вещи его ждут «постирки»… Где борщ в холодильнике киснет, А в бритве застряли щетинки… От мыслей — слеза накатила… Душа разрывается в клочья… Идёт она пыльным проспектом… И в дом возвращаться не хочет…

Она на кухне у плиты печет оладушки для дочки, Не замечая тишины, давно «прописанной» в квартире… Поставив блюдо на столе — накроет, чтобы не остыли, Садится тихо у окна, рукой смахнув слезу в платочек… Не хочет разум принимать судьбы жестокие проделки, Реальность — полную утрат, сердечной тяжести гранит, Но, невзирая ни на что, тех давних образов любимых Под сердцем много набралось, и от того оно болит. Век воспаленных ободки… и поволока слез горючих… Она глядит в окно с тоской, и ждет, как много лет назад, Что после будней трудовых мелькнет дочурки милый образ И сядет ужинать семья, в окно любуясь на закат… Идет за часом час… темно, стряпня нетронута, остыла… Будильник ржавый на комоде натужно щелкнул шестернёй… Звонок молчит, а кран на кухне за каплей капля — время мерит… Фонарь у дома, вспыхнул ярко, отбросив тени за спиной… В пустой квартире нет движенья, не скрипнет в зале половица… Не загудит стабилизатор под телевизором в углу… Лишь промелькнут в подлунном свете неосязаемые тени… Напомнив — жизнь, увы, конечна и Все шагнут в ночную мглу… Да, это будет… но не завтра, а завтра — снова у окошка Она присядет на банкетку и просидит весь день одна… Не веря в то, что дочь погибла под колесом автомобиля… Всё время вглядываясь в лица, идущих мимо, вдоль двора… Извечный спор о смысле жизни теряет значимость момента, Когда стареющая мама в последний путь проводит дочь, Когда в тиши пустой квартиры никто не ждёт приезда внуков, Когда давление и астма… но больше некому помочь… И мысли, путая сознанье, ведут борьбу за светлый образ, Не в силах примириться с фактом, что не вернётся дочка в дом… Опять готов семейный ужин, заварен чай, пекутся плюшки… Опять — на «вечное» дежурство — встречать прохожих за окном…

Если тебе стало тесно в квартире, Если Душа захотела свободы… Значит — пора в Montenegro вернуться… Чтобы подняться в Альпийские горы… Дух замирает на этих вершинах К Богу — дорога с «двух тысяч» — поближе, Вот и трепещет Душа в «поднебесье» В пятки, пытаясь сбежать… или ниже. Знали об этом монахи «Острога», «Врезав» в скалу монастырь белоснежный, Каждой ступенью, приблизившись к Богу, Страждущий — в Душу вселяет Надежду… Много у Бога в горах Черногоры Врат монастырских для всех, кто стремится Душу открыть перед чистым распятьем, Свечку зажечь, в тишине — помолится… Цетине, Будва, Бар, Колашин, Котор… Храмы повсюду, врата их открыты… Мощи святые, распятья, иконы, Вера и люди в «Единое» слиты… Воздух Свободы, Любви, Уваженья В «Черных горах» наиболее сладок, Складки каньонов, снега Дурмитора, «Очи» озёр, полны тайн и загадок… Черный бриллиант огранен серпантином Горных дорог, желтым светом тоннелей, Вставлен в оправу прозрачной Ривьеры, Пальм, кипарисов, олив и отелей… Синь Адриатики дарит прохладу, Мидий, креветок и рыбу Дорада, Берег — оливки, каймак, пршут и чорбу, Ракию, Вранац, Крстач с винограда… Стены домов, мостовые в брусчатке, Стяги на башнях, трезвон колоколен… Нас возвращают в века крестоносцев, Смены конфессий, Свободы и воин… Если тебе надоело в квартире Пылью дышать, видеть в окнах заборы… Примет в объятья тебя Montenegro Море и звезды… Вера и горы…

В глазах читается усталость, Взгляд отрешенно смотрит вдаль, Сквозь плоть экрана монитора, Таблиц бухгалтерских вуаль… Морщинок тонких паутинка Легла узором на чело, И в каждой — есть частички жизни, В которых — радость, боль, тепло… Лицо, как плоскость CD-R-ки, Запишет жизни каждый миг… И перезапись невозможна, Лицо — подобно сотне книг! Вот складки горечи утраты, В них затаилась боль Души, Когда звучали ноты скорби В прощальной комнатной тиши. Вот борозда тревоги вечной, В которой — мысли, роем пчел, «Зудели» каждый миг, как только О детях начинался спор… Как воспитать, как быть здоровым, Во что одеть и с кем дружить… Куда отправить после школы И что на праздники купить… Вот сетка радостных морщинок Покрыла уголочки глаз… Запечатлев мгновенья счастья, Весёлый смех, задор проказ… А рядом — гордости морщины, В них отразился хмурый взор, Когда «в чести» несправедливость — Лицо хранит немой укор… Чуть выше — складки удивленья, В которых скрыто сто причин… Они от новых ощущений И от изменчивых личин… От новых знаний о природе, От первых слов своих детей, От странных действий руководства, От нестандартности идей… Видны презрения морщинки, От тех, кто полон «низких» дел… А вот — «следы» от сожалений, Что в жизни есть всему предел… Но больше всех — морщинок грусти О том, что жизнь — короткий миг… Что очень много дел житейских С обходом, а не напрямик… Той грусти, что в Душе осталась, Когда погибшая сестра «На небо» с мужем удалялась, А дочь — осталась сирота… Как документы оформлялись, Чтоб не отправили в детдом, Как много теплоты душевной Ей было отдано потом… Как часто с болью билось сердце Когда болезнь селилась в дом, Когда случались неудачи, А всё, что личное — потом… Потом друзья, потом здоровье, Потом прогулки под луной… Потом Майорка, Тенерифе, Цикады, пальмы и прибой… Ну а сейчас — семья, работа, Начальство, пыльный монитор… Балансы, сводки, дебет, кредит И для давления прибор… Лицо, как плоскость СD-R-ки, Ведет учет мирских забот… Тот, кто посмотрит в отраженье — Без лишних слов судьбу прочтёт…

Жизнь пролетела вспышкой в момент сближенья с полом И две секунды «лёта» — миг… растянули в вечность… … Вот яркий свет софитов — как гимн финалу родов, Вот первый шаг за двери — дорога в бесконечность… Ей жизнь казалась пошлой, когда в ней нет «стремнины», Она рвала устои семейной, тихой речки… И чтобы быт устроить, заплыв за буй сомнений, Гребла навстречу солнцу, а муж — сидел «у печки»… Но Солнце — «высший гений» к себе не подпускает… Осознавая тяжесть последствий от сближенья… Любой, пришедший в гости — сгорает словно спичка, Утрачивая тело и силу притяженья… Квартира, словно погреб — темно, убого, сыро… Покрытый пылью улиц узор решеток окон, А в них — подвал «Генезис», как вечный знак вниманья Агентства ритуалов… «недремлющее око»… Со школы ей «по вкусу» был Грин с чудной Ассолью, С её неукротимой мечтой от сказки Эгля, О корабле и принце, о парусах в цвет солнца… Что с Верой и Надеждой, Любовь её настигнет… Неся «свой крест» сквозь годы и «залы ожиданья», Сквозь серость «неустройки», талонную систему… Она в Душе считала всё это «проходящим»… А «алый парус» в сердце — крушил любую стену… Безжалостное время «съедало» год за годом, А из окна квартиры не разглядеть прибоя… Принц за морем не в курсе, что ждут его с Надеждой И парусное судно сменял на паровое… Ни яркие футболки, ни бантики, ни брошки, Не в силах время-реку остановить плотиной… Всё больше сеть морщинок и боли головные, Всё меньше Веры в принцев и блистер с панангином… Надежда, угасая, виски сдавила молча… В тот миг, когда кофейник «урчал» на кухне громко, Передавив сосуды невидимой рукою — К инсульту «подтолкнула», в ушах отдавшись звонко… И жизнь помчалась вспышкой в момент сближенья с полом… К себе призвала Вера на шхуну с парусами В цвет яркого восхода и спящим юным принцем… Плывущим в гости к солнцу небесными морями…

Всегда при выходе из дома Он голову склонял уныло… И долго брёл по тротуарам, Сверлил глазами в камнях дыры… Но дело вовсе не в унынии, Не в кротости, не в воздержании… Он просто не терял надежду Найти бумажник «с содержаньем»… С «котлетой» баксов — тысяч на сто, С цепочкой — «в палец» золотою, С кредитной картой — без пароля, С билетом — к Южному прибою… И в этом — был предел мечтаний! Зачем работать, напрягаться… Приятней — отыскать бумажник… Здесь Главное — во всю стараться… Его сосед, живущий выше — Из дома шел с «орлиным взором», Глядел «глаза в глаза» прохожим, Завлечь пытаясь разговором… В нем кровь кипела от блондинок, Гормоны разжигали страсти… Терпеть не мог обман и низость, Весь — был он у Страстей во власти!!! И жил… сгорая ежечасно! Любил, Завидовал, Боялся… Сейчас и Здесь… без компромиссов… Всем проходящим — улыбался. А тот сосед, что жил на «первом» В окне видал деревья только… Но то, что солнца нет в квартире — Его «не трогало» ни сколько… Он, выходя на свежий воздух, Всегда следил за облаками… Не видел луж, а встретив женщин — Растерянно моргал глазами… Его влекли Вселенной «Дыры», Летали мимо глаз болиды… Он видел спутники ночные, И льды далёкой Антарктиды… Не обращал своё вниманье На лица, шедших по брусчатке, Но мог разглядывать часами Снежинок формы на перчатке… Вот так и жили три соседа — На разных «планках» ощущений… И каждый был предельно счастлив В границах личных достижений! Один — нашел бумажник баксов И «просадил», зайдя к прилавку, Ведь — как пришли, так и уходят… Не вложен Труд — не жди прибавки… Второй — завел подружек кучу, Кутил «по полной», днём и ночью… Сгорел, как спичка — за минуту… Теперь вернуть здоровье хочет. А третий — всё глядит на звёзды Зайдя на гору в одиночку… Забыв про дачи и машины, Он Счастья полон, даже ночью! Жизнь проживает каждый столько, На сколько сам себе позволит… Путь в жизни — лично выбирает, Никто их в этом не неволит…

Восьмой пролет многоэтажки, окно, как вечный телевизор… С одной и той же передачей: «Про жизнь болота…», крупным планом, И нет других ТВ-каналов в унылой спальне, «для просмотра»… Он — одинокий зритель кресла, он — инвалид, в каталке старой. Давно не видела квартирка, «руки» заботливой хозяйки, Вдоль батареи паутина, десятки мух на серых стенах… В стакане с водкой — мошка тонет… Закрыл глаза… Над морем чайки… На берегу с женой и сыном… знать не дано «о переменах». Забылся… навалилась дрёма… синдром похмельный гасит мысли… Исчезла радуга видений, фантомы ног опять заныли… Перед глазами всплыла фура, свист тормозов, удар… больница… Наркоз отходит… Ужас взгляда!.. Где ноги?…Что! пришить забыли!!! Край глаза уловил движенье… две тени в дверь вошли неспешно, Одна приковыляла к креслу… гримасой искаженный лик… Вторая, за спиной осталась… Но от нее мороз по коже… И темноты колючей — Вечность… И Ужас, перешедший в Крик… Он их узнал… и сердце сжалось, Душа тряслась, как лист на ветке… Стояла первая, смеялась… — Да, милый, будешь ты в Аду! Я — Горе, залитое водкой, а ты вливал её без меры… Боишься Смерти за спиною? Ну ладно, я тогда пойду… Что, не пускаешь?… То-то братец, в ответе ты перед Всевышним, Перед Душой, жены умершей, летален печени цирроз… Ты, запиваясь, «рвал» ей сердце, она ведь за тебя молилась… Но силы в ней переродились, став водкой… с примесью из слёз… Упорству пьющих нет прощенья… в порыве пьяного угара Они цинично и бездумно, пускают жизни «под откос»… С тупым желанием — забыться, уйти от дел и от решений… Топить стремятся в водке Горе… но я — всплываю, как навоз… Смешок раздался за спиною… донесся лязг косы-убийцы… — Ну что, поплаваешь в навозе? А я в сторонке буду ждать… Перед каталкой встало Горе, преобразившись в образ милый… И, протянув к нему ладони… захохотало… не унять… Вдруг понял он — свои страданья, переложив жене на плечи, Себя жалея больше жизни, не замечая боль других… Тем самым Души их калечит, и безысходностью момента Толкает к стрессу, от бессилья, облегчить жизнь своих родных. И Горе с водочным потоком, подмыло дом Надежды с Верой, Разрушив сваи Пониманья и затопив Терпенья сад… Включило Жизни счет обратный, неизлечимою болезнью… Один… без ног и без любимой… и не вернуть её назад… Открыл глаза, виденья скрылись… «мотор» в груди сейчас взорвется, Синдром похмельный мозг прессует, спина от страха — словно лед… В пустой квартире эхо бродит, в надежде, сын-студент вернётся… Прибраться на могилке мамы… а он — в каталке подождет… Жить с этим сложно, но возможно…

Ей по сердцу закаты встречать на балконе В те минуты, когда вся округа устала… И в краснеющих бликах вечерней природы Океан облаков… без конца и начала… Каждый миг — уникален, каждый взгляд — без повторов, Вот «Голландец» проплыл мимо крыши за гору… А левее — Грифон, над хребтом «Заозёрным» Словно страж тишины, шарит взором по волнам… Охраняя глубин Тургоякских просторы Он, меняя личины — чешет брюхо о горы… Раздавая лучи золотого заката Над Миассом кружит, растворяясь куда-то… Юго-Запад пригнал «стадо мамонтов» серых И они, уходя от ветров стратосферных, Превращались вдруг в птиц… продолжая движенье… Разлетались гурьбой… потеряв притяженье… Кружка чая, пакет, полный семечек белых… Стул складной, мягкий плед, кошка рядом с коленом… Небольшой ветерок обдувает ей плечи, А вверху… облака, вдаль летят… целый вечер… Золотистый закат и бордовые блики Погружались во мрак… постепенно «сгорая»… Лишь, как росчерк пера — в десяти километрах Пролетел самолёт, словно «Ангел из РАЯ»… Распластав два крыла, отражающих солнце — Он прошел над «свинцом» набегающей ночи, Пожирающей свет, как бульон с облаками… Догонял свой закат… торопился, знать, очень… Свет окон-светляков вдруг заполнил округу… Имитируя звезд на земле отраженье… Чай допит, кошка спит, сутки мчатся по кругу, Облака над землей продолжают движенье… Городской телефон, притворившись «подругой», От мечтаний отвлек, вызывая с балкона… Проболтал полчаса просто так… о девичьем… И на «базе» затих, как на ветке — ворона. В темноте, облака, потолкавшись немного… Покружились в горах… и ушли восвояси… Ей оставив «фонарь» — отблеск кратеров лунных… Темных вод глубину и в Душе — каплю Счастья…

Мост догорал… швыряя искры в высоту… В осенней тишине багряного заката, Свай обгоревших, сажи черноту… По времени-реке смывало вдаль куда-то… Дым пепелища едким был и злым, Он, как туманом, застилал реки потоки… Взгляд воспаляя маревом густым Вел врозь… запутав все тропинки и дороги… Еще вчера два берега судьбы-реки Мостом объединялись, как браслетом, И ощутив удары токов прикоснувшейся руки, Его объятья становились ей ответом… Два сердца бились ровно, в унисон… Две мысли совпадали в их сознаньях… Когда по центру этого красивого моста Они, как в вечности, купались в мирозданьях… Но что-то стал фальшивить инструмент, Который в их судьбе был страсти лейтмотивом … Струна, разрезав воздух — порвалась вмомент… А день стал ночью, словно пленка — негативом… Взрывался раздраженьем каждый взгляд, Прикосновенья — вызывали злую ярость… И каждый шаг вперед, их возвращал назад, На берега, где нежность переходит в жалость… Где каждый из двоих жалеет лишь о том, Что на мосту потратил жизни годы… Поверив в иллюзорность верности… и в то, Что можно в жизни обойти свои невзгоды. Никто не застрахован от потерь в любви, И нет лекарства от измены и от страсти, Они, как вирус, разъедают всех внутри… Чуть ослабел — желания в плену греховной власти. И вот, спина к спине, движение начав… Они в рывке проходят точку «невозврата»… Эмоции сжигают под ногами твердь моста… А пепел от сожженных ферм летит, летит… куда-то. Расходятся «планеты» к берегам судьбы-реки Всё дальше удаляясь друг от друга… Горящий мост — бликуя языками на зрачках, Как в ритуальном танце, каждого ведёт «по кругу». Круг, замыкаясь, возвращается к реке… В том месте, где красавец-мост стоял, когда-то, Но взгляд уперся в сваи обгоревшие, в воде, На фоне красного, прощального заката… И сердце понимает — что не прав и глуп, И руки силятся достать далёкий берег, Но мост сожжен… и бурных вод поток Уносит прочь Надежду повернуть обратно время… Туман и пепел в полуночной тишине — Вот всё, что остается от желаний страсти… Ты на чужом мосту дорог обратных не ищи… Он лишь для тех, в ком Души у Любви во власти…

Ночь. Тишина. Вечный враг — дерзкий ветер, В снежную складку скорее забиться… Холод. Луна. Он — один на всём свете… Смерть наступает, пора помолиться… Дух «нигилизма» сыграл злую шутку Жизни «поток», изменив ускоренье — Горной рекой мчался «камни срывая»… «Анхелем» падал в последнем мгновенье… И на снегу, разрываемый ветром, Жилами слившись с кристаллами снега Вспомнил он Родину, прелесть рожденья… Тысячи братьев, весеннюю негу… Дерево-мать — сладким соком поило, Солнце-отец — создавал фотосинтез… Чистой росой по утрам умывался… Газ, как коктейль поглощал углекислый… Сросшийся с веткой — махал проходящим, Тень создавал всем, кто ярусом ниже, Днём — вырабатывал в теле глюкозу, Ночью — был кровом, кто ростом пониже… Чем тут не РАЙ? Ни каких напряжений… Только однажды, на фоне заката Стан утонченный с резною «прической» С ветви соседней махнул хитровато… Ночь наступала… луч солнца последний Чиркнул в деревьях, как искра по сердцу… С ветки заветной «березки-соседки» Шелест раздался, так значимый сердцу… Ветер, как змей-искуситель, направил В сторону тополя шепот чуть слышный… Жаждущий, встречи вне зоны контроля, С веток сбежать от опеки излишней… Целую ночь он смотрел на берёзу… Взвешивал долго все за и все против… Жажда Свободы тянула на волю, Чувство Семьи — принуждало к работе. Должен он целое лето трудиться, Чтобы дать силы для «дерева-дома», Чтобы всем тем, кто живет рядом с ними Дать кислород и укрыть под покровом… Только под утро решил он, что должен К матери-дереву с просьбой склониться И получив разрешение быстро С листиком милым в поля удалиться… Чтобы почувствовать «воздух свободы», «Вечность» в обнимку с любимой кружиться, Чтобы понять — в чем «свобода полёта», Бабочкой стать, а быть может и птицей! Только в ответ — он другое услышал — Нет райских кущ за пределами дома… Время наступит для «вылета» позже… Прежде же Долг ты исполни сыновний… Сердце забилось от злости, обиды, Ветер-предатель вибрировал в спину, Сладостный запах принес от берёзы, С шепотом — милый, я скоро погибну… Ветку мою срежет монстр-прохожий, В веник большой замотает для бани, Будет морить меня голодом долго, После — пытать кипятком будет в ванне… Если сейчас мы не «бросимся в омут», Если стареть будем сидя на ветках, Мы ни когда не узнаем Свободы И пожелтеем… как тысячи предков… Дух нигилизма вскипел по сосудам Страсть и обида, как пороха бочка… Вспышка, рывок — ощущенье свободы… Плавный полёт… приземление… точка… Он оглянулся — трава, муравьишки… Нет ни ветвей, ни родных, ни любимой… Ветер затих… солнце скрылось за горы… Хочется пить, но разорваны жилы… Долго пытался он к небу взметнуться, Долго искал милый образ берёзы, Медленно сох без воды и без пищи… Плакать хотел, только где же взять слёзы? Ночью — его растоптал кто-то грузный, Гусениц утром сползлось — поживиться… Днём — дунул ветер и бил головою В камни и пни, чтобы всласть порезвиться… Вечером — полз он по краю дороги Вихрем толкаемый, ехавших мимо, Как же хотел он попасть под колёса… Чтоб навсегда эту землю покинуть… Только держало его ощущенье, Что прилетит к нему «милая» скоро, Силы придаст и назло притяженью В небо поднимет «раздвинув» просторы… Дни и недели летели по небу… Нет, не пришла к нему «сердца истома», Жизнь прожила она, сидя на ветке, И постарела… «не выйдя из дома». Сердце его постепенно сжималось… Вместе кукожилось с клетками тела, Весь почерневший, лежал он в канаве… Взгляд устремивши в осеннее небо… Утро настало… последнее в жизни… Небо покрыли свинцовые тучи, Падали с неба снежинки-убийцы Тело морозя… сцепляяся в кучи… Дворник с метлой прошагал вдоль канавы, В кучи сметая тела «отлетевших»… Спичка, огонь, жуткий дым… крематорий… Тысячи братьев в дыму угоревших… Ветер-злодей раздувал душегубку… Души и дым разнося по округе, В этом дыму он случайно увидел Душу любимой сгоревшей подруги… И замерзая, рванулся за нею… Треск… тишина… он свободен — как птица! Мчится по небу в объятьях любимой… Чтобы, как Феникс, весной возродиться… Чтобы из почки, заложенной веткой, В месте отрыва его и «побега», Вырос он снова здоровый и сильный Пользу принес, вновь погибнув от снега…

Говорят, что старики — как дети… Радуются, плачут… без разбора, То без сериалов — жить не мило, То «надуют губы» от укора… То пойдут гулять и заблудившись В «каменной тайге» домов высотных, Будут долго в сотовом «копаться», Чтобы сообщить о звездах в окнах… Что не видно номеров и улиц, Что дорога рядом… остановка… Что промокли ноги в темных лужах, А куда идти, спросить неловко… И «сорвавшись», ты «летишь», усталый… В точку, там, где ждет тебя звонящий, Зная, что услышишь вновь укоры В том, чтоб шевелил ногами чаще… В том, что эгоист, и вечно занят… В том, что весь в работе днём и ночью… В том, что скучно им в «бетонных стенах», Ну а ты — зайти совсем не хочешь… Но ведь я то знаю — это возраст… Страх — с земною жизнью разлучаться, Страх — пустой квартиры, скрипа пола… Со старухой «в черном» — обвенчаться. Вот и тянет их во двор «промяться», Как ребёнка тянет — в «свой песочник», Время — птица, в прошлом — не остаться… Жизнь — игра: в семью, в работу, в дочек… Жизнь — театр: сцены, монологи… Жизнь — учеба: ясли, садик, школа… Жизнь — семья: супруги, дети, внуки… Жизнь — борьба, судья, увы, суровый. Детских душ стареющее тело Социума жаждет ежечасно… Пенсия, как первый шаг к забвенью… «Сериал» к финалу клонит властно… Между пальцев времени потоки Жизненные силы им «смывают», И пытаясь задержать утраты «Двери душ» нам настежь открывают… Говорят, что старики — как дети… Им вниманья хочется побольше, Радуются, плачут… без разбора, И живут с эмоциями дольше… Видим жизнь по-разному мы с ними, Их «капризы» — «яблоко раздора»… То без сериалов — жить не могут, То «надуют губы» от укора…

Сидел он тихо у окна Взгляд устремивши в синь небес… Встречая стаи облаков И провожая птиц за лес… Его не повзрослевший мозг Не знал ответа на вопрос: Зачем он здесь? И почему Нет мамы с сединой волос… Чужие дяди привезли… Сложили вещи на кровать… И вот сидит он здесь один, Ни кто с ним не идет гулять… Пришли врачи… смотрели в рот… Кололи в палец… кровь текла… Светили в уши и в глаза… Писали в книжечке слова… Услышал фразу от врача: Прискорбно… Дауна синдром, Генетика всему виной — Нерасхожденье хромосом… Но он не понял ни чего… Он ждал родителей в тоске… Когда вернут его домой? Катать машинки на песке. Встречать прохожих у ворот И провожать за пять домов… Кидать дворняге сухари, Гонять зловредных комаров… В его неполных тридцать пять Он был в Душе, как в десять лет… Любил весь мир, летал во сне… Не требуя любви в ответ… И вновь за окнами темно… Скрепит натужено кровать, Фонарь зажегся во дворе, Но долго он не ляжет спать… Он ждет… не зная, что Судьба Преподнесла плохой сюрприз… Скончалась от простуды мать, Отцу инсульт «обрезал» жизнь… И в прошлое — возврата нет! Нет больше дома… Нет семьи… В окне фонарь, стена и лес… И одиночество внутри… «Казенный дом» — его приют, Слеза скатилась по щеке… Когда же мама заберет!?… Но только эхо в потолке… Две смутных тени подошли… Скорей всего — отец и мать… Они, как Ангелы… его Начнут хранить и помогать… И только в предрассветных снах Он сможет встретить их опять… Вернуться в прошлое на миг… И вновь по улице гулять… Встречать, и провожать людей… Кормить собак и воробьёв… Брать угощенья от друзей… Жевать печенье и горох…

Она стояла у окна и наблюдала за вороной… Сидевшей на сухих ветвях и наблюдавшей за газоном… Шел по газону человек с большой бензиновой косою И наблюдал за тем, как шел закос травы его фрезою… А в это время в той траве сидел комарик и трезвонил… И наблюдал за тем, как пес лежал лениво на балконе, Пес наблюдал за тем, как суп варила «на кости» бабулька… Из кухни запахи неслись так, что живот урчал и булькал… А бабка, помешав бульон, всё наблюдала за дорогой Чтоб пешеход «по зебре» шел и грузовик его «не трогал»… В грузовике сидел мужик и наблюдал за той девчонкой, Которая в окне стоит и смотрит за вороной черной… Не посмотрев на светофор — нажал на газ… и крик раздался… На этом созерцаний круг в одно мгновенье разорвался…