Марина шла по длинному светлому коридору. Она не часто приезжала в больницу к своему бывшему сокурснику Саше, но время от времени все же наведывалась, да и не могла она не приезжать, общение с бывшими сокурсниками, общие медицинские интересы, бурное студенческое прошлое. Марине требовалось, как говорится, проветриться, она никак не могла придумать себе достойное занятие на длинные, одинокие выходные дни, поэтому частые, обычно вечерние визиты к друзьям стали для нее в последнее время привычным делом.

Она встретилась с Сашей в его кабинете.

— Как дела, Мариш? — спросил он приветливо и вышел из-за стола встретить ее. Они обнялись и дружески чмокнули друг друга.

— Кручусь, — кивнула она, — как сам?

— Все спокойно, по нашим временам это самое главное.

— Давно хотела тебя спросить, — начала Марина, набрав воздуха, — тебе нравится оперировать? Я в том смысле, что ты чувствуешь, спасая людей?

— Нравится, не нравится, — вздохнул Саша, — сначала был драйв, очень хотелось разобраться со всем, ну, а теперь… — Он вдохнул. — Это просто работа и отношение такое же. Нельзя всех спасти, не всех и спасаем, ты же понимаешь. Но я все равно считаю, что зря ты отказалась от хирургии, тебе бы точно понравилось, с твоей тягой к исследованиям.

— Да, у вас, конечно, больше возможностей, — согласилась Марина.

— Но бывают и вот такие ситуации, — сказал Саша, и, резко изменившись в лице, открыл ящик стола, вытащил оттуда папку и передал ее Марине.

Девушка открыла карту больного, вчитываться в мелкий, характерно мужской подчерк она не стала, сразу пролистав несколько страниц, стала изучать снимки МРТ. Беглого взгляда хватило, чтобы понять, что опухоль в теле больного занимает такие размеры, что спасти его уже невозможно.

— Совсем ничего нельзя сделать? — спросила она инертно и потому, что не могла не спросить.

— Теперь совсем, — пожал плечами Саша, — слишком поздно. Хотя умрет он по собственной глупости! Из-за простой мелкой опухоли, которую мог удалить сельский врач, он вырастил в себе смерть.

— Как это? — удивленно вскинула глаза Марина.

— Он из очень набожной семьи. Где считают, что все от Бога. И болезни тоже. А значит, и вмешиваться, тем более делать операцию ни в коем случаи нельзя. Дикость! Но и это еще не все, я тут узнал, что в этой семье недавно умер трехлетний ребенок от простуды, потому что мать не допустила «скорую», которую вызвали соседи. Ребенок так и сгорел от высокой температуры.

Марина поежилась в кресле, — потому что была очень впечатлительна. Они недолго помолчали.

— Давай о хорошем, — улыбнулся приятель, — хочешь, угощу тебя на редкость отличными пирожками, у нас в столовой пекут, больным не дают, а врачи охотно покупают.

— А я пока чай заварю, — улыбнулась Марина, отлично понимая, что от их совместной грусти больному лучше не станет, ей очень захотелось поговорить о чем-нибудь приятном. — Где тут у тебя чайник?

Саша рассказал, где взять чайник и удалился за угощеньем. Девушка и не заметила, как в дверь сначала робко постучали, а потом вошли.

— Добрый день! — раздалось у врача за спиной. Марина вздрогнула от неожиданности.

— Здравствуйте! Александр Петрович вышел, зайдите через десять минут.

— Может быть, вы мне можете помочь? — спросил мужчина.

— А в чем дело? — удивилась Марина.

— Я умираю, — сказал пациент, — я это чувствую… я знаю…

Перед ней стоял болезненно худой человек, и Марина поняла, что это тот самый человек, карту и снимки которого она только что смотрела.

— Не знаю, — она была удивлена и действительно не знала, что ответить на такое заявление, — возможно, все еще будет хорошо.

Она попыталась улыбнуться.

— Я пришел просить сделать мне обезболивающее, а сестра без разрешения врача не делает… — Замолчал и тут же продолжил: — Можно я присяду?

— Конечно!

— Спасибо! — Мужчина улыбнулся. — Знаете, это очень страшно понимать, что ты скоро умрешь, ты прямо-таки ощущаешь, как уходит надежда, вера в чудо. И тогда становится очень тяжело.

Марина молчала, она не знала, что сказать, да и нужно ли было что-то говорить.

— Как вы думаете, там, после смерти, есть что-то еще? — внезапно спросил человек.

— Конечно, есть, — Марина ответила утвердительно не потому, что она верила в загробную жизнь, а потому что понимала — нельзя отнимать у него еще и веру в жизнь после смерти, возможно, это все, что осталось у него, этого сильно истощавшего, болезненно бледного человека. Еще в институте она заметила, что всех больничных пациентов можно разделить на две категории: тех, что еще не потерял надежду и верит, и тех, кто уже отчаялся. Вторые всегда какие-то серые, сгорбившиеся, если к такому человеку присмотреться, то может показаться, что он уже и не живой, так — тело, в котором почти нет жизни, словно организм питается какими-то отголосками, воспоминаниями.

Мужчина долго молчал.

— Я все равно боюсь смерти, — сказал он грустно, — это какое-то бесконечное ожидание чего-то неизвестного, думаю, как это будет, потом думаю о жене, детях. Раньше много думал о том, почему Бог ко мне несправедлив, что так не должно было случиться. — Мужчина посмотрел на Марину с таким вопросам в глазах, как будто перед ним не простой врач, а сам Господь Бог, который может дать на все ответ. — Я и моя семья всегда жили честно, верили в Бога. Каждую субботу в храм! Помогали всем, кому могли, но… — Он замолчал. — Видимо, это моя судьба.

— У вас сколько детей? — спросила Марина.

— Трое… — он осекся, — нет теперь двое, почти взрослые: сын и дочка школу заканчивают, а маленькому только три года, было…

Марина молча кивнула невпопад, потом неожиданно спросила:

— Вы любите свою жену?

— Мы прожили вместе тридцать лет, — пожал плечами мужчина, — я теперь и не знаю, люблю ли я ее.

Марина удивилась и мужчина, видимо, заметив это, уточнил:

— Я же вижу, как она на меня смотрит, она осуждает меня, ей и самой сейчас жутко тяжело ждать, когда я умру.

— Этого нельзя ждать, — не согласилась Марина.

— Это же так изматывает — ожидание. Она ходит ко мне каждый день, что-то приносит, покупает вкусное. Хочет сделать эти последние дни лучше, не понимая, что все лучшее уже было, все это уже в прошлом. Мне ее жалко, хочу скорее умереть, чтобы и ей было легче.

— Это, конечно, не мое дело, но вы не должны сдаваться, — сказала Марина, которая теперь была подавлена не меньше собеседника, — теряя веру, вы теряете жизнь. Вера помогает, очень часто вытягивает людей из самых сложных ситуаций.

— А вы знаете, как верить?

Марина растерялась, пожала плечами, в голове стали мелькать различные варианты ответов, но она понимала, что все они не подходят.

— Ну как же, — сказала, наконец, она, — вера на то и вера, ее невозможно объяснить, ее нужно просто ощущать, она либо есть, либо ее нет…

Она хотела что-то еще сказать, но собеседник ее перебил.

— Раньше я верил! Теперь сомневаюсь, потому что не понимаю за что, — тихо сказал он, — я много об этом думал, и знаете, к какому выводу пришел? Я понял, что верил в Бога, не понимая его! А когда есть непонимание, какая уж там вера, как можно верить в то, о чем не понимаешь.

— В детей, в жену, в любовь… — перечислила Марина.

— У меня все это уже есть, вернее, было, как-то глупо верить в то, что у тебя уже есть.

Девушка не нашлась что ответить.

В комнату вошел довольный Саша, увидев своего пациента и растерянную Марину, он быстро понял, что происходит.

— Владимир? Здравствуйте! Вы что-то хотели?

— Да так, — пожал плечами больной, — хотел таблеток, выпишите, а то боль невыносимая.

— Хорошо! Я попозже к вам зайду, — так же приветливо, не обращая внимания на подавленное состояние пациента, сказал Саша, — хотите пирожок с малиной? Вкусный! Наши кухарки пекут.

— Давайте! — улыбнулся вдруг Владимир.

Саша угостил булочкой больного и тот ушел.

Следом за ним поспешила уйти и Марина, ей больше не хотелось сладкого.