Кирилл сидел в том же кабинете этажом выше, что и несколько месяцев назад, и на него смотрел генеральный продюсер, лицо которого было тяжелым, голова опущена, то ли от усталости, то ли шеф не желал смотреть прямо в глаза журналисту. Кирилл догадывался, почему он тут находится, поэтому не знал, что ему делать и как себя вести. Сегодняшний эфир ему был очень нужен, может быть, больше чем когда-либо он хотел оказаться в своей привычной роли — роли телеведущего. Отдавая статью на публикацию, Кирилл, конечно же, рисковал, но вот что его именно сегодня вызовет шеф, чтобы сказать: «Кирюш, рейтинг падает, ты почти не появляешься в офисе, ты даже перестал бухать, что с тобой случилось?» Он никак не мог ожидать именно такой фразы.

Петру Алексеевичу было неприятно сообщать новости, он тщательно подбирал слова, старался быть более тактичным, все это Кирилл читал на его лице.

— Объясни мне, пожалуйста, — уже другим, более живым голосом сказал Петр Алексеевич, — ну почему всегда, когда тебя пытаешься ругать, ты улыбаешься, почему, когда тебе сообщают об отстранении от эфира, ты тоже улыбаешься? Неужели в тебе нет ни капли корпоративного духа?

— Босс, — уже с открытой улыбкой начал Кирилл, — давайте не будем снимать меня с эфира, давайте я просто уволюсь, по собственному желанию, — последние слова он растянул по слогам.

— Ты что? — удивился Петр Алексеевич, — получил предложение от другого канала? Если так, то учти, у нас с тобой контракт, ты не можешь появиться у конкурентов.

— Контракт мы тоже разорвем, можно? — спросил Кирилл и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Нет у меня других предложений, просто надоело, я понимаю, что не своим делом занимаюсь, а хочется, чтобы душа была на своем месте.

— Причем тут душа? — удивился шеф, который, как всем это было известно на канале, шел к своей нынешней должности несколько десятков лет буквально «по головам».

— Знаете, давно я этого не ощущал, — пожал плечами Кирилл, — оказывается, когда ты не споришь со своей душой и совестью, жить намного легче.

— Чушь какая-то, — Петр Алексеевич мотнул головой, — что ты несешь?

— А вы попробуйте, босс, попробуйте, — предложил Кирилл, улыбаясь, теперь уже он ощущал расслабление, ему захотелось сесть более вальяжно, — сами все узнаете. Если, конечно, получится.

— Ладно, не учи, — вздохнул шеф, — ты мне вот что объясни. Зачем тебе понадобилось писать эту статью, для чего?

— А тебе разве это не интересно? — переспросил Кирилл, перейдя на более доверительное «ты». — Сам посуди, если есть реальная угроза жизни, ты бы не сообщил об этом?

— Какой конец света, Кирюша, ты все свои мозги, что ли, пропил окончательно?

— Петр Алексеевич, дорогой мой человек, — засмеялся Кирилл, — я не пью уже несколько месяцев и рад, что протрезвел во всех смыслах этого слова.

Кирилла переполняло ощущение счастье. Он чувствовал себя свободным человеком, которого ничего не угнетает. Последний раз ощущение легкости, которое в нем сейчас бурлило и искрилось, он чувствовал очень давно, может быть, влюбившись в Машу, но даже тогда, было ощущение, будто что-то мешает наслаждаться счастьем в полной мере. Генеральный продюсер канала что-то продолжал говорить, учить, увещевать, Кирилл же в это время продолжал вспоминать свои ощущенья. Он копался в памяти, рыл, снимал пласт за пластом, пока, наконец, не вспомнил. Свое нынешнее состояние более всего походило на что-то далекое из детства; простая и чистая радость, которой не требуются какие-то внешние стимуляторы.

— Я пойду, — перебил монолог шефа Кирилл, — заявление отдам вашему секретарю. Всего хорошего.

Кирилл, улыбаясь, вышел из кабинета, аккуратно закрыв за собой дверь. Медленно прошел по коридору, мимо проносились какие-то люди, здоровались, улыбались, что-то говорили, но Кирилл не обращал на них никакого внимания.

Не успел Кирилл последний раз усесться в своем кресле, как в комнату влетел Степа, он был красный, еще чуть-чуть — и из глаз будут вылетать искры.

— Что случилось? — закричал он. — Почему «жирный» только что потребовал найти лучшие эфиры и дать ему на выбор. Что сегодня пойдет в эфир?

— Я уволился, — спокойно ответил Кирилл.

— Как? — Степа не мог с собой совладать.

— Одним днем, — опять же спокойно сказал журналист.

— Зачем? — Степа аккуратно прошел вперед и присел на стул у стены.

— Не могу больше, — Кирилл нашел ручку, взял какую-то бумагу и начал рисовать.

— Не нужно, сходи, поговори, обо всем можно договорится, ты лицо канала, — начал уговаривать друга Степа.

— Не хочу, — сказал Кирилл, встал, разложил какие-то мелкие вещи по карманам, подошел к двери, — созвонимся.

Степа так и остался один в кабинете, выглядел он растерянным. Коллега поглядел на стол Кирилла, на бумаге, как всегда в таких случаях, он нарисовал поваренка, только на этот раз поваренок был очень уж веселым и неизвестно кому подмигивал. Веселые поварята получались у Кирилла только тогда, когда у него было соответствующее настроение.

— Кирилл, — крикнул Петя в спину уходящему бывшему коллеге и припустил, чтобы догнать его, — я хотел поговорить.

— Все к Степану, — буркнул Кирилл, не сбавляя темпа шага.

— Да нет, я про другое, — махнул рукой Петя.

— Про что? — спросил Кирилл, сворачивая на лестницу.

— Откуда ты столько всего узнал про Богов? — спросил Петр.

— Про кого? — Кирилл остановился и посмотрел на парня.

— Про Богов, — довольно улыбнулся Петя.

— С какой целью интересуешься?

— Просто так, — замялся Петр, — а знаешь, говорят, что тебя сняли с эфира, потому что об этом кое-кто попросил.

— Кто, интересно? — Кирилл терял интерес к этому разговору.

— Я пока не разузнал, ты оставь свой номер, я узнаю и перезвоню, хочешь?

— Нет, не хочу, — улыбнулся Кирилл, — но если узнаешь, мой телефон есть у Степана.