Было пять часов вечера. Конец рабочего дня. Над Нью-Йорком — снег. Не легкий снежок, а сильный снегопад как из прорвы. Температура внезапно упала до нуля. Тротуары, излучающие тепло, быстро превращали снег в воду, и, как только снежинки касались его поверхности, грязь становилась еще чернее. Город меньше всего походил на зимнюю сказку.

Для ньюйоркцев, передвигающихся пешком, снег был приятным и мимолетным разнообразием, которое пропадет к утру. Перерыв на чашечку кофе выглядел немного более привлекательным, чем обычно. Но среди водителей восьмидесяти тысяч легковых машин, грузовиков и автобусов, которые прибывают в Манхэттен каждый день, уже первые хлопья снега вызвали панику. Жители Нью-Джерси, Вестчестера, Коннектикута и Лонг-Айленда постарались закончить дела как можно раньше и бросились к своим автомобилям почти одновременно. Точно так же, как и водители грузовиков, которые доставляют еду в небоскребы-монстры, — они стремились поскорее выполнить свои заказы, после чего немедленно рванули в сторону мостов и туннелей. И произошло это в то самое время, когда живущие за городом вывели свои «БМВ» со стоянок, обходившихся им ежемесячно в сумму, превышающую четыре сотни долларов.

В результате наступил полный хаос. Мартин Бленкс, которого, как обычно, сопровождали два телохранителя — Стив и Микки Пауэллы, — находился в самой гуще всего этого. Бленкс хотел попасть на юг Нью-Йорка, проехав по старой полосе автострады Западного района. Он направлялся в Бруклин для деловой встречи со своим партнером Мареком Ножовски. Машина почти не двигалась вперед. За рулем сидел Микки Пауэлл, а его брат рядом с ним. Бленкс расположился на заднем сиденье, пребывая в глубокой задумчивости. Братья были вне себя от негодования. Впереди них тянулась длинная вереница серых машин, завязших в снежном месиве. Всю свою жизнь они только и делали, что разбивали кулаками то, что не нравилось, а теперь им приходилось ждать. Мартин Бленкс, который из тридцати одного года жизни двадцать провел в тюрьме, не чувствовал никакого беспокойства. Он очень хорошо запомнил тюремную поговорку: «То, что не убивает, делает сильнее», ставшую основным лозунгом его жизни. Пока братья Пауэлл молча негодовали (они, конечно, знали, что в присутствии босса не стоит выражать своего неудовольствия), Бленкс откинулся на кожаную спинку сиденья и расслабился.

— Послушай, Мартин. — Микки Пауэлл все же прервал размышления своего шефа. — Что скажешь, если мы поедем по Двадцать третьей улице? Постараемся попасть на мост из переулка. Иначе нам с места не двинуться!

— Там то же самое, — возразил Бленкс. — Ведь снег идет везде.

— И я о том же говорю, — вставил Стив Пауэлл, который дрался со своим братом с тех пор, как начал ходить. — Когда идет снег, в Нью-Йорке творится черт знает что. К этому надо привыкнуть.

— Да, но ведь мы же не знаем, что творится в восточной части, — настаивал Микки: у него была своя, логика. — Может, там так же, а может быть, и получше. Хуже просто быть не может. — Он сделал жест в сторону стены из металла на колесах, которая их окружала. — За последние десять минут мы не продвинулись и на сотню ярдов. Нам не стоит опаздывать, босс.

— Эта встреча займет два часа и будет полна всякой чуши, — ответил Бленкс. — Только последние ее десять минут действительно пойдут на дело. Сам не знаю, почему мирюсь с этим придурком.

— Так что я должен делать? Оставаться в западной части или как?

— Езжай по Двадцать третьей до Девятой улицы, а затем сверни на Четырнадцатую. В районе Пятой авеню творится черт знает что. С Четырнадцатой повернешь на проезд, но особо можешь не спешить. Мне наплевать, в котором часу я туда приеду.

Пока Микки Пауэлл поворачивал «бьюик» на Двадцать третью улицу, чтобы попасть в полосу движения, ведущую в восточную часть, Бленкс обдумывал всю ту «чушь», которая ожидала его в Бруклине. Ножовски до сих пор все еще не решил, кого он из себя разыгрывает — сельского эсквайра или местного крутого парня, упакуется в какой-нибудь идиотский шерстяной пиджак. На нем будут рубашка из ирландского льна и слегка недоглаженные фланелевые брюки, а еще старые, но безупречно начищенные ботинки и носки в клетку.

Его программой наверняка предусмотрена лекция о людях из низов, которые обречены там оставаться. О тех, кто «рожден для восхождения», и о тех, «кто сдается», смиряется с наркотиками, пособием по безработице и ежегодным появлением на свет Божий по ребенку. Потом Ножовски и Бленкс будут ужинать. Ужин подадут — отбивную и жареный картофель — на веджвудском фарфоре. Бленкс станет забавляться тем, что на вилку из чистого серебра станет нанизывать горошины. Ножовски же притворится, будто не замечает этого, делая снисхождение невоспитанности Мартина, а заодно его ужасному языку, на котором говорят отбросы общества.

Но Марек был слишком горд, чтобы задумываться над тем, как сильно ненавидит его партнер.

Бленкс уже решил для себя, что в один прекрасный день он поработает над физиономией Ножовски, но только после того, как их сделка завершится: призрак легального бизнеса был слишком важным для Бленкса обстоятельством, чтобы поставить под угрозу всю операцию. Самое удивительное в ней то, что деньги можно делать с незначительным риском для себя. Он взял-таки адвокатом Пола О’Брейна из Чертовой Кухни. Тот был связан с большинством уличных банд, притоны которых находились в доках восточной части города, и подтвердил каждое слово Ножовски.

— Давай я тебе объясню, — говорил Бленксу О’Брейн. — Здание, которое ты собираешься покупать, находится в довольно хорошем состоянии, ведь так?

— В чертовски хорошем состоянии, — ответил Мартин. — Лучшем, чем все дома на Чертовой Кухне, вместе взятые.

— А теперь подумай сам. Ты можешь щелкнуть пальцами, и эти строения исчезнут. Получится пустая территория, которая стоит гораздо дороже той же самой земли, но с постройками. На пустой земле ты можешь затеять какое угодно строительство жилья и сдавать его потом по самой дорогой цене. Никакого контроля за квартплатой и прочей фигни. У тебя в руках будут свободные земли, а остатки зданий уберут городские власти после того, как те сгорят. Понятно?

— Окажи мне услугу, объясни все это поподробнее, — ответил Бленкс. — Мне нужно кое-что понять до того, как я глубоко влезу в это дело. Терпеть не могу этого подонка Ножовски и сроду не подошел бы к нему ближе, чем на пятьдесят футов, если бы не деньги.

О’Брейн, который обожал читать лекции, особенно после нескольких глотков спиртного, вытащил бутылку «Буш Миллера» из ящика стола и налил двойную порцию в стакан Мартина Бленкса, а потом и свой наполнил до краев.

— Ну ладно, поехали. В начале семидесятых по известным причинам начали закрываться пожарные части в бедных районах города. Они это называли «укрупнением», но в результате теперь оказалось, что для того, чтобы приехать по тревоге, требовалось больше времени, и, естественно, имущественные потери увеличились. Потом случился финансовый кризис, и четыре тысячи пятьсот пожарных было уволено. В этот период, скажем, Южный Бронкс потерял более сотни тысяч квартир, а городским властям ничего не оставалось, как только снести их и убрать мусор. Если ты поедешь в такие районы, как Браунсвилль или Бронкс, то увидишь, что линия горизонта там выглядит, словно рот старика, — одни пустоты. В этом-то и состоит весь трюк. Последние шесть-семь лет происходит колоссальная спекуляция имуществом. Иногда участки переходят из рук в руки по два-три раза в год. То, что раньше стоило шестьдесят — семьдесят тысяч, уже продается за триста и будет еще дороже, а пустые участки и сейчас стоят больше, чем застроенные. Нужно добавить, Марти, что большинством этих участков владеют городские власти. Но это означает для них потери в сумме налогов, поэтому начало акционерной распродажи становится лишь вопросом времени. Появятся расторопные ребята, и Южный Бронкс переживет свой ренессанс.

— Я не понимаю, какое отношение это имеет ко мне, — заметил Бленкс. — На Холмах Джексона нет никаких сгоревших зданий и никаких пустующих территорий. Мы говорим о двухстах сорока квартирах, в которых живут люди.

Пол О’Брейн поднял свой стакан в знак почтения к Мартину Бленксу и допил оставшееся в нем ирландское виски. Его уши и горло на какое-то мгновение загорелись, потом алкоголь проник в кровь, и тут же, твердой рукой он снова наполнил оба стакана.

— Главное, что я хочу подчеркнуть, — это разницу между застроенной и незастроенной территориями. Незастроенный участок стоит дороже, чем тот, на котором живут. Обычное явление. Самое лучшее для тебя — купить участок с хорошим, но нежилым зданием. Это именно то, к чему надо стремиться.

Бленкс, прикладываясь к стакану, одновременно обдумывал только что услышанную информацию. Он не сомневался, что правильно вложил деньги, но тем не менее вопросы оставались.

— Ну, а что будут делать фараоны, если мы начнем запугивать жильцов? Нам же надо будет угрожать живым людям. Фараоны что, будут стоять рядом и молча взирать на происходящее?

Пол О’Брейн пожал плечами.

— Но ведь так уже было, и они ничего не предпринимали. Я представляю на судебных процессах владельцев домов Чертовой Кухни вот уже пятнадцать лет и видел многих из тех, кто оставался безнаказанным, незаконно выбрасывая жильцов на улицу. Сначала все смеялись над владельцами, которые сдавали внаем свои отели живущим на пособие по безработице. Ну, ты знаешь, это гостиницы для мужчин. Как думаешь, сколько денег можно получить с тех, кто существует на пособие? Обитатели этих отелей постоянно там не живут, не имеют никаких прав, и закон о квартирной плате не для них. Поэтому, когда двадцать лет назад начался строительный бум, владельцы домов стали нанимать всякую шваль, какую только могли найти, чтобы выселить этих жильцов. Происходили такие, например, случаи: в пять утра высаживали дверь квартиры и избивали до полусмерти какого-нибудь не до конца протрезвевшего алкоголика. Старики боялись выходить из своих комнат после того, как стемнеет, сдвигали мебель, чтобы бандиты не могли ворваться к ним. Пока журналисты поняли, что происходит, город потерял тридцать пять тысяч комнат. Только тогда пресса стала давить на политиков. В ответ городские власти запретили сносить отели для живущих на пособие. Ты знаешь новый отель Маклоу на Сорок четвертой улице? Знаешь, как он был построен?

— Понятия не имею, — ответил Бленкс.

— За четыре дня до того, как было принято решение о запрете на снос домов, в полночь подрядчик, работавший на Гарри Маклоу, снес четыре здания: два многоквартирных дома и два отеля. У него не было никакого разрешения на это. Там даже не отключили газ и электроэнергию. Естественно, в прессе поднялась шумиха, но было уже поздно: нельзя же эти здания поставить обратно! А против Гарри Маклоу даже не было выдвинуто судебного обвинения. Городские власти оштрафовали его на пару миллионов долларов, и мэр заставил ждать два года, прежде чем разрешил новое строительство. И вот отель Маклоу в сорок три этажа красуется на Сорок четвертой улице, могу поспорить, он стоит больше ста миллионов. Понятно?

Конечно, все сказанное произвело на Бленкса весьма сильное впечатление, но он постарался унять дрожь в голосе. О’Брейн сам из этих мест, и у него нет причин врать. К тому же он консультировал Бленкса бесплатно, а это тоже кое-что значило.

— Ты знаешь, у меня еще один вопрос, — сказал Бленкс. — Я все время читаю в газетах, что недвижимость в Нью-Йорке продать невозможно. Вот я и спрашиваю себя, зачем вкладывать большие деньги в бизнес, в котором нет движения.

О’Брейн, к большому удивлению Бленкса, громко рассмеялся.

— То, что происходит с недвижимостью, сейчас не имеет к твоему плану никакого отношения, — сказал он. — В Нью-Йорке спрос на аренду квартир на два процента превышает предложение. Поэтому, если кто-то хочет поселиться в приличном районе, где можно не бояться за свою жизнь, то квартиру ему приходится покупать. Подобная процедура иногда занимает целый год. Выселение этих кретинов из твоего дома займет по крайней мере два года. К тому же понадобится время на официальные формальности. Спады в экономике в этой стране никогда долго на продолжаются, иначе избиратели просто сойдут с ума.

Бленкс наконец-то улыбнулся. Кажется, единственный оставшийся вопрос в том, когда жители среднего класса с Холмов Джексона начнут сматываться оттуда, подобно той кучке алкоголиков из гостиниц.

Ужин прошел так, как он и предполагал. Единственной неожиданностью была чернокожая женщина Мари, которая подавала ему. Ножовски улыбался каждый раз, когда она появлялась в дверях, а затем заговорщически смотрел на Бленкса. Бленкс отвечал ему открытым взглядом. Он заметил следы игл на руках Мари, а также и то, что вместо обычного платья горничной на ней была черная дерюга. Мари ни разу не подняла глаз. Присмотревшись внимательнее, Мартин понял: она — дорогая проститутка, специализирующаяся на том, что в ее профессии называется «шоу для извращенцев». Значит, Ножовски — извращенец. Нельзя сказать, что это явилось для Бленкса открытием, но бизнес с подобными людьми всегда таил в себе долю опасности.

— Вы заинтересовались моей служанкой? — спросил Марек за кофе. — Останься на минутку, Мари.

Бленкс уже понял, что ему могут здесь предложить, и не хотел этого. Он знал, единственный способ изнасиловать проститутку — это не заплатить ей. Но теперь он видел, что существуют и другие способы.

— Вот, — сказал Марек трагическим тоном, кивнув в сторону Мари, — пример полного падения. Эта негритянская шлюха пристрастилась к наркотикам. Никакого чувства собственного достоинства, а в голове ни единой мысли, кроме одной: где бы словить кайф в очередной раз. Когда я ее трахаю, использую два презерватива и резиновые перчатки. Ну что, я не прав, Мари?

— Да, сэр, — покорно согласилась Мари. — Да, сэр, вы правы.

Она спокойно стояла, глядя в пол. Лицо не выражало никаких чувств. Бленкс еще раз внимательно посмотрел на ее руки. Следы игл были старые и зажившие. Сколько ей платил Ножовски? Четыре сотни, пять? Бленкс понял, что, используя эту женщину, Марек самоутверждался, и от этого Бленкса чуть не стошнило.

— Я не хочу, чтобы вы думали, будто у меня какие-то предрассудки против негров, — ухмыльнулся Марек. — Конечно, негры стоят в самом низу американской пирамиды. Но когда французские аристократы или римские сенаторы говорили о «толпе», именно белых людей они имели в виду. А мы, чтобы увидеть толпу, просто можем посмотреть по телевизору матч на первенство по футболу. Это всего лишь случайность, что в основном именно негры получают пособие по безработице и совершают в Америке большинство преступлений. Ну что, разве я не прав, Мари?

— Да, сэр, вы правы.

— Ты хорошая женщина, Мари, и одна из немногих, подобных тебе, заслуживаешь похвалы. Ну, а теперь иди в спальню и подожди меня там. Думаю, недолго. По крайней мере, — Ножовски подмигнул Бленксу, — не так долго, как ты обычно привыкла ждать.

Марек подождал, пока женщина не скрылась за дверями, а затем начал свой доклад.

— Есть новости хорошие и есть плохие, — сказал он спокойно. — Сейчас у нас пустует тридцать пять квартир. Это уже половина того количества, которое требуется. Однако те продавцы, которых ты поселил в квартире 4Б, смотались несколько дней назад. Их оттуда спугнули.

— Я уже знаю, — ответил Бленкс. — Видел одного из этих парней на следующий день. Он сказал, что это был полицейский, но удостоверения не показал. В любом случае выводы делать еще рано, может быть, такая история нам на руку.

— Объясни почему.

Теперь, когда Ножовски начал говорить о деле, в его голосе не осталось и следа дружелюбия. Финансовый доклад Марека намного превышал взнос Мартина Бленкса; к тому же следовало принять во внимание, как много труда потребуется, чтобы восстановить деньги в случае, если афера не удастся. Их целью были пустые квартиры, но за них никто не платит, и скоро партнеры будут работать себе в убыток.

— К счастью для нас, фараон оказался таким кретином, что даже не спросил, как они оказались в этой квартире. Он высыпал в раковину наркотики, раскрошил мебель, вмазал им пару раз, и все. Теперь я буду устраивать подобные сделки через подставных лиц, к тому же разных. Сейчас мне нужны еще семь пустых квартир. Я знаю, кого туда пристроить: у меня есть алкаши, наркоманы, сумасшедшие. Поэтому, кого хочешь, того и поселим на Холмах Джексона.

Ножовски в первый раз за весь разговор улыбнулся.

— Как все это быстро тебе удается.

— Что касается меня, то за сделку можешь не беспокоиться. Ты просил, чтобы обстановка была покруче. Пожалуйста. Устройством именно этого я и занимаюсь.

— В твои дела мне лезть незачем, — резко оборвал Ножовски, но потом смягчился: — Думаешь, эти люди там задержатся? А что, если полицейские захотят их выдворить?

— Вот тут-то собака и зарыта. Имя парня, который въедет вместе с ними, Крайсик, он занимается политикой и специалист в вопросах самовольного заселения квартир, уже имел с этим дело в Чертовой Кухне и восточной части города. Так парень этот так и подскочил, когда узнал о пустых квартирах в районе для людей среднего достатка. Теперь любому, кому захочется выкинуть жильцов, придется проделать это перед телевизионной камерой.

— Твой Крайсик и торговцев наркотиков с собой привезет?

— Нет. С ним въедут только две семьи. Но, поселившись в доме, он будет защищать всех и каждого. По крайней мере до тех пор, пока до него не допрет, что происходит. Но тогда это уже не будет иметь значения, потому что через две недели все они получат уведомление о выселении. А теперь расскажи мне о том, что ты делаешь.

— Один из моих юристов, Бил Хольтц, проверил вместе с Розенкратцем документы об аренде. Они выбрали еще двадцать жильцов, которые скорее всего смотаются, если им выслать уведомление о выселении. Они придирались даже к пустякам: задержанная квартплата, недобросовестное отношение к собственности, отказ впустить представителя администрации в квартиру, что, конечно, не может служить серьезными причинами для выселения. Но пока все это будет выясняться, мы не будем брать с них квартплату, а потом заявим, что они не оплатили свои счета. Большинство этих людей не могут как следует говорить по-английски. Они приехали из стран, где полиция имеет большую власть, там ей стоит шевельнуть лишь пальцем, и люди исчезают навсегда. Потому-то некоторые, подобные им, тут же смотаются.

— Мы уже начали терять деньги? — спросил Бленкс, меняя тему разговора.

— Пока нет, но уже в следующем месяце наши расходы начнут превышать доходы.

— А как с кредитом?

— Хольтц все устроил с компанией «Арканзас СИЛ». Они готовы продлить наш кредит, если только мы будем придерживаться сроков выплаты. В данный момент наша сторона их опережает, но я еще по-настоящему не занялся этим делом.

— Ну а что по поводу ассоциации жильцов?

Ножовски пожал плечами. Ему не правилось, когда его контролировали. С другой стороны, приверженность Бленкса сделке была более чем желательна.

— У них там работает какой-то патруль, однако они не смогли организовать всех жильцов дома, в основном благодаря Розенкрантцу. Этот парень может даже негритосу продать крем для загара.

— Хватит шуточек. Там внизу, в машине, меня ждут ребята. Наверное, им уже надоело, а я не хочу добираться на своих двоих. Случай со старым евреем Бенбаумом еще больше сплотит жильцов вокруг Сильвии Кауфман. Именно она занимается их организацией. Однако это не означает, что жильцы не начнут сами сматываться. Пакистанцы почти все уже выехали. Кое-кто из корейцев выезжает с семьей Пака. Да и многие другие при первой возможности уедут оттуда, но в доме слишком много латиносов, чтобы их можно было запугать. Возможно, они примут сторону Кауфман. И будут с ней заодно, только до тех пор, пока я не найду профессионального насильника, который отнимет одну из дочек. И вообще, у меня приготовлен маленький сюрпризик для этой ассоциации жильцов. — Бленкс встал и направился к шкафу, где висело его пальто. — На сегодня все, — заявил он. — Пока дела идут нормально. Не думаю, чтобы эти уроды продержались там больше пары месяцев.

Он накинул пальто и повернулся к своему партнеру.

— Кстати, в следующий раз, когда нам необходимо будет встретиться, может быть, ты подъедешь ко мне? Пробки здесь просто убийственные.