Я смотрел на Ваську, Егора с Андреем и представлял, что, наверное, такими и были комсомольцы двадцатых годов. Молодые, азартные, "с пламенем в груди". Мои бывшие ученики желали вылечить весь мир, построить фабрику по выпуску лекарств и так далее. Им не нужна была всемирная слава. Они еще не подозревают, что такое возможно. Не те цели и задачи.

Конечно, не последнюю роль сыграло мое воспитание и, так сказать, "наглядная агитация". А я всего лишь сводил близнецов в богадельню-больницу. Главного врача мой вопрос по поводу тифозных сильно удивил. Заверил, что таких, слава богу, у них нет. Но нашлись и другие больные с признаками лихорадки.

Давать разрешение на использование сомнительного препарата врач не хотел. Я предложил добровольцам лекарство бесплатно. Согласился один дед. Думаю, именно по той причине, что платить не нужно. Пребывание в больнице стоило шестьдесят шесть копеек в сутки и не всем беднякам по карману. Люди более обеспеченные могли себе позволить вызвать врача на дом. Но медикаментов в это время практически не было. Не считать же опиум лекарственным препаратом?

В одном из первых журналов "Наука и жизнь" я написал статью по поводу опиума и всех остальных наркотиков. Только "ученых мужей" статьи какого-то купца-выскочки не заинтересовали. Мало кто вообще читал журнал. Тираж не тот. Сергей закупил оборудование в Петербурге. Даже штат нанял. Казимирова-младшего поставил управляющим. Но книги еще не начали печатать. Только опробовали копировать "Науку и жизнь". Опять же все упиралось в сроки и цензуру. Даже пять тысяч экземпляров слишком мало для столицы, не говоря о стране в целом.

Переубеждать врачей этого времени долгое и неблагодарное дело. Проще самим внедрить или, еще лучше, не болеть. Зарян как-то рассказывал о медпомощи среди казаков. Для этого времени очень неплохо. Заряну когда-то давно удаляли пулю из ноги. Делать это начали на закате (так мух меньше). Дали выпить стакан водки, но могли сунуть и маковый отвар, просто не сезон был. Инструмент тщательно обработали. Вначале прокипятили в соленой воде. Затем над пламенем подержали. Тот, кто делал операцию, долго мыл руки, следом еще водкой сполоснул. Ногу обложили льдом, чтобы уменьшить чувствительность и кровообращение. Продезинфицированными крючками рану расширили, пулю выкатили, обработали отварами трав и, вложив конский волос, зашили, а ногу зафиксировали в лубках.

Для чего нужен был волос, я не понял. Вера Степановна потом просветила, что это своего рода дренаж раны. Сопровождали операцию молитвы и удары бубна, которые продолжались до утра, таким образом не давая пациенту уснуть. Медицинских показаний по поводу бубна с моей точки зрения не было. Скорее всего, это в большей степени традиция казаков.

В целом, могу сказать, что самолечение казаков выглядело лучше, чем помощь страдающим в больнице, которую мы посетили. Ходили мы с близнецами в холщовых масках, закрывающих рот и нос (позже я заставил их тщательно вымыть руки с мылом). Результаты у больного дедка стали заметны уже через полчаса. Температура упала. Врач милостиво согласился принять упаковку расфасованного порошка под названием "Аспирин". Хотя выражение его лица явно демонстрировало, как он этому всему не доверяет.

Я же в тот вечер толкал проникновенную речь перед близнецами.

— Представьте себе, сколько жизней спасет ваш аспирин! Это судьбы и жизни миллионов людей…

Прошелся по "больной теме" умерших родителей. Братьям повезло, что они остались с бабкой, когда отец и мать поехали торговать на ярмарку. Сыпной тиф свалил родителей по дороге обратно. Безусловно, аспирин не панацея, но он снижает температуру. Чем опасно повышение температуры тела, я подробно братьям рассказал.

Что-то фанатичное появилось во взгляде парней сразу после моих слов. Думаю, они начнут втюхивать аспирин, не дожидаясь документов из Петербурга. Сергей обещал прорекламировать то, что привезла с собой Вера Степановна. Но опять же на все нужно время в этом медлительном девятнадцатом веке.

Перебивать настрой близнецам своими сомнениями я не хотел. Одобрил их желание поехать к Вере Степановне на обучение. Сам же я решил проведать хутор. Васька пацан ответственный, но еще молодой. Мне стоило самому посмотреть как там и что.

Тут как раз охранники, сопровождавшие зерно в Петербург, вернулись. Вот с ними я и поехал на хутор. По пути завернули в Пашковскую. Пообщались душевно с Федором. Тот меня уже как родного привечал. Еще бы! Я столько семян станичникам надарил! И все это росло, зрело и радовало глаз.

Оставил атаману аспирин с инструкциями, довел информацию о том, что в Поволжье и на северо-востоке России грядет голод. И это не слухи, а реальный факт, поскольку засуха уже пришла. Атаман мне поверил сразу и безоговорочно.

— Фёдор, зерно перекупщикам не продавай. Цены возрастут к весне в два, а то в три раза, — посоветовал я напоследок.

Выехали на следующий день на рассвете. Я управлял бричкой, а охрана сопровождала меня верхом. Добрались быстро, часа за четыре. Еще издали я оценил посадки и будущий урожай. Только сами обитатели хутора выглядели не слишком счастливо.

— БЯда, Николай Иванович! — кинулся ко мне Архип, как только я сошел с брички. — Бяда!

Я не сразу въехал, что случилось. Оказалось, жена одного из крестьян, приехавших весной, начала "кликать".

— Упадет, глаза белесые закатит, а сама завывает, — перечислял Архип. — В церкву её возил, не помогло.

По всему получалось, что женщина больна эпилепсией или чем-то еще, раз вызывало такие приступы. А я не медик. Кроме аспирина, с собой ничего не привез.

Архип продолжал описывать события, а я стал успокаиваться. Выяснилось, что приступы "кликушества" у той бабы начались как раз, когда стало жарко и нужно было полоть, окучивать картошку и так далее. Мало того, наша Степанида (разродившаяся очередной дочкой) тоже стала "кликать", падать на землю и истерить, вещая какие-то события.

— Знаю эту болезнь, — успокоил я Архипа. — Сейчас пообедаем и начнем ее лечить. Только мне розги нужны. Пошли кого-нибудь из сыновей к реке нарезать с кустов.

Бабы к моему заявлению, что я умею лечить "кликушество", отнеслись с недоверием. Мол, чего он понимает в таком "тонком" деле? А мне Серега как-то рассказывал. На Кубани это не так распространено. Станичный атаман быстро "кликух" плетьми обработает. А дальше по России народ не такой сознательный. Они этим истеричкам еще и денежки кидают. Особенно, если "кликать" начинает возле церкви. Жалеют убогую. Примерно как паломников, инвалидов и прочих "погорельцев".

Своим сопровождающим я во время обеда тихо рассказал, что и как. Парни хмыкнули и сообщили, что с радостью помогут в "лечении". Сразу как откушали, Степаниду и ту вторую бабу схватили, подолы им задрали выше головы, да и завязали узлом. Муж бабенки, что кликала, попытался возмутиться, но я вовремя кивнул Архипу, чтобы его придержал. Баб в таком виде с голыми задницами возле брички поставили, зафиксировав тела. Тут мне уже и розги принесли.

— Будешь еще кликать и отлынивать от работы? — спрашивал я то одну, то другую дуру, наяривая по голым жопам и чувствуя себя БСДМщиком. Бабёнки верещали, что-то там кричали, но я остановился, лишь когда задницы стали по цвету как у макак.

— Вот и славно. Болезнь вся ушла. Взяли тяпки и марш на прополку огорода! — И, повернувшись к зрителям, я спросил: — Архип, ты понял, как лечить, если тут еще хоть одна упадет и "кликать" станет?

— Знамо дело, — ответил довольный Архип, оглаживая бороду.

Судя по лицам остальных, "публику я уважил". Типа "месье знает толк в развлечениях". Разобравшись с бабами, пошел принимать отчет у Архипа. Вопросов у меня не было. Архип, напуганный еще весной информацией про голод в России, на выращивание зерновых сил не жалел.

На обратном пути мои сопровождающие продолжали делиться друг с другом впечатлениями по поводу моих кардинальных методов лечения. Ржали всю дорогу как ненормальные. Я же размышлял, куда такую прорву баб деть. Сейчас женского пола на хуторе стараниями той же Степаниды в два раза больше, чем мужчин. Нужно к зиме их чем-то озадачить. Иначе Архип с ума сойдет с этим "бабским царством".

Появилась у меня мысль о ткачестве, но я сразу ее отмел. На хуторе ткать лен смысла не было. Проще эти земли пшеницей засеять, потом ее продать в городе и там же ткань купить. Но вот насчет выращивания конопли я задумался. Для одежды мои бабенки коноплю достаточно качественно не обработают, а на веревки вполне сойдет. Не на продажу, а на личные нужды. Или пусть те же мешки делают. Парочку ткацких станков могу им привезти.

Идея с коноплей мне понравилась. Сереге пока не скажу. Помню, как нас в первый раз ошеломило увиденное поле конопли. Посмеялись дружно над тем, что наши предки такие "непродвинутые", коноплю на веревки пускают. Хотя, если вспомнить, даже в конце семидесятых годов двадцатого века в станицах народ был такой же. В смысле, не было поголовной наркомании. Никто не огораживал посадки конопли забором и колючей проволокой. Чуть ли не у каждого жителя станицы в огороде росла конопля.

У моей бабушки точно была. Она ее использовала как средство от комаров. Вечером с соседками садилась на скамеечке семечки полузгать и веткой конопли отмахивалась от насекомых. Ладно конопля, у бабушки даже опиумный мак рос. Правда, сажала она его в дальнем углу огорода рядом с малиной. "А то хлопцы сорвут", — поясняла она, почему мак так далеко. То есть были и "продвинутые хлопцы" в станице. И если с маком в огороде было понятно, что он использовался для выпечки, то наличие конопли для меня так и осталось загадкой. Похоже, только от комаров. На веревки те растения точно не пускали.

А еще у бабушки вдоль забора росло несколько шелковиц. Тутовник по-научному. Во времена моего детства это были огромные деревья с раскидистой кроной. Артём принес на хутор пару саженцев, чтобы через несколько лет во дворе была тень. Грецкий орех тоже рядом с домом посадили. Это и тень от солнца, и орехи. Думаю, что и шелковицу хуторяне со временем распробуют. В этом времени это дерево на Кубани мало распространено. Бабушка рассказывала, что ее заставили шелковицу посадить. Колхозу, как это обычно происходило в советские времена, "спустили план" на шелк. И куда деваться, занимались шелком.

Климат на Кубани не совсем подходящий для шелкопряда. Чтобы не померзли шелковичные черви, топили печи, разложив ветки по полу хаты. Потом сдавали учетчику куколок шелкопряда. Дурь с выращиванием шёлка со временем прошла, а шелковицы остались расти. Кажется, такое дерево лет триста живет. Тоже из рассказов бабушки — после войны народ с работы домой приходил и, взяв кусок хлеба, на дерево карабкался. Это типа ужин такой. Плоды тутовника вкусные и полезные. Говорят, особенно для беременных женщин. Серега ухохатывался, когда Артем принес саженцы. Мол, как раз для нашей Степаниды.

Кстати, о дамах. На расфасовку аспирина нужно будет нанять парочку симпатичных девиц. А ещё мне служанка в дом требуется, лучше приходящая, и так, чтобы Машка не узнала. Стоит, наверное, Машуню проведать. Давно не был. Поинтересоваться, как дела, как запасы пряжи. Вера Степановна права, скоро поставки по железной дороге прекратятся. Загруженность будет такая, что простому купцу с его заказами на нитки и соваться бессмысленно.

Навестить Машку не получилось. В школе меня уже ждала Вера Степановна.

— Николай, здесь в бобине метр пленки, уже перфорированной. Еще метр проявленной, но по принципу диафильма. Ты линзы из Германии получил?

— Еще весной, — заверил я​, офигевая от такой скорости освоения новой области деятельности. Пощупал, осмотрел пленку, только что на зуб не попробовал. Толстовато она как-то выглядит. Но это же первая в мире кинопленка!

— Как вы успели это все сделать?! — продолжал я удивляться. — И главное, когда?!

— Что значит, когда? Мы решили еще до Нового года, что займёмся киноискусством. Хлопок я у твоего знакомого армянского купца приобрела. Лаборантов хватает. И близнецы немного помогали. Поставила их синтезировать триацетат целлюлозы. Вот формировать его в виде ленты, наносить желатиновый слой и эмульсии гораздо больше времени заняло. Это не только специальные формы, но и сушильное оборудование. Только в июне привезли заказ из Новороссийска.

— Вера, вы волшебница, фея! — продолжал я восхвалять женщину. Та зарделась, но сбить себя с толку не дала.

— Пора, наверное, уже начинать изготовление киноаппаратов, — сообщила Вера Степановна. — Пока суд да дело, привилегии будут оформлены. Я вот задумалась на тему, что нам не мешает наглядную агитацию подготовить после голода.

С этим я был согласен. В 1893 году выползут революционеры всех мастей и начнут обсирать царя. В том, что будет немало ошибок, я тоже согласен. Но и многое окажется сделано, о чем те активисты, естественно, умолчат. Из миллионов голодающих помощь получит примерно половина. Это и мало, и много. Умрут от голода более четырех сотен тысяч человек. Стоит осветить всё с долей критики и с намеками на то, как можно в будущем изменить ситуацию в лучшую сторону.

Пришло время наведаться к Афанасию Петровичу Чернову. Пусть киноаппарат и кинопроектор еще в чертежах, зато есть пленка и почти готовый патент на изобретение.

К господину Чернову я отправил посыльного с письмом, договорившись на ближайшую пятницу. Тащить все барахло самому было затруднительно. Я же не только пленку, но и рулоны с чертежами нёс. Отвлекать охранников или отрывать от дел Ваську не хотел. Взял с собой парочку учеников из группы "А" — Мишку и Пашку.

Парни были сыновьями строителей. Каждому по четырнадцать лет. Когда в прошлом году отцы отправили их в мою школу, мальчишки поверить не могли в такое счастье. Это вам не в подмастерьях на кирпичном заводе глину месить. Хотя физический труд на развитии парней неплохо сказался. А тут еще их целый год кормили хорошо… В общем, размер формы им еле-еле подходил тот, что я для близнецов заказывал.

Как и большинство учеников, эти двое уроки иностранных языков не любили. И когда узнали, что можно прогулять по уважительной причине немецкий, бежали чуть ли не впереди меня. Куда и зачем мы идём, Мишку и Пашку совсем не интересовало. Главное, подальше от грамматики немецкого языка.

Первые несколько минут беседы с господином Черновым прошли в атмосфере взаимного недопонимания. Он уверял меня, что его салон по фотографии в городе, а не дома. Я в свою очередь заверял, что фотографироваться "семейным портретом" не собираюсь.

Наконец мне позволили изложить дело. Вынув первый рулон из тубуса, я начал вещать. Красноречием меня боженька не обидел, а риторические способности я в течение года в школе практиковал. Примерно через час я осознал, что слушают меня, словно кролики удава, не только сам Чернов, Мишка и Пашка, но и все, кто был в доме фотографа на момент моего появления.

— Двадцать четыре кадра фотографии и возникнет иллюзия движения? — выдохнул под конец моей лекции Афанасий Петрович.

— Привилегии на изобретения оформлены, — заверил я.

— А я вам зачем? — задал господин Чернов резонный вопрос.

Пришлось пояснять. Нет у меня времени всем этим заниматься. Зато могу поддержать и спонсировать любого энтузиаста.

— Николай Иванович, вы просто не понимаете, от чего устраняетесь! — пытался пояснить мне перспективы развития киноиндустрии Чернов.

— Весьма рад, что вы заинтересовались, — ответил я. — Готов обсудить условия контракта и найма.

Какие контракты! Этот фанат своего дела готов был задаром работать.

— Чертежи и линзы на оборудование я вам предоставлю, — снова вернул я Чернова с небес на землю. — Понадобятся еще ассистенты, в смысле — помощники при переноске аппаратуры.

— Эти два молодых человека? — поинтересовался Афанасий Петрович.

Только теперь я оценил фанатичный блеск в глазах своих учеников.

— Да, именно эти два молодых оператора будут даны вам в помощь, — заверил я.

Всю обратную дорогу в школу мальчишки молчали, явно переваривая увиденное и услышанное. Все же в невероятно интересное время я живу и вершу историю мира. Эти два пацана не могут ещё до конца осознать, что им предстоит осуществить. Павел Логунов и Михаил Архипов, я уже знаю, ваши имена войдут в историю моей страны. И я приложу к этому все свои силы.