Лавина окольчуженных конных, бросив повозки и заводных лошадей, с дикими визгами и посвистом накатывалась на городок. Земля содрогалась от ударов тысяч копыт, грохот железа добавлялся в общую какофонию. Деревянная крепость на горе с расчищенными от деревьев склонами настороженно ждала незваных пришельцев. Ольгерд стоял на взгорке, приложив ко лбу одетую в железо ладонь.
– Наш будет город! – довольно бросил он подъехавшему воеводе.
– Может, не будем с налету? – осторожно ответил Едиман. – Можайск изготовился к осаде.
– С чего ты взял?
– Посмотри сам, князь! Посад пуст, ближние деревни тоже. Ворота закрыты. Даже бревна успели подвесить над заборолами. Со стен дым идет, смолу и воду кипятят. Повестили их еще вчера, князь, без сомнений.
Понимая, что опытный воевода прав, но не в силах расстаться с надеждой на скорый захват Можайска, Ольгерд с досады ударил кулаком по загривку коня. Также спрятанный под кольчатую защиту верный друг затанцевал на месте.
– Посмотрим, Едиман. Если отпор знатный будет, вели трубить отход. Навяжем лестниц, помечем стрелы с огнем и с разных направлений – по новой! Я хочу завтра ночевать в боярском доме. Захотят сдать город – будем милостивы. Я б желал, стойно отцу, мирно под себя русские уделы прибирать.
Между тем конные достигли двойных дубовых, забитых в промежутке землею, стен. Спрыгнув с седел, воины привычно метали длинные, заранее заготовленные веревки с «кошками» на концах. Иные споро строили людскую пирамиду, добираясь до верха стены по спинам друзей. Из-под костров [11] летели стрелы, лился кипяток, освобожденные от креплений бревна устремлялись вниз, давя и калеча людей. Еще ни один литвин не достиг верха, а на валу уже лежало более сотни тел. Завязался жаркий лучный бой, множество стрел летело с обеих сторон, заслоняя свет. Конные спешились и, прикрывая первую волну атакующих, старались выбить закрытых деревом русичей. Штурм явно захлебывался.
Низко и тягуче завыли трубы. Подчиняясь им, нападавшие отхлынули, таща или ведя за собою раненых. Ко всем сотникам были посланы гонцы с приказом готовиться к завтрашнему утреннему приступу.
Ночь прошла не зря. Десятки длинных лестниц лежали перед стенами, готовые принять на себя жаждущих отмщения воинов. Дощатые щиты, переносимые двумя-тремя ратниками, позволяли десятку лучников встать под самые стены и из-за надежного укрытия бить почти в упор любого, мешающего штурму. Под их прикрытием дюжие молодцы готовы были обрушить удары тяжелого длинного бревна на обшитые железными пластинами ворота. Сотни стрел с намотанной возле жал пропитанной жиром паклей по команде взмоют ввысь, перенесутся в город, вопьются в крыши и стены домов, превращая строения в громадные факелы. Нет, этого дня Можайску не было дано пережить!
Над воротной башней появилась группа людей. Они махали белым платом, надетым на острие копья, и что-то кричали. Воевода распорядился:
– Подъедьте, узнайте, что хотят!
Посыльный вскоре вернулся:
– Хотят говорить с князем!
Едиман довольно повернулся к Ольгерду:
– Ну вот, как ты и хотел, князь, без большой крови. Сейчас изъявят покорность и с поклоном растворят ворота. Мне одному поехать или?..
– Скажи, что говорить буду только с воеводой на равном расстоянии меж ними и нами. Без посторонних!
Вскоре одна половинка ворот заскрипела и приоткрылась. Выехали двое: дородный ратник в дорогой кольчуге с зерцалами и мужик в простой одежде. Увидев это, Ольгерд отрывисто бросил Едиману:
– Возьми троих – и со мной! Быть готовыми имать обоих, в лагере дотолкуем.
Две группы сблизились. Русич поклонился и вопросил:
– Я зрю перед собою Великого князя Литвы и Руси Ольгерда?
– Великий князь мой отец, Гедимин! Кто ты, невежа?
– Меня зовут Стахий, я воевода этого города. Прочти, князь, и ты все поймешь сам!
С этими словами воин протянул Ольгерду вскрытую грамоту с двумя печатями, болтающимися на тонких кожаных ремешках. Ту самую, что в ночной схватке Иван перенял у литвинов в разоренной Вязьме…
Князь принял, бросил испытующий взгляд на воеводу, его соседа, потом перевел глаза на печати. Явно взволнованный, рывком развернул пергамент. Не один раз перечитал, бледнея лицом. Нервно скомкал в кулаке.
– Откуда это у вас?
– Слуга Великого князя Владимирского Симеона Ивановича перенял у твоих ратных в Вязьме третьей ночью, – кивнул Стахий в сторону спутника.
– Лжете, собаки! Сами решили все подстроить?!
– Окстись, князь! Отколь мне печати твоего батюшки ведомы? Христом богом клянусь – подлинная это грамота!
– Как же тогда он попал в город раньше меня?
Иван слегка улыбнулся:
– Кони у посыльных добрые были… резвее ваших донесли…
Он не отвел взора от гневных очей литовского князя. Потом неспешно разжал кулак и протянул дорогой перстень, снятый с пальца убитого.
– Тот был высокий черноволосый боярин, князь. На левой скуле заметный старый сабельный шрам.
– Наримант?..
Ольгерд еще поизучал лицо Ивана и догадался:
– Так это вы успели округу предупредить? Как звать тебя, удалец?
– Иван, сын Федоров.
– Хорошие у Симеона слуги подобрались… Держи, оставь это себе на память!
Иван поймал брошенный обратно перстень и низко поклонился.
– Так что, воевода, сдаете город? Обещаю взять малый откуп и полон не имать!
Стахий отрицательно мотнул головой:
– О чем хотели – повестили тебя, княже. А город не сдам, у меня поболе тыщи народу на стенах собралось. Пусть мечи нас рассудят. Дозволь отъехать обратно?
Спутники Ольгерда ожидали команды на пленение русичей, но князь молчал. Потом медленно наклонил в знак согласия одетую в бронь голову и развернул коня.
В избе Едиман наконец спросил князя:
– Что там прописано?
– Отца не стало. Убит огневым боем немцами под Байербургом… осаду вел…
– От кого грамота?
– Кейстут повестил. Зовет назад, вокруг великокняжеского кресла возня началась. Брат предлагает мне его занять… Всею своей силою поможет.
Ольгерд произносил все это словно в забытьи. Видно было, что мыслями он уже далеко от московских земель.
– Как порешишь, княже? Что войскам повестить?
Князь очнулся:
– Осаду снимаем. Не нужно зря лить кровь, люди мне дома нужны будут! Посады разграбить и выжечь! Сутки правим тризну по отцу, затем быстро возвращаемся назад. Весь полон вырезать, чтоб не задерживал! Повестить всем: сяду великим князем – одарю каждого ратника! Проклятый город!..