Генуэзский порт-крепость Кафа представлял из себя прекрасно укрепленный город, расположенный на сбегающей к морю подошве горы. Мощные стены из серого камня пяти сажен в высоту опоясывали его по всему периметру. Прямоугольные и округлые башни защищали ворота и позволяли вести эффективный фланговый обстрел любого войска, штурмующего стены. Изогнутые колодцы на воротных башнях, идущие от самого верха до надвратной арки, были предназначены для сброса тяжелых каменных ядер на атакующих ворота воинов. Защитники крепости лишь подкатывали их к верхнему отверстию и толкали вниз. Набравший большую скорость камень, словно из гигантской пращи, вылетал из нижнего отверстия, уничтожая всё и всех на своем пути.

Свежей водою город был обеспечен, запасы продовольствия позволяли выдержать долгую осаду. Главным же союзником оборонявшихся было море, по которому бывалые мореходы всегда могли подбрасывать продовольствие и живую силу. Надежно осадить Кафу могло лишь государство, обладавшее сильным флотом и армией и способное осуществить долговременную полную блокаду как с суши, так и с воды. Татары же с водою на «ты» не были…

Население города не было постоянным и колебалось от 30 до 70 тысяч в зависимости от времени года и состояния мира или войны на прилегающих территориях. Сами генуэзцы являли собою лишь правящую верхушку города-полиса, количеством в 1 – 2 тысячи. В основном там жили греки, армяне, русские, татары, евреи. Но большинство было бесправным, во всем и всегда исполняя волю меньшинства. При известии о приближающемся татарском войске выбор был прост: либо немедленно уходи, либо будь готов идти на стены и защищать тот участок стены, что тебе укажет начальствующий генуэзец.

О факторе внезапности со стороны нукеров Джанибека не могло быть и речи. О грядущей войне было сказано венецианским и генуэзским послам, об этом кричали муэдзины, моля Аллаха о победе над неверными. Ради участия в этой войне производился широкий набор всех желающих в «русский тумен». Перспектива отбыть в нем пять лет, разжиться добром в войне против богатых генуэзцев и вернуться на исконную родину обеспечила неплохой набор. Жаль вот только, что добровольцы порою забывали простую вещь: наемник должен уметь не только грабить, но и хорошо владеть оружием…

Андрей прекрасно понимал, что за воинство встает под его знамена. Он, как мог, пытался обучить бывших ратаев и строителей, пастухов и погонщиков скота владеть саблей, метать стрелы и держать строй. Иван смог сделать из племянника неплохого сметливого воина, и Андрей на рати стоил иного десятка воев. Но здесь, в этой толчее, хаосе и неустройстве…

Он пытался было призвать на помощь брата. Попросить у него хоть на месяц-другой пару сотен опытных нукеров в качестве наставников, но у Кадана была своя служба и свои проблемы. Молодой темник лишь недоуменно пожал плечами:

– Зачем ты так хлопочешь, Андрей? Они ведь сами пришли под твой бунчук, никто их силой не тащил. Все время при штурме крепостей вперед гнали любую толпу, на которую враг будет тратить свои силы, стрелы, подставляясь сам под прицел опытных лучников. Великий хан прав: зачем терять настоящих багатуров, когда можно для этого использовать дураков. Те, кто выживут, научатся воевать сами. Вместо павших ты всегда сможешь найти других. В крайнем случае заставишь этих гнать перед собою пленных, пусть те льют первую кровь!..

Могул Буги не торопился с перемещением войск. Большой ордою двигались тумены, сопровождаемые табунами скота, многочисленными повозками, неторопливо ползли осадные машины. Лишь к июню 1345 года татары достигли Кафы. Дож Генуи Симонэ Бокканичро к этому времени успел переправить в черноморский город несколько тысяч опытных солдат и эскадру галер под командой капитана Марко Морозини.

Громадной шумной полуподковой раскинулся татарский лагерь. Во все стороны были разосланы мелкие отряды для добычи пропитания, отлова населения, не успевшего укрыться за каменной твердыней. С длинными жердями для изготовления лестниц возникла проблема, которую не слишком-то одаренный полководец решил просто: будем ломать ворота. Потому первый приступ был направлен против двух воротных башен и отрезка стены между ними.

Тяжелый таран с окованным железом концом медленно вполз в гору, влекомый десятком быков и толкаемый руками пленных. Генуэзцы молчали до поры до времени, лишь отдельные арбалетные стрелы чертили ясный утренний воздух, впиваясь то в тело, то в землю. В ответ летели сотни стрел, длинные ряды татар следовали за таранами, прицельным огнем сгоняя генуэзцев с открытых участков стен. Вот мощные деревянные повозки достигли ворот, вот под колеса подложены камни, чтобы избежать отката осадных орудий назад. Вот под ритмичные крики бревно зашевелилось и начало двигаться туда-сюда. Первый удар в железные створки ворот… и первое ядро пропело в широком канале свою песню, беря смертельный разгон. Каменная громада пала на людей, давя и разбрызгивая их, и устремилась под гору. Лучники шарахнулись в стороны, но в тесноте строя не все смогли уклониться от каменного шара. Дикое конское ржание, вопли раздавленных, округлившиеся от ужаса глаза. Брошенное бревно тем временем продолжало раскачиваться само по себе, и скрип ременной подвески явственно слышался за десятки метров в минутной тишине боя…

На вторых воротах каменное противодействие было еще более успешным. Ядро угодило в середину еще наезжающего тарана, повозка опрокинулась на бок. Два последующих превратили осадное орудие в кучу дров. Ликующие крики генуэзцев были слышны далеко вокруг.

Могул Буги наблюдал за началом приступа с пригорка. Нетерпеливым жестом подозвал к себе Андрея.

– Чего медлишь? Бери своих и на стены! Один хороший приступ, и я разрешу тебе грабить этот город первым.

Русич лишь одарил беглербека многозначительным взглядом, ничего не сказав в ответ. Пришпорил коня и подлетел к своим развернутым сотням.

– Оноприй, ты с полусотней – к тарану! Сдвиньтесь как можно ближе к воротам! Как только услышите шум ядра – к боковым стенам немедленно! Попробуйте ударить хотя бы раз-другой, пока они накатывают новый камень. Остальные из первой тысячи – взять лестницы и на стену! Бить из луков по всему, что движется! Если кому удастся соскочить за стену – держаться! Вперед!

Он видел страх в глазах этих людей. Он понимал прекрасно, что значит первый бой, причем не в чистом поле, а здесь, против каменной твердыни. Будь его воля, он бы вначале хоть мало-мальски подготовил их к самому простому: быстрому лазанию по лестнице, удерживанию ее снизу, когда со стены пытаются длинными баграми опрокинуть шевелящуюся многоножку назад, обрекая десяток на смерть или увечья. Но что он мог теперь?

– Стоять до конца! Помните татарское правило: побежит один из десятка – казнят весь десяток. Озлобьтесь, пусть ваша ярость заглушит страх в сердце! Вперед!

Тысяча глоток истошно завопила. Руки подхватили ветхие лестницы, ноги понесли вперед. Свободные руки рвали стрелы из тул и пускали их бессмысленно-густо. Вот пробрались через ров, к счастью, весьма и весьма запущенный, вот уже взделись ввысь деревянные концы, падая то на самый край стены, то чуть ниже. Прогнулись лестницы, приняв на себя первых смельчаков. Со стен в ответ также летели стрелы и копья, щедрыми порциями черпался и лился кипяток, черная булькающая смола. Ошпаренные и раненые ползали во рву, призывая на помощь, убитые серыми комочками устлали обагренную кровью землю. В рваном ритме бухал таран, вселяя надежду в сердца штурмующих. Вот сейчас ворота не выдержат, вот сейчас первые спрыгнут за стену, вот наконец этот ужас закончится, проклятые италийцы дрогнут и побегут…

Двенадцать лестниц вибрировали под напором отчаянно рвущихся на стену людей. Стрелкам уже казалось, что вот-вот верхние спрыгнут за зубцы стены. В этот момент из боковых амбразур обеих воротных башен деловито-важно прогрохотали несколько тюфяков, пыхнув белым дымом (что указывало на добротность используемого пороха) и щедро сыпанув дробом вдоль стен. Мелкие булыжники на своем пути крушили все: дерево, людей, щиты и кольчуги. Словно гигантская метла прошлась вдоль стены, сметая человеческую паутину. Стоявшие вдоль рва вспятили. Штурм явно захлебывался.

Андрей не выдержал. Пришпорив коня, он бросился вперед, личным примером увлекая колеблющихся на стены. Вот уже лестница! Небольшой круглый щит над головой, сабля в намертво стиснутых зубах, правая рука судорожно помогает ногам отсчитать два десятка перекладин. Несколько стрел ударило о металл, дымящаяся струя прочертила справа, лишь каплями ожигая щеку. Вот уже конец лестницы, два испуганно-злых лица за зубцом. Щит отражает удар короткого копья, все тело вытягивается в длинную напряженную нить, стремясь достать жалом сабли грудь ближайшего… Достало! Еще усилие – и он сможет спрыгнуть за заборола…

Он не видел, как из бойницы в средней части стены высунулся длинный шест с подобием железного ухвата на конце. Лестница поползла назад и встала. Опрокинуть ее совсем, видимо, не хватило длины толкача. Она стояла почти вертикально, и шестеро людей на ней были бессильны что-либо предпринять. Их расстреливали, совершенно беспомощных, и единственным спасением было вновь оказаться на земле. Нижние просто спрыгнули, верхние засеменили вниз. Удерживавшие лестницу внизу поневоле разбежались, и наскоро сделанное приспособление поехало вбок. Андрей ударился о чье-то мертвое тело, почувствовал резкую боль в плече и потерял возможность наблюдать за боем.

Он уже не видел, как распахнулись ворота, как из них высыпала густая толпа панцирных пехотинцев. Длинными алебардами они оттеснили русичей от тарана. Ремни разрублены, бревно покатилось в ров. Оноприй яростным рыком погнал всех, кто был под рукой, на генуэзцев, связав их сумасшедшей рубкой и не давая возможности вновь отступить за ворота. Одна створка оставалась приглашающе раскрытой, осажденные не хотели бросать своих в беде. Если бы у нападавших была еще хоть сотня поблизости, если б не участвовавшие в приступе дружным навалом поддержали теряющих силу русичей, татары смогли б ворваться за ворота, а там!.. Но не было рядом той столь нужной сотни, а ряды конных вдали не дрогнули, оставаясь безучастными зрителями! Приступ завершился ничем…

Это уже позже, узнав подробности последних минут боя, Андрей не выдержал и высказал беглербеку в присутствии других нойонов:

– Отчего никто из тысячи Кюлькан-хана не помог захватить ворота? Это ж было так просто сделать?!

Могул Буги замахнулся и ожег русича плетью.

– Молчи, щенок! Как смеешь ты, молодой, учить меня, опытного полководца?! Я прикажу сегодня же переломить тебе хребет!

– Если ты тронешь его пальцем, я уведу свой тумен назад и скажу великому хану, что его беглербек либо трус, либо продался гнусным генуэзцам! – смело перебил Кадан. – Я жалею, что был сегодня напротив других ворот и не смог помочь русичам. Кто знает, даст ли нам Аллах еще одну такую возможность захватить Кафу?!

Могул Буги злобно скрипнул зубами, но не посмел ничего возразить любимцу Джанибека. Чуть помедлив, приказал:

– Войску отдыхать три дня! Потом я сам покажу, как нужно брать города!

Он гордо развернулся и направился к тому месту, где слуги поставили ярко-желтый шатер. Вслед за ним к своим стоянкам отправились и остальные. Андрей здоровой рукой обнял брата:

– Спасибо! Я дурак, что не смог сдержаться.

– Пустое. Ты должен просить извинения не за это!

– А за что?

– За то, что я теперь должен буду пить лишь воду из ручья. Проклятый трус вполне способен подсыпать яда в мое вино.

Андрей улыбнулся:

– Ничего, будем пить вино и кумыс в моей веже. У меня есть верные ребята, которые не допустят к бурдюкам и бочонкам даже самого великого полководца.

Братья рассмеялись и расстались, договорившись вечером действительно испить хмельного.